Аннотация: То случилось в месяц кикодзуки одиннадцатого года эры Тэнбун... Фанфик. Bleach.
Путь, начертанный алым
То случилось в месяц кикодзуки одиннадцатого года эры Тэнбун. Правда ли, легенда ли - никто не возьмется судить сейчас, в эпоху благостей и процветания, ведь со времен смут сохранилось не так уж и много подтверждающих происходящее документов. В то время благородные господа стяжали ратную славу, не боясь ни смерти, ни препятствий на своём пути. И неведомо, как сложилась бы история, кабы герои наши были иными.
Живописная префектура Гифу с замками и землями окрест была не так давно дарована благородному клану Кутики, и им предстояло доказать свою верность господину Нобунаге. Потому и выступил молодой господин, повинуясь своему властному деду, с небольшим отрядом, решив проверить границы своих владений. Видимо, лукавая судьба уже вычертила алой тушью его путь, о чём, впрочем, ещё не знали ни Гинрэй-сама, ни молодой Бьякуя-сама. А меж тем, дорога его лежала мимо огороженной горами, словно самой природой укрытой местности, которую не тронули ни разорение, ни жаркие битвы, то и дело пожаром вспыхивающие по всей благословенной Нихон коку...
***
Середина осени выдалась в этом году не по-осеннему холодной: морозное дыхание ветра по утрам пронизывало жилища, выдувая тепло, а лужи искрились на солнце ледком. Убранные поля давно не полнились водой, из работ осталось не так уж и много - ткачество да починка инструментов, ежели какой подпортился за летний сезон. Пришла пора свадеб и отчисления податей, за чем пристально следил камадо Дайто. Мудрый староста радел о благополучии Сиракавы вот уже третий десяток лет, и за всё это время селение процветало на радость поселянам и власти. Бытовала даже поговорка: господа далеко, а камадо - близко, накажет суровее. Господа у деревушки сменялись один за другим - смутные времена ведь, но быт и законы оставались всё теми же, так что занятые трудом крестьяне даже не всегда замечали того, что Сиракава переходит из рук в руки, и всё благодаря Дайто.
Вторым, почтеннейшим человеком в селении был, конечно же, каннуси Мотихиро. Всегда слегка поддатый, несмотря на все запреты, веселый и добрый, необъятный, что та бочка с рисом, он держал небольшое святилище в чистоте и порядке, пусть и казался примером лени да беспечности. Но поди сыщи в чистом храмовом дворике хоть пылиночку, хоть соринку! Дело своё Мотихиро знал, потому и чтили его поселяне без меры - кто ещё освятит поля так хорошо, что всходы дадут двойной урожай? кто обвенчает да благословит молодых? кто отгонит горных тэнгу, что те и дорогу забудут к процветающей деревеньке? То-то!
Третья же...
Её дом стоял у кромки леса. Небольшой, возведенный на каменном фундаменте, с черепичной, неведомо кем положенной, высокой крышей, покрытой мхом. За скаты и крохотный каменные фигурки на шпилях цеплялся и дикий виноград с меленьким вьюнком, словно занавесью скрывая одо от постороннего взгляда, да так, что лишь по ступеням и догадаешься с какой стороны подступаться к жилищу. Тяжелые еловые ветви заслоняли его от остальной деревни, подчеркивая статус владелицы необыкновенного дома. И немудрено - испокон веков на окраине жили лишь травники да травницы, а ещё - ведьмы и ханъё, полукровки. Но прямо об этом, разумеется, никто не говорил. Судачили долгими зимними вечерами тихо, а как же иначе-то? Но чтоб при всех, ответить за слушки со сплетнями? Нет-нет. Да и как сказать почтенной Хисане, что её в деревне привечать не будут? Сверкнет она темными и глубокими, что те омуты, глазами, так всё сердце и стынет, скованное первобытным ужасом. Ведь если кто заболеет али простынет, если женщина в тягости - к кому первому бегут? К ней, конечно же, к благодетельнице и спасительнице. Все, кто жил в Сиракаве, хоть раз, да обращались за помощью к прославленной знахарке, которую обучила ещё её мать. А ту - её мать. И так поколение за поколением. Кто уж упомнит, когда в деревне объявился род знахарок? Они были здесь, как скалы или быстрая, беспокойная Сёгава, щедро одаривающая рыбой, как шелковичные деревья и шелкопряды, кормящие всё селение.
***
- Хисана-сан, Хисана-сан, - встревоженный голос Дайто-сана, стучащего костяшками об одо вырвал девушку из мутного, туманного сна, предвещающего беспокойства и смутную, неведомую опасность. Вчера она легла поздно, уделив много времени сортировке и перебору поздних трав, что могли спасти кому-то жизнь или уберечь от подстерегающей болезни.
- Что стряслось? - поспешно накинув поверх тонкого, хлопкового дзюбана плотную льняную юкату, поспешила к одо, отворяя её. - Неужели, Мицко рожает? Вроде бы не должна... - спешно обувая гэта, запахнула юкату поплотнее - холодный ветерок уже забрался под полы одежды, выдувая тепло.
- Нет, Мицко в порядке, она вместе с Горо, отдыхают. - Мицко кликали одну из младших дочерей старосты, которая не так давно вышла замуж и теперь носила под сердцем первое дитя, а Горо - мужа её, добродушного увальня и трудягу. - Другое, Хисана. - Качнул головой Дайто, от волнения позабыв попросить прощения за несвоевременное вторжение. - Тут недалече стычка произошла между нынешним нашим господином и шайкой разбойников.
- Неужели данна вспомнил о тех, о ком ему следует радеть? - легкая улыбка, опущенные долу глаза. - Какое знаменательное событие, - негромко и непочтительно. Да и где тут взять почтительности, коли господа менялись, что изношенные сандалии - раз в сезон, а то и чаще.
- Тише, тише, - староста сделал большие глаза, словно показывая, что не время язвить и злословить. Даже и ей. - Кутики-сама был ранен в схватке, и серьезно. Бункэ и его сообщники откуда-то достали пороху - разве не слышала грохота?
Хисана покачала головой. За работой она бы и дракона не заметила, не то, что какой-то грохот, отдаленно напоминающий раскаты грома. Да и шайка разбойников не слишком досаждала им - слишком уж был узким проход в долину, слишком хорошо защищался селянами, строго бдящими свою безопасность и благополучие в это смутное время. А недавно появившемуся в этих краях Бункэ не были ведомы горные тропы, ведущие в обход ущелья.
- Гонец, прибывший с места сражения, просит помощи - наша деревня ведь ближе всего, - продолжал пояснять староста. - Я и посоветовал тебя, ты ведь способна управиться с любой раной, Хисана-сан.
- Добро, - кивнула девушка. Негоже ведь отказывать в помощи страждущим, будь они хоть трижды господами. - Пусть везут его сюда.
- Спасибо тебе, - камадо поклонился и немного резковато повернулся, спускаясь по каменным ступеням. Видно, к гонцу поспешил с радостной вестью. Знахарка тяжело вздохнула и вернулась в дом. Следовало подготовиться к приему высокого гостя.
Пока она одевалась, затеплив светильник на рыбьем жиру, пока расстилала второй футон и кипятила воду, пока заваривала травы и грела сакэ, пока раскладывала лезвия, иголки и шелковые нити, завернутые в чистом полотне, чтоб сразу быть готовой зашивать неосторожного аристократа, так неудачливо подставившегося на поле боя, послышался стук копыт и голоса. В меру почтительный и угодливый - Дайто-сана и несколько незнакомых, обеспокоенно-надменных. Подвязав рукава черной рабочей юкаты, Хисана с треском распахнула одо. Час тигра, предрассветный и самый тяжкий, когда все добропорядочные крестьяне видят седьмой сон.
- Это и есть та знахарка? - в голосе высокого воина в тёмных доспехах сквозило неприкрытое презрение, словно женщина, по его мнению, не способна была ни на что, кроме как рожать и воспитывать детей.
- Да, господин, - в который раз почтительно склонился староста. Меж коней на грубых, наспех сделанных носилках, виднелся укрытый плащом мужчина. Видимо, это и был тот господин, которому требовалась помощь. - Вы уж поверьте, лучше вам во всех деревнях окрест не сыскать, - продолжил свою речь Дайто, косясь на неё, намекая, что следовало бы поклониться. Хисана предпочла не заметить его взгляда, лишь посторонившись.
- Входите, почтенные, - спокойно, уверенно и негромко. Здесь она была в своём праве. - Чем скорее вы доверите мне господина - тем проще будет излечить его раны.
Один из вояк хотел было добавить что-то, но подавился словами, наткнувшись на взгляд знахарки. Острый, словно лекарский ланцет, уверенный. Не такой, которым должна смотреть перепуганная деревенская девчонка, разбуженная средь ночи столь влиятельными господами. Да и перепуганной она не выглядела. Мужчины переглянулись и отцепили носилки, двигаясь плавно и бережливо.
- Где мы можем остаться на ночь, Хисана-сан? - поинтересовался тот, который был постарше и поспокойней.
- У Дайто-сана. Если же не доверяете мне - устраивайтесь около печи. Мне может понадобиться помощь, - ответила просто, заходя вслед воинам, оставляя гэта у порожка, откинув с пути носильщиков циновки, чтоб они не запачкали настил.
- Мы останемся здесь, с вашего позволения, - степенно ответил он.
- Синдзиро-сан!.. - в голосе того, что помладше, слышалось возмущение. Оказывать почтение какой-то знахарке?! Вот ещё! Это она должна быть польщена тем, что...
- Рокута-кун, - быстрый, резковатый взгляд более опытного товарища в его сторону повелевал помолчать. - Пойди, обиходь лошадей.
Юноша, только сейчас Хисана заметила, что второй воин возмутительно молод, перечить не осмелился и покинул дом. Стукнула фусума о фусуму. Девушка качнула головой неодобрительно. И откинула плащ, которым был он укрыт, с помощью Синдзиро перетаскивая молодого господина на футон. Иссеченный богатый лакированный доспех, измазанный грязью и кровью, кое-как держащийся на оставшихся целыми шнурках, льняные темные одеяния из ткани тонкой дорогой выделки, свидетельствующие о его высоком статусе. Тонкие черты благородного лица, темные волосы, излишняя бледность, говорящая о кровопотере...
- Синдзиро-сан, помогите мне снять доспехи, - негромко произнесла, приподнимая бессознательного мужчину за плечи. - Зачем вы их вновь одели? - поинтересовалась несколько раздраженно, разглядев грубые, неряшливые повязки, пропитавшиеся кровью.
- На случай, если повстречаем новых врагов, Хисана-сан, - спокойно ответил, ослабляя шнурки и стягивая покореженный нагрудник. Она кивнула, признавая неразумность своего вопроса.
Повязки пришлось размачивать, а некоторые и срезать - слишком уж запутались узлы. Господин Синдзиро то и дело поворачивался - нагревая воду, поднося отвары и травы, придерживая светильник над плечом знахарки, чтоб свет сподручнее падал, освещая раны Кутики-сама.
- Что стряслось там? - напряженно спросила, придерживая края самого глубокого и серьезного пореза, сшивая его шелковыми нитями. Стежок за стежком, зорко следя, чтоб молодой господин не дергался.
- Разбойники. Уж не знаю как, но эти ублюдки достали порох и, начинив им бочонки с камнями, взорвали несколько, - голос Синдзиро звучал напряженно, даже несколько зло, будто не ожидали они такой подлости от простых татей.
- Здесь раны не только от камней, - заметила, срезая лезвием нить у самой груди господина и смазывая мазью, долженствующей унять боль и снять воспаление. - Эта - от копья, - принялась за другие раны, уверенно замазывая их лекарством. Рецепт оного передавался в их семье от матери к дочери, как и ремесло, славясь на всю округу.
- Один из бочонков разорвался неподалеку от господина, оглушив его, - пустился воин в объяснения, - и он не успел отразить подлый удар одного из разбойников. Но мы поспешили ему на помощь...
- Ваше счастье, что ребра у Кутики-сама оказались крепче копья, - покачала головой Хисана. - Иначе спасать было бы некого.
- Вы жестоки, - поджал губы Синдзиро.
- Всего лишь честна. Подержите данна за плечи, - тоном, не терпящим пререканий, молвила. И принялась за перевязку, стягивая раны дополнительно чистыми полосами полотна. Завершив перевязку, они устроили его поудобнее, укрыв несколькими тонкими, но плотными одеялами, оставили в покое.
- Теперь всё зависит от данна, - устало сказала девушка, собирая лекарские инструменты и скидывая окровавленную ткань в миску. На дворе давно рассвело, в дом вернулся Рокута-кун, зыркнув на неё злобно, но столкнувшись взглядом со старшим мужчиной, всё-таки смолчал. Прибрав в комнатке, где устроила Кутики-сама, она сдвинула фусума, отгораживая раненого от беспокойного внешнего мира, и принялась хлопотать по хозяйству, приводя в порядок заодно предметы своего ремесла. Требовалось содержать всё в чистоте и порядке - кто знает, когда ей потребуются инструменты? Может, уже через час? Всякое может случиться: и дети, играя, расшибутся, и кровельщик поскользнется, починяя крышу, да свалится на землю, и роды тяжелые, и болезнь, и что угодно, требующее присутствие знахаря. Днем ли, ночью ли - лекарь обязан прийти на помощь, приняв обязательства за жизни человеческие перед богами и людьми.
- Может, отдохнете, Хисана-сан? - поинтересовался у неё Синдзиро, плечом опираясь на опорный столб, поддерживающий кровлю.
- Не беспокойтесь, Синдзиро-сан, - легкая, теплая какая-то улыбка перечеркнула весь прежний её облик - жесткий, серьезный и собранный. Словно выполнив нужную работу, убрался в коробок знахарский инструмент. - Всё в порядке. Вы присмотрите за данна, напоите его этим, - кончики пальцев девушки коснулись края остывшего котелка, - отваром и меняйте повязку на лбу каждый раз, как нагреется, вымачивая в этом отваре, - показала на второй котелок. - У господина будет жар, возможно даже лихорадка, потому не давайте ему раскрываться, - оставляла указания, накидывая на плечи плотную соломенную накидку и надевая широкополую шляпу. - Мне должно сходить в деревню и купить курицу, чтоб сварить господину бульон.
- А вы не держите птицу? - несколько удивленно поинтересовался мужчина. - Но... - ночью ему отчетливо слышалось шуршание в сараюшке около дома.
- Нет, я не держу птицу, - качнула головой она. - Скоро вернусь, - плавно и неглубоко поклонившись, Хисана вышла за дверь.
***
Вернулась она и вправду скоро, солнце не успело даже подняться в зенит, с ощипанной курицей и тут же принялась за готовку, добавляя в бульон травы под пристальным присмотром Рокута-куна, то и дело интересующегося той или иной травкой, кажущейся ему наиболее подозрительной. Хисана лишь по-доброму улыбалась, неустанно давая пояснения, не обращая внимания на явную неприязнь юноши, просто делая своё дело. Собственноручно напоила господина, когда бульон приготовился - сейчас ему требовались все силы, чтоб справится с ранами.
Первый раз Кутики-сама пришел в себя поздно ночью, тихо, чтоб не показать слабости, позвав Синдзиро-сана. Но тот, намаявшись, отдыхал вместе с Рокута-куном в спальне хозяйки дома, которую травница им любезно уступила. Сама девушка устроилась на дзабутоне рядом с молодым данна, чтоб следить за состоянием мужчины. Всё было, как и предсказывала она: жар, лихорадка, то и дело приходилось поправлять одеяла да менять тряпицу, смоченную в отваре, на лбу. Поить бульоном или лекарством, приподнимая голову, как дитю, менять повязки, пропитывающиеся кровью, стоило ему двинуться слишком резко.
- Синдзиро... Синдзиро!.. - раздалось с футона, отчего задремавшая девушка встрепенулась, быстро приблизившись к нему, склонившись над бледным, покрытым болезной испариной, лицом. Мутным взглядом серых, словно добрая сталь глаз, он слепо шарил вокруг, то ли разглядывая обстановку, то ли пытаясь отыскать опору.
- Сейчас ночь. Он отдыхает, данна, - мягко произнесла Хисана, бережно обтирая его лицо. - Говорите мне, что нужно, я помогу.
- Воды... - прошептал. Она, приподняв ему голову, дала напиться. Смочила в отваре полотенце, отмечая про себя, что следует заварить свежего, и, сложив вчетверо, вернула его на лоб.
- Кто ты? - он всё же смог заглянуть ей в глаза.
- Хисана, травница, - она поправила чуть сбившееся одеяло. - Спите, господин.
Он судорожно как-то вздохнул и затих, вновь проваливаясь в беспамятство.
Теплый камень
Дзю прошел беспокойно. Кутики-сама становилось то лучше, то хуже и Хисана в течении этих десяти дней делала всё, что только от неё зависело, чтоб удержать господина на тонкой грани меж жизнью и смертью. Конечно, и Рокута-кун, и Синдзиро-сан помогали всем, чем только могли - не только обхаживая данна, но по хозяйству тоже, что было делом уж совсем неслыханным. Но, несмотря на все старания, ему становилось всё хуже и хуже. Ровно до тех пор, пока разгневанная травница не попросила мужчин покинуть дом на несколько часов.
Синдзиро и Рокута ждали у двери. Всё больше и больше волнуясь - кто знает, на что способны деревенские травники? А слухи по деревне ходили разные. В том числе и про почтенную Кёко, мать Хисаны. Пять лет назад она ушла в горы, как раз тогда, когда случилось землетрясение и горные тэнгу грозили обрушить свой гнев на деревню, разрушив её до основания. Обвалы и оползни обошли Сиракаву стороной, но Кёко в деревне больше никто не видел. Со временем поселяне привыкли обращаться со всем, что касалось нездоровья и ран, к Хисане, но... прежнего доверия было не видать, словно меж ней и деревенскими пролегла тень страха. И сейчас, наслушавшись сплетен, взрослые мужчины дергались от каждого звука, доносившегося из дома. Впрочем, оных было не так уж и много. Раз-другой звякнул котелок, послышалось, как переливается из миски в миску то ли вода, то ли отвар. Зато в сараюшке зашуршало с утроенной силой, а потом рявкнуло так, что самураи решили проверить - что же прячет гостеприимная хозяйка от людских глаз. И когда они, переглядываясь, подкрались близко-близко, открылись одо, и из дома вывалилась знахарка, споткнувшись о порожек и едва не упав. Нездоровая бледность на обычно пышущем здоровьем лице, потускневшие глаза. Весь облик её говорил о том, насколько ей тяжко.
Воины резко обернулись, как застуканные за воровством лисы.
- Хисана-сан, - удивленно посмотрел на неё Синдзиро, - что с вами?
- Всё в порядке, - качнула она головой, слабо улыбаясь.
- Что с данна? - тут же вскинулся Рокута. - Что ты с ним сделала, ведьма?!
- Он жив. И будет жить, - тяжело вздохнула, махнув рукой в сторону дома и, пошатываясь, спустилась по ступенькам. - Спит только сейчас. К вечеру очнется и пойдет на поправку, можешь не беспокоиться Рокута-кун, - ответила, направившись по тропинке к ручью, из которого брала воду, хотя больше всего ей хотелось сейчас забраться в горячую воду натопленной о-фуро и просидеть в ней, пока та не остынет.
Она не знала, что толкнуло её на этот шаг. Не всё ли равно - будет жить заезжий господин или умрет? Ведь вскорости у этой местности может смениться хозяин и о них забудут до следующей осени, когда приедет за податью очередной чиновник. Но... почему-то Хисана не могла поступить иначе. Глядя на бледное благородное лицо, на губы, то и дело пытающиеся упрямо сжаться; меняя повязки и обрабатывая раны, обтирая худощавое сильное тело, она не хотела, чтоб он умирал. И в её силах было помочь ему выжить.
Просто потому, что те слушки и байки, которые гуляли по Сиракаве, всё то, о чём говорили меж собою люди, являлось правдой. Преувеличенной, безусловно, но всё-таки правдой. Поколение за поколением её род берег эту землю, являясь посредниками меж миром яви и миром грез, откуда приходили и духи, и нечисть. То знали лишь деревенский староста да каннуси Мотихиро - Хисане пришлось рассказать им, чем пожертвовала Кёко ради других. Только не болтливы они, предпочитая помалкивать да и поселян порой осаживать, чтоб и те не болтали лишнего.
Присев у ручья под ветвями высоких темных елей, она окунула ладони в холодную ключевую воду, закрыв глаза, чувствуя, как стихия делится с нею своею силой. Самый простой способ, доступный таким, как она, коснуться проточной воды и ждать-ждать-ждать, пока мир сам восполняет утраченное. Наклонившись, она умыла лицо и попила, чувствуя, как живительная сила растекается по телу. А когда выпрямилась - вздрогнула. На тропинке стоял Синдзиро-сан, глядя на девушку сурово. Пожалуй, даже слишком.
- Жара больше нет, Хисана-сан, - начал он издалека. - И раны выглядят куда лучше, чем утром, - в воздухе сам собой возник вопрос, словно мужчина предлагал ей оправдаться самой. Но она не чувствовала себя виноватой, потому и промолчала, зачерпнув ладонями ещё воды, плеснув себе в лицо, чувствуя холодные капли, скатывающиеся по коже.
- Что вы сделали? Что вы прячете в сарае? - голос его был строг, почти суров. - Отвечайте.
- Зачем? - она поднялась, отряхнув ладони и взглянув на воина спокойно.
- Вы должны...
- Нет. Я вам ничем не обязана, Синдзиро-сан, - выбившаяся из строгой прически прядь перечеркивала осунувшееся лицо девушки, темные круги под глазами, которых не было час назад. Она упрямо сжимала кулачки, выпрямившись, вытянувшись в струнку. - Данна очнется вечером, либо к завтрашнему утру. И пойдет на поправку. А потом вы уедете, если не случится снегопада. - Неторопливо приблизилась и сошла с тропинки, чтоб обойти мужчину. - К чему вам знать то, что не принесет никакой пользы? Воин поднял руку, чтоб задержать её, но... так и не коснулся худенького плеча.
- Скажите одно, - она на миг замерла. - Вы враг? - она тихо и коротко хмыкнула.
- А как вы думаете, Синдзиро-сан? - поинтересовалась, продолжив свой путь.
***
Вечером, и вправду, молодой господин очнулся, попытался подняться, стаскивая со лба смоченное отваром полотенечко.
- Данна! - Рокута-кун на радостях простерся ниц перед ним. - Вы в порядке, данна? Мы так беспокоились...
Но в сторону с тихим шорохом отъехала фусума, и вошедшая в комнатушку Хисана замерла, переводя взгляд с сидящего мужчины на юнца, упирающегося в татами лбом.
- Кутики-сама, - легкий кэйрэй. - При всём моём уважении, Вам ещё нельзя подниматься. Или Вы хотите, чтоб все мои старания пошли прахом? - выпрямившись, она взглянула на него несколько строго и одновременно - опечалено. Данна окинул её настороженным взглядом и всё-таки опустился обратно на футон.
- Благодарю, - откликнулась она, устраиваясь у изголовья, забирая из его рук влажное полотенце.
- Где мы? - поинтересовался негромко, вроде бы в пустоту, но и в то же время можно было ощутить, что обращается он не к смущающей его травнице, а непосредственно к Рокута-куну. Возможно, ощущение этой неловкости столь легко читалось на бледном лице, потому что он всё ещё был слаб, а может, потому что его смутила её просьба - вот так вот просто, немного строго, как будто ребенка непоседливого отчитывали.
- В Сиракаве, господин, - юнец всё-таки поднял голову, уставившись на него с песьей преданностью. - Вас сильно ранили и Синдзиро-сан принял решение найти лекаря где-нибудь поблизости.
- Ясно, - по голосу и не догадаешься, одобряет ли Кутики-сама действия своего помощника или нет. - Как другие?
- Тревожатся за Вас, господин. Есть несколько раненых, но незначительно, им уже куда лучше. Дозволите ли Вы передать им добрые вести, данна? - снова бухнулся лбом о татами Рокута.
- Ступай, - спокойное, но властное. Мальчишка подскочил и умчался, только фусумы стукнули одна о другую. Хисана, опустив глаза долу, едва заметно улыбнулась.
- Ваши люди преданны Вам, данна, - приблизившись, она помогла ему сесть, давая опереться на неё плечом. - Прошу, выпейте бульон. Вам нужны силы, - она протянула ему глубокую мисочку, исходящую паром и несколько тонких рисовых лепешек.
- Это ты - лекарь? - спросил, покосившись в её сторону, но всё же принимая бульон. Она поддержала мисочку под донышко.
- Верно, данна.
Дождавшись, пока мужчина доест, она забрала опустевшую мисочку и всё так же аккуратно помогла ему улечься. Осмотрела раны, смазав их целебной мазью, подоткнула одеяла и, поклонившись, удалилась, оставляя его наедине со своими мыслями.
Не её ли голос слышался ему, когда казалось, что весь мир утонул во тьме? Не она ли звала его, настойчиво, упрямо? Не как зовет простолюдинка господина, но... как мать зовет дитя, любимое и родное. Тепло, мягко... по имени... Снилась ли ему тонкая лунная тропинка, сплетавшаяся из тихого мелодичного голоса, поющего песню, помогающую ему вернуться? Справиться с гипнотическим зовом Макаи, не желающим выпускать добычу. Снились ли темно-фиалковые, как вечернее небо, ни на что не похожие глаза?
Бьякуя мотнул головой, отчего от виска к виску плеснуло горячей, как раскаленный металл, болью, и постарался отбросить глупые суеверия прочь.
А утром повалил снег.
Густая, белая пелена застила свет, соединяя небо и землю. Синдзиро присматривал за господином, Рокута то и дело бегал к остальным воинам, разместившимся в деревне и регулярно справляющимся о самочувствии Бьякуи-сама, травница - варила отвары и делала мази, из-за чего дом время от времени полнился странными запахами, порой отлучалась в тот сарай, порой - ходила в деревушку, к поселянам, которым требовалась помощь. По приказу господина они отправили гонца в Гифу, дабы старый господин не тревожился. Впрочем, всех обстоятельств в письме не изложили, боясь доверять подобные сведения бумаге - вдруг перехватят недруги? Незачем им знать о том, что Бьякуя-сама ранен. Всё, что не коснулось начертанного, гонец передаст на словах.
День ото дня данна всё крепчал. Вскоре настал тот миг, когда Хисана сняла повязки, удовлетворившись состоянием ран. И только та самая, от копья, всё ещё тревожила господина, если он двигался резко. Он подолгу гулял в компании Синдзиро, расспрашивая его о том времени, что был без сознания. И в особенности, о хозяйке дома, приютившего их. Ненавязчиво, но чудилось что-то в его интересе... личное. Вояка только головой качал, видя этот интерес. И рассказывал байки, гуляющие по селению, интересуясь - не приворожила ли его знахарка? не подсыпала ли заветной травы в один из отваров? Господин качал головой и едва заметно улыбался. Он не верил в суеверия, предпочитая искать всему более приземленное объяснение. Хороший лекарь не обязательно оммёдзи, скорее - наоборот. Да и вся эта мистическая аура... живет на окраине, лечит раны, словно по волшебству, - как тут не появиться подобным слухам. Селяне ведь суеверны, как никто иной. Их жизни зависят от природных сил. От них же зависит - будет урожай, аль сгниет, или усохнет на корню, пройдет обвал стороной или обрушится на деревню, посечет посевы градом ли, выйдет река из берегов ли. Вот и рождаются поверья да приметы, духи лесные, мононокэ, ю-рэй, ёкаи, аякаси, проклятия и прочие милые сердцу бродячих музыкантов и актеров вещи...
Нет, Бьякуя-сама не верил. По крайней мере, до того момента, как сам не увидит означенных существ или получит неоспоримые доказательства их существования.
И тогда Синдзиро прибегнул к последнему средству - предложил разведать, что у хозяйки в сарае, если по её же словам, птицу она не держит. Что может скрестись и шуршать там? Но данна отмел подозрения и очень строго сказал, что негоже оскорблять Хисану недоверием и подозрительностью. Всё-таки она спасла его жизнь. И он ей обязан.
Помощник его устыдился.
Верно тогда она сказала - какое им дело? Покинут Сиракаву и кто его знает, пересекутся ли ещё когда-нибудь их пути? Зачем проявлять недостойное мужчин и воинов любопытство?
А ещё через дзю стало ясно, что до весны деревеньку не покинуть. Пути завалило так, что ни конному, ни пешему не пройти. Благо, крестьяне предоставили заезжим господам и жильё, и пищу в благодарность за то, что избавили их от докучающих разбойников. Отыскались и шелка, из которых женщины сшили одеяния, полагающиеся по рангу Бьякуе-сама. Как не отыскаться - коли налог платят они именно шелками и ими же торгуют? Честь по чести справили господину всё, что требовалось, начиная от легкого дзюбана и заканчивая узорчатым хаори. И преподнесли, как полагается, с почестями.
Дайто-сан не раз предлагал поправившемуся господину переехать в его дом - дескать, и места там больше, и девки в селе посговорчивее есть, но тот предпочел тишину дома на окраине деревенской суете, лишь наведываясь к своим воинам и следя, чтоб не буянили. Часто Хисана потом видела, как данна тренируется с мечом перед её домом, желая поскорее восстановить форму и навыки. И лишь благодарила Небеса, что в их деревушке есть горячие источники, позволяющие отогреваться даже в самые холодные зимы, не таская воду из ручьев и не грея её, чтоб заполнить огромные чаны. В каждом пятидворье была своя о-фуро. И у Хисаны тоже была, сложенная ещё до её рождения кем-то из досточтимых предков. Потому Бьякуе-сама не приходилось после тренировок идти в деревню, чтоб совершить омовение.
***
Весело звенел ключ. Морозу не удавалось сковать быстро текущую по камням воду, потому здесь так удобно было полоскать одежду. Куда удобнее, нежели спускаться к мосткам на реке, пробивать лед, а потом окунать вещи в полынью, боясь, что либо за корягу ткань зацепится, либо утащит подводным течением. Да ещё и на мостках не поскользнуться чтоб, а то свалишься в прорубь и, дай-то ками, по весне вытащат, как сойдут льды. Нет-нет, Хисана предпочитала ручей, пусть и неглубокий, но зато куда как более надежный. И, набрав полную корзину выстиранного белья, присела на корточки возле самой кромки воды, подоткнув юкату, чтоб не забрызгать и не запачкать.
- Под ветром шуршит листва, И суги в саду юна: Нашепчет - испей до дна Удачу свою сперва, - тихонько напевала, окуная в ручей дзюбан, выполаскивая осевшее на ткани мыло из мыльного корня. Привычное, размеренное действие успокаивало, давало возможность разобраться в своих чувствах.
- В подполе затихла мышь, И листья роняет слива, И жили бы все счастливо, Но... нрава не укротишь.
В дорогу за пядью пядь Пора, верно, собираться, С добром ли опять остаться? И ждет за порогом рать...
А ветер осенний свеж, Прощальным прикосновением, До сердца - одной мишенью, Воскресших опять надежд, - лилась спокойная мелодия. Ещё мать её напевала ей эту песню, передающуюся в их роду вместе с ремеслом. Не были они счастливы в делах сердечных, ни одна из женщин. Хисана своего отца даже и не знала, а мать говорила, что воином был он, посыльным. Остановившимся на ночь в деревне. Обещавшим вернуться, но... то ли под стрелой иль мечом сгинувшим, то ли позабывшим об обещании. Деда забрал господин, владевший этими землями тогда, прадед - сбежал на большую дорогу, уж больно крута нравом была прабабка девушки. И так раз за разом оставляли их мужчины. И теперь, видимо, пришел её черед - отдать сердце заезжему господину, с необычными, светлыми, словно сталь, глазами.
- Сплетение пальцев, дрожь, Ресниц невесомый трепет, Быть может, весна ответит, Куда путь свой ты совьешь.
Когда сливы нежный цвет В озерной воде утонет, Кто знает - что душу тронет, Быть может, и лунный свет,
Что ночью, нет, не уймёшь. В глазах стали темный блик, И рвущийся в небыль крик, Когда вновь к груди прижмешь...
Под ветром шуршит камыш, В волнах тонет злое солнце, Шипами не уколоться - Шиповник обрезан. Тишь...
- У тебя красивый голос. - Послышалось из-за спины, и Хисана едва не выпустила из рук темно-серую юкату. Немного испуганно обернулась и наткнулась на внимательный взгляд Бьякуи-сама.
- Благодарю, данна, - несколько помедлив, откликнулась. И вернулась к полосканию.
- Я уже слышал эту песню, - господин всё никак не желал оставить её в покое. - Ты уже пела её, верно?
- Вы помните? - она как-то настороженно покосилась на него снова. Словно то, что он помнил, уже само по себе было чем-то необычным.
- Не слишком хорошо, но... - дзори зашлепали по дорожке, он приблизился почти вплотную. - Синдзиро говорил, что ещё утром того дня у меня был сильный жар. Ты как-то сумела перебороть смерть?
- В том лишь Ваша заслуга, господин, - она складывала выполосканную одежду в другую корзину, двигаясь немного резковато, будто её нервировала тема беседы. - Ваша и целебных трав, которыми я Вас потчевала.
- Мне кажется, что всё же...
- Нет, данна. - Хисана выпрямилась, поворачиваясь, не поднимая взгляда выше носков его дзори.
- Ты звала меня по имени.
- Я прошу прощения за то, что оскорбила Вас, - низкий кэйрэй, сжавшиеся до побелевших костяшек ладони. Её колотило - то ли от волнения, то ли от гнева. А Кутики-сама не понимал - чем он задел её. С тем же Синдзиро она была куда как приветливее, порой забывая о границах дозволенного. С ним же... словно перетянутая струна сямисэна - тронь и порвется. Может, всё дело в его положении? Но здесь, в богами забытой деревушке, укрытой снегами, словно покрывалом, кому есть дело до этикета и его соблюдения?
- Ты не оскорбила меня, - мягко, непривычно мягко для него произнес. Сейчас больше всего на свете ему хотелось коснуться худеньких плеч, привлекая её к себе, баюкая в объятиях, как она тогда держала его, подавая плошку с бульоном. А потом, подчинившись тому наитию, которое так часто вело его в детстве, добавил:
- Мне хотелось бы, чтоб ты и дальше звала меня по имени, Хисана...
Она медленно разогнулась и так же медленно подняла голову, недоверчиво заглядывая ему в глаза. Пытаясь отыскать в них то ли насмешку, то ли издевку. Но... видела лишь непривычную теплоту, будто по весне стаяли снега и солнце прогрело серые камни.
Чудеса случаются
Зимняя ночь краше граненого алмаза. Под чернильной небесной высью куда ни глянь - всё белым-бело, лишь темнеют на белом силуэты домов и деревьев, да видны сизые ниточки дыма, тянущегося над каждой крышей. Злющий пес, спавший у ступеней дома старосты, поднял голову, прислушиваясь и принюхиваясь. Тихо заворчал, взъерошив шерсть на загривке дыбом. В небе над деревней мелькнула темная тень. Мелькнула и упала на край леса, прячась за деревьями так быстро, что людскому глазу не уследить. Скользнула мимо темных елей к дому знахарки, подкрадываясь к фигурке, замершей у ступеней. Шевельнулись чуткие пальцы с длинными острыми, словно лезвие меча, когтями, руки демона, а это без сомнений был демон, потянулись к беззащитной спине. Травница резко обернулась и сгребла существо в охапку быстрее, чем оно успело отреагировать.
- Не шути так, Рукия, - мягко улыбаясь и перебирая гладкие черные перья. - А если бы кто-то увидел? - тихо-тихо, памятуя, что в доме спят ещё три гостя. Чутко спят - воины ведь.
- Но я же просто...
- Нас могут изгнать из деревни, милая, - покачала головой Хисана.
Пусть, она была местной лекаркой, пусть даже данна был благодарен ей настолько, что одарил своей дружбой и порой они долго беседовали обо всём на свете, пусть на её стороне правда и староста с каннуси, но... преодолеть невежество и страх людей перед неизвестным так трудно. И из-за этого может пострадать её маленькая сестра, полукровка, появившаяся на пороге её дома спустя год после пропажи Кёко. Это её Хисана прятала в том сараюшке, давным-давно переделанным ею под убежище для сестры. Обычно девочка жила с нею в доме, но иногда хворых приносили травнице и тогда малышке приходилось прятаться. Она бы и сегодня не выпустила маленькую ханъё, но больно уж та стосковалась по небу и полетам. Да и время благоприятное - как раз вечером в деревне бурно отметили начало нового года, ожидая недели через две-три первую оттепель. И, разумеется, по традиции сакэ лилось рекой. Так что поселяне спали крепко-крепко, как и заезжие самураи.
- Мне так жаль, что я не могу ещё поднять тебя, нэ-сан. Мне хотелось бы показать тебе полет. - Волосы у девочки тоже были перышками - длинными, тонкими и легкими, словно прядки. Рукия умела перекидываться в человека, но второй облик у неё пока держался из рук вон плохо.
- Ничего, милая. Скоро твои крылья вырастут и станут большими и сильными, - Хисана заглянула в узкое с резкими, птичьими чертами личико сестры, обнимающей её за талию. - Скоро тебе не нужно будет скрываться...
- Я знаю, - протянула та. И вдруг - дернулась, уставившись сестре за спину. Травница осторожно повернула голову. На пороге застыл Бьякуя-сама, слепо шаря ладонью у кое-как завязанного оби, позабыв, что оружие осталось в доме. Кто знает, зачем молодой господин вышел в час тигра из дома. Он и сам, видимо, забыл, воочию узрев секрет травницы.
- Бьякуя-сама... - сорвалось с её губ беспомощное. Она повернулась к нему, заслоняя молодую карасу тэнгу собой. - Прошу Вас, данна, молчите. Она не причинит Вам вреда, - быстро-быстро, пытаясь унять бешеный стук сердца, боясь, что вот-вот господин кликнет Синдзиро-сана или Рокуту-куна, а те уже безо всяких сомнений изрубят на куски не только её, ведьму, но и демона, явившегося посреди ночи незнамо зачем.
Он поднял ладонь и каким-то детским жестом протер глаза. Словно не верил тому, что видел, или надеялся, что это сон. Просто странный сон. Но нет. Хисана все так же стояла между ним и странным, ни на что не похожим созданием, будто сошедшим со старых свитков с легендами и детскими сказками.
- Говори, - против воли голос его прозвучал холодно и травница вздрогнула. Узкие плечики опустились, она склонила голову, сжимая ладошку демоненка, больше похожую на птичью лапку с длинными острыми когтями.
- Это моя сестра, господин, - выдохнула обреченно. Подняла ладонь, поднося полусогнутый палец к губам, словно собираясь куснуть костяшку. Опомнилась и искоса глянула на господина. - Может, это покажется вам дерзостью, данна, но мой род не уступает в древности вашему, пусть мы и не знатных кровей, - немного помялась, словно размышляя - что же поведать ему дальше. Несколько раз глубоко вздохнула, унимая колотящееся, словно пойманный мышонок, сердце. - То случилось в год основания Сиракавы... - неспешно начала. И рассказала историю своей семьи. О том, что род знахарки ведут от путешествовавшей когда-то по этим горам ямахимэ, горного духа, решившей подшутить над бравым самураем, осевшим здесь. И то, что передала она дочери своей секреты трав и чар, исцеляющих, отгоняющих дурное и злое, словно в шутку, пропав, оставив её на попечение отца, когда девочке минуло тринадцать весен. А он, в свою очередь научил защищаться, построил этот дом, сделав несколько тайников - один с оружием, другой - в котором можно было спрятать семью, буде случится беда. И так поколение за поколением, в их роду переходили знания от матери к дочери, вместе с домом и всеми секретами. Рассказала Хисана и о том, что мать её, Кёко-сан пять лет назад отправилась в горы, дабы утихомирить гнев тэнгу, обуздать сердитых духов, которых разозлили благородные господа, сражаясь, выкосив едва ли не половину леса на восточном склоне, взорвав припасы пороха, которые перевозили для войны. А после - у неё появилась сестра.
- Это всё, господин, - Хисана старательно избегала называть его по имени, словно боясь оскорбить. - Теперь вы знаете всё. Молю, не говорите никому, иначе нас могут забить камнями или изгнать из деревни.
А скорей всего - и первое, и второе.
Бьякуя-сама молчал, отрешенно глядя в сторону, вникая в историю. Повторяя про себя основные моменты, которые казались наиболее невероятными, взглянув на знахарку иначе. Суеверия оказались истиной. Более того подтверждение этой истины -- вот оно -- с любопытством выглядывало из-за спины склонившейся девушки, молитвенно сложившей ладони. Мелькнула подленькая мысль - а не околдовала ли она его? Не подсыпала ли что-то такое, усыпившее его обычное презрение к нижестоящим, позволившее ему говорить с ней... как с равной? Он прислушивался к себе, пытаясь отыскать что-то такое, что даст ему с полным правом презреть те беседы и прогулки, память о легкой, невесомой улыбке, память о песне, которую она пела у ручья, а ещё тогда, обнимая его за плечи, когда казалось, тьма поглотит его без остатка...
Песня! Вот оно. Песня вывела его к свету и... отпустила? Только и всего?
Данна тряхнул головой и посмотрел на знахарку прояснившимся взглядом. Она не подделывала его чувств. Да и ту тоску, которая мелькала в её темно-фиолетовых глазах тоже. А теперь доверила свою самую оберегаемую тайну. Разве можно на доверие отвечать черной неблагодарностью?.. Бьякуя улыбнулся. Самими кончиками губ, едва заметно, но девочка-вороненок заметила и хитро сощурилась, по-птичьи наклонив голову вбок.
- Ты больше не зовешь меня по имени, Хисана? - несколько шагов, чтоб оказаться с ними рядом, взъерошить шелковистые перышки на голове у ханъё, мимолетно удивившись тому, насколько они мягкие. - Я обидел тебя?
- Нет, - она отвечала тихо. От облегчения кружилась голова. Господин не расскажет никому, это было ясно по его голосу. Слава ками... - Вы не обидели меня, Бьякуя-сама.
- Тогда почему ты не смотришь на меня, Хисана? - спросил тихо. - Прости, что заставил всё рассказать, - ему и вправду было жаль, что всё произошло так резко. Слишком резко для неё. Может быть, следовало принять на веру её слова о том, что девочка не причинит ему вреда. И в то же время, он понимал, что это было невозможно. В тот момент, да, ему стало страшно, как и всякому человеку, столкнувшемуся с тем, чего он не понимает. Рассказ дал ему время чтоб совладать со своим страхом, успокоиться и понять чуть больше. И себя, и её, знахарку из далекой деревни, в которую его забросило случаем.
Хисана подняла голову, взглянув на него немного растерянно и испуганно. Верно, она ведь испугалась за родное создание. Но... не только. Она побоялась, что и Рукия может нанести вред господину, если посчитает, что ей нужна защита. И не стоит обманываться легким костяком и маленьким росточком. Котэнгу, даже и полукровки, очень сильны.
- Её зовут Рукия, Бьякуя-сама, - сказала просто.
- Мне можно будет узнать твою сестру поближе? - поинтересовался легко, непринужденно. Хисана нерешительно взглянула на малышку, цепляющуюся за подол её юкаты.
- Можно, - важно кивнула девочка. Судя по всему, сероглазый взрослый ей понравился, и Хисана успокоилась окончательно. Значит, данна искренен в своих порывах.
- Благодарю Вас, Бьякуя-сама, - произнесла и поклонилась со всем возможным почтением. Не всякому аристократу достанет чести вести себя хорошо с простолюдинами и не всякому - силы воли, чтоб принять в своё сердце чудеса. Может, эта вера жила в его сердце давно, но похороненная глубоко-глубоко. А теперь - просто вернулась из небытия...
***
Хисана нежилась в широкой бочке о-фуро, заколов волосы и устроив на голове влажное полотенечко, обняв ноги и устроив голову на коленках, размышляя о последних днях. Столько случилось всего... не думала она, что раскроет тайну семьи кому-то стороннему, пусть даже из любви. Да, теперь она, наконец, могла дать имя тому чувству, что грело её изнутри, когда она смотрела на господина. Но ведь у неё был сонный порошок, стоило бросить щепоть в лицо Бьякуе-сама, и он бы уснул. А утром объяснил бы себе увиденное сном, навеянным излишками сакэ. Но отчего же она растерялась? Отчего предпочла поведать правду, вместо того, чтоб соткать привычную паутину недомолвок и тайн? Не потому ли, что не желала неискренности с ним? Вздохнув, Хисана потянулась за глиняными бутылочками, в которых хранила вытяжки и отвары. Вынула пробку и налила в прозрачную воду пахнущую летними нежными цветами жидкость. Сейчас, как никогда, ей понадобятся все силы, а значит - нельзя заболеть ни в коем случае. Расслаблено опираясь на стенку бочки, она закрыла глаза, задремав ненадолго. Позволяя всем тревогам и страхам раствориться в тепле, истаять струйкой горячего пара, поднимающегося к потолку.
Уже выходя из о-фуро, она подумала, что не хотела бы, чтоб господин уезжал. Не хотела бы смотреть в спину тому, кто коснулся её души и... решил сохранить. Не отшатнулся, не сбежал и не заклеймил. А со всей свойственной аристократам вежливостью сберег её тайну и оградил от посягательств. Кому не нужно лгать, от кого не нужно скрывать часть собственной крови, собственного таланта. Когда так случилось, что заезжий господин стал ей столь же дорог, сколь и сестра?
Хисана вздохнула. Всё равно её мечтам не суждено сбыться. Меж ними пропасть, четко очерченная статусом и положением в обществе. Слишком большая, чтоб можно было перекинуть мостик, который мог бы их связать.
- Чудеса случаются... нужно только верить, - шепнула себе, напоминая мамины слова. Кёко часто рассказывала ей сказки по вечерам и, перед тем, как пожелать ей добрых снов, всегда повторяла - чудеса случаются. Нужно в них только верить. Даже тогда, когда ушла в горы... Хисана грустно улыбнулась. Нет, наверное, не в этой жизни и не в этом мире. Уже достаточно того, что Бьякуя-сама одарил её своей дружбой и временем, вопреки всем барьерам и правилам приличия. Она будет довольствоваться этим, пока ему не настанет время уезжать. И... вечером, перед отъездом, тоже нарушит несколько правил и попросит его быть с ней. Хотя бы одну ночь, если его не оскорбит подобная просьба.
Кивнув, Хисана оставила фусумы в о-фуро приоткрытыми, чтоб вышел пар. А затем вернулась к себе, устраиваясь на заботливо разложенном ею же самой футоне, укрываясь одеялом, сожалея лишь о том, что нельзя никуда отослать Синдзиро-сана и Рокуту-куна, и забрать Рукию в дом. Может, попросить данна? Или он ответит отказом? Кто знает...
Утром она проснулась в удивительно-хорошем настроении, словно принятое вечером решение было не просто правильным, а единственно верным из всех других вариантов. Привычная работа, привычное окружение. Ближе к вечеру ей пришлось отлучиться в деревню: прибежал один из внуков Дайто, попросив поспешить и помочь Мицко-сан. Хисана быстро побросала в сумку всё нужное, и почти неслышно попросив господина присмотреть за Рукией, отправилась за Дзинаном.
Её не было всю ночь. Вернувшись почти под утро, она смогла лишь кое-как ополоснуться после тяжелой работы и расстелить футон. Уже сквозь сон Хисана почувствовала, как кто-то накидывает ей на плечи позабытое одеяло, подоткнув концы так, чтоб она не замерзла. Травница слабо улыбнулась, пробормотав что-то похожее на благодарность.
***
Дни текли быстро, словно горный поток. И однажды после очередной тренировки, она всё же решилась озвучить свою просьбу.
- Данна, - она поднесла ему полотенце, дабы Бьякуя-сама мог вытереть лицо. - Вы позволите мне спросить?
- Конечно, - кивнул, вкидывая меч в ножны и забирая у неё мягкую льняную ткань, промокнув пот.
- Это касается Рукии, - она говорила негромко, пусть и знала, что рядом ни Рокуты-куна, ни Синдзиро-сана нет. Первый отправился на охоту, желая подбить на ужин дюжину перепелов, которые в изобилии водились в окрестностях, второму же господин отдал распоряжение проверить боеготовность своих людей.
- С ней что-то случилось? - господин взглянул на девушку обеспокоенно.
- Нет, с нею всё хорошо, но... - Хисана качнула головой. - Бьякуя-сама, простите мне дерзость, но Вы не могли бы попросить Рокуту-куна и Синдзиро-сана пожить в деревне? - на одном дыхании выпалила она. - Мне хотелось бы забрать сестру в дом, а в их присутствии...
- А моего присутствия ты не боишься? - улыбнулся он кончиками губ.
- Но Вы ведь уже видели её и... нравитесь ей, - возразила.
- Хисана, - Бьякуя говорил мягко, стараясь не оттолкнуть от себя девушку отказом, - я не могу отослать Синдзиро и Рокуту,- она заглянула ему в глаза, словно пытаясь отыскать причину отказа. - Дайто-сан предлагал мне перебраться к нему в дом и когда я отказал, то вполне вероятно, что в деревне об этом начали говорить.
Травница кивнула. Ещё бы, данна пренебрег гостеприимством, решив остаться в доме ведьмы. А не околдовала ли она его, как её мать околдовала того заезжего самурая?
- Мне дорога твоя репутация, Хисана, - он бережно коснулся её ладони, второй раз за всё это время позволяя себе такую вольность. - Потому они должны остаться. Как бы мне ни хотелось обратного. Ведь никто в деревне не знает о твоей сестре, верно?
- Верно, Бьякуя-сама, - она вздохнула. С какой стороны ни глянь - господин прав. - Простите меня...
- Нет, это ты прости. Мне жаль... - он вернул ей полотенце и поднялся по ступеням, возвращаясь в дом.
Незаметно подкралась весна. Теперь часто по утрам была слышна капель. То и дело - с шорохом осыпался с веток елей снег. Веселое воробьиное чириканье будило каждое утро, и наблюдать за птицами, пожалуй, было не менее интересно, нежели за тренировками Бьякуи-сама. Жаль только не всегда удавалось. Работы прибавилось - следовало набрать березового сока, отгрести снег с грядок и посмотреть в порядке ли те травы, которые она укрыла листвой по осени, удобрить их золой, следовало прорастить семена для посева и многое, многое другое. Обычные крестьянские заботы. Данна ужесточил тренировки для своих воинов, чтоб у тех и мыслей не оставалось лишних, не то, чтоб буянить. Жизнь тянулась своим чередом.
Снег сошел быстро, яркое весеннее солнышко высушило дороги и снова сделало горы проходимыми. Хисана не понимала, почему господин откладывает отъезд. На день, на два и три, на неделю. Расцвели по-весеннему яркие цветы, устлав землю пестроцветным ковром, дурманя тонким и нежным ароматом. Вот уже неделю как отцвели сливы. Жаль только, вишен в их краях не было, наверняка их цветение прекрасно. Но вместо них, прекрасных и бесполезных, в Сиракаве развели шелковицу для шелкопрядов. По-весеннему яркое и глубокое небо перечеркивали ветви деревьев, молодая листва трепетала на ветру. Берега реки снова обросли осокой...
У берега Хисана и встретила Бьякую-сама.
Господин, сбросив косодэ, умывался после тренировки. Она же собирала пока ещё молодые побеги аира и случайно выбралась на бережок, на котором спрятался от посторонних глаз данна. Да так и замерла с плетеным коробом в руках, разглядывая косой, красноватый шрам, словно перечеркнувший сухие, узловатые мышцы, перекатывающиеся под светлой кожей. Со временем он побелеет, но пока работа рук её по заживлению выглядела несколько... неуклюже, что ли. Шрамы помельче выделялись не так ярко. Наверное, следовало обрабатывать рану лучше...
- Простите, Бьякуя-сама, - она отвела взгляд, дожидаясь, когда он накинет темную ткань. - Я не хотела тревожить Вас...
- Ничего, - спокойно ответил, завязывая оби. - Я уже закончил. А ты?..
- Тоже, - кивнула, старательно глядя куда угодно, но только не на господина. Щеки её пылали. - Я собирала нужные травы, данна. Не думала, что наткнусь на Вас...
- Проведешь меня?
Хисана кивнула, пристроившись, как и полагалось женщине, за спиной господина, в нескольких шагах. Больно тропа меж высоких зеленых стеблей была узкой, не пройдешь рядом, как бы ни хотелось. Несколько минут они шли молча, когда, будто вспомнив что-то, господин заговорил:
- Хисана... - недолгая пауза. Травнице показалось, что весь мир словно замер на миг. - Я велел своим людям собираться. Мы выезжаем завтра, на рассвете.
Сердце пропустило удар. Нет, она, конечно, знала, что рано или поздно это случится, но не думала, что именно сегодня.
- Да, Бьякуя-сама, - сглотнув комок, вставший поперек горла, тихо ответила девушка. - Я подготовлю травы и припарки, которые могут пригодиться вам в дороге. На всякий случай, - она опустила голову, разглядывая узкую, каменистую тропинку под ногами, до побелевших костяшек сжав короб, опомнившись лишь тогда, когда тонкие стенки заскрипели.
- Мне хотелось бы, чтоб ты поехала со мной.
Она замерла. Ей показалось, что слух в кои-то веки подвел её.
- Что? - удивленно переспросила, подняв голову. Заметив, что и господин повернулся и смотрит на неё. И она никак не могла дать определение этому взгляду. Теплому, полнящемуся затаенной надеждой.
- Мне хотелось бы, чтоб ты поехала со мной, Хисана, - он повторил, шагнув навстречу ей. Сокращая расстояние, перекидывая через пропасть мостик.
- Но как же... - она вцепилась в свой короб, словно он был спасательным кругом. - Но как же деревня и... Рукия? - почти шептала, не зная, как вести себя. Может, он просто хочет, чтоб она присмотрела за его воинами в дороге? Или решил дать ей должность в своем замке? Ну уж нет, не нужны ей такие благодарности! Она не за должность и не за почести его лечила.
- Я приказал подготовить повозку. Она сможет спрятаться, а потом можно будет придумать, что сказать другим. И отправлю сюда лекаря, когда прибудем в Гифу, - ещё один шаг, Бьякуя как-то нерешительно поднял руку, касаясь её плеча. Осторожно, словно боясь, что она тут же отпрянет. - Хисана... ты дорога мне... - и столько теплоты в его словах скользнуло, столько щемящей какой-то нежности, что у неё перехватило дыхание. В темных глазах блеснули слезы.
- Я... - она даже не попыталась сбросить его ладонь. Столь же теплую, как и его голос. - Вы оказываете мне слишком большую честь, данна, - она вздохнула и сделала то, о чем так давно мечтала. Накрыла его ладонь, лежащую у неё на плече своею. Но разве не об этом она мечтала порой перед сном? Разве не хотелось ей услышать - идем со мной? Так почему она колеблется? Почему боится последовать за своим сердцем?..
- Пожалуйста... - его голос прервал размышления травницы. Просьба была неловкой, ведь господин не привык просить. Он привык приказывать и привык, что приказы его исполняют, но ведь... просит. Её, травницу, девушку из деревни. Ту, на которую в иных обстоятельствах и не взглянул бы. Хисана куснула губу и всё-таки решилась.
- Я... поеду с вами, Бьякуя-сама, - ками, что же она делает? Но, увидев, как осветилось от её слов лицо данна, поняла, что сделает всё, лишь бы только увидеть эту улыбку снова...
Отчего-то некстати вспомнилась улыбка матери. Она улыбалась куда чаще, нежели данна, но... так же радостно и так же ярко, словно зажигалось ещё одно солнышко, только уже на земле. А ещё мамины слова. Чудеса случаются...
- Нужно только верить... - прошептала, касаясь груди, там, где на шнурке скрывалась деревянная фигурка, вырезанная, по словам Кёко, её отцом. Может быть, отправившись вместе с Бьякуей-сама, ей удастся найти хоть какие-то его следы? Или всё-таки не стоит?
- Прости, я не расслышал, - она встряхнулась, вспомнив, что сейчас не одна и что недолжно так впадать в раздумья, когда рядом данна.
- Ничего... я просто вспомнила, что мне говорила мама когда-то, - она немного смущенно улыбнулась, машинально сжав его ладонь в жесте поддержки и одобрения.
- Расскажешь? - заинтересованно наклонил голову мужчина.
- Она говорила, что чудеса случаются, нужно лишь верить, - опустила взгляд.
- Мне кажется, что твоя мать права, - очень серьезно ответил ей Бьякуя.
Дар
- Сико, ты знаешь, кто едет в этой повозке? - молодой самурай, сидящий у костра, дернул друга за рукав плотного льняного косодэ. - А то столько странных слухов бродит...
- А ты разве не видел? - лицо того вытянулось. - Это же Хисана-сан, которая исцелила господина. Она и в деревню приходила, Акамиэ и Дзюнту лечить. Знахарка из Сиракавы.
- А зачем господин попросил её поехать с нами? - протянул воин, зачерпнув из котелка и налив себе ещё чаю. Сико посмотрел на него как-то странно.
- Тебе охота сплетни слушать, Тоси? - поинтересовался немного раздраженно.
- Ну... всякое ж говорят... - немного сбавил пыл Тоси. - А мне что - не слушать?
- Именно. Бьякуя-сама велел обращаться с госпожой знахаркой со всем почтением. Это и понятно - она жизнь ему спасла. Может, он должность ей в замке жаловать решил?
- Женщине? - с неприкрытым удивлением сказал. Сико тихо фыркнул. Вот уж не думал он, что друг его подвержен этим старомодным предрассудкам, что женщина ни на что не способна. А вот у него пять сестер да жена - все умницы и красавицы, как на подбор, мастеровитые и понятливые. Дом на их хрупких плечах и держится, пока он с данна по горам разъезжает. Или, может, это так повезло, что женщины его рода обладают столь бесценными качествами? Как бы то ни было, его почтенные родители постарались, чтоб воспитать дочерей как подобает. А он, мужчина, должен быть им защитой. Надо бы просватать за друга дорогого старшую, Икиё, она уже в самую пору вошла. Вот и покажет ему, что такое настоящая женщина, прямо как госпожа знахарка.
- Не суди о свитке по футляру, Тоси, - взвешенно сказал, оглядывая друга с толикой снисходительности. Тоси лишь тихо хмыкнул. Он прекрасно знал, насколько друг любит свою семью и насколько заботится о сестрах. И потому он решил перевести тему.
- А ты видел Хисану-сан? - полюбопытствовал немного жадно. - Какова она из себя?
- Видел, - кивнул Сико. - А скажу я, что не выглядит она как селянка, - покачал головой, припоминая знахарку, которая выходила их повозки на привале два дня назад. Она попросила его нагреть котелок воды для неё. Наверняка, чаю захотелось или ещё чего.
- Вот что я скажу, Тоси, - по дурной привычке пожевал губу Сико. - Росточку из себя она невысокого, едва мне до плеча макушкой достает, а господину вообще, наверное, по грудь будет. Волосы завсегда аккуратно убраны в прическу высокую, руки маленькие, узкие, пальчики тонкие, ноготки аккуратные, чистые. Красивые руки. А уж глаза... - покачал он головой. - Как небо вечернее - темно-фиолетовые, глубокие, аж мороз по шкуре дерет. И кожа светла, не в пример смуглым девушкам Сиракавы. Да и одевается не как женщинам деревенским должно, а как мико, в хакама, только темные, да косодэ, и хаори поверх. Говорит мягко, обходительно, но с достоинством, не всякая благородная так умеет.
- А не боится, что покарают за одежду не по рангу? - удивленно протянул Тоси, позабыв про чай в пиале и пялясь на друга совсем уж нескромно.
- А кто скажет, что не по рангу она одета? - покачал головой Сико. - Знахари да лекари всегда особняком держались, что те оммёдзи. Поди, уличи их в непочтении или недолжном поведении.
- Чудеса ты говоришь...
- А не веришь - проверь, поди. Могу стражу тебе завтра свою уступить у повозки.
- А и уступай! - вскинулся Тоси горделиво.
- Ты осторожно только, данна каждый день справляется у госпожи знахарки, хорошо ли к ней относятся. А нрав господский ты сам знаешь, - предостерег Сико друга.
- Теперь мне только больше хочется хоть глазком взглянуть на неё, - прищурился хитро Тоси.
***
Ехали они вот уже вторую неделю. И если воины Бьякуи-сама были готовы ещё тем вечером, то Хисане пришлось метаться по дому ошпаренной кошкой, собирая всё, что могло пригодиться. По её же просьбе к порогу пригнали крытую повозку, о которой распорядился данна, и с помощью Рокуты-куна она перетащила туда футоны, одеяла и сундучки с травами и вытяжками - большую часть, разумеется, оставив в доме, - котелок да парочку ступок, в которых травы растирала. Принесла одежды и прочих мелочей, что могли понадобиться в пути. И, конечно же, древний меч, пожалованный её предку, тому, самому первому в роду, Левым Министром за особые заслуги перед престолом. Какую такую услугу оказал Гэнкин тогдашним власть предержащим, Хисана не знала, но и оставить семейную реликвию, которая содержалась в отменном порядке, она не могла. У меча даже имя было и, порой, травнице казалось, что и душа, стосковавшаяся по ярым битвам и достойному хозяину. А ещё семейное предание - тот, кому передаст женщина её рода этот клинок, останется с нею. Но никто из всех поколений, никто из дочерей рода Тано так и не решался отдать Сэмбондзакуру в чьи-то руки. То ли не видели достойного, то ли были настолько уверены в своих возлюбленных, что не считали нужным проверить предание, кто знает?
И сейчас, покачиваясь в повозке, она держала на коленях сверток с мечом, любуясь белоснежными ножнами и наполовину выдвинутым клинком со странным клеймом в виде пяти лепестков сакуры. Лучи солнца, прокравшихся в приоткрытое окошко, забранное тонкой льняной сеточкой, играли на хамоне безупречного лезвия. Напротив дремала Рукия, её милая сестренка, укутавшись в тонкие одеяла так, что лишь макушка виднелась да перышки тоненькие.
Ей предстояло научиться держать людской облик и днём, и ночью за время поездки, чтоб предстать перед старым господином, Гинрэем-сама, пусть и передавшим все дела внуку, но всё ещё следящим за почтенным семейством к вящей славе Кутики. Но сейчас... пусть ещё побудет такой, какой она есть, пусть насладится мгновениями свободы. Вздохнув, Хисана привычно задвинула меч в ножны, убедившись, что сейчас ему не нужна ни полировка, ни смазка, когда полог, отделяющий её от всего остального мира, приподнялся и в повозку заглянул данна.
- Доброго дня, Хисана, - негромко поприветствовал, едва заметно улыбнувшись ей. - Тебе удобно? Мы не слишком быстро едем? - спросил, а потом взглянул на лежащий на её коленях сверток. - О... это твой? - во взгляде разгорелся интерес, присущий любому хорошему воину, увидевшему новое оружие.
- Всё хорошо, Бьякуя-сама, - она тепло улыбнулась. - Нет, он принадлежал моему далекому предку. Семейная реликвия, данна, - легонько погладила кончиками пальцев белеющие, словно рисовые зернышки, ножны. Мужчина кивнул, задержавшись взглядом на её лице, и опустил полог, добавив:
- Я надеюсь, ты поужинаешь со мной сегодня?
- Да, - заворачивая меч в плотный провощенный отрез шелка, ответила она. - Разделить с вами ужин - честь для меня, Бьякуя-сама.
Она не сомневалась, что её слова достигли цели, когда послышалось короткое "Ёу-ёу!", которым господин подначивал своего коня, уносясь куда-то в "голову" их небольшого каравана. И она уже успела к этому привыкнуть? Когда он впервые развел костер рядом с кибиткой, пригласив её к огню, Хисана не знала, куда себя девать от смущения. Особенно, в свете своих чувств к нему, но господин выглядел столь непринужденно и уверено, что со временем и она стала ощущать себя свободнее. Они беседовали обо всём на свете, усевшись друг напротив друга, ловя сполохи пламени на лицах и чем дальше, тем больше она уверялась, что её чувства взаимны, пусть о них и не говорилось вслух. Нет-нет, кто угодно мог подойти к господину и убедиться, что самое предосудительное, что здесь происходит, это мимолетное соприкосновение ладоней, когда она подавала ему чашу с рисом и печеным на углях угрем или безмолвное общение, когда полувзгляда, полувздоха достаточно для понимания. И, поначалу, рядом всё время кто-то бродил. Чаще всего - Рокута-кун, то ли ревнующий внимание данна, то ли подозревающий её во всех грехах, которые можно было предположить.
- Хисана-а... - проснувшаяся сестра выбралась из-под одеял и потянулась к ней за лаской. Знахарка отложила меч и передвинулась к девчушке, перебирая невесомые шелковистые перышки.
- Он теплый, - котэнгу перевернулась на спину, заглянув ей в лицо. А в следующее мгновение - сосредоточилась, нахмурилась, отчего черты острого личика будто смазались, и сменила облик на человеческий. Миленькая синеглазая малышка поежилась.
- Так ведь лучше, да? - наклонила голову вбок.
- Так ты не выделяешься, Рукия, - Хисана погладила девочку по волосам, вслушиваясь в стук копыт и скрип колес повозки.
- Значит, хорошо, - кивнула девочка, немного важничая. - Если я буду выглядеть так, то другие не догадаются о тебе, да?
Девушка лишь вздохнула. Порою ей казалось, что сестра понимает куда больше, чем говорит. А порой она была в этом абсолютно уверена. И как объяснить малышке, что человеческий облик просто убережет её от злости и непонимания людей? Но ведь когда-то оммёдзи были куда более распространены и творили чудеса невозбранно. Когда-то даже при императорском дворе всегда был настоящий кудесник, а не кучка шарлатанов, гнездящихся по углам и потрясающих свитками с гороскопами.
- Тебе будет безопасней в этом облике, милая, - знахарка ласково взъерошила ей волосы.
- Тогда я постараюсь... - она потерлась о руку Хисаны, словно котенок. Той лишь оставалось прикусить губу и опустить взгляд, чтоб не выдать слез. Сколь бы она ни мечтала о том мире, в котором её сестру приняли бы как равную, этого никогда не случится. Слишком уж редки те, кто подобен господину. Способные преодолеть страх, заглянуть вглубь собственного сердца и понять, что причин бояться нет.
- Я люблю тебя, милая. - Хисана обняла сестру, укрывая рукавами кимоно, словно птица укрывает крыльями птенца. Отгораживая от враждебного внешнего мира, несущего в себе столько же несправедливости и горя, сколь и счастья. И благословенна судьба того, чей путь содержит второго больше, чем первого.
- И я тебя тоже, - улыбнулась девочка.
Повозка катилась быстро, иногда подпрыгивая на кочках и выбоинах дорог. Здесь, вдали от Хэйан-кё, благополучной столицы, редко кто заботился о восстановлении оных. Золотой период завершился, его сменило время смут и войн, когда земли раздирали войска могучих господ, когда префектуры, города и деревни могли менять хозяев трижды на неделе. И редко какое селение было расположено столь же удачно, как и Сиракава, избегая пристального внимания сильных мира сего.
- Хисана-сан, привал, - объявил новый стражник, едущий рядом с повозкой вместо привычного и почти ничему уже не удивляющегося Сико. Повозка качнулась, сворачивая в сторону от дороги. Судя по всему, разведчики отыскали подходящее место, чтоб спокойно разместить весь отряд. Пришлось ещё немного потрястись на кочках, придерживая сестру за худенькие плечики, когда скрип колес и покачивание прекратились. Значит, прибыли к месту сегодняшней ночевки.
- Не хотите ли размять ноги, Хисана-сан? - донесся всё тот же голос.
- Сейчас, почтенный..?
- Тоси, Хисана-сан.
- Тоси-сан, - она накинула на плечи хаори и придержала полог, выбираясь наружу. - Вы не могли бы принести дров или хвороста, чтоб разжечь костер?
- Конечно, - улыбнулся тот, разглядывая её настолько пристально, что травница смутилась, опуская взгляд. Впрочем, в гляделки играл воин недолго, вскоре оставив её в одиночестве. И девушка принялась подготавливать место для костра, достав из кибитки недлинный ножик и расчистив траву на небольшом пятачке земли. Принесла несколько дзабутонов, раскладывая вокруг будущего костра, и котелок, и травы для чая. Вокруг там и сям вспыхивало пламя, ровный гул мужских голосов, смешков и окликов умиротворял, убаюкивал, подобно шуму листвы в кронах, означая, что в округе ничего дурного нет и не предвидится, означая, что можно быть спокойной и за господина, и за сестру, и за себя.
- Я разожгу костер, Хисана-сан. - Её охранник вернулся с охапкой хвороста, тут же принимаясь хлопотать у расчищенного квадрата.
- Вы очень любезны, Тоси-сан, - негромко произнесла, мягко улыбнувшись.
- Это моя обязанность - присматривать за вами, - охранник подмигнул ей, ломая высушенные до звона ветки, укладывая их аккуратным домиком над растрепанной паклей.
Бьякуя-сама вышел к костру и кибитке ровно к тому моменту, как забулькала похлебка в подвешенном на треногу котелке, а Тоси завершал рассказ о своей семье и о том, как попал в войско господина.
- Доброго вечера, Хисана.
Девушка плавно склонила голову, приветствуя его.
- Доброго вечера, Бьякуя-сама. Суп скоро будет готов. Тоси-сан любезно помог мне с костром, - медленно выпрямилась, не отрывая взгляда от котелка, исходящего паром.
- Хорошо, - кивнул он, усаживаясь на дзабутон, скрестив ноги. - Тоси, можешь быть свободен, - велел. Воин, коротко поклонившись, поспешил уйти.
- Вы устали, данна? - негромко спросила она, разглядывая узкое лицо. - Шрамы не тревожат Вас?
- Не настолько, чтоб это было достойно внимания, Хисана, - он улыбнулся. Едва заметно, как и всегда, но знахарка была рада и такой его улыбке, словно ему приятна её забота. Хотя, почему - словно? Господину действительно было приятно это ненавязчивое, тихое и искреннее внимание, так не похожее на нарисованные улыбки столичных красавиц. Высокомерных, холодных и колючих, словно шпильки, что они носят в высоких прическах. В Хэйан-кё давно нельзя было найти искренности, тамошние девушки, особенно из знатных, искали выгоды. Их томные, ленивые движения не походили на быстро-текучие и уверенные у Хисаны. И, пожалуй, эти отличия, бросающиеся в глаза так же явно, сколь и манера вести беседу (несколько старомодная, как выражались ещё при первой императрице), говорили лишь в её пользу.
- Осмелюсь возразить Вам, - она поднялась, помешав варево, и, сочтя его готовым, сняла с огня, наполнив глубокие мисочки и подав господину одну. - Ведь во время сражения Вам необходима уверенность в каждом движении.
Он принял пищу, мимолетно коснувшись её ладони.
- Я тренировался всю зиму, Хисана, - мягко напомнил. В уголках глаз его таилась улыбка, разбегаясь едва заметными морщинками.
- Но рубец выглядит всё ещё не слишком хорошо, господин... если бы Вы позволили мне время от времени осматривать его... - она протянула ему хаси, смущенно отводя взгляд. - У меня есть снадобья, которые помогут...
- Хорошо. Я позволяю, - кивнул ей, принимаясь за ужин. В дороге незатейливая, но сытная пища с тонкими подсушенными рисовыми лепешками, казалась божественно-вкусной. Особенно, после дня, проведенного в седле.
Украдкой он любовался тем, как ест она - аккуратно, не спеша подцепляя пряные травы и кусочки рыбы, чечевицу и нарезанные ломтиками грибы - свежие, к слову, видимо, найденные на месте прошлой стоянки. Сам же Бьякуя проглотил свою порцию как-то слишком быстро, даже не особо разобрав вкус. Заметив, что мисочка господина опустела, Хисана отставила свою и насыпала ему добавки. Оглянулась по сторонам, не видит ли кто, и отнесла котелок в повозку, Рукии и повесила над огнем другой, для чая.
- Тогда, смею надеяться, Вы придете ко мне на рассвете, перед тем, как воины соберут лагерь? - её сэйдза была безупречна, как и легкий поклон в его сторону.
- Приду, - снова кивнул он, позволив себе ещё одну улыбку. Уже чуть более явную.
- Хорошо.
Какое-то время у костра царило молчание, но, похоже, ни одна из сторон не тяготилась оным. И всё же, Бьякуя-сама решил первым его нарушить.
- Хисана. - Девушка подняла взгляд от котелка, наполненного чистой водой, которую принес Тоси, заинтересованно посмотрев на данна. Он ощутил некоторую неловкость, но быстро взял себя в руки, продолжив:
- Ты не могла бы показать мне вашу семейную реликвию?
Безусловно, как и любого мужчину, умеющего держать в руках оружие, его заинтересовал тот клинок. И всё же, просить показать не просто меч, а то, что передавалось в семействе из века в век, бережно хранимое и, как он успел заметить, достаточно умело обихоженное... тут даже ками ощутили бы неловкость. Но знахарке было не до таких тонкостей, потому что она кивнула и полезла в кибитку, тихо попросив Рукию передать ей сверток с древним клинком. Меч она взяла на руки, словно дитя, прижимая к груди. Бьякую позабавило. На миг он даже представил себе темноволосого мальчугана в белой коротенькой юкате, обнимающего Хисану за шею.
- Прошу, Бьякуя-сама, - девушка протянула сверток ему.
Господин бережно коснулся провощенного шелка, кладя меч на колени и разматывая слои ткани. Вот показалась рукоять с лиловой оплеткой и простой цубой светлой бронзы, белоснежные ножны без единого темного пятнышка. Помедлив и бросив на Хисану вопросительный взгляд, он правой ладонью коснулся теплой, будто живой рукояти и большим пальцем левой вытолкнул меч из ножен. Миг сопротивления, а затем оружие подалось, легко толкнувшись в ладонь и выскользнув с тихим шелестом.
Бьякуя поднялся, разглядывая светлое лезвие, в отсветах пламени казавшееся лиловатым, как оплетка. На пробу принял основную стойку, тюдан-но-камаэ, и несколько раз взмахнул клинком, проверяя баланс.
- Ты говорила, что он принадлежал твоему предку, - вложив меч в ножны, он вернулся на дзабутон и, помедлив миг, протянул его владелице. Хисана вздохнула. Ей показалось... нет, она совершенно точно была уверена, что они друг другу пришлись по душе. И потому она решилась на то, что любой другой счел бы безумием. Подошла к господину и, нарушив боги весть сколько правил этикета и дозволенного, коснулась его руки, положив оную на рукоять, легонько сжимая поверх.
- Да. Сэмбондзакура принадлежал самому первому мужчине в нашем роду, Тано Гэнкину. Пусть теперь он послужит Вам, Бьякуя-сама, - очень серьезно сказала знахарка, заглядывая в серые глаза господина, полнящиеся неприкрытым удивлением.
- Хисана, но...
- Вы сможете распорядиться им с куда большей пользой, данна, - пресекла возражения девушка. - К тому же, мне будет спокойнее, если он станет защитой руке его держащей, - не удержавшись, Хисана всё же погладила ладонь Бьякуи, самими кончиками пальцев, грустно улыбнувшись. И отступила, поклонившись низко-низко.
А выпрямившись - замерла, потому что господин ответил на её поклон столь же учтивым и глубоким.
- Даю слово, что никогда не оставлю без защиты тебя, Хисана, - негромко произнес, выпрямившись и посмотрев ей в глаза. - Тебя и твою сестру.
- Я верю Вам, Бьякуя-сама, - кивнула она и вернулась к огню, снимая котелок с чаем, чтоб остыл.
***
- Ну, ты видел? Видел? - сгорая от нетерпения, заглядывал в лицо другу Сико.
- Тссс, - цыкнул на него друг. - Не только по-твоему. Весь отряд видит.
- В какую-то знахарку? - прошептал воин недоверчиво, придвигаясь поближе к костру. - А она случайно не околдовала его? В Сиракаве всякое говорили...
- Ага. Околдовала. Тем, что не прыгала ему на шею при первой же возможности, - негромко и очень язвительно произнес Сико.
- Но ведь ему сватали достойнейшую Саэри из семьи Нитта, - несколько ошарашено молвил Тоси. - И прекрасную Хатакэяма-но Тамико. Не спорю, Хисана-сан очаровательна, словно тихий лесной ручей, но...
- Именно. Словно лесной ручей, - поглядывая по сторонам, проговорил Сико. - Все эти придворные, именитые, благородные... гадючки. Так что господин сделал очень правильный выбор.
- Ты б не говорил такого, Сико... ещё язык отрежут за хулу.
- Угу. Только правда это, - буркнул тот.
- Так я же и не спорю, друг... - Тоси поморщился, припоминая Хэйан, который впервые увидел несколько лет назад, когда ему выпала честь сопровождать молодого господина, и дворцовые коридоры, полнящиеся шорохами шелков, удушливыми ароматами притираний и благовоний, косыми взглядами из-под вееров и набеленными, словно оттиснутыми с одной дощечки, лицами.
- Да и... куда ни глянь - складывается удачно, - помолчав, Сико подкинул веток в догорающий костер, и пламя жадно вцепилось в добычу, плюясь искорками. - Время смутное, а лекарей хороших не так уж и много. Хисана-сан же без сомнений владеет своим ремеслом куда лучше, чем Такэси-доно.
- А ты откуда знаешь, Сико? Она ведь тебя не лечила, - голос, раздавшийся из-за спин, сплетники узнали мгновенно, застыв, как сидели. Синдзиро-сэмпай умел подкрадываться тихо, как кот, время от времени доводя своих кохаев до нервного тика. Действо же это гордо именовалось тренировкой, ибо "воин должен быть готов к любым неожиданностям".
- Синдзиро-сан, простите нашу дерзость, - оба молодчика тут же упали в сайкэйрэй.
- На первый раз - прощаю, - мужчина окинул взглядом молодых вояк. - Впредь же ведите себя достойно. Это слугам в какой-то мере дозволено перемывать кости господам, но для вас такое поведение недопустимо.
- Д-да, - откликнулись они, не поднимая голов. Он же, удовлетворенно кивнув, отступил в ночную темноту. Следует напоминать мальчишкам время от времени о должном и недолжном. Тем более, господин строго наказал беречь честь Хисаны-сан, и Синдзиро собирался выполнить повеление со всей тщательностью, ни на миг не забывая о том, чем девушка жертвует ради Бьякуи-сама. Ведь если хоть одна живая душа прознает о её сестре или о ней самой... одним ками ведомо, что тогда случится. Самурай качнул головой. Вот уж не думал, что знахарка настолько доверяет слову господина, что решила открыть свою тайну ему и Рокута-куну. А ведь данна всего лишь за них поручился...
- Синдзиро-сэмпай, - окликнул его из темноты не к часу упомянутый юнец, патрулирующий лагерь наравне с ним. - Всё в порядке?
- Разумеется. Разве может быть иначе? У тебя?
- Тоже порядок, - в неверном свете луны блеснули глаза.
- Добро, - удовлетворенно откликнулся Синдзиро. - Следи за небом и жди смены.
- Да, - едва различимый шорох подсказал ему, что Рокута удалился.
Сны, вести и торжество
Переплетение тропок меж цветущих вишен вело вглубь сада. Раскидистые, они закрывали от взгляда глубокие, по-весеннему чистые небеса. Где-то на окраине тихо журчал ручей, доносилось мерное цоканье содзу, призванного не только отпугивать вредителей, но и напоминать посетителям этого великолепия о течении времени. Бьякуя про себя начал считать, отмеряя мгновения до следующего удара бамбука о звонкий плоский камушек. В замковом саду Гифу тоже был содзу, но... не было столько вишен. И столько вишневых лепестков плавно, подобно снегу, осыпающихся на выложенные мелкой речной галькой тропинки. Он неторопливо шел вперед, любуясь созданным неведомо кем садом. За каждым поворотом открывалось нечто новое, будь то группа замшелых валунов, изображающих горную гряду в миниатюре, мостик, изогнувший каменную спинку, как настороженный кицунэ, или статуя какого-то божества с полуистершимся ликом. Где-то впереди мелькнуло что-то белое, послышался звонкий мальчишечий смех.
Дети? Здесь есть дети?
В следующий миг Бьякуе подумалось, что неплохо было бы догнать и расспросить ребенка, где он всё-таки оказался. Но коротенькая белая юката то и дело мелькала за поворотом тропинки, не приближаясь и не отдаляясь от него. Мужчина перешел с быстрого шага на бег. От вишневого цвета зарябило в глазах, тропка извивалась, подобно застывшей змее, и под подошвами варадзи поскрипывали камешки-чешуйки. Смахнув со лба пот, Бьякуя повернул в очередной раз и оказался на краю поляны. Вишни росли на ней полукругом, освобождая обширную каменную площадку, рассеченную надвое изгибом линии. Половина камня была черна, как ночь, вторая же напоминала разлитое, да так и застывшее молоко. Символ единства противоположностей. И прямо посередине этой каменной площадки замер знакомый уже мальчуган. С виду ему было пять или шесть весен. Черные, отливающие глубоким пурпурным цветом волосы, темно-синие, яркие и неожиданно цепкие глаза на детском лице с тонкими, острыми чертами. Коротенькая белая юката, перехваченная белым оби. Мальчик сощурился, словно примерялся к нему, к Бьякуе, когда воин решил нарушить тишину.
- Здравствуй.
Ребенок наклонил голову набок, прислушиваясь к звучанию его голоса. Странный какой...
- А ты ещё не догадался? - негромко фыркнули в ответ, несколько нарочито обводя взглядом цветущие вишни. Вишня... сакура...
Внезапно налетевший порыв ветра закружил вишневые лепестки вокруг хитро улыбающегося мальчугана. Сотни, тысячи лепестков плясали в воздухе, вихрем разлетаясь по впаянному в землю символу ин-ё, то вздымаясь до верхушек деревьев, то стелясь поземкой. Тысяча лепестков сакуры...
- Сэмбондзакура, - несколько ошарашенно прошептал мужчина. Шепот был услышан и ветер утих...
- Правильно, - искренне улыбнулся мальчик. - Я - Сэмбондзакура.
- Цукумогами? - в этот раз Бьякуе удалось быстро обуздать свои чувства. Да и кто не слышал историй об оживших вещах? Тем более, вещах, видевших не одно поколение.
- Ага, - обрадованно кивнул Сэмбондзакура. - Хисана-тян правильно передала тебе меч, а значит теперь мой хозяин ты.
Слышать обращение -тян в отношении пусть и молодой, но всё же самостоятельной девушки от невысокого ребенка было несколько... странно? Да. Именно - странно. Почти так же странно, как и несколько бесцеремонное "ты" в свою сторону. Но ведь этот ребенок жил в мече не одно столетие, а значит, подобное уместно? Наверняка. В какой-то миг Бьякуе показалось, что чудеса начали сыпаться на его голову как из прохудившегося мешка. Котэнгу, сама Хисана, дитя двух миров, а теперь ещё цукумогами с хитрющими-хитрющими глазами и шкодливым выражением на улыбчивой мордашке.
- А меня Бьякуей звать. - Воин всё-таки шагнул вперед, по черному камню, туда, где стоял Сэмбондзакура.
- А я знаю, - задорно кивнул он в ответ. - Ты ведь будешь пользоваться мной? - по-детски требовательно и настойчиво. - Спать в ножнах скучно... - сокрушенно покачал головой.
- Конечно. Мечом ведь сражаются, да?
- Да. Значит, я наконец-то вырасту! - искренняя, незамутненная радость и ослепительная улыбка вспыхнули на лице Сэмбондзакуры, как солнечный лучик на лезвии.
- Обязательно вырастешь, - пообещал мужчина. Что-то ему подсказывало, что в его лице Бьякуя приобрел то ещё шило, а значит, о рутине и скуке придется надолго забыть...
- Бьякуя-сама! - послышался голос Синдзиро, будто пробивающийся из глубины. Вишневый сад подернулся тоненькой туманной дымкой, отдаляясь. - Бьякуя-сама!
- Приходи ещё, поиграем! - звонкий голос мальчика-меча донесся уже издалека, отблеском чудного сна. Почему-то ни в реальности того мира, ни в реальности Сэмбондзакуры он не сомневался. Но пришлось отвлечься на другую реальность. Реальность, в которой его помощник настойчиво пытался дозваться до своего господина.
- Бьякуя-сама!
- Я слушаю, Синдзиро, - он поднялся, откидывая тонкий плащ. Не смотря на то, что погода уже более или менее устоялась, зябкий горный ветер по ночам всё равно пробирал до костей.
- Вы велели разбудить Вас на рассвете. - Взгляд вернейшего слуги полнился тревогой. - Я уже с лучину пытаюсь до Вас дозваться, Бьякуя-сама.
- Странно...
- Вы... что-то выпили?
- Нет. Просто видел сон, - задумчиво потер подбородок господин, накидывая на плечи плащ. - Уже все собрались?
- Ещё нет. Только-только начали, - ответил Синдзиро. - Хисана-сан просила передать, что ожидает Вас, господин.
Бьякуя кивнул.
***
Она и вправду ждала, присев на подножку, устроив рядом с левой рукой коробок с мазями и корпией. Ждала, глядя куда-то ввысь, словно стремясь разглядеть одной ей ведомый знак среди легких и пушистых облаков, плывущих в вышине подобно величавым кораблям гайдзинов. На миг Бьякуе стало интересно - видела ли она когда-нибудь эти корабли? А море? Хотя бы во снах?
Услышав его шаги, знахарка опустила голову, поднимаясь и поворачиваясь к нему. Поясной поклон в её исполнении было полон уважения и почтения, но без подобострастия. Собранные в строгий пучок волосы, выбившаяся, растрепанная прядь, скользнувшая по лицу. Сейчас, в серой рассветной мгле она отчего-то казалась особо хрупкой и беззащитной. А ещё - невероятно печальной. Настолько, что у Бьякуи мелькнула запоздалая мысль - что скажет Дзи-сама, когда он привезет её в Гифу? Простолюдинка. Пусть знахарка, а значит не совсем уж плебейка, но всё же происхождение совсем не то. И, наверняка, она не та женщина, которую хотел бы видеть в роли его супруги почтенный дед.
- Вы не могли бы снять доспех, Бьякуя-сама? - прервал размышления её вежливый голос. Бьякуя кивнул, распутывая узлы, удерживающие кое-как подправленный деревенским кузнецом нагрудник.
- Я внимательно Вас слушаю, данна, - она осторожно коснулась тонкими пальцами узловатого багрового рубца. Ещё нескоро он побелеет... Если только знахарка не приложит к этому свою ручку.
- Ты знала, что в мече живет цукумогами?
- Безусловно, - она немного смущенно улыбнулась, доставая корпию и плоскую бамбуковую коробочку с плотной крышкой. - Сэмбондзакура уже показывался Вам, Бьякуя-сама?
- Да. Из-за него Синдзиро едва меня добудился, - с тихим смешком поделился он. - Можно ли как-то попросить его, чтоб больше такого не устраивал?
- Вы вольны приказать ему, Бьякуя-сама, - серьезно ответила Хисана, открывая коробочку. Пахнуло алое и ромашкой, и ещё какими-то неведомыми ему травками. - Но, думаю, это не повторится. Он знакомился с Вами, вот и перестарался немного.
- Вот как... - задумчиво протянул мужчина.
- Простите его, господин. Он из лучших побуждений. Да и... думаю, слишком истосковался по доброй руке и славной битве. Первым и последним его хозяином был почтенный Гэнкин, - она ловко перебинтовала его торс, прижимая корпию, смоченную в заживляющем настое.
- Я закончила, господин, - плавный поклон.
- Благодарю, - едва заметно кивнул он.
- Бьякуя-сама, - она подняла взгляд, ненадолго умолкнув, привлекая его внимание. - Вы позволите мне спросить?
Он замер. Вот оно. Тогда, собираясь, она не задавала вопросов. И всё это время тоже, то ли смирившись со столь резкой переменой в своей жизни, то ли не решаясь спрашивать, то ли проявляя своеобразное уважение к нему и его чувствам. Но кто сказал, что она чувствует то же самое, что и он? Может это страх? Или нежелание противиться воли лорда, способного в гневе разрушить до основания всё, чем она так дорожила? Страх липкими пальцами огладил его душу. Его! Способного противостоять с горсткой верных воинов огромному отряду разбойников. Но Бьякуя не был бы собой, если бы не умел бороться со страхом.
- Спрашивай, - спокойно произнес он, глядя на высунувшуюся из повозки мордашку Рукии. Мордашка, к слову, была преславненькой. Уже сейчас было видно, что девочка вырастет настоящей красавицей. Если, конечно, не знать того, что эта красавица склонна по собственному желанию обрастать перьями и срываться в небо.
- Бьякуя-сама, в качестве кого Вы представите меня обитателям Гифу? - голос девушки был спокоен. Однако же чувствовалась в нём... неопределенность и толика страха. А ещё нечто не совсем внятное, пока она помогала ему облачиться в латы. И когда молчание затянулось слишком надолго, настолько, что это казалось уже непристойным, она предложила:
- Представьте меня как лекаря, Бьякуя-сама. Это... будет честно и позволит Вам соблюсти приличия, господин мой, - нотка горечи, приправленная обреченностью, приятием той пропасти, которая всегда была меж ними и которая становилась всё шире и ощутимей с каждым днем, приближающим возвращение в Гифу. Было ли желание пересечь оную у неё? Совпадало ли оно с его желанием?
Но... она ведь согласилась! Согласилась отправиться с ним. В неизвестность. Она передала ему реликвию своего рода. Разве это не было достаточным подтверждением её чувств? Её желания быть рядом, не смотря ни на что? Стыдись, Бьякуя. Зачем сомневаешься, когда ответ и так известен? Когда он читается в каждом её движении?
- Я... представлю тебя как лекаря, - помедлив, подтвердил он. - Для начала. Пока не придумаю, что нам делать дальше.
Показалось ли ему, что она вздохнула с облегчением? Показалось ли, что маленькая котэнгу очень серьезно кивнула, принимая их общее решение?
Да, в этом "дальше" было много неопределенности. Слишком много, чтоб оставаться спокойными и невозмутимыми, как должно. Но ради того, чтоб выковать своё счастье, можно было рискнуть.
***
Спустя два дня они выехали на хорошую дорогу, именовавшуюся Золотой Нитью, которая, как поговаривали, паутиной соединяла все мало-мальски важные замки и города Нихон коку. И пусть давно не прокладывались новые пути, эти всё же поддерживались в порядке Высочайшим указом. Ехать стало легче, да и вероятность нападений несколько уменьшилась - у самого поворота, на стыке двух дорог, двух таких разных миров, они встретили конный разъезд. Бьякуя не без гордости отметил, что Гинрэй-сама счел его совет достойным внимания и обезопасил префектуру от неприятных случайностей со стороны недругов. К тому же, встреча с отрядом давала ему повод разузнать последние новости...
- Бьякуя-сама! - у молодого воина, который вел отряд, были тёмно-каштановые волосы, отливающие на солнце рыжим, почти красным. Поговаривали, что далекий его предок привез из набега на континент женщину. Рабыню красоты необыкновенной, с ярко-рыжими волосами, цветом подобными осенним кленовым листьям. Что освободил её и взял в жены, и именно потому весь их род словно поцеловала в макушку Аматэрасу-омиками, одарив своей милостью и удачливостью. Он был точно таким, каким запомнился перед зимой. Открытый и легкий, невероятно упрямый, честный и прямой, словно летящая в цель стрела.
Сделав знак своим людям, Рэндзи развернул лошадь, помчавшись навстречу господину, не дожидаясь приказа.
- Абараи-кун, - Бьякуя натянул изрядно потрескавшуюся за эту зиму, но всё же привычную маску отстраненности. Пора. Рокута обеспокоенно взглянул на господина, словно заледеневшего вновь. Они уже почти привыкли к тому, что данна выказывает чуть больше эмоций, нежели должно отпрыску аристократического рода. Сейчас же стремительно возвращался тот их господин. Строгий и суровый, пусть и молодой, глава рода, карающий и милующий с одним и тем же выражением на своём лице.
- С начала зимы от Вас не было и весточки, - меж тем, продолжил говорить воин. - В замке уже начали беспокоиться и готовить отряд, когда прибыл Одзи-сан со вторым письмом, - посверкивая карими глазами, молодой воин косился на крытую повозку, запряженную волами. Словно спрашивая - там ли причина задержи молодого господина. Бьякуя предпочел не заметить немого вопроса, про себя подосадовав, что слухи разносятся быстрее ветра.
- Ваши тетушки очень обеспокоены тем, что Вам пришлось провести целую зиму в недолжном обществе, да и почтенный Ходзю-сама вынужден был отправиться в Зимнюю Резиденцию Императора вместо Вас.
Вот уж о чём Бьякуя не жалел ни капли. Проводить полгода на почетной и необременительной, но очень нудной должности отвечающего за оборону правого крыла императорского дворца в Старой столице Нагаокакё? Ежедневно окруженный интригами и прекрасными холодными дочерьми славных родов? Когда не стоит доверять ни тому, что ешь, ни тому, что видишь, ни тому, что слышишь? Нет, всё-таки эта зима выдалась прекрасной.
- Ходзю-сан отлично справлялся с этой достойной обязанностью и до меня, - по тону нельзя было сказать, одобряет он решение деда или нет. Так же, как и не стал он отзываться о тетушках. Вот уже более десяти летс тех пор, как он прошел гэмпуку, а они всё щебетали и причитали, подобно птахам над выпавшим из гнезда птенцом, естественно зная, что для него будет "лучше". Порой это раздражало, но вот так вот, с расстояния - забавляло. Впрочем, Бьякуя понимал, что скоро ему станет совсем не до смеха.
- Конечно. Но он был не очень доволен. Ведь эта обязанность лежит на главе дома, - Абараи не держал поводья своей соловой кобылы, идущей шаг в шаг с его вороным. - А ещё Вас всю зиму ожидала Акэйн-доно, - он плутовато прищурился, прекрасно зная характер и цели этой девицы Кутики, дальней родственницы основной ветви клана, приближенной ко двору за красоту и умение развлечь гостей. Танцем ли, беседой или музыкой. Акэйн красила свои длинные волосы алой охрой, носила вызывающе-алые одеяния и уже который год тщетно пыталась привлечь внимание Бьякуи. Из дома Кутики не только её одну прочили в жены молодому главе клана, но только у Акэйн хватило смелости или наглости отправиться в замок.
- Думаю, следовало передать ей, что ожидать не стоило, - несколько холодновато заметил Бьякуя. На миг ему стало не по себе. Куда он везет её? Знахарку, которая стала ему дорога... ведь там совсем иные правила игры. Сможет ли она в достаточной мере овладеть искусством дипломатии, чтоб избежать опасностей, подстерегающих её?
Абараи поморщился. Передавать Акэйн то, что она не желала слышать? Вот уж увольте!
- К слову, Гинрэй-сама ждет, что Вы поведаете ему причины, которые задержали Вас в пути. От Сиракавы ведь всего лишь дзю пути, если ехать быстрым маршем.
- Это все новости? - Бьякуя снова не дал перевести тему на ту, которая интересовала Рэндзи.
- Почти. Примите мои соболезнования. Этой зимой нас оставила Така-сама, Ваша троюродная бабка. Говорили, что она умерла с улыбкой на губах, сказав, что теперь есть кому позаботиться о Вас.
Действительно печальная весть. Така заменила юному Бьякуе мать, почившую родами. Говорили, что она была прекрасной женщиной и достойной госпожой, спокойной и уравновешенной. Настоящей леди. Порой, он сожалел, что ему не довелось узнать её. Но... Така-сама прекрасно управилась за неё. Она никогда не навязывала мальчику мнения и не душила излишней заботой, пресекая подобное поведение других женщин клана. Наверное, именно благодаря ей и деду он вырос таким, каким вырос. Благодаря им и, разумеется, своему наставнику. Воспоминания отдавались легкой горечью и нотой печали. Он обязательно почтит её память, когда вернется.
- Не так важно, господин, - покачал тот головой. - Прикажете вернуться к исполнению обязанностей?
- Возвращайся.
Он подхватил поводья, и коленями повернув соловую, умчался к ожидающему его отряду, оставляя Бьякую размышлять о предстоящей встрече.
***
С каждым мгновением замок становился всё ближе. И тревога, снедавшая двоих из отряда, всё усиливалась. Воины же наоборот, радовались. Они спешили домой, к семьям и любимым. Стремились увидеть дорогие лица. Некоторые же смаковали предчувствие пира, который, несомненно, должны были закатить в честь возвращения молодого господина, некоторые желали отправиться в новые сражения или, хотя бы, в разъезды, чувствуя, что застоялись за сытую зиму в Сиракаве.
Вдалеке уже виднелись загнутые коньки крыши Гифу, когда Бьякуя осадил коня, выравнивая его шаг с шагами волов, которые тянули повозку.
- Хисана, - тихо позвал.
- Я слышу Вас, данна, - так же негромко ответила она, отодвигая тонкую, забранную тканью перегородку, защищающую повозку от пыли и выглядывая в окошко. В это утро она попросила задержаться господина на стоянке, дабы привести себя и сестру в подобающий вид.
- Выйдешь вместе с Рукией, последней. Я представлю вас Гинрэю-сама.
- Вы позовёте, Бьякуя-сама? - и без того тёмные, фиолетовые глаза потемнели ещё сильнее, выдавая её волнение. Но лицо было безупречно-спокойным.
- Синдзиро скажет, когда можно.
Едущий рядом воин кивнул.
- Как пожелаете, данна, - согласно наклонила голову она. И почему она так легко соглашается? На душе у Бьякуи было тяжко.
Они въезжали в ворота, перевитые лентами пяти цветов. Слуги, члены дома Кутики, и, разумеется, Гинрэй-сама, который стоял у лестницы, ведущей в замок. Прямая спина, фамильные глаза цвета доброй стали, благородная седина зачесанных назад волос, торжественное кимоно. Бьякуя не сомневался, что с пятью гербами, как и должно. Что значил взгляд деда, он прочесть не мог, тогда как его волнение наверняка не осталось для Гинрэя-сама секретом. Не доезжая двадцати шагов до ступеней, он остановил вороного и спешился. Твердым шагом он направился к деду и почтительно склонил перед ним голову.
- С возвращением, Бьякуя, - голос Дзи-сама был в меру. Иначе и не скажешь. В меру в нём сплетались теплота, спокойствие клинка, покоящегося в ножнах, и нотка заинтересованности, как и обычно, впрочем, когда он возвращался после долгого отсутствия.
- Рад видеть Вас в добром здравии, Гинрэй-сама, - с почтением произнес Бьякуя в ответ. - Прошу простить меня за столь долгое отсутствие.
- У тебя были веские причины, внук, - с достоинством ответил старый господин, в серых глазах которого мелькнула искорка. То ли одобрения, то ли удовлетворения. Разобрать ему так и не удалось.
- И всё же, я сожалею.
- Я слышал, тебя ранили? - скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес Дзи-сама.
- Верно. Но к счастью в ближайшей деревне оказалась очень умелая лекарка.
- И ты настолько благодарен ей, что привез с собой?
- Я обязан ей жизнью, Дзи-сама. И хотел бы представить её Вам, - он сделал знак Синдзиро. И повернулся, глядя на то, как опираясь на ладонь его доверенного слуги, из повозки выбирается Хисана. Высокая аккуратная прическа, темно-фиолетовое льняное кимоно, расшитое по подолу лиловыми ирисами. Её сестра тоже выглядела очень пристойно в своём сером. Приближались они неспешно, со всем возможным достоинством, но и не задерживаясь. Бьякуе показалось, что знахарка стала ещё бледнее, чем несколько часов назад.
Когда до них оставалось пять шагов, Хисана и Рукия остановились, выполняя почтительный кэйрэй, позволяя рассмотреть их хорошенько. Выпрямившись, знахарка не подняла взгляда, как обычно, но застыла, подобно изваянию.
- Гинрэй-сама, позвольте представить Вам Хисану-сан, лекаря из Сиракавы, и Рукию-тян, её сестру, - спокойно произнес Бьякуя.
***
Она чувствовала взгляд старого господина, как что-то вещественное, весомое. Он был, как вода. Спокойная ледяная вода горного озера, питаемого подземными источниками. Взгляд окутывал её, давил силой, не давая ни мгновения передышки. Хисане казалось, что Гинрэй-сама видит её насквозь, и только то, что рядом была сестра, которая совершенно точно не выдержала бы этого взгляда, и Бьякуя-сама, который, наверное, волновался ничуть не меньше неё, позволяли ей держаться. А потом всё как-то слишком внезапно прошло. Знахарка поблагодарила ками за то, что из-за длинного подола не видно, как у неё дрожат коленки.
- Я бесконечно благодарен вам за то, что поставили моего внука на ноги.
Голос у Гинрэя-сама был под стать его взгляду. Хисана сочла нелишним поклониться ещё раз, понимая, что он неё ждут ответа.
- Я не могла поступить иначе, Кутики-сама, - произнесла, стараясь, чтоб её голос не дрожал. - Это мой долг. Ваша благодарность и благодарность Бьякуи-сама делают мне честь.
Она выпрямилась, вежливо глядя куда-то на ступени между почтенными господами, про себя отмечая, что замку не хватает женской руки. Даже радость по поводу возвращения молодого господина была не веселой, а по-воински строгой, даже чуточку суровой и, конечно же, очень торжественной.
- Рад, что в это время ещё остались те, кто помнит о своём долге, - ответили ей, и Хисана поняла, что может тайком перевести дух, поклонившись в третий раз, отступая к повозке. Краем глаза она заметила, что Бьякуя-сама и Гинрэй-сама поднимаются по лестнице наверх. И это послужило знаком начать праздник.
- Пойдем, Хисана-сан. Вы, наверняка, устали, - Синдзиро-сан аккуратно подхватил её под локоток. - Я помогу вам разместиться.