Иафетов Евгений Романович : другие произведения.

Возрождение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Возрождение.
  
   1344 год. Франция, Авиньон, резиденция Папы Римского.
   Большая строительная телега, запряжённая послушным мерином, остановилась у крыльца, облицованного персиковым мрамором. Следом остановилась вторая телега, из которой выбрались пятеро бородатых грузчиков, подпоясанных широкими кожаными ремнями. Шестой был настолько пьян, что под тихие проклятья товарищей остался спать.
  - Через холл и в то помещение, - распорядился монах в бордовой бархатной сутане, - но если вы обобьёте хоть одну ступень, я не заплачу вам и заберу лошадей вместе с подводами.
   Грузчики робко перекрестились и принялись снимать с первой телеги огромную посудину, покрытую пыльным брезентом.
  - Святые угодники, это что - гроб? - усмехнулся другой монах, с аккуратной русой бородкой, подбритой на щеках и шее.
  - Придержите язык, мой друг. Их Святейшество заказал эту ванну в Марселе месяц назад.
  - Посмотрите, у них вздуваются жилы, как у быков на пашне!
  - Свинцовая, - нехотя ответил первый.
  - Что за вздор, Мишель? Вы опять изволите шутить?
  - Нисколько. Будьте любезны, эти скоты разломали дверной косяк...
  
  ***
  
   1307 год. Франция, Овернь, аббатство Ла-Шез-Дье престола Божьего.
  - Во имя Отца и Сына и Святого Духа приносит жертву сию раб Божий Пьер в знак вечного покаяния и смирения...
   Старый монах с иссушенным постами лицом аккуратно выбривал тонзуру на голове новообращённого.
  - И прорекает обет служения Господу нашему...
   Старик отложил бритву и раскрыл молитвенник в переплёте из грубой почерневшей кожи.
  - Любить ближнего как самого себя... - монотонно читал аббат.
  - Любить ближнего как самого себя... - повторял постригаемый юноша, стоя на коленях и сложив руки кулаком в ладонь.
  - Облегчать участь бедных... Утешать печальных...
   Юношу звали Пьер Роже де Бофор-Тюренн.
  - Умерщвлять плоть свою... Ненавидеть волю свою... Отвергаться самого себя...
   Пьер был потомственным дворянином, родился в 1291 году в замке Момон под Лиможем, но с десяти лет служил в монастыре бенедиктинцев.
  - Не предпочитать ничего любви Христовой... Разбивать о Христа все недобрые мысли... Помнить о судном дне...
   Будущий Папа Римский Климент VI.
  
   Ночное небо за окнами спальной залы становится серым. Приор вошёл в зал и, закрывая ладонью пламя свечи от сквозняков, зажёг факел на стене. Осенив спящих монахов крестным знамением, приор громко провозгласил наступление нового Божьего дня. Братия просыпается на дощатых лежанках. Монахи облачаются в серые хабиты поверх нижних рубах, надевают сандалии с деревянной подошвой, складывают холщёвые одеяла и по одному заходят в соседнюю комнату, где стоят вёдра для отправлений и бочка с водой для умывания. Приор терпеливо дожидается последнего, затем снимает факел со стены и выводит послушников в широкий гулкий коридор. Тёмные фигуры молча следуют цепью в монастырскую церковь на утреннюю службу.
   К окончанию литургии за окнами спальной залы небо стало голубым, но солнце ещё не взошло. У монахов есть несколько минут перед тем, как отправиться к аббату принимать наставления на день. Пожилые ложатся отдохнуть на полати, молодые негромко переговариваются.
  - Пьер, я видел во сне море, представляешь?
  - Нет, Андре, я уже не помню, как оно выглядит.
  - Наверно, это было галилейское море, как нам рассказывал святой отец. Да, там было солнце... Такое жгучее, белое солнце!
  - Ты видел море с берега?
  - Нет, вода была где-то внизу... Я словно был на борту корабля. Как странно... И там был песок, а не чёрные камни... Белый-белый песок... О, пресвятая Богородица!
  - Да, пожалуй, не стоит рассказывать этот сон настоятелю.
  - Нечистый искушает меня! Я прельщаюсь!
  - Андре, подумай, что ты говоришь. Ну, какой в этом грех? Выпей воды... Ну же...
   Приор входит в зал, и монахи следуют вслед за ним к аббату. Подходя по очереди к настоятелю, каждый рассказывает о делах прошедшего дня и получает наставления на день грядущий. Затем все отправляются в церковь на торжественную мессу, где к этому времени собирается вся община монастыря. В конце мессы совершалась евхаристия. Священнодействие проходило отлажено, но с подобающей древнему таинству почтительностью. Обходя принимающих причастие монахов и послушников, аббат подавал каждому частицы хлеба и вино в большой чаше. Прихожане вкушали Святые Дары, осеняя себя крестом.
  
   Солнце уже взошло, когда после мессы монахи и послушники пришли в трапезную на завтрак - молоко, лепёшки и мёд. Монаха по имени Андре не было среди братьев - после службы он остался беседовать с аббатом.
   После завтрака все монахи, кроме дворянских детей, переоделись в рабочие одежды и ушли в поле, коровник, на кухню или на уборку помещений. Когда Андре вернулся от настоятеля, они вместе с Пьером и послушником Жаком отправились в башню, где располагалось книгохранилище и скрипторий - мастерская по переписке церковных текстов. В отдельной келье при книгохранилище жил старый монах Иона, обучавший дворянских детей грамоте. Ученики ежедневно переписывали тексты священных книг, которые Иона затем проверял и рассылал в приходы по всей округе.
  - Жак, истинно говорю тебе, что не войдёшь в Царство Небесное! - с порога начал Иона отчитывать неряшливого, склонного к полноте послушника. - Сегодня ты опять переписываешь пятую главу от Матфея. К назиданиям моим глуха душа твоя! Сколь буду портить глаза, выискивая за тобой ошибки? Знаю, Господь посылает мне тебя в испытание и подвиг! Истинно небесную благодать обрету за долготерпение своё!
  - Отче, его отец и дед ложатся спать после каждой трапезы. Иначе у него путаются мысли, - не удержался Пьер.
  - Именем Господа! Уж не боговидец ли меж нами?! Тонкошеий провидец сердец и мыслей человеческих? Уж не вознамерился ли ты старца Иону наставлять на путь истинный! - старик трясся от гнева и щурил на Пьера близорукие глаза.
  - Прости, отче, грешен.
  - Истинно говорю вам, что любовь Божия, когда обладает человеком, то охлаждает и смиряет все желания в душе и теле его! Прелесть же бесовская, проникая в человека, лишь множит силы тела и вводит душу в грехи бессчётные!
  - Прости, отче, грешен.
  - Сотвори смиренную тишину в сердце, ибо подлинное прибежище только в ней! - старик устал и заговорил тише. - Отпускаю тебе, ибо не всем посылает Господь праведность. Твой текст списан без огрех, бери следующую главу, а потом проверишь всё, что нацарапает этот толстяк! Андре, ты тоже начинаешь следующую главу.
   Монахи Пьер, Андре и послушник Жак сели за работу.
  
   В полдень все монахи и миряне, работающие в монастыре, собираются на общую трапезу - овощной суп, хлеб, яблоки и стакан вина.
  - Ты всё утро стоял на молитве?
  - Да, и святой отец исповедал меня. Пьер, я не буду спать эту ночь, и нечистый не сможет снова меня искусить.
  - Андре, что с тобой?
  - Во время молитвы мой дух был так спокоен и лёгок, как ясный день.
  - Тебе ещё осталось перестать есть и пить.
  - Тогда у меня не будет сил для работы. Но святой отец разрешил мне ходить в старой тунике.
  - Андре, ты даже в лохмотьях сможешь переписывать Евангелие, но Христос одевался хорошо, если стража у креста бросала жребий и делила его одежды.
  - Пожалуй, но... Ах, Пьер! Как ничтожны слова, когда дух стремится возвыситься до Спасителя! Это так красиво!
  - Да, мой друг, словно тебя окружают ангелы.
   Приор заходит в обеденный зал и снова выводит монахов на работу.
  
   Когда солнце начинает клониться к закату, все монахи и послушники возвращаются на вечернюю службу в часовню. После службы - трапеза из овощей, сыра и хлеба с водой.
   Перед отходом ко сну дворянских детей неожиданно вызвали к аббату. Старый монах сидел за столом, заваленным бумагами и книгами.
  - Дети мои, вверяю вас в руки Господа нашего. Пьер, Андре - завтра утром вы отправляетесь в Париж. Занятия в университете начинаются через месяц. Примите эти рекомендательные письма и собирайтесь в дорогу. Не забывайте молитву и бойтесь греха. Жак, Святая Церковь не считает твоё пострижение угодным Господу. Завтра за тобой прибудет посыльный от отца. Ступайте с миром, дети мои, и да хранит вас Господь.
   Трое послушников подходят к аббату за благословением, и выходят из залы.
  - Отец так хотел пристроить меня в духовники, а под конец пожалел денег. Проклятье, теперь вместо Парижа придётся возвращаться в деревню!
  - Жак, я каждый день молюсь за спасение твоей души, но ты губишь её снова и снова!
  - Андре, у меня болит от тебя башка. Пьер, что мне делать? Просить отца бесполезно, он начнёт визжать как недорезанная свинья.
  - Скажи, что иначе наймёшься конюхом, как он в молодые годы. Думаю, барон побьет тебя, но заплатит монастырю.
  - Пьер, ты голова! Клянусь Богом, ты соображаешь! Ха-ха! Отец столько отвалил за титул, даже взял в рост у Исаака Лионского...
  - До Парижа 200 миль, и мы будем идти три недели, - перебил его Пьер. - Ты догонишь нас в пути. Мы пойдём на Невер.
  
   Ранним утром Андре и Пьер шли по деревенской дороге. Некоторые из встречных бросались наземь, чтобы дотронуться до краёв монашеских сутан или поцеловать пыльную выцветшую ткань. Андре каждый раз смущался и отстранялся от верующих, но это только усиливало их порывы. Потом он начал прикасаться к их одеждам в ответ, но это стало вызывать раздражение и ругань.
  - Пьер, мы вводим этих несчастных в грех! Прости нас, Отче...
   Пьер тоже был озадачен и пытался выяснить у крестьян, чем вызвано такое поведение, но те только крестились, улыбались и шли дальше своей дорогой. Внезапно он всё понял и неожиданно для самого себя развеселился.
  - Андре, они принимают нас за пилигримов! Они целуют пыль, которую мы якобы принесли на своих одеждах из Святой Земли. Почему же аббат не рассказывал нам об этом?
  - Пьер, ты прав. Как сильна вера в этих людях!
  - По-моему, это больше походит на суеверие, хотя...
   Вскоре стало ясно, что оба монаха не могут привыкнуть к такому проявлению веры, и они решили по возможности избегать людных дорог.
  
   На третий день монахи пришли в Клермон. С детства не видевшие городской толпы, первое время они просто ходили по городу, разглядывая стражников, ремесленников, торговцев и незамысловатую архитектуру провинциального города.
   На рынке выступали странствующие жонглёры. Два пожилых толстяка играли на лютнях и пели, а худой гибкий парень без обоих ушей и совсем юная девушка с широкими бёдрами сопровождали пение шутливыми сценками.
  - Подайте странствующим артистам, ради Иисуса Христа! - время от времени кричал один из музыкантов.
   Песни были забавного, но двусмысленного содержания, и Пьер отвернулся, собираясь идти дальше. Андре слушал с улыбкой, не замечая скрытой скабрёзности.
  - Как это мило, Пьер! Наверное, нам пора подкрепиться... Меня почему-то тошнит.
  - Да, Андре, давай уйдём отсюда.
   К юношам подошёл седой монах с толстой книгой в руках и стал строго расспрашивать, из какого они монастыря и с какой целью прибыли в город, после чего повёл на постой в храм.
  - Этих нечестивцев и богохульников следовало забросать грязью, а не слушать, раззявив рты, - хмурился клирик, глядя на бродячих артистов.
   На центральной площади города стояла виселица, на которой неподвижно висели три покойника - старуха, молодая женщина и мужчина. Рядом стояла виселица поменьше, на которой болтались чёрная кошка, летучая мышь и змея.
  - Господи, что это?! - Андре в ужасе перекрестился. Пьер смотрел на виселицы с не скрываемым отвращением.
  - Во славу Господа! - громко, чтобы слышали все окружающие, произнёс седой клирик. - Слуги Его не попустят ведовству на христианской земле!
   Прохожие почтительно расступались перед суровым монахом и торопливо крестились.
  - Колдунья, падший дракон в личине ангела и распутный демон были отпущены Святой Церковью, которая бессильна спасти их души на небе, равно как и их тела на земле!
  - А зачем здесь животные? - Андре с перекошенным лицом смотрел, как на трупах роятся мухи.
  - Сии твари есть дьявольские создания. Вы ещё молоды и потому не знаете того, что должны знать, - с расстановкой назидал клирик. - Помимо демонов в людском обличие у сатаны много приспешников-оборотней, что днём и ночью ищут погубить души христиан!
   Андре прижал ладонь ко рту, отшатнулся в сторону и его вырвало.
   Монахи пришли в церковь Нотр-Дам-дю-Порт к началу вечерней службы. Седой монах служил ночным сторожем при храме и поселил юношей в своей коморке.
  
   Пьер и Андре третий день шли вдоль берега Луары.
  - Братья-монахи! Не торопитесь! - раздался весёлый голос откуда-то сверху, и молодой парень спрыгнул перед ними с дерева. Буйная копна смоляных волос, белая шёлковая рубаха в тёмных пятнах пота, жёлтые кожаные штаны и грязные красные сапоги - улыбаясь, парень подошёл пружинистой походкой, поворачиваясь в стороны при каждом шаге. Его ноги сгибались сами собой, отрываясь от земли, и оттого он распрямлял их, выбрасывая в стороны при ходьбе.
  - Угостите вином, братья!
  - У нас нет вина, брат. Есть только сыр и хлеб, - Андре снял с плеча свой мешок.
  - А если поискать? - парень обошёл монахов со спины. Тут из кустов вышел второй разбойник, пожилой, толстый, голый по пояс и с топором в руках. Он имел заспанный вид, лицо было помято, а дыхание источало запах перегара.
  - Смотри, Пузырь! К нам залетели два ангелочка. Ну-ка, поделитесь с грешниками, чем Бог послал, - веселился молодой.
  - У нас... - снова начал Андре, но Пьер взял его за руку и снял с плеча свой мешок.
  - Берите, лихие люди.
   Разбойники бросились копаться в вещах монахов.
  - Ничего, ничего, монахи! Грешен человек... Всем жить надо, а то - здесь плати, там плати... Совсем негде укрыться христианам... - пожимал плечами молодой.
   Второй разбойник не проронил ни слова, а сразу набил рот сыром, удовлетворенно заурчал, и жевал так, что двигались уши.
  - Нет тут ни черта! - неожиданно разозлился первый. - Святоши чёртовы! Бумажки какие-то... Ре-ко-мен-да-те... Дьявол! Грамотные, да? Ах вы, сучьи дети!
   Разбойник разорвал рекомендательные письма и с размаху ударил Пьера кулаком в ухо. Монах рухнул на землю. Андре стоял на месте как очарованный и даже не моргал. Пожилой разбойник что-то проворчал и полез обратно в кусты.
  - Что, учёные, да? Я с тобой говорю! - продолжал распаляться молодой. - Думаешь, что умнее меня?
   Он свалил Андре на землю и бил его ногами, но скоро выдохся и тоже убрался в кусты.
   Когда Андре пришёл в себя, Пьер помог ему умыться в реке.
  
   На другой день монахи подходили к стенам города Невер. Андре с трудом передвигал ноги, его грудь болела при каждом вздохе. К воротам подъезжала группа всадников, одетых пёстро, ярко и вульгарно. Они весело кричали и ругались, все были при оружии и на ходу пили из фляг. Впереди на большом белом коне ехал широкоплечий усач в красной, распахнутой на груди рубахе, с опухшим багровым лицом. На голове всадника была высокая шляпа, украшенная лентами, перьями и мехом, из-под полей которой выбивались длинные пряди волос.
   Один из всадников остановил коня и крикнул:
  - Пьер? Вот они, мои любезные! - Жак улыбался. - Я уже не надеялся вас найти. Где вы шлялись?
   Пьер не успел ответить, как подскочили ещё несколько.
  - Жак, чего тут? Дружки твои? Сеньор Борис!
   Усатый подъехал, растолкав остальных конём.
  - Чего тут? Кто такие? - он смотрел хмуро и важно.
  - Монахи святого Бенедикта, да хранит вас Господь, сеньор, - ответил Пьер.
  - Перед тобой барон де Бри, сопляк, - протянул усатый. На всех пальцах его блестели перстни, а на груди висела широкая золотая цепь с огромным крестом.
  - Извините, сеньор, мы не хотели вас задеть.
  - Что? Меня задеть? - барон бросил косой взгляд на слуг, не смеётся ли кто. - Маловат ты жеребчик, чтобы меня задеть. Дайте-ка монахам бордо, ребята, пусть выпьют за моё здоровье.
   Двое небритых парней, добродушно скалясь, стали совать Пьеру и Андре бутылку с вином.
  - Сеньор де Бри, сегодня среда и... - начал было Пьер.
  - Называй меня "сеньор Борис"! Много народу живёт в Бри, но барон один!
  - Достопочтенный сеньор Борис, мы монахи, и не можем нарушать свой чин, употребляя вино в постный день, - терпеливо и почтительно говорил Пьер.
  - Бог простит, монахи! Это лучшее христианское вино - два флорина за бутылку! Пейте за здоровье дворянина! - кричал барон весело, но с угрозой в глазах.
  - Отец, один из них - сын виконта де Бофор-Тюренна, а другой - графа де Синь-Блана, - негромко предостерёг Жак.
   Усатый уставился немигающим взглядом на худых юношей, одетых в пыльные монашеские балахоны.
  - Что! Этот дохлый щенок - граф?! Чёрт меня подери! А ну, угостите его светлость!- закричал барон, брызгая слюной.
   Несколько всадников спешились, бросились к монахам и скрутили им руки. Затем один разжал ножом зубы Андре и засунул ему в рот горлышко бутылки. Монах сразу поперхнулся, замычал, и его с хохотом бросили на землю. Пьер не сопротивлялся, и в него залили всё вино, остававшееся в бутылке.
   Барон наблюдал сцену, плотно сжав губы и сощурив глаза.
  - За мной, олухи! - крикнул он челяди, и вся толпа поскакала в сторону городских ворот. Жак бросил грустный взгляд на монахов и умчался вслед за отцом.
   Андре стоял на четвереньках и вместе с кровью выплёвывал осколки зубов. Пьер сидел рядом, медленно вытирая ладонью подбородок.
  
   Монахи не стали заходить в Невер. В соседней деревне Фуршамбо они обратились в храм, где им дали приют в столярной мастерской.
   На следующий день Пьер проснулся с большим трудом, ощущая озноб и головную боль. Скоро должна была начаться утренняя служба. Андре лежал на спине с открытыми глазами.
  - Андре, вставай, скоро месса. Надо идти. Вставай, друг мой.
  - Пьер, я не смогу. Всё болит. Мне не выстоять мессу.
   Пьер не поверил своим ушам.
  - Андре, посмотри на меня, пожалуйста... - он не находил слов. - Посмотри, какое теплое утро... Ты обещаешь мне, что будешь терпеть? Обещай мне!
  - Пьер, я обещаю тебе, что буду терпеть. Не беспокойся, пожалуйста.
  - Я сразу вернусь после мессы и приведу лекаря, хорошо?
  - Хорошо. Иди, Пьер.
   Пьер стоял в храме и бездумно повторял псалмы, заученные с детства. Неожиданно он начал молиться так горячо и искренне, как не молился никогда в жизни, но резкая боль в голове выбила все чувства, и он опять механически читал вслед за настоятелем. В ушах был звон, в храме - гул. Вдруг что-то защекотало щеку. Он дотронулся рукой и увидел на пальцах кровь. Снова начало кровоточить ухо, в которое его ударил разбойник. Пьер почувствовал страх, словно с ним происходит что-то скрытое, о чём он никогда раньше не слышал и даже не догадывался. Он обхватил голову руками и выбежал из храма. Прихожане в ужасе крестились, а настоятель прервал службу и оторопело смотрел вслед безумному монаху.
   Пьер ворвался в мастерскую и сразу увидел друга, висящего в петле, привязанной к верхней полке стеллажа с досками.
  
   Через неделю Пьер шёл по дороге на Жьен. Большая часть его пути была ещё впереди.
  
   В конце августа монах подошёл к первым предместьям Парижа. В дороге он почти не спал, а ел только, когда понимал, что не может больше передвигать ноги. Во сне его мучили кошмары, а ощущение малейшей тяжести в желудке вызывало рвоту. Он уже не был уверен, что хочет идти в Париж, учиться в университете, о чём-то переживать, стараться... Мысли о тихой монастырской жизни неотступно приходили на ум.
   До столицы оставалось несколько миль, и если поторопиться, то он достигнет городских стен до захода солнца. Пьер сел на телегу, стоящую у обочины. Он словно впал в забытье, и не сразу заметил, как люди вокруг останавливаются и вытягивают шеи, чтобы разглядеть что-то за его спиной. Пьер обернулся и увидел, как по дороге двойным строем быстро двигается отряд всадников. Их было около десятка, и на всех - чешуйчатые доспехи с наколенниками, налокотниками, наплечниками и сотнями других невообразимых деталей! Огромные боевые кони покрыты красно-белыми попонами, а к стременам и сёдлам передней пары прикреплены древки копий со штандартами золотого цвета, раздвоенными словно жала змеи, изображения на которых Пьер не успел рассмотреть, потому, что его взгляд упал на фигуру всадника в середине колонны. Длинный алый плащ с чёрным орлом поверх узкого отливающего серебром панциря, наискось рассечённого золотой лентой, вспыхивающей на солнце и ослепляющей своим блеском! Правая рука на мече, в левой перед грудью - узда, корпус слегка откинут назад, локти прижаты к бокам, а коротко стриженная русая голова неподвижна, словно высечена из камня. Казалось, что этот человек не делает ни одного лишнего движения. Пьер разглядел точёное лицо рыцаря, выбритое и тёмное от загара. При нём не было ничего, кроме меча, зато всадники эскорта были обвешаны оружием.
   Отряд проносился мимо Пьера, земля содрогалась под копытами, и эта дрожь пронизывала насквозь, усиливая удары сердца! И пока восхитительные молнии сверкали перед глазами потрясённого юноши, он чувствовал, как его наполняет радость, словно солнце озаряет вышедшего из тёмного склепа.
   Всадники исчезли, как сказочное видение, и к вечеру того дня Пьер вошёл в городские ворота Парижа.
  
   На лугах перед стенами паслись козы и овцы, которых на ночь загоняли в город, и Пьер долго стоял, пропуская стада в ворота и слушая хриплые голоса пастухов.
   Расположенные внутри стен окраины двухсоттысячного города представляли собой обыкновенные деревенские застройки, где размещались скотобойни, кожевенные и красильные мастерские, кузницы, мясные и рыбные лавки. Почти за каждой изгородью был огород, а около домов стояли стога сена, телеги и бочки. В зловонных сточных канавах копошились куры, а в прозрачных лужах около колодцев купались воробьи. По узким кривым улицам в обоих направлениях двигались повозки, запряжённые лошадьми или ослами. На каждом углу были таверны и постоялые дворы.
   Ближе к центру помимо скромных двухэтажных домов из глины и дерева, всё чаще стали появляться высокие здания из камня. Названия улиц нигде не указывались, а на фасадах домов были только вывески, изображавшие род занятий их владельцев - парикмахеров, ткачей, портных, рыбных торговца, мясников, пекарей и бакалейщиков. Встречные мужчины в основном были одеты в двойные накидки тёмных цветов с капюшонами, а женщины - в суконные юбки и шерстяные платки на плечах. Почти вся одежда была не по разу чинена и перешита.
   Пьер расспрашивал прохожих, но не многие знали, где находится университет, и потому он просто шёл в сторону центра города.
   В 1186 году Филипп II издал указ об очистке и реконструкции Парижа, который с далёких времён владычества римлян покрылся толстым слоем грязи. Городские власти выложили брусчаткой главные улицы, площади и берега Сены, а горожан обязали самостоятельно мостить площадки перед своими домами, убирать и чинить их. С тех пор королевские смотрители дорог штрафовали парижан за скопившийся на улице мусор, который те старались вывозить на свалки за город. Блюстители порядка также штрафовали хозяев, чей скот бродил по улицам, или изымали животных в пользу богаделен. Время от времени опасность представляли стаи бродячих собак, но в целом Париж Филиппа IV в 1307 году являлся передовой европейской столицей.
   На улицах уже зажигали масляные фонари, и начинала дежурить ночная стража, когда обессиленный Пьер достиг холма Сент-Женевьев и вошёл в двери Сорбонны - крупнейшей богословской школы Европы своего времени.
  
   Парижский университет располагался на левом берегу Сены и состоял из четырёх факультетов: богословского, юридического, медицинского и артистического - самого многочисленного и базового для поступления на один из трёх высших. Через неделю Пьеру и трём сотням других схоларов предстояло начать обучение.
   Пьер проснулся, когда солнце уже освещало скромную комнату, выделенную ему в пансионе. На полу были разбросаны высушенные ветки полыни и мяты, предназначенные для борьбы с блохами, молью и мышами. На столе стоял таз, кувшин с водой и подсвечник на две свечи. Из окна доносились крики петухов с окраин города и трели певчих птиц из окон богатых домов центра, заглушаемые повсеместным собачим лаем, лошадиным ржанием и людским гомоном.
   По набережной изредка проезжали крытые экипажи с навесными козырьками над сиденьями кучеров. Обычные кареты были оббиты кожей, а позолоченные экипажи аристократов украшены родовыми регалиями и запряжены не одной, а двумя парами лошадей. С высоты третьего этажа Пьер видел величественный замок, а от прекрасного трехъярусного собора с колоннами на фасаде следовало торжественное шествие с духовенством во главе. От середины реки причаливали две большие лодки со священниками в торжественных облачениях.
   Пьер смотрел на огромный город и думал об Андре.
  - У принца Людовика родилась дочь! Доброе утро, мессир!
   Под окном в потоке посыльных, схоларов и торговцев книгами Пьер увидел двух молодых людей. На них были короткие плащи, сколотые на груди пряжкой и подбитые беличьим мехом - на одном бордовый, на другом - чёрно-золотой. Под плащами - белые льняные рубахи на шнуровке. На ногах незнакомцев были плотные шёлковые чулки - чёрные у одного и серые у другого, а также мягкие открытые туфли с острыми концами. На руках - бархатные чёрные перчатки, расширенные к предплечью, а на головах - высокие фетровые шляпы с золотыми брошами. Франты были опоясаны узкими мечами и смотрели на Пьера внимательно, но приветливо.
  - Доброе утро, сеньоры! У принца Людовика, вы сказали?
  - Совершенно верно, у младшего брата Его Величества. Вы прибыли вчера, мессир? - всё с той же учтивостью спросил один из незнакомцев.
  - Да, я прибыл к вам вчера вечером. Сеньоры, прошу вас не титуловать меня - я простой монах.
  - Просим нас извинить, вашу тонзуру снизу не видно. Мы обязательно учтём, что сейчас вы простой монах. Очевидно, вы ещё не завтракали? Присоединяйтесь к нам, юноша!
  
   Молодые люди оказались студентами юридического или, как его называли в то время "канонического" факультета, уже имевшими учёные степени. Оба были потомственными дворянами, первого звали Раймонд, и он выглядел немного постарше, а второго - Гийом.
  - Если вы не возражаете, мы пройдёмся по городу перед завтраком, - предложил Раймонд.
  - Предлагаю отправиться на правый берег, - добавил Гийом.
   Студенты шли по набережной Сены.
  - Так вот, Пьер, вчера принцесса Маргарита благополучно разрешилась дочерью, - весело говорил Раймонд.
  - А предыдущее праздничное шествие состоялось по случаю присоединения Лиона, когда король, слава Создателю, забрал город из-под власти архиепископа, - добавил Гийом.
  - Да, Пьер, больше ста лет пастыри Христовы ведали судами, тюрьмами, чеканкой монет, сбором налогов и снаряжением войска, - сказал Раймонд.
  
   На набережной у Большого моста вращались мукомольные водяные мельницы, а ниже по течению располагались мастерские красильщиков тканей. Под стенами замка Шатле, который Пьер видел из окна, размещались скотобойни, и на соседних улицах Гранд-Бушри и Тюэри шла торговля мясом. Большой мост был облеплен лавками и мастерскими ремесленников, пройдя сквозь тесные ряды которых, студенты перешли мост. Огромный дворец возвышался перед ними.
  - Королевская резиденция, - сказал Раймонд. - Его Величество сейчас в отъезде. Обратите внимание, это часовня Сент-Шапель.
   Пьер во все глаза смотрел на устремлённый ввысь, словно пламя огня, собор с неописуемыми витражами в стрельчатых арках.
  - Людовик Святой построил её для хранения Тернового Венца Господня. Он выкупил его у венецианских купцов, которым его заложил Балдуин Константинопольский, - сказал Гийом.
  - А позже Людовик добавил туда части Креста и Копья Господних, - с улыбкой добавил Раймонд.
   Но Пьер их не слышал. Задрав голову, он смотрел на церковный фасад. Никогда в жизни он не видел ничего подобного.
   Студенты подошли ближе. На паперти сидели бродяги, нищие и пилигримы, прося милостыню. Сухие красные глаза и покрытые воспалённой пупырчатой кожей руки обратились в сторону молодых людей.
   Около дворца остановилась огромная карета, сопровождаемая эскортом из четырёх всадников. К карете подбежал лакей в красном пурпуане и двумя руками открыл массивную дверь. Из кареты по ступенькам спустился худощавый мужчина в длинной чёрной тунике с воротником из меха ласки и подал руку вышедшей вслед за ним даме с узкой талией и прямой спиной. Пьер был очарован. На даме было высоко подпоясанное платье голубого цвета с длинным шлейфом, на плечах тонкая накидка из горностая, а на голове двурогий венец, обёрнутый батистом с кружевами по бокам.
  - Советник короля и хранитель печати канцлер Гийом де Ногарэ с супругой, - тихо и почтительно проговорил Раймонд. - Кстати, при дворе он занимается делами духовенства. Несколько лет назад по приказу короля он ездил в Рим, чтобы низложить папу Бонифация, желавшего верховенствовать над светскими государями. Канцлер взял штурмом его дворец, обвинил Папу в ереси, бранил его и бил по лицу. Вскоре после этого Бонифаций умер. Новый папа, Бенедикт XI, готовился отлучить канцлера от церкви, но тоже вскоре умер, и Ногарэ получил отпущение грехов уже от Климента V.
   Пьер смотрел на Раймонда во все глаза.
  - Идёмте дальше, юноша.
  
   На двух небольших островках рядом с дворцовой набережной стояли дощатые сараи, а у кромки воды лежали груды рыбацких сетей и перевёрнутые лодки, около которых горел костерок.
   Студенты обошли Сент-Шапель и пошли дальше между тесными домами. Выйдя из узкого проулка, они оказались перед фасадом прекрасного собора.
  - Церковь Парижской Богоматери, - Раймонд с пониманием смотрел на завороженного Пьера.
  - Собор завершён, но идут работы по внутренней отделке, - Гийом улыбался и не рассчитывал, что Пьер его расслышит. - Он будет вмещать десять тысяч прихожан.
  - Что, простите? - Пьер оторвался от грандиозного зрелища.
  - Капеллы ещё не завершены, но до окончания вашего обучения собор уже, даст Бог, будет открыт. Если желаете, мы можем провести вас внутрь сейчас, но советую потерпеть несколько лет, и вы будете вознаграждены сполна его красотой, - сказал Раймонд.
   Вся площадь перед собором была занята рыночными лотками, и вдоль улиц, пересекавших остров Сите, также тянулись магазины и лавки. Продавались сукна из Фландрии и Италии, шёлковые ткани из Флоренции, ковры и пробковое дерево из Испании, пряности и ароматы из Египта и Византии. Ганзейские купцы привозили рожь и пшеницу, меха и кожи, янтарь и ценные породы дерева.
   Вокруг Нотр-Дам располагались монастырские постройки, соборная школа и дома каноников. Далее располагались скученные жилые лачуги горожан, из которых по чёрным трубам шёл дым. В простых домах не всегда имелась уборная или выгребная яма, поэтому грязную воду выливали в жёлоб, выходивший в сточную канаву прямо на улицу.
   Соседи вместе справляли поминки и свадьбы, помогали друг другу по хозяйству, ели, пили и участвовали в семейных ссорах. Многие парижане-мужчины служили в войсках короля, некоторые промышляли грабежом в пригородах или сидели в тюремных застенках Большого Шатле. Одинокие матери семейств работали перекупщицами, швеями, прачками, обслугой трактиров и постоялых дворов, старьёвщицами или проститутками.
  - Перед вами порт Ла-Грев, а это торговые суда из Осера и Руана, - Раймонд указал на противоположный берег Сены.
   Напротив порта несколько десятков женщин стирали бельё, а выше по течению водоносы наполняли вёдрами огромные бочки на телегах.
  
   Студенты перешли на правый берег по мосту Планш Мибре и пошли по Гревской набережной. На Гревской площади толпились подёнщики, которых приезжие купцы нанимали для разгрузки судов с лесом, зерном, солью и вином. На правобережье располагались зерновые, хлебные и мучные ряды, здесь же продавали птицу, мясо, рыбу, яйца, фрукты, сыры, уксус, травы, мётлы и лопаты. В Сен-Жан-ан-Грев торговали сеном, в Веннери - овсом, на улице Ферр - галантереей, у причала Сен-Жермен и на Гревской площади - дровами и древесным углём, на улицах Мортельри и Бюшри - строительным лесом, на улице Мариво - проволокой, на улице Сен-Дени - бакалеей, конской упряжью и лекарствами, а у Пьер-о-Ле - молочными продуктами.
  - Боже! Эти люди торгуют и молятся, - поражался Пьер.
  - Вы не далеки от сути, Пьер. У мещан Парижа есть мастерская, улица, рынок и приходская церковь с кладбищем. За эти пределы они выбираются лишь на праздничные шествия, - сказал Раймонд.
  - Ещё есть бродячие артисты и дрессировщики медведей. И, конечно, кости, карты и вино, - добавил Гийом.
  - А что же ещё? - Пьер был растерян.
  - А для тех, кому этого мало есть монастыри святой Женевьевы, святого Жермена и святого Мартина, - сказал Раймонд.
  
   Студенты зашли в таверну.
  - Не расстраивайтесь, юноша, - улыбался Раймонд. - Давайте лучше позавтракаем, вернее уже пообедаем.
  - Богатые парижане избегают подобных заведений и предпочитают ходить в гости, - сказал Гийом.
  - Но средства, которые монастырь переводит университету на ваше содержание, не позволят вам держать личного повара и прислугу, - улыбался Раймонд.
   Раймонд сделал заказ, и им подали хлеб из муки грубого помола, похлёбку из требухи и сала с петрушкой, жаркое из говядины, овощное рагу, гороховую кашу на сале и большой кувшин пива. Студентам подали ножи и вилки, хотя остальные посетители, за исключением нескольких итальянских купцов, ели руками, для мытья которых после трапезы в углу стоял умывальник на ножке.
  - Не расстраивайтесь, - продолжал Раймонд. - Настоятель любого храма во Франции может отправить ребёнка из приходской или монастырской школы на дальнейшее обучение, и соборные училища Реймса, Лана и Парижа принимают все бедных студентов. Но дело в том, что освоив в начальной школе грамоту для чтения Псалтыри и выучив молитвы, подростки начинают стремиться к заработкам и взрослой жизни, хотя писать многие и вовсе не умеют, а считают плохо.
  - Не удивляйтесь, - добавил Гийом. - У них даже нет фамилий, которые они передавали бы по наследству, а только имена, данные при крещении, и прозвища, данные при жизни.
   Гийом позвал ближайшего к себе посетителя.
  - Любезный! Скажи нам своё имя, будь добр.
  - Жан Кордоньер, благородные сеньоры, прихода Сен-Мартен-де-Шан, - простуженным голосом отвечал тот.
  - Вы слышали, Пьер? Жан Сапожник. Держи монету, любезный. А как зовут твоего отца?
  - Поль Пуату звали, да вот только, он давно умер, сеньоры.
  - Ступай, любезный. Вот так - Поль Пуатонец.
  - На такую публику рассчитаны труды наших учёных мужей, - продолжал Раймонд. - Павел Диакон или Ноткер Заика пишут невеждам, что в неведомых землях живут люди с песьими головами, минотавры, василиски, безголовые, одноглазые и тому подобное. А по небу кружат драконы.
  - Потому не манит мир, а пугает, и христианам не стоит ступать за свой порог, - добавил Гийом.
  
   Выйдя из таверны, студенты весь день гуляли по городу и к вечеру остановились перед большим зданием с античными колоннами.
  - Не смущайтесь, Пьер, это исключительно мужская парильня, - улыбался Раймонд.
  - Хотя здесь есть прекрасные дамы, но вы их не увидите, - улыбался Гийом. - И не беспокойтесь, при первых вспышках проказы, все бани города закрываются.
   Лакей в восточном халате, проводил их в большую комнату, где переодевались посетители, с некоторыми из которых Раймонд и Гийом поздоровались. Студенты оставили одежду на вешалках, обернулись в простыни и зашли в помещение с теплым, влажным воздухом, насыщенным ароматом можжевельника. В углу парильни была печь, обложенная большими камнями, на которые банщик иногда выливал ковш воды из кадки, стоящей рядом. На стенах комнаты горели редкие масляные светильники, разгоняя мрак. Студенты лежали на тёплых мраморных скамьях.
  - Слава Творцу, что Франция имеет такой университет как наш, Пьер. Из этого гнезда могут вылететь могучие орлы, - говорил Раймонд.
  - Могут? А сейчас?
  - Папа Александр выгнал всех, кто мог, и отдал университет доминиканцам и францисканцам, - отвечал Раймонд. - Но монахи не подчиняются университетским статутам, а следуют своим уставами. Папа им разрешил.
  - Сейчас тоже есть светлые головы, но что толку? - добавил Гийом.
  - Почему же нет толка?
  - Физику и метафизику папа Иннокентий запретил, а канцлера Сигера Брабантского убили на следствии. Кстати, это он основал артистический факультет, - говорил Раймонд, понизив голос.
  - Убили? По какой причине?
  - Разве истина рационального знания может прийти в противоречие с истиной религиозного откровения? - Раймонд внимательно смотрел монаху в глаза. Пьер молчал.
  - Кардинал Пётр Дамиани говорил: "К чему наука христианам? Разве зажигают фонарь, чтобы видеть солнце?" - продолжал Раймонд. - Они полагают, что после Христа человечеству достаточно Нового Завета для решения вопросов бытия. Может быть, они правы?
  - Тайны веры не нуждаются в доказательствах разума. Потому Христос не сошёл с креста! - твёрдо произнёс Пьер.
   Раймонд смотрел внимательно.
  - Конечно, Пьер, вы правы. Но разве душа и разум должны противоречить друг другу? Разве таков замысел Творца?
   Пьер чувствовал невнятную тревогу и нарастающее раздражение. Раймонд заулыбался и произнёс торжественно:
  - "Берет Его дьявол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их..."
   "Да, это искушение..." - промелькнула мысль, и у Пьера начала болеть голова.
  - Во втором веке до Рождества Христова грек Эратосфен доказал, что земля имеет форму шара, - тихо сказал Гийом.
  - Но писавший от Матфея этого не знал, - так же тихо добавил Раймонд.
   Пьер молчал.
  - И проблема в том, что эти слова могут привести на костёр, - сказал Гийом.
   Пьер заворожено смотрел, как прозрачные капли пота стекают по рукам.
   Студенты перешли в парную с ваннами и лежаками, где дюжие банщики растирали их тела огромными чёрными мочалками из морских водорослей, умащали эссенциями с запахами ириса и майорана, притираниями из розы и левкоевого масло. Пьер чувствовал, как сердце пульсирует в каждой точке его тела.
   После парной они вышли в сад с бассейном, в котором плавали маленькие разноцветные рыбки.
  - Пользу грамматики они видят в знании Священного Писания и отцов Церкви, пользу риторики - в искусстве проповеди, астрономии - в вычислении пасхалий, а диалектики - в умении спорить с еретиками, - неумолимо продолжал Раймонд.
  - Стихосложение нужно лишь для создания церковных ритмов, а античное учение о добродетелях толкуется с точки зрения христианской этики, - добавлял Гийом.
   Пьер молчал.
  - Наблюдайте и размышляйте, дорогой друг, - сжалился наконец Раймонд.
  - Не спешите, - добавил Гийом.
  
   Пьер с увлечением погрузился в изучение грамматики, риторики, диалектики, арифметики, геометрии, астроноќмии и музыки - семи "свободных наук" артистического факультета. С утра до вечера он трудился над книгами в классах и библиотеках университета, но регулярно, как положено монаху, посещал службы в церкви Сорбонны.
   В один из ноябрьских дней все студенты-богословы неожиданно были созваны в главную залу теологического факультета. Схолары толпились позади рядов из лавок, на которых сидели бакалавры и лиценциаты. В президиуме на креслах с высокими узкими спинками располагались доктора и магистры.
  - Что такое? Что за собрание? - спрашивали друг друга студенты.
   В зале было шумно. Из президиума вышел канцлер де Ногарэ и поднял руку. Прямые черты его лица были бесстрастны и расслаблены, но подспудно в них читалась непоколебимая решительность.
  - Именем Святой Церкви и Его Величества короля Франции, начнём заседание. Введите подсудимого, - негромко распорядился канцлер.
   Четверо стражников с алебардами ввели в зал пожилого человека с длинными седыми волосами, сутулого и бледного. Одежда висела на нём, словно с чужого плеча, а взгляд был обращён в пол. Пьер испытал острое чувство жалости к несчастному. Шум в зале начал стихать.
  - Назови себя, - приказал канцлер.
  - Жак де Моле.
  - Говори громко. Жак де Моле, великий магистр ордена храмовников, волей Святой инквизиции и христианского монарха Филиппа IV взятый в цепи, признаёшь ли ты себя виновным в ереси?
   В зале наступила тишина.
  - Да.
   Тишина стала абсолютной. Канцлер продолжал допрос.
  - Признаёшь ли ты, Жак де Моле, пред лицом сего собрания, что тамплиеры под твоим руководством отрекались от Иисуса Христа и плевали на Святое Распятие?
  - Да.
   По залу прошёл гул. Подобное признание так потрясло молодых схоларов, что никто даже не осмеливался переспросить соседа.
  - Признаёшь ли ты, Жак де Моле, пред лицом сего собрания, что тамплиеры под твоим руководством на тайных собраниях своих сжигали тела умерших своих и подмешивали пепел в общую трапезу?
  - Да.
   "Что за вздор?" - подумал Пьер. Из зала начали раздаваться проклятья в адрес подсудимого.
  - Признаёшь ли ты, Жак де Моле, пред лицом сего собрания, что тамплиеры под твоим руководством во время тайных ритуалов своих... - канцлер сделал паузу и, повернувшись лицом к рядам схоларов, произнёс нарочито громко, - ...поклонялись сатане?!
   Вокруг Пьера раздались крики, и со всех сторон его начали толкать. Студенты размахивали руками, хватались за головы, кто-то пытался выйти из зала, а кто-то наоборот - пробраться к обвиняемому. К выкрикам молодых присоединились некоторые старшие их товарищи. Из президиума поднялись двое в монашеских рясах и начали увещевать аудиторию. Канцлер внимательно смотрел на студентов, и его взгляд встретился со взглядом Пьера, который стоял неподвижно среди неистовствующих схоларов.
   Подсудимый молчал, и тогда стражник, стоявший сзади, положил руку в латной перчатке ему на плечо.
  - Да.
  - Именем Святой Церкви и Его Величества короля Франции, поборника и столпа христианской веры, заседание окончено, - громко и торжественно произнёс канцлер, после чего дал знак страже, и осуждённого увели.
  
   Тюремная карета в окружении многочисленного эскорта уносила великого магистра в аббатство Святой Женевьевы, где содержались арестованные тамплиеры. Схолары выходили из дверей факультета, возбуждённо переговариваясь.
   До конца дня Пьер не мог сосредоточиться на занятиях - лицо сломленного человека, впереди у которого только страдания и бесчестье, не давало ему покоя.
  - Здравствуйте, дорогой друг, - за соседней библиотечной партой сидел Раймонд и что-то читал.
  - Здравствуйте, - Пьер был удивлён.
  - Не забыли меня? Как ваши дела? Вы уже закончили на сегодня? - не дожидаясь ответов, тихо говорил Раймонд, неторопливо перелистывая страницы.
  - Да, спасибо... Рад вас видеть.
  - Вот и прекрасно, тогда я прошу вас пройти на набережную. Там стоит двуконный экипаж с золотыми львами на дверях. Внутри вас дожидается наш общий друг. Я присоединюсь к вам чуть позже.
   Пьер во все глаза смотрел на Раймонда, который невозмутимо продолжал читать.
  
   На набережной стояла карета, внутри которой сидел Гийом.
  - Пожалуйста, не удивляйтесь, Пьер, - вместо приветствия произнёс он, когда карета тронулась. - Мы немного покатаемся по городу и высадим вас на прежнем месте.
   Пьер увидел, что его левая рука была на перевязи.
  - Что это?
  - Ничего особенного. Честному человеку иногда приходится обнажать клинок, знаете ли...
   Через минуту карета притормозила, и в неё быстро заскочил Раймонд. Некоторое время сидели молча. Пьер ждал.
  - Решением Королевского совета и именем Святой инквизиции все рыцари ордена тамплиеров на территории Франции арестованы, - неожиданно сказал Раймонд. - Уже пять сотен взяты под стражу.
  - И этот де Моле? Что происходит?
  - Если король заставит папу издать специальную буллу, то судебные процессы начнутся по всей Европе, - добавил Гийом.
   Некоторое время ехали молча.
  - Слушайте внимательно, Пьер, - холодно начал Раймонд. - Когда султан аль-Ашраф изгнал христианские войска из Палестины, все рыцари Христа вернулись домой с добычей, но только золото тамплиеров стало делать золото, вы понимаете? Рыцари Храма сложили щиты, поставили коней в стойла и уселись за бухгалтерский учёт, чековые расчеты и сложные проценты! Не находите ничего странного?
   Карета медленно ехала по брусчатке и слова Раймонда медленно протекали в сознании Пьера.
  - Госпитальеры накупили земли и замков по всей Франции - вот рыцарский поступок! А де Моле и его компания обратились в таких прожженных дельцов, что даже королевские казначеи не могли за ними угнаться, - усмехнулся Раймонд, но глаза его были серьёзны.
  - Я всё равно не понимаю...
  - Не вы один, дорогой друг. Видите ли, в чём дело. Не отдать долг монастырю - святотатство и аббат проклянёт, но взыскать с резвого должника - руки у него коротки! Итальянский ростовщик с иного заёмщика и взыскать побоится, а от иудейских долгов папы освободили рыцарство ещё со времён первых крестовых походов. Понимаете?
  - Рыцарям духовного ордена отдадут в любом случае...
  - Совершенно верно! Как видите, есть все права, но нет главного - знаний и опыта финансовых операций. А скажите мне, откуда вернулись эти сеньоры с крестами на плащах? И кто давал золото в рост ещё при первых фараонах? И кто самый бесправный народ в христианском мире, потому что Бога на кресте распял?
  - Вы хотите сказать...
   Раймонд не дал Пьеру закончить.
  - В 1290 году король Эдуард изгнал иудеев из Англии, а в 1291 году тамплиеры вернулись из Палестины. Приор тамплиеров в Нормандии, этот подонок де Шарнэ, мог делать в королевской провинции всё, что хотел! - Раймонд шипел и скалился по-волчьи. Пьер с ужасом смотрел на его лицо, серое в вечерних сумерках. - Всё, что хотел, кроме одного - перечить раввину Канта! Или Руана, или Гавра - всё равно! А что мерзавец вытворял на землях короля?!
   Раймонд отвернулся к окну, переводя дух.
  - Слава Создателю, вчера мы доставили де Шарнэ в аббатство Святой Женевьевы, - улыбался Гийом. - А в октябре отец взял де Моле и всю его банду из Тампля.
   Теперь Раймонд тоже улыбался.
  - Да, дорогой друг, канцлер де Ногарэ - наш отец.
   Пьер удивлённо смотрел на братьев де Ногарэ.
  - Отец ещё в прошлом году начал конфисковывать имущество иудеев в Тулузе и Альби, - продолжал Раймонд. - Орден должен быть упразднён, все средства изъяты в казну, а тамплиеры казнены.
   Пьер сидел ни живой, ни мёртвый.
  - Значит, это борьба за золото и... И за власть?
  - Вы опять не далеки от сути, Пьер, - карета остановилась, и Раймонд открыл дверь. - Прошу вас, мы приехали.
  
   Пьер увидел фасад трёхэтажного здания из резного светлого камня, отливавшего персиковым цветом в лучах заката. Две мраморные колонны по бокам парадной двери из тёмного дерева устремлялись вверх до самой черепичной кровли. Цветные витражи в окнах переливались, завораживая и затягивая взгляд в свою глубь.
   Гийом позвонил, дверь открылась, и высокий пожилой дворецкий пригласил гостей войти.
   Пройдя сквозь широкую прихожую с зеркалами, диванами и канделябрами, Пьер оказался в обширной парадной зале, пол которой был вымощен тёмными полупрозрачными плитами, отчего первый шаг монах сделал неуверенно, словно ступая на гладь воды. В зале пылал камин, а на сервантах и столиках горели свечи в золотых подсвечниках. На обтянутых плотными тканями стенах повсюду висели картины с изображениями псовой охоты, музыкантов и портретами аристократов. Высокие потолки украшали удивительные росписи - мужчины в причудливых шлемах и с обнажёнными мускулистыми торсами кружились в танце с невероятно красивыми женщинами, облачёнными в длинные одежды, оставлявшие один бок обнажённым. Грациозные белые женские руки пленяли Пьера.
  - Нагота греческого воина показывала его бесстрашие перед смертью. Здравствуйте, Пьер.
   Монах опустил глаза и увидел канцлера. Тот приветливо улыбался.
  - Ноябрьский холод не позволит нам беседовать в саду, поэтому прошу вас за стол.
   Хозяин усадил Пьера за большой, сервированный на одну персону стол, и слуга подал на серебряном подносе белый хлеб, осетрину, сухофрукты, миндаль и красное вино в прозрачном графине.
  - Угощайтесь, - канцлер налил вина себе и гостю. - Вас удивляет оформление залы, не так ли? К сожалению, архитекторы, нотариусы и врачи бывают здесь чаще, чем богословы. Как вы оцениваете античные сюжеты на сводах? Подозреваю, что эти мужчины слишком сильны, а женщины слишком красивы для глаз слуги Христа.
   Пьер заметил, что ни Раймонда, ни Гийома, ни дворецкого в зале уже нет. Канцлер мягко расхаживал перед камином.
  - А ведь когда-то давно люди не считали это грехами, дорогой друг. Да, да. За три века до рождения Христа, на острове Ситэ было поселение кельтского племени паризиев. В первом веке сюда пришли римляне и возвели город Паризиорум. На холме Сент-Женевьев были дворец и амфитеатр - сейчас там церковь Святых Петра и Павла. На востоке острова был храм Юпитера - сейчас там Собор Богоматери. На холме Монмартр были храмы Марса и Меркурия - сейчас там церковь Святого Петра.
   Канцлер говорил с воодушевлением, которого Пьер не ожидал от сурового королевского чиновника. Все священнослужители высокого ранга, встречавшиеся Пьеру ранее, всегда держались строго и немногословно.
  - Но в третьем веке город был разорён германским племенем алеманов, и с тех пор уцелела только старая римская дорога, - продолжал канцлер. - Мы ступаем по ней каждый день, когда идём в Сент-Шапель на мессу.
   Пьер, не притронувшись к еде, заворожено слушал.
  - А во времена Рима здесь жили другие боги, юноша.
   Канцлер остановился перед камином и смотрел на огонь.
  - Готовился призвать к ответу за земные дела неумолимый владыка подземного царства Аид, щедрый и гостеприимный. Вы знаете, что в его храм могли входить только священники? - Канцлер обернулся к Пьеру и продолжил.
  - Дарила надежду богиня рассветной зари Аврора, что приносила свет богам и людям.
   Канцлер с наслаждением вдохнул полной грудью.
  - Воодушевлял бог любви и весны Эрот, что зажигал сердца и призывал к бытию новую жизнь.
   Канцлер улыбался широко и радостно, как ребёнок.
  - Врач Эскулап превращал змеиный яд в противоядие, за что получил божественное бессмертие. Но, когда постиг воскрешение мёртвых, верховный Зевс сразил его молнией! Да, да, дорогой друг, смерть тела священна, и нельзя избежать встречи с Создателем.
   Канцлер внушительно поднял указательный палец.
  - Но ошибка не есть преступление, и Парки - таинственные девы, что ткут нити судьбы и неподвластны даже богам - воскресили Эскулапа!
   Канцлер торжественно вскинул руки над головой.
  - И с тех пор его прекрасная дочь Гигиея, вечно молодая богиня здоровья, кормит ядовитого змея из чаши. Прародительница Ева, бесспорно, сильно бы этому удивилась, - канцлер громко засмеялся.
   Пьер вскочил из-за стола, опрокинув бокал с вином.
  - И вы служите Христу?!
   Канцлер улыбался и внимательно смотрел монаху в глаза.
  - Вы знаете, что росписи на моём потолке, которые вас так заворожили, могут привести на костёр?
   Пьер не знал, что делать. Канцлер мягко положил руку ему на плечо и проводил к двери.
  - Ступайте смелее, друг мой. Скоро мы увидимся.
  
   Пьер сел в карету к братьям де Ногарэ. Ехали долго и всю дорогу молчали. Уже спустились ранние осенние сумерки, когда экипаж остановился, и Пьер вышел перед распахнутыми дверьми большого костела, сложенного просто и без архитектурных изысков. Приход, очевидно, располагался на окраине города, потому что все прихожане были из простого сословья.
  - Прошу вас, мы приехали, - сказал Раймонд, захлопнул за Пьером дверь, и карета уехала.
   Пройдя нартекс, где толпились прихожане, Пьер зашёл в храм. Сквозняков не было, и огоньки свечей в напольных подсвечниках горели ровно. С кафедры раздавался монотонный голос пастыря. Пьер сел на скамью и сложил ладони в молитве.
  - ...Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари?.. - читал священник.
   "Если буду любить любящих меня - чем послужу Творцу? Лишь уподоблюсь сборщику налогов", - в который раз повторял про себя Пьер, и слова благодати приносили душе покой.
  - ...Всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам...
   "Не осуждай душу ничью", - молился Пьер.
  - ...Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными...
   "Совершенный познает истину, и обретёт свободу. Я грешен, и потому не дана мне истина, и потому не свободен я".
  - ...Ибо Бог не есть Бог мертвых, но живых...
   "В воскресении Божьем наступит истинная жизнь".
  - ...Спасение души...
   "Спасение души для Царства Небесного".
  - ...От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его, ибо все пророки и закон прорекли до Иоанна...
   "Усилие над собой ради Господа принесёт спасение в Царстве Небесном".
  
   Пастор закрыл Евангелие, и с высоких хоров где-то над головой зазвучал орган. Пьер почувствовал прикосновение к плечу и обернулся. Около него стоял молодой монах. Кивком головы он позвал Пьера за собой. Монах прошёл мимо алтаря, свернул в небольшую часовню, открыл боковую дверь, и шагнул в полутёмный коридор с узкими окнами под потолком. Они прошли десяток шагов, и монах указал рукой на скамью около стены. Пьер сел, монах пошёл дальше и через мгновение скрылся за неприметной дверью. От камней шёл холод. Вдруг из-за стены раздались слова.
  - Святой отец, я пришёл исповедаться, - голос был хриплый и грубый.
  - Слушаю тебя, сын мой, - Пьер узнал голос приходского священника, читавшего проповедь.
  - Давненько я был в храме. Лет двадцать назад, - в голосе прихожанина сквозила досада.
  - Никогда не поздно вкусить Слова Божия. Что тревожит тебя, сын мой? - спрашивал священник.
   Грубый голос прокашлялся.
  - Бросала жизнь меня, святой отец... Воевал было... Грабил - было, отче... Сами знаете, хочешь жить - умей вертеться! Что тут поделаешь? Разве виноват я? Кто без греха? Вот старый стал... Чужой всем... Не тот уже, что был раньше... Вот пришёл сюда, слышу - вы читаете Писание, и так покойно на душе стало!
  - Что услышало сердце твоё в слове Божьем, сын мой? - спросил священник.
   Повисла пауза, и грубый голос отвечал.
  - "Любите врагов... а то, если будете любить любящих, какая вам награда?". Вот и я думаю: "Если буду любить любящих меня - в чём выгода мне? Может, я получаю с них должное? А то один в карете ездит, а другой с голоду мрёт! Я налоги с них беру, может!
  - Что ещё услышало сердце твоё, сын мой?
  - Вот вы говорите: "Всякая хула простится человеку, а хула на Духа - не простится". Вот это точно! Коли дух Божий во мне, то нечего меня осуждать и всё такое. Вот это Христос правильно сказал!
  - Что ещё услышало сердце твоё, сын мой?
   Грубый голос с каждым разом отвечал всё громче.
  - "Если будете в слове Моем, то узнаете истину, и истина сделает вас свободными". Вот и я говорю: "Что мне свобода - то и есть истина". А иначе как?
  - Что ещё услышало сердце твоё, сын мой?
  - "Бог Иисус - не Бог мертвых, но Бог живых". Значит, для спасения души моей пришёл он на землю. Значит, чтоб не сгинул я тут. А то ведь - кругом враги! Спасения нету! Каждый норовит отщипнуть, мать их так!
  - Что ещё услышало сердце твоё, сын мой?
  - "От дней Иоанна Крестителя доныне Божье Царство силою берётся, а все законы были до Иоанна". Так, коли все законы были до Иоанна, чего ж вы, дьяволы, жить людям не даёте? Правильно Бог говорит: "Есть силушка - бери!"
   Дальше Пьер не слушал - он выбежал из потайного коридора и бросился к выходу из храма. Сердце стучало молотом, в глазах всё двоилось.
  
   На улице шёл холодный ноябрьский дождь, а сумерки сгустились в ночь. Над дверьми некоторых домов горели закопченные масляные фонари. Пьер бежал вдоль увитых плющом мокрых деревянных стен, не разбирая дороги. Резкий порыв ветра прибил дым из печной трубы к земле, и монах закашлялся. На мгновенье тёмные тучи открыли луну, и Пьер увидел огромную, не менее тридцати метров высотой, мрачную башню, по обе стороны от которой отходили два чёрных полукольца зубчатых стен - словно каменное чудовище охватывало монаха. Ноги разъезжались в грязи, дождь заливал глаза, и он бежал, стараясь разглядеть огни домов.
  
   Пьер забежал в первую попавшуюся дверь и очутился в тёмной прихожей. Под ногами был дощатый пол, с потолка капала вода, где-то у стены кудахтали куры. Отдышавшись, Пьер услышал невнятный голос впереди, осторожно сделал несколько шагов, открыл скрипящую дверь и вошёл в большую комнату с низким потолком.
   Кислый перегар и какой-то незнакомый мускусный запах ударили монаху в нос. Воздух в комнате был влажный, душный и словно мутный. На столе горел масляный светильник, а в углу коптил огромный чёрный очаг. За столом сидели трое мужчин, один из которых спал, опустив большую голову на скрещенные руки. У двух других были пьяные заросшие щетиной лица и спутанные копны волос на голове. На столе валялись объедки, стояли две глиняные кружки и большой мокрый кувшин. На полу лежала голая женщина, и Пьер не понял сразу, была ли она мертва, без сознания или спала. Его начало мутить. Из соседней комнаты доносилась быстрая речь, словно кто-то читал молитву. Один из сидящих за столом зло выругался. Женщина на полу застонала, зашевелилась, с трудом села и тихо начала браниться в полголоса, потом пошарила вокруг себя рукой, нашла юбку и стала медленно натягивать её через голову. Пьер увидел, что одна грудь у неё была багровая и распухшая. Монах зажмурился. До сих пор никто из бывших в комнате людей не замечал его присутствия. Невольно прижавшись к стене, Пьер сквозь шум крови в голове расслышал женский голос за стеной.
  - Беру землю могильную клятую, поливаю водой, девять трупов омывшею...
   На мгновение Пьер потерял сознание - разум отказывался принимать действительность.
  - Пусть возьмёт сатана душу мёртвую кровопийцы, мне жизнь погубившего!
   Стало слышно, как женщина за стеной рвала одежду, швыряла вещи, плевалась, изрыгала богохульства и брань, проклятья и угрозы. Сидящие за столом повернули головы в сторону воплей и увидели Пьера. Один из них медленно встал, опираясь сильными руками на стол, и вытянул голову вперёд, стараясь лучше рассмотреть юношу. Приземистый, плотный, одетый в ничем не примечательный наряд городского бедняка, - в глазах человека колыхалась мутная ненависть, а из горла начала раздаваться невнятная площадная брань. Второй сидевший неожиданно сипло засмеялся и тоже начал вставать, протягивая к Пьеру худые руки, словно приглашая за стол. Монах увидел, что во рту у второго совсем нет зубов. Неожиданно беззубый резко качнулся в сторону и выскочил из-за стола. Не помня себя, Пьер бросился обратно в дверь и промчался через чёрную прихожую.
   Задыхаясь, он бежал по ночной улице, и смутно слышал, что за ним гонятся. Топот и злая ругань неожиданно оборвались пронзительным воплем. Пьер обернулся и увидел, как двое в коротких плащах рубят нападавших на него узкими капетингскими мечами.
  
   Пьер бежал, не разбирая дороги, не замечая фонарей, и лишь луна освещала для него ночной город.
   Он видел высокие несущие своды и арочные проёмы храма Юпитера, где тот восседал на высоком троне из слоновой кости в тунике, украшенной пальмовыми ветками и пурпурной тоге, вышитой золотом. С одной стороны от божества могучий силач боролся с чудовищем - огромным чешуйчатым получеловеком-полурыбой. С другой стороны вставало крылатое существо с тремя человеческими торсами и змеиными хвостами. Первый сжимал в руке язык пламени, второй - волнистую ленту, а третий держал на ладони птицу.
   Пьер видел бесконечные ступени и бесчисленные колонны храма Марса, где при входе стояли белые мраморные статуи полководцев и царей древности. В центре храма был мраморный алтарь с зажженной свечой, вокруг которого проносились колесницы, и рослые обнажённые воины бились с кентаврами.
   Пьер бежал мимо стен Дворца правосудия и увидел устремлённые ввысь языки пламени часовни Сент-Шапель. Окна второго яруса часовни были освещены.
  
   Пьер не помнил, как очутился внутри капеллы - он лежал на полу, а когда поднял голову, то увидел высокий пролёт зала без опор, словно своды парили в воздухе. На канделябрах вдоль стен горели сотни свечей. Витражи красного и синего цвета полыхали как драгоценные камни. Между высокими окнами шли тонкие каменные стойки, разветвлявшиеся под сводами на несколько золотых нервюр.
   В зал вошли несколько мужчин и женщин. Шёлковые тоги белого, пурпурного и серебристого цвета с узорной каймой по краям подчинялись естественным линиям человеческого тела, точно обрисовывая его формы. Края правой стороны женских одежд не были сшиты, ниспадая плавными складками, и при ходьбе распахивались, позволяя видеть обнажённую полоску тела. На головах у женщин были венки из цветов, длинные завитые волосы убраны в сетки из золочёных нитей, на предплечьях и лодыжках - витые браслеты. В руках у мужчин были факелы, у женщин - золотые чаши. Вошедшие стали медленно ходить по кругу. Откуда-то начал раздаваться лёгкий звон колокольчиков.
   Пьера трясла крупная дрожь. Его бросало то в жар, то в холод, и во всём теле болели мышцы. Одна из женщин подошла к нему, подала чашу, и Пьер напился воды, имевшей приятный цветочный привкус.
   Материя, время, пространство, сознание и чувства - всё смешалось для Пьера, как во сне. Цвета витражей сливались, и воздух становился то пурпурным, то фиолетовым, а силуэты женщин расплывались белыми шлейфами.
   В глубине залы на ажурном постаменте хранилась рака с реликвиями, добытыми Людовиком Святым. Пьер увидел, как оттуда в его сторону движется человек в длинной чёрной одежде. Человек приблизился, и Пьер узнал канцлера де Ногарэ.
   Канцлер говорил медленно.
  - Сказано нам в Книге Бытия, что со времён Потопа на земле живут три рода человеческих.
   Пьер слушал. Голос канцлера звучал откуда-то из глубины сознания.
  - Первым был сотворен Хам, что с иврита значит "горячий".
   Вижу ясно, как наяву... Тысячи веков до наших дней... Теплый ветер приносит со стороны озера крики ночных птиц и плеск воды. Мрак пещеры, отблески костра и равномерное, попадающее в такт сердца уханье Кривой - старая колдунья танцует вокруг пламени... Кто-то жжёт ароматные травы, забивая прогорклую вонь... Красноглазая грызёт обгоревшую кость, а потом начинает громко колоть её камнем - она опять на сносях и потому ест много. Рядом с ней старуха Жаба жарит мясо и бубнит, показывая руками, что дрова догорают. Красноглазая недовольно ворчит, берёт палицу и выходит из пещеры в ночь, освещённую луной и яркими звёздами юга... Ненаш сношается с Быстрой, а рядом нетерпеливо ждёт своей очереди Заозёрный... Сопля бросает в огонь сушёные грибы, и пряный дурман расползается по углам пещеры. Сопля смеётся сквозь редкие зубы... Зубатка начинает приседать у огня. Её длинные волосы выкрашены охрой почти до корней, бедра резко двигаются, всё тело блестит и отдаёт тошнотворный запах. Поскальзываясь, Сопля прыгает рядом с ней, но Заозёрный прогоняет его и сам начинает топать кривыми ногами и размахивать руками около танцовщицы. Жаба бросает мясо на землю и, громко смеясь, хлопает ладонями себя по ногам... Сопля незаметно подбирает мясо и отходит в дымный мрак... Красноглазая приносит дрова и бросает в костёр всю охапку. В пещере становится жарко, пахнет смолистой гарью... Со стороны мусорной кучи раздаётся крик ребёнка... Кто-то стонет во сне... Крысиная возня и писк в углу... Клубы пряного и терпкого дыма всюду... Семейство ждёт рассвета - дети солнца пережидают ночь...
   Пьер слушал голос канцлера.
  - Вторым был сотворен Шем, что с иврита значит "имя".
   Вижу ясно, как наяву... Тысячи веков до наших дней... Боль нестерпима, но старый Гахам обтирает рану отваром из трав и снова повторяет, что скоро придёт облегчение. Надо терпеть! Да, ветер переменился, и собаки почуяли их слишком рано. Когда Маах крикнул, и они бросились полукругом на деревню кроманонов - Он сразу увидел ту девчонку около колодца и уже не мог думать ни о чём другом. Проклятая девка! Теперь даже если кость срастется, и Он не умрёт в мучениях, то уже никогда не сможет бегать. Лучшее оружие Его отца заберёт себе Шуах - у брата ноги целы! Лучшие куски добычи и лучшие женщины достанутся другим! И Дина достанется Тахашу! Мерзавец заплатит выкуп и получит третью жену, а над Ним будет смеяться вся Невозделанная долина, ведь у Него всего одна жена. Проклятье, Он сойдёт с ума! Лучше бы Его убили там, за Буйной рекой! Если бы брат не вернулся за Ним, то Елдаг и Нахор бросили бы Его! А Ишбак так ещё и порадовался бы! Эти тащили свою добычу, а ведь перед делом все товарищи поклялись на крови не бросать друг друга в беде! И Маах всё видел и ничего не сделал! Наверняка видел! Пусть в следующий раз смерть найдёт их всех! Но ведь Он сам уже никогда не погибнет в набеге или на охоте... Они делают своё дело, и он делает своё... Он никогда не будет первым охотником племени, но сколько воинов погибли, не успев даже подумать об этом? Главное - не показывать вида... Они в этом мире не для того, чтобы служить Его ожиданиям, и Он в этом мире не для того, чтобы служить их ожиданиям... Он - это он, а они - это они... Он прокормится, ведь у Него есть рабы и... Он сможет жить долго, как старый Гахам, только бы срослась кость... Уже приходит облегчение, Гахам не обманул...
   Пьер слушал голос канцлера.
  - Последним был создан Иафет, что с иврита значит "красивый".
   Что есть красота? Прямая спина и стройное тело? Ровное как холст лицо, на которое Творец нанёс аккуратные черты? Прямой угол тонкой челюсти? Высокий и широкий лоб?
   Канцлер взял голову Пьера ладонями за виски и посмотрел ему в глаза.
  - Иафетянам дано видеть красоту, ибо мы носим её внутри себя. Ибо мир подобен зеркалу, в котором каждый видит своё отражение.
   Канцлер выпрямился, вскинув руки вверх.
  - Сказано нам в Книге Бытия: "Благословен Господь Бог Шемов, Хам же будет рабом ему; да распространит Бог Иафета, и да вселится он в шатрах Шемовых, Хам же будет рабом ему".
   Пьер слушал голос канцлера.
  - Сказано нам в Книге Бытия, что остался Иаков один среди ночи. И боролся Некто с ним до появления зари, и сказал ему: "Имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь". И говорил Израиль: "Я видел Бога лицом к лицу, и сохранилась душа моя". И получил новое Имя - "Израиль". "Борющийся с Богом"!
   Пьер слушал голос канцлера.
  - Кто они, призванные ими для борьбы? Не много из них мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных. Потому подобны струящейся воде, обтекающей камни, что встретятся ей на пути. И слабый ручеёк обретает силы от встреч с другими, пока мощь воды не станет необоримой.
   Пьер слушал голос канцлера.
  - "И народ, ходящий во тьме, увидит свет великий, и на живущих в стране тени смертной свет воссияет. Блуждающие духом познают мудрость, и непокорные научатся послушанию. И к корню Ессееву, который станет, как знамя для народов, обратятся язычники, и враждующие против Иуды будут истреблены. И возьмут их народы, и приведут на место их, и дом Израиля усвоит их себе на земле Господней рабами и рабынями, и возьмет в плен пленивших его, и будет господствовать над угнетателями своими!"
   Пьер слушал голос канцлера.
  - И в 80 году нашей эры раввин Йоханан бен Заккай и ученики его сотворили эту Книгу!
   Глаза Пьер болели от огней факелов, голова раскалывала от звона колокольчиков.
  - О, как ты счастлив, смертный, если, в мире с богами, таинства их познаешь, - произнёс канцлер, улыбаясь.
   За окном начинался рассвет. В центр зала вышел человек. Он был бос, а на обнажённом теле - орденская гербовая котта из белой ткани с красными крестами.
  - Это твоё второе рождение, Пьер, - голос канцлера раздавался откуда-то издалека.
   Канцлер подошёл к человеку в белом, резко взмахнул мечом снизу вверх, и Пьер потерял сознание.
  
   Пьер спал без снов. Он проснулся вечером следующего дня на диване в том самом зале, из которого уехал сутки назад. В креслах рядом с Пьером сидели братья де Ногарэ. Раймонд заметил, что Пьер проснулся.
  - Выпейте вина, мессир.
   Пьер сделал глоток.
  - Этот тамплиер... Его...
  - Отец отрубил ему голову.
   Пьер сделал глоток вина и вернул бокал.
  - Это не главное, - Пьер слышал себя словно со стороны. - "И к корню Ессееву, который станет, как знамя для народов, обратятся язычники, и враждующие против Иуды будут истреблены".
   Пьер закрыл глаза и заснул так легко, словно гора непомерного груза, томившая его целый век, спала с плеч.
  
  ***
  
  2 мая 1312 года. Папа римский Климент V по настоянию короля Франции Филиппа IV Красивого специальной буллой упразднил Орден тамплиеров и передал их собственность Ордену госпитальеров.
  
  Март 1313 года. Канцлер Гийом де Ногарэ скончался в мучениях. Причина его смерти осталась неизвестной.
  
  18 марта 1314 года. Великий канцлер Ордена тамплиеров Жак де Моле сожжён на костре инквизиции в Париже на Еврейском острове, к западу от острова Ситэ.
  
  20 апреля 1314 года. Климент V скончался в своей резиденции от острого пищевого отравления. В храме, где лежало его тело, ночью накануне погребения начался пожар, уничтоживший останки понтифика.
  
  29 ноября 1314 года. Филипп IV Красивый скончался от ранений, полученных на охоте. На протяжении последующих 14 лет все трое его сыновей погибли при загадочных обстоятельствах, и династия Капетингов прервалась.
  
  ***
  
   1317 год.
   В Европе третий год подряд свирепствовал голод. Дожди и холод подорвали экономику региона, основанную на сельском труде. Цена на зерно выросла в пять раз, в Париже люди сотнями умирали прямо на улицах, не многим лучше обстояло дело и в деревнях. Резко возросла преступность, шли непрерывные междоусобные войны феодалов, началось распространение болезней.
   Кортежи и шествия, молившие о божественном милосердии, свершались ежедневно. По Парижу при огромном стечении народа проносили мощи покровителей города - Святой Женевьевы и Святого Марселя. Цеховые товарищества организовывали крестные ходы на похороны своих членов. Распространённым явлением среди парижан, просивших о божественном заступничестве или исцелении, было паломничество. Немногие могли себе позволить дорогое путешествие в Рим, Сантьяго-де-Компостела или Иерусалим, и большинство направлялись к почитаемым святыням, мощам и усыпальницам в Иль-де-Франсе, Нормандии, Бургундии и Шампани - в аббатства Сен-Дени, Мон-Сен-Мишель и Везле, в собор Богоматери в Шартре. В церкви Святого Северина молились о здоровье лошадей, в церкви Святого Петра Бычьего из прихода мясников - об исцелении быков и так далее.
   Монашеские братства помогали сиротам, старикам, больным, калекам, нищим и паломникам, содержали больницы и приюты, хоронили найденных на улице мертвецов, не опознанных родственниками.
  
   В Париже, в самом центре острова Сите, располагался приют Отель-Дьё. Каждый день после занятий в университете Пьер приходил в богадельню, чтобы оказать посильную помощь страждущим. Его имя уже было известно в церковных и светских кругах, а вскоре и простой люд полюбил молодого священника, раздававшего милостыню и доброе слово каждому, обратившемуся к нему.
   Стоны больных раздавались со всех сторон.
  - Да, мученику Фирмину молиться нужно... Да, святому Антонию тоже нужно, но если ты хочешь спасти не только свою душу, но и тело, то принимай эту микстуру три раза в день, - услышал Пьер чьи-то терпеливые увещевания.
  - Спаси вас Бог, доктор, - отвечал благодарный голос.
   Пьер увидел худого темноволосого юношу с тонкими чертами лица, одетого бедно, но прилично. Рукава его рубахи были высоко закатаны, и белые костлявые руки с выпуклыми синими венами прощупывали живот пожилой женщины, лежащей на скамье перед врачом. За спиной юноши стоял монах, опасливо державший перед собой деревянный поднос со склянками и плошками.
   Через полчаса, когда врач осмотрел последнего больного в длинном ряду лежанок, Пьер подошёл к нему.
  - Благослови вас Господь. Вы лечите несчастных, но не похожи, ни на цирюльника, ни на костоправа.
  - Здравствуйте. Вы не допускаете, что я врач?
  - Я знаю всех врачей в Париже и всех студентов медицинского факультета. Вы прибыли к нам недавно?
   Врач вытер руки и снял берет.
  - Ги де Шолиак, к вашим услугам. На вас одежда монаха, но... Вы позволите вас спросить?
  - Да, конечно. Моё имя Пьер.
  
   Ги де Шолиак был бедным худородным дворянином, обучался медицине в университетах Тулузы и Монпелье, а в Париж прибыл, чтобы получить степень доктора в городском университете. Приходилось экономить, и Ги работал в монастырском приюте за еду и ночлег.
  - Крестьянин возделывает землю крайне примитивно. Распахал, что есть, и посеял, что есть, - Ги делился дорожными впечатлениями. - Долины Нила возделывались с большей культурой и наукой.
   Ги и Пьер шли по набережной Сены.
  - На постоялом дворе у ворот Сен-Виктор я своими глазами видел вареную человеческую руку в котле с пшеном, - продолжал врач.
   Пьер кивал и блаженно щурился, подставляя лицо мягкому осеннему солнцу. Де Шолиак подумал, что не ошибся в этом человеке.
  - Николя Каталан, Раймонд Мольер, Анри де Мондевиль - все мои учителя изучают строение человеческого тела под страхом костра инквизиции. Святая Земля не дала Европе ни толики научных знаний, зато крестоносцы привезли с собой заразу. Тысячи лепрозориев по всей Европе, эпидемии оспы в Ломбардии, Франции и Германии. Посмотрите на паперти церквей - оспенные рубцы и струпья лепры на каждом втором. Но кого беспокоит излечение бренного тела? Церкви противно кровопролитие, даже если оно спасает жизнь.
  - Дорогой друг, вы очень откровенны с человеком, которого знаете первый день, - Пьер с интересом слушал молодого врача.
  - Настоящий врач видит насквозь натуру человека, когда лицезреет его. Лицо простолюдина составлено из отдельных частей, словно из кусков - глаз, скул, рта. Лицевая часть головы больше, чем весь купол черепа, прикрывающий его скудный мозг. Нос и челюсть выдаются вперёд дальше лба. Толстая кость лба скошена назад от бровей, а скулы - самое широкое место лица. Изгиб нижней челюсти развит слабо - она плавно идёт от ушей к подбородку. Первобытный облик сотворён без единой формы и образа, а потому безобразен. Звероподобная внешность соответствует дикой натуре. Если это не так - значит перед вами притворщик.
  - Разум и благородство вы тоже можете прочитать по лицу? - улыбался Пьер.
  - Вы сомневаетесь? Красивый лик - уже безмолвный отзыв о натуре. Сам мозг имеет другую форму - лобные доли развиты гораздо сильнее. Человеческий лоб - место, где живёт культура.
  - И красота, - улыбаясь солнцу, добавил монах.
   Пьер помог молодому врачу устроиться в Парижский университет.
  
  ***
  
  1319 год.
   Пьер заканчивал 12-летний курс обучение. На последнем экзамене абитуриент подвергался с шести часов утра до шести часов вечера нападению тридцати двух диспутантов, которые сменялись каждые полчаса, он же был лишен отдыха и не имел права за все двенадцать часов экзамена ни пить, ни есть. Выдержавший испытание становился доктором Сорбонны.
  - Ариане говорят, что Спаситель один. Почему же мы возносим молитвы к нему как единому в трёх лицах?
  - Бог Отец ни от кого не рождается и ни от кого не исходит. Сын рождается от Отца. Святой Дух исходит от Отца и от Сына.
  - Сарацины говорят, что благодатный огонь, что нисходит в день святой Пасхи, монахи Храма Гроба Господня делают сами, пропитывая маслом бальзамового дерева шелковые нити, намазанные серой и другими снадобьями.
  - Ангел нисходит и возжигает лампады, висящие над Гробом Господним.
  - Еретики говорят, что каждый день христиане едят хлеб и пьют вино, так чем же Святые дары отличаются от них?
  - Молитва возношения милостью Божьей превращает хлеб и вино в Тело и Кровь Христову...
  
  ***
  
   Пьер быстро продвигался в карьерной иерархии Святой Римско-Католической Церкви.
   1319 год - приор Сен-Бодиля.
   1326 год - аббат в Фекае.
   1328 год - епископ Арраса.
   1329 год - архиепископ Санса.
   1330 год - архиепископ Руана и канцлер Франции.
   1338 год - кардинал Святой Римско-Католической Церкви.
  
   1342 год. В приемном зале старого дворца в Авиньоне кардиналы собрали конклав, чтобы определить преемника Бенедикта XII, и 7 мая единогласно избрали кардинала Пьера Роже - Его святейшество Папу Римского Климента VI.
   Коронация нового Папы состоялась 19 мая в присутствии тысяч гостей, включая высшую знать, и стала одним из самых роскошных торжеств своего времени, за что новый понтифик получил прозвище Великолепный.
  - Мои предшественники не знали, что значит быть Папой, - улыбался Климент VI. - Я посажу в Церкви Божьей такой куст роз, что и через стол лет он будет иметь бутоны и корни.
  
   Возвышающийся над городом Папский дворец в Авиньоне был центром христианского мира.
   Любитель роскоши и искусств, Климент VI придал Авиньону невиданный доселе блеск. Он приказал расширить дворец и удвоить его площадь. Для размещения многочисленного и пышного двора была построена великолепно декорированная резиденция.
   Гардеробная башня стала первой постройкой нового дворца. В ней на первом этаже находились личные апартаменты нового Папы. Башня примыкала к комнате Папы. Рядом были расположены парильни - личная ванная комната Папы. В свой рабочий кабинет Папа поднимался по винтовой лестнице. На пятом этаже башни находилось помещение библиотеки.
   Фрески в библиотеке изображали природу с невиданным для той поры реализмом. Папа повелел изобразить на стенах капелл разные виды охоты, которая была занятием светской знати и духовенству запрещалась. Каменные стены были украшены огромными гобеленами.
  
   Авиньон стал центром торговли и культуры. Здесь происходил обмен идеями и товарами со всей Европы.
   Климент VI, располагавший огромными доходами, оказался щедрым меценатом для людей искусства.
   При дворе Папы жили выдающиеся художники. Одному из них - официальному придворному художнику Маттео Джованетти - была поручена роспись капеллы Святого Марциала. Благодаря Папе развивалось творчество Симоне Мартини, а в Авиньон переезжали не только отдельные художники, но и целые мастерские.
   Первые два платежа, сделанные Папой после коронации были оплатой услуг музыкантов. Он окружил себя композиторами, среди которых был Филиппе де Витри Будучи, автор стиля Ars nova - новой манеры нотной грамоты. Музыкальные произведения, которые прежде могли передаваться только устным путем, больше не нужно было заучивать на память - стало возможным исполнять пьесу, лишь читая партитуру. При папском дворце Климента VI Великолепного в музыке свершилась подлинная революция.
   В Авиньоне начал свой творческий путь Франческо Петрарка - основоположник гуманистической литературы, бравший из трудов античных авторов основание для нового миросозерцания, побеждающего религиозную аскетичность. Папа отдал Петрарке доходы канониката в Пизе и поручил ему собрать произведения классиков для своей библиотеки.
   Петрарка раскрыл гений Джованни Боккаччо - первого гуманиста Европы и одного из наиболее образованных людей Италии, автора поэм на сюжеты античной мифологии, пасторалей, сонетов, новелл, проникнутых духом свободомыслия, жизнерадостности, антиклерикализма и неприятием аскетической морали. Боккаччо первым пробудил в современниках интерес к античности. Итальянец создал многотомные труды по генеалогии языческих богов, его стараниями во Флоренции была основана кафедра греческого языка и литературы. Боккаччо три года содержал в своём доме калабрийского грека Леонтия Пилата, знатока греческой литературы, чтобы читать с ним Гомера в подлинниках.
   Папа созвал в Авиньоне комиссию учёных-астрономов для коррекции действующего юлианского календаря, введённого ещё в 46 году до нашей эры Юлием Цезарем.
   В Риме Папа организовал изучение классических языков - греческого и цицероновской латыни.
   В понтификат Климента VI сокровищница постоянно пополнялась предметами культа наряду с приобретением посуды, гобеленов, отделки. Репутация человека щедрого до расточительности навсегда закрепилась за новым Папой.
  
   Блестящий дипломат и политик, Климент VI был более чем галантным кавалером. Благородные дамы его двора имели привилегию ношения мехов горностая и неизменно попадали под обаяние Папы, который даже открыл в Преподобной Апостольской палате специальный счет для оплаты расходов дам Святейшего Отца. Но фавориткой Папы, безусловно, была Сесиль де Комменж, виконтесса Тюренская.
  
   Климент VI ещё со времён обучения в Сорбонне был мастером в искусстве схоластики. Он создал первый архивный фонд понтификальной документации и на протяжении всей своей духовной карьеры показал себя выдающимся оратором и проповедником.
   Папа издал буллу Unigenitus Dei Filius, в которой даровала Церкви право "индульгенции" - позволение священникам освобождать перед Богом от кары за грехи, в которых грешник покаялся, и вина за которые прощена в таинстве исповеди. Каждый христианин мог получать индульгенции, как для себя, так и для умерших из неисчерпаемой сокровищницы "сверхдолжных добрых дел" Христа, Богоматери, святых и мучеников. Духовные тяготы, как "вечное наказание" за грех ушли в прошлое. Путь к вечной жизни был открыт через раскаяние и добрые дела.
   Папа осудил учение Николая Аутрекуртского, утверждавшего, что божественная сущность не может быть ни чувственно, ни рационально познана человеком. Богослов был принужден сжечь свои книги и отречься от взглядов как еретических и безбожных.
  
   Климент VI смог укрепить централизацию папской власти.
   Он осыпал милостями своих родственников и земляков. Всего за время своего понтификата он назначил 25 кардиналов, среди них 19 из южной Франции, 8 из которых были его племянниками, в том числе Пьер Роже де Бофор - будущий Папа Римский Григорий XI.
   Он продолжил борьбу своих предшественников с императором Священной Римской империи Людовиком IV, потребовав, чтобы ни один закон в империи не был подписан без папской санкции, и в результате отлучил императора от Церкви, поддержав Карла IV, что положило конец распрям, издавна раздиравшим Германию.
   Он активно противостоял королю Англии Эдуарду III, королям Кастилии и Арагона, посягавшим на его юрисдикцию.
   Он способствовал заключению нескольких перемирий между Англией и Францией в Столетней войне.
   Он вёл упорные переговоры о воссоединении церквей с князьями Армении и византийским императором Иоанном VI Кантакузином, но эти усилия так и не увенчались успехом.
   Он отлучил от Церкви короля Польши Казимира III, прозванного "крестьянским", после того, как тот подтвердил привилегии, предоставленные иудеям в 1264 году Болеславом V.
   Он нещадно увеличивал размеры взимаемых налогов, и казна Римской Католической Церкви не знала прежде таких богатств.
  
  ***
  
  
  
  
   1342 год.
   Вскоре после избрания Климент VI принял делегацию римского сената, возглавляемую нотариусом Никола ди Лоренцо Габрини - сыном прачки и трактирщика, страстным почитателем античности, мечтавшим о восстановлении былого величия Рима.
   Ди Лоренцо был удостоен личной аудиенции. При приближении Папы итальянец встал правым коленом на землю. Папа подал руку, и ди Лоренцо почтительно поцеловал драгоценный перстень.
  - Встаньте с колен, дорогой друг.
   Прямая линия лба и носа, глубоко посаженные глаза, крутые брови, точёные губы, плавный подбородок - оживший античный олимпиец смотрел в глаза Папы. В лице молодого итальянца не было ни одной грубой черты, а все пропорции находились в абсолютной гармонии.
   Папа сел в мягкое кресло, жестом приглашая гостя. Удивлённый ди Лоренцо сел напротив, выжидающе глядя на понтифика.
  - Как вам известно, дорогой друг, Римская империя распалась, оставив Византию своей преемницей на тысячу лет. Но после нашествия варваров и наших славных крестоносцев Византийская империя тоже не устояла. Так скажите мне, Никола, где теперь люди, сотворившие Римский мир и античное чудо совершенного искусства?
   Ди Лоренцо не задумывался над ответом.
  - Они среди нас, ваше Святейшество. Византийцы уже не первый век бегут в города Италии от войн и варварства. Бегут, принося с собой библиотеки и культуру греко-римской древности. Наши знаменитые Пизано, Джотто, ди Пепо, ди Буонинсенья...
   Понтифик отрицательно качал головой.
  - Нет, дорогой друг, они не среди нас. Они - это мы.
   Ди Лоренцо склонил голову, ловя каждое слово.
  - Заговоры, смуты, войны. Феодальная междоусобица в Италии... Эти местечковые короли разрывают на куски полотно нашего мира. Заштопаем в одном месте - расходится в другом! Творения тысяч гениев могут исчезнуть, даже не возникнув.
   Понтифик налил бокал вина себе и гостю.
  - Нужно забрать стадо у нерадивых пастырей, друг мой.
  
   Никола ди Лоренцо провёл более года при дворе Папы, после чего был назначен городским нотариусом Рима. Папа также принял предложение делегации праздновать юбилей Римской Церкви каждые пятьдесят лет, а не сто, как было раньше. Очередной юбилей в 1350 году должен был привлечь в Вечный Город огромное число гостей и паломников.
  
   1344 год.
   Морское пиратство, расцветшее под покровительством Умура, эмира Айдына, наносило значительный ущерб торговле восточного средиземноморья. Эмират Айдын стал влиятельной силой благодаря своим портам Смирне и Айясолуку, что заставило Климента VI провозгласить Крестовый поход на Смирну и организовать Священную лигу, в коќторую вошли Венеция, Генуя, Кипр и госпитальеры Родоса.
   Король Кипра, канцлер ордена госпитальеров, а также патриарх Константинопольский с адмиралами генуэзских, каталонских и венецианских галер, нанятых церковью на службу, снарядили против турок большой флот. Корабли, галеры и когги объединённого христианского флота вышли от острова Негропонте в Греции и в мае остановились в морском заливе около Смирны, завязав сражение и обстреливая берег с деревянных вышек и башен, сооруженных на кораблях и лодках. Портовые укрепления были захвачены крестоносцами, а оборонявшие их турки перебиты.
   Смирна надолго подпадала под власть папского наместника.
  
   В конце лета Папа принял Раймонда де Ногарэ, прибывшего с докладом из Смирны.
   Седой рыцарь, прошедший много битв, был взволнован.
  - Мессир, султан Марбашан выступил с войском, разбил лагерь под стенами и осадил город.
   Папа недовольно поднял на него глаза.
  - Это вас так напугало, мой друг?
   Раймонд понизил голос.
  - Две недели мы стояли на рейде Марселя, прежде чем сойти на берег, мессир.
   Папа резко оторвался от спинки кресла. Раймонд продолжал.
  - Среди воинов Марбашана начался мор. Каждый день они сжигают трупы на кострах, мессир.
   Папа вскочил с кресла.
  - Где Гийом?!
  - Турки начали отходить в горы. Мы сделали вылазку и захватили их лагерь. Взяли много добычи... Они заманили нас, мессир... Был тяжёлый бой и мы вернулись за стены. Через неделю мы начали сжигать трупы...
  
   Климент VI объявил об отпущении грехов всем, кто снарядит отряды и отправится на помощь осажденным в Смирне. Набранные войска прибывали в Венецию, где грузились на корабли, нанятые Церковью, и в конце 1345 года отплывали в сторону Эгейского моря.
   Во дворец Папы был срочно вызван Ги де Шолиак. После окончания Парижского университета он долго путешествовал, как многие странствующие врачи того времени. В 1342 году де Шолиак прибыл в Авиньон, и в 1344 стал каноником монастыря Сен-Жюст близ Лиона, а также местным юристом. Таким образом, оставаясь врачом, он имел возможность проводить хирургические операции в больнице монастыря.
   Папа ходил по комнате, нервно сжимая длинные тонкие пальцы. Обычно мягкие и плавные черты его лица заострились, а серые глаза стали совсем светлыми.
  - Я вас слушаю!
  - Мессир, на Востоке чума случается часто. Это болезнь грызунов пустыни, которая иногда переходит на человека через блох. Я не раз посещал чумные бараки в Александрии и Яффо. Ограждая больных от здоровых и уничтожая трупы, можно переждать даже сильную вспышку. Пророк Мухаммад учил: "Если где-то вспыхнула чума, не отправляйтесь туда, а если это произошло там, где вы находитесь, не покидайте это место".
  - Зараза уже на Сицилии! Надо остановить вспышку!
  - Мессир, в позапрошлом веке Европа пережила более десятка вспышек. Войска Пятого похода прошли в Египте через самые зачумлённые районы, но это не привело к повальному мору в Европе.
   Папа устало опустился в кресло и склонил голову на грудь. Теперь врач видел лишь матовую лысину его головы.
  - Этого нельзя допустить, Ги. Слишком много дел не сделано. Слишком много!
  - Помимо блох болезнь передаётся через мокроту дыхания и прочие выделения больного. Я отдам необходимые распоряжения, мессир, - успокаивал врач. - Кипячение очищает одежду и посуду, а свинцовая вода убивает заразу на коже и слизистых.
   Для Папы была срочно приобретена свинцовая ванна, а де Шолиак примкнул к первой партии солдат, отплывавших из Венеции.
   С конца 1345 года при выходе кораблей из Смирны начал осуществляться строгий карантин.
  
  
  
  
   1347 год.
   Рим - Вечный город - всё больше становился добычей необузданных баронов. В излучине Тибра толпились помпезные башни красного кирпича, а по городу разъезжали вооруженные банды кланов Колонна и Орсини, между которыми непрерывно происходили стычки. Грабежи и убийства, беззакония и нищета становились повседневностью.
   Ди Лоренцо собрал группу сторонников и составил план восстания. Глашатаи созывали людей на Капитолий, и 20 мая, при активной поддержки наместника Папы, состоялась грандиозная процессия. Будучи блестящим оратором, ди Лоренцо выступал перед толпой, обличая феодалов и озвучивая новые законы. Правительственные здания на Капитолии были захвачены его сторонниками, а Рим объявлен народной республикой.
   Папа был лишён светской власти, феодалы затаились, и ди Лоренцо принял титул трибуна.
   Вдохновляемый Петраркой, который в восторге посвятил "народному трибуну" канцону "Высокий дух, царящий в этом теле", ди Лоренцо за несколько месяцев упорядочил налоги, отменил таможенные пошлины, стеснявшие торговлю, ввёл единую систему мер и веса, выпустил новую монету с надписью "Родной трибунат. Рим - глава мира". Все бароны были обязаны принести присягу Римской республике и передать ей все крепости. Отменялась присяга населения сеньорам. Дороги стали безопасны, на улицах воцарилось спокойствие. Петрарка призывал ди Лоренцо продолжить благородное дело.
   Ди Лоренцо выступил за объединение Италии. Он рассылал письма в города и провинции, пытаясь сформировать федерацию, и 1 августа в Риме собрались 200 делегатов из разных итальянских городов, выразивших поддержку ди Лоренцо. Трибун объявил восстановление прав римского народа и провозгласил Рим столицей мира.
   Осенью феодалы начали открытую борьбу с республикой. Бароны собрали войска, но были разбиты, после чего ди Лоренцо арестовал, а затем великодушно отпустил Стефано Колонна и всех других баронов. Началось скрытое поношение трибуна в народе. Поддержка народа была ненадёжной, и бароны быстро расшатали республику.
  
   Октябрьский дождь заливал дворцовые окна. Климент VI сидел за письменным столом. Дверь открылась, и в кабинет вошёл де Шолиак. Папа указал рукой на кресло.
  - Вы слышали последние вести из Рима?
   Врач кивнул. Голос Папы был меланхоличен и слаб.
  - Отправляясь в путь с благими намерениями, они неизменно сворачивают в ад. До конца года они разрушат республику. Все усилия были тщетны. Сегодня я издал буллу об отлучении ди Лоренцо от Церкви Христовой.
   Папа замолчал, сидя абсолютно неподвижно. Осенний дождь барабанил по окнам.
  - Помните, как в 1320 году отряды черни из северных провинций отправились в Святую Землю сражаться с неверными? Похвальное стремление для благоверных христиан. Во время похода они грабили местных жителей, а дойдя до Аквитании, открыто принялись разорять юг Франции, забыв про Палестину. Папа Иоанн выступил против них с проповедью, и ничего не добился. Король Филипп выступил против них с войсками и расправился со скотами.
   Папа снова замолчал.
  - Когда варвары заполонили Римскую Империю, расколов её на части, только Византия смогла оправиться, и только там смогла сохраниться культура. Почему, Ги?
   Врач пожал плечами. Слова папы настораживали его всё сильнее.
  - Император Юстиниан знал, что нельзя построить государство из скотов, оправданных и прощённых их Божеством.
   Де Шолиак почувствовал, как кровь приливает к лицу. Папа продолжал ровным голосом.
  - Целое поле дикого осота не даст и одной унции масла, дорогой друг, но заглушит все розы. Потому садовники расчищают землю от сорняков, прежде чем возделывать культурные посевы. Вы поняли меня, Ги?
   Врач всё понял, и теперь его лицо стало белым.
  - Вспышка ещё держится на побережье Анатолии, - де Шолиак неотрывно смотрел на Папу.
  - Да. Утром я отправил в Смирну три письма, - Папа устало поднялся из кресла и подошёл к окну. - Карантин будет снят. Начинается отвод войск.
   Де Шолиак опустил голову. Папа смотрел на врача строго и беспощадно.
  - Смелее, друг мой! Вверим души рабов в руки Господа их! Христиан будут причащать до отплытия из Смирны и по прибытии в наши порты. Дабы каждый, вкушающий тело и кровь Христову, снискал благодать Его и жизнь вечную!
  
   Конец октября 1347 года. Малая Азия, Смирна, церковь святого Поликарпа.
   Перед возвращением первого отряда крестоносцев в Европу, торжественно свершалось главное таинство христианской Церкви, установленное самим Спасителем на Тайной Вечери.
   Остиарий стоял у дверей, следя за тем, чтобы некрещеные не присутствовали в церкви во время Евхаристического канона. Клирики монотонно читали Священное Писание. Викарий торжественно раскладывал на престоле корпорал и ставил на него патену. В престоле, на котором хлеб и вино прелагались в Святые Дары, находился ларец с частицами мощей святых мучеников. Аколиты зажигали свечи и выкладывали на престол хлебцы и вино для освящения. Диакон указывал ожидающим причастия их места в очереди, соответствующие чину и внешнему благообразию.
   Священник раздавал хлебцы прихожанам.
  - Примите, ешьте: сие есть Тело Господа...
   Священник подавал прихожанам чашу с вином.
  - Сие есть Кровь Господа Нового Завета, за многих изливаемая...
   Миряне принимали хлеб на ладони и съедали, затем отпивали из чаши. И пили из неё все, осеняя себя крестным знамением.
  
   Ноябрь 1347 года, Франция, Марсель.
   В Европу прибывали первые корабли из Смирны. В честь возвращения крестоносцев служились торжественные мессы с причащением и свершались торжественные шествия и крестные ходы с поклонением Святым Дарам, выставленным на алтари храмов в специальных сосудах-дароносицах. Выставление сопровождалось песнопениями, молитвами и коленопреклонением. В конце службы священник благословлял верующих дароносицей. И целовали её все, осеняя себя крестным знамением.
   Вскоре у некоторых горожан началась лихорадка, жар сменялся ознобом, следовали мышечные и головные боли, слабость, потеря сознания или помешательство. На теле появлялись бубоны, которые гноились и образовывали свищи. Начинался кашель с отделением пенистой кровянистой мокроты, удушье, синюшность, кровоизлияния на коже и белках глаз.
   Число больных росло с каждым днём, и церкви заполнялись верующими.
  
   Декабрь 1347 года, начало эпидемии в Генуе, на Сардинии, Корсике, Мальте, Эльбе.
  
   Основным "лечением" были религиозные процессии, публичные проповеди и молебны святым. Больных несли в аббатства и соборы. Искупительные, молельные и траурные шествия следовали по городам со святынями, крестом и зажженными свечами, и все прихожане, кто только держался на ногах, присоединялись к ним.
   К местам погребения святых стекались тысячи паломников, желающих вернуть здоровье или избежать заражения. Страждущие молились, жертвовали дары, стремились прикоснуться к какой-либо вещи, принадлежавшей святому, и даже соскабливали каменную крошку с надгробий.
   Церкви и монастыри обогащались - желая избежать смерти, прихожане отдавали последнее, так что властям приходилось специальными указами ограничивать размеры даяний, чтобы не оставлять наследников в нищете.
   Чумные рвы появлялись в новых и новых городах.
  
   15 декабря в результате спровоцированного кланом Колонна восстания ди Лоренцо отрёкся от власти и бежал из Рима. Два года он прятался в горном монастыре в Италии, затем был арестован пражским архиепископом и выдан Папе в Авиньон, где был осуждён на смерть, но казнь не состоялась, а Никола был освобождён.
  
   Январь 1348 года, начало эпидемии во Франции.
  
   Папа был первым, кто нанял докторов специально для врачевания чумы, пригласив нескольких врачей в Авиньон. Так в Европе официально начинается практика вскрытия трупов в медицинских и научных целях. Примеру Папы начали следовать сюзерены и городские советы, но чумными врачами, как правило, становились посредственные медики или студенты, не способные остановить мор.
   Из страха перед болезнью всех, вызывавших малейшие подозрения, силой волокли в лазареты, превратившиеся в столь ужасное место, что многие предпочитали покончить с собой, лишь бы не оказаться там. Волна самоубийств вынудила власти принять специальные законы с угрозами выставлять трупы грешников на всеобщее обозрение. Вместе с больными в лазарет часто попадали и здоровые, найденные в одном доме с заболевшим или умершим, что заставляло людей скрывать больных и тайно хоронить тела.
   Де Шолиак начал вскрывал бубоны и прижигать открытые раны раскалённой кочергой, что приносило кратковременный результат, если больной не умирал от сердечного приступа, не впадал в шок или не сходил с ума от боли. Подобные методы лечения вызывали у людей ещё больший страх, чем сама болезнь, и докторов всячески избегали, а с усилением эпидемии всё большее число врачей сами старались найти спасение от смерти в бегстве.
   Смертность была настолько велика, что новые рвы не успевали копать. Могильщики, набиравшиеся из каторжников и галерных рабов, бесчинствовали в городах, покинутых властью, врывались в дома, убивая и грабя. Тогда Папа освятил реку, куда тела умерших сваливали прямо с телег, и течение уносило чумные трупы, и примеру Папы начало следовать духовенство других городов.
   Папская курия закрылась во дворце под усиленной охраной. Папа обратился к астрономам для объяснения причин мора. Иоанн де Мурис был одним из трех учёных, составивших трактат, объясняющий чуму сочетанием Сатурна, Юпитера и Марса. Папа не допускал к себе никого, исключая любую возможность покушения. По распространённым слухам, он постоянно поддерживал огонь в двух жаровнях справа и слева от своей персоны, и не расставался с волшебным изумрудом, вставленным в перстень, "каковой, будучи обращён к Югу, ослаблял действие чумного яда, будучи обращён к Востоку, уменьшал опасность заражения".
  
   Март 1348 года, начало эпидемии в Италии и Испании.
  
   Священники, принимавшие последнюю исповедь умирающих, становились частыми жертвами мора, поэтому в разгар эпидемии во многих городах уже невозможно было найти никого, способного совершить таинство соборования или прочесть отходную над покойником.
   Повсюду дымили костры, призванные остановить мор, но приносившие лишь ложное, губительное успокоение. Понимая, что завтрашний день может не наступить, множество людей предавалось чревоугодию, пьянству и разврату, что ещё больше усиливало разгул эпидемии.
   Разочарование в медицине и официальной Церкви вылилось в попытку простонародья защитить себя с помощью верований, уходивших корнями к временам язычества. Смерть пытались отвратить амулетами, обрядами и заклинаниями. Суевериям начинали предаваться даже священники, и Церковь Христа дискредитировалась всё сильнее. В народе усиливался ропот. Вспоминались и уже вслух рассказывались истории о блуде, интригах и даже убийствах, случавшихся в монастырях, о разврате и продажности священников.
   Протесты по отношению к Церкви вылились в мощные еретические движения, охватившие самые разные слои населения.
  
   1349 год, начало эпидемии в Англии, Шотландии, Ирландии, Норвегии, Швеции, Нидерландах, Дании, Германии, Швейцарии, Австрии, Венгрии, Польше.
  
   Члены секты бичующихся подвергали свою плоть испытаниям, подобным тем, что подвергался перед распятием Христос. Через покаяние и самонаказание за грехи сектанты стремились добиться Божьей милости и прекратить мор.
   Бичевание было как келейным, так и публичным. Сектанты объединялись в группы до нескольких сотен человек и странствовали из города в город. Для умерщвления плоти каждый имел с собой бич или плеть с узлами, в которые были вделаны шипы. Придя в город, бичующиеся собирались около местной церкви, раздевались и совершали крестный ход с песнями и молитвами. Далее каждый начинал бичевать себя и окружающих, и церемония заканчивалась лишь, когда "кровь начинала струиться по ним ручьями до самых щиколоток".
   Подобная фанатичная вера вызывала уважение народа, и всюду, куда прибывали сектанты, их окружала толпа, наперебой предлагавшая им стол и ночлег.
   Первое время Церковь относилась к бичеванию, как к одному из видов духовного подвига, но когда секта прошла смертельной волной по всей центральной и южной Европе, Папа запретил бичующихся, обнародовав особую буллу.
   Другой христианской сектой, пытавшейся остановить мор подвигами веры, были "одетые в белое" - бьянки. Их шествия собирали не меньшие толпы, чем шествия бичующихся. Одетые в белое, со свечами и распятиями в руках, они двигались, распевая молитвы и псалмы, возглавляемые женщинами и детьми.
   Бьянки публично упрекали Церковь в стяжательстве и забвении заповедей Божьих, за что Господь наказал христиан мором. Сектанты требовали от Папы добровольно отказаться от престола, уступив его "нищему папе". С этим требованием глава сектантов отправился в Рим, где по приказу Папы был сожжён на костре. Та же участь постигла второго руководителя секты, пытавшегося поднять восстание против Святого Престола, после чего секта была запрещена.
   Появление мучеников веры и гонения пополняли ряды бьянки христианами, разуверившимися в официальной Церкви. Шествия сектантов множились, и число жертв эпидемии росло.
   Движение "одержимых пляской" не имело собственной идеологии. Одержимые сбивались в толпы до нескольких тысяч человек и начинали прыгать, кричать и совершать нелепые движения, напоминавшие собой некий неистовый танец. Многие зрители присоединялись к пляшущей толпе. Одержимые зачастую покрывали расстояние до соседнего города, вопя и прыгая. Выплеснув нервное напряжение, они падали на землю в полном изнеможении и засыпали на месте. Иногда массовый психоз продолжался в течение нескольких дней или даже недель. Одержимых отчитывали в церквях, кропили святой водой, иногда городские власти нанимали музыкантов, чтобы те подыгрывали неистовой пляске и тем самым скорее доводили больных ею до изнеможения и сна.
  
   1350 год, начало эпидемии в Исландии, Гренландии, на Шетландских, Оркнейских и Фарерских островах.
  
   При виде повального бегства аристократии из городов в народе появлялись слухи о том, что дворяне сознательно травят чернь, но вскоре молва об умышленных отравлениях нашла иных виновников бедствия.
   Иудеи, с незапамятных времён знакомые с мерами противодействия чуме, отдавали себе отчёт в опасности загрязнённой воды и массовых собраний. С началом мора их общины обособлялись от остальной массы населения и копали свои колодцы, избегая городских источников вод и рек, загрязнённых трупами и нечистотами. Слухи о "кознях иудеев" и "отравлении колодцев" множились. В результате правильных мер защиты иудеи страдали от чумы заметно меньше, чем христиане, что ещё больше утверждало подозрения. Обезумевшие толпы начали получать разного рода "доказательства" виновности иудеев и даже "признания", полученные под пытками. В надежде прекратить мор, люди устраивали кровавые самосуды, и иудейские погромы распространялись в направлении с юга на север Европы вслед за чумой. С молчаливого согласия или даже поощрения городских властей и духовенства иудеев вешали и жгли повсеместно.
   Климент VI ещё в начале своего понтификата разрешил всем иудеям, изгнанным Филиппом Красивым, вернуться в область Авиньона. Папа был известен своим великодушием и благорасположением к иудеям, и его владения стали настоящим убежищем для них в период чумы. В 1348 году, в самом начале погромов, Папа издал две буллы, в которых осудил действия "соблазненных дьяволом" погромщиков, призвал духовенство принять меры к защите иудеев и запретил предавать их смерти без суда. Однако вмешательство Папы оказало воздействие только на Авиньон, и фактически привело лишь к тому, что в других городах иудейские общины начали судить целиком.
   За время эпидемии в Европе было уничтожено 50 крупных и 150 мелких иудейских общин, однако были и исключения. Так Казимиру III удалось не только сохранить иудеев Польши, но и избежать широкого распространения чумы в своих владениях.
   Прокажённых убивали как пособников иудеев, купленных за золото, и отравлявших воду, чтобы досадить христианам. Впервые это обвинение было выдвинуто властями ещё в 1313 году при Филиппе Красивом, после чего во Франции начались разгромы лепрозориев и казни больных. С началом мора сеньоры и городские власти обещали крупные награды за поимку отравителей, и, хотя ни одна подобная попытка не удалась, после первых же вспышек чумы проказа начала исчезать из Европы.
   В атмосфере истерии отравлений, охватившей народ, любой иностранец, мусульманин, путешественник, пьяный, юродивый - каждый, привлекавший к себе внимание отличиями в одежде, поведении или речи мог стать жертвой, если при обыске у него находили то, что толпе угодно было считать чумной мазью или порошком. Хотя случаи преднамеренного заражения действительно были из-за гибельного суеверия, что избавиться от чумы было можно, "передав" её другому. Некоторые больные специально толкались на рынках и в церквях, норовя задеть или дыхнуть в лицо как можно большему числу людей.
  
   В 1350 году, в самый разгар эпидемии, Папа объявил очередной Святой год, специальной буллой приказав ангелам немедленно доставлять в рай любого, умершего по дороге в Рим или по пути домой. На Пасху в Риме собрались более миллиона паломников. На Троицу к ним добавился ещё миллион. Среди последних христиан Европы, сохранивших верность официальной Церкви, чума свирепствовала с такой силой, что по домам вернулась едва ли десятая их часть. Прибыль римской курии от пожертвований пилигримов за юбилейный год составила 17 миллионов флоринов - невообразимую по тем временам сумму.
  
   1352 год, начало эпидемии в Псковской республике.
   Согласно Никоновской летописи "бысть мор во Пскове силен зело и по всей земле Псковской, сице же смерть бысть скоро: храхне человек кровию, и в третий день умираше, и быше мертвии всюду". Священники не успевали хоронить мёртвых. Псковичи молили о помощи новгородского архиепископа Василия. Владыка прибыл, совершил богослужение в трёх церквах, обошёл город с крестным ходом, утешил псковичей, но заболел сам и скончался на обратном пути в Новгород, в обители Архангела при устье реки Узы, впадающей в Шелонь.
  
   1353 год, начало эпидемии в Московском княжестве.
   Болезнь поразила Смоленск, Киев, Чернигов, Суздаль, Глухов и, спустившись к Югу, исчезла в Диком поле. Золотая Орда подверглась опустошению, приведшему к смутам, получившим в русских источниках название "Великая замятня". С 1359 по 1380 год на золотоордынском престоле сменилось 25 ханов, а поражение от объединённых русских войск на Куликовом поле положило начало освобождению Руси от ордынской зависимости.
  
  ***
  
   Эпидемия имела значительные демографические, социальные, экономические, культурные последствия и повлияла на генетический состав населения Европы.
   Христианские церкви пришли в запустенье.
   Время после чумы стало подлинным временем новых идей, возрождения античных ценностей и пробуждения средневекового сознания. Тёмные века остались позади - наступало время Ренессанса.
  
  ***
  
   Осень 1351 года. Франция, Авиньон, резиденция Папы Римского.
   Климент VI слег, разбитый лихорадкой. Ги де Шолиак был вызван для консультации и 17 декабря сообщил Папе о его смертельном заболевании - камни в почках вызвали гнойный абсцесс.
  
  ***
  
   Весна 2015 года. Франция, Овернь, аббатство Ла-Шез-Дье престола Божьего.
   Здесь, в сердце провинции Овернь, началось его служение Богу. Братья-иоанниты и в наши дни продолжают монашеские традиции аббатства. Новая церковь аббатства - один из примеров щедрости человека, прожившего свою жизнь, не думая о расходах. В ней находится гробница Климента VI, изваянная из каррарского мрамора. Он желал быть погребенным среди своей братии, чтобы они молились за его душу.
   Климент VI, прозванный Великолепным, был таким на самом деле.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"