Вначале было лето. Меня провожали всей школой. На крыльце нового здания СШ номер 15 г.Алма-Аты собрались завучи, учителя, старшеклассники, все-все. Директрисса торжественно вручила пакет моей классной руководительнице, а та передала его мне, с объяснениями о том, как важно моё задание, что все нужно донести (...что? куда?...), и главное - ничего не потерять и никому не рассказывать. Я совершенно ничего не понимала, но спросить язык не повернулся. Еще не хватало, опозориться перед всей школой.
Мне было 11 лет. Это я знала точно, и почему-то это было очень важно.
Я повернулась и пошла прочь под солнцем. Было жарко и пахло сухой травой и пылью. Я подумала, что так и солнечный удар получить недолго. Сняла свой пионерский галстук и повязала, как платок на голову. Завуч наверняка не заметит, я ведь далеко уже отошла от школы. На всякий случай повернулась, но школы уже и не видно было, осталась за горизонтом. Вокруг было что-то вроде глинисто-каменистой пустыни, без малейших признаков жизни, и от такой картинки страшно захотелось пить. Когда жажду уже невозможно было терпеть, вдруг нарисовался автомат с газированной водой. Я подошла. У автомата спорили два усталых, потных мужика. Несвежие рубахи, кожаные штаны и сапоги, черные волосы и усы. Сейчас так и хочется их назвать мексиканцами. Потом я увидела третьего. Он стоял шагах в двадцати, привязанный к столбу, спиной ко мне. Но удивительнее всего была пушка! Пузатенькая, мне чуть ниже пояса, по форме вроде как в 'Бременских музыкантах'. А сделана - из кремового фарфора с золотом. И три чёрных ядра лежали горкой: два, а на них еще одно. Два мужика загораживали мне воду. Когда они меня увидели, то перестали спорить, и один сказал, что если я хочу пить, то должна расстрелять того, что у столба. А то они уже с обеда спорят, кому стрелять, скоро уже и домой пора, а все решить не могут. Мне очень хотелось пить, так что я призадумалась. Можно, конечно, помочь бедолагам, но вот только одна проблема: кто он, тот третий? Я попросила показать лицо, но мексиканцы отказались. Попыталась обойти столб, но они меня задержали. Так я и осталась сидеть под автоматом, борясь с жаждой и сомнениями. Ход мыслей был примерно такой: 'я не могу убить человека, не зная, кто он, так как есть вероятность, что, зная, кто он, я бы не смогла его убить'. Не знаю, сколько бы я еще там торчала, если бы не подошла девочка и не потянула меня за рукав. Тут я вспомнила, что надо идти, задание ведь. Вздохнула, сглотнула, и потопала дальше.
Когда и откуда пришла эта девочка - не знаю. Может, она и раньше там была, но я не замечала. Хорошенькая, что глаз не оторвать. Лет ей было около пяти, и у неё было невероятное платье! Если бы я тогда начала мечтать о платьях, то выбрала бы именно такое: из тонюсенького, почти прозрачного батиста, на белом фоне крупные красные цветы и совсем немного зеленых листиков. Завышенная талия перехвачена атласной лентой, тоже красной. Я точно знала, что девочка очень важна, но на самом деле шла не за ней, а за платьем. Потом она устала, и я понесла её на руках. Потом устала я, и девочка побежала передо мной вприпрыжку, а я плелась следом. Расстояние между нами стало заметно увеличиваться. Я окликнула, попросила подождать, но она меня то ли не слышала, то ли проигнорировала.
Я видела, как девочка дотанцевала до железной дороги, и стала играть, прыгая со шпалы на шпалу. Потом уселась на рельсу спиной ко мне, свесив ноги с насыпи, и стала ждать. Наконец-то! Но только я собралась чуть снизить темп и передохнуть, как слева показался поезд. Девчонка его совершенно не замечала, так и сидела на дальней от меня рельсе. Я кричала, но безрезультатно. Каким-то образом мне удалось-таки добежать до дороги, из последних сил влезть на насыпь, а вот перешагнуть через рельсу - это уже было слабó. Я запнулась и упала прямо поперек дороги. Но за то мне удалось столкнуть малявку с рельсы, она скатилась по насыпи, ловко поднялась на ножки и поскакала дальше, как ни в чем не бывало.
А как же я? Знаете, как это всегда бывает в снах - понимаешь, что надо сматываться, но шагу ступить не можешь. Вот и я лежала на животе поперек дороги, встать на удавалось, сползти - тоже. Слушала, как приближается поезд, рельсы гудели и вздрагивали. Только успела подумать, что пора бы проснуться в холодном поту, как началось: поезд поехал по мне.
Больно не было совсем. Было только очень тяжело, утомительно, нудно. И еще эти мерзкие звуки! Треск, бульканье, писк какой-то. Я прекрасно осознавала, что слышу свое тело. Вот треснуло - это ребра. Хлопок - порвалось сухожилие. Меня чуть не стошнило. И еще была мысль: платье будет испорчено безвозвратно! Стоп, как же так? Откуда на мне батистовое платье в красных цветах? Но это было уже не важно. Теперь оно всё в мазуте и кровище. От этой мысли захотелось плакать.
Но расплакаться я так и не успела. Каким бы длинным ни был поезд, в конце концов он закончился. Вот уже и рельсы перестали звенеть и вздрагивать. Я соскреблась с рельс, встала сначала на четвереньки, потом и на ноги. Оценила ущерб: да, ноги все в синяках, туфли в мазуте. Платье - то самое, да! - помято, все в каких-то черно-коричневых пятнах, но вроде нигде не порвано. Может, еще отстираю. Все тело ломило, как на следующий день после первой фитнес-тренировки. Кое-как слезла с насыпи и пошла вперед, пока не добрела до какого-то озерца, или большой лужи, плюхнулась туда и отключилась.
Когда 'включилась' - было еще светло, но солнца не видно. Светло-серое небо, и все. Я сразу вспомнила про задание. Испуганно стала искать пакет. Нашла! Лежал тут же на краю лужи, рядом с моей измазаной школьной формой. Ой, да на мне же нет ничего! С трудом натянула форму прямо на голое тело, и пошла к городу, прижимая пакет к груди.
Казалось, город начинается сразу за моей лужей. Но пока я дошла до первой улицы, успела снова устать. И темнеть начало, или это просто тучи сгустились. Улица показалась мне какой-то странной, и в то же время знакомой. Я пыталась всмотреться в детали, но видна была только общая кртина, не знаю, как объяснить. Вроде как на полптно импрессиониста смотришь: вот забор, перед ним - куст какой-то, а когда всмотришься - только серые пятна. Но потом до меня дошло, что это же моя улица! Улица Муканова, между перекрестками Гоголя и Пастера. Только все дома были разрушены. И асфальт сохранился фрагментами. Было очень тихо, никакого движения, ни дыма. Пахло затхлой мокрой пылью и еще какой-то ужасной мерзостью. Я шла и все пыталась рассмотреть, какой из домов мой. Несколько раз казалось, что нашла соседский, но за ним - что-то совсем не знакомое. Тогда я вернулась назад, к перекрестку, и попробовала отсчитывать дома, но опять сбилась и запуталась. Все думала, что надо бы посмотреть, есть ли там кто живой, может, помощь кому нужна. Но ведь задание же! Таки пошла дальше, с мерзким ощущением пустоты и выполненного долга...
Моя - не моя улица вывела меня прямо к школе. Было сыро, холодно, с неба падали отдельные снежинки, но сразу таяли нf чёрном асфальте аллеи. На крыльце меня встречала только небольшая группа учителей, все в тёмной зимней одежде. Я поднялась по ступенькам, и, не глядя, сунула папку ненавистной завучихе по воспитательной работе Эмме Васильевне. Кажется, впервые в жизни увидела, как она радостно улыбается! Но мне тогда было абсолютно все равно. Ни с кем не здороваясь и не разговаривая, я протопала в наш кабинет английского на втором этаже, упала за парту и уснула, лицом в раскрытый учебник. И спала, пока меня не разбудил будильник. По-настоящему разбудил.
Этот сон приснился мне за несколько дней до 13-го дня рождения. Почему во сне мне было 11 лет - так и осталось для меня загадкой. Все картинки, звуки и ощущения запомнились настолько отчетливо, что живут со мной и по сей день. Недавно пришла в голову мысль записать сон, чтобы сохранить его таким, как был, не додумывая и не преукрашивая.