Ванты трепещут, как старые изорванные паруса. Закат серой пеленой висит над смуглыми верхушками островов. Вечер нагоняет грусть, в южной части Эгейского моря бушует местный Боро. Что стало с февралём? Куда делись северные холодные ветра? Почему не мёрзнут руки от взгляда хо-лодных звёзд? Эта ночь так же темна, как самое унылое подземелье. Вдали виднеются тусклые огни встречных судов. Они быстрее нашего балкера, ко-торый, словно валенок среди моря, роет себе путь в штормовом море.
За завтраком второй механик, царапая вилкой тарелку, сказал: "Не выдавим и девяти узлов, слишком тяжёлая погода. Видишь, какие волны гонит море? Слишком старое наше железо. Кольца прогорят, посмотри ка-кой копотью валит дым из трубы. Если кто увидит, так меня и прозовут ко-чегаром, эх... стыдно. Старое судно, ему стоять да стоят на рейде."
Утренние сумерки свинцового оттенка надвигаются с востока, они несутся крепким штормовым ветром. За иллюминатором кричат несколько парящих чаек. Море кипит крутой встречной волной, рассекающей фор-штевень.
За Родосом тишина. Тихая морская равнина, гнетущая сердце посто-янной тревогой. Чёрная, с проблесками белых февральских звёзд. Она ды-шит на тысячи морских миль - это тихое морское зеркало с падающими в него звёздами. Вечер дремлет на вахте рядом с рулевым.
- Где родина твоя? Море или берег?- спросил я рулевого.
- Море, - ответил рулевой.
Легкие тени моря дрожат в иллюминаторе, пульсирует огнями тон-кая линия берега. Слабо хлопает ветер среди вант и горячей от газов фальш-трубы. Рядом вздыхает матрос. За ржавым бортом слышно слабое плеска-ние моря. Дышать легко и просто. Вспоминаются серые длинные очереди городских пробок и от этого воздух становится ещё вкуснее . У меня странный матрос. Он постоянно думает о деньгах и недовольно косится в сторону других матросов, он мечтает найти счастье на танкерном флоте и переехать жить в другой город. Целыми днями он спит, а на вахте скрипит, как старая ржавая дверь. Бледно сверкают вечные звезды. Тишина. Я подхожу к ста-рому знакомому месту и мне захотелось вернуться туда. Это Ташуджу - крохотный, незаметный городишка в скромной и тесной бухте среди скал и истории. На выходных эта скромная гавань постоянно оживлена. Паромы, как одержимые лошади, несутся один за другим, пересекая торговые марш-руты грузовых судов. Они следуют на Кипр и обратно. Очереди из машин и бесконечно толпящиеся люди. По вечерам мы подолгу пили чай в местных ресторанах, а потом долго сидели на узком волнорезе, где скатывались гладкие волны, местные девчонки приветливо нам улыбались, мы хотели познакомится, но не знали языка. Нас угощали сладостями, и все местные собаки были нашими друзьями. По ночам в горах шумел сухой летний ве-тер, звезды горели как яркие лесные пожары. Здесь вкусный хлеб и отличный ба-зар, мягкая галька, салатовое море с мутноватой водой и дружественные люди.
Одним летним днём, мы отправились в Силифке. Этот небольшой городок напоминал плохо написанную картину с расплывающимися крас-ками. Мы посетили старую разрушенную крепость. Она стояла твёрдо и уверенно в удивительном солнечном свете, подымаясь к прозрачному небу. Над крепостью стояла жара. К подножию крепости вели многочисленные тропы. Полдня мы бродили внутри крепости, среди заросших колючими кустами остатков строений. Камни от ветра и солнца разрушались, под но-гами хрустела каменная крошка. Давно отшумели древние битвы в этих холмистых местах, и теперь за жёлтыми стенами слышен шум автобусов и голоса туристов. Горячий порыв ветра приносил запах сухой травы и тре-пал флаг из большого красного полотна.
* * *
"Странное место",- подумал я, стоя на берегу реки с быстрым течением. Над нами распустили свои ветви деревья с южными цветами, и в самый огненный день здесь всегда прохлад-но. Город сверкал в бесконечно рассыпающихся лучах солнца. Он рос вы-сотными домами в сияющих фиолетовых бликах. Историки утверждают, что в этих местах погиб Фридрих Барбаросса, когда направлялся в кресто-вый поход. Странное место. Мы сидим в тени зелёных пышных крон, рядом прыгает солнечный луч, он теряется среди красных цветов и плотных ли-стьев. Вечером мы вернулись обратно. В ресторанах тесно сидели люди, они пили местный чай и ждали паром на Кипр. На узком причале толпились яхты, они тёрлись белыми лакированными бортами друг о друга, а в самом конце каменного пирса болтались рыбачьи лодки, от них сильно несло рыбой. Вы-соко в небе мигали звезды; душная средиземноморская ночь тлела над кри-выми линиями холмов и низкими белыми домами, за ними тенью игра-ла душистая летняя музыка, и допоздна мелькали на улице лица людей.
По курсу тишина, встречных судов нет, по корме промелькнул паром. Утро блеснуло привычной февральской серостью, пепельные оттенки раз-бежались, как стаи пугливых птиц. Коричневые холмы вспыхнули тонкими силуэтами сквозь утренний воздух, их контуры теряются среди вершин прибрежных гор.
Утром на палубе, я спросил у матроса, о чём он думает, в его взгля-де читалась тоска: "Я думаю о баварских сосисках и о прекрасной женщине, но ни то, ни другое в ближайшее время мне не светит".
Второй механик появился через полчаса, мы разговаривали о погоде, он вспомнил Родос и южную часть Эгейского моря, затем переключился на пролив Дрейка.
- Я был там дважды. Первый раз это было зеркало - ровное, чистое. Мне показалось, что над нами пошутил капитан, когда сказал что нас ждёт встреча с "чудовищем южных морей". А вот второй раз, пролив всыпал нам по полной. Море ломало судно. Швы трещали, стоял жуткий скрип судового набора, кильсоны чудом выдерживали натиск волны. Волны были похожи на отряды пехоты: они встречали нас острыми атаками и штыковыми выпа-дами, мы пять дней огибали мыс. К черту все это геройство! Меня измота-ло, я не мог есть и пил лишь воду. Перед вахтой я всматривался в своё от-ражение, на меня смотрели злые и чуждые мне глаза, красные от бессонни-цы, за спиной стоял страх. В коридорах было пусто, на камбузе гремела по-суда, летели тарелки, разбивались стаканы.
Я ненавидел себя и больше ненавидел ревущий ветер за бортом, ху-дой и усталый от бесконечного воя ветра и чудовищной болтанки, я нахо-дил в себе силы и пробирался на вахту. В машине всегда что-то выходило из строя, мотористы с масляными пятнами на лице и грязными руками ругали компанию за экономию, ремонтируя все, что летело в те дни . Всё дело в том, что компания решила, что путь через пролив будет дешевле, чем пла-тить за проход Магеллановым проливом, но думаю, что топлива мы сожгли тогда на два Магеллановых пролива. Пролив оказался суровым испытанием для всех, многие сошли на берег в первом порту и навсегда запомнили грозное и суровое море, неистовый шквальный ветер, ледяные облака с темным отливом и стремительные волны, пугающие каждого своими разме-рами. Все это в прошлом, мне бы скорей чтобы контракт закончился и до-мой.
Утро серое, дует восточный ветер, весело играют темно-синие вол-ны...
Путь обратно
- Пиво вчера кончилось, в моей голове слабая муть, я объелся острой пищи и теперь мой живот бурлит как котёл. Я плохо спал, полдня пью воду. Пора отсюда сваливать, хватит стоять, как элеватор! Видишь как остатки зерна проросли травой? Ещё немного и мы превратимся в торговцев мукой,- сказал матрос подметая палубу. Второй стоял у трапа.
Они оба ждали, когда судно придёт на стамбульский рейд, чтобы сойти на берег. День золотыми каплями рассыпался на склонах, на них рос-ли кусты и тянулись серпантином дороги, по которым взбирались грузовые машины. На вершине виднелся карьер - там добывали камень. Дневная дымка из свежего ветерка кочевала от начала пирса к первым домам, сол-нечные блики били в затемнённые окна, они странно блестели. На небе виднелись белые молочные линии - они постоянно менялись. Ближе к зака-ту из-за вершин появились первые тёмные облака. В порту стояло несколь-ко судов. После полудня завели гружёный зерном балкер, он упёрся в торец причала, его тёмный корпус выделялся на фоне возвышающихся над ним синими рядами контейнеров.
Вечером было прохладно. Мы стояли на ба-ке и смотрели в ровное тихое море и пышные городские огни. Капитан приказал отдать швартовые и мы кинулись сбрасывать канаты.
Концы отданы, буксир закреплён. Боцман доложил на мостик, "на баке готовы к отходу". Ясная ночь залила горы, крутые изломанными овра-гами хребты исчезли в первом порыве темноты. Горели огнями аулы. Огни обжигали набережную и ровные дома с белыми стенами. Флаги молча висе-ли, море было ровным и гладким. Буксир выпустил облако серого дыма и дёрнул бак. Причал отдалялся, в конце мола моргал красным огоньком ма-як. Судно вышло в море, лоцман сошёл.
Тихо ворчал двигатель, белая пышная борозда от винта оставляла след за кормой, мы мчались на полных парусах. Как великолепно сверкал вечер, укутавшись в прощальные береговые огни, этот воздушный змей извивался разноцветными играющими точками. На рейде мертво стояли суда, их якорные цепи свисали в темной февральской воде. Вдали, сверкая огнями, бежала рыбачья шхуна, над ней спокойно висели звезды.
Матрос присел и вытер пыльное лицо. Уставшими глазами ещё раз взглянул на удаляющиеся огни города. "Чудаки украшают жизнь", - поду-мал он. Он вспомнил неделю, прожитую в этих каменоломнях. Приятное лицо мусульманки мерещилось перед отходом, бледные щеки были рядом, вьющиеся черные ресницы и жаркие ночные глаза не отпускали долго.
В тот вечер, когда капитан разрешил сойти ему на берег, она схватила его за руку. Он обернулся. Ночь падала на город, дома дрожали от крепкого морского ветра, по улицам стеной шёл дождь, далеко в море белыми трещинами били молнии. Они долго смотрели на друг друга, не обращая внимания на крупные капли. Внезапно он осознал, что любовь к женщине сделала его морскую жизнь тёплой, весёлой, более прекрасной, чем прежде.
Он вздохнул, вспоминая мягкий и дурманящий специями запах све-жего мяса. Потёр мозолистые руки и отправился в каюту. Ночью он проснулся. "Бред", - сказал он себе и задумался. За кормой летела тьма, звезды были похожи на маячные фонари. Вдали виднелся рассвет.
Перед отходом грянул дождь. Капли засыпали пыльную палубу, облака белым плотным туманом падали на верхушки гор. Тёплое солнце благородно блуждало улочками города, сверкая в чистых витринах. Утром меня спро-сил матрос не тепло ли он оделся. На пирсе было сыро, я стоял в одной тен-ниске и чувствовал игру ветра, в гавани бегала слабая салатовая рябь.
Днём на перекрёстках всегда шумно, плотной стеной стояли люди, запах человеческих тел перемешивался с запахами мяса, специй, духов. Автомо-били следовали один за другим, не давайя проходу пешеходам. Городской воздух оседал серым налётом на улицах и шумящих листвой пальмах, возле набережной слабо вздувалось море. Запах свежего мяса крутил нос, от запа-ха специй нельзя было спрятаться. Везде были маленькие магазины с ара-хисом, молотым кофе, фисташками, курагой. Вплотную стояли продавцы свежей пахлавы, напротив сверкали магазины с одеждой и все это не оста-навливалось до позднего вечера.
- Бокал пива,- выдавил из себя матрос.
Густой вечер укрывал город. Горячие креветки и пиво стояли на ров-ном столе, рядом вытирая руки о фартук стоял официант рыбного магазина. Матрос жадно жевал креветки и пил пиво без остановки, поглядывая на друзей. Он поднял бокал и произнёс тост: "За этот вечер друзья! За тёмные и красивые ресницы, жаркие глаза и бронзовую кожу! Пусть нам сопутству-ет удача во всем, и в следующем рейсе мы целовали горячие женские губы". Я не помню дальнейших слов матроса, но помню остаток вечера, который прощально провожал нас пустыми и спящими улицами города. Дальше был млечный путь и по этому волнующему и трепетному пути шёл медлен-но балкер; за кормой стелился белый след, тускло мелькали ходовые огни, сквозь тихую ночь дождём падали звезды, украшая тёмное морское дно звёздным сиянием.
На рейде
В первую половину марта в этой части Чёрного моря хозяйничают южные ветра. Они проносятся косыми стенами дождя, сырой погодой, затя-гивая горизонт пустой серой оболочкой. Флаги трепетно бьются в руках ветра. Волны идут ровными рядами. Суда шатаются из стороны в сторону, туго набивая якорные цепи, постоянно замеряя порывы ветра. Обычная глухая ночь дымится во всех направлениях, за яркими вспышками маяка снова тёмная густая темень. Ветер несётся от берегов Турции, принося свежий запах горной сосны. На западе звёзды мигают ярче, чем на востоке, и тускло тлеют на юге, на севере в россыпи влажного утреннего воздуха теряются очертания берега. За южными ветрами пришёл западный прохладный вечер. Дни стали светлее, лёгкая воздушная синева пробилась сквозь сонную утреннюю серость, сырость исчезла. Вместо неё воздух насытился острым морским запахом. Временами дует северный холодный, почти ледяной, ветер. Матросы греют руки в карманах, слегка краснеет на воздухе нос. Температура падает к нулю, а ночью примораживает. Палуба укрывается лёгкой стеклянной коркой, стояночные огни расплываются на волнах. Весь рейд сияет огнями. Временами ветер затихает, а море остывает от штормового кипятка. Одной ночью нас сорвало с якоря. На мелководье волна несётся крутым мутным гребнем, раскачивая порожние суда как маятник, ложа их с борта на борт. Посуда летит на камбузе, со столов падают стаканы, разбиваясь вдребезги. Тогда мы держали курс на запад. Свирепый шторм стучал в иллюминаторы, крепкие порывы восьмибального ветра сдерживали нас и не давали возможность разогнаться, косой дождь бил прямо в лобовой иллюминатор. Мы снова отдали якорь и вышли на канат, цепь гулко застучала в клюзе, судно стало по ветру. Сильный ветер по-прежнему ревел за бортом, его звук напоминал вой дворовых собак. Утро проснулось серыми изгибами неба, свинцовым оттенком, горячей чашкой кофе и пустым желудком. Темные холмы с рыжим берегом слабо виднелись в дождливой пелене. Берег казался далёкой темной точкой. Из лоции: грунт песчаный, якоря держат плохо, нужно травить как можно больше цепи, чтобы устоять в штормовую погоду. Воздух переменчивый. Море опасно как от южных, так и от северных ветров. Ветер разгоняет длинные ряды плотных волн и на мелководье они круто проносятся вдоль бортов судов. Мелкие дожди часто оседают ручьями на палубе, неделями сверкает свинцовыми тенями небо. Гружёные суда стоят в молчаливом сиянии огней, их стальные корпуса похожи на бетонные твёрдые и упругие молы, они безразличны к волне. Порожние суда держат машины в постоянной готовности, их канаты набиты, ветер носит из стороны в сторону, волна неприятно качает. Бывает, что на рейд опускается тихая погода: ветра молчат; солнце парит в синем небе, рассыпаясь рыжеватыми лучами; море спокойно - ни одной волнующей линии. Сияющие круги света от иллюминаторов падают в море. Внутри судна живёт привычный сухопутный мир, матросы себя чувствуют как на твёрдой земле. Матросы бесконечно прислушиваются к трепетному вою штормового ветра, бесконечному дождю и бурному морю. Они крепко спят в штиль и бодрствуют в шторм. Масса белых незнакомых судов дышит серым утренним дымом в четырёх кабельтовых, буксиры бе-гают, зарываясь баком в волну. На минуту выглянуло солнце, день блеснул синим знакомым оттенком. День затух в закате розового солнца, на рейде заблестели вечерние огни, они расплылись весенним отражение в темной воде.