то-то большой и усталый сказал: "Не видеть вам. Пуха. Никогда. Не быть белизне. Не хрустеть писчей бумаге под ногами." И остается просто серость, дымчатость, обжигабще спокойная, равномерная.
Плавными зигзагами движутся по улицам люди. Нет снега, значит не лето. Значит поддельное, размалеванное междувременье. Персиковой водой плеснули на серую рубашку неба - размыло неровными облизанными краями. Быстрей, быстрей и не глядя, не улыбаюсь. Человек человеку - сосед. Не больше.
Игра в крестословицу с реальностью - конструкций, вызывающих реакциЮ все меньше, реакций все больше.
Ангражированное бытие и словно бы никуда не надо торопиться, вот только забеги в магазин за кофе, ладно? У нас кончился.
Люди оставляют следы, плотно втаптывая десяток эмоций в дорожное покрытие. И след светится оранжевой горечью. Горечь по утрам смывают дворники большими волосатыми серыми тряпками.
И тут... прорвало! Пух. Смех. Искристый холод. Вырвался. Закутал город в белую пургу. Облетвшие тополя сыплют и сыплют, и город, прибавив скорости, засыпает на ходу.
Лето.