Ненавижу города. Среди этих бесконечных, никому не нужных, серых стен всегда погибают собачьи души. Человек здесь умер уже давно.
Это был обычный мартовский день. Все цвело и пахло. Деревья выпускали свои первые листья, люди чаще выходили на улицу, а школьники немногим меньше прыгали с крыш. Море весной было необыкновенным: оно пенилось, шумело, будто напевая песни советских времен. Волны накатывали друг на друга и звали в свои бирюзовые дали.
Я уже три года жил со своей девушкой в прибрежном городе. Офисы, шумные ночи, пыль, грязь, стройка, машины, дома - все это так осточертело, что единственным желанием было уехать в глухое место и никого не видеть. В одну из ночей, после выполнения эротических фантазий Насти, я стоял на балконе и, наблюдая за ночным, весенним городом, выкуривал одну за другой из пачки сигарет "Кент". Моя девушка обнимала меня сзади и напевала какую-то идиотскую мелодию, которая очень уж раздражала. Затушив окурок, я завел разговор:
- Слушай, Настя. Тебе не надоел этот город? Мы уже полгода никуда не выбирались.
- Ох, надоел, еще как надоел. Эти офисы даже зимой душили меня. А что? - сказала она и закурила рядом со мной.
- Родители хотят дачу продать. Может, съездим напоследок? Возьмем вина, уйдем в лес, изучим природу поближе. Ммм? - сказал я с огромной кокетливой улыбкой и обнял ее.
- Да-а. Да! Отличная идея, - радовалась она, будто узнала о большом наследстве за рубежом, - господи, какой же ты молодец у меня. Наконец мы вырвемся из этой бетонной коробки. А когда они ее продадут?
- Через пару дней приедет покупатель.
- Два дня? - переспросила она, - это ведь воскресенье. То есть нам завтра нужно выехать? Отлично, поехали.
- Ладно. Теперь давай спать. Быстрей уснем - быстрей уедем.
Настя с радостными воплями убежала. Через минуту послышался спуск воды в туалете, а еще через минуту, она, вымыв руки, уже обнимала меня.
- Это будут лучшие выходные. Спокойной ночи, - сказала она и поцеловала меня.
- Да, родная. Сладких снов.
Через пять минут моя девушка уже сопела сонную мелодию. Наверное, ей снилось, как мы в лесу занимаемся сексом, а кто-то в костюмах зверей водит вокруг нас хороводы. Мысли не давали мне уснуть: что-то избивало мои мозги беспокойством. Все же через полчаса мне удалось уснуть. С открытой форточки тянуло ночной тишиной.
Глава 2
Наутро я проснулся не в лучшем состоянии: голова трещала от ночных кошмаров. Вставать не хотелось совсем. Последний рабочий день - пятница. Пятница не взлюбилась мне по-особому: утром все пьяные от рабочей недели, а вечером - от рабочих баров. Настя уже вовсю гремела посудой, и с кухни доносился запах чего-то очень вкусного. Голод поднял меня с постели. Справив нужду и приняв душ, первым делом я потащился на кухню. На столе стояли яичница, горячие бутерброды и мой любимый чай с бергамотом. Настя была уже одета и ела на ходу.
- Ты не видел мои ключи? - едва прожевав, спросила она.
- На тумбе в ванной они, - сказал я и сел завтракать.
- Ладно, я побежала. Заедешь за мной в четыре часа? Я уже буду свободна.
- Хорошо, - ответил я и принялся за еду.
Глава 3
Рабочий день оказался очень нудным: несколько сделок с рекламодателями, и к трем часам дня дел уже не было. Я решил заехать к родителям, убедиться, что они на даче. Можно было бы позвонить, но там нет никакой связи. Поднявшись на пятый этаж, я нажал на звонок. Тишина. Никого не было дома, а это означало, что они все-таки уехали. Открывать дверь своим ключом я не стал - Настя, вероятно, уже ждала меня. Зазвонил телефон. Это была она.
- Дима, я свободна. Приезжай скорей, надо еще продуктов купить.
- Ладно, сейчас буду, - сказал я и вышел к машине.
Закурив, я немного посидел. Что-то не на шутку тревожило меня.
Офис Насти был неподалёку от дома родителей, но из-за пробок добраться было сложно. Через полчаса мы были уже в супермаркете. Я катил тележку, а Настя закидывала продукты. Через минуту в меня врезалась какая-то женщина. Обернувшись, мы встретились с ней лицом к лицу. Тяжелый взгляд, уже повидавший много бед, словно извинялся передо мной. Затем извинилась сама женщина и увела своего крикливого сына вглубь толпы, которая набивала свои карманы дешевыми продуктами.
Расплачиваясь на кассе, я столкнулся с нищим стариком. Затертые наколки на пальцах говорили о том, что он отсидел немало лет. Он не был приветлив и разговорчив, как сотни других под этой крышей, но, обернувшись ко мне, он улыбнулся мне и показал все свои гнилые зубы. Затем старик поднял вверх большой палец и сказал: "Мы будем жить!". Забрав пакет с продуктами и, придерживая что-то под черным, протертым до дыр, пальто, удалился вниз по эскалатору в парковку.
Через сорок минут мы уже подъезжали к дому, но застряли в пробке на перекрестке улиц Ленина и Маяковского. Все это время мне приходилось выслушивать истории Насти, они были столь однообразны, что хотелось только одного - спать. Со времен своего первого рабочего дня в офисе она не рассказала ничего интересного из того, что могло бы случиться с ней в офисе. Подумать только, люди сходят с ума, влюбляются, расстаются, покупают дома, квартиры, дачи, начинают вышивать крестиком, в конце концов, а она день за днем рассказывала душные истории офисных червей. Видимо, Насте это было интересно, и мне приходилось пять дней в неделю выслушивать одно и то же. Меня это слегка напрягало, но я не придавал этому особого значения.
Ехать мы решили на электричке, которая выходила в семь вечера и, собравшись, мы поехали на вокзал. Ехали мы молча. Настя обняла меня и задремала. Я же наблюдал за утихающим миром: горы становились чернее, а горизонт - ярче. Люди вокруг сильно шумели, в их разговорах можно было услышать все: от политики до времени высадки овощей.
Глава 4
Мне всегда нравилось быть на даче, с самого детства. Наш дом стоял на отшибе, и в радиусе нескольких сот метров не было ни души. Можно было орать до крови в глотке - вряд ли бы кто-то услышал. Это было по мне. Я любил одиночество еще со школьных времен - это было частью меня, частью клеток моего мозга. Мне этого всегда не хватало. А дача - отличный вариант для проведения досуга: ни телефонной связи, ни Интернета, ни телевизора, ничего городского, только радио пело какие-то старые песни, в которые никто не вслушивался.
Мы поднялись вверх, к нашему дому. Дорога очень вымотала. Сорок минут в электричке: грязной, шумной, вонючей - все это сделало свое дело. Хотелось скорее в душ и в постель. Вот и дом. Везде горел свет, но окнах не было не было никакого движения. Тишина. Тишина, которая орала на сотни метров. Это меня насторожило.
Дом был полуторным: первый этаж - гараж, с мощной стальной дверью. Дед специально сделал такую дверь, что бы ни одна живая душа не могла туда залезть. Второй этаж - жилой, с двумя большими комнатами, камином, картинами и всем в стиле советских времен. Мы поднялись по железной лестнице. Дверь оказалась заперта. Мы решили подождать и выпить вина прямо на пороге, где стояла небольшая лавочка для вечерних посиделок. Пока придут родители, мы бы успели осушить бутылочку прямо из горла. Наверняка они ушли прогуляться по вечернему поселку куда-то к магазину. Минут пятнадцать мы с Настей болтали о планах на ближайшие два дня и передавали бутылку "Амры" друг другу. Разговор прервала подъехавшая машина. Она остановилась чуть дальше входа. Из черной БМВ шестой марки вышли двое.
- Здравствуйте, - сказал водитель, поднимаясь к нам. Второй же, тем временем, доставал сумки с едой, в которых звенели бутылки.
- Добрый вечер, - настороженно ответил я, - а вы кто?
- Я новый хозяин дома, мы выкупили его.
Мужчина средних лет представился Александром и пожал мне руку:
- Приятно познакомиться. Меня зовут Дима, а это моя девушка - Настя, - сказал я, приобняв девушку. Она дрожала, видимо, от страха, я же старался держаться.
- Вы, я так понимаю, сын прошлых хозяев? - улыбнувшись во весь рот, сказал он, - у вас хороший вкус в плане женщин, - добавил Александр и поцеловал руку Насти.
- Спасибо. Вы правы. Я думал, что дом уйдет на продажу только через два дня, хотелось напоследок провести время здесь. Все детство пробегал по этим местам. Жалко расставаться.
- О, я вас понимаю, - протянул он.
- А где родители? - не без тревоги спросил я.
- Мы их увезли домой, они не говорили, что вы приедете.
- Да, мы приехали без предупреждения. Извините.
- Ну что вы! Не стоит извинений, я все понимаю, - сказал он и улыбнулся Насте.
Тем временем друг Александра заносил сумки. Тот был очень взволнован и постоянно что-то говорил про себя. Он открыл дверь и оттуда выбежал наш пёс. Меня это удивило, на протяжении десяти лет мой отец ни разу не расстался с ним. Настя попросила отвести её в туалет.
- Слушай, - сказал я, подходя к туалету, - не нравятся они мне. Ты видела собаку нашу? А отец её никогда не оставляет. Да и вообще, слишком они приветливы.
- Давай вызовем такси, - сказала она, выходя с туалета, - мне страшно. Я домой хочу.
- Конечно, дорогая.
Войдя в дом, я увидел некоторые вещи отца и сапожки матери. Странно.
- Мы возьмем такси и поедем домой. Не будем мешать вам обживаться.
- Ну что вы! Оставайтесь. На улице уже ночь, темно, маньяки ходят, волки воют, а вы домой собрались. Мне страшно вас отпускать.
- Но...
- Я настаиваю, - перебил он меня, - сейчас накроем стол, отметим новую недвижимость. Не обижайте меня.
Товарищ моего собеседника подал руку Насте и провел ее к столу. Та охотно согласилась. И куда делся ее страх?..
- А утром уже уедете на электричке, - продолжал Александр.
- Ладно, - ответил я и сел за небольшой столик.
Глава 5
Пьянка за столом разошлась вовсю. Мы пили дорогое вино наших гостей, потом принялись и за наше. Из закуски было много мяса, овощей, консервов. Алкоголь сильно бил по вискам литровыми ударами. Нам всё подливали и подливали. Шутки становились более пошлыми. Все громко смеялись, но волнение внутри меня нарастало. Побороть это я никак не мог. Друга Александра звали Геннадий. Нервы его давно успокоились, и он травил больше всех анекдотов.
- Чувствую, вино дает о себе знать. Пойду-ка, отолью, - пьяным голосом сказал Геннадий.
- Меня тоже давит, - добавил я.
Мы вышли на улицу. По пути к туалету я заметил нож-бабочку, оставленный кем-то из тех двоих, и засунул его в карман. Пока наш друг справлял нужду, я подошел к нему сзади. Приставив нож к спине, тихо сказал:
- Руки на виду держи. Слово - и я выверну твой хребет наружу. Отвечай тихо и всем будет хорошо. Договорились?
Он кивнул и задрожал. Я сам дрожал: то ли от страха, то ли непонимания, что творю. Это чувство накатило на меня, словно вагон угля. Говорить было тяжело, а ноги, казалось, были килограмм по сто.
- Где родители? - шепотом спросил я, - вы ведь не увезли их, не так ли? Где они? Кто вы вообще такие?
Гена начал дрожать еще сильнее. Он попытался даже присесть, забыв даже засунуть обратно свой член в штаны. Но говорить он мог.
- Мы их увезли, правда. Чувак, ты что? Тебе вино по шарам дает?
Из дома раздался крик Насти. Я оттолкнул Гену и побежал к дому. Настя лежала на полу, а Александр толстым, полуголым телом навалился на нее и стягивал майку. Она кричала, отбивалась, плакала и пыталась вырваться.
- Вот урод, - закричал я и бросился на толстяка, но меня оглушил удар сзади.
Глава 6
Очнулся я в нашем гараже. Жутко болела голова. Тишина и темнота навеяли страх. Сверху донесся громкий и резкий хохот. Снова тишина. Послышались всхлипы - это была Настя.
- Настя, что они сделали с тобой?
Но в ответ я услышал только стон. Вдруг она затихла. Тишина висела не больше десяти секунд, но в этот момент хотелось слышать что угодно, только не тишину.
- Зачем? Зачем я тебя послушала? Что теперь будет? Я ненавижу тебя! - закричала она не своим голосом, который был уже сорван.
Снова тишина, затихли и сверху. Послышались шаги по железным ступеням. Тяжелая металлическая дверь дала ход.
- Эй, голуби. Вы что тут не поделили? - дикий смех донесся из-за двери.
Я подскочил и побежал на голоса. Наткнувшись на одного из смеявшихся, я начал трясти его и орать. Не помню уже, что я орал. Слов не находилось совсем. Тот меня оттолкнул и начал избивать. Затем избивать начали все: шесть человек, двенадцать ног, триста тысяч ударов. Боли я не чувствовал уже через пять минут. Я был в сознании, но мир вокруг потух. Настя сидел молча и смотрела на все это. Она даже не заплакала. Во взгляде ее не было ни страха, ни равнодушия.
Всё закончилось так же неожиданно, как и началось. В промежутке была вечность. Меня заволокли в гараж и заперли дверь. У меня еще были силы подняться, что я и попытался сделать. Попытка оказалась неудачной: голова закружилась и я упал. Упал на груду непонятного железа. Острый осколок проткнул мне плечо. Боль прожгла всю руку и затихла где-то на кончиках пальцев. Начало тошнить, и я сблевал.
Настя подошла ко мне. От нее просто веяло страхом: она дрожала и не могла ровно дышать. Она поцеловала меня, губы были липкими, с тошнотворным вкусом протухшей рыбы.
Единственный луч света, который пробивался в отверстие для вентиляции, подсказывал, что уже время близилось к полудню. За многие годы, проведенные на даче, я смог изучить каждый уголок гаража. С годами здесь ничего не менялось. Глаза уже привыкли к темноте, и мы смогли сесть на аккуратно сложенную кучу дров. Я обнял Настю, она уткнулась в мою грудь лицом и футболка тут же промокла.
- Извини меня, - сказал я, - мы обязательно выберемся. Я обещаю.
- Ты не виноват. Никто не виноват. Никто не знал, что будет так, - сквозь слезы сказала она.
- Что они сделали с тобой?
- Изнасиловали.
Голос ее был очень спокойным. Она смирилась. После этого наступила тишина, я не знал, что сказать. На меня накатила ненависть вперемешку с непониманием того, что делать. Что люди делают в таких ситуациях? Кричат? Кричать было бессмысленно - вокруг никого, кроме наших "друзей". Крики только разозлят их. Что еще делают? Молятся Богу? Но как можно ему молиться, когда ты сидишь, запертый в сыром гараже с полумертвыми крысами. Нужно быть безумным и слабым, чтобы обращаться к Богу вместо того, чтобы найти выход из проблемы самому. Здесь мы - никто. Мы здесь не выше токарного станка, или живущей под землей крысы. Мы - часть гаражного интерьера, который вскоре погибнет, если еще раньше не сойдет с ума. Мой дед говорил: "Если ты не находишь выхода из проблемы - стань проблемой для других, тогда другие будут уделять время тебе, а ты сможешь найти свой выход". Но как можно стать проблемой в глухо запертом помещении, где единственное, что можно найти, так это воспаление легких?
Холодало. Я нашел несколько старых вещей, которые еще в молодости носил мой отец и отдал их Насте.
- Они сказали, что ждут гостей, которые не прочь повеселится, - сказала она.
- А конкретных имен они не говорили?
- Нет. Да и запомнила бы я? Не до этого, знаешь ли, было, - в голосе слышался сарказм.
- Извини.
- Не стоит извинений, - сказала она и ушла к двери.
Между нами было расстояние в шесть шагов, но душевное расстояние измерялось километрами. Километрами недосказанных слов и воспоминаний. Километрами ссор и проведенных вместе ночей. Говорят, проблема сближает людей, у нас же наоборот - сумасшествие брало своё.
Неожиданно захотелось смеяться, радоваться. Это не мог держать в себе. Смех вырвался наружу.
- Ты сумасшедший? Ты чего смеешься? - сказала Настя, - успокойся, слышишь? Ты же сделаешь только хуже.
Но я не мог успокоиться и даже не собирался этого делать. На Настю тоже накатила волна смеха. Мы смеялись, словно и не было ничего. Мы ничего не говорили, просто смеялись. Смех переходил в слезы и обратно. Казалось, мы смеялись целую вечность. Но вечность прервала подъехавшая машина. Дверь гаража загремела. Лунный свет заполнил широкий проход, в котором был виден только силуэт мужчины.
- Настя, пойдем, гости прибыли. Тебе нужно быть в форме, - говорил он так, будто знал её десять лет.
- А никуда я не пойду, - сказала она и отвернулась.
- А вот и пойдешь, деваться тебе некуда, - сказал мужик грубым голосом и схватил Настю под руки.
Она орала. Орала не своим голосом. Голосом мертвого человека. Голосом рыбы на девятитысячной глубине. Настя просила помощи, но я даже не пошевелился. Я был счастлив в своем безумии, и это счастье сковало меня. Я в обмане самого себя. Мысли загремели, словно поезда. Я вырубился.
Проснувшись, мне слышались только стоны моей девушки. Её ненависть смешивалась с удовольствием. Ей это нравилось. А я представлял, как голое, потное тело, а может быть и не одно, стонало над ней, а она ломала свои ногти об их грубую кожу. Затем, спустя пять минут тело сменялось другим, другое -третьим, третье - четвертым, а ее внутренности тем временем заполнялись миллионами литров спермы. Кровь, пот, слюна - всего этого не было, всё это -одна сплошная сперма. Меня накрыла волна ненависти, я начал орать и греметь огромной железной дверью. Где-то вдалеке завыл шакал, а на ближайшем дереве орал филин. Ничего не менялось... Ничего, кроме потеющих тел над Настей.
На мой грохот прибежали двое. Открыв ворота, они ворвались и начали избивать меня. Смеялись они таким противным смехом, смехом маленьких детей. Тело уже не чувствовало боли. Мне нужно было что-то, что спасло бы нас. И эти удары: по спине, голове, ребрам, ногам, паху - спасали только меня. Я потерял сознание.
Глава 7
Очнувшись, я чувствовал запах сигарет. Жутко хотелось курить и есть. Поднявшись, я увидел еле тлеющий огонек сигареты.
- Дай закурить.
- Возьми. Я заработала целый блок и две бутылки водки. Мы здесь надолго.
Лунный свет заполнял мягким, тусклым светом половину гаража, в котором курила Настя. Я подошел и закурил. Ужасно болели ребра, и ныло пробитое плечо. Я не знал выхода отсюда. Точней, знал - их было тысячи. И все они приводили к одному - к смерти. Не было бы Насти, я бы лучше умер, чем терпел это. Как назло, здесь не было ни одного острого или удобного тяжелого предмета. Вероятно, стоило бы рискнуть, но, увы...
Полазив по уголкам гаража, наткнулся на старые запасы картошки. Она была наполовину гнилая, но чувство голода было сильным. Набрав картофеля, я подошел к Насте.
- Будешь? - спросил я, протягивая гниль.
- Не - а, я там ела.
Я почувствовал презрение к этой девушке. Мне казалось, что ей нравится это все. Открыв бутылку водки, я начал жадно пить из горла большими глотками. Она обжигала рот, глотку и желудок. Съев четыре клубня картошки, я сблевал и повторил процедуру. На этот раз всё осталось на месте. Мне ничего не оставалось, кроме того, что пить и молчать. Сейчас я беспомощный, черствый червь, до которого никому нет дела. Тишина убивала, но я не знал, что говорить. Тишина - худшее, что может быть в разговоре.
Глава 8
День сменялся ночью, ночь сменялась стонами Насти и пьяным смехом мужиков, которые менялись ежедневно. Настю приводили и уводили. День за днем. Каждый из нас был одиночкой в своей проблеме. Одинокими встречались, одинокими расставались. Страх, презрение, ненависть, тишина и сырой темный гараж, из которого меня выводили только для побоев. Нужно было что-нибудь делать, но страх взял вверх раньше, чем мысли о спасении. От голода и побоев я совсем ослаб.
Настю снова увели, она даже не сопротивлялась. Целый день все, что я слышал - стоны Насти и шум автомобилей, которые подъезжали каждые несколько часов. Настя - вторая девушка, с которой я завел серьезные отношения. Первую я выиграл у друга в карты на одну ночь. В итоге она бросила его, и мы начали встречаться. Отношения длились больше года, затем она начала пить и спать с кем попало. Не везет мне ни в любви, ни в смерти.
После получасовой тишины тяжелая дверь отворилась с диким, мерзким скрипом, которого я раньше не замечал. Зашел тот самый Александр - тот самый, которого мы встретили в первый день.
- Живой тут? - спросил он, не живым голосом.
- Да.
- Пойдем со мной
- Куда? Опять на побои? Бей уже здесь.
- Нет. Пойдем, хоть пожрешь, да выпьешь.
Я поднялся и пошел за ним. Солнечный свет резал глаза, а разбросанный повсюду мусор вонял, словно испражнения дикого быка. Войдя в дом, первым делом я увидел Настю. Я бросился к ней.
- Настенька, родная, ты жива? Настя! Настя!! - я кричал, что было сил, плакал, бил руками пол. Меня никто не унимал. Двое за спиной стояли молча. Унимать плачущего не имеет никакого смысла. Плачущим легче, у них есть слезы - то, что их спасает. Проплачется человек и все становится ярче. Слезы промывают глаза от фальшивой реальности. Хуже, когда этих слез нет: ты не можешь даже крикнуть. Ты сидишь и смотришь на стены, в мыслях ползая по ним. Ты не дышишь, ты хрипишь. Ты мысленно выворачиваешь из себя все органы, но не помогает ничего. Абсолютно ничего.
Она не подавала никаких признаков жизни. Её рыжие, сальные волосы, в которых засохла кровь и чужая сперма, казались черными. Тонкая шея напоминала зубочистку в дешевом ресторане, которую уже использовал толстяк из офиса напротив. Избитые щеки впали до самых десен, а на губах застыла улыбка, улыбка страдальца из неизвестного фильма. Настя ли это была? Может это её тень? Или душа? Что это? Кто этот человек в потрепанной одежде с мешками под глазами, напоминающими куски весенней грязи? Я оглянулся. Вокруг стены. Холодные, мертвые стены, на которых безжизненным бегом застыли картины и лица животных. Тусклая лампа освещала комнату, словно тот свет, в конце тоннеля, о котором говорят мертвые сумасшедшие.
- Настя, - орет изорванное горло, - очнись же, прошу. Будь со мной.
Сейчас я хочу, чтобы она жила, а всего час назад мне было плевать на нее. Кому знать, не вогнала бы она отвертку в мое правое ухо из-за того, что я не вымыл тарелку после себя? Но в этот момент я понимал, как сильно люблю её. Любовь - странная штука: режет хуже кухонного ножа, но от неё ведь никто не застрахован. Я рыдал. Рыдал, как восьмиклассник, которого покидает вечная любовь. Он не мог понять, что такой любви еще будет сотни или тысячи. Этого не понимал и я. Ничего уже не изменить. Все кончено. Не получилось уберечь Настю. Теперь можно действовать, можно было умирать. Бездействие прошлых дней - результат страха за жизнь Насти. Любой страх приводит к бездействию.
- Угомонись, парень, - сказал Александр, - она просто без сознания. Твоя баба пыталась сбежать и воткнула нож в живот моего лучшего друга. Его увезли. Мы зашли слишком далеко.
В дом зашел еще один парень. Увидев меня, его одолел смех. Бешенство. Пелена белой скатертью упала на глаза. Все, что я помню - прилив сил и избиение пьяного. После нескольких минут избиений, силы покинули меня. В это время руки мои сковали наручниками. Ничего не помню. Немного подождав, Александр сказал мне, освобождая запястья:
- Теперь ты должен трахнуть эту девку.
- Что? Я не буду этого делать. Зачем? - удивленным криком ответил я.
- Заткнись и делай, что я говорю.
- Да пошел ты! Не буду я этого делать. Что тебе еще нужно? Отпусти нас. Тебе мало?
Александр достал пистолет.
- Не люблю повторять два раза. Ты хочешь жить? Если не хочешь, то твоя баба явно хочет.
Мне ничего не оставалось. Я начал раздеваться. Рисковать жизнью Насти, казалось, было невозможным. Да что там говорить, я же просто струсил. Член начал подниматься. Предательский орган. Предательская природа потребностей. Забравшись на Настю, я вошел в нее и начал двигаться. Тем временем Александр взял со стола телефон и начал снимать все это на камеру. Двигался очень медленно. Не было ни сил, ни желания. Я чувствовал близость расставания с жизнью в этих движениях. Белые стены эхом отдавали шлепки наших тел. Картины орали. Перед глазами всё плыло, а, с давно потухшего камина, веяло страхом. Голос нашего гостя повторял "Быстрее!", "Жестче", "Хватай за грудь, целуй". Я делал все, что он говорил. Хотелось, чтобы быстрее это все закончилось, но предательский организм не хотел кончать. Кровь, вперемешку с выделениями Насти, размазались по нашим половым органам. Я стал одним их тех, кто все это время сменялся над ней. Ненависть, презрение - все, что было во мне. Голоса поэтов говорили во мне. Они ненавидели меня. Я мигом сжег все их стихи о любви. Они горели в моей голове. Настя очнулась.
- Что? Что ты делаешь?
- Извини. Прошу, извини, - глаза залило слезами.
Она закрыла лицо руками и заплакала. Слезы текли по разбитому лицу. Большой синяк под глазом стал черным. Затем что-то на нее нашло: она вцепилась в меня руками, обхватила ногами, начала кричать. Наши тела задрожали в оргазме. На миг в моей голове появилась картина, как Настя принимала так каждого. Я ее возненавидел.
- Достаточно, - сказал Александр, - отлично поработали.
Он покормил нас остатками еды из стола и напоил водкой. Мне хотелось спать, но еще больше - умереть. От стыда, наверное. Всё закончилось. Мы живы. Это радовало. Александр привел в чувство своего товарища и увел в машину. Затем поднялся и пригласил нас. Мы спустились, сели в машину и уехали.
Эпилог
Через две недели состоялся суд. Меня признали виновным в убийстве трех человек и избиении сотрудника полиции. По факту изнасилования велось отдельное дело. Вел его тот самый Александр, он же и приложил видео, которое подтверждало мою вину и в изнасиловании. Показания Насти также были в деле. В них было полное описание того, как я насиловал её, закрепленное ее же подписью. Саму же Настю упекли в психбольницу, где она покончила с собой.