В молочных прядях Аннабель Пеннер таяло солнце, но разбитые психозами губы никогда не мерцали грустной улыбкой.

   Сколь фальшиво и лживо звучала струна пыльного рояля, столь же вычурным и диким мне виделось лицо девочки - фантастически правильной в телосложении, но болезненно слабой в настроениях. Ее чувственность возникала треугольниками и квадратами, в которых всегда не хватало сторон. Она нередко замыкалась в причудливых фантазиях, позволяя порой безобразным чудовищам являться пастелью на бумаге. Супрематические эскизы, лишенные привычной логики, больше походили на мессур состояния Аннабель, нежели на произведения искусства. Неспособная к беседам она брала карандаши и тихим стоном сопровождала каждую линию, напевала угловатые мотивы своих карикатур, врезала воображение в контуры замысловатых форм.

   Чтобы "клоун в маминой тумбочке замолчал".

   Доктор Фейгин часами мог наблюдать за тем, как рисует Аннабель. Он сидел в кожаном кресле, шумно дышал в усы и бредил Стокгольмом. Пока я размешивала должность ассистента в чашечках кофе, Уилфрид Фейгин ликовал на чердаках своих лазурных химер, примерял регалию "нобелевский лауреат" и ждал, когда же мать Аннабель наконец даст вожделенное согласие.

   Карлсон, который нашел идеальную крысу.

   Хрупкая, едва ли не прозрачная миссис Пеннер неделями не оставляла попыток расплатиться с чутким доктором. Но каждый раз ей приходилось сминать желтый конверт, набитый пособием, и прятать его в кармане вытертого пальто вместе со смущением и слепой благодарностью. Тринадцать долгих месяцев доктор Фейгин полировал чувство долга внутри субтильной Марии Пеннер.

   Чтобы крайняя мера показалась необходимостью.

   - Аннабель имплантируют углеродную капсулу в спинной мозг. Эта капсула реагирует на повышение содержания гомованилиновой кислоты - основного продукта обмена дофамина - в ликворе. В ответ на рост уровня кислоты, автоматически выделится рисперидон. Диффундировав через стенки капсулы, антипсихотик предупредит нарушение аффектов. Нужно только подписать...

   - Это поможет моей дочери?

   Таким как миссис Пеннер достаточно услышать слово "надежда", чтобы тотчас продать мир ради призрачного шанса на спасение.

   Нельзя не врать.

   - Да, Мария. Это поможет.

  

   ***

  

   Мы стоим на крышах Крайслер-Билдинг, Ситигруп-Центр, Уолл-стрит.

   Мет-Лайф, Вулворт, Блумберг.

   Недовольные здоровьем, пережившие себя, напичканные капсулами от ОРВИ, шизофрении, рака простаты, сифилиса и хореи Гентингтона.

   Падающие люди не кричат, они просто ныряют в стальную бездну города. С высоты Уорлдуайд-Плаза кажется, что асфальт покрывается геморрагической сыпью. Красные пятна, раздробленных счастьем, тел. Как будто кто-то отдает приказ, и очередной бывший диабетик или гипертоник по команде срывается вниз. Солдаты нетленной армии один за другим расформировывают дивизии.

   Голуби, порхнувшие рядом, наверное, не понимают, куда и зачем летит это мясо.

   Плавное рыдание моторов надувается хлопками винтовок и треском петель новых Кобейнов и Кёртисов. Позвоночники хрустят, ломаясь с китайским гонгом.

   Жить вечно - так себе веселье.

   Всё видится молекулярно ничтожным. Чтобы разглядеть облегчение, с которым парочки направляются в суицид-кафе, где им сыграют последний блюз, нужен гигантский микроскоп. На крыше соседнего здания бегает мальчик, запустивший воздушного змея. Вместо корпуса игрушки - спутник. Как и многие, он застрял в бесконечности на своей планетке и отправляет сигналы бедствия, которые теряются в акреционных дисках и звездном ветре.

   Даже если ты не планировал жить вечно, тебя заставят. Скорее всего, какая-нибудь Мария Пеннер примет за тебя решение.

   Когда доктор Фейгин понял, что его капсулы работают, нашлись жадные до бессмертия и щедрые на инвестиции понтифики. Великие строители огнеупорных мостов. Аннабель Пеннер, точно овечка, послужила Уилфриду золотым билетом, который лопнул.

   Мальчик на соседней крыше замирает. Отпускает струну воздушного змея и машет руками, скрещивая их над головой и разводя в стороны. Смотрит в пожелтевший закат с таким упованием, словно из холодных раскидистых лучей придет другая панацея. Не та, что явилась из капсулы с рибавирином.

   Нет, дурачок. Прыгай.

   Доктор Фейгин получил свои премиальные и признание. Обзавелся хэдлайнами типа "Человек, победивший смерть", а потом сгорел в одном из необъятных вечеров Эджелла, будто и не было его.

   Сгорел. Потому что знал: жить вечно - так себе веселье.

   Руки мальчика опустились, вся его фигура обмякла в оргазме. Залитый багровым солнцем он, столетний подросток, облокотился на воздух и исчез за кулисами западной стены.

   Только силуэт воздушного змея плавится на горизонте.