Аннотация: это первая часть большой истории. продолжение выложу позднее.
***
Я пробираюсь через снежную пустыню, проваливаясь по пояс при каждом шаге. Поднявшаяся метель застилает взор и не даёт возможности открыть глаза, так что остаётся надежда на посох, с помощью которого я проверяю путь перед собой. В который раз за это утро мне в голову приходит мысль о том, что неплохо было бы носить по два комплекта теплой одежды. Мороз был жуткий.
Эх, если бы я знал утром, что уже после полудня буду очертя голову пробираться на Север - ни за что на свете не сошел бы с корабля! Пусть качка и не доставляла мне особых беспокойств, но за декаду она успевает надоесть любому сухопутному жителю и возникает желание почувствовать под ногами твёрдую почву.
Сделав очередной шаг вслепую, я запинаюсь за неизвестно откуда взявшийся корень и лечу вперёд, прямо в неожиданно возникший прямо передо мной овраг. Кубарем скатившись на его дно мне остаётся только поблагодарить природу за мягкую снежную подушку, не давшую мне сломать одну из дорогих моему сердцу конечностей или того хуже - шею.
Переворачиваюсь на спину и подставляю разгоряченное лицо падающим снежинкам, я думаю, что день начинался отлично : наш корабль (поразительно как быстро из пассажира я стал частью команды) прибыл в порт недавно основанной колонии с простым названием "Островная" (всё от того, что Империя около десяти лет назад отбила таки у островных дикарей, оказывавших поразительно организованное сопротивление легионам, южный край острова). По прибытию капитан дал двухдневный отпуск всей команде, хотя вся она готова была отчаливать сразу же после того, как нога последнего из перевозимых нами колонистов ступит на берег. Всё, лишь бы быстрее убраться из этого края вечного холода, снега и льда! Однако капитан Шеп сказал что тут намечается дело, сулящее существенную и ,что главное в нашем положении, законную прибавку к жалованию. Не то чтобы для продубленных всеми ветрами морских волков законность была определяющим фактором (за то время ,что я провел с командой, мне рассказали несколько историй и про рейды на союзные колонии, и про пиратские налеты на торговые караваны, и про многое другое), но каперам Империи не пристало быть замеченными во всякого рода преступных деяниях: как минимум можно угодить на гауптвахту, а как максимум - могут объявить пиратом или дезертиром и вздернуть на рее.
Сообщение о прибавке подняло настроение всей команде, однако большая её часть осталась на судне и ,как показало время, не зря. На берег сошло не больше десятка матросов, в том числе капитан Шеп со вторым помощником и я, недавняя сухопутная крыса. Естественно, что все, кроме капитана и второго помощника, сразу направились в единственный на всю колонию трактир. Погода не располагала к долгим прогулкам на свежем воздухе и ,казалось, сама подталкивала к принятию чего-нибудь горячительного внутрь. Должно быть, трактирщики дрались за право открыть в здешних местах своё заведение, ведь даже дикари, из числа мирных и тихих конечно, периодически заказывали пинту пива или даже бочонок вина, что уж говорить про граждан Империи. Скорее всего, их даже мороз не беспокоил, такую прибыль они видели в сложившихся обстоятельствах: звонкая монета от имперцев и шкуры, а может даже и какой-нибудь драгоценный камень, в обилии раскиданных по берегам единственной не замерзающей ни в какой мороз реки, от дикарей.
Путь от корабля до таверны не занял много времени, но я понял вторую за сегодняшний день ошибку - нужно было одеться теплее. Разве можно считать моё обычное кожаное одеяние достойной защитой от местных морозов? Даже шерстяной комплект нательного белья не сильно помогал. А я то думал, почему колонисты смотрят на меня как на скудоумного, когда я появился на палубе в обычной своей одежде. Надеты на мне были привычные поношенные кожаные куртка, штаны и сапоги. Мне даже в голову не приходило спросить их, почему все они одеты в длинные куртки мехом наружу, широкие штаны того же фасона и унты. Если не знать как выглядит настоящий северянин - можно было бы принять их за местных дикарей испокон веков живущих на этом острове. Отличия можно было заметить невооруженным глазом, но в такую метель как сейчас - только на расстоянии вытянутой руки. Все колонисты-переселенцы могли похвастаться смуглым цветом кожи, что характерно для жителей южных и юго-западных провинций Империи. Глаза их, цвета дубовой коры, были широко посажены под тёмно-каштановыми бровями на круглых лицах. Выделялся также слегка длинный нос с горбинкой и немного пухлые тела, что безусловно должно было облегчить им жизнь в условиях холода.
Неприятности начались сразу после того как я успел переступить порог трактира и откинул капюшон своего старого синего дорожного плаща. Забил набат, призывающий всех жителей небольшой деревни к оружию. Все посетители полупустого трактира сразу выбежали на улицу и направились к центральной площади, традиционно построение ополчения проводились на ней. Мы командой не сговариваясь присоединились присоединились к ним. Нападение диких племен не редкость для Островной. Гарнизон, численностью в сотню имперских легионеров, с успехом отбивали атаку за атакой, а ополчение, время от времени принимавшее участие в особо тяжких боях, в основном составляли охотники за пушниной и плотники с горняками, все они являлись людьми закаленными и стойкими, привыкшими и даже сроднившимися с местной природой. Однако у каждого мужчины в поселении была семья - жена, а может даже и ребенок. Вот их то мы и планировали забрать на корабль, дабы они переждали бой на безопасном расстоянии.
Примчавшись на площадь, мы застали добрых пять дюжин вооруженных луками и арбалетами ополченцев, направляющихся в сторону крепостной стены. Командовал ими высокий статный воин, прожитые годы которого отметились лишь несколькими морщинами на покрытом шрамами лице и легкой сединой в густых и длинных волосах цвета вороного крыла, выбивающихся из-под шлема. Налитые силой мускулы угадывались даже под меховой одеждой, а походка была столь легкой и быстрой, что я не услышал ни единого звона от длинной кольчужной рубашки, в которую он был облачен.
- Матросам не с руки биться на стенах, возвращайтесь на корабль!- сказал он, подойдя к нам. Голос его, низкий и глубокий, был удивительно спокойным , учитывая сложившиеся обстоятельства, а повелительный нотки были слышны даже не смотря на завывания ветра и явное желание этого странного война скрыть их. Чувствовалось, что он привык отдавать распоряжения, вот только, думается мне, что выполняли их раньше отнюдь не ополченцы. - Здесь вы бесполезны, но ,забрав на корабль женщин и детей, вы сослужите добрую службу своей Империи.
Тяжелый взгляд его синих глаз не смог вынести ни один из моих спутников и все они бросились выполнять приказ отвернувшегося и зашагавшего в сторону лестницы, ведущей на высокую каменную опоясывающую поселение стену. Я же, промедлив мгновение, направился за этим странным человеком. Как бы сильно я не сроднился с командой, как бы сильно я не скучал по тихим покачиваниям палубы и успокаивающему плеску волн, но чувство, что я должен быть сейчас на стене и помочь этим людям выстоять, пусть даже для меня и может всё кончиться плачевно, не давало мне поступить иначе.
Поднявшись по высоким каменным ступенькам, на стену, сложенную из огромных валунов, плотно подогнанных друг к другу, я не поверил своим глазам: если в поселении и были снегопад с ветром, но они хотя бы позволяли оглядеться вокруг, в то время как за стеной начиналась сплошная белизна, так много было снега, так быстро его гнал ветер. Обжигающе холодные снежные хлопья летели с такой скоростью, что рассекали кожу и даже вонзались в тела. По ошарашенным лицам воинов было понятно, что и для них, не один год уже живущих в этих негостеприимных местах, такая погода в новинку и ничего нормального в таком её поведении нет. Легионерам же приходилось хуже всего, стоя в первых рядах они принимали на себе основной удар разъярённой стихии. Их лица покраснели, это было видно в тех местах, где снег не покрывал кожу, а железные доспехи покрылись изморозью. Непонятно было, как в такую погоду метель вообще можно было открыть глаза, не то, что заметить дикарей.
Вдруг с другого конца стены, продираясь сквозь завывания ветра, раздался быстро оборвавшийся крик. С того места, где я стоял, непонятно было что же там произошло. Я не видел дальше, чем на десять шагов от себя. Крик повторился, на этот раз ближе, но понять снова ничего не получилось. Только крик, наполненный болью и страхом. Кто-то рядом со мной начал молиться. Всем было бы легче, если бы рядом был хотя бы один клирик, но даже священник из местной часовни Светлого Бога сейчас был на другом конце поселения и помогал с погрузкой поселенцев. Командир ополчения, настоящего имени его я тогда не знал, как не знаю его и сейчас, выругался на незнакомом языке и метнулся в сторону очередного крика, раздавшегося уже совсем близко. Метнулся только для того, чтобы сразу отпрыгнуть обратно, то ли уходя от невидимого мной удара, то ли отброшенный назад неожиданно усилившимся ветром.
Вдруг рядом со мной упал ополченец, молодой еще парень, лет восемнадцати на вид. Из груди его торчал легионерский пилум, короткое копьё прошло через тело насквозь. Я тут же бросился на пол, решив, что дикари как-то взобрались на стену и по ним дали залп, но промахнулись. В таком случае действия командира ополченцев вполне оправдывали себя. Моему примеру последовали ещё несколько ополченцев, в том числе и их командир, так что я решил, что сделал правильные выводы из сложившейся ситуации.
Ветер завыл так, что не стало слышно ничего кроме него. Он дул с такой силой, что поднимал даже уже упавший снег и, каким-то немыслимым образом завихряясь, формировал огромный снежок, всего в трёх шагах от меня. Этот снежок с каждой секундой становился всё больше и больше, а достигнув двух локтей в поперечнике, стал уплотняться, будто его кто-то распирал изнутри. А потом начался настоящий ледяной ад. Когда плотностью снег перестал уступать полярному льду, снежок дал трещину. Затем еще одну и в этом обрёл сходство с своеобразным яйцом. Третья трещина стала последней. Вслед за её появлением ледяной шар треснул, обдав всё ,на расстоянии пять шагов вокруг, мелкими ледяными брызгами, жалящими как осиный рой. Как минимум десяток игл впились в мою спину, а уж какого было людям у самого эпицентра и представить страшно. Но то, что произошло дальше, я не смогу забыть до конца моих дней. Там, где мгновение назад был шар из чистого льда, теперь прямо в воздухе извивался змей, примерно трёх локтей в длину и ладонь в ширину. Чешуя его была подобна дорогому Сехметскому стеклу, такой она была прозрачной и так переливалась в лучах тусклого низкого солнца. Тело же этого змея составляли, казалось, только кости, ведь видно было только треугольный угловатый череп, позвонки и ребра. Он медленно поплыл за стену в сторону заснеженных полей и лесов, но тут один из ополченцев издал стон и ледяной змей, воплощенный дух из многочисленного пантеона Севера, резко повернулся в нашу сторону и мы встретились взглядом. Его холодные безжизненные глаза налились какой-то неестественной яростью, когда он посмотрел на меня, из пасти, полной зуб-игл, раздалось полу-шипение полу-хрип и ледяной змей бросился на меня. От ощущения некоторой нереальности происходящего я не мог пошевелиться. Слишком много времени я провёл в спокойствии на корабле и перестал насторожено оглядываться и постоянно ждать удара. Благо, что оцепенение поразило только меня. Когда пасть воплотившегося духа была всего в ладони от моего лица, голову змея пробил сильный, точно выверенный удар длинного меча с пылающей птицей , выгравированной у основания клинка. На рукояти сомкнул свои пальцы высокий воин в длинной кольчужной рубашке с проседью в длинных, черных как смоль, волосах. Не сразу я узнал командира наёмников. Казалось, начавшийся бой согнал с него последние признаки прожитых лет, даже морщины разгладились. Воистину он не был обычным человеком. Обычные люди не могут развоплотить а может и убить духа.
- Клянусь Брадианом, этот змеёныш был вызван каким-нибудь шаманом! Эти бесовские отродья любят подобные штуки.
И действительно, стоило останкам змея испариться, как метель стала утихать. Ветер перестал протяжно завывать, и сил его хватало только на то, чтобы гнать лениво падающие с низких тяжелых и серых облаков снежинки, которых стало значительно меньше. Поднявшись на ноги, я подошёл к краю стены и выглянул из-за зубца. Открывающаяся картина завораживала и заставляла трепетать, рождая первобытный страх в моей груди. Прямо напротив того места, где я стоял, на поле, разделяющем крепость и окружающий её лес, ровно на середине открытого пространства стоял старик, закутанный в шкуры и потрясая посохом, с привязанными к нему костями, протяжно напевал какие-то мотивы. Голос его, то срывался на крик, то затихал, а посох мелькал с такой скоростью, что кости, ударяясь, выдавали совершенно невероятный, ломаный и неправильный ритм, в котором тем не мене можно было услышать мелодию. Разрозненную мелодию, которой подчинялись два ледяных змея, круживших подле старика-шамана. Шаман... в этом не было сомнения. Давно я с ними не сталкивался, а этот, пожалуй, был самым искусным из виденных мной. Короткий свист, и десяток дикарей вывели из леса несколько пленников, ведя их прямиком к шаману. Скорее всего, это были охотники из поселения, а может и пленники из других племён, расстояние позволило разглядеть мне лишь то, что они были обнажены и всю одежду на них составляли набедренные повязки. Замёрзшие и наверняка избитые, они, должно быть, даже не помышляли о сопротивлении и спокойно шли навстречу своей судьбе.
Я поднимаюсь из сугроба и вижу небольшое углубление в овраге. Похоже, это стоянка охотников, небольшой закуток, где можно отдохнуть и переждать ненастье. Я снимаю плащ и иду к увиденной мной выемке, таща его за собой. Это должно хоть немного скрыть мои следы. Забираюсь внутрь и завешиваю вход всё тем же плащом, падающий снег скоро завалит его так, что не отличишь от окружающих сугробов, так я выиграю ещё немного времени на отдых. Свернувшись калачиком в дальнем конце импровизированной палатки, я продолжаю вспоминать события этого дня.
Не доходя до старого шамана около двух десятков шагов, дикари остановились, но пленные продолжали идти, понукаемые палками и улюлюканьем. Сейчас можно было понять, что их было не больше полудюжины. Когда все пленники встали вокруг шамана, старик скинул с себя шкуру, заменяющую ему куртку, и остался обнаженный по пояс. Посох он воткнул в землю, а другой рукой снял с пояса странной формы кинжал, похожий то ли на клык, то ли на рог. Выбрав одного из окружающих его людей, шаман уверенным движением опустил замёрзшего человека на колени, спиной к себе, а затем, взвыв, резким движением перерезал тому горло. Снег окропило красным. Оттолкнув агонизирующее тело в сторону, шаман быстро повторил действо. Один из пленников побежал прочь в отчаянной попытке спастись. Кто-то из дикарей догнал его и, повалив на снег, нанёс тяжёлой дубинкой удары по коленям. Человек громко всхлипнул и заскулил. Я думал, что всё это мне кажется, но, оглядевшись, увидел, что все находящиеся на стенах люди с затаённым дыханием смотрят за стену. Никто не издавал ни звука. В это же время, пока дикарь догонял беглеца, старый шаман продолжал приносить жертвы неизвестным божествам этого дикого края, взмахами кинжала отправляя капли крови в недолгий полёт, рисуя ими странный и пугающий рисунок. Ледяные змеи же, не оставаясь без дела, стали вгрызаться в тела людей с перерезанными глотками, не отличая мёртвых от ещё живых, в считанные мгновения, оставляя лишь голые кости в лужах крови. С каждым съеденным куском человеческого тела они увеличивались в размерах. Вот каждый из них длиной достигал уже человеческого роста, а в раскрытые пасти можно было бы засунуть руку по плечо. Не найдя очередную жертву, шаман оглянулся и, видя волочащего к нему пленника дикаря, требовательным жестом позвал его к себе. Дикарь ускорился и вскоре уже был рядом, подталкивая беглеца к шаману, который повторил свои предыдущие действия и стал дико отплясывать, погрузившись в транс. Дикарь собирался было отойти, но ледяные змеи накинулись на него, разрывая тело и проедая в нём целые тоннели. Дикарь кричал недолго.
Шаман отплясывал свой нелепый танец недолго. Не прошло и двух минут, а со стороны того места, откуда недавно вышли дикари с пленниками, раздался оглушительный рык, от которого даже здесь, на стенах, у всех заложило уши, а кто-то даже присел от неожиданности и испуга. Ледяные змеи, ещё больше увеличившиеся в размерах, услышав рык, встрепенулись и попытались рвануть в обратную от него сторону. Старик сразу перестал отплясывать свои танцы и снова схватился за посох с привязанными к нему костями, тряся им, выбивая тот же ритм, что был раньше. Змеи зависли в воздухе, а потом стали описывать круги возле шамана. Рык повторился, на этот раз громче и ближе, а сразу за этим из леса выскочил ОН. Не думал, что в тот день смогу испугаться сильнее, но в сравнении с тем ужасом, который охватил меня после того, как из леса выбрался гигантский медведь, в три раза больше обычного, голову и хребет которого венчали рога, в виде кабаньих клыков, ледяные змеи уже не казались такими страшными. Всё таки одного из них убили прямо на моих глазах, а с такой махиной, думаю, можно было справиться, только расстреляв из загорианских пушек. К несчастью их не было.
Чудовище, которое, думаю, заменяло этим дикарям богов, рвануло в сторону шамана, а вслед за ним из леса выбежало ещё около сотни человек. Не знаю, зачем они нужны были, мне показалось, такой монстр мог разрушить город в одиночку. Ледяные змеи, при приближении гигантского медведя, задёргались, пытаясь сбросить с себя оцепенение навеянное шаманом, но было поздно. Медведь, с торчащими во все стороны из головы и хребта рогами, единым движением прижал к снегу могучими лапами с огромными когтями одного, а второго сразу проглотил. Прижатый не на долго пережил своего собрата. Три духа сегодня лишились своей странной жизни, и непонятно кому из них повезло больше. Чудовище, видимо, утолив свой неестественный голод, посмотрело в сторону поселения, следуя жесту старого шамана. Мгновенно набрав скорость, он на полном ходу врезался в стену недалеко от меня, от чего во все стороны брызнули каменные осколки, а люди свалились с ног. Кто-то упал за стену, сразу же очутившись в лапах монстра. Крики пронзили всю округу. С соседних стен к нам направлялось подкрепление. Рядом со мной щёлкнула тетива, отправляя в медведя арбалетный болт, а следом за этим командир ополчения стал отдавать приказы. Это как будто придало уверенности воинам, сразу сплотившимся и утратившим даже тень отчаяния в своём виде. Слушались этого могучего воина все, и в следующее мгновение в гигантского медведя полетел слаженный залп из стрел, болтов и пилумов. Сам воин метнул тяжёлый топор, отрубившим рог чудовища и засевшем в левой глазнице твари. Над стенами раздался рёв монстра от боли и воодушевлённые крики обороняющихся. Я же поражался могуществу неизвестного или неузнанного мной героя. Кроме как божественным проведением я никак не мог объяснить подобную его силу.
Медведь же, отбежав назад, к диким войнам и шаману, остановившихся единой толпой недалеко от места жертвоприношения, ревело и пыталось вытащить ранивший его топор. Похоже глаза он таки лишился. Но вот топор поддался и монстр снова обернулся в сторону крепости. Единственный его глаз горел почти осмысленным желанием мести. Гневный рёв его разорвал небо, а боевой дух ополченцев и солдат сразу пропал. Кажется, все подумали, что следующую атаку не переживёт никто. Командир ополчения оставался невозмутим и это придало мне уверенности в необходимости моего вступления в бой.
Я поднялся на ноги и обратился к источникам Силы, привычно слыша от них молчание в ответ. Клеймо с противомагическими писаниями, отрезающими меня от всех магических потоков мира, на моей груди обожгло болью. Стоило попытаться. Обратившись внутрь себя, я окунулся в свою собственную Силу, которая успела накопиться во мне. Мурашки маленькими молниями пробежали по моему телу. Время замедлилось, а у меня созрел, как мне тогда казалось, лучший план из всех возможных. Я вспомнил положение Огненного озера в недрах Загории и открыл портал, переносящих жидкий огонь из самого его центра на головы дикарям и их ручному чудовищу. Это выглядело, как будто небеса разверзлись, поливая безбожников пламенем, карая за неправедные нападения в отношении верных последователей Светлого Бога. Бесспорно, священники именно так и будут от этом рассказывать, даже не упоминая о скромном маге, несущим "божью волю". Скорее всего, даже в застенках дознавателей мне не скажут спасибо за укрепление веры и очередное чудо. В любом случае, я не собирался давать им даже шанса на эту возможность. Шагнув за стену, я телепортировался без использования портала недалеко от края небольшого озерца огня из недр земли, на месте которого недавно совсем еще стояла небольшая армия из дикарей и гигантского медведя. Я возник сразу за стволом старой ели, когда-то покрытой снежной шубой, а сейчас обугливающейся от жара. Портал вытянул из меня остатки Силы и закрылся. Даже самый искусный священник из Ордена Дознавателей не сможет теперь предположить, что я поступил так опрометчиво. Пару раз я уже проводил нечто подобное, но перемещался на куда как более далёкие расстояния. Сейчас же большое заклинание как бы закроет собой маленькое и маскируя мои настоящие намерения.
Я углубился в лес, намереваясь обойти поселение по широкой дуге и отправиться на Север, в сторону Пика Стужи, самой высокой и самой северной горы в мире, служащий ориентиром для всех местным, как в морских, так и в наземных переходах. Уверенности не было, но по слухам именно в той стороне было одно из лояльных к Империи поселений северян. Почему-то таких стали называть варварами. Скорее всего, из-за более высокого, относительно соседей, враждующих с Империей, развития. Что же, именно к варварам я и думал отправиться.
Отойдя примерно на сто шагов от места телепортации, я услышал за своей спиной тяжелые шаги. Обернувшись, меня встретил обожженный дикарь, сжимающий в руках копьё без наконечника. Я приготовился к бою, но дикарь шёл опустив голову и как будто не замечал меня. Остановившись от меня на расстоянии десяти шагов, он вскинул голову. От неожиданности я охнул. В безглазых глазницах дикаря горел зелёное холодное пламя, а из раскрытого рта вырвались хрипы.
- Ты осмелился колдовать на моей земле, маг,- раздался тяжёлый потусторонний голос,- ты смел...или глуп. Никто не имеет права на это. Можешь бежать, но тебе не скрыться от меня. Сделай милость, облегчи свою и мою жизни, и явись ко мне, в недра Горы. Думаю ты не потеряешься. А чтобы ты не вздумал бежать, то предупреждаю сразу, если ты не явишься в течении месяца, то от поселения, которое ты так сильно защищал не останется даже пепелища, а всех жителей скормят ледяным змеям.
После этих слов из глазниц дикаря пропало пламя, сам он жалостливо всхлипнул и упал, свернувшись и трясясь, подвывая от боли. Я ничем не мог помочь ему, кроме как принеся быструю смерть. Вынув из ножен короткий меч, я приблизился к нему, намереваясь единым ударом облегчить последние мгновения существования умирающего человека, но не смог. Подобрав древко копья, я приспособил его под дорожный посох и отправился в сторону Пика Стужи.
Так я и оказался в той норе, в которой сижу сейчас. Мороз проникает мне под одежду и мне хочется развести огонь, чтобы согреться. Жаль что не из чего. Да и демаскировать это будет. Конечно метель затрудняет обзор, но не на столько. Я слышу шаги и замираю, стараясь не дышать. Кажется даже сердце начало биться тише. Я давно не был в подобных обстоятельствах и отвык от таких волнующих ситуаций. Трёхмесячное пребывание на судне, среди людей, на которых можно положиться в случае чего, сделало меня мягче и менее осторожным. Но мой страх не пропадает не поэтому. Шагающий, по звуку, крупный и ранен. Опасный соперник, а у меня даже магии сейчас нет. Остаётся только прятаться и рассчитывать на лучшее. Я надеялся, что у моего нежданного гостя не очень острый нюх, думаю мой запах был слышен очень хорошо. Прошло несколько долгих мгновений. Ощущение неминуемой опасности нарастает, и я крепче сжимаю древко посоха. Как бы то ни было, но драться я буду до конца. Неизвестный стоит прямо напротив входа в моё укрытие. Не знаю, сколько прошло времени, кажется что мгновения растягиваются в часы. Но вот шаги удаляются и я облегчённо выдыхаю. Стоило мне расслабиться, как судьба решила поиздеваться надо мной. Плащ, закрывающий вход в нору, срывает в сторону и я вижу опаленную морду чудовища заменяющим божество дикарям. Зрелище не из приятных. Во многих местах сквозь шкуру видны обугленные кости, а из пасти сквозь клыки до сих пор выливаются ручейки огня. Удивительно, что он до сих пор жив. Может он действительно был богом ставшим зверем? Размышлять об этом у меня нет времени. Он ревёт, и меня обдаёт жарким смрадом. Лапа чудовища метнулась ко мне, но отклониться нет никакой возможности. Я чувствую, как его когти разрывают мою грудь с правой стороны, проникая под рёбра. Мой крик, наверно, было слышно в самой столице. Он вытаскивает меня из укрытия. Я пытаюсь призвать на помощь Искусство, но у меня не получается сконцентрироваться. Болтаясь на его когтях, я думаю, что смерть от когтей дикого бога будет, пожалуй, венцом моего невезения. Слишком глупо, чтобы быть в памяти. Слишком трагично, чтобы быть смешным. Чудовище подбрасывает меня к небу, оглашая округу очередным рёвом.
Пролетев с полсотни шагов я падаю в большой сугроб. Он смягчает моё приземление, но быстро пропитывается ещё горячей кровью, вытекающей из моих ран. Вместе с ней из меня уходит жизнь. Никогда прежде я так явственно не стоял перед порогом смерти. Хотя, скорее всего, сейчас это только кажется мне. Бывали передряги и хуже. Я жду, когда моё сознание наполнит тьма, в которой я найду покой, но она всё никак не приходит. Томительных две минуты я лежу в снегу, и до меня доносятся рыки. Мне всё равно. Меня охвачен апатией. Единственная мысль о том, что как только дикий бог найдёт меня, всё это прекратится. Но монстра тоже нет. Лишь рыки, в которых я с удивлением различаю двух разных зверей. Начинаю выбираться из сугроба, но острая боль пронзает всё моё тело. Нет сил кричать, и я с хрипом выплёвываю из себя кровь. Чудовище пробило моё лёгкое, теперь я точно захлебнусь собственной кровью. Прямо перед глазами кровь вытекает на снег, образуя удивительный контраст. Из последних сил я протягиваю руку к довольно таки большой красной луже и окунув в неё палец начинаю выводить на чистом белом снегу рисунок. Рисунок, который был сделан шаманом. Я неплохо его запомнил. Едва доведя последнюю линию, я отключаюсь. Последним до меня долетает какой-то даже обиженный рык. Тьма, наконец-то ты пришла.