"Интересно. Почему считается, что шатунами бывают только медведи? Ведь ежели меня сейчас разбудили - то и я шатун?" - подумал ежик Евлампий, проснувшийся явно раньше весны. Пошевелив отлежанными лапками он встряхнулся. Выход из теплой и уютной норы был завален каким-то порошком белого цвета, холодным и неприятным.
Евлампий задумчиво пососал лапу. - "Ну если я-таки шатун, то надо идти начинать пугать людей, рушить дома, разорять хлева..." - сладко размечтался еж. Эпические картины битв с местным мужским населением, благородная пощада женщин и детей настойчиво кружили перед ним, начиная занимать место ближайших жизненных приоритетов.
Помечтав так с полчасика он наконец заметил препятствие в виде толстого слоя снега... Опасливо пощупав его носом еж пришел к выводу о крайне неприятном состоянии всего того, что находилось за пределами милой его сердцу норы.
Почесав за ухом лапой Евлампий решил закусить перед дальней дорогой и направился в кладовую, где сжевал два десятка засушенных с лета опят.
"Ну что ж... если я теперь шатун, то можно, пожалуй отложить разорение деревень на весну, когда потеплеет... Уж тогда-то они узнают, кто такой я! Кто такие ежи шатуны!" - подумал он и снова, сладко потянувшись, разлегся на полу норы.
Потревоживший сон ежа тракторист Пафнутий, не зная пока о трагических последствиях своего неверного шага, который должен был привести к гибели родной Подсосенки, посасывая окурок "Примы", спешил с тоненько звякающей сумкой из сельпо через рощу к продолжавшим пировать друзьям."