Холмогорова Н.Л. : другие произведения.

Дж. Шеридан ле Фаню: "Ребенок, унесенный феями"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Этот рассказ из "ирландского цикла" воспроизводит распространенное поверье о феях (фейри), крадущих детей. Описание фей, их действия, связанные с ними суеверия - во всем этом, насколько я понимаю, ле Фаню точно воспроизводит фольклорные источники. Для переводчика особенную трудность здесь представляла речь героев: в оригинале они разговаривают на смеси просторечного английского и ирландского и с подчеркнутым ирландским произношением. Поскольку точно и адекватно передать двуязычие на другом языке невозможно (разве что придать героям-ирландцам украинский или белорусский акцент), то я переводила это русским просторечием с песенно-фольклорной окраской.

   РЕБЕНОК, УНЕСЕННЫЙ ФЕЯМИ
  
  
   К востоку от старого города Лимерика, примерно в десяти ирландских милях от подножия гор, носящих имя "угорья Сливилим" и знаменитых тем, что в их скалах и ущельях нашел убежище Сарсфилд, когда под огнем и канонадой короля Вильгельма мчался прочь из осажденной крепости, пролегает дорога, узкая и очень старая. Она соединяет путь от Лимерика до Типперери со старинным путем от Лимерика до Дублина, огибает предгорья, о которых я упоминал, и тянется миль на двадцать, пробегая болотами и пастбищами, холмами и лощинами, мимо старинного замка без крыши, мимо деревушки с хижинами, крытыми соломой.
   В одном месте дорога эта становится особенно пустынна. Более чем на три ирландских мили проходит она по совершенно безлюдным местам. По левую сторону, если вы едете на север, лежит широкое черное болото, окаймленное рощицей; по правую руку тянется прерывистая линия поросших вереском гор. Кое-где серые скалы вздымаются в небеса, повторяя своими очертаниями смелые и неправильные контуры ирландских укреплений; кое-где в лесистых и каменистых склонах открываются узкие прогалы лощин. Скудное пастбище, где бродят редкие коровы и овцы, обрамляет уединенную дорогу на протяжении нескольких миль.
   В этой-то глуши, в тени невысокого холма, под защитой нескольких ясеней, не так давно стояла лачуга вдовы по имени Мэри Райан.
   Ирландия - страна бедности; но вдова Райан была беднейшей из бедняков. Лачуга ее давно покосилась, соломенная крыша ее потемнела и обвисла - немало потрудились над ней палящее солнце, дождь и ветер.
   Но, какие бы опасности не угрожали этому непрочному жилищу, от одной беды оно было защищено. Лачугу окружали с полдюжины горных ясеней - говорят, деревья эти, как и рябины, ненавистны ведьмам. К потрепанным планкам двери приколочены были две подковы, а над притолокой и вдоль по крыше бурно разрослись островки дикого лука - старинного лекарства от многих недугов и верной защиты от козней лукавого. Если бы вы вошли, пригнувшись, в низенькую дверь, то, приглядевшись в мутном полумраке, различили бы у изголовья вдовьей постели четки и пузырек со святой водой.
   Таковы были укрепления и бастионы вдовы против вторжения злых сил, о близости которых постоянно напоминали этой одинокой семье очертания Лиснавуры - холма-отшельника, населенного "добрым народом" (так в Манстере иносказательно кличут фей), чья странная куполообразная вершина, подобно передовому укреплению близлежащих гор, вздымалась всего в какой-нибудь полумиле от лачуги.
   Стояла пора листопада. Тень зачарованного холма, удлиненная осенним закатом, легла на крутые склоны Сливилима, дотянулась почти до самого порога уединенной хижины. Ясени у дверей печально поникли, роняя на дорогу листья; в ветвях их еще щебетали последние птицы. Трое детей вдовы играли на дороге, и звонкие голоса их вторили птичьим песням. Старшая сестра их, Нелл, была в "доме", как они торжественно именовали свою лачугу - варила на ужин картофель.
   Мать отправилась на болото, чтобы принести на спине корзину торфа. Был в то время в Ирландии (а быть может, существует и сейчас - и дай Бог, чтобы не прекращался) добрый обычай: богатые люди, нарезав себе торфа и сложив его горкой на болоте, складывали рядом горку поменьше - для бедняков. Те брали оттуда, пока было что брать - и не гас огонь у них в очаге, и всегда было где сварить пару картофелин, и смерть от холода не грозила им даже в самую лютую зиму.
   Ссутулившись под тяжестью своей ноши, Молл Райан взобралась по крутому берегу, поросшему колючей ежевикой, и вошла в дом. Нелл, темноволосая дочь ее, встретила мать радостной улыбкой и помогла ей снять со спины корзину.
   Со вздохом облегчения Молл Райан огляделась кругом и, утерев пот со лба, издала обычное манстерское восклицание:
  -- Эйа! Ох, как же притомилась я с этой корзиной, благослови ее Господь! Нелл, а где ребята?
  -- Играют на дороге, матушка: разве ты их не видела, когда шла сюда?
  -- Нет, на дороге никого не было, - с беспокойством отвечала мать, - ни единой души. Нелл, что же ты за ними не приглядывала?
  -- Должно быть, они на огороде, или за дом забежали. Хочешь, я за ними схожу?
  -- Сходи, хорошая моя, сходи Бога ради. Время позднее: уж и птахи умолкли, и солнце, когда я шла по дороге, стояло над самым Нокдулахом. Сходи, милая!
   И стройная темноволосая Нелл выбежала на дорогу. Посмотрела в одну сторону, посмотрела в другую - не видать ни ее братьев, Кона и Билла, ни сестренки Пег. Стала звать их - но из огородика, скрытого от глаз буйными кустистыми зарослями, не донеслось ответа. Прислушалась Нелл - не слыхать детских голосов. Перебравшись по перелазу через изгородь, заглянула за дом - и там все молчаливо и пустынно.
   Нелл всматривалась в глубь болота - но и там их не видела. Снова прислушалась - напрасно. Сперва она рассердилась: но затем другое чувство охватило ее, и девушка побледнела. С суеверным страхом подняла она глаза на поросшую вереском вершину Лиснавуры, темнеющую на пурпурно-пламенном фоне заката.
   Сердце девушки сильно забилось. Снова прислушалась она - но по-прежнему не слышала ничего, кроме прощального посвиста и щебетания птиц в кустах.
   Зимними вечерами у очага Нелл слыхала немало историй о том, как на закате в пустынных местах феи похищают детей. Знала она и о том, что страх перед феями преследует ее мать. Никто во всей округе не загонял скотину в хлев так рано, как вдова Райан; ни одна дверь в близлежащих приходах не запиралась на засов в такой ранний час.
   В этой части света вся молодежь страшится нечистой силы: а Нелл боялась больше других, ибо страхи матери подпитывали и удваивали ее собственный страх. В каком-то оцепенении смотрела она на Лиснавуру, снова и снова крестилась, вновь и вновь шептала молитвы, пока с дороги не не раздался громкий зов матери. Нелл откликнулась и побежала к дому. Мать ее стояла у порога.
  -- Да где же эти пострелята? Ты их видела? - спросила Молл Райан у дочери.
  -- Сейчас придут, матушка, сейчас придут: должно быть, убежали за поворот. Вот увидишь, и минуты не пройдет, как они появятся. Вечно они забираются куда не след, ни дать ни взять, козлята: будь они здесь, уж я бы задала им трепку!
  -- Помоги нам Боже! Что же ты наделала, Нелл? Пропали, пропали мои детки! Что теперь делать? Куда бежать? Вокруг ни души, отец Том от нас в трех милях - никто нам не поможет! Горе, горе! Пропали мои ненаглядные!
  -- Не надо, матушка, не мучай себя понапрасну! Они придут, вот увидишь, сейчас придут!
   И вдруг Нелл принялась вопить, как безумная, и махать рукой, ибо из-за небольшого поворота, что делает дорога в этом месте, и вправду показались дети. Шли они с запада - от проклятого холма Лиснавура.
   Однако детей было только двое - и девочка горько плакала. В страхе и тревоге мать и сестра поспешили к ним.
  -- Где Билли? Где он? - задыхаясь от волнения, кричала мать.
  -- Билли нет, его забрали - но они сказали, он вернется назад, - ответил темноволосый малыш Кон.
  -- Его увезли богатые дамы, - пролепетала девочка.
  -- Какие дамы? Куда увезли? Господи, помилуй! Лиам, родной мой! Где он? Кто его увез? О чем вы? По какой дороге его увезли? - восклицала несчастная вдова.
  -- Я не видал, куда они уехали, матушка - но, кажется, к Лиснавуре.
   Бедная женщина всплеснула руками и бросилась бежать к холму - одна, громко зовя по имени потерянного сына.
   Нелл не решилась бежать следом: в ужасе и отчаянии проводила она ее глазами - и разрыдалась, а младшие дети вторили ей горьким плачем.
   Сгущались сумерки. Обычно в такое время дом Райанов уже запирался на все засовы. Нелл отвела детей в хижину, усадила у камина, а сама, стоя на пороге, в страхе и тоске ожидала возвращения матери.
   Долго пришлось ей ждать. Наконец на дороге показалась Молл: молча вошла она в хижину, села у очага и зарыдала так, словно сердце ее разрывалось.
  -- Матушка, мне запереть дверь? - спросила Нелл.
  -- Запри, дочка. Говорят, одна беда придет - другую приведет: не стоит кликать беду - и так за один день мы потеряли больше, чем за долгие, долгие годы! Но прежде, милая, окропи себя святой водой и дай сюда пузырек - я побрызгаю на себя и на деток, что у меня остались. Ах, зачем ты этого не сделала, когда позволила им гулять на закате! Идите же ко мне, звездочки мои ясные, садитесь ко мне на колени, слезки мои невыплаканные, обнимите меня крепко-крепко, во имя Господа, и я вас обниму крепко-крепко, чтобы никто вас у меня не отобрал! И расскажите мне всё: кого вы встретили - оборони нас Господь от зла! - и как это все случилось.
   Нелл заперла дверь, и двое детей, часто прерываемые взволнованными восклицаниями матери, то говоря разом, то перебивая друг друга, кое-как поведали ей удивительную историю, которую я предпочту изложить более связно и на своем родном языке.
   Как я уже сказал, трое детей вдовы Райан играли на дороге перед домом. Маленькому Биллу - или, по-ирландски, Лиаму - было около пяти лет. Удивительно хорош собой был этот мальчик: золотоволосый, голубоглазый, крепкий и подвижный, с той простодушной серьезностью во взгляде, какой не встретишь у городских детей того же возраста. С ним были сестренка Пег, годом старше его, и старший брат Кон, лет семи или восьми.
   В лучах угасающего октябрьского солнца, под высокими ясенями, что роняли к их ногам последние листья, играли они с восторгом и самозабвением деревенских ребятишек - и лица их были обращены к западу, к холму Лиснавура.
   Вдруг сзади раздался пронзительный крик: "Убирайтесь с дороги!" Обернувшись, дети увидели зрелище, какого никогда еще не видывали. На них надвигалась карета, влекомая четверкой коней: кони фыркали и били копытами, нетерпеливо стремясь вперед. Боясь попасть под копыта, дети с визгом бросились на обочину.
   Карета была великолепная, отделанная со старомодной роскошью: детям, которые в жизни не видали повозки изысканнее подводы для торфа, да еще ветхой брички, в какой однажды проехал мимо их лачуги какой-то джентльмен из Киллалу, она показалась сказочной колесницей.
   Да и в самом деле, было на что посмотреть! Упряжь и сбруя сверкала золотом; гривы огромных белоснежных сканунов развевались на ветру и, казалось, плыли по воздуху, словно струи дыма; длинные хвосты, заплетенные в косы, были перевиты широкими ало-золотыми лентами. Сам экипаж переливался яркими красками, блестел гербами и позолотой. На козлах стояли лакеи в разноцветных ливреях и шляпах с пышными плюмажами; такая же шляпа красовалась на голове и у кучера - но на нем еще был парик, пышный, словно у судьи, завитой и напудренный, толстой косой спускающийся по спине.
   И кучер, и лакеи были очень малы ростом - настоящие карлики (странно смотрелись они рядом с мощными скакунами!), с острыми желтыми личиками, с беспокойно горящими глазами; лица их, на которых отражались лукавство и злоба, немало напугали детей. Особенно страшен показался им кучер: он корчил сердитые рожи, скалил крупные белые зубы, гневно вращал глазами-бусинками и размахивал кнутом у детей над головами. Кнут его с пронзительным свистом вспарывал воздух и сверкал в лучах заходящего солнца, словно язык пламени.
  -- Как вы смеете задерживать экипаж принцессы! - пронзительным дискантом вопил кучер.
  -- Задерживать экипаж принцессы! - вторили ему лакеи; и они тоже скалили зубы и сверкали глазами.
   Малыши так перепугались, что не могли ни шевельнуться, ни вздохнуть. Но нежный голос из открытого окна кареты ободрил детей и остановил слуг.
   Прекрасная женщина - и вправду, настоящая принцесса! - улыбалась им из окна. Странная и светлая улыбка ее в одно мгновение рассеяла детские страхи.
  -- Мальчик с золотыми волосами! - проговорила красавица, остановив ясный взгляд своих огромных глаз на маленьком Лиаме.
   Сверху карета была вся застеклена, и дети разглядели внутри еще одну женщину - но эта им вовсе не приглянулась.
   Эта вторая путешественница была черная, как смоль, с удивительно длинной шеей, украшенной несколькими рядами крупных разноцветных бус; на голове ее красовался шелковый тюрбан из лоскутов всех цветов радуги, скрепленных золотой звездой.
   Лицо у черной женщины было изможденное и костлявое - ни дать ни взять череп, обтянутый кожей! - с высокими скулами и огромными глазами навыкате. Белки глаз и длинные зубы сверкали на фоне черной кожи удивительной белизной. Женщина эта нависла над плечом красавицы и что-то ей нашептывала.
  -- Да, мальчик с золотыми волосами, - повторила прекрасная леди.
   Голос ее звенел серебряным колокольчиком, а улыбка влекла детей, словно свет волшебной лампы. Облокотившись на окно, с невыразимой нежностью смотрела она на золотоволосого и голубоглазого мальчугана. Малыш Билли невольно улыбнулся ей в ответ. Она склонилась, протянув к нему унизанные кольцами руки - и Билли тоже потянулся к ней. Как соприкоснулись их руки, дети не заметили - слышали только, как прекрасная леди сказала: "Иди же ко мне, милый, поцелуй меня!" - и легко, как перышко, подняла его своими хрупкими ручками, усадила к себе на колени и принялась осыпать поцелуями.
   Дети не подозревали ничего дурного и лишь завидовали маленькому братцу, которому выпало такое счастье. Лишь одно смущало и немного пугало их - та черная женщина. Она встала в карете, выпрямившись во весь рост, подалась вперед и поднесла к губам шелковый, шитый золотом платок. Огромные выпученные глаза ее не отрывались от принцессы и маленького Билли; она прижимала платок ко рту и, казалось, кусала его, как будто старалась сдержать смех - а сама вся тряслась и корчилась, словно в припадке беззвучного хохота. Но в глазах ее читалась такая злоба, какой дети никогда не видывали.
   В смущении и испуге отвели они глаза от страшной женщины и снова обратили взгляд на прекрасную даму. Та все ласкала и целовала маленького Билли; и вдруг в руках у нее неведомо откуда появилось большое красное яблоко. Карета медленно двинулась вперед; ласково кивнув малышам, словно указывая, что это подарок для них, принцесса уронила спелый плод на дорогу. Яблоко покатилось за колесами - дети побежали следом. Красавица уронила еще одно яблоко, а потом еще, и еще. Но с каждым из них случалось одно и то же: стоило Кону или Пег догнать катящееся яблоко, протянуть к нему руку, как вдруг оно скатывалось в лужу или в придорожную канаву - а принцесса уже выбрасывала из окна новое.
   Так бежали они за каретой, долго ли - сами не знали, пока не достигли перекрестка со старой дорогой на Оуни. Здесь из-под колес и лошадиных копыт взметнулся вдруг целый столб пыли и палой листвы - хоть ветра и в помине не было - и скрыл карету от детских глаз. Так, в вихре пыли, помчалась она к Лиснавуре; а несколько мгновений спустя утих вихрь, легли на землю листья, рассеялась пыль - и дети увидели, что дорога пуста. Позолоченная карета словно сквозь землю провалилась, а с ней - и белоснежные кони, и кучер с лакеями, и принцесса, и их маленький брат.
   В этот миг край заходящего солнца скрылся за холмом Нокдулах, и наступили сумерки. Вздрогнули дети, словно вдруг пробудившись от сна, и круглая вершина Лиснавуры, нависшая над самыми их головами, наполнила их внезапным страхом.
   Громко закричали они, зовя брата по имени - ответа не было. Только где-то совсем рядом послышался тихий нежный голос: "Идите домой".
   Дети оглянулись кругом - рядом никого не было. Девочка заплакала, мальчик побелел, как мел; гонимые ужасом, бросились они домой, где и рассказали матери и сестре эту удивительную историю.
   Никогда больше Молл Райан не видела своего ненаглядного сыночка. Но прежним товарищам своих игр Билли порой являлся.
   Иной раз, когда мать сгребала где-нибудь сено, чтобы заработать несколько грошей, а Нелл мыла картофель на ужин или "выбивала" грязную одежду в ручье неподалеку, в дверном проеме вдруг появлялось милое личико малыша Билли. С криками радости дети бросались к нему, чтобы его обнять - но Билли, лукаво улыбаясь, отступал назад и скрывался за порогом. Выбежав за дверь, дети уже не видели ни брата, ни его следов.
   Такое случалось часто - и по-разному. Порой Билли появлялся на несколько минут, порой - всего на одну-две секунды; иногда, протянув руку, он манил брата и сестру за собой - но всегда улыбался загадочно и лукаво, не говорил ни слова, и всегда исчезал, стоило им переступить порог. Постепенно эти посещения становились все реже и реже, и месяцев через восемь прекратились совсем; маленький Билли был потерян навек, и родные вспоминали о нем, как о мертвом.
   Однажды зимним утром, почти полтора года спустя после его исчезновения, сестры лежали бок-о-бок: Нелл крепко спала, а маленькая Пег проснулась и не могла больше заснуть. Матери дома не было - едва пропели петухи, она отправилась на базар в Лимерик продать пару кур. Вдруг слышит девочка, как осторожно, едва слышно отодвигается засов - и видит, дверь отворяется и входит Билли. Уже светало, и Пег могла разглядеть брата: он был босиком, в лохмотьях, бледный и исхудалый. Он подошел прямо к очагу и, дрожа, словно от холода, протянул руки к догорающим углям.
   Девочка в ужасе прильнула к сестре.
  -- Проснись, Нелл, проснись! - прошептала она. - Билли вернулся!
   Нелл спала безмятежным сном; но мальчик услышал сестру и в страхе обернулся. На бледной щеке его играл отблеск углей. Вскочив, он на цыпочках бросился к дверям и выскользнул за порог так же бесшумно, как и вошел.
   С тех пор никто из родных уж не видал Лиама Райана.
   "Лекари фей" (так именуются в Манстере специалисты по нечистой силе, которых призывают в подобных случаях) сделали все, что могли, но тщетно. Отец Том испробовал более благочестивые ритуалы - но и они не помогли. Для матери, брата и сестер маленький Билли умер - умер, но не упокоился в могиле. Другие покойники мирно спят в освященной земле, в старом церковном дворе в Эбингтоне, и камень в головах указывает место, где живой может преклонить колени и помолиться об упокоении отшедшей души. Но ни камень, ни крест не отмечает места, где скрылся от любящих глаз маленький Билли. Лишь древний холм, чья тень долгими вечерами тянется к порогу хижины, напоминает о нем. Много лет прошло с тех пор; но всякий раз, когда Кону, старшему брату Билли, случится возвращаться под вечер с ярмарки или с рынка, он поднимает глаза на вершину Лиснавуры, призрачно белеющую в лунном свете, и со вздохом творит молитву за потерянного брата.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"