Как я был жестоко оскорблён.

Раз в несколько месяцев, иногда чаще, иногда реже, на меня находит романтично-воодушевлённое настроение, и тогда я достаю свою гитару, устраиваю её у себя на коленях, чуть-чуть подкручиваю колки и начинаю перебирать струны...

Пункт номер раз. Струн у моей гитары шесть. Если сравнивать её с музыкальными инструментами, на которых я умею играть, то у неё ровно на шесть струн больше. Человек логичный сделает вывод, что я не умею играть на гитаре. Это не так, я умею! Я очень хорошо умею играть две песни: «Ты не один» группы «ДДТ» и «Nothing Else Matters» группы «Metallica». Но когда я начинаю играть их в присутствии хоть кого-нибудь, не оглохшего на оба уха и не находящегося в коме, дело обычно кончается настойчивыми просьбами прекратить заниматься садизмом и воплями «Нельзя так издеваться над людьми!», подкреплёнными стуком кулака в мой лоб. (Заметим в скобках, что я тоже не глухой, поэтому я не могу сыграть их до конца даже в одиночестве). В результате мне приходится играть только мелодии собственного сочинения, в которых я не могу сфальшивить в принципе: когда играешь что-то своё, ты не фальшивишь, а импровизируешь. Я сочинил уже две мелодии и подбираю аккорды для третьей, выбирая их в основном с помощью метода научного тыка.

Пункт номер два. Учитывая, как часто я сажусь за гитару, неудивительно, что я освоил только два метода боя, два метода перебора и штук восемь-десять аккордов. Для абсолютного большинства гитарных песен этого хватит за глаза, но мне скучно следовать общепринятым нормам, поэтому я лажаю импровизирую и тут: использую рваный ритм, перехожу с одного боя на другой в случайные моменты игры, создаю новые аккорды на основе слияния нескольких существующих, а иногда путаюсь в руках экспериментирую и ставлю аккорды правой, а бью левой. С переборами дело обстоит ещё хуже: в последний раз, когда я пытался играть с перебором, я порвал струну, причём третью. Но чаще я всё же просто запутываюсь пальцами между струн и затем долго отделяю одно от другого.

Пункт номер три. Я ещё могу начать петь. Если моя музыка способна, подобно лицу Елены Прекрасной, отправить в путь тысячу кораблей, причём со скоростью разбегающихся от дихлофоса тараканов, то моё пение приравнено к неконвенциональному оружию массового поражения. В случае масштабной войны, когда атомный арсенал будет опустошён, Израиль разбросает по территории противника тысячи кассетных магнитофонов с записью моего пения, и противник перестанет существовать. Кстати, именно это и называется «кассетные бомбы». Я умудряюсь переврать гамму. При попытке спеть что-нибудь мой голос проходит по всему довольно широкому диапазону, волшебным образом проскакивая нужный тон. В школе на уроках пения учителя требовали, чтобы я не трудился даже открывать рот, ибо создаваемое открытым ртом эхо вносило в пение диссонанс, уж не говоря о создаваемых этим ртом звуках — что меня неимоверно обижало, потому что я был очень старательным юношей и горел желанием петь. Единственный раз, когда я попробовал спеть девушке серенаду, закончился тем, что девушка перестала со мной разговаривать — но я же не знал, что у её пса такое слабое сердце! Если когда-нибудь какой-нибудь американец услышит, как я напеваю в душе «Янки дудль», он немедленно лишит меня жизни наиболее бесчеловечным способом, и любой американский суд его оправдает. Когда я попытался записать и смикшировать свою собственную песню, дело кончилось жёсткой перезагрузкой с потерей всей операционной системы. Впрочем, в тот раз я не дошёл до самой песни; комп сдох ещё на вступительной мелодии, опять-таки, моего сочинения.

Единственный человек, который не против моего пения, это моя жена, но тут ничего странного нет — она вообще мизантропка, и особенно ненавидит наших соседей снизу.

Итак, на меня накатило романтично-воодушевлённое настроение, и я достал гитару...

Зная о специфических особенностях реакции окружающих на моё пение (крики, обмороки, закатывающиеся глаза, конвульсии, пена изо всех естественных отверстий тела и образование новых, противоестественных), я заперся с гитарой в самой дальней комнате дома, быстро пробежался по струнам, проверяя настройку, подкрутил колки...

...Да, кстати. Я понятия не имею, как правильно настраивается гитара. То есть у меня есть свистулька, выдающая нужный звук для каждой струны, и два самоучителя, в каждом из которых рассказывается о настройке гитары, и я их регулярно достаю из коробки и смотрю на них, как баран на и я ими регулярно пользуюсь. Однако меня ставит в тупик необходимость сверить частоты звуков струнного и духового инструментов, а в картинках из самоучителя я путаюсь. Поэтому настройка басовых струн производится примерно под гитары «Rammstein», и эти струны настроены на два лада ниже, чем нужно; а дискантные струны настраиваются под «Within Temptation» — на три лада выше. При этом струны определяются как басовые и дискантные каждый раз заново, в случайном порядке. Издать на самой тонкой струне звук в семь герц, от которого кишки сворачиваются в узелки, а сердце скатывается в пятки, не является чем-то необычным для моей гитары. Возможно, необычный эффект моей игры на неподготовленных слушателей как-то с этим связан.

Итак, я подкрутил колки, подстраивая гитару под сегодняшнее настроение, и ударил по струнам. Моя программа открывалась блатной балладой о беглом каторжнике «Славное море, великий Байкал». Я уже говорил выше, что играть я умею только две песни — «Ты не один» и «Nothing Else Matters» — и ещё две мелодии собственного сочинения; таким образом, аранжировка песни получила оригинальное звучание, явно созданное под впечатлением песен «ДДТ» и «Металлики» композитором, узнавшим об этих группах от глухонемого, которому медведь оттоптал все пальцы. Поскольку представление о балладе про каторжника я получил в детстве, слушая, как её горланит пьяное сибирское застолье, тоже не особенно заботившееся о соответствии музыкальным канонам, получившийся результат был настолько же далёк от оригинала, как «Боинг 747» от бумажного самолётика. Единственное спасение заключалось в том, что текст песни я тоже не знал, поэтому после первой строфы я аккуратно закруглил этот номер программы с помощью долгого безбашенного ending`а в стиле «Manowar», играющего кавер-версию «ДДТ».

После небольшого антракта я перенастроил гитару и решил, что называется, взять быка за рога. Следующей песней, которую мне захотелось спеть, была «Rime of the Ancient Mariner» группы «Iron Maiden».

В оригинале эта песня длится больше 13 минут. Но я смело растоптал опостылевшие традиции, с гордостью отринул рамки штампов и клише, сорвал шоры и дал волю авангардному переосмысливанию классики! В моём исполнении «Rime of the Ancient Mariner» заняла всего семь минут, причём это включая все проигрыши и попытки начать сначала после того, как я сбивался в середине первого куплета. Получившаяся эпическая сага могла бы быть занесена в Книгу Рекордов Гиннеса в какой угодно музыкальной категории, если бы хоть один официальный представитель Книги Рекордов Гиннеса выжил бы после её прослушивания. Кроме того, публичное проигрывание этой песни, безусловно, привело бы к цунами самоубийств среди поклонников групп «ДДТ» и «Metallica».

Неимоверно гордый тем, что мне удалось шутя перепеть такую замечательную песню, я начал выбирать следующую жертву из моей обширной фонотеки и остановился на «Fear of the Dark». Признаюсь, я питаю особую слабость к творчеству «Iron Maiden», и считаю Брюса Дикинсона одним из величайших гениев современности, чьи творения и испоганить не стыдно. Природный инстинкт самосохранения предупредил меня о том, что не стоит звать жену послушать, как я буду петь песню, которую она любит больше всего. Я откашлсялся, прочистил горло, взял несколько нот для распевки, положил их обратно и прижал струны к грифу, беря аккорд Am, с которого я начинаю любую песню...

...Моё собственное знакомство с «Iron Maiden» началось в далёком 1996 году. Я тесно общался тогда с двумя девушками, которые сильно повлияли на мои музыкальные вкусы: они являлись жуткими металлюгами и колбасились под «Металлику», а я был махровым попсовиком и не представлял себе группу тяжелее «Aerosmith». И вот одна из них, чтобы убедить меня в том, что тяжёлый металл — это вовсе не так уж страшно, поставила мне «Fear of the Dark». Когда заиграло вступление, она спросила: «Неужели эта музыка так уж тяжела?» Я признал, что, в общем-то, нет, и эту песню вполне можно слушать. Пока я формулировал и выражал эту мысль, вступление закончилось, и Мюррэй начал выделывать со своей гитарой такое, что, будь она домашним животным, его бы посадили за жестокое обращение. Девушка просияла, услышав изъявление гласа разума от человека, до тех пор проматывавшего песню «Thunder» группы «East 17» из-за её непомерной тяжести, и на радостях дала мне кассету, чтобы я послушал её дома (соблюдение авторских прав для меня тогда было чем-то, случающимся только с другими людьми, причём только с плохими и только в голливудских фильмах). Я искренне прослушал кассету и громко выразил своё негодование сначала по поводу музыки — там не было ни одной баллады! - а потом по поводу того, что кассета закончилась. ...Неделей позже я расстался со своей невинностью, выдержав с довольной улыбкой на лице весь первый альбом «Металлики» и какой-то из альбомов «Пантеры», а ещё две недели спустя приобрёл свои первые перчатки с заклёпками. Так началось моё падение в бездну тяжёлого металла...

Предаваясь блаженым воспоминаниям, я не заметил, как сыграл вступление, два первых куплета и запилил жестокий соляк. Вокалу пришлось догонять — и я скороговоркой забормотал слова, издавая нечто вроде рэпа. Энергия наполняла моё тело, мои пальцы порхали по струнам, ставя умопомрачительные аккорды (и правда умопомрачительные — когда я их показывал знающим людям, двое из них сошли с ума); я вскочил со стула, прижал гитару к пузу, перешёл на четыре лада выше и закрутил хаером «мельницу». Крутить хаером «мельницу» при отсутствии хаера — это надо уметь, но у меня, без сомнения, получилось! Я сумел «завести» зрителей так, что все, находившиеся в комнате, повскакивали со своих мест одновременно со мной! Кааайф!!!

Мегаскоростной ультраавангардный соляк, сквозь который явственно проглядывал «Ты не один» в ритме похоронного марша, подошёл к логическому завершению, и настал черёд последнего куплета. Я снова зажал Am и откинул хаер на спину (хаеру это было глубоко по барабану, ибо я всегда стригусь «под бандита» — это чуть-чуть длиннее, чем «под ноль», но недостаточно длинно для «под вахаббита»). Широкая улыбка получилась несколько смахивающей на звериный оскал, потому что именно в этот момент гитара выскользнула из рук и больно стукнула меня по... Гхм... Скажем, по коленной чашечке. Собственно, голос тоже слегка дёрнулся, но это было совсем незаметно, поскольку я и так не могу пропеть одним тоном больше двух слогов подряд. Я набрал в лёгкие побольше воздуха и заревел:

Watching horror films the night before
Debating witches and folklore
The unknown troubles on your mind

В этот момент мне пришло в голову, что, кроме Am, есть ещё и другие аккорды, и их тоже вполне можно использовать. Я последовательно выставил C, G₇, Еm и что-то, что издалека и со спины напоминает H₇, побренчал немного в каждом из них, а затем применил убойный ход: зажал самую тонкую струну на третьем ладу и, колотя по струнам на каждом слоге, продолжил:

Maybe your mind is playing tricks
You've sensed and suddenly eyes fix
On dancing shadows from behind...

На словах from behind я совершил невозможное. На профессиональном жаргоне у нас, великих музыкантов, это называется «пустить петуха». Я был уверен, что я «пустить петуха» не могу, ведь, чтобы ошибиться и сфальшивить, нужно изначально петь правильно, а это для меня является непосильной задачей. Однако я ещё раз доказал, что невозможное возможно: мой вопль на последних слогах изумил даже меня самого.

Дело в том, что я заметил колышащуюся тень в углу комнаты, за коробками с противогазами, которые стоят под столом жены. Поскольку мне было точно известно, что в комнате никого больше нет, наименее фантастичное объяснение этой тени оказалось таким: матушка-Земля решила, что ей надоело носить на себе такого великого музыканта, как я, и прислала ко мне демона, который сейчас закончит материализовываться и по-быстрому меня сожрёт. Был ещё, правда, шанс, что великие боги решили забрать меня к себе живым, дабы было кому обучать Орфея играть на струнных инструментах, но на это я не слишком рассчитывал: Орфей никогда не признает, что я играю значительно лучше него, и единственный способ его убедить — это играть ему беспрерывно, пока он не сдастся. То есть примерно часа полтора.

Быть сожранным мне не улыбалось, и я решил, что буду дорого продавать свою шкуру. Гитара в случае необходимости легко превращается из струнно-щипкового инструмента в струнно-ударный; я перехватил её поудобнее за гриф и на цыпочках пошёл к углу комнаты. Демон явно не спешил нападать, видимо, ожидая, что я упаду замертво от страха, и ему можно будет рапортовать о выполненной работе, пальцем о палец не ударив. Ха, не на того напал! В конце концов моё терпение лопнуло, и я заглянул за коробки с противогазами.

Демон посмотрел на меня круглыми, пронзительно-жёлтыми глазами, мелко задрожал, вжался в угол и сказал «Мяу!»

Наш котёнок, Бес, спокойно спал в тёмном углу под столом, когда мне взбрело в голову достать гитару. Дальнейшее произвело на него настолько сильное впечатление, что он забился за коробки с противогазами, уставился носом в угол и, мелко дрожа, ждал, когда же этот кошмар, aka моё пение, наконец, закончится... Он боялся даже вылезти из угла, чтобы я его не заметил. Для справки: этот котёнок одной левой задней расправляется с пылесосом и в клочья раздирает метёлку против пыли. После того, как я закончил играть и петь, он просидел в углу ещё добрых полчаса, ежеминутно с ужасом ожидая, что я вновь начну эту страшную пытку; а когда он наконец рискнул покинуть угол, обходил меня за три-четыре метра и не оставался со мной наедине. Если я всё же оказывался с ним рядом, он ложился на пол, закрывал лапами морду и, мелко дрожа, ждал, пока я уйду.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Я привык, что люди при звуках моего пения пытаются покончить с собой. Или со мной. Но чтобы домашние животные в неимоверном ужасе прятались по углам?.. Это что-то новенькое. Я жестоко обиделся, а местами даже оскорбился.