Аннотация: Еще одна страшная история из "доброй старой Англии" - но другого рода: не "ghost story", а благочестивая пуританская легенда о наказании грешника.
ВИДЕНИЕ ТОМА ЧАФФА
На краю унылого болота Кэтстин на севере Англии, под сенью полудюжины старых шершавых тополей, один из которых весен тридцать назад расщепило надвое молнией, стоит приземистый домишко с толстой неуклюжей трубою, сложенный кое-как из неотесанного камня. Дом невелик: комната да кухня, да еще под кровельной дранкой разгороженный надвое чердак.
О хозяине этого дома в округе ходила дурная слава. Звали его Том Чафф. С виду - настоящий медведь: невысокий, но коренастый и широкоплечий, с угрюмой физиономией, лохматыми бровями и мрачным взглядом исподлобья. Был он браконьером и даже не скрывал, что добывает себе хлеб нечестным ремеслом. Пил запоями, жену и детей бил смертным боем. Никому из родных житья от него не было, только тогда семья и вздыхала свободно, когда он исчезал из дому. А такое частенько случалось - порой он отсутствовал по неделе или даже более.
В тот вечер, о котором у нас пойдет речь, он забарабанил в дверь своей палкой часов около восьми. Стояла зима, вечер был темный и пасмурный. Явись в домишко Чаффа болотный дух - и его обитатели дома встретили бы не с таким ужасом, как главу семьи.
Жена торопливо отперла дверь; руки у нее дрожали. Сестра ее, горбунья, стояла у очага, в страхе глядя на дверь; дети прятались у нее за спиной.
Вошел Том Чафф с палкой в руке. Не говоря ни слова, прошел он через всю комнату и рухнул в кресло у очага. На этот раз его не было дня два или три. Он осунулся, оброс бородой, глаза налились кровью. Нетрудно было догадаться, что все это время он пил без просыпа.
Нагнувшись, Том поворошил кочергой горящий в очаге торф и вытянул ноги к огню. Затем бросил взгляд на посудную полку и кивнул жене. Без слов поняла она, что ему нужно, и молча подала чайную чашку. Том вытащил из кармана бутылку джина, налил себе полную чашку и выхлестал в несколько глотков. Таков был его обычай: вернувшись к родному очагу, первым делом он освежался двумя-тремя чашками спиртного, а затем принимался колотить жену и ребятишек.
Трое детей Тома, забившись под стол в углу, робко поглядывали на отца - так, должно быть, Джек из сказки смотрел на людоеда. Жена его Нелл замерла у стула, готовая в любой момент пригнуться и спрятаться за его спинкой от палки мужа; по горькому опыту знала она, что этого долго ждать не придется. Горбунья Мэри застыла у дубового шкафа, так же в любой миг ожидая нападения; загорелое лицо ее сливалось с темной обшивкой стены - только белки глаз белели в полумраке.
Том Чафф выпил уже вторую чашку и принялся за третью - по-прежнему молча. Напряжение становилось нестерпимым. И вдруг он опрокинулся на спинку кресла: палка выскользнула из его руки, глаза закатились, искаженное лицо покрылось мертвенной бледностью.
Несколько мгновений несчастные его домочадцы не смели ни шевельнуться, ни вздохнуть - так они были запуганы. Что, если он просто заснул? - думали они. Что, как сейчас очнется и примется, по обыкновению, тесать об них палку и кулаки?
Однако несколько минут прошло, а Том не приходил в себя, и все яснее становилось, что с ним что-то неладно. Том так свесился набок, что, будь его кресло чуть поменьше и полегче, непременно рухнул бы на пол. Лицо его посерело, как свинец. Жена Тома и Мэри обменивались недоуменными и тревожными взглядами: наконец, собравшись с духом, Нелл решилась позвать мужа.
--
Том! - робко произнесла она.
Том не откликнулся. Нелл повторила его имя погромче - в ответ ни звука. Снова и снова звала она Тома, кричала, толкала его, трясла за плечо - все напрасно: он не шевелился.
--
Господи, да он помирает! - вскричала бедная женщина.
Охваченные новым ужасом, ребятишки вторили воплям и причитаниям матери; казалось, сам воздух в домишке браконьера звенит от их пронзительных криков. Такие стенания могли бы разбудить и мертвого - но Том оставался недвижим и глух ко всему.
Жена его послала сестру в деревню, что отстояла от дома примерно на четверть мили, за доктором (Нелл хорошо его знала - она обстирывала всю его семью), чтобы пришел поскорее взглянуть на ее мужа, который, кажись, помирает.
Сельский врач, добродушный малый, пришел без промедления. Не снимая шляпы, подошел к Тому, осмотрел его, попробовал дать рвотное, которое захватил с собой, ориентируясь на сбивчивый рассказ Мэри - но, обнаружив, что снадобье не действует, пульс не прощупывается и из надреза на виске не течет кровь, покачал головой и подумал про себя: "Какого дьявола эта женщина так убивается? Ей радоваться надо - и за себя, и за детей!"
В самом деле, не было сомнений, что Том мертв. Доктор не мог нащупать пульс; дыхание больного не затуманивало зеркало, руки и ноги похолодели, и по телу уже начало распространяться оцепенение.
Подождав минут двадцать, доктор застегнул плащ, нахлобучил шляпу на лоб и уже сказал миссис Чафф, что его присутствие здесь бесполезно - как вдруг из надреза, сделанного его ланцетом, темным ручейком потекла кровь.
--
Странно, - сказал доктор. - Очень странно. Что ж, подождем.
Теперь я расскажу вам о том, что видел, слышал и испытал Том Чафф.
Упершись локтями в колени и положив подбородок на руки, сидел он у камина и тупо смотрел на пылающие угли; как вдруг все поплыло у него перед глазами, огонь померк, и в ушах раздался гул - ни дать ни взять удар большого церковного колокола.
Голова его налилась свинцовой тяжестью и сама собой запрокинулась назад. Больше Том ничего не видел и не слышал: сознание его покинуло.
Он пришел в себя от холода. Открыл глаза - и понял, что сидит на земле, прислонившись к стволу мощного безлистого дерева. Ночь была безлунная: никогда еще Том не видывал такого черного неба и таких огромных, ярких звезд. Они мигали - но не так, как часто мигают звезды ясными ночами: как-то очень уж надолго они меркли, а, загораясь вновь, как-то уж очень ярко вспыхивали, и в странном танце их Тому чудилось что-то зловещее.
Он огляделся. Вокруг не было ни души. С трепетом Том начал понимать, что это место ему знакомо.
Дерево, у корней которого он сидит - один из тех столетних буков, что обрамляют кладбище у церкви в Шеклтоне, по ту сторону болота Кэтстин, милях в шести или семи от дома Чаффов, если идти по прямой. Черная топь лежала перед Томом и исчезала во тьме, на горизонте небо и земля сливались воедино в каком-то белесом мареве.
Странная, неестественная тишь царила над болотом. Замолкло знакомое журчание отдаленного ручья, не слышалось шелеста листвы - все на земле и в воздухе застыло, словно в ожидании чего-то ужасного. Том подумал было о том, чтобы вернуться по болоту домой, но тут же выбросил из головы эту мысль. Смутный страх охватил его - страх перед тем, что может ожидать его во тьме.
Постепенно глаза Тома привыкли к темноте, и, обернувшись, он различил позади себя шеклтонскую церковь и колокольню - две серые тени на черном фоне. Но знакомые очертания его не успокоили - напротив, усилили тревогу и дурные предчувствия.
Здесь Том когда-то научился беззаконному ремеслу: именно на этом месте его отец когда-то встречался с товарищами по преступлениям и брал с собой сына - совсем еще ребенка. Ночами напролет трое браконьеров разбирали здесь добычу, подсчитывали выручку, делили деньги и пили джин. Здесь маленький Том научился пить, браниться и потешаться над законами. В каких-нибудь восьми шагах от того места, где он стоит, похоронен его отец. Но эта мысль не развеяла его уныния и страха - напротив, от воспоминаний об отце Тому стало еще хуже.
Было и еще кое-что, от чего у него мурашки по спине побежали. Позади и по левую сторону от себя, примерно в ярде от дерева, Том заметил открытую могилу. На другой стороне ее возвышалась куча земли. В изголовье могилы надгробным памятником возвышался старый бук. Том ясно различал каждую неровность, каждую линию на его гладкой коре. Давным-давно он вырезал на этом дереве свои инициалы - и теперь они причудливой гравировкой изгибались и плясали на стволе, прямо над открытой могилой, словно со злорадной ухмылкой отвечали на безмолвный вопрос Тома: "Для кого она?"
В голове у него еще шумело, руки и ноги дрожали - поэтому Том отказался от мысли подняться с места. Кроме того, его не оставляло смутное ощущение, что в любом другом месте будет еще страшнее, чем здесь.
Вдруг звезды замигали еще яростнее, странный тусклый свет, словно отблеск молнии, на мгновение озарил унылый пейзаж - и Том увидел, что с болота приближается к нему какая-то фигура. Двигалась она враскачку, зигзагом, легко перепрыгивая с кочки на кочку и умело обходя топкие места: так ходят жители болот, привычные к опасным путешествиям. Тому показалось, что человек этот, кто бы он ни был, очень похож на его отца.
Отец его, бывало, подходя к условленному месту, подавал товарищам знак свистом. Вот и пришелец сунул два пальца в рот и засвистел - но свист, в былые времена резкий и пронзительный, теперь словно доносился откуда-то из дальнего далека и отдавался у Тома в голове странным эхом. Внутри у Тома все похолодело: однако, по привычке или от страха, он ответил таким же сигналом.
В прежние времена отец, приближаясь к товарищам, поднимал добычу на всеобщее обозрение и громко объявлял, чем сегодня удалось поживиться. Вот и сейчас призрак поднял мешок, который нес в левой руке, и потряс им в воздухе. Но, будьте уверены, Тома это зрелище не успокоило.
Призрак закричал - слова его долетели до Тома еле слышно, словно сквозь густую пелену тумана, но смысл их он различил ясно.
--
Душа Тома Чаффа! - объявил призрак.
Ярдах в пятидесяти от кладбищенской ограды, у которой сидел Том, росли густые заросли камыша - в них, бывало, прятался старый браконьер в случае внезапной тревоги. Вот и теперь, словно чего-то испугавшись, призрак вдруг нырнул в камыши и скрылся из виду.
Том всматривался в заросли; сердце его отчаянно билось. Вдруг из камыша вылетело что-то темное. Сперва ему показалось, что это та же фигура, только на четвереньках - но скоро он понял, что перед ним огромный черный пес с грубой, как у медведя, шкурой. Пес замер, принюхался - и бесшумными скачками бросился к Тому. Глаза его пылали, как угли, из чудовищной пасти рвалось устрашающее рычание.
Видя, что пес готов прыгнуть, Том в ужасе отшатнулся - и упал прямо в открытую могилу. Попытался схватиться за край - но край осыпался, и Том полетел вниз. Том ждал, что сейчас почувствует дно - но не тут-то было! Он летел в бесконечную бездну - вниз, вниз, вниз, сквозь тьму, все быстрее и быстрее. Он задыхался, волосы его развевались, поток воздуха бил в спину. Вниз, только вниз, в бездонную пропасть - секунда за секундой, минута за минутой. Дыхание ужаса леденило Тому грудь; ему казалось, что он умирает.
И вдруг падение прекратилось. Том рухнул на что-то жесткое. Страшная боль пронзила все тело, но даже на миг он не потерял сознания.
Том приподнялся, огляделся кругом - и обнаружил, что лежит посреди какой-то дымной пещеры или подземелья. Он видел высокие своды, но потолок терялся во тьме. Тусклый красноватый свет не позволял ясно различать предметы: но, приглядевшись, Том понял, что пещера, в которой он оказался - что-то вроде центрального зала, от которого в разные стороны отходят проходы, грубо высеченные в камне, словно галереи какой-то великанской шахты.
У входа в один из этих темных коридоров маячила какая-то неподвижная фигура. Сперва Тому показалось, что это камень; но вот фигура оттолкнулась от стены и двинулась к нему. Не сразу Том понял, кто это - так чудовищно изменился его отец.
--
Я ждал тебя, Том. Добро пожаловать домой, сынок. Пойдем, я тебя провожу на твое место.
У Тома упало сердце - и от самих этих слов, и от равнодушного и насмешливого тона, каким они были произнесены. Однако, сам того не желая, он последовал за злым духом. Тот повел его по проходу в скале; со всех сторон, как будто из самого камня, доносились до Тома отчаянные вопли и мольбы о пощаде.
--
Что это? - спросил Том.
--
Неважно.
--
Кто они?
--
Новички, сынок, как и ты, - равнодушно ответил отец. - Недолго они будут вопить - скоро поймут, что от этого воя никакой пользы.
--
Что же мне делать? - в ужасе воскликнул Том.
--
То же, что и всем нам.
--
Скажи, что мне делать? - повторил Том. Каждая жилка в его теле содрогалась от ужаса.
--
Улыбаться и терпеть. Что тебе еще остается?
--
Отец, ради Бога! Если ты когда-нибудь меня любил, отпусти меня!
--
Отсюда нет выхода.
--
Где есть вход, там должен быть и выход. Ради самого Господа, выпусти меня отсюда!
Но ужасный призрак, не отвечая ему более, отступил назад, и место его заняли иные - неисчислимые и безобразные страшилища, окруженные слабым красноватым сиянием. Все они не спускали с него страшных взоров, и на мордах их отражалась адская злоба и жестокая насмешка. С каждой секундой их становилось все больше, с каждым мгновением они приближались. Том почувствовал, что теряет рассудок. И в тот же миг услышал он мириады голосов, зовущих его по имени: одни издали, другие вблизи, одни спереди, другие из-за спины, оттуда и отсюда - со всех сторон. Крики эти становились все громче, все многогласнее, перемежались смехом и богохульствами, оскорблениями и насмешками; и все новые и новые голоса вступали в этот хор, пока наконец Том не перестал улавливать смысл их возгласов.
Чем больше появлялось вокруг страшных рож, чем громче становились голоса, тем сильнее охватывала его мозг судорога ужаса; наконец, испустив долгий ужасный вопль, он лишился чувств.
Очнувшись, Том обнаружил себя в келии с каменными стенами, сводчатым потолком и тяжелой дверью. Всего один светильник висел на стене, но он освещал комнату каким-то чудным сиянием.
Напротив Тома сидел почтенного вида старец с белоснежной бородой до пола; весь облик его дышал строгостью и благочестием. Одет он был в простую холщовую рясу; на поясе висели три больших ключа. Быть может, так в представлении благочестивых читателей должны выглядеть стражи городских ворот - разумею те духовные города, что любил описывать Джон Бэньян.
Глаза у старца сияли так, что страшно было взглянуть; он не спускал взгляда с Тома Чаффа, и Том ощущал себя полностью в его власти. Наконец старец заговорил:
- Мне приказано дать тебе еще одну попытку. Но если ты снова станешь пить с пьяницами и колотить своих ближних, то вновь войдешь в ту дверь, куда вошел однажды, и на сей раз уже не выйдешь.
С этими словами старец взял его за руку, вывел из кельи, довел до выхода из пещеры, отпер перед ним дверь и вытолкнул наружу. Дверь захлопнулась за Томом - и стук ее прозвучал, словно раскат грома, отдаваясь бесчисленным эхом все далее и далее, пока наконец не растворился в тишине. Стояла непроглядная тьма, но дуновение свежего воздуха вернуло Тому силы. Он понял, что вновь оказался на земле.
Несколько минут спустя он начал различать вокруг себя знакомые голоса; затем слабый луч света коснулся его глаз. Скоро Том разглядел пламя свечи, а потом и знакомые лица жены и детей, и услыхал, как они зовут его - хоть сам и не мог вымолвить ни слова.
Еще увидал он доктора - одинокую фигуру во тьме - и услышал его слова:
- Что ж, кажется, он к нам вернулся. Теперь, думаю, он выживет.
Через несколько секунд Том ощутил кровь у себя на шее и на рубашке; взор его вполне прояснился, и способность речи к нему вернулась. Первые его слова были:
- Жена... прости... меня... я исправлюсь... пошли за по...по... пом...
Последние слова означали: "Пошли за священником".
Скоро священник вошел в тесную спаленку, где, еле живой от слабости и пережитого ужаса, простерся на кровати перепуганный браконьер. Том Чафф кротко попросил всех прочих выйти; и, когда дверь за ними закрылась, добрый пастырь с изумлением выслушал удивительную исповедь, а вслед за ней - заверения в раскаянии, клятвы исправиться и жалобные мольбы о поддержке и добром совете.
Разумеется, настоятель поддержал раскаявшегося грешника, как только мог; и с того времени он начал часто навещать Тома Чаффа.
Однажды, когда он, собираясь уходить, пожал Тому руку на прощание, больной вдруг сжал его руку и заговорил:
- Вот что, сударь: пообещайте мне кое-что. Я-то вам уже много чего наобещал: сказал, что никогда больше руку не подниму ни на старуху свою, ни на ребятишек, ни на другого кого - и слово сдержу. Сказал, что больше не пью - и, как Бог свят, в кабак больше ни ногой. Сказал, что больше не спущу курка и не расставлю капкана - так и будет. Но и вы, сударь, дайте мне слово - вы ведь настоятель у нас в Шеклтоне, вас послушают: когда помру, не хороните меня ближе чем на двадцать ярдов к тем букам, что растут вокруг Шеклтонского кладбища.
- Понимаю, ты хотел бы покоиться подальше от той могилы, что явилась тебе в видении.
- Точно. Только бы не оказаться в той яме под буком! С радостью лег бы я в сырую землю на каком-нибудь другом кладбище, отсюда подальше - только в Шеклтоне похоронена вся моя родня. Так дайте мне слово, что исполните мою просьбу!
- Хорошо, даю слово. Не думаю, что переживу тебя: но если переживу, и если буду еще священником в Шеклтоне, тебя похоронят в самой середине кладбища, так далеко от буков, как только позволит место.
- Вот и славно.
На этом они и расстались.
Видение и вправду изменило всю жизнь Тома Чаффа - и, казалось, навсегда. Отказавшись от бродяжничества и беззаконных приключений, он теперь не жалел сил, чтобы заработать себе на жизнь честным трудом. Он бросил пить, с женой и домашними был так добр и ласков, как только позволяла его грубая натура, начал ходить в церковь, и, если позволяла погода, частенько пересекал болото, чтобы побывать на Шеклтонском кладбище. Настоятель говорил, что Том освежает в памяти картины своего видения, чтобы этим напоминанием укрепить в себе добрые намерения.
Однако даже самые сильные впечатления не держатся вечно, а страх - дурной воспитатель, ибо, не преображая натуру дурного человека, лишь подавляет ее проявления. Со временем воспоминания тускнеют, проходит действие страха, и истинная сущность человека вновь берет верх.
Шло время, и Том Чафф начал уставать от новой жизни. Он обленился; люди поговаривали, что он снова принялся за старое - бродит по лесам и ставит силки на зайцев.
Однажды дождливой ночью он явился домой, нетвердо стоя на ногах; по раздражительности его и заплетающемуся языку нетрудно было догадаться, что он прикладывался к бутылке. На следующий день протрезвившегося Тома обуяло раскаяние и ужас: вернулись прежние страхи, и неделю или около того он вел себя безупречно. Однако вскоре последовало новое падение, и новое покаяние; а за ним - еще одно, и еще, и наконец Том возвратился ко всем своим старым привычкам и зажил так, как жил прежде. Только теперь больше в нем было угрюмости и злобы, ибо, хоть на словах он и ставил свое видение ни во что, в глубине души оно по-прежнему не давало ему покоя.
В уединенном домике на краю болота вновь поселилось горе. Исчезло проглянувшее солнце, и небосклон вновь заволокло тяжелыми тучами. Померкли улыбки; бедная жена Тома вновь стала, как когда-то, бледна и уныла. Забылись уют и веселье, и во всем облике бедного домишки теперь явственно проглядывали следы небрежения. Порой вечерами случайные прохожие слышали, как доносятся из этого злополучного жилища крики и рыдания. Том Чафф теперь напивался едва ли не каждый день, а домой являлся лишь затем, чтобы выбить из бедняжки-жены ее скудный заработок.
О беседах с честным старым священником Том и думать забыл. К падению его примешивался стыд: у него хватало совести избегать встреч с настоятелем, и, завидев "попа", он поспешно сворачивал с дороги, чтобы избежать с ним встречи. Сам же свяшенник, когда при нем упоминали о Томе Чаффе, лишь качал головой и тяжело вздыхал, жалея не столько самого павшего грешника, сколько его несчастную жену - ибо участь ее и в самом деле достойна была ужаса и сострадания.
До брата ее, Джека Эвертона, что жил в Хексли, дошли все эти истории, и он явился в Шеклтон с твердым намерением отколотить Тома до полусмерти, чтобы впредь не смел обижать его сестру. Однако, к счастью для всех, Тома как раз не случилось в деревне; бедная Нелл в ужасе умолила брата не вмешиваться, и тот, мрачный и угрюмый, воротился к себе.
А несколько месяцев спустя Нелли Чафф слегла в постель. Она давно уже недомогала - скорее от своих несчастий, чем от чего-либо иного; но наконец мучения ее окончились.
Когда она умерла, коронер решил произвести расследование, ибо доктор полагал, что побои мужа могли ускорить ее смерть. Однако следователь не установил ничего определенного. Том Чафф исчез из дому дня за два до смерти жены и еще не возвращался, занятый своим беззаконным промыслом.
Вместо него на дознании присутствовал Джек Эвертон из Хексли. Более, чем когда-либо, негодовал он на мужа бедняжки Нелли, который не тем, так другим способом довел ее до смерти. Дознание было окончено - а Том так и не явился.
Однако появился в деревне случайный спутник или, точнее, соучастник Тома. Он расстался с ним на границе с Уэстморлендом и сказал, что Том, должно быть, завтра вернется. Но Эвертон этому не поверил. С этого мерзавца, думал он, станется не появиться на похоронах своей несчастной жены, которую сам же побоями да издевательствами свел в могилу!
Всю подготовку к печальному обряду Эвертон взял на себя. Он распорядился вырыть сестре могилу рядом с последним пристанищем их матери, на Шеклтонском кладбище, по ту сторону болота. Не желая ждать Тома, он решил похоронить Нелл в тот же вечер. Его брат Дик, Мэри, еще одна их сестра и дети - вот и все, кто провожал покойницу в последний путь.
Сам Джек остался в доме - как сам сказал, для того, чтобы встретить Тома, если тот все-таки появится, рассказать ему, что случилось, и вместе с ним добраться до кладбища напрямик, через болото. На самом деле, думаю, он хотел исполнить свое давнишнее желание - избить негодяя до полусмерти. Так или иначе, он решил ждать, сколько сможет, а затем бежать на кладбище напрямик. Он надеялся успеть туда еще до появления похоронной процессии и перемолвиться парой слов со священником, служкой и церковным сторожем: все они были его старые друзья, ибо детство и юность его прошли в Шеклтоне.
Но в тот вечер Том Чафф дома так и не появился.
Мрачный и угрюмый, без гроша в кармане, возвращался он домой. Он шел, понурив голову, и карман ему оттягивала наполовину опустевшая бутылка джина, на которую и ушли последние деньги.
Дорога домой лежала через болото Кэтстин, и лучше всего был знаком ему путь от церковного кладбища в Шеклтоне. Перемахнув через низкую стену, служившую ему оградой, зашагал он между могилами и плоскими, глубоко ушедшими в землю могильными камнями к той стороне кладбища, что выходила на болото.
На темном небе черной тенью вырисовывался силуэт Шеклтонской церкви и колокольни при ней. Ночь была безлунная, но ясная. Скоро Том добрался до стены с той стороны, откуда открывался вид на болото - и здесь остановился, прислонившись спиной к гладкому стволу одного из могучих старых буков. Болото перед ним тонуло во тьме. Чудится ли ему, или небо сегодня и вправду как-то уж очень черно, а звезды как-то уж очень ярки? И почему в воздухе стоит такая неестественная тишь - словно перед грозой? Странный трепет прошел по его сердцу. Все как в его видении! То же небо, те же звезды, та же темень вокруг, тот же ужас, и необъяснимое предчувствие, и непобедимый страх сдвинуться с места! Том хотел обратиться с молитвой к Богу - но не смел. Однако трепещущее сердце его искало хоть какого-то утешения, и он полез в карман за бутылкой. При этом он взглянул в левую сторону и увидал, что у самых ног его, под буком, к которому он прислонился, зияет разверстая могила.
Том замер в ужасе. По телу его пробежала крупная дрожь. Все как тогда: сбывается его видение, сон становится явью!
Издалека послышался слабый свист: чисто и ясно разносился он над болотом. Том увидел, что к церковному двору приближается какая-то фигура: двигалась она враскачку, зигзагом, ловко прыгая с кочки на кочку, как ходят жители болот, привычные к опасным путешествиям. Все ближе и ближе подходила она сквозь камышовые заросли; и, повинуясь тому же необъяснимому порыву, как когда-то в видении, Том ответил на ее сигнал своим.
Заслышав его свист, темная фигура двинулась прямо к нему. Она взобралась на невысокую стену и оттуда взглянула на могилу.
- Кто мне свистел? - спросил пришелец.
- Я, - ответил Том.
- А ты кто? - спросил человек на стене.
- Я Том Чафф, - ответил Том громко и сердито, чтобы скрыть свой страх. - А эта могила для кого?
- Я тебе скажу, мерзавец, для кого эта могила! - взревел пришелец, спрыгнув со стены. - Долго я ждал тебя, долго искал здесь и там, и наконец нашел!
И пришелец двинулся к нему. Не зная, чего от него ждать, Том Чафф попятился, споткнулся и упал в открытую могилу. На лету он хватался за стенки, но не мог задержать падения.
Час спустя, когда явилась похоронная процессия и могилу осветили факелами, на дне ее увидели тело Тома Чаффа. Он упал на голову, сломал себе шею и умер, должно быть, в самый миг падения. Так сбылось его видение.
Пришелец, что пересек болото и явился на кладбище, был его шурин - но Том, уверенный, что видение его стало явью, принял его за призрак своего отца. К счастью для Джека Эвертона, в этот миг священник и служка, незамеченные им, вышли из церкви и направились к могиле Нелли Чафф: они видели, как Том споткнулся и упал. Не будь этих свидетелей, брата покойной неизбежно заподозрили бы в убийстве. Однако священник и служка подтвердили, как было дело, и Джек остался вне подозрений.
Добрый священник сдержал свое слово: и по сей день шеклтонские старожилы показывают любопытствующим могилу Тома Чаффа, расположенную почти в самой середине кладбища. Однако, хоть добрый пастырь и исполнил просьбу терзаемого страхом грешника, это не стерло из памяти людской, а лишь ярче запечатлело воспоминание о том, что Том нашел свою смерть как раз там, где было предначертано ему в видении.
Много лет назад эту историю рассказывали по всей округе; должно быть, рассказывают и по сей день. Многие, пожалуй, назовут ее суеверной басней - однако для неученого простонародья она звучит проникновенным и, будем надеяться, не совсем бесплодным поучением.