Когда мою дочь посадили, ей было всего два года. С тех пор прошло немало времени, но я помню этот день как сейчас. Маленькая Кристина каким-то чудом поняла, что полицейские в яркой синей форме, к которым я всегда старалась внушить уважение и страх, пришли в наш дом далеко не с добрыми намерениями. Она сидела у меня на коленях и, увидев чужих, вдруг заплакала и крепче прижалась ко мне, обхватив меня своими маленькими руками.
Когда полицейские зачли вслух Ордер Љ 137/17, я поняла, что это последний день, когда я могу держать свою дочь на руках и сидеть с ней в обнимку. Последний день, когда мы построили с ней замок в песочнице. Последний день, когда она разбросала по всему дому свои игрушки. Почему-то особенно горько мне становится при воспоминании о том, что в тот день я так и не успела испечь ей блинчики, которые она так любила.
Сейчас Кристине уже пять лет, и я каждое второе воскресенье навещаю ее в Колонии, где мне разрешается проводить с дочерью не более двух часов на глазах у Надзирательницы. Порою мне кажется, из-за того, что мы видимся так редко, Служащие колонии стали для Кристины намного более близкими людьми, чем я.
Я часто хожу по улицам и вижу других мам с детьми. Вижу, как они счастливы, как малыши, взяв своих родителей за руки, доверчиво топают следом, как папы сажают своих сыновей и дочерей на плечи и несут их по улице, как мамы раскачивают своих крох на качелях и убаюкивают на коленях, когда они устают и засыпают на ходу. Мне же остается только завидовать и скрывать от них свое горе.
Когда полицейские забрали у нас Кристину, мы с мужем будто бы осиротели. Дом стал пустым. Вечерами мы даже старались не встречаться друг с другом, так как каждый из нас волей-неволей напоминал другому о дочери. Ни один из нас не мог поделиться своим горем ни со своими друзьями, ни с подругами. Обсуждение действий Полиции привело бы только к признанию нас неблагонадежными членами Сообщества, что как следствие вполне могло стать причиной запрета видеться с Кристиной.
Единственные, с кем я могла поделиться своим горем, были мои родители и бабушка. Только им я могла признаться в том, как я скучаю по дочери, и как иногда кляну наше Государство и Полицию, разлучившую меня с нею. Все остальные люди, услышав хотя бы намек на то, как мне не хватает дочери, которая находится в Колонии, сразу же донесли бы на меня.
Сказать по правде, в последнее время я, действительно, чувствовала себя неблагонадежной. Правильны ли действия нашего Государства? Не может ли арест Кристины быть одной из тех ошибок, когда Полиция забирает невинных людей, и никто не осмеливается критиковать ее решения? Как знать, может быть, таких ошибок намного больше, чем мы думаем? Впрочем - я никогда бы не призналась в этом дочери - о вероятности того, что нахождение Кристины в Колонии совершенно оправданно справедливо, я тоже иногда задумываюсь. Мне тяжело поверить в то, что Система, о справедливости и точности которой я слышала с детства, может совершить ошибку.
А иногда мне приходят в голову еще более страшные вещи. Каким был бы наш мир, если бы Системы не существовало? Если бы каким-то непостижимым образом она была бы разрушена, как развивалось бы наше Государство дальше?
За один намек на эти мысли, даже за попытку рассуждать в этом ключе в кругу друзей я была бы признана неблагонадежной. Конечно, меня вряд ли бы отправили в Исправительную Колонию всего лишь за слова, но, факт есть факт, приглядывать за мной стали бы внимательнее. Небольшая пометка в моем Личном деле и Карте оплаты сразу бы демонстрировала бы всем, что я нахожусь под Особым надзором Полиции. Вроде бы мелочь, нужно всего лишь каждую неделю посещать специальный Отдел, занимающийся членами сообщества, которые иногда позволяют себе не слишком корректные мысли, однако сама постановка под Особый надзор несет в себе множество проблем. От неблагонадежных стремятся избавиться работодатели, им не выдают кредиты, с ними неохотно сотрудничают прямые заказчики - в общем, их попросту избегают.
Поэтому я молчу. И делаю вид, что воспринимаю нахождение Кристины в Колонии как несомненное благо, от которого всем будет лучше - и ей, и мне, и нашему Обществу.
Сегодня воскресенье. До свидания с Кристиной еще неделя. Как всегда в свой выходной, я чувствую пустоту и тоску. Если целыми днями только и живешь в ожидании встречи со своим ребенком, любое время, когда нечем занять свои мысли, воспринимается как кара. Можно пойти в гости к друзьям, чтобы за пустыми ничего не значащими разговорами забыть о своей тоске, но сегодня у меня абсолютно нет сил лицемерить и делать вид, что со мной все в порядке.
Я поднимаюсь с кровати и спускаюсь вниз со второго этажа. Муж как всегда сидит, уткнувшись в компьютер - то ли выполняет очередной заказ, то ли залип в компьютерной игре. И я, признаться, очень рада тому, что он почти полностью ушел в свой виртуальный мир и нам не приходится встречаться глазами, что-то говорить друг другу и делать вид, что все нормально.
Хочется плакать. Честно говоря, при воспоминании о Кристине мне постоянно хочется плакать, но этот день особенный. Именно в этот день пять лет назад появилась на свет моя дочь. Появилась затем, чтобы, прожив на свободе весьма короткий срок, быть навсегда упеченной в Колонию. Я представляю, как весело бы было организовывать праздник для своей дочери, как у нас в доме бегали бы ее маленькие друзья, приглашенные на торжество, и понимаю, что этого никогда не будет. Никогда. Не будет.
Я собираюсь поехать к своей бабушке. Только перед ней я могу обнажить свое горе и признаться, что я чувствую, что моя жизнь совершенно разрушена, что я даже готова жить в том другом Обществе, существовавшем еще до принятия Закона Љ 137 и возникновения Системы, которая следит за его исполнением. Да, пусть этот мир был бы намного опаснее, но, скорее всего, мы с Кристиной были бы вместе, и уж я-то смогла бы защитить ее от всех бед.
Моя бабушка родилась и даже успела пожить некоторое время еще до становления Системы. Она своими глазами видела и то, как внедрялся Закон Љ 137, и то, как постепенно совершенствуясь, Система стала той, чем она является сегодня.
В детстве я часто спрашивала у бабушки, насколько лучше стала наша жизнь после принятия Закона Љ 137. Она неизменно отвечала мне, повторяя известный лозунг, звучащий отовсюду: именно, благодаря Системе, наше Государство стало таким комфортным и приятным для жизни. Но, несмотря на ее слова, мне всегда казалось, что бабушка тоскует по тем временам, когда жить было опаснее, но, вместе с тем, проще.
- Раньше все было не так, - рассказывала бабушка. - Тогда мы были вынуждены сами заботиться о себе. Нарушителей было так много, что поймать их всех было невозможно. А про предварительное выявление даже не было и речи. Мы сами придумывали специальные правила, которые помогали бы нам не попасть в беду. Не выходить из дома ночью. Всегда следить за своими вещами. Хранить свои ценности в безопасном месте. Нет, конечно, никто не запрещал нам вести себя неразумно и нарушать любые правила. Однако в этом случае никто не мог и обеспечить нашу безопасность. Впрочем, - в этот момент бабушка всегда задумывалась, - даже соблюдение всех правил не могло гарантировать то, что твою вещь не утянет вор, а на тебя не нападет какой-то псих.
Сейчас все ее слова звучат как какой-то триллер. Мне сложно представить мир, где Полиция не может гарантировать безопасность всех членов Общества. Где нельзя бросить возле подъезда свой рюкзак, просто из-за того, что его лень тащить с собой, быстренько подняться к подруге на верхний этаж, а затем вернуться и найти его на том же месте. Где обороненный телефон может оказаться не в Отделе нахождения ценностей, а в руках у преступника. Где ребенка может ударить одноклассник, а Наставник не поставит юного Нарушителя на учет, а посоветует пострадавшему учиться постоять за себя.
Система, базирующаяся на Законе Љ 137, возникла в связи с Открытием ученых, которые смогли найти новый способ исследования мозга. По словам моей бабушки, первоначально информация об Открытии прозвучала только на научных каналах, которые смотрели, в основном, гики, а большинство людей даже не поняли, о чем речь. В учебниках истории говорится то, что граждане нашего Государства сразу приняли новость об Открытии с восторгом.
Абсолютно безболезненное безоперационное изучение мозга специальным устройством позволяло еще в младенческом возрасте определять, что представляет собой человек. Насколько он будет трудолюбив и амбициозен, какие способности ему лучше развивать, какую профессию ему стоит выбрать и даже какой отдых он будет предпочитать. Поначалу Открытие стало всего лишь игрушкой для богатых людей, которые начали в массовом порядке приводить в специальные лаборатории своих детей и посещать их сами. Находить в себе новые склонности и таланты, а также воспитывать своих отпрысков в соответствии с данными Обследования стало по-настоящему модно.
Со временем услуги лабораторий дешевели и постепенно превратились в часть Государственного здравоохранения. Обследование мозга младенца практически сразу же после его рождения стало обязательным. Это позволяло заранее выявить будущих гениев, за которыми внимательно следили элитные гимназии и вузы.
А потом ученые научились выявлять и будущих преступников.
С еще несостоявшимися воришками и драчунами с самых ранних лет начинали работать психологи. Процент преступности резко упал, и в Обществе впервые заговорили о том, что неплохо бы еще с детства брать особо опасных подростков под контроль. А спустя некоторое время появилась специальная Колония для вероятных Нарушителей, которые еще не успели совершить ни одного преступления.
Мою дочь арестовали абсолютно законно. Ежегодное Обследование выявило в ней очень высокую склонность к насилию. Конечно, пока Кристина мала, она вряд ли причинила бы кому-то вред, но уже в подростковом возрасте она могла бы стать очень опасной для Общества.
Если только в ходе Обследования ее мозга не была допущена ошибка.
Я вышла на улицу. За забором поливала цветы и улыбалась мне соседка, и я весело помахала ей рукой. Я настолько привыкла к необходимости скрывать свое горе, что автоматически надевала на себя маску счастливой и довольной жизнью женщины сразу после выхода из дома.
А потом к нашим воротам подъехала Полицейская машина, и у меня забилось сердце. Они очень редко останавливались возле чьего-то дома, обычно патрулируя улицы, не прерывая движения. Последний раз я видела их ярко-синий автомобиль возле своего дома в тот день, когда забрали мою дочь. Кого они хотят арестовать на этот раз? Меня? Моего мужа?
Краем глаза я заметила, как моя соседа быстро ушла в свой дом, неся в руке свою лейку. Насколько я знаю, в ее семье нет ни одного неблагонадежного. Неужели, в какой-то мере Полиции боятся все?
- Добрый день, - подошел ко мне один из Полицейских. Я плохо разбираюсь в их чинах, но этот, судя по красным полоскам на его форме, явно был не ниже майора. - Я с прискорбием должен вам сообщить, что произошла ужасная ошибка.
Он замолчал. Видимо, он ждал от меня какой-то реакции или эмоций, но я настолько привыкла скрывать свои истинные чувства, что просто ожидающее смотрела на него.
- С вашей дочерью все в порядке, - продолжал Майор. - Эти ученые, - он вздохнул и пренебрежительно махнул рукой, позволив себе немного отойти от правил общения Полицейских с Гражданскими. - Иногда они ошибаются. Обследование, проведенное сегодня утром, показало, что ваша дочь абсолютно нормальна и не представляет опасности для Общества. В данный момент она находится в машине. Сейчас она выйдет оттуда и сможет вместе с вами вернуться домой.
Майор остановился, чтобы получить от меня хоть какую-то реакцию, но я молчала.
- Разумеется, согласно пункту 234/32 подстатьи 857 Закона Љ 137 об ошибочно заключенных в Исправительную Колонию детях младше трех лет вы получите щедрую компенсацию, - продолжил Майор. - Настолько щедрую, что вам и вашему мужу не придется беспокоиться о том, как устроить вашу дочь в лучшее образовательное учреждение нашего Государства.
Майор развернулся прочь, подошел к машине и выпустил из нее Кристину. Моя дочь вопросительно посмотрела на него.
- Можешь идти, - произнес Майор. - У нас больше нет необходимости держать тебя в Колонии.
Кристина подошла ко мне. Я ждала, что она крепко обнимет меня, но она просто смотрела куда-то в сторону, отвернув лицо.
Шли дни. Шли месяцы. Кристина с трудом привыкла ко мне, к папе и к нашему дому. Иногда мне казалось, что она скучает по Надзирательнице и другим детям, оставшимся в Колонии, но что у моей дочери на душе, на самом деле, я не знала. Она оказалась очень молчаливым и тихим ребенком, будто бы за годы в Исправительной колонии она, как и я, привыкла скрывать свои эмоции от всех.
Когда после освобождения Кристины прошло полгода, я неожиданно нашла в своем саду мертвого котенка. Видимо, он сбежал от соседки, а затем пробрался через ограду в наш сад. А Кристина превратила это маленькое живое существо в бездыханное тельце. Первоначальное Обследование, показавшее высокую склонность к насилию у моей дочери, было правдивым. Возможно, за котенком последуют и другие жертвы. Возможно, со временем она начнет нападать и на людей.
Я обязана сейчас же обратиться в Полицию и позвонить Психологу, которого, в целях реабилитации после нахождения в Исправительной колонии, посещала Кристина.
Но я сходила в сарай, взяла лопату и закопала то, что совсем недавно было живым животным. Я вернулась в дом и впервые с дочерью мы посмотрели друг другу в глаза, и я поняла, она знает, что я нашла мертвого котенка. Она специально оставила его там, где я не смогу его не заметить.
А потом я замесила тесто и начала готовить блинчики. Ведь я Мать и следить за тем, чтобы моя дочь всегда была накормлена, - мой Долг.