На плите кипит чайник. Жуткий свист. Засыпаю в чашку растворимый кофе, заливаю кипятком и подхожу к окну, чтобы посмотреть на заклеенное чёрной плёнкой стекло. Раньше за ним была видна улица с чередой домов, генераторов и неоновых вывесок. Днём, то и дело звучали голоса жителей, занятых очередным бесполезным делом, суетящихся без причин. Город Аамон жил, как и многие другие города, подвергаясь лишь незначительным изменениям со стороны муниципальных властей. Но голоса смолкли, пейзаж за окном, больше не вызывал радости, власть не смогла превзойти кем-то придуманное равенство. Прошло уже больше года, но иногда кажется, что времени потрачено куда больше. Когда люди исчезали, и улицы Аамона становились всё более пустыми, мы привыкали к новому образу существования. Мы надеялись, что сумасшествие, охватившее мир, завершиться так же неожиданно, как и началось. Я вернулся бы к тому, что было прежде, переживая потери близких, шёл по траектории создаваемой веками. Той, в которой есть место для всего, и в великом многообразии, заключается счастье.
Полгода назад...больше полугода. Время стало терять свою значимость. С того момента, как люди стали исчезать, не бесследно, к сожалению, нет. Оставляя кости и одежду, они плавились, словно восковые свечи, только вот вместо капель воска стекала человеческая плоть. Сколько же гипотез это вызвало, явлению даже дали название - Ярость, странно было, ведь казалось, ничего общего здесь не наблюдалось. Однако, не так всё просто, репортёры то и дело вспоминали об операции "Ярость призрака", той самой, что была проведена несколько сотен лет назад в Ираке. Много разговоров, пустые слова и не приводящие ни к чему исследования. По эффекту плавления плоти, упоминали белый фосфор, при взаимодействии с кислородом, тот прекрасно справлялся с кожей, мышцами и органами, оставляя скелет и не повреждая одежду. Остановить горение фосфора было невозможно до тех пор, пока не прекращался доступ к кислороду. Но в случае Ярости, произошедшей по всему миру, самого процесса горения не было. Было странным и ещё одно событие, предшествующее прочему, облака сгустились, превратившись в непроницаемый для солнечных лучей, саван. И с того момента, солнце навсегда исчезло за пеленой. Чем больше проходило времени, тем больше разрушалась система, не щадя никого, новая пандемия, уносила жизни чиновников и президентов, разнорабочих, студентов, детей. На свет появлялся новый мир, и сначала его правила основывались на правилах прежнего. Но неизменными им не дано было остаться, возникли новые течения, обусловленные ситуацией, появились новые планы и религии.
Если рассматривать ситуацию из окна моего дома, то я наблюдал как голоса смолкают, как асфальтовая дорога и тротуары наполняются грудами костей и лохмотьев. И так до тех пор, пока на видимой из окна, улице, не осталось никого живого, остался лишь я, выглядывающий наружу и Мелия - девушка из дома на другой стороне улицы, которая каждый день проходила здесь в поисках кого-то. Не знаю, что с ней произошло, но иногда она просто могла сорваться и выбежать на улицу, ей вновь казалось, что она увидела того человека, стоящего на тротуаре или выглядывающего из окна незнакомого дома. Я спрашивал её об этом, но она промолчала. Рад, что она ещё жива. Сегодня мы собираемся уехать из города, может найдём место получше, где уныние ещё не так сильно въелось в разум людей, где-то должно быть такое место. Мы отправимся на поезде, странно, нас почти не осталось, но механизмы работают, ходит общественный транспорт, работают счётчики, из крана бежит вода. Механизированная эра наступила, а когда нас не станет, она вступит в решающую фазу, которую можно было бы назвать пиком.
Кофе допит, чемодан с вещами собран. Да, надо не забыть вещи Мелии, она оставила свою дорожную сумку, когда заходила. Хватаю чемодан и сумку, открываю входную дверь и выхожу из дома. Из-за того, что солнечные лучи больше не способны пробиться сквозь затянутое тучами небо, на улице очень холодно, листва пожелтела и увяла, на этом фоне останки жителей смотрятся ещё более угнетающе. Среди тех, чьи кости начинают гнить, лежат и те, кого я очень хорошо знал. В этом городе повсюду разбросаны кости моих друзей и знакомых, родителей я похоронил возле фонтана на городской площади, наверное, им там понравится. Главное не смотреть, не думать об этом, но сделать это гораздо сложнее, чем кажется. Скоро мы встретимся с Мелией, перехожу на бег, хочу увидеть её снова. Начинает лить дождь. Они лежат на асфальте, пожелтевшие с пустыми глазницами. Они смотрят. Безжизненно уставшие, не существующие более, наблюдают за нами. Я бегу через заполненные мусором дороги, мимо пустых автомобилей, стоящих на обочинах, ожидающих возвращения своих владельцев. Вглядываюсь в окна домов, но не наблюдаю среди них ни одного в котором бы горел свет.
На пироне в ярко-красном плаще я вижу Мелию, она стоит укрываясь зонтом от потоков дождя. Не видит меня, смотрит в сторону железной дороги, наверняка, задаётся вопросами: "Есть ли там что-то, и если есть, оно действительно стоит того, чтобы мы отправились на его поиски?"
- Привет, - кричу я, подбегая и чуть не врезаясь в неё, она грустно улыбается, а затем притягивает меня к себе под зонт. - Через десять минут прибудет поезд, не волнуйся.
- Не могу, я снова видела их, прямо возле дома.
Я понимал о ком она говорит. Люди в плащах, поверх защитных костюмов, с лицами, скрытыми противогазом. Приверженцы новой веры в Эсхатос - конечное учение, суть которого заключалась в разрушении мира. Фанатики верили, что когда мир переполняет зло, тот должен быть уничтожен. Для каждого цикла наступает свой Чёрный век. И вот, Чёрный век наступил, Ярость стала карой, истребляющей зло.
- Они использовали белый фосфор в Дагоне, - продолжала Мелия. - Не знаю, где они могли его достать и зачем они так желают добить тех, кто ещё пытается жить?!
Она обняла меня и уткнулась лицом мне в грудь. Всхлипы. Она снова плачет, в последнее время всё чаще. Однако, сейчас её беспокойства имеют весьма вескую причину, фанатики крайне опасны. Снова белый фосфор.
- Дело в огне, - внезапно вырвались слова. - Они верят, что наш век будет уничтожен огнём. Подражают Ярости.
Она на миг оторвалась от меня, и взглянула своими большими карими глазами. Внезапно рассмеялась, я даже подумал, что у неё истерика.
- Я думала, ты будешь успокаивать меня, говорить, что всё будет хорошо, а ты...
- Ну уж, извини, но ты же сама понимаешь.
- Да, никто не знает на самом деле, как всё повернётся, но я была бы не против, если бы ты солгал, - она обернулась, услышав звуки подходящего поезда. - Смотри.
Грохот колёс по рельсам звучал так отдалённо, будто бы не здесь. Всё внутри перевернулось от нарастающей паники, но отступать было уже слишком глупо. Стоило покинуть Аамон, как можно скорее, ведь если приверженцы Эсхатоса появились здесь, то нарвавшись на них, мы лишились бы собственных жизней. Да и в городе уже почти нет живых - скелеты на тротуарах, в квартирах, в машинах, на крышах домов, словно одно большое кладбище. Поезд остановился. Открылись двери, и мы устремились занять места поудобнее, проходя через вагоны, переступая через кости, валяющиеся в проходах, разглядывая сидящих на сиденьях мёртвых пассажиров. Мы остановились лишь дойдя до седьмого вагона, сели напротив останков джентльмена в шляпе.
- Хорошо, когда есть свободные места, - сказала Мелия. - И без билетов обошлись.
Я в недоумении смотрел на неё.
- Не уверен, что мне нравится его компания, - произнёс я, кивнув на мистера в шляпе. - Их так никто и не убрал.
- А зачем? Их некому убирать. Аамон уже пуст, так ведь?
- Думаешь, что там совсем больше никого не осталось?
- Скорее всего. Иногда я думаю, что может Эсхатос - это вовсе и не вымысел.
- Не говори так, - возразил я. - Иначе всё становиться...
- Бесполезным?! - перебила она. - Мы ждём последнего дня, как чего-то неминуемо жуткого, но фанатики ждут его, как избавления от того кошмара, что твориться вокруг ежедневно.
Я хотел возразить, но так и не смог. Поезд тронулся, за окном замелькали грустные пейзажи разрухи и обветшалости. Мистер в шляпе смотрел на меня своими чёрными глазницами, его нижняя челюсть отвисла, но ещё пыталась удержаться на месте. Мелия не могла оторвать от него глаз, она смотрела на него, куда-то ровно в одну точку, задумавшись о чём-то. Я обдумывал её слова, прокручивал раз за разом, пытаясь опровергнуть, но сумасшествие - довольно тонкая материя, и в своём роде даже фанатики конца света уже не казались столь иррациональными. И думая о том, что останется после нас, я вспомнил лишь стальные пики домов, решётки, лестницы. Украдкой взглянув на скелет в шляпе, подумал, что он может стать последним напоминанием о том, что мы существовали по-настоящему. Он продолжит своё путешествие в вагоне номер семь до тех пор, пока не закончится топливо или пока не заржавеет сталь. А когда это случиться, когда не останется сил поддерживать движение механизмов, мир станет практически полностью статичным. Загудели тормоза, раздался скрежет и поезд снова сделал остановку.
- На какой станции выйдем? - спросила Мелия.
- На той, которая понравится, - отбросив мысли, ответил я. - Если ничего подходящего не заметим, доедем до конечной.
- Хорошо, - она улыбнулась. - Я очень рада, что мне не приходиться совершать это в одиночку.
- Я тоже. - Моя рука потянулась к чемодану.
- Как будем выбирать...
- - -
Она не успела произнести фразу, как раздался выстрел. Пуля пробила ей голову. Красные брызги испачкали мою куртку. Но на ней они были даже не заметны, как же хорошо, что она одела красный плащ. Моя рука, сжимающая пистолет, начала дрожать, лёгкие судорожно глотали воздух, на глазах появились слёзы.
- Прости меня, прости меня, прости меня! - Повторял я.
Поезд тронулся. На следующей станции, я увидел, как люди в противогазах, прямо на пироне, подожгли женщину, привязав к столбу электропередач. Она кричала, боже, как она кричала! Мне показалось, что перед тем, как навсегда утихнуть, она заметила меня в окне поезда.
Дорогая Мелия, там ничего не осталось. Прости, что не сказал, ты не должна так страдать. Надеюсь, что, как и мистер в шляпе, мы станем напоминанием для кого-нибудь. Хотя должен заметить я предпочёл бы, чтобы мы остались здесь вдвоём, мне совсем не нравится его компания. Надеюсь, что фанатики действительно правы. Они считают, что когда солнце выжжет всё живое, наступит ночь Бога, он будет отдыхать двенадцать тысяч лет, а затем проснётся и всё повторится. Этот цикл заканчивается Чёрным веком. Рука сжимает рукоять пистолета всё сильнее, подношу его к виску. Выстрел.
- - -
- Что с тобой? - Мелия испугано разглядывает меня.
Я осматриваюсь и обнаруживаю, что мы всё ещё едем в поезде.
- Ты отключился, я не знала, что мне делать.
- Извини, сколько прошло времени?
- Пара минут, не больше. Как себя чувствуешь?
- Всё хорошо, кажется мне приснилось, что-то жуткое.
- За две минуты без сознания?! - удивилась она. - Неожиданно, и что тебе снилось?
- Не помню, - рот растянулся в улыбке. - Но я почему-то очень рад, что с тобой всё в порядке.
- Сознания ведь не я лишилась. Конечно, со мной всё в порядке. С тобой точно всё хорошо?
- Да, но я буду не против поспать чуть побольше двух минут.
- Тогда вперёд, - бодрым голосом заявила она. - Я послежу за порядком в нашем тихом вагончике.
Я закрыл глаза и провалился в темноту. Больше никаких снов не было. Я так и не рассказал Мелии о том кошмаре, хотя запомнил всё в мельчайших деталях. Когда я проснулся, её не было рядом. Я обошёл весь поезд, хотя уже в третьем вагоне встретил её, просто не мог поверить, что это действительно моя Мелия. Её скелет, окутанный красным плащом, лежал в проходе. Она, наверняка, снова искала того человека. Мелия всегда кого-то искала, я думаю, тот человек давно умер, но она просто не могла поверить в это, как и я сейчас не мог поверить в её смерть. Она не была сумасшедшей, не при наших обстоятельствах.
Поезд остановился, я вернулся на своё место напротив мистера в шляпе. Скелет Мелии, я посадил рядом с собой. Глядя в окно, я продолжал искать то место, которое бы понравилось нам обоим. Я ехал так множество часов, стараясь вглядываться, пытаясь не пропустить его. Лишь приближаясь к конечной станции, я оторвал взгляд от окна и посмотрел на свою спутницу. Я прикоснулся к её плечу и на прощание поцеловал её в лоб. С губ слетела фраза из приснившегося кошмара, от слов которой стало нестерпимо больно: "Дорогая Мелия, там ничего не осталось". Поезд остановился, и я покинув вагон, устремился в сторону незнакомого города. Здесь полыхали костры и предо мной предстало зрелище, ничем не лучше того, которое мы видели в Аамоне. Скелеты висели на столбах, обтянутые колючей проволокой, они напоминали скульптуры, созданные больным воображением неизвестного творца. Некоторые здания стояли разрушенные, в большинстве домов у окон разбиты стёкла, похоже от воздействия взрывной волны. Об этом говорят и выгоревшие машины, и голые почерневшие от золы деревья. Что бы здесь ни случилось, оно прошло не самым мирным образом. На дороге лежит тело мужчины, погибшего явно не от воздействия Ярости. Когда я подхожу ближе, то замечаю, что его плоть начала гнить, а в области виска видна маленькая дырочка, проделанная пулей. Не осознавая этого, я склоняюсь над телом. Насколько же сильным разочарованием стала эта поездка?! Больше не нужно никуда спешить, мы нашли совсем не то, что искали. Краем глаза я вижу их - людей в противогазах. Один из них подходит и дуло автомата упирается мне в затылок.
- Как бы я хотел, чтобы этого мира не было, - думаю я, и словно прочитав мои мысли, кто-то восседающий наверху, находит отклик моему проклятию. Расходятся тучи. Приверженцы Эсхатоса, запрокинув головы вверх, смотрят на проникающие лучи солнца. Начинают гореть, извергая крики боли. За несколько секунд огонь распространяется повсюду, охватывает каркасы зданий, дорожки улиц и сжигает человеческие останки. Горю и я, столь нестерпимо больно, пожирает мою кожу солнце. Крики людей начинают смолкать, и я только теперь понимаю, что среди редких, ещё живых голосов, звучит и мой собственный. Когда наступит тишина, кто-то там - наверху, уснёт. А через двенадцать тысяч лет нас сконструируют вновь, по образу и подобию, молюсь чтобы век тот не был Чёрным. И очень надеюсь, моя прекрасная Мелия, что мы ещё встретимся.