В Феврале я очутился возле берегов Киммерии. От обильных дождей стояли пожары, они были похожи на затухшие костры "Амазонок", так необыкновенно вздымалась холодная утренняя дымка в небо. Весь этот край лишенный признаков жизни был так пустынный и холодным, что внутри все сводило как судорога.Ветра, хозяйничали как шайки разбойников, раздувая противную до костей сырую погоду. Сквозь соленые стекла иллюминаторов косилось угрюмое небо, неприветливо качала волна.
Обычная глухая ночь как некие костры дымилась со всех направлений. За яркими вспышками маяка снова темная густая темень. На западе звезды мигали ярче чем на востоке и тускло тлели на юге, на севере в россыпи влажного утреннего воздуха терялись очертания берега.
Рассветы были темные с суровыми облаками, они низко розовели над холодным морем и зловеще улыбались. Море ходило ходуном под ногами каталась палуба.
Днем, над изогнутым горизонтом проносились косые стены дождя, громыхали грозы как пушки откатывая длинным эхом. Безымянный ветер срывал белые цветы с морских гребней. Дождливая погода, затягивала стоянку судна, погрузка остановилась, в измороси, на якорях стояли груженные шаланды с зерном тянуло на сон.
На трепещущие от ветра флаги я смотрел с ужасом, они хлопали как картонные двери, за дни стоянки они превратились в лохмотья. Волны бежали ровными рядами с мутноватой водой, суда шатались из стороны в сторону, они терялись среди изгибов моря. В бурном море можно было разглядеть одну лишь мачту, якорные цепи вздрагивали и набивались в тугую к вечеру вахтенные замеряли порывы ветра и читали свежий прогноз.
Временами дул ледяной ветер, матросы грели руки в карманах, краснел на воздухе нос. Температура падала к нулю, а ночью опускался мороз. Палуба укрывалась легкой стеклянной коркой, стояночные огни расплывались на волнах. Рейд горел огнями словно древние первобытные костры охотников.
Внутри судна жил привычный сухопутный мир, здесь люди себя чувствовали как на твердой земле. Матросы прислушивались к трепетному вою штормового ветра, бесконечному дождю и бурному морю. Они крепко спали в штиль и бодрствовали в шторм.
Как - то я вспомнил одну историю и напомнил о ней матросу . Он покачал головой и с тоской сказал :
"Пиво тогда закончилось, в моей голове как камыш колыхалась слабая муть. В тот вечер я объелся острой пищи, мой живот бурлил как котел. Я плохо спал, пол дня пил воду, и ждал когда мы наконец оттуда свалим".
Матрос присел, вытер заросшее трехдневной щетиной лицо и уставшими глазами еще раз взглянул на удаляющиеся огни судов. Он вспомнил неделю прожитую в далеких краях с теплым порывом ветра. Он вздохнул вспоминая необыкновенно красивое лицо девушки, шумные улицы , узкие перекрестки , полуденное солнце играющее в стеклах витрин, пиво, мясо, красивые женские руки, теплый вечер и музыку.
-Да ну тебя! Мне надоел этот рейд, это железо, и все ваши морды !
-Я хочу домой, сказал он и отправился в каюту.
Ночью он проснулся так как его память не давала сомкнуть глаз. Бред, сказал он себе и закурил. Звезды за кормой пожелтели и были похожи на осенние листья, они казались мелкими и осыпающимися цветами. Он глотал воздух на палубе жадно без остановки как пьют воду. В дали виднелся рассвет, алые сумерки неслись с востока.
Наконец погрузка закончилась. Перед отходом грянул дождь. Капли засыпали пыльную палубу, облака белым туманом стояли над линией моря. "Утром меня спросил матрос: что за погода ждет впереди ? Я сказал, что ветер остыл, он выдохся, море будет спокойным, ласковым как женские ладони". Серое небо висело как густой промышленный смог.
* * * * *
Ванты свистели как старые изорванные паруса. Закат темной мглой затушил огни над острыми верхушками островов. Было не по себе, вечер нагонял грусть, в южной части Эгейского моря бушевал местный циклон. "Что стало с февралем ? Куда делись дерзкие северные ветра? Почему не мерзнут руки, от взгляда холодных звезд, думал я смотря на градусник ." Ночью было также темно как в самом унылом подземелье, вдали виднелись тусклые огни встречных судов. Они были быстрее нашего балкера, который словно валенок среди моря, прокладывал себе путь в штормовом море.
Утренние сумерки пришли с востока, они неслись крепким штормовым ветром. За иллюминатором кричали чайки. Море кипело крутой штормовой волной.
За столом я уставился в лицо механика, он был встревожен и без остановки говорил:
-Не выдавим девяти узлов,слишком тяжелая погода, вон какие гонит море волны. Слишком старое железо. Кольца прогорят, видишь какой копотью валит дым из трубы, если кто увидит, так меня и прозовут кочегаром. Эх стыдно! Старое судно ему стоять,да стоят на рейде.
За Родосом была тишина, темная морская гладь дышала на тысячи морских миль, тихое зеркало с падающими в него звездами. Вечер дремал на вахте рядом с рулевым и блеском ходовых огней.
За ржавым бортом слышно тихое плескание моря. Дышать легко просто. Вспоминались серые длинные очереди городских пробок и от этого воздух становился еще более вкусным . Матрос постоянно думает о деньгах он мечтает найти счастье на танкерном флоте и переехать жить в другой город. Бледно сверкают вечные звезды, не приятно дымит труба за ней греется темный ночной горизонт.
Утром я спросил у матроса, о чем он думает, в его взгляде читалась тоска . "Я думаю о баварских сосисках, кружке пива и прекрасной женской груди, но думаю ни то, ни другое в ближайшее время мне не светит" Второй механик появился через пол часа, мы разговаривали о погоде он вспомнил Родос и южную часть Эгейского моря, затем переключился на пролив "Дрейка".
Я был там дважды.- Первый раз-это было зеркало. Ровное чистое, зеркало, я был удивлен и мне показалось, что над нами пошутил капитан. Он сказал, что нас ждет встреча с "чудовищем южных морей". -А вот второй раз, воды пролива всыпали нам как следует. Волна ломала судно как горячий пластилин, изгибая тяжелые двутавровые шпангоуты как веревку. Стоял изнурительный скрип судового набора, кильсоны чудом выдерживали натиск волны. Я бы сказал, что те волны были убийцы. Они были похожи на отряды пехоты и встречали нас острыми атаками и штыковыми выпадами. Мы пять дней огибали мыс. К черту все это геройство кричал я ! Меня вымотало как тряпку, я не мог есть и пил лишь воду. Перед вахтой я смотрел в свое отражение, на меня смотрели злые и чуждые мне глаза, красные от бессонницы, за спиной стоял страх. В коридорах было пусто, они как мертвые лабиринты таили опасность, на камбузе гремела посуда ,летели тарелки, разбивались стаканы.
Я ненавидел себя и больше ненавидел ревущий за бортом ветер, худой и усталый от бесконечного воя ветра и чудовищной болтанки, я находил в себе силы и пробирался на вахту. В машине всегда что-то выходило из строя, мотористы с копотью на лице и мазутными руками, бранили компанию за экономию, латая все, что летело в те дни . Этот пролив был заноза для меня и суровое испытание для других, они списались в первом порту и навсегда запомнили грозное и суровое море, неистовый шквальный ветер, ледяные облака с темным отливом и стремительные волны, пугающие каждого своими размерами. Все это в прошлом, а сейчас мне бы скорей чтобы контракт закончился .
* * * * *
Утро стояло серое,за открытым иллюминатором порывами дул странный вестовый ветер, он сорвал со стола и унес в море какие-то старые бумаги. Я лежал на диване мне мерещился СФакс с душными тяжелыми улицами, с черными от ржавого солнца мужиками, они бродили шумными полуденными улицами города. Висело низкое солнце, мягко толпились на улицах автомобили, запах дневного переполоха сочился над базаром. Я вспомнил раскалены пески , тонкую песчаную полосу над которой пробуждается огненное солнце, знойную осень и странную женщину с кофейной кожей.
Она положила руки мне на плечи и долго вглядывалась в мое лицо. За окном блестели звезды, ветер шумел где-то внизу, вздымая сухую пыль возле порога.Она сбросила одежду, горячий воздух защекотал ее упругую грудь и свалился к ногам. Мне казалось что ее тело создано из пыли сахары и вулканического камня марса, таким острым и сухим выглядело ее тело, стоило к ней прикоснуться как огненный ветер обжигал ладони, влага сползала хрустальными каплями как зерна африканского кофе. Она смотрела мне в глаза ее губы дрожали. Мягко как корабли плавали тени вдоль ее стройного кофейного тела, дрожала острая грудь похожая на далекие марсианские пики, сухие волосы рассыпались "черным веером" и горели жарким песком сахары. Я погладил ее волосы, нежные песочные колоски обожгли ладони. За сверкающей исполинской луной, веяло потрясающим женским телом, пахло морем и раскаленным песком.
В голове неслись маршруты , города , рейды, бородатое лицо лоцмана , суровый взгляд капитана , и стройное тело кофейной женщины.
Я стоял у открытого окна , внизу горел город на дома осыпалась сухая звездная пыль . Как жаркий мираж мерещилось странное место "Skerki bank". Это несколько разбросанных не далеко друг от друга отмелей, на них всегда оживлённо, рыбачьи шхуны ползают вдоль этих отмелей. Остров Ile de la Galite подобно вате, горит своими раскаленными очертаниями в летнем дне. Его перемолотые солнцем сухие склоны жёлтые с бурым оттенком сверкают в лучах полуденного солнца. Острые верхушки, очерчивают холмистый и пустынный рельеф острова, южная бухта одинока, в ней нет ни единой шхуны. Среди сухого скалистого берега и чистого неба с голубой примесью, виднеются редкие дома с белыми стенами, разбросанные вдоль южной бухты. Ночью, когда все медленно остывает после дневной изнурительной жары, десятки белых огоньков несутся к побережью Туниса, это бегут рыбачьи шхуны, которые возвращаются с Skerki bank они спешат в порт, чтобы к рассвету выгодно продать свой улов".
Я попрощался с ней утром . Я шел обратно на судно , над шоссе дико розовело небо, над опаленными серыми домами вставало ржавое солнце. На пристани шумел базар, рыбачьи баркасы толпились как муравьи, с них прыгали смуглые полуголые рыбаки, вытаскивая на грязный пирс ящики с рыбой. Проворные торговцы за дешево скупали первый улов, несло рыбой, шумом чаек и морем.
* * * * *
Вечером я снова встретил знакомого матроса. -Скоро порт, сказал весело я. - Ты сможешь выйти в город и поцеловать самую красивую девушку!
-Я постарел сердцем, сказал он . -Я груб и если бы не моя супруга, что променяла меня на первого бармена я бы еще поверил твоим словам. -А в порту я просто напьюсь, как самый последний бродяга. Матрос втянул плечи, нахмурил брови и сказал задыхаясь в сигаретном дыму: - Я бы выпил сейчас бокал пива, как тогда в том городе, где дым от кальянов висит как туман. -И пьяным закричал на всю улицу: "За темные и красивые ресницы! Жаркие глаза и бронзовую кожу Средиземного моря!Пусть нам сопутствует удача во всем, и в следующем рейсе, мы целовали горячие женские губы".
Дальше был морской путь и по этому волнующему и трепетному пути шел медленно балкер, за кормой стелился белый след, тускло мелькали ходовые огни, сквозь тихую ночь дождем падали звезды, украшая безымянное морское дно золотым сиянием.