Рассказывать истории следует по порядку: от начала через середину к самому концу. Если делать все наоборот непременно запутаешься, а что может быть хуже? Ладно бы было смешно: был бы толк, удовольствие. А так... Если смех, то разве что злой, не смех - насмешка. Может быть даже, в этом случае появится злость. А это глупо. Что ж. Начнем с начала.
Тогда мир был еще слишком юн, чтобы кто-то начал считать время годами или даже веками. Кажется даже, еще Калиюга не начала проявлять свою полную силу. Была эпоха династии... впрочем, я уже и не помню, как она называлась, слишком уж много их сменилось с тех пор, я перестал считать и запоминать на 48-й, но приблизительно их было не меньше сотни. И почти ни одна последующая не отличалась существенно от предыдущей. Менялись девизы, одинаково безвкусные в своей напыщенности. Все и сейчас почти так же, как тогда.
Тогда.
Тогда Империя людей только-только отстроилась, скромные хижины срединной равнины у Великой Реки сменялись стройными просторными дворцами розового и бирюзового цветов. Тогда орды кочевников с запада еще осмеливались совершать набеги на расцветавшие весной сады пригородов, унося во вьючных мешках криво отлитую посуду из золота низкой пробы, а за плечами красивейших девственниц. Тогда, говорят, на впервые вымощенных дорогах страны появился первый бродячий поэт - Гурд со своим несуразным музыкальным инструментом, но о нем - много позднее. Тогда, в подвалах центрального императорского дворца установили 12 священных статуй: мир и войну, радость и горе, плодородие и неурожай, любовь и ненависть, щедрость и скупость, мудрость и глупость; придворный астролог запустил в главном зале колесо перемен. И тогда же в глубокой пещере могучий черный дракон поднял в своих лапах новорожденного так, чтобы его видела вся семья. Это было начало времен, и это был последний дракон в Мире, уже тогда последний, по крайней мере так казалось. Четыре пары глаз смотрели, не мигая, на небольшой кожаный комочек в лапах отца. Захолонуло ветром. Парочка братьев недовольно зашевелила носами - тянуло дымом с горящих южных полей. Мать осталась неподвижна. С невзрачного серого сталактита сорвалась капля мутной, с известью, воды и упала дракончику на хвост. Он заворочался и открыл левый глаз. Младенческий, прозрачно-голубой пока еще зрачок задумчиво уставился на крупный с выщербиной коготь. Дракончик чихнул и начал разворачиваться из тугого клубка крыльев и лап, стряхивая скорлупу, наконец встал и расправил крылья: раскрыл и даже взмахнул пару раз. И вот тогда все увидели, что последний дракон родился уродом: на левом крыле не хватало перепонки. Отец развернул крыло, поддев его когтем, и еще раз внимательно осмотрел. Нет, не показалось. Так и есть. Дракон вздохнул и посадил детеныша на пол. Тот сделал пару шагов, неуклюже взмахнул еще раз крыльями, но от пола пещеры, конечно же, не оторвался. Мать тяжело вздохнула и направилась к выходу, сыновья потянулись за ней. Отец нежно провел подушечкой пальца по позвоночнику драконыша, надел ему на шею старинный охранный амулет: коготь неведомо когда жившего пращура на толстой плетеной нити, слишком большой для маленького дракончика, оттягивавший шею. Он надолго задумался, будто собрался что-то сказать. Но нет. Так ни один звук драконьей речи и не прозвучал этим утром. Дракон вздохнул и медленным шагом вышел из пещеры, прищурился на восходящее солнце, хлопнул крыльями и взлетел. Дракончик остался в пещере один.
Началась Калиюга.
Если честно, я так и не научился толком летать - быстро устаю. Кто-то, наверно, сказал бы, что это ирония сансары, отплата за прошлые жизни. А, по-моему, все же просто Калиюга: все приходит в упадок. Вот и последний отпрыск черных драконов, величайших летунов Мира, не способен пролететь и десяток ли без передышки. Может быть, это было бы даже обидно, если бы я так давно к этому не привык. Да и не замечал это никто и никогда. Ну, кроме... Хотя об этом возже. А пока - обо всем по порядку. В начале было просто страшно. Разум у дракона просыпается сразу, а вот память молчит долго. Было много дней, а может всего пара. Может даже, и не было этих ночевок в пещере, когда каждым новым утром болью очищало мозг, и я не мог понять, кто я, откуда я здесь, и самое главное: где все? Сейчас я даже более склонен думать, что так все и было: просто чересчур большая картинка вдруг возникла в детском сознании. Вся сущность дракона - два зеркала, стоящих почти параллельно. Может быть я еще не умел, или не хотел ставить их немного под углом, и бесконечный коридор отражений стремительно завивался разорванным стеблем одуванчика. Прозрачные холодные капли, падая с потолка пещеры, разбивали свою идеальную форму, пролетая между парой зеркал. Микроскопические брызги разлетались, попадая в каленое, но пока еще мутное стекло. Похоже, понадобилась не одна вечность, прежде чем пара зеркал отвернулась друг от друга, а, может, свою роль сыграло давление света; не знаю, никогда не был силен в физике, хотя долго пытался ее изучать с Гурдом, но об этом позже...
Как бы то ни было, случилось утро; я выполз из пещеры и чихнул от ярких солнечных лучей. На нос мне села бабочка: большой оранжевый махаон. Изумрудный крохотный зрачок встретился с моим. Плато перед пещерой слегка заросло, так что разглядеть, что же находилось вокруг не представлялось возможным. Я попытался стряхнуть бабочку, но она, опередив мое движение, успела взлететь сама, чиркнула еще раз по носу крылышками и взлетела. Я фыркнул и направился к густым зарослям орешника. Они до сих пор растут у той пещеры. И до сих пор заметны на кончиках веток ожоги - с той стороны, которая ближе к пещере. Но об этом позже...
А тогда - за раздвинутыми ветвями я обнаружил крошечный пруд с плававшими в нем утками.
Вы когда-нибудь слышали о том, что драконы не умеют плавать? Они, может, и не умеют, но иногда об этом забывают. А я так просто не знал этого. Так что плюхнулся с разбега, подняв тучу брызг. Утки, как ни странно, не разлетелись, а лишь покосились дружно ленивыми желтыми глазами, так же дружно отвернулись, продолжая качаться на поднятых мною волнах. Впрочем, это я только сейчас понимаю, что это странно, что утки не разлетелись, не разбрызгались точечками грязи по стеклу неба. Тогда я еще ничего не знал об утках, причинно-следственная связь была нарушена. Но это все слова, куча объяснений и ни одного хорошего.
Да и только сейчас я вспоминаю и замечаю этих уток - тогда-то мне было не до того. Я захлебывался, молотя что есть сил по воде. Через минуту я понял, что трепыхаюсь и дергаюсь на мелководье, с опаской ощупал здоровенный булыжник на дне и отфыркался.
А плавать я научился. И неплохо. Но об этом позже.
Первые два года я, наверно, дальше этого пруда не уходил. Потом как-то совпало: я научился летать, и проснулось любопытство. Чуть к югу обнаружилось человеческое поселение.
Я впервые увидел людей. А они меня. Через неделю пещеру пришлось покинуть.
Люди пришли ранним утром. Может быть, мне повезло, что прошла целая неделя. За это мне стоит благодарить родителей: пещеру было сложно найти.
Они побоялись зайти в пещеру. Может, потому что не знали, что я совсем еще маленький: я так и не стал спускаться в деревню, полетал над крышами и вернулся обратно, как я тогда считал 'домой'. Хотя они бы испугались в любом случае. Есть же все эти легенды: огонь из пасти, острые, как лезвие, зубы и когти. Услышав их много позднее, я долго жалел, что все это неправда. Потом стало смешно, а теперь я даже рад. Ну в самом деле - много ли радости быть готовой машиной убийства? Хотя дело даже не в этом. Просто несоответствие чужим ожиданиям - одно из немногих доступных мне удовольствий. Верили или не верили в эти легенды люди из деревни, но в пещеру они не вошли. Развели костер у входа, вот и вся их тактика. В пещеру я больше не возвращался.
Оно и неплохо: в последующие три года я облетел почти всю Империю. Это было удивительно: везде были люди, их поселения. Людей было много, очень много, гораздо больше чем драконов. Дракон вообще был только один: я. Да и тот был не слишком заметен. Драконы вообще не столь крупны, как принято думать: поднявшись на задние лапы я буду ростом вполне со среднего представителя рода человеческого. Размах крыльев большой - это да. Впрочем, левое я толком и не могу расправить. Еще хвост, длиной даже больше, чем все тело. В принципе, даже с человеческих мерок я не столь ужасающ, как многие бы этого ожидали. С каких-нибудь экстремально-эстетических позиций драконы даже красивы: матово-черная чешуя, желтые медовые глаза 'с искрой', тонкие черды морды, совсем не напоминающие какую-нибудь ящерицу. И самое интересное: драконы теплокровны. Впрочем, не помню, чтобы это кого-то интересовало кроме Гурда. Впрочем, об этом позже.
В эпоху, кажется, шестой династии разразилась наконец первая крупная война с Внешним Врагом.
Люди уходили, люди наступали и жгли, жгли, жгли; жгли уходя, чтобы не досталось врагу, жгли приходя, потому что не было сил и времени удерживать занятые территории, и следовало хотя бы разорить, уничтожить, разрушить. Волна катилась с востока. Армии тяжелой конницы сталкивались и закручивались в спирали. Пламя полыхало и сжигало поля с урожаем, дома, дворцы, первые зарождавшиеся мануфактуры. Страна полыхала.
А я метался по стране, скрываясь, как от одной стороны, так и от другой. К первой военной зиме, когда больше всего в цене были скудные остатки запасов зерна, солонины и особенно вина, в котором топили отчаяние и та, и другая сторона. И наступление, и контрнаступление заявзло в густом снегу, дороги были перекрыты, войну отложили до весны, когда передвижение по дорогам вновь станет возможным. Редкие вылазки из города, контролируемого одной стороной, в город, в город, контролируемый другой, окончательно обескровливал страну. В один из вечеров я спал в придорожном овраге, предварительно наломав лап ельника и укрывшись ими, чтобы не было так заметно с дороги. Было довольно прохладно.
- Эй, дракон! - услышал я неожиданно сквозь сон, когда меня казалось бы уже перестал беспокоить холод.
Я сначала решил не отзываться, и тогда странник спустился за мной в овраг. Он похлопал меня по бокам, много болтал, шутил, развел костер. Его звали Гурд. Полностью седой, худощавый, безбородый он был вечен, был ровесником мира. Он знал множество историй, а придумал даже еще больше, смотрел честным взглядом мальчишки и ходил плавной походкой опытного убийцы. Таким он был. Мой первый и последний друг в этом мире.
Не стоит, наверно, считать его таким уж добряком. Скорее он был просто любопытен. Тем не менее, это тоже редкость среди людей.
Я, пожалуй, был рад. Впервые за долгое время удалось толком поговорить с человеком. Была долгая ночь, потом долгий день. Мы много беседовали и много путешествовали. Действительно много. Было не так много везей, о которых я мог рассказать: я облетал Империю, мало осматриваясь по сторонам. А вот Гурд, не обойдя и половины страны, всегда запоминал какие-то истории, сказки, а то и просто небылицы. Но ему всегда стоило доверять, он всегда знал, где в историях а заключена правда, а где - нет.
И вот однажды он рассказал мне о тебе, что на западе Империи люди видели еще одного дракона, белого дракона. Невозможно, невозможно, думал я, я ведь - последний дракон Калиюги. На следующий день я отправился на запад один. Искать.
Очень странное ощущение было от всего этого, я облетал неоднократно эти области и ни разу не видел даже следов.
Глаз замылился, я облетал области почти и не глядя по сторонам. Искать было нелегко. Но я нашел.
Ты была прекрасным драконом, младше меня, а родилась раньше. Я не мог понять этого, и это сводило меня с ума, не давало покоя. Это все было странно. Два дракона, каждый из них последний и единственный. Хотя бы какая-то видимость спокойствия была лишь при первой встрече. Я не знаю, может быть, ты даже ненавидела меня, может быть. Но с той встречи время понеслось рваными, неровными, быстрыми прыжками. Отовсюду, куда приходила ты, уходил я. Мы не способны были находиться рядом друг с другом, мы неспособны были засыпать рядом, а во время занятий любовью ты засовывала мне когти под чешую так глубоко, что шрамы не заживали годами, а зажив, все равно всегда ныли. Я и сейчас ощущаю их тяжесть. Твои крылья были совершеннее моих - я не мог ни догнать тебя, ни убежать от тебя. И ты точно так же не знала, ответ на вопрос, как так может быть. Мы знали лишь, куда идем - к концу. И Калиюга завершалась все скорее.
Дуальность оборвалась так же внезапно, как и началась. Однажды тебя не стало. Появился первый и последний Рыцарь. И конечно он убил дракона. Как и должен был. Я даже не уверен, сопротивлялась ли ты. Как бы то ни было, твоя голова украсила его копье, и он уехал странствовать дальше. Я нашел его, это было просто: он ведь не прятался ни от кого, ехал себе по дороге, благородный рыцарь.
В ту ночь был проливной дождь, впрочем, в этом не было ничего необычного - мир умирал, природа бушевала.
Я обогнал его на пару десятков ли и сел на дороге, сложив крылья, это был последний запас вечности в этом мире, когда я жда его, сидя на дороге. Наконец он заметил меня. Он достал меч из ножен и пустил коня быстрой рысью. Это было очень странно. У него был конь. У меня - только собственные лапы. У него - прочность железных доспехов. У меня - лишь скользкая от дождя чешуя. У него - без малого тонна массы с конем, доспехами и оружием. У меня - верткость и ловкость, приобретенная в странствиях. У него было оружие: острая холодная заточенная сталь. У меня - лишь короткие зубы и когти. Но он хотел выжить. А я не хотел мести, я не хотел жить, я не хотел жить, я хотел только одного: убить. Мне не нужны были его страдания. Я хотел, чтобы та часть, системы, которая напоминала мне о тебе и твоей смерти, тоже исчезла.
А он хотел жить. А я убивать. И я выиграл.
Ну вот и все. Это дурная сказка. О людях, о конце света. Хотя нет... Она не об этом: я не знаю о чем.
Я мог бы рассказать, как потом встретился с Гурдом, но зачем? Это ничего не добавит и не убавит. И так ясно: так все и было. Была Империя. Были люди. Был Внешний Враг. Был Рыцарь. Была Калиюга. И были мы. Мы были драконами...