Хватов Вячеслав Вячеславович : другие произведения.

Охота на Сталина. Глава 1-15 (роман завершен)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.41*26  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Постъядерный роман с элементами альтернативной истории или наоборот. Что за организации стоят за неудавшимися покушениями на Сталина? Кто эти люди и что будет, если кому-нибудь их них все же удасться совершить задуманное? А может и не было ничего? В наше время ответы на эти вопросы пытается получить модный журналист, а всю горькую правду узнает молодой командир РККА. Но прежде ему предстоит пройти все круги ада. причем тяжелый 37-ой покажется ему раем по сравнению с 57-м, куда забросит его неведомая сила. И ладно бы один раз... Книга как и остальные переехала на Autor today https://author.today/u/chashaosa1/works Книга как и остальные переехала на Autor today https://author.today/u/chashaosa1/works Тут на самиздате буду выкладывать первые главы новых книг, но целиком только там.
Обложка []
  
   ОХОТА НА СТАЛИНА.
  
  
   РОМАН
  
   Что-то мешало дышать. Он с силой втянул в себя воздух и открыл глаза. Сквозь мутные окуляры прильнувшей к лицу маски был виден лишь какой-то неровный, желтый треугольник. Что это за маска?
   Он поднес руку к лицу. Противогаз. Зачем? Да еще старой конструкции с длинной гофрированной трубой. Такие он видел только в школе, на уроке гражданской обороны, когда больной на голову военрук заставлял детей напяливать на себя эти вонючие штуки.
   Он с трудом приподнялся и сорвал с себя эту дрянь. Желтый треугольник оказался оконным проемом, почти полностью перекрытым рухнувшей бетонной плитой.
   Попробовал встать, но обшарпанные стены комнаты поплыли куда-то в сторону. Ладно. Встал на четвереньки и подполз к окну. Сунул за пазуху волочащийся за ним фильтр противогаза и, ухватившись за зазубренный край бетонной плиты, подтянулся на руках и выглянул наружу.
   Улицы не было. Вместо нее тут и там громоздились груды битого кирпича и обломков камней. Прямо над ним нависал покосившийся уличный фонарь, а метрах в десяти справа догорал остов полуторки.
   Что это? Съемки какого-то фильма о Чечне? Нет, скорее о Сталинградской битве. Вон на огрызке площадки третьего этажа единственной уцелевшей стены сталинской многоэтажки лежит оторванная башня тридцатьчетверки. Но как ее туда затащили? Хм. Вообще все это странно. Никогда не любил фильмы о войне. Когда это он успел на такое подписаться? И главное, почему он ничего об этом не помнит?
   О! Свет. Наверное, осветители. Сейчас будет 'камера. Мотор'.
   Из-за ощетинившихся изогнутой арматурой бетонных балок выпорхнул сначала один луч, а потом и второй. Они на пару зашарили по развалинам, приближаясь к чадящей полуторке.
   Он отпрянул назад.
   - Он где-то здесь, вишь, собаки занервничали, - сказали по-английски.
   Ничего себе. Он оглянулся. Напротив окна едва различимо чернел дверной проем. Осторожно, стараясь не шуметь, подполз к нему. Перекошенная дверь была открыта вовне, но путь преграждал упавший шкаф. Он наступил на ребро шифоньера, стараясь не угодить ногой в продавленные дверцы, утыканные стеклянными зубцами.
   В коридоре было намного светлее. Источником этого света был огромный пролом в перекрытии между первым и вторым этажами. Ни крыши, ни других этажей наверху не было. Массивная плита перекрытия все еще удерживаемая арматурным скелетом за один край, другим своим краем упиралась в пол.
   Он вскарабкался по своеобразной горке наверх. Дальше можно было пройти только по торцу полуобвалившейся стены, заканчивающейся возле одной из множества куч мусора.
   Он, осторожно балансируя на неровной грани, двинулся в ту сторону. За спиной что-то невнятно закричали. По стене скользнул луч фонаря и тут же щелкнул винтовочный выстрел. Пуля ударила в бетон где-то далеко впереди.
   Он пополз быстрее.
   Бах. Еще один выстрел. Та-та-та. Это уже из автомата.
   - Бля, - он вскочил и в два прыжка достиг кучи. И откуда только силы взялись?
   Топот преследователей доносился уже из комнаты, где он был всего минуту назад.
   - Я его вижу, - закричали уже слева.
   Ага, значит, их больше чем двое и они окружают. Он затравленно оглянулся и, не дожидаясь очереди в спину, кубарем скатился по склону вниз.
   Кольцо сжималось. Нырнув между куском вздыбленного асфальта и искореженным трамваем, где-то тридцатого года выпуска, он остановился, размахивая руками. Наконец удалось восстановить потерянное равновесие. Внизу перед ним раскинулось озеро, или нет, скорее огромный кратер, наполненный мутной водой, из которой то тут, то там торчали обломки балок, куски плит и арматура. Прямо под ногами был относительно чистый участок. Только крыша какого-то старинного автомобиля виднелась слева.
   Топот нескольких десятков кованных сапог слышался все отчетливее, а совсем рядом, за ближайшим кирпичным холмом раздалось какое-то утробное ворчание и в следующий момент оттуда выскочили три овчарки. Повизгивая от нетерпения, они рванулись в его сторону. Он попятился. Земля под ногами начала съезжать вниз, и даже не успев повернуться, он так и полетел в пропасть вниз головой.
  
   Алексей пулей вылетел из кровати и, хватая ртом воздух, по инерции сделал еще несколько шагов.
   - Что, что такое? - Света привстала на кровати, - это ты?
   - Я, я. Спи. Ничего особенного, просто кошмар приснился.
   - Опять, - жена зевнула, - бросал бы ты свою политику, допрыгаешься до инфаркта когда-нибудь.
   - Спи, потом поговорим.
   - Вечно у тебя все на потом, - Света натянула на себя сброшенное, на пол одеяло.
   Да. Ему снова приснился кошмар. В который раз. Он не стал спорить с женой, а открыл форточку и вышел покурить на кухню.
   Что-то похожее на сегодняшний сон ему снилось, наверное, уже в десятый раз. Все время примерно одно и тоже. То ударная волна от ядерного взрыва хоронит его заживо, то он, умирая без глотка воды, ползет по городу, превратившемуся в стеклянную пустыню из расплавленного песка, то в каком-то подземелье на него нападает стая огромных крыс-мутантов. И каждый раз он просыпается в последний момент, как сегодня.
   Да. Политика политикой, но пить всякую дрянь, на этих презентациях и деловых встречах точно надо прекращать.
   Бенедиктинский затушил окурок и, погасив на кухне свет, поплелся обратно в кровать.
  
  
  
  
   ЧАСТЬ 1.
  
   ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ.
  
  
   Глава 1.
  
   СЕЗОН ОТКРЫТ.
  
  
   Москва. Новослободская ул. д. 12 17.04.2007 г.
  
   Страничка никак не хотела открываться. Алексей закрыл окошко и попытался зайти в комментарии снова. Висит.
   Он встал, подошел к кулеру и налил себе кипятка в кружку. Конечно это моветон с его-то достатком, пить растворимый кофе, но до собственной секретутки он еще не дорос. Значит надо работать!
   Компьютер, весело мигая, сообщил ему, что невозможно открыть страницу.
   Хорошо, если это от наплыва посетителей, а если весь сайт рухнул? Не дай бог. Вечером главред потребует отчет, а эта зараза все тормозит.
   В газете 'Новая жизнь' Алексей Бенедиктинский вел рубрику 'Превратности истории' и недостатка в посетителях соответствующего раздела на сайте газеты не было. Тормоза случались и раньше, но такого еще не было.
   Алексей оторвал кусок лаваша, купленного сегодня в булочной за углом, и прожевав первый кусок, отхлебнул кофе.
   - Ну, наконец-то, - страница с последними комментариями загрузилась, оказавшись семьдесят второй по счету. Бенедиктинский чуть не выплюнул очередной глоток кофе на клавиатуру.
   Ни черта себе! Меньше чем за сутки от времени публикации настрочили около восьмисот комментариев.
   Он поудобнее устроился в крутящемся кресле и прильнул к экрану.
  
  
  Антон
  Офигительно.
  Сталин для вас злой.
  "Голодомор" вспоминаете? Вспомните тогда голод конца 19 века в "изобильной царской России".
  Сталин поднял эту страну из дерьма в буквальном смысле этого слова и в переносном.
  Какой он нехороший, что за 2 колоска или гаечку людей сажал. А реально, это называется "воровство", только сейчас мы привыкли на это глаза закрывать.
  17.04.2007 11:39
  
   - Тебя бы на зону за спижженый степлер, мудозвон, - Бенедиктинский отодвинул папку и оперся локтем о стол.
  
  
  Семен
  Информация к размышлению: сыновья Сталина воевали на фронте, сын Берии - один из лучших конструкторов-ракетостроителей. Сыновей, внуков не то что Путина или Ельцина, но и какого-нибудь губернатора или генерала в Чечне днём с огнём не встретишь, как и в конструкторском бюро. Это только для лохов существует священная обязанность. Сталин и Берия придерживались несколько иного мнения.
  17.04.2007 11:42
  
   - Отцы-герои бля, - Алексей продолжал ругаться с монитором.
  
  Anonymous
  Очередное передергивание фактов.
  Сталин - это палач, и всем людям, жаждущим его реабилитации, хочется пожелать отправиться в 37 год, чтобы на себе ощутить "счастливую жизнь".
  17.04.2007 11:47
  
   - Во-во, - дело говоришь, товарищ анонимус, - Бенедиктинский подправил очки.
  
  Инок
  Мой родной дед - полковник МГБ в органах с 20-го года оставил мемуары на магнитофонной ленте (очень много кассет) и я слушая их после его смерти в 1970 г. то, что я услышал полностью опровергает то, что написал Бенедиктинский. У моего деда было ещё 8 братьев, из которых 3 ушли к белым а 4 к красным. Потом один из оставшихся в Союзе был репрессирован, а остальные официально от него отказались. Т.е. семья была расколота на пополам, но я бы всё равно если бы попал в 20-30 годы был бы со Сталиным. 07.03.2005 22:47
  17.04.2007 11:51
  
   - Флаг тебе в руки, барабан на шею.
  
  Anonymous
  Все это - полный бред и чушь. Поднять страну можно было и без репрессий десятков миллионов человек, которые расставались с жизнью из-за какой-то ерунды, а их детям, которые вообще ни при делах, приклеивался ярлык детей врагов народа.
  17.04.2007 05:54
  
   - Вот и мой дед жил из-за этого в Надыме. И мать оттуда.
  
  Андрей
  Я бы с удовольствием отправился в 37-й год, потому что там я мог бы гордиться своей страной и быть человеком! а не дерьмократическим быдлом....
  17.04.2007 11:59
  
  
   - Да ты и так быдло, урод, - Бенедиктинский поработал скроллом, пропуская еще несколько подобных постов.
  
  
  Эд Горби
  Отличная статья, а кому нравится 37-сообщаю, что чекисты Менжинского были перебиты Ягодой, Ягоды - Ежовым, Ежова - Берией и Берии - Маленковым и Хрущевым. Так что дерзайте, товарищи, вас тоже шлепнут.
  17.04.2007 12:25
  
  
   - Я бы с удовольствием шлепнул.
  
  Русский
  В ваших комментариях слышится трусость шавки лающей из подворотни. Величайший человек великой эпохи. А вопли о невинно убиенных отсылаю к недалёкому будущему, если мы конечно до него доживём. Фигуры подобные Кобе возвеличивают страну, кто хочет поспорить, пусть назовёт в нашем времени человека, который может так же быстро поднять нашу страну с колен.
  17.04.2007 12:28
  
  Иван
  Гнусная статейка, как и большинство других этого автора. Со Сталиным лично знаком не был, потому ничего плохого о нем сказать не могу и не имею права. Но то, что Великую Отечественную мы выиграли при нем, это исторический факт.
  17.04.2007 12:34
  
   - Да пошел ты, - Бенедиктинский достал из ящика новую пачку сигарет и, поставив перед собой пепельницу, закурил.
   Козлы. Собирался же не больше пачки в день. А теперь из-за них...
  
  
  Алексей
  Просто поразительные отзывы читаю, вы вообще статью читали?
  Сталина можно ругать, но нельзя не отдать ему должное он поднял Россию из ничего, из руин и разрухи. Можете привести конкретный исторический пример, когда подобное можно было бы сделать без крови? В то время, любой человек, приди он к власти, послужил бы полному уничтожению страны, а это принесло бы жертв во много раз больше. Бенедиктинский вот вначале статьи описывает, что было ДО Сталина, и какие люди были у власти. Ну и кто из них вам нравиться больше?
  И почему он решил, что кто-то из них справился бы лучше? Он противоречит сам себе.
  17.04.2007 12:37
  
   - Много ты понимаешь, ушлепок. Поработай с мое, - пепел с сигареты упал на дорогие брюки.
   - Твою мать.
  .
  Алексей А.
  Дело не в статье Бенедиктинского, а отношении людей к тому периоду. Такие, как этот писака, почему-то не помнят ни о молниеносном решении проблемы с Чечней, ни о золотом запасе, ни о регулярном снижении цен, ни о мировом влиянии которое имела наша страна. Они в один голос талдычат только о пресловутых воронках
  17.04.2007 12:40
  
   - Че они все о ценах? Дались им эти цены, - Алексей переложил сигареты в золотой портсигар и налил себе еще чашку кофе.
  
  Леонид
  Для особо жалостливых при постройке всеми любимым Петром Питера погибло больше народа, чем при Сталине в ГУЛАГ, а разница в и в необходимости (не в обиду питерцам, но город можно было бы построить на пару км выше по реке где нет таких болот или построить базу ВМФ) результатах их действий поражает.
  17.04.2007 12:42
  
  
  Игорь
  Да, мне фраза одного из комментаторов понравилась - десятки миллионов репрессий ;))))
  Даже по нынешней демократической статистике известно, что расстреляли меньше миллиона...
  
  17.04.2007 12:46
  
   - Сам что ли трупы считал? Статистик бля.
  
  
  путник
  М- да... Судя по первым рецензиям не оскудела в России демшиза... Я то полагал, что эта нечисть благополучно скончалась в ходе "реформ" естественным образом- от бескормицы. Ну да хрен бы с ними, "детишками Арбата", это не лечится.
  
  Примечательно, что "Усатому Отцу" ставят в вину именно 37 год. Примечательный тем, что именно тогда ИВ окончательно избавился от тогдашнего аналога демшизы, "ленинской гвардии", и принялся строить обыкновенную империю, ну а что до бонапартика Тухачевского и прочих конструктивно сходных - то получили они свое вполне заслуженно.
  17.04.2007 12:52
  
   - Это ты у меня сейчас получишь заслуженно, - Бенедиктинский нажал на 'удалить комментарий'.
  
  Костя
  Интересно, сколько секунд продержалась бы современная РФ при агрессии, аналогичной гитлеровской?
  17.04.2007 12:57
  
   - Нет, ну достали эти 'пламенные борцы с мировым злом', - Алексей взял пиджак и вышел из кабинета.
   Обед.
  
  SARUROV
  Очень трудно сейчас говорить и обсуждать, да он поднял страну, но какой ценой,!!! да он был великим человеком, а с другой стороны он был тираном, у моего деда всю семью расстреляли.
  Респект автору.
  
  17.04.2007 14:17
  
   - Взаимный респект, - Алексей чокнулся с монитором стаканом с соком.
  
  Витаc
  Возвеличивать тирана могут только те недалекие люди кто не пострадал от его "доброго понимающего взгляда", те, кого это никак не коснулось.
  Нам очень легко сейчас говорить о величии Александра Македонского, но, живи вы лично со своей семьей в ту эпоху, и переживите трагедию на собственной шкуре, когда вас избивают и грабят, а ваших женщин насилуют и продают в рабство, да и относятся к вам как к дешевой вещи... раб это - раб, а в военное время когда ряды рабов постоянно пополняются... ваша жизнь в десять раз еще менее ценна для хозяина. А какое унижение!?
  Одно дело для мужчины умереть в бою, а совсем другое постепенно превращаться в скотину и даже хуже, ведь к скотине относились намного лучше.
  А во время Сталина было не лучше. Твой сосед, который кстати сам же на днях спер у тебя галоши, осерчает, захочет твои две комнаты, вот у него одна, а у тебя две... и стуканет на тебя как следует и куда следует... а у тебя семья, дети, много близких родственников...
  А то, что он страну поднял... тиран он и есть - тиран. Вот я вас сейчас тресну по голове да посажу к себе в подвал, поставлю туда швейные машинки, и будете вы мне поднимать швейное производство... и поднимете, никуда не денетесь...
  17.04.2007 14:21
  
  
   - О!
  
  
  Владислав
  В этом-то вся и беда, что в сторонниках Бенедиктова говорит личная обида за родственников. Никто из нас не хотел бы жить в эпоху Ивана Грозного, Петра или Сталина. Никто не хотел бы быть зарубленным опричниками, сгнить в болотах под Питером или загнуться на Соловках. Если бы изобрели машину времени, то отправкой туда можно было бы заменить смертную казнь. Но дело в том, что если бы не эти исторические личности - мы бы сейчас батрачили на какого-нибудь польского пана в соляных копях или таскали бы баржи по Неве для шведского короля. Я не говорю уже о планах Гитлера на наше население. Делайте выводы.
  Бенедиктова в топку.
  17.04.2007 14:24
  
   - А тебя головой в унитаз, - Алексей взял еще сигарету.
  
  Костя
  2 SARUROV, прости. не могу удержаться.
  КВН -2003, по-моему, Пятигорск.
  -Не люблю я Сталина. Он деда моего убил.
  -А кто был твой дед?
  -Фашист.
  17.04.2007 14:26
  
   - Остряк не доделанный. Ха-ха-ха - не смешно.
  
  Красный
  Как бы не хотел автор статьи вывод о Сталине - могучий политик и прекрасный организатор. Страну поднял, другие страны заставил Союз уважать, войну с бесноватым ублюдком выиграл. Потери - были, а куда без них? Те, кто с умным видом кричат, что можно было лучше, могут делать 'лучше сейчас, благо поле для деятельности есть. Тем, кто кричат, что Сталин был палач и садист - на могилку к Новодворской, там выслушают.
  Вывод о статье - жирный кол, однозначно.
  17.04.2007 14:28
  
   - В жопу тебе кол. Лерочку не трожь, гнида краснопузая.
  
  Толян
  Да вознаградит Господь Россию новым Сталиным : Народ Русский без Вождя исстрадался!
  17.04.2007 14:31
  
   - Исстрадался он. Иди подмойся, - он опять прокрутил несколько постов..
  
  
  Anonymous
  Тупая статья. Одиозная, хотя и с отдельными здравыми мыслями. ЕЕ спасает только стремление ПОНЯТЬ участников событий. Сразу подчеркиваю: я не сталинист (расстреляли прадеда ни за что в 1938), историк, занимаюсь одной свирепой зарубежной диктатурой. Никаких иллюзий по поводу системы такого рода нет - но нет иллюзий и по поводу большинства реальных альтернатив, будь то белые или Романовы.
  17.04.2007 15:23
  
   - Еще один историк вылез, - опять закрутился скролл.
  
  Аминь
  Да вознаградит Господь Россию хотя бы незначительным снижением количества дураков, а уж дороги Народ Русский и сам построит....
  17.04.2007 16:01
  
   - О! Золотые слова.
  
  
  Сергей
  Сталин спас мир от фашизма. Если бы не его жестокость - Гитлер бы победил. Не Сталин создал тот мир таким ужасным. Для того мира он был гуманен, количество жертв - минимально.
  Сейчас мир снова становится страшным. Нас спасёт лишь наше мужество и лидер, подобный Сталину. В чудеса верить не стоит.
  17.04.2007 16:03
  
   - Щас про пиндосов начнут. Куда деваться от этих педриотов.
   Скролл.
  
  Warhammer
  ты тормоз, как и все коммунисты. мир прекрасно обошелся бы без ваших зверств и без вашего усатого маньяка. если бы Германия завоевала Россию или даже весь континент, это НИЧЕГО бы не изменило. Фашистов закидали бы атомными бомбами, как Японию. И все было бы так же как сегодня, только Германии не было бы на карте :-)
  17.04.2007 16:45
  
   - Истину глаголишь, сын мой. Собрать их, коммуняк этих, в кучку и ядреной бомбой.
  
  Юрис
  Ну что же, если такое количество отзывов, значит задело за душу, значит статья полезная и нужная а если кому не понравилась, так ведь люди все разные.
  17.04.2007 16:48
  
   Бенедиктинский расплылся в улыбке. Маленькая ручка легла на плечо. Потом она поползла наверх и, потрепав Алексеевы вихры, вновь исчезла.
   - Хвалят или ругают?
   - Конечно, хвалят, Лия, - соврал он, - разве может быть иначе? - Алексей обернулся и, встав, сгреб девушку в охапку.
   - Ну, увидит кто-нибудь, - она вырвалась, - жене сообщат.
   - Жене, - он сел за стол, - эх.
  
  Александр
  А государство, по определению, это аппарат насилия. И в любом здравомыслящем государстве всякая демократия кончается там, где она вступает в конфликт с текущей политикой этого государства. Даже в так называемых оплотах демократии. Ибо в противном случае закончится само государство. Однако когда есть лишние средства - очень полезно потратить их на выпуск пара посредством игры в "демос кратос" - и правительству хорошо, и демосу, к мнению которого правители прислушиваются, приятно.
  А если количество репрессированных в 37 и далее будет расти такими темпами, то вскорости их число превысит все население СССР...
  
  До чего ж ВЕЛИК ОСЕЛ, ПИНАЮЩИЙ КОПЫТОМ МЕРТВОГО ЛЬВА!
  
  17.04.2007 16:52
  
   - Сам осел.
   Да, а с количеством жертв он, похоже, действительно переборщил. И главное, теперь уже обратного хода нет. В других публикациях придется отталкиваться от этого числа. М-да, ну что-нибудь придумаем.
  
  Глок
  "Я к демшизе отношусь не лучше. Это две крайности - дерьмократы и сталинисты. Я хочу жить без крайностей в теплой квартире и без черных воронков под окнами."
  
  
  Веня
  Разгубастился... И рыбку ему, и...
  В нашем хищном мире, где Россию всегда пытались и сейчас пытаются растащить по частям - такое не возможно.
  Добро должно быть с кулаками.
  17.04.2007 16:55
  
   А почему бы и не образовать несколько новых демократических государств? Глядишь, и не окажется в нескольких из них вот таких вот Вень. И потом, с такими Венями, мы все равно Россию просрем. Надо будет статейку на эту тему забацать. Эх, только главред вряд ли пропустит. Времена нынче не те.
  
  
  Владислав
  Warhammer - ты сам понял, что сказал?
  
  'Фашистов закидали бы атомными бомбами, как Японию. И все было бы так же как сегодня, только Германии не было бы на карте'
  На чьей территории? По Москве бы ядерными бомбами хреначили? А твой дед в это время где был бы?
  17.04.2007 16:59
  
  Warhammer
  В Таллине :-)
  17.04.2007 17:01
  
  Владислав
  Ну, тогда понятно
  17.04.2007 17:02
  
   - Иди, говорю, Владик, голову в унитаз сунь. По Москве, не по Москве.
  
  Олег
  А вы посчитайте сколько убито людей из-за прихода в власти "дерьмократов" - рост количества самоубийств, заказные убийства, смерть от передоза, спившиеся от отсутствия работы и потом умершие, Чечня та же. А сколько умерло без медицинской помощи, сколько детей выброшено на помойку Убийства в армии, убийства стариков из-за квартиры и т.д. и т.п. А потенциально так называемая демократия убила десятки миллионов - рождаемость упала вдвое.
  А вы говорите про миллион расстрелянных...
  Хотя то, что невинных убивали, это конечно ужасно, но то, что давили политическую оппозицию - всесторонне поддерживаю. Перестали давить в восемьдесят шестом - и эта "оппозиция" за пять лет при помощи американцев развалила нашу великую страну...
  Так что Сталин по моему мнению даже не такой преступник как Горбачев.
  17.04.2007 17:05
  
   Опять американцы. Сами все развалили. И в 30-е. Если бы Сталина вовремя грохнули, и войны-то не было бы. Эх, - Бенедиктинский подпер рукой подбородок и уставился в окно, где на бескрайних голубых просторах неба стайка облаков играла в догонялки.
  
  
  Не понимаю
  "..Даже по нынешней демократической статистике известно, что расстреляли меньше миллиона..."
  
  А это мало, чтобы считать Сталина уродом?
  
  В 35-38 гг. убивали и сажали не только палачей и гонителей прежних 20 лет, но и хозяйственников, администраторов и честных военных.. И кучу совсем "левых" людей.
  А миллионы умерших от искусственного голода в 31-33-ем? А раскулаченные? А 10 лет каторги (несколько тысяч вообще расстреляли) за выращенные тобою же на отнятой у тебя земле и "украденные" с голодухи колоски и картохи?!
  А миллионы напрасных потерь в войну, один штурм Берлина чего стоит?!
  
  Моральная кретинизм некоторых отзывов просто поражает.
  17.04.2007 17:15
  
  Андрей
  
  Газета 'Нейе фрейе прессе' (Австрия), 1932
  
  "Большевизм можно проклинать, но его нужно знать. Пятилетка - это новый колосс, который необходимо принимать во внимание и, во всяком случае, в хозяйственный расчет".
  
  Да, "во всяком случае", мы сейчас проедаем Сталинские запасы, или то, что было создано его драйвом. Нового-то не получилось.
  Но идеология верная. Или они нас или мы их. Что сейчас, к сожалению и просматривается. Только очень ограниченные люди могут поверить в любвеобильность Запада. Иметь нас будут и по-чёрному. Вот весь политический цинизм.
  
  С уважением, Андрей.
  
  17.04.2007 17:17
  
   - Мы вас, мы вас...
  
  
  Cher
  Во времена Сталина было все, что угодно, но ни один человек не мог бы сказать, что ему стыдно за свою страну.
  А сейчас?
  Я за правдивое изложение истории, выводы каждый может сделать сам.
  То, что такой человек необходим России сейчас - не вызывает сомнений.
  Я только начала читать статью, но уже сейчас могу сказать, что счастлива, что народ опомнился и не идет на поводу у пропаганды оппозиции, которой выгодно оболгать всех.
  Мой муж как-то сказал мне (он иностранец), что если бы у вас не было революции, если бы у вас не было Сталина, у нас не было бы той процветающей Европы, которая есть сейчас. Не стали бы капиталисты задумываться над тем, какие дать социальные льготы и возможности, если бы на примере России не увидели, к чему приводит империалистический пофигизм. Вот такой вот ракурс, такая точка зрения.
  17.04.2007 17:24
  
  Миха
  2 Warhammer: Было бы наверное "интересно" посмотреть как бы фашистов закидали атомными бомбами и что бы потом от "мира" осталось...
  Также: перед войной Германию гораздо сильнее снабжали западные страны и в частности США /// сейчас, надо отдать должное, надо говорить, что не США, а отдельные его граждане, участвовавшие в акционерном капитале немецких предприятий ;) ///. А покрывали Германию гораздо больше и лучше опять таки Англия с Францией - вспомним дружно Мюнхенский сговор.
  Предотвратить войну с Германией было невозможно при всех усилиях (и Сталина и всех прочих), уж очень сильно к ней толкали некоторые "дружественные", а потом и союзнические страны (вспомним дружно попытки подписать дружеские договоры в 1939 году между СССР-Францией-Англией и их провал со стороны Англии и Франции). 17.04.2007 17:05
  
   Бенедиктинский загрузил предпоследнюю страницу.
  
  Anonymous
  После прочтения рецензий осталось только одно желание - поскорее уехать из этой ублюдочной страны.
  18.04.2007 07:25
  
   - У меня давно такое желание и я, наверное, скоро его реализую, - Алексей потянулся за сигаретой.
  
  
  Дмитрий
  Прочитайте статью. внимательно, огороменная просьба! Расспросите своих родных (старшее поколение)! Поройтесь в семейных фотографиях, наконец, просто почитайте открытые исторические материалы (публикации материалов съезда, воспоминания современников, глав православной церкви, и.т.д.)!
  Я не оправдываю Сталина (мои предки из деревни, которая как раз и была загнана в угол), мой прадед был раскулачен за такую мелочь, как швейная машинка... Но, черт возьми! Неужели вы думаете, что большинство ветеранов и пенсионеров боготворят Сталина только из-за страха?! Тогда мне вас жаль. Как справедливо отметил один из рецензентов - современные демократы наворотили такого, что нужно десяток Сталиных, чтобы перевесить их по жестокости!
  18.04.2007 07:31
  
  митрич
  Ребята, фанаты статьи...А вы сами управлять пробовали? Хоть небольшим коллективом - человек в 10?А в кризисной ситуации, цейтноте и цугцванге? Если пробовали - не ужели не понимаете, не видите, что приемы такие же, только масштабы другие...Если внимательно присмотреться - Сталин-гений антикризисного управления...И я бы с большим удовольствием жил в 30-40 годы при Сталине, чем при Троцком-Бухарине - крови бы было больше, толку меньше. И так по экспоненте..
  А на счет репрессий - попробуйте пообщаться с немногими оставшимися стариками, а не пользоваться передернутой статистикой
  18.04.2007 07:34
  
  oupire
  Обалденные комменты!
  Раз настолько сильно точки зрения на статью расходятся, значит маст рид..
  
  По-поводу Сталина что могу сказать.. У меня бабушка была.. есть.. Член семьи врага народа. Ее отец врагом народа был. Надо обьяснять что это такое в то время? Так вот. Сталина просто любили. ЛЮБИЛИ. Любили как можно только любить своего вождя. И когда обьявили о его смерти - плакали, всерьез плакали. Выводы делайте сами.
  18.04.2007 07:38
  
  
  Bond
  Klassnay statiya ! Ura Benediktinskomu! Riga.
  18.04.2007 07:45
  
  viper
  Маладэц, Алексей Эмануилыч! Ух какую бучу поднял, подогрел к себе интерес. Да и статья хорошая, скандальная, истории там мало, но денег заработать на ней можно. И нужно. Маладэц.
  18.04.2007 07:48
  
   - Хоть ты меня понимаешь Марк.
  
  Коля
  37-й вас нервирует? Так ведь репрессии начались еще в 17-м, и не закончились после 37-го, ни со смертью Сталина. Человек был великий. И не использовал власть за ради швейцарских счетов, багамских вилл, меринов и бумеров и прочего дерьма, как нынешние наши. Не грабил свою страну. И люди гордились своей Родиной, а не обзывали ее "дерьмовой" или "гребаной", как нынче модно стало!!!
   18.04.2007 07:57
  
  Anonymous
  Я понял, что всегда переоценивал интеллектуальные и культурные способности пользователей Интернета.
  Просто страшно читать отзывы. Но если бы авторы сих рецензий попали бы в тридцать седьмой год, то в лучшем случае их петушили бы на зонах урки, а в худших гнили бы сейчас под шпалами никому не нужной ж/д на Салехард
  Особенно поражают те, у кого деда или прадеда расстреляли, а их внучки одобряют это и говорят - так и надо. Вот это - моральные уроды, которые давно мудировали, еще при рождении
  18.04.2007 08:11
  
   - И не говори друг, меняя такие тоже поражают.
  
  ММТ
  много криков, соплей, высосанных из пальца фактов, их передергивание, грубо вырванные из первоначального контекста цитаты, и конечно смачное смакование всякой грязи, и... просто нет слов.
  Я раньше был лучшего мнения об этом журналисте.
  Ну а История, какая бы она ни была, это наша История, и самое лучшее наше к ней отношение это ее Уважение и старание не повторять ошибок совершенных нашими предками в процессе ее написания
  18.04.2007 08:17
  
  
   Алексей Бенедиктинский удовлетворенно потер ладони и, взъерошив свою непомерных размеров шевелюру, крутанулся на кресле.
   Только теперь он обратил внимание на мерцающую лампочку потолочного светильника. Обычно ее противное жужжание его не по-детски раздражало и даже мешало работать.
   - У, зараза китайская, - Алексей погрозил лампе кулаком и, сцепив пальцы на затылке, выгнул спину, разведя локти в стороны.
   Обычно это помогало, но сейчас боль в спине не прошла, только что-то тревожно хрустнуло в шейных позвонках.
   Все, пора уходить, а не то жена из дому выгонит. Чего-то засиделся я дольше обычного.
   Бенедиктинский посмотрел на часы, - У-у-у. Все, кранты. Скандальчика не избежать.
   Он достал мобильный телефон и нажал на закладку 'Пупсик'.
   Пупсик рвал и метал. Оказывается, жена звонила ему аж три раза за последние полтора часа.
   Он удивленно посмотрел на список неотвеченных вызовов. Да, так и есть. Пожалуй, придется по дороге домой заехать в ювелирный, а это значит, что себестоимость статьи возрастет. Помимо, 'на пиар' и 'на проставу' нужно ведь еще и главреду отстегнуть как обычно, а теперь вот гонорар еще тысяч на пять уменьшится.
   Алексей запихал в рот остатки лаваша, запил его давно остывшим кофе и, выключив компьютер, снял с вешалки пальто.
   - Ну как, сезон охоты на отца народов открыт? Что пишут? - дверь скрипнула и легкий на помине главред вошел в кабинет и устроившись на уголке стола, махнул в сторону погасшего экрана.
   - Пишут, Сергей Леопольдович, много, но, к сожалению, в основном ругают.
   - Так это же хорошо. Значит, рейтинги растут. А то, что поносят - так это ерунда. Вон Политковскую тоже ругали, а теперь вот памятник поставили... в Грузии. А в штатах даже фильм сняли, книги пишут, Евросоюз премию, ее имени, учредил.
   - Ну и шуточки у вас, Сергей Леопольдович. И вот потом вы все о рейтингах, а мне бы хотелось бы читателя убедить в чем-то, заставить задуматься...
   - Может, ты там с жертвами репрессий переборщил? Я тебе говорил пяток, другой миллионов накинь, а ты там случайно до сорока не округлил?
   - Нет, на тридцати остановился, - Бенедиктинский заправил шарф под воротник, - а вы разве не читали.
   Главред закусил нижнюю губу и уставился на мысок своего отполированного ботинка.
   Эх, зря он это спросил. Знал же, что, не положив в карман традиционный конверт, Леопольдыч не касался готовых материалов своих подчиненных. Ну, или делал вид, что не касался.
   Алексей подошел к ящику своего стола, открыл его и, достав конверт с деньгами, упакованный в сигнальный экземпляр, протянул его начальнику:
   - Вот, ничего такого. Я и так там сгладил все углы, которые только можно было. Это уже после вашей правки.
   - Завтра с утра почитаю, а потом вместе подумаем, что нам с этим поколением горе-патриотов делать, - повеселевший Сергей Леопольдович соскочил со стола и скрылся в дверном проеме, буркнув на прощание что-то вроде 'Бай'.
   Бенедиктинский взял шляпу и зонт и вышел вслед за главредом. В отличие от Леопольдыча, настроение у него было в конец испорчено. Проведя бейджем по электронному ключу своего кабинета, от расстройства он сначала даже пошел в противоположную от лестницы сторону коридора.
   Пожалуй, заеду-ка я еще в 'Пять звезд', коньячевского куплю - нервишки подлечить.
   Стеклянная дверь-вертушка еще долго крутилась, после того как Алексей в сердцах толкнул ее, так и не ответив на 'до свидания' озадаченному вахтеру.
   Ни пробка на Ленинградке, ни посещение ювелирного не добавила Алексею настроения. Но окончательно оно было испорчено, когда Бенедиктинский, подъехав к "Пяти звездам", увидел табличку, сообщающую о ремонте. Вовремя! Называется - побаловал себя маленько! Что, ехать к другому такому же через пол города? Нет, конечно. Значит, остается ближайший супермаркет. Он со злостью ткнул окурком в пепельницу и повернул ключ в замке зажигания. Ага, сейчас. Двигатель не завелся. Алексей попробовал еще раз. И еще раз. И еще. Ноль эмоций. Он выскочил из машины и, закурив, принялся расхаживать туда-сюда. Так, техничка, с учетом пробок, будет, самое раннее, через полчаса. Значит, можно пока сходить за коньяком в супермаркет. Кажется, там за углом проезжая, он видел один. Конечно, французский коньяк в нем наверняка подмосковного разлива, но это все же лучше, чем клопомор в бутылках из-под Грузинского, что впаривают вон в той палатке.
   Из пяти касс работали только две и все эти полчаcа Бенедиктинскому пришлось провести в обществе очумевшего офисного планктона, почему-то решившего набить свои холодильники именно сегодня.
   Выжатый, как лимон, он, наконец выскочил на улицу и едва ли не бегом рванул к машине. Но... На том месте возле "Пяти звезд", где Алексей оставил свой 'Лексус' тридцать минут назад, его не было.
  
   Два часа в отделении милиции, сорок минут в метро, и в результате, когда Бенедиктинский вышел из подземного перехода "Речного вокзала", было уже темно. В павильоне остановки, на лавочке сидел невысокий худой старик. На вид ему было далеко за восемьдесят. Воевал, наверное. Может, и сидел даже.
   Бенедикинский нетвердой походкой направился к остановке.
   - Извиняюсь уважаемый, а автобус скоро будет.
   - Нет, не скоро, молодой человек. Через сорок минут, и при том последний!
   - А, понятно, - Алексей рухнул на лавку рядом с дедом, - значит, вместе дожидаться будем.
   Старик промолчал, но это не остановило Бенедиктинского. Он обнял старика за плечи.
   - Что, отец, жизнь тяжелая штука? Да, а кому вообще легко живется в этой стране? Вот ты знаешь, дед? Машину вот у меня угнали, - он всхлипнул. - Линять нужно из этого гадюшника, вот что.
   - Вот такие, как вы, страну гадюшником и сделали, - старик снял руку Бенедиктинского со своего плеча и встал.
   - Ой, ой, ой. А вы, что в свое время с ней сделали? Пол страны сидело, а другая половина их охраняла, да доносы строчила.
   Старик хотел что-то ответить, но только махнул рукой.
   - А-а, ответить-то нечего, - Бенедиктинский все больше распалялся.
   - Ошибаетесь, мне есть, что сказать. Только мозги у вас, у нынешних напрочь загажены телеящиком. Сами-то думать не умеете. За вас уже все покрасили в черное и белое, разжевали и в рот положили. Такие, как ты, - старик ткнул в сторону Алексея пальцем, - раньше в комсомольских вожаках ходили, а по ночам доносы друг на друга строчили, чтобы себе место расчистить. Вы и сейчас место себе расчищаете - киллера нанял и готово.
   Бенедиктинский улыбался. Он уже не чувствовал себя так скверно. Его даже забавлял этот старый хрен. Наверняка какая-нибудь бывшая чекистская мразь.
   Два часа в отделении, бесконечные вопросы, звонки, протоколы... Он уже немного отошел от этого и коньяк, остатки которого бултыхались в бутылке за пазухой, помог ему отвлечься от неприятностей сегодняшнего дня.
   - Думаешь, я неудачник, да? А я, между прочим, известный журналист, сейчас еду домой к жене. Вот подарок ей везу, гляди, - он начал шарить по карманам. Черт. Сережек или чего он там купил, не было.
   - Бля, суки. Менты вытащили. Или в метро? В метро ездит одно это быдло...
   Он, кажется, сказал это вслух. Старик не реагировал - лишь повернулся к нему спиной. Бенедиктинский не унимался.
   - Не нравиться, да? Мне тоже не нравиться, когда мою статью охаивают всякие хронические неудачники, несостоявшиеся в этой жизни. Потомки вертухаев. Им только и остается лить слезы по этому вашему Сталину. Это ведь вы, ваше поколение носило его на руках, а теперь воспитываете своих внучков.
   - Что вы об этом знаете, молодой человек, - похоже, Бенедиктинскому все же удалось вывести деда из себя. - Что вы знаете об этом, чтобы записывать вот так вот в негодяи целое поколение, да и самого Сталина тоже?
   - А, вон как запел, сволочь! - Бенедиктинский не мог остановиться. Там, в киберпространстве он мог только печатным словом отхлестать какого-нибудь поклонника Вождя всех народов, а здесь перед ним стоял настоящий живой сталинист.
   Что, гнида сталинская, силенки уже не те? - он встал в стойку и начал пританцовывать вокруг деда, - а то, наверное, проучил бы врага народа, а? - Бенедиктинский хохотнул. Он на миг расслабился, и это дорого ему обошлось. Стариковская палка рассекла воздух и по касательной прошлась по правому уху.
   Звон в голове заслонил все остальные уличные звуки. Бенедиктинский наклонился за расколотыми очками, а когда он распрямился, то увидел, что старик дрожащими руками выдавливает из пачки таблетку валидола; его сумка, рядом с которой он сидел, валяется под лавкой, и почти все ее содержимое высыпалось на асфальт.
   Алексей кое-как надел, оставшиеся без одной дужки очки.
   Деду видать было совсем херово. Вон побледнел весь и сполз вниз.
   Ладно. Вызову скорую - не изверг ведь.
   Бенедиктинский только с третьего раза сумел набрать на своем мобильном '03' и в ожидании машины скорой помощи, зачем-то начал перебирать стариковское барахло. Наконец в руки ему попалась красная книжечка какого-то удостоверения.
   Так. Петр Вениаминович Сказочников. Персональный пенсионер. Ага, так он и знал. Небось, пенсию свою заслужил в подвалах Лубянки. Ишь, как его задело. Бенедиктинский потер распухающее ухо и обернулся в сторону приближающегося звука сирены.
  
   Он сделал еще глоток из бутылки и посмотрел на водителя скорой. Тот затянулся сигаретой и, глядя куда-то на далекие огни микрорайона, раскинувшегося по ту сторону МКАД, стряхнул пепел на землю.
   В приоткрытой дверце красно-белой 'газели' было видно, как врач, вытерев пот с лица, продолжил колдовать над стариком.
   Подошел автобус. Последний. Бенедиктинский вскочил на заднюю площадку и, вывернув шею, еще долго смотрел на удаляющуюся остановку, пока та не скрылась за поворотом.
  
  
  
   Глава 2.
  
   СТЕПАНОВКА.
  
  
  Ворошиловградская обл. Игнатьевский р-н. деревня Степановка. 11.08.1937 г.
  
   Он остановился и, приложив руку к козырьку фуражки, принялся рассматривать белеющие на околице хаты. Вон та, третья слева от водокачки, его.
   Мать, наверное, еще в поле, а вот сеструха точно чего-нибудь насчет ужина кумекает. А может, уже наварила борща на мосталыжках.
   Петр посмотрел на командирские часы, которые ему вручили в прошлом месяце, как отличнику боевой и политической подготовки. Ну да, время уже. Вон и колхозные телеги с бабьем в Степановку потянулись. Мужиков-то из их деревни всех в гражданскую повыкосило. Вот и его отца тоже. А те, что остались, на шахтах в Усть-Каменском уголек рубают.
   Сказочников обернулся. Со стороны поселка к нему на приличной скорости мчался велосипедист, за которым тянулся шлейф пыли.
   Ух ты, только коленки сверкают.
   Метров за пятьдесят до Петра велосипедист начал сбавлять скорость и, наконец, затормозил возле него.
   - Здравия желаю, товарищ командир, - на Сказочникова из-под кепки смотрели серые водянистые глаза, почти полностью растворяющиеся на таком же сером от пыли лице. И вообще, заставь Петра кто-нибудь описать незнакомца на следующий день, ничего особенного он вспомнить бы не смог. Поношенный френч, брюки-галифе - так все сейчас одеваются. Разве что краги...
   - Не подскажите, на станцию я правильно еду? - не дожидаясь ответа, велосипедист достал видавший виды планшет и развернул карту, - вот это впереди должна быть Веселогорка, а за ней мост и выезд на дорогу к станции?
   - Нет, это Степановка, а не Веселогорка. Не туда свернули, - Петр ткнул пальцем в листок. - Мост вон где, - и, развернувшись, махнул уже в сторону настоящей, а не бумажной Ворошилоград.
   - Ах ты, черт. Как же я так оплошал? - незнакомец поспешно свернул карту и, закинув ногу на велосипед, буркнул, - спасибо.
   - Да не за что, - Сказочников повернулся и пошел к Степановке.
  
   С борщом он не угадал. Когда на Петре наконец повисели мать, сестра и все племянницы по очереди, перед ним поставили несколько тарелок, наполненных картошкой, квашенной капустой и солеными огурцами. Потом Наташка притащила здоровую корзину с пирожками, а когда сестра торжественно внесла в хату извлеченный из подпола
  немаленький шматок сала, Петр не выдержал и спросил. - Никак во всесоюзную лотерею выиграли или может деньги по займу вернули? А, Наташка? - он посмотрел на сестру.
   - Нет, - рассмеялась та, - просто нам теперь на трудодни больше долю выдают, да и на базаре кое-чего с огорода наторговали.
   - Ого! А что, теперь и это разрешили?
   - Ну, говорю же.
   - Да ты соврешь - не дорого возьмешь.
   - Да ну тебя, - сеструха обиженно засопела. - Ешь вон лучше.
   - А вы?
   - И мы. Мать вон сейчас от Трындычихи бутылек принесет и сядет, а я уже, - Наташка плюхнулась на лавку.
   Петр, повертев фуражку в руках, прищурился и запустил ее в сторону крюка вбитого в стену.
   - Попал, - он засмеялся, глядя, как фуражка покачивается на крюке.
   - Все еще как мальчишка, - в дверях стояла Мария Семеновна. - Жениться уж давно пора, а он все ребячится. Говорю, давай Нинку соседку за тебя сосватаем.
   - Опять ты, мам, за свое. Говорил же тебе, что жениться мне пока рано. Вот окончу командирские курсы, получу назначение...
   - Во, во. В глухомань какую-нибудь Сибирскую. И жениться тогда тебе на медведе придется.
   - Ничего, мам, все будет нормалек, - Петр встал из-за стола и, схватив огурец и пару картофелин, направился к двери. - И в Сибири поди люди живут.
   - Поешь хоть нормально, - крикнула ему вдогонку Мария Семеновна, но Петра же и след простыл.
  
   Егорыч перевернул газетный лист и продолжил водить очками вдоль строчек мелкого текста. Это манера чтения у него была такая. При этом, он еще шевелил губами будто читает вслух. Правильно, он в основном и читал вслух. А кому ж еще, если грамотных в деревне раз, два и обчелся. В смысле политически грамотных. Читать-то умели многие. Особенно молодежь. Но что взять с парней и девчат, у которых в голове одна рыбалка, купание, да лошади. Вот Ленька вроде ничего, смышленый, но тоже только самолетами своими бредит. Нет, в деле политического просвещения масс нужен серьезный подход.
   Егорыч снова зашуршал газетой.
   Среди верхушек акаций, растущих возле клуба, замелькала белобрысая голова.
   Кто это? А Петруха! Ну, наконец-то стоящий собеседник. Будущий командир красной армии.
   - Петруха, подь сюды.
   - Че Егорыч?
   - А вот послушай, что пишут: - 'Товарищ Сталин в своем историческом докладе на пленуме ЦК ВКП(б) 'О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников' дал блестящий анализ недостатков в работе партийных органов и органов безопасности и указал практические меры к их устранению.
   Товарищ Сталин заострил внимание на вопросах о капиталистическом окружении и о современном троцкизме, превратившемся в оголтелую и беспринципную банду вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, действующих по заданиям разведывательных органов иностранных государств'.
  
   Петр присел рядом с Егорыч ем и достал папиросы.
   - Вот дальше, дальше о главном.
   - Да я слушаю, Егорыч, слушаю, - Сказочников дунул в папиросу и закинул ногу на ногу.
   Егорыч прокашлялся и продолжил, - 'Товарищ Сталин беспощадно вскрыл ошибки тех наших товарищей, которые неправильно представляют себе эти вопросы. Такие товарищи привыкли болтать о капиталистическом окружении, но они не понимают его подлинной природы, его существа, не понимают связи, которая существует между капиталистическим окружением и такими фактами, как шпионаж, диверсия, вредительство и террор, и не умеют сделать отсюда соответствующих выводов.
  Эти товарищи забыли, говорил товарищ Сталин, о законе взаимоотношений между буржуазными государствами, в силу которого каждое из этих государств систематически засылает своих разведчиков, шпионов и диверсантов в тылы соседних государств.
   Но если отношения капиталистических государств между собою определяются указанным выше законом, то может ли быть иным их отношение к СССР - стране победившего социализма, несущей счастье и освобождение от капиталистического рабства эксплуатируемым и угнетенным народам и трудящимся массам всего мира!
   Конечно, нет! Вот почему капиталистические государства засылают в наши тылы, и будут засылать впредь вдвое и втрое больше вредителей, шпионов, диверсантов и убийц, чем в тылы любого буржуазного государства. Этих вредителей, шпионов, диверсантов и убийц иностранные разведки направляют в СССР, как своих агентов, используя их для своих преступных целей достаточно широко и умело. Такими наиболее подходящими для фашизма агентами в осуществлении этих преступных замыслов в настоящее время являются троцкисты, представляющие собой беспринципную банду вредителей, диверсантов, шпионов и убийц из иностранных разведок', - Егорыч перевел дух. Солнце клонилось к закату и его оранжевые лучи, преломляясь в ветвях деревьев, веселой стаей зайчиков плясали на газетных страницах.
   - Давеча кум из города приезжал, - дед потер слезящиеся глаза, - говорит там целую банду этих супостатов поймали. Слышал?
   - Нет, - Петр встал. - У нас на курсах об этом особо не говорят. Было одно политзанятие, где о Тухачевском, Екире и Уборевиче рассказывали и все.
   - Послушай... - Егорыч осекся. По улице, со стороны Усть-Каменского в облаке пыли неслась телега, на которой, во весь рост стоял Витек Стогов. Казалось, телега вот-вот развалится на куски. На такой-то скорости.
   - Батьку завалило, - повозку занесло, и самый младший из Стоговых едва удержался на ногах. - 'Диктатуру' взорвали.
   Он кричал еще что-то, но сквозь грохот колес доносились лишь непонятные обрывки фраз.
   Одновременно вскочив, и Петр и Егорыч, рванули туда, откуда примчалась телега. Из других дворов тоже выскакивали люди, и вскоре по дороге, ведущей к шахтам, уже бежала почти вся Степановка. Петр с Егорычем, пробежав метров двести, вскочили в кузов громыхавшей по колдобинам полуторки, в котором уже сидели кузнец Михей, поселковый фельдшер Мамрюков с медсестрой и еще два каких-то мужика из района - то ли по почтовому делу, то ли землемеры какие.
   Шахта 'Диктатура пролетариата' была одной из самых крупных в Усть-Каменском, и на ней работало почти все мужское население Степановки.
   Судя по всему, где-то там, в штреках все еще бушевал огонь. Над стволом шахты поднимался столб черного дыма, который пассажиры полуторки увидели еще от элеватора, а подъехав, увидели толпу народа, которую оттесняли подоспевшие НКВДшники. Несколько грузовиков с ними застряли в людском море, волнующемся у ворот.
   А народ все прибывал и прибывал. Петр забрался на кабину, чтобы разглядеть, что происходит у входа в клети.
   А там происходило что-то страшное. Левую клеть заклинило взрывом, а из правой, которую опускали и поднимали вручную, выгружали тела.
   Их было много. И хотя часть трупов уже погрузили на грузовики, все равно возле проходной уже не хватало места. Тела лежали в три ряда, а клеть все продолжала совершать ходку за ходкой, выдавая на гора совсем не уголь.
   Петр насчитал семьдесят пять тел. В углу у "ламповой", под брезентом лежало то, что осталось от шахтеров, оказавшихся в эпицентре взрыва.
   Завыли бабы, которые стояли ближе других к оцеплению. Сквозь две шеренги НКВДшников они сумели разглядеть среди полуобгоревших трупов своих родных.
   В толпе началось брожжение, и если бы не подоспевшие конники из расположенной в соседней Масловке кавалерийской бригады, она наверняка бы смяла пешее оцепление. А так, Буденовцам даже удалось оттеснить людей за ворота.
   - Говорят, то не метан рванул, - Леха из третьей смены присел на корточки возле Сказочникова, спустившегося с крыши кабины вниз. - Говорят, то динамит был. Людев вона по кускам раскидало.
   - Говорят, говорят. Говорят, что кур доят. Ты бы, рыжий, поменьше языком молол. А то, не ровен час, как пособника тебя того...
   Петр присел на крыло грузовика и закурил. Неужели диверсанты добрались и до их района? Да-а.
   Домой он добрался затемно. Многие ворота и калитки на их улице до сих пор были открыты настежь. В сенях Петра встретила заплаканная Наташка. Витька, с которым она гуляла, спустился в забой сегодня утром вместе со второй сменой.
   С трудом стащив сапоги, Петр рухнул на топчан.
  
  
   Москва. Новослободская ул. д. 12 25.09.2007 г.
  
   - Давай, давай наливай. Нечего нам баки заливать. Там своим этим... Подписчикам втирай про Сталина своего, а нам лучше расскажи, сколько из нее на Федеральной можно выжать.
   - Ну и вопросы у тебя, Гена. Что я, по-твоему, на своем 'Логане' по Рублевке носиться буду? 'Логан' тебе не 'Ферарри', да и я не сынок Сырожи Иванова.
   - Да ты чего, Леш? Я просто так...
   - А я так и понял, что просто так, попиздеть, - Бенедиктиктинский плеснул себе виски, - лучше скажи, ты с главным архивариусом договорился?
   - А как же. Все будет чики-чики. Только надо добавить.
   - Сколько? - Бенедиктинский вздохнул и полез в карман за портмоне.
   - Еще пятьсот.
   - Совсем эти бумажные крысы совесть потеряли.
   - Ну да. Ну, ты же сам знаешь, информация в наше время дорого стоит.
   - Она всегда дорого стоила, только раньше расплачиваться приходилось по-другому, - Бенедиктинский разлил остатки шотландского по стопкам.
  
   Старая настольная лампа с салатовым плафоном, навроде тех, что стоят в музейных кабинетах в Горках или в Кремле, освещала лишь угол в одном из помещений государственного архива. Высящиеся же до потолка стеллажи, с одинаковыми, цвета детской неожиданности, папками, уже метра через два от стола утопали в сумрачной кисее пыльного воздуха. От этой пыли постоянно чесался нос. Бенедиктинский отодвинул очередную папку и открыл следующую.
   Что-то более-менее подходящее попалось ему только к исходу третьего часа. Вот, кажется, кое-что нашел.
   Бенедиктинский смахнул пыль с пожелтевших страниц.
   Так, так, так. Вот оно. Выдержки из протокола заседания Ворошиловградского областного суда от 23.08.1937 г., опубликованные в газете 'Ворошиловградский коммунист'.
   '...Я хочу, товарищи судьи, напомнить несколько данных экспертизы по этому вопросу, которые не оставляют никакого сомнения в том, что этот план очень тонкий, вероломный и подлый. Диверсанты из правотроцкистского центра...' Далее следовали нудные технические подробности, которые якобы свидетельствовали о диверсии на шахте 'Диктатура пролетариата'. Алексей, зевая, пролистал несколько страниц со свидетельскими показаниями, записанными аккуратным круглым почерком какого-нибудь секретаря.
   Суки бля. Они проделывали с человеком такое, что тот потом свидетельствовал не только против своих сослуживцев, но и против мамы родной. Да и против себя самого тоже.
   Вот, например, - '...подтверждаете ли вы, гражданин Николаев Кузьма Семенович, что видели, как Сказочников Петр Вениаминович одиннадцатого августа этого года без четверти восемь встречался на дороге, ведущей из Усть-Каменского в Степановку с разыскиваемым в связи с делом о диверсии гражданином?
   - Подтверждаю.
   - Подтверждаете ли вы, что в этом гражданине по фотографии вы опознали Якименко Ивана Павловича, являющегося так же немецким шпионом Эрихом Фон Глаубером?
   - Подтверждаю.
   - Подтверждаете ли вы, что Якименко-Фон Глаубер, получив от гражданина Сказочникова секретную карту, затем направился в сторону железнодорожного узла в Веселогорке?
   - Подтверждаю.
   - Довожу до сведения суда, что среди личных вещей гражданина Сказочникова при обыске была обнаружена крупная сумма в иностранной валюте.'
   Наверняка сами и подбросили. Бенедиктинский потянулся за сигаретами, но, вспомнив о датчике противопожарной безопасности над головой, передумал.
  Обвиняемым было предъявлено обвинение по ст. 52.2 и 52.8а - 'об организации диверсии.'
   В своей заключительной речи государственный обвинитель говорил, - 'В этом деле, товарищи судьи, налицо заговорщическая группа, агентура иностранных разведок. Но вина всех участников этой банды наймитов империализма не одинакова...'
  Дальше следовал перечень тех, кто, по мнению прокурора достоин смертной казни, и тех кому "посчастливиться" помахать кайлом во благо родины и партии. Ух как Алексей ненавидел этих коммунистов. Он сжал кулаки и продолжил читать.
  '...считаю, что Сказочников, хотя и совершил тягчайшие преступления против Советского государства, против Советской власти, заслуживает снисхождения, так как он был всего лишь связным и использовался для передачи документов и ценностей. Кроме того, в преступную организацию он был вовлечен путем обмана В отношении его и выше перечисленных лиц я предлагаю применить закон от второго октября тысяча девятьсот тридцать седьмого года. Он позволяет суду в особых случаях избирать меру наказания, среднюю между десятью годами лишения свободы и высшей мерой наказания. Я считаю, что в отношении Сказочникова, Степанова, Рюмова, Лагоды, Кераселидзе и Зельштама следует ограничиться двадцатью пятью годами тюремного заключения.
  Чудовищность совершенных подсудимыми преступлений поражает. Я спрашиваю, имеют ли право ходить по земле, товарищи судьи, эти чудовища, по вине которых погибли десятки людей?
  Пусть же ваш приговор покажет силу и справедливость советского правосудия!
  Изменников и шпионов, продававших врагу нашу родину, расстрелять, как поганых псов!
  Раздавить проклятую гадину!'
   Надо же, сколько патетики. Вот так вот, из-за нарушения техники безопасности, повлекшим за собой взрыв метана, большевики отправили на тот свет полтора десятка человек. Надо будет раскрутить эту историю в своей будущей статье. Странно, что они вообще кого-то оставили живых. Особенно этого военного... Как там его... Сказочникова.
   Кстати, где-то ему попадалась эта фамилия. Может быть, когда он копался в архивах ГУИН? Надо будет попытаться отследить судьбу осужденных по этому делу.
   Бенедиктинский захлопнул папку и достал мобильник. Хватит на сегодня, пора немного расслабиться, а то подсознание опять зашвырнет в руины.
   Кстати, а почему именно туда? Что-то много сегодня вопросов без ответов. Пора в кабак. Он открыл записную книжку.
  
  Ворошилоград. Пересыльный пункт областного управления НКВД. 05.10.1937 г.
  
   Муха, подумав немного, все-таки продолжила свой путь по стеклу маленького зарешеченного оконца, сквозь которое было видно лишь лоскуток плачущего неба, да верхушку начинающего желтеть клена.
   Петр задумал, если муха доползет до кляксы из масляной краски, присохшей к стеклу в левом верхнем углу окошка, то там наверху во всем разберутся и выпустят его, исправив эту чудовищную ошибку. Если нет, значит, нет.
   Он в который раз прокручивал в голове события того дня. Тот велосипедист в рыжих крагах... Нет, эта встреча не была случайной. Но теперь ему казался подозрительным и парень, попросивший посмотреть за своими вещами на вокзале. Ведь он потом тоже попросил того парня присмотреть за своими. Кто знает, может быть, именно тогда ему подложили деньги, найденные при обыске... Обыск. Они перевернули вверх дном всю хату. А когда его сонного, ничего не понимающего два чекиста выдернули из постели... Он ведь подумал, что началась война... Этот момент он не забудет никогда. Перепуганная родня, отводящие в сторону глаза соседи. Соседи... Эх Кузьма, Кузьма. Нет, зла на него Петр не держал. Ошибся человек, бывает. Но вот прокурор... Что за чушь он там нес про связного? Это была уже не ошибка...
   Лязгнул засов, и массивная фигура конвоира заполнила собой весь дверной проем.
   - Сказочников, с вещами на выход.
   Петр схватил тощий вещмешок и шагнул к выходу. Так и не добравшаяся до кляксы муха выписывала восьмерки по камере.
   Тусклая лампочка в конце коридора, ослепляющий свет октябрьского солнца во дворе и опять душная темнота обшитого металлом кузова. Он уже перестал вздрагивать, когда за ним с грохотом захлопывалась очередная дверь, и лязгал засов. Его почти не били. Только в первый день, допрашивающий его капитан, на любой его вопрос отвечал ударом натруженного кулака. Другим повезло меньше. Некоторых привозили с допросов под руки, некоторых приносили и бросали на пол, а кто-то совсем не возвращался.
   Его вообще допрашивали как-то странно. У Сказочникова сложилось впечатление, что его ответы никого не интересуют и все с ним давно уже решено.
   На допросы Сказочникова водили раз в два-три дня, обычно ближе к вечеру, и лейтенант (с 1935 года, когда в РККА были введены воинские звания, и по 1945 год звания в НКВД были на два ранга выше званий РККА. Например лейтенант НКВД соответствовал капитану РККА, сержант НКВД лейтенанту РККА), выполнивший свою дневную норму по зуботычинам и пинкам, откровенно скучал. Зевая, он или расхаживал по кабинету, как учитель, по два раза надиктовывая печатающему протокол допроса молодому сержанту свои вопросы и повторяя ответы Петра, или сидел, подперев кулаком подбородок и помешивая ложечкой в уже, наверное, десятом за день стакане чая.
   Сержант, тот вообще в такие минуты откровенно клевал носом над своей машинкой.
   - Скучно с вами, с наймитами, - сказал как-то разоткровенничавшийся лейтенант. - Все вы одинаковые. Сначала " не виноват я", " это какая-то ошибка", а потом " я осознал свою вину перед всем советским народом" и "готов понести суровое наказание". Тьфу. Вот бы нам сюда настоящего немецкого шпиона, матерого... Но опять эти олухи его упустили. Кстати, не записали мы с тобой, гражданин Сказочников, его приметы. Ну-ка давай, колись, - лейтенант постучал по стакану ложкой, и встрепенувшийся сержант передвинул каретку печатной машинки, демонстрируя готовность печатать.
  
   На вокзале, в ожидании, когда к составу, перевозящему раскулаченных с юга украины, прицепят три вагона для перевозки заключенных, группу политических из Ворошилограда и области загнали в отстойник для скота.
   - Там вам самое место, - ухмылялись конвоиры.
   Просидев несколько часов под проливным дождем, он так и не смог согреться и уже в пути, лежа на верхнем ярусе нар, несколько раз просыпался от холода.
   Это уже потом Петр научится спать буквально лежа в луже воды или в продуваемом насквозь бараке, и даже стоя на ледяном ветру в заменяющих карцер полузатопленных развалинах церкви, а пока он выжил, и то ладно. Как выжил в том Усть-Илимском "карцере", откуда в барак мало кто возвращался. Вот и с поезда на третий день сняли пять окоченевших трупов, а до станции назначения не доехала и вовсе треть заключенных. Впрочем, не лучше обстояли дела в теплушках, под завязку набитых раскулаченными. К концу пути там стало заметно свободнее. Кто-то умер в пути, а кто-то сдуру сиганул на ходу прямо в бескрайние снега, которые пассажиры этого поезда только и могли созерцать на протяжении последних дней.
   Но не только холод косил людей налево и направо.
   Голод. Он довершал черное дело, начатое матушкой зимой. Да, несмотря на начало октября, здесь на севере уже вступила в свои права настоящая зима.
   С едой становилось все хуже и хуже. То ли заключенных выжило больше, чем рассчитывало лагерное начальство, то ли сквозь жирные пальцы начпрода просачивалось слишком уж много отнюдь не жирной лагерной пищи. Только в помятых мисках заключенных с каждым днем плескалось все меньше и меньше баланды, которую язык не поворачивался назвать супом.
   Вскоре Сказочников поймал себя на мысли, а не попробовать ли сварить что-то вроде похлебки из коры тех редких осинок, которые не пустил на дрова ленивый лагерный начхоз. Жрут же лоси кору эту.
   Наивный. Той коры давно уже и след простыл. Не один он такой умный.
  
   - Че встал бля? - сопроводив свой вопрос смачным пинком, конвоир вмиг вывел его из задумчивости.
   Хорошо еще прикладом не охерачил. - Сказочников, не мешкая схватил чурбак и поспешил к телеге.
   Уже вторую неделю он вкалывал на считавшейся легкой работе - собирал для начхоза (между собой лагерные называли его начвором) на лесосеке отходы, так сказать, основного производства.
   От этой "легкой" работы его руки были похожи на расплющенные клешни, а спина болела уже всегда. На эту самую "легкую" работу отправляли проштрафившихся лагерных шестерок. Вот так вот. Но все-таки ему повезло.
   Уж неизвестно за какие такие заслуги его перевели на хозработы, (тем более он только-только из карцера) но еще пару недель на лесосеке, и лежать ему сейчас с надорванным пупком в лазарете.
   Долго бы он там не пролежал, потому что в бараке, называемом лазаретом, кроме грязных, не единожды стиранных бинтов, пары коробок хинина и ржавого бочонка с водой ничего не было.
   - Ну бля, сука, не хочешь работать? - удар прикладом швырнул Петра на землю, где он как рыба, хватая ртом воздух стал отползать в сторону, опасаясь, что конвоир начнет бить его ногами. Но тот достал пачку 'казбека' и, глядя своими рыбьими глазами сквозь Сказочникова, произнес, - еще пару таких закидонов и тебе не поможет даже твой... - но тут же осекся, будто вспомнив о чем-то, и совсем уж по-домашнему проворчал, - все думаешь, сука. Умный очень. Много тут вас, умников по нарам гниет. Вон в седьмом бараке аж целых три профессора и один генерал. Они по началу тоже все умничали, а теперь ничего, сортиры драят как и все.
   На следующий день Сказочников едва встал с нар - так болела спина.
   К вечеру, когда Петр в полусогнутом состоянии ковылял из столовой, ему показалось, что он видит в узком проходе между двумя бараками отчаянно машущего ему лагерного шныря. Кузьмича, за его стукачество, все ненавидели, но боялись. Ссориться с ним было смертельно опасно. Не один возбухавший на него зек был найден с проломленной головой возле забора или в канаве, не один был застрелен при попытке к бегству, хотя бежать никуда не собирался. Да и не куда тут бежать. Тайга на сотни километров. Многие просто пропадали.
   Поэтому, решив не искушать судьбу, Петр поспешил в узкий проход.
   - Слышь долдон, (это так здесь называли Петра за его долговязую фигуру) с тобой тут один шкет из вольнонаемных покалякать желает.
   - На предмет чего?
   - А я знаю? Мне тока передать тебе велели. Так что слухай. Завтра идешь на Семеновскую вырубку. У молодого ельника притворись, что у тебя живот скрутило и в кусты. Там тебя этот человечек и будет ждать. Да ты не дрейфь, конвоир предупрежден, - Кузьмич показал ему свои гнилые зубы и был таков.
   Несмотря на нечеловеческую усталость Сказочников не спал почти всю ночь.
   Кому и что от него понадобилось? Он с самого ареста ощущал какое-то особенное отношение к себе. Неужели его хотят cделать шестеркой? С чего они взяли, что он пойдет на это? Не дай бог! Они, стукачи ведь долго не живут.
   Отключился Сказочников только под утро.
  
   У Семеновской вырубки, возле ельника как только он присел, к нему подошел худощавый блондинистый парень в тельнике и не говоря ни слова протянул сложенный вчетверо тетрадный листок.
   'Завтра ночью за лазаретом возле третьего столба от сортира подкоп. Встретит Андрей. Три километра вдоль реки. У лесопилки полуторка.'
   Петр едва закончил читать, а парень уже поднес к листку спичку. Бумажка подозрительно легко воспламенилась и в считанные секунды сгорела, почти не оставляя дыма.
   - Это че?
   - Хуй через плечо. Завтра свалишь отсюда.
   - А дальше...
   - Дальше больше. Почем я знаю? Мое дело маленькое.
   - А че не щас?
   - Ага, умный. А его под расстрел? - парень кивнул в сторону конвоира с рыбьими глазами, который грыз семечки, демонстративно отвернувшись в другую сторону.
   Неплохо бы. Петр посмотрел на своего позавчерашнего мучителя.
   - Да и тебя сразу хватятся. А так, уйдешь незаметно, а кое-кто в лазарете под твоим именем уже коченеет.
   - А что за Андрей?
   - Я.
   - Ясно. Жди. Завтра буду.
   - И это, - Андрей помялся, - велели тут передать, если не пойдешь, в лазарет вместо твоего дохлого двойника сам ляжешь.
   Сказочников ничего не ответил. Даже если это какая-то провокация, выбора ему все равно не оставили.
   А если на самом деле удастся сбежать? Что потом? Потом будет видно. А пока...
  
   От чего-то незапертая дверь барака предательски скрипнула. Где-то у северной вышки залаяла собака. Черт, проснется еще кто-нибудь.
   Погода на удивление соответствовала. В поземке, заметающей следы в считанные секунды, могло бы укрыться целое стадо коров, а не то, что один человек.
   Лазарет был совсем рядом. В его окне тускло горела масляная лампа. Наверное, это вольнонаемного фельдшера опять ночью на жрачку пробрало. Сука. Все заработанные деньги падла только на хавчик и тратит, и все равно тощий, как глиста. И жрать-то он может, прям у трупа. Толку только от него никакого. Даже перебинтовать, как следует не может. Наверное, если у фельдшера кончатся нашей кровью заработанные деньги, он будет жрать трупы заключенных.
   Подкоп был, как и говорилось, у третьего столба от сортира. Место было выбрано удачно. Юго-западную вышку закрывал угол полуразвалившегося лазарета, а до южной вышки было далеко. Петр встал на четвереньки, потом лег на брюхо и, извиваясь, как та лягушка на сковородке, прошмыгнул под забором. С той стороны никого не было. Сказочников привстал и осмотрелся.
   - Дуй сюда, - раздался слева громкий шепот. Кусты в той стороне зашевелились, и из них показалась едва различимая в темноте тощая фигура Андрея.
   Только парень успел втащить его за рукав в заросли, как по ним скользнул луч фонарика проходящего мимо патруля.
   Переждав немного, они двинулись к берегу протекающей неподалеку речки-переплюйки. Шли вдоль нее молча. Только заунывная песня вьюги нарушала мертвую тишину ночи. Где-то часа через два Андрей, в одному ему известном месте, резко свернул направо. Поднявшись, парочка беглецов вышла на узкую лесную дорогу. Справа чернела махина склада лесопилки. Андрей закурил. Он пару раз затянулся, а потом вытянул руку с папиросой и описал в воздухе пару кругов ее огоньком. Сказочников еле держался на ногах.
   - Вон они, - Андрей махнул в противоположную от лесопилки сторону. Оттуда тоже кто-то сигналил огоньком папиросы.
   - Ну, все давай иди. Я свое дело сделал, - Андрей растворился в темноте.
   Не говоря ни слова двое, словно выросших из-под земли молодчиков взяли Петра под руки и запихнули в кузов полуторки, задний борт которой уже открыл третий, поджидавший заговорщиков внутри. Потом двое первых влезли в кузов и устроились на скамьях по обе стороны от Сказочникова. Тот, что был справа начал копаться в своем вещмешке. Машина потихоньку тронулась.
   - Жрать дадите? - Петр поочередно посмотрел на всех троих сопровождающих, остановившись на владельце мешка.
   - Читаешь мысли. Держи, - тот протянул Сказочникову ломоть хлеба и уже ополовиненную банку тушенки.
   - Какие мысли? - забубнил Петр с набитым ртом. - Жрать охота.
   Грузовик набрал ход, и всем четверым его пассажирам стоило немалых усилий удержаться на скамьях.
   - Еще, - Петр в два счета управившись со жратвой, опять посмотрел на мешочника.
   - Обойдешься, - подал голос тот третий, который все время находился в кузове. Наверное, старший. И вот этот голос отчего-то показался Петру знакомым. Где же он его слышал? Не на кого из лагерных не похож. Он бы сразу узнал.
   Но слышал-то он этот голос где-то недавно. Но гадай не гадай, а в темноте лиц все равно не разглядеть. Может быть позже, когда...
   Машина резко остановилась, и Петр едва не свалился со скамьи.
   - Вылезай, приехали, - обладатель вещмешка подтолкнул его к заднему борту, с трудом перебравшись через который, Сказочников тут же попал в цепкие объятия встречающих.
   Ему даже не дали толком осмотреться, но все равно, кое-что увидеть он успел.
   Судя по всему, его привезли на небольшой военный аэродром.
  
  
  
   Глава 3.
  
   СЕРГЕЙ ВОЛКОВ.
  
  
   Москва. Краснопресненскя наб. д. 24 к 2 15.11.2007 г.
  
   От необыкновенно сильного для середины ноября мороза не спасали даже перчатки. Бенедиктинский подул на онемевшие пальцы и нажал на звонок.
   Ему открыл затрапезного вида старик, ну никак не похожий на академика РАН, даже на бывшего. Его длинные, редкие, но в тоже время спутавшиеся волосы седыми прядями спускались на плечи. Ноги обуты в потертые клетчатые тапочки, а из прорехи в видавших виды штанов выглядывала старческая коленка. В довершение всего, у старика еще тряслась голова.
   О, Паркинсон наш друг. Бенедиктинский, брезгливо пожал, протянутую бывшим академиком руку и, обойдя того по широкой дуге, остановился, ища глазами вешалку, на которую можно было бы повесить свое пальто, купленное недавно на Елисейских полях.
   - Вот пожалуйста сюда, - Академик Рутковский открыл скрипучую дверцу грозящего развалиться шкафа, в котором висели старое драповое пальтецо и смешная желтая куртка с воротником из длинного искусственного меха.
   - С вашего позволения, - Бенедиктинский положил свое пальто на стоящее в прихожей плешивое кресло.
   Лучше уж сюда, чем в воняющий нафталином шкафчик.
   Он уже немного жалел, что пришел к старику. А что делать? Вряд ли бы Рутковского удалось бы вытащить к себе в редакцию вместе со всеми его бумагами.
   Справедливости ради, надо сказать, что одежда на академике была хоть и сильно поношенной, но чистой. В этом Рутковский был похож на свою квартиру. Вернее квартира была похожа на своего хозяина.
   Протертые паласы, почерневший паркет и почти рассохшаяся мебель. Телевизора, насколько понял Алексей, не было вообще. Его место на тумбочке занимал древний ламповый радиоприемник. Интересно, каким образом старику удается доставать к нему запчасти?
   В общем квартира была опрятная, с налетом интеллигентности (картины, рояль, куча книг, пылящихся на полках, и все такое), но, как сейчас говорят, сильно поюзанная. Больше всего Бенедиктинского раздражал запах старичъя, въевшийся буквально во все. Хоть нос зажимай.
   - Обстановка у меня конечно не богатая, - Рутковский будто угадал его мысли, - но сами понимаете, сейчас у нас на пенсию особо не разгуляешься. После уплаты коммунальных платежей только на бутылку кефира и супчик на потрошках и остается. Располагайтесь, - бывший академик скрылся на кухне.
   Ну вот, сейчас опять стариковское нытье начнется. Эх этим бы сталинским хоромам в самом центре Москвы с их потолками высотой почти четыре метра и коридорами, похожими на проспекты, да нормального хозяина. Не понимает старик своего счастья. Он и цены-то, небось, своей квартиры не представляет. Да, было бы неплохо поселиться здесь. А что? Не век же жить Бенедиктинскому в своем загородном пентхаусе, да и вид-то здесь из окна какой! Может обработать Рутковского на предмет продажи? Не должны в таких элитных квартирах жить недостойные
  этого люди. Рутковскому будет в самый раз сидеть где-нибудь на завалинке в какой-нибудь Кузяевке и травить свои истории о том, как он получил свою сталинскую премию за разработку какого-то реактора на тяжелой воде, или чем он там занимался.
   - Чайку, кофейку? - раздался хриплый голос из коридора.
   - Нет спасибо.
   А я уже на свой страх и риск вам кофе сварил. Настоящего, а не какого-то там растворимого. Вам молодым оно-то не вредно. Не то, что нам, старикам, - Рутковский дрожащей рукой поставил перед гостем чашку кофе.
   - Давайте Александр Григорьевич сразу к делу перейдем.
   - А какие у нас, стариков дела? Сиди себе на завалинке, вспоминай былое.
   Бенедиктинскому стало не по себе. Уже второй раз дед словно угадывал его мысли. Надо быть поосторожней с этим Рутковским.
   - Ну, давайте и мы с вами, Александр Григорьевич, повспоминаем.
   - Ну. давайте. Помнится, молодой человек, по телефону вы говорили, что интересуетесь обстоятельствами ареста Ягоды, шахтинского дела и покушениями на Сталина.
   - Последним в особенности.
   - Ну что ж, считайте, что вам повезло. Покушения на Сталина - мое хобби. В тридцатые-сороковые годы на него была организована настоящая охота. У меня есть уникальные свидетельства и воспоминания о неизвестных деталях известных покушений и неизвестных покушениях вообще.
   - Хобби? Разве вы не историк?
   - Историком был мой лучший друг ныне покойный академик Рашевский. От него и заразился этим делом. И хотя практически никого из очевидцев уже нет в живых, кое-что мне собрать удалось. А вообще-то сам я - бывший ядерный физик.
   - Да, да. Сейчас вспомнил. Маша мне что-то такое говорила.
   - Маша, кстати, внучка Дмитрия Яковлевича Рашевского. Именно она вас мне порекомендовала, иначе я бы от этой затеи отказался. Вы уж извините... Подержите пожалуйста, - Рутковский взгромоздился на стремянку, которая издала при этом жалобный писк и потянулся к самой верхней полке. - Вы уж извините меня, молодой человек, но вашего брата журналиста я не люблю. Больно много ерунды вы пишете. Но хотя ваших статей я лично не читал, Маша о вас хорошо отзывалась. Она говорила, вы ведь над полной биографией Сталина работаете.
   - Ну, это дело отдаленного будущего.
   - Надеюсь, труд ваш не пропадет даром. Главное, чтобы ему доставало объективности. Биография такого человека - слепок целой эпохи. А то сейчас все Сталина только грязью поливают.
   Бенедиктинский хотел сказать, все, что он об этом думает, но сдержался. Обидится еще старик и пиши-пропало. Алексей только покивал для видимости согласия.
   - Ну да ладно. Приступим помолясь, старик смахнул пыль с папки и положил ее на стол.
   У Бенедиктинского защекотало в носу.
   - Первое покушение произошло еще в двадцать пятом году, - Рутковский достал какой-то полуистлевший желтый листок.
   Журналист, приготовивший свой минисканер, разочарованно вздохнул. Такой артефакт возможно даже его дорогущий Кэнон не возьмет. Ну ладно. Сначала хоть сфотографирую, а потом попробую отсканить - расползется еще.
   - Широкой общественности о нем ничего не известно до сих пор. В общем-то, нашего внимания оно особо и не стоит. Покушение было совершенно не организованным. Антанта к тому времени получила по мозгам, и в следующий раз министры Англии, США, Франции и, как ни странно, Германии собрались в Брюсселе только в двадцать седьмом году, чтобы решить, как попилить нашу с вами родину. Там-то, вероятнее всего и было принято решение о следующем покушении на Сталина. Но об этом чуть позже.
   В двадцать пятом же году в Сталина пытался стрелять то ли какой-то бывший белый офицер, то ли человек Троцкого, боровшегося со Сталиным за власть. А может и то и другое. Их интересы тогда совпадали. Но в любом случае, человека того быстро повязали. Но вот что интересно...
   Оба, и Рутковский и Бенедиктинский склонились над папкой.
  
   Москва. Краснопресненскя наб. д. 24 к 2 22.01.1938 г.
  
   Он уже не помнил, когда спал, до скольких хотел. Да и спал ли он вообще когда-нибудь так долго? О лагере и говорить нечего, в армии с этим тоже не забалуешь, ну а в деревне в детстве тоже приходилось вставать ни свет ни заря. Кто жил в деревне - знает.
   Часы в гостиной пробили два раза. Сказочников протянул руку и, взяв со столика круассан, положил его в рот. Кофе конечно остыл. А эта горничная Зоя вроде ничего, надо присмотреться.
   Зазвонил телефон. Петр, потянувшись, взял трубку и едва не опрокинул кофейник.
   - Лейтенант Волков у аппарата.
   - Наконец-то! Молодец, - похвалили на том конце. - Четко и без запинки. А то все "Ск...Волков", "Пе...Сергей". Давай дальше, в том же духе.
   Сергей взял телефон в руки и стараясь ничего не задеть проводом, подошел к окну. На улице все было как обычно. Ничего особенного. Все спокойно.
   Тот, на другом конце провода был прав, азы конспирации давались ему тяжело - никак он не мог привыкнуть к своему новому имени.
   - Да, буду в четыре на Зачатьевском, он положил трубку и вдруг взял ее снова. - Барышня, скажите, откуда был звонок? Спасибо.
   Ясно. В резиденцию его еще не пускают. Встречу назначили на явке. Не доверяют, значит до сих пор. Оно и понятно. С тех пор как его, худого, вонючего и небритого, перегружая как мешок с дерьмом с машины на самолет, с самолета на машину, привезли в Москву, ему не раз напоминали, что в случае чего, вмиг отправят по обратному адресу, поднимать советский север.
   Эх! Ему так хотелось еще поваляться в мягкой постельке, Волков-Сказочников быстро умял два бутерброда с бужениной, запил их холодным кофе и стал собираться.
   Лучше приехать пораньше, осмотреться.
   Ремень снова пришлось отпустить на одну дырочку. Да. Разжирел он тут на дармовых харчах. Того глядишь, скоро собственный хрен за животом не увидишь.
   Подойдя к двери, он сначала, как учили, посмотрел в глазок. По лестнице спускался сосед сверху - Сашка Рутковский. Вот светлая голова. Можно сказать его ровесник, а уже по линии академии наук продвигается, что-то изобретает.
   Волков поморщился, вспомнив занятия по математике на командирских курсах. Не любил он этого. А Сашка видать души не чаял. Только мама у него... Как бы это сказать... Чересчур разговорчивая.
   Мой Сашенька то, мой Сашенька се, мой Сашенька ускоритель будет делать. Болтун - находка для шпиона.
   - Сергей.
   Петр не сразу среагировал на свое новое имя. Подумав о Сашиной матери, он мысленно перенесся в родную Степановку. Как там его мать, сеструха?
   - Сергей. Ты чего это в облаках витаешь?
   - Извини, Саш, задумался.
   - Уж не о Зое ли? Хорошая девушка. Комсомолка, в драм кружок ходит. Даже не понимаю, почему такая, и в горничные подалась?
   Да, странно. Подумал Волков, но ничего не ответил Рутковскому.
  
   Покружив возле конспиративной квартиры, Сергей вошел в подъезд, поднялся на этаж выше, покурил, аккуратно спрятал окурок обратно в пачку, и только потом спустился и позвонил условленное количество раз.
   Дверь ему открыл работающий постовым милиционером Аркадий Северцын. Все звали его Аркашка-бульдог, за его похожую на бульдога физиономию.
   - Че застыл? Проходи, не светись.
   В накуренной комнате сидели трое. В углу, стараясь быть незамеченным, весь сжавшись, примостился на краешке стула Сенька Парамонов. Он был похож на испуганного хорька, забившегося в угол в ожидании своей участи. И звали его Сенька-хорек, или просто хорек. Весь его вид как бы говорил, - "ну и влип же я".
   На кожаном диване, положа ногу на ногу, развалился Глеб Суровов - глава местной ячейки.
   Ячейка их не была чисто московским подразделением блока. Всем здесь заправляла другая группа - более многочисленная, говорят даже со стажем в верхах, а Суровова и еще нескольких уцелевших членов Ворошиловградской ячейки перебросили сюда для выполнения какого-то особого задания. Какого, об этом не знал даже сам Глеб.
   Волков сначала думал, что после Ворошиловградского провала ничего серьезного Суровову не поручат. Слишком уж топорная работа. Это ж надо, из-за аварии на шахте завалили почти всю ячейку. А это значит, что чекисты пасли их давно и взрыв на "диктатуре " просто использовали для того, чтобы отчитаться перед Москвой о разгроме крупной банды троцкистов. А сколько таких вот как он, невинных попало в эти жернова? В версию специально устроенного взрыва Волков не верил. А если и подложил кто динамит, то только сами чекисты. Валюту-то они ему подбросили. И потом, не будут же члены ячейки подрывать своих? Многие из них сами местные.
   Но вот, похоже, насчет Суровова Сергей ошибался. Постепенно до него стали доходить слухи, что им предстоит какое-то серьезное дело. Там что-то краем уха услышал, тут что-то краем глаза увидел. И самое главное, похоже, московские смежники знали об этом гораздо больше Сурововских. На Волкова, Аркашку-бульдога, хорька и других смотрели как на ходячих покойников. Но относились к ним с уважением и, пожалуй, даже с жалостью.
   - Смертники, - пошутил как-то курьер. Волков смерти не боялся. В лагере и не через такое прошел. И о судьбе своей он не беспокоился. Терять Сергею было нечего, и с прошлым его больше ничего не связывало. На родных бы вот только разок глянуть. Но в Степановке ему, "врагу народа" появляться было нельзя.
   А вот остальные дергались. Хорек, так тот вообще не помнил себя от страха. Туповатый Бульдог прятал свой страх за агрессией. Волков недолюбливал их обоих. И опасался. Черт его знает, чего ожидать от труса и садиста.
   Что же касается Суровова... Вон он сейчас тоже сидит и дергается. Уставился своими бесцветными глазами на здоровяка с голубыми полковничьими шпалами и жует свою нижнюю губу. Волков еще на аэродроме под Москвой узнал в нем того заблудившегося велосипедиста. Вот по этим бесцветным глазам, да еще по чудным крагам и узнал.
   Наверное, Сергей должен быть благодарным Суровову, за то, что тот вытащил его из лагеря и не дал сгнить на нарах, но отчего-то чувства благодарности не испытывал.
   Конечно то дело, которым занимался их блок Волков считал правым. Столкнувшись со зверствами НКВДешников и увидев, сколько невинноосужденных кормят вшей по лагерям, он понял, что нужно что-то менять в этой системе. А раз система, как рыба, гниет с головы, то с этой головы и надо начинать.
   Сергей, ошеломленный своей догадкой, застыл в дверях.
   Че встал? Проходи, - Аркашка подтолкнул его в спину.
   Полковник не обратил на вошедшего никакого внимания и продолжал сидеть за столом, выпуская одно за одним сизые кольца дыма, которые, постепенно теряя форму, разбивались о стеклянную дверцу шкафа.
   Суровов же наоборот вскочил и как челнок засновал от окна к шкафу и обратно.
   Атмосфера в комнате постепенно накалялась. Сергей стоял и не знал что ему делать.
   - Хвоста не привел? - то ли у него, то ли у Бульдога спросил Суровов.
   Они оба одновременно помотали головой.
   - Смотри у меня, - опять не известно кому погрозил кулаком руководитель ячейки "правотроцкисткого блока ".
   - Продолжим, - с ленцой в голосе то ли спросил, то ли предложил полковник.
   - Отчего же не продолжить? - Суровов плюхнулся обратно на диван и, обхватив себя за плечи, принялся постукивать пальцами по коже своей куртки.
   - Значит, самолет я тебе обеспечу вовремя. Только учти, рейд будет беспосадочным. То есть тебе и твоим орлам в крайней точке придется прыгать с парашюта.
   Суровов поморщился.
   - Что, уже заранее в штаны наложил?
   - Брось ты этот свой солдафонский юмор. Просто хочу знать, что, остаться в стране совсем нельзя?
   - А оно тебе надо? Хочешь, чтобы с вами как с теми по Кирову разделались?
   - Но ведь вас Сам курирует! Неужели даже он не обеспечит...
   - Да ладно, - полковник махнул рукой, - это такой фрукт, даром что не Ягода. Ничего он не курирует, только не мешает и все. Наивный. Он думает, что Троцкий что-то решает и надеется вовремя вскочить в нужный вагон.
   - Правильно. Любой бы на его месте не захотел бы быть младшим помощником старшего дворника. Ну да бог с ним. Скажи мне, Георгий, неужели даже после того, как мы уберем Кобу, здесь будет так опасно.
   - Еще как. Ведь тогда-то и начнется все самое интересное. Каждый ведь ведет свою игру. Наши люди наготове, но ведь эти янки со своим замшелым крылом троцкистов с самим Львом Давыдовичем во главе сложа руки, сидеть не будут. Да и Ежов свое слово скажет. Берию скорее всего сразу в расход. Всесоюзного старосту, Буденного и его друга Климента в лучшем случае на заслуженный отдых. И пошло-поехало.
   - Значит все-таки Сталина того... - вырвалось у Сергея.
   Полковник одновременно с Сурововым посмотрели на Волкова так, будто перед ними стояла бессловесная скотинка, которая вдруг заговорила человеческим голосом. Потом они переглянулись.
   - Давай-ка без имен, - Глеб вскочил.
   - Ну хорошо, о деталях позже, - полковник тоже встал и, поручкавшись с Сурововым, вышел.
   Глава ячейки крутанулся на каблуках и позвонил в колокольчик. В комнату потихоньку начали подтягиваться остальные члены ячейки.
   Ну и дисциплина у нас. Сергей снял, наконец, шинель и, повесив ее на спинку стула, сел.
   - С завтрашнего дня все вы меняете квартиры, дорогие мои товарищи, - начальник окинул взглядом собравшихся. - Лафа закончилась, начинается работа. В целях повышения эффективности нашей деятельности руководство приняло решение перевести всех на казарменный режим. Это не касается Волкова и Буль... Северцына. Все. Все свободны. Волков и Северцын останьтесь для дальнейших инструкций.
  
   Трамвай, на котором он возвращался домой, встал кварталах в двух от Красной Пресни, и когда Сергей добрался домой, было уже далеко за полночь. Голова гудела от переизбытка усвоенной за сегодня информации. Волков с трудом стащил с ног сапоги, кинул на кресло шинель, и прямо в мундире завалился на кровать. Голова болела все сильнее.
   Надо бы добраться до кухни и налить водички. Без аспирина не обойтись.
   Он, сделав над собой усилие, приподнялся на кровати. Маленький взрыв в голове, казалось, разметал мозги по комнате. Стены начали медленно заваливаться, дверной проем поплыл куда-то влево, и в следующий момент у Сергея потемнело в глазах.
  
   - Ты уверен, что доза смертельная? - Суровов нервно постукивал карандашом по краю стола.
   - Неужели ты сомневаешься в компетенции специалистов СД? Да, давно ты не был в Германии, Эрих, - полковник подошел к окну, - не беспокойся, все будет как надо, и Северцын вот-вот доложит о результате.
  
   Просветление наступило почти мгновенно. Звон в ушах уже почти затих. В правый бок упиралось что-то жесткое. Лежать было неудобно. С кровати как будто сняли все белье заодно с матрасом.
   Волков пошарил рукой. Точно, какие-то доски. Он протер глаза. Сквозь щели в стенах из неструганных досок еле-еле пробивался свет. Он привстал.
   Все было, как и тогда в конце октября тридцать седьмого. Те же нары, та же зияющая прорехами крыша барака и тот же пробирающий до костей холод. Вот только есть от чего-то не хочется и гарью какой-то все время воняет.
   - Гляди очухался. А я, было, подумал, еще одного нам с тобой тащить, Михеич, - маленький мужичок, с растущей клочьями бородой, приподнялся и внимательно посмотрел на Сергея.
   - Да, третий с утра - это перебор. Хотя вон в крайнем бараке по двадцать за день выносят. Не завидую я им. На трассе навьебываешься, а потом еще жмуриков таскай, вместо того чтобы хоть свои законные шесть часов поспать, - тощий, жилистый старик даже не посмотрел в сторону Волкова.
   - Еще бы. В крайний-то все больше из-под Ленинграда, да из-под Москвы везут. Этот народец быстро дохнет.
   - Да-а-а, радияция! Хто еще года полтора назад знал об ентом звере, - Михеич подошел к помятому баку и, проломив кружкой ледяную корку, принялся набирать воду так, чтобы мелкие льдинки не попали в нее.
   - А мне кажется, этот выкарабкается. Живучий больно. Уж как янки лупили его, другой давно бы уже кони кинул, а этот вона зенки вытаращил. Слышь, малой? Очухался штоль?
   Сергей облизал пересохшие губы, и с трудом подняв руку, ткнул в сторону бака.
   - Ну, точно оклемался, - Михеич нехотя слез с нар и протянул Волкову свою кружку с остатками воды, - хотя какая разница? Не сейчас сдохнет, так потом на трассе. Все мы здесь сдохнем, Витюня.
   - Ну, ты-то не прибедняйся, Михеич. Тебе-то белая повязка светит, а с ней не околеешь.
   - И ты, Витюня, можешь повязку получить, если будешь вести себя правильно, а не орать как вчера: - "яволь хер официр". Говорил же тебе, янки с бритишами фрицев терпеть не могут. Это раньше они были союзники, когда против нас. Теперь, я слышал, на Волге и под новосибом даже постреливают друг в друга.
   - Брехня, - возразили откуда-то из темноты хриплым голосом. - Это такие же белоповязочники с обеих сторон сцепились. Паны дерутся, у холопов чубы трещат. Фенимора Купера читали? Как у него там Делавары с Ирокезами воевали? Вот и тут тоже самое. В ООНе-то фрицы с янками замечательно заседают. Даже целый комитет создали по спасению диких славянских племен от коммунизма.
   - Ты профессор, тебе виднее, - тот, которого звали Витюня с неприязнью, посмотрел в темноту и сплюнул. - Мы с Михеичем народ простой, книжек не читаем и на ихних господских политинформациях все больше на массу давим. Лучше выдрыхнуться как следует, чем о демократиях всяких мозги забивать.
   - Да, - Михеич поспешил поддержать кореша, - не знаю как там, в ООНах, а вот мужики сказывали, что под Иркутском цельную колонну англицкую сожгли. Вот.
   - Вот дурень, - прохрипел профессор. - Это же СКА - сибирская красная армия понемногу оккупантов пощипывает.
   - Тс-с-с, профессор! Ты че? Совсем охуел че ли? Да за такие слова, услышь кто, нас с тобой за яйца к бэтру привяжут и по тайге прокатят с ветерком. Думать надо. Вон этого-то гляди как отметелили.
   - Так он, поди, комиссар какой, вот и отметелили.
   - Не, последних комиссаров еще в пятидесятом постреляли, почти сразу, как ядреными бомбами Урал закидали. Если и остался кто, то только глубоко в Сибири, куда ни у янки, ни у узкоглазых, ни тем более у фрицев руки не дотянулись.
   Урезоненый профессор засопел где-то у себя в темном углу, а два кандидата в белоповязочники, потеряв интерес к разговору, принялись резаться в карты.
   Сергей потер пальцами виски. Какой пятидесятый? Какая СКА? Какой комитет в ООН? Какие ядреные бомбы? Он ущипнул себя за ляжку. Превратившееся в сплошной синяк тело, тут же откликнулось импульсом боли.
   Не сон. Или слишком крепкий сон, в котором даже больно по-настоящему. Обычно, если ложишься спать голодным, всю ночь снится застолье. Где это он так уделался?
   Волков попытался восстановить в памяти все события последних часов.
   Так. Ему стало плохо... Ага, может, с кровати упал? Нет. У него все болело так, будто с кровати он падал не один десяток раз. Значит, его действительно избили и все, что говорили эти упыри - это правда!
   Сергей закрыл глаза. Надо попытаться заснуть. Может тогда он проснется у себя на Краснопресненской?
   Только он начал погружаться в алое марево искалеченного сна, как от удара чьей-то ноги распахнулась дверь, и в барак влетел сутулый, словно пришибленный поленом, парень с белой повязкой на рукаве.
   - Всем встать.
   Михеич и Витюня мигом соскочили с нар, закряхтел в своем углу профессор, потянулись на свет и другие, ранее не замеченные Сергеем, обитатели барака.
   Волков, с трудом приподнявшись, опустил вниз ноги, встал и, пошатываясь, побрел к тому месту, где уже собрались остальные. Не поднялся только один заключенный. Сутулый парень мигом подскочил к нему и ткнул в бок примкнутым к старой трехлинейке штыком.
   - Еще один готов, - вздохнул Михеич, - опять до рва тащить.
   - Разговорчики, - охранник подскочил к выходу и вытянулся в струнку.
   В барак вошли сначала два солдата с чудными винтовками с толстыми блинами, похожими на сковородки, а затем в дверном проеме появился офицер.
   Лицо его было так замотано шарфом, что видны были только маленькие серые бегающие глазки, злобно сверлящие то зеков, то своих подчиненных.
   - Ю, ю, анд ю, - офицер ткнул в троих доходяг тростью, - кам ин блокхауз.
   Трое названных, подгоняемые пинками набежавших белоповязочников, устремились на кухню.
   - Ю, - американец приподнял подбородок Михеича тростью.
   Бедный аж присел от страха. Офицер еще что-то быстро произнес на английском. Сергей понял только, что Михеича зачисляют в белоповязочники. Да это было видно и по его довольной роже.
   Волков же опять задумался. Откуда он вообще знает английский? На курсах красных командиров через пень колоду зубрил только немецкий. Да и то, фатер, мутер, штангенциркуль, как говорится.
   - Уволкоу, - американец ткнул его тростью в грудь. Металлический набалдашник впился между ребер. Больно, зато в голове как-то сразу прояснилось, и английская речь перестала быть чем-то чужеродным.
   - Если ты, Волков, не сдашь нам все ваши точки, тебя расстреляют. И не поможет тебе твой Фон Штрассер. Да что там, тебе сам Мюллер и Адольф Гитлер не помогут, - американец приблизил свое лицо вплотную к Сергею, - понял, сволочь?
   Михеич стоя в дверях, прилаживал на рукав белую повязку и ухмылялся, глядя на приунывшего Витюню, - говорил я тебе, не называй сэра Донахью хером офицером. Ладно, один раз, так ты снова.
   - Да разве ж я виноват? Три года в германском лагере оттарабанил, - заскулил Витюня, - и кажный день, хер официр, хер официр, - он пнул соседа и они вдвоем подхватили начинающий уже коченеть труп свежепредставившегося. Третий горемычный сгреб три лопаты, стоящие в углу и поплелся за ними.
   - Этого, - офицер кивнул в сторону Сергея, - в комендатуру на допрос.
   Два белоповязочника подхватили Волкова под руки и выволокли наружу.
   В сгущающихся сумерках угадывались знакомые очертания лагеря, откуда он бежал в октябре тридцать седьмого. Вот северная вышка, столовая, хозблок, а вот и лазарет с чокнутым фельдшером, сортир справа от лазарета... А что? И подкоп тоже там?
   Сергей покосился на конвоиров. Двое белоповязочников беспечно лузгали семечки, закинув новенькие американские карабины за спину. Американские же вояки держались от Волкова на почтительном расстоянии и едва ли не держали пальцы на спусковых крючках своих диковинных винтовок.
   Дамс, это не есть хорошо! Интересно, кого это они так боятся? Его что ли?
   Обогнув угол лазарета, процессия наткнулась на Витюню, примостившегося на завалинке, чтобы перекурить в укромном местечке. Осознав, что его застукали, он открыл рот и судорожно сжал тлеющий еще бычок в грязном кулаке. Но конвоирам, по-видимому, было наплевать на нарушающего режим зека. На блатных они вообще смотрели сквозь пальцы.
   Проходя мимо Витюни, Сергей неожиданно для себя самого плюнул тому в лицо.
   - Ты че, в натуре? - зек подался в сторону Волкова. Оба белоповязочника обернулись на Витюню. Это стоило им слишком дорого. Слишком.
   Спохватившись, ближайший к Сергею конвоир потянул карабин с плеча. Вздрогнув от хруста шейных позвонков, Витюня метнулся прямо под ноги американцам. Конечно он этого не хотел. Оно как-то само собой получилось.
   Один из янки спотыкнувшись о Витюню, во весь рост растянулся на снегу. Гибрид сковородки и винтовки заскользил по покрытой наледью тропинке.
   Второй американец удивленно смотрел на барахтающегося на снегу товарища, а когда поднял глаза, то единственное, что он успел увидеть - это истоптанная подошва ботинка. Больше он не видел ничего. Ни валяющихся белоповязочников. Одного со сломанной шеей, а другого с вошедшим в подбородок и застрявшим где-то в черепной коробке штыком. Не видел и то, как его товарищ, отпихиваясь от Витюни ногами, пытался добраться до своей чудной винтовки, но не дополз-таки, пришпиленный штыком к тропинке, словно бабочка булавкой коллекционера. Зато все это видел зек Витюня, тщетно мечтавший о белой повязке. Поэтому он и предпочел зажмуриться и не глядеть на опускающийся на его голову приклад.
   Волков перевел дух, огляделся и подобрал заморскую винтовку.
   Что произошло? Как это так он? Один и без оружия уложил четверых конвоиров. Повезло? А откуда эти молниеносные, словно отточенные не одним десятком тренировок движения? Будто кто-то сверху дергал за ниточки, а он, Волков повторял движения чьих-то пальцев. Он и Витюню-то убивать не хотел. Просто сработала многолетняя привычка не оставлять свидетелей.
   Сработала? Привычка?
   Волков зачерпнул пригоршню снега и растер им лицо.
   Уже почти совсем стемнело. Впереди слева слабо светились три окна. Похоже, это и есть комендатура. Раньше там было лагерное управление.
   Раньше?
   Сергей тряхнул головой и пошел на свет. Конечно, надо бы прямо сейчас рвануть к сортиру и проверить есть ли там подкоп, а потом вдоль речки в лес, к лесопилке.
   Однако, внезапно проявившееся "второе я", испугавшее его не на шутку, настойчиво советовало пойти в комендатуру, чтобы запастись едой, патронами и теплой одеждой. Да и сэра Донахью неплохо было бы прихватить с собой. Надо как-то выбираться отсюда. Пусть послужит проводником и заодно расскажет, наконец, что тут вообще происходит! Точки, Гитлер. Дурдом какой-то!
   На лицо упало несколько полосок света, просачивающегося сквозь странные, будто изрезанные поперек занавески. Пробравшись сквозь темные сени и, чудом не задев пустое оцинкованное ведро, Сергей осторожно приоткрыл дверь в комнату.
   - Не люблю я эти их автоматы, - бубнили за углом. Волков узнал голос сутулого парня.
   - Стреляют очередью. Хуй попадешь. То ли дело моя трехлинеечка. Один патрон - один враг.
   - Это ты зря! 'Томсон' - отличная штука. Я бы взял себе такую. Да только хер кто даст, - ответили сутулому, и по задергавшейся тени на стене Сергей определил местоположение любителя автоматического оружия.
   - Да ну бля, какая на хуй отличная. Левой рукой за этот блин ебаный держаться...
   - Да ни хуя ты, Голобородько, не понимаешь в колбасных обрезках. Технико-тактические данные Томсона в наступательном и оборонительном бою...
   - Да ни пизди ты, чурка. Хуйня говорю, и все. Давай лучше накатим по одной, пока этого беглого не привели. Кстати, что-то нет их, - возле тени башки того, кого обозвали чуркой, появилась вытянутая тень чуба Голобородько. Послышался звук льющейся жидкости.
   - Ну, хоть карабин возьми, как у меня.
   - Не, я со своей старушкой до самого Урала драпал под чутким руководством товарища Хрущева. Вместе с ней полгода по лесам шманался. Вдвоем мы и в СФОР поступили.
   - Ну, как знаешь. Вздрогнем?
   - Вздрогнем. За победу демократии во всем мире.
  
   Томсон значит. Как пулемет значит. Что ж, это нам подходит.
   Волков передернул затвор автомата, одновременно толкнув плечом дверь.
   Голобородько, увидев Сергея, подавился водкой. Она у него, сердешного, встала поперек горла. Тяжелый приклад автомата помог проскочить ей дальше, одновременно кроша зубы и вдавливая вглубь черепа переносицу.
   Фанат Томсона так и застыл с опрокинутым стаканом - словно пытался спрятаться за его кромкой, как за бруствером окопа. Потом все-таки опустил граненый, медленно встал с деревянного табурета и начал пятиться к углу, где стоял его карабин.
   Волков в это время, не отводя взгляда от сфоровца, навел на того автомат, держа Томсон в согнутой правой руке, а левой взял за цевье трехлинейку. Сфоровец начал шарить правой рукой по бревенчатой стене и пропустил тот момент, когда Сергей метнул трехлинейку, словно туземец племени тумба-юмба, копье. Сам виноват. Теперь вот стоит, удивленно разглядывает, что у него там торчит в районе солнечного сплетения.
   Нет, уже не стоит. Сполз по стене. Ну и ладушки.
   А что там у нас досточтимый сэр Донахью?
   Сергей распахнул ударом ноги дверь в бывший кабинет начлага.
   Сидевший справа от стола офицер моментально вскочил и цапанул холеной ручкой за кобуру. Волков выстрелил первым, но все получилось не так, как он хотел. С непривычки очередь получилась слишком длинной и ушла влево и вверх, пробуравив потолок. Но перед этим она отшвырнула к стене шустрого офицеришку, и буквально смела Донахью со своего рабочего места.
   Хорошо еще по окну не полоснула, а то бы сейчас сюда весь лагерь сбежался. Нет, прав был все-таки покойный Голобородько. Дрянь автомат.
   Однако плохо дело! Похоже, и проводника у него не будет, и правды он не узнает. По крайней мере, в ближайшее время.
   Волков обошел дом, собирая все, что он запланировал. Собранное он положил в сидор, найденный в сенях. Из оружия взял карабин и, немного подумав, автомат. Покружив по кабинету, Сергей подошел к столу, на котором лежали какие-то документы.
   "Входящая документация".
   И чуть ниже и помельче:
   "Комендатура Усть-Илимкого лагеря СФОР для перемещенных лиц Центрального Южно-Сибирского административного округа."
   Для перемещенных значит? Угу. Ну что ж, пора перемещаться.
   Волков повесил на плечо карабин, поправил сидор и вышел в сени. Потом он, хлопнув себя по лбу, вернулся и, наклонившись над телом коменданта, извлек из его кобуры пистолет.
   Вальтер. И у второго офицера тоже был Вальтер. Странно. Вроде бы американцы, а оружие немецкое.
   Сергей пожал плечами и вышел на улицу.
   Кромешную тьму потревожил луч прожектора, медленно ползущий вдоль стены лазарета. Сейчас он доползет до трупов конвоиров и...
   Нет, обошлось. Все-таки Витюня знал, где ховаться. Хотя сегодня это ему не помогло.
  
   Подкоп оказался на месте. Надо было только немного разгрести снег.
   Вот опять эти кусты. Речка. Вперед к лесопилке. А дальше что? Грузовика с подарками на этот раз точно не будет. Ну да ладно. Ему ничего и не надо. Только бы выбраться отсюда.
  
  
  
  
   Глава 4.
  
   ПРОВАЛ
  
  
   Ветер шевелил обгоревшие листки поваренной книги. То, что это была поваренная книга, он разглядел не сразу. Только после того, как особенно сильный порыв ветра перелистнул сразу несколько листков.
   Прямо у него перед носом оказалась фотография блюда с поросенком. О, эта зажаренная корочка!
   Нет, это просто какая-то особо извращенная пытка. В то время, когда он уже третий день лежит придавленный бетонной плитой, и у него не было и маковой росинки во рту, эта чертова поваренная книга демонстрирует ему одно кушанье за другим. Вот, теперь еще и это!
   На вновь открывшемся листке он увидел фотографию со стаканом апельсинового сока.
   Пить!
   Он подумал это или произнес вслух?
   И ведь не отвернешься! Похоже, у него перебит позвоночник.
   Единственное спасение - закрыть глаза. Но если он закроет глаза, то, скорее всего, заснет, а, значит, может пропустить проходящих мимо людей. А они ведь возможно помогут ему выбраться отсюда. Хотя откуда здесь люди? Живые люди.
   Он посмотрел на руины, в которых местами, то здесь, то там все еще что-то горело.
   Сзади что-то заскрежетало. Стало труднее дышать. Он уже практически не чувствовал своих перебитых ног. Плита над ним покачнулась и рухнула прямо на него.
  
  
   Жена спала. Бенедиктинский прошаркал по коридору и, бросив в корзину для грязного белья насквозь промокшую майку, вошел в кухню. Открыл холодильник.
   Так. Колбаса. Сыр. Салат. Куриные грудки.
   - Что ты делаешь? - Света стояла на пороге кухни и щурилась от яркого света.
   - Прости, - пробормотал он с набитым ртом и кинул приготовленные бутерброды в холодильник, - я уже иду спать.
   Она ничего не сказала - только покачала головой.
  
  Москва. Тверская ул.д. 33 15.02.2008 г.
  
   Алексей с силой захлопнул дверцу своего Рено. День определенно был черным. Утренний визит к психоаналитику, на который Бенедиктинский возлагал такие надежды, обернулся скандалом. Еще бы! Эта сука, эта коза драная... Малютина. Вместо того, чтобы выписать ему ну, успокоительное какое-нибудь что ли, или транквилизаторы, наконец, она предложила ему купить систему с квадрозвуком и слушать каждый вечер перед сном пение птичек или звук морского прибоя. Бля!
   Но окончательно он вышел из себя, когда Малютина начала копаться в его прошлом и его родословной. Ага, слышали. Все проблемы родом из детства. Кто ваш папа? Кто ваша мама?
   Ну не знает он ничего об отце. Ну и что? Причем тут его ночные кошмары? Она бы еще об астральной связи с потусторонним миром начала бормотать, или перевернула бы остатки кофе на блюдечко. Хиромантка хренова.
   Стоп! А что, если действительно к профессиональной ведунье какой сходить? Начнешь тут верить во всякую хрень после всего этого. Может, сглазил кто его? Или порчу навел? Или еще что-то в этом роде.
  
   У входа в ресторан скопилась целая очередь из клиентов, проходящих фейс-контроль.
   Ну и денек. Мало того, что именно сегодня, закончив копаться в архивах Рутковского, он окончательно понял, что использовать их, для того, чтобы документально подтвердить всю эту паранойю Сталина с покушениями, не удастся. Наоборот. Эти документы подтверждали как раз то, что покушения и попытки покушений имели место быть. Тупик, твою мать. А это значит, что все надо начинать сначала. Да еще этот Михаил Сайгин, со своими "Мифами о Сталине". Где он только материал берет?
   И главное, перед обедом зашел сам Главред и, швырнув на стол журнал со статьей этого Сайгина, буркнул, - учись.
   Бенедиктинский достал пачку сигарет и, в ожидании своей очереди, закурил и уставился на экран одного из телевизоров, стоящих в витрине магазина по соседству.
   Впрочем, во всех телевизорах показывали одно и тоже - спецрепортаж РТР. Молоденькая корреспондентка, то и дело, поправляя свою прическу, бодренько лепетала что-то о рассекреченных архивах и великих тайнах советской эпохи.
   Алексей прислушался.
   - А теперь обратимся к очевидице этого покушения. Марфа Ильинишна, Марфа Ильинишна, - закричала смазливая корреспондентка, - расскажите, что вы видели.
   - Ась, - совсем древняя старуха приложила ладонь к уху.
   - Расскажите, что вы помните о покушении.
   - О каком покушении?
   - На Сталина.
   - Свят, свят, свят.
   - Ну вспомните, вы же только что мне рассказывали, как идете вы домой с рабкрина, а в подъезде...
   - Не с рабкрина, а с рабфака, милая. И не домой, а к подружке. Драмкружок у нее дома был. Спектакли мы там ставили. Знаете, Горького, Чехова... Помните это: - "Ах, отчего люди не летают..."
   - Марфа Ильинична, и кого вы встретили в подъезде?
   - Да никого мы не встретили. Просто наверх мимо нас несколько мильцонеров прошмыгнули. Ну, мы с Зинкой девчонки любопытные были, хулиганистые. Бывало, пойдут мальчишки купаться голышом, а мы...
   - Марфа Ильинишна, не будем отвлекаться.
   - Увлекаться? Не-е, мы мальчиками тогда еще не увлекались. Куда там. Нам ведь тогда еще о пятнадцать было. Это теперь уже в двенадцать в подоле приносят, а мы не-е... Только крапивы мальчишкам в брошенные трусы насуем...
   - Марфа Ильинишна, прошмыгнули милиционеры наверх, а дальше?
   - А дальше, мы за ними. Поднялись, значит, заглянули на чердак, а там мильцонеры мужику руки крутят, а рядом, значит, ружжо с понзорной трубой валяется.
   - Снайперское?
   - А что, если семьдесят лет прошло, сразу и старперское? Эх молодежь. Сейчас тоже такие ружия делают, с понзорной трубой. Я в кино одном видела. Смерть кильора называется. Там еще этот кильор - такой бугай с небритой рожей... ну ты подумай...
   - Марфа Ильинишна, ну скрутили милиционеры этого мужика, а дальше?
   - А что дальше? Ну, спустились мы к Зинке, а у нее, надо сказать, все окна на улицу выходят. Так вот, села я за пианину, чтобы Чехова этого сыграть, значит,...
   - Марфа Ильинична...
   - Ну да, я и говорю, села я за пианину, гляжу в окно, а на улице полно народу. Все радуются, руками машут и кричат 'Сталин, Сталин!' И едет такая большая черная машина, а вокруг ишо пяток помельчеею. Значит, мужик-то тот - кильором был, по-нынешнему. Сталина хотел убить. Только дурак он был.
   - Почему?
   - Потому что Сталин хитрый был. Не было его в той машине. И никто никогда не знал, где он на самом деле поедет.
   После этих слов пошла рекламная перебивка.
   Идиоты! Гонятся за модой на прямой эфир. Цирк устроили. Не могли отредактировать нормально. А все-таки интересно, где они откопали эту старушенцию? Да. Все дело в бабле. Говорил я Главреду, без серьезных вложений сейчас нормального журналистского расследования не проведешь.
   - Вы будете входить? - охранник, поигрывая портативным металлоискателем, посмотрел на него.
  
   Сергей Владимирович Костылев был из той породы людей, что дорожат каждой минутой своего драгоценного времени, чего не скажешь о времени чужом. Его поразительное чутье на всякого рода непредвиденные обстоятельства позволило ему появиться в "Тверской заставе" ровно в тот момент, когда пробка у входа в ресторан уже рассосалась. А может, этим чутьем обладали все бывшие чекисты? Кто их знает.
   - Смотрите, Алексей, я выполняю за вас вашу работу, - Котылев положил на тисненую скатерть обьемистую папку.
   Бенедиктинский отодвинул стакан с минералкой подальше от документов и принялся изучать рельефные узоры, украшающие не только скатерть, но и занавески, салфетки и даже тарелки.
   - Не дергайся, Алексей, с гонорара не сминусую. Я всегда привык ставить перед собой цель, а потом добиваться ее, невзирая на любые препятствия. А штука грина - разве это препятствие? Да я бы за эту папку и десятки не пожалел бы.
   Ничего себе. Мужик крут. - Бенедиктинский хлебнул "Геленжика".
   - Открывай, открывай, не скромничай. Вижу, что тебе не терпится. Поужинаем чуть позже.
   Алексей зашуршал бумагой, а Костылев откинулся на спинку стула, обитую красным бархатом, и сунул в рот кубинскую сигару. К нему тут же подскочил официант и услужливо щелкнул зажигалкой.
   - Не надо, - поморщился Сергей Владимирович и пояснил Алексею. - Я уже лет десять, как бросил курить, а это что-то вроде соски, - Костылев засмеялся.
   "Большой прыжок"? - Бенедиктинский продолжал листать документы.
   - Да. Мне сразу вспомнился "Тегеран-43". Ален Делон, Косталевский, Белохвостикова. Хорошее кино. Немного наивное, но хорошее. А по Смоленску и Ржеву тебе придется шевелиться самому. Бакшиш и наводку я тебе дам, но дальше сам, сам...
  
  
  
  Окрестности Усть-Илимского лагеря СФОР для перемещенных лиц Центрального Южно-Сибирского административного округа. 05.04.1958 г.
  
   Утро обещало быть ясным, а это значит, что вскорости рыхлый, местами уже начинающий чернеть, снег прихватит морозец и идти по лесу станет еще сложнее. Тяжелым офицерским хромовым сапогам, достаточно нахлебавшимся снега, придется как носу ледокола "Ленин" вспарывать вмиг образовавшуюся ледяную корку.
   Сколько он уже отмахал? Десять километров? Двадцать? В тайге этого точно никогда не скажешь. Недаром охотники меряют расстояния днями. Как там? От забора до обеда...
   Волков решил устроить небольшой привал. И как только звук его собственного тяжелого дыхания перестал заглушать все остальные звуки, он обратил внимание на странное стрекотание, доносящееся со стороны восходящего солнца. Так стрекотал гидроплан, который Волкову довелось лицезреть на Волге, на учениях, проводившихся на командирских курсах каждое лето. В тридцать шестом они учились форсировать водные преграды.
  
   Из-за верхушек деревьев вынырнул необычный летательный аппарат. Гигантская стальная стрекоза, описав круг, зависла над склоном сопки, свободном от сосен. Из невиданного чудовища в снег посыпались солдаты в черных, смешных, напоминающих бабские кепках и белоснежных маскхалатах.
   Сергей подхватил сидор и карабин и кинулся в сторону леса. Когда он достиг опушки, первые пули попробовали на прочность наст метрах в десяти от него. Упав за ближайший ствол, Волков зубами стащил рукавицу с правой руки.
   Твою мать. Кто это такие? Что за аппарат? Не аэроплан и не дирижабль.
   Стрекоза, тем временем, набрала высоту и, описав круг, зависла у опушки. Волков перевернулся на спину, разрядил в серебристое брюхо весь магазин и, выбросив, ставший бесполезным Томпсон, перекатился за соседнее дерево.
   Пули ложились все ближе. Американские карабины М1 и его модифицированный брат М2, из которого возможно вести автоматический огонь, на поверку оказались бестолковыми и капризными дрынами, не отличающимися ни надежностью, ни точностью. Особенно М2. Уже третья пуля во время автоматического огня уходила на десять метров в сторону, и стрелять из него очередями можно было, только установив карабин на сошки. В Южно-Сибирский экспидиционный корпус М2 поставляли даже со специально заклиненным переводчиком огня, дабы бравые американские рейнджеры на разбазаривали боеприпасы почем зря. Так что Волкову повезло, что какой-нибудь вороватый интендант от куда-нибудь из Оклахомы ловко манипулируя вверенной ему казной, лишил возможности охотившихся на него людей пострелять из новенькой винтовки М14, штампующейся в штатах ускоренными темпами. Но и так ему приходилось несладко. Преследователи брали Сергея в клещи. По тому, как они двигались, было заметно, что эта группа получила не двусмысленный приказ, взять беглеца живым. Иначе вон та грохочущая почти у него над головой штука быстро превратила бы ничем не защищенную цель в кусок мяса, нафаршированный свинцом.
   Волков заметил, как блеснул в лучах восходящего солнца окуляр снайперской винтовки, и в этот момент в его правое плечо будто воткнули раскаленный металлический штырь. Верхушки сосен пустились в пляс. Но все-таки Сергей успел заметить несколько фигур в белых маскхалатах, мелькавших между стволов, совсем близко от него.
   Нет, в лагерь он больше не пойдет!
   Волков достал из-за пазухи гранату и, выдернув кольцо, начал отсчитывать последние секунды своей жизни. Взрывной волной стряхнуло снег с не ожидавших такой наглости, заспанных веток.
  
  Москва. Смоленская пл. Д.3 08.02.1938 г.
  
   - Гражданин хороший, ты, что там заснул? - по металлическим конструкциям лифтовой шахты постучали газовым ключом.
   Волков открыл глаза. Из-за двустворчатой дверцы послышалось недовольное сопение.
   - Ежели тебе, уважаемый, уже не надо вниз, тада выходь.
   Сергей недоуменно огляделся по сторонам. Он сидел на полу лифта. Привалившись спиной к стенке. С трудом соображая где он находится и что от него хотят, Волков поднялся.
   - Ох уж эти нтелехенты. Сначала орет: - "Быстрей, быстрей", а потом дрыхнуть завалился, - неслось ему вслед, - все, попрошу домуправа меня во второй подъезд перевести. Там хоть служивые люди живут, а тут все прохфессора, да артисты. Публика нервная, все по кнопкам лупят. Вот и стрянут кажный божий день. Работаешь тут, работаешь...
   Окончание гневной тирады лифтера потонуло в шуме остановившегося лифта.
   Сергей вышел из подъезда и прикрыл ладонью глаза. От выпавшего этой ночью снега, который искрился на ярком полуденном солнце, можно было ослепнуть.
   - Тебя только за смертью посылать! - Бульдог сплюнул. - Ну, давай ее сюда, - он протянул правую руку.
   - Чего давать-то? - не понял Волков.
   - Ты что, там, в подъезде о косяк головой приложился? Конечно ее, - Бульдог вырвал у Сергея из рук холщевую сумку, в которой лежало что-то увесистое.
   Волков только пожал плечами.
   - Интересно, сколько они патронов к ней положили, - Северцын вошел в подворотню и заглянул в сумку, - надо ж еще расстрелять ее.
   Сергей похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Тщетно.
   - Слышь, Аркашка, закурить нет?
   - Некогда нам перекуры устраивать, - Северцын сунул сумку подмышку и посмотрел на Волкова, - машина ждет.
   - Куда едем?
   - Не, ну ты в натуре припизднутый какой-то. На базу, куда же еще?
  
   Забрызганная грязной снежной кашицей Эмка пробуксовывая, наконец, выбралась из образовавшегося у тротуара сугроба, и натужно гудя мотором, потащилась вдоль грязно-желтых стен по продуваемому всеми ветрами переулку.
   - Ну и погодка, мать ее ети, - Бульдог подул на покрасневшие от мороза пальцы.
   - В такую погоду хозяин и собаку на улицу не выгонит, - сидящий за рулем Хорек обернулся.
   - Ты за дорогой смотри, - Аркашка, прекратив растирать ладони, засунул руку за пазуху и извлек оттуда поллитрушку, - а мы с Серым дерябнем для сугреву. А, Серый?
   - Запросто!
  
   Высокие дома сменились еще более угрюмыми одноэтажными строениями, и вскоре машина выскочила за город. С дополнительным "топливом" ехать стало веселее, и Волкову даже расхотелось думать о странной "командировке" в места его отсидки в Усть-Илимске, куда его закинул странный припадок.
   Хорек ловко вывернул баранку, и машина на скорости свернула с шоссе на проселочную дорогу, взметнув за собой снежное облако. Через полчаса они подъехали к крепким воротам так называемой базы. Фары выхватили из темноты знакомое лицо.
   Надо же, сам Суровов встречает!
   - Вы что, там с бабами кувыркались? Чего так долго? - вместо приветствия накинулся Глеб на Бульдога.
   - Не знаю, может Серый там, в подъезде какую дамочку и завалил, - невозмутимо ответил Северцын, видимо давно привыкший к вспышкам ярости у шефа. - Что-то больно долго он там торчал и вышел оттуда - идиот идиотом, - Аркашка заржал.
  
   - Иди и ты постреляй, - Северцын отложил снайперскую винтовку. - Иди, иди. Шеф приказал.
   Сергей нехотя взял импортное оружие в руки. Ничего, удобная. Из десяти отведенных ему выстрелов не точным оказался только один. Остальными он поразил ростовую мишень. Правда, в голову попало только три пули.
   - Могешь! - Аркашка ухмыльнулся. - Может нам ролями махнуться? Шучу. Шеф нам голову за такую самодеятельность оторвет. К тому же, гляди, как я надрочился, - Северцын достал откуда-то из-за спины свою мишень с десятью аккуратными дырочками в области головы. - Во, десять из десяти!
  
   Нос щекотал запах крысиного помета и находящаяся в вечном полете пыль. Северцын еще раз проверил, не скрипит ли, открываясь, слуховое окно. Волков в нерешительности топтался на пороге.
   - Ну все, иди кури. Только, как договаривались, долго на одном этаже не торчи и если что, стреляй. Я услышу.
   Сергей спустился, для начала, на первый этаж. Неудачная мысль. Слишком много народа шастает туда-сюда, и слишком часто подозрительно косятся жители этого дома на молодого офицера, смолящего одну беломорину за другой.
   Поднялся на второй этаж, потом на третий. Посмотрел на командирские часы. Скоро уже.
   Вот расфуфыренная дама со своей рахитичной собачкой снова спускается вниз по лестнице. Бедный Мопс скачет по ступеням, показывая чудеса акробатики. Странно. Она вроде бы уже выводила свое чадо на прогулку.
   От папирос уже горько во рту. Сильно хлопнула дверь подъезда, и по ступеням застучали каблуки сразу нескольких человек. Волков глянул вниз. Сквозь сетку лифта мелькали синие шинели.
   Куда теперь? Звонить, стучаться в массивные двери на этажах? Бессмысленно, он не успеет. На чердак!
   - Ты что? Я же тебе сказал, стреляй! - Бульдог бросил винтовку и рванул из кармана револьвер.
   Сергей отпихнул Северцына и рванулся к слуховому окну. Сзади завязалась борьба. Двое милиционеров повисли на руке, в которой напарник Волкова держал пистолет, а третий пытался ударить изворотливого Бульдога рукояткой нагана по голове. Наконец, ему это удалось. Освободившись, милиционер выскочил на крышу вслед за Сергеем, но тот уже был в недосягаемости для револьверных выстрелов. Спустившись по крутому скату крыши, Волков пробежал по карнизу, и теперь от преследователей его закрывала кирпичная труба.
   Что теперь? В нескольких метрах от него находился угол соседнего дома.
   Далековато. И ниже на два этажа.
   Волков оглянулся. Первый милиционер уже был возле трубы.
   Сергей разбежался и прыгнул. Пять секунд полета, и металлический лист крыши, самортизировав, отшвырнул его назад. Сергей едва успел зацепиться за парапет.
   - Сейчас сорвется, - донеслось сверху.
   Перебирая по стене ногами, он попытался подтянуться. Нет. Не получается. Попробовал дотянуться до водосточной трубы. Тоже никак.
   Пальцы начали неметь. Волков уперся левой ногой в отдушину и, оттолкнувшись от нее, вытянул руки.
   Водосточную трубу он прижал к себе, как родную. Хотя она и была родная, все-таки жизнь спасла.
   Сергей начал потихоньку спускаться вниз.
   Поняв, что душещипательной сцены со смертоубийством не будет, и, мало того, второй злоумышленник вот-вот от них скроется, милиционеры открыли огонь. Пули защелкали по фасаду совсем рядом с Сергеем. Он немного разжал руки и съехал вниз, раздирая об оцинковку шинель.
   Спрыгнув на маленький балкончик, он плечом высадил застекленную дверь и вихрем промчался мимо испуганной хозяйки квартиры, которая, в розовом халатике и с бигудями на голове, возлежала на тахте. На его счастье ключи оказались вставленными в замок.
   На лестничной клетке он едва не сбил с ног какого-то мужика в очках, с авоськой, полной мандаринов, газетой в зубах и бутылкой кефира под мышкой. Бутылка, конечно же, выскочила. Мужик несколько секунд постоял в нерешительности и побежал вдогонку скачущим по ступенькам мандаринам.
   Волков осторожно приоткрыл дверь подъезда. Никого. Пересекая двор, он не заметил ничего подозрительного, но, подойдя к подворотне, все равно сначала выглянул из-за угла. Под аркой, спиной к нему стоял, переминаясь с ноги на ногу, один из устроивших облаву милиционеров. Приплыли. Двор-то глухой. Куда бежать?
   Не заверни во двор с улицы хлебный фургон, лежать бы сейчас Сергею рылом в снег под коленкой одного из этой своры гончих. А дальше: КПЗ, 'особая тройка' и, либо стенка, либо этап. А так, Волков прошмыгнул между грузовиком и обоссанной стенкой и скрылся за газетным киоском.
  
   Сергей шел по улице, подставляя разгоряченное лицо холодному февральскому ветру. Те прохожие, которых он еще не задел плечом, испуганно шарахались от идущего нетвердой походкой молодого офицера в раздрызганной шинели.
   Ноги сами вынесли его на Пресню, и прежде чем Сергей понял, что совершил ошибку, дверь подъезд, подобно крышке гроба, захлопнулась за ним.
   Медленно шагая по ступеням, он вдруг заметил, что дверь одной из квартир чуть-чуть приоткрыта. В узкий проем на него смотрел бледный, испуганный Саша.
   Рутковский показал указательным пальцем наверх, потом приложил его к губам и жестом предложил Сергею войти.
   Не говоря ни слова, они прошли на кухню.
   Нет! Опять лезть по стене! Ну вот, снова скользкий подоконник, пожарная лестница, крыша, чердак углового подъезда.
   Огляделся и бегом. Вроде бы пронесло!
   Перемахнув через невысокую ограду на окраине сквера, Волков пересек трамвайные пути и остановился, пропуская медленно ползущую по снежной каше машину скорой помощи. ЗИС-101 вдруг остановился, и его, так и не успевшего сообразить, что происходит, втащили вовнутрь.
  
   Что-то щелкнуло, и кромешную темноту одиночки разрезал тоненький луч, без спроса просочившийся в камеру через глазок. Тут же под потолком проснулась "лампочка Ильича".
   - Волков на выход, - лязгнул засов, и тяжелая металлическая дверь плавно открылась, запуская в одиночку из ярко освещенного коридора немного свежего воздуха.
   Сергей неохотно слез с нар и вышел из камеры, встав к стенке в ожидании, когда конвоир закроет его новое пристанище.
   Волков уже чувствовал себя профессиональным зеком. Сейчас он уже не вздрагивал при любом звуке - будь то лязг засова или звон ключей. Сейчас он уже не задавал глупых вопросов молчаливым конвоирам и, наоборот, чересчур разговорчивым следователям. Тюремные порядки Сергей знал досконально и поэтому удивился, когда за одной из многочисленных решеток его глаза встретились с глазами того самого полковника авиации, что обещал Суровову самолет. Георгий кажется...
   - К стене, - голос конвоира вернул его к действительности.
   Его опять, как и тогда вывели во внутренний двор Лубянки, но вот дальше повели не в следственную часть, а к ступенькам ведущим вниз.
   В подвал?
   В голове сразу застучало, ноги сделались ватными, и во рту пересохло.
   Семь этажей вниз в металлической клети лифта, еще два по узкой темной лестнице. Потом такой же узкий коридор и, наконец, они вошли в пахнувшую в лицо сыростью большую комнату с низким потолком.
   Лампочка здесь не болталась на проводе, как в других помещениях, а торчала из одной из неоштукатуренных стен.
   Его подвели к стене, на которую и падал свет лампочки. За спиной щелкнул взведенный курок револьвера.
   Все! Что же это? Без допросов, без очных ставок с тем же Бульдогом, без суда и следствия? И что здесь делает это полко...
   Как пуля вошла в затылок он, конечно, не почувствовал. Просто окружающая его действительность разорвалась на тысячу мелких разноцветных кусков.
  
  Село Приозерное. Пригород г. Иркутск 19.04.1958 г.
  
   Грязно-серое одеяло облаков, нависающее над горбушкой сопки, неожиданно разорвало резким порывом ветра, и деревья, в свете появившейся луны, засверкали не поддельным серебром задекорированных снегом ветвей.
   Сергей воткнул лыжную палку в снег, снял рукавицы и достал из-за пазухи пачку трофейных сигарет. Американские, ими совершенно не накуриваешься. То ли дело - Казбек. Где-то на противоположном краю села залаяла собака.
   Интересно, еще американцы там есть? Те двое, что толкали по дороге свой заглохший мотоцикл (царствие им небесное) были единственными представителями оккупационных войск, которых он встретил с тех пор, как вместо подвала на Лубянке он очнулся на сеновале в Старьево. А ведь уже почти две недели прошло.
   Но кто-то из представителей новой власти в селе точно есть. Мир не без "добрых" людей. Всегда найдется кто-нибудь предпочитающий объедкам, которыми и свиньи-то побрезгуют, хорошо прожаренный стейк и баночку Будвайзера на ужин. Староста Приозерного, наверняка, сейчас свои бока в самой лучшей избе на печке отлеживает. Небось, такая же сволочь, как и тот, на чьих лыжах он сейчас стоял.
   Да уж господин Крахмалюк! Не чего было гостя своего сначала чаем с баранками с дороги отпаивать, а потом, ему прихлебывающему из чашки сзади в темечко топором целится. Не был бы ты, Данила Петрович таким засранцем негостеприимным - не лежал бы сейчас под снегом в своем огороде. Решил, наверное, сдав очередного повстанца, парой ящиков американской тушенки разжиться. Метил обухом по голове, а получил лезвием в лоб. Всех домочадцев Волков по своей привычке положил рядом с хозяином. Причем сынку сначала пришлось самому мерзлую землю в огороде ковырять, а уж потом...
   Переступив через едва точащие из сугроба верхушки частокола, Волков подкатился к крайней на улице избе, из трубы которой поднимался толстый столб белого дыма.
   Поесть и погреться - вот бы что ему сейчас не помешало, а еще помыться бы и побриться. Щетина-то уже двухнедельная!
   Ага, а еще бабу, патефон с плясками и ведро водки, осек сам себя Сергей.
   - Кто? - в женском голосе не чувствовалось ни грамма тревоги.
   - Труман в кожаном пальто, - Сергей на всякий случай отошел подальше от двери.
   Мало ли кто там. Возьмут еще, да гранату кинут.
   - Пашка, ты что ли? Так вот передай своему Тимофеичу, что пока десять баксов мне за предыдущий заход не отдаст, вас охламонов пущай больше не присылает. Все, лавочка закрыта.
   - Я хоть и не Пашка, и не от Тимофеича вовсе, - Волков сразу смекнул о чем речь - но от стопаря тоже не откажусь.
   - Чем платить будешь? - с той стороны послышался звук отодвигаемого засова, и из-за едва приоткрытой двери высунулось существо неопределенного возраста, чья голова была замотана в платок таким образом, что видны были только озорные глаза.
   - Патроны подойдут?
   - Ты что, не местный? - существо сняло цепочку с крючка. - У нас говорят "маслята".
   Волков вошел, и дверь за ним тут же закрылась, оставив снаружи облако пара, которое, впрочем, моментально растворилось в сухом морозном воздухе.
   - Валенки в сенях снимай, - буркнуло существо, которое, сняв платок и накинутую на плечи шубейку, оказалось симпатичной чернявой дивчиной, - тепло у нас тут.
   Сергей, отчего-то сразу засмущавшийся, скинул валенки и, войдя в горницу, поставил сидор на свободную лавку.
   - Здравствуйте.
   - Ну, здорово, коль не шутишь, - на него в упор глядели внимательные серые глаза. - Садись, чего стоишь? - полная женщина в годах, сидящая в самом центре длинного стола, кивнула на лавку напротив себя.
   Волков сел.
   - Чей будешь? Из вольнонаемных или хозяйский?
   - А разве есть сейчас они, вольнонаемные?
   - Правда твоя,- женщина вздохнула, - это те не при коммунистах. Тут либо добровольно-принудительно хозяйскую жопу лижешь, либо в лагере ворон кормишь.
   Девушка взяла ухват и вынула небольшой чугунок из печки. По избе стал распространяться аппетитный запах щей, смешиваясь с непривычными для Сергея запахами сырого белья и... Ну да, самогона.
   Сергей потянулся к сидору.
   - Сиди, сиди. Вижу, что не пустой пришел, иначе бы и не пустила. Опосля сочтемся.
   - Ого, дозорная служба тут у вас, я смотрю, неплохо поставлена.
   - А ты как думал? Почитай в лесу живем. Так ты откель к нам такой бойкий явился.
   - Охотник я.
   - Не заливай! С охотников с самих мериканцы давно шкуру спустили. Из СКА чтоль?
   - Не понял?
   - Из Сибирской Красной Армии, не понял он.
   - Не-е-е.
   - А точно ведь оттуда! Только за каким хером тебя под Иркутск занесло? Или там у вас бухло кончилось?
   - Не, я серьезно сам по себе. А что это за армия такая? Что, они до сих пор воюют?
   - Парень, ты либо с Луны свалился - либо провокатор. Смотри, у нас всяких кантри- менежоров быстро в оборот берут. Много тут их по обочинам по весне находят.
   - Да успокойтесь, тетя. Никакой он не кантри менеджер и не сфоровец. Вон он на Крахмалюковских лыжах пришел. Сами подумайте, этот изверг добровольно свои лыжи кому отдаст? - подала голос чернявая.
   - А ведь и вправду, Лизка! Как это я сразу не заметила. Не уж-то, наконец, нашелся человек, который этого зверя порешил? - хозяйка всплеснула руками.
   Сергей, потупившись, изучал прожилки на чисто вымытом полу.
   - Молодец, Лизка. Остроглазая. А в ниши разговоры все равно не лезь. Вона лучше борща по мискам разлей и, поди эта... Ну, принеси.
   Дивчина ловко, не уронив ни капли, наполнила глиняные миски дымящимся борщом и исчезла за занавеской, чтобы появиться оттуда через пару минут со здоровой бутылью, под завязку наполненной мутноватой жидкостью.
   - А ты че и в самом деле о СКА ничего не знаешь? Кстати как там тебя зовут? - хозяйка самолично откупорила бутыль и разлила самогон по кружкам.
   - Сергей. В самом деле.
   - Меня Никаноровной все село кличет. За знакомство значит.
   Чокнулись, выпили и застучали ложками.
   - Сейчас я Лизку за Тимофеичем пошлю, уж он-то тебе про энту СКА все расскажет. Любит наш староста на всякие политические темы языком почесать.
   - Хватит с меня старост. Не клеится у меня с ними, - Волков облизал ложку и посмотрел в сторону выхода.
   - Это ты зря. Старосты, они разные. Наш-то Тимофеич как старостой стал? Пришли мериканцы, увидели единственного мужика в очках и говорят мол, - ю а гуд префект. Окей, алрайт и все такое. А наш Тимофеич, он раньше библиотекарем был. Об энти книжки зырки свои и сломал. Вот так вот. Лизка, дуй за Тимофеичем.
  
   - Мать, тащи еще одну, - Тимофеич вытряс из бутыли последнюю каплю в свою кружку.
   - Щас, разгубастился, - Никаноровна подбоченилась и, тут же, сменив гнев на милость, сделала знак племяннице, чтобы та принесла новую емкость с драгоценной жидкостью.
   - Так что делать тебе, Серега, там нечего. Сидят они по своим норам, бухают до тех пор, пока янкесы их оттудова не выкурят. Раньше-то хоть что-то делали. То колонну бронетехники сожгут, то поезд какой под откос пустят. Один раз даже Семигорск заняли. Потом, правда, амеры этот отряд в пух и прах разнесли. Но зато в городе целых три дня советская власть была. А теперь эта СКА в тайге косолапых пугает, - староста вылил в рот остатки самогона, чтобы скорее освободить кружку для новой порции. - У меня племянник в этой армии служил. Поначалу у них там дисциплина была, а когда старые командиры один за одним себе пулю в лоб закатали, стала эта СКА махновщина махновщиной.
   - А теперь твой сын где? - Волков подпер ладонью подбородок.
   - В хактеры подался.
   Лиза прыснула в кулак.
   - А че?
   - Хантеры, - продолжая смеяться, поправила Тимофеича племянница Никаноровны.
   Сама же хозяйка, казалось, заснула, прислонившись к стене.
   - А кто такие эти хантеры? Чем они занимаются? - Сергей достал сигареты.
   - Понимаешь, мил человек, у нас многие думают, что жизни за Уралом больше нет. Особенно после рассказов машинистов, которые свои составы в Европу и обратно гоняют. Те мастера приврать, я тебе скажу. Натреплется такой вдоволь на посиделках о шайках мутантов, о светящихся в темноте городах, о ходячих скелетах и ходит - грудь колесом. Только скажу тебе, ничего этого нет. Живут там люди и некоторые очень неплохо живут. Вот строящие железную дорогу и нефтепроводы, те да, те мрут, как мухи. Особенно у немцев.
   - У немцев?
   - Ну да. Как они шли: немцы по северо-западу, англичане по югу, американцы по центру, так оккупационные зоны и остались. А ты что, даже этого не знаешь? На востоке что ли жил под китаезами? Или под японцами?
   - В лагерях я сидел почти с самого начала войны, - Волков почувствовал, что разговор зашел в не нужное ему русло. - Ну и кто там так хорошо устроился.
   - А вот слушай дальше. Американцы, те самые шустрые. Они еще на севере высадились и до сюдова добрались. Хитрожопые они, все поближе к ресурсам. Пока Фрицы 'Человеческим материалом' занимались, Янки все нефтяные месторождения к рукам прибрали. Очень немцы за это на них злы.
   - Ты про хантеров, про хантеров расскажи, - Лиза присела на краешек лавки рядом с Сергеем.
   - Цыц ты, пигалица. Всему свое время. Так вот я и говорю, Москву они на троих поделили, в Ленинграде немцы, в Киеве американцы, а англичане в Баку, Тбилиси и Ереване устроились. Только в сами города они конечно не суются. Хотя столько лет прошло, радияция там еще ого-го.
   - А как же?
   - А вот так! Работает на них целая армия хантеров. В основном они вольнонаемные, как сынок мой, но есть и эти из числа военнопленных. Только толку от них мало. Текучка большая. Суют-то их в самые опасные места. Вот и бегут. А кто не бежит, тот дохнет быстро. Все эти так называемые зоны как государства в государстве. Там все по своим законам. Это тебе не тайга с ее Красной Армией. Туда новые власти, почитай, совсем не суются. Пролетит вертолет-другой по краешку, сунется патруль из первогодков, опять же, не глубоко и все.
   - А хантеры? - не выдержал уже Волков, - сынка-то твой что делает?
   - А что он делает? Мотается в зону за разными нужными американцам вещами и все. Вернулся, сдал Янки трофеи, получил доллары и гуляй до следующего заказа. А че? Работа не хуже других. Главное не соваться, куда не следует и от немцев вовремя уворачиваться. Они там с американцами на ножах, даром, что союзники.
   - Из-за нефти все?
   - Не только. Они Ленинград три года не могли взять, под Москвой по зубам получили, под Курском, а Янкесы сперли у них ядрену бомбу и по Москве шарахнули. Это потом они начали соревноваться в этом бомбометании. Ленинград, Куйбышев, Киев, Тбилиси, Одесса...
  
   Потянулись короткие сытые, но скучные дни, сменяемые длинными и еще более скучными ночами.
   Пить без конца невозможно, а больше в Приозерном делать было нечего. Разве что на охоту сходить. Благодаря Тимофеичу Волков быстро пристрастился к этому делу. Отправляясь в лес, убиваешь сразу двух зайцев. Один из них - время, тянущееся подобно конской жиле от рассвета до заката и от заката до следующего рассвета. Второй убитый заяц - обыкновенный косой, лежащий сейчас у Сергея в подсумке. Иногда удается подстрелить кабана, реже лисицу. Но и это занятие к исходу третьей недели надоело Сергею, превратившись просто в процесс добывания пищи.
   Тошно. Если бы не Лиза...
   Это ангельское создание, оберегаемое своей тетушкой начало точить на него свои коготки еще в первые дни. Он заметил.
   И когда тетка со временем потеряла свою бдительность, Лиза перешла в наступление.
   Поначалу Волкова это раздражало. Где он, там и она. Даже на охоту пыталась напроситься.
   Отношение свое он к ней изменил, когда Лиза, соскользнув с высокого стога сена на сеновале, будто бы случайно оказалась у него в руках. Ее горячее дыхание щекотало ему шею, а коленка уперлась туда, куда он и сам-то совал правую руку раза два-три в день. Не будь на сеновале так холодно, он бы тоже как бы случайно спотыкнувшись, завалился бы на эту озорную девчонку и...
   Ничего. Они свое наверстали, когда Никаноровна напробовавшись вусмерть своего товара, дала отборного храпака у себя на печке. Выждав еще некоторое время, Лиза заперла избу на все замки и засовы, разделась и юркнула к нему под старое солдатское одеяло. Вот так вот, без всяких предисловий и лишних разговоров.
   - Только патефона нет, - Сергей в изнеможении откинулся на подушку.
   - Что ты, какой патефон. Тетушка проснется. Вот хочешь, я транзистор включу. Радио Эл Эй?
   - Да нет, это я просто так сказал.
  
   Утром Сергей проснулся от грохота посуды. Никаноровна явно была не в духе.
   Хе-хе. Сейчас что-то будет.
   Лиза сжалась у него на груди, не решаясь совершить рывок из-под одеяла к лавке с одеждой и дальше из хаты.
   Но ничего, обошлось. Через пару дней они с Лизкой уже не прятались.
   Где-то в конце марта над Приозерным пролетели два вертолета. Волков только-только вернулся с охоты и стоя под навесом, чистил свой карабин. Обе винтокрылые машины, заложив вираж, ушли обратно в сторону Старьево.
   - Не к добру это, - Никаноровна вытерла испачканные в крови руки и, прихватив еще теплую куриную тушку, скрылась в сенях.
   А через день, ни свет ни заря, от Тимофеича примчался его помощник Пашка.
   - Случилось что, или опять трубы горят? - Никаноровна посторонилась, пропуская очумелого гостя.
   - Случилось. Нам тут с Тимофеичем особенно здоровый кабан попался. Завалили мы его, а дотащить, засветло не успели. Пришлось в лесу заночевать.
   - И теперь вам надо поллитры для сугреву?
   Да погоди ты, Никаноровна! Ночью к нам два Старьевских охотника прибилось. Так вот, сказывали они, что в Старьево мериканов видимо-невидимо. Понаехали на машинах, и даже танки есть. Спрашивают все о новых людях, то да се. И, главное, к нам в Приозерный собираются. Уходить тебе надо, Серега! Слышишь?
   - Слышу, - Сергей осторожно высвободил руку из-под Лизкиной головы, встал, надел штаны и вышел из-за занавески.
   Вскоре в избу ввалился и сам Тимофеич.
   - Держи, - он сунул Волкову в руку какую-то бумажку, сложенную вчетверо. - Я тут кое-чего чиркнул своему куму про тебя. Он тебя с нужными людьми сведет, чтобы те паспорт и транзитную карту сделали. А это, - староста достал из кармана еще два листка, - писулька Федорычу, машинисту, который мне весточки от сынка возит, и письмо самому Андрюшеньке. Я там прошу, чтобы он тебе в хантеры устроиться помог.
   - Спасибо, - Сергей затянул тесемку на сидоре.
   - На посошок пить не будем. Некогда, - Тимофеич смахнул слезу. - Иди по ночам, днем в лесу отсиживайся. В сам Иркутск с юга входи - так до нужного дома ближе. Если схватят, записки съешь.
   - Хорошо.
   Обнялись. Размазывая слезы, подошла Лиза. Сергей отвел взгляд.
   - Ты вернешься?
   - Не знаю.
   - Писать хотя бы будешь?
   - Постараюсь.
   К девяти распогодилось и изба, прощаясь с Волковым, заплакала капелью.
   А в десять на окраине села показался первый "Виккерс".
  
   Скрипя снежным порошком, лыжник вкатился в Страстной переулок. В заиндевевших за ночь окнах первые "жаворонки" еще не успели проскрести свои смотровые проруби, а последние ночные патрули уже давно растирали водкой пальцы ног. Беспокоиться было не о чем. Даже подгулявший пьянчужка, и тот ничего не смог бы донести коменданту. Его труп, как и положено, уже битый час коченел в сугробе в неудобной для похоронной команды позе. А может, это шпик не дошел до своей Сфоровской кормушки?
   Лыжник объехал на вираже вытянутую руку со скрюченными пальцами и, затормозив у искомого крыльца, принялся снимать свои лыжи. Ему даже стучать не пришлось. Как только поздне-ранний гость подошел к двери, та немедленно распахнулась. Гость сунул в облако теплого воздуха какую-то записку и тут же был впущен вовнутрь. Если бы эта беззвучная сцена, похожая на ритуал некоего тайного общества, привлекла внимание какого-нибудь заинтересованного лица, то это заинтересованное лицо имело бы возможность проследить за лыжником, вынырнувшим из дома через полчаса и отправившимся в депо, располагающееся неподалеку. Н о никто так и не смог всего этого увидеть, ведь даже у жмурика, устроившегося в сугробе напротив, глаза были закрыты и запорошены снегом.
  
   - Ну что там? Уже можно вылезать? - из-под кучи угля послышался голос Сергея.
   - Рано еще, - помощник машиниста положил лопату на край мешковины, закрывающей вход в нору.
   - Еще полчаса и я тут коньки отброшу. Пустите к топке погреться.
   - Погоди. Через пятнадцать минут последний блокпост будет, тогда уж...
  
   Паровоз, словно испугавшись повернутого танкового дула, начал судорожно тормозить. Машинист, спрыгнув на ходу, скрылся в струе пара, а когда вынырнул из нее, ему в грудь уперлось сразу два ствола.
   - Оружие, повстанцы? - спросил офицер.
   - Никак нет, Сэр!
   Американец мотнул головой и два дюжих молодца, примкнув штыки, поднялись на паровоз. Они обшарили каждый уголок, заглянув даже в топку. Когда американцы подошли к бункеру, у Саньки, помощника машиниста, по спине побежала холодная струйка пота. А когда один из них подцепил штыком злощастную мешковину, Санька просто сел на пол - подкосились ноги. Не иначе кто-то навел этих гавриков!
   Под мешковиной оказалась неожиданно ровная поверхность "черного золота".
   Во молоток, зарылся!
   Один из солдат перехватил поудобнее винтовку и принялся совать штык в рыхлое содержимое бункера.
   Раз, два... Санька зажмурился.
   Раньше такого не было.
   Как только стих стук американских каблуков по металлической лесенке паровоза, Санька кинулся в бункер. Там его встретил Волков, Его белозубая улыбка резко выделялась на перепачканном углем лице.
   - Ну что, струхнул, Санек?
   - Есть малешко.
   - И я чуток. Особенно когда штык телогрейку пропорол, - Сергей показал правый бок, из которого торчали белые клочъя.
   - Не задело?
   - Да нет вроде.
   - Никто здесь не желает водочкой нервишки поправить? - в бункере появился машинист, вмиру Илья Петрович Звягинцев. - Тебя это не касается, - зыркнул он на Саньку. - Кыш в будку, не одному же Николаю уголек кидать.
   Выпив стакан перцовки залпом, словно это, была какая-нибудь сельтерская, Сергей даже не поморщился. Теперь главное вспомнить, куда он зарыл сверток с оружием.
   Почти полторы тысячи километров до следующей проверки пролетели не заметно. Водка и запас дорожных баек давно кончились, и Николай, и Санек, и сам Илья Петрович были не один десяток раз обыграны в очко и подкидного. Поговорили и за жисть.
   Вечером на вторые сутки вдали показались огни Новосибирска. Паровоз сбавил обороты.
   - Дальше делаем так, - Петрович последний раз затянулся и выбросил бычок, - ты сейчас прыгаешь и напрямки, через сопку выходишь к реке. Твоя основная задача - перебраться на тот берег. Дальше держись левой стороны и по любому упрешься в железку. По ней и выйдешь к отстойнику. Мы тебя там ждем до часу ночи. Извини, уговор уговором, но задержись я подольше - шлепнут и не спросят, как звали. Да и еще, будь поосторожней. В Новосибирске к нам четыре немецких вагона цепляют с какой-то там техникой. Смотри, на фрицев из конвоя не нарвись.
   Сергей, схватив карабин, автомат и сидор, махнул рукой и прыгнул в темноту. Толстое снежное одеяло радушно приняло его к себе. Отряхнувшись, Волков проводил взглядом еле различимую вереницу вагонов, которая вскоре совсем растворилась во мраке.
  
   До Оби он шел по колено в снегу. Апрельский наст уже не держал, и Сергей, то и дело, проваливаясь, с трудом вынимал ноги из цепких снежных колодок. Ох, и велик же был соблазн выйти на протоптанную местными жителями тропинку и заскользить по ней, обледеневшей от пролитой из ведер воды. Но нельзя. Слишком велик риск, столкнуться с каким-нибудь американским воякой.
   Подъем по заросшему мелким кустарником берегу отнял у Волкова последние силы, и перед тем, как отправиться на поиски железнодорожного полотна, он расчистил от снега небольшой пенек и устроился на нем покурить и подумать о своей пропащей жизни.
   Калейдоскоп событий, кидающих его из камеры в барак, из барака в комфортабельную квартиру, а оттуда опять в барак и все это, насколько он понял, в разных десятилетиях, не давал Сергею времени на раздумья. Его уже трижды убивали, и всякий раз Волков, аки Феникс, возрождался из пепла, и каждый раз, то в одной эпохе, то в другой. От этого можно было сойти с ума. Может быть, именно поэтому Сергей и гнал от себя прочь все эти мысли, что завладели им сейчас, в одиночестве.
   Что происходит? Какое чудовищное Нечто играет им, как играет котенок убежавшим от старушки клубком шерсти? За что? - Этим вопросом после прошлогоднего(?) ареста он и не задавался. Значит, что-то такое в своей жизни он сделал не так! Но вот, сколько еще это будет продолжаться? И что ему дальше делать? В какой момент его нынешней жизни (настоящая она или не настоящая, Волков уже не понимал) его снова выкинут в весну тридцать восьмого?
   Сергей растер побелевшие пальцы и, достав из-за пазухи пачку американских сигарет, закурил. Ответов не было. Их и не могло быть. Если бы он был сейчас в том теперь далеком тридцать восьмом - непременно бы зашел к Сашке Рутковскому. Уж он бы со своими яйцеголовыми дружками разобрался бы в его бедах. А сейчас? Где сейчас этот умница, этот будущий светила советской науки, если, по словам Тимофеича, и Москва и Ленинград лежат в руинах?
   Волков бросил бычок и машинально присыпал его снегом.
   Вот еще и это! Откуда у него эти странные привычки заметать за собой следы? Будь то окурок или лишний свидетель. И откуда это знание приемов рукопашной борьбы? Откуда эта выносливость, стремительная легкость и уверенность движений, меткость и изворотливость? В школе красных командиров он отнюдь не был в числе самых метких стрелков.
  
   Лес, оккупировавший берега Оби, постепенно перешел в лесостепь, и среди редких уже деревьев замаячили далекие огоньки человеческого жилья. Сергей раздвинул кусты, запорошенные мокрым снегом, и шагнул. Острая боль пронзила ногу одновременно с металлическим лязгом схлопывающейся пасти капкана.
   Волков буквально зарычал от боли, как тот медведь, для которого предназначалась машинка.
   - Кажись, попался косолапый, - радостно сказали в кустах неподалеку. - Дай-ка я его для верности...
   Сухая автоматная очередь вспорола тишину, стряхивая с сосновых веток тяжелый мокрый снег.
  
  
  
  
  
   Глава 5.
  
   ВИКТОР ОРЛОВСКИЙ
  
  
   Москва. Советское шоссе Немчиновка. д. 25 20.03.2008 г.
  
   Бенедиктинский не знал, смеяться ему или плакать. Его поиски в очередной раз окончились ничем. Этот Давыдов, он что, ничего лучше, чем покушение на отца всех народов придумать не мог, чтобы успокоить свою ревнивую женушку? Ксерокопию пожелтевших страниц старого следственного дела, хранящегося в фондах Центрального архива ФСБ России, можно было хоть сейчас отправлять на стол редактору журнала 'Крокодил'.
   Дело гласило о том, что мастер авиаремонтного завода ? 22 Виктор Давыдов планировал осуществить покушение на Товарища Сталина седьмого февраля тысяча девятьсот тридцать седьмого года. О чем своевременно сообщил на Лубянку его свояк Ильин Семен Алексеевич. Ничего странного на первый взгляд. В те времена на соседа не стучал разве что ленивый. Нужно тебе избавиться от конкурента на службе, чересчур бдительного мужа своей любовницы или надоедливого соседа по коммунальной квартире - почтовый ящик всегда к твоим услугам. Это сейчас для того, чтобы устранить конкурента в бизнесе нанимают киллера за несколько штук 'Грина', или для того, чтобы грохнуть старушку в приглянувшейся квартирке в центре Москвы проворачивают хитроумную комбинацию с подкупом врачей скорой помощи и персонала дома престарелых. Целая рота убийц в белых халатах задействуется, да и деньги немалые. В тридцатых все было проще и гуманнее. По крайней мере, убийцами никто из стукачей, себя уж точно не считал.
   Но донос доносом, а вот дальнейшее развитие событий ни в какие ворота. Взятый тепленьким, 'террорист', по началу, ничего не отрицал. Да, мол, так и так. Стоял на Можайском шоссе с бомбами, а совершить это преступление его научили инженеры завода номер двадцать два Миронов и Евсеев. Но теракта он не совершил, потому что совесть замучила.
   Алексей перевернул ксерокопированный лист и прочитал показания двадцати трехлетнего мастера еще раз.
  "7 февраля 1937 года к 4 часам дня, когда должен был проехать Сталин, я положил в карман бомбы, наган и пошел к Можайскому шоссе. Недалеко от своего дома я выбрал место, где через шоссе проходит канавка, и машины здесь уменьшают скорость, и стал ждать автомобиля Сталина. Примерно в 4 часа дня на машине проехал Сталин, но я из-за нерешительности и боязни бросать бомбы не смог. После того как машина прошла, я вернулся домой. Бомбы, наган и патроны я бросил в прорубь на Москве-реке, недалеко от того места, где женщины стирают белье. С Мироновым и Евсеевым я не встречался из-за боязни, так как они угрожали меня убить, если я не смогу бросить бомбы в Сталина. Обо всем этом я рассказал жене, родственникам и хотел также заявить в НКВД, но не успел".
   Надо же, как складно сочинил стервец.
   Однако уже через три дня новоявленный Барон Мюнхаузен уже пошел на попятную.
   'Я заявляю, что я оклеветал в своих показаниях 13 февраля 1937 года, данных мною после моего ареста, себя и инженеров завода N 22 Евсеева и Миронова. Я никем из них не был завербован. Вся история с подготовкой теракта была мною выдумана от начала и до конца'.
   Оказывается этот раздолбай вовсю погуливал от своей жены, а когда та приперла его к стенке, выдумал историю с покушением. Эта 'шутка' стоила лже-террористу восьми лет лишения свободы.
   Он еще легко отделался.
   Бенедиктинский захлопнул папку с материалами по этому делу и откинулся на спинку стула.
   В те годы и за меньшее к стенке ставили.
   Эта трагикомичная история никоим образом не могла помочь Бенедиктинскому в его поисках. Да и в обширном досье по операции "Большой прыжок", как оказалось, ничего полезного для него не было.
   Взяв у Костылева эту пухлую папку, он надеялся хоть в этот раз найти какие-нибудь факты паранойи Генералиссимуса. Не тут-то было. Странностей, конечно, в этом деле было предостаточно.
   Например, Эрнст Мерзер, по странному стечению обстоятельств являющийся одновременно резидентом и английской и немецкой разведок опознал в Тегеране руководителей немецких диверсантов, заброшенных в Иран якобы для того, чтобы убить Сталина и Черчилля и похитить Рузвельта.
   Но сдал он этих людей только после того, как хитрый Сталин предложил президенту США разместиться в советском посольстве в Тегеране.
   Известный террорист Отто Скорцени планировал гениальную по своей сути операцию, когда диверсанты должны были проникнуть к месту теракта по системе подземных арыков, которыми был напичкан весь Тегеран. Но Коба, похоже, переиграл в этой шахматной партии и немецкую, и английскую разведки вместе взятые.
   Бенедиктинский закурил. Придется видно опять идти на поклон к старикашке Рутковскому, пить его поганый турецкий кофе и слушать россказни о гениальности Сталина.
  
  
  Москва. Краснопресненскя наб. д. 24 к 2 08.02.1938 г.
  
   Волков поморщился и открыл глаза. Он лежал на спине в луже талой воды, которая натекла из водосточной трубы. Сергей захлопал ресницами. Растерянное лицо Рутковского в окне четвертого этажа и колено этой самой водосточной трубы в собственных руках объяснили ему многое. Волков вскочил и бросился прочь.
   Плотное дежавю. Та же невысокая ограда на окраине сквера, те же трамвайные пути. А вон и машина с красными крестами на дверцах поджидает его.
   Нет уж дудки. Волков притаился за толстым стволом одного из вязов, пропуская машину вперед.
   Только после вас. Хорошо, в лапы к 'полковнику авиации' он не попался, а дальше что? Стоп! У Бульдога, кажется, где-то под Гжелью баба живет. Но он, конечно, на допросе расколется. Нет, не подходит. Тогда куда? Может на родную Украину? Тоже не стоит. Все-таки в большом городе легче затеряться, а в Степановке его сразу схватят.
   Волков побрел вдоль набережной. Редкие фонари едва освещали тротуар, покрытый снежным супом, который кое-где уже начинал покрываться ледяной коркой. К утру будет каток. Горячка погони сошла на нет, и вечерний мартовский морозец уже начал пробираться под мокрую шинель. Сергей поежился.
   У парапета, не обращая внимания на прохожих, целовалась парочка влюбленных. Эти могут так стоять тут до утра и холод им нипочем.
   Волков прибавил шагу, заслышав звонок поворачивающего на бульвар трамвая.
   Да, пробежаться будет не лишним. Хоть согреюсь.
   Вскочив на подножку задней площадки, он оглянулся. Парочки на месте не было. Не угадал.
   В заднем прицепном вагоне было пусто. Только возле передней площадки на лавочке скрючился какой-то дед в драном тулупе и шапке-ушанке. Трамвай медленно полз по кривым Московским улочкам, подрагивая на стыках рельс и издавая жалобный стон на каждом повороте. Сергей даже не посмотрел что за номер у этого городского трудяги. Двушка. Значит, будет колесить по Пресне, пока не уползет в парк. Надо принимать какое-то решение. Ночевать в парке ему все равно никто не позволит.
   Уже в который раз, оглянувшись назад Сергей посмотрел на покрытое узорами стекло. Снова блеснул свет автомобильных фар. Похоже, какая-то машина упорно едет за трамваем, или ему это только кажется?
   Тишинский рынок. Большой Тишинский переулок. Кажется, он здесь уже проезжал. Снова два больших желтых глаза, вынырнув из темноты, разукрасили паутину кристаллов на трамвайном стекле во все цвета радуги. А что, если это та самая скорая? Нужно выбрать подходящий момент и выскочив из вагона, скрыться во дворах. Только бы освещенный участок переулка проскочить, а там ищи его в потемках среди заборов и подворотен.
   Вот она - зияющая пропасть арки проходного двора.
   Сергей пулей вылетел из вагона и, бросив взгляд на машину, сбавил скорость. Не скорая. Старенький, видавший виды 'Паккард' с откидным верхом.
   Это промедление стоило ему сотрясения мозга, как минимум. От 'Паккарда' отделились четыре темные фигуры и, разойдясь в стороны, начали свой беспроигрышный маневр. Двое отрезали Волкову путь к спасительным стенам домов по обе стороны улицы, а двое стремительно неслись прями к нему. Сергей обернулся к уходящему трамваю. Поздно! Не догнать.
   Ближайший к нему злоумышленник вынул из-за пазухи наган и ткнул им Сергея в живот, но тут же получил рукояткой Волковского маузера в зубы и нелепо завалился назад. Второй налетчик с разбегу уткнулся челюстью в кулак левой руки. Хук слева - это то, что ему сейчас доктор прописал. Помогло выжить.
   Зашедшие с флангов не стали праздно наблюдать за тем, как их товарищей одного, за одним укладывают на снег. Тот, что был справа, подкатился Волкову под ноги. Сергей на ногах не удержался и рухнул в снег. И тут же запорошенный снегом сапог сменил в глазах Волкова белый фон заснеженной мостовой, на черный бессознательный, подсветив его напоследок золотистым фейерверком искр.
  
   - Зачем ты его так? - крупный мужик с одутловатым лицом наклонился над Сергеем. - Так ведь и черепушку расколоть не долго.
   - А чего он двоих наших зубов лишил? - невысокий, но жилистый брюнет с маленькими бегающими злыми глазками развел руками. - мне, что надо было правую щеку подставить?
   Пышнолицый загоготал.
   - Вы тут ржете, а Иваненко доктор второй час лицо штопает, - в комнату вошел еще один парень с огромным, расплывшимся на пол лица синяком.
   - Что, Гоша, и тебе досталось? - толстяк все еще улыбался.
   - Да, дорого мне обошелся этот 'ценный сотрудник', - Гоша приложил ладонь к щеке, - целых два зуба.
   - Да какой ценный? - брюнет сплюнул, - у этого Фон Ортеля ценных сотрудников быт не может. Идиоты одни. Это ж надо додуматься засаду на Сталина на Маяковке устраивать. Там же все НКВДэшниками понапичкано по самые уши.
   - Семен говорил, что сам Мерзер распорядился.
   - Ха, распорядился! Что он видит из своей Швейцарии, - щуплый брюнет не унимался.
   - Уж побольше нашего с тобой, Ян, - толстяк сел на стул, который истошно заскрипел под стокилограммовой тушей.
   Волков пошевелил пересохшими губами, пытаясь попросить воды, но вместо слов вырвался стон.
   - Гош, подай водички болезному.
   - А у тебя, Дейв, что жопа отвалится?
   - Кто тут у нас старший группы, я или ты? - Девид Томпсон, штатный сотрудник 'Сикрет интеллиджент сервис' был от рожденья мягким человеком и на Гошу Яценко, завербованного в Баку еще в двадцать седьмом году, не сердился. Он был полной противоположностью Яну Лутцу из их швейцарской резидентуры. Тот считался крупным специалистом по Ближнему Востоку и в свое время возглавлял Ближневосточный отдел, располагавшийся в Омане. Но в тридцать четвертом проиграв в карты месячный бюджет своего отдела, был отозван оттуда и заменен Эрнстом Мерзером, к которому с тех пор испытывал стойкую неприязнь. Мерзер до тридцать четвертого занимался Союзом и теперь по старой памяти курировал Томсона, на побегушках у которого был Лутц.
  
   Гоша встал, налил из-под крана в эмалированную кружку холодной воды и сунул ее в руки Волкову, который к тому времени морщась, уже сел на тахте и привалился спиной к стенке.
   Лутц сверлил новичка своими маленькими колючими глазками.
   - А вообще-то парень вроде ничего, с задатками. Из него может получиться неплохой боец, - Яценко повернулся к Сергею. - Я на тебя, парень, зла не держу. Грубовато мы сработали, сами виноваты, но и ты на нас не сердись. Не было у нас времени объяснять тебе, что к чему. Чекисты по пятам шли.
   - Я не в обиде, - Волков осторожно пощупал затылок. - Это вот он на меня волком смотрит, - Сергей кивнул в сторону Лутца и снова поморщился. Комната начала медленно вращаться, так что ему пришлось снова прилечь.
  
  
  
  Московская обл. Тушино 23.02.1938 г.
  
   Полуторка весело прыгала на ухабах проселочной дороги. Не смотря на то, что днем теплое весеннее солнышко добивало остатки спекшегося снега, окопавшегося по канавам и оврагам, холод, накопивший за ночь силы, все еще атаковал оголенные части тела заспанного отряда физкультурников.
   'Закаляйся, если хочешь быть здоров!' - это про них. Ежедневная утренняя зарядка с обязательным растиранием снегом, ночные пятикилометровые марш-броски по Тимирязевскому лесопарку и вот теперь прыжки с парашютом ни свет, ни заря - такова она доля физкультурника из добровольно-спортивного общества 'Волна'. 'Добровольного' - это только так говориться. У большинства так называемых 'физкультурников' и выбора то особого не было. Публика в 'Волне' была весьма разношерстная. Идейных противников советской власти было мало. Несколько прибалтов и 'западэнцев' и все. В основном к обществу примыкали бежавшие с этапа отпрыски раскулаченных зажиточных крестьян, да не желавшие служить в РККА дезертиры. Рецидивистов англичане в отличие от немцев к себе не брали. Абсолютно не надежный народец. Сдают всех и вся с потрохами при первом же допросе, стоит только чекистам наганом перед их мордой помахать. Изредка среди завербованных попадались рефлексирующие интелигенты, окончательно запутавшиеся в жизни. Они тоже были не надежны, но их в оперативной работе не использовали. Все больше в конторе. В общем, всякого народа хватало. Как говориться 'каждой твари по паре'. Вербовал их Ян Лутц. Надо отдать ему должное - это у него хорошо получалось. Против его убийственных аргументов, преподнесенных вкрадчивым голосом после того, как 'клиент' отплакался в жилетку под водочку с огурчиками, рассказав 'хорошему мужику' о своем горестном житье-бытье, этот самый 'клиент' уже сам удивлялся - как это он раньше не додумался поступить на службу к его величеству Королю Великобритании Георгу VI.
  
   'Дуглас', выкрашенный сверху в темно-зеленый цвет, а снизу в голубой, и оттого немного похожий на пингвина, развернулся на взлетной полосе, готовый принять на борт начинающих парашютистов.
   Самолета пришлось ожидать около получаса. За шуточками-прибауточками чувствовалось все нарастающее волнение группы. Волков, так же как и остальные, с парашютом никогда не прыгал и поэтому волновался не меньше других. Целый ковер из бычков под ногами бесстрастно свидетельствовал о состоянии души членов ДСО 'Волна'. Курить сейчас никто не запрещал, хотя в их Обществе по прихоти 'Святого Дейва', как за глаза называли своего начальника 'физкультурники', это было одним из табу. Еще им запрещали спиртное и вылазки в город. Просто монастырь какой-то, а не разведшкола. Благо народ особо не заморачивался и прятал чинарики в голенищах сапог, а водку наливал в бутылки из-под лимонада. Педантичному английскому уму такое было непостижимо, а значит, не доступно. Чтобы запах табака и перегара не выдавал нарушителей, братва, усиленно жевала чеснок. Они даже сами себя в шутку называли 'Чесночной командой'. Впрочем, возможно начальство и догадывалось об их проделках, но делало поправку на славянский менталитет.
   Вообще в конторе под вывеской ДСО 'Волна' было много странного. Например, казалось бы, общество спортивное, а самим спортом народ занимался только для показухи. Да и какой тут спорт после многочасовых занятий на курсах вождения всего, что движется, шифровальщиков, радистов, минно-взрывного дела, английского и немецкого языков. А ведь еще была рукопашная борьба, метание ножей, стрелковка и ориентирование на местности. На футбольном поле курсанты еле передвигали ноги. Но вот обросшим мясом курсантам из старшей группы прямым текстом просто напросто запретили выигрывать у различных команд из настоящих ДСО. Запретили это и группе, в которой пребывал Сергей, после того как они в игре в ручной мяч в одну калитку вынесли команду ДСО 'Краснофлотец', сдувшуюся в середине второго тайма.
  
   Наконец они погрузились в самолет, и двигатели 'Дугласа' заработали на полную мощность. На борту нервное веселье продолжалось. Гоша рассказал инструктору какой-то бородатый анекдот, на что тот никак не отреагировал. Зато остальные неестественно громко рассмеялись.
   Волков посмотрел на обочину взлетки, постепенно ускоряющую свой бег. В голове пронеслось.
   Зачем я здесь? Эх, прыгнуть бы прямо сейчас в эту мягкую влажную грязь и в лес. Ну их, эти прыжки.
   Самолет набрал высоту и, выполнив разворот, лег на обратный курс к аэродрому. Выпускающий встал и открыл дверь. Пора было прыгать.
   - Ну, давай, орел, - инструктор ОСОАВИАХИМ Вася Малахов подтолкнул Сергея к двери. Волков зацепил карабин за штангу, сделал шаг назад, и с силой оттолкнувшись, прыгнул. Безжалостный поток холодного воздуха размазал по лицу его щеки. Тут же за его спиной раскрылся парашют. Тряхнуло. Сергей посмотрел наверх. Купол вроде на месте. Потом стал искать направляющие стропы.
   Где ж они, мать их. А, вот, кажется.
   Посмотрел вниз.
   Похожая раньше на топографическую карту земля, преобразилась. Уже стало видно отдельные деревья, взлетную аэродрома справа и какие-то строения на краю поля. Потянул за стропы, чтобы развернуло против ветра. Все вроде делал, как учили, но развернуло почему-то по ветру. Лес не то чтобы очень стремительно, но приближался.
   Извернувшись чтобы не сесть на сосну как на кол, Сергей заскользил по вечнозеленым, колючим веткам. Шелковые стропы рванули его назад так, что перехватило дыхание.
   Стоп, приехали. Волков повис на деревьях на расстоянии десяти метров от земли.
   Пока его обнаружили, пока принесли и растянули сетку, он успел выкурить три сигареты из пачки, припасенной в нагрудном кармане.
   Пошли они на фиг со своими запретами!
   Отстегнув лямки парашюта, под веселое улюлюканье, Волков плюхнулся в сетку, и его тут же принялись толкать, тискать и отвешивать щелбаны. Это таким был отходняк у перворазников. Перворазниками парашютисты со стажем называли новичков, испытывающих свою судьбу в первый раз.
   Потом были еще прыжки и еще. Дневные и ночные. С грузом и без. Во второй и третий раз прыгать было страшнее. Адреналиновый угар прошел, а включившийся инстинкт самосохранения дал волю трясущимся поджилкам.
  
   Взбив подушку, Волков сунул ее под голову и уставился в потолок комнаты, которую он делил с Гошей Яценко. Несмотря на то, что он тогда здорово двинул ему в зубы, они крепко подружились. В принципе нормальные отношения складывались и с Пашей Иваненко, чего не скажешь о Яне Лутце.
   Этот куратор невзлюбил Волкова с того самого первого дня. Именно он и устроил Сергею первую проверку. Наверное, такой проверке подверглись все курсанты, ведь скоро им предстоял выход в город для практических занятий по топографии и ориентированию, но легче от этой мысли ему не стало.
   А произошло все так...
   Один из двух эстонцев, 'добровольно' вступивших в 'Волну' и не питавший особых дружеских чувств к новичку, вдруг начал проявлять к нему нешуточный интерес. И ведь грамотно так втирался гад. То сигареткой припрятанной угостит, то чайку предложит, а сам аккуратненько так о доме, о семье расспрашивает. Ну, к этому-то Сергей привык. Его еще у Фон Ортеля (будь он неладен, этот долбанный полковник авиации!) проверяли, перепроверяли. Но все-таки Волков с этим Эйнаром Лилло решил быть поосторожней. И не прогадал. На пятый день их знакомства Эйнар начал разговор о том, что его все тут заколебало, что он хочет домой и все такое. В общем, начал ныть. Сергей на это никак не отреагировал. Нытик приободрился и закинул удочку на предмет самоволки. Ноль реакции. Тогда Эйнар предложил сбежать, а заодно написать письмо насчет этой конторы куда следует.
   Сергей уже знал, что будет дальше. Согласись он, его обезображенный труп вскорости найдут где-нибудь в овраге, а то и вовсе не найдут. Промолчи он, так этот паршивец начнет его шантажировать тем, что он вовремя не доложил об их разговоре начальству и он, Волков, погрязнет в водовороте лжи и обмана. Нет, нужно действовать. Страшно конечно, но что делать.
   'Поговорить по душам' Сергей решил со 'святым Дейвом'. Тот был не таким страшным, как Лутц и своей мягкостью и почти отеческим отношением к курсантам располагал к откровенной беседе.
  
   - Ты не переживай, разберемся, - Томсон отхлебнул из стакана крепко заваренный чай и улыбнулся. - Иди спокойно работай. Что у вас сейчас, радиодело?
   - Шифрование.
   - Ну вот и иди к Серебрякову глаза ломать, - Девид рассмеялся, и от этого беззаботного смеха у Сергея на душе отлегло. Он вышел из кабинета с вывеской 'Начфин' на двери и уже было направился к лестнице, когда вспомнил, что забыл возле умывальников в санузле тетрадь с конспектами. Вообще-то выносить какие-либо записи из 'красного уголка', где у них проходили все занятия, было запрещено, но слишком уж тяжело ему давалось это шифровальное дело и Волков нет-нет, да и брал с собой свои записи почитать перед сном.
   Выходя из санузла Сергей заметил как практически бесшумно в кабинет 'Начфина' проскользнул Эйнар.
   Бля, сейчас свою версию задвигать начнет, сученок. Надо послушать, что он там напоет.
   Волков снял кеды и на цыпочках пересек коридор, прижался ухом к окрашенной масляной краской двери и затаился.
   Ни хрена не слышно. Может, через окно попробовать? Все-таки первый этаж.
   Одев обратно кеды, он, стараясь не шуметь, отодвинул шпингалеты окна, находящегося в торце коридора и выбрался наружу. Конец марта не располагал к прогулкам в легком спортивном костюме и кедах на босу ногу, но Волкова это не остановило. Снег почти весь уже сошел, и в сгущающихся в окрестностях Тимирязевского лесопарка сумерках, крадущегося вдоль стены человека в синем костюме заметить можно было разве что метров с трех.
   Ему повезло. Форточка в кабинет Томсона была открыта и до Сергея почти сразу же донесся обрывок фразы, брошенной как всегда раздраженным Лутцем.
   - ... что этого недостаточно. Необходимо еще раз его проверить.
   - А почему мы должны проверять Орловского как-то по особому, только потому, что он тебе не нравиться, Ян?
   Сергей насторожился. Виктор Алексеевич Орловский - это его новое имя, к которому он еще не успел привыкнуть.
   - Дело не в этом. Мне с Орловским детей не окрещивать, - ответил Лутц.
   - Не крестить, - поправил его Томсон.
   - Да. Просто слишком уж он матерый какой-то. Из самолета почти всех пришлось выкидывать, а он сам сиганул. А стреляет как? А на рукопашной Челидзе, нашего лучшего борца уложил.
   - Не забывай, что у парня уже есть навыки оперативной работы, полученные в шайке-лейке Фон Ортеля. Да еще два года курсов красных командиров. Ты чего его с другими сравниваешь? Вон этот из Закарпатья в самолете вообще обосрался и болтался на парашюте как настоящий мешок с дерьмом.
   В комнате засмеялись.
   - Скажи, Эйнар, как тебе показался Орловский? - обратился к Лилло Томсон.
   - Осторожный такой, - ответил стукач и выругался по-эстонски.
   - Вот видишь! - Лутц видимо встал, потому что сначала послышался звук отодвигаемого стула, а потом скрип половиц. На облезлый куст шиповника легла тень. Виктор Орловский прижался спиной к холодной стене.
   - Вижу, - необычно жестким голосом ответил Девид, - вижу, что ты становишься таким же параноиком, как и нынешние чекисты после так называемого 'подарка' Шеленберга.
   Сергей начал потихоньку перемещаться вдоль стены в сторону угла здания. Конечно, он мог услышать еще много интересного, но перспектива заработать воспаление легких ему не улыбалась, да и занятия по шифровке вот-вот должны были начаться. Но главное он услышал - первый экзамен пройден. Последнее, что донеслось до него через открытую форточку это слова про какого-то ежика и взрыв хохота после слова 'педрила'.
  
   Волкову-Оловскому было не до смеха. Сейчас он лежал на кушетке, уставившись в потолок. Он с недавних пор привык не удивляться ничему, но само существование ДСО 'Волна', фактически настоящего подрывного разведывательного центра под самым носом у всесильного НКВД не могло не поражать. Та легкость, с которой люди Ульриха фон Ортеля в прошлом году организовали ему побег из Усть-Илимского лагеря, сразу навела его на мысли, что не все чисто в рядах нашей пролетарской карательной организации. Но чтоб до такой степени...
   - Дрыхнешь? - Гоша вошел в комнату, прижимая к животу небольшой газетный сверток. - Значит сальцо я один хавать буду.
   - Черта лысого, - его сосед встал с койки. - Откуда взял?
   - Да есть тут один хохол из службы обеспечения, - Яценко положил сверток на стол и принялся его разворачивать. - У него на пачку 'казбека' выменял. Это такой жук, у него все есть. Барыга.
   - Хохлы, они все такие.
   - Не скажи Вить, - Гоша ухмыльнулся. - Я ведь не такой.
   - Эх, сейчас бы водочки...
   - Размечтался! Я даже хлебушка достать не смог. Там около столовой эти прибалтийские блатные чмыри крутились. Вмиг начальству настучали бы.
   - Про город ничего не слышно?
   - А что город? Послезавтра вас, молодняк, на ориентирование погонят. Сначала всей толпой, как пионеров в зоопарк, а потом разобьют на пары. Я все это уже проходил. Фигня.
   - Ну фигня не фигня, а я например с удовольствием прогулялся бы. Запарился здесь третью неделю кантоваться. Только на прыжки и выезжаем.
   - А чего тебе? Тепло, светло и мухи не кусают. Или там, в Москве у тебя интерес какой? - Гоша проглотил ломик тонко нарезанного сала и посмотрел на Орловского.
   Тот поджал губы.
   - Баба? Угадал ведь? - Яценко заржал. - Смотри, у нас с этим строго. О всяких потусторонних связях надо незамедлительно докладывать начальству.
   - Да нет никаких связей, - Виктор вспомнил Зою с Пресни, на которую заглядывался еще в бытность свою Волковым.
  
   ЗИС шестнадцатый лихо вывернул в Лаврский переулок и затормозил у булочной, вытряхнув из пассажиров остатки сна.
   - Орловский и Сидельников на выход, - простужено прохрипел Максим Петрович Савостьянов, числившийся в 'Волне' художником, а на деле ведущий курс топографии.
   Виктор соскочил с подножки и принялся разминать ноги в ожидании, когда из автобуса выберется Колька Сидельников.
   Вопреки ожиданиям Орловского-Волкова его не включили в группу желторотых курсантов-новичков, каким в общем-то был и он сам, а проинструктировав, выпустили в город в паре с несостоявшимся кавалеристом, Николаем Сидельниковым. Этот сын свежераскулаченного Матвея Артемьевича Сидельникова рванул из мест расположения своей бригады спасать папаню, но до глухого таежного поселка Ильмень так и не добрался. На одном из Уральских полустанков он, постоянно подкреплявший свои силы всем, что горит, завис в местном борделе и, связавшись с шайкой конокрадов, помимо всего прочего промышлявших разбоем, выпал на несколько недель из суровой реальности. Там он, размахивающий шашкой и грозящийся изрубить товарища Сталина в окрошку, и попался на глаз эмиссару Яна Лутца.
   И вот они вдвоем стоят на кривых Московских улочках, озираясь по сторонам и прикидывая в какую сторону идти, чтобы оказаться на Мещанской или Троицкой. Определились.
   Колю в первую очередь интересовали не названия улиц и номера домов, а манящие вывески, на которых было написано'Пирожки', 'Сосисочная', 'Пельменная'. Сам он был невысокого роста, сухощавый, с длиной, тонкой цыплячей шеей и постоянно что-то жевал. Казалось бы, сколько можно есть? И куда все это беспрестанно поглощаемое девается?
   Занятый поиском хлеба насущного, Коля едва не налетел на зябко кутающуюся в шаль продавщицу мороженного, которая в своем тоненьком пальтишке еще только обживала угол Мещанской и Лаврского.
   - Ты знаешь, Колян, мне кажется, что за нами следят, - Орловский дернул Сидельникова за рукав.
   - Кто? - испуганно вытаращился на него Коля, отвлекшись, наконец, от созерцания кренделя из папье-маше.
   - Почем я знаю? Просто вон тот тип в белом шарфе как будто по пятам за нами плетется.
   - Где?
   - Да не крути ты башкой! В витрину посмотри. Видишь, делает вид, что афишу читает?
   - Может, показалось?
   - А вот давай и проверим. Нам сейчас вниз по Мещанской на Троицкую. Кажется, туда можно через этот проходной двор проскочить.
   Напарники, не спеша, не оглядываясь направились к арке. Во дворе они прибавили шагу, а потом вообще побежали. Два первых подъезда были закрыты на ключ, но зато открытой оказалась дворницкая. Недолго думая, они рванули туда.
   Буквально через несколько секунд из арки вышел тот самый театрал, так рьяно изучавший афишу МХАТа. Обнаружив двор пустым, он дернулся влево, вправо, назад и, наконец, немного постояв, побежал вперед.
   - Видал? - Виктор отставил в сторону метлу, из-за которой только что осторожно выглядывал.
   - Видал. А что будем теперь делать?
   - А что делать? Пойдем обратно на улицу, а потом на Троицкую по Васнецова пойдем.
   Так и сделали.
   На Троицкой было оживленно. Когда они уворачиваясь от стремительно несущихся по брусчатке пролеток пересекли трамвайные пути, на этот раз Колька дернул Орловского за рукав. На крыльце 'Рыбпотребсоюза' укрываясь от хлопьев мокрого снега, стоял их старый знакомый, поправляя свой белый шарф, выбившийся из-под дорогого макинтоша.
   Запыхался бедняга.
   В третий раз они встретили этого назойливого типа в Колокольникове переулке. А когда они вышли на Чистые пруды, где их и должен был подобрать ДСОшный ЗИС, этот бедняга метался там от дома к дому, ловя на себе недоуменные взгляды обывателей.
   Провалил ты задание, дядя.
   Теперь-то им стало ясно, что этот тип не случайно ошивался, именно на маршруте их следования. Наверняка ему в 'Волне' поручили приглядывать за практикантами.
   Подъехал автобус. И хотя Виктор, забираясь в еще пустой салон, посмеивался про себя над незадачливым шпиком, его не покидало ощущение того, что добром их с Колей выходка не кончиться.
  
   Не успел Орловский перекусить и отогреться горячим чайком, как в комнату заглянул дежурный по этажу.
   - Орловский к начальству.
   Началось.
   В кабинете Начфина его уже ждали. За столом сидел как всегда невозмутимый Девид Томсон, вдоль отделанной деревянными панелями стены нервно мерил шагами ширину кабинета Лутц, а чуть в стороне от входа стоял раскрасневшийся Николай Сидельников.
   - Товарищ Орловский, скажите мне, вы и дальше намерены подобным образом проявлять свою инициативу или все-таки будете строго следовать указаниям вашего руководства, - Лутц крутанулся на каблуках и принялся поедать Виктора глазами.
   - А что случилось? - решил закосить под дурачка Орловский.
   - Это я вас должен спросить, что случилось? - рявкнул Начоргдел. - Почему вместо того, чтобы следовать строго намеченному маршруту, вы скакали по переулкам и дворам, как зайцы?
   - Я понял, что главное было вовремя отмечаться на контрольных точках, товарищ Начоргдел, - добавил металла в голосе Виктор. Он вот сейчас только решил для себя не прогибаться под этого злобного коротышку. В конце концов, он и в лагере вшей кормил, и под пулями ходил. Будет тут на него орать этот неуделок.
   - Понял он, - вдруг как-то ворчливо сказал Лутц, будто уступив напору строптивого курсанта. - Вас на ориентирование послали, а не на практику по уходу от слежки. Всему свое время.
   - Ну, будем считать, что эту практику они сдали экстерном, - сказал молчавший до сих пор Томсон. - А в том, что Бережковский упустил этих новичков, виноват ты, Ян. Держать дистанцию и не привлекать к себе внимание - основные заповеди ведущего наружку. Тут твоему любимчику еще работать и работать. Свободны, - небрежно махнул рукой в сторону провинившихся Девид. - К вечеру напишите подробные объяснительные и передадите их дежурному.
   Орловский и Сидельников мигом выскочили из кабинета.
   - Уф, - Коля вытер пот со лба. - Я думал, будет хуже. А наш главный-то как за тебя горой встал. В группе давно ходят слухи, что он тебе симпатизирует.
   - Хм, не замечал. Зато Лутц за что-то на меня зуб точит.
   - Ничего личного. Просто он немцев терпеть не может и всех, кто с ними связан. Ходят слухи, что он считает союз с ними ошибкой. Да и вообще он неудачник. Его откуда-то с начальственных должностей турнули, вот он на всех зло свое и срывает.
   - Откуда ты все это знаешь?
   - Служба ОБС работает четко.
   - Что за служба такая?
   - Одна бабка сказала.
   Виктор рассмеялся и схватился за голову. Чего-то заболела зараза. Наверное, простудился.
   Орловский попрощался с Сидельниковым и поплелся в свою комнату. От предложения Гоши попить чайку отказался и завалился на кровать. В голове что-то звенело, и звон этот постепенно нарастал. В глазах появились оранжевые огоньки, и в следующий момент кто-то будто выключил свет.
  
  
  
  
  
  
   Глава 6.
  
   ХАНТЕР
  
  
   Калининская область. Калязинский р-н. г. Калязин. Ул. Ленина д. 7 08.05.1958 г.
  
   Его вырвало. Он еще не открыл глаза, а его стошнило! Только бы не на постель, а то потом от коменданта не отмашешься.
   Виктор, наконец, открыл глаза и снова скрючился в очередном спазме.
   - Новичок, - сказал кто-то тоненьким голосом. - Долго не протянет.
   Орловский тупо уставился на сбившуюся под ним в комок мешковину, а потом перевел взгляд на того, кто его заранее похоронил.
   От чистой и уютной комнаты главного корпуса санатория работников водного транспорта не осталось и следа. Грязные, все в ржавых потеках бетонные стены какого-то полуподвала освещала хиленькая масляная лампа. Ее то и дело вздрагивающий от сквозняка огонек, казалось, вот-вот потухнет. Люди, находящиеся в помещении сидели и лежали в основном на сене, прикрытом такой же мешковиной, что лежала под Виктором. У некоторых были соломенные тюфяки. Все присутствующие были в верхней одежде. Холодно, наверное. Виктор этого не чувствовал. Его трясло, и внутри все горело.
   - На-ка, парниша, выпей, - седоусый дед, похожий на путевого обходчика из-за своего странного плаща, протянул ему алюминиевую кружку. Припав к ее краю, Орловский принялся жадно пить прямо из рук старика.
   - А его вообще кто-нибудь проверял? - спросил недовольным голосом парень, сидящий верхом на единственном стуле. - Вдруг он светится, как новогодняя елка.
   - В норме, - ответили из темного угла.
   - Обижаешь, - обернулся к парню старик, стянувший с головы капюшон и лыжную шапку. - У меня с этим четко.
   В тусклом свете чадящей лампы Виктору удалось, наконец, рассмотреть старика, который оказался не так уж и стар. Просто глубокая морщина на его щеке оказалась шрамом, а седой не по годам шевелюрой он обзавелся совсем недавно. Теперь Орловский это откуда-то знал. Как знал, что находится на удаленной базе хантеров в Калязине. Городок располагался на острове посреди Волги, на стыке Московской, Калининской и Ярославской областей. Это была резервная база хантеров, где они отдыхали и лечили свои профессиональные болячки. То есть огнестрелы, переломы и обморожения как-то лечили, а с лучевой болезнью сюда просто приезжали умирать, как кошки уползают подыхать куда-нибудь подальше.
   В Калязине резервная база была устроена не случайно. Это место - одно из самых 'чистых' возле Москвы, да и добираться сюда было удобно. По Волге, а затем по каналу Волга-Москва до бывшей столицы можно было добраться на моторке за четыре часа. Правда, зимой база пустовала. Хантеры предпочитали отсиживаться-отлеживаться на основной базе в Деденево, откуда летом в Москву пробирались тоже по реке, а зимой на санях или кто по беднее, пехом.
   Все эти знания всплывали в воспаленном сознании Виктора постепенно, какими-то отрывками. Размытые картины непонятно какого прошлого чередой проплывали перед ним, пластом, лежащим на пожертвованной кем-то лежанке.
   Сначала вспомнилась Московская эпопея, потом оба побега из лагеря. Разведшколу он помнил плохо, что было после нее, не помнил вообще. Зато недавние события были настолько ярки, что не давали заснуть.
   Орловский прикрыл воспаленные глаза.
  
   - А-а-а, еще один! Ну проходи, проходи, не тушуйся. Тут все свои, - невысокий улыбчивый мужчина средних лет протянул руку и представился. - Сенько Аркадий Петрович. Комендант. А если коротко - Сеня.
   Виктор удивленно посмотрел на коменданта. Вроде бы солидный мужик, не пацан какой-нибудь, да еще и при должности, а просит называть его каким-то Сеней.
   - А у нас у всех тут кликухи, - ответил за Сеню парень, куривший в углу уже вторую сигарету подряд.
   - Да, - подтвердил Сеня. - В рейде, понимаешь, некогда по имени-отчеству звать-величать. Там бывает каждая секунда дорога. Вот он, - комендант показал на парня в углу. - Морок. Это Бивень. Он же Бивин Антон, прости, не помню по батюшке...
   - Антон Ильич, - засмеялся хантер, сидящий за столом. - Я уж и сам свое имя забывать начал. Вспоминаю только, когда у этих бобиков в ведомости расписываюсь.
   - Это Корка - Анзор Коркия, - Сеня продолжал представлять присутствующих. - Глум - Петраков Михаил...
   - А почему Глум?
   - Потому, что глумиться любит, - фыркнул из своего угла Морок.
   - Никто не знает, - Сеня присел на табурет и принялся разминать папиросу. - Глум у нас ветеран. Когда меня сюда из лагеря перевели, он тут уже вовсю хантерствовал. Сам он тоже не помнит, почему его так зовут.
   Глум - тощий, жилистый хантер, с заостренным тонким носом и выпирающими скулами, придающими его лицу хищное выражение, молча сидел на тюфяке и чистил какое-то незнакомое Орловскому оружие. Скорее всего, это автомат. Только ни на английский 'Томпсон', ни на немецкий 'Шмайсер', ни на ППШ он не был похож. Единственное, с поздним вариантом 'шпагина' его роднил магазин, похожий на рожок. Так он и назывался, как потом узнал Виктор.
   Орловский вспомнил, чему его учили в разведшколе в той другой довоенной жизни. Хочешь сблизиться с человеком - спроси его о чем-нибудь.
   - Что это за автомат? - он подошел к Глуму и принялся рассматривать диковинное оружие. - Американский?
   - Немецкий, - хантер вынул из ствола шомпол. - Теперь называется 'Хекслер'. Вообще-то это наш автомат. Раньше он АК-47 назывался. Разработал его мой тезка, Михаил Калашников. В сорок седьмом его начали на Урале выпускать, да толком он так в войсках и не появился. Теперь-то фрицы его на своих заводах штампуют, - Глум нежно погладил приклад автомата. - Нам бы таких машинок побольше, да 'катюш', да вертолетов - хрен бы мы сейчас здесь на янки горбатились.
   - А откуда у тебя 'Хекслер'? - спросил Виктор, чтобы отвлечь Хантера от невеселых мыслей.
   - От немцев вестимо. Я ведь еще в сорок восьмом хантерствовать начал, через год, после того как союзники по Москве и Ленинграду отбомбились. Наши еще к Уралу отползали, а немцы здесь уже вовсю трофейные команды из военнопленных формировали. Они ведь тогда первыми прочухались насчет материальных ценностей в зонах отчуждения и стали гонять туда унтерменьшей за трофеями. Сами-то они в эту ядерную помойку лезть не дураки. Правда и они до конца толком ничего не знали. Радиация, она ж без цвета и запаха. Не чувствуешь ничего такого, а значит и не страшно. Вот набрали смертников по всем лагерям и вперед. А куда денешься? Только толку от подневольной скотинки было мало. Копыта наш брат отбрасывал быстро, ноги делал при первой возможности. Многие прямо там, в зонах и оставались. Человек, он где угодно приспособиться может. Ох, и поимели мы потом с этими друзьями проблем. Ведь и теперь их последователи нам житья не дают. На выходе подстерегают суки. А тогда порой ни одного рейда без потерь не обходилось. Уходят, бывало в зону десятка три бывших военнопленных в сопровождении двух-трех вольнонаемных и одного немецкого младшего чина, а возвращаются дай-то Бог трое-четверо.
   - Партизаны?
   - Да какие там партизаны! Просто тем, кто там раньше остался, жрать нечего было, а тут столько мяса к ним в гости идет.
   - Орловского аж передернуло, но он все равно продолжал задавать вопросы. Чувствовалось, что ветерану хантеров хотелось выговориться. А кто его знает, будет ли у Виктора еще такая возможность узнать о нелегком житье-бытье хантеров побольше.
   - А теперь ведь все совсем не так? - Орловский устроился поудобнее на своей лежанке.
   - Да теперь все по-другому, а тогда сначала под конвоем ходили или даже ездили по окраинам на грузовиках, но потом как конвоиры да водители, так же как и унтерменьши дохнуть начали, сразу прекратили это дело. Одно время разные полицаи из прибалтов, да западенцев их заменили, но потом и они взбунтовались. Жить-то всем охота. Стали тогда фрицы на сопровождение трофейных команд обманом всяких добровольцев подписывать. Кого из местных жителей, готовых на все ради лишней пайки, кого из военнопленных, которые в лагерях с голоду пухли. Так я здесь и оказался. Начал в зону ходить. Одним из первых почитай. Да пожалуй, один из тех первых и остался. У нас ведь тогда ни противогазов, ни костюмов, ни гейгеров не было. Нас вообще в подробности никто не посвящал. Народ залезал в самые 'пятна' и дох пачками. Это сейчас у нас все есть, - Глум кивнул на открытую коробку с четырьмя десятками персональных дозиметров и зарядным устройством к ним. - Да и то вы новички умудряетесь куда-нибудь влезть. Да и так по глупости гибнет вашего брата много. Сколько не говори, - гляди в оба, при выходе из зоны не расслабляйся. Тут ведь и под американские пулеметы попасть можно и на охотничков до легкой наживы нарваться. Кто поздоровее, мы их 'свежачки' называем, те начет трофеев промышляют. Очень удобно - ни ходить никуда не надо, ни тащить на себе ничего по нескольку десятков километров. Грохнул зазевавшегося Хантера и обшмонал его на предмет жратвы, одежды, оружия, патронов и товара, и в дамках.
   - Мародеры.
   - Ну, можно и так сказать.
   В комнате воцарилась тишина. Каждый из присутствующих задумался о чем-то своем, вспоминая, наверное, как докатился до жизни такой. Только Орловский нетерпеливо ерзал на лежанке. Его интересовал, прежде всего автомат. Самому-то Виктору выдали видавшую виды 'мосинку', которая того и гляди развалиться, да еще по дороге к базе он подобрал начинающий ржаветь старый 'Шмайсер' без магазина. Нашел он его случайно, когда отошел в кусты отлить, то напоролся на торчащий из-под щебня пыльный кованный немецкий сапог. Автомат валялся неподалеку. Первым делом Виктор снял с трупа сапоги. Хоть сопровождающий его хантер и не советовал ему это делать. Шут с ним. Не ходить же по апрельской слякоти в обмотках. А то, что за эти сапоги его может шлепнуть первый же попавшийся фриц, ерунда. Откуда ему здесь в американском секторе взяться? Шинель бойца вермахта уже порядком прогнила, каска ему на фиг не сдалась. А вот отличный походный термос очень даже пригодиться.
  
   - Зато тогда трофеев было, наверное, гораздо больше, - решился, наконец, нарушить тишину Орловский.
   - Вам новичкам не понять нас первопроходцев, - отозвался Глум. - Вы ведь теперь на всем готовом. База есть, оборудование есть, оружием каким-никаким обеспечены, да еще и за трофеи баксы дают, а нам ведь тогда даже стволов поначалу не давали. Доходило до того, что искали сами себе в зоне что-нибудь и на выходе заначки делали. А появишься с оружием в буферной зоне - сразу к стенке.
   - А автомат, автомат-то у тебя откуда?
   - Погоди, всему свое время. Вот потом до хозяев доходить стало, что, гоняя зеков в зону, они только сами себе проблем наживают. Трофеев с гулькин хрен, да еще добровольцев, от которых хоть какой-то толк был все меньше и меньше. Стали они набирать группы так называемых 'фольсксфраев'. Вот я туда и подался. Тоже не сахар конечно, но все же... Старенький еще начала сороковых годов выпуска 'Шмайсер' дали, индивидуальные дозиметры по одному на группу. Потом и противогазы появились. За трофеи стали рейхсмарками расплачиваться. Кто из 'фольксов' поумнее, те на первые заработанные марки средства защиты покупали, оружие получше, антирадиационные препараты. Кто поглупее, все деньжата копили. Был у нас в группе товарищ один, 'Аргентинцем' его звали, все мечтал накопить несколько тысчонок и в Аргентину рвануть. Вон его могилка за оврагом. Там особо 'лучистых' закапывали.
   - А что, просто так, без денег уехать нельзя было, - спросил сразу как-то скисший Орловский.
   - А куда и главное зачем? - Глум закончив чистить 'Хеклер' и собрав прислонил его стволом к стенке. - В зону бегут только идиоты. Там выживает лишь каждый десятый, да и то, век тамошних обитателей короток. Лет пять-шесть, максимум десять. Вне зон же рано или поздно отловят и к стенке. Разве что в СКА податься, но до Сибири еще добраться надо. А потом времена-то изменились. Теперь и здесь прожить можно, и даже жирком обрасти. Главное делать все умеючи. Вот я еще годок другой и хоть в ту же Аргентину, хоть в Индию с Африкой смогу уехать.
   - Ага, я уже года три от тебя эту песню слышу, - Морок сплюнул и, раздавив подошвой окурок, направился к выходу. - Не верь ему парень. Все мы здесь до последних своих дней. Зона затягивает, и никуда нам от этого не деться. хантером стал, хантером и умрешь.
   - А почему нас называют хантерами? - Виктор чиркнул спичкой по коробку и принялся раскуривать отсыревшую папиросу.
   - Это янки нас так называют, - Глум подошел к керосинке и, растопырив над ней пальцы, блаженно зажмурился. - Полное название 'trophy hunters' - охотники за трофеями значит. Но прижилось просто короткое 'hunter'. Уже и сами хозяева к этому привыкли. Я к ним от немцев в пятьдесят втором сдернул. У янки более денежно и сытно, сектор попроще и на трофеи побогаче. А 'Хекслер'-то я на накопленные рейхсмарки у одного обожравшегося шнапсом немца купил. Из полевой жандармерии. Его потом за это дело расстреляли. Ух и кипиш же был. Мне теперь в немецкий сектор дорога закрыта. Ну да все равно нам хантерам там делать нечего. Если уж в центре на нейтральной территории даже от 'фольксфрая' пулю получить можно, то что уж говорить о западе. Это хозяева еще друг с другом сквозь зубы разговаривают, а у их холопов, не чубы - шкуры трещат.
   - В Сибири говорят даже сфоровцы , друг в друга постреливают, - Морок достал финский нож и принялся чистить рыбу - первую жертву трофейного динамита в этом году.
   - Нет, это опять же нац. батальоны так развлекаются. Полицаи по-старому.
   - Да, им там не до выяснения отношений, - подал голос Сеня, - по лесам СКА пошаливает.
   - Да брось ты, Сеня! - Морок отрезал рыбине голову. - Эти Сибирские красноармейцы по землянкам сидят. Жрут, срут и баб трахают. Вон, многие из них сюда подались, деньгу зашибать, - Хантер покосился на Орловского. - Только им и здесь скоро делать будет нечего.
   - Вот и я о том же, - Глум поморщился глядя на Морока, потрошащего вторую рыбью тушку. - Ты бы, Морок, в предбанник вышел что ли? Всю комнату провонял.
   - Щаз-з-з.
   - Вот и я говорю - скоро здесь нам всем делать будет нечего. Почти все продукты, оружие и амуницию из Москвы уже выгребли.
   - Зато сейчас новый бизнес наклевывается, - возразил молчавший до этого Бивень. - На сувенирах можно целое состояние сделать. Главное места надо знать. Тут в Обнинске японские коммерсанты ошиваются. Очень уж они всяческие советские прибамбасы любят. Каски, пряжки, оружие, награды, часы, компасы и прочую хрень. Американцы тоже глядя на них подключились. Но они более разборчивые. Им ценные документы подавай. Фотографии. А если какое наградное оружие найдешь, сразу сотен пять зеленых можно получить.
   - Ерунда это все, - Морок наконец закончил чистить рыбу и, поставив на плитку сковороду, плюхнул туда три тушки отощавших за зиму окуней. - Меня тут Камчат обещал с одним итальяшкой познакомить. Так тот на предметах искусства специализируется. Вот где бабки. Музеи-то эвакуировать ни хрена не успели.
   - Нашел с кем связаться, - фыркнул Глум. - Камчат тебя как осинку обдерет. Опомниться не успеешь, как ты ему года на два вперед должен. Сколько новичков через него погорело. Слышь, как там тебя, Витя, с Камчатом ни в коем случае не связывайся. Всю свою короткую жизнь на него работать будешь.
   - Много ты понимаешь, - обиженно проворчал Морок.
   - А тут и понимать нечего. Если найдешь какую картину или еще чего - тащи любому офицеру, они и то больше чем Камчат дадут. Ну или ищи другие каналы. Только картин там этих нет ни хера, сгорело все. Музеи-то все в центре.
   - Ну, во-первых, не все, - Сеня вынул изо рта огромную иглу, которой он штопал потрепанные кеды, - а во-вторых, есть еще кроме картин статуэтки всякие, камни, золото, посуда драгоценная, старинное оружие и книги, опять же запасники. Они, как правило, все в подвалах, а там и картины сохраниться могли.
   Все опять замолчали, наверное, представив себе эти несметные сокровища.
  
   Да. Сокровища! Знал бы он тогда, чем это все закончится. Правильно говорят - жадность фраера сгубила. Надо было начинать помаленьку со всяких касок и пряжек. Нет, захотелось сразу в дамки. Не купись он тогда на эту авантюру Морока - не лежал бы сейчас в собственной блевотине.
   Виктор повернулся к стене. Его опять вырвало. Локтем он задел горшок и его содержимое выплеснулось на и без того загаженный пол.
   - Может, уже отнесем его туда? - оседлавший стул Морок зло посмотрел на умирающего.
   - Негоже еще живого человека к трупам определять, - Сеня покачал головой. - А если с тобой такое. Морок?
   - Тьфу на тебя, Сеня. Не каркай. Со мной такого не будет. Я не идиот в 'пятно' ломиться!
   - А если прижмут тебя, как его?
   - Я лучше там от пули сдохну, чем здесь в собственном дерьме, - Морок встал и направился к выходу. - Вот ты, Сеня, комендант, ты и убирай за ним. По мне, я бы его пристрелил. Чего человек мучается? Все одно сдохнет.
   - Иди, иди, проветрись, гуманист, - комендант подошел к Орловсому и поставил перед ним кружку с лечебным отваром. Виктор с благодарностью посмотрел на Сеню. Он, конечно, тоже понимал, что жить ему осталось всего ничего, но отвар хоть на немного облегчал его страдания. Эх, была бы у него с собой его 'мосинка', он бы сам избавил хантеров от своего присутствия. Но винтовка осталась где-то там, возле музея. Он закрыл глаза, и откуда-то из скопления малиновых бликов всплыли очертания обезглавленных домов на Волхонке.
  
   - Эх, жалко Глум с нами не пошел, - Морок остановился и в который раз поднял руку, словно хотел вытереть пот с лица. Наверное, это получалось у него чисто инстинктивно. В противогазе пот не вытрешь. А взмок Морок еще до того, как они вошли в Останкино. Еще бы! Не надо было брать с собой этот тяжеленный ППШ, да еще с двумя массивными дисками магазинов к нему. Что он в Музее с батальоном 'фольксфраев' воевать собрался?
   Орловскому-то тоже было не сладко. Он с непривычки задыхался в старом советском противогазе. Допотопный громоздкий фильтр которого постоянно натягивал потертую гофру. Об американском противогазе можно было только мечтать.
   Виктор поправил ремень винтовки, так и норовящий перепутаться с лямкой подсумка. А тут еще надо смотреть по сторонам. Того и гляди либо 'свежачок' из-за плиты высунется, либо 'фольксфраевская' оптика бликанет. Вообще-то времена, когда хантеры рубились с 'фольксами' стенка на стенку прошли, и, по крайней мере, по окраинам теперь можно ходить спокойно. Знай себе 'свежачков' отстреливай. Но вот ближе к хлебным местам ухо надо держать востро. А до их хлебного места еще пилить и пилить. Сначала, железку перейти, потом Лихоборку форсировать, пройти Останкино, а там, через Динамо, по Тверской к станции метро 'Площадь Свердлова'. Затем им предстояло под землей миновать один из самых загаженных участков и, пройдя через 'Библиотеку имени Ленина', подняться наверх, с платформы станции 'Дом Советов'. А пока самое сложное - Лихоборка. Зимой ее еще по льду перейти можно было, а теперь только мост. А на мосту ты словно в метро в час пик голышом - все так и сморят на тебя со всех сторон. Кстати о метро. Еще по тоннелям два перегона колдыбать до самого 'Дома Советов'. Зато там уже до музея один бросок. Виктору почему-то казалось, что это будет самый опасный участок пути.
   Орловский так задумался, что едва не растянулся на земле, спотыкнувшись о кусок ржавой арматуры. Эта зараза была покрыта слоем мутной вонючей воды. Запах исходящий от лужи не оставлял сомнений в ее происхождении.
   Интересно город уже десять лет как покинут его жителями, а канализационный сток продолжает порождать эту ароматную жидкость.
   Пытаясь устоять на ногах, Виктор сделал несколько неуклюжих шагов и ухватился левой рукой за кусок какой-то истлевшей ткани, которая с треском разорвалась, увлекая за собой хантера-новичка. Он все-таки упал. Но, слава Богу, упал не в зловонную лужу, а просто в кучу пепла. Предохраняемая старым брезентом, она не была развеяна по ветру и подобно одному из Египетских песчаных барханов сохранила во чреве своем доисторическую для них находку.
   Доисторическую, потому что трупу, законсервированному в пепле было уже лет десять от роду. Принадлежал он одному из младших чинов 'зондеркоманды' СС, сопровождавших в свое время группы уберменьшей в их вылазках в Московскую зону. То, что это не современный 'фолькс' было понятно не только по его медальону. Сразу бросалась яркая пятнистая раскраска его камуфляжа, совершенно не уместная в разрушенном городе. Ее ядовито-зеленые и темно-коричневые пятна резко выделялись на фоне бетонной крошки. Да, тогда так ходили, потому что считалось, что в зоне поражения атомным оружием выжить никто не может и жить никто не будет. Зачем маскироваться?
   Эсэсовец лежал широко раскинув в стороны ноги. Колени, глядящие в небо осколками костей, были неестественно вывернуты, а череп с остатками противогаза развернут на сто восемьдесят градусов.
   - Гранатой, - Морок подошел и ткнул носком сапога валяющуюся неподалеку каску.
   Скорее всего, его и еще несколько человек пришили его же подопечные, перед тем как сбежать. С оружием, судя по всему у беглецов проблем не было, поскольку рядом с оскалившейся мумией унтершарфюрера валялся 'Шмайсер'. Автомат, правда, искорежен взрывом, но магазин его был полон и не поврежден. Вот когда Орловский пожалел, что не прихватил с собой свой 'Шмайсер'. И основной магазин и два запасных, обнаруженных в подсумке, сейчас сильно бы пригодились. А так очередной трофей, не больше.
   До реки они дошли без приключений. На углу одной из улиц им попался сгоревший американский бронетранспортер. Ничего ценного возле него обнаружить не удалось, и Морок сделал знак, чтобы группа двигалась дальше.
   Виктор и еще один новичок, у которого тоже еще не было клички, шли в середине, а Морок и Бивень попеременно менялись местами. То впереди шел мрачный, как всегда, Морок, а Бивень прикрывал их экспедицию, водя по руинам стволом немецкого, ручного пулемета, то Морок пыхтел позади со своим ППШ, а Бивень прокладывал путь группе среди куч мусора, битого кирпича и обломков бетона.
   У реки их ожидал неприятный сюрприз. Еще издалека Бивень первым заметил поднимающийся вверх столб дыма. Ничего особенного в этом не было. В зоне часто что-нибудь да горело. Но, когда хантеры со всеми предосторожностями подобрались поближе, им удалось через бинокль рассмотреть на мосту сборище каких-то ушлепков, преспокойно жарящих на костре разделанную перед этим лошадь. Компания, надо сказать, подобралась разношерстная. Изорванное советское, немецкое, английское и американское обмундирование перемежалось с гражданской одеждой такого же качества. Из оружия преобладали охотничьи двустволки, карабины и винтовки едва ли не дореволюционного года выпуска. Один даже был похож на комиссара времен гражданской войны. Кожанка, застегнутая на одну пуговицу, маузер в деревянной кобуре, болтающийся на рыжей портупее. Все впечатление портил какой-то несуразный шлем, похожий на колониальный пробковый времен англо-бурской войны. Особой угрозы никто из этих оборванцев по отдельности не представлял, но их было много, а патронов было мало. К тому же хантерам предстояло еще добираться до Волхонки к Пушкинскому музею, а потом возвращаться обратно с трофеями. Рисковать было нельзя, и командир группы принял решение обойти пирующих идиотов.
   - У них явно с головой не все в порядке, - Морок вытер рукавом заляпанный грязью окуляр противогаза, - устроить пикник в таком месте!
   - Да, видать припекло народ. А с другой стороны, что им у периметра жить, что ли под американскими пулеметами? - Бивень поднял свой MG-42 с земли.
   Потеряв уйму времени на сооружение импровизированного парома из уцелевшей двери парадного ближайшего дома и четырех пивных бочек из забегаловки 'Красный путеец', хантеры, наконец, преодолели вышедшую из берегов Лихоборку и углубились в Останкинский парк. До самого метро больше им никто не встретился. Разве что возле остова стадиона 'Динамо' мелькнули две серые тени мародерствующих 'свежачков', которые впрочем, не решились напасть на группу, состоящую из четверых хантеров.
   - Может, прямо здесь спустимся? - Бивень снял с плеча пулемет и опустил его приклад на мостовую.
   - Нет, - Морок помотал головой, - от первоначального маршрута отступать не будем. На 'Белорусской' гермозатвор не закрыт. Все равно идти придется в противогазах. К тому же между ней и Маяковкой в это время талые воды собираются, а мне по горло в ледяной воде идти не улыбается. Вот если в городе опять что-то помешает, тогда и спустимся.
   - А я бы пошел.
   - Твои проблемы. Некоторые мазурики и до самого 'Завода имени Сталина' ходят. Все им нипочем, - сказал Морок и объяснил посмотревшему на него Виктору. - Станцию возле ЗИСа во время войны строить начали, чтобы заводчане там от бомбежек укрывались, а когда Сталина грохнули, уже не до этого было. И немец опять попер и англичане с американцами высадились. Станция в принципе на половину готова была, когда в районе Павелецкого вокзала бомбу ядерную скинули. Сейчас и 'Павелецкая' не лучше 'ЗИСа' выглядит. Фонит и там и там. Но некоторые умники до сих пор к корпусам заводским шастают, хотя до эпицентра рукой подать.
  
   От дома, в котором был вход на 'Площадь Свердлова' осталось всего три стены. Крыши естественно не было, как не было и двух верхних этажей, но сам вход в метро не завалило.
   На спуск у хантеров ушло где-то полчаса.
   - Уф, - Морок первым сорвал с себя осточертевший противогаз. Остальные последовали его примеру.
   - Пойдем по правому тоннелю, - командир группы закинул ППШ за спину и спрыгнул с платформы.
   - Не зевай, - Бивень дернул за рукав новичка, которого звали Костя. Тот, наконец, перестал пялиться на светлые мраморные колонны, как будто фосфорицирующие в слабом свете трофейного немецкого фонарика, и подгоняемый бывалым хантером тоже спрыгнул с платформы.
   Их шаги гулко отдавались в тишине тоннеля, наполненного затхлым сырым воздухом. Темнота впереди неохотно расступалась перед хилым лучом фонаря. По покрытым подтеками сводам все время скользили какие-то тени. Холодок пробежал по спине Виктора. Постепенно поднимаясь все выше и выше, он достиг шеи и своими щупальцами сковал затылок. Ладони рук, вцепившихся в ложе винтовки покрылись противным, липким потом. Казалось, из темноты вот-вот сейчас кто-нибудь выпрыгнет. Или нагнавший их утопленник с перегона между 'Белорусской' и 'Маяковской' или вечно блуждающий шахтер с киркой или тот обобранный Орловским эсэсовец с пустыми глазницами...
   - На-ка хлебни, - бивень протянул Виктору флягу, - а то смотрю, совсем ты скис. Да и от радиации помогает, говорят.
   Орловский сделал большой глоток и зажмурился. Чистый медицинский. Роскошь по нынешним временам.
   Ни шахтеров, ни монтеров хантеры не встретили, и благополучно добравшись до 'Дома Советов', поднялись наверх.
   Сама музей располагался на Волхонке таким образом, что поход к нему представлял собой узкое бутылочное горлышко между двумя радиоактивными пятнами.
  
   Эх, если бы Виктор тогда знал об этом! Орловский застонал. Теперь-то он понял, что Морок сознательно не посвятил его во все детали рейда. Может быть, он заранее решил избавиться от новичка, в котором сомневался? А он сомневался!
   Не даром тогда Морок осадил чересчур разоткровенничавшегося Глума, сказав ему, - 'а ты уверен в том, что он, не засланный казачок из администрации?'
   Орловский вспомнил, как его встретил улыбчивый, очень похожий на своего отца Андрей. Вечером следующего дня они очень хорошо посидели со Степаном Мазуром, бывшим ОУНовцем давно и основательно втершимся в доверие к администрации СФОР. (Stabilisation Forse). Ага, стабилизаторы ебтыть.
   Когда они с Мазуром через два дня зашли в штаб СФоровцев, Виктор первые полчаса не мог найти себе места. Впервые после несколько месяцев мытарств по разрушенным Сибирским и Уральским городам, после ночевок среди ящиков железнодорожных складов и под платформами занюханных полустанков, он оказался в таком роскошном по нынешним временам доме.
   Обстановка не то что поражала, а просто вгоняла в ступор. В центре приемной, весело потрескивая отборными полешками, горел камин. Немногочисленные посетители, утопающие в нежных креслах, с подозрением косились на него, неизвестно как очутившегося здесь в своих кирзовых сапогах, простеньких суконных галифе и френче с засаленными рукавами.
   Орловский старался не смотреть по сторонам, но сделать это было трудно. Какие-то официантки или секретарши, черт их разберет, то и дело сновали по красным ковровым дорожкам с подносами, уставленными миниатюрными чашечками кофе, кофейными чайничками и сахарницами.
   Толи от вида кремовых пирожных на подносах, то ли от вида аппетитных округлостей секретуток, перекатывающихся под натянутой тканью одинаковых коротких, синих юбок Виктор сглотнул слюну.
   Какой-то круглолицый молодой офицер с напудренными щеками подошел к камину и, взяв из кованной ажурной стойки кочергу, принялся не спеша помешивать ей вспыхивающие радужным сиянием поленья и угли.
   Если бы через минуту другую не отворилась обитая кожей дверь начальственного кабинета, и из нее не выскользнул бы брат-близнец круглолицего адьютанта, красный как рак Виктор, чей лоб к тому времени покрылся испариной, а в горле сильно першило, сам бы выскочил в коридор, не дожидаясь решения своего вопроса.
   Френк Лейтон, как представил его Орловскому Мазур, шагнул навстречу Виктору и протянул ему какую-то папочку с листками.
   - Поздравляю. Ваш вопрос решен положительно. Вы зачислены в службу национальной безопасности, - сказал Лейтон, тихонько подталкивая Орловского к выходу, медальон и отчетную документацию, гражданин Орловский, получите в канцелярии на втором этаже. Там же на ваших бумагах поставят все полагающиеся печати.
   Ага, еще бы не положительно. Теперь месяца три придется на дядю работать. Триста баксов как с куста.
   В коридоре Виктор внимательно рассмотрел бумаги.
   Helppolicemen - вот он кто теперь. Это погонялово американцы слизали с немецкого Hilfepolizai. Такие формирования фрицы организовали на оккупированных территориях еще во время войны. Об этом он узнал потом от соседа по двухярусной койке, лупастого Гоши Криворучко, который этим самым полицаем оттарабанил без малого восемь лет.
   Противно, конечно, но что делать? Мазур объяснил ему, что иначе нельзя. Сначала Виктор пару недель прокантуется в казармах под Костромой. Курс молодого бойца. Хе-хе. Потом его переведут в батальон интендантской службы. Так у янки официально называется отряд хантеров.
   Ну что же - под Костромой, так под Костромой. Медальон и стопку каких-то бланков Орловский получил быстро. Медальон красивый.
  
   Виктор повернул голову и посмотрел на звездно-полосатую бляху с крупными золотистыми буквами 'SF' - Stabilisation Forse. Ниже мелкими выпуклыми буквами было выбито Helppolicemen.
   Да. Недолго музыка играла. Эх, если бы Андрюха Мишин, сын Тимофеича не ушел тогда сразу в рейд, передав его под опеку Мазуру. Напоследок только и успел, что напутствовать Виктора, чтобы тот не появлялся в расположении польского батальона. Поляков немцы бросили на север Московской области, где у советской армии тогда находились еще какие-то боеспособные части. Да так они здесь и остались, несмотря на то, что произошло перераспределение секторов.
   Американцы пшекам и тогда и сейчас не указ, и статус легионера СФОР ему, Орловскому никак не поможет. Шлепнут и скажут, что так и было.
   Эх, Андрюха, Андрюха. Если бы удалось сесть тебе на хвост, сейчас вместе бы ходили в рейды и может, все было бы по-другому. Все-таки надежное плечо товарища в зоне многое значит. Но Андрюха из своего последнего рейда так и не вернулся, и идти Орловскому к залежам трофеев в Пушкинский музей пришлось с Мороком, Бивнем и как там его?.. Костиком.
  
   Только по почерневшим от копоти колоннам можно было догадаться, что перед ними тот самый музей.
   - Мда, - Морок посмотрел на изуродованное здание, - не думал, что все так плохо.
   - Не ссы, внутри что-нибудь, да сохранилось.
   Хантеры прошмыгнули в узкую щель между кирпичной стеной и упавшей колонной и оказались в довольно просторном помещении в центре которого валялись куски какой-то гигантской статуи.
   - Давид, - Бивень остановился возле гигантского бицепса.
   - Да хоть Голиаф, - Морок обошел обломки и направился к лестнице. - Нам чего помельче надо.
   - Жалко.
   - Людей надо жалеть, а не статуи.
   На первом этаже делать было нечего. Здесь в свое время неплохо потрудился огонь. Все что могло сгореть - сгорело, а что не могло - рассыпалось или оплавилось. Даже металлические предметы были безнадежно испорчены. В почерневших, изогнутых железяках уже невозможно было распознать изысканные столовые принадлежности, дорогое, инкрустированное драгоценными камнями оружие или статуэтки.
   - Туда идти не вижу смысла, - Морок посмотрел на мраморную лестницу, упирающуюся в никуда. - Значит, сразу в подвалы.
   Виктор ожидал увидеть внизу штабеля ящиков, коробок и свертков или что-то вроде складов со стеллажами. Однако подвальные залы мало чем отличались от остальных. Разве что были поменьше и предметы искусства располагались плотнее.
   Ближе к входу зала, где размещалась выставка, на полу лежали обгоревшие по краям туркменские и азербайджанские ковры ручной работы с портретами Сталина. Чуть дальше на стене висело вышитое гладью панно. У начала арочного свода стояла огромная фарфоровая ваза с рельефами, которые иллюстрировали основные этапы жизни вождя.
   Любуясь всей этой красотой, Орловский не заметил, как в зал вошли остальные хантеры.
   - Нечего пялиться, - Морок подтолкнул Виктора. - Тоже мне эстет. Бери давай чего помельче и пошли отсюда, - он схватил висящую на стене шашку из златоустовской стали, украшенную панорамой штурма Зимнего и повесил ее себе на шею. Потом положил в сидор нож, рукоятка и ножны которого сделаны из целого бивня моржа.
   - Это тоже надо взять на будущее, - Бивень открыл толстую коричневую папку, лежащую на небольшом столике, и принялся листать плотные покрытые пылью страницы.- Каталог.
   - Правильно. Пригодится.
   Покидав в мешок все, что попалось под руку, Орловский взял сидор в правую руку, чтобы оценить его вес.
   - На первый раз хватит, - Морок направился к выходу. Остальные потянулись за ним, и только Виктор задержался, завязывая тесемки на мешке.
   То ли на улице стало теплее, то ли увесистый мешок оказался не таким уж и легким, как показалось вначале, но, пройдя каких-то сто метров, Виктор весь взмок.
   Они еще не дошли до вестибюля 'Дома Советов', а Орловский уже прикидывал, где бы устроить привал. Занятый этими мыслями, он не сразу понял, что произошло. Шедший впереди Морок вдруг резко прыгнул в сторону поваленной тумбы с афишами, плюхнулся прямо в грязь и, извиваясь ужом, заскользил к останкам трехэтажного дома. Виктор обернулся. Новичок, имени которого он так и не запомнил, медленно сползал вниз, прислонившись к чугунной решетке старинной ограды. Из едва заметной дырочки во лбу текла тонкая алая струйка. Тут же от толстых кованных прутьев полетели искры.
   - Ложись, - Бивень развернулся в сторону котлована так и не построенного дворца и нажал на пусковой крючок своего MG-42. Длинная очередь заставила укрыться за руинами несколько фигурок в пепельном камуфляже. А, судя по крикам, кого-то возможно и задела. Орловский начал пятиться к проходу в ограде, спотыкнулся и упал. Поднялся, выстрелил от пуза в одну из мелькавших в развалинах фигур и, удивившись, что попал, развернулся и побежал к домам.
   Слева захлебнулся стучавший MG-42 Бивня. Левый локоть обожгло, и рукав шинели начал быстро набухать от крови. Когда что-то резануло по бедру, Виктор выронил винтовку и кубарем покатился вниз по заваленным всяким хламом ступеням.
   Сквозь багровую пелену он едва различал смутные очертания домов и темные силуэты деревьев.
   Очнулся он от холода. Сквозь тонкую кисею облаков просачивался слабый лунный свет, позволяющий разглядеть мешанину, из поломанных деревьев, кустов и каких-то деревяшек в которую превратился сквер к юго-западу от вестибюля 'Дворца Советов'.
   Сколько он здесь пролежал? Кто на них напал?
   Скорее всего 'фольксфраи'. Только у них, да у их хозяев такая расцветка камуфляжа. Но фрицы сюда сами не полезут. Но почему тогда его не догнали, не добили и не взяли мешок с трофеями?
   Бивень что-то там говорил о 'пятнах' радиации в этом районе. Наверное, он и валяется сейчас в таком 'пятне'. Все это пиздец!
   Орловский встал, вскрикнул от боли и поплелся туда, где по его расчетам должен был быть вход в метро. Добравшись до 'Дворца Советов', он кое-как перевязал руку и ногу, а потом долго сидел на ступенях эскалатора, дожидаясь, когда восстановится дыхание и перестанет бешено молотить сердце. На плечо бинта из медпакета еще хватило, а бедро пришлось перетягивать разорванной на лоскуты гимнастеркой.
   Доковыляв до платформы, Виктор снова присел на скамейку.
   Главное не потерять сознание и не уснуть. Кто его знает, кто сюда забредет. Если 'фольксфраи', то у него есть шанс больше никогда не проснуться.
  Кряхтя и чертыхаясь, Орловский спустился на пути и, пошатываясь, побрел к черной пасти тоннеля.
   Как он преодолел два перегона, выбрался наверх и дошел до границы зоны он не помнил. Что-то прохрипев в ответ упакованному с ног до головы американскому офицеру, брезгливо взявшему двумя пальцами его помятые документы, Виктор не дожидаясь их скотского 'гоу, гоу', поплелся по пристрелянной с ближайшей вышки дороге по направлению к Старбеево. Он все еще надеялся, что там сохранилась моторка, на которой хантеры тащились сюда от самого Калязина. Если бы эти фрицы не ударили бы по бункеру Сталина в Кунцево, они вполне могли бы дойти на моторке до самой Кропоткинской набережной, но кто-то умный в Вермахте решил, что на осиротевшей даче Генералиссимуса могут укрываться советские высшие военные чины, и жахнул по Кунцево десятком килотонн. Хорошо, что и немцы, и американцы с англичанами после применения мегатонных зарядов по Курску, Киеву, Сталинграду, Севастополю, Одессе и Мурманску не успели наработать оружейного урана в больших количествах. А то Москва сейчас представляла бы из себя сплошной пустырь из оплавленного песка и камней. А может Гитлер или Труман и его подельник Черчилль мечтали въехать в Кремль на белом коне. Сомнительно, правда. Для коня-то тогда тоже пришлось бы подбирать противогаз по размеру.
   Только к вечеру он добрался до перевалочного пункта хантеров. Моторка была на месте, а из трубы крайней избы вился слабенький сизый дымок.
   Морок?
   Виктор как-то забыл, что тот моментально исчез с места стычки с 'фольксфраями'. Сволочь! Если бы не раны...
   - Орловский? Ну ты и везунчик! А Бивень как? - Морок оторвался от своего занятия и уставился на Виктора, как на ходячего мертвеца. Хотя, наверное, Орловский мало, чем отличался от восставшего покойника.
   Виктор ничего не ответил Мороку, а дотащился до стола и принялся жадно пить воду прямо из чайника.
   Морок сразу потерял к вошедшему интерес и, высунув кончик языка, продолжил что-то записывать в отчетную ведомость, то и дело, хватаясь за разложенные на плащ-палатке трофеи.
   Орловский обошел его, едва не наступив на какое-то разукрашенное яйцо, и рухнул на топчан.
   Отсюда ему было видно, как американской шариковой ручкой эта сволочь старательно выводит каждую букву.
   - Ого! - Морок перелистнул страницу прихваченного с собой каталога, - малахитовый письменный прибор уральских камнерезов, чернь по серебру из Великого Устюга, - Хантер осторожно отложил в сторону увесистую чернильницу и открыл небольшую коробку из красного дерева. - Серебряные шахматы из Перу. Баксов на пятьсот потянет, не меньше.
   Коробка перекочевала к письменному набору.
   - Так, а это что? - Морок повел пальцем по каталогу. - Яйцо из слоновой кости, в котором по принципу матрешки спрятано еще несколько яиц меньшей величины. Все с портретами наших вождей.
   Виктор сжал зубы. Ему все сильнее хотелось разрядить в командира уже не существующей группы целую обойму. Вот только не из чего.
   Следующим трофеем было рисовое зернышко, на котором мастера-миниатюристы из Китая выгравировали портрет Сталина.
   - Ни фига себе!
   Оставшаяся часть трофеев представляла, из себя коллекцию курительных трубок подаренных в разное время Сталину. Это были дорогие английские из отборного бриара, серебра, морской пенки, кукурузного початка. Самой оригинальной была аленькая ореховая трубка, подаренная Сталину американскими шахматистами. Ее украшали резные фигурки Рузвельта и Сталина, сидящих за шахматной партией.
   - Да, товарищ Сталин, самую главную партию ты проиграл, - Морок захлопнул коричневую папку и уселся за стол.
   По стеклу застучали крупные капли дождя.
   - Ты посмотри, Орловский, как народ Сталина-то любил. Целые залежи подарков. Это мы еще не до конца дошли. Ну ничего. Я тут подсчитал, мои трофеи штуки на три тянут. Можно было бы полгода в рейды вообще не ходить, если бы не хозяева. С ними не забалуешь.
   Виктор отвернулся к стенке и сжал кулаки, на что его левое плечо отозвалось резкой, до огненных зайчиков в глазах болью. Он застонал.
   - Не скули. Завтра тебя на базе починят. Ты нашего коновала Зинченко знаешь? Он людей по частям собирает, и они уже через пару месяцев опять в зону лезут.
  
   Зинченко ему не помог. К вечеру следующего дня его трясло в лихорадке. Потом пошла носом кровь, и начался кровавый понос.
   Морок-то понял, в чем дело еще в Старбеево. Вон, как он странно на него посмотрел, когда его в первый раз вырвало.
   Господи, только бы это скорее кончилось. Из-за язв во рту он уже ничего не может есть. Кровь идет уже и из ушей и горлом.
   Орловский посмотрел на квадрат окна под потолком. Свет его словно кто-то постепенно прикручивал, как прикручивают фитиль у масляной лампы. Вскоре Виктора накрыло своим черным саваном бесконечная кромешная тьма.
  
  
  
  
  
   Глава 7.
  
   ПЕРВОЕ ДЕЛО
  
  
  
   Москва. Советское шоссе Немчиновка. д. 25 1.05.2008 г.
  
  
   - Кудрявая что ж ты не рада веселому крику гудка? Не спи, вставай, кудрявая, трам-пам-пам-па-а-ам. Страна встает со славою на встречу дня, - мурлыкал себе под нос Алексей.
   Первомай. 'Эту песню не задушишь, не убьешь'. Из нас 'Советских' это просто так не вытравишь. Хотя лично он, по известным причинам не любил коммунистические праздники. Его прадед по отцу вообще был солидным купцом, владевшим несколькими доходными домами на Хитровке и поместьем в селе Константиново, родине Есенина.
   Бенедиктинский хрустнул сплетенными на затылке пальцами.
   Кем бы он сейчас интересно был, если бы не октябрьский переворот? Олигархом? Владельцем небольшого, но прибыльного бизнеса? В любом случае не приходилось бы как сейчас клепать заказные статейки, чтобы свести концы с концами. Нет, конечно, на хлеб с маслом и тонким слоем икорки он зарабатывает, но как хотелось бы иметь домик в деревне на Лазурном берегу!
   Правда вот бабка по отцовской линии родом из-под Надыма, где и познакомилась с дедом, отбывающим там срок, была не голубых кровей. Но досталось жене врага народа не хило. Ее Алексей еще помнил, а вот дед сгинул где-то в бескрайних просторах Сибири, оставив жену с годовалым сынком на руках.
   Так что нах эти праздники. Раз день солидарности всех трудящихся, значит, будет он трудиться во имя преумножения материальных благ отдельно взятой ячейки общества.
   Тьфу! Скатился-таки в большевистскую риторику.
   Работать, работать! Главное, чтобы не мешали. Вот сегодня этот Сема, сосед по лестничной клетке заявился с утра посрамши с предложением 'раздавить поллитра', и был послан по известному адресу, и вместо застолья Бенедиктинский зарылся по самые кончики ушей в документах, раздобытых им накануне.
   'Начало этой зловещей акции было положено в декабре 1936 года, на совещании у Гитлера, где присутствовали также Гесс, Борман и Гиммлер ...'
   Да, в мемуарах Шелленберга обширное место отведено повествованию о задуманной и блестяще проведенной операции немецкой разведки. В ходе операции была сфабрикована и продана представителю ГПУ фальшивка, благодаря которой высшие военачальники РККА были обвинены в измене Родине, преданы суду и расстреляны. Этим немецкая разведка нанесла тяжелейший удар боеспособности Красной Армии.
   В 1936 г. Гитлер учинил разнос высшим представителям наци, после чего они в свою очередь обвинили в бездействии Рейнгарда Гейдриха. В январе 1937 г. возникла идея подбросить Сталину фальшивку. Ее суть заключалась в следующем: советские генералы во главе с Тухачевским установили контакт с немецкими генералами. Советские готовят переворот против Сталина, нацистские - против Гитлера. Спецслужбы Рейха узнали об этом и готовы представить и продать Сталину обличительные документы. Фальшивые документы долго и тщательно готовили, искали пишущую машинку "такую, как в Кремле", распускали слухи. Эти слухи дошли до президента Чехословакии, потом по дипломатическим каналам до Сталина. Начались переговоры между разведкой Рейха и ведомством Ежова. Вскоре из Москвы прибыл эмиссар Ежова, который заявил о готовности купить документы о "заговоре". Гейдрих потребовал три миллиона золотых рублей. Эта сумма была выплачена ГПУ и в 1937 году документы попали на стол к Сталину. Болезненно подозрительный Сталин поверил фальшивке и произвел массовые аресты, как в высшем эшелоне армии, так и в ее рядах. Инициаторы фальшивки гордились, что нанесли удар по армии СССР и заработали на этом три миллиона золотыми червонцами.
   Это, конечно не Сталинская паранойя по поводу покушений, но тоже пойдет.
   'Ежевичка', как называл своего наркома 'отец народов' вполне мог и сам состряпать все это дело. Правда Алексея смущало просто-таки умопомрачительное количество всяческих тайн и загадок вокруг 'кровавого карлика', как называли Ежова в народе. Тот самый секретарь, в ведении которого находилась печатная машинка, на которой могла быть напечатана 'фальшивка Шелленберга', застрелился в сентябре тридцать восьмого, катаясь на лодке по Москве-реке. Со второй женой 'ежевички' то же дело темное.
   По материалам дела выходит так, что Ежов дал одному из подчиненных статуэтку, в которой находились, якобы, таблетки, которые она затем принимала и вскоре наступила ее смерть. Но ведь зачем-то Сталин дал указание установить тщательное наблюдение за его женой, Евгенией Соломоновной Хаютиной-Гладун (Ежовой), а впоследствии в октябре тридцать восьмого года Хаютина была направлена для лечения нервно-психического заболевания в санаторий, где через месяц скончалась.
   Женился Ежов на Евгении Соломоновне Файнгенберг - уроженке Гомеля по любви. К тому времени, она уже побывала замужем за журналистом Л. Хаютиным, потом - за А. Гладуном, директором московского издательства 'Экономическая жизнь', но и его поменяла на 'Колюшеньку' Ежова. Ей - провинциалке - нравилось играть роль хозяйки большого салона, вращаться среди знаменитых писателей и актеров. Тут мелькали В. Катаев, И. Бабель, Г. Александров, Л. Орлова, С. Эйзенштейн и другие.
   Измены Ежовой-Хаютиной Бенедиктинского не удивляли. Всем известно пристрастие 'железного наркома' к молодым смазливым мальчикам, которых он брал в большом количестве себе в помощники.
   На суде помимо основных обвинений, бывшему наркому было предъявлено обвинение по ст. 154-а УК - 'мужеложство, совершенное с применением насилия или использованием зависимого положения потерпевшего'.
   Ежов этого даже на следствии не отрицал.
   'В октябре или ноябре 1938 года во время попоек у меня на квартире я ...имел интимную связь с женой одного из своих подчиненных. И - с ее мужем, с которым я действительно имел педерастическую связь'
   Или, - 'Считаю необходимым довести до сведения следственных органов ряд фактов, характеризующих мое морально-бытовое разложение. Речь идет о моем давнем пороке - педерастии'.
   Вслед за Ежовым были арестованы его родственники и несколько сослуживцев, трое из которых - Иван Дементьев, Владимир Константинов и Яков Боярский - в разное время находились в сексуальных отношениях с бывшим наркомом.
   Задолго до этого Ежова пытались лечить. В 1937 году он даже ездил в Германию, официально - для "обмена опытом" с германской полицией, а по неофициальной версии - лечиться у местных психиатров от педерастии, а потом его же обвинили в том, что он был завербован в этой поездке.
   Он говорил, что - да, меня обвиняют в шпионаже в пользу Германии - когда я был в командировке в Пруссии, называет город, познакомился с таким-то человеком из министерства сельского хозяйства, ну и другими лицами, которые меня склонили к тому-то, и я им передавал некоторые секретные данные о том-то. То есть он признавал эти действия. Но бог мой, чего только не наговоришь на себя в подвалах Лубянки.
   Бенедиктинский закурил.
   Правда, вот слова самого Сталина подтверждают 'моральный облик' Ежова. 'Ежов - мерзавец! Погубил наши лучшие кадры. Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат - говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК - говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом - оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Много невинных погубил. Мы его за это расстреляли'.
   Ага, а сам просто агнец божий.
   На закрытом заседании XX съезда партии Н.С. Хрущев назвал Ежова 'преступником и наркоманом'. Наверное, что-то на самом деле было.
   В общем 'за что боролись на то и напоролись'. Кесарю - кесарево, а Ежову - Ежово.
   Дело 'кровавого карлика', составившее одиннадцать томов, было вынесено на закрытое заседание Военной коллегии под председательством неизменного Ульриха. На суде Ежов заявил, что признания в преступлениях были даны им в результате жесточайших избиений. По поводу обвинения в терроре он резонно говорил: "Если бы я захотел произвести террористический акт над кем-либо из членов правительства, я для этой цели никого бы не вербовал, а, используя технику, совершил бы в любой момент это гнусное дело'.
   В чем-то он прав.
   Алексей захлопнул папку и пошел на кухню. Теперь он может отблагодарить себя порцией-другой коньячку. Не во славу пролетариата, а за здравие перспективного направления расследования. Дело-то, наконец, сдвинулось с мертвой точки.
  
  
  Московская обл. База ДСО 'Волна' 07.09.1938 г
  
   С фотографии на Томсона улыбаясь смотрел веснушчатый паренек с круглыми румяными щеками и зачесанной направо челкой густых светлых волос.
   - Владислав Комаров. Тот самый, - Лутц положил перед шефом ориентировку.
   - Да, пора подчистить за нашими немецкими смежниками. Кого для этого готовим, - Девид взял с полки папку с личными делами 'спортсменов' и, не дожидаясь ответа, ткнул в одно из них. - Предлагаю специалиста по устранению Архара и Орловского в качестве 'подсадной утки'.
   - М-м...
   - Не мычи. Знаю твое специфическое отношение к нему, но надо же парню боевого опыта набираться.
   - Ян только пожал плечами.
  
   - Они чего там, совсем охренели? Мне что, может еще губы накрасить и чулки бабские натянуть, - Виктор побагровел не столько от злости, сколько от стыда. Он представил, как Лутц ухмыляясь, потирает свои потные ладошки в предвкушении его позора. Когда Орловскому сообщили о его первом задании, он был вне себя от счастья. Все-таки эти ежедневные тренировки кого хошь достанут. А тут настоящее дело! С момента его последнего 'припадка', когда подсознание закинуло его в разрушенный Калязин, прошло уже полгода, и жуткие подробности этого кошмара постепенно поблекли и отошли на второй план. Сытая монотонная жизнь на базе оказалась тем самым лекарством, вылечившим его от непонятного ужаса. Но вскоре стрелять, бороться, совершать марш-броски и корпеть над шифрами ему надоело. Хоть какое-то разнообразие вносили занятия по вербовке и редкие выезды в город с учебными заданиями по закладке подрывных устройств и слежке. А теперь...
   А теперь перед ним стоит Гоша Яценко и еле сдерживается от того, чтобы не заржать.
   Виктор пнул ногой стул.
   - Надо будет - оденешь, - сказал его сосед по комнате и все-таки заржал.
   - Пошел ты...
   - Я бы на твоем месте лучше бы о другом подумал, - неожиданно тихо сказал Гоша.
   - О чем?
   - Об Архаре.
   - Зачем?
   - Ходят слухи, что его напарники долго не живут.
   - Почему?
   - Потому, что много знают.
   - ???
   - А чего тут сложного? Ты грохнул клиента. Архар тебя и концы в воду.
   Орловский задумался. Да нет. Не станут его делать разменной монетой. Зачем тогда столько вкладывать в курсанта разведшколы, чтобы его потом при первом же задании пустить в расход? Но поосторожней все-таки быть стоит.
  
   Бабье лето в этом году так и не наступило. Виктор и Владик неспешно прогуливались по Филевскому парку. Владик, с которым Орловского познакомили через его сестру, так и норовил уцепить его за руку. Виктора бросало то в жар, то в холод. Хорошо, что акция назначена на послезавтра. Еще несколько таких прогулок или вечерних чаепитий в доме у Комаровых и он собственноручно задушит этого педика. Мало того, что он был каким-то сладковато-склизким, так еще и болтливым. Вот находка для шпиона-то. И как их там, в НКВД подбирают-то? Хотя теперь Орловский понял 'как'. Эх!
   А ведь завтра ему еще переть на вечеринку к начальнику Владика. Судя по рассказам его нового 'друга' трехдневное похмелье после этого обеспечено. А тут еще Яценко, сволочь, подкалывает.
   'Ты, вазелин возьми', - говорит.
   Хорошо еще, что Виктор не один туда идет, а с самим Девидом. Правда, не Девид он совсем для тамошней публики, а лучший друг Исаака Бабеля - Иозеф Трухански.
   - Пойдем ко мне, - Владик все-таки вцепился в его руку и горячо задышал Виктору в ухо.
   - Не могу. У мня в пять отчетно-выборное собрание. Сам знаешь, что будет, если пропущу.
   - Ну, тогда в выходные поехали на дачу.
   - Слушай, а ты не боишься, что твой шеф о нас узнает?
   - Да ему сейчас не до меня. Во-первых, он недавно себе нового помощника взял, Тиийта Рохуса какого-то, а во-вторых, у него с женой какие-то проблемы.
   - Ну ладно, давай до выходных, - Орловский развернулся и зашагал к центральному выходу из парка.
   - До завтра! - выдохнул ему вслед Владик.
   - До завтра, - прошипел сквозь зубы Виктор.
  
  Москва Серебряный бор. 08.09.1938 г
  
   Подняв воротник френча, Орловский засунул руки под мышки.
   Да, прогулка по Москве-реке - это не очень удачная мысль. Но что делать. На даче у Комаровых в Переделкино и леса-то настоящего рядом нет, а в тех лесопосадках, что вытянулись вдоль Минского шоссе в это время грибник, на грибнике видит грибника издалека. Так что Серебряный бор с его многочисленными протоками Москвы-реки подходил для их с Архаром дела как нельзя лучше. А жаль. Очень уж холодно на воде. Виктор подышал на посиневшие пальцы правой руки и, оглянувшись на прогуливающегося на берегу напарника, достал из-за пазухи револьвер.
   Погруженный в свои мысли и ничего не подозревавший Владик, в это время, наблюдал за водомеркой, лихо скользящей по воде. В эту самую воду и шлепнулась густая темная струйка крови, вышибленная пистолетной пулей из правого виска секретаря Ежова.
   Тело Владика начало заваливаться вправо и грозило вот-вот кувырнуться в Москву-реку.
   Не порядок. Просто исчезновение объекта в их планы не входило. Отчетность, она везде отчетность. Вдруг они с Архаром сговорились с Владиком и позволили ему бежать? Или, что гораздо хуже, Берия кинул секретаря Ежова в одну из камер в подвалах Лубянки для выяснения некоторых обстоятельств немецкого вояжа 'ежевички'. А так завтра во всех газетах будет новость не о таинственном исчезновении, а о самоубийстве секретаря Ежова. А в кулуарах запустят слух о неразделенной любви между подчиненным и его шефом. Томсон уж постарается. Тем более все это не так уж и далеко от истины.
   Орловский подтянул труп за ремень ближе к центру лодки, посмотрел по сторонам, вынул из кармана проспиртованный батистовый платок и, аккуратно вытерев им пистолет, вложил его в руку Владика. После этого Виктор еще раз посмотрел по сторонам и, вздохнув, осторожно перевалился через борт лодки и погрузился в воду, которая оказалась не такой уж и холодной.
  
   Москва Тверской бульвар д. 23. 09.09.1938 г
  
   Пластинка с веселеньким фокстротом уступила место на патефоне пластинке с ариями Шаляпина, и часть изрядно подвыпивших гостей, развалившись на диванах и креслах, принялась подвывать Федору Михайловичу.
   Орловский вышел на балкон и закурил. Терпеть все это не было больше никаких сил. Квартира Ежова, превращенная его женой Евгенией Соломоновной Гладун-Хаютиной в нечто среднее между светским салоном и натуральным притоном, не понравилась ему сразу. Сдвинутые когда-то вместе и, похоже, так никогда и не возвращавшиеся обратно на свои места массивные столы из красного дерева, занимали ближнюю к балконам половину комнаты. Другая половина, приспособленная под танцы по всему периметру, была обставлена дорогой мягкой мебелью, обтянутой темно-синим под цвет портьер бархатом. Скорее всего, это был какой-то дореволюционный мебельный гарнитур, экпроприированный из одного из подмосковных поместий. По всяким секретерам, журнальным столикам и тумбочкам в огромных количествах были расставлены причудливых форм пепельницы. Вот и сейчас большинство из них уже было забито окурками, а висевший в воздухе дым еле-еле вытягивался сквозь приоткрытые двери балконов.
   Столы буквально ломились от угощений. Чего здесь только не было. Названия большинства блюд Виктору были незнакомы, и из чего были приготовлены многие из них, так и осталось загадкой. Ел Орловский мало, в основном закусывал солеными грибочками водку, которую рюмку за рюмкой отправлял в рот, не дожидаясь очередного тоста.
   После горячего Виктор переместился на один из диванов, где вынужден был выслушать от примостившегося рядом какого-то партийного функционера о том, на каком диване кого и сколько раз тот поимел из присутствующих здесь дам. А когда, наконец, не выдержав, Орловский встал и направился к балкону, одна из засегдатаек салона в буквальном смысле повисла у него на шее и, запустив руку под гимнастерку, попыталась увлечь его в одну из многочисленных комнат. Еле обился.
   Холодный осенний ветер, оборвав тянущийся за ним шлейф из запаха духов, смешанного с перегаром, приятно холодил лицо.
   - Ну что закис? - Девид Томсон, он же Иозеф Труханьски облокотился о перила рядом с ним.
   - Да тошно чего-то и скучно.
   - Скучно ему. Ты, мил человек, здесь на работе. Присматривайся, запоминай. Вон видишь, на кресле у рояля развалился толстяк в военной форме? Исаак Бабель. Писатель, так сказать, и по совместительству один из любовников хозяйки.
   - Один из?
   - Да. Только здесь их трое. Вон с барышней, у которой платье сползло почти до пояса, танцует Михаил Кольцов - известная личность, а в углу сидит нога на ногу знаменитый наш полярник Отто Юльевич Шмидт. Много здесь знаменитостей. Так и тянуться они поближе к власти, как мухи на говно. Вон Маршак, а вон Фадеев. Но они нас мало интересуют. Вот Подвойский с Косаревым - это да. К таким людям и надо подбирать ключик. А еще лучше к партийным женам. Трудно придумать что-то более естественное, чем пребывание жены возле мужа, а если эта жена интеллигентка, ненавидит работу и бездельна, то она будет огромную часть времени проводить с людьми интеллигентными - писателями, поэтами, журналистами, артистами - в том кругу, в котором и нам проще всего появляться, и в тех местах - в магазинах, ресторанах, театрах, богемных квартирах - в которых и нам с тобой неподозрительно быть. Более того, даже если кому-то и станут подозрительны ее встречи с кем-то определенным, она для НКВД сможет дать версию прошлой или настоящей, любовной связи. Какой интеллигент без любви, - Труханьски выпустил колечко дыма, тут же превращенное ветром в ничто, и ткнул окурком в напольную пепельницу, напоминающую греческую амфору.
   Все то время, пока его начальник читал сою 'выездную лекцию' Орловский настороженно всматривался вглубь залы, отделенной от балкона тюлевой кисеей.
   - Не бойся, там ничего не слышно. Вишь, как этот хор имени Пятницкого разоряется.
   И действительно. Изнутри доносились совсем уж непотребные звуки, напрочь, заглушающие голос великого русского баритона.
   - В принципе ты можешь уже идти. Скоро вся эта братия расползется по комнатам. По двое, по трое...
   - А вы?
   - А что я? - Девид усмехнулся. - Мне не привыкать. Я во славу Британской империи своей целкости еще в пятнадцатом году лишился... О, гляди! Вот и сам хозяин явился. Сейчас-то все и начнется.
  
  Московская область. Санаторий им. В.В. Воровского. 18.11.1938 г.
  
   Евгения Соломоновна закончила писать и посмотрела на сердитого мужчину, ходившего вдоль стенки взад-вперед.
   - Все?
   Тот второй, который стоял у окна, взял из ее рук тетрадный листок и, сложив вчетверо, убрал его в нагрудный карман гимнастерки.
   - Все, - сердитый убрал в кобуру пистолет, которым несколько минут назад размахивал перед ее носом и кивнул тому, что у окна, - твое слово, Виктор.
   Орловский обошел вокруг стола и встал за спиной жены Ежова. Архар кивнул, и Виктор одним движением завел руки Евгении Соломоновны за спинку стула, а вторым, зажал ладонью ей рот.
   Впрочем, Гладун-Хаютина и не пыталась ни кричать, ни сопротивляться. Лишь ее расширившиеся от ужаса зрачки уставились на кончик шприца, появившегося в руках у Архара.
   Евгения Соломоновна все же дернулась пару раз и через некоторое время обмякла в крепких объятиях Орловского.
   Вдвоем с напарником Виктор перенес бездыханное тело на кровать, и пока Архар, рассыпав половину баночки с люминалом на прикроватном столике, убрал оставшиеся таблетки в карман, поднял упавший стул и маленькую голубую босоножку, служившую покойной вместо тапочек.
   - Все. Уходим, - Архар вышел на санаторный балкон и, перемахнув через перила, (благо номер Гладун-Хаютиной находился на первом этаже) скрылся в кустах акации. Орловский нагнал его уже у неприметной калитки в углу санаторного парка.
  
   Старенький 'Родстер', который они оставили на поляне в километре от санатория, завелся только с третьего раза. За всю дорогу до места пересадки и без того немногословный Архар не проронил ни слова. Только когда они столкнули 'Родстер' в овраг и подошли к 'Эмке', напарник Виктора не терпящим возражения тоном произнес. - Ты за рулем.
   - Опять? - Виктор подошел к багажнику и извлек оттуда сумку с гражданской одежкой, а заодно и свой ТТ.
   - Есть возражения? - Архар, стащив сапоги, наклонился и принялся зашнуровывать новенькие кеды.
   - Нет. - Орловский выстелил ему в затылок.
   Вскоре в овраге запылал старый 'Родстер', превратившийся для Архара в одну большую погребальную урну.
  
   На седьмом километре Дмитровского шоссе его встречал сам Ян Лутц.
   Вот уж кого хотелось видеть меньше всего!
   - Как дела?
   - Объект ликвидирован.
   - Первый?
   - Первый тоже.
   - Ну и хорошо. - Каким-то странным голосом сказал Лутц.
   Орловский обернулся. На него смотрело черное дуло нагана. Виктор даже удивиться не успел. Просто словно находясь в какой-то прострации, уставился на медленно поворачивающийся 'нагановский' барабан.
  
  Московская обл. База ДСО 'Волна' 20.11.1938 г
  
   - Обидно, - Томсон кинул в стакан еще один кусок сахара и начал тыкать чайной ложкой как копьем и без того тающий в кипятке белый кубик.- Ведь мы так близко подобрались к Кобе! Теперь все придется начинать заново!
   - Издержки нашего ремесла, - Лутц отхлебнул из своего стакана и потянулся за очередным, уже четвертым за этот вечер, пирожком. И куда только умещалось в этом более чем худом невысоком человеке все то, что он день и ночь поглощал. А поесть он любил. Повар ДСО 'Волна' Гриша Бобрин давно имел на Яна за это зуб. Только разве против начальства попрешь?
   - Хорошо еще, что прошло все без сучка и задоринки. Если Архара и Орловского, царствие им небесное, кто из персонала санатория и запомнил, то по обугленным телам их вряд ли кто опознает.
   - Надо было в Истринском обоих притопить.
   - А если бы увидел кто? А так, авария и все.
   На какое-то время в кабинете начфина воцарилась тишина, нарушаемая только позвякиванием и причмокиванием.
   - Что теперь? - Лутц расправился, наконец, с пятым и последним пирожком и уставился на шефа.
   - Теперь ляжем на дно. На год, может быть на два. Там, - Девид ткнул указательным пальцем в потолок, - принято решение законсервировать нашу ячейку впредь до того, как ситуация в России станет более-менее определенной.
   - Ясно, - поморщился Ян. Ему вовсе не улыбалось проводить вечера за игрой в покер или в затяжных пьянках.
   Вообще-то раньше Ян ТАК не пил. То есть, по местным меркам, практически не пил совсем. А теперь...
   'С кем поведешься, с тем и наберешься'. - всплыло откуда-то.
   '... от того и наберешься'. - Тут же мысленно поправил себя Лутц. Этот русский все еще с трудом давался ему.
   - Сам понимаешь, пока новый хозяин кабинета на Лубянке почистит свое ведомство, пока эта волна прокатится по всем смежным и не очень конторам, а за ними и по всей стране, пока наша богема перестанет писать кипятком по этому поводу, как раз пройдет полтора два года.
   - Зря они ТАМ так думают, - Лутц достал из коробка спичку и принялся ковырять ей у себя в зубах. - Советские люди ко всему привычные. Наоборот, надо копать железо, пока горячо.
   - Ковать! Ты бы, Ян, был бы поосторожней с этими пословицами. А вообще ты прав. Я тоже думаю, что в этой мутной водичке как раз и нужно ловить рыбку, но им там, - Томсон опять ткнул пальцем в потолок, - им там виднее.
  
  
  Калининская область. Калязинский р-н. г. Калязин. Ул. Ленина д. 7 10.05.1958 г
  
   Наверное, я в раю. Так тепло, птички щебечут, небо голубое. В ноябре такого быть не может. Нет, наверное, все-таки не в раю. Там амброзией да патокой всяко угощают, а здесь так жрать охота, что собственный язык проглотить готов.
   Виктор перевернулся со спины на живот и тыльной стороной ладони вытер со лба пот. Краем глаза он заметил жука, преодолевшего соломинку на своем пути и набравшего крейсерскую скорость. Жук явно торопился заховать в безопасном месте плотно скатанный шарик чего-то для него вкусного.
   - Тоже, как и мы, из рейда возвращается, - сказал кто-то сзади.
   Орловский приподнялся.
   Ба! Андрюха Мишин, сын Тимофеича! Пропащая душа! Значит он, Виктор, опять в своем кошмаре с разрушенным и оккупированным Советским Союзом! Только вот Андрей теперь жив и здоров.
  
   - Ты меня больше так не пугай, - сказал Андрей, наблюдая как Орловский глотает большими кусками оторванный от краюхи хлеб. - Голодных обмороков нам с тобой не нужно. Эх, новички! Учишь вас, учишь. Зачем было все заработанные баксы на снарягу пускать? Хавчика надо было тоже прикупить побольше. Хорошо поесть - для нашего брата-хантера не последнее дело.
   Пусть себе ругается.
   Виктор вонзил зубы в очередной кусок и едва не захлебнулся слюной.
   Главное у него теперь есть такой же автомат, как и у Глума - 'Хеклер-Калашников'. Правда старенький, а так же все, что положено настоящему хантеру. Ну, или почти все. На полноценный костюм химзащиты денег, вырученных за коллекцию подарков Сталину, не хватило, но и дозиметр и нормальный, хоть и сильно пользованный американский противогаз и аптечку хантера Орловский на барахолке в Кашине купил. Еще и на цинк патронов осталось.
   - С меня за хлеб причитается, - с набитым ртом промямлил Виктор, - запиши.
   - Да брось ты. Вот другие харчи, которые я из своего стратегического запаса тебе выделю, запишу, будь спок, а это так - подарок фирмы.
   - Фирмы Мишин и К?
   - Мишин и Орловский, - рассмеялся Андрей. - Ну ладно, доедай, а я пока за дровишками схожу. Чайком побалуемся и за дело.
  
   Через полчаса они с Андреем уже сидели и разглядывали карту Москвы и Московской области, прижатую по краям к песку крупными кругляшами речной гальки. Вообще пляж, расположенный на косе, глубоко вспоровшей речное нутро, был идеальным местом для планирования будущих рейдов. Видно далеко, легкий ветерок разносит по берегу лишь обрывки фраз, но и те тут же тонут в звуке речного прибоя. Подслушать здесь, в отличие от стен базы, практически не возможно.
   - Этого моста считай, что нет. Придется идти через каменный, - Андрей провел тупым концом карандаша по карте, - но по набережной не пойдем, слишком опасно. Место открытое, а 'свежачки' очень любят из высоток постреливать. У них такой 'бригадный подряд' - одни сидят себе с оптикой на верхних этажах, а другие добычу подбирают.
   - 'Свежачки' с оптикой? - Виктор недоверчиво уставился на напарника.
   - Ну, это я так их всех огульно в 'свежачки' определил. Снайперят, конечно мародеры со стажем, а на подхвате 'свежачки' и есть.
   - А стоит оно того?
   - Ну, ты сам посуди, стал бы меня сам Лейтон через Мазура разыскивать? Дело в том, что на Старослободском находится ВИАМ. Это Всесоюзный институт авиационных материалов. Здесь до войны разработали броню для Ил второго, а во время войны материал, из которого сделаны центрифуги для обогащения урана. Сечешь? А еще титановые и бериллиевые сплавы, а главное редкие полимеры, за которыми американцы еще тогда охотились. Этот материал нужен для авиадвигателей. Раньше температуру газа перед турбиной удавалось поднять всего на 300 градусов. Выигрыш 50 градусов означает увеличение ресурса двигателя в 5 раз. В природе нет материалов, которые выдерживали тысячеградусную жару, а в ВИАМ должна быть вся документация по этим разработкам.
   - А на Басманной?
   - А там так называемый комитет ? 2 был. Радиолокаторами занимались. Тоже есть там что-то такое, до чего янки не додумались. Мне сказали брать все подряд. Сначала даже инженеришку ихнего навязать пробовали, но как тот узнал какой там фон, сразу в отказ пошел.
   - А откуда ты столько обо всех этих материалах знаешь?
   - А я до войны на химфаке учился. У нас на кафедре сам Андриянов из ВИАМ преподавал. Это потом я под Иркутск к отцу дернул - думал, там лучше будет. Ну да ладно. Давай-ка маршрут свой продумаем.
   Пойдем, как и раньше, только спустимся не на 'Площадь Свердлова', а на 'Охотный ряд', а потом двинем в сторону 'Дзержинской', через 'Кировскую' на 'Красные ворота'. Там рядом и здание Комитета на Ново-Басманной.
   Возьмем, что нужно и с Ново-Басманной пойдем по Аптекарскому переулку через дома выйдем на Лефортовскую набережную, а там, вот гляди, через Госпитальную площадь и Госпитальный вал, на Семеновскую. Свернули и вот тебе и Слободской проезд (ныне проспект Буденного - авт.)
   - А почему бы, не вернуться и не дойти через кольцо до Электрозаводской? От нее до Слободского рукой подать.
   - Дело говоришь. Молоток!
Оценка: 4.41*26  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"