Гапчин Андрей : другие произведения.

Республика клоунов. 1-28

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   РЕСПУБЛИКА КЛОУНОВ
   Иоганну Георгу Эльзеру посвящается
   1
   - Ты знаешь, почему ты здесь. Ты - враг государства. Именно так, а не наоборот. Ты не способен подчиняться, не способен верить, не способен стать безликой частью единого механизма. Даже если бы захотел. Способность преданно смотреть в глаза, стоя на задних лапах - это врожденное качество. Тебя, конечно, можно сломать, но государство не перестанет подозрительно коситься в твою сторону. Так что, оптимальным было бы тебя просто уничтожить. Появись ты на свет несколько раньше или в другом месте, тебя бы уже не было в живых. Сейчас же и здесь твое существование обходится государству дешевле, чем твое исчезновение. Пока.
   Говоривший человек взял паузу и полностью сконцентрировался на ночном шоссе. Его молодой спутник молча ждал продолжения. Говорить - право каждого, быть услышанным - привилегия. К тому же, он все еще сильно нервничал, хотя и старался изо всех сил демонстрировать спокойствие. Ему очень не хотелось облажаться, оказавшись рядом с этим человеком. Оказаться рядом с ним - это тоже привилегия, привилегия избранных.
   - Тебя долго изучали, парень. До тех пор, пока не исчезли все сомнения в правильности выбора. Очень интересно то, о чем ты говоришь, еще забавней то, о чем думаешь, но главное все же - что ты делаешь, что способен сделать и чего не сделаешь ни при каких обстоятельствах. Извини, Бонзо, но я должен знать о тебе все, до последней мелочи.
   Когда человек назвал его по имени, Бонзо приободрился и осмелел, ровно настолько, чтобы задать своему собеседнику первый вопрос.
   - Велиал, а во сколько обходится государству твое существование?
   Человек на мгновение отвлекся от дороги и с улыбкой посмотрел на молодого волка.
   - Надеюсь, что дорого.
   - Это что-то личное? - продолжил опрос Бонзо.
   - Избегай личного, парень, - улыбка сошла с лица Велиала. - Все, что субъективно, ограничивает наши возможности. У меня есть цель, и я хочу ее достичь, - вот и все.
   - Какая? - не унимался, окончательно освоившийся в компании Велиала, волк.
   - А это уже личное? - смеясь, ушел от ответа человек.
   Какое-то время ехали молча. Бонзо удобнее устроился в кресле и закрыл глаза. Ответы на остальные вопросы он получит потом, когда придет время. А пока можно было подумать над тем, что уже произошло. В том, что это произошло, молодой волк не находил ничего необычного. В конце концов, не к этому ли он шел, отвергая все, что хоть как-то покушалось на его свободу выбора. Многие и не единожды смотрели на него, как на идиота, когда он в очередной раз терял больше, чем приобретал, и отделывался коронной фразой: "Это мой выбор". Немало было и таких, кто по-хорошему завидовал его стойкости в борьбе с окружающим миром и готов был следовать за ним. Но с возрастом, таких соратников становилось все меньше и меньше. Взрослея, волк все чаще сталкивался с силой, которая не давала ему возможности выбирать. Для этой силы он был всего лишь статистической единицей, но противостояние ей постепенно превращалось для волка в смысл существования. Теперь идиота в нем видели даже недовольно ворчащие. Одиночество долгое время оставалось единственным результатом этой бессмысленной борьбы. Одиночество и непонимание.
   Сегодня все изменилось. Теперь Бонзо не одинок. Произошло это неожиданно и одновременно буднично. Автомобиль остановился рядом с волком, находившийся за рулем человек опустил боковое стекло, представился и предложил занять место в салоне. Одно только имя человека отметало всякие сомнения, и волк, не проронив ни единого слова, открыл дверь автомобиля. Каждый, кто знал значение слова "блог", слышал и имя Велиал. А Бонзо не только слышал, но и был его постоянным читателем. Теперь же оказалось, что и Велиал читал блог Бонзо. "Ты - враг государства", - услышать эти слова из уст самого Велиала мечтал не один блоггер. Но слова "я должен знать о тебе все" - это уже из совсем другой реальности.
   - Просыпайся парень, мы почти на месте.
   Молодой волк открыл глаза и стал вглядываться в огни приближающегося города.
   - Это Аллин, если тебе о чем-то говорит название этого городишки.
   - Резонансное ДТП. Трое погибших. Полицейский чин, совершивший наезд в невменяемом состоянии, полностью оправдан. Влиятельные родственники, круговая порука, деньги и еще раз деньги, - подтвердил свою осведомленность Бонзо.
   - Все верно. Но это не все. Есть еще ад, в который это создание превратило жизнь местной журналистки, осмелившейся требовать наказания виновного. А также собственная теория эволюции и три звезды на капоте его машины.
   - Мы едем к ней? - спросил волк.
   - Нет, мы летим к звездам, - ответил человек. - С этого момента тебе лучше перестать задавать вопросы. Просто делай то, что я буду говорить.
   Автомобиль минут двадцать кружил по ночным улицам, пока не припарковался во дворе многоэтажного дома. Велиал достал из бардачка две пары перчаток, дал одну из них волку, взял с заднего сидения длинный сверток и бесшумно покинул салон автомобиля. Бонзо также тихо последовал за ним. Потом человек и волк молча направились к одному из подъездов дома. Как только они оказались в метре от входной двери, та открылась, и какое-то невзрачное существо с низко опущенной головой прошмыгнуло мимо них. Велиал и Бонзо успели войти прежде, чем дверь автоматически захлопнулась. Дверь одной из квартир на втором этаже оказалась тоже слегка приоткрытой. Человек ни на секунду не замедляя шаг, зашел в жилище. Волк последовал за ним, не забыв при этом закрыть за собой входную дверь. Еще через мгновение Велиал и Бонзо стояли у изголовья кровати, на которой, укрытый лишь густой пеленой тошнотворного перегара, урывчато похрапывал хозяин роскошной квартиры. Человек аккуратно положил сверток на тумбочку и достал из кармана шприц, наполненный зеленоватой жидкостью.
   - Держи его за плечо, только не переусердствуй. Это тело вдребезги пьяное, так что сильно брыкаться не должно, - скомандовал Велиал волку и сам прижал спящего с другой стороны.
   После этого он умело ввел содержимое шприца в горло жертве. Несколько минут, парочка конвульсий, и гордость полиции Аллина захлебнулась собственной блевотиной. Пока молодой волк оторопело разглядывал труп, человек развернул сверток, достал из него синюю розу и опустил ее в хрустальную вазу на инкрустированном столике.
   - Уходим, - сказал он, потянув за руку Бонзо, уставившегося на необычный цветок.
   Обратный путь к автомобилю показался молодому волку неимоверно долгим. Только на выезде из Аллина он окончательно пришел в себя.
   - Мы были не одни? - спросил Бонзо человека, не глядя в его сторону.
   - С чего ты взял? - с интересом посмотрел на него Велиал.
   - Одна машина ехала перед нами всю дорогу до того дома, вторая мигнула фарами при повороте во двор, и тот тип, что выскочил из подъезда.
   - Я уже говорил тебе, что у меня есть цель. До ее достижения еще далеко, так что я не могу позволить себе даже самую незначительную оплошность.
   В этот раз волк не стал спрашивать о цели. Человек ответил сам, высаживая Бонзо из автомобиля на том же месте, где подобрал.
   - 13 минут Иоганна Георга Эльзера. 13 минут, разделившие Иоганна Эльзера и Адольфа Гитлера. 13 минут, не позволившие изменить мир. К лучшему или к худшему - не столь важно. Это был шанс. 13 минут - случайность или закономерность? Вот что по-настоящему важно для меня. Может ли человек ниоткуда изменить мир, или все тщетно, и 13 минут Иоганна Эльзера - это тот непреодолимый барьер, который всегда остановит посягнувшего на мироустройство. Я хочу знать. Я хочу добраться до этих чертовых тринадцати минут. Я хочу подобраться ближе. Я хочу увидеть, что будет дальше.
  
   2
   Бегемот должен был проснуться где-то ближе к обеду, в маленьком домике на берегу моря, с легким похмельем в голове, усталостью в мышцах и очаровательной кошкой под боком. Приблизительно так он просыпался весь последний год, с тех пор как решил окончательно отойти от дел. Менялись степень похмелья, усталости, партнерши, но его маленькая крепость и море всегда оставались на своем месте. До сегодняшнего утра, или дня, а может и вечера.
   Бегемот проснулся на мраморном полу янтарной комнаты с зеркальным потолком. Для начала кот пристально изучил свое собственное отражение и только потом янтарную мозаику, придя к выводу, что тот, кто обустраивал это помещение, обладал неплохим вкусом. Изысканно и неимоверно дорого, но без вычурности и снобизма. Единственной неуместной вещью в этой комнате был Бегемот, но, похоже, именно так все и задумано. Наверное, каждый, кому повезло или не повезло здесь оказаться, должен был испытывать вполне определенные чувства, нечто близкое к осознанию никчемности собственного бытия. Ты - никто, в отличие от тех, по чьей воле здесь оказался. Ты понятия не имеешь, где окажешься после этой комнаты, и точно знаешь только то, что это целиком и полностью зависит от тех, кто сейчас за тобой наблюдает. Бегемот попробовал приподняться, но тело его не послушалось.
   - Не утруждайтесь, вам скоро в обратный путь. В таком состоянии вас будет удобнее транспортировать, - в голосе невидимого собеседника не было ни капли иронии.
   Кот расслабился и стал ждать продолжения.
   - Вы догадываетесь, кто мы? - спросил невидимый собеседник.
   - Думаю, гномы, - после короткой паузы предположил Бегемот.
   - А почему не эльфы, например? - оживился собеседник.
   - Не знаю, - не стал утруждаться кот.
   - Думаю, вы догадываетесь, что нам от вас нужно?
   Кот позволил себе кривую ухмылку.
   - Наверное, то, что я лучше всего умею делать.
   Собеседник взял паузу. Бегемот явственно представил, как он улыбается вместе с остальными где-то за зеркалом.
   - Вы когда-нибудь слышали о республике клоунов?
   - Совсем немного, - изрядно покопавшись в памяти, ответил кот.
   - Это одно из недавно образовавшихся государств, если так можно сказать. С момента образования прошло не так много времени, но уже сейчас многие удивляются, что это жалкое подобие государства еще не исчезло с мировой карты. Главная достопримечательность этой республики, как можно понять из названия, - это клоуны, социальная группа, появившаяся после обретения независимости в результате каких-то внутренних особенностей местного социума. На данный момент, практически монополизировала государственное управление на всех уровнях. При этом нельзя сказать, что какой-то вид доминирует в среде клоунов. Там в равной степени представлены и люди, и звери, и эльфы, несмотря на сильные исторически сложившиеся антиэльфийские настроения. Что действительно объединяет всех клоунов, так это ряд личностных качеств: цинизм, глупость, жадность, завышенная самооценка, ну и все в этом роде.
   - Надо же, как необычно, - не удержался от иронического замечания Бегемот, но собеседник, похоже, пропустил его слова мимо ушей.
   - В общем, это их дело. Нас же интересует серия зверских убийств, произошедших в последнее время в республике и по понятным причинам оставшихся нераскрытыми. Было бы неплохо, разобраться в происходящем на месте. Именно для этого вы нам и понадобились.
   Кот промолчал.
   - При этом вы можете рассчитывать на нашу всестороннюю поддержку, - продолжил невидимый собеседник. - Думаю, вы понимаете значение этих слов. В средствах вы также не будете ограничены, - с помощью денег в республике можно решить практически любой вопрос. Но, старайтесь не афишировать свои финансовые возможности. В противном случае, клоуны не отстанут от вас, пока не выпотрошат. Главное, выясните, что там происходит.
   - Я так понимаю, выбора у меня нет, - перебил говорящего Бегемот.
   Невидимый собеседник снова проигнорировал его слова.
   - И еще одно, - собеседник сделал паузу, будто засомневался в чем-то, - философский камень.
   - Я думал, он уже давно в ваших хранилищах, - в очередной раз съязвил кот все с тем же результатом.
   - Если в ходе расследования всплывет эта тема, не игнорируйте ее. Мы склонны считать, что если философский камень и существует, то на данный момент он находится где-то в республике клоунов. На этом, пожалуй, все. До встречи, Бегемот. Мы рассчитываем на вас.
   Проснулся Бегемот в маленьком домике на берегу моря, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом. Похмелья и усталости не чувствовалось. Очаровательной кошки, как и кошелька уже не было. Кот поднялся с кровати, внимательно осмотрел комнату и вышел из дома. Настроение было мерзким, даже волны, игриво пытающиеся сбить кота с ног, сейчас раздражали. Безмятежное существование Бегемота подошло к своему логическому завершению. Гребаный мир в который уже раз вспомнил о его существовании. Кот вдоволь накупался в теплой морской воде, теперь ему снова предстояло окунуться в дерьмо. В том, что именно этим ему и предстоит заниматься, Бегемот ничуть не сомневался. Боялся он не убийств, к которым давно привык, - он думал о клоунах, с которыми придется столкнуться. Клоуны, заинтересовавшие гномов, - что может быть хуже. Похоже, все, что Бегемот презирал, все, от чего пытался избавиться все эти годы, снова возвращается в его жизнь, и на этот раз в какой-то особенно извращенной форме.
  
   3
   - Знаете, к чему на самом деле стремится любое разумное существо, само того не подозревая? Ни за что не угадаете. Желание умереть - вот, что всеми нами движет.
   Кролик Лупс плюхнулся в кресло и посмотрел на груду тел на полу в центре гостиной. Известное семейство бобров в полном составе, связанное по рукам и ногам, с кляпами во рту и с ужасом в глазах. В глазах же Лупса не было ничего, кроме мальчишеского озорства.
   - Страх, снова этот гребаный страх, - кролик скорчил гримасу, которая должна была, по его мнению, выражать грусть. - Каждый раз одно и то же. Хотя... Может экзистенциалисты и правы. Может, страх - это все, чем мы живем. В любви, в радости и в горе. Всегда присутствует страх. Страх потерять, страх не найти, страх неизбежного. А сейчас... Сейчас просто не осталось ничего, кроме страха. Страх в чистом виде. Все остальное уже неважно. Куда подевалась былая напыщенность? Где, казалось бы, застывшая навсегда маска высокомерия? Так ли скучен и нелеп мир у ваших ног, как это было еще вчера? Не появилась ли у вас несбыточная мечта, которую не купишь ни за какие деньги? У вас всегда был выбор. Практически абсолютное право выбора. Теперь у вас выбора нет. Никакого. Вы ничуть не зависели от общества, а теперь полностью зависите от меня. Забавно, не правда ли? Как все относительно в этом мире. Как все непостоянно. А знаете, вы ведь изменились, стали лучше. Именно сейчас, когда в ваших глазах нет ничего, кроме страха. Парадокс... Уйди я сейчас, и вы бы уже не смогли жить как прежде. Вы бы всю оставшуюся жизнь ценили то, чего раньше просто не замечали. Вот в чем суть всего происходящего. Я сделал вас лучше. Я дал вам другую жизнь. Жизнь, наполненную смыслом. Мне не нужна ваша прежняя жизнь, нафаршированная дерьмом. Я заберу у вас жизнь, наполненную смыслом. Так что не думайте, что все дело в заплаченных за вас деньгах. Мне в жизни просто повезло, - я занимаюсь любимым делом, за которое мне еще и хорошо платят. Вот и все.
   Лупс умолк и огляделся по сторонам. Потом он встал, подошел к музыкальному центру и поставил принесенный с собой диск. Грустная музыка, словно угарный газ, стала неумолимо наполнять комнату. Кролик подошел к окну и не оборачиваясь просветил несчастное семейство.
   - U-2. Moment of Surrender.
   Когда песня закончилась, Лупс оторвался от созерцания великолепного сада за окном и достал пистолет с глушителем. Стрелял он не спеша, тщательно целясь каждой жертве между глаз. Маленькие дырочки над переносицами, остекленевшие глаза и застывший в них страх, уже навсегда.
   Кролик бросил пистолет на пол, подошел к дивану и взял в руки букет из трех синих роз. Сорвав упаковку, Лупс аккуратно положил две розы на тела своих жертв и с третьим цветком в руках покинул дом.
   Сейчас, когда все закончилось, Лупс выглядел если не самым счастливым, то уж точно самым умиротворенным существом на свете. Он неспешно шел по улице, радуясь солнцу и каждому облачку на небе, каждому цветку и каждому дереву на своем пути, каждому встречному прохожему. Они улыбались ему, он улыбался им в ответ, и шел дальше. Потом он запрыгнул в полупустой троллейбус, даже не посмотрев на номер маршрута, и занял свободное сидение возле симпатичной молодой самки с книгой в руках. Когда троллейбус двинулся, кролик стал открыто любоваться самкой, полностью увлеченной чтением и не замечающей ничего вокруг. Глаза ее смешно бегали по строчкам, кончик языка то и дело облизывал сочные губы, а красивый лоб периодически морщился, наверное, на самых важных моментах повествования.
   Молодая самка вдруг перестала читать и задумчиво уставилась в окно. Минут через пять она собралась было вернуться к чтению, но тут заметила улыбающегося соседа и смутилась.
   - Наверное, очень интересная книга, - спросил ее Лупс.
   - Фредерик Бегбедер, "Любовь живёт три года", - самка улыбнулась ему в ответ.
   Милая, еще не испорченная разочарованием улыбка самки, озорные искорки в глазах кролика, полупустой и полусонный троллейбус, солнечная, бессмысленно суетливая, навсегда уносящаяся в прошлое жизнь за окном, и дофамин Бегбедера.
   - Глупая книга, - сказал кролик, утопая в огромных глазах самки.
   - Глупая, - немного подумав, согласилась она и захлопнула книгу, - а вы, я вижу, любите цветы?
   - Обожаю, особенно розы, - ответил кролик и протянул самке цветок, - кстати, это вам.
   Самка осторожно взяла розу из его рук, не став при этом изображать ожидаемое в таких случаях смущение и демонстративно наслаждаться ароматом. Благодарность самцу она выразила в еще одной милой улыбке.
   - Синий - не совсем обычный цвет для розы.
   - Если уж быть совсем точным, то совсем необычный, - согласился Лупс, - еще никому не удалось вывести сорт синих роз. Хотя, вы себе даже представить не можете, сколько разумных существ посвятили этому жизнь.
   - А как же эта? - удивилась самка.
   - Этому цветку синий цвет придали искусственно с помощью специальных растворов.
   - Надо же, - по лицу самки проскользнуло искреннее разочарование, то ли позабавившее, то ли умилившее кролика.
   - Синяя роза для меня - это символ совершенства, недосягаемого, но такого притягательного, - сказал он, изобразив на своем лице грусть, куда правдоподобнее, чем в предыдущем случае.
   - Вы философ, - поверила ему в отличие от предыдущих "собеседников" самка.
   - Ну, скажем так, моя работа требует философского подхода. Иначе "профессионального выгорания" не миновать.
   Самка смотрела на кролика с возрастающим интересом и незаметно для себя самой перешла к вопросам, носящим явно тестовый характер. Результаты опроса, ее, похоже, полностью удовлетворили.
   - Меня зовут Эстер, - сказала она на прощанье, протянула кролику визитку с координатами, в сотый раз подарила свою лучшую улыбку и только после этого вышла из троллейбуса.
   Лупс провел самку взглядом, взял в руки забытую книгу и открыл ее наугад. "Самое удивительное в этой жизни то, что она продолжается", - прочитал он.
   4
   "Смайлик неправ. Ману не глупый. Просто Ману не умеет высказывать свои мысли вслух. И камешек говорит с Ману, а не с ним. Он всегда с Ману говорит. Стоит лишь Ману о чем-то подумать, как он отвечает Ману. Где бы Ману ни был. Поэтому Смайлик неправ. На самом деле все наоборот. Ману знает. Камешек знает".
   Поросенок посмотрел в зеркало, сощурился, потом немного поморщил лоб, пошевелил ушами, прикусил язык и снова вернулся к своему дневнику.
   "Смайлик прав, - Ману некрасивый. Смайлик красивый. Потому что сильный. Ману мягкий. Ману тоже думает, что он некрасивый, и камешек смеется над ним. Камешек всегда смеется, когда Ману думает глупости. Только Ману не глупый. Просто Ману нравится, как смеется камешек. Ману не глупый. Ману знает, что все наоборот".
   В коридоре кто-то громко позвал Ману, и поросенок тут же бросил на стол ручку, захлопнул толстую тетрадь, спрыгнул с высокой табуретки на пол и вприпрыжку бросился к двери. Развязанный шнурок остановил его в сантиметрах от цели. Морщась от боли, поросенок тщательно завязал желтые шнурки на фиолетовых кедах и осторожно, поглядывая под ноги, выбрался в коридор.
   -Ману, приберешься там и не забудь закрыть на ночь входную дверь, а то однажды утром проснешься, а твои подопечные разбежались кто куда. Будешь их потом собирать по всему городу, - проинструктировал поросенка доктор.
   Поросенок улыбнулся ему в ответ своей единственной улыбкой. Проходя мимо дежурки, доктор увидел на столе тетрадь.
   -Когда ты закончишь свою рукопись, Ману? Я бы с удовольствием ее почитал, - спросил он.
   Ману снова улыбнулся, а еще зачем-то вытер рукавом нос. Он всегда зачем-то вытирал рукавом нос, когда смущался. Поросенок дождался, когда за доктором захлопнется дверь, закрыл ее на замок и мигом бросился в дежурку.
   "Смайлик неправ", - написал он в своем дневнике, посмотрел в зеркало и увидел там укоризненно смотрящего на него поросенка. Ману отвел взгляд, тяжело вздохнул, закрыл тетрадь и вышел из комнаты.
   Первым делом он тщательно вымыл металлический стол, потом струей из шланга долго гонял по полу красные капельки, пока последняя из них не скрылась в сливном отверстии. После этого поросенок тщательно перемыл и без того чистые инструменты и расставил их по местам. Затем долго возился с одеждой, небрежно сложенной в полиэтиленовые пакеты. Сначала он вытрусил ее на тахту, потом аккуратно разложил по комплектам и сложил обратно в пакеты. Пакеты также сложил в аккуратную стопку, от большего к меньшему. Наградой за тщательно выполненную работу стала зажатая в кулачке серебристая монетка. Поросенок поднес ее ко рту, подышал на нее и протер с обеих сторон носовым платком с неумело вышитыми на нем бабочками разных цветов. Спрятав монетку в карман, поросенок занялся своими подопечными.
   Кусок пахнущего мятой мыла, мочалка в виде плюшевого мишки, махровое полотенце с темно-синим слоником с огромными зелеными глазами, металлическая расческа с густыми и крепкими зубьями, немного времени - и семейство бобров снова вернулось в свои камеры. Чистые и причесанные. И даже маленькие дырочки над переносицами, очищенные от засохшей крови и мозгов, стали выглядеть более естественно.
   "Смайлик неправ", - прочитал глазами поросенок и взял в руки свою единственную гелевую ручку. "Заратустра где-то есть. Его не может не быть. Иначе, зачем Ману существует?"
   Ману вздрогнул и посмотрел на настенные часы. Положение стрелок успокоило его. Секундная, сделав три полных круга, позабавила.
   "Смайлик прав. Смайлик знает, чего хочет. Хорошо, когда знаешь, чего хочешь. Смайлик хочет стать Заратустрой. Только Заратустра уже где-то есть. Я знаю. Камешек знает, хотя и смеется. Камешек иногда смеется, когда думает, что мне лучше не знать. Только я все равно знаю. И камешек знает. Ману знает, Ману - не Заратустра. Ману знает, Ману увидит Заратустру. Иначе, зачем Ману существует?"
   Поросенок снова посмотрел на часы. Положение стрелок заставило его тяжело вздохнуть, закрыть свою единственную тетрадь и направиться к выходу.
   Ману закрыл входную дверь на ключ и уставился в ночное небо, выискивая на нем падающие звезды. "Три", - сосчитал в уме поросенок, снова тяжело вздохнул и двинулся в путь.
   Шел он долго, избегал освещенных улиц, время от времени останавливался на перекрестках и, то ли прислушивался, то ли принюхивался, потом несколько минут смотрел в нужном направлении, тяжело вздыхал или зачем-то вытирал рукавом нос, и шел дальше.
   Калитка предательски скрипнула, зло потрескивал потревоженный гравий, испуганно шипели разбуженные цветы. Ману провел рукой по холодной поверхности входной двери, заглянул в темную бездну окон и прошел на задний двор. Ухоженный лоскуток газона, несколько фруктовых деревьев, парочка розовых кустов у забора, пластиковая мебель, надувной бассейн, обязательный гриль, спокойствие, уют и приоткрытая задняя дверь из плексигласа.
   Ману не спеша переходил из комнаты в комнату. В абсолютно темных - останавливался, закрывал глаза и прислушивался. В освещенных лунным светом - с интересом изучал обстановку и вещи. На десерт поросенок оставил спальни. Ровное, спокойное, почти синхронное дыхание супружеской пары настолько умиляло, что он даже улыбнулся своей единственной улыбкой. А косметика на туалетном столике заставила на какое-то время забыть обо всем на свете, даже о Заратустре. Ману не успокоился, пока не перенюхал все флаконы и тюбики на столике. Потом он по привычке тяжело вздохнул и перешел в детскую. Здесь было еще интересней, - комната была просто завалена плюшевыми игрушками, от миниатюрных до просто огромных, размером едва ли не с самого поросенка. Ману с завистью посмотрел на самку-подростка, спящую в обнимку с огромной розовой лягушкой.
   Едва уловимый цокот настенных часов вернул поросенка в реальность. Он забыл об игрушках и сосредоточился на одежде подростка, которой не было разве что на люстре. Наибольший интерес Ману вызвала груда вещей на полу у кровати. Поросенок нашел среди них джинсы, нащупал в них потайной кармашек и положил туда маленькую серебристую монетку, предварительно не забыв снова подышать на нее и протереть носовым платком.
   К своим подопечным Ману вернулся под утро. Ему страшно хотелось спать, но еще больше - сделать новую запись в своем дневнике.
   "Смайлик прав. Совсем не обязательно смотреть в бездну, чтобы бездна посмотрела на тебя. Ману теперь тоже знает. И камешек знает, только молчит. Иногда он молчит. Как Ману. Только все равно все наоборот. И Заратустра где-то есть".
  
   5
   В этот раз все было по-другому. Место было изумительно красивым. Искусственное озеро довольно приличных размеров, охватывающий его полукругом лиственный лес и ряд однотипных деревянных домиков на берегу. И все это в багровых тонах заката. В одном из домиков сейчас и находились Велиал с Бонзо, в компании холеного бабуина, на которого непрошенные гости не произвели ни малейшего впечатления. Тяжелая нижняя челюсть, бегающие желваки, презрительная кривая ухмылка, надменный взгляд и пестрый атласный халат на голое тело. Казалось, бабуин даже не заметил пистолет в руке Велиала, который сидел напротив него в кресле и молча изучал хозяина дома. Так продолжалось уже минут двадцать. Наконец, бабуин не выдержал. Он с раздражением посмотрел на циферблат своих наручных часов и выплюнул первые слова с момента появления "гостей".
   - Кошелек в кармане куртки. Там довольно приличная сумма. Берите и убирайтесь. Если вы сделаете это быстро, я буду считать все произошедшее забавным недоразумением.
   Велиал промолчал. Прошло еще несколько минут. Хозяин дома снова посмотрел на часы, потом снял их с руки и положил на журнальный столик.
   - Забирайте. Мне они все равно уже надоели. А вот машину не отдам, - это моя любимая. Жена подарила на юбилей.
   На этот раз Велиал улыбнулся, достал из кармана глушитель и стал не спеша накручивать его на дуло пистолета. Надменное выражение лица бабуина, наблюдавшего за его действиями, уступило свое место искреннему удивлению, не более того.
   - Кто? - рявкнул бабуин без малейшего намека на испуг.
   - У вашей супруги изменились жизненные планы. А еще она хотела бы вернуть свой подарок, - ответил ему человек.
   Бабуин, наконец, занервничал. Его маленькие глазки забегали, тяжелая челюсть стала понемногу отвисать.
   - Дайте мне ей позвонить, - в его голосе уже не осталось ни надменности, ни презрения, ни удивления. Сейчас он, похоже, просто вступил в деловые переговоры.
   - Мадам просила не беспокоить ее по пустякам, - Велиал сопроводил свои слова едва заметной улыбкой.
   - Сколько? - начал дергаться бабуин и схватился за грудь. - Мне нужно принять лекарство. Оно на столе на кухне.
   - Бонзо, принеси, - обратился человек к стоявшему все это время у окна волку.
   - Тридцать капель и немного разбавь водой, - бросил вдогонку Бонзо бабуин.
   На кухне волк взял стакан, налил в него немного воды, отсчитал сорок капель дигиталиса, потом достал из кармана свой пузырек и влил его содержимое в стакан.
   Бабуин выпил лекарство одним глотком и откинул голову на спинку кресла. Теперь на часы посмотрел уже Велиал. Прошло еще минут двадцать. Все это время хозяин дома неотрывно пялился в потолок.
   - Сколько? - наконец, едва ворочая языком, задал единственно значимый для него вопрос.
   Человек собрался было что-то ответить ему, но не успел. Взгляд бабуина остекленел, челюсть достигла крайней нижней точки, тело обмякло. Велиал поднялся с кресла и взял бабуина за запястье. Пульс не прощупывался.
   Пока Бонзо тщательно вымывал на кухне стакан, Велиал соорудил из пластиковой бутылки подобие вазы, наполнил ее водой и поместил туда синюю розу.
   - Если тебе интересно, по дороге объясню, - сказал он в ответ на вопросительный взгляд волка и направился к выходу.
   Человек и волк шли через лес к машине. Отойдя на приличное расстояние от озера, человек закурил, сделал несколько глубоких затяжек и начал свой рассказ.
   - Иногда я смотрю телевизор. В основном политические ток-шоу. Муть, конечно, редкая, но как источник информации определенного рода использовать можно. Так вот, при просмотре одной из таких программ я и обратил внимание на этого клоуна. Компания была стандартно убогой, но он выделялся. Вроде бы и нес ту же чушь, что и остальные, но как-то своеобразно. Мне понадобилось несколько минут и пара крупных планов, чтобы понять, в чем дело. Он прикалывался. Бабуин просто стебался над своими оппонентами, ведущими и аудиторией. Он наслаждался своим превосходством над остальными. Он смотрел на остальных, как на дерьмо. И не потому, что был более умен, красноречив или убедителен. Всего лишь потому, что обладал большей властью. Более-менее адекватный вид он принимал только тогда, когда речь заходила о ком-то вышестоящем. Знаешь, многие клоуны, получая власть, начинают учить жить. Кому-то для этого нужно больше власти, а кому-то достаточно и нескольких запуганных подчиненных. К таким относилось и большинство участников того шоу. Только бабуин не учил, как жить. Он всем своим видом демонстрировал, что лично он может себе позволить так не жить. "Мораль, ценности, закон - все это для лузеров, а я могу делать все, что пожелаю", - вот единственный принцип его существования. После программы я собрал о нем всю возможную информацию. Я знал о нем практически все, я отследил весь процесс эволюции клоуна: от первых шагов и до сегодняшнего дня. Я знаю поименно всех, кого он предал, кого подставил, перед кем пресмыкался и даже, кого трахал. Последнее, кстати, едва ли не лучше всего характеризует эту особь. Секс в обычном виде не имел для него никакой ценности. Как и во всем остальном, бабуин должен был видеть в сексе практическую выгоду, как в случае с женитьбой. Позже он пристрастился трахать жен и подруг своих подчиненных, - похоже, ему уже было мало обычного превосходства над ними. Рано или поздно большинство из них узнавало правду, но молчали, продолжали вести себя так, будто ничего не случилось, доставляя своему боссу еще больший кайф.
   Человек и волк добрались до машины. Велиал сел за руль, закурил очередную сигарету и завел мотор. Бонзо с интересом наблюдал за ним. Он ждал выражения каких-либо эмоций, чего-нибудь вроде возмущения, злости или презрения. Но ничего подобного не было. Единственное, в чем выражались чувства человека, - это в сказанных им словах. Голос, мимика, жесты выражали лишь полную отстраненность от всего происходящего. Возможно, еще курил Велиал несколько чаще, чем следовало.
   Человек погасил окурок в пепельнице и, внимательно следя за дорогой, продолжил свой рассказ.
   - Замминистра - последняя должность бабуина, но не было ни малейших сомнений, что это не предел. Я предложил заняться им, и остальные поддержали меня. Несколько месяцев ушло на подготовку. Главное в этом деле - правильно выбрать место, время и способ. Сегодня у бабуина в расписании было свидание с очередной пассией. Обычно среди недели на озере никого, кроме охранника, нет. Охранник же не дурак и предпочитает видеть как можно меньше. Поэтому и сидит сейчас преспокойно в баре, накачиваясь своим любимым пивом. Самка же, как всякая порядочная барышня, на свидание опаздывает. К тому же, у нее как нельзя кстати сломалась машина прямо на трассе. Так что помешать нам никто не должен был. Зная о проблемах бабуина с сердцем, нам оставалось лишь правильно воспользоваться ситуацией. Варденафил и алкоголь он принял без нашей помощи, а усовершенствованные нами сердечные капли - это уже следствие правильно построенного диалога. В общем, трагическое стечение обстоятельств, ничего более. К тому же, наши чудо-добавки по прошествии двух часов обнаружить в организме невозможно. Никакого насилия и никаких следов, - именно так все и должно быть.
   - А розы? Разве это не след? И если след, оставленный сознательно, то к чему тогда вся эта стерильность? Как вообще эта стерильность соотносится с твоими целями? - спросил Бонзо.
   - Ты и вправду умеешь улавливать суть, - заметил Велиал прежде чем ответить на поставленные вопросы. - Розы еще сыграют свою роль, когда придет время. Розы - это знак клоунам, который они пока не замечают. А стерильность... Убийство меняет нас. В лучшем случае, оно начинает восприниматься как обыденность, в худшем - оно начинает нравиться. Если это произойдет с кем-то из нас, можно считать, что мы проиграли. Убийство - это ненормально, противоестественно. Единственное оправдание - нам не оставили выбора, у нас нет другого способа их остановить. Страх смерти - единственное, что может заставить их остановиться. Даже для самого тупого клоуна государство должно ассоциироваться не с властью, деньгами и прочими радостями жизни, а с угрозой смерти. Государство должно потерять свою притягательную силу. Возможно, тогда утратится и смысл его существования.
   Бонзо не смог скрыть грустной иронии, но спросил о другом.
   - А почему именно синие розы? Я тут поинтересовался и выяснил, что у розы нет нужного гена, отвечающего за выработку синего пигмента. Даже генетически измененная роза имеет всего лишь сиреневый оттенок. А те, которые выдают за синие - ненастоящие.
   - Синяя роза важна как символ, символ идеального и недостижимого.
   - Недостижимого? - все с той же грустной иронией переспросил волк.
   Теперь уже грустная ирония появилась во взгляде посмотревшего на него человека.
   - Нужно же к чему-то стремиться.
   Бонзо решил сменить тему.
   - А те, кто помогает тебе, они знают о существовании друг друга, знают обо мне? - задал он еще один важный для него вопрос.
   В этот раз Велиал улыбнулся так, будто волк спросил какую-то глупость.
   - Конечно, знают. И друг друга, и о тебе. Если тебя смущает, что ты их не знаешь, так скоро мы это исправим. Всему свое время. К тому же, все решения мы принимаем сообща. Каждый из нас может выбрать цель, но для исполнения требуется согласие всех. У каждого есть право вето. Кстати, у тебя самого есть кто-то на примете?
   - Как-то не думал об этом. Нет, конечно, какие-то абстрактные мысли были, но так чтоб в практической плоскости... - ответил озадаченный волк.
   На этот раз человек улыбался понимающе.
   - Подумай. Поверь мне, это не так уж и просто.
   - Я уже догадался, - согласился с ним Бонзо и задал самый важный из всех своих вопросов. - Велиал, зачем я тебе?
   Велиал перестал улыбаться.
   - Мне нужен тот, кто доведет начатое до конца, если что-то пойдет не так.
  
   6
   Бегемот должен был быть где-то на полпути между аэропортом и столицей республики клоунов, но вместо этого стоял посреди комнаты личного досмотра и изучал двух забавных таможенников, удачно дополнявших друг друга. Оба принадлежали к одному виду сусликов, но в остальном были совершенно разными. Один из них был явно труслив и глуп. Его глазки тщательно избегали прямого взгляда кота, а потные ручонки никак не находили себе места с того самого момента, как перестали рыться в личных вещах Бегемота. Общая картина естественным образом дополнялась переминанием с ноги на ногу и вопросительным поглядыванием на напарника. Тот, в свою очередь, явно привык к подобному поведению коллеги и не обращал на него ни малейшего внимания. Вместо этого он, держа руки в карманах, уставился на кота немигающим взглядом кобры, выбирающей подходящий момент для прыжка. Все, как в террариуме, только никакого заградительного стекла. Бегемот старался не шевелиться, но при этом выглядеть как можно непринужденнее. Когда "трусливый" стал нервно облизывать пересохшие губы, а глаза "кобры" заблестели, кот начал действовать.
   -Мне кажется, вы забыли проверить мои карманы. Особенно левый. Я, конечно, уверен, что там ничего нет, но думаю, вы должны лично в этом убедиться.
   Язык "трусливого" застыл на верхней губе. Взгляд "кобры" потускнел. Похоже, он ушел в себя, на совещание. Бегемот не шевелился.
   "Кобра" посмотрел на "трусливого" и тот, подойдя к коту, сходу засунул руку в левый карман куртки. Там действительно не было пяти сотенных купюр. Заметив, что взгляд "кобры" начинает снова мутнеть, Бегемот молча подставил "трусливому" правый карман. Там не оказалось еще трех таких же купюр. Теперь жадно заблестели глазки "трусливого", тогда как интерес "кобры" к коту был явно исчерпан. Похоже, для подобных ситуаций отсутствие в карманах досматриваемого данной сумы было вполне достаточным.
   - Добро пожаловать в республику клоунов.
   Бегемот даже позволил себе улыбнуться, - он уже давно не видел столь приветливого выражения лица, какое было сейчас у "кобры". У "трусливого" получилось куда хуже.
   - Добро пожаловать в республику клоунов, - поприветствовали Бегемота второй раз за несколько минут на выходе из терминала, в этот раз громадный пес.
   - Себастьян Ротвейлер, - представился он, обменявшись с котом крепким рукопожатием, - я уполномочен помогать вам в расследовании.
   - Давай лучше на "ты". "Вы" оставь для своих работодателей- гномов, - перебил его кот.
   - Здесь все материалы. Пока будем добираться, посмотри. Может, возникнут какие-то вопросы, - быстро перестроившись, пес вручил коту папку с документами и направился в сторону стоянки. На ходу добавил, - жить будешь в отеле. Номер уже забронирован.
   - Себастьян, - остановил его кот, - я, пожалуй, как-нибудь сам справлюсь. Так будет лучше. Ты оставь номер телефона, - я обустроюсь и свяжусь с тобой.
   Ротвейлер остановился, пожал плечами, потом достал из кармана визитку и несколько кредиток и передал Бегемоту.
   - Зови меня Себ, - сказал пес уходя.
   Бегемот, проведя Себа взглядом, направился к стоянке такси. По дороге его внимание привлек дорогой спортивный автомобиль, стоявший под запрещающим знаком. Хозяина машины, молодого лиса это обстоятельство нисколько не беспокоило. Он, похоже, не замечал никого и ничего вокруг, целиком увлеченный своей миловидной спутницей-шиншилой. После долгих и страстных поцелуев, самка подобрала с капота небольшую спортивную сумку, дала лису возможность шлепнуть ее по заду с пожеланиями удачи, и направилась в сторону терминала. Как только она повернулась к своему самцу спиной, тот тут же переключился на созерцание других миловидных самок.
   - До города не подбросишь? - оторвал его от любимого занятия Бегемот.
   - А боты продашь? - в свою очередь спросил лис, восхищенно уставившись на красные сапоги кота.
   - Нет, имидж не позволяет, - ответил Бегемот.
   - Понял, - сказал лис и добавил, садясь за руль, - запрыгивай.
   Бегемоту хватило нескольких минут, чтобы окончательно убедиться, что хозяина спортивного автомобиля не беспокоит ни один дорожный знак. Впрочем, как и многие другие условности.
   Лис сделал несколько глубоких затяжек и протянул самодельную сигарету коту.
   - Будешь?
   - Нет, - отказался тот, закашлявшись от заполнившего салон дыма, - я предпочитаю ментоловые.
   - Понял, - лис затянулся еще пару раз и включил музыку.
   Iyeoka, Simply Falling. Не слишком громко, вперемешку с дымом марихуаны, на приличной скорости, - Бегемот с уважением посмотрел на водителя и закурил ментоловую сигарету.
   Лис выбросил в окно окурок и достал из бардачка две банки пива. В этот раз кот не отказался. Потом были Bebe, Siempre Me, еще пиво, Lana Del Rey, Ride, дорожный инспектор с протянутой рукой, Jessie Ware, Wildest Moments и билборды, билборды, билборды, с уродливыми рожами клоунов и идиотскими призывами творить добро и верить в чудо.
   - Вживую все еще хуже, - объяснил лис, заметив ироничную улыбку пассажира, - кстати, как тебя зовут?
   - Все зовут Бег, а так - Бегемот.
   - Классное имя, - искренне заметил лис.
   - А тебя? - в свою очередь поинтересовался кот.
   - Гаутама, но большинство моих знакомых знает меня как Синга, - не дожидаясь удивленного взгляда кота, лис стал объяснять. - Гаутамой меня назвала мать. На память о своем учителе йоги и, полагаю, назло отцу. Отец, занятый выборами и очередной пассией, заинтересовался этим вопросом месяца так через три. Ему не понравилось, но, возражать не стал, предпочел сосредоточиться на моем воспитании. Предполагалось, что я пойду по его стопам и однажды даже, как любила помечтать мать, превзойду. В общем, если бы не ее панофобия, учился бы я в какой-нибудь лучшей школе мира, вдалеке от родителей. А так, все мое обучение прошло на дому. Учили меня, конечно, лучшие преподаватели, но за деньги. От альтернативных источников информации я до семнадцати лет был изолирован. Так что, мое представление об окружающем мире было довольно ограниченным. Все бы ничего, если бы я не задавал слишком много вопросов, на которые мне некому было ответить. Ответы пришлось искать самому. Однажды, набив карманы деньгами, я перелез через забор и отправился в свое первое путешествие. Деньги кончились довольно быстро, и путешествие оказалось непродолжительным. И все же я успел познакомиться с гламурной сучкой, кокаинщиком, уличной проституткой и бомжем-алкоголиком, так что лучшие преподаватели после возвращения мне уже были не нужны. Заканчивал я свое образование в обычном университете, уже имея свое собственное представление об окружающем мире. Так я стал сикхом, точнее, почти стал. Соблюдение некоторых формальностей меня напрягало, и я нашел компромисс, взяв себе не обычное имя сикхов Сингх, а несколько усеченное - Синг.
   - Круто, - теперь уже искренне восхитился кот. - И чем сейчас занимаешься?
   - Живу, - ответил лис и, заметив скептическую ухмылку кота, добавил,- уж если благодаря родителям у меня есть такая возможность, то почему бы и нет. Все лучше, чем идти по стопам отца, а тем более превзойти его. А ты к нам по делам или как?
   - По делам, - ответил кот и, изучающее посмотрев на Синга, добавил, - я сыщик, гномы наняли меня, чтобы я раскрыл ряд преступлений. "Семейный убийца", слышал о таком?
   Лис посмотрел на кота круглыми глазами, одновременно резко сбросив скорость. Потом задумался, надолго.
   - Круто, - пришел он, наконец, к определенному выводу и снова выключился из разговора.
   - Хочешь мне помогать? Мне нужен кто-то, хорошо знающий местные нравы и способный решать кое-какие вопросы нестандартными методами. Достойное вознаграждение гарантирую, - попытался вернуть его Бегемот, но вместо этого отправил еще дальше.
   - Согласен, - заявил после долгих раздумий Синг, - и с чего начнем?
   - Для начала мне нужно временное жилье в каком-нибудь тихом месте. А еще было бы неплохо, если бы ты сменил машину на более подходящую.
   Лис тут же достал мобильник и сделал несколько звонков. Спустя несколько минут проблема с жильем была решена.
   - Есть один домик на окраине, прямо у реки. Я зависал там пару раз, но соседей почти не видел.
   - Едем прямо туда. А по дороге можешь мне рассказать, что собой представляет эта ваша республика клоунов.
   Синг в очередной раз задумался, потом пожал плечами.
   - Как по мне, гиблое место. Все это похоже на один из тех идиотских мультфильмов вроде "Шоу Рена и Стимпи", - никакого смысла, никакой логики, никакой реальности. Можно было бы сравнить еще и с театром абсурда, но уж больно бездарные актеры. Клоуны, везде только клоуны. И булимия.
   - Если все так, как ты говоришь, то почему ты еще здесь?
   Вопрос кота развеселил Синга и вернул в привычное состояние.
   - А мне здесь интересно, Бег. Особенно интересно, чем все это закончится.
  
   7
   Кролик Лупс и юная самка молча уставились друг на друга. Самка - с удивлением, кролик - с умилением. Одинокая слеза медленно скатилась по его щеке и, повинуясь закону всемирного тяготения, устремилась к порогу дома, чтобы встретившись с ним, разлететься в разные стороны мельчайшими брызгами.
   - Как ты выросла, как похорошела, - еще одна слеза отправилась по проторенному пути. - Ну что же ты застыла в дверях, заходи. Мы с папой и мамой уже заждались тебя. Проходи прямо на кухню.
   Кролик отступил в сторону, и что-то мучительно вспоминающая юная самка зашла в дом. На пороге кухни она снова застыла, словно наткнувшись на невидимую стену, стену страха, отгородившую уютное помещение от остального мира. Ее родители сидели за столом, связанные, с заклеенными скотчем ртами и с ужасом в глазах. Через несколько мгновений, оцепеневшая, даже не пытавшаяся сопротивляться или кричать, она заняла место рядом с ними.
   - Ну вот, все в сборе, - кролик радостно развел руками, - можно начинать.
   На какое-то время Лупс словно забыл о несчастном семействе, полностью сосредоточившись на создании соответствующего случаю антуража. Вскоре на столе дымились чашки с кофе, стояла корзинка с конфетами и баночками таблеток, початая бутылка абсента, а в центре - черная фарфоровая ваза с двумя синими розами. Оглядевшись по сторонам, Лупс довольно хмыкнул, включил настенные светильники, стилизованные под свечи, и выключил люстру. Желто-красный мерцающий свет тут же смешался с темнотой, создав неповторимый глубокий оттенок безысходности и отчаяния. Потом кролик взял разделочный нож, сел за стол, пристально оглядел каждого члена семьи, снова довольно хмыкнул и с совершенно отстраненным видом принялся за кофе.
   - Только не подумайте ничего дурного, - допив кофе, сказал кролик и виновато улыбнулся, - все дело в экспрессионизме. Я большой поклонник экспрессионизма, знаете ли. Воющие краски, разрывающий на части символизм, мистический ужас перед хаосом бытия, иррациональность, гротеск и эмоции, эмоции, эмоции. Вот чего нам сейчас не хватает. Но это легко исправить. Сейчас я вскрою вены малышки, и картина станет куда выразительней.
   Лупс встал из-за стола, зашел за спину дочери и разделочным ножом сделал по два глубоких разреза на ее руках, от локтей к запястьям. Темно-красная кровь потекла на пол, а кролик восхищенно уставился на обезумевших родителей юной самки.
   - Потрясающе, - почти прошептал он.
   Потом Лупс перешел к матери и стал что-то шептать на ухо ей. Мать в ответ только отчаянно кивала головой. Когда кролик освободил ее руки и рот, она трясущимися руками взяла из корзинки баночку таблеток, высыпала ее содержимое в остывший кофе и судорожными глотками выпила горькую смесь. После этого Лупс снова связал ее и заклеил рот. Настала очередь отца. Кролик стоял у него за спиной, положа руки ему на плечи, и смотрел, как медленно умирают его родные. Отец сошел с ума раньше, чем закрылись глаза матери. Огорченному этим фактом Лупсу пришлось самому растворять таблетки и заливать смесь ему в рот. Проделав все это, кролик снова сосредоточился на дочери. Катящиеся из-под закрытых век слезы указывали на то, что она все еще находится в сознании. Кролик вышел из кухни, вернулся с проигрывателем, включил его и сел за стол.
   - Brandon Flowers, Playing with fire, - просветил он юную самку прежде, чем начала играть музыка.
   Вскоре все было кончено.
   Эстер сидела за столиком в дальнем углу летнего кафе и, щурясь от недостатка света, снова что-то читала. Время от времени Эстер отрывалась от книги и обиженно поглядывала на часы. Лупс улыбнулся и тоже посмотрел на часы. Он опаздывал уже на семнадцать минут, но оно того стоило. Уже минут двадцать он стоял в тени деревьев и наслаждался очаровательной Эстер. Он не смотрел, не слушал, не прикасался, - он чувствовал. Чувствовал Эстер, ее сводящую с ума чистоту, сердцебиение, мысли. Чувствовал укрывшие его деревья и траву, уставшие от дневного зноя, Чувствовал легкую рябь, изредка пробегавшую по поверхности пруда, притаившегося за спиной Эстер и нежно обдававшего ее шею теплом. Чувствовал ночное небо, манящее россыпью звезд. Лупс чувствовал. Лупс закрыл глаза. Чтобы сохранить эти чувства. Навсегда.
   - Ты все читаешь. Снова о любви? - спросил кролик, присаживаясь за столик.
   Застигнутая врасплох Эстер захлопнула книгу и виновато накрыла ее ладонями.
   - Нет, готовлюсь к завтрашнему семинару по экспрессионизму в литературе. Вот, пробую читать, пока ты где-то пропадаешь.
   Мягкий упрек в голосе и радостный блеск в глазах. Ладони отодвинули книгу в сторону и теперь подпирали очаровательную головку, одновременно прикрывая счастливую улыбку. А еще мягкий зеленый свет и спокойная, отстраненная, замкнутая на самой себе музыка. Два бокала россини нежно-красного цвета, розовый, желтый и голубой шарики мороженого, пирожные в виде белоснежных лебедей и милая Эстер напротив. Лупс собрался было заказать еще черный кофе без сахара, но, прочитав название книги, передумал. "Франц Кафка. Избранное", - серебряными буквами на матово-черном фоне. В сплошь пастельных тонах. Пожалуй, лучше и не придумаешь. Лупс положил синюю розу на книгу и закрыл глаза. Чтобы запомнить. Навсегда.
   - Тебе плохо? - обеспокоенно спросила Эстер.
   - Мне хорошо, - поспешил успокоить ее кролик, - ты, здесь, сейчас, и Кафка.
   Взгляд Эстер скользнул по книге.
   - Кафка кажется таким неуместным.
   Лупс пожал плечами и улыбнулся.
   На этот раз взгляд Эстер задержался на книге, по лицу пробежала тень легкого раздражения. Закончилось все грустным вздохом.
   - Он мне непонятен, ничуточку. И даже пугает. Его грусть такая отвратительная.
   - Вот так завтра на семинаре и скажи, - вполне серьезно посоветовал ей кролик.
   Эстер вполне серьезно задумалась. Потом снова грустно вздохнула.
   - Этого будет мало.
   - Что-нибудь придумаем, - успокоил ее кролик.
   Самка посмотрела на него с благодарностью и обожанием. Потом, не отводя взгляда, пригубила коктейль.
   - Вкусно.
   Лупс тоже сделал глоток и согласился. Дальше говорили о Бегбедере. Он был понятнее и уместнее. А еще с ним можно было не соглашаться. По крайней мере, здесь и сейчас.
   - Мне хорошо, - сказала Эстер, когда посетители один за другим стали покидать кафе. - Если бы еще не Кафка...
   Лупс подозвал официанта, рассчитался, встал из-за стола и протянул Эстер руку.
   - Идем.
   Они долго шли по ночным улицам, почти не разговаривая. В одной руке Эстер несла книгу и розу, другой рукой крепко держалась за Лупса. Лупсу же очень хотелось остановиться, обнять ее и целовать, нежно и долго. Он бы давно уже так и поступил, если бы не Кафка...
   Наконец, они оказались на детской площадке на пригорке между частными домами. Лупс сел на цепочную качель, Эстер присела рядом.
   - Видишь тот дом, где горит свет в окне,- спросил кролик.
   - Вижу, - ответила самка, прижимаясь к его плечу.
   Это был единственный дом, в окне которого все еще горел свет, к тому же необычный, мерцающий, желто-красный.
   - Как ты думаешь, что там происходит? - спросил самку кролик.
   Заворожено глядя на мерцающий свет, Эстер погрузилась в размышления. Лупс обнял ее за плечи и ждал.
   - Не знаю, - наконец сказала Эстер, пожав плечами, - может быть, супружеская пара засиделась допоздна, что-то отмечая или просто так, вспоминая былое или строя планы на будущее. Кто знает...
   - А может, супруги долго дожидались возвращения своей дочери, а теперь пытаются поговорить с ней по душам, - продолжил ее рассуждения кролик.
   - Может, - согласилась с ним Эстер, положив голову ему на плечо, - так даже лучше. Родителям всегда есть о чем поговорить со своими детьми. Особенно по душам. Повзрослевшие дети доставляют столько хлопот. Они ведь совершенно другие. Непонятные. Нежелающие прислушиваться, следовать советам, вступать в откровенные разговоры. Быть может именно сейчас, когда на дворе глубокая ночь, и только они одни все еще не спят, у них что-то получится.
   - А может дочь причиняет им страдания и они наконец-то решились ей об этом сказать. Только станет ли она их слушать, - вот в чем вопрос.
   - Судя по времени, - слушает. Услышит ли - это уже другой вопрос, - грустно заметила Эстер.
   Лупс будто только и ждал этих слов.
   - А теперь представь, - сказал он, - что ты единственная во всем мире могла бы им сейчас помочь. Всего-то и нужно, что пойти к ним и сказать нужные слова. Всего-то... Только ты не прекрасная юная самка, а огромное безобразное насекомое. Но разве это важно? Ты ведь пришла, чтобы помочь им. Ты вползаешь в их двор, скребешься в их дверь, потом в окно. Они не слышат тебя. Тогда ты ползешь дальше, за дом, находишь открытую заднюю дверь, вползаешь в дом, добираешься до освещенной комнаты. Еще немного и ты сможешь сказать нужные слова и все исправить. Наконец, они замечают тебя, огромное, безобразное насекомое...
   Эстер даже вздрогнула и еще сильнее прижалась к Лупсу.
   - Это ужасно. Ненавижу Кафку. Не нужен мне этот экспрессионизм. Сейчас мне нужен только ты, - прошептала она ему на ухо и потянулась к его губам.
   "Истина неразделима, значит, она сама не может узнать себя; кто хочет узнать ее, должен быть ложью", - эти слова были единственным, что запомнилось Лупсу из Кафки. Они наверняка были в книге, лежащей на скамейке, рядом с синей розой.
  
   8
   "Смайлик неправ. Ману всегда знает, чего хочет. Ману может не знать, чего не хочет. Ману не может не хотеть то, о чем не знает. Камешек молчит, но не смеется. А еще Смайлик говорит, что всегда делает то, что хочет. Смайлик неправ. Камешек говорит, лучше никогда не делать то, что не хочешь".
   Ману положил ручку, закрыл тетрадь и спрыгнул со стула. Прежде чем сделать шаг, Ману посмотрел на свои единственные фиолетовые кеды. Желтые шнурки были аккуратно завязаны.
   Холодная чистота в свете люминесцентных ламп. Такая же холодная, как металлический стол и инструменты, как черный каменный пол и белоснежная керамическая плитка на стенах, как прозрачные полиэтиленовые пакеты с уже никому ненужной одеждой. Как маленькая серебристая монетка в руке Ману.
   Поросенок поднес монетку ко рту, подышал на нее и протер с обеих сторон носовым платком с неумело вышитыми на нем бабочками разных цветов. Монетка стала теплее. Ману спрятал ее в карман, посмотрел в сторону камер, тяжело вздохнул и направился в дежурку.
   "Наверное, Смайлик прав. Все должно быть чистым и на своих местах. Особенно здесь. Только Смайлик говорит и смеется. А камешек не смеется. Камешек молчит. А Ману не знает. Ману только делает все чистым и расставляет по местам. А еще Ману грустно. Смайлик смеется, камешек молчит, а Ману грустит".
   Ману снова положил ручку, закрыл тетрадь и тяжело вздохнул. Он не стал смотреть на грустного поросенка в зеркале, на бегающую по замкнутому кругу стрелку часов и на свои фиолетовые кеды. Все должно быть чистым и на своих местах.
   Кусок скользкого мыла, мокрая мочалка в виде плюшевого мишки, скомканное махровое полотенце с пожеванным темно-синим слоником с полузакрытыми зелеными глазами, волосы, запутавшиеся в густых и крепких зубьях металлической расчески и назойливый запах мяты. Запах мяты вместо аромата духов, звонкое эхо вместо мягкого дыхания, лампы вместо луны, холод вместо тепла и никакой розовой лягушки, ни большой, ни маленькой. Никаких снов, ни сладких, ни тревожных, ни бессмысленных, ни вещих. Ни черно-белых, ни цветных. Все изменилось. Навсегда.
   Поросенок закрыл вторую камеру и подошел к третьей. Он повернул руки юной самки так, чтобы не было видно глубоких порезов на руках. Холодная чистота в свете люминесцентных ламп... Поросенок осторожно присел рядом, так, чтобы не прикасаться к телу. Ему хотелось рассказать ей о Заратустре и о том, что на самом деле все наоборот, но Ману не умел высказывать свои мысли вслух. Ману просто молчал, уставившись на свои аккуратно завязанные желтые шнурки. Все должно быть на своих местах... Поросенок тяжело вздохнул и закрыл третью камеру.
   "Я не знаю, прав Смайлик или нет. Смайлик говорит, что выбирать должен я. Смайлик говорит, в этом весь смысл. Ману не понимает этого смысла. Смайлик смеется и снова говорит, что в этом весь смысл. Наверное, Смайлик не прав. Смайлик ведь еще говорит, что весь смысл в том, что он всегда делает то, что хочет, а Ману - то, что не хочет. Только ведь лучше никогда не делать то, что не хочешь. А может Смайлик и прав. Смайлик ведь все равно сделает то, что хочет. Значит, Ману все равно придется сделать то, что не хочет. А камешек молчит".
   Ману закрыл входную дверь и посмотрел на ночное небо. Падающих звезд не было. Звезд вообще не было. Только тучи, угрюмые и тяжелые тучи. Поросенку стало страшно. Он тяжело вздохнул и нехотя двинулся в путь, стараясь держаться освещенных улиц. Время от времени поросенок останавливался на перекрестках и с грустью смотрел назад, потом рассеянно оглядывался по сторонам, тяжело вздыхал и шел дальше. Вскоре Ману почувствовал ужасную усталость. Идти дальше не было сил и смысла. Поросенок свернул к ближайшему дому. Он уже собирался взяться за ручку калитки, когда сильный порыв ветра отбросил его в сторону. Где-то за домом сверкнула молния, и через секунду раскатисто грянул гром. Ману испуганно съежился и поднял голову вверх. Небо тут же смачно плюнуло ему в лицо огромными каплями дождя. Поросенок бросился прочь, сквозь невесть откуда выросшую стену дождя. Шквалистый ветер то и дело сбивал его с ног, стрелы молний ложились все ближе и ближе, оглушительные раскаты грома злобно сопровождали каждый следующий промах. И только страх придавал Ману сил, гнал его вперед, туда, где безопасно, где чисто и все на своих местах, где на столе лежала его единственная тетрадь с мыслями о Заратустре.
   "Смайлик прав. Все должно быть чистым и на своих местах. Особенно там. Когда Смайлик говорит это, он не смеется".
   Огромная капля предательски быстро скатилась с носа Ману и шлепнулась прямо на страницу. Поросенок инстинктивно отпрянул назад и растерянно наблюдал за тем, как мокрое пятно медленно расползается по странице, издевательски грозясь изуродовать только что написанное. Все, что мог сделать Ману, это тяжело вздохнуть.
   Поросенок с головой закутался в плед и уставился на часы. Секундная стрелка раз за разом с мальчишеским озорством обгоняла минутную, тепло возвращалось в конечности Ману, мокрое пятно на странице, так и не добравшись до написанных строк, высыхало. Наконец, Ману снова взял ручку и продолжил писать, осторожно, так, чтобы не повредить и без того подпорченный лист бумаги.
   "Где-то там, где льется дождь, сверкает молния и гремит гром, сейчас Заратустра. Вокруг Заратустры потоки грязи, но Заратустра остается чистым. Заратустра дрожит от одиночества, с Заратустрой никто не говорит. Заратустра знает, что добро и что зло. Заратустра разрушает и созидает. А Ману здесь, где чисто и все на своих местах. Ману не дрожит от одиночества. Ману дрожит от холода. Ману не знает, что добро и что зло. Ману всего лишь делает все чистым и расставляет по своим местам. Но Ману тоже что-то знает, потому что с Ману говорит камешек. Ману знает, что однажды увидит Заратустру там, где все чисто и на своих местах. Потому что Смайлик ищет Заратустру. Потому что Заратустра ищет себя. Потому что Смайлик найдет Заратустру. Потому что Заратустра потеряет себя. Потому что на самом деле все наоборот. Потому что все должно быть на своих местах".
  
   9
   Картина была в чем-то противоречивой: красивый воздушный шар, напоминающий почищенный мандарин с белыми и голубыми дольками и освещаемый забавными китайскими фонариками, медленно поднимался в ночное небо над полупокинутой деревенькой с полуразрушенными домами, сараями и заборами, с полураскисшей от прошедшего дня три назад дождя дорогой, покрученной незавидной судьбой и прибито уползающей в никуда, с полузаброшенными садами и огородами, населенной полузабытыми стариками и полоумными неудачниками, которым в отличие от дороги уже и некуда уползать или бежать, окромя как за поллитрой. Ни ветра низинные, ни ветра вершинные не могли помешать величавому подъему воздушного шара, не могли унести его прочь, в места, быть может, куда более привлекательные, но лишенные глубинного философского смысла, характерного для всего полуистощенного и полузабытого где-то на окраинах бытия. Где, как не в таких местах лучше всего видна красота возвышенной души и воздушного шара, творческой личности и пускай малолитражной, но новенькой и зеленой иномарки, поэтической натуры и пускай скромного, но аккуратного домика? Трос, словно пуповина соединяющий шар с родной землей, натянулся, и корзина монгольфьера дернулась, невольно потревожив глубокий сон титана слова и глыбы народного эпоса, пускай и в стельку пьяного, но от этого не менее выдающегося. Да, скрутившийся калачиком в углу корзины и пропитанный мочой и алкоголем гений мог бы вызвать сейчас у постороннего и неискушенного наблюдателя в чем-то противоречивые чувства, но ведь такими парадоксами по большому счету и оттачивается интеллект, харизма, богоугодность и, я бы даже сказал, богооткровенность. Но, стоит постороннему и неискушенному наблюдателю посмотреть на титана и глыбу сквозь призму духовного, умственного и физического труда, как и он сам, быть может, в чем-то убогий и недалекий, наполняется непреодолимой тягой к созиданию, самосовершенствованию и всепониманию. Быть может, постороннему и неискушенному наблюдателю когда-нибудь и выпала бы такая счастливая возможность, если бы не внезапно взорвавшаяся газовая горелка. Огромный огненный шар в мгновение ока поглотил шар воздушный. Творческая и временно противоречивая личность, трос-пуповина, корзина с потухшими китайскими фонариками, философские мысли вкупе с прочим несказанным и ненаписанным поочередно вернулись на родную землю, к счастью, не задев ни новенькую зеленую иномарку, ни аккуратный домик, ни ноутбук с нетленными творениями, ни вожделенный клоунский колпак под подушкой, ни синюю розу на подоконнике. И все же, жизнь стала чуточку невыносимей.
   В этот раз Бонзо ждал Велиала в автомобиле. Помогал человеку Молчун, неприметный щуплый эльф, специализировавшийся в группе на работе с различного рода замками и кодами. Кроме того, на него обычно возлагалась слежка за выбранными целями, так как подходил он для этого дела лучше остальных членов группы: огромного медведя Казановы, для которого не существовало белых пятен в механике и душах противоположного пола, кота-денди Парацельса, отвечавшего за все, что касалось химии и фармацевтики, и его полной противоположности Сэма, енота, помешанного на компьютерах. Казанова и Парацельс сейчас "ремонтировали" свою машину на съезде с основной трассы, тогда как Сэм вообще остался в своем бункере. В те моменты, когда его выдергивали оттуда, он превращался едва ли не в самое беспомощное существо в мире. Что касается Молчуна, то ему пришлось проявить недюжинное красноречие, чтобы убедить остальных в выбранной им кандидатуре и настоять на личном исполнении.
   На обратном пути Молчун с чувством выполненного долга разлегся на заднем сидении машины и почти тут же заснул. Велиал, как всегда, вел автомобиль и много курил. Бонзо привычно молчал и о чем-то думал.
   - Можно сигарету? - вдруг попросил он Велиала.
   Тот с удивленным выражением лица протянул ему пачку сигарет.
   - Что-то не так?
   Волк не ответил, просто взял сигарету и закурил. Молчун зашелся кашлем и что-то проворчал.
   - Что-то не так? - повторил свой вопрос человек.
   На этот раз, немного подумав, волк ответил.
   - Мне не совсем понятно, зачем нам был нужен этот убогий лизоблюд-бумагомаратель. Ну, вылизывал он всех этих клоунов в своих книжонках, и что с того? Кто этот бред читал?
   - Клоуны и читали, - перебил его на полуслове Велиал. - А вскоре, возможно, заставят читать и остальных. Разве такого уже не было? К тому же, ты сам согласился с выбором Молчуна. Почему ты не высказал свои сомнения, когда мы принимали решение?
   - Я не был уверен, что у меня уже есть такое право.
   - Бонзо, - снова перебил волка человек, в этот раз с нотками возмущения в голосе, - ты решал судьбу другого существа и согласился только потому, что не был в чем-то уверен? Тебе не кажется, что это безответственно, пускай даже дело касается такого дерьма?
   - Наверное, ты прав, - смущенно согласился с ним Бонзо.
   - Следующим выбирать тебе. Может, тогда ты поймешь, что это такое, - закрыл тему человек.
   Но у Бонзо, похоже, оставались еще кое-какие сомнения.
   - Велиал, а ты уверен, что то, чем мы занимаемся, не является самым обыкновенным террором? Многие через это уже проходили, и чего добились?
   В этот раз Велиал не стал его перебивать. Он выдержал паузу, улыбнулся и спросил.
   - Это все?
   Бонзо в ответ только кивнул головой. Человек закурил очередную сигарету, не забыв предложить и волку.
   - Если тщательно покопаться в истории, можно без труда заметить, что единственным, кто получал выгоду от террора, было само государство. Чем больше жертв, тем больше выгода. Какой смысл в массовом убийстве совершенно случайных граждан? Только один - запугать тех, кому повезло не оказаться в неподходящем месте в неподходящее время. Пока повезло. Страх - едва ли не главный инструмент государства. А если появляется еще и возможность нагнетать его чужими руками...
   - А как же убийства государственных деятелей? - перебил человека волк.
   - Ты считаешь, что от них получил выгоду кто-то другой? - ответил вопросом на вопрос Велиал.
   Бонзо промолчал. За него ответил сам Велиал.
   - Убирали или тех, кто не вписывался в систему, угрожал ее существованию, или никому ненужных шестерок. Но, и в том и в другом случае не упускали возможности под шумок расправиться с неугодными.
   - Но ведь были и другие случаи, - не унимался волк.
   - Были, - согласился с ним человек. - Находились одиночки, которые выходили на улицы и убивали тех, кто этого действительно заслуживал. Открыто, не таясь, часто даже не пытаясь после этого скрыться. Были. Но их ошибка состоит в том, что их акции при желании очень легко приравнять к тем, о которых мы уже говорили. А если не получается дискредитировать, то можно ведь просто исказить, умолчать, забыть.
   - Как в случае с Эльзером?
   - Может быть, наверное, - в голосе Велиала проскользнула тень сомнения.
   - В общем, опять же все бессмысленно, - сделал вывод Бонзо.
   - А что ты предлагаешь, очередную революцию? - все-таки завелся Велиал.- Очередное самопожертвование ради всеобщего блага? Вперед, и, может быть, когда-то очередной любитель шаров накрапает и о тебе что-нибудь этакое. Если, конечно же, это не будет идти в разрез с генеральной линией тех, кому достанется твое "всеобщее благо". Бонзо, любая революция - это тоже неотъемлемая часть системы. В лучшем случае, она видоизменяет систему, в худшем - делает ее еще уродливее, но никак не разрушает. Происходит самое банальное замещение, перераспределение пресловутых благ, власти и денег. Вот и все. Главный урок любой революции - это незыблемость системы, ее приближенность к идеалу. Эта система способна выдержать любые потрясения, потому что идеально выстроена на слабостях и недостатках разума, от которых невозможно избавиться, потому что с помощью морали и религии можно убедить в ее безальтернативности любое разумное существо. Потому что мы создали цивилизацию паразитов, мы живем в мире иллюзий, мы помешаны на потребительстве. Деньги и власть, власть и деньги - вот единственные реальные ценности. Все остальное - иллюзия, мыльный пузырь. Все общепринятые ценности в рамках этой системы - не более чем средства принуждения. Если кто-то по какому-то недоразумению начинает воспринимать их как цель, для него всегда найдется дубинка, способная вернуть на путь истинный. Все дело в системе, Бонзо. Пока она существует, мир лучше не станет.
   - Наверное, ты прав, - согласился волк, выслушав человека. - Но, может быть, есть и другие способы борьбы с системой. Ты ведь не станешь отрицать, что мир меняется, и таких как мы становится все больше. Но ведь далеко не для всех приемлем выбранный тобой способ. Почему бы не пойти, например, по пути самоорганизации. Почему бы не попробовать создать объединение тех, кто разделяет наши взгляды. Такое себе "антигосударство", которое для начала попыталось бы заставить государство придерживаться им же установленных правил.
   - И как же это будет выглядеть на практике, - поинтересовался Велиал.
   - Отказ от власти, как цели, и даже, как средства. Защита интересов каждого члена объединения с помощью собственных финансовых и прочих ресурсов. Дать каждому то, что не способно или не желает дать государство. Постепенно вытеснять государство из тех сфер, где можно справиться собственными силами. Продемонстрировать абсурдность содержания за наши же налоги государственного аппарата в его нынешнем виде. В идеале, трансформация государства в систему наемных служащих, выполняющих определенную работу за определенное вознаграждение.
   - Бонзо, может быть где-то в другом месте все это и можно было бы попробовать воплотить в жизнь, но здесь... Ты сядешь играть с клоунами в шахматы, а в конце окажется, что ты проиграл им в подкидного дурака. А если попробуешь указать им на это несоответствие, получишь доской по голове. Вот и все, чего ты добьешься. И тогда тебе придется или на все плюнуть, или вернуться к тому, чем мы занимаемся сейчас. Власть - опасна. Это единственное правило, которое должен осознать своим мозжечком каждый клоун. Потому что других правил для них просто не существует.
   В этот раз волку возразить было нечего. В какой-то мере за него это сделал Молчун, который успел проснуться и с интересом прислушивался к разговору двух своих спутников.
   - А идея не такая уж и глупая. Может и стоило бы над ней подумать. Только не нам, - пробормотал он достаточно громко, чтобы быть услышанным.
   Но Велиал проигнорировал его замечание.
   - Бонзо, следующим выбирать тебе. Уж и не знаю, кого или что, но выбирать придется, - в очередной раз напомнил он волку и больше за весь оставшийся путь не проронил ни единого слова.
  
  
   10
   Как и просил Бегемот, Синг сменил машину. Вместо спортивного автомобиля к дому подъехал огромный черный внедорожник. Музыка тоже была другой. Как только заглох мотор, в дело вступил Rammstein. Да и сам лис выглядел странно: аккуратный, в строгом костюме. Из привычного - только перегар и расширенные зрачки.
   - Собирайся, Бег. Мы едем на самую познавательную экскурсию в твоей жизни, - сходу заявил лис, бросая на кровать упакованный костюм и туфли. - Одень это, а то нас не пустят.
   Когда кот был готов, Синг дал ему еще и бейдж, точно такой же нацепив на себя. "World Bank" - прочитал Бег и вопросительно посмотрел на лиса.
   - Без этого нас тоже не пустят. Бейджи настоящие, отец помог достать. Эти два слова гарантируют нам почет и уважение. Клоуны ни к чему не относятся столь трепетно, как к большим деньгам.
   - Так куда мы едем? - спросил кот, когда автомобиль тронулся с места.
   - На республиканскую конференцию клоунов. Будем наблюдать из дипломатической ложи, - ответил лис.
   Чем ближе Синг и Бег подбирались к месту назначения, тем чаще их останавливали полицейские, и только с помощью купюр и бейджей им удавалось пробираться дальше. И это не смотря на то, что опытный лис выбирал второстепенные улицы, так как центральные были перекрыты полностью. И все же им пришлось остановиться на довольно приличном расстоянии от места проведения конференции. Последние километры лис и кот прошли пешком, но с не меньшими усилиями. Вблизи дворец, предназначенный для подобного рода сборищ, вообще напоминал взятую в осаду крепость. Внутри Синга и Бега встретили вполне ожидаемыми, хотя и не в таком количестве, металлоискателями и личными досмотрами. Только оказавшись, наконец, в дипломатической ложе, они смогли немного расслабиться. Потом, происходящее в зале и на сцене, полностью поглотило внимание кота. Даже лис, для которого все это было явно не в новинку, получал массу удовольствия от созерцания действа.
   Первое, что бросилось в глаза Бегемоту, это огромное количество клоунских колпаков в зале. Если разноцветные флаги и воздушные шарики были привычным атрибутом подобных мероприятий, то колпаки действительно впечатляли. Были они самыми разными: от простых конусообразных до немыслимо многорогих, однотонные, цветные, серебристые и золотистые, украшенные дешевой бижутерией и драгоценными камнями, пошитые на заказ и с логотипами всемирно известных брендов. При этом, именно от вычурности, похоже, зависело место обладателя колпака в зале. Чем вычурнее колпак - тем ближе к сцене. Поведение клоунов тоже напрямую зависело от головного убора. Попадая в зал, обладатели простеньких колпаков восхищенно оглядывались по сторонам, после чего какое-то время упивались собственной значимостью. Потом они группировались в стайки и начинали показушно важничать. Но, как только мимо них с надменным видом проходил обладатель более крутого колпака, они тут же инстинктивно принимали подобострастный вид и начинали излучать килолюксы преданности. И только самые глупые позволяли себе бросать в спину уходящим счастливчикам камешки зависти. Более опытные с презрительной ухмылкой поглядывали на них и, как ни в чем не бывало, возвращались в предыдущее состояние. Где-то начиная с трех-четырехрогих колпаков, с клоунами происходила заметная трансформация. Собирались они только по двое, максимум - по трое, и что-то сосредоточенно обсуждали, иногда даже не замечая более вычурных колпаков. Но если уж замечали, то излучали все те же подобострастие и преданность, с той лишь разницей, что позволяли себе заискивающе протягивать конечности для брезгливого рукопожатия. Но даже подобное отношение к себе воспринималось как должное, - не было ни камешков зависти, ни булыжников ненависти. Придет время, и каждый из них сможет себе позволить то же. По крайней мере, все представители этой группы были в этом искренне уверены. Самые напыщенные, добравшись до своих мест, ничего не обсуждали. Изредка обменивались ничего не значащими фразами, понимающе ухмылялись, поглядывали на дорогие часы и периодически цеплялись задумчивым взглядом за пустую сцену.
   Наконец, прозвучали фанфары и все клоуны, независимо от статуса, поспешили занять свои места. На сцену выплыл конферансье и стал по списку вызывать выступающих. Все они подымались на сцену из зрительного зала, показывали свой номер и возвращались на отведенное место. Начали с последних рядов, постепенно передвигаясь к ближним. Громкость аплодисментов соответственно тоже постепенно нарастала. Сложность исполняемых номеров наоборот уменьшалась.
   Сначала клоуны в конусообразных колпаках изобразили несколько групповых патриотических сценок. Потом были пафосные театральные монологи в стиле "быть или не быть", арии из оперетт, попсовые песенки, примитивные акробатические этюды и фокусы, и, наконец, простенькие четверостишия из далекого детства в исполнении парочки представителей первого ряда. Как только публика отблагодарила последнего из них громогласными аплодисментами, зал замер в ожидании чуда, а конферансье поспешил улизнуть со сцены. Прошло довольно много времени, прежде чем произошло то, ради чего, собственно, все здесь и собрались.
   Для начала из-за кулис выскочила целая ватага огромных держиморд с гуттаперчевыми носами и живой стеной отгородила сцену от зала. Потом на сцену вышел такой же огромный клоун в немыслимом колпаке, напоминающем огромную елочную шишку, только золотую и усыпанную бриллиантами. Он, не спеша, глядя куда-то в пустоту, добрался до середины сцены, окинул довольным взглядом живую изгородь перед собой и уже непонимающе и устало - присутствующих в зале клоунов. Вонь, выделяемого в этот момент клоунами подобострастия, заполнила даже дипломатическую ложу. Вдруг главный клоун непроизвольно шмякнул губами и зал разразился безумными овациями. Главный криво улыбнулся, и овации перешли в истерические. "Гы", - поощрил присутствующих главный клоун, как только снова установилась гробовая тишина. Выдавить из себя нечто более содержательное ему, похоже, мешала все та же застывшая на лице ухмылка. Но и этого оказалось достаточно, чтобы все повторилось с новой силой. Минут через десять все снова стихло. Клоун слегка приподнял руки, и как по сигналу громыхнула фонограмма его выступления. "Руки твои сильные, ты защити слабого", - несся из мощных динамиков исковерканный компьютером вязкий голос главного клоуна и клоуны в зале все как один поднялись со своих мест. "Твори добро на всей земле, твори добро другим во благо", - еще громче воззвали динамики, и клоуны стали подтанцовывать, прихлопывая в такт ладонями. "Я долечу до неба, я нажрусь досыта, я скрою все тайны дня", - в унисон взвыл зал, заглушая динамики. "Твори добро на всей земле, твори добро другим во благо", - повторив еще несколько раз ключевой тезис главного клоуна, подытожили историческую речь динамики.
   Бурные, переходящие в овации, аплодисменты продолжались до тех пор, пока главный клоун не покинул сцену, предварительно окинув зал повторным непонимающим и усталым взглядом.
   Задние ряды снова собрались в стайки и наперебой восхищались только что закончившимся действом. Средняя часть зала оставалась на своих местах и демонстративно конспектировала главные тезисы, тогда как представители первых рядов уже втолковывали тележурналистам историческую значимость и грандиозность новых инициатив главного клоуна. Синг тем временем подсунул Бегемоту еще не вышедший номер правительственной газеты, полностью посвященный республиканской конференции клоунов. "Как особо отметил в своем историческом выступлении один из выдающихся мировых лидеров современности, да и чего уж греха таить, всех времен и народов, окончательная и бесповоротная победа над бедностью и торжество всеобщего счастья в отдельно взятой республике клоунов не дают нам ни малейшего морального права останавливаться на достигнутом и почивать на лаврах. Время бросает нам новые, не менее дерзкие вызовы, как то, наводнение в Калампуре, недоедание в Мулунди, таянье ледников и озоновые дыры. Настал тот час, когда мы должны смело и не стесняясь возглавить мировое сообщество и раз и навсегда искоренить эти и другие позорные явления", - прочитал Бегемот и вернул газету Сингу.
   - Ну как тебе? - поинтересовался лис, когда они снова оказались в машине.
   - Впечатляет, - ответил кот, закуривая ментоловую сигарету. - Мне нужно все, что есть у полиции по делу "семейного убийцы". Все, вплоть до самой незначительной мелочи.
   Лис тут же сделал несколько звонков по мобильному и огласил цену вопроса. Бег согласно кивнул головой. Через пару часов два картонных ящика стояли на заднем сидении внедорожника.
  
   11
   Дождь. Бесконечный и бесчувственный летний дождь. В нем не было ни толики страсти: ни холодного цинизма осенних ливней, ни юношеского бунтарства майских гроз, ни, тем более, издевательской парадоксальности гроз зимних. Одна лишь умеренность, во всем и для всех. Для кого-то достаточно теплый, кому-то - терпимо прохладный, для кого-то довольно-таки сильный, а кому и вполне сносный. Брать зонт или не брать? - вот в чем вопрос. Всего лишь... Одна лишь умеренность... Даже в бесконечности. Переждать летний дождь - что может быть глупее? Просто живи своей жизнью и, рано или поздно, подняв голову, увидишь дочиста вымытое небо. Всего лишь...
   Что мог значить унылый летний дождь для кролика Лупса? Быть может, всего лишь заставил прижать к груди колючую розу и укрыть ладонью синий бутон. Всего лишь... Неумолимо овладевавшая городом ночь была для него куда осязаемей. Как и наваждение по имени Эстер. Как пробирающая насквозь сладкая дрожь и Bonfires Blue Foundation, растекающаяся по телу. Лупс жил своей жизнью, даже не глядя себе под ноги.
   Совсем некстати какая-то тень выскользнула из припаркованного впереди автомобиля и перегородила кролику дорогу.
   - Инспектор полиции Кант. Пройдемте в машину.
   Лупс застыл на месте и непонимающе уставился на крокодила в темно-сером плаще с поднятым воротником. Точно так же он отреагировал и на протянутое для убедительности удостоверение, и на открытую дверцу автомобиля.
   Несколько капель дождя успели нырнуть Канту за шиворот.
   - Пройдемте в машину, - уже приказным тоном повторил полицейский.
   Кролик наконец понял, что с него требуется и нехотя забрался на заднее сидение, стараясь не повредить розу. Кант уселся рядом с ним.
   - Инспектор Бердяев, - повернулся полубоком и представился сидевший на водительском месте мангуст в короткой спортивной куртке такого же темно-серого цвета. - У вас есть при себе какое-нибудь удостоверение личности?
   Кролик отрицательно покрутил головой.
   - Плохо, - почему-то даже обрадовался мангуст, - а куда спешим, на свидание?
   - Барышня любит синие розы? - подключился крокодил.
   Кролик только утвердительно кивал головой.
   - Так как тебя зовут? - переходя на "ты", задал очередной вопрос инспектор Бердяев.
   - Лупс, - наконец выдавил из себя первое слово кролик.
   -Значит Лупс, - задумчиво протянул Бердяев, потом многозначительно посмотрел на своего напарника и выключил в машине свет.
   Прежде чем салон погрузился в полумрак, Лупс успел разглядеть проскользнувшее по лицу Канта недовольство.
   - А почему так скромно, только одну розу? - попытался перехватить инициативу у своего напарника Кант.
   - Главное ведь внимание, - объяснил кролик.
   Теперь уже недовольно заерзал мангуст.
   - Слушай, Лупс, ты же не хочешь, чтобы твое свидание сорвалось? - дружеским тоном поинтересовался он, и, не дожидаясь ответа, продолжил. - А сейчас оно явно находится на грани срыва, потому что для установления твоей личности нам придется проехать в участок. Понимаешь?
   - Понимаю, - ответил кролик, начавший смутно догадываться, куда клонит мангуст. - А без участка никак?
   - Формально, то есть по закону, - никак, - в голосе инспектора прорезалось сочувствие. - Но мы же не изверги какие-то. Все пониманием. Так что, давай сгоняем к тебе домой, ты возьмешь документы, мы их посмотрим. Ну и, само собой, с тебя причитается. Ведь причитается, правда?
   - Причитается, - согласился кролик, - только можно ко мне не заезжать. Жена, знаете ли...
   - Так ты шалун, Лупс, - расхохотался мангуст и панибратски похлопал его по плечу. Потом вдруг посерьезнел. - Даже не знаю, чем тебе помочь. Придется ехать в участок, а оттуда опять же связываться с твоими родными.
   - А если причитаться будет немножко больше? - с надеждой поинтересовался Лупс.
   Бердяев сделал вид, что испытывает муки совести. Потом сдался.
   - Ладно, на что только не пойдешь ради любви. Правда, Кант?
   Кант не ответил. Вместо этого он снова прицепился к синей розе.
   - А где ты покупал цветок?
   - В цветочном магазине возле центрального рынка. Знаете такой? - ответил кролик и снова повернулся к мангусту. - И сколько с меня?
   - Две. Одну мне, вторую - напарнику. Мы же не хотим, чтобы он на нас обижался?
   - Сотни? - уточнил кролик.
   - Штуки.
   Лупс даже физически ощутил буравящий его взгляд мангуста.
   - Хорошо, - поспешил согласиться он, - только можно я свяжусь со своим другом, а то у меня при себе столько нет?
   - С другом или подругой? - снова вступил в разговор крокодил.
   - С другом, он обязательно поможет.
   - Валяй, - разрешил Бердяев.
   Лупс достал свой смартфон и начал над ним колдовать.
   - Ты не будешь звонить? - удивленно поинтересовался мангуст, жадно глядя на смартфон кролика.
   - Нет, - не отрываясь от экрана, ответил тот, - мне через чат с ним легче связаться, чем по телефону. Кстати, он интересуется, две штуки чего?
   Было слышно, как мангуст облизывает пересохшие губы.
   - Условных единиц, конечно. В нашей жизни ведь так много условностей.
   Кролик ответил не сразу, из-за чего в салоне стало нарастать напряжение.
   - Все хорошо. Только нам придется подъехать к банкомату.
   - Куда? - в один голос спросили оба инспектора.
   Лупс назвал адрес и вскоре уже снимал необходимую сумму.
   - Я могу идти? - спросил он, когда мангуст дрожащими руками пересчитал деньги и поделился со своим напарником.
   - Конечно, - разрешил Бердяев и весело бросил вслед. - И береги любимую.
   Кант подождал, пока Лупс завернет за угол, и открыл дверцу.
   - Ты опять за свое? - раздраженно спросил его напарник.
   - Только прослежу, куда он пойдет и вернусь. На всякий случай. Не нравятся мне эти синие розы, да и с деньгами он расстался уж как-то слишком просто, - ответил крокодил и выбрался из машины.
   Бердяев грязно выругался ему вслед и занялся тщательным изучением только что полученных купюр. Закончив, он стал довольно насвистывать, потом - нетерпеливо постукивать пальцами по рулю. Наконец, не выдержав, набрал номер напарника, но тот не отвечал. Сделав еще несколько безуспешных попыток дозвониться, Бердяев обозвал Канта последними словами и отправился на его поиски. Пройдя несколько сот метров, полицейский успел насквозь промокнуть и понять глупость своего поступка. Он совершенно не представлял, где сейчас может находиться его напарник. Не придумав ничего лучше, мангуст поставил телефон на автодозвон и медленно двинулся дальше. Время от времени он останавливался и прислушивался, в надежде услышать знакомый рингтон.
   Бердяев нашел Канта в одном из дворов, на детской площадке. Крокодил висел вниз головой на шведской стенке, с перерезанным горлом и вспоротым брюхом. В одном из его карманов весело трезвонил телефон. Именно неуместная в данном случае веселая мелодия позволила мангусту довольно быстро выйти из ступора. Бердяев отключил набор и подошел к трупу вплотную.
   Кровь еще продолжала вытекать из тела. Смешиваясь с дождевой водой, она текла прямо под ноги мангусту. Но не это, а две синие розы на земле под телом заставили Бердяева выругаться особо изощренно. Не переставая материться, мангуст вытащил из карманов крокодила портмоне и телефон, схватил розы и бросился прочь.
   Наваждение по имени Эстер - единственное, что сейчас было значимо для кролика Лупса. Быть может, еще синяя роза, как символ, как неотъемлемая часть все того же наваждения по имени Эстер. А дождь и ночь... Всего лишь удачные декорации к наваждению по имени Эстер. Всего лишь... А пробирающая насквозь сладкая дрожь, Bonfires Blue Foundation, растекающаяся по телу, и своя жизнь, которой жил Лупс... Все в прошлом, все смыто дождем, все растворилось в ночи... Только наваждение по имени Эстер... И ее силуэт в освещенном окне, в единственном на весь дом освещенном окне.
   Она ждала его... Еще какой-то час назад Лупс почувствовал бы себя самым счастливым существом в мире. Уже в который раз. Но сейчас... Сейчас это было нечто новое, совершенно новое. Наверное, так бывает. Ты живешь своей жизнью, не глядя себе под ноги, не осматриваясь по сторонам и не оборачиваясь. Зачем?... Потом ты оказываешься на краю пропасти. Случайно ли? Наверное, а может быть и нет. Не важно. Важно то, что в этот момент далеко не все зависит только от тебя. Ты сопротивляешься, цепляешься, балансируешь, но одновременно понимаешь, что не все зависит от тебя. И это самое важное, это то, что сильнее всего прочего тянет тебя в бездну. Ты можешь положиться на волю случая, на судьбу, провидение, но не более того. Каково это для того, кто жил своей жизнью? Конечно, ты можешь гордо устремиться навстречу бездне, презрев случай, судьбу и провидение. Но станешь ли? Ведь бездна может и отпустить тебя. Ты сможешь снова жить своей жизнью, не глядя себе под ноги, не осматриваясь по сторонам и не оборачиваясь. Или нет? Наверное, все же нет. Все же случай, судьба, провидение. Ты на четвереньках отползешь от края пропасти, но все остальное, все, что делало твою жизнь только твоей, кануло в небытие. Наваждение по имени Эстер? Быть может... По форме, но не по сути. Ведь между смыслом жизни и оправданием существования целая пропасть, в которую так легко сорваться.
   У единственного на весь дом освещенного окна стояли двое, он и она. Она тянулась к нему, наслаждалась его близостью, упивалась его телом, самозабвенно целовала его, опускаясь все ниже и ниже.
   Лупс потерял рассудок. Его мутило. Сердце бешено колотилось в груди, норовя вырваться из ненавистного тела. Кролик вошел в подъезд и с огромным трудом, едва переставляя онемевшие ноги, стал подыматься по лестнице. Blue Foundation, Eyes On Fire, - скорее почувствовал, чем услышал за дверью Лупс и дрожащей рукой нажал на кнопку звонка. "Эстер", - отчаянно прохрипел он, когда полуголый самец открыл ему дверь. "Эстер", - простонал Лупс, когда самец, бросив ему что-то презрительное, попытался захлопнуть дверь. "Эстер", - взвыл окончательно обезумевший Лупс, вынося дверь вместе с укрывшимся за ней самцом. Еще один удар вырубил самку, пытавшуюся звать на помощь. Потом была кровь, много крови. Наваждение по имени Эстер утонуло в крови.
   Что там, на дне бездны? Ты никогда не задавал себе этот вопрос? Например, когда боязливо всматривался в нее, вздрагивая только от одной мысли, что не успеешь отскочить прежде, чем она начнет всматриваться в тебя. Наверное, задавал. Но, хотел ли узнать ответ? Задавая вопросы, нужно быть готовым к тому, что однажды получишь на них ответ.
  
  
  
   12
   Ману разговаривал с камешком. Точнее, говорил Ману, а камешек слушал. Ману говорил о Заратустре и мышонке Пинки, который жил по соседству. О Заратустре Ману говорил хорошо, о Пинки - плохо. Заратустра совершенный, Пинки - подлый. Пинки всегда делал гадости, только гадости. Ману сначала удивлялся, как можно делать одни гадости и ничего полезного. Потом Ману стал злиться, потому что чаще всего Пинки поступал подло по отношению к нему. Вот и сейчас Ману злился, рассказывая камешку о Пинки, пока снова не возвращался к Заратустре. Камешек слушал, иногда улыбался. Потом Ману захотелось, чтобы камешек поговорил с ним.
   - Что такое мир? - спросил Ману.
   - Мир - это все то, что существует, - камешек улыбнулся и добавил, - в твоей голове.
   - А в голове Пинки?
   - И в голове Пинки.
   - Значит у нас с Пинки один мир на двоих?
   - Нет, у него свой. Похожий, но свой.
   Ману задумался, потом тяжело вздохнул.
   - Ману знает, зачем Ману в голове Пинки, но не знает, зачем Пинки в голове Ману?
   Камешек улыбнулся. Поросенок вдруг встрепенулся.
   - А Заратустра может изменить мир?
   - Может.
   - Может сделать его лучше?
   - Может.
   - В своей голове?
   - Да.
   - А в голове Ману?
   - Возможно.
   - А в голове Пинки?
   - Вряд ли.
   - Почему?
   - Потому что этого не хочет Пинки.
   - А Ману хочет, - задумчиво протянул поросенок.
   Камешек промолчал. Поросенка снова осенило.
   - А Ману может сделать мир лучше?
   - Может.
   - А камешек может изменить мир? - поросенок задержал дыхание, прежде, чем перейти к главному.
   Камешек улыбнулся, но ответил.
   - Может.
   - И сделать его лучше?
   - Нет.
   - Почему? - едва ли не крикнул разочарованный поросенок.
   - Я не знаю как.
   - Заратустра знает, Ману знает, может и Пинки знает, а камешек не знает, - недоверчиво проворчал поросенок и о чем-то надолго задумался.
   Наконец, поросенок улыбнулся. Только не той своей единственной улыбкой, а новой, почти хитрой.
   - А камешек может помочь Ману сделать мир лучше? - вкрадчиво спросил поросенок.
   - Нет.
   - А изменить его? - не унимался поросенок.
   - Может.
   Поросенок улыбнулся своей новой улыбкой.
   - Пинки. Ману не хочет, чтобы в его голове был Пинки. И такие, как Пинки.
   Камешек улыбнулся и больше ничего не ответил.
   А поросенок долго искал Пинки. И не нашел. Потом он искал его друга Куки, но тоже не нашел. Потом поросенок не нашел тетушку Эльзу с лавочки под соседним подъездом, полицейского Зулу из бара напротив и даже скунса Моби из загаженного скверика. Уж скунса Моби точно всегда можно было встретить в загаженном скверике, хотя и не стоило. Поросенок снова побежал к камешку.
   - Мизи, - сходу выпалил поросенок и только после этого отдышался. - Белка Мизи, продавщица мороженого. Она жадная. Очень жадная.
   Камешек ничего не ответил и даже не улыбнулся. Но у поросенка не было времени на такие мелочи. Он уже со всех ног бросился искать Мизи.
   - И такие, как Мизи, - набегу напомнил он камешку.
   Мизи Ману не нашел, как и всех остальных. Усталый, но довольный, он снова вернулся к камешку и просидел с ним до позднего вечера, стараясь никого не забыть. Никого...
   Ночью Ману так и не смог уснуть. Едва взошло солнце, он выскочил из дому. Весь день Ману искал. Сначала искал так, как вчера. Искал тех, о ком говорил камешку. Искал, надеясь не найти. Потом стал искать тех, о ком вчера не вспоминал. Искал, в надежде встретить хоть кого-то. Но никого не было, даже малышки Сони из песочницы, которая всегда угощала его конфетами и давала подержать свою любимую куклу. Никого... Ману стало страшно. Ману вспомнил о Смайлике.
   Смайлик никуда не делся. Смайлик был единственным, кто не исчез. Только Ману не знал, хорошо это или плохо. Смайлик не сказал Ману ни единого слова. Смайлик увлеченно занимался своими делами, не переставая насвистывать какой-то веселый мотив. Смайлик почти не смотрел в сторону Ману. А когда смотрел, Ману всякий раз опускал глаза вниз. Потому что в глазах Смайлика не было ничего, кроме насмешки. Никого, кроме Смайлика, и ничего, кроме издевательской насмешки в его глазах. Наверное, теперь Ману знал, хорошо это или плохо, потому и ушел.
   Ману молчал. Камешек тоже молчал. Как Смайлик. Только камешек не насмехался. Камешек даже не улыбался.
   - Ты можешь вернуть все назад, чтобы было, как раньше? - выдавил из себя поросенок, глядя куда-то под ноги.
   Камешек не ответил.
   Утром все было по-другому. Точнее, все было как раньше. Почти как раньше. Выйдя из дому, поросенок встретил и мышонка Пинки, и тетушку Эльзу с лавочки под соседним подъездом, и полицейского Зулу из бара напротив, и скунса Моби из загаженного скверика, и Мизи, ужасно жадную продавщицу мороженого, и малышку Соню из песочницы, и всех, всех, всех... Только в это утро мышонок Пинки не сделал Ману никакой гадости, скунс Моби не отобрал у него деньги, а белка Мизи не продала ему мороженого, привычно забыв дать сдачу. И даже малышка Соня не угостила Ману конфетой и не дала подержать свою любимую куклу. И дело не в том, что кто-то стал лучше, а кто-то хуже. Нет... Просто не стало самого Ману, не стало в их мире, в их головах. Никто не замечал Ману. Никто не видел Ману. Никто не догадывался о его существовании. Кроме Смайлика. Только Ману не знал, хорошо это или плохо. Потому что Смайлик почти не смотрел в его сторону. А когда смотрел, Ману всякий раз опускал глаза вниз. Потому что в глазах Смайлика не было ничего, кроме насмешки, издевательской насмешки.
   Ману пришел на работу и сразу же взялся за свой дневник.
   "Ману видел сон. Во сне Ману умел говорить. Это хорошо. Только Смайлик, наверное, прав. И это плохо".
   Поросенок закрыл тетрадь, тяжело слез со стула и вышел из дежурки. Все работники уже успели отправиться по домам. Ману облегченно вздохнул, - сегодня ему не хотелось улыбаться своей единственной улыбкой. Работать ему тоже не хотелось, но тут уже выбора не было. И все же, все, что поросенок мог себе позволить, он себе позволил. Привычного блеска не было, инструменты были расставлены невпопад, а вещи упакованы в один большой пакет. К телам поросенок даже не притронулся, едва ли не впервые придя к мысли, что им уже все равно. Да и серебристая монетка по-прежнему была у него. Вспомнив о монетке, Ману поспешил вернуться к своей тетради.
   "Ману видел сон. Ману не знает, хороший сон или плохой. Ману только знает, что все наоборот. Еще Ману знает, что все должно быть на своих местах. И, наверное, Смайлик прав. Поэтому Ману сделает то, что хочет Смайлик. И Ману снова сделает то, что хочет Ману. Потому что Смайлик не Заратустра. Просто все должно быть на своих местах. Пока не придет Заратустра. А сейчас нужно идти Ману".
   Внимание поросенка привлекла забытая кем-то на столе газета, точнее, фото клоуна на полстраницы. Взъерошенный серебристый капуцин многозначительно тыкал пальцем в небо, корчил умную рожицу и нагло улыбался прямо в лицо Ману. Внимательно прочитав интервью капуцина, поросенок повеселел. Теперь он знал, что нужно сделать, чтобы хоть ненадолго Смайлик перестал над ним насмехаться. Смайлик, конечно, будет злиться, но это лучше, чем насмехаться. Ману сделает то, что хочет Смайлик, но и Смайлик сделает то, что хочет Ману. Поросенок улыбнулся своей новой, почти хитрой улыбкой и спрыгнул со стула. Закрыв на ключ входную дверь, Ману отправился на поиски серебристого капуцина. Поросенок был уверен, что обязательно найдет его, где бы он ни был...
  
   13
   Ее звали Лу. Она была эльфийкой. Природа создала ее с особой любовью, заслужив право встать вровень с самыми великими мастерами. Лу была настоящим произведением искусства, которое можно оценить по достоинству лишь обладая душой. Вот только кто-то дарит своим творениям бессмертие, а кто-то - всего лишь короткую земную жизнь. У всего своя цена. Все соткано из парадоксов. Как и сама Лу.
   Многие самцы узрели бы в ее внешности нечто несовершенное само по себе, но мало кто из них стал бы отрицать, что совершенной была она сама. Наверное, внешне Лу выглядела моложе, чем была на самом деле, но то, как она держалась, уж точно было свойственно более зрелым самкам. Ее грудной голос мало подходил для пения, но и без того воспринимался как завораживающая музыка, проникающая в самое сердце. Можно быть абсолютно уверенным в том, что она не станет никого удерживать возле себя, но само лишь предположение, что ее можно отвергнуть, кажется безумием. Ничто и никто в мире не вызвало бы таких подозрений, как самец, оставшийся безразличным к Лу.
   - Бонзо, - с плохо скрытой ухмылкой попробовал достучаться до сознания волка человек.
   Наверное, он достаточно хорошо представлял, что сейчас происходит с волком, так как почти тут же позвал снова. С огромным трудом, и с еще большим сожалением, но Бонзо таки откликнулся. И почти тут же смутился как первоклассник, попав под пристальный взгляд Лу.
   - Лу у нас психоаналитик. Именно она дала окончательное добро на твое присоединение к группе. Так что будь поосторожнее, она знает тебя лучше, чем ты сам. Кроме того, именно она составляет психологические портреты кандидатов на устранение, находит их слабые места, - объяснил цель знакомства Велиал.
   Бонзо тут же принялся перебирать все свои слабости, которые могли стать известны самке. Будто прочитав его мысли, та поспешила успокоить.
   - Знаешь, а мне еще не доводилось наблюдать за существами, настолько стремящимися к самодостаточности. Это как раз то, чего мне самой не хватает. Так что я искренне тебе завидую.
   - Я так не думаю, - возразил ей волк, хотя на самом деле больше сомневался в искренности слов Лу о самой себе.
   - Сегодня Бонзо должен выбрать следующего кандидата. Поэтому мы здесь, - снова вступил в разговор человек.
   - И каков же выбор? - поинтересовалась эльфийка, продолжая пристально наблюдать за Бонзо.
   Прежде чем ответить, волк сделал все возможное, чтобы взять себя в руки и отбросить все посторонние мысли. Появившаяся на лице Лу улыбка сбила его на взлете.
   - Есть один клоун, капуцин, серебристый, - сбивчиво начал Бонзо, но, прокашлявшись, продолжил уже более уверенно. - Вообще, меня удивляет, почему до сих пор никто не обратил на него внимание. Экземпляр-то ведь редкий. Даже в среде клоунов. Такая себе высоко поставленная "шестерка". Похоже, самое большое удовольствие в жизни получает именно от прислуживания и вылизывания вышестоящих задниц. Подозреваю, что будет делать это даже безвозмездно. К тому же обожает светить рожей перед камерами и нести всякий бред. В общем, мало кто из клоунов вызывает такое отвращение.
   Когда Бонзо закончил говорить, Велиал вопросительно посмотрел на Лу.
   - Я знаю, о ком идет речь, - сказала эльфийка. - Персонаж действительно уникальный, и Бонзо неплохо его обрисовал. Могу только добавить, что капуцин, как и любое другое существо такого рода, труслив, самовлюблен и глуп. Если почувствует явную угрозу, вся его жизнерадостность улетучится в мгновение ока. Но пока все нормально, сделает все, что только не прикажут. Думаю, у него полно слабостей, которыми можно воспользоваться. Через пару дней смогу сказать что-то более конкретное. В целом, выбор неплохой и осуществимый.
   - Значит решено. Когда что-то накопаешь, дай знать. Будем по нему работать, - подытожил Велиал, вставая из-за стола.
   Бонзо нехотя последовал его примеру. Прощаясь с Лу, волк заметил, что окончание беседы ее явно расстроило. Теперь она уже неотрывно смотрела на человека, почти забыв о присутствии волка.
   Потом Бонзо сделал то, что ему было не свойственно, - спросил о том, что его никоим образом не касалось.
   - Между вами что-то есть? Ну, я имею ввиду личное, - волк успел пожалеть прежде, чем закончил свой вопрос.
   - Если тебя интересует, не любовники ли мы, то нет, - ответил ему Велиал.
   - Да нет, - начал оправдываться Бонзо, - просто мне показалось, точнее, я уверен, что ты не безразличен Лу. Просто она выглядела расстроенной, когда мы уходили.
   - Может, это из-за тебя, - не упустил возможности поддернуть волка человек.
   Тот промолчал.
   - Ладно, - немного подумав, сказал человек, - давай поговорим, но только в этот раз. И больше к этой теме не возвращаемся. Между мной и Лу нет близких отношений, хотя мы оба были бы не против. Возможно, я получил бы лучшую самку в мире, но потерял бы отличного аналитика, которого было бы очень непросто заменить.
   В этот раз Бонзо сопроводил свое молчание скептической ухмылкой. Велиал закурил.
   - Я знаю нескольких самцов, которые из-за нее потеряли голову, быть может, на долгие годы. Все их слабости вмиг вылезли наружу, но им на это было наплевать. И заметь, сама Лу в этом ничуть не повинна. Она относилась к ним ничуть не хуже и не лучше, чем к другим. Ничего не обещала, ничего не давала и ничего не брала. Я могу себе только представить, что было бы, если бы она действительно дала им хоть малейшую надежду. Так вот, я прекрасно осведомлен, что значу для нее куда больше, чем остальные, но у меня нет никакого желания пополнить список глупцов. А это произойдет. Рано или поздно, но обязательно произойдет.
   - Почему ты так в этом уверен? - перебил его волк.
   - Потому что сойти с ума с ней так же легко, как и без нее. Потому что всегда будет хотеться большего. Вот только такие самки, как Лу, никогда не отдают все, всегда оставляют что-нибудь для себя. Например, свободу выбора.
   - Все настолько печально?
   Велиал улыбнулся и снова закурил.
   - Ну почему же. Люби я себя больше всех на свете, может, что-нибудь и получилось бы. Я бы воспринимал ее как нечто само собой разумеющееся, и расставание с ней не стало бы трагедией. Ведь главный из нас двух все равно остался бы. Но я себя люблю не настолько сильно. Я просто хочу остаться собой. Вот и все. И было бы неплохо, чтобы и ты сделал то же самое.
   - Так зачем познакомил меня с ней?
   - Всякое может случиться, - привычно ответил человек.
   - А как остальные, особенно медведь?
   - Никто в группе о ней не знает. Иначе, я мог бы потерять их всех.
   - Знаешь, что я думаю, - после долгих размышлений сказал Бонзо. - Я думаю, не все так просто. Что бы ты ни говорил, но ты боишься ее потерять, боишься, что с ней может что-нибудь случиться. Но кто-то должен о ней знать. Как ты говоришь, что-то может пойти не так. И ты выбрал меня. Вот только я буду с тобой честен. Я не могу тебе гарантировать, что ты не ошибся. Потому что я не уверен в себе.
   - У меня не было выбора, - закончил разговор Велиал.
   В этот день Бонзо много думал. В основном о Лу. Еще о Велиале, которого впервые не мог понять, как ни старался. И меньше всего думал о серебристом капуцине, судьбу которого, скорее всего, предрешил.
  
   14
   Синг предложил Бегемоту косяк, но тот отказался, ограничившись банкой пива и ментоловыми сигаретами.
   - Может и тебе не стоит? - спросил кот лиса.
   - Не переживай, на мои умственные способности это не влияет, - ответил Синг.
   - Ладно, - не стал настаивать кот. - Тогда я выскажу парочку мыслей вслух, а ты внимательно слушай. Я пересмотрел все, что мы достали.
   - Наверное, это было непросто, - предположил лис, посмотрев на коробки с документами.
   - Это моя работа, а твое дело - пока слушать.
   - Понял, больше перебивать не буду, - пообещал Синг, делая глубокую затяжку.
   Бег проследил за ним недовольным взглядом и продолжил.
   - В основном, это мусор. Из чего можно сделать вывод, что этим делом всерьез никто не занимается. Непонятные свидетели непонятно чего, двое задержанных неизвестно за что...
   - Здесь как раз все просто, - не удержался и снова перебил сыщика Синг, - если не удастся найти настоящего убийцу, кого-то из них сделают крайним. А расследование ведется спустя рукава, скорее всего, потому, что следователи идиоты. В полиции теперь тоже в основном клоуны. Адекватных полицейских уже давно задвинули в угол, а то и вовсе выкинули на мороз. Так что не думаю, что здесь присутствует какой-то злой умысел.
   - Может и так, - продолжил кот, - но когда из всего набора материалов хоть какую-то ценность представляют только фото и протоколы осмотров с мест преступления, это всегда подозрительно. Но, пока будем исходить из того, что есть. И главный вывод, который я могу сделать на данный момент, - не думаю, что "семейный убийца" является маньяком в традиционном смысле. По-моему, он просто выполняет свою работу, возможно, даже на заказ. Хотя я и не могу понять, кому нужны все эти убийства совершенно не связанных между собой семейств. Но, если предположить, что они являются неким посланием, то определенный смысл появляется. Вот только, кому послание? Ответ на этот вопрос нужно искать в синих розах. А еще стоит обратить внимание на сувенирные монетки с изображением смайликов, которые были найдены в вещах жертв в двух случаях. Допускаю, что в остальных случаях осмотр проводился не столь тщательно. Стоило бы снова порыться в одежде, которая была на убитых, если это возможно.
   - Сделаем, - сказал Синг, потянувшись к телефону. - Смотреть сами будем?
   - Нет. Просто попроси, чтобы внимательно пересмотрели каждую вещь, - подождав, пока лис закончит говорить по телефону, Бег продолжил. - Мы с тобой займемся розами. Если их не выкинули за ненадобностью, неплохо было бы отправить на экспертизу. Вдруг что-то интересное всплывет. И обязательно проверь, не фигурировали ли еще в каких делах синие розы. Я почти уверен, что убийца пытается с помощью роз что-то сказать. И почти уверен, что адресат - не полиция. Скорее, мои работодатели, раз уж их так интересует это дело.
   Лис снова взялся за телефон. Кот продолжал размышлять, но теперь уже молча.
   - Кстати, - закончив переговоры, обратился к нему Синг, - вчера произошло еще несколько убийств, которые могут тебя заинтересовать. Они не совсем в стиле "семейного убийцы", но все же. Поздним вечером в собственной квартире убита молодая пара. Оба изрезаны на куски, на первый взгляд, в порыве дикой ярости, что на нашего убийцу не похоже. Но на месте преступления найдена синяя роза, одна. В том же районе и приблизительно в то же время на детской площадке убит полицейский. Подвешен на шведской стенке вниз головой, брюхо вспорото, горло перерезано, но никаких роз. К тому же, отсутствует бумажник и мобильник, что также не в стиле нашего клиента.
   - И почему ты сразу не рассказал мне об этом? - спросил Бегемот.
   - Думал, сделаю пару затяжек и расскажу. А потом ты сказал слушать тебя, - пожав плечами, ответил лис.
   - Все-таки тебе не помешало бы завязать с травой, - заметил кот, вставая с кресла. - Поехали, посмотрим на место преступления.
   Бегемоту хватило пяти минут, чтобы найти то, на что не обратила внимания полиция. Лепесток синей розы застрял в щебне всего в нескольких метрах от места преступления. Сыщик аккуратно поднял его, упаковал в полиэтиленовый пакет и передал Сингу вместе с пачкой банкнот.
   - Отправь на экспертизу. И цветок с квартиры постарайся тоже добыть.
   - Может не хватить на все, - пересчитав деньги, сказал лис.
   - Подъедем к банкомату, я сниму еще, - ответил кот и, над чем-то поразмыслив, спросил. - Можно узнать, кто вчера вечером звонил этому полицейскому? Может быть, кому-то известно, с кем он должен был встретиться. Кто-то забрал розы, и, скорее всего, бумажник с мобильником. Явно не хотел, чтобы это убийство связали с "семейным убийцей". Очень смахивает на полицейские фокусы.
   Вскоре подозрения Бегемота подтвердились.
   - Этого полицейского звали Кант. У него есть напарник Бердяев. Вчера вечером они вместе ушли с работы и, по словам коллег, собирались выпить. Что касается звонков, то ими уже интересовались, но распечатку решили к делу не приобщать.
   Довольный собой лис сделал театральную паузу.
   - Почему? - спросил кот.
   - Потому что приблизительно в то время, когда Кант был убит, Бердяев звонил ему более десяти раз. И все безуспешно. По-видимому, Кант был в это время уже мертв.
   - Так почему этот факт пытаются утаить? - снова спросил Бег.
   Теперь Синг ехидно ухмылялся.
   - Паренек уж больно не простой, - работает на все разведки мира одновременно. Теми, кого он сдал и подставил, можно заселить целый город. Вот и не хочет никто с ним связываться. Все равно ведь выкрутится.
   - Понятно, - кот в свою очередь понимающе ухмыльнулся. - Не мешало бы с ним встретиться. Достань мне его номер. Только говорить с ним буду я.
   Бег пришел на место встречи загодя. Заказал два кофе и стал наблюдать за входом. Бердяева он узнал сразу, - уж больно на нем сказалась профессия. К тому же от него действительно за версту веяло чем-то мерзким, так что не было ничего удивительного в том, что сослуживцы предпочитали с ним не связываться.
   - Это ты мне звонил?
   Бердяев держался развязно, но легкое заикание все же выдавало его. Смысла начинать с "погоды" не было, поэтому кот сразу перешел к делу.
   - Я частный детектив. Наняли меня очень влиятельные люди. Работать на них мне не очень хотелось, но проблема в том, что им не отказывают. Так вот, у меня есть немного денег, а у тебя есть информация, которая мне нужна. Предлагаю совершить обмен.
   - Какая информация? - скунс стал заикаться сильнее.
   - Все, что касается убийства твоего коллеги Канта.
   На глазах Бегемота Бердяев вспотел, весь сразу.
   - Сколько? - едва смог выдавить из себя скунс и дрожащей рукой потянулся к кружке с кофе.
   - Думаю, три тысячи тебя устроит, - дав Бердяеву время сделать судорожный глоток, ответил кот.
   Произведя в уме какие-то расчеты, скунс успокоился и, уже почти не заикаясь, рассказал Бегемоту все, что знал, красочно и с мельчайшими подробностями. Задав еще несколько уточняющих вопросов и получив на них исчерпывающие ответы, кот достал бумажник и отсчитал оговоренную сумму. Пока скунс пересчитывал под столом деньги, Бег попросил у него телефон. Бердяев не задумываясь протянул ему мобильник и спохватился только тогда, когда кот стал набирать на нем номер Себастьяна Ротвейлера.
   - Ты что делаешь? - снова заикаясь, спросил скунс.
   - О звездочках для тебя договариваюсь, не бойся, - успокоил его Бег, и следующие слова произнес уже в трубку. - Алло, Себ. Это Бег. Я тут как раз беседую с одним полицейским. Думаю, ему удалось выйти на след "семейного убийцы". Это его номер. Свяжись с ним минут через десять и договорись о встрече. Да, он знает имя. Думаю, настоящее. Я с тобой свяжусь сам.
   Бегемот отдал телефон внимательно прислушивавшемуся Бердяеву, и, закурив сигарету, несколько минут задумчиво его разглядывал. Докурив, кот молча вышел из кафе.
   - Ну что? - спросил Синг, когда Бег сел в машину.
   - Кролик Лупс, - все еще о чем-то думая, произнес кот, - как только в сводках промелькнет это имя, мы должны получить доступ ко всем изъятым у него вещдокам и, желательно, к жилищу.
   - Это и есть "семейный убийца"?
   - Может быть, - уклончиво ответил кот.
   - Розами уже не заниматься?
   - С розами все остается в силе. Все, что только найдешь, отправь на экспертизу. И не забудь о других делах, где упоминаются розы. Розы что-то значат, и мы должны узнать что, и для кого они были оставлены. Так что отнесись к этому заданию со всей серьезностью, - едва ли не по слогам втолковывал лису Бегемот. - И постарайся не курить свою траву. Нами могут заинтересоваться.
   - Это будет нелегко, но я справлюсь, - слишком уж серьезным тоном пообещал лис.
  
   15
   Кролик Лупс и серебристый капуцин, прикованные друг к другу наручниками, сидели на краю крыши высотного дома. Кролик любовался огнями ночного города, капуцин дрожал, иногда тихонько всхлипывал и царапал ногтями бетон.
   - Ты любишь ночь? - спросил кролик, не глядя в сторону капуцина.
   Конвульсивная дрожь, истерическое всхлипывание и отчаянный скрежет стали ему ответом.
   - А мне нравится ночь, - невозмутимо продолжил Лупс. - Ночью время будто замедляет свой ход, продлевая нашу жизнь. Может быть, поэтому ночью мы другие. Мы получаем возможность делать то, что хочется, а не то, что нужно. Парадокс... Вместо того, чтобы делать то, что хочется, мы ложимся спать, чтобы набраться сил для того, что нужно. Понимаешь, о чем я? Наверное, нет. У тебя ведь все по-другому. Так ты любишь ночь?
   С тем же успехом: конвульсивная дрожь, истерическое всхлипывание и отчаянный скрежет. Кролик улыбнулся.
   - Иногда самые простые вопросы сбивают с толку. Зато на сложные всегда есть ответ, заготовленный, лицемерный, глупый, банальный, какой угодно, но только не простой. Парадокс... Снова парадокс... И снова ты вряд ли понимаешь о чем я. Грустно. Сижу тут и будто сам с собой разговариваю.
   Капуцин уже и рад был бы что-нибудь ответить, чтобы угодить своему мучителю, но смог всего лишь заискивающе проскулить. Кролик, похоже, был рад и этому.
   - Иногда мне кажется, что вся жизнь состоит из парадоксов. Вот, к примеру, взять то, как ты тут оказался. Если бы ты знал, то со смеху, конечно, не умер бы, но из прострации выходил бы долго. Или еще пример. Готовясь к встрече с тобой, я приготовил две пары наручников: одни целые, а другие с незаметным изъяном, - стоит приложить определенные усилия, и цепь разлетится. Когда я выбирал, какие из них взять с собой, я думал о тебе. А теперь, вот тебе пища для размышлений. В конце нашей встречи ты обязательно умрешь. Только не спрашивай меня почему. Я уже сказал, что это тоже своего рода парадокс. И к тому же, это уже не имеет никакого значения. Ты здесь, и ты умрешь. Вот и все. Так что, я бы на твоем месте сконцентрировался на наручниках. Если они исправные, ты можешь забрать меня с собой, если нет - ты просто сам сделаешь то, что все равно сделаю я. И вот тебе еще одна подсказка: я точно знаю, что ты выберешь. Теперь твой ход.
   Дрожь, всхлипывание и скрежет прекратились. Капуцин замер. Казалось, он даже не дышал, только бешено колотилось его сердце. Потом капуцин напрягся и через мгновение совершил отчаянный рывок в сторону входа на крышу. Ему почти удалось дотащить до намеченной цели прикованного кролика, прежде чем его силы иссякли. У самого порога серебристый капуцин рухнул лицом вниз и омерзительно заскулил. Основательно потрепанный Лупс с трудом поднялся на ноги и отстегнул от своей едва не оторванной руки браслет наручников. Затем кролик достал из кармана удавку и неторопливо накинул ее на шею капуцина. Покончив с ним, Лупс ушел не сразу. Он еще долго стоял у края крыши, всматриваясь в бездну под ногами.
   Лупс взял в руки вазу, намереваясь наполнить ее водой, но потом передумал. Синяя роза осталась лежать на столе. Потом кролик подошел к буфету, долго смотрел на бутылки с напитками, но так и не дотронулся ни до одной из них. С тем же успехом он перебрал диски с любимой музыкой. Потом все же вставил в проигрыватель первый попавшийся. Gary Jules, Mad World. Лупс грустно улыбнулся и пошел в ванную. В шкафчике над умывальником он без проблем нашел все, что ему еще было нужно: шприц, жгут и ампулы. Использовав три ампулы, остальные вернул на место. Перетянул жгутом руку и неумело ввел содержимое шприца в вену. Потом отрешенно посмотрел на свое отражение в зеркале и пошел в спальню. Звонок в дверь остановил его на полпути. Даже не посмотрев в глазок, Лупс открыл замок. На пороге стояла Эстер и виновато улыбалась.
   - Я соскучилась по тебе и вот... - Эстер развела руками.
   Лупс молча смотрел на нее.
   - В моем доме убили молодую пару, в квартире прямо под моей. Мне страшно... - Эстер заплакала.
   Лупс едва устоял на ногах.
   - Так я войду? - едва ли не умоляюще спросила Эстер.
   Лупс отступил, давая ей возможность войти, потом закрыл за ней дверь и обреченно поплелся на кухню. Эстер последовала за ним.
   - Роза, - Эстер улыбалась, - это мне?
   Кролик лишь невразумительно пожал плечами.
   - Знаешь, с некоторых пор, когда кто-то заводит речь о цветах, я представляю себе синюю розу, только синюю розу, - Эстер прижала цветок к своим губам. - И вспоминаю тебя. Всегда.
   - Выпьешь чего-нибудь? - остановил ее Лупс.
   - Нет, мне сейчас нужно не это, - ответила Эстер, прижимаясь всем телом к Лупсу. - Мне нужен ты.
   Кролик ответил ей долгим поцелуем. Нежность - единственное чувство, которое он испытывал в тот момент.
   - Иди в спальню, я сейчас приду, - прошептала ему на ухо Эстер и, легонечко оттолкнув, направилась в ванную комнату.
   Jem, 24, в полной темноте. Шелковое покрывало медленно соскользнуло в сторону, махровое полотенце с тихим шорохом упало на пол. Сознание Лупса обволакивало еще влажное тело Эстер, мысли путались в умопомрачительно пахнущих волосах, остатки воли таяли от прикосновения ее рук и губ.
   - Зачем ты это сделал? - прошептала Эстер на ухо Лупсу. - Зачем ты убил меня?
   - Я не мог без тебя жить, - простонал погрузившийся в блаженство Лупс.
   - Зачем ты убил себя?
   - Я не мог без тебя жить, - со счастливой улыбкой на устах повторил Лупс.
   - В ванной был шприц и ампулы. Я сделала то же, что и ты.
   - У нас осталось несколько часов, - буднично сообщил ей кролик, так и не расставшийся со счастливой улыбкой.
   - У нас впереди целая вечность, - возразила ему Эстер и прильнула к его губам.
   Эстер вела его по дороге страсти, в полной темноте, не торопливо, наслаждаясь каждым движением. Лупсу оставалось лишь безропотно подчиниться и раствориться в ее чувствах. Осталась только она, - стонущая, судорожно извивающаяся, впивающаяся в его плоть, неистово стремящаяся к большему. Пока языки темно-красного пламени не стали пожирать все вокруг. Все ненужное, опостылевшее, убогое, бессмысленное и уродливое, освобождая пространство для чего-то немыслимо большего, до сих пор надежно замурованного в стене сознания.
   - Ты хочешь вернуться? - спросила Эстер.
   - Нет, - испуганно ответил Лупс.
   Мягкий смех, легкое прикосновение рук и успокаивающее тепло губ.
   - Что там? - спросил Лупс, заворожено глядя на стену света, играющую оттенками зеленого и фиолетового цветов.
   - Твой мир, твоя вселенная, - ответила ему Эстер.
   - Что там? - снова спросил Лупс.
   - Все, что ты создашь. Это твой мир, твоя вселенная, твой выбор.
   - Мне даже жаль, что я уже существую. Но я, например, люблю розы, синие розы, настоящие синие розы. Ты создашь их для меня?
   Не дожидаясь ответа, Эстер взяла Лупса за руку и сделала первый шаг. Лупс безропотно последовал за ней, навстречу своему миру, своей вселенной...
  
   16
   Вонючая, мерзкая жижа вызывала страх и отвращение. И все же подталкиваемый любопытством Ману, стараясь не смотреть себе под ноги, сделал несколько неуверенных шагов. Каждый следующий шаг давался труднее предыдущего. С каждым следующим шагом ноги Ману все глубже погружались в отвратительную липкую жижу, бурлящую, шипящую и без устали рыгающую безумной какофонией. Ману явственно представил себе множество омерзительных, гниющих тел, отчаянно копошащихся в глубинах этой бескрайней трясины и остервенело пожирающих зловонную жижу и себе подобных. Ману едва не выблевал собственный желудок. Голова кружилась, сердце бешено колотилось, а ноги предательски подкашивались. Ману снова представил себе, как, лишенный сил и рассудка, падает в это кипящее дерьмо и десятки ужасных конечностей тут же цепляются в него мертвой хваткой и тянут вниз. Бежать без оглядки, - все, чего хотелось в тот момент Ману. И все же, инстинкт самосохранения помог Ману сделать то, что было нужно, а не то, что больше всего хотелось. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Ману снова почувствовал под ногами твердую почву.
   Густой туман обволакивал не хуже зловонной жижи, но твердая почва под ногами придавала Ману уверенности. К тому же зловоние и омерзительная какофония уступили место самым обычным запахам и звукам, коими каждодневно наполнена самая обычная жизнь самого обычного разумного существа. Ману шел наугад, но уже без страха и отвращения. Время от времени он наталкивался на совершенно обычных разумных существ, куда-то спешащих и праздно шатающихся, сосредоточенно размышляющих и безмятежно мечтающих, увлеченных и обремененных, ищущих и теряющих, но при всем этом одинаково не замечающих Ману. Впрочем, как и густого тумана вокруг, как и друг друга. Ману даже улыбнулся, представив себе, сколько маленьких мирков скрывается от жестокой реальности в этой молочной пелене.
   Туман стал понемногу рассеиваться, и снова потянуло зловонием, не столь резким, как на краю трясины и с примесью куда более приятных ароматов. Еще несколько шагов, и дорогу Ману преградила стена из исполинских деревьев, словно высеченных из камня, совершенно лишенных листвы и намертво повязанных между собой собственными ветвями. Ману оглянулся, но не увидел ничего, что заставило бы его остановиться и повернуть назад. Ману вошел в каменный лес и сходу был поражен бурлящей в нем жизнью. Множество живых существ сновали между деревьями и увлеченно торговали, мошенничали, воровали. В отличие от обитателей тумана, все они составляли единое целое, вот только объединяло их всего лишь золото и чувства, которые можно обменять на все тот же вожделенный металл. Золота было много, очень много. Но еще больше чувств. Чувства были самые разные: покрытые плесенью, с душком, вперемешку с песком и грязью, перетертые в порошок и рассыпающиеся в прах, наспех сдобренные сахаром и солью и хитро приправленные диковинными травами, искусственные, без цвета, без запаха и без вкуса, и ручной работы, едва отличимые от настоящих, но все же ненастоящие. Настоящие чувства было видно сразу. Пока продавцы залежалого товара заискивающе заглядывали в глаза каждого встречного существа и злобно плевались в сторону более удачливых конкурентов, вокруг продавцов настоящих чувств собирались стайки заинтересованных покупателей и начинался оживленный торг. Настоящие чувства отличались по запаху. Они могли быть выцветшими, пересохшими, отсыревшими, но от них неизменно исходили приятные ароматы, разительно отличавшиеся от распространяемого лесными существами зловония. Чистота - вот что придавало настоящим чувствам ценность. Наиболее совершенные из них походили на россыпь алмазов и лишали лесных существ рассудка. Продавцы уникального товара обычно приходили из тумана. Оттуда же появлялись и продавцы захудалого, но если первых ждали с нетерпением, то вторых удостаивали лишь мимолетным презрительным взглядом. То, что первые торговали явно отобранным у обитателей тумана, а вторые преимущественно своим, никого не смущало. В глубине леса шла уже по большей части перепродажа. Продавцы здесь отличались степенностью и холодным цинизмом, но, оказавшись на другой стороне леса, большинство из них начинали вести себя так же, как их менее удачливые коллеги. Сразу же за лесом начиналась бескрайняя пустыня, где не было ничего, кроме безжалостного солнца, раскаленного песка и безликих существ в черных балахонах. Под присмотром этих существ продавцы чувств сбрасывали принесенный товар прямо на раскаленный песок, получали окончательный расчет и, маленькими и большими стаями уходили вглубь пустыни, неся на своих плечах добытое золото. А черные балахоны, выполнив свою работу, теряли всякий интерес как к принесенному товару, так и к уходящим в пустыню.
   К одному из таких караванов пристроился и Ману. То, что ему довелось увидеть в пути, не шло ни в какое сравнение с виденным ранее. Когда стали погибать самые слабые, остальные жадно набрасывались на их ношу. Но чем дальше караван забирался в пустыню, тем меньше находилось желающих подбирать золото погибших. Но самое отвратительное произошло в конце пути, когда впереди показался огромный парк аттракционов у подножия величественной горы. Выжившие в пустыне словно по мановению волшебной палочки стали убивать друг друга. Когда бойня закончилась, самые удачливые подбирали столько золота, сколько могли унести и едва ли не ползком добирались до парка. Оказавшись в парке, выжившие начинали вести себя так, словно позади не было изматывающего перехода через пустыню. Словно дети, они метались между аттракционами, без раздумий спуская все свое богатство. Разноцветные воздушные шары были для них куда важнее золота. Через какое-то время Ману понял почему. Тот, кто набрал достаточно шаров, отрывался от земли и, провожаемый завистливыми взглядами, улетал в направлении зеленых террас на склоне горы. Те же, кто спускал все свое золото раньше, чем добывал нужное количество шаров, обреченно направлялись к единственному во всем парке бесплатному аттракциону, "чертову колесу". Заняв отведенное им место, они уже никогда его не покидали. Раз за разом они поднимались на огромную высоту и картины преодоленного пути и недосягаемой цели открывались их взору. Снова и снова...
   Ману обошел весь парк, осмотрел каждый аттракцион, дольше всего задержался возле "чертова колеса", и только после этого начал взбираться в гору. Добраться до террас оказалось не менее трудным делом, чем перейти пустыню. Но то, что открылось взору Ману, стоило потраченных сил. Наверное, если бы Ману даже очень постарался, он не смог бы нарисовать в своем воображении столь прекрасную картину. Да и никто не смог бы, даже те, кто приложил столько усилий, чтобы попасть сюда. Здесь было все, что необходимо для беззаботной жизни. Вот только там, вверху, было что-то еще. И это "что-то" не давало покоя обитателям террас. Немногие из них довольствовались достигнутым. Рано или поздно, но большинство из них покидали террасы и поднимались вверх. Восстановив силы, Ману также продолжил свой путь.
   Дорога к вершине пролегала через удивительный сад. Ветки деревьев ломились от спелых плодов, о существовании которых Ману даже не подозревал. Сладостный покой, вечный, незыблемый и безмятежный, овладевал каждым, кто оказывался в этом саду. Ману блаженно улыбнулся, испытав новые для себя ощущения. Казалось, стоит всего лишь закрыть глаза, и ты будешь вечно парить над миром в своем самом сладком сне. Постепенно путником овладевали голод и жажда. Но стоило ему протянуть руку к манящему сочному плоду, как тот тут же превращался в бесформенную гниль, стоило зачерпнуть из живительного родника горсть холодной воды, как она тут же превращалась в пепел, уносимый прочь едва уловимым дуновением ветра. И только сорванные с ветки яблоки оставались яблоками, сочными и сладкими. Страждущий странник, все еще пребывающий на вершине блаженства, жадно вгрызался зубами в сорванный плод, упивался сладким, как мед, соком и таящей прямо во рту мякотью, и невольно задавался мыслью, а не это ли и есть истинное причастие. И в то же мгновение познавал вкус гниющего тела и запекшейся крови всех тех, кого погубил на своем пути в чудесный сад. И отправлялся в свое последнее бесконечное путешествие в бездну, желая лишь одного, - небытия.
   Тех немногих, кому удалось устоять, ждала ледяная пустыня на самых подступах к вершине. Они знали, что скрывается выше, за облаками, и познали мир у своих ног. Им больше не было к чему стремиться, и не было к чему возвращаться. Ледяная пустыня стала их последним приютом. Ледяная пустыня безразличия. И только Ману взбирался все выше и выше, за облака, туда, где его ждал ответ.
   Ману выл от отчаяния. А маленький шут, удобно устроившийся на высеченном в скале троне, издевательски хихикал и строил мерзкие рожицы. Ману вдруг затих, утер слезы и, собрав последние силы в кулак, рванул мимо шута, туда, откуда оставался только один путь, - вниз. Отброшенный им в сторону шут, как ни в чем не бывало, продолжал кривляться и хохотать. Ману поднял голову вверх и увидел ледяную пустыню, чудесный сад, террасы, парк аттракционов, палящую пустыню и исполинский лес, туман и даже бескрайнюю трясину. В этот момент силы окончательно покинули Ману, а разум отказался ему подчиняться.
   "Ману не прав. Ману хотел обмануть камешек. Ману спросил камешек, как устроен мир. Ману увидел сон".
   В этот вечер поросенок прибирался словно одержимый. Так, будто это последнее, что он должен успеть сделать в жизни, так, будто ничего другого вокруг и не существовало. Чистота и порядок, порядок и чистота. И только серебристый капуцин остался невымытым и непричесанным. Ману даже не взглянул в его сторону.
   "Ману очнулся у подножия угрюмой скалы, упрятавшей свою остроконечную вершину где-то за свинцовыми облаками. Ману лежал и смотрел, как одинокие смельчаки пытаются карабкаться по отвесной стене. Вот один из них остановился и протянул руку выбившемуся из сил, но только для того, чтобы вместе с ним сорваться в пропасть. А вот другой ползет все выше и выше, вгрызаясь в камень, не глядя вниз и не отзываясь на крики о помощи. Казалось, прошла целая вечность, прежде, чем он скрылся за облаками. Ману закрыл глаза. Ману заплакал. Ману никогда так не сможет. Ману даже во сне не увидел Заратустру".
   Было нечто особенное в мертвом клоуне. Нет, с виду, конечно, он мало отличался от себя самого при жизни. Ну, разве что не дышал, не жрал и не врал. Но, на то он и мертвый, чтобы вся его бурная жизнедеятельность прекратилась. Особенными были чувства, которые испытываешь, глядя на его окоченевший труп. Ни грусти, ни сожаления, ни, даже, злорадства. Ничего... Ты смотришь на Ничто, не более того. Смотришь и, наконец, понимаешь, что это Ничто было Ничем и при жизни, если это можно назвать жизнью. Скорее уж жизнедеятельностью. Ничто, Пустота, Черная Дыра, пожирающая, всасывающая в себя все, к чему могла дотянуться. Пустота, которая одним лишь своим существованием заставляет задуматься над смыслом жизни. Над тем, есть ли вообще этот гребаный смысл. Кому и зачем нужны этот сраный разум с его сомнительными достижениями и эта глупая душа с ее блаженными принципами, ценностями и стремлениями, если самодовольное, самовлюбленное Ничто способно в мгновение ока все это похерить. Отвращение, презрение и, может быть, даже ненависть, - какими еще твоими чувствами, какими эмоциями подпитывалось это существо при жизни? Стоило ли оно того? Ничто, способное с легкостью прижиться в любой среде. Ничто, обладающее абсолютной всеядностью. Ничто доминирующее. Везде и всегда. Несмотря на твое отвращение, презрение, ненависть и прочее, прочее, прочее... Так кто изгой в этом мире, Ничто или ты?
   И все же, есть нечто особенное в мертвом клоуне. Ты смотришь на него и, наконец, понимаешь, что смысл есть во всем. Особенно в мертвом клоуне. Быть другим, остаться Другим, - не в этом ли утерянный смысл? Жить, а не существовать. Создавать, а не пожирать. Бороться, а не приспосабливаться. Сознательно выбирать, а не жадно подгребать. В конце концов, умереть Другим, чтобы кто-то, глядя на твой окоченевший труп, почувствовал грусть, сожаление или даже злорадство.
  
  
  
   17
   Неизвестный убийца украл у серебристого капуцина несколько дней жизни, не более того. Велиал с товарищами на тот момент уже знал как, где и когда закончит свою жизнь этот клоун. Неизвестный убийца поломал планы группы, и это было куда важнее смерти капуцина самой по себе. Велиал, Бонзо и Лу встретились, чтобы обсудить произошедшее. Из них троих только Бонзо все еще допускал мысль о простом совпадении. Как оказалось, всего лишь потому, что знал меньше остальных.
   - У тебя уже есть какие-нибудь соображения по этому поводу? - обратился к Лу Велиал, припарковав автомобиль в неприметном месте.
   - Я бы предпочла, чтобы ты высказался первым, - довольно жестким тоном предложила эльфийка.
   Бонзо удивленно посмотрел на самку, тогда как человек просто закурил сигарету и стал размышлять вслух.
   - И так, кто-то убивает клоуна, который нас заинтересовал. Мало того, на месте преступления этот кто-то оставляет две синие розы. Теперь нам нужно попробовать разобраться, что все это значит, и решить, что делать дальше. Версию о случайном совпадении, как я понимаю, отбрасываем без обсуждения.
   - Все дело в розах, - вступил в разговор Бонзо. - До этого послания оставлял ты, теперь послание оставили тебе. Возможно, кто-то пытается копировать тебя. Вот только как он вышел на серебристого капуцина?
   - Подожди, Бонзо, - остановила рассуждения волка Лу. - Наверное, ты не в курсе, что две синие розы оставляли на месте преступления и ранее. Только убивали не клоунов, а самых обычных граждан, целыми семьями. И началась эта серия убийств приблизительно в то же время, когда и мы занялись клоунами. Так что, похоже, это действительно послания, но отнюдь не последователя. Скорее, кто-то пытается остановить нас. Или ты не знал об этом, Велиал?
   Под вопросительными взглядами собеседников человек закурил следующую сигарету и полностью сконцентрировался на ней. Не дождавшись ответа, Лу продолжила.
   - Всякий раз, когда мы отправляем на тот свет очередного клоуна, кто-то изощренно, будто играючи, расправляется с ни в чем не повинными существами и говорит нам: "в их смерти повинны вы".
   - Мне кажется, он не прекратит убивать, даже если мы остановимся, - попытался разрядить нарастающее напряжение Бонзо. - Но мы просто обязаны что-то придумать, чтобы остановить его.
   - Я уже давно этим занимаюсь, но пока все безрезультатно, - вступил в разговор человек. - Зацепиться абсолютно не за что.
   - Я просмотрю все, что есть по этому извращенцу. Может, что и нащупаю, - уже более миролюбивым тоном сказала Лу. - И все же, как он вышел на серебристого капуцина?
   - Я даже мысли не допускаю, что это дело рук кого-то из наших, - отрезал Велиал. - Мы где-то допустили ошибку, из-за которой на нас и вышли. Мы просто обязаны вычислить, где именно, и не допустить подобного впредь. Кроме того, мы должны решить, как будем действовать дальше.
   В разговоре наступила длительная пауза, во время которой закурила даже Лу. Первым нарушил молчание волк.
   - А вам не кажется, что у убийцы тоже, что-то пошло не так? До этого он убивал обычных и, наверное, случайных существ. Теперь же убил клоуна. Что-то здесь не вяжется. Это если он действительно мстил нам за клоунов.
   - Возможно, не добившись от нас никакой реакции, он теперь решил действовать на опережение, - предположил человек.
   - Возможно, - согласился с ним Бонзо, - но в таком случае его следующий удар может быть направлен против кого-то из нас. Это, если он все же знает, кто мы. В любом случае, мы теперь обязаны ответить чем-то более весомым.
   - Например? - уточнил Велиал.
   Прежде, чем ответить, Бонзо набрал в легкие побольше воздуха.
   - Может, пришло время действовать в открытую? Давайте предоставим возможность выбора всем желающим. Например, в шутливой форме проведем в социальных сетях опрос на тему, кого бы вы из известных клоунов, к примеру, отправили в первую экспедицию на Марс.
   - Я понял, - человек даже улыбнулся, - но ведь на подготовку акции требуется время. А его у нас как раз и не будет. Чем больше времени пройдет между выбором и исполнением, тем меньшим будет эффект.
   - За нами будут охотиться все спецслужбы, и рано или поздно доберутся до нас, - в свою очередь заметила Лу.
   - Нам придется немного пожульничать, - ответил человеку волк, проигнорировав замечание эльфийки. - Нужно подстроить так, чтобы первым "победителем" опроса стал наш кандидат. А "всенародный избранник" будет следующим. У нас будет время подготовиться и к первой акции, и ко второй.
   - Думаю, Сэм с опросом справится. И кого ты предлагаешь в "победители"? - Велиал явно увлекся идеей.
   - Резинового Джима, - ответил волк. - Я даже не сомневаюсь, что этот тип будет упоминаться едва ли не чаще остальных. Может, и подтасовывать ничего не придется.
   - Отличная кандидатура для такого случая, хотя к нему будет очень сложно подобраться, - поддержал выбор человек.
   - Парни, вы сейчас затеваете войну с предсказуемым результатом, - не оставляла попытки образумить самцов Лу.
   Велиал и Бонзо одновременно и осуждающе посмотрели на молодую эльфийку, чем еще больше вывели ее из равновесия.
   - Вы хоть понимаете, кого, в конце концов, выберут? - словно малым детям попыталась втолковать им Лу.
   - А у нас есть выбор? - спросил ее Велиал.
   - У тебя никогда нет выбора, - едва не срываясь ответила Лу.
   Бонзо показалось, что в этот раз она имела ввиду в первую очередь личное. Точно так же, похоже, подумал и Велиал.
   - Сейчас мы отвезем тебя и соберем парней. Если они поддержат, мы беремся за это дело, - сказал он, заводя мотор.
   Ехали молча. Только высадив Лу, Велиал снова заговорил с волком.
   - Здесь указано, как с ней связаться. Запомни и сожги, - сказал он, протягивая Бонзо лист бумаги. - Если мы примем решение, завтра свяжешься с ней и сообщишь. Без нее нам не обойтись, хотя и хотелось бы.
   - Я понял, - ответил волк и, уже сжигая в пепельнице лист, задал волновавший его вопрос. - Почему ты ничего не говорил обо всех этих убийствах?
   - Это что-то изменило бы? - вопросом на вопрос ответил человек.
   - Наверное, только усложнило бы, - согласился Бонзо. - У тебя и вправду нет никаких зацепок?
   - Ни единой. К тому же приходится очень осторожно добывать информацию, чтобы не привлечь излишнее внимание. Но мы должны его найти. Это уже дело принципа.
   В этот раз рассуждения на тему личного показались Бонзо неуместными. К тому же, он хорошо представлял себе, что чувствовал Велиал каждый раз, когда узнавал о новых убийствах. Что заставляло его двигаться дальше, несмотря ни на что? Как ему удавалось справляться с угрызениями совести, с предательским чувством вины?
   Велиал сам ответил на незаданные вопросы.
   - Я до последнего надеялся, что эти убийства никак с нами не связаны. Думал ли я о том, чтобы остановиться? Думал. Я остановился. Ничего никому не объясняя. А потом он убил снова. С тех пор, каждый раз, когда он кого-то убивал, я отправлял на тот свет очередного клоуна. Самообман? Наверное. А что еще я мог сделать?
   Бонзо сказать было нечего.
   Все члены группы поддержали план Бонзо, кто с большим, кто с меньшим энтузиазмом. Определенные сомнения высказал только Парацельс, да и то касались они в основном кандидатуры Резинового Джима. Молчун и Казанова больше размышляли над тем, как их неизвестный враг мог выйти на капуцина. Сэм вообще в основном молчал, поедая одну шоколадку за другой и согласно кивая головой всякий раз, когда речь заходила о том, что предстоит сделать непосредственно ему. Странным волку показалось только одно - никто из них так и не удосужился задаться вопросом, кто же будет следующим после Резинового Джима.
  
   18
   - Все дело в философии, Синг. В философии убийства. Какой смысл он вкладывает во все эти убийства? Почему он это делает?
   - Возможно, ему за это платят. И уж точно ему нравится убивать, - предположил лис.
   - Многим платят. И многим понравится убивать. При определенных условиях, конечно. Хотя, кому и просто так. Убийство, - один из первых примеров применения разума. Ты ведь не станешь отрицать, что очень долго убийство воспринималось как нечто естественное, как составная часть бытия. Убийство - как вполне приемлемый, а иногда и единственный способ решения проблемы. Не более того. Запрет на убийства появляется только тогда, когда кто-то уже решил свои проблемы и сосредоточился на сохранении статус-кво. Вот с этого момента и можно говорить о зарождении философии убийства. "Всем нельзя, а мне можно", - примерно с этого все началось. Убийства из-за бутылки водки или дозы героина, из ревности или из жадности никого особо не задевают. Убийства во время войны представляют интерес только в цифрах. Приблизительно такое же отношение и к терактам. Едва ли ты услышишь о том, что где-то на другом конце света один индивид убил другого, но если кто-то убил с десяток разумных существ, об этом раструбят все информационные агентства мира. И определяющей разницей здесь являются числа. Никто не заметит убийства какого-нибудь шахтера или плотника, но убийство высокопоставленного чиновника обязательно попадет в ленту новостей. Но и здесь все дело лишь в социальной иерархии, в том, что нарушен статус-кво. Если условный министр отдает приказ уничтожить условного террориста, - это одно дело, если условный террорист убивает условного министра, - это уже совсем другая история. Нарушен естественный порядок вещей, по крайней мере до того момента, пока условный террорист сам не станет условным министром. Убийства без видимых причин, осознанные, хорошо продуманные, изощренные, - вот что вызывает всеобщий интерес.
   - Убийства ради удовольствия, - вставил реплику Синг.
   - Пускай даже так, - нехотя согласился с ним Бегемот. - Давай поговорим об удовольствии. Возьмем, к примеру, наркотики. Все знают, что они доставляют определенное удовольствие, но не все их употребляют. Потому что все знают еще и о последствиях. Поэтому в обществе существует определенный стереотип наркомана: слабохарактерное, инфантильное, дезориентированное существо с отнюдь не выдающимися умственными способностями и с явными психологическими проблемами. Убери последствия и посмотри, чья рука не потянется к наркоте. А теперь представь себе какого-нибудь авторитетного члена общества, который открыто заявляет о том, что он наркоман да еще и логически объясняет причину своего пагубного пристрастия.
   Бегемот дал время Сингу представить, закурил ментоловую сигарету и продолжил.
   - Вернемся к нашему убийце. Уже в том, как он убивает, можно найти ответ на вопрос, почему он убивает. Его убийства - это его взгляд на окружающий мир, его отношение к действительности, его реальность, его рассказ о себе любимом, его философия. Ему нравится убивать и его не волнуют последствия. Он не просто убивает, он творит, он выражает себя, свою сущность. Он любуется собой, упивается своим превосходством. Каждое его убийство - это послание нам убогим. Я - все, вы - ничто.
   Лис хотел было снова что-то сказать, но не успел, - автомобиль как раз подъехал к дому кролика Лупса. Возле подъезда их уже поджидал Себастьян Ротвейлер с небольшой сумкой в руках.
   - А это кто? - поинтересовался Синг.
   - Это Себ, очень серьезный тип. Он принес ноутбук Лупса, который не удалось достать тебе, - ответил Бегемот, выходя из машины.
   Кот представил лиса и пса друг другу. Те обменялись колючими взглядами и холодными рукопожатиями. После церемонии знакомства все трое поднялись в квартиру кролика. Бегемот тут же принялся тщательно изучать обстановку, Синг занялся ноутбуком, а Себ с отсутствующим видом пристроился возле него. Прошло не меньше часа, прежде чем Бегемот закончил свой обход и присоединился к остальным. Судя по лицу Синга, тот к тому времени также успел раскопать что-то интересное. Первым поделился результатами кот.
   - Лупс - не тот, кто нам нужен, - начал он с самого главного. - Да, последняя семейная пара - это, скорее всего, его рук дело. Но все остальные убийства совершил кто-то другой. Слабоват он для этого. Начнем с обстановки. Большинство вещей в квартире старые и совершенно обычные. Все, что хоть немного претендует на изысканный вкус, - новое, явно приобретено в последние несколько месяцев. При этом, говорить о том, что хозяин был приверженцем какого-то определенного стиля не приходится. Единственное, что объединяет все эти новые вещи, это хрупкость. А еще обратите внимание на плотные темные шторы на окнах и на количество светильников в доме. Это тоже наталкивает на вполне определенные мысли. Идем дальше. Судя по содержанию холодильника и кухонных шкафчиков, в еде кролик отдавал предпочтение сладостям. Я бы сказал, что кое-что он даже готовил сам. Теперь книги. Чего тут только нет. Кролик был явно помешан на книгах. Но совершенно точно, предпочтение отдавал депрессивным, которые больше всего соответствовали его собственному мировоззрению. В общем, единственное, что меня интересует, это откуда у него взялись деньги на весь этот хлам.
   - Думаю, я могу немного прояснить этот вопрос, - почувствовал, что настал его черед, Синг. - Лупс был зарегистрирован на нескольких специфических сайтах, на которых тусуются разного рода психи. Там он оставлял подробные описания всех "семейных" убийств. Но, каждое из описаний был размещено за несколько дней до самих убийств. К тому же, об убийстве молодой пары мне не удалось найти ни единого слова. Зато есть забавная история любовных отношений с некоей Эстер. В определенном смысле доставляет, скажу я вам. Я бы и сам с ней познакомился.
   - Сойдешь с ума - познакомишься, - не упустил возможности поддеть его кот.
   Лис оценил и продолжил.
   - Кроме того, мне удалось найти следы довольно крупных денежных переводов. Если посмотреть на их даты, вырисовывается интересная цепочка: описание, убийство, оплата. Вот только, если Лупс оставил множество следов своего пребывания в сети, то о почитателе его таланта этого сказать нельзя. Думаю, даже вы не смогли выйти на его след, - Синг вопросительно посмотрел на Ротвейлера, но тот промолчал.
   - Удалось выяснить, с кем контактировал Лупс в машине полицейских, и кто перевел ему деньги на банковскую карточку? - в свою очередь спросил пса Бегемот.
   - Нет, - ответил ему Ротвейлер, - Лупс общался через интернет, а следы перевода теряются на другом конце света. Следствию удалось установить другое: кролик физически не мог убить серебристого капуцина. В это время он уже смотрел свой последний мультфильм.
   - Значит, поиски "семейного убийцы" будут продолжены? - одновременно спросили кот и лис.
   - Скорее всего, нет, - ответил пес, обращаясь только к Бегемоту и принципиально игнорируя Синга. - Кролик Лупс как убийца всех устраивает. Так что дело будет закрыто, награды розданы, а общественность успокоена.
   - А как же факты? - наивно поинтересовался Бег.
   Ротвейлер в ответ только улыбнулся и пожал плечами.
   - А если он убьет снова? - не унимался кот.
   Еще одна улыбка на бис.
   - Мне тоже заканчивать с этим делом?
   - А разве ты уже нашел убийцу? - все с той же улыбкой на лице ответил вопросом на вопрос Себастьян.
   Наступила довольно продолжительная пауза, сильнее остальных напрягавшая молодого лиса. Поэтому, вспомнив что-то важное, он не упустил возможности нарушить тишину.
   - Бег, забыл тебе рассказать о розах. Одна моя хорошая знакомая в информационном отделе покопалась в сводках и нашла несколько упоминаний о синих розах. Все случаи были квалифицированы как несчастные или смерть от естественных причин, но все жертвы были клоунами, как и серебристый капуцин, и каждый раз на месте происшествия присутствовала синяя роза. Мне удалось даже достать одну из них, с последнего случая. Я отдал ее на экспертизу вместе с остальными. Так вот, эксперт был готов поспорить со мной, что она выращена в тех же условиях и тем же способом, что и розы "семейного убийцы". А вот роза с убийства семейной пары не имеет с ними ничего общего.
   Пока лис дожидался похвалы от Бегемота, тот пристально наблюдал за псом, впервые проявившим живой интерес к сказанному. Только попрощавшись с Ротвейлером и отъехав от дома Лупса, кот высказался по поводу услышанного.
   - Совсем не обязательно было рассказывать о розах в присутствии Ротвейлера.
   Синг хотел было спросить почему, но успел догадаться и сам. После этого он стал непривычно немногословным.
   - Философия убийства, Синг. Мы снова возвращаемся к ней, - задумчиво продолжил Бегемот. - Точнее, благодаря тебе, мы теперь имеем две совершенно разных философии. И, вполне возможно, теперь знаем, в чем смысл роз.
   Загрустивший лис понимал все меньше, но с вопросами не спешил. Вместо этого он едва слышно проворчал.
   - Монетки со смайликами. У серебристого капуцина в кармане нашли такую же.
  
   19
   Бонзо связался с Лу и назначил встречу. С этого момента он мог думать только о том, как все пройдет, что скажет, что услышит. Взять себя в руки не получалось. Никак. Волк не мог сказать, что с ним никогда такого не было. Возможно, в первый раз. Может быть еще когда. Он не помнил. Да и неважно все это. В этот день почти все казалось неважным. Даже Резиновый Джим. Даже Велиал. Хотя мысли о Велиале приходилось отгонять самому. К вечеру в целом мире осталась только Лу.
   Бонзо специально выбрал место, где можно было курить. Так он сможет чувствовать себя уверенней. По крайней мере, ему так казалось. И вот теперь, придя загодя, волк усиленно занимался наполнением пепельницы. Лу опоздала всего лишь на несколько минут, села за столик, посмотрела на пепельницу, потом на Бонзо, улыбнулась и задала вопрос, который ни разу не мелькнул в фантазиях волка.
   - У тебя есть еще какие-то планы на вечер?
   Волк удивленно посмотрел на нее и отрицательно покрутил головой.
   - Меня пригласили на вечеринку. Не хочешь составить мне компанию?
   Теперь волк неопределенно пожал плечами.
   Успели выпить по две чашки кофе, говорила в основном Лу, ни о чем. Бонзо лишь изредка отвечал на ее вопросы. В основном односложно. Когда же он все-таки собрался заговорить о деле, эльфийка посмотрела на часы и встала из-за стола.
   - Нам пора.
   Волк молча последовал за ней.
   Проснулся Бонзо в чужой постели, со всеми признаками похмелья средней степени тяжести и с урывчатыми воспоминаниями о прошедшей ночи. Когда волк успел уже немного прийти в себя и даже нащупать нить воспоминаний, в спальню вошла незнакомая молодая самка, с мокрыми волосами и в одном полотенце. Не обмолвившись ни единым словом и лишь мельком глянув на волка, она собрала с пола свою одежду и удалилась. Бонзо окончательно запутался, укрылся и предпочел оставаться в постели до выяснения обстоятельств.
   Прошло не менее получаса, прежде чем в дверях спальни появилась Лу, одетая и бодрая.
   - Завтрак готов. Мы ждем тебя на веранде, - сказала она, мило улыбаясь.
   Когда эльфийка ушла, Бонзо поднялся с постели и занялся тем же, чем до него занималась незнакомка. Собрав все предметы своего гардероба, волк отправился на поиски ванной комнаты. На веранде он появился уже намного посвежевший, но все еще со значительными пробелами в памяти. Лу и незнакомка уже позавтракали и о чем-то мило беседовали. Волк же к еде не притронулся, ограничившись соком и кофе. При этом он старательно пялился куда-то под стол, чтобы случайно не встретиться взглядом с самками. Только когда незнакомка покинула дом, Бонзо немного попустило. Настолько, что он даже позволил себе поинтересоваться у Лу насчет ее подруги.
   - Мы у нее на вечеринке вчера были, - ответила эльфийка. - Ты что, ничего не помнишь?
   - Не все, - немного приукрасил ситуацию волк. - Наверное, выпил лишнего.
   - Я бы не сказала, что ты слишком усердно налегал на спиртное. Не больше остальных. Это, наверное, от травки.
   - От травки? - искренне удивился Бонзо. - Да я ее и пробовал всего-то пару раз. Не понравилось.
   - Тогда все понятно, - со знанием дела заявила эльфийка. - Кстати, подруга просила передать, что ты редкая сволочь.
   Бонзо едва не выпустил из рук чашку.
   - Наверное, это потому, что ты ночью не уделил ей должного внимания, - явно издеваясь, предположила Лу.
   Бонзо растерялся настолько, что позволил себе один из глупейших вопросов в своей жизни.
   - Ты тоже так считаешь?
   - Чего вдруг? - вполне искренне удивилась Лу. - Мне, в отличие от нее, жаловаться не на что. Даже наоборот.
   Углубляться в подробности волк не стал, предпочтя сменить тему.
   - Я лишнего не болтал?
   - Нет, - успокоила его Лу и тут же позволила себе снова подразнить. - Ты все делал правильно.
   - Не издевайся, - по-дружески попросил ее Бонзо.
   - Больше не буду, - пообещала Лу и, посмотрев на часы, добавила, - к тому же, мне пора. Я подброшу тебя домой, только по дороге кое-куда заедем.
   В машине Бонзо попытался, наконец, поговорить о Резиновом Джиме, но Лу была явно не настроена обсуждать эту тему.
   - Подожди меня в машине, - сказала она, свернув к уютному двухэтажному коттеджу.
   Не успела она подойти к дому, как навстречу ей выбежала девочка лет трех-четырех, а за ней вышел и хозяин дома. Лу подхватила девочку на руки, поцеловала самца и о чем-то с ним стала разговаривать. Бонзо не мог их слышать, но с интересом наблюдал за мимикой и жестами. Судя по всему, Лу и самец были как минимум близкими друзьями.
   - Кто это? - спросил Бонзо, когда Лу устроила ребенка на заднем сидении и села за руль.
   - Кто именно? - уточнила эльфийка, выезжая на дорогу, но ответа дожидаться не стала. - Это дочь моего мужа. А то, как ты понимаешь, был сам муж.
   - Как это, дочь твоего мужа? - не понял волк.
   - Ее мать работала секретаршей у моего мужа, как это обычно и бывает. Потом сбежала с его лучшим другом, что тоже, в общем-то, не редкость. А ребенок остался, - спокойно объяснила Лу.
   - Вы в разводе?
   - Нет. Зачем? - даже удивилась Лу. - Мы знаем друг друга едва ли не с рождения. К тому же у меня никогда не было более верного друга. По крайней мере, до момента замужества. Достаточно того, что мы редко ночуем под одной крышей. Но ребенок здесь совершенно ни причем. Даже наоборот. Так я могу ее чаще видеть. И никто не лезет с глупыми вопросами.
   Последнее замечание удержало волка от дальнейших расспросов.
   - Тебе куда? - спросила эльфийка, отведя ребенка в садик.
   Бонзо назвал адрес и снова вернулся к делу. На этот раз Лу разговор поддержала, но в категорической форме.
   - Передай Велиалу, что я знаю, как подобраться к Резиновому Джиму. Вряд ли ему придет в голову идея получше. Поэтому я хочу принять в акции непосредственное участие. Все равно вам без меня не обойтись.
   - Велиал не хочет, чтобы о тебе узнали остальные члены группы, - ответил на это волк.
   - Но тебя ведь он со мной познакомил, - раздраженно заметила эльфийка.
   - Он сделал это на тот случай, если что-то пойдет не так, - объяснил Бонзо.
   - Все уже пошло не так, - грустно сказала Лу. - К тому же остальным и не обязательно будет знать о моем участии.
   - Обычно остальные прикрывают.
   - В этот раз их помощь не понадобится. В день акции уж точно.
   Подъехали к дому Бонзо. Молча покурили. Уже открывая дверцу, Бонзо все-таки решился.
   - Может, зайдешь? - неуверенным тоном спросил он.
   Лу только отрицательно покачала головой.
   Она догнала волка у самого подъезда.
   - А знаешь, я передумала. К тому же ты первый, кто не попытался меня уговорить. Даже обидно, - сказала Лу, беря его за руку.
   Бонзо едва не назвал одно имя, но вовремя спохватился.
  
  
   20
   "Когда Смайлик не убивает, Смайлик занимается розами. Ману нравится смотреть, как Смайлик занимается розами. Когда Смайлик занимается розами, Смайлик грустный. Ману нравится, когда Смайлик грустный. Потому что, когда Смайлик убивает, Смайлик веселый. Только не по-настоящему веселый. А еще, когда Смайлик занимается розами, Смайлик говорит. Когда Смайлик убивает, Смайлик тоже говорит. Но Ману не нравится слушать то, что говорит Смайлик, когда убивает. Ману нравится слушать Смайлика тогда, когда Смайлик занимается розами.
   Розы красивые. И грустные. Наверное, потому, что красивые и колючие. Розы всегда колют Ману, когда Ману хочет дотронуться до них. Потому что Ману видит, какие розы красивые и забывает, какие розы колючие. Ману не злится. Ману просто становится грустно, как розам, как Смайлику. Самые грустные розы - синие. Смайлик говорит, это потому, что синие розы ненастоящие. Когда Смайлик так говорит, Смайлик становится очень грустным. Только однажды Смайлик смеялся, когда Ману спросил, почему розы могут быть какими угодно, только не синими.
   Смайлик сказал, что это потому, что есть только одна синяя роза. Где-то очень далеко, высоко в горах, в Долине Цветов. Миллионы цветов живут в той долине. Миллионы самых разных цветов. И только одна роза, синяя. Многие знают, где живет синяя роза, но немногие видели синюю розу. Потому что неважно, что ты хочешь увидеть синюю розу. Важно, хочет ли синяя роза увидеть тебя. Смайлик говорит, что каждый может добраться до места, которое называется Долиной Цветов, и увидеть миллионы самых разных цветов. Но не каждый может оказаться в Долине Цветов, где живет синяя роза. Ману ничего не понял. Но Ману не стал спрашивать Смайлика. Ману рассказал камешку все, что сказал Смайлик. Камешек не смеялся. Камешек молчал. Ману думал, что увидит синюю розу во сне. Но Ману ничего не приснилось. Наверное, Ману как все. Ману тоже может добраться до места, которое называется Долиной Цветов и увидеть миллионы цветов. Но Ману не может оказаться в Долине Цветов. Даже во сне.
   Потом Ману спросил Смайлика, почему Смайлик не отправится в Долину Цветов. Смайлик ответил, что не уверен, что синяя роза захочет увидеть Смайлика. Может быть когда-то. Но не сейчас. Смайлик не сказал, когда, но Ману и сам догадался. Наверное, Смайлик прав. Наверное, синяя роза захочет увидеть того, кто убил Заратустру.
   Смайлик говорит, во всем должен быть смысл. Только глупцы совершают бессмысленные поступки. Смайлик не глупый. Смайлик говорит, без смерти Заратустры все остальные смерти бессмысленны. Без смерти Заратустры бессмысленно отправляться в Долину Цветов.
   Ману не нравится слушать то, что говорит Смайлик, когда убивает. Ману нравится, когда Смайлик грустный. Когда Смайлик грустный, Смайлик не убивает. Когда Смайлик грустный, Смайлик занимается розами. Когда Смайлик занимается розами, Смайлик грустный и красивый. Потому что колючий. Смайлик всегда ранит Ману, когда Ману пытается прикоснуться к Смайлику".
   Поросенок закрыл тетрадь, посмотрел на батарею пустых бутылок на столе и улыбнулся своей единственной улыбкой. Если на столе его ждали пустые бутылки, значит, сегодня никто не умер. Если никто не умер, значит поросенку нечего делать. Только убрать пустые бутылки.
   Ману не спеша прибрался на столе, посмотрел на настенные часы, снова улыбнулся и вернулся к своей тетради.
   "Сегодня Ману пойдет в кино. Ману любит кино. Очень. Особенно мультфильмы. Особенно "Король Человек". Ману четыре раза смотрел "Король Человек". Человек - сильный и добрый, как Заратустра. Смайлик говорит, так не бывает. Смайлик не прав. Ману знает, что бывает. Человек родился королем, но не сразу им стал. Потому что у него был брат Орангутанг. Как у Ману. Только у Ману хороший брат, а у Человека плохой. Орангутанг очень хотел стать королем, и поэтому хотел убить Человека. Ману знал, что Орангутанг не убьет Человека, потому что тогда не было бы мультфильма "Король Человек", но Ману все равно было страшно. Река спасла Человека, унеся его очень далеко от Орангутанга. А потом волчица нашла его на берегу и вырастила. Пока Человек рос, Орангутанг стал королем, и всем стало плохо. Почти всем. Орангутангу было хорошо. И шакалам тоже было хорошо, потому, что Орангутанг стал королем. Смайлик смеется и говорит, что шакалам всегда хорошо, кто бы ни был королем. Смайлик не прав. Ману знает, что шакалам плохо, когда король - Человек. Всем было плохо, но никто не знал об этом. Потому что никто не знал, что может быть лучше. Только Человек. Поэтому, когда Человек вырос, он переоделся купцом и приехал в свою страну продавать яблоки, почти бесплатно, чтобы каждый смог их купить. Только яблоки были не простые, а волшебные. Тот, кто съел яблоко, сразу же понимал, что ему плохо и что может быть лучше. Только от этого хорошо не стало. Стало только больше шакалов и тех, кто хотел убить Человека. Смайлик говорит, что только так и бывает. Смайлик не прав. Ману знает, что так случилось только потому, чтобы мультфильм не получился слишком коротким. Поэтому Человек снова бежал. И стало ему очень грустно, потому что он не знал, что еще нужно сделать. А потом Человек понял, что все потому, что все жили в полной темноте и знали только то, что им плохо и что бывает лучше. Но ведь для того, чтобы сделать лучше, мало знать, что бывает лучше. Нужно еще знать, как сделать лучше. А как это можно узнать, когда вокруг темно? И тогда Человек понял, что всем нужен свет. Человек снова вернулся в свою страну и принес с собой огонь. Теперь все могли узнать, как сделать лучше. А еще все смогли греться, когда холодно, готовить вкусную пищу и делать еще очень много полезных вещей. И всем стало лучше. Убили они Орангутанга, выгнали его шакалов и сделали Человека королем. Только как можно сделать королем того, кто им родился? Поэтому Человек сделал всех равными, а сам отправился в дальние края, нести свет остальным. Смайлик говорит, что еще поверит в то, что человек способен усложнить всем жизнь, принеся свет, но уж точно не поверит, что он способен отказаться от власти. И равными все быть долго не смогут. Потому что кому-то обязательно захочется стать Орангутангом, а кому-то - шакалом. Смайлик не прав. Ману знает, что Человек ушел, потому что будет еще один мультфильм, "Король Человек-2".
   Поросенок закрыл тетрадь и отправился в кино. Вернулся он поздней ночью. Грустный и задумчивый.
   "Ману не понравилось в кино. "Короля Человека" не было. И мультфильма не было. Был фильм. Исторический. Сначала появились воины, и все стали друг друга убивать. Потом появились клоуны и стали убивать воинов. Потом появились философы, но ничего не изменилось. Просто клоуны стали убивать воинов, а все остальные - философов. Клоунов, конечно, тоже убивали. Но только для того, чтобы освободить место для новых клоунов. Почему не может быть по-другому? Может быть, Смайлик все-таки прав?"
  
   21
   Определение "постарался" вряд ли было уместным применительно к Сэму, но свою часть работы он выполнил действительно качественно и быстро. Прошло всего лишь несколько дней, и тема экспедиции на Марс стала распространяться в сети уже без его непосредственного участия. Оставалось лишь контролировать ход голосования на наиболее популярных сайтах. Тут также все складывалось довольно удачно. В нужный момент Резиновый Джим мог оказаться лидером голосования и без постороннего вмешательства. Особенно если бы по поводу Джима в своем блоге высказался Велиал. Так, как он умел: отбросив эмоции, как бы между прочим, в присущем ему ироническом стиле, раздев клоуна до костей, выставив на всеобщее обозрение его гнилую сущность. Именно это и предложил Бонзо.
   - Хочешь ударить, - просто бей, - зарезал на корню его идею Велиал. - Да и не много ли чести для существа, которое только и умеет, что сосать и отсасывать? Думаю, даже некролог будет излишеством.
   - Может, ты и прав, - согласился Бонзо и перешел к более важному вопросу. - Знаешь, у Лу, похоже, есть идея, как все провернуть. Только она хочет сама это сделать.
   - Знаю, - прервал его человек, - план неплохой. Возьми Молчуна и выясни, все ли так и есть. Если все сходится, начинаем действовать.
   - И сделает это Лу? - спросил волк.
   - Да.
   - А как же...
   - Ты против? - снова прервал волка Велиал.
   - Не знаю, - уклонился от ответа Бонзо.
   - Это другие не знают и не будут знать, а ты должен сказать "да" или "нет".
   - Да, - поспешил ответить волк, прежде чем человек окончательно не завелся и не сказал то, чего Бонзо слышать не хотелось.
   - Тогда давай сделаем все как надо, - сказал Велиал.
   - Мы сделаем, а она?
   Человек улыбнулся и хотел было что-то ответить. Но, видимо, пожалев волка, передумал.
   Молчун припарковал машину на стоянке аэропорта так, чтобы хорошо просматривался вход в терминал. Потом, не сказав Бонзо ни слова, он вышел и вернулся только минут через двадцать.
   - Укрыться от видеонаблюдения не получится, но если все-таки нужно, то есть место, которое просматривается очень плохо, - поделился результатами прогулки Молчун.
   Нужно или нет, волк уточнять не стал, спрыгнув на нейтральную тему.
   - Молчун, а чем ты занимаешься? В обычной жизни, - спросил Бонзо эльфа, раскуривая сигарету.
   - Живу, - ответил тот, недовольно проследив за первыми клубами дыма.
   - Работаешь?
   - Я свое отработал, теперь могу просто жить.
   - Хорошая, наверное, была работа, раз теперь можно просто жить, - с улыбкой заметил волк.
   - Тебе бы не понравилась, - немного подумав, ответил эльф. Еще немного подумал и добавил, - наверное.
   - А хобби какое-нибудь есть?
   - Хобби нет, - предсказуемо ответил Молчун, но потом ошарашил Бонзо. - Я фанат, футбольный.
   - Болельщик? - удивленно переспросил волк и напросился на презрительный взгляд напарника.
   - Не болельщик, а фанат.
   - И почему футбол? - задал довольно глупый вопрос волк.
   - Потому что в футболе все как в жизни. Только честнее. В футболе дерьмо всегда остается дерьмом.
   "Видимо, тот, кто назвал эльфа Молчуном, никогда не говорил с ним о футболе", - подумал Бонзо, внимательно слушая напарника. Настолько внимательно, что едва не проспал появление машины сопровождения Резинового Джима. Черный джип остановился прямо напротив терминала. Из него вышел охранник и направился к входу в здание.
   - Мне идти с тобой? - заметив, как напрягся волк, спросил эльф.
   - Я сам, - ответил Бонзо, открывая дверь.
   Вернулся он спустя несколько минут после того, как отъехал черный джип, с бутылкой коньяка и блоком сигарет в руках.
   - Это тебе, - протянул он коньяк Молчуну. Сигареты положил в бардачок.
   - Все? - спросил Молчун и, получив утвердительный ответ, завел двигатель.
   Ровно через неделю в то же время и почти с того же места Бонзо снова следил за входом в терминал. Только в этот раз водительское место занимал Велиал. Бонзо нервничал, сильнее, чем обычно. Когда подъехал знакомый джип, волк был уже не в силах скрывать свое волнение от человека. Но тот, видимо, чувствовал себя не многим лучше. Охранник зашел в здание, и Велиал с Бонзо синхронно посмотрели на часы, потом закурили.
   - И как все произойдет? - шумно выпустив облако дыма, спросил Бонзо.
   - Отек легких, мгновенный. Пока проведут вскрытие, причину установить будет невозможно. Парацельс гарантировал.
   - А оставшиеся сигареты в пачке?
   - Через час после вскрытия будут безвредными.
   Услышав о безвредных сигаретах, волк улыбнулся.
   - А если Джим угостит ими кого-нибудь?
   Теперь пришел черед Велиала улыбаться.
   - Если бы Джим был способен делиться, нас бы здесь сейчас не было.
   Появление охранника прервало их разговор. Появился он в компании Лу. Хотя узнать ее было невозможно, выглядела она не менее эффектно, чем в оригинале. Охранник тащил ее огромный чемодан на колесиках, Лу несла его пакет с покупками. Они о чем-то мило беседовали. Охранник, казалось, готов был из кожи вылезти, лишь бы угодить самке. Закинув чемодан в багажник ее автомобиля, он еще минут долго не мог с ней проститься. Велиал и Бонзо то и дело поглядывали на часы и по очереди матерились. Лу на часы не поглядывала. Можно было даже подумать, что это она никак не может расстаться с галантным кавалером.
   Наконец, парочка попрощалась. Лу дождалась, пока джип охраны отъедет и только после этого сама выехала со стоянки. Велиал держался в сотне метров от нее.
   - И сколько у нас времени? - продолжил прерванный разговор Бонзо.
   - Ты имеешь в виду, сколько у него времени? - уточнил человек. - Максимум неделя. А может, и несколько часов. Зависит от того, когда он распечатает блок и доберется до нужной пачки.
   - А роза?
   -Розу доставят в первом венке. Этим занимаются Молчун с Казановой. Венок уже заказан, так что, если начнут выяснять, все сразу поймут.
   -Так зачем тогда все эти сложности с ядом? - удивился волк.
   - Это принципиально, - отрезал человек.
   Лу, тем временем, съехала к подземной автостоянке. Велиал свернул за угол и остановил машину. Снова пришлось ждать. Когда Лу открыла заднюю дверь, ее встретила пелена сизого дыма.
   - Все, - устало заявила эльфийка, забрала у Бонзо зажженную сигарету и глубоко затянулась. Ее рука при этом едва заметно дрожала.
   - Как все прошло? - сухо поинтересовался Велиал.
   Его тон, похоже, сильно задел самку. Прежде, чем ответить, она демонстративно поцеловала его в щеку. Не забыла и Бонзо.
   - Отлично. Задергала, правда, продавца в дьюти-фри пока ждала. А так все по плану. Охранник вообще оказался таким милым.
   - Ты ему, случайно, номер свой не оставила? - продолжил выводить ее из себя Велиал.
   - Я его взяла, - соответствующим тоном ответила Лу и перевела взгляд на волка.
   - Давай сегодня напьемся. Иначе я просто не смогу уснуть.
   Бонзо только молча пожал плечами. Ему показалось, что Лу хочет просто подразнить Велиала. Бонзо не мог знать, что чувствовал человек, но ему самому было крайне неловко.
   - И где вас высадить? - спросил человек волка.
   - Возле дома Бонзо, - ответила за того самка, превращая подозрения волка в уверенность.
   Утром их разбудил звонок Велиала.
   - Вопрос уже решен, - сказал в трубку человек и тут же отключился.
  
   22
   Ознакомившись с очередным форумом, посвященным "экспедиции на Марс", Бегемот решил, что с него хватит, и повернулся к скучающему Сингу.
   - И что? Как по мне, очередная пустая болтовня, не более того.
   Хорошо знакомая предвкушающая ухмылка тут же появилась на лице лиса.
   - Резиновый Джим уже улетел на Марс. Сегодня утром. Просто об этом еще мало кто знает. Думаю, к вечеру интернет взорвется.
   - Как это произошло?
   - Пока известно только то, что Джим покинул родную планету. Никаких подробностей. Но, если ты прихватишь с собой туго набитый кошелек, мы сможем черпать данные прямо из первоисточников. По крайней мере, пока все в растерянности.
   По дороге к дому Резинового Джима Синг сделал остановку и купил похоронный венок, самый дорогой из имевшихся в наличии. Не забыл и о траурной ленте с надписью "Резиновому Джиму от бизнес-партнеров".
   - Почему не от друзей? - поинтересовался кот, прочитав надпись.
   - У него их не было. А так венок послужит нам чем-то вроде пропуска, - объяснил лис.
   Подъехали к дому. Под окружающим его забором уже открылась выставка достижений автомобильной промышленности. Синг добавил к ней свой экспонат и, прихватив венок, вышел из машины. Подождав Бегемота, лис передал ему венок и только после этого прошел через открытые ворота.
   Небольшие стайки разношерстых особей, все как один в дорогих костюмах и вельветовых кепках, присев на корточки, с одинаково угрюмым выражением на лицах что-то сосредоточенно обсуждали. Каждый из них поочередно тянулся к поставленным прямо на изумрудный газон бутылкам виски и доверху наполнял пластиковый стакан. Опорожнив посуду, каждая особь смачно сплевывала себе под ноги и закусывала сигаретой.
   - Это кто? - не удержался от вопроса кот.
   - Клоуны. Со специфическим прошлым. Для них подобные мероприятия - нечто вроде обряда, потому и слетаются как мухи на дерьмо, - почти шепотом объяснил лис.
   - Забавные ребята, - в свою очередь перешел на шепот Бегемот.
   Синг едва сдержал улыбку.
   В доме взору кота открылась уже знакомая по конференции картина. Все то же, только вместо торжественных масок - скорбные. С некоторыми из клоунов Синг даже обменивался приветственными кивками. А то и вовсе вступал в короткий формальный разговор. На Бегемота никто не обращал внимания, - только на венок в его руках. Отправив его к прочим принесенным венкам, кот и лис пристроились в уголке и стали осматриваться по сторонам.
   - А где покойный? - спросил Бегемот.
   - На вскрытии, - ответил Синг и спросил в свою очередь. - Что мы ищем, Бег?
   - Розу, - ответил тот.
   Глазастый лис заметил искомое первым. Толкнув в бок кота, он глазами указал ему на венок из живых цветов. Композиция венка была продумана таким образом, что не обратить внимания на одинокую и роскошную синюю розу было просто невозможно.
   -Думаю, это то, что мы ищем. Было бы неплохо выяснить, кто принес, - сказал Бегемот.
   Синг в ответ только протянул руку. Когда Бег вложил в нее несколько купюр, лис удалился. Сыщика тут же охватило некомфортное чувство одиночества. К тому же, ему казалось, что все присутствующие как по команде стали на него пялиться. Даже в обществе гномов было повеселее.
   - Выяснил? - с облегчением спросил он вернувшегося лиса.
   - А как же, - гордо ответил лис, - ребята из охраны помогли. На записи видеонаблюдения видно, что венок доставил сотрудник похоронной конторы "Осирис".
   - Пошли отсюда, - сказал Бег.
   - Подожди, - придержал его за руку Синг.
   Лис прошелся вдоль ряда венков, поправил нужный, заодно избавив его от синей розы, перебросился парой слов еще с одним знакомым и не спеша стал пробираться к выходу. Кот в мгновение ока оказался рядом с ним.
   В похоронной конторе выяснить имя заказчика предсказуемо не удалось. Но кое-что интересное все-таки всплыло. Заказ был сделан еще до смерти Джима, через интернет с полной предоплатой электронным платежом. Сама работа по договору должна быть выполнена в течение часа после получения с курьером синей розы. Курьер появился менее чем через час после смерти клоуна. Еще через час венок был доставлен по указанному адресу.
   - Куда дальше? - поинтересовался лис на выходе из конторы.
   - Не знаю, - ответил кот.
   - Может, отвезем розу на экспертизу? - предложил Синг.
   - Зачем? - удивился сыщик. - Как по мне, то и так все предельно ясно. Не ясно только, что нам делать дальше.
   - Может, в морг съездим?
   - Может, только ближе к вечеру. Чтобы поменьше народу там встретить, - поддержал в этот раз идею кот.
   - Так куда все-таки поедем? - снова спросил лис, поворачивая ключ зажигания.
   - Куда-нибудь. Хоть в театр. Или в музей. Лишь бы там не было клоунов.
   Синг залился звонким смехом.
   - Бег, клоуны теперь есть везде, где сухо и тепло.
   - В таком случае, мне все равно. Мне просто нужно немного подумать.
   - За нами хвост, - сообщил Бегемот Сингу после очередного поворота.
   - И что будем делать? - спросил тот, посмотрев в зеркало заднего вида.
   - Ничего. Едем, куда собрался. Надеюсь, травы при себе нет?
   - Нет, - успокоил его лис. - Розу выбросить?
   - Ее брать не стоило, - задумчиво проворчал Бегемот. - Попридержи пока.
   Синг отвез Бегемота в Макдональдс. На большее его фантазии не хватило. Не прошло и получаса, как к ним за столик подсел Себастьян Ротвейлер.
   - Как успехи? - сходу приступил к делу.
   Кот сосредоточился на своем стакане, сделал несколько глотков и только после этого неопределенно ответил.
   - Понемногу.
   - Слышал, вы сегодня наведались в дом Резинового Джима? - настоятельно призвал к конкретике пес.
   Кот к этому моменту уже решил, что утаивать последние факты бессмысленно, а может и опасно.
   - Резинового Джима убили. В этом можно не сомневаться. Предположительно, убийца тот же, что и в других случаях с клоунами.
   - Предположительно или наверняка? - хитро прищурившись, уточнил Ротвейлер.
   - Отдай ему розу, - обратился кот к лису.
   Тот молча достал пакет с цветком и небрежно бросил его через стол псу. Поймав пакет, Себастьян отблагодарил Синга очень нехорошим взглядом.
   - И как вы узнали, что Джим убит?
   Бег как можно равнодушнее пожал плечами.
   - Услышали о безвременной кончине. Решили, на всякий случай, проверить. Увидели розу. Вот, собственно, и все.
   - Так ты уверен, что это все тот же "семейный убийца"?
   - Не уверен, но очень даже может быть, - ответил сыщик, глядя прямо в глаза псу.
   Себ даже не попытался скрыть саркастический оскал, и Бегемоту это не понравилось.
   - Надеюсь, разгадка уже где-то рядом, - вместо прощания сказал Ротвейлер.
   Хвост исчез вместе с псом. Как ни вглядывался Бег в зеркало, ничего подозрительного не заметил. Ближе к вечеру, как и планировали, сыщик с напарником заехали в морг. Щедро одарив патологоанатома, они узнали, что Джим умер от отека легких и что следов отравляющих веществ в организме не обнаружено. "На сдачу" патологоанатом предложил гостям экскурсию по своим владениям, но те отказались. Уже на выходе Бегемот столкнулся со странного вида поросенком. От неожиданности тот обронил на пол что-то металлическое.
   - Это наш Ману, - с радостью познакомил гостей с еще одной достопримечательностью морга патологоанатом, - ночной сторож. А еще Ману пишет книгу. Правда, Ману?
   Поросенок согласно кивнул головой, по-детски в упор разглядывая Бегемота и Синга. Кот, тем временем, поднял с пола упавший предмет. Это была сувенирная монета с грустным и веселым смайликами.
   - Можно я ее оставлю себе? - спросил кот поросенка.
   Тот снова согласно кивнул головой.
   Поблагодарив поросенка и патологоанатома, Синг и Бег направились к машине.
   - Такие же монеты находили у жертв, - зачем-то напомнил по пути лис.
   - Ты думаешь, этот Ману - наш убийца? - с улыбкой спросил Бег.
   - Да нет, - смутившись, возразил Синг, - просто вспомнил.
   - Теперь домой, - не дожидаясь вопроса, сказал кот.
   По дороге Синг успел сделать пару звонков и сообщил Бегемоту последние новости.
   - Дело открывать не будут. Смерть Джима признана естественной. Но, все как-то уж подозрительно быстро затихло.
   Остаток вечера Бег и Синг провисели в интернете. Со взрывом лис ошибся. Казалось, что те, кто еще вчера мечтал отправить Резинового Джима на Марс, сегодня напрочь забыли о его существовании. Так продолжалось до тех пор, пока кто-то не вспомнил о голосовании и не выбрал очередного кандидата. Результаты стали меняться с космической скоростью. Разрыв между Великим Клоуном и остальными претендентами превращался в пропасть. Потом большинство сайтов рухнуло.
   - Похоже, кто-то отнесся к экспедиции на Марс очень даже серьезно, - язвительно заметил Синг, сам успевший к тому времени проголосовать, и не единожды.
   Бегемот будто и не слышал его. Уставившись в пустую страницу, он остервенело крутил между пальцами подаренную монету.
  
   23
   Она делала все, что хотела. Или все, что взбредет в голову, в зависимости от настроения. Чаще, все, что хотела. Звонила, когда хотела. Приходила, когда хотела. Оставалась до утра или уходила посреди ночи. Открывая дверь, Бонзо никогда не знал, кого увидит на пороге: взбалмошную девчонку или снежную королеву. Никогда не знал, прильнет ли она к его губам, едва переступив порог, или всего лишь подставит щеку для банального прощального поцелуя после недолгого чаепития на кухне. Она могла ни с того ни сего поделиться с ним сокровенным, а могла и устроить допрос с пристрастием. С одинаковым успехом волк мог увидеть и одинокую слезу в уголке ее глаза, и демонстративно-издевательскую ухмылку. Одно Бонзо знал точно - все будет так, как она захочет, нравится ему это или нет.
   С момента появления в квартире Бонзо Лу не произнесла ни единого слова. Молчал и волк. В остальном все было хорошо знакомым: вино, музыка, секс... Быть может, секс... Бонзо никак не мог почувствовать Лу. Как только он приближался, она ускользала. Как только он был готов смириться с этим, она оказывалась рядом. И снова ускользала, и снова манила к себе. Потом он все же нашел ее. Или она просто осталась, чтобы получить желаемое.
   Потом она долго стояла на балконе и курила одну сигарету за другой. Опустившаяся на город ночь едва успела прикрыть ее голое тело от посторонних взглядов. Но вряд ли Лу это заметила и оценила. Когда волк собрался было присоединиться к ней, эльфийка внезапно оборвала свое молчание.
   - Поехали, я хочу тебе кое-что показать, - сказала Лу, вернувшись в комнату.
   Бонзо не удивился бы, если бы она так голышом и вышла из квартиры. Но, Лу оделась и даже успела понаблюдать за тем, как собирается волк.
   В машине Лу снова играла в молчанку. Бонзо просто смотрел на дорогу. Выбравшись за город, эльфийка свернула с главной в сторону национального парка, или того, что от него осталось, судя по многочисленным проплешинам в виде претенциозных вилл. Объехав заповедник, Лу свернула к гряде холмов, отделенных от парка объездной дорогой. Бонзо, наконец, стала ясна конечная цель их ночного путешествия. Он пару раз вскользь слышал об этом месте, но не более того. Наверное, так было нужно, чтобы он увидел его впервые именно сейчас.
   Оставив машину на стоянке, Лу и Бонзо поднялись по мраморной лестнице на смотровую площадку с искусственным прудом. Вода в пруду постоянно прибывала и, переливаясь через дальний край, падала куда-то в черную пропасть. Бонзо подошел к парапету и посмотрел вниз.
   Взору волка открылся необычный сад, основанием упирающийся в срезанный холм с искусственным водопадом, а с трех других сторон огражденный п-образным портиком с глухой стеной, достаточно высоким, чтобы укрыть сад от ветров и внешнего мира. Сам сад был изрезан системой подсвечиваемых со дна каналов, образующих огромный бутон розы. Каждый из созданных таким образом островков-лепестков был украшен россыпью маленьких фонариков-росинок, подсвечивавших самые разнообразные цветы, кусты и деревья. В глубине портиков, освещенных тем же мягким розовым светом, уютно разместились скульптуры из белого мрамора. Для того, чтобы рассмотреть все в мельчайших подробностях, нужно было оказаться в самом саду, но это была бы уже совершенно другая картина. Не менее совершенная и самодостаточная, чем та, что открывалась с высоты смотровой площадки, но другая.
   - Это сад Лилит, - сказала стоявшая рядом Лу.
   - Я кое-что слышал о нем, но... - Бонзо замялся, подбирая подходящие слова.
   - Но увидеть - это совсем другое, - помогла ему эльфийка.
   - А почему именно Лилит? - спросил волк.
   - Она была первой. А еще она была совершенной.
   - И ей не нашлось места в Эдеме, - подыграл эльфийке волк.
   - Ей нашлось место в сердце того, кого зовут дьяволом. Возможно, утраченный Эдем стоил того, - грустно возразила Лу.- Им не дали быть вместе. Но я верю, что они иногда находят друг друга. Пускай лишь для того, чтобы снова потерять. А еще у эльфов есть легенда, что когда у дьявола отобрали Лилит, он спел Создателю Песню Розы и сжег все мосты. Эльфийские рыцари сохранили слова этой песни. Иногда, готовясь к мести и желая отрезать себе путь к отступлению, кто-то из них начинает петь Песню Розы, а остальные подхватывают. И это сильнее любой клятвы.
   - Но это ведь не совсем то, - заметил Бонзо.
   - Это совсем не то, - согласилась Лу.
   - И кто создал этот сад? - спросил волк.
   - Велиал, - предсказуемо ответила Лу и привычно поспешила сменить тему. - Все эти островки засажены известными всему миру самками, и носят их имена. Кроме того, каждая из них воплощена в скульптуре.
   - А скульптуры тоже творение самок? - без всякой задней мысли поинтересовался Бонзо.
   - Нет, - улыбаясь, ответила Лу, - воплотить в камне сущность самки способны только самцы. И можешь поверить мне на слово, лучшие скульпторы почитают за честь выставить здесь свои работы.
   - А ты? Где здесь ты? - остановил ее волк.
   - Кто я такая, чтобы быть здесь? - попыталась отшутиться эльфийка, но лишь напросилась на грустный взгляд волка.
   После нескольких минут сомнений Лу отошла в сторону и провела ладонью по внешней стороне поручня. Розовый свет тут же сменился лазурным, а в глазах Лу заблестели слезы. Бонзо закурил и ждал.
   Наконец, Лу сделала то, ради чего все и затеяла.
   - Останови его, Бонзо. И остановись сам.
   Волк не ответил.
   - Вы уже сделали все, что могли. Пойдете дальше, - вас остановят. У вас нет шансов.
   Волк снова промолчал.
   - Чем этот мир хуже того, в котором вы сейчас живете? - в голосе Лу появились нотки отчаяния и мольбы.
   - В этом мире нельзя прожить всю жизнь, - наконец ответил Бонзо.
   - Они убьют вас или схватят. И еще неизвестно, что хуже, - не унималась Лу.
   Но Бонзо уже нечего было ей ответить. Даже, если бы эльфийке удалось посеять в его сердце зерна сомнения, он не смог бы сказать об этом Велиалу. И не смог бы объяснить ей, почему.
   Волк был уверен, что остаток ночи проведет в одиночестве и в раздумьях. Но Лу осталась ночевать у него. Утром она вела себя так, будто ночной поездки и не было. Высказалась она по поводу произошедшего только один раз, сразу после завтрака, за чашкой кофе, самым что ни на есть спокойным тоном, глядя волку прямо в глаза.
   - Я сделала всего лишь то, что должна была сделать. Чтобы потом не жалеть. Вот и все.
   Лу пожала плечами и улыбнулась. Бонзо облегченно вздохнул.
   - Все, значит все. Но я бы съездил туда еще раз, днем.
   - Давай съездим, - подхватила идею Лу. - Я сегодня ничем не занята. Только немного поработаю, и поедем. Может, на свежую голову найду какую-то зацепку.
   - Ты о Великом Клоуне? - больше для поддержания разговора уточнил волк.
   - А ты сомневаешься, что выберут именно его? - таким же будничным тоном спросила в свою очередь эльфийка.
   - Мало ли, - сам не зная зачем, уклонился от прямого ответа Бонзо.
   - Не мешай мне, - на всякий случай предупредила Лу, отправляясь с ноутбуком в спальню.
   Но очень скоро эльфийка сама позвала волка.
   - Читай, - сказала она, поворачивая в его сторону ноутбук.
   Статья называлась "Синяя роза для первого астронавта". Размещена она была на сайте далеко не самого популярного интернет-издания. Автор также был не из числа известных. А вот по содержанию она вполне могла произвести эффект разорвавшейся бомбы. Ссылаясь на "достоверные источники", автор открыто заявлял, что Резиновый Джим был убит. Само убийство он напрямую связывал с голосованием по "экспедиции на Марс", в котором Джим занимал первое место. В подтверждение было размещено несколько соответствующих скриншотов. Далее автор рассказывал о венке с синей розой, заказанном еще до смерти известного клоуна. Потом вспомнил еще несколько случаев, где фигурировали клоуны и синие розы. Что обращало на себя внимание, так это то, что он ни единым словом не обмолвился о "семейном убийце". В конце, вместо выводов, автор задал простой вопрос: "кто следующий?" и сопроводил его еще одним скриншотом.
   Пока Бонзо читал статью, ее успели разместить у себя еще несколько интернет-изданий, уже с гораздо большей аудиторией.
   - Как ты думаешь, это хорошо или плохо? - спросил волк эльфийку.
   - Не знаю. Поживем - увидим. Но вот что знаю точно, так это то, что мы сегодня уже никуда не поедем. Потому что тебе скоро позвонят.
  
   24о
   Свободное от работы и повседневных забот время маленький поросенок в фиолетовых кедах с желтыми шнурками проводил в огромном детском городке в центральном парке или в гигантском торговом центре, выстроенном на пересечении главных улиц города. Когда хотелось просто отдохнуть, он шел в парк и часами наблюдал за резвящимися детьми. Когда было над чем поразмыслить, он часами бродил по торговому центру, наблюдая за взрослыми. При этом дети не замечали его на детской площадке, а взрослые - в торговом центре.
   Сегодня поросенок бродил по торговому центру. Многочисленные магазинчики и кафе за стеклом, навязчивые экраны на каждом шагу, нескончаемый поток разумных существ, то и дело норовящих затоптать маленького Ману, краски и шум, много красок и много шума. Когда от хаотичного движения живых организмов, бессмысленного набора звуков и словно миксером взбитых цветов начинала кружиться голова, Ману находил местечко поспокойнее и отключался от окружающей суеты. Несколько минут с закрытыми глазами, несколько глубоких вздохов, и многоликий хаос, словно по мановению волшебной палочки, распадался на составляющие элементы: эмоции, чувства, слова, картинки. В основном пустые и мимолетные, существующие только здесь и сейчас.
   Ману удобно устроился в пластиковом кресле и раскрыл свою тетрадь.
   "Наверное, Смайлик все-таки прав. Они врут. Все врут. Больше всего врут в новостях. Смайлик говорит, что так и должно быть. Потому что все должны знать не что делается, а что делать. А еще в рекламе. Потому что Ману и сам знает, что прокладки не умеют летать, а пирожные - говорить. А еще Хуан Карлос врет Лауре. Потому что любит Изауру и текилу. А губка Боб врет мистеру Крабсу. Потому что мистер Крабс врет губке Бобу. И две тетеньки возле Ману тоже врут. Потому что они вовсе не рады встретиться после стольких лет. Иначе почему, разойдясь, обе тетеньки выглядели так, будто только что съели по какашке. Все врут.
   Смайлик говорит, это потому, что все они бабочки. Вообще-то, Смайлик говорит, что они гребаные бабочки. Но Ману не нравится слово гребаные. И Ману нравятся бабочки. Ману спросил Смайлика, можно ли назвать тех, кто врет, как-то по-другому. Но Смайлик сказал, что нельзя. Смайлик рассказал Ману сказку о дожде, который начинался всякий раз, когда на другом конце света одна бабочка взмахивала крыльями. Так Ману узнал, почему идет дождь, но не понял, почему бабочки гребаные. Но Смайлик не захотел рассказать еще одну сказку. Смайлик дал Ману покурить. Когда Смайлик не хотел рассказывать Ману сказки, Смайлик просто давал Ману покурить. Сначала Ману говорил Смайлику, что курить нельзя. Но Смайлик сказал, что можно, потому что нельзя нужно только для того, чтобы было дороже. Ману говорил, что Смайлика и Ману могут наказать. Но Смайлик сказал, что не накажут, потому что если всех наказать, то станет дешевле. Ману говорил, что кого-то ведь все равно нужно наказывать. А Смайлик сказал, что наказывают только тех, кто не может купить дороже. Смайлик мог купить дороже, поэтому Ману стал курить со Смайликом. Вообще-то Ману не курил бы, но когда Ману курил, Ману видел мультфильмы. Не такие, как "Король-Человек", потому что в этих мультфильмах никто не разговаривал, и добро не побеждало зло. Когда Ману курил, мультфильм нужно было не слушать, а чувствовать. И добро не побеждало зло, потому что добра не было. Добра не было, потому что не было зла.
   Когда Смайлик дал Ману покурить, Ману увидел бабочек и Долину Цветов. Очень много бабочек и очень много цветов. Только среди цветов не было синей розы. А еще Ману не мог понять, были бабочки простыми или гребаными. Но они все равно были красивыми. И цветы были красивыми. Сначала бабочки летали. Когда Ману смотрел на них снизу, он почти не видел небо. Когда смотрел сверху - едва различал цветы. Потом бабочки устали и сели на цветы. И все стало еще красивее. А потом бабочки превратились в коконы. А коконы превратились в гусениц, которые съели все цветы. Когда от цветов остались только обглоданные стебли, от гусениц тоже остались только личинки. Когда Ману решил, что увидел зло, снова появились цветы, много красивых цветов. И бабочки, много красивых бабочек. Когда Ману спросил Смайлика, почему красивые бабочки превратились в отвратительных гусениц, Смайлик сказал, что это потому, что Ману смотрел мультфильм с конца. Смайлик сказал, что на самом деле отвратительные гусеницы превращаются в красивых бабочек. Только Ману это не понравилось, потому что когда знаешь, что отвратительные гусеницы превращаются в красивых бабочек, бабочки уже не кажутся такими красивыми. Еще Ману спросил Смайлика, почему среди цветов не было синей розы. А Смайлик ответил, что это из-за того, что бабочки были гребаными. Наверное, Смайлик прав. Было бы несправедливо, если бы гребаные бабочки могли видеть синюю розу, а Ману - нет.
   И все равно Ману не понял, почему бабочки гребаные. Поэтому Ману спросил у камешка. Только напрасно. Потому что камешек снова рассказал Ману сказку о дожде, который начинался всякий раз, когда на другом конце света одна бабочка взмахивала крыльями".
   Поросенок спрятал тетрадь и ручку, вылез из кресла и направился к эскалатору. На одном из верхних этажей Ману нашел небольшой кинотеатр, даже не посмотрев на афишу, купил в кассе билет и зашел в зрительный зал. Зрителей было мало, фильм был старый и страшный. Настолько страшный, что Ману хотелось встать и уйти. И все же поросенок мужественно досидел до конца сеанса. Только когда в зале загорелся свет, он встал со своего места и засунул руку в карман штанов. Нашарив замотанный в кусочек целлофана леденец, Ману потянул его наружу. Вслед за высосанной наполовину конфетой потянулась и прилипшая к ней ткань кармана. Горсть серебристых монет со звоном посыпалась под нижние кресла. Поросенок провел их безразличным взглядом и занялся леденцом.
   "Все-таки Смайлик прав. Если что-то происходит вовремя и к месту, значит это важно. Ману посмотрел фильм "Семь". Ману было страшно. А еще Ману не все понимал. Но главное Ману понял. Страшный герой рассказывал сказку о дожде и бабочке гребаным бабочкам. Только гребаные бабочки не поняли, почему идет дождь. Это понимали только те, кто искал страшного героя. Еще они понимали, как легко стать гребаной бабочкой. А Ману понял, почему бабочки гребаные. Потому что когда гребаная бабочка машет крыльями, где-то кто-то погибает. И необязательно на другом конце света.
   Только Ману не радуется тому, что понял, почему бабочки гребаные. Потому что теперь Ману видит одних только гребаных бабочек. Ману почти не видит разумных существ. А если и видит, то не знает, кто они: те, кто знает, как легко стать гребаной бабочкой, или те, кто рассказывает гребаным бабочкам сказку о дожде и бабочке".
   Маленькому поросенку стало неуютно в торговом центре, и он отправился в городской парк на детскую площадку. Гребаных бабочек хватало и там. Но и разумных существ было значительно больше. Маленьких разумных существ, которые еще не представляли, как легко стать гребаной бабочкой, и понятия не имели, почему идет дождь. И все же, если долго всматриваться в копошащиеся детские стайки, можно было заметить, как то одно, то другое маленькое разумное существо незаметно для окружающих или под одобрительным взглядом своих родителей пытается делать первые взмахи едва прорезавшимися крыльями.
   Маленькому поросенку стало просто грустно, но невесть откуда взявшееся странное существо заставило его приободриться. Это был нищий: грязный и вонючий, с подпрыгивающей на каждом камешке тележкой и с оттопыренными карманами засаленного пальто. Казалось, ему не было никакого дела ни до гребаных бабочек, ни до того, почему идет дождь. Казалось, он уже давно никому не врал, включая и самого себя, и никем не собирался становиться. Казалось, единственное, что его интересует, это мусорные баки на его пути. Но тут бродяга остановился, нашел точку опоры для своей измученной тележки и достал из потайного кармашка маленькое круглое зеркальце. А потом долго и тщательно укладывал завитки седых волос на своем изрезанном морщинами лбу, не замечая ничего вокруг, кроме отражения в маленьком круглом зеркальце.
  
   25
   - Все в нашем мире для чего-то нужно, Бонзо. Конечно, когда долго смотришь на толпу вечно голодных клоунов, начинаешь в этом сомневаться. Но, если посмотреть на все со стороны и без эмоций, происходящее уже не кажется столь бессмысленным и безнадежным.
   Мир, который мы знаем, который воспринимаем как нечто незыблемое, рушится. И едва ли не в первую очередь рушится его основа основ - государство. Государство, как единственно возможная данность. Государство - это единственно возможная форма организации общества, единственная структура, способная эффективно выполнять ряд жизненно важных функций. Так считает подавляющее большинство из нас. Но тут появляются сомнения. Все и всегда начинается с сомнений. Действительно ли это единственно возможная форма? И если да, то должны ли мы признать закономерным и естественным появление во главе государств разного рода извращенцев или, в лучшем случае, просто ничтожеств? Так ли незыблема монополия государства в выполнении определенных функций? Если да, то почему не выжигаются каленым железом все те, кто легко и непринужденно доводит политику до абсурда? Если да, то почему глобальный экономический кризис может быть вызван сексуальными предпочтениями одного единственного индивида? Если да, то почему в информационной сфере, которая во все времена гарантировала сакральность государства, само государство превратилось из хищника в добычу? Да, ты можешь возразить, что на планете есть еще заповедники, где все перечисленное выжигается, пресекается и зачищается. Но то, как это делается и к чему приводит, всего лишь порождает новые вопросы.
   Но, вернемся к сомнениям. Так вот, когда попадаешь в республику клоунов, эти сомнения перерастают в уверенность. Республика клоунов, в которой эти самые никчемные и примитивные клоуны так легко и просто сожрали государство, - это и есть самое слабое звено современного мира. Да, это не та опора, на которой этот мир держится. Но, выдерни этот кирпич, и посыпятся глыбы куда больше. Например, империя леприконов, где государство возведено в абсолют. И рухнет она не потому, что где-то рядом с ней развалится нечто слабое и беспомощное, а потому что там, где нужно меньше ломать, легче строить. Клоуны, сами того не ведая, расчищают путь чему-то новому. Тому новому, что придет на смену нынешнему миру. Здесь сомнения не просто перерастают в уверенность, - здесь они могут трансформироваться в убежденность, что все может быть по-другому, что все может быть лучше. Я не говорю, что будет создано нечто действительно идеальное. Я говорю, что может быть создан такой мир, в котором у нас появится шанс выжить. Прав я или нет, не знаю. Я просто ищу смысл.
   Пространный ответ на вопрос в пустоту. Из уст законченного циника. И даже без привычной иронии и пронизывающего взгляда в ответ на взгляд удивленный. А главное, сомнения. В только что сказанном или в задуманном, в себе или в окружающих, - не столь важно. Бонзо еще ни разу не видел сомневающегося Велиала. Велиала, у которого всегда был план на случай, если что-то пойдет не так.
   - Что ты знаешь о самках? - продолжил напрягать волка человек.
   Наверное, кое-какими мыслями Бонзо мог поделиться, но предпочел промолчать.
   Велиал закурил сигарету и сосредоточился на каком-то предмете позади собеседника.
   - Условно, всех их можно поделить на два типа, - немного подумав, человек поправился, - нет, все-таки правильнее будет сказать "на два вида". Именно на два вида: Ева и Лилит. При этом внешне и та и другая с одинаковым успехом манипулируют самцом или без всякой задней мысли, например, сострадания ради, потакают его комплексам. Все зависит от того, чего им на данный момент больше хочется. Тут ключевое слово - им. Чтобы там самец себе не возомнил. Ты никогда не задумывался, кто кого на самом деле трахает? Во всех смыслах этого слова. Где-то в этом месте общее между двумя видами заканчивается, и начинается главное. Разница - вот в чем вся суть. Если ты не дурак, то всегда поймешь, кто перед тобой. Точнее, почувствуешь. Нужно сильно постараться, чтобы не уловить разницу между той, что могла позволить себе смотреть на самца свысока, и той, что сотворена из его ребра. Не то, что я верю в эту историю, но кое-чему можно найти объяснение только в ней. Я не буду говорить о Евах, хотя и среди них множество удивительных или, как минимум, забавных созданий. Все, что важно, - это то, что их большинство, подавляюще большинство. Встретить среди них Лилит - это как отыскать самородок в тоннах руды, нужно огромное везение и еще большее желание найти. А потом она лишит тебя разума. На время или навсегда, - это уж как повезет. Но это естественно и неминуемо. И это нужно принять и пережить. Ты просто должен помнить, что самое важное еще впереди. Однажды ты задашь себе вопрос, кто ты есть сам: многофункциональный придаток какой-нибудь Евы или тот, кто способен бросить вызов.
   Велиал полностью сосредоточился на раскуривании очередной сигареты, а после первой затяжки и вовсе отключился от реальности.
   - И что потом? - не столько из любопытства, сколько стебаясь, спросил Бонзо.
   - Потом... - с явной неохотой продолжил человек, - если тебе повезет, может когда-нибудь и узнаешь, что потом.
   - Как много зависит в нашей жизни от банального везения, - волк уже открыто ёрничал.
   Велиал дерзость волка не оценил. Совершенно.
   - А впрочем, зачем ждать пока повезет. Кем бы ты ни был, ты все равно потеряешь ее. В этом и есть весь смысл.
   - Ладно, мне пора, - поспешно попрощался с человеком волк, с трудом подавляя в себе желание грязно выругаться.
   И все же, спустя несколько минут, Бонзо пришлось это сделать. До него вдруг дошло, к чему был весь этот цирк. Велиал что-то уже придумал. Что-то не очень хорошее. Что-то, что заставило сомневаться его самого. Бонзо даже остановился, но возвращаться все же не стал.
   - Придет в себя, сам расскажет, - проворчал волк и направился к автобусной остановке.
   Настроение Велиала оказалось заразным. Пока Бонзо дождался автобуса, он уже и сам сомневался. И вряд ли он был способен назвать конкретную причину этих сомнений. Он сомневался во всем и сразу. Все вдруг стало пустым и глупым.
   Уставшие и злые глаза пассажиров автобуса, спрятанные под сумочками руки самок и вцепившиеся в быльца сидений руки самцов. Прокуренный фальцет в динамиках и вонь дешевого табака от пассажира справа. Аккуратная прическа сидящего впереди вкупе с приличным костюмом должна была, по идее, символизировать уверенность, но предательская перхоть все на том же костюме сводила весь символизм к банальной самоуверенности. Бесполое существо слева забилось в хаотичных конвульсиях от одного только намерения Бонзо занять свободное место рядом и намертво приклеилось к стенке, как только волк присел. Два низкорослых самца обосновались в проходе, не пожелав занять свободные места в самом конце салона. Один из них стал тут же безуспешно искать точку опоры, а второй принялся демонстрировать свои сомнительные актерские таланты, то ли своему напарнику, то ли безучастным ко всему окружающему пассажирам. Его бравурные тирады вперемешку с прокуренным фальцетом заставили Бонзо вспомнить о наушниках и включить музыку. Monarchy, Closer, Nine Inch Nails Cover ненавязчиво уволок Бонзо из окружающей бессмыслицы. Каждая нота отдавалась эхом у него в груди, каждая следующая подталкивала его все ближе к пропасти, на краю которой можно получить ответы на самые причудливые и безумные вопросы, стоит всего лишь закрыть глаза.
   Бонзо закрыл глаза, не желая растратить впустую ни единой капли испытываемых чувств. Еще минута - и закончится песня, еще минут десять - и его остановка, еще какой-то час - и он снова увидит Лу. Потом, спустя еще какое-то время, Бонзо задаст себе вопрос и, если верить Велиалу, потеряет Лу. Потом... Что будет потом? Быть может, Monarchy, Closer, Nine Inch Nails Cover, на краю пропасти, с закрытыми глазами и с ответами на все вопросы? Что будет потом?
  
   26
   Синяя роза для первого астронавта породила настоящую бурю. Рейтинги следующего претендента просто зашкаливали. Да и остальная команда вырисовалась еще та. Каждый уважающий себя "эксперт" счел своим долгом хоть раз высказаться на эту тему. Самые разнообразные слухи размножались методом ускоренного деления.
   Потом произошло следующее убийство. Очередной жертвой к вящему разочарованию фанатов стал не главный претендент, а всего-навсего заурядный провинциальный клоун. Но значимость этого убийства состояла вовсе не в персоне жертвы. Клоун был повешен на фонарном столбу в центре маленького городка. Демонстративно и нагло. И ни одной улики, ни единой зацепки, даже намека на подозреваемых. Только синяя роза в луже мочи. А еще новая статья уже прославившегося автора. Ссылаясь на все те же достоверные источники, он ответственно заявил, что убийство Резинового Джима и провинциального клоуна совершено разными преступниками. Доказательств не приводил, выводов не делал, просто констатировал факт. Выводы за него сделали другие. И очень скоро.
   Не прошло и двух дней, как в своем собственном доме был зарезан еще один никому не известный клоун. Синяя роза в луже крови, масса отпечатков и ни единого намека на ограбление. Затем последовал уже массовый отстрел клоунов, прямо в здании мэрии, среди бела дня, все с теми же синими розами у каждого трупа. Ну а потом началось самое настоящее заочное соревнование "любителей клоунов" в категориях "кто больше" и "кто оригинальнее". Смелости же простых фанатов синей розы, неспособных на убийство, вполне хватило на повсеместную демонстрацию своего символа. Граффити, растяжки, аватарки, значки и прочие атрибуты, - тут уж все зависело только от особенностей фантазии. И только власть сохраняла невозмутимое спокойствие. Нет, конечно, какие-то расследования проводились, возможно, даже задерживались преступники. Но как-то уж больно тихо, без лишнего шума и показухи. Обычных фанатов вообще никто не преследовал. Их как бы и не замечали вовсе. Даже сайты с голосованиями уже никто не трогал. Мало того, многие обратили внимание на странную активность ботов, довольно топорно подогревающих и без того высокий интерес к теме.
   Наверное, одним из немногих, кто попробовал хоть как-то связать воедино все происходящее, был Бегемот. Для начала он даже съездил с лисом на места первых преступлений и оплатил экспертизу найденных там роз. Удостоверившись, что новые преступления не имеют ни малейшего отношения к "семейному убийце" и "палачу клоунов", Бег успокоился и сосредоточился на банальном отслеживании информации. Сингу такое бездействие не нравилось, купаться в нескончаемом новостном потоке ему вскоре надоело, и он занялся более благодарным делом, - наблюдением за Бегемотом. Довольно быстро лису удалось определить, что кот явно чего-то ждет, и, судя по мимике, чего-то очень нехорошего. Любопытство Синга разыгралось с новой силой, но чтобы снова не нарваться на молчанку, он прибегнул к небольшой хитрости.
   - Что-то должно произойти, что-то стремное. Нюхом чувствую. А вот что, понять не могу, - уловив момент, когда уставший кот оторвался от монитора, как бы невзначай произнес лис.
   Как ни странно, но опытный сыщик на приманку клюнул.
   - Ты не интересовался, усилили в последнее время охрану Великого Клоуна? - спросил Бег.
   - Не знаю, но улицы в последние дни перекрывают реже. Может, предпочитает не высовываться из своей берлоги без особой надобности, - ответил лис.
   - Значит, угрозу все же воспринял всерьез и боится.
   - Конечно, боится. Он у нас вообще пугливый. Только как-то странно боится. Хотя, на всякую мелочь ему тоже всегда было наплевать.
   - Он-то боится, а вот тот, кто все это затеял, руководствуется явно не страхом.
   - А чем? - Синг аж подался вперед.
   - Холодный и циничный расчет. Возможно, даже утонченный садизм, но уж никак не страх. И он знает финал этой истории. По крайней мере, уверен, что знает. Все будет жестко, очень жестко, так, чтобы похерить все и сразу. Всю эту охоту на мелких клоунов, все эти синие розы на каждом углу.
   - Интуиция или ты знаешь что-то, чего не знаю я?
   Бегемот укоризненно посмотрел на сгоравшего от любопытства Синга.
   - Я знаю ровно то, что и ты мог знать. Если бы захотел. Не скажу, что все так уж очевидно, но при определенном желании главную идею проследить можно. В общих чертах. Всего-то и нужно, что внимательно следить за событиями и задавать очень простые вопросы: "зачем и почему?". Зачем кому-то понадобилось сливать информацию об убийстве Резинового Джима, да еще и с такими подробностями? И почему при всем этом ни единым словом не упомянут "семейный убийца"? Дуэль двух убийц: благородного мстителя и конченого садиста, - да любой бы за это ухватился. Но не этот журналюга. Почему? Придержал на будущее? Опять же, зачем?
   - Я не совсем понял. Про мстителя и садиста, - притормозил Бега Синг.
   - А что тут понимать? - искренне удивился кот. - Один делает все возможное, чтобы его убийства как можно меньше походили на убийства. Почему? Хочет скрыть содеянное и тем самым избежать ответственности? Но, тогда бы он не оставлял всякий раз синюю розу. Так почему? Да потому, что он всего лишь наказывает. Не мстит, а именно наказывает. Он тот, кто приносит счет. Второй мочит всех подряд, жестоко, бессмысленно, до мелочей воплощая в реальность больные фантазии кролика Лупса. Зачем? Как минимум, он хочет заставить своего противника отступить. Что там идет по максимуму, не знаю. Да и не уверен, что хочу знать.
   - Забавная теория, но как в нее вписывается убийство полицейского?
   - Случайность. Всегда найдется место случайности.
   - А убийство серебристого капуцина? Это ведь точно не случайность, но как-то не вяжется, - продолжил искать слабые места Синг.
   - Не знаю, - честно признал сыщик. - Может, именно тогда в игру вступил кто-то третий. Тот, кто надоумил журналиста. Кто повесил случайного клоуна на фонарном столбе, но далеко не случайно. Уж больно профессионально все было сделано.
   - И зачем? - задал простой вопрос лис.
   - Затем, чтобы теперь мелких клоунов убивали все, кому не лень. Затем, чтобы теперь каждый дурак носился с синей розой как пьяница с гармошкой.
   - Зачем?
   - Затем, чтобы похерить все и сразу, - пришел к тому, с чего начал, кот.
   - И того, кто приносит счет?
   - И его тоже, - Бег на какое-то время погрузился в размышления, а потом добавил, - вот только сомневаюсь, что его можно ставить в один ряд с остальными.
   - Интуиция или ты знаешь что-то, чего не знаю я? - в свою очередь повторился Синг.
   В этот раз, правда, обошлось без укоризненного взгляда.
   - Великий Клоун. Все дело в нем. Думаю, он изначально был конечной целью. "Палач" идет по нарастающей. Статус каждого следующего убитого клоуна был выше, чем у предыдущего. А еще для него это был своего рода междусобойчик: он и клоуны, остальные в полном неведении. Он отправляет послания клоунам, они ему отвечают с помощью "семейного убийцы". Как следствие, - все эти голосования, открытый вызов. А заодно и "сжигание мостов". "Палач" хочет, чтобы каждый, буквально каждый клоун почувствовал страх, осознал, что быть клоуном опасно. Потом у него должны были появиться последователи. Но, кто-то опередил его и пытается превратить задуманное им в фарс. Вот такой своеобразный философский спор. Но, спор спором, а кто-то все равно должен умереть: или Великий Клоун, или "палач", что намного вероятнее.
   - Надеюсь, у него все получится, - не захотел разделить пессимизм Бега Синг.
  
   27
   Вы курите? Нет. Повезло. Смеетесь? Наверное, думаете: "Я не курю, потому что не дурак". Нет, скорее всего, так: "У меня достаточно мозгов и силы воли, чтобы не курить". Смеетесь? Значит, я прав. А не курите вы всего лишь потому, что так сложились обстоятельства, всего-то. Да и с недостатками вашими еще и курить... Пьете? Смеетесь? Нет? Просто пожимаете плечами? Значит, пьете. Как все, в меру. Ну, бывает, конечно, иногда... Но, у кого не бывает? А когда бывает, вы какой? Не хотите отвечать? Ну и правильно, - никто не хочет. А секс? С сексом есть проблемы? Смеетесь? Нет? Никто не смеется. Потому что секс - он ведь в голове. А вы встречали хоть кого-то, у кого с головой было все в порядке? И я не встречал. Нет, конечно, попадались уникумы, которые считали, что они нормальнее всех нормальных. Но можно я умолчу, что они представляли собой на самом деле? А проблемы какие? Только не говорите, что как у всех, - каждый ведь сходит с ума по-своему. Смеетесь? Значит, я прав. Ладно, это ваши проблемы, и меня они не касаются. Может, о любви? Нет? Тоже личное? Согласен. Особенно, если учесть, что мы вернемся к теме секса. Или не вернемся? Смеетесь? Значит, вернемся. Спрашиваете, что было бы, если бы не смеялись? Мы бы все равно вернулись к теме секса. Итак, что у нас остается? Литература, кино, музыка, живопись, на худой конец. Вы разбираетесь в живописи? Нет? И я нет. А в литературе? Более-менее? Тогда давайте поговорим о литературе. Хотя нет, давайте просто поговорим о жизни. Мы ведь все равно вернемся к жизни. И, может, даже к сексу. Смеетесь? Значит, о жизни. Только пусть это будет все же не просто. Давайте закроем глаза и представим, что мы не здесь и не сейчас. Нет, все же будет лучше, если представите вы, а я посмотрю со стороны. Почему? Потом поймете. Так вот, закройте глаза и представьте, что вы сейчас в уютном кинотеатре на одном из верхних этажей огромного торгового центра. Зал маленький - мест на пятьдесят, но и он заполнен чуть больше, чем наполовину. Зато за его стенами не протолкнуться: выходной день, на улице сумасшедший летний ливень, распродажи, акции и другие развлечения. В общем, жизнь бьет ключом. А в зале тихо, спокойно, все ждут начала сеанса. Может, и не все, - кому-то, может, и на это наплевать. Что за фильм? Ну, пускай будет триллер. Хороший триллер, но не новый. Возможно, вы его даже видели, но это не важно. Почему не важно? Потом поймете. И так, свет в зале гаснет...
   - Я спрашивал вас, зачем вы живете? Нет? Ну, тогда и не стану. Что вы может мне ответить? Ворох банальных и унылых глупостей на основе некогда случайно прочитанных дешевых рассуждений о смысле бытия. Ну, может быть, в лучшем случае, нагло соврете. Может быть, даже что-нибудь эдакое. Но ничего страшного не произойдет, если вы ограничитесь чем-нибудь в духе "чтобы родить сына"', что на самом деле подразумевает: "чтобы вдоволь натрахаться". В общем, неважно, зачем вы живете. Давайте я вас спрошу немного о другом. Чем вы живете? Что есть ваша говенная, гребаная или, если вас это так уж коробит, полноценная и даже поучительная жизнь? Не углубляйтесь, - просто подумайте, с чем она у вас ассоциируется. Включите фантазию. Могу поспорить, первое, что приходит в голову большинству из вас, это огромная куча дерьма, которую вы стыдливо обзовете горой. Вот где непочатый край работы для пронырливого психотерапевта, который с превеликим удовольствием и за определенное вознаграждение начнет вам рассказывать о трудностях и проблемах, которых вы боитесь и избегаете. Нет, конечно, если он идиот, то расскажет вам о тех эпических преградах, которые вы героически преодолели на своем пути к успеху. И тогда вы больше к нему не придете и не принесете ему еще немножко денежки. Только я ведь даже не психолог и всякую хрень вам впаривать не собираюсь. Я вам прямо скажу, что ваша жизнь дерьмо. Сплошное дерьмо в прошлом, все то же дерьмо в настоящем и ничего, кроме дерьма, в будущем. Аллилуйя. Думаете, у вас и не все так запущено? Вам привиделся берег моря, журавль в небе, поле в ромашках или березки какие-нибудь? Тогда вам крупно повезло - вы отлично поддаетесь дрессировке, с вами уже плотно поработали и отсортировали содержимое авгиевых конюшен, которыми и является на самом деле ваша черепная коробка. Хотя, конечно, если немного порассуждать на эту тему, то мы опять таки вернемся к нашему незабвенному дерьму. Ну да ладно, есть темы и поинтересней. Пирамида Маслоу, например. Слышали о такой? Нет? Не важно. Это пирамида потребностей. С потребностями уж точно все знакомы. Особенно с физиологическими. Поесть, там, поспать, потрахаться. Надеюсь, у вас с этим все более-менее. Как и с потребностью в безопасности, раз уж вы все здесь оказались. А вот с потребностью в принадлежности и любви, думаю, все немного сложнее. Опять же, исходя из места, где мы все совершенно случайно собрались. Довольно убогая нора, должен я вам заметить. Будь у вас выбор пошире, вы бы эту нору даже не заметили. Но, у каждого свое место в этой жизни. Нет, можно, конечно, - иногда, по случаю, так сказать. Поднакопить силенок, вынырнуть на поверхность, жадно глотнуть воздух и камешком назад, в родные глубины. Но стоит ли? Есть ведь и более доступные способы немножко пообманывать себя. Любовь, к примеру. Ладно, идем дальше. Как насчет потребности в уважении? С этим-то сейчас полный порядок: хочешь - пой, хочешь - танцуй, хочешь - кривляйся. Не умеешь, - тогда можешь просто засунуть себе что-нибудь повесомее куда-нибудь. Например, в зад, - главное ведь целевой аудитории запомниться. Ничего не умеете и не хотите ничего засовывать себе в зад, тогда можно и по старинке, - стучать и лобызать ведь все умеют. Потребность в знаниях - спорный вопрос. Ну, вы можете, например, себе представить, что тот, кто только что усердно кривлялся и кланялся, публично насиловал свой собственный зад или вылизывал чужой, вдруг возжелал познать, а почему, собственно, ему это все так нравится? Зачем знать, если можно просто верить? Например, в себя: танцующего, поющего, кривляющегося, израненного, стучащего и лобызающего. Перейдем лучше к эстетическим потребностям, - в этом вопросе не все так уныло. У каждого ведь собственное представление о гармонии, красоте, порядке. Кому - числа Фибоначчи, а кому - и стройные колонны, в едином порыве марширующие в пропасть. И кто из них прав? А кто его знает. Самореализация - вот вершина пирамиды. Если вы взобрались на нее, значит вы - это вы. Тут вот что интересно: старик Маслоу считал, что самореализация - это удел "счастливчиков", которых во всем мире не более двух процентов. Представляете, если его послушать, так даже при самых лучших раскладах в этом зале нет ни единого "счастливчика". Но мы-то с вами знаем, что это не так. Можно гордо заявить: "я достиг всего, к чему стремился", а можно ведь сказать что-нибудь и попроще, например: "я получил все, чего заслуживал". Вы спрашиваете, в чем, собственно, разница? Вот представьте: вы - сумевший превратить свою жизнь в Нечто, вы сознательно жертвовали или непредвиденно теряли, упорно преодолевали или всего лишь упрямо не сдавались, вы жили всем этим, вы - "счастливчик Маслоу". Вы достигли всего, к чему стремились или получили все, чего заслуживали? Затрудняетесь с ответом? Тогда возьмем пример попроще: вы - превративший свою жизнь в Ничто, вы пресмыкались и побирались, предавали и подстраивались, вы существовали, вы - никто, утонувший в трясине физиологических потребностей. Вы достигли всего, к чему стремились или получили все, чего заслуживали? Все те же проблемы? А причины? Ладно, не напрягайтесь. Я веду лишь к тому, что и в том, и в другом случае вы самореализовались, вы - это вы. И пускай Маслоу увидел на вершине своей пирамиды только "счастливчиков", это не мешает любому из вас увидеть на ней и себя. Всего-то и нужно, признаться самому себе, что "именно этого я и хотел", что "я получил именно то, чего заслуживал", что "это унылое говно - и есть я".
   Откройте глаза. Глупо как-то получается. Я не о пирамиде Маслоу. Глупо, - прилежно выслушивать, как кто-то заумно подводит вас к мысли, какое вы унылое говно. Еще глупее, - закрывать ради этого глаза и представлять себя не здесь и не сейчас. Мы могли бы просто об этом поговорить. Да и не в этом весь смысл. Смысл не в том, что вы думаете, а в том, что вы чувствуете. Даже не так, - весь смысл не в чувствах, а в восприятии. Не понимаете, в чем разница? Не важно. Все дело в потребностях. Смеетесь? Понимаю, но я не о пирамиде Маслоу, не о тех потребностях. Я о потребности во власти и подчинении. Этого нет в пирамиде Маслоу. Точнее, есть, но в скрытом виде. Где? Не знаю. Возможно, это связующее звено между остальными потребностями. А может и нечто большее. Не знаю. Да и не это меня интересует. А что? Сейчас попробую объяснить. Хотя... Знаете, лучше закройте снова глаза и представьте себя не здесь и не сейчас.
   - Сейчас мы с вами немного поэкспериментируем. Для этого нам понадобится стоящий перед первым рядом сосуд с капсулами и несколько взрывных устройств, установленных по всему залу. С взрывными устройствами все просто - они сработают при открытии двери в зал, с капсулами сложнее: половина из них с ядом, половина - пустышки. Сейчас каждый из вас по очереди подойдет к сосуду, достанет из него одну капсулу, проглотит ее так, чтобы все это видели, и вернется на свое место. Когда все это сделают, начнется сеанс. Во время просмотра фильма кто-то из вас погрузится в вечный сон, кто-то - досмотрит фильм до конца и беспрепятственно покинет этот зал. Любой из вас может отказаться от капсулы и открыть дверь или ждать, пока это сделает кто-нибудь снаружи. В таком случае гарантировано погибнут все. Выбор за вами. Возможно, кто-то из вас думает, что я шучу, особенно после моей лекции о пирамиде Маслоу. Ну что же, серьезность моего эксперимента легко проверить, - для этого достаточно открыть дверь.
   Откройте глаза. Давайте поговорим, просто поговорим, ни о чем. Вы знаете, что мы все время видим только одну сторону Луны? Знаете? А знаете, что обратная сторона Луны сильно отличается от той, которую видим мы? Знаете? А ведь совсем недавно этого не знал никто.
  
   28
   "Сегодня Смайлик веселый. Смайлик много курит. Смайлик много говорит. Ману грустный. Ману не курит. Ману молчит. Смайлик спросил Ману, знает ли Ману, почему они молчат. Смайлик знает, что Ману не знает, но Смайлик не знает, что Ману не хочет знать. Смайлик веселый, много курит и много говорит. Смайлик задает вопросы, и Смайлик на них отвечает. Ману молчит.
   Смайлик говорит, что они молчат, потому что так и должно быть. Смайлик говорит, что так и должно быть, потому что есть те, кто хочет, чтобы так было. Смайлик говорит, что те, кто молчит, это и есть те, кто хочет, чтобы так было. Просто они хотят этого для других. А то, чего хочешь для других, обязательно придет и к тебе. Те, кто хочет, чтобы так было, знают это, но все равно молчат.
   Потом Смайлик спросил Ману, знает ли Ману, о чем они молчат. Смайлик знал, что Ману не знает, Смайлик знал, что Ману хочет знать. Ману не хочет знать, почему они молчат, но Ману очень хочет знать, о чем они молчат. Но Ману молчит, потому что Ману не хочет, чтобы Смайлик рассказывал, о чем они молчат. Потому что Смайлик веселый. Смайлик всегда веселый, когда убивает. Сегодня Смайлик веселый, потому что убил тех, кто молчит. Они молчали, потому что хотели, чтобы так было. Они хотели этого для других. Просто то, чего они хотели для других, пришло к ним".
   Это был необычный город. Быть может, это был самый необычный город, который можно увидеть во сне. Кто-то скажет, что это был просто необычный сон. Кто-то обязательно так скажет. Но, только потому, что никогда не видел ничего подобного, даже во сне. Это был именно город, необычный город. Просыпаясь в этом городе, вы никогда не знаете, каким он будет в это утро. В нем не было ничего постоянного, кроме вас. Хотя нет, кроме вас, в нем была еще одна особенность: каждое утро кто-то, просыпаясь, точно знал, что для него наступивший день станет последним. Знаете, так иногда бывает: нехотя открываешь глаза, уныло смотришь в потолок, тянешь до последнего и все-таки встаешь, потом делаешь то, что делал уже тысячи раз, о чем-то думаешь, обычно, о том, что будет, но если вчера повезло, то о том, что было, а потом вдруг понимаешь, что это последний день твоей жизни. Вот так просто, - последний день жизни. Нужно какое-то время, чтобы принять это. Обязательно нужно время, - без этого никак. Нет, конечно, совершенно необязательно нехотя открывать глаза, уныло смотреть в потолок и думать о чем-то другом, делая то, что делал уже тысячи раз. Все может быть и по-другому, да и, скорее всего, будет по-другому. Но, какое-то время все равно понадобится. Обидно, конечно, вот так растрачивать свой последний день, но что поделать, - не каждый же день понимаешь, что это последний день твоей жизни. Хотя, может, кому-то и не обидно, кто-то, может, и вовсе об этом не задумывается. В общем, не важно. Суть в другом, - каждое утро Ману точно знал, для кого оно станет последним. Хотя в первый раз у него и появились определенные сомнения. Но, обо всем по порядку.
   Да, чуть не забыл. Вам наверняка интересно, почему каждое утро город становился другим. Этого не знал никто. Может, город был так устроен изначально. Может, он подстраивался под погоду. Только мне кажется, что скорее погода подстраивалась под него. Может, под ваше настроение. Но это вряд ли. Скорее уж под настроение того, кому было суждено прожить свой последний день. В этом можно найти хоть какой-то смысл. Хотя... Тот, кому было суждено прожить свой последний день, даже не догадывался, что город может быть другим. Обычное утро, обычные планы на день, обычный вид из окна. Дальше, конечно, уже другая история, но, обо всем по порядку.
   В то утро это был маленький городок, - достаточно маленький, чтобы укрыться среди гор. От кого или от чего? Кто его знает. Может, от суеты и глобальных проблем, где-то там, за горными вершинами, на другом конце серпантина. Может, просто застыл в ожидании своей, особой суеты, в которую погружался с приходом зимы, когда горные склоны покрывались снегом и туристами. Когда с наступлением темноты в каждом окне загорался свет. Когда в каждом доме, приютившем гостей, звучала музыка, в основном, спокойная и ненавязчивая, без надрывов и тягомотины, и обязательно для кого-то любимая или, как минимум, с чем-то ассоциирующаяся, с чем-то приятным, с чем-то, что еще обязательно повторится, и не единожды.
   Быть может, и сам городок просто предавался приятным воспоминаниям, отрешившись ненадолго, до прихода зимы, от всего остального: от суеты, от глобальных проблем, от времени. Укрывшиеся в горах городки могут себе это позволить: здесь время можно порезать на ломтики, оставив себе те, что послаще, здесь окружающую красоту можно хвастливо выдавать за обыденность, здесь можно найти покой, настоящий, а не иллюзорный.
   Только в то утро городок, скорее всего, застыл от холода, промозглого осеннего холода, обильно приправленного мечущимся взаперти ветром и ненавидящей весь мир сыростью. Так иногда бывает, между зимней суетой и летней красотой. Так нужно, чтобы зимняя суета могла сменить летнюю красоту. Нужно просто немного потерпеть, нужно просто пережить.
   Тому, кто укрылся в маленькой серой крепости за высоким забором, уже нечего было терпеть и нечего переживать. Ну, разве что один день, один единственный день, последний день. Ману, ежась и стуча зубами, бродил туда-сюда по пустынной улице, стараясь не упускать из виду высокий красный забор. Ману хотел увидеть того, кому осталось жить всего один день, но чем дальше, тем меньше ему верилось, что разумное существо покинет свою крепость. Окончательно окоченев, Ману огляделся вокруг в поисках хоть какого-то укрытия. Ему повезло, - дом, по соседству с нужным был еще явно недостроен: строительный инструмент и мусор валялись по всему двору, окна и двери были покрыты характерной грязью, и. главное, ни единого признака жизни. Спустя несколько минут Ману был уже внутри пустого дома. Здесь было неуютно, но куда теплее, чем на улице. Правда и красный забор был с этой стороны еще выше, но второй этаж решал проблему. Теперь Ману мог наблюдать непосредственно за окнами серого дома в надежде увидеть его жильца. Пару раз поросенку казалось, что занавески на окнах качнулись и сейчас кто-то отодвинет их в сторону и выглянет во двор. Но никто не выглядывал. Потом Ману сам слегка приоткрыл окно в надежде услышать хоть какие-то звуки из серого дома, но снова тщетно. В конце концов, у поросенка осталась надежда только на то, что кто-то навестит хозяина серого дома и тот откроет гостю дверь. Кто-то обязательно должен придти к существу, которому осталось прожить один день, - так думал Ману, пока на улице не стало быстро темнеть. Ману уже начал сомневаться, действительно ли это дом того, кто прожил свой последний день, когда в одном из окон зажегся свет. Потом к окну подошел хозяин дома, но только для того, чтобы сдвинуть тяжелые шторы. Серая безликая тень - вот и все, что успел увидеть поросенок.
   На следующее утро город был просто огромным. Оцифрованным, сжатым, но все равно огромным. Город был подобен Голему: накачанный деньгами, технологиями, идеями, способный в одиночку перевернуть мир, но лишенный души. Душа была у каждого из миллионов его жителей, но ее не было у самого города. Душа должна быть у каждого из жителей, наверное. Но, могла ли она быть у огромного города? Города, в котором миллионы разумных существ имели лишь абстрактное представление о существовании миллионов себе подобных? Города, в котором миллионы живых существ случайно жили поблизости, случайно знакомились, случайно встречались, случайно жили друг с другом и именно поэтому совершенно не случайно расставались? Города, в котором все и всегда могло произойти по-другому? Города, в котором, возможно, все зависело от вашего желания или нежелания сделать несколько лишних шагов по перрону метро, втиснуться в забитый под завязку вагон, немного поднажать на газ или свернуть направо или налево, поработать сверхурочно или спустя рукава, согласиться от скуки или поспорить из принципа, принять сомневаясь или отвергнуть не задумываясь, значимое или нет, - кто его знает? Города, в котором, возможно, все зависит от всего, и от всех, кроме вас самих? Ливень, гололед, жара, пробки, карнавал, плохое настроение, легкое алкогольное опьянение, выборы, колебания курса, монотонность бытия и еще тысяча всяких причин, чтобы все произошло иначе. Вот только как "иначе"? Предусмотрена ли вообще где-то кем-то сама возможность познать это "иначе"? А если нет? Тогда какой смысл заходить всегда в предпоследний вагон или ждать следующего поезда, никогда не обгонять внедорожники и не отклоняться от кратчайшего маршрута, всегда приходить как минимум на пятнадцать минут раньше и задерживаться не дольше, чем на один час, соглашаться сразу или никогда? Какой вообще тогда смысл? Не в чем-то конкретном, а вообще, просто смысл? А если предусмотрена, если все же да? Что тогда? Просто представьте, что вы можете предвидеть последствия каждого вашего шага. Просто представьте, что вы точно знаете, что произойдет, если вы войдете не в предпоследний вагон или обгоните внедорожник, придете минута в минуту или задержитесь на полтора часа. Просто представьте, что вы точно знаете, какие фатальные последствия будет иметь естественная поддержка близкого вам существа или элементарная вежливость при случайном общении с незнакомцем. Представьте, что вы точно знаете, что бы вы ни делали, что бы ни говорили, такой-то день такого-то месяца такого-то года все равно станет для вас последним. Что тогда? Быть может, все же лучше не знать? Ну, или совсем уж на крайний случай однажды проснуться и вдруг понять, что это последний день в вашей жизни.
   Была ли душа у того, кто почти прожил свой последний день? - это все, о чем мог думать усталый Ману, поздним вечером наблюдая за чужими окнами. Ману был уверен, что у каждого разумного существа есть душа, но сейчас Ману сомневался, сильно сомневался. Могла ли быть душа у того, кто растратил свой последний день на бесконечные поездки по городу, бесконечные встречи с незнакомыми людьми, на бесконечные разговоры о преимуществах чего-то над чем-то, о скидках и отложенных платежах, о гарантиях качества и перспективах сотрудничества? Могла ли быть душа у того, кто даже в свой последний день останавливался только для того, чтобы наскоро перекусить, попить кофе или просмотреть список еще не выполненного? Могла ли быть душа у того, кто даже сейчас, затемно вернувшись домой, занялся совершенно бесполезными делами вроде составления отчета или тщательной уборки? И все же, душа есть у всех разумных существ, хочется им того или нет. Просто, чтобы в этом убедиться, иногда нужно оказаться под чужим окном где-то минут за десять до полуночи, под светящимся окном, в котором можно было хорошо разглядеть разумное существо, смертельно уставшее от бесконечного мотания по городу, бесконечных встреч и бесконечных разговоров, от отчетов и уборок, с глазами полными слез, застывшего в полушаге от пустоты, непонимающе уставившегося в эту пустоту или, быть может, на следящего за ним Ману. В последнем Ману сомневался, сильно сомневался, но все же не выдержал и побежал прочь, не дожидаясь развязки.
   Вы никогда не задумывались, как это, делать всегда только то, что хочешь? Всегда. Только то, что хочешь. Так не бывает? Ладно, пускай еще то, что нужно. Нужно тебе, а не кому-то. Каково оно, прожить свою собственную жизнь? Не последний день жизни, а именно собственную жизнь? Наверное, вы все же правы, - глупо рассуждать о том, о чем не имеешь ни малейшего представления. Особенно, если речь идет о жизни, прожитой по собственному желанию и собственному усмотрению. Глупо и бессмысленно... И все же, представьте, что вы наблюдаете за разумным существом, прожившим такую жизнь, пускай во сне, пускай глазами маленького поросенка в фиолетовых кедах с желтыми шнурками, пускай только в последний день такой жизни. Вы видите, как разумное существо просыпается, как делает то, что делало уже тысячи раз, как за любимым завтраком строит планы на день, как вдруг осознает, что этот день станет для него последним, и после недолгих раздумий немного корректирует уже спланированное. Что потом? Потом он занят делами, значимыми для него делами. В произвольном порядке, потому что порядок уже не имеет значения. Быть может, он даже о чем-то забыл, что-то пропустил, но важно ли это? Не для вас, - для него. Весь день он делает только то, что хочет, или то, что считает нужным сделать. Делает так, что у вас не возникает ни малейших сомнений: он все делает так, и всегда. Он живет собственной жизнью. Не потому что это его последний день, и не даже в свой последний день, а потому что это естественно. Естественно для него, не для вас. И все же, если вам хочется чего-то более естественного лично для вас, пускай так и будет. Пускай где-то ближе к вечеру он начнет все чаще поглядывать на часы, предоставив вам, в конце концов, возможность немного позлорадствовать. Воспользуетесь вы ею или нет, - это уже ваше личное дело. Что потом? Потом он еще раз посмотрит на часы, возьмет заранее приготовленный сверток и выйдет из дому. Вы идете следом, вы пытаетесь смотреть на мир его глазами, пытаетесь предугадать, с какой целью он выбрался из дому в свой последний вечер, куда бы отправились вы в свой последний вечер. Вот только это последний вечер разумного существа, прожившего свою собственную жизнь, а не ваш. Так что, просто идите за ним, наблюдайте, думайте, а не предполагайте. Этот вечер будет таким, как он хочет, таким, каким и должен быть. Он входит в летнее кафе на берегу реки. Место красивое и уютное, может быть, предсказуемо красивое и уютное. Может быть, вы даже улыбаетесь, подумав об этом. Может быть, но лучше просто следуйте за ним. Скоро солнце доберется до противоположного берега, поближе к зеленым холмам, волнами уплывающими вдаль, и предсказуемость потеряет всякую значимость. К тому же, он все равно сделает то, что вас удивит, - он сядет за крайний столик, за которым уже успел устроиться Ману, он заговорит с Ману. Не удивляйтесь и не завидуйте Ману. Просто садитесь поближе и слушайте. Просто слушайте.
   - Я часто прихожу сюда. Когда хочется, и когда позволяет погода. Здесь делают лучший в городе кофе. А еще отсюда можно наблюдать за самым красивым в мире закатом. А может, все дело в ней. Может, и кофе лучший в городе и закат самый красивый в мире, потому что есть она. Она любит это место так же, как я. - Тут он улыбнулся. - Наверное, все дело действительно в ней. Когда она не приходит, и кофе не настолько хорош, и закат не столь завораживающий. Но так бывает очень редко, особенно в последнее время. Я хорошо помню первый раз, когда увидел ее. Кофе, закат и она за соседним столиком. Она ушла первой, и я впервые почувствовал, что мне здесь больше незачем оставаться. Потом мы стали садиться за один столик, много говорили, поначалу ни о чем, со временем - о том, о чем хотели рассказать друг другу, что имело для нас значение. Сейчас говорим куда меньше. Может, уже успели все обсудить, может, уже не это главное. Возможно, осталось только то, о чем мы поговорить уже не можем. Наверное, все дело именно в этом. Мы смотрим на закат, ловим взгляды друг друга, потом зачем-то пристально заглядываем в чашки с кофе или в бокалы с вином, зачем-то снова вспоминаем разговоры ни о чем, молчим, думаем. Может быть, об одном и том же, о том, о чем мы не можем поговорить. А еще я все чаще стал думать о невозможности. Точнее, о Не-возможности. Именно так, через дефис. Можно и с большой буквы, но это уже непринципиально. Понимаешь, банальная невозможность, она повсюду, куда ни глянь. Для того, чтобы разглядеть ее, достаточно трезво смотреть на окружающий мир. Невозможность - суть иллюзии. Сознательно или нет, но большинство из нас только тем по-настоящему и занято, что выстраивает иллюзии. У одного на выходе целый воздушный замок, у другого - хилая лачуга, но, по сути, что то, что то, - всего лишь карточный домик. И внутри всегда одно и то же - невозможность чего-то реального. Невозможность, не дающая покоя, заставляющая барахтаться, метаться, тянуться. Невозможность, которая рано или поздно разрушит карточный домик. Сколько раз я созерцал эту невозможность в других и тихо радовался, что не подвластен ей сам. Вот только с каждым разом все сильнее становилось ощущение присутствия чего-то более значимого, пока незримого и неосязаемого. Не-возможность...
   В момент, когда ваша ирония готова была уже вырваться наружу, он неожиданно взял паузу. Нескольких минут оказалось достаточно, чтобы разорвать нить рассказа.
   - Как-то, много лет назад, мне захотелось заняться чем-нибудь интересным и трудоемким, благо со временем и возможностями никаких проблем не было. После недолгих раздумий я решил выращивать виноград и заниматься виноделием. До сих пор помню первую лозу и первые гроздья. Правда, о первом вине вспоминать стыдно. Но, несколько лет упорного труда и экспериментов, - и я уже не боялся угощать своим вином друзей. Появилась взаимность и обычное хобби стало в какой-то степени смыслом жизни. Виноград всегда отвечает взаимностью. По вкусу и аромату вина можно многое узнать о том, кто его сделал. Потом мне захотелось большего, захотелось совершенства. И обычное хобби превратись в наваждение. Я просыпался и засыпал с мыслями об идеальном вине, экспериментировал, совершенно не представляя себе, что же должно получиться на выходе. Осознание невозможности пристально следило за мной, дабы в подходящий момент постучаться в мою дверь. Потом в моей жизни появилась Она, и однажды ощущение невозможности уступило место осязанию Не-возможного. Я стал жить Не-возможным, дышать им, утолять жажду, насыщаться. И вино снова ответило мне взаимностью. Пару дней назад, дегустируя свое очередное творение, я, наконец, ощутил вкус Не-возможности. Теперь я знаю этот вкус, этот аромат. Сегодня должна узнать и Она. Вот только обстоятельства с утра немного изменились, и мне пришлось поломать голову еще и над названием. Оно должно соответствовать содержимому, должно рассказать о несказанном, должно стать синонимом Не-возможности. И еще много чего должно... Надеюсь, у меня получилось.
   Потом он подозвал официанта, спросил, сколько стоит лучшее вино, отдал ему нужную сумму и объяснил, что от того требуется. Когда озадаченный официант ушел, он развернул сверток и поставил на столик бутылку вина. Самую обычную бутылку с предсказуемым пейзажем на этикетке и коротким названием "Где-то там".
   Как бы Ману ни хотелось остаться и узнать окончание истории, но он ушел вместе с тем, кому осталось дожить свой последний день. Ушел, чтобы под сенью виноградных лоз познать вкус Не-возможного, а потом еще долго смотреть в освещенные окна и слушать музыку, спокойную и ненавязчивую, без надрывов и тягомотины, для кого-то любимую и ассоциирующуюся с чем-то приятным, с чем-то, что еще обязательно повторится и не единожды.
   Стоит ли оставаться вам? Не лучше ли оставить немного Не-возможного и для себя?
   "Ману видел сон. Ману видел странный сон. Ману видел странный город. Ману теперь знает, о чем они молчат. Ману хотел рассказать об этом Смайлику. Ману пришел к Смайлику. Смайлик не курил, Смайлик не смеялся, Смайлик не хотел слушать Ману. Смайлик занимался своими розами. Может это и хорошо, что Смайлик занимался розами. Ману почему-то уверен, если бы Смайлик не занимался розами, Смайлик сказал бы Ману, что Ману не прав, что они молчали, потому что им нечего было сказать. Если бы им было что сказать, они бы сейчас были живы. Наверное, Смайлик прав".
  
   29
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"