Это была моя ночь. Она будто вышла из легенды. Луна омыла мир до последнего уголка, и стена казалась призрачной. Я караулю луну, как оборотень, и привык к ее настроению. Раньше в такое время у меня была хорошая охота. Теперь сюда приходит все меньше и меньше людей - как бы ни светил с неба серебряный глаз. Но белая птица пролетела на ту сторону, и шальные огоньки помаргивали с раннего вечера, и ясно было - ждать гостей.
Стража тоже видела луну. Днем рыцарям пограничья пришло подкрепление. Они вглядывались в каждый куст, но ни меня, ни мою лодку не увидели. Плохой бы из меня иначе был проводник. В следующий раз жди их посреди ночи. Правила игры здесь не меняются.
Река нервно бурлила - Хозяин переправы ждал добычу. Я надеялся, что гости о нем не забудут. По Истланду ходят обрывки легенды, и не все упоминают о Хозяине переправы. За рекой тонкой ломаной полоской виднелся берег, а дальше, пустым местом на детском рисунке, была стена. Обычно она выглядит как мутное стекло или гигантское бельмо. Верхнего ее края в небе не разобрать, как ни задирай голову. Но в такие ночи стена похожа на молочный туман, который луне ничего не стоит развеять.
То, что знаешь, никто у тебя не отнимет; а я помню легенду до малейшего слова - учение моей жизни, можно сказать. Мой хлеб, это уж точно.
'Кругом были враги у Истланда, тяжело было защищать его. Гибли люди на границах, и все меньше у Державы становилось солдат. И созвал тогда Кесарь самых сильных магов, с севера и с юга, с запада и с востока. И сказал им Кесарь: постройте же стену вокруг Истланда, такую, чтобы ни один враг не мог преодолеть. Долгие годы трудились маги, создавая стену для защиты Державы; у моря и рек брали они силу, у леса и гор просили они помощи. Поднималась стена выше и выше, пока не достигла небесной тверди...'
Вот интересно: говорится о враге снаружи - а кто был этот враг, не упоминается.. Слова предают людей, как бы заботливо те их не складывали.
Я спустился в деревню, когда загустели сумерки. Не торопясь: сколько бы ни было гостей, они будут ждать меня. В воздухе висела тонкая паутина инея. Скоро река замерзнет, и на долгие месяцы работы здесь не будет. Но, хоть холод и выигрывал войну, в воздухе пахло югом. Странный терпкий запах. Мне всегда представлялись толстые, темные травы на берегу неведомого моря. Когда такой ветер, менестрели настраивают лютни на иной лад и поют песни на незнакомой речи. Когда такой ветер, последний мужик в селе может вдруг проснуться, задумавшись о путешествии - даже если для него оно не дальше, чем к куме в соседнюю деревню.
При таком ветре и переходить стену.
Легенда привязалась и шла со мной в ногу.
'И встала стена, и ни один враг не смог пройти ее. Текли годы, и отчаялись враги, и расцвела непокоримая Держава'.
Здесь кончается та часть песни, что позволяют играть менестрелям. Дальше - на свой страх и риск. На мой страх - если б я боялся.
На сей раз гостей моих оказалось двое. Молодой парень со спутницей. О нем я сразу подумал - пройдет. Они сидели в трактире, одни посреди опустевших на ночь лавок и догорающих свечей. Измазанные, вымотанные. Еще и еще заказывали скудную еду - только, чтоб успокоить трясущиеся сердце и желудок. Парень платил широко. Они всегда так платят. Последние истландские деньги.
'Шли годы, и стояла стена. И поняли люди, что не только для врага она непроницаема, но и для друзей; не только для тех, кто хотел войти в Истланд, но и для тех, кто хотел покинуть Державу. Кто бы ни пытался преодолеть стену, все оставались хладными трупами лежать у ее подножия. Собрались тогда люди и пошли к Кесарю:'
Представляться мне не понадобилось. Парень вскочил с лавки, едва меня увидел. А девчонка сжалась, сидя, и глаза ее говорили: 'Может, не надо? Может, не пойдем?'. Точь-в-точь ребенок, которого ведут к цирюльнику вырывать больной зуб.
- Птица перелетела, - сказал я. - Легко будет пройти.
Он кивнул. Знаю я такой кивок. Он меня едва видел, его взгляд уже пробил стену, и весь он был уже там.
Когда мы уходили, хозяйка плюнула нам вслед. Перекрестилась.
Парень полез в карман за деньгами. Все знают, как говорят - не плати паромщику, пока не перевезет. Но я по понятным причинам всегда беру вперед. Гости никогда не спорят. Этот и вовсе что угодно готов был отдать. Последнее вытряс из карманов. Высыпал мне на ладонь. Три монеты приберег - Хозяину переправы. Подкованный. Где он взял эти деньги, хотел бы я знать. Где в этой стране можно такое заработать, на каких корках черствого хлеба сберечь? Здесь так привыкли к голоду и бедности, что от них уже не бегут.
'И сказал им Кесарь: хорошо поработали маги, правильно делает стена, что не пускает моих подданны х наружу. Разве не любите вы Державы, разве не счастливы вы в Истланде, что хотите уйти и жить рядом с врагом? Разве не для вашей защиты строилась стена? Запретил Кесарь подходить к стене, расставил стражу державную...'
Охрана здесь никогда не дремлет, а в такую ночь им вовсе нельзя спать. Но нас они не услышали, не почуяли. Тропок моих рыцари пограничья не знают, я и сам их редко знаю, пока не пойду. Я люблю этот час в своей работе. Час нечисти, когда на деревенской церкви часы начинают бить полночь, и под этот звон я и мои гости проходим по снегу неслышно, тихой поземкой. Конечно, без луны было бы проще. Но без луны незачем сюда приходить.Мальчишка все время рвался вперед. Девушка цеплялась за него, как за соломинку. И говорила - тихо и быстро, будто молилась. Отговаривала. Странные существа - женщины. Пошла с ним, ни слова не сказав, а испугалась теперь, когда поздно уже было возвращаться.
'Но одного не знал правитель, не знали и маги его. Солнце подчиняется Кесарю, ибо Кесарь есть солнце; но луна, та, что выходит в темноте, чтоб осветить дорогу бродягам и утешить страждущих, живет по своим законам. И лишь луна, в самую свою полную ночь, способна пронзить лучом непроницаемую стену...'
Девчушка, как углядела лодку, задрожала, рука пошла выписывать кресты.
- Пойдем отсюда, пойдем, пока не поздно, - зашептала она, - ты разве не видишь, что это за перевозчик, не видишь, кого он перевозит? Посмотри на эту реку, на лодку. Он нас в мертвое царство переправит!
Но он и ее уже не видел. Он дошел до стены при лунном свете.
- Пусть хоть к мертвым, - сказал он, - лишь бы отсюда.
'И если человек окажется возле стены в ночь полнолуния, и пойдет за лучом, то сможет пройти он стену и увидеть, что скрыто на другой стороне...'
В первый раз за эту ночь стена разошлась, будто по шву; открылась дыра. Парень глядел в брешь, как завороженная змея на факирову дудку. Там, в этой бреши, с необычайной четкостью вырисовывался пейзаж. Те же деревья, что и с нашей стороны, тот же снег. Почти. Там, за стеной, все это пахло свободой, и оттого было абсолютно другим.
- Я боюсь, - сказала девушка
Малышка оказалась разумной. Она боялась не перехода - даже если сама об этом не думала - а того, что будет за ним. Если они все-таки уйдут. Обратная сторона свободы, жизнь, как белый лист. Если обернешься после перехода, взгляд упрется в стену.
'Но только тогда пройдет человек, если страждет он свободы, как жизни своей; если помыслы его чисты, и разум светел; если не оглядывается он назад, а смотрит перед собой..'
.
Девчушка едва не плакала, залезая в лодку. Парень легко подхватил ее, подсадил, заговорил ласково - но так, будто и не с ней.
dd> - Я вернуться хочу!- говорила она,- Я домой хочу!
Не понимала, глупая, что домой теперь нельзя. Если вернется - схватят тут же, по лицу, по глазам видно будет, что ходила к стене.
Я оттолкнул лодку от берега, и когда между ней и снегом выросла темная щель, парень судорожно, громко вздохнул. Он был счастлив уже сейчас - счастлив, что все отдал, все отрезал, и никто теперь не вернет его назад. Даже если стрелой в спину и головой в воду - это уже не обратно.
В этот момент появились, наконец, стражи пограничья. Реку они перейти не могут, Хозяин Переправы не пустит.
- Стойте, именем Кесаря!
Что ж, это тоже моя работа. Это тоже входит в тариф. Рыцари уж и сами знают, что здесь кричать бесполезно, тот, кто прошел лес, уже не во власти Кесаря.
- На дно! - кричал я через шум реки - Пригнитесь!
Парень схватил девушку в охапку, вдвоем они распластались на дне лодки. С берега посыпались стрелы. Хозяин переправы мотал нас нещадно, спасая от выстрелов. Древнее охранное заклинание разматывалось над нами, будто и не я его произносил.
Нас снесло вниз. Приблизился берег, волны хлестнули, боком забросили нас на камни. Парень оступился, едва не упал, одежда намокла. Он подхватил спутницу. Мы укрылись за валуном.
- Теперь, - на той стороне лучники работали неутомимо. Чего-чего, а стрел у Истланда всегда хватит. А речка здесь узенькая. - Смотрите, где луной Стену прошило. Видите, там, вон - чуть выше тех камней. Бегите туда. Быстро. Они будут стрелять, но вы бегите. Не оглядывайтесь. Чуть оступитесь - и все.
- Спасибо, - выдохнул мальчишка. И посмотрел на меня. Я видел его глаза в последний раз. Они сияли - тем сильным и диким светом, который я уже видел здесь прежде. Да, парень, так и борются за свободу. Ночью и без оружия, с колотящимся сердцем, пузом по камням.
Девушка начала плакать, тихо и беспомощно выть - так воют, когда сердце разрывается от страха.
- Послушай меня! - он сжал ее плечо. - Нет обратной дороги! Или туда, или - никуда! Поняла?
Ясно же было, что она выберет.
Девчонка вскочила из-за камня - руки ее спутника скользнули по одежде, не успев схватить. Побежала, вряд ли что-нибудь вокруг разбирая - к лодке. Споткнулась, когда обрадованный пограничник с того берега наконец-то получил, во что целиться. Упала, скатилась по камням - и в воду.
Парень мог бы кинуться за ней. Может, он бы ее вытащил. Может, им бы даже удалось остаться в живых. Ненадолго, на время обратной дороги.
Я вцепился в него. Прижал, не давая подняться:
- Сиди!
Он послушался.
Девчушку закрутили и унесли волны. Вода была ледяной, а Хозяин переправы хватает крепко. Вот она, обещанная жертва. Нужны ему ваши деньги.
У парня был обалделый вид. И облегченный. Будто он долго нес в руках что-то ценное и дико тяжелое, а потом взял и уронил.
Я никогда не рассказываю гостям последнюю часть легенды; если сами не знают, зачем зря волновать.
'Лишь тот, кто, не задумавшись, отдаст самое дорогое, что было у него по эту сторону стены, сможет пройти на ту.'
Я толкнул мальчишку:
- Сейчас!
- К черту, - сказал парень и бросился из укрытия вперед и вверх. Прекрасная мишень в лунном свете. Ползком, на четвереньках, вскакивая на ноги и падая обратно. Хватаясь за траву. Он пытался двигаться зигзагом, но у него не выходило.
Он уже не был моим гостем, он стал маленьким силуэтом из черной бумаги, вроде тех, что за две минуты вырезают художники на площади. Моя часть работы закончилась.
'Беги...'
Он должен был пройти. Он больше не принадлежал этой стране, она сама его выталкивала.
Он должен был пройти - чтобы по стране пошел слух. Чтобы тихо передавалось по людской цепочке - еще кто-то сумел. Еще кто-то выбрался туда.
Когда я было подумал, что стрелам мальчишку уже не достать, силуэт вдруг перестал двигаться. Повалился, сложился на камнях.
'Ах ты, черт...'
Силуэт распрямился снова, будто кто расправил скомканную бумажку. Луна светила над ним ярко, победно. До дыры оставалось всего ничего.
'Беги, парень...'
Споткнулся; рука держит плечо; споткнулся опять; а эти с берега стреляют уже просто из бешенства, зная, что не достанут. Сьехал вниз; ухватился; опять поднялся и бежит теперь уже открыто.
Парень остановился; замер прямо в луче, пропоровшем стену.
Только бы он не догадался посмотреть назад. Подумать. Думать надо будет там, на свободе. С той стороны, где и боль не так сильна, где все забывается.
Парень не оглянулся. Он шагнул вперед и скрылся за рваными краями обычно непроходимой стены.
На том берегу поднялся разочарованный мат. Я сидел за камнем, ожидая, когда они уберутся. Луна сделала свое дело и готовилась уходить. Я не торопился.
Ходит слух, что на той стороне стоит дом, где сбежавших встречают, и где всем наливают горячий сидр. Скорее всего, это только слух, и парню еще долго брести в холоде и темноте. Но об этом хорошо думать - горячий сидр с той стороны. Я никогда не узнаю, правда это или нет.
Как говорят у нас в Истланде, с того света и из-за стены не возвращаются.