"Люби искусство в себе, а не себя в искусстве". К. С. Станиславский
У Петра Леонидовича, главного режиссера краевого драматического театра, появился помощник. В общем-то, ничего неожиданного в этом не было. Театр был популярен, спектакли проходили успешно и при полных залах, труппа росла. В один прекрасный день Павел Дмитриевич, директор, встретив Петра Леонидовича в коридоре, с удовольствием сообщил ему, что им разрешили ввести дополнительную штатную единицу и скоро у него будет помощник. И вскоре, действительно, появился Костик - высокий, худенький, белобрысый парнишка. Он крепко пожал главному руку, назвал свое имя и предъявил диплом. Петр Леонидович поморщился. Сам он окончил областной институт культуры и хотя за долгие годы кропотливой работы доказал свой талант и мастерство, почувствовал себя немного неуютно рядом с выпускником столичного ВУЗа. - А почему к нам? - спросил он, стараясь выглядеть безразличным. Костик что-то невнятно пробурчал про обстоятельства, и Петр Леонидович не стал настаивать на выяснении причин, побудивших молодого москвича переехать в провинцию. Тем более что Костик оказался на редкость сметливым пареньком. Он не вмешивался в творческий процесс, но зато легко находил общий язык с начальниками цехов, когда те не успевали с декорациями или бутафорией. Носился в пошивочную и костюмерную, всегда имел под рукой бутерброды, если репетиции затягивались, помогал осветителям настраивать свет и делал еще массу полезных вещей, без которых никак нельзя обойтись и которые раньше отнимали у Петра Леонидовича уйму времени. - Не волнуйтесь, Петр Леонидович, все будет о-кей! - обычно говорил Костик и уносился выполнять его поручения. Спустя пару месяцев режиссер уже не понимал, как он раньше справлялся без своего деятельного помощника. При этом у Костика со всеми были хорошие отношения, и никто лучше него не мог успокоить актрису, если у той случалась истерика или примирить соперничающих актеров при распределении ролей. Поначалу Петр Леонидович ждал, что Костик рано или поздно угомонится, поутихнет или займется личной жизнью. Все-таки он был очень молод и даже хорош собой, так что никто бы не удивился, возникни у него роман или хотя бы банальная интрижка. Но, оказалось, что Костика интересует только театр. Он буквально жил на работе. Пару раз вахтерша обнаруживала его спящим в гримерке, несмотря на то, что квартирку он снимал в двух шагах от театра. В таких случаях Костик протирал заспанные глаза, виновато улыбался и бежал по очередному неотложному делу. К нему очень быстро все привыкли и даже полюбили, так что Петр Леонидович порой ощущал нечто сродни уколам ревности. Однако по-настоящему сердиться на Костика было невозможно. Начало следующего театрального сезона решили отпраздновать премьерой. Театральная администрация давно уже хотела ввести в репертуар трагикомедию "Забыть Герострата", но все как-то руки не доходили. То не могли придумать декорации, то подобрать актерский состав, то просто элементарно не хватало денег. И вот, наконец, в последних числах октября было объявлено о начале работы над спектаклем. А в ноябре у Петра Леонидовича заболела жена. И настолько серьезно, что ему пришлось дневать и ночевать в больничной палате. В редкие моменты Лидочкиного забытья он носился по городу, выискивая лекарства, собирая справки, прорываясь на консультации к самым лучшим и поэтому самым недоступным врачам. Все заботы о новом спектакле целиком легли на плечи молодого помрежа. - Вы не волнуйтесь, Петр Леонидович, - успокаивал его Костик по телефону, - все идет по плану. Я все делаю так, как вы хотели, спектакль будет замечательный! И Лидия Андреевна обязательно поправится, я уверен. - Костя, ты меня извини, что так вышло... - оправдывался главный, - я тебя ни в чем не ограничиваю, делай так, как считаешь нужным. Он чувствовал себя немного виноватым, но заботы о жене отнимали все его силы и время. Только спустя полтора месяца, когда кризис у Лидочки миновал, и лица врачей при разговоре с ним перестали каменеть и хмуриться, Петр Леонидович появился в театре. Он приехал днем, когда на сцене полным ходом шла репетиция, тихонько прошел на бельэтаж и притаился в уголке. Не хотел мешать и смущать Костика. "Пусть это будет его спектакль, - думал Петр Леонидович, - парень это заслужил. Я не вечен, а ему надо расти". По сцене ходила удивительно красивая актриса. Петр Леонидович близоруко вглядывался в ее лицо, но не узнавал. Высокая женщина с горделиво откинутой головой завораживала плавными и какими-то необъяснимо благородными движениями. Так могла бы держаться английская королева в свои лучшие годы. Густые темные волосы, перевитые толстыми нитками жемчуга, спадали до пояса. Изумительная, расшитая драгоценными камнями туника не скрывала стройную фигуру, а мастерски подобранный грим подчеркивал правильные черты лица. "Да-а, костюмеры в этот раз постарались на славу! Давно я не видел в нашем театре таких великолепных костюмов! - оценил режиссер. - Молодец Костик!" - Клементина, дорогая, давайте еще разок! Костя сидел в зале, в шестом ряду, он всегда там сидел. Петр Леонидович знал, что это было его любимое место. Женщина подошла к краю сцены и рассеянно глянула в зрительный зал. - Я плохо сыграла? - удивилась она. - Неужели вам не понравилось?! Грудной, бархатистый голос, проникающий в самые глубины сознания... Обволакивающий, манящий, с легким, едва заметным акцентом. Кто же она такая, черт побери?! Теперь Петр Леонидович был уверен, что это актриса не из их труппы. Где же Костик ее откопал? - Превосходно! - отозвался Костя и улыбнулся. - Но вы перепутали слова. Придется сначала. Клеон! Ваша реплика! Из-за кулисы шагнул актер, играющий верховного судью. Пожилой, начинающий лысеть, с тяжелым, но удивительно умным взглядом, и тоже совершенно незнакомый режиссеру. Петр Леонидович нахмурился, ему не понравилась самодеятельность Костика. Почему он ничего не сказал ему о новом актерском составе? Петр Леонидович хотел уже было окликнуть своего помощника, но в последний момент сдержался. Почему-то подумалось, что Костик смутится. В конце концов, все заботы о премьере были на нем - пусть поступает так, как считает нужным. Он еще немного посидел в уголочке, наблюдая за репетицией. Да-а, кем бы они ни были - эти новые актеры, играли они потрясающе! Петр Леонидович видел множество вариаций этого спектакля, но так реалистично не выглядел никто! "Не буду вмешиваться", - решил он и побрел к выходу. От сердца немного отлегло - Костик не подвел, но все же на душе старого режиссера появилась тяжесть. Он был растерян и подавлен тем, как ловко тот все устроил... При этом нельзя было не признать - устроил блестяще! "Но ведь это же мой театр! Я двадцать лет ставил здесь спектакли, и они всегда проходили успешно. Неужели мое время ушло?" В коридоре Петр Леонидович столкнулся с директором. - А, Петр, дорогой! Как Лидия Андреевна? Я слышал, ей уже гораздо лучше? - Спасибо, Павел, спасибо. Да, ей получше. Надеюсь на выписку через месяц- другой. А как у вас здесь дела? Директор развел руками. - Собственно... Вроде все в порядке. А ты на репетиции был? Режиссер вздохнул. - Был. Вы что, новых актеров пригласили? Я что-то никого не узнал... Новый спектакль - новые лица? - Петр Леонидович испытующе посмотрел на директора. - Что ты, - заулыбался Павел Дмитриевич, - это все Костик. Это его идея! Пригласил знакомых актеров из Москвы. Я сначала был против, но потом, когда посмотрел их игру... Божественно! И при этом такая смешная смета! Сначала-то боялся, что разорюсь. Но, Петр, - директор перешел на шепот, - они же играют почти даром! Сам не понимаю, как Костику удалось их уговорить! К тому же он пообещал мне спектакль к тридцать первому декабря! Понимаешь?! - Понимаю, - режиссер погрустнел еще больше. Он видел, что директор увлечен, и от этого его настроения Петру Леонидовичу стало совсем тоскливо. Он торопливо попрощался и поспешил к жене. В больнице его огорошили известием, что Лидочке опять стало плохо. Она лежала на жесткой больничной кровати и, казалось, спала. Но едва он вошел, открыла глаза и улыбнулась. - Езжай домой, поспи, - ласково сказала она. - И не верь врачам, мне намного лучше. Чувствую себя почти здоровой. Но Петр видел, что она совсем осунулась и побледнела, а под глазами залегли темные круги. Он присел на край кровати и нежно погладил жену по руке. Сначала он хотел поговорить, рассказать ей все: о Костике, о спектакле, о своих сомнениях и тревогах - никто не понимал его лучше, чем Лидочка... но почувствовал, что делать этого не стоит, не стоит сейчас утомлять ее разговорами. - Ты прекрасно выглядишь, - солгал Петр Леонидович. - И доктор сказал, что скоро выпишет тебя. Все анализы почти в норме. Она благодарно улыбнулась. - Я знаю. Все будет хорошо. А вот тебе надо отдохнуть. Ты устал. Пожалуйста. Ради меня. Приедешь завтра, - было заметно, что каждое слово дается ей с трудом. Он поцеловал Лидию, и, попрощавшись, вышел из палаты. На следующее утро ему сообщили, что ночью жена умерла. Умерла тихо и спокойно, во сне. Похороны, и все заботы, связанные с ними окончательно выбили Петра Леонидовича из колеи, и директор театра с пониманием продлил ему отпуск за свой счет. Но находиться в опустевшей квартире было невыносимо. Так случилось, что детей у них с Лидочкой не было, и после смерти жены, он почувствовал себя покинутым, одиноким и никому не нужным. Острое желание поскорее вернуться в театр и жажда деятельности захлестнули его. Несмотря на то, что у него оставалась еще неделя отпуска, режиссер не стал дожидаться его окончания. Он приехал в понедельник пораньше. Потянул на себя тяжелую дубовую дверь и с упоением вдохнул воздух театра - особенный, специфический, пахнущий сухим деревом и пылью кулисного плюша. Прошел длинными коридорами с немного обшарпанными, но такими родными стенами. Заглянул на малую сцену - там шел прогон мини-спектакля. Постоял за кулисами, послушал... Как же ему всего этого не хватало! Зашел в свой маленький кабинетик, где как обычно царил беспорядок, и повсюду были разложены тексты пьес. Посидел, тупо выстукивая пальцами по столу навязчивый мотивчик, пытаясь собраться с мыслями и вникнуть в привычную атмосферу. Он чувствовал себя путешественником, вернувшимся домой после долгого отсутствия и обнаружившим, что дом остался прежним, и в то же время стал другим... Что-то неуловимо изменилось, и никак ему не удавалось понять, что именно. Через десять минут в кабинет ввалился Костик. Молодой, кипучий, раскрасневшийся с зимнего морозца. - Петр Леонидович? - удивился он. - Вы не говорили, что вернетесь. - Не могу дома, Костя, тяжело, - объяснил режиссер. - Ну что, будем работать? Костик нахмурился, пожевал кончик шнурка от куртки. - Конечно, Петр Леонидович, - бодро сказал он, но взгляд его оставался настороженным, - только я не говорил вам... У нас тут небольшие перемены... Петр Леонидович сделал вид, что он не курсе событий. - Перемены? Какие? Костик окончательно смутился. - Ну... в общем... Актеров я пригласил не наших. И сценарий немного изменил. Петр Леонидович, - взмолился он, - давайте я не буду ничего объяснять! У нас репетиция в двенадцать, сами все увидите. - Хорошо, Костя, ты не волнуйся, я тебе доверяю... - режиссер осекся, до того фальшивыми самому показались эти слова. - Ладно, мне еще к Павлу Дмитриевичу надо зайти, - он встал и вышел, стремясь поскорее закончить тягостный разговор. До полудня Петр Леонидович старался не встречаться с Костиком. Он прошелся по театру, поздоровался со всеми, кого так давно не видел. Заглянул в цеха, поболтал с заведующей литературной частью о перспективах на будущее. Но чем ближе стрелки часов подходили к двенадцати, тем сильнее он волновался, находил себе разные мелкие дела, что бы попозже появиться в зале, и когда все-таки пришел туда - уже в начале первого, все были в сборе. - Господа, - закричал Костик, - позвольте представить вам Петра Леонидовича - главного режиссера нашего театра, человека, чье место я занял по чистой случайности! Прекрасная Клементина показалась ему еще прекрасней, чем в прошлый раз. Она внимательно на него посмотрела и поприветствовала царственным кивком. Клеон дружественно помахал ему рукой. Еще один актер, по всей видимости, Тиссаферн, смерил его холодным взглядом сатрапа и промолчал. Такой надменности, которая исходила от этого человека, режиссер раньше никогда не встречал. " М-да, - подумал он, подходя ближе и садясь рядом с Костиком. - Как же с ними работать, черт возьми?! Какое самомнение!" - Петр Леонидович, - улыбнулся помреж, - мы, пожалуй, начнем с вашего позволения. - Конечно, Костик, конечно. Я не буду мешать, просто посмотрю, вникну, - он устроился поудобнее. - Господа, начинаем! Сцена в суде! - крикнул Костя, и началась репетиция. Проработав двадцать лет в театре и поставив более пятидесяти спектаклей, Петр Леонидович повидал всякое. Случались и слезы, и драки, разбитые декорации, пораненные руки, случались и идеальные репетиции, когда все получалось с первого раза, и актеры понимали друг друга, свою роль и его - режиссера почти с полуслова, но такого он не видел никогда! Актеры не играли, они жили на сцене! Даже общаясь между собой не по сценарию, они обращались друг к другу не иначе, как Клементина, Клеон, Тиссаферн. Они не теряли своей гордой и величественной осанки, не позволяли ни единого лишнего слова, ни единой вольности, ни единой оплошности. Петр Леонидович ничего не понимал. Не бывает таких актеров, не бывает! По крайней мере, раньше он никогда такого не встречал! К концу репетиции он был мрачнее тучи, и едва только Костик отпустил актеров на перерыв, подскочил к нему, схватил за руки и начал трясти так, словно душу хотел вытрясти. - Что это, Костик?! Кто это? Где ты взял этих людей? Кто они?! Он не мог понять, что это вдруг с ним, но и остановиться не мог. Чувствовал, что происходит что-то ужасное, непонятное, необъяснимое и от этого совершенно потерял голову, и все сильнее тряс своего помощника. Костик отчаянно отбивался. - Успокойтесь, Петр Леонидович! Что с вами? Успокойтесь! Вы еще не пришли в себя после смерти жены! Езжайте домой! В зал заглянул Павел Дмитриевич. - Что у вас здесь творится? - закричал он, увидев странную сцену, и поспешил к ним. Режиссер, увидев директора, бросил Костика и развернулся к нему. - Это я должен спросить, что у вас здесь творится! - завопил он. - Кого вы притащили в театр?! Откуда вы их набрали? Кто они, в конце концов?! Он вдруг выдохся, обмяк и тяжело опустился в кресло. Костик и Павел Дмитриевич стояли над ним, сочувственно смотрели и молчали. Порыв необъяснимого бешенства у Петра Леонидовича прошел, он чувствовал себя опустошенным и уставшим. - Ну что с тобой, Петр? - сочувственно спросил директор. - Тебе не понравилась репетиция? Ты считаешь, они плохо играют? Режиссер покачал головой. - Слишком хорошо... Слишком! - он вновь начал раздражаться, жаркая волна ударила в голову. - Я не позволю! - крикнул он Костику. - Они не будут играть в моем театре! И тут Костик тоже вспылил. - В вашем театре?! С каких это пор он стал вашим?! Какого черта! Что вы вообще можете знать о театре, о сцене, о постановках! Вы застряли как питекантроп в своих убеждениях! Вы не умеете смотреть вперед! Вас пугает все новое, необычное. Испугались? Конечно, вы испугались! - вопил он на весь зал. - А ведь вы правильно испугались! Вы даже представить себе не можете, до какой степени близки к истине! Он вдруг вплотную подскочил к Петру Леонидовичу и, склонившись над ним, жарко зашептал ему в лицо. - Знаете, как тяжело было их уговорить?! Клеона, Клементину, Тиссаферна? И только Герострат согласился сразу. О, Герострат! Он всегда мечтал о славе! Он один понял, чем это может обернуться. Правда, приходится постоянно следить, чтобы он не спалил театр, но это такие мелочи... Зато какой это будет спектакль! Герострат в роли Герострата! Вам такое и не снилось, верно?! И я не позволю все портить в последний момент! Не позволю! - лицо Костика исказилось от злости, и Петр Леонидович вдруг увидел... какие старые, выцветшие, мудрые глаза у его помощника. - Костик, Костик...- прошептал он, сползая в кресле. - Константин Сергеевич, если не возражаете! - отрубил тот и, тряхнув головой, быстро зашагал к выходу. Директор и режиссер молча смотрели ему вслед. - Боже мой... - проговорил Павел Дмитриевич. - А я еще подшучивал над ним, думал - вот совпадение, и имя, и фамилия... - Неужели он?...- Петр Леонидович зажал обеими руками рот, слово хотел запихнуть обратно рвущийся наружу крик.