Космический фрегат, содрогаясь всем корпусом, выбрался из цепких лап подгиперпространства и плюхнулся в обычный космос, устало поводя боками, словно задыхающееся животное.
— Ну что, все целы? Корабль всё ещё жив? – поинтересовался болезненно-зелёный капитан, ткнув пальцем куда-то почти в сторону кнопки громкой связи.
— Двигательный отсек, – послышался первый ответ. – Планетарный движок искрит, гудит и чавкает. И, по-моему, регенерационной системе не нравится кислород.
— Почему это система, увеличивающая содержание кислорода в воздухе, решила возмутиться из-за этого самого кислорода?! – опешил капитан, восстанавливая нормальный цвет лица. Ну, нормальный для космонавтов, которые могут годами не видеть солнца иначе, кроме как в виде картинки в рекреационном отсеке. То есть — иссиня-белая кожа с просвечивающими капиллярами, покрытая разводами горюче-смазочных материалов, и волосы, не ведавшие расчёски последнюю неделю.
— Потому что в данном конкретном случае кислород к ней подаётся по маслопроводу, капитан, сэр? – прозвучало обнадёживающее предположение механика.
— Том, скажи, если я, как капитан этого корыта, предложу подать по маслопроводу масло, это не будет чрезмерным нарушением зон ответственности и вмешательством не в свои дела? – ядовито поинтересовался капитан, применяя приём удушения к штанге микрофона. – И заметь, я не спрашиваю, каким образом в маслопроводе оказался окислитель.
— Я попробую, сэр, – коротко ответил механик и отключился.
— На связи радиорубка, сэр, – послышался из динамика следующий голос. – Кранты передающей антенне дальнего радиуса действия. Кому-то понадобится вылезти наружу и снова долбить её молотком, пока она не согласится работать.
Капитан раздражённо взлохматил волосы и вдавил кнопку громкой связи, собираясь поставить всю команду в известность о следующем факте:
— Смит, ты идиот, – он повернулся к радисту, по совместительству — второму пилоту, сидевшему в соседнем кресле. – Ты в двух шагах от меня, зачем тебе пользоваться внутрикорабельной трансляцией? Возьми у Томаса кувалду и дуй на внешнюю обшивку. Следующий!
— Исследовательский отсек. Опасности немедленной разгром... Разгрим... Разгры... Тьфу. Короче, скорость утечки воздуха находится в рамках стандартной для этого корыта.
— То есть мы теряем воздух.
— Как обычно.
— Ладно, поймём, на каком мы свете, и я пошлю народ обмазывать швы герметиком. Какие-нибудь более серьёзные проблемы есть?
— Одна бутыль дезинфицирующей жидкости разбилась вдребезги.
— Павел, я тебя не узнаю. Только одна? Какая удача!
— Последняя, сэр.
— Хм. Погодите-ка, дезинфицирующая жидкость — это же медицинский спирт! Ты там что, угробил последнюю бутылку спирта?!
— Ик! Бесчестный случай, сэр. Абсол... В общ... Безразвратно, сэр.
Капитан отпустил кнопку внутрикорабельной трансляции и некоторое время сотрясал воздух заковыристыми выражениями, которые очень расстроили бы его мамочку.
— Дик, на связи орудийная палуба, – раздался очередной доклад из хрипящего динамика. – Пространство вокруг нас потихоньку успокаивается. Целей, оправдывающих немедленное открытие огня, в непосредственной близости нет, повторяю, целей нет. В том числе поблизости нет кометных ядер, следующих пересекающимися курсами, астероидов, космических кораблей внеземных цивилизаций, демонстрирующих очевидно враждебные намерения, и самозародившихся псевдоразумных сгустков высокотемпературной плазмы, чьё существование опровергается научными исследованиями, но инструкция тем не менее требует их уничтожать. Целей нет, и это хорошо, потому что если бы они были, я смог бы в них как максимум тапком запустить. Когда Том собирается починить мой реактор? Ты же знаешь, Дик, единственное оружие, которое у нас в более-менее работоспособном состоянии, это рэйлган, а он энергию жрёт, как не в себя.
Капитан корабля Рихард Содерберг в очередной раз поразился умственным способностям своих подчинённых. Неужели за последние годы вышло какое-то новое распоряжение правительства, и теперь в экипажи космических кораблей назначаются только и исключительно люди, по своему интеллектуальному развитию уступающие бетонным балкам?
— Зачем тебе рэйлган сейчас, если всё равно стрелять не в кого?!
— Хм. – Капитан буквально слышал, как скрипят шестерёнки в мозгах канонира, перемалывая следующую мысль. – А если вдруг надо будет срочно выстрелить? А не в кого? То есть не из чего?
— Милый мой Йоси, – обманчиво ласковым голосом начал капитан Рихард, – если вдруг, внезапно, поблизости от нас появится какой-нибудь вражеский корабль, то открытие огня на поражение — это последнее, что мы будем делать. Даже если враг начнёт стрелять по нам. А знаешь, почему? Потому что снаряд противника имеет неплохой шанс проскользнуть в щели, дыры и прочие непредусмотренные проектом отверстия в нашем корпусе, и поэтому не повредит ни кораблю, ни экипажу. В отличие от ответного огня. Отдача от первого же нашего выстрела разнесёт эту гору хлама, держащуюся вместе только за счёт ржавчины и грязи, по недоразумению называющуюся фрегатом космического флота Земли «Неудержимый», на куски. Ты меня понял? Обесточь рэйлган, на пусковую шахту ракет повесь замок, запри боеприпасы, сними затвор с пушки и вообще проверь, что там у тебя ещё есть в хозяйстве, чтобы оно ни в коем случае не выстрелило!
— Сделать так, чтобы наше оружие не стреляло? Легко! Фактически, уже готово, – мрачно ответил Йоси. – Вот обратный приказ мне придётся объявить невыполнимым.
— Конец связи! – капитан щёлкнул по кнопке ногтем. – Камбуз, какие у вас новости?
— Газовый баллон закатился в духовку, – сообщил запыхавшийся голос корабельного интенданта Эмиля, и. о. повара. – Я его только сейчас смог вытащить. Ещё пара минут — и мы бы разлетелись по космосу, как метеориты.
— А что, духовка была включена?!
— Ну, как оказалось, да...
— А какой умник не отключил кухонные приборы перед переходом?
— Я не виноват! Там лампочка сгорела!
Ужасное подозрение закралось в душу капитана.
— Лампочка сгорела. Но духовка работала. То есть ты её для чего-то включал, а потом забыл. Признавайся, что ещё сгорело? Кроме лампочки?
— Да это... По мелочи... Я курицу делал... Ну, то есть поставил её часа два назад... А оно вон как вышло...
— Как вышло? Да скажи же ты толком!
— Да потом Паша пришёл... С бутылкой дезинтери... Дезинтегра... Дезинформа... Спирта... Ик... И вследствие перехода сршнно случайно её разбил... А я разбил банку маринованных огурчиков... Ик... И банку маслят... А потом газовый баллон как полетит!..
Тон капитана был холоднее забортного вакуума.
— Ясно. Ты поставил курицу в духовку, к тебе пришёл Павел с бутылкой, вы из-за перехода совершенно случайно разбили и бутылку, и закуску, а потом, когда вы оба были уже в стельку расстроенные из-за разбитой бутылки, этот самый переход произошёл, и баллон с газом закатился в духовку. Даю тебе задание на свободное от вахты время: выпиши из словаря определение понятия «причинно-следственная связь» и напиши мне четырёхстраничный доклад, объясняющий, почему вы такие балбесы. – Капитан отключил связь, рухнул в кресло, закрыл лицо руками. Встряхнулся, отхлебнул воды из стоявшей на пульте бутылочки, снова нажал на кнопку громкой связи: — Экипаж, слушай мою команду. Готовимся к переходу к планетной системе. Быстренько убеждаемся, что и эти планеты тоже не подходят для основания колонии, и валим на базу, требуя, чтобы нам наконец дали месяц отпуска и бригаду техобслуживания. Задача ясна? Том, что там с двигателями? Планетарник жив? Регенерационная система выздоровела после кислородного отравления? Гипердрайв не включится внезапно в двух шагах от планеты, как в прошлый раз?
Динамик негромко кашлянул.
— Планетарник готов к движению, сэр! Он от нетерпения гудит, шипит, искрит, чавкает и дымится. Если газовать осторожно, то он, может, даже заработает. Гипердрайв точно не включится, я его ломом заклинил. Вы там давайте, включайте двигатель. Только подождите минутку, пока я уйду на орудийную палубу. Заодно посмотрю на Йосин реактор. Думаю, что если это ведро с графитовыми болтами пнуть в нужном месте, нуклиды ссыпятся вниз, реакция снова начнётся, и тогда у нас будет хоть какой-то резерв энергии. Конец связи.
— Отлично, – капитан повеселел, протянул руку к пульту и начал перебрасывать тумблеры, подавая питание на цепь управления планетарным двигателем, а затем опять нажал клавишу громкой связи. – Господа, мы отправляемся к новым захватывающим приключениям. А теперь схватитесь за что-нибудь закреплённое и прижмите его своим весом, чтобы оно не отломилось. Я даю тягу.
Дрейфовавший в космосе фрегат устало развернулся и нацелился носом в сторону яркой звезды — центра местной планетной системы. Рихард произнёс краткую, но искреннюю молитву и передвинул верньер тяги. Скрипя всеми сочленениями, включая те, которые не были внесены в проект фрегата и появились уже в ходе эксплуатации, космический корабль дёрнулся и начал тяжеловесно набирать скорость. Радист Мэтью Смит, оседлавший основание параболической антенны и упоённо колотивший по ней кувалдой, из-за неожиданного рывка выпустил из рук кувалду. Но ей не грозила судьба затеряться в бескрайних просторах космоса, потому что мудрый Смит прозорливо привязал к её рукояти второй конец своего страховочного фала — тот самый, который, согласно технике безопасности, должен был быть надёжно закреплён у шлюза.
Страдающая от перенаселения Земля не могла больше прокормить человечество, а стандартные методы контроля численности — войны и смертельно опасные болезни — были побеждены объединённым однопартийным правительством свободных каменщиков нового мирового порядка, разместившимся в Иерусалиме.
Наконец, до какого-то гения дошло, что цивилизация, прикованная к одной планете, обречена на вымирание просто в силу ограниченности природных ресурсов, — а значит, жизненно необходимо колонизировать другие планеты. Спешно был разработан принцип движения в подгиперпространстве, и единственное наземное испытание крайне маломощного гипердрайва временно решило проблему перенаселения на большей части площади Северной Америки. Как оказалось, гипердрайв в непосредственной близости от массивных тел работает крайне нестабильно, вплоть до выброса всей запасённой энергии единым импульсом с последующим образованием грибовидного облака и размещением лаборатории на нескольких миллионах квадратных километров — в виде мелкой атомарной пыли. Именно поэтому корабли должны были входить и выходить из подгиперпространства там, где гравитационное поле небесных тел не угрожало превратить космический корабль в быстро гаснущий огненный шар.
В случае Солнечной системы гарантированно безопасное место для прыжков находилось аж за сферой Хилла1. Но если прыгать только из безопасного места, то придётся покрывать четверть расстояния до Проксима Центавра на медленных планетарных двигателях, и за время полёта астронавты могут попросту умереть — от старости или от скуки. Поэтому капитаны космических кораблей плевали на безопасность и прыгали в подгиперпространство на расстоянии примерно орбиты Нептуна, стараясь, впрочем, как можно дальше уйти от плоскости эклиптики2. Примерно так же корабли старались поступать в других планетных системах — входить в подгиперпространство и выходить из него далеко от местной плоскости эклиптики, звёзд и тяжёлых планет.
Понятно, скачки из условно-реальной Вселенной в объективно-вероятностную в столь тесном соседстве со звездой — какие-то тридцать астрономических единиц3, это же буквально бок о бок, по галактическим меркам, — не могли не привести к деструктивным последствиям для корабля, и поэтому каждый прыжок был, фактически, игрой со смертью. Корабль проникал в подгиперпространство и вырывался из его пут с боем, получая тяжёлые повреждения, и не всегда побеждал. А уж если он случайно выпрыгивал в плоскости эклиптики, и поблизости оказывалась планета, то напоминающий сверхновую результат часто бывал заметен даже из соседних звёздных систем.
Положение осложнялось дополнительным вопросом: а как понять, где у вон той еле видной звёздочки плоскость эклиптики? Тут в дело вступали астрофизики, которые, на основе крошечной разницы в данных наблюдений, проведённых с нескольких разнесённых в пространстве точек, могли высказать почти обоснованное, ограниченно разумное предположение о том, как именно вращаются планеты у той или иной звезды.
Для проверки заумных теорий использовались исследовательские корабли космического флота Земли, уважительно именуемые высоколобыми учёными «расходным материалом»4 — спасибо невероятному дефициту ресурсов и высокой текучести кадров5, в космическом флоте использовались корабли, от которых отказались бы уважающие себя помойки. Фрегат космофлота «Неудержимый» был как раз из таких кораблей. Частые прыжки сквозь подгиперпространство привели его в такое состояние, что безопаснее было бы летать на мыльном пузыре. Команда злобно шутила, что название фрегата характеризовало вероятность удержать его содержимое в его же корпусе, и шутка эта была недалека от истины.
В задачу космофлота входило физическое обследование обнаруженных планет с целью найти те, которые более-менее подходят для основания колонии. Если таковая обнаруживалась, на её поверхности устанавливались радиомаяк и хижина, а экипаж отличившегося корабля получал много красивых слов и покровительтсвенное похлопывание по плечу. После подтверждения права на колонизацию на планету натравливались колонисты, и в скором будущем ещё один мир присоединялся к Земной Федерации.
Поскольку, как выяснилось, во Вселенной куда ни плюнь — попадёшь в разумную расу, столкнувшуюся с проблемой перенаселения и необходимостью экспансии, задолго до того, как люди вышли в космос, был организован единый исполнительный орган, выдающий лицензии на колонизацию. Именно поэтому было так важно установить маяк и построить место для жизни хотя бы одного представителя расы — в мире, где подходящие для жизни планеты были ценнее любых сокровищ, такое действие называлось «застолбить участок». Уничтожение метки другой расы являлось вопиющим нарушением, и виновные жестоко карались, — согласно законам Вселенского Конклава, первое наказание должно было предотвратить второе нарушение. Отдельно рассматривались случаи, когда раса столбила планету, на которой успела развиться другая разумная жизнь, — в этом случае колонизация воспрещалась, а на застолбившую расу возлагалась обязанность помогать аборигенам и обучать их, чтобы, в конечном итоге, они влились в единое вселенское сообщество. Как-то раз Вселенский Конклав вынес такое решение в отношении двух планет, застолбленных землянами. Изумлённое земное правительство, узнав о том, что в одном случае речь идёт о разумных кристаллах (прощай, надежда на добычу полезных ископаемых!), а в другом — о разумных атмосферных образованиях (и тебе прощай, терраформация атмосферы!), решило просто забыть об этих планетах.
Парадоксальный выверт межзвёздного законодательства гласил, что для подтверждения права на колонизацию достаточно только поселения — обязательно без средств жизнеобеспечения — и радиомаяка. Вовсе необязательно было организовывать настоящую, реальную колонию, с живыми колонистами6. Поэтому для упрощения процедуры земляне просто сбрасывали «дом» с радиомаяком из верхних слоёв атмосферы. О состоянии потенциальной колонии красноречиво говорил тот факт, что стандартный «дом» не был оснащён тормозным парашютом, и по итогам приземления иногда уходил на десятки метров под поверхность грунта. Реактору маяка это не мешало.
Динамик внутрикорабельной связи издал нечленораздельный хрип и заговорил человеческим голосом. Точнее, голосом Йосефа Бен-Нуна, корабельного крюйт-мейстера7.
— Кэп, – израильтянину никогда не давалось уважительное отношение к старшим по званию, — пространство вокруг нас более-менее устаканилось, и я включил подпространственный целеуказатель. По моим подсчётам, у звезды есть четыре планеты и впечатляющий пояс астероидов.
Рихард Содерберг вывел на обзорный экран результат радарного сканирования. Да, у звезды в самом деле было целых четыре планеты, причём две из них — огромные газовые гиганты — находились слишком далеко для того, чтобы всерьёз рассматривать их или их спутники в качестве потенциальных колоний, а третья, наоборот, практически купалась в пламени светила. Оставалась одна планета, которая даже лежала в «зоне жизни» — на таком расстоянии от местного солнца, чтобы естественные запасы воды на планете, если они были, находились большей частью в жидком состоянии. При этом условии земляне теоретически могли претендовать на «столбление» участка. Оставалось, конечно, много других условий — сила тяготения, состав атмосферы, уровень радиации на поверхности, — но, по крайней мере, имело смысл лезть в гравитационный колодец звезды, чтобы посмотреть на эту планету поближе.
Капитан проверил уровень вибрации и двинул верньер тяги ещё на одно деление вперёд. Скрипя, звеня, хрипя, кашляя и производя другие, менее эстетически приятные звуки, фрегат направился к центру местной планетной системы.
Радист вошёл в рубку, бросил кувалду у входа и устало смахнул со лба пот:
— Ну, что? Не зря летели?
— Вроде есть одна планетка, к которой стоит принюхаться, – капитан отпил ещё глоток воды. – А что там с антенной?
— Нет проблем. Нет антенны — нет проблем. – Мэтью Смит тяжело плюхнулся в своё кресло. – Есть такое понятие, как усталость металла, и о нём надо будет рассказать на станции техобслуживания, когда и если мы туда доберёмся. Опора просто обломилась, и антенна улетела.
— То есть, у нас больше нет дальней связи, – капитан меланхолично забросил ноги на пульт. – И мы отрезаны от человечества.
— Ну, гипердрайв-то ещё работает, – с надеждой продолжил радист. – Ведь работает же, правда?
— Да, Томми заклинил его ломом, чтобы он не включился внезапно, но в целом, вроде бы, гипердрайв жив и здоров. И для него даже топливо есть. Если Павел ещё не перегнал его в самогонку. Но нам две недели плестись до планеты, а потом две недели топать обратно, пока не сможем уйти достаточно далеко, чтобы включить гипердрайв. И всё это время у нас не будет связи с Землёй.
— Вообще ни с кем связи не будет. Антенна, отломившись, снесла ещё решётчатую антенну ближней связи и импульсный параллаксатор.
— Офигеть. – Содерберг присмотрелся к перманентно красным индикаторам состояния корабля и выругался. – А что не так со светопереговорным устройством?
— А, это... – радист слегка покраснел. – Ну, когда антенна отвалилась, она чуть не отрезала мне ногу, а потом пропахала внешнюю обшивку... В общем, я слегка психанул, а у меня в руке была кувалда.
— Ладно, – кивнул капитан, не высказывая никаких эмоций, и ткнул пяткой в кнопку громкой связи: – Томас, ты всё ещё возишься с реактором?
— Да, сэр, – послышался ответ. – Я тут пересыпал нуклиды, собрал недораспавшийся уран из нескольких почти дохлых ТВЭЛов8 в один, и даже получил какую-то энергию на выходе. Проблема в другом. ТВЭЛы распёрло изнутри, а управляющие стержни частично расплавились и согнулись. Нам бы их выпрямить, а у нас из инструментов для такой тонкой работы только кувалда. Смит ещё не вернулся? Если уже да, пусть занесёт мне кувалду и поможет заодно, а то я оторваться не могу — я эти стержни держу разогретыми докрасна. Если отвлекусь, оно рванёт.
— Сейчас, иду! – Радист поднялся на ноги и забросил кувалду на плечо. – Опять в активную зону лезть... В следующий раз надо будет сказать ребятам из техобслуживания, чтобы вместо тройного шлюза с дезактивационными устройствами поставили там вращающуюся дверь. Всё равно я там провожу больше времени, чем у себя в каюте.
— А Йоси чем занят? – поинтересовался капитан у механика, органически не переваривающий, чтобы кто-то маялся без дела. Кто-то, кроме него самого.
— Он тут электронику реактора проверяет, цепи управления графитовых стержней прозванивает. Уже нашёл три с обратной полярностью. Представь, если бы реактор работал, и мы бы захотели его заглушить, от нас бы только радиоактивная пыль осталась.
— Какое счастье, что реактор ещё четыре рейса назад сломался, – с чувством сказал капитан. Сарказм в голосе был слышен только ему. – Пока ты занят удержанием реактора от взрыва, подумай, из чего можно слепить аналог параболической антенны дальней связи и решётчатой антенны ближней связи. И ещё прикинь, как можно в походных условиях изготовить импульсный параллаксатор. А, и, когда у тебя будет свободное время, светопереговорное устройство почини, а то Смит по нему случайно кувалдой заехал. Судя по индикаторам, пятнадцать раз.
Натренированная пятка капитана перебросила тумблер выключения динамика до того, как тот успел выдать реакцию механика на новые задания.
Сноски:
1 Область, в которой притяжение Солнечной системы является определяющей силой для небесных тел. Грубо говоря — сфера радиусом в один световой год. Назад...
2 Здесь: плоскость, в которой вращается большинство планет конкретной планетной системы. Строго говоря, понятие «эклиптика» применимо только к Солнечной системе, но мы же не ксенофобы?.. Назад...
3 Астрономическая единица — среднее расстояние от Солнца до Земли, примерно 150 миллионов километров, или 8 световых минут. Нептун мотается примерно в 30 а. е. от Солнца. Назад...
5 Скорее, даже не текучести, а летучести. Во все стороны сразу, в виде лучистой энергии и с небольшой горсткой радиоактивного пепла за спиной. За последнее надо благодарить тех же учёных, которые не всегда могли указать точку, рядом с которой не будет тяжёлых небесных тел. Что общего между пилотами и астрофизиками? Если ошибается пилот, погибает пилот; а если ошибается учёный, погибает пилот. Назад...
6 В этом контексте слово «живой» трактуется в самом широком смысле, включающем в себя разумные вирусы, разумные электрические поля и разумные камни. Назад...
7 крюйт-мейстер — здесь: ответственный за вооружение на корабле. Назад...
8 ТВЭЛ — тепловыделяющий элемент. Здоровенный штырь с начинкой из радиоактивного материала, за счёт распада изотопов нагревающий своё непосредственное окружение. Если говорить упрощённо, то самый простой реактор состоит из нескольких десятков ТВЭЛов, которые кипятят воду, превращая её в пар под очень большим давлением; этот пар через дырочку в крышке крутит генератор электричества, а потом конденсируется снова в воду и заливается в реактор снизу. Таким образом, самые продвинутые ядерные технологии отличаются от примитивного паровоза только в вопросе сжигаемого топлива. Назад...