Харченко Александр Владимирович : другие произведения.

Часть четвёртая. Слава грядущего века

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  --

Часть четвёртая.

  --

Слава грядущего века

   Приносили голуби от бога письмо,
   Золотыми письменами рубленное;
   Села Марфа за расшитою тесьмой:
   "Уж ты, счастье ль моё загубленное!"
  
   И писал господь своей верной рабе:
   "Не гони метлой тучу вихристу;
   Как московский царь на кровавой гульбе
   Продал душу свою антихристу..."
  
   Есенин
  
  
   Профессор Анофриев кормил жабу. Стоя в атласном халате над распахнутым террариумом, он осторожно водил под крышкой правой рукой, пытаясь поднести аппетитного червячка на палочке ко рту привередливого животного. Толстая круглая тропическая жаба безмозгло таращилась на хозяина, изо всех сил пытаясь вытянуть вверх переднее полужабие на тоненьких кривых лапках. Огромная пасть животного хлопала, как кошелёк, в ожидании очередной вкуснятинки.
   Дверь кабинета скрипнула, распахиваясь. Профессор поднял крупную седую голову, прищурился сквозь очки: в комнату вошёл боком пожилой человек в чёрном помятом костюме.
   - Кто вы такой? - спросил профессор.
   - Я - безумец, - ответил гость. - Я пришёл убить вас.
   В руке его тускло сверкнул маленький воронёный пистолет.
   - Зачем?
   - Вы не должны вмешиваться в планы тех, кто правит Землёй. Это против закона.
   Анофриев бросил палочку в террариум - жаба поспешно отползла в угол.
   - И не пытайтесь дёргаться, - предупредил его человек в костюме. - Иначе я тотчас же взорву весь дом и всех жильцов, вместе с собой и с вами. У меня в пиджаке четыре с половиной килограмма гексогена.
   - Этого будет мало на весь дом, - заметил профессор.
   - Да, - сказал безумец. - Но дом очень старый, а над вами живут двое младенцев-грудничков. Слышите, как они заходятся плачем? Они-то уж точно погибнут от взрыва. Кроме того, в доме начнётся пожар...
   - Хорошо, - согласился профессор. - Я вам верю, вы и в самом деле псих. Давайте поговорим. Как вас зовут и где вы работаете?
   - Это неважно, - грустно ответил человек в мятом костюме. - Я был высокопоставленным сотрудником службы охраны концерна "Технотопия". Потом я сошёл с ума, пытаясь избавить мир от вашего ученика Валентина Патрикеева. Меня попытались вылечить, и это почти удалось врачам. Но пришёл мой новый начальник, полковник Ясука, и приказал меня убить.
   - Ясука? Знакомое имя. А где он работает?
   - Там же, где работал я, хотя это и очень условно. Он служит богине.
   - Богине? Какой богине?
   - Сельве де Луна, матриарху "Мистерии".
   - Ага. Знаю эту даму. И что, Ясука приказал вам от её имени убить меня под страхом вашей собственной смерти?
   - Хуже, - ответил мужчина в чёрном. - Он меня убил.
   - Это как?
   - Вот так. Они сожгли мой мозг, а вернее - те его части, которые отвечают за личность. Я теперь просто автомат с дистанционным управлением. Во мне нет ничего человеческого. Вернее, не было бы, если бы я был здоров перед тем, как это со мной случилось. Но у сумасшедших, видимо, меняется что-то в расположении мозговых центров. У меня сохранился на память жалкий остаток моей больной души.
   - Ну, разговариваете-то вы вполне здраво, - сказал Анофриев ободряюще.
   - Это от логических контуров. Они препятствуют тому, чтобы я вёл себя как псих. Если бы я вас не боялся до дрожи в коленках, я показал бы вам затылок, куда они пришили всю эту машинерию.
   - Не стоит. Я вижу ваш затылок в зеркале, - кивнул профессор. - Так чего же вы хотите - избавиться от Ясуки?
   - Нет. Это сейчас невозможно. Кроме того, вас тогда убьёт кто-нибудь другой, только и всего. Сейчас я нажму на курок и выстрелю вам в голову - вас не станет. Но перед этим я хочу вас кое о чём попросить. Если вы, конечно, согласитесь исполнить мою просьбу.
   - А если я вас самого убью? - предположил Анофриев.
   - Тотчас же взорвётся гексоген. Вы ведь не мальчишка, я не стал бы вас шантажировать такой ерундой. Так что лучше не надо. Что такое для вас смерть? Пустяк. А кровавые маньяки, пославшие меня к вам сюда, уже давно чтут смерть и власть как две высших функции человеческой жизни.
   Профессор криво усмехнулся:
   - Знакомая философия. Только, знаете, смерть для меня дело не пустячное. Я старик, пожалуй, но умирать ещё не рвусь. Так что...
   - Я понимаю, это страшно, - кивнул безумец. - Но поверьте мне: у психов случаются иногда гениальные прозрения. Тем, что во мне осталось человеческого, я сейчас вижу куда дальше вас, профессор. И я вас всё-таки хочу попросить об одной милости: когда вы воскреснете и вернётесь к жизни в сиянии будущей славы, не забудьте тогда, пожалуйста, что убил вас не человек и даже не профессиональный киллер, а жалкий зомби, робот в руках полковника Ясуки...
   - Что за чушь вы мелете? - спросил Анофриев, осторожно поднимая тем временем за угол свой письменный стол. - Я не религиозен.
   - Я тоже, - согласился человек в чёрном костюме.
   Профессор повернулся на четверть оборота и не без усилия метнул в безумца стол. В тот же момент чёрный человек выстрелил - пуля попала в висок Анофриеву. Стол рухнул, придавив к стене нападавшего. Посыпались какие-то бумаги, папки, безделушки, канцелярская мелочь. Чёрный человек замер на несколько секунд, непрерывно ожидая взрыва, - но взрыва не последовало. Тогда безумец перевёл дух, выкарабкался из-под тяжёлого стола и выстрелил ещё два раза в голову Анофриева.
   - Будем надеяться, он запомнил мою просьбу, - пробормотал убийца, покидая квартиру профессора.
   Через два часа московская пресса сделала официальное заявление, что знаменитый общественный деятель и учёный из Санкт-Петербурга убит боевиками Армии Славянского Единства. Как уже известно было читателям и зрителям, именно та же организация взяла на себя ответственность за утренний взрыв самолёта, на котором направлялся на переговоры в Загреб президент Российской Федерации.
  
   В центральном отсеке космической станции царила невесомость. Патрикеев плавал в стеклянном пузыре смотровой камеры, разглядывая Землю в бинокль. Земля была далеко; она казалась отсюда лишь немногим больше Луны. Это составляло интересный контраст с видом из операторской секции, где за толстыми окнами панорама земной поверхности плыла, казалось, на ничтожном расстоянии от орбитального комплекса.
   - Сколько до нас от Земли? - спросил биолог.
   - Семьдесят два мегаметра, - ответила Стелла. - Приблизительно четверть световой секунды. На больших расстояниях затрудняется управление техникой.
   - Да и тут не шибко-то близко, - заметил Патрикеев. - Зачем было загонять станцию в такую даль?
   - Адмирал опасался штурма. Или того, что станция может быть поражена баллистическими ракетами. На такой высоте подлётное время достаточно велико, чтобы использовать противомеры.
   - Кто же его собирался штурмовать? - недоумевал Патрикеев. - Или вы тут заранее готовились к борьбе со всем миром?
   - Госпожа Ируками сказала, что контрольный комитет проекта сразу же дал нам понять, в каких делах мы участвуем, - объяснила ему девушка. - Более того, проект мог быть использован концерном "Технотопия" для развязывания истребительной войны на Внешних Территориях...
   - Где, где?
   - Так мы называем то, что находится вне пределов Технотопии, - вздохнула Стелла Симберг. - Вся остальная Земля...
   Станцию несильно толкнуло; голубое яблочко Земли ушло куда-то влево из смотрового окна. Секунда - и всё вернулось на место.
   - Прибыл челнок Адмирала, - сказал приятным голосом автомат. - Всему персоналу станции приготовиться к прибытию Адмирала на борт.
   - Пойдёмте, встретим начальство, - сказал Патрикеев. - А то мне прямо любопытно.
   Стелла улыбнулась ему.
   В створной секции ангара выстроились сотрудники проекта: две шеренги людей в бело-оранжевом отдавали честь, держа оружие "на караул". Медленно распахнулся люк, в ангар вползли белёсые дымовые облачка. Дружно шагнули в люк и замерли четыре стрелка проекта, а за ними показался сам Адмирал - в бело-оранжевых крагах, в защитных перчатках, в огромном, как пузырь, закрытом мотоциклетном шлеме с эмблемой гоночной команды "Ижмаш".
   - Ну чё, лохи, зацените фишку! - проскрипел он сквозь шлем. - Нас-таки закрыли. Велено передать все мощности проекта, да не куда-нибудь, а концерну "Технотопия". Отстой конкретный!
   - Отстой, - согласился Патрикеев, единственный из всех присутствующих одетый в штатское и не соблюдающий, таким образом, никакого специального ритуала. - Слышь, Гюльчатай, открой-ка ты личико. Хочу рыло твоё заценить, а то больно ты мне кое на кого похожим кажешься... Адмирал!
   Тот поднял стекло шлема, повернулся к сопровождавшему его дежурному офицеру:
   - Это было офигенно круто, упырь! Типа, вот как надо момент ловить, и всё такое. Ему можно, а вам всем нельзя. А всё почему?
   - У него есть много лаве, - предположил дежурный. - Или это Валентин Патрикеев.
   - Точно, - кивнул Адмирал. - Это Валентин Патрикеев, а ещё он английский баронет. Потому что он спас Гондурас. И это, кстати, было зашибись как клёво.
   Они с Патрикеевым пошли друг навстречу другу по мягкому полу коридора, где почти не чувствовалась гравитация. Крепко обнялись.
   - Я догадывался, что ты не свернул себе шею, Шлем, - заметил Патрикеев. - Хотя бы по той настойчивости, с которой Проф отказывался разговаривать со мной на эту тему. Даже хотел съездить в Милан проверить, но Маша всё не отпускала.
   - Профессор Анофриев будет тут с часу на час, - заметил Адмирал, снимая шлем. - К нему все претензии. Ну, или почти все. Я-то думал, что ты как вышел в отставку, так и забросил все наши дела. Киндер, кюхе, "Гумпольдскирхен", сам понимаешь. А тут - глянь-ка, что творится!
   - Да уж, не помаленьку народные средства осваиваете, - кивнул Патрикеев. - Ну что, ты сейчас делами займёшься, а после обеда побазарим? Или наоборот - сперва отдохнёшь после полёта?
   - Не отдохну, и тебе не дам. Ждём профессора и валим на базу "Шангри-Ла", - отрезал Адмирал. - Я к Анофриеву ещё и эскорт приставить распорядился - чтоб не сбежал по дороге, как ты. Помнишь такого Бронникова? Он доставит Анофриева сюда, на борт.
   - Зачем старикана в космос поволокли? Сами, что ли, не справимся? В крайнем случае, позвонили бы по телефону...
   - У него коды от агрегата, - объяснил Адмирал. - Там на всякий случай всё нехило было защищено: машинку-то мы построили адскую!
   - Я заметил. Если то, чем вы разнесли кусок Европы, - это только один из её агрегатов, то представляю остальные. Кстати, а почему у этого вашего агрегата нет никакого имени? Сколько я о нём слышал уже...
   - А ты о нём уже слышал?
   - В основном от генерала Симберга.
   - Понятно. - Адмирал провёл Патрикеева в кабинет. - А название у агрегата есть, но оно никому не нравится.
   - И как его называют?
   - Логотрон, - сказал Адмирал.
   - Название как название. Что в нём такого?
   - На лохотрон похоже. Знаешь, что такое лохотрон?
   - Знаю. Фальшивая лотерея. По-моему, как раз довольно символично. Что, если мы все сделали неправильную ставку на эти наши исследования? А мы поставили всё. Другого шанса у нас не будет.
   - Как это не будет? - Адмирал даже обиделся немного. - А поколение Соноры?
   - Это что ещё такое?
   - Так наши враги называют нашу молодёжь. По-моему, это очень достойный шанс. Как тебе, скажем, Стеллочка?
   - Стеллочка мне отлично, - согласился Патрикеев, - в отличие от её брата. Молодёжь, Славка, молодёжи рознь!
   - У неё есть брат? Он тоже трюхнутый? - обрадовался Адмирал.
   - Да, наверное. Только очень по-другому. По-моему, он экзистенциальный аутофил, - признался Патрикеев. - Он у меня непрерывно всё ворует, а потом кричит, что это было сделано в интересах высшей правды. Разработки ворует, идеи ворует, приборы ворует, время ворует и рабочее, и личное, жену - и ту украсть пытался. И он тоже сын генерала Симберга.
   - Боюсь, что очень не единственный, - вздохнул Адмирал. - Ну да хрен с ним! Теперь вот что: у нас нет ни одного прибора, чтобы привести логотрон в действие. Нам нужна атомная боеголовка. А наш проект только что закрыли окончательно, уже по распоряжению Совета Безопасности ООН. Да и саму ООН вот-вот прикроют, ползают такие слухи. У них там вообще полный ахтунг. Так что времени у нас - считай, минуты. Поэтому марш спать, потом жрать, а потом как раз прилетит Проф, и вам с ним надо будет лезть ковыряться с логотроном. Да, кстати, - ещё тут у нас свирепствует один деятель, некто полковник Ясука, который очень хочет всё это дело сорвать.
   - Я слышал о нём, - кивнул Патрикеев, - он напал на "Ируку" со своими коммандос. А его люди гонялись за мной, пока я не удрал от них в Белград. Думаю, он работает на "Мистерию".
   - Соображаешь, - ответил Адмирал. - В общем, как увидишь подозрительного японца - сразу кричи "Ки-йа!" и бей прямо в пах. А я помогу. Всё понял?
   - Ну примерно. Хотя вопросов у меня куча, конечно.
   - А у меня только один, зато самый важный. Где бы надыбать атомную бомбу мегатонного класса?
   - Я пас, - пожал плечами биолог.
   - Всё с тобой ясно. Тогда спать немедленно. Остальные вопросы потом.
  
   Со смертью мистера Алиаса Т. Филандера концерн "Технотопия" утратил контроль над ситуацией в мире. Семь стран Латинской Америки утром в воскресенье отказались поставлять концерну за символическую плату природные ресурсы, как того требовал мандат ООН. Госдепартамент США выступил с рядом заявлений, что концерн нарушает права человека и свободы личности; американцы обвинили также ООН в том, что она своими санкциями создала для таких действий предпосылки. По всей Канаде прошли демонстрации, причём англоязычная часть населения Канады выступала против приватизации Технотопии, а канадские французы и украинцы требовали тем временем признания гражданских прав ксеноморфов. Теперь в городах, принадлежащих Технотопии, стрельба гремела непрерывно. Наёмники, образовавшие частную армию концерна, получили от его руководства гордое звание "рыцарей-милитантов" и семьсот тысяч заранее заказанных комплектов чёрной футуристической униформы.
   Самолёт президента России взорвался в воздухе над Карпатами, когда после очередных осложнений на Балканах российский лидер принял решение самостоятельно вылететь на конференцию в Загреб. Не успела пресса сообщить о гибели президента, как выяснилось, что его обязанности взял на себя на неограниченный срок московский менеджер концерна "Технотопия". Со скоростью, достойной информационного века, этот руководитель начал издавать указы, каждый из которых показался бы ещё неделю назад верхом абсурда. Не успев заявить о своих правах на власть, он тотчас же отменил все автономии и права субъектов федерации; через двадцать минут по всей территории страны было введено кризисное управление и объявлена чрезвычайная ситуация. Ещё три часа спустя, посовещавшись со старшими менеджерами отделов (региональные менеджеры и члены совета директоров концерна куда-то бесследно сгинули; видимо, они всё ещё вели свои таинственные совещания о судьбах мира на океанской яхте "Виндкрашер"), этот странный дядя издал указ о том, что Россия как государство прекращает своё существование. Отныне все территории, входившие ранее в состав федерации, становились ресурсным придатком Технотопии, официально именовались Московией, а жители их теряли все гражданские права.
   - Русские, - заявил новый правитель страны, - всегда мечтали о воссоединении в унитарное государство, а всякие там демократические права и свободы есть изобретение западное и противоречащее славянскому менталитету.
   Услышав такое заявление, все приуныли. Национальные автономии на территории России спешно заявили о своей государственной независимости; поговаривали также о восстановлении Золотой Орды в границах 1380 года. Тульская мэрия и знаменитый оружейный завод объявили по случаю государственной реформы конкурс на "лучшую тематическую скульптурную композицию, органично дополняющую памятник Минину и Пожарскому". Китайцы, сами сильно обиженные Технотопией, пообещали тем не менее аннексировать Сибирь, пользуясь воцарившейся неразберихой. Всё это сопровождалось громкими антиславянскими воплями с Запада, всхлипываниями представителей интеллигенции об "особом историческом пути России", а также апокалиптическими обещаниями московской администрации применить атомное оружие на своей территории для подавления любых гражданских беспорядков.
   Самым поразительным для любого постороннего наблюдателя было то, что на события никак не отреагировали в самой Москве. Жизнь города шла в прежнем деловом ритме, люди озабоченно шныряли по супермаркетам и бутикам, совали кредитки в банковские автоматы, зевали во многочисленных государственных и частных офисах, открытых, несмотря на выходной день.
   - Ну и что изменилось-то принципиально? - недоумевали те, кого дотошные корреспонденты ухитрялись расспросить на улицах столицы.
   Но изменилось многое. Русский народ, лишённый лидеров и политической воли, оказался перед лицом национальной катастрофы. Забродило и зашаталось казачество; сила, которую долго и тщательно выращивали прежде всего как националистическую, оказалась в итоге силой национальной. Сибирь и Дальний Восток отказались выполнять распоряжения новой администрации. "Это - путч!", говорили сибиряки. Только на северо-западе страны сохранялся относительный покой; во многом это было обусловлено тем, что там было сосредоточено до восьмидесяти процентов региональной оборонной мощи концерна.
   Администрация Технотопии, при всей странности её поведения, зря времени тоже не теряла. Открытым текстом рекламировалась "идеальная экономическая модель мира", разделявшая общество на веки веков на классы "производящих", которым ничего не надо, кроме жизни и еды, и "потребляющих", запросы которых делают их истинной элитой. Поразительнее всего в этом было то, что пресловутая "модель" выдавалась за новейшую разработку, основанную на самых современных экономических и психологических теориях. Народу местами нравилось. Многие чувствовали в себе могучее разнотравье всяческих запросов, бесспорно, относящее их к потенциальной элите. Вместе с тем, олигархам, контролирующим ресурсные компании, концерн предложил равноправное партнёрство в обход всяческих мандатов и обязательств ООН. Это тоже имело успех.
   - Чтобы такое делать, - говорил экс-президент УНИСЕК Алан Джонс своей жене, - нужно полностью утратить всякую связь с реальностью.
   - Деньги, власть и ЛСД надо применять по назначению, - рассудительно отвечала та. - Иначе они любого испортят. А эти слишком много тусовались по ночным клубам... за чужой счёт. Любой утратит связь с реальностью, если тратить в месяц по три тысячи розовеньких на парфюм от Нины Ричи...
   Между тем народ российский почуял опасность куда раньше, чем менеджер Технотопии дорвался до верховной власти в стране. Да и не только российский! Политические процессы и брожение умов шли по всему славянскому миру.
   - Жаль, нет у нас харизматического лидера! - вздыхали многие. - Партии продались олигархам, которых лоббируют, а идеологи наши из политиков давно переквалифицировались в пророки. Нам нужен кто-то, кто способен предложить реальную программу действий, а не местнический бред!
   Нашлись и те, кто давно уже заявлял по этому поводу:
   - А чем не устраивает вас в этом качестве Чёрный Волк и его идеалы славянского единства?
   - Грабитель и террорист! - резонно возражали другие.
   - В самом деле?! Он воевал против Технотопии ещё тогда, когда мы все с вами ишачили на неё по двенадцать часов в сутки, как проклятущие...
   Если бы Маркус не валялся к этому моменту без сознания на больничной койке, он, бесспорно, был бы сейчас в самой гуще событий.
  
   - Переговоры сорваны, ваше святейшество, - докладывал папе его секретарь, - и должен вам сообщить бытующее среди клира мнение, что виной тому - ваша несговорчивость. Все эти Мандичи и Табаничи не более чем хунта, пытающаяся загрести под шумок побольше власти и поднять над Балканами старое поношенное знамя времён Иосипа Броз Тито. А Маркуса Черстера не следовало вообще впутывать в эту историю. Он бандит. И его люди убили российского президента.
   - В это я не верю, - возражал папа. - Это абсолютно бессмысленный поступок, а Маркус не делает бессмысленных поступков. Он талантлив и умён.
   - Но таково мнение службы безопасности Технотопии, а с ним нам приходится считаться, - вздыхал секретарь. - Кому ещё могло быть выгодно устранение российского лидера?
   - Пусть этот вопрос решают русские. Тут дело пахнет хорошо спланированным путчем. Покойный президент был явно не из тех, кто дал бы плохо обойтись с Россией. Даже жаль, что он пробыл на этом посту всего два месяца...
   - Наплевать, - возражал секретарь. - Россия для нас бесполезна, она не входит в католическую общность. Какая разница, кто там правит?
   - Зато там начали бороться с сектой "Мистерия", а это нам на руку. Но что же, сделанного не вернёшь, как говорится! Никому на нашей планете не под силу воскресить покойника, увы. Здесь оставаться бессмысленно. Распорядитесь, чтобы собрали мой багаж. И не забудьте клетку со зверьком, которую мне подарил Маркус. Меня... гм!.. забавляет этот зверёк... Пусть её поставят в моём салон-вагоне.
   - Запах будет, - предупредил секретарь.
   - Вам Писание процитировать? - неожиданно разозлился папа. - Или сами поймёте, что не ваше дело? Да, кстати, если со мной что-нибудь случится, извольте распорядиться заранее, чтобы клетку открыли и выпустили зверька на волю.
   - Ходят слухи, что эта тварь - ксеноморф, - осторожно заметил секретарь.
   - Ну да, ксеноморф, а вдобавок - объект большого политического аукциона. Вы хотите, чтобы католическая церковь продолжала играть какую-нибудь роль в дальнейших мировых событиях? Тогда сделайте одолжение, не лезьте под руку. Я прекрасно знаю, что клир выставил меня просто как буферную фигуру. У этих святых старцев есть обо всём своё мнение, чёрт бы их побрал! Но я отступать не намерен. Я взял на себя роль миротворца, и я должен добиться успеха - вы не согласны с этим? Сперва Балканы, потом Латинская Америка. А там, глядишь, мы и на Россию распространим своё влияние. И эта зверушка в клеточке - один, маленький, но всё же шаг к достижению успеха. И вот когда мы его достигнем - тут-то я и поговорю с ватиканской курией на равных. Мы сделаем такой политический фортель, что станет разом тошно всем чертям в аду во главе с Вельзевулом! Ясно, что я вам говорю?
   Папа Агнус I не так уж часто демонстрировал перед сотрудниками свой бурный темперамент, берущий истоки где-то в тюремно-революционном прошлом понтифика. Поэтому секретарь перекрестился и счёл за благо промолчать.
  
   - Ну, нет, - сказал Адмирал, выслушав Бронникова. - Только не это.
   - Тело доставили? - спросил практичный Патрикеев.
   - Зачем? - удивился Адмирал.
   - Да хотя бы похоронить по-человечески...
   - Сам себя похорони, козлодой! Возьми мой палец...
   - Тело увезли в Москву, - объяснил Иван Тимофеевич Бронников, - агенты службы безопасности Технотопии. Почему-то они ведут расследование. Они связывают это с гибелью президента России - он ведь вчера встречался с профессором. Видимо, ответственность возлагают на Армию Славянского Единства...
   - Чушь, - пожал плечами Патрикеев. - Уж скорее, они сами избавились от Анофриева. Славка, мне нужно будет в самое ближайшее время побывать в Питере. Надо забрать семью.
   - И не думай об этом! - отрезал Адмирал. - Тебя объявили в розыск, зацени, упырь! Ты засветился в компании Маркуса, теперь тебе будет полный пинцет. Измена родине и всё такое.
   - А что, побывать в компании Маркуса и изменить родине теперь одно и то же?
   - Ну, типа, да.
   - Ясно. Жалко учителя, - Патрикеев задумался. - А ещё жальче, что не нашли тело. Вот кого вам надо было тащить в проект вместо меня!
   - В проект! - Адмирал фыркнул. - Ты там что-то совсем паутиной зарос, в своём институте. Профессор Анофриев такими делами ворочал, что наш проект на его фоне вроде бы и вообще был не виден. Ты ещё скажи - Алана Джонса в проект затащить!
   - Ну на фиг! - сказал Патрикеев. - Что теперь будем делать с экспериментом?
   - А ничего. Проведём опыт в локальном масштабе. Это ещё и безопаснее будет. Реакторы "Ханумана" послужат источником энергии. В радиусе метров двухсот эффект будет сказываться.
   - А какова была расчётная мощность эффекта на базе вашей страшной бомбы?
   - От трёх до восьми тысяч километров. Правда, мы не брались предсказывать климатические изменения от этого действия. Выполнение логотронной программы, как правило, сопровождается резким понижением температуры. Могли бы возникнуть климатические аномалии в масштабах целых континентов, - пояснил один из экспертов.
   - Да, лучше тогда двухсотметровый радиус. Меньше звона - больше толку, - согласился Патрикеев. - Кто помешает нам впоследствии построить более мощную установку?
   - В общем-то никто, - заметил Адмирал. - Разве что Технотопия разрушит наши производственные мощности, или нам не дадут денег, или всё человечество просто вымрет, или власть в мире возьмут адепты "Мистерии". Есть ещё пара непристойных вариантов, но какой смысл их заранее обсуждать? Главное - вера в прогресс!
   - Я не шутил, - ответил ему Патрикеев. - Опыты большого масштаба опасны и в науке не приняты. Даже под давлением безысходных обстоятельств. Можно, кстати, узнать поподробнее, как вообще действует эта ваша установка?
   - Без проблем, - кивнул эксперт. - Логотрон - это, как следует из названия, машина, коллекционирующая знания, а точнее, информацию. Подробное описание принципов действия такой машины займёт много времени. К тому же, всем присутствующим оно наверняка известно в той или иной форме, потому что существует с первых лет функционирования кибернетики как науки. Что до технической реализации, наш логотрон состоит из двух модулей: рецептора, накапливающего информацию, и аффектора, отдающего её обратно для копирования. Рецептор работает на анализе информационного шума, создающегося при прохождении потока нейтрино через нейтринный телескоп. Источником нейтрино служит, разумеется, Солнце...
   - Изящно, - сказал кто-то из собравшихся.
   - Позвольте продолжить. Для выборки информации из белого шума используется персептрон, обученный отсеивать те сведения, которые касаются оригинального состояния биосферы Земли до начала Кризиса. Прежде всего, это информация о состоянии растительного мира. Это связано не столько с этическим соображениями вмешательства в животную жизнь, сколько с проблемами чисто технологического порядка. Присутствующие здесь эксперты по ксеноморфам наверняка знают или догадываются уже, что ксеноморфия и логотроника - явления одной природы. Чем сложнее живое существо организовано, тем легче оно становится ксеноморфом и тем труднее с помощью логотрона вмешаться в его структуру. Этика, естественно, тоже принималась в расчёт...
   - Понятно, понятно, продолжайте, - предложил Патрикеев.
   - Одним словом, логотрон собрал с высокой степенью достоверности и точности информацию о состоянии растительного покрова Земли в общем виде за последние несколько сот лет, - объяснил эксперт. - Теперь эту информацию надо использовать: это вторая часть проблемы. Для этого, собственно, и служит логотрон как таковой. Механизм его работы теоретически очень прост: логотрон создаёт в определённом радиусе на ничтожное мгновение состояние вещества, примерно соответствующее состоянию биологически активированной, то есть ксеноморфной материи. Пока что мы таким образом работаем только с участками, поражёнными Кризисом, но в теории логотрон делает это не только с живой тканью, а вообще с любым веществом. Во время работы на вещество накладывается сохранённая заранее информационная матрица, и оно принимает именно тот вид, который закодирован в памятной машине логотрона. Идея понятна?
   - Знакомая техника, - согласился Патрикеев.
   - Сиди на попе ровно, логотрон ходячий! - прикрикнул на него Адмирал. - Чего ты вылезаешь-то всё время?
   - Подождите-ка, - спросила женщина со множеством афрокосичек на голове. - Я правильно понимаю, что всё устройство в лаборатории "Шангри-Ла" предназначено для того, чтобы восстановить на определённых участках состояние растительности, бывшее до Кризиса?
   - Ну, в общем, да, - кивнул Адмирал.
   - Допустим, лес порубили двести лет назад и сожгли на дрова. Мы его восстанавливаем. Его можно снова сжечь, получив ещё энергию. Это парадокс, противоречащий второму закону термодинамики, не так ли?
   - В термодинамике нет законов, - отмахнулся эксперт, объяснявший механику логотрона. - Там одни принципы и понятия. В открытой системе, как известно, нарушить их раз плюнуть, так нет же - все кому не лень талдычат про энтропию и про тепловую смерть, как заведённые. Но всё же - нет никакого парадокса! Как и ксеноморфия, логотроника преобразует массу в энергию, а энергию в массу, в соответствии с уточнённой формулой Эйнштейна. Преобразует с потерями, естественно, как и любая другая тепловая машина. Скажем, когда ксеноморф меняет свою форму, избыток массы и необходимой энергии произвольно изымается из окружающего мира, причём случайным образом. Это и объясняет, кстати, падение температуры вокруг того места, где происходит превращение. Вещество расширяется, заполняя освободившийся объём, и охлаждается. Если бы энергия от превращения ксеноморфов переносилась, скажем, фотонами, то каждый такой акт сопровождался бы колоссальным взрывом. К счастью, взрыв - это потеря информации, превращение упорядоченной структуры в белый шум, а мы имеем обычно дело с обратным процессом, то есть с усложнением состояния системы. При этом энергия тратится, а энтропия уменьшается локально. С логотроникой точно та же ситуация.
   - Означает ли это, что логотроника и ксеноморфия опасны для находящихся рядом существ? Ведь из их тела тоже произвольным образом изымаются атомы, а это наверняка дурно влияет на здоровье.
   - И да, и нет. С одной стороны, сам ксеноморф постоянно нуждается в восполнении собственных потерь в массе - ведь его тело тратит около девяноста трёх процентов от общего количества необходимой энергии для трансформации. Восполнять же эти потери ксеноморф может только биологическим путём, то есть через еду. А с другой - чем сложнее организована система, тем труднее изъять из неё произвольный элемент. Главным образом, переходящие в энергию атомы изымаются из воздуха, потому что воздух представляет обычно наименее сложно организованную структуру, насыщенную энтропией сильнее, чем жидкости, горные породы, а тем более живые существа. Но всё же мы говорим не о ксеноморфии, а о логотронике. Давайте вернёмся к теме брифинга: Адмирал сказал, что у нас мало времени.
   - В случае, если логотрон сработает, растительный покров на рабочей территории будет восстановлен мгновенно?
   - Наши эксперты называют время от девяти до двенадцати наносекунд. С практической точки зрения, такое быстродействие приравнивается к мгновенному.
   - Представим себе, что где-то в рабочей зоне был лес, а потом его вырубили и построили там город. Если за девять наносекунд там обратно появится лес, то все люди и другие живые существа в этой зоне...
   - Невозможно, - отмахнулся эксперт. - Компаратор анализирует текущее состояние каждого участка рабочей зоны. Из двух возможных состояний выбрано будет то, которое обладает наименьшей энтропией. Скажем, если в зоне действия логотрона будет ползти ёжик, то вокруг него, конечно, мгновенно вырастет лес, но сам ёжик не пострадает. Даже если там, где он ползёт, ожидалось дерево.
   - Но строения, скажем, менее насыщены информацией, чем живые существа, пусть даже растения. Тот же город, если на его месте вырастить лес, будет разрушен.
   - Это хорошее средство борьбы с Технотопией! - заметил Адмирал ехидно. - На случай, если она совсем уж надоест. "Напущу я на вас неотвязные лозы, и род ваш проклятый джунгли сметут...". Хи, хи, хи, хи, хи!
   - Заткнись, блин, - с досадой сказал Патрикеев.
   - Вы знаете, - объяснил для скептиков эксперт, - попытка вырастить лес на месте города при нашей схеме работы и в самом деле разрушит город. Поэтому мы изучили внимательно карту и вывели из рассматриваемого списка рабочих зон все ценные объекты народного хозяйства, как-то: города, пути сообщения, электростанции и линии электропередачи, парковочные стоянки, туристические кемпинги, да и вообще всё то, что относится к цивилизованной жизни. За исключением незаконных свалок мусора, правда. А если кто-нибудь построил в джунглях сверхсекретную военную мега-базу, о которой мы не знаем, то это в конце концов абсолютно не наши проблемы, мать их...
   - Вот это будет клёво! - сказал Адмирал.
   - И что мешает запускать ваш лохотрон работать узкими полосками по двести метров? - поинтересовался Патрикеев, явно чувствовавший себя очень неловко в деловом костюме с узким галстуком. Он всё время пытался поправить воображаемый "кис-кис", но натыкался вместо этого на стильно завязанный галстучный узел, отчего создавалось ощущение, что биолог держится за горло. - Зачем нужно было учинять ужасающий взрыв, когда можно работать с самым обычным термоядерным реактором и делать всё то же самое, только медленно и точно?
   - Это было бы хорошей идеей, - согласился эксперт, - но мешают соображения технологического порядка. Дело в том, что для переноса информации на возбуждённые кванты материи в отведённые на это наносекунды приходится идти на хитрость. Решётка компаратора, на котором хранится информация, превращается в мезонный газ, который и служит рабочим носителем. Двадцать две миллисекунды - это максимальное время, на которое нам удавалось удержать мезонную плазму в стабильности. Да и это колоссально много. Потом она превращается в поток фотонов и теряет всякое подобие структурности. Может быть, наши физики способны будут применить какие-то новые технологии, но и в этом случае мы выигрываем лишь две-три миллисекунды.
   - Всё равно эта цифра в триста раз больше, чем занимает сам процесс, - поднял палец биолог. - Из этого можно что-то извлечь, но что?
   - Что бы то ни было, - перебил его размышления Адмирал, - но ждать больше нельзя ни минуты. Готовиться к опыту надо начинать немедленно. Иначе все наши наработки могут просто пропасть. Или даже оказаться в руках у врагов человечества...
   - Но нам необходима консультация специалиста по ксеноморфам! - напомнил эксперт. - Что, если после нашего опыта живая материя в рабочих зонах приобретёт ксеноморфные свойства? Растения в выращенных нами заново райских кущах просто сгорят под солнцем в первый же день!
   - Езус Мария! - ахнул кто-то из техников.
   - Не сгорят, - сказал Патрикеев. - Я правильно понимаю, что моя роль в эксперименте как специалиста по ксеноморфии заключалась, собственно, в том, чтобы опровергнуть это предположение? Тогда вы, дамы и господа, могли бы просто спросить у меня об этом по телефону...
   - Не совсем, - возразил эксперт. - Даже вовсе не только в этом. Точнее будет сказать так: вы сейчас - единственный в мире специалист, совмещающий знания по вопросам ксеноморфии и логотроники. Ведь кто-то должен понимать хотя бы в общих чертах происходящие в этой адской штуковине информационные процессы! Но есть и ещё одна причина...
   - Можете не продолжать, - ответил ему биолог, поднимаясь. - Я понял.
  
   Человек в роскошном фиолетовом костюме пил двойной мартини со льдом и коньяком. Против него сидела на летней веранде женщина в зелёном платье - Сельва де Луна.
   - Это плохо, что вы не сумели изъять Патрикеева, - вздохнула она, разглядывая своего партнёра по коктейлю прищуренными узкими глазами. - Я не берусь даже предсказывать, что он сейчас может натворить. Он ведь наглец, друг мой, вы даже не представляете, какой он редкостный и великолепный в своём роде наглец. Вздумай вы сказать в этом их партизанском лагере, что вы посланник Далёкого Света, или как вы там ещё себя называете, - и вас бы в одночасье повесили. Он не любит ни нашей религиозно-философской модели, ни вашей. А так вам повезло, что он не обратил на вас никакого внимания...
   - Не так уж и повезло, - ответил мужчина, отставляя в сторону коктейль. - Я вам так скажу: если бы не желание добыть этого редкого зверя живым, я бы справился с ним одной левой.
   Женщина в зелёном поднялась, шелестя платьем, обошла стол и встала за спиной у собеседника. Руки её легли на его плечи:
   - Ах, Сирил, Сирил, всё-то вы делаете вид, что вы джентльмен. Охотиться бы вам на тигров в бенгальских джунглях, искать бы в Родезии затерянные алмазные копи! Девиц спасать... Милый мой, да ведь историю делают народы, а не джентльмены. Сейчас любой из игроков на этой исторической толкучке сильнее нас с вами: что Америка, что Китай, что этот Рамон де ла Серна со своими интеротрядами... И Патрикеев обретается с ними, в этой же компании, хоть и корчит из себя благородного героя-одиночку. На самом деле он - вовсе не благородный одиночка. Он мастер импровизации, шоу, любимец дам. На этом он и играет сейчас, зарабатывая очки популярности.
   - Зато мужчины, как я заметил, от него не в восторге, - сказал человек в фиолетовом.
   - Это не так важно. У мужчин тоже есть свои лидеры: кому-то нравится бесноватый оборотень Маркус Черстер, кому-то Адмирал, маленький убийца. Тех, кто умеет думать, ведут люди вроде Анофриева и Серверы де Касада. Не следует думать, что с их смертью кончится их дело; они-то, в отличие от нас, не пытались связать все нити власти со своей драгоценной личностью. А Патрикеев, кстати, для меня ещё и опасен тем, что играет на чувствах женщин. Они, пожалуй, первые поверят в то, что от этого фата в смокинге исходят спасение и благодать.
   - Почему так?
   - Как бы вам сказать... - Сельва задумалась, прикурила гаванскую сигару от тлевшей в вазочке свечи. - Женщины ведь более суеверны по своей природе. Они сильнее, чем мужчины, умеют отчаиваться и покорствовать судьбе, и оттого сильнее ждут чуда, которое их может от этой судьбы избавить. И культ "Мистерии" - мой культ, - был именно поэтому ориентирован изначально прежде всего на женскую аудиторию. Толпа вообще предпочитает поклоняться женскому божеству, и почти все суеверия в мире связаны либо со смертью, либо с женщиной. Даже культ Богоматери...
   - Тогда почему вас беспокоит Патрикеев? Он ведь отрицает, кажется, особенное начало в женской природе. А ваших адепток он, как сейчас помню, даже убивал. Разве он может вам составить конкуренцию?
   - В том-то и дело, что может. Ведь он приучает чуть ли не всех знакомых женщин надеяться не на чудо, явленное за особые заслуги и в знак особой милости, а на вещи повседневные, даже обыденные до преступного: на технику, на закон, на мужчину, который рядом. В чём тогда будет измерена цена эзотерических таинств? А хуже всего - то, что женщина, приученная надеяться и верить таким способом, из пассивного объекта превращается, как правило, в активно действующее существо, в залог действия. А это, когда случается в широком масштабе, вносит в мир новый, непредсказуемый фактор. Даже если женщина ничего не делает сама, а только вдохновляет на действие, это уже говорит о многом. Вы же сами знаете, наверное, Сирил, как сильно женщина способна вдохновлять?..
   Человек в фиолетовом костюме кивнул в знак согласия.
   - Ну так убейте его! - сказал он. - Только безо всяких этих ваших фокусов. Вы уже пытались, помнится, и принести его в жертву, и скормить диким пчёлам, и сделать на его пути ещё триста разных злодейских ловушек. Но в наше время так дела не делаются, мадам. Подложите ему шлюху, сделайте его жену "розовой", заразите его неизлечимой болезнью и посадите на кокаин. А потом раструбите об этом всём в газетах. Какая нормальная баба после этого поверит хоть одному его слову?
   - Раньше я не могла этого сделать. Во-первых, это было не совсем в пределах моих возможностей, а во-вторых, за каждым моим шагом следили. Я сама не могла рисковать скандалом. За Патрикеевым стоял профессор Анофриев, а это титан. Ну, а потом Патрикеев ушёл в тень, и то, что я не разобралась с ним в это время, - это, конечно, моё досадное упущение. Но у меня самой был хлопот полон рот, поверьте. "Мистерию" чуть не закрыли с концами...
   - Теперь Анофриев мёртв. И о Патрикееве пора позаботиться.
   - Дорогой мой Сирил, а так ли уж хорошо вы понимаете наше с вами собственное положение? Мистер Филандер мёртв, и я не уверена, что он не умер насильственной смертью. Генеральный директорат Технотопии пропал без вести, и что-то мне опять-таки подсказывает, что яхта "Виндкрашер" никогда уже не вернётся в порт из своего карибского круиза. Наверняка найдётся человек, и не один, который с радостью вгонит мне в живот десяток пуль, стоит мне сейчас в открытую вынырнуть на поверхность. Вы - дело иное. Вы можете, конечно, позаботиться о Патрикееве, как, наверное, и полковник Ясука. Но вам сейчас опять-таки должно быть не до того. Ясука занимается экспериментом на базе "Шангри-Ла", а вы будете сейчас шаг за шагом разваливать славянский мир, лишая возможных последователей Маркуса Черстера шансов на объединение вокруг России.
   - России больше нет, - наклонил голову её собеседник.
   - Вы ошибаетесь, и жестоко. Россия есть, декретом из Москвы её не опрокинешь. Да и Москва в целом - та же Россия, будьте уверены, что бы там не внушали по этому поводу их агитаторы. Я много старше вас, Сирил, и я пережила гибель двух Россий, но дважды эта страна возрождалась, как пшеница на горелом поле. Так что забудьте о том, что России вдруг не станет. Не на нашей с вами памяти, или уж вместе со всем миром, не иначе. Другое дело - какая это будет в итоге Россия? Вон, у них уже есть знать, а теперь пора бы и царём обзаводиться. Это другое дело. Кто из соседей захочет иметь потом дело с такой страной?
   Мужчина в фиолетовом костюме поцеловал руку Сельвы де Луна:
   - Спасибо за мудрые слова. Но фактов это не отменяет: сейчас славянский мир лишён лидера, слаб и раздроблен, а мы тем временем можем позаботиться о своих интересах в нём. А что такое "Шангри-Ла"?
   - Это секретная база УНИСЕК, а точнее - одного из её подразделений. Там разработано было какое-то средство борьбы с Кризисом, - ответила Сельва, вновь садясь в своё полукресло. - Есть мнение, что использование этого устройства, хотя бы однократное, может привести к тому, что весь мир будет приведён в итоге к некоему новому состоянию. Состоянию, в котором не можем разобраться даже мы с вами. Понимаете, чем это грозит?
   - Я всегда говорил мистеру Филандеру, что эта его затея с экологическим кризисом нелепа и опасна, - пробурчал Сирил, наливая себе виски с содовой. - Нужно было начинать с чего попроще: вторжение инопланетян или третья мировая война. Это всё куда более предсказуемо и даёт вполне пристойные результаты. А сейчас... Мне страшно помыслить, куда нас завела эта авантюра!
   - Две мировых войны уже не помогли, - ответила Сельва. - Исторические законы - очень упругая сила; она всё равно выталкивает ход истории на некую основную ветку. А третья мировая война могла помочь только в том случае, если была бы уничтожена большая часть планеты. Но это не выход: во-первых, процесс был бы необратим, а во-вторых, мы лишились бы на долгое время так необходимого нам для различных нужд населения. - Сельва де Луна плотоядно улыбнулась. - Опять же, такой план казался меньшим риском. Общество в конце прошлого тысячелетия готово было поверить во что угодно: в демонов, в ангелов, в разумные вирусы, а уж в гнев великой матери-природы, обрушившийся на головы непокорных чад, оно поверило бы с превеликой радостью. Кто мог предполагать, что найдутся целые организации, способные предположить сразу вмешательство разумных сил? Гробокопатели проклятые! Будь моя воля - я лично выпила бы всю кровь каждого из них до капли, сидя на посвящённом лично мне же алтаре!
   - Не противно?
   - Со второго раза привыкаешь. А так - даже полезно. Болезни мне не страшны, а кровь восстанавливает силы и не напрягает желудок. Идеальный утренний коктейль для политика, как говаривал мистер Филандер.
   - Итак, Патрикеева уничтожить? - спросил мужчина в фиолетовом, вставая.
   - Убрать - так точнее. Его не должно быть на общественных горизонтах. А убивать... это уж как вы сочтёте нужным. Я бы не стала. Он проводит теоретические изыскания там, где мы идём путём опыта или следуем традиции длиной во много тысяч лет. А это - учёный, прогрессист, он вполне может помочь совершить переворот в наших знаниях о Вселенной. Если он любимый ученик Анофриева, у него должна быть светлая голова. Так что, если вам удалось бы отделить его научную деятельность от деятельности общественной...
   - Это не потребуется, - хрипло сказал мужчина в фиолетовом. - Патрикеев вырастил ученика. Талантливого. Он готов работать на нас, и у него тоже есть своя теория - к счастью, настолько оторванная от реальности, что никакой опасности для нас она не представляет. Кроме того, у него лабораторные дневники последних лет работы Патрикеева. Это удобнее.
   - Да, значительно, - согласилась Сельва де Луна. - В конце концов, если и есть что-то, что отличает Патрикеева по-настоящему от обычного человека, так это его идеи и открытия. А это сокровища, которые создаются всегда коллективно, ими не может полноправно владеть один только человек... Но знаете что, имейте в виду: от Патрикеева вам так просто не избавиться! Это вам не Маркус Черстер, которого вы так ловко убили со второй попытки. В постель со шлюхой он не ляжет, а болезни и наркотики на него фактически не действуют, потому что он пил воду из того же источника, что и я. Если же вы попробуете просто убить его - он опять перестреляет много ваших людей и уедет на бронепоезде под красным флагом. Причём на бронепоезде будет сидеть куда больше его сторонников и сторонниц, чем в прошлый раз. А уж если вы попытаетесь пришить его из-за угла выстрелом из снайперской винтовки, как Маркуса, - то вот теперь-то, после всех его белградских выходок, ему точно возгласят осанну все хоры земные и небесные!
   - И что же вы предлагаете?
   - Нужно либо тихо выкрасть его, либо подловить его на чём-либо, чтобы его дутая популярность рухнула. Скажем, распространить слух, что он умеет делать ещё какое-нибудь полезное чудо, которое будет немедленно востребовано и на которое он не будет способен ни при каких обстоятельствах. Оживлять мёртвых, или ещё что-нибудь в этом роде. Он же после знакомства с папой римским совершает прежде всего евангельские чудеса, так неужели сложно будет сыграть на том, что это оскорбление чувств верующих? Это очень сильный ход, поверьте, особенно там, где религия сильна и поддерживается государственной пропагандой. Я сама выросла в католической стране, и я знаю, как это бывает. Докажите всем этим славянским патриотам, что он своим фиглярством оскорбляет веру своих отцов, своего народа. Никто и опомниться не успеет, как сами же массы будут кричать хором: "Распни его!". За свои суеверия, особенно поданные под маской патриотизма и истинной веры, человек легко отдаст жизнь. Это я вам как богиня говорю.
   - Что-то это сложновато, - покачал головой мужчина в фиолетовом. - Опять ловушка в вашем стиле?
   - А вы предлагаете простое четвертование? - улыбнулась Сельва де Луна, прищурив узкие глаза. - Тогда сами понимаете, какие могут быть последствия в случае вашей очередной ошибки. У нас уже и без того висят на хвосте, а его популярность только вырастет от этих провалов.
   - Скажите, матриарх, я правильно понимаю, что вы и Патрикеев сейчас, так сказать, существа одной природы? - тихо спросил вдруг мужчина в фиолетовом.
   - Ничего общего! - фыркнула Сельва. - Я богиня, а он заукан. - Последнее слово она произнесла по-русски. - Так русские называют подобных ему людей: оторванный от реальности учёный, бедный, но с апломбом, и всё ищет способы осчастливить человечество. Просто он плывёт по течению цивилизации, а я пытаюсь оседлать её. Поэтому мы и кажемся похожими с определённого ракурса...
   - Я спрашиваю только о вашей физической природе. Физической или биологической.
   - Ну, если этот источник подземной воды и в самом деле изменяет состояние материи навсегда, тогда нас можно рассматривать как нечто одинаковое, - зевнув, сказала Сельва. - Многие даже склонны рассматривать эту воду как первородное состояние биогеоценоза, своего рода кровь Земли, давшую начало всей жизни в нашем мире. Поэтому с древних времён это и считалось сакральной тайной... В общем, я не уверена, но думаю, что биологическую природу Патрикеева можно отчасти считать тождественной моей природе, да.
   - И эти его способности и фокусы - всё это происходит от силы источника?
   - Сирил, ну что вы как маленький! Японских мультиков насмотрелись? Сила источника, сила природы... Но, конечно, в его конкретном случае он наверняка воспользовался тем, что может сам на себя писать информацию о состоянии материальных объектов. И поэтому же он менее уязвим для разных вредных факторов окружающей среды, чем обычный человек. Он, фактически, ксеноморф наполовину, и расстреливать его надо серебряными пулями. Имейте это в виду. Хотя в прошлый раз и это не помогло...
   - Тогда вы должны знать, можно ли его лишить этой силы. Хотя бы временно.
   Сельва де Луна прищурила глаза.
   - И не мечтайте! Я не самоубийца...
   - Ага, - сказал человек в фиолетовом, - значит, способ всё-таки есть. Я даже не стремлюсь его узнать, дорогая моя. Мне хотелось бы только одного: когда мне понадобится этот способ или средство - дайте мне его. На одно применение. В конце концов, это в ваших же интересах.
   - Лучше обойтись без этого, - улыбнулась Сельва. - Я бы предпочла, чтобы вы сохранили Патрикеева для дальнейшего употребления.
   - Для дальнейшего употребления нам придётся обойтись его кровью, - кивнул мужчина в фиолетовом. - Любимый ученик Патрикеева, кстати, так и считает, что кровь его шефа для нас более актуальна, чем он сам. А вот сохранить Патрикеева для наших внутренних нужд я вам, увы, не обещаю. Вы же прекрасно понимаете реалии современной политики. Нельзя крутить вокруг да около отдельной личности, не значимой для истории в целом. Если кто-то мешает политическому ходу, он должен умереть. Вот и Патрикеев должен умереть.
   - Хорошо, - сказала Сельва де Луна. - Вы меня убедили. Патрикеев должен умереть.
  
   Салон-вагон папы римского горел, подожжённый взрывом гранаты. Передние оси сошли с рельсов. Из дыры в стенке выплёскивалась на насыпь какая-то техническая жидкость - видимо, ароматизированная вода из пылепоглотителя.
   Нунций Витторио Кальери, держась за простреленное плечо, следил за тем, как бронированный лимузин принимает в свои недра гроб с телом понтифика. Кто-то рядом шептал молитву по-латыни. Кальери оглянулся - на насыпи скорчился, обхватив колени, личный секретарь папы. Костюм секретаря был пропитан кровью.
   - Врача! - крикнул нунций. - Врача!
   - Какое зверство, - сказал секретарь по-итальянски, подняв глаза к небу. - Один за другим, один за другим. Словно журавли осенью. Последняя печать сорвана. Господи, ты окончательно отвернулся от нашего мира! Он больше не твоё владение. Лист упал...
   - Что вы такое говорите? - удивился нунций. - Господня благодать...
   - Клетку не забудьте, - ответил ему вдруг папский секретарь и упал замертво.
   - Кончился? - спросил нунций Кальери у подбежавшего врача.
   - Да прямо! - ответил тот с профессиональным цинизмом. - Шок. Слабая натура! Ну, может быть, ещё лёгкая контузия. Придёт в себя через пару дней, жить будет точно, если умом не тронулся... А вот кто напал на его святейшество? Вы не в курсе?
   - Карабинеры говорят, что нападающие были переодеты в униформу боевиков Армии Славянского Единства, - ответил Витторио Кальери. - Я сам ничего не видел, так как сопровождал поезд на автомобиле. Какие-то выстрелы, взрыв... Но вроде бы это были типичные азиаты: узкоглазые, раскосые, с чёрными волосами. Так что это наверняка были русские. Сперва они убили своего президента, а потом...
   Подбежал один из служащих миссии, помогавших разгружать папский вагон.
   - Что нам делать с этим зверем в клетке?
   - Зверем? - Кальери вздрогнул, припомнив слова секретаря. Прощальный подарок Антуана Роора теперь становился ненужной обузой. С другой стороны, нунций не был склонен к скоропалительным решениям, последствия которых не мог предсказать. - Дайте ему побольше бифштексов и молока. И доставьте в Ватикан. В мой гостиничный номер. Я сам позабочусь о нём позже...
  
   В три минуты пополудни в воскресенье силы НАТО в Европе начали военные действия против Сербии. По традиции, первый удар принадлежал авиации. Эскадрилья бомбардировщиков "Лэнсер" не таясь, среди бела дня, поднялась с авиабазы в Рейн-Майне и взяла курс на Белград.
   - С нашей стороны это будет бескровная война, - заявил журналистам командующий операцией генерал Джузеппе Темпести. - Сербия не посмеет оказать нам никакого сопротивления, а России, которая могла бы вступиться за неё, больше нет. Мы просто сотрём с лица земли эту силу, посмевшую угрожать спокойствию и безопасности реорганизуемого на принципиально новых началах западного общества!
   Не теряя боевого строя, бомбардировщики приближались к сербской границе.
   - Мы в последний раз просим международное сообщество о мирных переговорах, - выступил экстренно в эфире генерал Мандич. - В противном случае ради охраны своей свободы и независимости Сербия готова будет пойти на самые решительные меры...
   Натовские генералы и политики разражались хохотом, слыша эти самонадеянные слова:
   - Вот так президент! Он подписал себе смертный приговор ещё раньше, чем мы. Как вы думаете - что мы с ним потом сделаем? Повесим его, как Саддама Хуссейна, или расстреляем, как Гуттиэре Альварес?
   - Пусть сперва выживет, когда мы будем бомбить его логово, - рассудительно отвечали им другие.
   В час десять ударная эскадрилья НАТО пересекла границу Сербии с северо-западной стороны. С этого момента ударные самолёты сопровождали три эскадрильи тактических истребителей-бомбардировщиков, чтобы прикрыть дорогие самолёты от огня допотопных сербских зениток. До Белграда оставалось четыре минуты подлётного времени. Бомболюки раскрылись, готовясь вывалить страшный груз газотопливных бомб на сербскую столицу.
   - Мы до последнего момента надеялись на благоразумие политиков, - заявил Мандич. - Но это оказались напрасные надежды. Теперь - война!
   Над Сербией сверкнуло на краткий миг ослепительное сияние. Две экстрадорогих лазерных батареи зенитной обороны, невесть откуда взявшиеся на северной окраине Белграда, в тридцать секунд превратили большую часть наступательной эскадрильи НАТО в пепел. Шесть уцелевших самолётов рассыпались, вывалили бомбовый груз куда попало и взяли курс обратно на север. Их догнали истребители сербских ВВС и расстреляли ещё три машины ракетами, прежде чем те успели пересечь боснийскую границу.
   - Неслыханно! - прошептал Темпести. - Это почти годовой бюджет США! Такая наглость должна караться самой ужасающей карой...
   Мандич же был полон решимости:
   - Мы по-прежнему готовы сесть за стол переговоров. Если же это не научило вас ничему, мы будем продолжать боевые действия. Причём не только на своей территории!
   Темпести пустил в ход тактическую авиацию. Одновременно с этим корабли и подводные лодки выпустили крылатые ракеты по сербским военным целям. Ракеты упали куда положено, причинив большие разрушения, но район Белграда оставался по-прежнему неуязвим. Лазерные комплексы исправно жгли все вражеские объекты, появлявшиеся в воздухе в радиусе их поражения - даже баллистические боеголовки.
   Между тем, недалеко от Обреноваца из-под земли выполз, точно древнее чудовище, полугусеничный тягач. Солдаты быстро расчехлили его прицеп - взору открылись две ракеты в контейнерах. Аппарель тягача медленно задралась к небу.
   - Огонь! - скомандовал командир расчёта.
   Спустя две минуты в Адриатическом море переломился от взрыва и затонул итальянский фрегат класса "Лупо". Ещё через несколько мгновений за ним последовал старенький эсминец "Кэртис Уилбур", переданный Англии американцами в качестве вспомогательного корабля противоракетной обороны. Всё это произошло на глазах у экипажей Шестого флота США, успевших лишь зафиксировать, что оба натовских корабля потоплены сверхсовременными противокорабельными ракетами израильского производства.
   Президент США немедленно был проинформирован о случившемся. Поскольку в мире и без того творился бардак, американское правительство приняло весьма неоднозначное в такой ситуации решение:
   - США не поддерживают военную операцию против Сербии. Мы готовы идти на переговоры с новым сербским правительством ради сохранения мира и стабильности в регионе. Наши условия - неприкосновенность границ балканских государств, признание сербским правительством зелёного внешнеторгового доллара США в качестве условной единицы, а также гарантии соблюдения прав и свобод человека в Сербии...
   Однако ни в МИД, ни в прессу это заявление так и не попало. То ли американскому президенту вовремя напомнили о грустной судьбе президента российского, тоже отстаивавшего переговорный процесс, то ли в дело опять пошли соображения высшей политики - то есть чьё-то маниакальное стремление решать всё самолично. Во всяком случае, мирная инициатива США не была услышана даже в штабе войск НАТО в Брюсселе. Американцы ограничились тем, что не послали пока что против Сербии ни одно своё военное подразделение.
   Тем временем сербская артиллерия обстреливала через границу позиции 9-й и 11-й бронетанковых дивизий бундесвера, готовых к рывку на Белград. Английские парашютисты заняли разрушенную Подгорицу (хотя Черногория вообще каким-то загадочным образом не фигурировала в политических сводках на этот момент). Из Хорватии поползли, как встарь, итальянские танки, сминая сербские пограничные столбы.
   Но уже с первых часов войны натовским стратегам стало понятно, что всё идёт совсем не так, как задумывалось. Война мыслилась ими как бескровный триумфальный поход в очаг славянской культуры на Балканах, захват так называемого правительства и передача прямой власти наместникам Технотопии - пусть делают дальше то, что считают нужным. Некоторые из них уверены были, что сербы вообще не окажут никакого сопротивления: в конце концов, после всего случившегося это мыслилось не иначе как самоубийство. Другие, зная крутой нрав славян, ожидали сопротивления, но мыслили его как разрозненные выступления стихийных партизанских сил. Никто не ожидал, что у Мандича окажется вдруг не только и большая обученная армия, но и множество образцов самой современной и дорогостоящей военной техники.
   Если бы мистер Филандер мог знать, куда пошли те денежки, которые он передавал щедрой рукой Чёрному Волку, этот старый опытный политик наверняка скулил бы и рыдал, как побитая собака.
   К концу дня выяснилась и ещё одна крайне неприятная подробность: армия Мандича превосходила европейские силы НАТО численно в два с половиной раза. Пока речь шла о горстках партизан с допотопными карабинами "Застава", это не слишком беспокоило натовских стратегов; но теперь, когда Сербия показала клыки, все расчёты приходилось срочно менять.
   - Это страна-ксеноморф, - шутили журналисты, лояльно настроенные по отношению к Сербии. - Смотрите, как она мгновенно обернулась опасным хищником! Натовским ястребам не привыкать пикировать с воздуха на беззащитных зайцев, но что они способны сделать с разъярившимся львом?
   Другие, привыкшие думать штампами прошлых эпох, призывали к мести:
   - Мы несём свободу и западные идеалы всему миру! Там, где ступает наш солдат, никто и ничто не должно оказывать нам сопротивления! Мы можем делать всё, что угодно, - грабить, убивать, пытать. Но история простит нам всё, ибо мы делаем это во имя высших человеческих ценностей! А каждая капля крови наших солдат, пролитая нашими врагами, заслуживает вечного проклятия и отмщения, равного которому не знала история!
   Эти высказывания коллекционировались знатоками и тотчас же помещались в информационных сетях в виде колонок, сопоставляющих подобные тексты с аналогичными высказываниями воеводы Баума.
   Многие интернациональные бригады, прибывшие в Сербию ради борьбы с Чёрным Волком, вступали теперь под знамёна сербской армии, готовые сражаться за мир на Балканах. Кто взял на себя роль поджигателей войны, было на сей раз очевидно даже полному тупице. Красные флаги и революционные песни стали обычным делом, добавляя в национальную борьбу привкус политической ангажированности. Поборники твёрдого мирового порядка скрипели зубами от ярости:
   - Чего нам сейчас особенно не хватало - так это революционеров!
   Кубинец Сервера де Касада и аргентинец де ла Серна придерживались точно того же мнения: они также считали, что Земля испытывает в революционерах острую нехватку. Поэтому везде, где они появлялись, поднималось грозной волной революционное движение. В середине дня в воскресенье Сервера де Касада убит был рыцарями-милитантами Технотопии во Франции, а труп его растерзан и брошен в Луару. Это возымело отклик. С этого момента революционные настроения побежали по агрессивно настроенным толпам, как цепная реакция. Каждая партия, каждый мало-мальски значимый блок, выступавший против существующего порядка, пытался найти свою аудиторию в этом океане бушующей энергии. У восстающих толп не было ни общей политической программы, ни общей цели, ни даже общей организации. Всё, что их объединяло, - это общий объект для ненависти: концерн "Технотопия".
   Те, кто предпочитал жить тихо и без лишнего беспокойства, наоборот, видели в концерне последний оплот мировой стабильности и обращались к его менеджерам с просьбой навести порядок внутри уютных убежищ, с таким трудом построенных всей Землёй. Предложенная концерном модель: "Снаружи убежищ - средства производства, внутри - общество потребления" вполне удовлетворяла их.
   Но Технотопия, лишённая единого руководства и общей цели, сама по себе сотрясалась в этот день от хаоса и раздоров. Региональные менеджеры, предоставленные сами себе, вынуждены были принимать на свой страх и риск судьбоносные политические решения, касающиеся целых континентов, - и вместе с тем опасались принимать их, боясь ответственности перед генеральным директоратом концерна, который должен был рано или поздно вернуться со своего подводного совещания.
   Сербские войска между тем перешли хорватскую границу. Среди их десантных отрядов замечены были подразделения волков-оборотней.
   К восьми часам вечера по среднеевропейскому времени Объединённый комитет начальников штабов НАТО потребовал применить против Сербии стратегическое ядерное оружие.
  
   - Рад видеть вас в добром здравии, Ируками-сан, - поклонился Патрикеев, придерживая портфель с ноутбуком. - Весьма приятно, что вы согласились сопровождать меня в этом путешествии в таинственный затерянный город.
   Высокая красивая японка в блестящем красном комбинезоне приподнялась на цыпочках и поцеловала Патрикеева в щёку:
   - Так приятно снова с вами встретиться, Валя. Я по вам очень соскучилась. А в какой затерянный город мы летим?
   - Шангри-Ла, - сказал биолог. - Это ведь Шамбала, затерянный город тибетских мифов, не так ли?
   - Адмирал перенял от вас любовь к мифологии. В наш век повальной безграмотности это ценное качество, - вежливо заметила госпожа Ируками. - Но Шангри-Ла, простите, - это не город, а комплекс подземных баз, раскиданных по всему африканскому континенту. Сейчас, с вашего разрешения, мы с вами должны будем проникнуть в главный машинный зал логотрона, в то время как Адмирал будет координировать действия техников и операторов в центре управления экспериментом.
   - Что значит "проникнуть"? - осведомился Патрикеев. - Разве нельзя просто войти туда?
   - Только что погиб доктор Давыдов. - Женщина в красном комбинезоне склонила голову.
   - Как? Почему?
   - Никто не знает. Его самолёт разбился в Найроби, а это часть Технотопии, и нашим экспертам доступ туда фактически заказан. С этого момента вы руководите всем экспериментом, Патрикеев-сан.
   - А чёрта ли я в нём понимаю? - удивился биолог. - Давыдов мёртв, Анофриева тоже нет сейчас в живых. Кто может разобраться в схеме логотрона?
   - Вы, скорее всего, сможете сделать это без особенных сложностей, хотя бы в общих чертах. Поэтому, с вашего позволения, мы и летим прямо на полигон, где расположена установка, а не пытаемся контролировать ход эксперимента на дистанции, как это предполагает техника безопасности. Вам придётся вручную настраивать логические контуры. Из-за этого же возникли и проблемы с доступом к аппарату.
   - Какие проблемы? Мины, ловушки в полу, секиры, падающие с потолка? Гигантские роботы-охранники?
   - Машинная группа в самом деле очень хорошо защищена, - ответила Ируками, - придётся принять меры предосторожности. Разве Стелла-кун не рассказывала вам, что случилось с людьми полковника Ясуки, пытавшимися штурмом взять базу?
   - ...я сама не вполне в курсе, с вашего позволения... - наклонила голову Стелла Симберг.
   - Доступ к аппарату блокирован целой системой разнообразных ловушек, - пояснила Ируками. - Автоматические пушки и лазеры, замаскированные в стенах, магнитные коды идентификации, система сканирования ДНК и структуры сетчатки глаза для авторизованного персонала. При этом путь в рабочую зону центра весьма неблизок: нужно пройти целых три теста, ответы на которые известны опять-таки только авторизованному персоналу, преодолеть несколько хитроумных и трудно отключаемых препятствий, а напоследок - пройти испытание психологической стабильности, проехав в специальном вагоне подземного монорельса с самим собой.
   - Это как? - хихикнул биолог.
   - ...зеркало Теммельса, очень трудное испытание для психики, - пояснила Стелла. - Я с большим трудом прошла его четыре раза. Оно подвергало испытанию мою компетентность и способность оставаться самой собой в любом положении...
   - Бедная Стелла-кун! - воскликнула Ируками. - Это испытание многих калечит с первого раза! Какой изверг заставил вас проходить его четырежды?!
   - ...полковник Ясука ...
   - Ну, этот изверг мне за всё заплатит! - пообещала бывшая начальница базы "Океания". - Аято Умеи вот-вот выследит его, и тогда мы устроим ему такой трибунал...
   - Постойте, постойте, - не слишком вежливо перебил её Патрикеев, - эти ловушки очень опасны?
   - Конечно.
   - Надеюсь, у нас есть ключи?
   - Нет, с вашего позволения. Ключи были только у профессора Анофриева, лично разработавшего концепцию испытательного теста. Мы опасались тиражировать коды доступа к контрольному центру испытания, и как выяснилось, не зря. Полковник Ясука потерял более полусотни своих людей на всех этих ловушках, чтобы достичь контрольного пульта. Страшно подумать, что было бы, если бы он смог легко завладеть ключами доступа! Ведь воздействие логотрона потенциально может распространиться на весь мир...
   - А как мы теперь сами туда проникнем? - обеспокоился биолог. - Будем прыгать по стенам, как Индиана Джонс, и разгадывать идиотские фрейдистские ребусы?
   - Я думаю, мы просто отключим рубильник системы безопасности, - Ируками-сан погладила нервно сжавшуюся в кулак ладонь биолога. - Адмирал дал нам мастер-код, позволяющий это сделать.
   - А куда, мать его, направился сам Славка Шлем... простите, Адмирал?
   - В Найроби, в Кению. Там находится командный центр. Конечно же, командовать операцией придётся вам, но Адмирал в любом случае является главным исполнительным звеном. У него все ключи и карты, за исключением паролей главного компьютера. Эти пароли нам предстоит вскрыть, но там ничего не взрывается, больших сложностей возникнуть не должно.
   - Надеюсь на это, - вздохнул биолог. - Больше всего на свете ненавижу проскакивать через хлопающие стальные двери и отключать бомбы за две секунды до взрыва.
   - ...а вам приходилось?.. - полюбопытствовала Стелла.
   - К счастью, нет, - ответил Патрикеев. - Иначе я бы потерял к себе всякое уважение. Но на всякий случай надо бы держаться начеку: предупреждённый - вооружён. Не хватало нам ещё осложнений на предпоследнем этапе опыта!
   - ...простите, Валентин Сергеевич, а вы уже рассчитали потенциальные эффекты?.. - тихо спросила Стелла.
   - Ну что вы! Для этого нужно быть супермозгом. Я только проверил расчёты, сделанные теоретической группой "Шангри-Ла", и не нашёл в них ошибок, - успокоил её Патрикеев.
   - ...правда, что это устройство может спасти всю Землю?..
   - Нет. Но, во всяком случае, его успешное испытание выведет нашу цивилизацию на принципиально новый виток развития. Тогда люди получат в свои руки оружие, способное справиться с Кризисом раз и навсегда, а заодно - очистить биосферу планеты от разного технологического сора и... с выгодой для себя использовать феномен ксеноморфии. Спасёт ли это наш мир? Откуда мне знать! Я бы спас, но ведь не только я здесь всё решаю... - биолог махнул рукой и полез в люк корабля.
   - Но ведь это, с вашего позволения, не только новая технология, - заметила Ируками-сан, следуя за ним. - Это и новая мораль, и новая философия, и новая экономика. Простите, новая физиология, в конце концов! Для меня, скажем, оказалось очень экзотичным - на тридцать девятом году жизни ощутить себя в облике другого живого существа. Как всё это изменит нашу Землю! - тоном полувопроса воскликнула она.
   - Разве нам важно знать? - ответил ей Патрикеев. - У нас всё равно нет другого выбора. Либо гибель, либо вечное изменение. Причём изменение с каждым разом становится всё более сильным и быстрым, хоть нам и кажется подчас, что ничего вокруг нас не изменилось. Это объективный исторический закон, и сойти с его пути значит погибнуть. Другой путь, правда, предлагает культ "Мистерии" - большинству людей и в самом деле умереть от так называемых естественных причин, а ничтожной горстке выживших - отказаться от разума и стать снова животными, чтобы в мире всё наладилось само, без нашего вмешательства. Интересно, кто-нибудь из людей способен на такое безумие по-настоящему? Я - нет.
   На потолке пассажирской секции зажглась яркая лампа, и стартовое ускорение вдавило сидящих людей в мягкую обивку дивана, как незримая кошачья лапа.
  
   Ближе к вечеру Маркус Черстер пришёл в себя. Мягкий свет оранжевой лампы лился на его постель откуда-то сверху. Болела рана - не по-человечески, а так, как она болит у ксеноморфов, холодной колющей болью разливаясь по телу. Дышать было трудно, но возможно. Маркус быстро обнаружил, что к его носу и горлу протянуты шланги. Значит, это не ад, а больница, вяло подумалось ему. Он попытался приподнять голову: помешали фиксаторы. Ощутимо качало пол.
   Чёрный Волк огляделся. Судя по всему, он плыл на корабле. В задёрнутом фиолетовой шторкой окне пролетали беспокойные веера брызг. Спиной к нему сидела у иллюминатора женщина в пятнистом военном комбинезоне. У женщины была роскошная чёрная коса, толщиной примерно в руку Маркуса.
   - А, - сказал он по-русски усталым голосом сквозь шланги и загубники, - капитан Светлицкая.
   - Так точно, - не поворачивая головы, отозвалась та. - А ты, если что, Маркус Черстер, Чёрный Волк - Баклан, или как-то тебя так ещё звали. Не забыл?
   - Помню, - пробурчал Маркус. - Только не "баклан", а "Балкан".
   - Не гунди, - посоветовала Светлицкая, - всё равно не слышно ни фига.
   - Где я? - просипел Черстер.
   - На пароходе, - ответила девушка. - Ту-ту, понятно!
   - А куда плывём?
   - В Новороссийск. Там есть ветеринарная лечебница, специально для чёрных волков. Ясно? Тебя там вылечат, и сразу будешь нормальный. Если, конечно, не отрежут по ходу ничего лишнего.
   - Как... Белград?..
   - Лежи, лежи. Нету больше твоего Белграда!
   Маркус сделал усилие, приподнялся - зажимы фиксаторов отскочили со звоном. Бок пронизал ледяной спазм боли.
   - Как, как?
   Анастасия встала, склонилась над ним, уложила голову Маркуса обратно на подушки.
   - Мандич дерётся с натовцами, ясно? Бомбить Белград хотят. Ты-то чего задёргался? Не навоевался ещё, что ли?
   - Оружие... - сказал Маркус. - Я передавал оружие...
   - А, - кивнула головой Светлицкая, - то-то они там всех теперь в лепёшку катают! Лежи спокойно, не рыпайся. Мне тут с тобой тоже охоты сидеть мало.
   - Вучетич?
   - Опять убил свою девку, - согласилась Анастасия. - Теперь с натовцами дерётся, наверное. За Сербию и за Зорко Мочича. Вот!
   - А мои войска?
   - Твои войска, - Светлицкая опять отвернулась. - Вот ведь заводной какой нашёлся. Комбат-батяня, батяня-комбат. Лежи, говорю, тихо! Мандич из твоих войск сделал две дивизии, а натовцы сделают отбивную. Понятненько?
   - Встать... когда можно?
   - Скажут - встанешь. А пока тебе даже в туалет под себя ходить надо, понял? И морду твою стирать санитарам придётся. Хоть бы бородень свою сбрил, кактус! Вырастил себе метлу пониже хлебала - ни побрить ведь, ни шланг засунуть толком. Как ты через неё хаваешь-то?
   - Да так... - Маркус изрядно обессилел от разговора. - Я арестован, да?
   - Ну, типа, ты арестован проектом АМО. Только проекта больше нет ни фига. Так что пусть Адмирал сам решает, что с тобой, с таким красавчиком, делать. А теперь закройся и задрыхни, борода! Глаза б мои век тебя не видели! Сейчас проветривать буду...
   Анастасия подошла к иллюминатору, отдраила его и высунула голову наружу, в кипение дождевой мглы.
  
   Челнок Адмирала завис над посадочной площадкой, выдвинувшейся из-под земли километрах в семидесяти к северу от кенийской столицы. Тормозные струи ударили в бетон, машина закачалась в воздухе и со свистом опустилась на мощное шасси. Шум двигателей смолк в чистом воздухе, пропахшем тропическими ароматами и азотной гарью.
   - Здесь где-то бродит стратосферная линза, - предупредил пилот. - Осторожно с ультрафиолетом.
   Адмирал захлопнул герметическое стекло шлема, обернулся к дежурному:
   - А где, типа, почётный караул и всё такое? Блин, чё за ботва? Должно быть с оркестром, и всё такое.
   - Ну, - предположил дежурный, - они, типа, заняты. Наверное, они полируют свою установку.
   - Вот зашибенно, - согласился Адмирал.
   Откинулся лёгкий алюминиевый трап; охранники спустились на мягкий от жары бетон, держа наготове автоматы. Адмирал шагнул в проём люка.
   - Ну всё, - сказал он, спускаясь по трапу, - сейчас мы включим логотрон, и это будет зашибись как круто. А потом...
   Что должно было быть потом, выяснить никто не успел. Из высокой травы на краю лётного поля вылетела длинная струя огня и белого дыма, ударила точно в трап. Сверкнуло неяркое пламя, а вслед за ним с грохотом вспух на месте челнока огромный чёрно-багровый клубок. Машина лопнула от страшного удара, горящие осколки алюминиевого сплава и пластика дождём посыпались на бетон с небес.
   Два десятка автоматчиков бежали к месту взрыва. Командовал ими вездесущий полковник Ясука.
   - Быстрее! Адмирал должен был выжить, у него бронированный костюм. Взять живым!
   Адмирал и в самом деле встал из огненных руин, шатаясь и держась за колени.
   - Ты чё, упырь? - спросил он. - Люлей захотелось? Щас дам больно! А ну, стоять на месте! Именем человечества планеты Земля, доверившего Организации Объединённых Наций единый мандат на осуществление законности и правопорядка на поражённых Кризисом территориях...
   Ясука поднял кверху правую руку, останавливая автоматчиков. В руке у Адмирала была странная, необычной формы граната, похожая на старинные противотанковые бомбы.
   - Я уважаю ваше мужество, Адмирал, - сказал он, - но не понимаю вашей бессмысленной храбрости. Пусть об этом не знает ни ООН, ни власти вашей родины, но мне-то хорошо известно, что именно вы убили четырёх высокопоставленных чиновников, входивших в контрольный комитет. И по вашей же инициативе была взорвана яхта "Виндкрашер", на которой находился в тот момент весь директорат концерна "Технотопия". Вы - преступник и пират, Адмирал. Так что это я буду отдавать сейчас приказ о вашем аресте!
   - Именем вашей богини? - криво усмехнулся Адмирал, открывая стекло шлема.
   - О, вы знаете и это? Жаль. Это делает вас ещё более опасным. Ну что ж, вам я могу сказать: да, я служу богине. А точнее, я служу тому новому миропорядку, который хочет установить Сельва де Луна за стенами Технотопии. Ведь в её власти излечить мир от Кризиса, а это приведёт в ряды её секты миллионы простых людей.
   - А что вы рассчитываете с этого иметь? - спросил Адмирал.
   - Новое общество, разумеется, - Ясука остановился на мгновение. - Общество, которое сделает шаг из хаоса к новой, более высокой структуре. Разве вы не понимаете, что люди в наши дни уже утратили не только надежду на будущее, но и само ощущение миропорядка? Богиня в состоянии его вернуть. С помощью той технологии, которую вы преступно повторили здесь, на базе "Шангри-Ла", она может повелевать всей биосферой планеты: посылать обильные урожаи или чудовищный голод, лечить и распространять болезни, возвращать молодость или превращать во мгновение ока в усохшего старца. Это новый век легенд! Люди под властью богини вновь обретут определённость, зримость той силы, что ими правит. Они будут точно знать наконец-то, что кто-то присматривает за их судьбой. Разве это не прекрасная цель?
   - Ни фига это не прекрасно, - сказал Адмирал. - Наоборот, это полный отстой. Вам, полковник, скоро пятьдесят лет, а из вас прёт наружу такая лажа. Вам непременно должно быть стыдно - у меня бы в вашем возрасте уже внуки были, а вы вместо этого убиваете живых людей, да ещё несёте при этом такую туфту! Как сопляк, честное слово.
   - Я взрослый! - сказал с неожиданной яростью полковник Ясука. - Я серьёзный, взрослый человек, и я занят серьёзным делом, понятно?
   - А чего это вы вдруг взялись мне это доказывать на словах? - фыркнул Адмирал. - Взрослые люди как-то обычно не сообщают друг другу, что они взрослые. Это само собой разумеется. А вы, извините, говорите так, как говорят обычно подростки, которых учительница застукала с марихуаной в школьном туалете для девочек...
   - Мои поступки мотивированы великой целью! Я знаю, чего хочу!
   - Но ваша мотивация, знаете ли, при этом просто недостойна взрослого человека. Какие-то богини, судьба... Глупость ведь?
   - А если я вам скажу, что это мечта многих поколений - вам станет легче? - парировал Ясука. - Люди живут ради двух вещей: слабые ради удовольствий, а сильные - ради власти. А власть требует стабильности. Мне, например, при существующем общественном порядке удастся в лучшем случае выслужиться в генералы. А империя открывает мне путь. При новой власти я могу стать сёгуном, могу основать новый великий род, чтобы внушать нецивилизованным народам истинные идеалы самурайского духа.
   - Это ещё больший отстой, - возразил Адмирал. - Империя - отстой, самураи - отстой, стремление к власти - вообще полный инфантильный отстой для сексуально неполноценных. Книжки читайте, полковник, - ваша тема давно раскрыта!
   - Да вы посмотрите! Весь мир только и мечтает об империи! Как говорят русские? Разуйте глаза, Адмирал! У нынешнего общества нет цели, нет смысла, нет любви к великому. Вы ещё изображаете из себя военного, рыцаря долга, а не понимаете такой простой вещи! Цель - либо править, либо подчиняться! Другой цели у людей нет!
   - Скажите это молодому поколению, - устало посоветовал Адмирал. - Тому, которое ваша богиня называет "поколением Соноры". У них как раз есть цели - ясные, чёткие цели, а не эта имперская бредятина для малолетних. Дотумкал ты или нет, планктон ты офисный?!
   - Мне надоело! - завизжал Ясука. - Мне надоело слушать эти упрёки в инфантильности! Я понял, что значит быть взрослым! Быть взрослым - значит, править другими и не давать управлять собой! А вы все как раз - незрелые, безответственные подростки! У вас нет идей! Вам хочется только свободы, с которой вы даже не знаете, что делать! Проблема выбора! Свободная воля! Это порождения больной фантазии рыжеволосых варваров! У вас вообще нет мечты! Ваш идеал - обыкновенное половое распутство и отсутствие войны, только и всего! И вы ещё называете меня сопляком?! Я твёрд умом и опытен телом, я - настоящий самурай! Что с того, что богиня навеки вернула мне молодость духа?! Я всем вам докажу...
   - Ну и психопат, - перебил его Адмирал. - А я-то, старый идиот, ломаю голову: чего это полковник Ясука ведёт себя как поц? Я думал, у вас с бабами проблемы, полковник. А вы, оказывается, просто инфантильный имбецил...
   - Я самурай! - вновь заорал фальцетом полковник. - Уважайте мою самурайскую честь и традиции великой Ямато!
   - Плевал я на традиции великой Ямато, - пожал плечами Адмирал, - боку-ва гайдзин. Я всё правильно сказал? А на самурайскую честь я вообще клал с прибором, равно как на хайку, аниме, додзё, даймё, дзен и прочего Токугаву Иэясу. Одним словом, полковник, в гробу я вас видал с вашей империей и с вашей самурайской честью! Новое поколение вас не приемлет, это я вам гарантирую. А сейчас - идите на...
   - Умейте проигрывать достойно, - кипя злобой, сказал Ясука. - Ваша главная база захвачена моими людьми, учёные мертвы. А вас самого ждёт крайне неприятная судьба: вы можете сообщить и мне, и богине много интересного. После чего я казню вас со всей утончённостью, на которую способен столь неприятный для вас восточный менталитет. Вам всё ясно?
   - А я, - сказал Адмирал, захлопываяч стекло шлема, - раз так, взорву сейчас тебя, полкаш вонючий, вместе со всеми твоими людьми. Вот этой вот атомной гранатой, которая у меня в руке. И это будет зашибенно клёво, потому что два десятка уёжищ разом помрут, и воздух на планете сильно очистится. Заценил?
   - Вы не сделаете такой глупости, Адмирал, - спокойно сказал Ясука. - Я же вас знаю. Я хорошо разбираюсь в людях и к тому же изучил нейролингвистическое программирование. Вы до последнего будете сопротивляться, ожидая откуда-нибудь помощи. Так что сейчас вы спокойно положите гранату на землю и пойдёте со мной под конвоем в мой вертолёт. Кстати, я не верю, что граната атомная. Вот так вот. Я не умею ошибаться, помните это, Адмирал.
   Полковник Ясука ошибся.
  
   Экран видеофона вспыхнул; на нём неожиданно появилось измождённое лицо генерала Симберга.
   - В чём дело? - спросил Патрикеев. - Вам не следовало вставать, генерал. Что-то случилось?
   - Челнок Адмирала в Найроби взорван был, - медленно, с трудом сказал Симберг. - Самого Адмирала судьба неизвестной остаётся. Связи с контрольным центром эксперимента получить мы не можем пока...
   - Папа, что с тобой? - спросила Стелла. - Почему ты так странно говоришь?
   - Много лет подряд так, а не иначе, говорить я мечтал, - скромно ответил дочери Симберг. - Этот формат гораздо труднее перехвату и расшифровке поддаётся. Важно это при управлении стратегическими операциями бывает. Но раньше боялся я, что психологи тревогу поднимут, а теперь я в голову ранен был, и справка у меня имеется. Однако не всю жизнь, конечно, я так говорить буду: только в такие минуты, когда важную информацию в радиоэфире сообщаю.
   - Что с экспериментом? - быстро спросил Патрикеев, которого мелкое чудачество Симберга оставило абсолютно равнодушным.
   - Контрольный центр эксперимента, видимо, потерян был, - ответил генерал. - На ручное управление компьютером логотрона перейти вам придётся.
   - Да без проблем, - кивнул биолог. - Давайте быстрее. Чует моё сердце, что-то совсем уж нехорошее готовится вокруг нас!
   - Верными кажутся мне ваши предчувствия, Валя. Кнопку питания на пульте у западной стены нажать вам следует.
   Стелла Симберг, опередив Патрикеева, подскочила к пульту и утопила пальцем оранжевую подсвеченную кнопку. Вспыхнули стереодисплеи, отображая приглашение к работе.
   - Что дальше?
   - Для подтверждения доступа на три вопроса ответить вам надо, - заглянув в бумажку, сказал Симберг.
   - Список ответов у вас?
   - Вопросы эвристической машиной при работе программы формируются, - развёл руками генерал. - Об особом складе интеллекта пользователя правильные ответы свидетельствовать должны. Только тот, кто к умозаключениям в подобном ключе способен, адекватно с логотроном работать сможет.
   - Блин! - сказал Патрикеев. - Терпеть не могу экзаменов!
   - Нас тут четверо, - успокоила его Ируками-сан, - а я когда-то была лучшей ученицей в колледже. Мы найдём все ответы!
   - Хорошо, - биолог щёлкнул по клавишам терминала, вызывая рабочее приложение. Вежливый голос из динамиков предупредил по-английски, что для работы программы требуется пройти тест, и спросил, на каком языке будет выполняться прохождение.
   - Давайте по-русски, - предложил биолог. - Это единственный язык, который знаем мы все вчетвером. А электронный переводчик легко может запутаться в семантике. Кроме того, предлагаю работать с вопросами и ответами в письменном виде, чтобы исключить разночтение.
   - ...я согласна... - кивнула Стелла.
   - Тогда начали, - Патрикеев повернулся к терминалу. - Первый вопрос, пожалуйста.
   "ЭТОТ ЧЕЛОВЕК БЫЛ ЗАСТРЕЛЕН, ПОВЕШЕН, ОТРАВЛЕН, УТОПЛЕН И СОЖЖЁН. НАЗОВИТЕ ЕГО!" - предложила машина.
   - Ого, - присвистнул Патрикеев. - Никогда не видел раньше таких огромных зелёных букв на чёрном экране. Ну, и как мы назовём этого страдальца?
   - ...я бы предположила, что это Распутин, - потупившись, произнесла Стелла.
   - Ни в коем случае! Распутина не вешали. Хотя все остальные признаки налицо, - Патрикеев развёл руками. - Генерал, вы не знаете, отвечать на вопросы надо по времени?
   - Нет, не ограничен лимит времени при ответах, - сказал Симберг. - Но поторопиться стоит всё же. Катастрофой наше промедление обернуться иначе может.
   Биолог побарабанил пальцами по пульту:
   - Да, задачка не из лёгких. Мои мозги уже плавятся. Человеческая история весьма богата мучениками, но чтобы вот так уж сразу...
   - Святой какой-нибудь? - предположила Ируками-сан.
   - Да нет, вряд ли...
   - ...простите за глупый вопрос, - вдруг сказала Стелла, - а это обязательно должно быть имя собственное?..
   - Стелла, вы гений, - улыбнулся ей Патрикеев. - Генерал, вы не в курсе, сколько у нас попыток?
   - Одна попытка на каждый из трёх вопросов даётся, - ответил Симберг. - С другой стороны, указано в инструкции, что большой набор разночтений в семантике ответа программа допускает. Правильность ответа лишь по формальным критериям проверяется...
   - Пока мы не запутались, - предложил биолог, поворачиваясь к своим спутницам, - предлагаю ввести ответ по формальным критериям. Времени играть тут в "Что? Где? Когда?" всё равно нет. А вы, генерал, - сказал он Симбергу, - позаботьтесь выслать сюда на резервном челноке команду хакеров из проекта.
   - С антарктической базы группа хакеров стартовала уже, - ответил Симберг, - будет у вас час спустя примерно.
   - Много, - Патрикеев заметно загрустил. - Ну что ж, попробуем?
   Он склонился над клавиатурой и ввёл, погружая пальцы в светящиеся псевдоклавиши: "ПОКОЙНИК".
   - Формальным критериям соответствует, - добавил он, подтверждая ввод.
   На дисплее пробежала рябь; затем выскочили буквы:
   "СООТВЕТСТВИЕ СЕМАНТИКИ ЗАДАННЫМ УСЛОВИЯМ 88%. НАИБОЛЕЕ ВЕРНЫЙ ОТВЕТ - УБИТЫЙ. ОТВЕТ ПРИНЯТ."
   Все, кто наблюдал за этим зрелищем, облегчённо выдохнули.
   - Не так страшен чёрт... - пробурчал Патрикеев. - Пожалуйста, второй вопрос.
   "НАЗОВИТЕ ИМЯ РУССКОГО ПОЛИТИКА, ПЕРВЫМ ПРИМЕНИВШЕГО ДЛЯ УНИЧТОЖЕНИЯ НЕПРИЯТЕЛЬСКОГО ГОРОДА САМОНАВОДЯЩИЕСЯ КРЫЛАТЫЕ СНАРЯДЫ" - потребовала машина.
   Патрикеев посмотрел на изображение Симберга:
   - Вы, помнится, увлекались военной историей, генерал...
   - Было дело. Но я как-то не припомню, чтобы русские бомбили чужие города в эпоху существования крылатых ракет, - развёл руками генерал, на мгновение утративший свои странные речевые особенности.
   - Тут опять какая-то каверза, - сказала Ируками, пристраиваясь на корточках у ног Патрикеева.
   - Истории вашего народа это в наибольшей степени касается, Валя, - произнёс Симберг. - Вспомнить всё, что знаете вы об истории, вы должны сейчас. Неуместен здесь патриотизм, и даже самые тяжкие факты раскрыты должны быть вами...
   - ...а я, кажется, знаю ответ! - вдруг сказала Стелла. - Этот политик - княгиня Ольга!
   - Кто? - спросила Ируками.
   - ...была в древности такая русская княгиня. Чтобы отомстить за своего мужа городу соседнего племени, она потребовала у них в качестве дани голубей, гнездящихся на крышах их домов. Потом по её приказу к каждому голубю привязали горящую паклю и отпустили. Птицы полетели домой, и все соломенные крыши загорелись. Город в одночасье охвачен был огнём...
   - Интересная легенда. Формально опять-таки подходит, - согласился Патрикеев. - Кстати, обратите внимание: в вопросе сказано "политик", а не "военный". Попробуем?
   - Попробуем, - согласилась Ируками.
   - Но если это окажется в итоге Хрущёв или ещё кто-нибудь из современных... - сказал себе под нос биолог, вновь наклоняясь над клавиатурой.
   Он набрал "КНЯГИНЯ ОЛЬГА", и компьютер незамедлительно выбросил ответ: "СООТВЕТСТВИЕ СЕМАНТИКИ ЗАДАННЫМ УСЛОВИЯМ 100%. ПОЗДРАВЛЯЮ. СЛЕДУЮЩИЙ ВОПРОС БУДЕТ ОБЛЕГЧЕН НА 50%".
   - Молодец, Стелла-кун, - поздравила свою ученицу сияющую от гордости госпожа Ируками. - Я и не знала, что ты занимаешься историей.
   - ...вы переоцениваете меня, учитель. Я видела это в одном мультфильме... - Стелла густо покраснела.
   - Ну что ж, - сказал Патрикеев, - Стелла спасла нам очень много времени и сил. Теперь остался последний вопрос, самый лёгкий. Вперёд!
   "ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ПОГИБ РАДИ СЧАСТЬЯ ЛЮДЕЙ, АБСОЛЮТНОЕ БОЛЬШИНСТВО КОТОРЫХ ОН НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ. ЕГО ОБРАЗ - ОДИН ИЗ САМЫХ ПОПУЛЯРНЫХ В МИРЕ. ОН СОЗДАЛ ДОКТРИНУ, КОТОРУЮ МНОГИЕ ОСПАРИВАЮТ, НО НИКТО НЕ МОЖЕТ УБЕДИТЕЛЬНО ОПРОВЕРГНУТЬ. ЕГО ПАМЯТЬ ЧТЯТ СЕЙЧАС НА ЧЕТВЕРТИ ВСЕЙ ТЕРРИТОРИИ ЗЕМЛИ. ХОДИТ ЛЕГЕНДА, ЧТО МЕСТО, ГДЕ ХРАНЯТСЯ ЧАСТИ ЕГО ТЕЛА, - САМОЕ ОХРАНЯЕМОЕ И ТАИНСТВЕННОЕ МЕСТО НА ЗЕМНОМ ШАРЕ. НАЗОВИТЕ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА!" - потребовал компьютер.
   Ируками, Симберг и Стелла одновременно улыбнулись с облегчением.
   - Действительно, самый лёгкий вопрос, - весело произнесла японка.
   - Да уж. Проще некуда, - кивнул ей биолог, не поворачивая головы. Быстрыми движениями пальцев он набрал на клавиатуре: "ЭРНЕСТО ЧЕ ГЕВАРА". Генерал Симберг охнул; брови Ируками удивлённо поползли вверх и заломились домиком. Стелла поскользнулась от неожиданности на полированном пластике пола и вцепилась в левое плечо биолога, чтобы не упасть на пульт.
   "СООТВЕТСТВИЕ СЕМАНТИКИ ЗАДАННЫМ УСЛОВИЯМ 100%. ПОЗДРАВЛЯЮ: ВЫ УСПЕШНО ВВЕЛИ ПАРОЛЬ!" - напечатала машина.
   Патрикеев размашисто утёр со лба испарину свободным рукавом смокинга. Потом поспешно вспомнил о носовом платке, вынул, изящно промокнул виски.
   - Итак, чем займёмся теперь? - спросил он, переходя к главному пульту. - Сразу будем спасать мир от Кризиса, или сперва совершим несколько испытательных чудес помельче? Так, для разминки, - покажем всему миру, до чего дошёл прогресс. А?
   - ...а что мы можем делать с помощью этого устройства? - с любопытством спросила Стелла.
   - Всё, - ответил Патрикеев. - При наличии достаточно мощного источника энергии мы с помощью этого устройства можем делать всё. Во всяком случае, всё, что мы достаточно хорошо изучили. Только не всё сразу, конечно.
   - ...разве это возможно - всемогущество?
   - Нет, невозможно. Ведь это только аппарат. Он не даёт ни всезнания, ни вездесущности, а для всемогущества, о котором вы говорите, это онтологические критерии. Но в теории мы, конечно, можем достичь теперь впечатляющих результатов. Это то, о чём мечтали кибернетики со времён Винера: прибор для прямого превращения информации в материальную форму. А уж какой будет эта форма и сможет ли она вообще существовать в нашей Вселенной как физическая величина, - это целиком зависит от нас.
   - И всё с помощью этой схемы?
   - Нет, конечно. Наверняка её возможности очень ограничены. Но ведь прогресс не стоит на месте!
   - А что умеет эта машина? - спросила Ируками-сан.
   - Её строили, чтобы перепрограммировать взбесившуюся материю в очагах Кризиса. Значит, она способна будет перепрограммировать взбесившуюся материю в очагах Кризиса, - рассудительно объяснил Патрикеев. - Вот этим мы сейчас всё-таки и займёмся. Остальные чудеса - после.
   Он склонился над экранами, в которых зажглась конфигурационная схема настройки компаратора, и открыл ноутбук со справочными текстами.
   - И всё-таки, - задумчиво спросил с экрана генерал Симберг, - где мы возьмём бомбу?
   - Найдётся, не переживайте, - сказал биолог сквозь зубы.
  
   - Итак, - сказал Дементьев, оказавшись в своём любимом кафе "Причал" на Чёрной Речке, - они все мертвы. Умерли секретарь Совета Безопасности ООН, председатель Объединённого комитета начальников штабов НАТО, российский президент и римский папа. Даже мой отец умер, так и не сумев разобраться в сложностях мировых политических реалий. Жив только этот мелкий подонок, выскочивший из занюханного питерского института. Разве бы всё повернулось так, если бы в мире эффективно действовали правильные законы жизни?
   - Кого ты имеешь в виду под мелким подонком, выскочившим из занюханного питерского института? - поинтересовалась у него журналистка Лариса, которую он пригласил на обед тет-а-тет по случаю своего возвращения. Когда-то, когда Дементьев ещё пытался реализовать на практике концептивистику Инскрипториума, он возлагал на Ларису большие надежды. Но та, хоть и поддерживала с ним более чем тесные отношения, упорно отказывалась продвигать дементьевские идеи через многотиражное питерское издание, в котором она работала (то был популярный журнал мод). Нынешнее приглашение поразило Ларису до глубины души, поскольку расставание их было более чем холодным; однако Дементьев отчаянно нуждался в ней и готов был пойти на серьёзные жертвы, лишь бы заручиться её поддержкой.
   - Я имею в виду Патрикеева, - ответил он. - Кого же ещё?
   - Это того типа, который явился к беженцам в Сербии и всех там лечил? Вроде пророка, только в смокинге?
   - Ну да, конечно. Очень точная характеристика.
   - А он разве наш, питерский? Я что-то слышала, что он писал про Соликамск...
   - Здрасте-мордасте! - возразил Дементьев. - Про Соликамск ничего не знаю, а вот то, что я работал с ним в одной лаборатории, - это факт. Он занимался моим проектом - Белым Кристаллом. Просто без меня он ничего не мог с научной точки зрения. А потом у него начались проблемы с законом, да ещё и жена ему изменила. Вот он и отправился попутешествовать. Авось где-то кто-то ещё не устал от его сказок про то, как он работал в Комиссии по экологической безопасности и спасал Землю...
   - Скандал! - профессионально восхитилась Лариса. - Раз ты его знал, может быть, знаешь, чем он сейчас занимается?
   - Понятия не имею, - ответил Дементьев. - Я был с ним в лагере под Белградом. Он бежал, боясь разоблачения. Тем более что его пытались арестовать.
   - Кто?
   - Служба внутренней охраны Технотопии. Этим он в особенности надоел, тем более что водил политические шашни с этим самым Чёрным Волком. Сама понимаешь, девочка: дрянь к дряни всегда липнет.
   - Свинья везде грязи найдёт, - согласилась Лариса, и Дементьеву показалось, что в голосе у неё промелькнула некая двусмысленность.
   - Не веришь? - спросил он. - Вот фотографии, - Дементьев протянул своей собеседнице карточку памяти. - Можешь полюбоваться: тут он в самых разных ракурсах.
   - Слушай, а за что ты его так ненавидишь?
   - Во-первых, он лжец. Причём он даже не враль: на фактах его не поймаешь. Всё хуже: он манипулирует фактами, делая из них какие-то свои выводы, абсолютно не имеющие ничего общего с концептивистикой Белого Кри... гм... короче, ничего не имеющие общего с реальностью. И толпа ему при этом верит. А это хуже всего, потому что он калечит правильно настроенные в унисон мозги тем девяноста семи процентам людей, которые не имеют своего собственного сознания. Кроме того, он украл мои научные идеи, искалечил и выставил на посмешище мою философскую теорию, разрушил сплотившийся вокруг меня научный коллектив и наглухо зазомбировал мою сестру. Причём этот последний факт я, к сожалению, выяснил слишком поздно. А напоследок из-за его штучек погиб мой отец, обманутый им. И хуже всего то, что отец пытался защитить его, а не меня...
   - Вы что, дрались с Патрикеевым? - удивилась Лариса.
   Дементьев задумался:
   - Скорее, правильно будет сказать, что я помогал аресту. Но это уже не так важно. Короче, мне бы хотелось, чтобы ты нашла кого-нибудь, кто возьмётся опубликовать о Патрикееве большую разгромную статью. Причём чем быстрее, тем лучше. А то он уже начал наращивать свою популярность, причём самыми худшими и бесчестными методами. Он всё время играет на чувствах толпы, как лидер тоталитарной секты. И при этом он не пытается этой толпой управлять, а это хуже всего. Вот если общество узнает наконец-то, что Патрикеев пользуется на самом деле моими открытиями...
   - То что тогда? - полюбопытствовала журналистка.
   - А, неважно, - Дементьев отмахнулся. - Я просто хочу правды. А иначе нас ждёт катастрофа: он начнёт публично вещать истины, исцелять паралитиков, воскрешать мёртвых и так далее. В современных условиях только этого нам и не хватало.
   - А что, он может и мёртвых воскрешать?
   - Пользуясь моей теорией - да, может! - гордо сообщил Дементьев. - В отличие от него, я таким глупостям никогда не придавал внимания. Я-то знаю, что на самом деле нужно людям от научных исследований. Смерть - это концепция, которую я нежно люблю...
   - Нет, что, он действительно может? Он уже воскресил кого-нибудь, да?
   - Надеюсь, что нет. А почему это тебя так заинтересовало?
   - Думаю об ударном заголовке, - улыбнулась Лариса.
   - Ты осторожнее там. Это всё-таки дело политической важности. Можно случайно что-нибудь не то разгласить, и тогда мне будет тебя очень, очень жалко. Кстати, что ты делаешь сегодня ночью?
   - Сплю в кровати с мужем, - сказала Лариса. - Я на втором месяце, мне режим нарушать нельзя.
   - И зачем это тебе понадобилось? - удивился Дементьев. - В такое время рожать детей от кого попало, да ещё и замуж выходить? Притом с твоим-то интеллектом и умом. Ты ведь могла бы сделать неплохую карьеру, а будешь вместо этого всю жизнь теперь с пелёнками возиться. Дети, внуки...
   - Ох, Гриша, - покачала головой журналистка, - когда ж ты вырастешь-то?
   - Я, в отличие от тебя, взрослый серьёзный человек, - сказал Дементьев. - Девочка моя, да ведь я занимаюсь самым важным в жизни делом - политикой. От того, кто будет править, зависит...
   - Ладно, успокойся. Бифштекс остынет. А за материал спасибо, завтра же утром постараюсь связать тебя с кем-нибудь, кто пустит его в работу. Патрикеев - это тема, способная сейчас привлечь массу читателей.
   - Надеюсь, ты не намерена способствовать росту его популярности? - спросил Дементьев, утирая салфеткой уголки рта. - Это может очень плохо кончиться...
   - Я - не намерена, - загадочно пообещала ему Лариса.
  
   Аято Умеи вызвал на связь Симберга, будучи в крайнем расстройстве.
   - Простите меня, - сказал он. - Я некомпетентный специалист. Я всего лишь подросток, которому нельзя доверять серьёзное дело.
   - Мальчик мой, ты - лучший, - ответил ему генерал. - Выкладывай, что там стряслось.
   - Полковнику Ясуке и его людям удалось бежать от нас, - Аято склонил голову. - Их машина - это грузовой автомобиль, арендованный у местной фирмы проката, и они направились в аэропорт Найроби. Аэропорт в настоящий момент находится в пределах Технотопии, и мы можем только косвенно выяснить, каким рейсом они улетают.
   - Выясните, - согласился генерал. - Что с нашей базой?
   - Её пытались взломать снаружи. Но внутри - полное безлюдье, - Аято развёл руками. - База не вскрыта и не взломана, трупов нет. За исключением экипажа адмиральского челнока. Там все погибли.
   - А Адмирал?
   - Это особенно странно. Мы нашли его боевые доспехи, но они совершенно пусты внутри. Доспехи пробиты пулей из крупнокалиберной винтовки для поражения матчасти. Но крови нет.
   - Чёрт-те что, - буркнул Симберг.
   - С вашего позволения, я не понимаю, что произошло, - согласился Аято. - Более того: сенсоры и косвенные данные свидетельствуют о том, что на посадочной площадке имел место взрыв ядерного боеприпаса. Но ни разрушений, ни ожогов, прямо свидетельствующих об этом факте, мы не нашли.
   - Вообще ничего не понимаю. У нас что, атомные бомбы совсем уже горохом сыплются?!
   - Вы же знаете Адмирала. Он вообще обожает оружие, и в особенности атомное. Наверняка у него с собой было... С вашего позволения, такой вариант представляется мне вполне возможным.
   - А где тогда следы от взрыва?
   - Этого-то я и не понимаю.
   - Что говорит киберсистема шлема?
   - Ничего, кроме русской ругани. Похоже, её логические контуры блокированы сильным электромагнитным импульсом. С вашего позволения, я просил бы разрешить мне провести полную экспертизу, если это не противоречит вашим планам...
   - Действуй, как считаешь нужным, сынок. Но меня сейчас прежде всего интересует Ясука.
   - Мы будем работать в этом направлении, генерал. Разрешите приступать?
   - Извините, генерал, - вдруг вклинился в разговор новый дежурный офицер базы, - у нас проблема. Все стратегические системы связи НАТО две минуты назад переведены в режим тотальной войны. Они только что открыли люки ракетных пусковых установок...
   - Где?
   - Кроме США. Предполагаемые цели - объекты на территории Сербии. Для нас это всё сейчас имеет принципиальное значение?
   - Ну, - сказал Симберг по-русски, устраиваясь поудобнее в командном кресле станции, - это, типа, уже вообще полный пинцет! Давай, Аято, закругляйся там с Ясукой. Вводим в действие оперативный сценарий сорок семь, и всё такое...
   - Со всем уважением должен заметить, что я не могу участвовать в операциях подобного масштаба, - пожаловался Аято Умеи. - Мой допуск не позволяет мне получать прямую оперативную информацию о номерных планах.
   - Так я это отменю! - возразил ему Симберг. - Я проектом командую, понятно?! Где проект, там я. Вот так-то, сынок. Зацени план сорок семь и двигай задницей: мы должны это сделать, и всё такое...
   Аято, стараясь не сделать ненароком круглые глаза, отдал честь и ушёл со связи.
  
   В 20:04 в воскресенье стратегические ядерные силы НАТО в Европе были приведены в состояние готовности к удару. Точности ради следовало заметить, что были эти силы не столь уж велики: двадцать два ударных самолёта с крылатыми ракетами, девять подводных лодок, принадлежавших ранее Евросоюзу, и шестнадцать ракет американского производства в подземных шахтах, размещённых на территории Европы по настоянию концерна "Технотопия". Трёхсот семидесяти снарядов относительно большого калибра, размещённых на этих носителях, с большим трудом хватило бы, чтобы однократно уничтожить всю Землю, да и то если повезёт. Словом, в отсутствие американской поддержки силы эти выглядели по современным меркам более чем скромно; однако Сербия, избранная главной целью нападения, была по размерам достаточно невелика.
   Командование НАТО, однако, в отличие от менеджеров концерна, действовало с оглядкой на общественное мнение. За неделю, прошедшую после чудовищного взрыва в Австрии, страсти вокруг атомной угрозы в мире только накалились. Даже упоминание о возможном применении ядерного оружия чревато было революцией. Кроме того, лазерные оборонные комплексы под Белградом показали неожиданно свою фантастическую эффективность, особенно против крылатых ракет. Поэтому, чтобы не будоражить общественность сверх меры, операция против Сербии держалась в секрете даже от натовских солдат, за исключением непосредственно занятых в подготовке обстрела.
   Решено было применить одиночную баллистическую ракету МХ-2 "Хранитель мира" с десятью разделяющимися боеголовками на "чистом" термоядерном горючем, мощностью по триста килотонн каждая. Этого хватило бы с лихвой на уничтожение Белграда и всех военных целей в радиусе восьми километров от границы города, даже при условии сорокапроцентных потерь в боеголовках за счёт действия сербской ПВО. Предполагалось также, что большинство взрывов произойдёт в воздухе; это минимизировало риск радиоактивного загрязнения. Концерн "Технотопия" брал на себя расходы и накладки по успокоению неминуемого общественного шторма.
   В 20:06 ракета, выбранная для осуществления операции, выдвинулась на пусковую позицию в районе польского города Радома. Генералу Темпести, лично руководившему актом возмездия, оставалось только отдать приказ о пуске. Расчёт, надев каски, застыл в положениях боеготовности. Многим от страха хотелось в туалет - никто не был уверен, что у свирепого Мандича не припасено на этот случай каких-нибудь сюрпризов. В таком же напряжении пребывали тысячи других офицеров и политиков, посвящённых в той или иной степени в детали операции. Все ждали сигнала из Брюсселя на запуск ракеты.
   Однако до 20:09 сигнала так и не поступило. Через тридцать секунд автоматически последовал отбой боевой тревоги. В радионаушниках операторов ракетных установок возник голос дежурного командного офицера:
   - О-кей, парни, боевой ордер изменён. Сперва отстреляются подводные лодки. У нас возникла новая цель - где-то в Центральной Африке.
   Европейский менеджер Технотопии господин Шёнбрук был в ярости. Он потребовал от генерала Темпести немедленных объяснений:
   - Вы собираетесь в конце концов разделаться с этим кариозным зубом, с этими славяшками?! Если да, то какого дьявола...
   - Они везде, - пожаловался Темпести. - Десять минут назад с нами связался представитель УНИСЕК, генерал Симберг. Он напомнил, что мандат ООН предоставляет Комиссии по экологической безопасности исключительные права на координацию действий в зонах, поражённых Кризисом. А Белград был приравнен к такой зоне, когда его захватили ксеноморфы. Теперь Симберг требует прекращения огня и передачи контроля над ситуацией в УНИСЕК, то есть ему, а он славянин, кстати.
   - По фамилии непохож...
   - Мало ли какая у кого фамилия! Славянство - это дух! Ещё великий дуче итальянского народа говорил...
   - Ладно, ладно. Плевать. Завтра ООН будет распущена при всеобщем ликовании - они ведь так и не смогли справиться с возложенными на них обязанностями. А НАТО уничтожит очаг ксеноморфии под боком у цивилизованного мира и выйдет победителем. Стреляйте по Белграду смело, генерал Темпести!
   - В этом случае Симберг обещает, что УНИСЕК в соответствии с мандатом ООН применит силу. С точки зрения международных законов они правы. Их мандат ещё никто не отменял...
   - Ну что вы как маленький? В политике у кого сила, у того и право. Завтра их мандат потеряет силу, а послезавтра мы их повесим - только и всего!
   - Но ведь сейчас они начнут стрелять!
   - Стреляйте первыми!
   Темпести жёстко усмехнулся.
   - Именно это я и собираюсь проделать. Прежде всего, поразим их командный центр в Африке. Он называется "Шангри-Ла", там у них целый комплекс, высший уровень безопасности. К сожалению, это очень близко от Найроби - меньше ста километров. Придётся применить "чистую" бомбу достаточно большой мощности. Это их парализует хотя бы временно...
   - Откуда такая информация? - удивился представитель концерна.
   - Ну, - пожал плечами Темпести, - структуры ООН - это ведь не военные ведомства, у них всё на виду. Международные комиссии, проверки, ничего секретного. А здесь нам ещё помогли прояснить ситуацию имперские силы самообороны Японии: у них там в УНИСЕК работает один агент, вне всяких подозрений, говорят - совсем ещё мальчишка. Он-то и указал нам координаты главной базы ооновского проекта...
  
   - Приготовились! - сказал Патрикеев.
   На экране его ноутбука полз через карту Африки жирный пульсирующий червяк - образ ракеты. Ракета только что миновала Элдорет и вползала теперь в пятно Кризиса, охватывающее полукольцом западные склоны Кении.
   - Какая мощность ракеты? - спросила Ируками.
   - ...папа сказал, две мегатонны... - ответила ей Стелла.
   - Хорошо. Нам хватит. Хотя бы на восточноафриканскую секцию...
   - Мало, - вздохнул Патрикеев. - Привожу в действие компонент восточноафриканской секции. Решётка семь.
   В глубинах подземной базы мощно, басисто загудели охладители. Потянуло сквозняком.
   - Восемь секунд до удара, - сказала Ируками-сан. - Мы что-нибудь почувствуем?
   - ...нет, учитель. Разве что наша собственная система испортится и взорвётся...
   Светящийся след ракеты на карте мигнул и растворился; вместо него появилось два расширяющихся пунктирных кольца - зелёное и синее. Вокруг колец лёг сплошной неправильный красный контур.
   - Что это такое? - спросила Ируками.
   - Компьютер рассчитывает радиусы поражения, - ответил Патрикеев. - Красный - поражения световой вспышкой, зелёный - базисная волна, синим контуром отмечена зона опасной для жизни радиации.
   - Разве ударная волна действует на меньшем расстоянии, чем свет?
   - При взрывах мегатонного класса - да, значительно. Сейчас световое излучение проявляется ещё не в полную силу. Его энергии недостаточно для того, чтобы рассеять облака...
   - ...там многие погибли?..
   - Вряд ли там вообще кто-нибудь погиб. Это зона Кризиса, причём вымершая. Разве что на базе всё-таки остались люди.
   - Нет, это невозможно. Автоматика по запросу сообщила бы об их наличии. К тому же, нижние уровни базы дополнительно защищены.
   - Сколько деньжищ сюда вбухано!
   - Увы, это были деньги мистера Алиаса Т. Филандера. Он же не мог знать, во что выльется деятельность проекта АМО в итоге. Перед контрольным комитетом представал регулярно Антуан Роор с изящно составленными отчётами, а деятельность на базе "Палеоарктика" ни у кого до поры до времени не вызывала ни малейших подозрений.
   - Вы тут все играете в такие сложные игры, - обиженно сказал Патрикеев, - что я вынужден пасовать, пока не прикупил два туза на мизере, как в анекдоте...
   - Ну уж, Валя-кун, не прибедняйтесь! Это вы у нас всемирно известный маг и чародей, а мы всего лишь кучка политических авантюристов. Если бы у вас был хороший имиджмейкер, вам принадлежали бы сердца людей всего мира...
   - И что бы я делал с такой кучей сердец? - сквозь зубы осведомился биолог, изучая показания приборов. - Тушёнку?
   - ...знаете, учительница, я давно уже думала о том, чтобы снять многосерийный мультфильм о приключениях Валентина Сергеевича и его друзей, - призналась Стелла. - Если бы у меня были знакомые мангака...
   - О, здорово! - согласился Патрикеев. - Я уже и название для мультика придумал: "Хентай сентай". Как вам?
   Стелла залилась краской, а Ируками-сан шутливо хлопнула Патрикеева по руке:
   - Фу, какой вы нехороший мальчик, оказывается! Разве можно так смущать юную девушку, которая к тому же вас любит?
   - А мультики про меня, где я буду с большими глазами, зелёными волосами и маленьким ртом, - это, значит, можно делать?
   - ...у вас будут чёрные волосы. Это признак сильной воли и целеустремлённости... - пояснила Стелла.
   - Секундочку, - прервал её биолог. - Получен сигнал с базы.
   - Генерал Симберг генерала Патрикеева на связь вызывает, - донеслось из динамиков. - В Восточной Африке полностью зоны Кризиса с карты исчезли. Биологи предполагают, что в полосе воздействия состояние растительности на восемьдесят шесть процентов восстановлено. Успех испытания они полным считать склонны...
   - А почему не сто, позвольте полюбопытствовать?
   - Очаг Кризиса в Кении сильным взрывом подожжён. Состояние его оценить возможным пока что не представляется.
   - Отличная работа, - согласился Патрикеев. - Мои поздравления доктору Давыдову. Жаль, он не смог лично участвовать в этой акции. Хотя в любом случае - мои поздравления. Всем, кто работал в этом эксперименте, сейчас должно быть очень радостно...
   - Средство против Кризиса в ксеноморфии было найдено! - присоединился к ликованию Симберг. - Как Адмирал по этому поводу говорить любил, там, где аллопатические средства эффекта не оказали, гомеопатию испробовать следует и подобное подобным лечить.
   - Клин клином вышибают, - согласился Патрикеев. - Надеюсь, теперь УНИСЕК может смело опубликовать релиз для Совета Безопасности ООН. Это переломный момент в войне с катастрофой. Теперь полная победа - только вопрос времени.
   - Но судьба УНИСЕК не предрешена ещё, - вздохнул генерал. - Командующий войсками НАТО и концерн "Технотопия" на нашу главную базу напали, и новых ударов с минуты на минуту нам ждать приходится.
   - Так это не вы выпустили ракету в Кению?
   - Я что, идиот - стрелять атомными ракетами в мирные объекты в мирное время ради какого-то паршивого эксперимента?! - вскипел Симберг, во мгновение ока утратив свою склонность к сложным речевым конструкциям. - Я бы бомбу на парашюте сбросил - втрое дешевле бы вышло. Денежки счёт любят!
   - Так нас что, бомбят силы НАТО?
   - Если только это не частная инициатива какого-то из их генералов. С другой стороны, сейчас в мире царит полнейшая неразбериха. НАТО активно действует, а США, главная опора этой организации, тем временем фактически вышли из пакта и не принимают во всём этом никакого участия. Наш проект АМО закрыт официально, так что мы не имеем права действовать от его имени. Но мы ещё и сотрудники УНИСЕК, а Комиссию по экологической безопасности никто не закрывал. Вот и пойми, кто тут мятежник и преступник, а кто герой... - Симберг выругался по-чешски, приводя Стеллу в ещё большее смущение.
   - Да, - задумчиво произнёс Патрикеев, - всё это сильно осложняет дело. Надеюсь, они удовлетворятся уничтожением главного командного пункта.
   - Непохоже на это, - покачал головой Симберг. - Замечены их передвижения в Атлантике. Подводные лодки вышли на ударные позиции. В любой момент они могут повторить...
   - А почему бы нам и эти повторные атаки не использовать в своих целях? Как сказал наш общий знакомый Дементьев, надо взрывать побольше атомных бомб, и всё будет хорошо. Правда, он тут же приписал этот замысел мне. А я вот сейчас думаю: почему бы и нет?
   - С этих придурков станется ввергнуть мир в ядерную катастрофу, раз уж не выгорело с Кризисом, - воскликнула Ируками, поднимаясь на ноги. - Я знаю, на что они способны: ведь мой отец был одним из них!
   - Успокойтесь, Ируками, это дело прошлое, - биолог погладил её по спине, усаживая обратно. - Он уже умер, и сделанного им не изменить. Можно только исправить. Но вы правы: не следует принимать слишком близко к сердцу слова Дементьева. Я не уверен в стабильности полученной технологии. Рисковать повторением не стоит.
   - К тёмной стороне примкнул мой сын, - горько сказал Симберг. - Лгать и сеять недоверие станет он теперь.
   - Да пофигу, - заявил Патрикеев. - Мне в любом случае не очень нравится перспектива тотального атомного уничтожения всего мира. У вас в арсеналах проекта нет, случайно, какой-нибудь эффективной системы противоракетной обороны?
   - У нас, конечно, есть в арсенале станции три полных крыла современных аэрокосмических истребителей...
   - Пять, считая эвакуированные с базы "Океания", - поправила генерала Ируками.
   - Пять. Мы готовы выпустить их в бой, если в этом возникнет необходимость. Двадцать шесть машин - это немало. Но это означает открытый военный конфликт!
   - А когда по вам лупят водородными - это что, возня в песочнице?! - удивился Патрикеев. - Я вам, конечно, не командир, но послушайтесь доброго совета: немедленно выпустите все машины в бой. Пусть уничтожают все выпущенные по нашим целям ракеты и боеголовки. Как минимум, это необходимая самооборона...
   - Быть может, всё же пропустим по ложным целям часть снарядов? - спросил Симберг. - Это, быть может, наш последний шанс провести операцию по борьбе с Кризисом в полном объёме. Ведь если нас закроют или разгромят...
   - А можем ли мы так рисковать? - ответил ему биолог. - Мы ведь ещё не знаем, к каким последствиям привёл наш опыт. Пусть учёные сперва изучат состояние восстановленной полосы в Восточной Африке, чтобы исключить нежелательные эффекты.
   - Но если установка будет сейчас разрушена, кто сможет повторить в будущем эту схему? Давыдов мёртв, многие другие учёные тоже погибли, - сказала Ируками-сан. - Быть может, уникальная установка сейчас будет разрушена. Я тоже считаю, что следует продолжать опыт!
   - Спасать мир - дело, требующее вдумчивости и аккуратного подхода, - возразил ей Патрикеев. - Сильно увлекаясь этим процессом, легко можно ввергнуть всю планету из одной опасности в другую. И не стоит недооценивать возможных проблем: мы залезаем в область куда более фундаментальных структур, чем те, кто экспериментировал с атомной энергией. Каждый наш шаг теперь должен быть тысячекратно взвешенным. Ведь с этого момента наша власть над материальной Вселенной фактически становится равной мощи нашего интеллекта.
   - Но если логотрон будет уничтожен или законсервирован, кто сможет повторить его схему?
   - Я, например. Да и кто угодно другой, кто вообще понимает, о чём речь. Ни за что не поверю, что больше никто в мире не работает сейчас над этой идеей!
   - ...если только все остальные не будут истреблены, как Давыдов, или не работают на врага... - грустно сказала Стелла.
   - Вряд ли. Кто-нибудь всегда останется. Пусть потери времени, но... Мы ещё не гибнем. Спасти мир вовсе не поздно, и мы живём не в последние секунды. Даже если логотрон Давыдова будет разрушен, скоро люди построят множество новых машин такого же класса: более эффективных, надёжных, безопасных и... с нормальными источниками энергии. Это неизбежно, как, впрочем, и всё, что диктуется объективными законами истории.
   - Но ведь это невероятное время, затраты труда, - горячо возразила Ируками. - Ошибки, которые могут убить саму идею эксперимента...
   - Не думаю, - Патрикеев покачал головой. - Один раз сделали - теперь кто угодно может это повторить без особенных проблем. Если, конечно, узнает, что путь доктора Давыдова привёл в итоге к успеху. Здесь, как и везде в науке, первые опыты - самые дорогие и самые важные, потому что доказывают принцип. А повторение работоспособного принципа - уже дело техники, не более того. Я, кстати, уже набрасывал схему подобного устройства, когда работал в Санкт-Петербурге над кодированием и восстановлением биологической информации. Я даже показывал многим нашим сотрудникам схему этого устройства. При необходимости они наверняка смогут восстановить эту схему: она называлась у нас кодовым грифом "Белый Кристалл".
   - Белый Кристалл! - вскричал Симберг.
   - Да, а что такое? - переспросил Патрикеев. - Это всего лишь поэтическое название для обыкновенной снежинки. Просто слово "Снежинка" в качестве названия темы вызвало в своё время бурный протест у Гриши Дементьева... Извините.
   - Да нет, ничего, - сказал Симберг.
  
   В 20:38 французские силы ядерного сдерживания получили из достоверного источника информацию о том, что стратегическое командование сил НАТО в Европе планирует нанести серию атомных ударов не только по сербским целям, но и по объектам, принадлежащим инфраструктуре военизированных подразделений ООН, в первую очередь - Комиссии по экологической безопасности.
   Франция к этому моменту находилась примерно в том же положении, что и множество других стран мира: столица была фактически захвачена концерном "Технотопия", но государство продолжало ещё жить и действовать, как обезглавленный доисторический ящер. Серьёзная разница с другими европейскими странами состояла для Франции в том, что она не входила в НАТО и не была объявленным членом "золотого миллиарда" развитых экономически держав. Шестьдесят семь процентов её населения составляли иммигранты из стран третьего мира, сбежавшие от разрухи или от Кризиса; конечно же, концерн вовсе не жаждал видеть всех этих разномастных цветных полноправными гражданами Технотопии. Но для французских военных и политиков престиж республики играл важную роль - более важную, чем соображения сиюминутного порядка, вроде интересов концерна или угрозы быть втянутыми в убийственый для страны ядерный конфликт.
   Поэтому военные власти республики выступили с заявлением:
   - Мы протестуем против давления, которое силы НАТО в Европе пытаются оказать на ООН и на славянские страны! Силовое решение спорных вопросов возможно, но ядерное оружие - самая страшная истребительная сила, созданная человеком, - при этом не должно применяться ни в коем случае. Планета и так тяжело больна; не стоит ускорять её кончину, тем более после страшной катастрофы в Европе.
   Так общественное мнение впервые получило информацию об атомном нападении на Белград, подготовленном генералом Темпести и его штабом. Каков бы ни был к этому моменту градус антиславянских настроений, даже в уютных недрах Технотопии страх перед атомным грибом пересилил: уже в 20:45 французское официальное заявление, прозвучавшее в экстренных выпусках новостей, выгнало сотни тысяч людей на демонстрации.
   - Стрелять по Белграду! - приказал генерал Темпести. - Приготовить все ракеты для уничтожения неприятельских целей любого типа... включая объекты Технотопии!
   С запоздалыми заявлениями в девять вечера выступил госдепартамент США; смысл этих заявлений сводился к тому, что госсекретарь не поленился лично побеспокоить экс-президента Комиссии по экологической безопасности Алана Джонса, и тот сумел втолковать второму лицу Америки, что УНИСЕК не ведёт и не может вести никаких наступательных действий против США, а Сербию можно замечательно раздавить самыми обычными танками. Госсекретарь с этими тезисами в целом согласился и призывал теперь НАТО проявить ещё немножко терпения и выдержки, а не швыряться в славянский мир крупнокалиберными ядерными бомбами.
   Все эти пертурбации заставили Темпести скромно умолчать в тряпочку о том факте, что выпущенная его солдатами ракета МХ-2 была атакована в высшей точке траектории группой странных высокоскоростных объектов, действовавших слишком синхронно и точно для того, чтобы быть простыми ракетами противобаллистической обороны. Ещё два снаряда, выпущенные по базам проекта АМО подводными лодками, сбиты были такими же загадочными объектами. Генерал Темпести запаниковал: как и все нормальные военные, он не любил, когда ситуация выходила из-под контроля.
   В расстроенных чувствах он позвонил человеку, непосредственно курировавшему действия штаба НАТО по подготовке агрессии против Сербии. То был человек в фиолетовом костюме, которого Сельва де Луна называла Сирилом, а генерал Темпести - боссом.
   - Босс, всё валится к долбаным чертям в ад. Я не контролирую положение дел на этом долбаном континенте. Причём, как видите, я не контролирую его до такой степени, что даже не пытаюсь это скрыть. Откуда я знаю, не летит ли сейчас мне самому на голову какая-нибудь долбаная...
   - Я в том же положении, друг мой, - уныло откликнулся Сирил. - Более того: за мной гонятся. Это всё штучки УНИСЕК, наследие покойного генерала Холлистера. Ну ничего: завтра их прикроют, и тогда Америка и Франция запоют под нашу дудочку!
   - Если мы доживём до этого долбаного завтра, - согласился Темпести. - Долбаный Холлистер, долбаная УНИСЕК, долбаный генерал Мандич! Послушайте, но мне-то что теперь делать?!
   - Взять себя в руки, - предложил человек в фиолетовом. - Пока что не стреляйте. Мы распустим информацию, что взрыв в Африке был актом агрессии со стороны вышедших из-под контроля силовых структур ООН. После того, что они напакостили в Австрии, в это все легко поверят. Это будет дополнительным аргументом за то, чтобы их закрыть... Ждите завтрашнего дня. Уже завтра в полночь по среднеевропейскому времени вам никто слова не скажет, даже если вы построите действующую модель Дахау прямо у себя перед виллой. А ещё - приготовьте несколько ваших подлодок для выполнения секретного задания. В России зреет сопротивление законной власти - наместнику концерна "Технотопия". Через день-два в русские порты побегут их войсковые части из распущенного контингента ООН, и тогда нам понадобится неожиданно атаковать главные порты русских: Мурманск. Архангельск, Новороссийск, Владивосток и, - человек в фиолетовом на мгновение замялся, - возможно, Санкт-Петербург. Это лишит их возможности морем принимать у себя ооновские грузы и какие-нибудь там ещё интербригады. Вот так вот, коллега.
   - О-кей, - кивнул Темпести. - Как я понимаю, эта операция ещё более секретная, чем белградская?
   - Да. Мир должен думать, что русские сами избавились от своих гаваней, опасаясь интервенции бывших ооновцев и разного революционного сброда. Полагаю, убедить их в этом будет достаточно легко...
   - А почему бы долбаной Москве самой не подгрести дерьмо в собственных владениях?
   - Они не уверены в лояльности своих ракетчиков, генерал.
   - Долбаная толпа извращенцев! Ну ладно, приказ есть приказ. А чего нам приходится ждать от дяди Сэма?
   - Тут двух мнений быть не может, - развёл руками человек в фиолетовом костюме с искрой. - Как только все эти фокусы с общественным мнением кончатся, Америка вступит в войну. Думаю, это случится завтра.
   - Вот и отлично, босс, - вздохнул Темпести. - Не хотелось бы кончить жизнь вздёрнутым, знаете ли.
   - Да, теперь нам остаётся только выигрывать любой ценой, - согласился Сирил. - Парни из УНИСЕК шутить не любят, хоть их главный старый русский медведь Анофриев и упокоился с миром. Кажется, они все нас очень сильно невзлюбили. За что бы это, а?
   Он отключил связь, оставив генерала Темпести раздумывать о том, что тот ещё не до конца может быть уверенным в радужных перспективах собственной обеспеченной старости.
   Эти неприятные мысли, обуревавшие командующего европейскими силами НАТО с самого начала сербской операции, получили неожиданное развитие в десять вечера. Более ста волков-оборотней с выучкой опытных коммандос неожиданно взяли штурмом мобильный штаб генерала. Поздно ночью связанный и обалдевший Темпести был доставлен на специально похищенном для этого самолёте в Белград.
   - Ну уж, - сказал он, представ перед военными следователями, - это вообще ни в какие ворота не лезет!
   - Почему? - спросили его. - НАТО вечно похищает каких-нибудь генералов, а то и президентов воюющей стороны. Отчего же нам нельзя?
   - Вы понимаете, на кого вы замахиваетесь? - тщетно пытался достучаться Темпести до чувства политической реальности, видимо, напрочь отсутствовавшего у его похитителей.
   - Да, конечно. Мы поймали врага всего человечества и агрессивного поджигателя ядерной войны. Есть ли вам что сказать в своё оправдание?
   - Я действовал в интересах высших общественных идеалов!
   - Всё понятно. Будем судить немедленно: времени нет с ним цацкаться... В трибунал его!
   - Постойте! Я всё скажу!
   Потерявший всякое самообладание генерал понял, что сегодняшний рассвет он встретит, болтаясь на виселице. Поэтому он рассказал и про человека в фиолетовом, и про ожидаемое закрытие ООН, и про интриги вокруг позиции США в войне. Час спустя это стало достоянием общественных средств массовой информации. Бессменно сидевшая при ставке Мандича отважная журналистка Эльза Биркхем в ожидании новых миллионных гонораров передавала в эфир каждую крупицу доносившихся до неё сплетен.
   - Это самый крутой политический перепих со времён советского президента Хрущёва! - с присущей ей грубоватостью восторженно комментировала она. - Не знаю насчёт количества ракет и бомб, но с точки зрения человеческих симпатий Мандич ведёт в счёте с весьма приличным отрывом!
   За такие слова служба внутренней безопасности концерна "Технотопия" заочно отдала приказ об аресте и ликвидации Эльзы Биркхем как пособницы террора. Собственность журналистки в пределах Технотопии была конфискована, а банковские счета арестованы. Женщина опять осталась без гроша.
   - Наплевать! - твёрдо сказала она, узнав об этом. - Зато я прославилась не как шлюха, а как честная женщина. Такая слава в наше время стоит многих миллионов!
   И она продолжала передавать информацию о допросе генерала Темпести. Просочилась от неё в эфир и информация о готовящемся нападении на русские порты.
   - А что будет теперь со мной? - причитал Темпести.
   - Вы - военнопленный. Сербия уважает конвенции о правах взятых в плен. Вам будет сохранена жизнь и обеспечено должное уважение, хоть вы и не заслуживаете того, мелкий серийный убийца...
   - А вы кто такой? Вы ведь не серб! - спросил генерал у говорившего с ним представителя армии Мандича.
   - Да, вы правы. Я Николай Петрович Ездецкий, командир добровольческого корпуса особого назначения при народной армии Сербской республики...
  
   Генерал Симберг был абсолютно доволен происходящим. Прежде чем бдительные врачи принялись загонять его в постель (ранение в голову требовало осторожного отношения), он успел провести короткий брифинг для сотрудников проекта АМО, входивших теперь в оперативное подчинение Комиссии по экологической безопасности.
   - Как сказал генерал Патрикеев, клин вышибают клином, - устало качая головой, сказал он. - Это чертовски верно подмечено. Теперь-то точно мы клинья подобьём всем, кому раньше не успели! Наша аэрокосмическая техника показала себя с наилучшей стороны, и я искренне благодарен Адмиралу за то, что в своё время он согласился с моей идеей построить её на деньги проекта, а не стал тратить эти деньги на реализацию идиотской идеи посадить всех сотрудников на мотоциклы... Вы меня простите, что я так длинно говорю, устал очень... Так вот, машина Давыдова работает! На места, где была восстановлена растительность, уже отправились бригады наших биологов, чтобы провести подробный анализ. Теперь - дальнейшие задания. Аэрокосмическим эскадрильям - приказ возвращаться на базу. Синий лидер, красный лидер, как поняли?
   - Поняли вас, Первый, идём на возвратный курс, - хором сообщили два голоса по радио.
   - Отлично. Жёлтый лидер, вы сопровождаете на базу планетолёт "Хануман". Вы меня поняли, жёлтый лидер?
   - Хай! - по-японски ответили из передатчика.
   - Отлично. Крыльям "тау" и "альфа" приступить к боевому патрулированию. Остальным - отдыхать. Отбой боевой ситуации! Активировать режим зелёной тревоги. Базам проекта АМО сохранять повышенную боеготовность! Как поняли?
   - Всё ясно.
   - Отлично. Особенная благодарность - сержанту Аято Умеи. Твоя операция была просто великолепна, мальчик мой. План сорок семь сработал полностью! Вся информация, какая нужна, попала своевременно кому и куда надо, а это было, думаю, не так-то просто. Если бы только теперь ещё Мандич, воспользовавшись бардаком, сумел захватить какую-нибудь важную шишку из их штаба и вытряхнуть пару слов про то, что они там затевают...
   - Я намекнул ему о такой возможности, с вашего позволения, - Аято склонил голову. - И наш аналитический отдел передал Мандичу координаты полевого штаба командующего силами НАТО генерала Темпести.
   - Отлично, сынок! Я горжусь тобой, как, наверное, не гордится ни один отец в мире! - похвалил его Симберг.
   Аято зарделся от смущения:
   - Надеюсь, мой отец тоже гордился бы мной, - сказал он.
   - Ты имеешь в виду твоего отчима Федерико? - переспросил генерал.
   - Да, и его тоже. Но я хотел бы, чтобы мой отец тоже когда-нибудь сказал мне слово похвалы. Когда кончится война, я сделаю всё возможное, чтобы найти своего отца. Моя мама не рассказывала мне о нём ничего, кроме того, что он был очень достойным человеком.
   - Как, сынок? - удивился генерал Симберг. - Так твоя мама ничего не рассказывала тебе о твоём настоящем отце?
  
   Только оказавшись в Новороссийске среди множества россиян, поспешно эвакуированных из балканского региона усилиями консульских служб, Зиночка немного пришла в себя и отдышалась. Её многодневное стремление к Белграду показалось ей на мгновение кошмарным сном, поскольку она не могла припомнить ни разумной цели, ни чёткого плана действий на тот долгожданный миг, когда она всё же смогла бы предстать перед балканским диктатором. Этот вопрос не слишком-то интересовал её, пока она отчаянно рвалась в сербскую столицу; стоило попасть куда нужно - и всё дальнейшее должно было случиться само собой. Если даже какая-то занюханная мымра из Беларуси ехала к Маркусу в гости, рассчитывая найти у него бездну разных благ, то уж коренной москвичке и современной топовой герле Зиночке просто на роду написано было головокружительно взлететь в небеса после первого же знакомства с Чёрным Волком. Ведь у неё было всё необходимое, что привносит в жизнь современных людей гарантию будущего успеха: молодость, неотразимый имидж (девушка потрогала кольцо в левой ноздре, желая ещё раз в этом удостовериться), целеустремлённость в достижении поставленных задач, острые зубы и локти для распихивания безликой толпы, а главное - московская прописка. Ведь Маркус Черстер был американцем, да ещё и дворянином, а всем известно, что американские дворяне снисходительно относятся к провинциалкам, зато от настоящих столичных штучек млеют по-настоящему. Зиночка не пропускала ни одного видеосериала из жизни миллионеров, поэтому о повадках американских дворян знала всё.
   На крайний случай у неё оставался и другой выбор - шантаж. Ведь этот Маркус был то ли вампиром, то ли оборотнем, а следовательно - уязвим был для любой магической атаки. Зиночка же, верившая в чёрную и белую магию, как и положено любой образованной современной женщине, носила с собой на этот случай множество полезных вещей: православный осиновый крестик, освящённый, по словам продавца, в знаменитом Кёльнском соборе самим Иоанном Крестителем; зодиакальный символ магической энергии, приносящий астральному телу Зиночки две маны ежечасно; карты Таро, заклятые на удачу в деньгах и самоотвод несчастного случая (карты уже спасли её один раз, когда упал вертолёт с этим дурацким ботаником); две книжки магических текстов на все случаи жизни, составленных знаменитым сионистом Анри Папюсом; подлинным же шедевром её коллекции была даосская пергаментная ленточка, содержащая три волшебных изречения Лао-Цзы, за подписью и печатью самого автора. Все эти вещички, приобретённые в разное время в магазине магических и оккультных принадлежностей на Болотной улице, Зиночка бережно хранила в замшевом фирменном чехле с изображением Гарри Поттера, на ночь клала под подушку, а на каждую Пасху вот уже четыре года аккуратно запекала в кулич. (Так советовала ей одна знающая женщина из бюро технической документации, где девушка начинала когда-то свою трудовую биографию). Так что, раз балканскому диктатору не посчастливилось оказаться сверхъестественным существом, в арсенале Зиночки имелся полный набор магических средств для того, чтобы припереть его к стенке, буде Маркус окажется слишком несговорчивым. Истинное имя Маркуса, необходимое для волшебного ритуала, - Чарторыйский, - выболтала та мымра в поезде, если, конечно, не наврала. Всё, в чём нуждалась Зиночка для того, чтобы установить контроль над его астральной монадой, - кровь или семя Чёрного Волка, чтобы осуществить энвольт. У девушки не было ни малейших сомнений в том, что ей, при её способностях и упорстве, удастся легко добыть либо то, либо другое.
   И вот - всё рухнуло в одночасье! Маркус мёртв, Сербию вот-вот оккупируют и разрушат, Зиночка осталась без отпуска, хуже того - без гроша в кармане, застряв во вшивом русском горном городишке с каменным пляжем и ужасно дорогими спа. В первый же вечер она попыталась закадрить стильного парня подле городской дискотеки, и с четвёртого раза ей удалось нечто подобное. Однако чувак отвял часа через два, выяснив, что оказывает Зиночке дорогие денежные услуги в абсолютно одностороннем и безвозмездном порядке. Зиночке это казалось само собой разумеющимся, она принялась настаивать на своих правах и заработала от приятеля оплеуху. В расстроенных чувствах девушка вновь вышла на охоту, но на этот раз была побита уже конкурентками - местными жрицами любви, дежурившими на бульваре у памятника Ляпидевскому. Побили её не сильно, но неприятно, оставив на лице три угрожающих шрама от ногтей. Девушка кое-как нашла больницу, где ей обработали ранки, но в целом обошлись не очень по-человечески: накормили лапшой быстрого приготовления, хотя Зиночка заказывала шашлык, бутылку вина и дары моря, а потом ещё и уложили на задрипанной кушетке в приёмном покое. Не подействовало ни упоминание о московской прописке, ни оскорбления в адрес провинциалов. Засыпая, Зиночка видела сквозь закрытые глаза картины своей ужасающей мести всем и всяческим обидчикам.
   С утра её разбудили и предложили подзаработать. Зиночка не была уверена, что это достойное предложение, но сон и еда вернули ей некоторое спокойствие духа, напрочь покинувшее девушку на весь период белградской авантюры. У неё не было ни денег, ни билетов - одна дурацкая сумочка Риммы, наполовину выпотрошенная в прошлых передрягах. Конечно, Зиночка могла продолжать гнуть свою линию, требовать бесплатного сервиса по высшему классу и билета до Москвы, обивая пороги местных органов власти. Но вчерашняя драка с проститутками и свежие шрамы на лице отнюдь не добавляли ей респектабельности, а её претензиям - убедительности. К тому же, российская провинция вела себя как-то странно, даже забавно для сборища полуграмотных оборванцев. Во всём городе происходило неясное движение народа. Там и сям собирались толпы, мелькали флаги самых экзотических расцветок, а в порту, у самого борта крейсера-музея "Михаил Кутузов", военный оркестр торжественно и зловеще играл русские боевые марши. В такой суматохе московская прописка Зиночки могла не произвести должного впечатления, и следовало подумать, как бы самой добраться побыстрее до родного города.
   Впрочем, работу ей предложили практически по специальности.
   - Знаете английский язык? - спросил щеголеватый, молодой военврач с обручальным кольцом на пальце, приехавший зачем-то утром в больницу, где заночевала Зиночка.
   - Да, конечно, - девушка постаралась мило улыбнуться наивному вопросу. - Он давно стал моим родным языком. Ведь я коренная москвичка!
   - Гм... Хорошо. Я из военного госпиталя ООН. Нам нужен в госпиталь офисный работник со знанием английского языка. Работы очень много, предупреждаю сразу, но и оклад приличный.
   - Офисный работник - это клавиши нажимать?
   - Вроде того. Знание компьютера обязательно, но никаких особенно специализированных задач. Имеется служебное жильё на временной основе. Минимальный срок контракта - две недели.
   - А на билет до Москвы я за это время заработаю?
   - Если в туристическом классе - то да, конечно, - согласился военврач.
   - А в бизнес-класс?
   - Ну, не думаю. Вам ведь нужно ещё приодеться, развлечься, походить по городу, угоститься местной кухней. Это всё тоже стоит денег... Но за три недели у нас вы, бесспорно, можете заработать и на билет бизнес-класса, - военврач галантно улыбнулся.
   - Хорошо. Выходить на работу с понедельника?
   - Да. Хотя я попросил бы заранее войти в курс ваших обязанностей...
   Итак, Зиночке снова выпал шанс. Как человек, воспитанный в современных понятиях, она считала это явлением в порядке вещей. Стильным девушкам всегда везёт в жизни: одни становятся кинозвёздами, другие телеведущими, третьи светскими леди, ну, и на долю остальных тоже рано или поздно выпадет фарт. Если, конечно, уметь держаться за свой шанс и не подпускать слишком близко никого другого ни к нему, ни к себе...
   Работа Зиночке, однако, не понравилась. Там было очень много нудных писем и электронных документов, составленных по-английски, и очень мало свободного времени. Платили, правда, неплохо, и в первый же день выдали небольшой аванс. Будь его достаточно на билет, Зиночка тотчас бы и распрощалась с этим негостеприимным городом, но увы - не хватало даже на автобус. Поэтому девушка, стиснув зубы, ждала понедельника, когда волна омерзительной служебной волокиты на новом месте работы захлестнёт её по-настоящему.
   Аванс она потратила на стильную татуировку в виде ветки омелы, ползущей по левой половине лица от виска до подбородка. Шрамы от ногтей местных шлюх под этой татуировкой должны были сгинуть навеки.
  
   Не успели утренние лучи солнца коснуться сто восьмидесятого меридиана, возвещая наступление утра понедельника, как средства массовой информации распространили официальное сообщение УНИСЕК, что в ходе эксперимента в Восточной Африке найдено наконец-то эффективное средство борьбы с Кризисом. Бунт растительности, разъедавший биосферу планеты своими уродливыми метастазами, отныне перестал быть оружием гнева природы, направленным на изменившее ей человечество. Технология и наука в который раз торжествовали закономерную победу над силами косной материи, в слепой ярости дерзнувшими бросить человечеству вызов.
   С этого момента Технотопия, на алтарь которой были брошены колоссальные усилия всей планеты, сотни тысяч жизней и надежды целого поколения, становилась не более чем дорогой и бесполезной игрушкой для будущих веков.
   План мистера Алиаса Т. Филандера потерпел крах.
   Исполнительный секретарь УНИСЕК доктор Прохазка распорядился подготовить для прессы сообщение следующего содержания:
   "Международная Комиссия по обеспечению экологической безопасности планеты сообщает, что в воскресенье 20 мая на испытательном полигоне УНИСЕК в восточной части пустыни Калахари произведён был эксперимент, имеющий целью мгновенную стабилизацию поражённой биологической материи в 21 очаге Кризиса, расположенном на Африканском континенте. Испытание достигло цели, структура тканей и органов поражённого Кризисом растительного материала подверглась существенным изменениям и вернулась к нормальным параметрам. Руководил испытаниями командующий отрядом специального назначения УНИСЕК генерал Симберг. Ответственным научным консультантом на период проведения испытательных работ назначен был известный эксперт Комиссии по экологической безопасности, кандидат биологических наук Валентин Сергеевич Патрикеев".
   Генеральный секретарь ООН, получив от трёх независимых источников подтверждение об этих испытаниях, официально поздравил сотрудников Комиссии и всё человечество с одержанной победой. Срочная сессия ООН, без того назначенная на этот день в связи с кризисом в Европе, была перенесена ещё на два часа раньше. Новость летела по планете, сопровождая рассвет. Корабли и здания украсились голубыми ооновскими флагами. Кое-где стреляли залпы салютов, гудели сирены кораблей, а обыватели беспокойно ворочались от грохота в постелях: ну что там ещё случилось, опять поспать спокойно не дают!..
   Сразу вслед за победными реляциями поднялась возвратная волна скепсиса, как здорового, так и порождённого больным воображением.
   - А всё ли будет в порядке с этой растительностью? - спрашивали те, кто серьёзно обеспокоился. - Ведь Кризис, как раковая опухоль, лишил почву питательных соков, сжёг и иссушил травы. В его очагах - одни деревья, кривые, больные и узловатые, с древесиной как труха. Стоило ли лечить эти раковые территории?
   - Надолго ли? - сомневались другие. - Мы ведь не знаем первопричин этой странной болезни экологии. Что с того, что мы победим болезнь? Если мы не научимся её предотвращать, она будет настигать нас снова и снова.
   - Каковы отдалённые последствия применения этой технологии? - беспокоились третьи. - Мы уже не раз проходили ситуацию, когда лекарство было хуже болезни, и как раз УНИСЕК за два десятилетия чаще всего обращалась к таким спорным методам.
   Нездоровые ассоциации плодились, конечно, на порядки быстрее:
   - Кризис был наказанием, которое мать-природа ниспослала на человечество. Следовало принять его смиренно, а не дёргаться. Уничтожив Кризис, мы ещё больше разгневаем нашу мудрую и добрую прародительницу! Склониться! Вот единственное спасение...
   - Никакого эксперимента на самом деле не было! Все просто знают, что ООН сегодня ночью опять устроила атомный взрыв в Африке. А теперь нам дурят голову, пытаясь замаскировать его причины. Мало нам было их базы в Европе?!
   - Кризис теперь просто не имеет значения. На нас высыпалось триста килограммов радиоактивного кобальта, рассеявшегося по всей планете. Цивилизацию убьёт кобальт из ооновской атомной бомбы! А растительность, поражённая Кризисом, - это единственная форма жизни, которая могла бы пережить мировую ядерную войну и радиацию. Теперь, когда её уничтожили или вернули к нормальному состоянию, через пять лет за стенами Технотопии будет простираться мёртвая радиоактивная пустыня...
   - ООН просто тянет время и пытается смягчить шок. Сегодня на сессии Генеральной Ассамблеи будет официально объявлено, что человечеству предстоит единственный путь к спасению от чудовищной и мучительной смерти - добровольная эвтаназия. Проект "Технотопия" провалился, а его лидеры, говорят, покончили с собой. Никому не спастись!
   Хуже всех, как всегда, были пророки:
   - Сегодня в ночь в мир явился Антихрист! Сила его крепнет: покайтесь немедленно, а иначе...
   - Ооновские опыты с Кризисом раскололи Восточную Африку! Озёра Малави и Танганьика слились в одно, вулкан Кения взорвался! Через двое суток трещина в земной коре пройдёт через геофронт и достигнет раскалённой магмы, уничтожив мир взрывом и трёхкилометровой океанской волной!
   - Сообщение из самых достоверных источников! Нарушился энергоинформационный баланс между цивилизацией и биосферой, частичную компенсацию которого обеспечивал так называемый Кризис! Теперь энтропия нарастает, снижая потенциал информационной матрицы и экспоненциально уменьшая уровень благодати на Земле на сорок три процента в час!
   Те, кто был посвящён в детали эксперимента, весь этот бред, естественно, не слушали. Но таких было мало.
   Генерал Симберг распорядился: в честь успешного окончания эксперимента всем военизированным подразделениям Комиссии по экологической безопасности дать праздничный салют из двенадцати залпов в ноль часов ноль минут по Гринвичу.
  
   Маркус Черстер вынырнул из сумрачного облака бреда от звонкого басовитого удара, раздавшегося над головой. Часы над дверью каюты показывали два ночи. Маркус глубоко выдохнул и закрыл глаза, но грохот тотчас повторился.
   Анастасия Светлицкая выскочила из-за белой ширмы, отгораживающей койку Маркуса, сунула ноги в тяжёлые ботинки, принялась быстро завязывать шнуровку. Раздался третий гулкий удар, и Маркус понял, что это стреляет над головой небольшое артиллерийское орудие.
   - Где мы? - спросил он.
   - Это Мраморное море, - объяснила Светлицкая. - Только мрамора тут ни фига не видно, вода одна. Я мигом посайгачу, узнаю, в кого лупим, - и туточки. Ты тут не убегай никуда, хорошо?
   - Ладно, - согласился Чёрный Волк.
   Он лежал в постели, прислушиваясь к ритмичному грохоту, и вспоминал бессвязные обрывки реальности, окружавшие его в душной ночной тьме. Что-то осветило иллюминатор, мазнув снаружи по стеклу электрическим лучом, затем в окнах блеснул неяркий красный отблеск ракеты. Грохот стих. На верхних палубах пропели фанфары, а следом торжественно, точно государственный гимн, заиграла неведомая Маркусу Черстеру мелодия.
   - Праздник или похороны? - пробормотал он, пытаясь повернуться на здоровый бок. - И какое число, чёрт возьми? Всё то же?
   Стрелки часов спустились к половине третьего, когда вернулась Анастасия. В руках она держала коричневую пластиковую бутылку.
   - Ты не думай, - сказала она. - Это мы не шизанулись, это мы так праздники празднуем. Вот.
   - А что у нас за праздник? - поинтересовался Маркус.
   - Наши вчера вечером Кризис победили. Два года с лишним готовились, а тут испытали досрочно! По этому поводу у капитана случилось недержание в пушке. Наверху все празднуют.
   - Не может быть, - сказал Чёрный Волк.
   - Вот точно тебе говорю! - Девушка достала из комбинезона смятую бумажку с копией радиограммы. - Там наверху всем на память дают такую ксиву. По-русски читать умеешь?
   Она сунула ему под нос поздравительный текст.
   - Ага, - произнёс Маркус удовлетворённо. - Так вот что имел в виду Патрикеев! Значит, он всё-таки спас мир.
   - Почему это - он? Тут ещё толпа человек десять...
   - Да, я вижу... Ну что ж, всё хорошо, что хорошо кончается. Эта радиограмма читается как душеспасительный русский роман. Одни имена чего стоят: Давыдофф, Анофриефф, Патрикеефф! Только у этого романа, - Маркус улыбнулся, - оказалось много действия в середине и довольно счастливый конец.
   - Не врубаюсь. Ты чё?
   - Ну, я хотел сказать, что в русских романах обычно все сидят, страдают и ничего не делают, пока не наступает трагическая развязка. Действия там нет, одни метания души. А тут - очень динамично...
   - Да ни фига подобного! - возмутилась Анастасия. - В русских романах сперва всё бывает плохо, а потом приходит мужик с "калашниковым" и с вот такой вот собаченцией. Бывший мент, или спецназовец там. Вот. Он всем даст много-много звездюлей, и всё будет как надо. Хэппи энд, понятно?!
   - Вы какие-то не те русские романы читали, капитан Светлицкая...
   - Какие у нас в Чегдомыне продавались, такие и читала. Отвали. Хочешь шампанского?
   - А можно?
   - Ветеринар сказал: валяйте, всё одно ни хрена не подействует. - Светлицкая подошла к столику у окна. Вынула из держателя два больших одноразовых стакана, разлила в них соломенную жидкость, образовашую высокий купол пены. - Ну, вздрогнем за победу? Или ты за Кризис был?
   - Да нет. Я всецело приветствую, - улыбнулся Маркус. - Бог мой, да это же пиво!
   - А ты нос зажми, - посоветовала Анастасия. - Сразу будет шампанское. Ты в армии никогда не был, что ли? Ну-ка, давай, чокнемся. Чокаться умеешь? Вот так надо. А теперь раздвинь бородищу, а я в тебя это враз вылью. Ну-ка, за маму, за папу...
   Черстер жадно проглотил дешёвое пиво. Оно оказалось холодным, но не ледяным. Борода бывшего диктатора покрылась густой пеной, и Светлицкая заботливо смахнула её марлевой салфеткой.
   - Закусывать не предлагаю, - добавила она, пристраиваясь у столика со своим стаканом пива и сушёной плоской рыбиной. - Ветеринар говорит, что тебе будут лить деревянное масло в попу. Потому что ты был плохой.
   Только тут Маркус, прислушавшийся с тревогой к собственному телу, осознал, что шланги изо рта и носа у него уже вынуты. Да и дышать стало заметно легче, хотя к дыхательным движениям присоединилась ясная, леденящая боль.
   - Когда приплывём-то? - спросил он, глядя, как Светлицкая пьёт своё пиво. Движения девушки чем-то отчётливо напоминали ему повадки Бешеной. Чёрный Волк затряс головой, прогоняя наваждение.
   - Клоп? - участливо спросила Анастасия. - Или вошь?
   - Да нет, сон прогоняю, - смущённо объяснил Маркус.
   - А ты спи, спи. Приплывём теперь нескоро. В среду рано утром. Ну, ничего, морской воздух полезен. Подышишь - и будешь потом морским волком...
   - А в Белграде как?
   - Да плохо в Белграде. Спи! Завтра всё расскажу.
   - Дерутся?
   - Дерутся. Твои все к Мандичу пошли на службу. Слушай, кончай трындеть, а? Давай я тебе ещё кружечку нацежу.
   - Давайте...
   Светлицкая налила ему ещё кружку пива.
   - Ну, будем! - сказала она, сдвигая стаканы. - За нас... Чтоб у нас всё было.
   - За нас, - согласился Маркус и выпил до дна поднесённый ему стакан. Затем откинулся на подушках и снова крепко захрапел.
   - Побрею я его, гада, пока сонный... - пробормотала Светлицкая себе под нос, яростно раздирая на части рыбью тушку. - Охота же было растить на собственной роже такой Гондурас!
  
   Лететь в Нью-Йорк на заседание Генеральной Ассамблеи ООН Патрикеев категорически отказался:
   - Я только настроил прибор и нажал кнопку во время финального опыта, - заметил он. - Я понимаю всеобщую необходимость в парадах, но в этом случае чувствую себя крайне скверно. Получилось, что меня три недели без малого тащили в проект АМО, чтобы заткнуть мной последние недостающие дырки в исследованиях...
   - Была ещё одна причина, - объяснил ему Симберг. - Мы не были уверены в эффективности наших компараторов. Поэтому мы рассчитывали в случае провала опыта использовать способности вашего мозга по работе с выборочными потоками информации.
   - Не понял...
   - В главном зале системы была предусмотрена резервная система управления. В случае провала опыта или резких сбоев вы должны были воспользоваться ей, подключив свой мозг непосредственно к логотрону через биотоковый интерфейс. Судя по тому, что вы можете проделывать ваши операции над неживой материей, вы как устройство намного совершеннее вашего логотрона.
   - Спасибо за комплимент! - разозлился биолог. - Я как-то догадывался, что меня будут использовать в качестве детали агрегата, но не думал, чтобы это было сделано в самом буквальном смысле... А впрочем, - добавил он, смягчившись, - эту цель оправдывают почти любые средства. Вам, наоборот, следовало предупредить меня до начала опыта, чтобы я выполнил подключение. Используя мой мозг, мы наверняка бы добились стабильных и куда лучших результатов.
   Генерал отрицательно покачал головой.
   - Вы неправы, Валя. Именно из опасения, что вы так поступите, я и не стал сообщать вам, что ваш мозг и был той причиной, по которой на ваших поисках и включении в работу так сильно настаивала в последние дни научная группа. Но мы не достигли бы цели эксперимента, если бы поступили так. Пусть мы излечили бы Кризис более эффективно и на большей площади, но мы остались бы не уверенными в конструкции нашего прибора. Вместо работоспособной и повторяемой технологии у нас был бы только уникальный Патрикеев, от которого зависело бы всё в дальнейшем. И если бы с вами что-то случилось...
   - Разумно, - одобрил Патрикеев. - Техника должна подменять собой человека, она специально для этого предназначена, но человек-то уж точно не должен подменять собой технику ни при каких обстоятельствах. В общем, я в этом шоу скромно стою в сторонке. Я совершил достаточно подвигов для того, чтобы не приписывать себе чужие заслуги...
   Тем не менее, имя Патрикеева попало в пресс-релиз УНИСЕК и вновь привлекло к нему определённое общественное внимание. Не успел Патрикеев отоспаться, как его рабочая почта и все личные клиенты связи запестрели приглашениями на различные рауты, брифинги, конференции и даже доклады. Среди этих посланий, как особый перл, выделялась повестка, требующая срочно явиться в управление внутренней безопасности Технотопии по месту жительства, и приложенное к ней официальное решение, полностью запрещающее биологу любые личные и профессиональные контакты.
   - Бред сифилитика! - прокомментировал Патрикеев эти послания, разместив ссылки на них в своём сетевом дневнике.
   Многие согласились с этим определением; но неожиданно нашлись и такие, кто поднял крик:
   - Мало того что этот человек - преступник и аморальный тип, он ещё и в открытую призывает к гражданскому неподчинению!
   - К какому гражданскому неподчинению я призываю? - горестно недоумевал биолог. - Я гражданин России, так по какой причине мне должны быть указом распоряжения концерна "Технотопия"?!
   - А это неважно, - отвечали ему. - Какая власть приказывает, той и подчиняться надо - ты же русский! И нечего разводить здесь юридические тонкости...
   - Докатились, - жаловался Патрикеев Стелле. - Как мне теперь жить-то?
   Госпожа Ируками неожиданно выразила желание поговорить с Патрикеевым наедине.
   - Я очень виновата перед вами, - сказала она, оставшись вдвоём с биологом, - и перед Стеллой тоже. Пожалуй, я совершила преступление. Но прошу вас, поймите: если сейчас с вами что-то случится, Стелла Симберг может этого не пережить.
   - Переживёт, - ответил Патрикеев. - Какие её годы! В этом возрасте девушкам свойственно...
   - Нет, - покачала головой Ируками, - это не тот случай. Стелла - не совсем обычная девушка, как минимум, с точки зрения психологии. Она прежде всего человек долга. В любви, конечно, долга быть не может, но остаётся другое чувство, более простое и сильное - преданность. Долг диктует Стелле обязанность быть преданной вам, и я в очень большой степени виновата в том, что так случилось.
   - Отчего так вышло? - спросил биолог.
   - Понимаете, - сказала Ируками, - так вышло, что Стелла Симберг приняла на себя мои обязательства. Это долгая история, - она неожиданно шмыгнула носом, как девочка, - и очень глупая. Вам она не понравится. Ведь я сама была подростком, когда это всё началось...
   - Знаете, мне всё же интересно. Обещаю, что постараюсь не смеяться, - ответил ей Патрикеев. - Во всяком случае, мне должно хоть немного стать понятно, почему все, кого я вижу в последнее время, так азартно пихают Стеллу в мою постель.
   - Боже! Так вас это оскорбляет?
   - В этом есть что-то от технологии, по которой агрономы содержат в стойле мясного быка-производителя. За сегодняшнее утро я уже узнал, что меня хотели использовать в агрегате Давыдова в качестве запасной лампочки, а сейчас выясняю вдруг, что ещё кое у кого много лет витает в голове идея соединить меня со Стеллой Симберг! Это и в самом деле оскорбительно, знаете ли. Всё равно как если бы вам предложили выточить из ваших стройных ножек пару хороших рукояток для пистолетов. И в особенности это обидно оттого, что Стелла мне нравится. В моём возрасте мужики начинают уже понемногу беситься в поисках приключений: жизнь-то уходит, а радостей любви на неё пришлось, честно говоря, куда меньше, чем слёз и побоев... Кроме того, я люблю свою жену.
   - Но ведь это уже давно не физическая страсть? - тихо спросила Ируками, потупясь не хуже Стеллы Симберг.
   - Да ну! Я, извините, не замечал ничего подобного. Конечно, в этом чувстве есть и многие другие оттенки, но поверьте мне: никакой нормальный брак без секса невозможен, иначе это просто извращение. Или форма экономического рабства, что, конечно же, ещё хуже. Вы просто начитались по этому поводу книжек самого дурного толка...
   - Простите, - Ируками-сан ещё ниже склонила голову, - откуда мне было знать? Двадцать четыре года я была прикована к авианосцу, и тело корабля было моим телом. Корабли в брак не вступают.
   - По морям, играя, носится с миноносцем миноносица... - Патрикеев, сунув сложенные руки между колен, посмотрел в иллюминатор. - В общем, я примерно понял вашу идею. И тем не менее: почему вы внушили Стелле мысль о том, что она должна стать моей женщиной?
   - Вы всё-таки смеётесь надо мной, Валя-кун. Не нужно, пожалуйста! Ведь я тоже любила вас... Да и сейчас, наверное, люблю, - Ируками подняла на него полные слёз глаза.
   - Ага, - кивнул тот. - Можно, я нетактично угадаю всё, что должно быть сказано вслед за этим? Вы подружились со Стеллой, узнав в её характере и склонностях саму себя - в соответствующем возрасте. Вы не могли с ней не подружиться: иначе вместо этого возникла бы неприязнь, переходящая во вражду. Ведь вы были прикованы к вашему креслу, а она - юная, здоровая, сильная. Но она перенесла психологическую травму, и это позволило вам взять её под своё покровительство. Стелла потеряла в себе опору, более того - она буквально утратила себя саму. Такое иногда случается с подростками. Вы внушили ей, что она - это прежде всего её долг и её компетентность. В этом она стала похожей на вас. Постепенно, почувствовав её дружбу и уважение, вы смогли доверять ей полностью - в первую очередь потому, что по-прежнему видели в ней себя. Вернее, своё продолжение во внешнем мире. Стелла долгое время была для вас главной вашей связью с тем, что находилось за пределами корабля: вашими руками, голосом, глазами. Причём она принимала эту роль со всей ответственностью, как должное. И тогда, когда речь зашла обо мне, вы сделали её ещё и... своим сердцем, скажем так.
   - Вы беспощадны, как психоаналитик. Но, пожалуй, вы правильно описали всё, даже то, о чём я сама не думала. Ведь я вам потому и говорю, что это прежде всего моя вина. Знаете, я была настолько далека от реальности...
   - В вашем положении это было совершенно объяснимо. - Патрикеев сел рядом, обнял плачущую женщину за плечи. - Не переживайте. Вы совершили подвиг, на которое способен не всякий: вы так долго мечтали о своём возможном счастье, что подарили эту мечту самому близкому вам человеку. Это можно считать подвигом. - Биолог вздохнул. - Не над чем здесь смеяться, и стыдиться тоже нечего. И не надо так сильно переживать...
   Ируками заглянула ему в глаза:
   - Так вы меня простите?
   - А разве я вас винил? Для меня сложнее вопрос, что теперь делать со Стеллой. Если вы считаете, что всё на самом деле плохо, то, быть может, вы попробуете исправить ситуацию?
   - Я попробую, - ответила Ируками, - но, по-моему, у меня ничего не выйдет. Ведь она теперь сама полюбила вас. Вы же знаете, наверное, как это иногда случается. Только мне нужно время, чтобы попытаться всё ей объяснить. Думаю, она легко поймёт, что не нужна вам, но ведь тогда она просто уйдёт из жизни, а мне бы этого не хотелось.
   - Ой, только не шантажируйте меня подростковыми самоубийствами! - поморщился Патрикеев. - Терпеть не могу! Я вам уже сказал: девчонки в её возрасте влюбляются непрерывно в кого не надо, а потом вечно глотают таблетки снотворного или делают ещё какие-нибудь подобные глупости. Оставьте меня в покое с этой ерундой!
   Ируками-сан покачала головой:
   - Я совсем не о том. Стелла уже переживала свои детские влюблённости, пока с ней не вышла вся эта драма. Как раз от неразделённой любви она не стала бы слишком переживать: не тот тип характера. Драмы с отравлениями проистекают от недостатка самоуважения и безделья души, а у Стеллы Симберг есть долг и работа. Тем более, она ни за что на свете не покончит с собой: ей будет непременно казаться, что это огорчит очень многих людей, а она не очень не любит этого делать. Словом, вы поняли всё совершенно неправильно...
   - Тогда как же она, по вашим словам, собирается уйти из жизни?
   - Да как угодно. Она просто потеряется, перестанет обращать внимание и на себя, и на то, что вокруг неё происходит. А при нашей работе, при всей нынешней ситуации в мире это означает верную смерть - физическую, а раньше того смерть сознания. Особенно это важно для ксеноморфов, которые и без того не знают толком, что они есть сейчас и как сложится в дальнейшем их путь. К тому же, не забывайте, что Стелла пережила тяжелейшую душевную травму: ведь она перестала быть человеком раньше, чем осознала это в полной мере. Её любовь к вам - один из тех факторов, которые удерживали её сознание от распада. Ведь один ваш поцелуй смог вернуть ей человеческий облик в ситуации, безнадёжной с точки зрения нашей ксеномедицины...
   - Ксеномедицина... - проговорил медленно Патрикеев. - Да, это совсем другое дело. Простите, что неправильно понял вас. Кажется, теперь я начинаю догадываться, о чём вы говорили.
   - Да, - Ируками прижалась щекой к плечу биолога. - Стелла просто угаснет сейчас, если вы исчезнете из её жизни. Она - одна из тех, кого делает человеком прежде всего любовь.
   - Тогда всё это ещё хуже, чем я думал, - покачал головой Патрикеев. - Ведь вы же понимаете лучше меня, что я сейчас пою свою лебединую песню. Чтобы доделать то, к чему я шёл всю свою сознательную жизнь, я не обращал внимания ни на что. Особенно в последние годы, даже в последние недели. Шёл напролом, хамил власти, плевал на политику, пил виски с международными авантюристами, совершал чудеса перед народом... Если раньше тёмные силы пытались остановить только моё дело, то теперь они по пятам гонятся за мной самим. Не убьют - так похитят и засадят в ящик, а это в сто раз хуже. И останется мне надеяться только на одно - на триумфальное воскресение и славу будущих веков. Я, конечно, очень много сделал для того, чтобы подготовить такой исход событий, но ведь далеко ещё не факт, что это всё получится. Быть может, прав мой оппонент Гриша Дементьев, и людям вовсе не нужны ни воскресение, ни слава грядущих веков. Может оказаться, что им нужен только символ для поклонения, да ещё уверенность в том, что сегодня они ещё живы. Тогда я просто умру, и точно так же уйдёт из жизни Стелла, если верно, конечно, всё то, о чём вы рассказываете. Но мой путь фактически закончен: ничего большего в этой жизни и в этой обстановке я сделать уже не могу. Разве что гнить в тюрьме, или же наоборот - писать мемуары, наслаждаясь внуками, лаврами и Нобелевскими премиями. Конечно, второй исход меня устраивает полностью, честное слово, только уж больно мала его вероятность. Скорее всего, не сегодня, так завтра я буду мёртв, и женщины будут плакать над моим гробом. Честное слово, мне уже даже не страшно! Я оставляю многое в наследство будущим поколениям, да ещё и заработал себе славу под конец жизни. А что оставит Стелла после себя при таком исходе? Легенду о бескорыстной и юной любви?!
   - Вы тоскуете в предчувствии смерти, - госпожа Ируками принялась гладить волосы Патрикеева. - Простите. Мне не следовало начинать этот разговор, я должна была осознавать, что вам тоже может быть плохо.
   - Наоборот, вы правы! Даже уходя из жизни, я должен подумать о тех, кто останется в ней. Но что может сейчас помочь Стелле? Чары влюблённости рассеять легко, а вот любовь... Убивать любовь как-то даже некрасиво, ей-ей. А какими силами можно удержать Стеллу от душевной травмы, если со мной что-то случится? Я не знаю ответа...
   - А вы уверены, что вам угрожает смерть? - спросила Ируками.
   - Совершенно уверен.
   - Да, это может быть совсем уж тяжким исходом. Но если вы и в самом деле хотите защитить Стеллу от катастрофы, которая за этим последует, - я знаю в мире только одну силу, способную сохранить её и её любовь...
  
   Редактор с большим удивлением смотрел на Машу Патрикееву:
   - Да, да, бесспорно. Про этого человека пишут с самого утра, причём с каждым часом всплывают всё более фантастические подробности. Скажите, это правда, что он отравил героином свою десятилетнюю любовницу?
   Маша вскипела:
   - Вижу, я зря пришла сюда!
   - В самом деле, - согласился редактор, - а почему вы обратились именно в наше издание?
   - Я уже была в трёх других, но там со мной просто отказались иметь дело, узнав, кто я. Такое ощущение, что против Вали сговорился весь мир! Я надеялась, что хоть где-нибудь ещё...
   - Ну не будьте вы букой! - успокоил её редактор. - Вы должны быть готовы морально и к ещё большим испытаниям. Про вашего мужа пишут сейчас ужасающие вещи. Следовательно, впоследствии достанется и вам. Но это не повод, чтобы... А, ладно. Давайте сюда ваш материал!
   Маша протянула редактору кристалл с рукописью. Тот подключил его к компьютеру, всмотрелся, хмыкнул.
   - Свежие данные! Откуда? Из семейного альбома?
   - Нет, это новости, попавшие ко мне от коллег. Одна девушка, по имени Лариса, сказала, что ей вчера заказали разгромную статью про моего мужа. Естественно, она сочла своим долгом предупредить меня...
   - Не очень-то честно с её стороны, - вновь хмыкнул редактор. - Ей наверняка передавали материалы в строго определённых целях, а она воспользовалась ими как личной собственностью. А кто, простите, заказал ей статью?
   - Бывший коллега мужа, Григорий Дементьев.
   - Надо же! Впервые о таком слышу... Постойте, это не он ли помог Патрикееву перестрелять множество людей перед побегом из Петербурга?
   Женщина встала:
   - Мне не нравится ваш настрой. Простите, что отняла у вас время, но я не могу быть уверенной в том, что вы не желаете Валентину зла. Отдайте мне статью, и я ухожу!
   - Не кипятитесь, - осадил её редактор. - Мы с вами профессионалы, и я вынужден, конечно, опираться на стереотипы общественного мнения. Кроме того, я регулярно хожу в церковь, поэтому то, что делал и делает ваш муж, мне претит, это похоже на сектантство. Но я вовсе не намерен вредить ни ему, ни вам...
   - Мой муж не сектант. Он вне вероисповедания.
   - Тем хуже для него. Атеист опаснее еретика, у него нет духовности. Ваш обзор, кстати, хорошо отражает это, если смотреть на него под правильным углом. И вообще, я не понимаю вашей ярости. Я только делаю свою работу - пытаюсь сформировать нужный градус общественного мнения. Вы же не маленькая, вы же сами должны понимать, что это неизбежно. Ваш несчастный дурак муж сам виноват в своей судьбе, ввязавшись во всю эту политику. А вы ещё молоды, привлекательны, и у вас есть шанс порвать с ним с помощью всего лишь нескольких разоблачительных мемуаров...
   - Да что вы говорите такое! Отдайте мой кристалл и прощайте! А коллегам я намекну на ваш счёт...
   - Погодите-ка, а куда это вы собрались, голубушка? Вы фактически существуете на птичьих правах. Вас нет. Я могу дунуть на вас, и от вас останется мокрое место. Поэтому, дорогая моя, вы будете переписывать эту статью в том ключе, в котором я вам прикажу. Если, конечно, не хотите навсегда лишиться работы по специальности. А это будет означать для вас голодную смерть, потому что в монастырь вас не примут как жену еретика, а для панели вы явно староваты, хе-хе! Другого пути у нас в России нынче для безмужних женщин не предусмотрено, знаете ли...
   Маша перегнулась через стол и отвесила редактору оплеуху. Потом, не давая ему опомниться, выдернула из разъёма кристалл памяти.
   - Вы вообще-то не первый, к кому я пришла, и уж точно отнюдь не единственный. Сегодня же этот текст будет распространён во всех независимых средствах информации, - звенящим голосом сказала она. - Вместе с моими комментариями о нравах нашей прессы. И о вас лично! Вы... вы... - Маша не находила подходящих слов для выражения своего чувства. Наконец напряглась и выдохнула в лицо редактора:
   - Вы - агент Москвы! Поняли? Вот вы кто!
   - Я вас уничтожу, - просипел редактор, явно потерявший всякий самоконтроль. - Охрану... не выпускать!..
   - Только попробуйте, - пожала плечами Маша. - Мужу пожалуюсь!
   Она развернулась и быстро вышла вон.
   - Да, - сказал редактор, возвращаясь на своё рабочее место. - Вот что значит династия! Этот Патрикеев сам лох, и жена у него чокнутая, оказывается.
   Он подумал несколько минут и велел вызвать к себе Свету Черемшанову. Света слыла в редакции непревзойдённой стилисткой, поэтому ей давали всегда самые тонкие поручения, связанные с правкой текста.
   - Я тут заполучил копию одного любопытного документа, - сказал он Свете, когда та очутилась в кресле перед ним. - Это статья или мемуар - называй как хочешь. Жена пишет заметку о своём муже. Можешь полюбоваться. Так вот, этот текстик надо исправить, но только очень деликатно. Намекнуть на то, что у них в семье были какие-то нездоровые отношения, на супружескую измену, извращения, нетрадиционные религиозные практики... В общем, сама понимаешь: должно вызывать интерес!
   Света бегло просмотрела предложенный её вниманию материал.
   - Но это же Патрикеев! - удивилась она. - Его сейчас очень уважают, по-моему...
   - Вот это вот и плохо, лапусик, - редактор наклонил голову. - За что это его всем уважать? Мы - четвёртая власть, и мы должны вмешаться. Ты знаешь, например, что этот самый Патрикеев - законченный стопроцентный атеист?
   - Ни в жизни не поверю! - присвистнула Света. - По-моему, очень нормальный дядя...
   - Нормальный? Да он, к твоему сведению, убийца и террорист. Удрал из-под следствия, а теперь изображает из себя там... Ничего, мы его мигом выведем на чистую воду!
   - Может быть, всё-таки не разводить грязь вокруг его семейных отношений? - робко предложила Света. - Очень уж неприятная тема, честное слово. У меня просто не выйдет! Давайте я лучше про религиозный компонент напишу. Что он там обещал оживлять мёртвых, и всё в этом роде. Скандал тоже будет не маленький, как мне кажется...
   - Ну ладно, ладно, - согласился редактор. - Чистюля ты наша! А вообще, ты подсказала хорошую идею: давай наоборот сделаем из этого Патрикеева сусального святого. Тем интереснее всем будет посмотреть на то, что вскроется потом. Я пока что свяжусь с тем типом, который привёз его жене все эти материалы: он-то этого Патрикеева знает как облупленного! Наверняка он может поднатужиться и выдавить из себя ещё две-три сенсационных конфетки по его поводу. А потом мы всё-таки накатаем статью про интимную жизнь этого парня. Интимная жизнь не может не заинтересовать наших читателей, сама понимаешь. Это два таких непредставимых психа, что без извращений у них уж точно не обходится! Вдруг она ему по вечерам ноги моет, а он её потом раздевает в спальне под танго при свете ночника? А?
   - Вполне возможно, - согласилась журналистка. - А что такого?
   Редактор замолчал и вылупился на неё, как голодная жаба на муху, отделённую толстым стеклом.
  
   Шумиха вокруг Патрикеева и в самом деле поднялась нешуточная. Поскольку успешный эксперимент по борьбе с Кризисом связывали с именем биолога, статья Марии Патрикеевой о своём муже (естественно, в талантливой обработке Светы Черемшановой) успела вызвать бурную реакцию всего за несколько часов.
   - Этот Патрикеев - типичный шарлатан и лжепророк, прикрывающийся маской учёного! - кричали популярные издания. - Недаром российские власти разыскивают его за недавнее массовое убийство четырнадцати человек. Являясь толпам под маской святого, он дурит головы провинциалам, не удостоившимся места в Технотопии, и сулит им лучшее будущее, а это сейчас - главный корм для обывателя. И если пресловутый опыт ООН действительно поставлен под руководством этого субъекта, нечего и сомневаться: это всего лишь рекламный шаг, призванный отвлечь общественное мнение от подлинно реальных проблем - опасного развития белградского конфликта и последствий атомного взрыва в Европе...
   - Патрикеев - креатура левых сил, выдвинутая в противовес таким столпам новой цивилизации, как матриарх "Мистерии" Сельва де Луна или покойный директор концерна "Технотопия" мистер Филандер! - писали политические обозреватели. - Понимая, что идея классовой или социальной борьбы не способна сейчас завладеть массами, левые лидеры пользуются беспроигрышным ходом, чтобы повысить уровень активности экстремистов. С помощью Патрикеева массам предлагают концепцию некоего "светлого будущего", за которое как раз вроде бы надо побороться. Но этот номер не пройдёт! Здравомыслящие люди всего мира давно уже осознали простую истину: у нас нет будущего, и его провозвестникам нет места в нашем обществе.
   - Американские учёные из Калифорнии убедительно доказали, что Патрикеев вообще невозможен, - заходили с третьей стороны в атаку издания, взявшие на себя роль научных курантов. - Его опыты с изменением материи, по мнению профессора Пэна, известного специалиста-математика, не существуют, так как противоречат термодинамике замкнутых сред. Шестьдесят опытов, проведённых калифорнийскими специалистами на белых мышах, показывают, что ни одна из них не смогла изменить силой своей воли кусок камня, превратив его в сыр, хотя математическая модель сыра вводилась подопытным с помощью специального нейрокомпьютера. Можно было бы считать доказанным, что так называемые опыты Патрикеева - это шарлатанство; но эксперты в своих утверждениях идут ещё дальше. По их заключению, Патрикеева не существует вообще. Это виртуал, мифическая фигура. Загадочные же события в Белграде происходили, как нам стало известно, благодаря агитационной деятельности одного из ближайших подручных Чёрного Волка, турецкого престидижитатора Селима Тилки-бея...
   Через несколько часов к этой кампании подключилась и "жёлтая" пресса. Читатели узнали, что Патрикеев не ходит по вечерам в рестораны и не ест пате де фуа-гра, предпочитая питаться в обществе жены макаронами по-флотски; что дети биолога ходят в обычную муниципальную школу, так как средств на лицейское обучение в семье не хватает (пьёт Патрикеев, наверное), что у Патрикеева только один костюм, который он надевает на все официальные мероприятия, да ещё один траченный молью смокинг, который тот не носит, а хранит как память о молодости. Всплыли и другие возмутительные подробности: что Патрикеев предпочитает китайскую культуру японской и корейской, что он обладает голосом, но фактически не имеет слуха, что он не ходит в церковь, считая себя вне религии, что он ни разу в жизни не написал книги с безысходным концом, а самое главное - что Маша Патрикеева по-прежнему любит своего мужа, хотя моложе его на целых семь лет и журналистка.
   Последнее обстоятельство шокировало даже самых крепких по нервной части постоянных читателей.
   - Ну, - говорили они, - одно из двух. Либо он мужик, каких мало, а в это что-то с трудом верится, либо тут без какого-нибудь зомбирования не обошлось...
   Но наибольшее возмущение вызывало у всех утверждение Маши, что Патрикеев собирался оживлять впоследствии покойников. Возмущённые возгласы летели со всех сторон. Большинство крикунов изливалось по вопросам морального порядка:
   - От живых-то людей в мире не продохнуть - кто бы поуменьшил их количество! Особенно негров. А этот типчик вон чего удумал!
   - Воскресение мёртвых противоречит религиозной доктрине и должно рассматриваться как преступление против личности!
   - А кто спросил мёртвых, хотят ли они воскреснуть, чтобы вернуться с того света в нашу юдоль скорби?! Интересно, что бы они сказали этому Патрикееву?!
   - Ещё в прошлом веке было объяснено, почему сама эта идея представляет собой онтологический парадокс. Живой мертвец - типичный пример оксюморона. Наша гносеология отрицает...
   Другие концентрировались на технических аспектах проблемы:
   - Мёртвый - умер, сознания у него нет. Может быть, душа его и в раю, но то, что делает человека человеком, безвозвратно сгнивает в могиле. Что вернёт к жизни этот авантюрист - безмозглого раба-зомби?
   - Оживить покойника вообще невозможно! Американские учёные из Калифорнии убедительно доказали...
   - Если кто-то умер, а потом на основе сохранившейся о нём информации была пересоздана сколь угодно точная копия его тела и сознания, это всего лишь копия, грубая подделка. Речь, таким образом, идёт не о воскрешении, а лишь о клонировании более или менее убедительной копии умершей личности, в от время как её настоящий носитель всё равно мёртв на веки веков.
   Но наибольшую популярность вызвал простой вопрос, продиктованный житейской логикой:
   - Если этот Патрикеев так крут, что, по мнению его жены, способен возвращать мертвецов к жизни, - почему бы ему не явить эту свою крутость народу и не прекратить раз навсегда все недомолвки на этот счёт? Не секрет, что поднятая вокруг Патрикеева шумиха бьёт не только по нему, но и по нынешнему статусу УНИСЕК, которая делает себе рекламу благодаря успеху своего опыта. Если все поверят, что опыт производил шарлатан, - политической деятельности Комиссии по экологической безопасности придёт крах. Вот если бы Патрикеев оживил кого-нибудь на глазах у всей международной общественности...
   - Станут говорить, что опыт был подстроен, только и всего!
   - Дело не в том. Он ведь не сможет этого сделать - оживлять мёртвых просто невозможно, и всё. И вот когда он провалится... Представляете, какой скандал можно из этого выжать?!
  
   Отцу Симеону Патрикеев оставил свои электронные контакты. Поэтому при первой возможности священник вызвал биолога на приватный разговор.
   - Вы уже видели, какой шум вокруг вас поднялся? Ума не приложу, что это вашей жене взбрело в голову петь вам такие дифирамбы!
   - Возможно, она пытается защитить моё доброе имя, - развёл руками биолог. - Как умеет.
   - Она же профессиональная журналистка! Могла бы и знать, к чему приведёт такая публикация...
   - Ну, не знаю. Возможно, это редакторская правка. Или у неё трудные времена, и она сейчас просто не может не срываться на крик...
   - А может быть, она в обиде на вас?
   - Не знаю... Не думаю. Маша - очень прямая, и такие планы утончённой мести просто не в её характере. Думаю, ей искусственно организовали какие-то трудности...
   - В любом случае, - ворчливо сказал отец Симеон, - зло уже случилось. Ваше имя склоняют на каждом углу, а силы, способной вас поддержать, теперь нет. Вы же слышали уже - вам предлагают воскресить папу римского, раз уж он, судя по этой статье, вывел вас в мировую политику...
   - А почему они решили вообще, что я должен заниматься воскресением мёртвых?! Я ничего такого не говорил Маше, разве что в теории! Вообще-то я знаю, чья рука определённо видна во всей этой истории. Дайте время, я до него всё-таки доберусь!
   - Сейчас это уже неважно. Кто бы ни организовал эту кампанию, ваше положение становится тупиковым... Послушайте, а вы уверены, что не можете оживить понтифика?
   - Я всё могу. Нужны только время, деньги и сотрудники. Что из этого у меня есть? - горько пошутил Патрикеев.
   Священник то ли не понял юмора, то ли просто был всецело во власти одной мысли. Он зашевелился и заёрзал перед экраном:
   - Так вы могли бы? Могли бы?
   - Не знаю, - сказал Патрикеев. - Вообще-то я уже делал это. Дважды. Но в первом случае у меня были приборы, снимавшие с организма информационную матрицу, а во втором - я снял эту матрицу всего за несколько часов до того, как мне пришлось оживить мёртвое тело. Причём в этом втором случае восстановление произошло не полностью. Потребовался дополнительный врачебный контроль и некоторое лечение. А в общем случае... даже не знаю. Где я возьму информационный образ покойного, каким он был при жизни?
   - А это в принципе возможно?
   - В принципе - да. Оптимально, когда можно проанализировать тело, не успевшее ещё испортиться. По сути, это чисто техническая операция, напоминающая восстановление случайно испорченного файла на компьютере. Если это невозможно - следует использовать мощные вычислительные машины, анализируя и восстанавливая всю информацию об ушедшем из жизни по тому следу, который он оставил за собой в окружающих событиях. Но наши нынешние компьютеры способны справиться с такой задачей разве что за десятки лет...
   - Это как - по следу в окружающих событиях? - удивился отец Симеон. - Что, чем человек известнее, тем легче получилось бы вернуть его к жизни?
   - Не совсем так. Чем больше он сделал - тем легче, так будет точнее сказать, - поправил Патрикеев. - А вы разве этого не знали? "A pero leva su, vinci l'ambascia...".
   - Помню, - согласился священник. - "Лёжа под периной да сидя в мягком, славы не найти. Кто без неё готов быть взят кончиной, такой же в мире оставляет след, как в вихре дым и пена над пучиной...". Но десятки лет - это слишком много! А за какое время вы справитесь, имея в своём распоряжении труп?
   - Это зависит от сопутствующего оборудования. Его не так уж много и понадобится. Два диагностических пульта и трансивер, способный передавать мне образы в нужном формате. К сожалению, их у меня спёрли.
   - А новые сделать?
   - Небольшая проблема.
   - Так сделайте их и докажите всему миру, что вы не лох! - Отец Симеон в миру разговаривал, не слишком придерживаясь литературной нормы.
   - А кто потом возьмётся доказывать, что это не был подставной опыт? - возразил биолог. - Скажут, что покойник на самом деле был в летаргическом сне или усыплён наркотиками, что судебный эксперт был подкуплен УНИСЕК или мной, что всё остальное - позорная шумиха, раздутая журналистами... Вы же знаете, у нас доказывают кому и что угодно, а ложь вообще легче доказать, чем правду.
   - Всё должно быть проделано по высшему разряду! - гнул своё священник. - Верните к жизни Семипалацци, и дело с концом. Уж о его-то смерти никто не посмеет вскричать, что это была на самом деле глупая инсценировка!
   - Да как это так можно - взять и воскресить папу римского?!
   - А в чём проблема? Он что, отличается анатомически или физиологически от любого другого человека? Или вы боитесь нарушить покой души того, кто был при жизни наместником святого Петра? - священник на всякий случай перекрестился.
   - Нет же! Как вы не понимаете: кто даст мне, обвинённому в шарлатанстве, проводить опыты над телом столь важной персоны? Как вы это себе вообще представляете? Заупокойная месса, орган и хор играют "Реквием" Ллойда Веббера, и тут появляюсь я - весь в белом?! Подхожу к гробу, леплю свои приборы...
   - Я думал, вы сможете сделать это мановением руки, как раздали под Белградом пищу для страждущих...
   - Помните, что со мной потом было? Опять же, эту "пищу" я сохранил в виде информационной копии заранее, как память о романтическом ужине с женой в Новороссийске. Понимаете ли, в тот вечер и я, и она переживали эмоциональный подъём. Мы были так счастливы! Море, горы, кафе над обрывом, накрытый на двоих столик в дальнем углу...
   - Погодите-ка! - перебил его священник. - А почему столики у вас были накрыты на четыре порции, если вы сохранили воспоминания именно об ужине на двоих?
   - А я в тот раз заказал себе тройную порцию, - скромно ответил биолог. - Я пожрать люблю...
   - Господи, да кто же вы всё-таки такой? - воскликнул отец Симеон. - Никогда не поймёшь, что у вас серьёзно, а что... Откуда вы такой взялись? И что из себя представляете?
   - Откуда я взялся, вам скажет любой взрослый, - усмехнулся Патрикеев, - а вот что я из себя представляю... Если сильно интересуетесь этим вопросом, то перечитайте "Мистерию-Буфф" Маяковского, там в одном месте как раз про меня всё написано.
   - Я почему-то знал, что вы так ответите... Но я бы всё-таки хотел до конца прояснить вопрос об оживлении его святейшества. Скажите, а нельзя ли прикрепить приборы и снять информацию заранее? Чтобы вам, так сказать, осталось проделать лишь конечную фазу работы?
   - Можно, а как?
   - Ну, не знаю. У вас же наверняка есть знакомые шпионы, способные на такое задание?
   - А у вас? А то я, знаете ли, всегда ношу с собой клетку с целым кланом маленьких ручных ниндзя. Открыл заслонку, дал задание - и как они все в Ватикан посыплются! Как лемминги...
   - Клетка, - сказал вдруг задумчиво отец Симеон. - Папский нунций, приезжавший в Белград... А, ладно! Валентин Сергеевич, перезвоните мне, пожалуйста, часа через три, а? Это очень важно...
   - Скажите, а почему вы, священник, так беспокоитесь о воскресении покойников? - спросил вдруг Патрикеев. - Ведь церковь отрицает подобные опыты ещё более резко, чем наука. Что вас-то заставляет идти на это?
   - Потому что я знаю твёрдо: люди хотят жить. - Отец Симеон стукнул по столу тяжёлым волосатым кулачищем. - Возвращая мёртвых к жизни, вы даёте надежду многим миллионам человеческих сердец, несмотря на все философские ухищрения тех, кто против! И потом... Вы знаете, у меня есть личные соображения. Если вам это удастся - католики будут посрамлены, а я не люблю католическую церковь. Это у меня профессиональное, наверное. Вот если бы речь шла не о папе, а о патриархе - я, наверное, был бы против. А так вы разом продемонстрируете миру бессилие догмата и новую надежду, пришедшую людям из славянской страны - России.
   - Я обещаю подумать, - кивнул Патрикеев. - Хотя, как мне кажется, это гнуснейшая и сомнительнейшая из авантюр, которую мне когда-либо предлагали.
   - Я тоже не уверен, - согласился с ним священник, - что не служу тому, кому не надо, предлагая вам подобный план действий. Но меня, к сожалению, подвигают на это ещё и те соображения, которые я высказывал вам раньше. Славянский мир сейчас фактически остался без духовного лидера, и создать его любой ценой - задача выживания. Если вы не хотите быть таким лидером, у вас должно быть право и голос, чтобы указать его нам. Разве же вы не патриот?
   - У меня, видимо, какие-то свои представления о патриотизме, - признался Патрикеев. - Зато вы, гляжу, больше озабочены как раз успехами славянского дела, чем религиозной этикой. Отчего бы вам не присоединиться в таком случае к Маркусу Черстеру? Неужели только из-за того, что он американец?
   - Я бы присоединился к Армии Славянского Единства, - кивнул отец Симеон, - теперь, когда она стала в Сербии легитимной силой. Но дела ждут меня в России: мы можем потерять Москву, а это недопустимо. И поверьте: ваша нравственная победа необходима сейчас России как воздух. Как победа Мандича над интервентами в Сербии. Как победа над Кризисом необходима для ООН...
   - Хорошо, - согласился Патрикеев. - Мне надоело, что меня используют как фигуру в чужих играх, но я всё-таки подумаю над вашим предложением.
   - Быть фигурой на доске - это судьба любого мало-мальски знаменитого человека. Разница в том, что одними фигурами движут игроки, другими - ситуация, сложившаяся на доске, а третьи неумолимо продвигает комбинация объективных законов истории. Вы как раз этот последний случай. Я успел немного изучить вашу биографию. В молодости вы ходили конём через чужие головы, потом вас чуть не срубили, началась новая партия - против Технотопии, и вы стали в ней пешкой. Причём, творя свои чудеса, вы сами выбрали, по каким правилам вам играть. Теперь вы стоите на шаг от восьмой горизонтали, и этот шаг сразу же сделает вас ферзём. А без него вы - уже бесполезная фигура, сделавшая свой главный ход - подменившая на один шаг слона Анофриева. Так что шахматные аналогии диктуют вам необходимость следующего хода. И потом, есть ведь ещё соображения простой человеческой совести! Не забывайте: когда-то Семипалацци был вашим другом.
   - Я помню и это. Но потом он стал папой римским, а друзья, с моей точки зрения, так себя вести не должны. И всё же я бы рискнул провести это шоу - хотя бы для того, чтобы исключить подозрения в шарлатанстве. Их мечут в меня, а попадают в УНИСЕК, и это плохо. Но я по-прежнему не вижу, как можно обойти технические проблемы...
   - Свяжитесь со мной через три часа, - попросил отец Симеон. - А пока готовьте ваши приборы. В конце концов, не в этот, так в следующий раз они всё равно пригодятся...
  
   Тем временем в Новосибирском Академгородке, в лаборатории доктора Щеголева, кипела подготовка к эксперименту. Молодые биологи Костя и Женя налаживали сложное оборудование. Тема их разработки была прежней: информационная память биологических и метабиологических структур.
   Доктор Щеголев, прекрасно образованный и очень скептичный учёный, нимало не напоминал Патрикеева. Работать с ним казалось для младших коллег занятием трудным и неприятным.
   - Чего он на нас всё время матом-то орёт?! - возмущался Женя, подключая провода к опытной установке. - Сил никаких нету слушать. Бескультурье сплошное!
   - Так надо, - рассудительно отвечал Костя. - Мужчине положено унижать тех, кто оказался ниже его по статусу. Это только мы с тобой пока что такие добрые, даже мороженое у третьеклассников не отбираем до сих пор...
   - А почему это мужчине положено? - заинтересовался Женя.
   - Посуди сам. Женщина по своей биологической роли - вещь в себе, Вселенная. Её природная задача - выносить и вырастить ребёнка, причём не одного, и в реализации этой задачи ей вовсе необязательно полагаться на окружающий мир. Наоборот, она всеми силами стремится замкнуться, изолировать себя и детей от этого окружающего, а в качестве интерфейса для взаимодействия с ним - выставить вперёд себя своего мужчину. Мужчина, напротив, очень интегрирован именно в дела внешнего мира, а там относительные масштабы всегда проявляются в полном объёме. Экономика нуждается в рабах, политика - в солдатах, природа и преступность - в жертвах, и обязанность удовлетворять все эти нужды традиционно возложена на мужчину. А в семье, где отчасти моделируются в микромасштабе общественные отношения, женщина стремится стать главной, так как это позволяет ей нужным образом управлять делами семьи. Поэтому достоинство мужчины всегда необходимым образом ущемляется, что составляет одну из важнейших функций общественной организации, но вредно сказывается на психике. И вот, чтобы не терять окончательно чувства собственного достоинства, мужчины давно уже нашли единственный выход: отыгрываться на мужчинах, которые слабее или младше их по статусу. Это позволяет хоть немного себя уважать - это, да ещё водка...
   - Прелестная теория! - фыркнул Женя. - Это из дементьевской книги?
   - Да нет, это Василий Васильевич. Он ведь обожает с умным видом рассуждать о жизни. Это его форма самоутверждения перед молодёжью...
   - Да и чёрт с ним! Всё, кажется, подоткнул разъёмы! Зови матюгальника, пусть включает агрегат...
   Грохоча модными ботинками на высоких каблуках, спустился по металлическим мосткам Щеголев.
   - Ну что, Трурль и Клапауций, всё собрали? Отлично. Курите?
   - Никак нет, - ответил Женя.
   - Тоже неплохо. Курить - здоровью вредить. Так бы я вам дал перекур на пятнадцать минут, а так сейчас сам выкурю сигаретку - и сразу же займёмся производительным трудом. Что у нас в программе опытов?
   - Яблоко.
   - Отлично. Вы его не сожрали?
   - Нет, шеф! Что вы, шеф! - ответили оба.
   - Тогда ставьте яблоко на стол, - Щеголев разжёг сигарету, отшвырнул спичку прямо в светящееся табло "Курить запрещено". - Я сейчас, блин...
   Костя и Женя поспешно поднялись наверх. Здесь было пусто и прохладно из-за открытых окон. Пахло сибирским маем. На лабораторном столе у окна лежало яблоко.
   - Ему суждено превратиться в... - сказал Женя философски. - Во что ему суждено превратиться, а?
   - В яблоко раздора, - ответил Костя, - между нами и начальством. Сейчас ничего не сработает, и нам будет плохо. А кто такие Трурль и Клапауций?
   - Откуда мне знать! Клоуны какие-то, наверное. Вроде бы я что-то...
   Договорить он не успел: распахнулись двери лаборатории, внутрь повалили стрелки в чёрной униформе, знакомой биологам по драматическому инциденту на овощебазе.
   - Только не это! - выдохнул Женя. - Опять...
   - Вы двое! - сказал предводитель стрелков. - Руки вверх, и быстро за мной! При первом же фокусе - стреляем на поражение!
   - А мы не фокусники, - ответил Костя, поднимая руки.
   - Молчать!
   Автоматчики прогнали обоих молодых людей через коридоры института, кишащие безмолвными наблюдателями, - словно сквозь строй провели. Вывели во двор, усадили в крытый автофургон с загадочной надписью:
   "БЕЛЫЙ КРИСТАЛЛ.
   Лаборатория метабиологических исследований".
   Двери фургона захлопнулись за биологами. Машина завертелась по двору, разбрасывая комья запоздалой грязи, потом кое-как выбралась на дорогу и умчалась прочь, шипя шинами, как спугнутая злая рысь.
   Доктор Щеголев, выбравшись из полуподвала в лабораторию, разразился руганью. В двери ломились сотрудники института, требуя объяснений инциденту. Щеголев приналёг на двери животом, разом вытеснив наружу волнующуюся людскую массу. Подошёл к столу, с наслаждением выругался ещё раз.
   - Кранты работе, - добавил он в конце тирады. - Так я и знал ведь, что им, гадам, неймётся...
   Щеголев ушёл за толстый полупрозрачный экран, повернул рубильник - лаборатория наполнилась сырым холодом и неприятным розовым светом. Электронный таймер, щёлкая, отсчитывал секунды. Щеголев в сторону лабораторного стола даже не оглядывался: включил переносной компьютер, отчаянно давил стилом клавиши срочной рассылки сообщений.
   - Пусть-ка попробуют всех разом накрыть! - удовлетворённо сказал он сам себе, закончив свою работу. - Шиша вам вместо наших результатов...
   Таймер остановился, розовый свет погас. Приборы показали общую потерю приблизительно 334,5 граммов массы в окружающем пространстве - целый океан энергии, если полностью превратить её в фотоны. Щеголев вышел из-за ширмы, присмотрелся к лабораторному столу. Яблоко покрылось инеем, но не изменилось. Учёный досадливо сплюнул в ведро под столом.
   Девятый опыт в серии тоже не удался. Впрочем, значения это не имело: верная методика была уже найдена. Теперь, если прямо сейчас не прихлопнут, надо выручать ребят. А там - там мы ещё посмотрим, кто кого.
  
   Политическая обстановка в России к этому часу создалась презабавная. Как выяснилось, для того, чтобы прекратить существование целой страны, недостаточно одного лишь распоряжения московской администрации Технотопии. Взбурлившая стихия возмущения не имела ни опоры, ни идеологии, ни даже лидеров; ясно было лишь одно - Россия проживёт и без Москвы, а вот верно ли обратное - покажет лишь время.
   Семнадцать областей и краёв потребовали созыва Учредительного собрания. Местом съезда избрана была северная столица. Улицы Санкт-Петербурга заполнились толпами людей, впервые за много лет не вышедших на работу без объективного оправдания. Закипели стачки на заводах. В верхнем парке Петергофа собрался, как из воздуха, большой оркестр, заунывно тянувший марсельезу. Гулко бухала оркестровая медь, впечатывая заново ритмы истории в неподготовленные человеческие сердца.
   В десять минут четвёртого Петровская набережная неожиданно заполнилась чёрными коммандос - рыцарями-милитантами Технотопии. Очистив кинжальным огнём набережную от немногих гуляющих, коммандос набросились на крейсер "Аврора", стоявший на вечном приколе у стенки. Туристы, имевшие несчастье посетить корабль в этот момент, были выведены к борту и расстреляны. Затем грянул взрыв: знаменитое шестидюймовое орудие на носу "Авроры" взлетело вверх в облаке пламени и комком металла рухнуло далеко в воды Невы. В трюмах прогремело ещё несколько раз; крейсер завалился на левый борт и опрокинулся в реку.
   - Мы больше не даём объяснений! - заявил представитель концерна "Технотопия". - Призрак бунта должен быть изгнан из России любой ценой. Мы готовы спасти страну от катастрофы самыми решительными мерами. Подчинитесь, или умрёте!
   В шестнадцать ноль-ноль над Финским заливом звонко ударил пушечный выстрел. Охотник "Безупречный", новенький лидер серии российских кораблей, выпустил из своей стамиллиметровки снаряд по зданию представительства концерна. Разрушительная мощь, скрывавшаяся в небольшом на вид снаряде, была колоссальна: семиэтажное здание аккуратно и почти бесшумно обвалилось в собственные глубокие подвалы, среди развалин тотчас же блеснули языки огня.
   То была ещё не революция, нет! Только первые блики занимающегося пожара коснулись ещё весенних равнин и болот России. Но стихия гнева была уже разбужена, и худшим способом потушить её был террор. А другого метода администрация Технотопии либо не знала, либо не хотела признавать.
   В семь вечера в Северо-Западный округ введены были наёмные войска концерна, которые по просьбе московской администрации Технотопии усилены были частично за счёт резервов контингента НАТО в Европе.
   Это предрешило весь ход дальнейших исторических событий. Русский человек может по-разному относиться и к тирании, и к унижению, и к подёрнутым кровавым флёром перспективам вооружённого восстания, но терпеть иноземных наёмников на своей земле - этого уже, конечно, нельзя было вынести ни при каких обстоятельствах.
  
   - Газеты совсем уже сошли с ума, - заметил Патрикееву генерал Симберг. - Теперь они пишут, что ваша жена вообще не имела права защищать вас в прессе, поскольку ваш брак незаконный.
   - С чего это он незаконный? - Патрикееву, забежавшему в кабинет Симберга перекусить по-холостяцки бутербродами и кофе, на прессу было явно наплевать. Он уже несколько часов подряд носился по базе в окружении целой стаи техников в бело-оранжевых костюмах, конструируя какое-то сложное приспособление из проводов и пластиковых коробок. Поднявшийся вокруг его имени шум, казалось, волновал его всё меньше и меньше. - Теперь у нас что, законные браки только через церковь, что ли?
   - Хуже. Они раскопали сведения, что вы не имели прав гражданства, когда вступали в брак.
   - Что за шизоидное предположение?! - Патрикеев с трудом проглотил огромный кусок бутерброда.
   - Помните, - спросил Симберг, - как вас расстреливали в Гондурасе? Чтобы сделать всё по закону, диктатура оформила вам паспорт гражданина республики. И послала притом в российские консульские службы соответствующее уведомление. Понимаете? А следовательно, ваш тогдашний российский паспорт был аннулирован, и вы не могли вступать в легитимный брак, пользуясь им...
   - Вот бред! - сказал биолог. - А если бы мэр Куала-Лумпура уведомил всех, что я инопланетянин и у меня поэтому не может быть детей? Что мне тогда делать?
   - На самом деле, официальные документы - штука щекотливая, - задумался Симберг. - Помню, случилось мне как-то однажды платить алименты... Да неважно. Главное - они нашли ещё один повод для скандала!
   - Без бумажки ты какашка, и с бумажкой ты дерьмо, - вздохнул Патрикеев. - Таковы реалии нашей современной жизни. Как бы то ни было, сейчас на всю эту вонь в прессе мне начхать. Остановить её я не способен, обратить себе на пользу - пока что тоже не могу. Всё, что мне остаётся делать, - это гордо не обращать внимания. Но сейчас мне вообще не до них. А потом... Придётся их проучить, конечно. Я всё же заставлю их один раз выслушать меня от начала до конца!
   - Что это вы там задумали?
   - Надоели до колик святоши и обыватели, - признался биолог. - Хочу ещё раз продемонстрировать миру могущество современной науки. Ну, и своё личное могущество, конечно же...
   - Вы сейчас говорите как злой доктор из дешёвого кино!
   - Что мне делать? Меня в самом деле разозлили. Я готов прощать своим врагам сколько угодно, но спускать им с рук их наглость, беспринципность и слепую тупость - это уже совсем другое дело! Это наносит ущерб не только мне, но и всем окружающим их людям, да и множеству будущих поколений...
   - Стоит ли так переживать из-за выходок буржуазной прессы? - попытался урезонить разбушевавшегося биолога Симберг. - Они не могут не обливать грязью любую мало-мальски знаменитую персону! Они просто паразиты, живущие в чужой грязи: таков их способ питания. Если же они не находят грязи - они её создают, только и всего.
   - Журналисты меня мало волнуют, - вздохнул Патрикеев. - Но ведь остаются те, кто заказывает им эту грязь...
   - Господь с вами! Мистер Филандер мёртв, а...
   - Странно мыслите, генерал! Да разве дело в мистере Филандере? Вот уж кого вытолкнуло на поверхность совершенно случайно! Не он, так другой авантюрист воспользовался бы благоприятными общественными условиями. Кто, по-вашему, первым придумал идею, что человечество доживает последние дни? И когда это было? Да ещё в древнеегипетских папирусах упоминалось об этом как о скором и неизбежном исходе! Кто верил в разные глупости: что природа добра и мудра, что технология ущербна и порочна, что цивилизация ведёт к страданию и гибели, что человечество осуждено на рабство в плену у судьбы, что никто не может изменить ничего в окружающей его жизни? Кто приходит в ужас от перспектив логотроники, кто повторяет с зажмуренными глазами, что долгая жизнь - плохо, а смерть - наоборот, очень хорошо? Кто строил Технотопию, надеясь получить счастливый билетик в общество неограниченного и всеобщего потребления на свою собственную жизнь и одно-два поколения вперёд? А кто ругает науку и культуру, вёдрами пьёт спиртное, слушает блатные песни и тем же самым временем ищет у себя неотъемлемые признаки элитарности, выделяющие его из толпы быдла? Кто требует от журналистов побольше крови и грязи в новостях, чтобы полнее насладиться собственным сиюминутным благополучием? Скажете, это всё тоже придумал мистер Филандер? Или Сельва де Луна? Нет, эти идеи придумал среднестатистический обыватель - тупой, довольно злобный скот, которому ни до кого и ни до чего нет дела, кроме себя самого. Живи настоящим! Люби себя! всегда оставайся собой! Тьфу, блин!.. Да как эти лозунги могли бы вообще проникнуть в здоровое общественное сознание?! Они, только они, обыватели, вот кто виноват во всём, что случилось с нашей планетой. И ответственность за эту вину несут не все скопом, не какая-то там абстрактная толпа, а каждый, сам, по отдельности. Во всяком случае, каждый из тех, кто предпочёл всеобщему спасению свои мелкие личные дела, те, кто не взял оружие в руки при первых признаках общей тревоги... Да ещё и подвёл под это моральный базис: мол, не всем же мир спасать, кто-то должен и денежки для семьи зарабатывать, или там вообще наслаждаться простыми житейскими радостями! Моралистов они тоже нанимают. И слушают только тех, кто им больше нравится. Вот так-то, генерал Симберг. Они, эти люди, воображающие себя оплотом цивилизации, вот они-то были и остаются всегда истинными виновниками всех общественных катастроф. Они - и никто другой. И всё таки они прежде всего люди. Хотя сами они уже давно и прочно забыли об этом...
   Патрикеев откусил от гамбургера, закашлялся, подавившись.
   - Не забыли, - сказал ему Симберг, хлопая биолога по спине. - Наоборот, хорошо помнят.
   - Да что вы! Каждый из них так уверился в том, что все вокруг него - тоже люди, а следовательно - скоты, что исключает себя из этой толпы просто рефлекторно. Они все по разу в своей жизни сказали то и другое, уверяю вас: каждый из них сказал, что все люди - скоты, и что он-то из толпы выделяется. Видели мою, так сказать, протеже - Римму? Она всё время говорит о том, что положено и чего не положено людям, что ей самой не чуждо человеческое. Но при этом она всерьёз считает себя пупом земли, особого рода сверхъестественным существом. Она уверена, скажем, что я послан был с небес, чтобы охранять её для какой-то её великой миссии! Кстати, Марта, Кристина и Аделина - её родные дочери. Не знаю насчёт Аделины, но, судя по двум остальным, яблочко от яблони недалеко падает... И вот таких, представьте себе, миллионы! Каждый из них думает, что он, именно он - что-то особенное, великое, над толпой стоящее на постаменте. И занимается он своими делишками в ожидании того часа, когда за ним придёт его судьба, чтобы повести на этот постамент за ручку, заботливо следя, чтоб не споткнулся...
   - Зато они не убивают людей во имя идеалов, как мы с вами, - заметил Симберг.
   - Вот не ожидал услышать от вас такую глупость! - Патрикеев вспылил. - Не знаю точно, кого и во имя каких идеалов убивали вы, но я убивал, знаете ли, вообще не идеалов ради. Я убивал тех, кто хотел убить меня или ещё кого-нибудь, никак иначе. Тут уж не до идеалов! Жми себе на курок сколько влезет. Совесть потом меня ни разу не грызла, представьте себе! Понадобилось бы - снова убил бы. Тем более что законы этой войны меня оправдывают: не я развязал её, а против агрессии хороша, как известно, любая мера. И не надо тут выставлять меня идейным убийцей - не получится. Уж лучше сделайте из меня мужского шовиниста, если сами решили вылить на меня лишнее ведро грязи. По крайней мере, это будет честнее...
   - Я просто хотел, чтобы вы немного сорвали злость, - улыбнулся Симберг. - В таком состоянии вас отпускать куда-нибудь просто опасно.
   - Спасибо, конечно, но я только ещё сильнее разозлился. А почему вы решили, кстати, что я куда-то собрался?
   - Ну, раз вы собрались что-то там продемонстрировать, то вы явно будете делать это не здесь, не на базе. Видимо, вас опять понесло куда-то в море приключений. Хотя я на вашем месте переждал бы ещё несколько дней всю эту бучу. Если вам совсем уж не жалко себя в порыве вашего благородного негодования, то я как отец прошу вас пожалеть хотя бы мою дочь. Она почему-то вбила себе в голову, что вы никогда уже не вернётесь из этой поездки...
   - А вам самому не приходило в голову, генерал, что ваше поведение неприлично для отца молодой женщины? - спросил Патрикеев и вышел из-за стола.
   - Я спасаю для человечества большого учёного! - крикнул Симберг ему вслед. - Для такой цели неприличных методов не бывает!
   - Думаю, это уже бесполезно, - заметил Патрикеев, закрывая дверь за собой.
  
   Хоть и не любили католики покойного папу римского, но положение усопшего обязывало тех, кто остался в живых, воздать ему должные почести соответственно сану. Курия уже крутила интриги, выдвигая новых кандидатов на Петрово место; в Южной Америке католическая общественность бунтовала, требуя реформ; администрация Технотопии призывала отомстить убившим папу славянским террористам, а в ватиканском соборе стояли недвижно перед гробом швейцарские гвардейцы в полосатых костюмах и беретах, охраняя вечный сон мертвеца. Словно Агнус I умер от самых естественных причин, и не происходило ничего в мире после этой нелепой смерти.
   Нунций Витторио Кальери в своём рабочем кабинете сидел за столом, рассматривая в окна ночной Тибр. Через два часа далеко отсюда, в Нью-Йорке, должно было открываться заседание Генеральной Ассамблеи ООН. Ходили туманные слухи, что оно будет историческим: то ли из-за эксперимента, проведённого учёными из УНИСЕК в Африке, то ли из-за европейского взрыва, то ли из-за чего-нибудь ещё. Отголоски любопытства, вызванные этими туманными слухами, проникали даже сюда, за древние стены Ватикана. Большинство коллег нунция, так или иначе вовлечённые в орбиту высокой политики, ждали открытия сессии с нетерпением, несмотря на поздний час. Кальери, однако, заботили соображения совсем иного рода. Он стоял перед той самой проблемой выбора, о которой так презрительно привык отзываться Маркус Черстер.
   Наконец, он решился. Подошёл к компьютеру, набрал код соединения.
   - Я готов, - сказал он по-английски. - Хотя меня не покидает ощущение, что мы становимся организаторами самого страшного преступления. Та сила, что выше нас, уже взяла в свои руки судьбу покойного, и противоречить ей мы не должны сметь...
   - Нам представится уникальная возможность: узнать об этом из первых рук его святейшества. Ведь не секрет, что до сих пор все люди, переживавшие смерть, умирали как бы не до конца, и их свидетельства о том, что с ними происходит там, нельзя считать полными.
   - Вы искушаете, и зря. Ведь душа его святейшества уже отлетела. Оживёт лишь его точная копия, то состояние его тела и сознания, в котором он пребывал до случившейся катастрофы.
   - Тогда тем более неясно, чего вы боитесь.
   - Бездушного зомби на святом престоле.
   - Не будьте наивным! Сидеть на святом престоле после случившегося ему никто не даст, и вообще, скорее всего, его святейшество очень быстро убьют обратно. А уж если вы не сумеете воспользоваться чудесным воскресением его святейшества для укрепления вашей веры, это уж, простите, ваши проблемы. Я, например, сумею...
   - Есть ещё одно, - Кальери склонил голову. - Я испытывал симпатию к его святейшеству. Покойный был моим близким другом, и я не чувствую себя вправе...
   - А зря. Честное слово, живые друзья полезнее и приятнее мёртвых! Если не верите, попытайтесь убить какого-нибудь вашего живого друга. Сами удивитесь, сколько аргументов он вам приведёт в пользу того, что полезнее оставить его в живых...
   - Мне не нравится ваше игривое настроение в преддверии столь серьёзного испытания, которое вы намерены ниспослать нашим нервам.
   - Не я ниспосылаю испытания. Я их только организую, а это совсем другое. Ну так согласны или нет?
   - Согласен, - сказал нунций. - Нам нужно два свидетельства того, что на самом деле случилось в папском салон-вагоне. Одно у нас есть, а второе...
   - Позвольте полюбопытствовать, а от кого исходило первое свидетельство?
   Нунций приободрился:
   - У нас тоже есть свои небольшие секреты, знаете ли. Если ваш Патрикеев не сатанист и не гнусный шарлатан, а вы не лжец, позорящий собой всю вашу конфессию, то мы устроим кое-кому много неприятных сюрпризов...
   - И спасёте свою репутацию в глазах прогрессивно мыслящих латиноамериканцев и филиппинцев, не так ли?
   - Вы, вижу, куда более искушены в политике, чем я. От вас не скроешься! Видимо, и вы замышляете организовать на всём этом какую-то авантюру немалых размеров, отец Симеон. И хотелось бы мне знать, какую...
   Его собеседник загадочно улыбнулся в бороду.
   Час спустя в ватиканский собор святого Петра, где среди свечей выставлен был на возвышении пышный папский гроб, проникла крупная ласка медового цвета, вброшенная чьей-то сильной рукой в лаз между камнями на высоте почти в три человеческих роста. Инфракрасные датчики, невидимыми стражами ощупывающие зал, не заметили её: шкура зверька была натёрта сухим льдом. Огибая швейцарских гвардейцев и прячась, ласка добралась до гроба и вскарабкалась внутрь, забравшись тотчас под смертные покровы. Здесь, стараясь не чихать и не фыркать от запаха разложения и бальзамических масел, показавшегося удушающим, зверёк закрепил на жёлтой сухой коже покойника четыре маленьких коробочки из пластика, свисавших до сей поры с ошейника ласки. На той коробочке, что прилепилась к шее Агнуса I в районе сонной артерии, загорелся еле заметный зелёный огонёк. Выскользнув наружу, ласка огляделась и опрометью бросилась к заветному лазу, через который перед этим пробралась в собор. На этот раз ей, однако, не повезло: растаял сухой лёд, датчики подняли тревогу, и заполошная охрана забегала по залам и нефам. Зверь пережидал, прижавшись в тени под старинной каменной скамьёй. О том, чтобы продолжать бегство, нечего было и думать.
   В конце концов, разобравшись в показаниях датчиков, охрана разглядела на следящих камерах что-то мелкое и коричневое, мелькавшее возле гроба, и пришла к выводу, что в помещение проникла старая знакомая всей Европы - бурая крыса. Меры безопасности были приняты, охрана усилена, а вокруг гроба его святейшества распылён специальный препарат, ничтожное количество которого убивало на месте любого грызуна.
   Ласка постаралась спрятаться в тень поглубже. Гулкий топот ног усиленных караулов пугал странного зверька. Наконец, поудобнее устроившись в нише между скамьёй и древней урной, ласка свернулась в плотный клубок и стала ждать, как дальше пойдут события.
  
   Человек в фиолетовом костюме сдержал своё слово. Не успело открыться заседание Генеральной Ассамблеи ООН, а США уже вступили в войну против Сербии. Правда, поначалу американские политики воздержались от заявлений в адрес "проклятых славян", мотивируя участие своих военных в акции возмездия исключительно союзническим долгом. Но спустя час после того, как Америка вступила в войну, волки-оборотни взорвали начальную школу в Иллинойсе, наполненную детьми, и американская общественность взвыла. Теперь Сербию требовали смешать с грязью буквально все политики и общественные деятели континента. Высказать слово в её защиту означало подписать себе смертный приговор, причём не только в политическом смысле.
   Участь балканской страны была предрешена. Американские танки под покровом ночи двигались от боснийской границы к Белграду. Артиллеристы Мандича поджигали с дальних дистанций одну машину за другой, но сдержать организованное стремление танковых колонн не могли. Впереди танков горели в воздухе актинические снаряды, метались лучи ярких ультрафиолетовых прожекторов, слепя и обжигая ксеноморфов. Города и сёла, попавшиеся на пути этой бронированной мешанины, методично уничтожались до последнего строения - и до последнего жителя.
   Стеван Вучетич хотел поначалу идти драться с танками, но полковник Табанич отдал ему другой приказ.
   - Вывезете вот эту женщину, - он указал ему на сидевшую в углу кабинета Римму, - в Италию, в Ватикан. Документы мы вам обеспечили. Через линию фронта вас перебросят, а дальше - уже как повезёт. Постарайтесь не попадаться на глаза патрулям, охотящимся на ксеноморфов.
   - Кто она такая? - с неприязнью спросил Вучетич.
   - Мать Марты и королевы Кристины. А также мать девушки, которую вы убили.
   - Как она может быть их матерью? Ей от силы двадцать пять, а то и меньше.
   - По документам тридцать девять. Значит, хорошо сохранилась, - пожал плечами Табанич. - Какое нам с вами дело?
   - А зачем её вывозить?
   - По договорённости. Её теперь сочтут военной преступницей и казнят, если страна будет оккупирована. А в Ватикане её ждёт политическое убежище и путь домой.
   - Стоит ли таких усилий один человек? Я был бы явно полезнее здесь, на линии фронта.
   - Вы будете полезнее там. Если, конечно, вас не убьют по дороге. Женщина - это предлог, как обычно. Основная задача - не вывезти её, а самому попасть в Ватикан на завтрашние похороны папы римского. Слушайте меня внимательно: там будет Селим Тилки-бей... тьфу! Там будет Патрикеев, словом. Он участвует в весьма успешных опытах по борьбе с Кризисом, и его пригласили на церемонию как официальное лицо. Но, сами понимаете, он много-много кому мешает. А ведь у него есть перспективы стать тем самым идейным лидером славянского движения, которого нам так не хватает сейчас, в отсутствие Маркуса Черстера. Отец Симеон возлагает на него большие надежды...
   - Отец Симеон? А он-то тут при чём? Только долгобородых нам сейчас не хватало...
   - Он знает, что делает. Это достаточно влиятельная фигура, у него много связей. Он считает, что нам может понадобиться человек, способный исполнять роль детонатора для нужных нам общественных настроений в славянских странах. Я с ним согласен: Патрикеев может оказаться таким человеком. Нам нужна перспектива, виды на будущее. И отец Симеон считает, что Патрикеев такие виды способен предоставить...
   - Он просто разведёт очередную тоталитарную секту вокруг этого русского. Не более того.
   - Это его дело. Но, по-моему, лучше уж тоталитарная секта, чем полное уничтожение поодиночке каждого славянского народа, с его культурой, историей, политикой... Что делать, если Россия не смогла оказаться для нас достаточным оплотом? Вы же видите: это геноцид. Мы должны пользоваться любыми средствами для обеспечения выживания.
   - По-моему, славянское движение прекрасно обойдётся без лидера. Мы и сами знаем, что нам делать!
   - Да-а? И что же нам делать?
   - Бить интервентов смертным боем, конечно же. Никакой особенный лидер для этого не нужен, и всё, чего мы добьёмся с его появлением - это новая политическая камарилья.
   - А кто же тогда привлечёт к нашей борьбе внимание белорусов, поляков, чехов?
   - Честные люди придут к нам сами. Приходят же интеротряды!
   - М-да, Вучетич... Я вам потом всё скажу. Короче: это приказ. Доставьте эту даму в Ватикан, разыщите там синьора Витторио Кальери, сдайте её с рук на руки этому господину и наблюдайте сами за развитием событий. Когда всё закончится и Патрикеев благополучно улетит - придёте к синьору Кальери опять. Он сообщит вам последние новости и инструкции из Сербии.
   - Он что, шпион?
   - Нет, он дипломат. Впрочем, иногда это означает точно то же самое. Мы с его помощью готовим документы, которые дадут нам шанс доказать в ООН свою невиновность во всех этих террористических актах. Кальери - сторонник мирной политики покойного папы.
   - Так может быть, его самого прямо в ООН и доставить?
   - Вучетич! Ох, ладно... Идите, действуйте!
   Вертолёт перевёз Вучетича и Римму через линию фронта в северную Италию. Здесь их ждала огромная машина с дипломатическими номерами. Кроме автомата "томпсон" и топора, бывший детектив прихватил с собой ещё один громоздкий предмет - небольшой цинковый ящик, с которым он обращался очень аккуратно.
   - Я похороню её там, где нет войны, - сказал он в ответ на вопрос, что это такое. - Или доставлю на родину. Но не надо говорить об этом её матери...
   В лимузине ящик занял промежуток между сиденьями среднего ряда, а Римма и Вучетич уселись позади. Римма, измученная событиями предыдущего дня (с утра она успела дать шасть интервью по поводу Патрикеева), подрёмывала, забившись в угол. Но время от времени она вскидывалась, прогоняя сон, и принималась громко трещать.
   - Высшие силы уберегают меня для какой-то великой миссии, - объясняла она Вучетичу во время таких пароксизмов, - но ради того, чтобы вернуть мне нужный уровень энергетических сил, они забрали у меня последовательно всех трёх дочерей. Энергетика мировой ауры должна сохраняться на постоянном уровне, понимаете? Это физический закон природы. Так что, когда я исполню свою миссию, у меня не останется силы, чтобы вновь произвести потомство. Придётся доживать остаток жизни для себя, а это просто ужасная судьба. Для матери ничего не может быть хуже, вы представляете? Ведь я настоящая женщина, прирождённая мать и богиня.
   - Ничего, - утешал её Вучетич, - вы ещё молоды. У вас будут другие дети, столько, сколько захотите. Порядочные, честные. Не чета предыдущим.
   - Но где найти мужчину, достойного того, чтобы стать их отцом? В предыдущий раз я сильно ошиблась. Трагично! Отцовская кровь победила, и мои детки выросли злобными эгоистками, совершено не думающими о нуждах матери. Как я рвалась сюда! Как надеялась с ними свидеться! А им хоть бы что, правят себе и правят, а до матери дела вроде бы и нет никакого! - Римма разрыдалась в платок. - Вот встречу Патрикеева, расскажу ему всё, до чего довела мою семью его невнимательность.
   - А он-то тут при чём? - удивился Вучетич.
   - Он же мой ангел-хранитель... послан мне был много лет назад... разве вы не слышали? Откуда, по-вашему, у него эти его сверхспособности? Жалко, что от ангелов не могут рождаться дети, иначе я пришла бы к нему и потребовала... Ох, да что же такое! Что стало в мире! Какие времена!
   И женщина вновь разрыдалась горючими слезами.
   Чувствуя моральную вину за её семейную трагедию, сентиментальный Вучетич прижал её к себе и принялся убаюкивать, напевая какую-то старинную сербскую лазарицу.
   - Что это вы меня лапаете? - спросила женщина сквозь слёзы. - Мы так не договаривались! Некультурно...
   И уснула спокойным сном, пристроив голову на коленях у бывшего детектива.
  
   - Кто-нибудь из вас летит со мной? - спросил Патрикеев.
   Симберг отрицательно покачал головой, повёл рукой вокруг себя: база эвакуировалась, требовался начальственный присмотр. Большинство техников и операторов уже улетело с космической станции на твёрдую землю. Выполнив одну из сверхзадач, проект АМО и в самом деле прекращал теперь своё существование. Везде требовался начальственный глаз и твёрдая рука, а главное - море подписываемых официальных бумаг и инструкций.
   Госпожа Ируками тоже отказалась, хотя в её голосе звучал явный оттенок огорчения.
   - Вы - учёный, - сказала она Патрикееву, - а я - учительница. На базе "Палеотропика" меня ждут дети, эвакуированные с "Ируки", в основном - ксеноморфы. Они сейчас растеряны, испуганы, многие потеряли при гибели "Ируки" близких друзей или даже первую любовь. Я в долгу перед ними. Конечно, я всегда сделаю всё, чтобы помочь вам, но сейчас меня ждут, извините... К тому же, теперь у меня есть ещё причины не лезть в эту мясорубку. Вы же должны понимать, что высший долг любой женщины - это безопасность её детей.
   - Я понимаю, - горько сказал Патрикеев, - Значит, никто из высшего командования проекта не будет меня сопровождать? Мне опять придётся выполнять миссию в одиночку...
   - Вы сами высшее командование проекта, в чине генерала, - заметил ему Симберг. - Если вас беспокоит ваш официальный статус, вам достаточно надеть мундир, взять с собой адъютанта и четырёх телохранителей. Как говорил Адмирал, это будет зашибись как круто. Но я вообще-то предложил бы вам другой выход: просто никуда не летать...
   - Невозможно, - сказал Патрикеев. - Та грязь, которую сейчас ушатами вываливают на меня, не может не падать на УНИСЕК. Эксперимент, проведённый Комиссией по экологической безопасности, теперь могут дискредитировать и запретить только из-за того, что я, плохой такой мальчик, принимал в нём участие. А это будет полным поражением, как вы понимаете: и для меня, и для моего учителя, и для всех, кто делал нашу работу. Если даже мне самому и не должно быть слишком обидно, то остаётся понятие, хорошо вам знакомое - честь мундира. Того самого парадного мундира, который вы мне предлагаете надеть. Я эту честь имею, генерал. Спокойной ночи... - Патрикеев ушёл из кабинета Симберга.
   В главном операторском зале станции уже демонтировали бессчётные столы и терминалы. Теперь зал был пуст и стерилен, как огромный пластиковый лоток. В смотровой панораме проплывала Земля, казавшаяся отсюда огромной; серп её ширился и рос поминутно, открывая предзакатную панораму южноамериканского континента. Патрикеев остановился у смотрового окна, упёрся в толстое стекло (или экран?) лбом, глядя, как его дыхание рисует над контуром материка чуть заметные облачные узоры.
   - Боже мой, я вас еле нашла!
   Биолог обернулся: Стелла Симберг стояла позади него на шаг, сложив руки лодочкой у груди, как это делают японские школьницы. Волосы девушки пылали неожиданно яркой небесной синевой.
   - Вы всё-таки перекрасили волосы, Стелла? - Патрикеев взял её ладони в свои руки. - Зачем?
   - ...простите, - смутилась девушка. - Я на самом деле просто не знаю, могу ли я ещё что-нибудь для вас сделать. Я надеялась, что могу быть вам полезна хотя бы таким способом. Хотя бы в качестве куклы Аянами Рей...
   Биолог печально улыбнулся.
   - Хорошо, что самовыражения ради вы не побрили голову. Не люблю женщин с бритыми головами. Печальное зрелище.
   Стелла наклонила голову.
   - Я хотела объяснить, - сказала она. - Это очень важно, Валентин Сергеевич, выслушайте меня, пожалуйста. Я только не знаю, как всё объяснить... Я в долгу перед вами, вот. А госпожа Ируками - она неправа, когда помогает мне. И мой отец неправ тоже, наверное.
   Видя, что девушка собирается расплакаться, Патрикеев пододвинул к окну два стула, усадил Стеллу на один из них, сам сел напротив неё и вновь обхватил её руки своими.
   - Послушайте меня, - сказал он, глядя ей глаза в глаза. - Вы пришли сюда, чтобы поговорить со мной, так давайте поговорим, а не поплачем. Я завтра утром улетаю, и я, скорее всего, не вернусь. Поэтому скажите мне сейчас всё, что вы хотели сказать. Открыто. Я не оскорблю вас ни единым словом, что бы вы не сказали мне. Клянусь вам, Стелла: я не буду смеяться, плакать, жалеть, морализировать... Я вообще не буду, наверное, ничего вам говорить. Только отвечать на ваши вопросы. Но вы должны выговориться. Иначе потом вы, возможно, будете страдать от того, что могли сказать что-то и не сказали.
   - ...мне трудно, - призналась Стелла. - Я ведь выгляжу полной мелкой дурой, наверное...
   - Не выглядите. Я дур видел - и мелких, и крупных, разных. А ваше смущение меня, простите за повторение, не смущает совершенно. Нам, по-моему, давно пора было бы много что сказать друг другу. Завтра для этого вновь не станет времени. Так давайте сделаем это сейчас. И пойдём жить дальше, ладно?
   - Хорошо, - согласилась девушка. - Только... мне очень трудно начать, понимаете?
   - Вы уже начали, - улыбнулся Патрикеев.
   - Нет! Я знаю, нам надо поговорить... Скажите мне сразу. Всё. Пожалуйста. Скажите, что вы думаете обо мне. Тогда мне будет легче, понимаете? Вы мудрый, опытный, а я... - губы Стеллы задрожали. - Мне ведь надо начать с чего-то... Так плохо!..
   - Только не плачьте, пожалуйста, - биолог слегка сжал её руки. - Я понимаю. Я же не слепой и не глухой, я всё знаю. Да к тому же у вас нашлось столько радетелей и защитников...
   - Нет! - вновь вскричала девушка. - Они неправы! Они все неправы! Пожалуйста, не надо так... не надо о них...
   И Стелла всё-таки разрыдалась.
   Биолог придвинулся к ней, обнял, гладя по влажным от непросохшей краски волосам.
   - Хорошо, хорошо. Не будем. Никого больше нет, только вы и я. Ладно?
   Стелла Симберг спрятала голову на его груди, дрожа всем своим маленьким телом, как мокрый котёнок.
   - Ну, тихо, тихо, тихо... - уговаривал девушку Патрикеев, ласково перебирая синие прядки её волос. - Не надо... Не надо плакать... Всё будет очень хорошо. Честное слово!
   Наконец, Стелла слегка успокоилась.
   - Простите... Глаза на мокром месте... Так всегда бывает, да?
   Биолог подумал и кивнул:
   - Ага.
   - Ну и ладно тогда. - Девушка явно взяла себя в руки. - Вы ведь всё обо мне знаете, правда? Скажите мне тогда всё, что хотели. Вы правы: мне будет легче.
   - Я в этом не уверен, - ответил Патрикеев, - но я скажу. Вы ведь любите меня.
   Стелла промолчала.
   - Любите, - сказал Патрикеев. - И ещё переживаете: не детская ли это забава, не подростковое ли увлечение? Я тоже переживаю, честное слово. Вы ведь знаете, что вы в ответе перед другими людьми, Стелла. Вы повзрослели раньше, чем многие ваши сверстники. Те и в двадцать с лишним лет остаются маменькиными сынками и дочками, а вы уже взрослая. Ируками-сан хорошо обучила вас главному искусству: быть человеком...
   - При чём здесь это? - вздохнула Стелла.
   - При том. Вы очень умная, смелая, взрослая, но вот сейчас вы как раз ведёте себя как подросток. Вы пришли со мной попрощаться и показать мне лишний раз, что ради любви вы готовы на всё. Верю, честное слово, верю: готовы. Только волосы можно перекрасить обратно, а вот жизнь... Короче, Стелла, раз уж мы остались тут наедине и никто пока не стреляет, я вам признаюсь в кои-то веки: я вас люблю. Причём, увы, скрыть это от посторонних глаз оказалось невозможным. Конечно, мне было бы очень стыдно произносить это, тем более что я прожил в законном браке более пятнадцати лет и до сих пор доволен этими годами. Но всё сложилось так, что я больше никогда не увижусь ни со своей женой, ни со своей прежней жизнью. А поскольку я не сторонник долгих рассусоливаний и моральных терзаний в классическом стиле, то я не могу не сказать вам, что я вас люблю. Иначе я был бы мелким лжецом, ханжой от приличий. Поэтому я немедленно делаю вам предложение: будьте моей женой. - Патрикеев откинулся на спинку стула. - Что думаете? Согласитесь?
   - Как?.. - спросила растерявшаяся Стелла. - Почему?
   - Сложный вопрос - как и почему. Наверное, потому, что я полюбил вас. И я хотел бы сильного ответного чувства, а не трагических охов и вздохов издалека. Увы, но выглядеть это будет аморально. Вот как это будет выглядеть: при живой законной жене Патрикеев завёл на склоне лет юную любовницу. Я не могу позволить, чтобы о моей любимой женщине говорили такие вещи. Жена - хоть законная, хоть гражданская, - это совсем, совсем другое дело, чем внебрачная подруга для половых утех. Тогда общественная мораль будет выливать на вас ровно в полтора раза меньше грязи, чем выльет без того. Должен же я хоть как-то позаботиться о вашей репутации!
   - Вы ведь женаты? Неужели пойдёте на развод? Документы...
   Стелла даже плакать перестала - до такой степени её сбил с толку биолог.
   - На развод я не пойду, мне это незачем. Документы, прошу прощения, оформили уже за меня. - отмахнулся Патрикеев. - Чтобы лишить Машу морального права защищать меня, да и ещё много чего, разные гады уже объявили наш брак с ней незаконным. Будь у меня время и возможности, я бы непременно разобрался с этим, но у меня сейчас просто нет ни того, ни другого. К тому же, я никогда не придавал формальному институту брака большого значения. Другое дело, что я люблю Машу. Этого я не скрываю и скрывать не намерен. Покинуть её никогда не пришло бы мне в голову... разве я мог когда-нибудь предположить, что меня просто оторвут от неё?! А скоро меня оторвут и от вас, Стелла. Так что думайте.
   Та прикрыла лицо ладонями.
   - Как я могу?..
   - Не знаю. Либо можете, либо нет. И ещё, должен сразу сказать: совместная жизнь наша будет очень, очень короткой.
   - Я не сумею доставить вам такую боль. Вы будете думать, что предали свою семью.
   - Не буду, - заметил Патрикеев. - Тому есть веские причины. Во-первых, любовь я не предаю. Свою жену я любил и любить буду. А физически я покинул семью двумя неделями раньше, и я уже не смогу в неё вернуться - во всяком случае, в этой жизни. Во-вторых, женившись во второй раз, я отвожу тем самым от своей семьи хотя бы часть ударов, которые готовят ей мои преследователи. А вы, простите меня, сейчас защищены куда лучше, чем моя жена. Это соображения прагматического порядка. Можете возмущаться, но я принимаю в расчёт и такие вопросы, когда решаю что-то, имеющее отношение к судьбе. А ещё есть соображение порядка, если хотите, эмоционального. Как я вам могу это объяснить? Я сам, наверное, выгляжу глупо. Влюбился в вас, как мальчишка, стоило мне увидеть ваше изображение на экране. Маша потом весь вечер меня поддразнивала на ваш счёт - она же не могла не почувствовать, что чувствую я. А сейчас... Ну, в общем, даже не знаю, какими словами это определить. Не любить вас невозможно, Стелла, понимаете меня? Я ведь тоже не болван тупой. Будь я самим собой, в семье, на работе - я бы с этим справился, наверное. Смог бы о вас не думать. А сейчас я одинок, одинок совершенно. Не потому, что меня не любят, а потому, что я сам лишён морального права быть собой. Я - функция, инструмент, мне все повторили это по разу, включая вашу учительницу и вашего папочку, Стелла. Как я могу сказать им, что я всё ещё человек?!
   - Я знаю, что вы всё ещё человек, - ласково сказала ему девушка.
   - Знаете! - горько ответил Патрикеев. - Хорошо, что знаете, а толку-то от этого знания ноль. Ни мне, ни вам. Смейтесь надо мной, если хотите, молодые люди это умеют, они безжалостны. Как я вам это объясню? Поймите: у меня есть мечта, она умрёт вместе со мной, но она слишком большая для того, чтобы я так и таскал её с собой, один. А слушать меня никто не хочет. Быть может, только любимый и любящий человек в состоянии понять меня в эти последние дни, и я не мог не сказать вам... Боже, какие я несу пошлости! Зачем вам всё это знать? Извините меня, Стелла, я сейчас глупости говорю. Но всё же я прошу вас: либо поверьте мне, либо оставьте меня сейчас в покое. Я не смогу объяснить вам...
   - Что? Что объяснить?
   - Я не знаю, какими словами это сказать, иначе сказал бы сразу. Я ведь не стеснительный. - Биолог встал, прислонившись лбом к обзорному стеклу. - Я не умею... Получается, наверное, так: будь я сейчас самим собой, я бы сидел дома и любил Машу, а о вас бы думал как о прощальной улыбке молодости. А вот раз меня вынесло из жизни - теперь я вроде бы могу позволить себе делать вам предложение и вообще уходить в отрыв напоследок. Чёрт побери, нет! Какая-то глупая идея, нелепая - считать, что нормальный человек под воздействием обстоятельств превращается в какую-то там историческую фигуру! Это идея дохлая! На хрен такую идею! Я - это всё равно я, что бы я ни делал. Да, я бросаю вызов устоявшимся представлениям, своим и вашим в том числе, когда предлагаю вам выйти замуж за меня. Но это ничто по сравнению с тем вызовом, который я собираюсь бросить тем же представлениям, когда открыто, на глазах у всего мира, сделаю то, что станет воплощением моей мечты. Все вокруг от меня отвернулись, почувствовав это. Устоявшиеся представления - коварная вещь, они запрещают не только идти мечте навстречу, они и мечтать-то могут запретить! А я не желаю слушать таких запретов, не хочу подчиняться им, хотя бы тогда, когда речь идёт о самом для меня дорогом. Они бы все именно этого хотели, уверяю вас, Стелла - убить любовь, убить мечту и остаться при этом глубоко, фантастически порядочными. Каждый на своём месте! У каждого своя судьба! Да мне-то зачем всё это? Я не зверь, чтобы подчиняться назначенной мне судьбе. Почему я должен считать, что я не могу любить или мечтать о том, что мне дорого и близко, в самой высокой мере, в самом высоком градусе? Из-за общественной морали? Она только что продемонстрировала себя в очередной раз во всём своём блеске и глубине. Меня использовали и бросили, как только во мне отпала надобность - очень, очень морально, не так ли? Погодите, Стелла, руководство УНИСЕК и Джонс лично ещё начнут сочинять отмазки, что я, мол, не участвовал на самом деле ни в каких испытаниях оружия против Кризиса, а на самом деле я просто так, мелкий технический специалист! Они не хотят, чтобы травля, поднявшая меня из норы, перекинулась на них... Их после этого слушать? Их мнению подчиняться? Склонять голову? Увольте! С меня достаточно их законов, а уж следовать их моральным нормам, которые существуют только для того, чтобы их приятнее было нарушать тайком... Нет, не выйдет. На чём ещё может подняться крик о том, что я тварь дрожащая и права не имею? На том сомнительном основании, что я, мол, простой русский человек? Враньё! Сколько можно писать, кричать, повторять: да ведь простых людей вообще не бывает! Бывают только опростившиеся, сознательно ставшие быдлом, а это враги, преступники, мразь... И я уж точно никакой им не простой человек! Я всё могу: я могу претворять воду в вино и камни в хлебы, могу ходить по воде аки по суху, могу разом изгнать из вашего брата Гриши Дементьева шесть тысяч бесов, превратив его самого в стадо суицидальных свиней. И уж бесспорно я могу любить одну женщину, не разлюбив другую. Могу любить их по-разному, так что каждая из них займёт своё место в моём сердце. Могу любить их одинаково - сердце у меня большое, как у Остапа Бендера. Я их даже одновременно любить могу! А смог бы и троих, наверное. Понятно вам?! Я даже взялся бы объяснить любой из них, почему это так и только так, а не иначе. Вопрос только в том, поверят ли мне... - Патрикеев закашлялся, отвернулся от стекла, прикрывая рукой рот.
   - А если я не соглашусь выходить за вас замуж? - тихо спросила Стелла.
   - Имеете полное право. - Биолог повернулся к ней. - Тогда мы сейчас разойдёмся тихо по своим комнатам: я буду писать прощальные письма, а вы - плакать в подушку. Вообще-то большого значения это уже не имеет. Я высказал вам всё, что хотел, моя совесть чиста. Что бы со мной ни стало завтра, я остался, по крайней мере, честным человеком. А не высокоморальным обывателем...
   - Вы так уверены, что погибнете?
   - Не думаю, что мне позволят жить дальше при любом исходе. Вы тоже должны, кстати, иметь это в виду, когда принимаете решение.
   - Но почему?
   - Завтра я приду в собор святого Петра в Ватикане, - объяснил биолог, - и постараюсь совершить на глазах у журналистов и послов своё последнее чудо. Я попробую вернуть к жизни покойника, а покойником этим будет римский папа. Если мне это не удастся - меня арестуют, оплюют и посадят в тюрьму за вандализм и осквернение святынь, после чего, скорее всего, избавятся от меня под потоки клеветнической травли. Если удастся... что ж, я докажу тем самым, что в жизни человечества всё же наступила новая перемена. Великая перемена! Но я тем самым, во-первых, всё равно совершу святотатство, а во-вторых, окончательно подорву то спокойствие масс, о котором так радеют всегда политики. Я вызову кризис, беспрецедентный по масштабам, потому что любой поймёт после такого: что-то в мире изменилось, нужно жить по-новому и по-новому думать. К кому, в отсутствие профессора Анофриева, придёт за объяснениями всё человечество? Конечно же, ко мне. И кто позволит мне эту роскошь - объяснять?! Объяснять что-то людям имеют право в наше время, да и всегда в прошлом, только те, кто служит хозяевам жизни - никто другой. Я вам признаюсь, так и быть, почему я всё время раз за разом совершаю именно библейские чудеса. Ведь я с той же кажущейся лёгкостью мог бы сделать что-нибудь совершенно другое: построить, например, большой космический корабль и увезти на нём всех, кого захочу, далеко-далеко с гибнущей планеты. К чёртовой бабушке! Так нет, я занимаюсь разными глупостями, и всё, между прочим, с одной только целью: не дать основать за меня новый культ, новую легенду, которая неизбежно превратится в религию. Я хочу, чтобы люди в кои-то веки всё же начали думать, а не молиться! Никогда не считал, что глумиться над чужой верой хорошо, но это как раз тот случай, когда дискредитировать существующую религию - и то много этичнее, чем позволить глупцам основывать новую...
   - Не поможет, - сказала Стелла. - Они всё равно будут в вас верить, если вы умрёте. Только все ваши расчёты совершенно неверны. Я не дам вам умереть. Ведь я обещала, что буду защищать вас!
   - Вы не сможете справиться, их слишком много, - покачал головой Патрикеев. - Я сам, конечно, постараюсь себя защитить - я не из тех, кто легко даётся в руки. Но если за меня возьмутся по-серьёзному, остановить их не смогу ни я, ни вы, ни даже весь бывший проект АМО, вздумай он меня зачем-то охранять и дальше. Единственное, что мне останется - скрыться, но это значит не выполнить свою задачу, дать разной сволочи растерзать зубами вместо меня всё дело моей жизни. Понимаете? Но есть ведь и другой выход, который заставляет меня не бояться грядущей смерти...
   - Не может быть, - тихо ответила ему Стелла. - Разве кто-то ещё может быть способен на это?
   - Не знаю, - сказал биолог. - Честно: не знаю, и всё. Но если то, что я уже сделал и сделаю, мог бы совершить только я сам - грош цена мне и всей моей жизни! - Он повернулся к смотровому окну, раскинув руки на фоне пламенеющей Земли, как будто вся планета была большим арбузом и биолог собирался поднять её. - Глядите туда, Стелла. Это моя мечта. Настолько сильная, что и сказать-то о ней открыто я могу только очень, очень любимому мной человеку. А то получится дешёвка, патетика... Я боюсь смерти, я ненавижу её, она мешает мне самим чувством своей неотвратимости. Сколько тысяч поколений прошло, сколько миллионов людей загублено временем? У абсолютного большинства из них был свой путь и свой подвиг. Остались в памяти людей - может быть, тысячи. И всё. А знаете почему? Это не память человеческая так устроена, это не мир так плох... Просто нет смысла в пути, который не может проделать никто другой. И главное предназначение подвига - вдохновлять на новые подвиги будущие поколения в веках. Мне пора подумать о том, что ещё, кроме детей, я оставляю за собой в мире? Книги? Их мало кто читает, к тому же они автобиографичны и не очень умны. Моя научная работа? Её сейчас засекретят, начнут извлекать из неё новые способы сохранить старый строй мысли и жизни. А может, просто запретят. Ученики? Всегда ненавидел идею учителей и учеников. Как-то не вырастил себе банду бездарных продолжателей и интерпретаторов, знаете ли. Учиться нужно у профессионала, у специалиста, и с него же делать свою биографию. А тот, кто посвятил жизнь раздаче мудрых советов, рано или поздно зарывается... В общем, у меня нет учеников. И что остаётся? Осталось оставить легенду. Или технологию. Второе важнее. И в ней - моя главная надежда на будущее воскресение и славу грядущего века...
   - Если вы умрёте, - возразила Стелла, - вы прежде всего оставите двух женщин, плачущих над вашим гробом. Вашу жену и меня. Поэтому постарайтесь всё-таки не умирать.
   - Я постараюсь, - пообещал Патрикеев, - умирать очень больно и противно. Но что делать, если это случится? Только ждать, что кто-то повторит мой опыт...
   - Я повторю, - твёрдо сказала Стелла Симберг. - Или найду того, кто повторит. Это я вам обещаю. А вот выйти за вас замуж всё же не смогу, наверное.
   - Ну, - ответил Патрикеев, прижимаясь к стеклу лицом, - не сможете, так не сможете. Скажите мне то, что хотели сказать, и пойдёмте баиньки. Мне только одно интересно: на что же вы рассчитывали, любя меня? На платоническое ответное чувство?
   - Не знаю, как вам сказать...
   - Скажите прямо.
   - Я хотела умереть у ваших ног, - призналась вдруг девушка.
   - Полно вам, Стелла! Я обещал, что не буду смеяться над вами, а вы... Короче, не будем больше об этом, ладно?
   - Это не от подростковой романтичности, честное слово. Просто я сознаю, что никогда не могла быть с вами, и потерять вас тоже не могу. Что мне оставалось, кроме смерти ради вас, пока вы ещё живы? Ни на что другое я не способна, и я это хорошо понимаю.
   - Отчего же? - хмыкнул биолог. - Вы вполне способны! Я бы даже сказал - весьма! Должен заметить, что любить вас - это высокое удовольствие.
   - А вы и в самом деле могли бы меня полюбить? - спросила вдруг Стелла, прижавшись к биологу.
   - Я же вам только что сказал...
   - Нет, Валентин Сергеевич, вы сказали мне совсем другое. Я же немного знаю вас, я читала ваши книги. Вы просто добрый рыцарь. Сейчас вы зачем-то готовитесь к смерти, и вы хотите подарить любящей вас девушке немного счастья. Вы просто предложили мне свою любовь, потому что я люблю вас, и вы хотите сделать для меня что-то хорошее... напоследок. А я спрашиваю...
   - Это всё вам Ируками объяснила? - прищурился Патрикеев.
   Стелла немедленно потупила взор.
   - Угу, - продолжал биолог, - предположение можно считать доказанным. Такая поза о чём-то да говорит. Но мы же с вами хотели поговорить откровенно, Стелла. Так вот, я вам не предлагаю свою любовь. Потому что любовь не предлагают. Предлагаю я вам совсем другое: официальную регистрацию ваших прав - на меня, на мою жизнь... и на моё наследие, которое я оставляю. Как вы сможете добиться того, чтобы чего-то требовать от моих коллег, публиковать мои статьи и архивы, оперировать моими идеями с мировой трибуны, если это понадобится? А без этого - кто может гарантировать, что вам удастся пробить, доказать правоту моего пути для тех, кто пойдёт по нему дальше? Только через авторитет УНИСЕК? Через вашу учительницу? Схема очень хороша, но неполна. Я ведь вам уже битый час пытаюсь объяснить, что вы - единственный человек, кому я сейчас могу вверить своё будущее, будущее своего дела. Свою мечту. Ведь только вы, Стелла, сможете помочь мне выполнить её... Только вы...
   - Я её выполню. Клянусь! Только давайте больше не будем говорить о браке, ладно?
   - То есть вы отказываетесь?
   - Нет, я просто должна подумать. Это такой неожиданный поворот...
   - Кому неожиданный... - вздохнул Патрикеев. - Вы меня в самом деле любите? Уверены?
   - ...да...
   - Ну и ладно. На размышление у вас есть ещё пара часов. Так что вы мне хотели сказать?
   - Я хотела сказать, - Стелла вновь села на стул, - что всё это случилось как-то неправильно. Получилось, что я за вами гоняюсь, чтобы вас заполучить. А все вокруг... Учительница... Даже мой отец! Вам они не нравятся, и поделом им, видимо. Они считают, что это хорошо, что я так и должна была делать. Они считают, что я должна быть с вами.
   - Это заметно. А им-то зачем? Моя законная жена им чем-то не нравится?
   - Да нет... не в этом дело. Они считают, что вы в большой опасности, и при этом вы уникальны. Без вас мог сорваться весь опыт. Они хотят иметь задел на будущее... на случай, если вас ждёт гибель...
   - Н-не понял, - признался биолог.
   - Они хотят, чтобы я родила от вас ребёнка! - выпалила Стелла. - Госпожа Ируками говорит, что это мой долг перед человечеством. Ваша кровь не должна исчезнуть из этого мира: может случиться так, что когда-нибудь она спасёт всех нас!
   - Ох, блин! - Ошарашенный Патрикеев кое-как опустился на стул, чуть не опрокинув его.
   - ...вам противно?.. - участливо спросила Стелла.
   - А вы как думали? Главное: я догадывался о чём-то похожем, да всё поверить не мог... Но у меня же есть двое сыновей. Или я должен, как племенной бык в стаде... - тут он вдруг густо покраснел.
   Девушка бросилась к нему:
   - Что такое? Что? Простите меня, Валентин Сергеевич! Простите, пожалуйста. Только не надо сердце... сердце не надо...
   Патрикеев уже оправился от удара, перевёл дыхание. Усадил Стеллу обратно на стул.
   - Да что вы, Стелла, со мной всё будет в порядке. Просто подумал о госпоже Ируками... нехорошо подумал о вашей учительнице. Так что это вы меня простите.
   - Нет. Нет! Я не должна была... Но я как раз хотела предупредить: это ведь нечестно, правда? Я слышала, как Ируками-сан разговаривала с отцом перед отлётом. Тот обещал, что сегодня вечером поговорит со мной и с вами... Я решила поговорить первой, поэтому и искала вас так настойчиво. Это всё неправильно! И замуж за вас я тоже не выйду, конечно. Кто я рядом с вами?! Да никто.
   - Я вам скажу, кто вы, - ответил ей Патрикеев. - Вы - будущее этого мира. По крайней мере, для меня оно всё собралось в вашем образе. Вы бываете смешной, это правда. Вы бываете наивной, а иногда, наверное, даже жестокой. Но вы пока ещё бесконечно честная и добрая девушка. Меня сейчас все оставили. Все, понимаете, все! И жена моя, к сожалению, тоже. У всех есть свои дела, и у всех они важнее, чем я. Я осознаю это прекрасно, я даже не расстраиваюсь. Но я не умею быть таким одиноким, как сейчас. Просто не умею! Не оставляйте меня сейчас, Стелла. Как я могу обходиться теперь без вас? Это будет так же глупо, как без самого себя обходиться... Правда.
   - Но госпожа Ируками...
   - Оставьте её и её планы в покое! Меньше надо смотреть японских мультиков - сразу всё в голове на место встанет! И почему, интересно, она продолжает так настойчиво требовать от Симберга, чтобы тот потребовал от вас, чтобы... А, понятно, о чём я! Чем их на этот случай не устраивают мои дети, в конце концов?! На опыты они их пустить хотят, что ли? С них ведь станется...
   - Не злитесь, - попросила Стелла. - Отец тоже сказал, что у вас уже есть дети, куда вам больше. А Ируками-сан так ему прямо и ответила: во-первых, иметь резерв не помешает, времена пошли тяжёлые. А во-вторых, те дети рождены от обычной земной женщины. Она прямо так и сказала...
   - Офонареть можно! - заметил биолог.
   - Отец, по-моему, как раз офонарел. Но вы на Ируками-сан не злитесь, Валентин Сергеевич. У неё это всё очень личное. А вас она всегда любила, и учительница она хорошая. Может, вы ей потом сами как-нибудь всё объясните ...
   - Ладно, ладно, - успокоительным тоном сказал Патрикеев. - Но всё равно, так дела не делаются. Как будто свечку держать взялись, честное слово!
   - Свечку? Какую свечку?
   - Поговорка такая русская. Нечего приличным людям обсуждать чужие интимные дела. На это имеют право только поэты и романисты. А я... Я лишний раз убедился, что я давно уже - функция, встроенная в чужие планы.
   - Так бросайте всё это, Валентин Сергеевич! Забирайте жену, детей, уезжайте куда-нибудь...
   - С Земли не уедешь. Пока что не уедешь. - Биолог пожал плечами. - А от долга своего не уедешь вообще. Мало ли какая я там функция в чужих планах! Дело-то делать надо всё равно. Лучше быть функцией, чем нулём без палочки. Так что никуда я не уеду, Стелла. Поеду лучше завтра в Ватикан, покажу кузькину мать всей этой банде филистеров. У меня кузькина мать покруче, небось, чем у Хрущёва...
   Девушка встала, подошла к нему, положив руки на плечи.
   - Не услышал Назарий ответа, - тихо сказала она, закрыв глаза, - лишь до ушей Петра донёсся грустный, ласковый голос: "Раз ты оставляешь народ мой, я иду в Рим, на новое распятие".
   - Откуда это? - спросил Патрикеев.
   - Генрик Сенкевич, "Камо грядеши", - ответила Стелла. - По этой книге сняли два сезона мультфильма под названием "Аи тенши Лигия". Но мне потом сказали, что в книге всё было по-другому. Я прочитала её и запомнила.
   - Молодец. Только я всё-таки скажу по-другому, если что случится со мной: "Расстрельный столб, у которого мне суждено встать, будет вехой на рубеже, разделяющем две эпохи - старую и новую, не только для России, но и для всего остального мира".
   - Кто это сказал?
   - Лейтенант Шмидт. Хотя за точность цитаты не ручаюсь. Но, как говорят у нас, не будем о грустном... - Он вновь поднялся. - Знаете что? Мы тут с вами, конечно, очень мило и содержательно побеседовали обо мне и о моих делах: умирать плохо, любить - хорошо, жену бросать - нечестно. Очень получился философский диалог. Подробный. Вы подумайте всё-таки над моим предложением, Стелла. В конце концов, вы ничего не теряете, выйдя за меня. Даже своего честного имени. А я пойду, наверное. Иначе мы так и будем до самого утра обмениваться предчувствиями, жалобами, сожалениями и моральными императивами.
   - ...хорошо, - сказала Стелла. - Спокойной ночи. И... извините меня за этот разговор.
   Патрикеев остановился подле неё, осторожно погладил по щеке:
   - А я вот не прошу у вас прощения. Я просто хочу вам ещё раз сказать: я люблю вас. Вы - моя последняя надежда на спасение, так же, как я сам был последней надеждой многих. Но не подумайте, что я в обиде. Я очень благодарен вам. Хотя бы за то, что была в моей жизни такая удивительная женщина...
   Он опустил руку, сделал шаг к двери. Потом обернулся, поглядел невидящим взором на Землю, превратившуюся из толстого серпа в сочный зелёный диск. Выдохнул тяжело, постоял, пошёл вновь к двери: тихо, шаг за шагом, словно шёл по рельсу. Стелла смотрела ему вслед, но биолог не оборачивался. Он шёл, шёл и шёл через пустую пластиковую коробку зала, проходя чередование белых и синих квадратов на полу, как шахматная пешка. Подошёл к двери, открыл её и шагнул в коридор. Тогда-то Стелла поняла окончательно, что весь их разговор был так же пуст, как и правдив, а ещё поняла, что есть на свети вещи, которые не могут заменить ни долг, ни правда. Со сдавленным криком она отшвырнула в смотровое окно лёгкий пластиковый стул, помчалась огромными прыжками вслед уходящему из жизни Патрикееву, вылетела опрометью в коридор - и загородила ему путь, широко раскинув руки.
   - Валентин Сергеевич! - тихо сказала она. - Не пущу! Не пущу вас никуда. Вы не должны, не должны...
   - Должен, - ответил так же тихо Патрикеев, но ответил таким тоном, что девушка поняла сразу: да, должен.
   - Тогда, - тихо попросила она, - будьте моим мужем. Пожалуйста...
   - Это другой разговор, - кивнул биолог. - Я вам твёрдо могу пообещать: если вы будете моей женой, то и я, конечно же, буду вашим мужем. Какие здесь могут быть вопросы?!
   Он поднял девушку, так что глаза их оказались на одном уровне. Рассмотрел её каким-то внимательным, новым взглядом - так знатоки рассматривают драгоценности в ладони. От этого взгляда Стелла мгновенно почувствовала знакомое томление и шум в висках. Смутившись, высвободилась:
   - Что я сейчас должна делать?
   - Идём ко мне, - предложил Патрикеев. - Твой отец наверняка дожидается тебя в твоей комнате.
   Он повёл девушку по коридору, осторожно придерживая её под руку. Идти приходилось прыжками: искусственная сила тяжести на станции по каким-то причинам упала чуть ли не втрое. Открыв дверь магнитной карточкой, Патрикеев пропустил Стеллу вперёд, вошёл и тщательно запер за собой оба замка - механический и электронный.
   - Вот так, - сказал он. - А то, понимаешь, повадились в чужую жизнь лезть...
   Стелла присела на край кушетки.
   - Это прямо сейчас случится, да?
   - Да, я думаю. - Патрикеев сел рядом. - Вообще-то я нарушаю ещё и законы своей страны. По ним ты несовершеннолетняя. Я не только не смогу на тебе потом жениться, я даже дотрагиваться до тебя не имею права. Глядя на тебя, как-то даже не думаешь об этом...
   - Ничего, - успокоила Стелла. - Мне второго июня шестнадцать лет. В шестнадцать уже во многих других странах можно. Даже в законный брак можно вступать.
   - Десять дней ждать, - покачал головой Патрикеев. - За это время может много всего случиться. Ну да ничего. Придумаем что-нибудь. Придумаем же, верно?
   - Верно, - согласилась Стелла. - А можно я вас поцелую теперь?
   - А можно ты для начала будешь называть меня на "ты"? - спросил в ответ Патрикеев. - Я вообще мужик строптивый, у меня капризов целый вагон. Вот к примеру: не терплю, когда любимые женщины "выкают" мне.
   - Я попробую, - прошептала Стелла, крепко зажмуриваясь. - Но мне так стыдно...
   - Ага, - сказал Патрикеев. - И совестно.
   Он взял её голову в ладони, как тогда, когда она была пантерой, а он возвращал ей человеческий облик. Губы Патрикеева слились в поцелуе с упругими губами девушки, и язык Стеллы, неожиданно прохладный и твёрдый, осторожно провёл по верхней десне биолога. Стелла повернулась к нему, сбросив лёгкие туфли. Одна нога девушки обвилась вокруг талии Патрикеева, другую она закинула ему на шею, лаская волосы и кожу босой стопой. Её руки скользнули вдоль тела Патрикеева, расстёгивая пуговицы его смокинга...
   В этот момент в дверь сильно постучали.
   - О, чёрт! - выругался биолог, ловким движением набрасывая на девушку покрывало. Подошёл, стаскивая на ходу ботинки, к дверям, открыл замки: на пороге стоял генерал Симберг, щуря розовые глаза.
   - Что такое, генерал? - спросил Патрикеев. - Два часа ночи ведь...
   - Простите, - ответил тот. - Вы не видели Стеллу?
   - Видел, - согласился Патрикеев, - но не могу вам сказать сейчас точно, где она. У нас вышел небольшой разговор. Думаю, она теперь очень переживает...
   - Вас не затруднит прислать её ко мне, если вы её ещё увидите? - спросил Симберг, сильно моргая. - У нас с ней тоже будет разговор... Тяжёлый разговор. И срочный. Кстати, я не отказался бы поговорить и с вами на эту же тему.
   - Потом, - ответил биолог, - потом. С утра.
   - С утра может быть поздно. Тема очень важная. Она, кстати, вас касается... гм... в определённой степени касается. Я бы хотел...
   - Вы всё время хотите, - кивнул Патрикеев, - это я знаю. Но сейчас - никаких разговоров. У меня завтра тяжёлый день. И у Стеллы, возможно, тоже. Постарайтесь в дальнейшем хотя бы немного щадить чувства своей дочери, когда речь идёт о мировых проблемах!
   - Что, что? - произнёс Симберг, продолжая отчаянно моргать.
   - Ничего, генерал. Позвольте только дать вам один небольшой совет: детей надо воспитывать. Иначе из них вырастают либо тупые самопальные философы с предательским душком в характере, либо девочки, чьё знание жизни ровненько ограничивается мультфильмами для подростков. Или вообще какие-нибудь мелкие шпионы. У вас детей ещё много, так постарайтесь обеспечить отцовскую заботу хотя бы для кого-нибудь из них. Иначе они испортятся и протухнут.
   - Ничего не понимаю, - сказал Симберг.
   - Поймёте... со временем. Вам всего пятьдесят пятый год - скоро повзрослеете. Даже, наверное, полюбите вместо "Звёздных Войн" какую-нибудь "Войну и мир", а то и вообще сочинения Конфуция. А теперь, генерал, позвольте дать вам ещё один добрый совет: идите-ка вы на хрен!
   И биолог с размаху захлопнул дверь.
   - Эк его разобрало, - пробормотал себе под нос по-чешски отец Стеллы, явно обманутый в каких-то своих лучших надеждах.
  
   За сутки Маркусу сильно полегчало. Весь день он провёл в бесконечных идеологических баталиях с Анастасией Светлицкой, оттачивая на беззащитной девушке своё язвительное остроумие. Светлицкая отплатила ему за это издевательство ужасающей местью: уговорила сбрить бороду. Без бороды Маркус казался интеллигентным человеком, и это его очень смущало.
   Утром он почувствовал себя достаточно отдохнувшим, чтобы изучить наконец-то сводки мировых дел. Держа правой рукой коммуникатор (правой было не так больно), Чёрный Волк читал новости о событиях в Сербии.
   - Как говорят русские, каша заварилась крутая, - качал он головой. - Будь сейчас всё в порядке в России, концерну "Технотопия" досталось бы как следует. Жаль, меня там поблизости нету!
   - Лежи уж, борода! Получил от своих же, а всё туда же лезет, вояка хренов, - успокаивала его пыл Анастасия.
   - Но я как-то рассчитывал, что это будет более или менее честная драка, - страдал Маркус. - У меня в мыслях не было, что Сербия в итоге останется одна против всего мира.
   - Ты чего, чел, с луны упал? Когда это драки были честными?! В драке все одного бьют, да он же ещё и виноват выходит. Ясно тебе теперь? Сиди лучше и не выступай.
   - Ну уж нет! - заявил Чёрный Волк. - Это моя война. Я ещё покажу всей этой банде! Но прежде всего мне придётся, конечно, заново собрать сторонников. Если Ездецкий жив...
   - Кто такой Ездецкий?
   - Мой помощник, он был военным комендантом Белграда. Сейчас служит у Мандича, если его ещё не убили. Он - единственный во всей стае, кому я могу доверять.
   - А нефиг стаями ходить, - рассудительно ответила на это Светлицкая. - Вот кто тебя просил ходить стаей? Ходил бы, скажем, косяком, или табунился там... на дискотеках. А в стае ходишь - конечно, тебе вломят! Ты как будто во дворе не рос, чувак!
   - Не рос, - признался Черстер. - У меня родители богатые были. Мне всё как-то больше колледжи попадались, гувернёры какие-то. Но тоже не сахар, смею заметить. Морду били только так. Я правильно выразился?
   - Правильно, - согласилась Анастасия. - Только я тебе вот что скажу: проще надо быть.
   - Проще - это как? - Маркус поглядел на неё с ироническим прищуром. - Тупее?
   - Нет, тупее не надо. Тупее некуда. Проще - это... Ну как тебе сказать? Проще - это когда не усложняют. А то, знаешь, как пойдёт кто развешивать сопли, да ещё с философией пополам - ах, ну я такая сложная фигура, смотрите-ка, прямо додекаэдр. И давай накручивать: то ему надо, а это ему хочется, а тут он делать не будет ни фига, и пусть все к тому же видят, какой он сложный. А всех тошнит в это время на его додекаэдр, на самом-то деле... Вот не надо так, ладно?
   - Капитан Светлицкая, - спросил вдруг Чёрный Волк, - а вы хоть раз в жизни додекаэдр настоящий видели?
   Анастасия густо покраснела: ни дать ни взять Стелла Симберг.
   - Видела один раз, - ответила она, отвернувшись. - В учебке сержант показывал. Вот, говорит, девки, - смотрите и запоминайте, кто ещё сам не знает. Вот с чем вам предстоит столкнуться, если вас противник живыми в плен возьмёт. Так что я и додекаэдр уже видала... И вообще, - разозлилась вдруг она, - сколько можно меня капитаном Светлицкой обзывать? Зови Настей. Каждый раз фамильничать - язык сломаешь! А мне его чинить потом, да? На кой фиг мне это нужно?
   Маркус, которого чем-то очень позабавила история с додекаэдром, легко на это согласился.
   - Вот вы, Настя, говорите, что не следует быть слишком сложным, - сказал он, откладывая коммуникатор. - Но ведь чем сложнее события окружающей жизни, тем сложнее должны быть вовлечённые в них люди, правильно? Помните ваш русский лозунг: каждая кухарка может управлять государством? Я знаю, этот лозунг ругали потом, но ругали не за дело и не с той стороны. Кухарка - это простая профессия: стой у плиты, готовь всякую, говоря вашими словами, фигню...
   - Почему это фигню? - перебила Анастасия. - Можно и борщец сварить, и пирожное запечь очень нехилое...
   - Можно, - согласился Черстер, - только это уже тогда не кухарка, а, говоря строгими терминами, кулинар. Но даже если и так: что мы знаем о кухарке? Это - лишь часть человека, профессия, и мир этой профессии ограничен плитой и супермаркетом, куда кухарка ходит за продуктами. Верно? Если мы так сразу возьмём её и посадим управлять государством, то она может быть человеком очень умным, решительным, даже отчаянным в своих действиях. Но её кругозор, хотя и изменится, будет по-прежнему ограниченным: она будет считать свой рабочий кабинет лидера страны кухней, на которой готовятся законы и политические решения, а поездки по стране и визиты в другие государства - походами в супермаркет. Я, кстати, типичный пример такой кухарки: я подходил к административному управлению государством как к руководству небольшой коммерческой фирмой. Ведь я торговал подержанными автомобилями, и очень успешно торговал, до того как стал ксеноморфом.
   - М-да, - сказала на это Светлицкая. - То есть, кухарка будет хреново управлять не потому, что она дура, а просто потому, что она простой человек и не знает всех этих фиглей-миглей? Так?
   - Такой вывод можно сделать, - кивнул Чёрный Волк. - Иначе почему бы, думаете, на меня налипло столько этих разномастных дворянчиков и прочей аристократии духа? Но это будет вывод поверхностный, а значит - неправильный. На самом деле не простота профессии определяет простоту кухарки, а сам подход к ней, к своей повседневной работе. Упрощение чувств и мыслей - вот враждебная почва, на которой растут многие сорные травы. Если кухарка готовит, как вы выражаетесь, борщец и пирожные, то она уже не кухарка в душе - она стремится стать кулинаром. Виртуозом! И тогда она может разыскивать в поте лица древние бабушкины рецепты, чтобы возродить древнюю славу национальной кулинарии, а может обратиться к мировому опыту, и тогда она будет наверняка знать, кто такой Эскофье и как правильно откармливать карпов по-немецки. А может изобретать что-то с нуля, пуститься в эксперименты, оправданность которых покажут только время и люди. Как по-вашему, это всё ещё простой человек? Нет, это мастер своего дела, талант. Сможет такая кухарка управлять государством? Не знаю. Она, скорее всего, просто откажется: ей не до того, она готовится к конкурсу на лучшее консоме сезона в Вальпараисо. Но если она всё-таки согласится, или будет принуждена обстоятельствами - ей можно доверить управлять чем угодно, хотя бы потому, что у неё есть уже широта кругозора и необходимая сложность натуры. Вот так-то создаётся человек! А та простая кухарка, которую обычно имеют в виду, так всю жизнь и простоит у плиты, варя каждый день абы какую похлёбку и переругиваясь с соседями. И при этом она, будьте уверены, как раз будет себя считать несостоявшейся суперзвездой, которую нарочно затмили злые окружающие... Так уж устроен человек. Не будучи достаточно сложным по природе сам, он либо домысливает себе недостающую сложность, либо создаёт её. Отсюда всякие альпинисты-любители, которые бьются пачками, и разный экстремальный спорт, и дурацкие секты. Нельзя человеку быть простым! Не положено, понимаете?
   - Уймись, - посоветовала Анастасия, видя, что Маркус в полемическом запале приподнялся на постели. - Опять сейчас кровищи натечёт. И так уже за два дня три простыни ксеноморфами сделал - хватит бельё портить!
   Маркус послушно лёг обратно.
   - Простота хуже воровства, - завершил он свою лекцию русской пословицей.
   - А ты как хочешь, чтобы было? - Светлицкая принялась поправлять ему подушки. - Что-то ты сам как раз не шибко сложный. Всё больше "р-р-рррр!" да "бац-бац!", а другого от тебя и не дождёшься.
   - Я юлить не люблю, - сказал Черстер. - Надо, а не люблю. Есть вещи, которые надо прямо говорить и прямо делать. А если этого нет, то одни всё время стесняются заявить о том, что нужно, а в драку полезть - так вообще, куда там с них! А другие в это время гнут в свою сторону, наглости набравшись. Половина трагедий строится на том, что кто-то что-то не то сказал, а тот, для кого это было важно, постеснялся переспросить. А из другой половины ещё две трети - на том, что всем закон писан, а одному кому-нибудь - нет. И только одна шестая всех человеческих бед, наверное, проистекает от случайностей или неодолимой силы. Будем надеяться, что наш любимый Патрикеев и в самом деле избавит нас вскоре от этой шестой части наших неприятностей. А вот пять шестых...
   - Что, что там Патрикеев опять? - переспросила девушка.
   - А вы не читали? В газетах пишут, что его жена заявила, будто он способен воскрешать мёртвых. Я не уверен, что это так, но судя по тому, что он проделал с матерью Кристины и Марты...
   - Да ерунда это всё, - махнула рукой Анастасия. - Зомби, наверное, каких-нибудь клепает. Хотя всё может быть... Вот интересно было бы, а? Я в дядю из пулемёта - тра-та-та! - а он - хлоп! - и обратно живой. Я бы точно в пацифисты ушла тогда, а ты?
   - Да не знаю, - улыбнулся Маркус. - До этого ещё далеко, во всяком случае. Но я ему буду очень благодарен: я умирать не хочу, а приходится иногда. Меня вот только что чуть не убили, а жизнь ведь моя ещё начинается. Большая драка впереди! Мне сейчас умирать нельзя точно. Это значило бы - всё дело псу под хвост отправить.
   - Какое же у тебя дело? - спросила Анастасия.
   - Да большое дело получается - заново жизнь строить. Как по-вашему, Настя, сколько ещё в мире подонков? Технотопия та же... Потом, есть долг чести. Я наобещал всему миру, что выступаю как защитник интересов славян, а теперь, получается, из-за меня в Белграде люди гибнут, а я тут отлёживаюсь? Нет уж! Не прорвусь заново в большую политику, так соберу стаю оборотней и покажу всем такую кровавую баню, что... А, ладно, зачем вам это слушать! Я же сейчас ваш пленник, прикажут вам - и повезёте меня на опыты в секретную лабораторию. Только я сбегу всё равно.
   - А давай вместе дело делать, - предложила вдруг Светлицкая. - Только чтобы толково. Пойдёшь на службу, подсуетишься там, чтобы меня тоже взяли. Сделают из нас какую-нибудь команду "Гамма", или там "Кси". Я буду пулемётчицей. Террористов будем бить, на монстров охотиться. Спасать мирных граждан, пока их не съели. И всё будет очень толково, а?
   - Хорошая идея, - одобрил Маркус. - А к кому мы пойдём на службу? К московскому администратору Технотопии? Или в ООН, где меня ждёт заслуженный трибунал?
   - Трибунал-то за что?
   - А вы забыли, что я под видом Антуана Роора руководил базой "Палеоарктика", используя её тем временем в своих целях? Во всём проекте АМО только один человек знал об этом - Ируками-сан. Так что я шпион и диверсант, а это смертная казнь, с точки зрения закона.
   - Так госпожа Ируками знала, что ты Роор?
   - Ну да. Она мне очень сочувствовала. И моим идеям тоже. Говорила, что только так мы сможем создать новое поколение людей - она называла его поколением Соноры. А я снабжал её информацией о планах мистера Филандера...
   - Новое поколение как-то по-другому создавать надо, по-моему, - хмыкнула Анастасия. - Я даже примерно знаю как.
   - Да ну! - вновь прищурился Маркус.
   - Ладно тебе! А госпожа Ируками права, наверное. Всё это очень сложная история. Без поллитры не разберёшься, кто где был и кто был прав. Как в твоих любимых русских романах.
   - Ага! - Чёрный Волк торжествовал очередную идеологическую победу. - Ага! Вот про это я и говорил. Вам сейчас как раз не хватает сложности на то, чтобы понять сложные вещи!
   - Я вот одно понимаю: кому-то пора заткнуться и ждать завтрака...
   - А потом что будет?
   - А чего ты ждал?
   - Я всё жду, когда мы приплывём. Дело делать надо!
   - И не мечтай. Ветеринар тебя раньше чем через неделю из больнички точно не выпустит. А то и через десять дней.
   - Я даже не знаю, проживём ли мы эти десять дней, - Маркус с тревогой посмотрел в иллюминатор. - А что будет дальше... Не знаю, в общем, что будет дальше. Впрочем, вас это волновать не должно. Мы с вами скоро расстанемся, и вы сможете продолжать своё нелёгкое пулемётное дело, а не стирать за мной мои ксеноморфные пелёнки.
   - Пелёнки стирать - тоже дело нужное, - заметила на это Светлицкая. - И не мечтай, что сбежишь. Мне велели за тобой присматривать, вот я и буду за тобой присматривать. А то тебе с другой стороны тоже бок откусят. И будешь ты похож на тухлый чебурек, от которого солдаты тесто отъели, а мясо оставили. Понятно?
   - Да вам приказ быстро изменят. Сдадите меня с рук на руки - и до свидания. Кто вас со мной оставит?
   - Сама останусь, - резко сказала вдруг Анастасия и тотчас же вышла из каюты.
   Маркус Черстер, неопределённо улыбаясь, вновь потянулся за коммуникатором.
  
   Аэропорт Урби на виа Салариа близ Рима был перекрыт для всех гражданских рейсов: по случаю столь важной церемонии, как похороны его святейшества, именно сюда поминутно прилетали самолёты лидеров католических стран и высокопоставленного католического духовенства. Над аэропортом шёл мелкий дождик, в небе висел плотный слой низких, плоских облаков, придававших всему пейзажу зловещий вид, словно декорация к последнему акту трагедии. Меры безопасности вокруг аэропорта были утроены: на дорогах через каждые полкилометра стояли приземистые раскоряченные бронетранспортёры, сверху донизу покрытые грязными разводами камуфляжа. Везде сновали натовские военные, итальянские карабинеры и рыцари-милитанты Технотопии.
   Однако лимузин, за несколько часов домчавший Вучетича и спящую Римму до итальянской столицы, никто даже не попытался остановить; один лишь раз водитель сам притормозил возле кордона, чтобы отдать карабинерам какие-то документы. После этого машину никто не трогал. В двадцать минут двенадцатого по местному времени лимузин замер на бетоне рулёжной дорожки едва ли не в самом центре аэродрома. Спустя минуту рядом остановилась ещё одна машина - "кадиллак".
   Время шло. Римма проснулась и спросила, где она. Получив ответ, она попыталась заказать кофе с булочками, но получила только кофе. Вучетич в странном оцепенении бесцельно следил, как тянутся минуты.
   Внезапно из тусклых облаков вынырнул толстый самолёт со смешными короткими крыльями, мигая сигналами полётных огней. Фары осветили мокрый бетон, вздрогнула полоса, принимая на себя тяжесть необычной машины. С громким хлопком раскрылись позади самолёта два тормозных парашюта. Двигатели, взревев, дали реверс, и странный самолёт, почти остановив свой бег, вывернул на рулёжную дорожку. Взвизгнули тормоза - машина остановилась шагах в двадцати от лимузинов. Дождевые капли, падая с небес, тотчас же испарялись тёплым дымком на её обшивке.
   - Если это к нам, - спросил Вучетич, - то чего они ждут?
   - Может быть, они ждут, когда я к ним выйду? - предположила окончательно проснувшаяся Римма.
   - Вы?! - удивился Вучетич.
   - Но разве это не за мной самолёт?
   - Не знаю. По-моему, мы встречаем Патрикеева...
   - Ах, так он соблаговолил-таки вернуться! Ну что ж, я ему устрою. Меня теперь, оказывается, многие разыскивают: и журналисты, и разведка, и даже полиция! А мой ангел-хранитель куда-то пропал в это время. И это при том, что он был влюблён в меня без памяти...
   - А вы уверены, что вы - главное лицо в этой истории? - спросил Вучетич, которого уже откровенно утомила его спутница.
   - Конечно! Ведь вас, одного из лучших бойцов Мандича, послали сюда только для того, чтобы меня сопровождать. Думаете, это просто так? Меня ждёт великая миссия... Ах, я поняла! - Римма оживилась, приводя себя в порядок после неуютного сна на сиденье. - Патрикеев сейчас расскажет мне, что же я должна свершить! Вот зачем он исчезал, мой милый мальчик. Ну что ж, Вучетич, будьте начеку! Вам сегодня предстоит много работы... Боже мой, ну сколько же они там могут копаться! Я сгораю от нетерпения!
   Но прошло ещё долгих семь минут, прежде чем открылся люк в толстом брюхе самолёта. По лёгкому металлическому трапу спустились один за другим четыре бойца в пятнистых балахонах и голубых касках. Бойцы неторопливо осматривались. Вслед им вышел из люка грузный улыбающийся Патрикеев, держа под руку Стеллу Симберг. На Патрикееве был зелёный дождевик с широким поясом и тирольская охотничья шляпа с пером. Стелла, впервые на памяти Вучетича, одета была в короткое светлое платье, и биолог заботливо закутал её в чёрную бесформенную шаль, моментально сделавшую девушку похожей на красноглазую летучую мышь.
   - Глянь-ка, - хмыкнула Римма, - эта мымрочка из партизанского лагеря всерьёз вознамерилась его подцепить. Ничего не выйдет, родная! Не твой типаж...
   В этот самый миг на бетоне поодаль притормозила ещё одна машина - широкая, тяжёлая. Сами обводы её навевали мысли о первобытной свирепой мощи древних хищников. Двери машины одномоментно раскрылись; на бетон выбрался знакомый Вучетича - человек в фиолетовом костюме с искрой. Костюм на нём, правда, был сейчас другой, но точно той же расцветки. Вместе с ним выскочили и ещё четверо: в чёрных костюмах, в чёрных очках, с короткими автоматами наизготовку.
   - Вот с кем мне бы надо поговорить по-свойски, - заметил Вучетич. - Убийца и диверсант.
   Человек в фиолетовом костюме шёл уже к Патрикееву, а за ним быстрым шагом следовали четверо в чёрном. Но Патрикеев уже подошёл, держа Стеллу за руку, к лимузинам. Навстречу ему вышел пожилой смуглый красавец, пожал биологу обе руки, перекинулся с ним парой слов. Перед Стеллой красавец открыл дверцу лимузина, где уже сидели Вучетич и Римма. В тот же момент к человеку в фиолетовом подошли два итальянских карабинера и отчаянно о чём-то заспорили.
   Стелла Симберг, подобрав шаль, уселась в машину. Туда же полез и Патрикеев, сняв предварительно шляпу. Вучетич успел уловить обрывок его фразы, обращённой к смуглому красавцу: "...воррей уна станца доппья, пер фаворе", - и выражение недоумения на лице встречающего. Затем дверь захлопнулась, и машина сдала задним ходом. Человек в фиолетовом инстинктивно рванулся вслед лимузину, попытался отпихнуть карабинеров, но те даже не шелохнулись. Смуглый красавец принялся урезонивать его с истинно итальянской экспрессией - это было видно по обилию жестов. Лимузин развернулся и, набирая скорость, помчался к выезду из аэропорта.
   - Видишь. Стелла, - весело сказал Патрикеев, - уже началось. Здравствуйте, Римма, рад вас видеть. Здравствуйте, господин Вучетич!
   - ...здравствуйте, - сказала всем Стелла.
   - Что-то вы запаздываете, Валя, - ответила Римма на приветствие. - Мне как раз было явлено знамение относительно того, что сегодня свершится нечто великое...
   - Вот как! - Патрикеев поднял брови. - И что же это?
   - А вы не догадываетесь? Римма приехала в Рим - разве это просто совпадение? Но я на вас в обиде, Валя! Вы даже не представляете, сколько всего неприятного могло случиться со мной за эту ночь. А вас в это время носит неизвестно где.
   - Прошу прощения, - вежливо извинился Патрикеев, - я виноват, конечно, но так сложились обстоятельства. Я был немного занят - спасал Землю.
   - В вашем возрасте такая отговорка выглядит уже неприличной, - заметила ему Римма. - Землю спасти невозможно, это любой школьник знает. А если вы летали за инструкциями по поводу меня, то могли бы и предупредить, в конце концов. Разве вы не помните, в чём состоит ваш долг?
   - Прекрасно помню, - согласился биолог.
   Стелла наклонилась к его уху, прошептала как можно тише:
   - Валя, она что, совсем?..
   - Боюсь, что да, - так же шёпотом ответил тот.
   - Чего хочет от тебя эта женщина?
   - Как чего? Примазаться. Она во второй раз, если не в третий, имеет свой кусок пирога от моих дел. Главная беда её в том, что она предпочитает пироги со стразами, а это больно и невкусно...
   - Молодые люди, шептаться неприлично! - подала голос Римма. - Я ничего не слышу, а здесь такой шум! Откуда я знаю, может, вы там про меня что-то говорите?
   - Вы правы, - согласился Патрикеев. - Я рассказываю своей жене историю нашего знакомства.
   - Как - жене? - удивилась Римма. - Не заговаривайте мне зубы, Валя! Вы же были женаты на какой-то толстой мымре из Санкт-Петербурга, да и ту, говорят, бросили. Вы со мной шуток не шутите! Просто немедленно скажите мне, что здесь делает эта девчонка! Или я...
   - Или вы - что? - холодно переспросил биолог. - Простите, конечно, я всегда готов поддержать с вами светскую беседу, но не в таком ведь тоне с вашей стороны, правда? Вы, видимо, уже немного подзабыли, Римма, что я умею быть довольно крутым.
   - ...да, мой муж крут... - подтвердила Стелла.
   Женщина надулась и стала смотреть в окно. На глаза её навернулись две крупных слезинки.
   - А я-то ещё хотела сделать вас счастливым... - произнесла она через некоторое время.
   Патрикеев промолчал, рассеянно глядя в окно.
   Стелла тем временем устроила голову у него на коленях. Вытянув ноги, удобно положила их на оцинкованный ящик в центре салона.
   - Капитан Симберг, можно вас попросить убрать ноги? - резко сказал вдруг Вучетич.
   Стелла поспешно подтянула колени к животу.
   - Что у вас там, господин Вучетич? - спросил Патрикеев, гладя сквозь шаль синие волосы Стеллы. - Взрывчатка?
   - Неважно, - ответил ему бывший детектив.
   Дальше ехали молча.
   Остановились у старинной гостиницы, с позолотой на фронтоне, со швейцаром в ливрее. "Кадиллак" пожилого красавца, незаметно следовавший за лимузином большую часть дороги, притормозил позади. Пожилой и двое молодых людей, все в траурном, выскочили поспешно наружу и скрылись в здании.
   - Надеюсь, они догадаются снять люкс, - заметила Римма. - Я всё-таки мать королевы.
   - Увы, мы все остановимся в бизнес-классе, - ответил ей Патрикеев. - Но, в конце концов, это отель высшего разряда.
   - Жаль, - вздохнула Римма. - Ну, я надеюсь по крайней мере, что душ там есть.
   - Даже ванна, - успокоил её биолог. - Так что, Римма, я полон самой искренней зависти к вам. Вы сможете воспользоваться всеми этими благами цивилизации, в то время как мы успеем разве что переодеться, прежде чем нас позовут...
   - А вы куда? Разве вы не со мной?
   - Что вы! Мы приехали на похороны его святейшества папы!
   - Вот как! И много будет народу?
   - Весьма прилично. Добрые католики уже сейчас в соборе, так многим не хватило места и они стоят на площади. А штатские, так сказать, лица будут востребованы где-то ближе к концу всей церемонии.
   - И пресса есть?
   - Конечно.
   - Я тоже хочу хоронить папу, - сказала неожиданно Римма. - Я, в конце концов, официальное лицо, мать королевы. А то зачем бы мне иначе сюда лететь было? Чтобы меня тут арестовали, что ли? Или я покойников не видела, по-вашему?!
   - В русской национальной традиции это состояние души называется "полудурок". - прокомментировал Патрикеев шёпотом на ухо Стелле.
   - ...да, - вздохнула Стелла, - она и в самом деле не в себе. Пожалуйста, Валя, не бери её с собой! Она ведь обязательно найдёт какой-нибудь способ, чтобы всё испортить. Она живёт как во сне, а Ируками-сан говорит, что это самое страшное. Такие сны всегда оборачиваются кошмаром для окружающих...
   - Что это вы, барышня, раскрыли рот, когда вас не спрашивают?! - строго прикрикнула Римма. - Валя Патрикеев пока ещё не ваш мужик, а мой! Я Патрикеевым командую, понятно! И уж если вы в самом деле его любовница, так хоть посидите для начала тихо, когда старшие разговаривают. Поучитесь с мужиком сперва обращаться, милочка!
   Патрикеев хотел что-то возразить, но тут улыбчивый пожилой красавец выскочил из дверей гостиницы в сопровождении целого отряда швейцаров и носильщиков. Двери лимузина распахнулись, гостей пригласили внутрь. Патрикеев подал Стелле руку, и они поднялись по ступеням ко входу. За ними шла одинокая, но гордая Римма, а последним - Вучетич, который с мрачной торжественностью во взоре тащил, надрываясь, на вытянутых руках большой цинковый ящик.
  
   Дементьев мог гордиться: в его руках была теперь целая лаборатория, практически - маленький институт. Институт был режимный и номерной, но Дементьев добился права назвать его ещё и "лабораторией метабиологических исследований", к названию которой приписал уже без всяких согласований: "Белый Кристалл".
   Перед Дементьевым стояла задача: восстановить в полном объёме проделанные его предыдущим шефом научные работы, частично описанные или зашифрованные в доставшихся Дементьеву лабораторных дневниках.
   Первым распоряжением нового руководителя стала просьба к силовым структурам Технотопии собрать в его лаборатории всех сотрудников, которые с ним работали раньше. И он добился этого. Только два человека - Патрикеев и Василий Васильевич, - отсутствовали сейчас в его новом творческом коллективе. Василий Васильевич пребывал уже больше недели на Ближнем Востоке, в киббуце Кфар-Анаси, а темы Патрикеева Григорий Дементьев вообще не хотел пока что касаться. Он надеялся, что сможет впоследствии преподнести сотрудникам на этот счёт весьма эффектный сюрприз.
   Отсутствовал также Иван Тимофеевич Бронников, оказавшийся не вычислителем, а опытным боевиком и предателем интересов будущего. Бронников Дементьева не волновал.
   - Так-то вот, мальчики и девочки, - сказал он, - время для баловства у нас кончилось. Теперь у нас начинается серьёзное дело: подготовка метабиологической концепции для новых информационных суперструктур будущего времени. Думаю, все уже догадались, что вы занимаетесь теперь делом важным и ответственным. Как следствие, должен предупредить: жалование у вас будет очень маленькое, а вот ответственность - очень большая. Поскольку именно здесь, в этой лаборатории, определяется облик будущего мира. Сейчас я вам приоткрою контуры этого будущего.
   Подражая позе и манерам Патрикеева во время знаменитого выступления биолога в овощехранилище, Дементьев обвёл собравшихся рукой:
   - Первое. Хлеб будущего мира - информация, и мы должны заботиться об эффективных мерах её хранения и перераспределения. Никто не должен пользоваться информацией, которую он не в состоянии понять или использовать на все сто процентов, иначе упростят или соврут. В этом - залог эффективности управления. Второе - информация служит прежде всего для обеспечения внешней и внутренней свободы, для развития индивидуума. И если один индивидуум или группа распоряжается большей информацией, чем другие, в соответствии с пунктом первым, и тем самым ограничивает свободу других, то это вина тех, кого они таким образом ограничивают. Третье. Поскольку естественные возможности человека по сбору и переработке информации чрезвычайно ограничены, то мы должны сосредоточить усилия на абстрактизации и виртуализации любых информационных моделей, так как это единственный способ обеспечить лёгкость управления в стремительно меняющемся мире. Всё ясно?
   - Хорошо сказал, - одобрил помятый Костя. - Коротко и лаконично. Только неясно, чем мы заниматься-то при этом будем?
   - Прежде чем я продолжу, - ответил его новый руководитель, - замечу всем сотрудникам, что меня теперь надо называть на "вы". Гламурненько и вежливенько. Тебя, Ирина, это касается в особенности. Так вот. А теперь - список наших работ. Во-первых, создание на основе живой клетки универсального метаэйдетического инфокомплекса, позволяющего одному человеку хранить всю управляющую информацию об управляемой им системе. Далее - сыворотка или эффект, лишающий ксеноморфов их особых свойств. Недавние эксперименты ООН над растительностью в зонах Кризиса показывают, что сделать это вполне возможно. Наконец, самое важное: генератор энтропии, или, если угодно, рассеиватель информации. Это оружие будущего.
   - Про последнее подробнее, пожалуйста, - попросил Женя.
   - Я буду рассказывать подробнее или лаконичнее, когда и о чём пожелаю, - парировал Дементьев. - Но поскольку генератор энтропии - это моя собственная идея, которую я нежно люблю, я расскажу о нём подробнее прямо сейчас. Поскольку благодаря моим исследованиям можно считать окончательно доказанным, что шенноновская теория информации верна, и энтропия - полная противоположность информации, то в рамках информационной модели будущего как метаструктурированного графа в пространстве решений...
   - Ну всё, - прошептал Костя на ухо Ирине, - сейчас его понесёт.
   - В пространстве решений, - повторил Дементьев, повышая голос, - и попрошу не шептаться, так вот, в теории, я подчёркиваю - в теории, разные уроды могут вполне использовать информационный след объектов в пространстве идей, в так называемом подслое ноосферы, для восстановления физической сущности некоего объекта, даже если в пространстве объективной реальности этот объект был разрушен по естественным, хочу это подчеркнуть - по естественным причинам. Например, убит пулей. Для недопущения такого искажения порядка вещей следует лишь создать ответное оружие, действующее глубоко на подслой ноосферы и повышающее общий уровень энтропии и бесструктурности в её рамках. И тогда ни один подонок не посмеет уже хвастаться, что способен воскрешать мёртвых.
   Собравшиеся сотрудники переглянулись.
   - Гм, - сказал Женя. - Но для подобных опытов необходима не только теоретическая подготовка, но и много биологического материала.
   - Это я вам как раз обещаю, - ответил ему Дементьев. - У вас тут скоро будет прекрасный биологический материал. Роскошный! О лучшем вам даже и мечтать не приходилось, дети мои... Да, кстати, не хотел вам об этом лишний раз напоминать, но всё же: вам теперь придётся обращаться со мной очень, очень уважительно.
   - Мы уже поняли, - согласился Костя. - Иначе нас расстреляют.
   - Не только поэтому, - возразил Дементьев. - Дело в том, что я взял на себя очень ответственную миссию: избавить наш мир от зла. Если бы не моя решительность и не моя настойчивость, вся наша цивилизация могла бы погибнуть, кстати. А мир мог бы измениться так, что вы бы его в жизни не узнали. И всё - на ваших глазах, лет за десять. А я этого не допущу, в том числе и с вашей помощью. Я, так сказать, возвращаю мировым процессам их предопределённый естественный ход. Так что я ваш спаситель, мальчики и девочки. Прошу уверовать в меня прямо сейчас. Потом это будет сложнее. И хуже.
  
   - А теперь, - сказал полковник Табанич, оглядев собравшихся в штабе командиров партизанских отрядов, - пользуясь тем, что среди нас сейчас нет Стевана Вучетича, я предлагаю оценить ситуацию самым серьёзным образом. Мы продержимся не больше суток; после этого Сербии капут. Либо что-то произойдёт в мире, что заставит остановить агрессию против нас, и я очень надеюсь на такой исход. Либо, что всё же вероятнее, - мы все погибнем. Исходя из последней возможности, правительство предлагает нам официально рассмотреть вопрос о широкомасштабной эвакуации научного и культурного потенциала Сербии в те страны, которые способны будут принять нас, сохранить семя нашей культуры. Остальных ждёт смерть, как некогда ждала она наших предков в славной битве на Косовом поле. Но даже погибая, мы должны быть уверены, что делаем это ради вечной славы сербского народа - ради славы грядущего века...
  
   Нунций Кальери тяжело вздохнул:
   - Ума не приложу, - сказал он по-английски, - как я мог пойти на такое варварство! Конечно, его святейшество был паршивейшим из католиков, какого я только мог вообразить. Его главной задачей на папском престоле было сдерживание всей этой своры латиноамериканских мятежников, хотя он, надо заметить, с этой задачей вполне успешно справлялся... Вряд ли он обидится, если его вернут из райских кущ на грешную землю ещё на некоторое время. И всё же, у меня такое чувство, что сейчас мы совершаем преступление хуже любого смертного греха.
   - В терминах греха мыслить не приучен, - ответил на это Патрикеев, выходя на балкон. - Так что мне на грех плевать, а у вас, католиков, есть на этот случай чистилище. Там и отмоетесь, vossignoria reverendissima. Ну, что у нас? - он взглянул на часы. - Пора?
   - Пора...
   Разговор этот происходил на высоком балконе над площадью, куда после троекратного досмотра охранники пропустили по специальным разрешениям нунция Кальери и Патрикеева со Стеллой. Римме и Вучетичу, так и не расставшемуся со своим ящиком, выпало сидеть в одном из помещений внизу, на скамье, обитой бархатом. Топор и автомат Вучетича остались, конечно же, в гостиничном номере: элементарные меры безопасности. Вучетичу пришлось даже дважды выйти в специальную комнату, чтобы открыть ящик в присутствии чинов охраны, после чего и он, и сами участвовавшие в досмотре чины имели крайне несчастный и сконфуженный вид.
   - Что за падаль вы там возите, Степан? - возмущалась Римма.
   Бывший детектив не отвечал. Его внутреннее напряжение всё нарастало. Миссия, порученная ему полковником Табаничем, приобретала в его глазах совершенно дурацкий вид. Мало того что он не мог и близко подойти к Патрикееву, чтобы охранять его от возможных нападений, но сама идея нравилась ему всё меньше и меньше. Русский биолог был похож на кого угодно, только не на потенциального славянского лидера и даже не на человека, от которого можно ожидать серьёзной помощи в переговорном процессе. Он казался всецело погруженным в какие-то свои проблемы. Кроме того, Римма и газеты говорили о нём ужасные вещи. А уж когда Вучетич увидел, как Патрикеев ведёт Стеллу Симберг под руку вверх по лестнице, он окончательно уверился в том, что перед ним - никакой не потенциальный славянский лидер, не спаситель цивилизации, а самый обычный человек, отчаянно ухаживавший за своей молоденькой и не лишённой женского обаяния подружкой.
   Теперь Вучетичу хотелось только одного: как можно скорее покончить с делами здесь, в Риме, и поехать либо в Беларусь, чтобы предать там земле тело любимой на глазах у её родственников, либо же закопать импровизированный гроб хоть где-то в тихом месте, где он не будет осквернён грязью и кровью войны. Вучетич мечтал о битве, но гроб тяготил его, словно проклятье. Обугленное тело девушки, покоившееся внутри цинкового ящика среди смеси бальзамических солей и деревянного масла, словно преследовало его в бесконечном кошмаре, заставляя руки бывшего детектива терять силу от страдания и тоски.
   Меж тем другие похороны, более важные, шли своим чередом. Гроб с телом понтифика вынесли из собора - забившая площадь толпа вздохнула, папские гвардейцы склонили алебарды, телевизионные операторы нацелили камеры в кружевное траурное убранство. Витторио Кальери судорожно вцепился в поручни балкона. Музыка смолкла, процессия на секунду остановилась.
   - Пора! - прошептал ватиканский заговорщик. - Торопитесь же!
   И, не найдя ничего более подходящего к случаю, забормотал страстно и раскаянно, как провинившийся ребёнок:
   - Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum. Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra. Panem nostrum quotidianum...
   - Будет, будет, - сказал Патрикеев, - всё вам будет. И хлеб, и рашен водка. Только заткнитесь, пожалуйста, и не говорите больше под руку, а?
   Вокруг ощутимо похолодало. Сильный ветер, струившийся над вымокшей от дождя площадью, уносил почти незаметные клубы пара. Нунций напряжённо всматривался в происходящее, продолжая уже совершенно беззвучно шептать молитву. Стелла вскрикнула, не выдержав молчаливого напряжения, и отступила назад, в тень балкона.
   - Всё, - еле слышно сказал вдруг биолог, поднимая вверх руки с посиневшими ногтями. - Готово.
   Первый аккорд вновь зазвучавшей траурной мелодии потонул в прерывистом бульканье. Сложный организм похоронной процессии испытал неожиданные судороги. Витторио Кальери вообще не был готов к тому, что преступный опыт увенчается успехом. Успех же он представлял в лучшем случае как медленное возвращение полуразложившегося несчастного к жизни. Но то, что произошло, шокировало его не меньше, чем стоявших у гроба людей. Покровы смерти слетели одним рывком, рухнули какие-то украшения, подставки. Лежавший в гробе поднялся и сел, как в классическом фильме ужасов. Мир пошатнулся, кто-то завизжал одиноким фальцетом. Кардиналы оборонялись от воскресшего, творя крестное знамение. Наиболее вероятный кандидат на папский престол навеки испортил себе карьеру, рефлекторно чертыхнувшись прямо в глазок телекамеры.
   Сразу в нескольких местах площади поднялись выкрики:
   - Покойника подменили! Поддельный покойник!
   - Славянские террористы! Опять их выходки!
   - Стреляйте же! Почему карабинеры не стреляют?!
   - Куда стрелять-то?
   - А вот сюда... в толпу! Среди нас могут быть сербы!
   - Не надо в толпу! Стреляйте в папу! Бейте его! Бейте!
   - Вы всё обеспечили? - с тревогой спросил Патрикеев у нунция. - Врачей, охрану?..
   - Всё...
   Агнуса I уже выдернули из гроба, поставили на помост, держа в четыре пары рук. Охранники закрывали его от возможных выстрелов своими телами. Несколько врачей и детективов, имевших отношение к церемонии, уже пробивались через толпу, чтобы произвести опознание святотатца.
   Патрикеев спокойно смотрел на это, сложив руки на груди. Левая рука биолога упиралась в мощный подбородок, правой он теребил увядающий букетик цветов, который несколько дней назад приколола к лацкану его смокинга юная сербская девушка.
   - И всё? - несколько разочарованно спросил у него Витторио Кальери.
   - А вы чего ожидали? Фанфар? Небесной музыки? Или что площадь разверзнется и поглотит всех вокруг папы? Дело сделано, - сказал он, - дальше уж ваша работа. - И добавил, поворачиваясь к Стелле. - Ну вот и всё. Теперь человеческое кончилось. Теперь будет только...
   - Внимание, внимание! - раскатилось над площадью эхо громкоговорителей. - Внимание! Возникла чрезвычайная, непредвиденная ситуация! Угроза террористического акта! Просьба всем собравшимся организованно покинуть площадь! Держите наготове документы - подозрительные лица будут уничтожаться на месте! Просьба...
   Но тут бывший папа римский, бывший покойник и бывший политический активист господин Семипалацци - самое подозрительное лицо в этой истории, - вспомнил вдруг свою богатую на подвиги молодость. Оттолкнув зазевавшегося охранника, нагнулся, сорвал беспроводной микрофон с мантии какого-то кардинала, подвернувшегося под руку. Поднеся микрофон ко рту, он пытался что-то крикнуть - не помогало, не работало; микрофон был отключен.
   Раздался выстрел; один из охранников, прикрывавших собой бывшего понтифика, упал, легко раненый или ушибленный попаданием в бронежилет. Оживший покойник скатился под помост и залёг без движения. Охранники попрыгали за ним, наваливаясь один за другим поверх папы. Над площадью понеслись под визг толпы короткие автоматные очереди. Со всех сторон к собору бежали охранники концерна в блестящих чёрных доспехах.
   - Господи, ну и бред, - прошептал Кальери, поражённый разворачивающимся зрелищем до глубины души.
   - Никого не выпускать с площади! - разнеслась неожиданно команда с одного из броневиков, принадлежавших концерну. - Стрелять на поражение! В первую очередь - по журналистам. Оцепить периметр! Никто не должен уйти...
   - Вот неплохая иллюстрация к тому, как именно зло губит само себя, - удовлетворённо заметил на это Патрикеев, снова повернувшись лицом к площади.
   Неясно, был этот приказ случайностью или хорошо спланированной провокацией, но эффект он возымел. Охрана, щедро рассыпанная по всей площади, неожиданно оказалась вооружена одноразовыми гранатомётами. Лопнул выстрел, на месте испепеливший броневик, с которого так некстати прозвучала роковая команда. Следом защёлкала, как пастушьи бичи, громкая пальба снайперских винтовок: укрывшиеся стрелки из разных охранных подразделений на всякий случай истребляли друг друга, подозревая мятеж. Толпа бросилась в разные стороны, как делящаяся амёба; телохранители прикрывали своих боссов собой и своими пуленепробиваемыми щитами, которые они на всякий случай повынимали из портфелей. Воцарились паника и хаос.
   Воспользовавшись всеобщим замешательством, из собора выскользнула маленькая ласка, скрывавшаяся там уже почти полсуток, и, находя инстинктивно дорогу, сумела пробраться незаметно в рабочий кабинет нунция Витторио Кальери, где её ждали бифштексы и приятный сюрприз.
  
   - Чёрт знает что за чертовщина творится в этом чёртовом Ватикане! - сказал Маркус, бесцельно глядя в телеэкран. Камера хаотически металась, выхватывая то один, то другой фрагмент архитектурного пейзажа. - То ли Технотопия совсем сошла с ума, запихнув в гроб недобитого понтифика, то ли... Стоп, Настя! Стоп!!!
   Реакция у Светлицкой была великолепная: нужный Маркусу кадр тотчас замер, повинуясь нажатию кнопки на пульте дистанционного управления. Отчётливо виден стал дом на противоположном от собора краю площади, украшенный высокими балконами, стилизованными под старину.
   - Видите, кто там мелькает? - удовлетворённо заметил Маркус. - Левее, за перилами. Во-он тот чёрный смокинг. Это же наш доктор Тилки-бей, старый чернобурый лис. А что это за дама в синей шляпке позади него?
   Светлицкая всмотрелась в экран.
   - Стеллочка! - ответила она с оттенком радости в голосе. - Точно, Стеллочка. Только она голову в синьку макнула. На базе "Океания" все вечно красились во что ни попадя. Ошалела, наверное, совсем девка от такой свистопляски...
   - Ну что ж, Патрикеев, похоже, добился своего, - вздохнул Чёрный Волк. - Завидую! Во всех смыслах слова. Только интересно, как он теперь докажет, что это он сотворил?
   - Этот докажет! - ответила Анастасия. - Ты на его рожу посмотри! Вон как подбородок-то выпятил! Такой же хмырь болотный, как ты. Конкретный, в общем, дядя!
   Маркус завозился, устраиваясь поудобнее на жёсткой госпитальной койке. Девушка подошла к нему и принялась помогать, взбивая одну за другой смятые мощным телом Чёрного Волка комки подушек.
  
   Она прилетела в Рим на скоростном спортивном самолёте, легко опережавшем любые истребители. Матриарх "Мистерии" и последняя любовница мистера Филандера, она вполне могла позволить себе такие расходы.
   - Сирил, милый, - сказала она, - мы в беде, мы пропали. Патрикеев это сделал. Только он, никто другой, больше некому. Я привезла вам то, что вы просили, но умоляю вас: используйте это как можно скорее. Погибло всё: легенда, тайна, мистика, сам строй мыслей, о котором мы пеклись тысячелетиями. Так спасите хотя бы то, что осталось - надежду!
   - Какое же оружие способно лишить силы этого русского медведя? - спросил человек в фиолетовом костюме.
   - Омела! Это старинное средство, недаром о ней ходит столько легенд. Да-да! Мы, посвящённые, знаем о ней много такого, что не имеем права открывать даже под страхом смерти. Только не пытайтесь потом пользоваться этим, ладно? Не любое растения подходит! Его нужно срезать в определённый сезон, с определённого вида деревьев и особенным способом...
   - Золотым серпом с дуба, поражённого молнией, - улыбнулся Сирил. - А вот в какой день - не знаю.
   - Тем лучше. Иначе я бы убила вас, как мужчину, проникшего в священные тайны, и погубила бы тем самым последнюю нашу надежду на спасение. Но откуда вы всё это знаете?
   - По-моему, эту вашу тайну скоро будут преподавать в начальной школе. - Человек в фиолетовом улыбнулся. - Если вы живёте в обществе людей, будьте готовы: рано или поздно тайн у вас не останется! Они перемоют вам все косточки, как базарные торговки... А нашу последнюю надежду я уже спас, дорогая моя. Последняя наша надежда работает теперь у меня в секретном институте. Я решил, кстати, выполнить вашу просьбу и сохранить Патрикееву жизнь. Вы были правы: он нужен живым для наших опытов. А ещё лучше - мёртвым, но разобранным на живые органы. Особенно нас интересует его кровь...
   - Прошу вас, Сирил, увольте меня от подробностей! Я в самом деле не хотела бы его убивать. Но я не знаю теперь, не лучше ли было бы, чтобы для всего мира он умер? Иначе ведь возникнут поиски, проблемы, требования об освобождении...
   - Об этом я позаботился, - кивнул мужчина в фиолетовом. - Для всего мира этот человек умрёт. Причём умрёт у них на глазах, как бесчестный преступник и святотатец.
   - Вы рассчитываете убедить обывателей в том, что он был просто шарлатаном? Уже поздно. Сейчас слишком многие увидят в нём своего спасителя. Сотни миллионов будут плакать по нему...
   - Я продумал и это. Массам всё равно, кто их спаситель, а я как раз выращиваю нового, более подходящего. Но ему нужна кровь Патрикеева, чтобы достичь нужного результата. Ради этого я и работаю!
   Сельва де Луна поцеловала его в губы.
   - Вы всё предусматриваете! Что значит - происхождение! Вы прирождённый властитель. Только вам на всей планете я и доверяю, мой милый Сирил! Возьмите это, - она протянула ему круглый стеклянный аквариум, в котором свернулась над слоем прозрачного гидропонного желе тёмно-зелёная ветка.
   - Что с ними делать?
   - Обвить, как гирлянду, вокруг головы или шеи. Обвившись вокруг тела, если оно обладает соответствующими свойствами, омела сразу же блокирует их. Кстати, чтобы вам не пришло в голову чего-нибудь эдакого, имейте в виду: омела действует только на мужчин.
   - Но он же заподозрит подвох и постарается тотчас избавиться от неё!
   - Так пусть ему это наденут, как венок или гирлянду! К тому же, он ничего не почувствует. Это ведь не убьёт его, не ранит - не даст проявить свои необычные свойства, только и всего. Но ваши люди всё равно должны будут действовать как можно быстрее. Если даже он сбросит ветку омелы с себя, стабилизирующее действие сохранится ещё несколько минут...
   - Я найду способ надеть это на него в качестве триумфального украшения, - пообещал мужчина в фиолетовом. - Это будет несложно.
   - Но дальше надо будет действовать быстро и эффективно. Сперва - убить эту пантеру-переростка, которая за ним теперь таскается. Девчонка давно надоела мне, как и её приятельница Ируками...
   - На неё у нас ничего пока что нет, - возразил человек в фиолетовом. - Избавиться от неё законным способом не представляется возможным.
   - Так избавьтесь незаконным! - сморщила лицо Сельва. - У вас власть - так воспользуйтесь ей в кои-то веки в полной мере, без лишней оглядки на общественное мнение.
   - Может быть, тогда убить её заранее?
   - Тогда он оживит её и увезёт, а нам придётся справляться с общественным возмущением, которое при этом поднимется, имея перед собой двух живых противников. Мы всё же недостаточно сильны, чтобы править миром одной только силой страха. Общество оказалось более сплочённым и сильным, чем мы могли подумать. Даже мои помощники из ЦРУ считают до сих пор, что я работаю на величие Америки, а я боюсь им признаться... в своём истинном величии. Так-то вот!
   - Ну тогда оставьте её в покое, разделаемся с ней позже. А Патрикеев?
   - За ним - великое множество обвинений. Технотопия не имеет права судить его, с этим мы уже разбирались. Но есть ещё Москва! С точки зрения новой московской власти Патрикеев - государственный изменник, и в любом случае он - убийца нескольких сотрудников службы безопасности. Такое преступление карается смертью.
   - Журналисты уже успели объявить недействительным его российское гражданство.
   - Тогда его будет судить чрезвычайный трибунал. Преступление налицо, а видимость законности мы сохраним, конечно же. Развитое западное общество в итоге вполне поймёт нас. Таковы современные реалии, дорогая моя.
   - Ну что ж, - произнесла Сельва де Луна, - вам виднее. Вы поручите операцию полковнику Ясуке?
   - Нет. Полковник преследует Маркуса Черстера. Представьте себе, мы выяснили, где он находится: плывёт на ооновском военном судне в Новороссийск. На причале Чёрного Волка будет ждать торжественная встреча, хе-хе-хе...
   - Ясука его убьёт?
   - Нет, арестует. Нашего славянского императора-оборотня заждались уже в Массачусетском технологическом институте. Ясука договаривается сейчас с местными властями о депортации Маркуса сотрудниками американского ФБР, и я искренне надеюсь, что ему удастся на этот раз договориться по-хорошему.
   - Но ведь потом всё равно выйдет скандал!
   - Не выйдет, - махнул рукой Сирил. - Я уже отдал нужные распоряжения. Когда в Новороссийске соберётся достаточного размера эскадра с беженцами из Сербии, будет проведена ещё одна операция...
   - Я так и думала, - с оттенком восхищения ответила ему женщина.
   - Интересно, - задумался вслух мужчина в фиолетовом костюме, стараясь отвлечь собеседницу от неприятной для него темы разговора, - а почему именно омела обладает такими свойствами?
   - Омела и вьюнок - два растения-паразита, обладающих своего рода природным потенциалом, предотвращающим перерождение растительности. Им это невыгодно, ведь они паразитируют на слабых. После атомных взрывов на атолле Бикини выжили только вьюнки. И... - она осеклась.
   - И крысы, - добавил за неё мужчина в фиолетовом.
   - Ну вот, - огорчённо сказала Сельва де Луна, - теперь вы всё знаете. И убивать вас бессмысленно: ведь вряд ли вы охотились за нашими тайнами так уж специально. Значит, они известны многим. Даже слишком многим. Когда же, когда нам предстоит доказать всем, в какую катастрофу их ввергло избыточное знание? Когда человечество вернётся наконец-то на путь блаженного неведения?
   - Простите, дорогая, но я должен идти. - Мужчина в фиолетовом костюме аккуратно отодвинул нервно дрожавшую Сельву с дороги. - Пожелайте мне успеха. Только он может спасти сейчас и меня, и вас, и вашу дурацкую религию тоже...
  
   Про Вучетича и Римму все забыли. Паника и хаос на площади передались людям в здании; все метались как угорелые. Римма дважды просила Вучетича разыскать кого-нибудь, кто тут за всё отвечает, и узнать, когда ей будет позволено сказать траурную речь над гробом покойного. Вучетич игнорировал её, ссылаясь на плохое знание итальянского. Он по-прежнему пребывал в апатии.
   В конце концов Римма подняла крик:
   - Привезли сюда, - кричала она, - наплевали все и бросили! Возиться тут с этими похоронами! Сами убили, сами пусть закапывают! Чего я тут не видела?! У меня, между прочим, двоих дочерей убили, так я с их гробами не ношусь, небось! Эка невидаль - папу у них пристрелили! Я всегда говорила, что католики - суеверие, хуже дьявола, и все они скотоложцы! Я...
   Чем бы всё это могло кончиться, осталось неясным. К счастью, один из гостей, знавших русский язык, подошёл к Римме и объяснил ей в двух словах, как она неправа, привлекая сейчас внимание окружающих к своему славянскому происхождению. Женщина немного успокоилась и принялась изливать весь свой гнев на одного только Вучетича.
   - Уеду в Бобруйск, все вы тут наплачетесь! - пригрозила она напоследок. - Особенно ваш Патрикеев!
   - А где, кстати, он сам? - спросил бывший детектив. - Пойду посмотрю...
   - О нет, вы не должны оставлять меня! Патрикеев от меня никуда не денется, а вы меня как раз можете потерять! Ведь вам же дали задание обеспечивать мою безопасность. Я всё-таки мать королевы!
   - Вы мать девушки, которую я любил, - ответил Вучетич. - Это вас пока что спасает, иначе я бы давно вас убил. Или сдал военным властям, что означает примерно то же самое. А теперь сядьте, пожалуйста, никуда не убегайте и помолчите, пока я разберусь, что происходит.
   После таких слов Римма и в самом деле замолчала.
   Через полчаса откуда-то появился тот самый красивый пожилой мужчина, что встречал их на аэродроме. Кивнув головой, он повёл Римму и Вучетича, так и не расстававшегося со своим ящиком, куда-то по крытым галереям и лестницам, показавшимся сербу бесконечными. Кажется, пару раз они выходили на улицу, но Вучетич не запомнил этого точно: от толпы было не продохнуть. В конце концов, их привели в длинный светлый зал, где народу было всё же поменьше. Расталкивая людей ящиком, Вучетич пробился вслед за пожилым практически в середину. Здесь вокруг продолговатого стола расположилось ещё десятка полтора людей, в основном из числа духовенства. Бывший детектив не без удивления разглядел среди них отца Симеона.
   - Итак, господа, - говорил тем временем по-английски незнакомый Вучетичу худощавый субъект в траурном костюме, - не подлежит сомнению, что биометрически снятые нами характеристики организма совпадают полностью, в пределах инструментальной погрешности, с характеристиками организма его святейшества папы. К таким же выводам пришли и наши ватиканские коллеги. Сомнений быть не может: с биологической точки зрения его святейшество не только воскрес, но и оказался способен вернуться к нормальной полноценной жизни. Ещё удивительнее тот факт, что на теле исследуемого обнаружены следы пулевых ранений, признанных в прошлом роковыми. Сейчас эти следы находятся в последней стадии полноценного заживления, то есть, по сути, представляют собой медленно рассасывающиеся шрамы.
   Кто-то позади него поспешно переводил сказанное на итальянский.
   - Вы сказали "с биологической точки зрения", - спросил один из священников с сильным акцентом. - А с точки зрения духовной?
   - Параметры биоэлектрической активности мозга, - с готовностью ответил худощавый, - в норме. Психологическое состояние тоже не выходит за рамки, положенные пережившему такой стресс человеку. Я бы даже сказал, что исследуемый держится более чем спокойно, особенно с того момента, как переговорил со своими доверенными лицами.
   - Достаточное ли это основание для того, чтобы утверждать, что исследуемый по-прежнему обладает бессмертной душой? - настаивал священник.
   - Решать такие вопросы - в компетенции клира, а не врачей! - Худощавый развёл руками. - Как врач, я не имею никакого основания считать испытуемого зомби или инфернальной силой, вселившейся в человеческую оболочку. Возможно, это покажет время, а возможно, суждение на этот счёт вынесет ватиканская курия. Но с точки зрения медицины он здоров. Ещё раз повторяю это.
   - А как он сам определяет своё состояние? - спросили в толпе.
   - О! Он полон сил и активности. Хочет дать пресс-конференцию.
   - Это невозможно! - ответили почти хором сразу трое священников. - Престол Петрова наместника - не то место, откуда могут вещать люди, взявшиеся невесть откуда в нашем мире.
   - Ибо его святейшество, вне всякого сомнения, был мёртв более трёх суток, и душа его воссоединилась уже с Господом нашим, - набожно добавил один из них.
   Все мелко закрестились и принялись шептать молитвы.
   - Не слишком ли поспешное решение? - Вперёд выступил высокий, суровый старец в сутане, похожий то ли на средневековых владык, то ли на Гэндальфа-мага. В руке он держал на манер скипетра распятие. - Не так ли давно мы признали законным оживление человека, умершего клинической смертью? Отчего бы не зайти чуть дальше и не объявить столь же законным воскрешение погибшего от неправедных рук? Разве небесный наш владыка допустит, чтобы в тело его наместника вселился нечистый дух? Разве до такой уже степени пошатнулся авторитет нашей святой церкви? Кроме того, мне неясно, отчего вы исключаете из рассмотрения возможность того, что на наших глазах свершилось чудо? Или вы уже совсем утратили веру? Сказано ведь было в Писании... - Тут могучий старец разразился длиннейшим потоком совершенно непонятных Вучетичу латинских цитат.
   - Не время и не место сейчас для теологических споров, - прервал его ещё один. - Это тема для богословов на многие годы вперёд. Одно ясно: пока вердикт не вынесен, папой синьору Семипалацци не бывать. И хорошо ещё, если он сохранит за собой сан священника... Что до возможности чуда, коллега, эту возможность уже опровергли без нас. Среди нас присутствует некий Валентин Патрикеев, русский учёный. Возможно, многие из вас слышали уже это имя в связи со скандалами последней недели. Так вот, свидетели утверждают, что именно Патрикеев, явившись на похороны его святейшества, оказал ему по старой дружбе небольшую услугу - это он сам так сказал, - и воскресил его святейшество. Вот так, и не иначе. Вопрос о чуде отменяется сразу же, раз в деле замешан этот международный скандалист.
   - Любопытно... А что по этому поводу говорит он сам? Где он сейчас? Не в тюрьме, надеюсь?
   - Я здесь, господа, - послышался голос биолога. Патрикеев пробился в центр комнаты; с трёх сторон его охраняли два громилы в голубых ооновских касках и Стелла Симберг.
   - Вы понимаете, - спросил его один из священников, - что своими выходками здесь, на похоронах, вы оскверняете чувства всех добропорядочных католиков?
   - Нет, не понимаю, - ответил учёный, оправляя свой смокинг. - Если добропорядочные католики всего мира терпели много лет подряд концерн "Технотопия", руководство которого состоит из своры насильников, фашистов и убийц, я рассудил так, что один раз они вытерпят и меня. Ведь я пришёл сюда с самыми чистыми намерениями...
   - С какими же? - переспросил его священнослужитель, в то время как вокруг поднялся возмущённый вой.
   - Я приехал сюда по приглашению господина нунция Витторио Кальери, доверенного лица его святейшества папы Агнуса I. Господин Кальери попросил меня воспользоваться моими знаниями и опытом, чтобы вернуть его святейшество к жизни как важного свидетеля по делу о нападении на его личный поезд, унесшего его собственную жизнь и жизни трёх охранников. Добавлю от себя, что я согласился на это с тем большим удовольствием, что понтифик был одним из влиятельнейших агитаторов-миротворцев планеты, а кроме того, моим личным другом.
   - Вот как?! Интересно было бы узнать, чьим именем вы присвоили себе право распоряжаться судьбой чужих покойников?
   - Именем человечества планеты Земля, доверившего Организации Объединённых Наций единый мандат на осуществление законности на проблемных территориях, - процитировал по памяти Патрикеев строки из формулы служебного устава.
   - По-вашему, это законно?
   - Покажите мне регламент или закон, который запрещает воскрешать мёртвых! Вы не можете обвинить меня даже в осквернении могил, ибо, во-первых, я и пальцем не прикасался к гробу понтифика, а во-вторых, живому человеку гроб не положен! Следующая претензия, пожалуйста, - Патрикеев взглянул на часы.
   - А о проблемах духовного, так сказать, плана, вы не думали? - пробасил низкий старикашка в мантии, похожий одновременно на козла и на гнома.
   Тут-то Патрикеев сразил его латинской цитатой такой длины и, видимо, красоты, что рот раскрыл не только мелкий старикан, но и второй, похожий на древнего властителя.
   - Кроме того, - прибавил биолог, окончив свою речь, - у меня как-то вообще не возникало особенной моральной дилеммы. Это всё равно как если бы врач начал рассуждать над пациентом: лечить того или сократить за его счёт популяцию земного народонаселения. У меня был приятель, который считает, что все врачи так и должны думать, но я-то идеалист, я верю в клятву Гиппократа... К тому же перед тем, как воскрешать его святейшество, я поговорил с ним и спросил: нет ли у него возражений на этот счёт. Господин Семипалацци согласился.
   - Ещё бы! - сказали в толпе.
   - Что значит "поговорили перед тем, как воскрешать"? - удивился один из священников у стола. - Вы занимаетесь ещё и духовидчеством?
   - Исследуемый тоже настаивает на этой версии событий, - согласился худощавый мужчина в траурном костюме. - Он сообщал, что в промежутке между потерей сознания от ран и возвращением к нормальному состоянию в гробу разговаривал с русским биологом Патрикеевым, убедительно попросив воскресить его физическое тело, так как у него есть важные показания для международного следствия.
   - Это какой-то массовый гипноз, - сказали в толпе, - или групповое помешательство. Немедленно ущипните меня, прошу вас.
   Тотчас же раздалось звонкое ойканье.
   - А сами вы, - продолжал напирать на биолога старикашка в мантии, - не посчитали своё вмешательство в вопросы жизни и смерти осквернением божественного промысла?
   - Я на теологические темы не спорю, - поморщился Патрикеев. - Но вообще-то личного согласия оживляемого мне показалось вполне достаточно. Кроме того, меня просили о том же самом и другие, вполне уважаемые лица. В конце концов, это ещё и вопрос моего личного престижа: ведь в газетах поднято было столько шумихи на тот счёт, что я умею возвращать умершим жизнь. Отказаться или проиграть значило бы для меня расписаться в собственном бессилии. А это оскорбительно, знаете ли...
   - Пока что весь ваш опыт выглядит оскорбительным фарсом, - заметил ещё один священнослужитель, похожий на честертоновского патера Брауна. - Кто может подтвердить, что ваш, так сказать, эксперимент вообще не представляет собой жестокую имитацию или подделку? Скажем, что не ваши люди напали на папский поезд, стреляя какими-нибудь специальными пулями? Ведь в наше время возможно и такое. У нас нет никаких доказательств. Вы ведь раньше не ставили подобных экспериментов на людях, не так ли?
   - Как это не ставил? - улыбнулся Патрикеев. - Ставил.
   - Если бы у нас была возможность увидеть результаты ваших предыдущих опытов... - язвительно сказал козлообразный.
   - Да пожалуйста! Вот стоит женщина, - он указал на Римму, - которую двенадцать дней назад убила в поезде одна авантюристка. Я не только оживил её, я вернул ей молодость и здоровье. Это было первой пробой моих сил.
   - Неубедительно, - возразил тот, что похож был на отца Брауна.
   Римма не понимала ни слова, но догадалась, что говорят здесь о ней, и выдвинулась вперёд. Но вдруг Вучетич бесцеремонно оттолкнул её, шагнул на середину комнаты и с размаху поставил на стол свой оцинкованный ящик.
   - Вот, - сказал он по-английски, достаточно медленно, чтобы все собравшиеся поняли его, прорвавшись сквозь его акцент. - Здесь, в этом ящике - обгоревший труп моей любимой девушки.
   Все отшатнулись.
   - Кто он такой? - с тревогой спросил один из священников.
   - Хорват, - тихо ответил ему нунций Кальери. - Но не католик. Это телохранитель той женщины, о которой говорил Патрикеев...
   - Вас как зовут, синьор? - не унимался священник.
   - Вучетич. Стеван Вучетич.
   Имя это собравшимся, увы, ничего не говорило.
   Вучетич тем временем открывал один за другим запоры крышки: лязгнуло в петлях, выпростался из-под угла ящика край полиэтиленовой плёнки, заляпанный каплями и натёками деревянного масла. Распространился невыносимый запах.
   - Пусть он оживит её, - сказал Вучетич. - Здесь, на наших глазах. Это будет нам всем доказательством.
   - Кто она такая?
   - Девушка, которую я любил, - повторил бывший детектив. - Первая и последняя женщина в моей жизни, с которой я надеялся найти счастье.
   - Идиотский фарс продолжается, - сказали в толпе. - Сперва вытащили подсадную утку, а теперь - клоуна.
   - Идите и понюхайте её, - предложили от стола. - Это вполне настоящий труп.
   - Тогда вытряхните её хотя бы из ящика! Это же форменный цирковой реквизит!
   Откуда-то принесли и постелили на стол свежие пластиковые скатерти. Присутствовавшие врачи, натянув перчатки и фартуки, осторожно перенесли на стол обугленный, скрюченный кусок костей и мяса, бывший когда-то энергичной юной девушкой. Многие из собравшихся отвернулись или вышли; из дверей, однако же, прибывала новая толпа, почуявшая очередное необычное зрелище.
   - Валя, ты возьмёшься за это? - прошептала Стелла по-русски, прижавшись к Патрикееву.
   - Конечно. Что мне остаётся делать?
   - А твоё сердце выдержит?
   - Должно... - Патрикеев сосредоточенно распутывал провода каких-то маленьких коробочек, которые он вынул из кармана.
   - Те самые? - спросила Стелла.
   - Нет, это запасной комплект. Господа, - обратился он к медикам, - могу я попросить вас присоединить к телу покойной эти биометрические датчики?
   - Нет! - строго сказал один из кардиналов. - Вы должны обойтись без приборов. Иначе мы не поверим...
   - Интересно, а если бы слесарю, скажем, болт надо было бы вывинтить - вы бы ему не поверили, если бы он пользовался гаечным ключом? Впрочем, ладно. Сейчас я уже могу обходиться без этой мишуры... Приступаем, или у кого-то есть возражения?
   - Я разрешаю, - сказала Римма. - Сделайте это, Валя.
   Биолог кивнул, выставляя вперёд руки.
   С минуту ничего не происходило. Потом тело, лежащее на столе, медленно заволоклось прозрачной пеленой конденсирующейся влаги. У тех, кто стоял рядом со столом, повалил пар от дыхания.
   - Холодно, - пожаловался старик священник.
   - Боже мой, - закричал кто-то, - так вот в чём его секрет! Он делает её ксеноморфом, смотрите, смотрите!
   - Но его святейшество точно не ксеноморф, - возразил худощавый.
   - Мне прекратят мешать?! - разозлился вдруг Патрикеев. - Вучетич, не стойте тут столбом! Удалите немедленно всех посторонних из зала! Ещё один окрик, и...
   - Выходите, выходите! - попёр на толпу серб. - Или стойте и не мешайте.
   Туман и холод постепенно сгущались.
   - А вы, - спросил неожиданно у Вучетича биолог, - точно уверены, что это ваша любимая? Ничего не перепутали?
   - Уверен, уверен. Продолжайте.
   - Ну, как знаете, - вздохнул Патрикеев.
   Что-то громко хлопнуло в тесноте зала. Собрался и рассеялся белый ледяной вихрь - точно Снежная королева явилась. Со стола соскочила обнажённая девушка с распущенными волосами, хлопнула в ладоши:
   - Что уставились?! - воскликнула она по-русски. - Не видите - меня ранили! Это наверняка опять сербы, мать их! Неймётся им. Ну, быстро одежду мне! Парадную! Церемонию надо провести как можно быстрее! Пока Маркус не вернулся или не припёрлась эта дура Крися, а то... Мама? - она вдруг осеклась, увидев Римму.
   - Марта, веди себя прилично, - сказала та. - Здесь мужчины. Немедленно прими подобающий вид и иди ко мне: мы поговорим с тобой о твоём поведении.
   Девушка ахнула, снова окуталась белым облачком и обернулась красивой серой волчицей. Собравшиеся отскочили назад. Вучетич попятился и сел в свой ящик, расплескав деревянное масло на торжественные костюмы окружающих. Затем, словно вспомнив что-то, провёл рукой по лбу.
   - Марта? Почему - Марта? Должна быть Аделина... Лина... - Он вдруг выскочил из ящика, как игрушка на пружине, подняв новую волну брызг:
   - Ага, её величество, несостоявшаяся королева Сербии! Вы арестованы! Именем сербского народа...
   Волчица прижалась к ногам Риммы, ища защиты. Вперёд выдвинулись охранники, держа оружие наизготовку. Ослепший от ненависти Вучетич пошёл на Марту, как броненосец на таран. Стоявшие у самых дверей зеваки опрометью бросились вон.
   Но тут из-за плеча нунция Кальери выбрался мелкий, ловкий зверёк, перепрыгнул на стол, тоже окутался плотным паром: взорам собравшихся предстала ещё одна девушка, босая, одетая в облегающий бело-оранжевый комбинезон.
   - Стой, Стеван! - сказала она. - Я сотрудница Комиссии по экологической безопасности, выполняю здесь специальное задание. Прошу всех оставаться на своих местах!
   - Лина?! - воскликнул Вучетич.
   - Конечно, я. А что такое?
   - Я думал, ты умерла.
   - Нет, я жива. Неважно, не сейчас... Я помогаю расследовать здесь дело об убийстве его святейшества. Никакие славянские террористы его не убивали, его убили боевики концерна "Технотопия", буквально на моих глазах. Но это всё пока не так важно. Я хочу сказать другое... Мама, Марта - вы должны немедленно сдаться войскам ООН. Это ваш единственный шанс не попасть прямо тут в тюрьму. И скажите спасибо Валентину Сергеевичу Патрикееву, который замолвил за маму словечко заранее. Иначе вас обеих арестовали бы прямо тут.
   - Что значит "сдаться"?! - вскричала Римма.
   - Сдаться - значит сдаться. Я попробую объяснить, что мы все попали в эту историю по вашей невероятной глупости, и тогда вам ничего не грозит. Если только Марта не начнёт опять чего-нибудь добиваться...
   - Твоя сестра уже добилась! Она - законная владычица славян! А ты чего добилась, скажи мне?! - воскликнула Римма. - Кому ты сейчас служишь - мне, ей или...
   - Или, - кивнула Лина. - Я сотрудница УНИСЕК при исполнении служебных обязанностей. Вообще-то моя обязанность сейчас - арестовать Марту. Но я очень рада, что она снова жива. Честное слово, рада!
   - Лина, ты должна сейчас слушаться меня, - строго сказала ей Римма, - сейчас решается наша судьба. Судьба всей нашей династии, и прежде всего судьба твоей матери. Я ведь знала, что здесь, в Риме, со мной случится что-то великое. Слушай, что я придумала; эти жлобы всё равно по-русски не понимают. Раз ты официальное лицо, то скажи им, чтобы мне дали выступить. Пусть мне сейчас дадут сказать речь. Я им объясню, что я единственный человек, способный управлять сверхъестественными силами Патрикеева. Через его энергию мы будем править всем, понимаете - всем! Это вам не Маркус с его стаей оборотней! Нашу династию ждёт великое...
   - Ну, конечно, - перебила её Лина, - так я и взялась помогать. Особенно Марте. Да и тебе тоже. Династию вам! С вашими-то политическими способностями...
   - Ты как разговариваешь, дрянь? - возмутилась Римма. - С матерью, со старшей сестрой! Что это ты себе позволяешь?!
   - Отстаньте от меня... все... уроды! - Лина вдруг всхлипнула. - Вы... придумщицы вы пакостные, вот что! Адептки! Только и думаете, какие вы все великие, а как горшки мыть, так я, да?! Всю жизнь ведь вы мне чуть не загубили! А я жить хочу! Понимаете - хочу жить!
   - Вот и последний из ответов на вопрос о моём моральном праве, - заметил Патрикеев, оборачиваясь к толпе зевак. - Люди хотят жить. Как видите, они только что озвучили это желание. Правда, по-русски, но если здесь ещё найдутся переводчики, то... У вас есть ещё ко мне вопросы, или всё же прервём демонстрацию?
   - Вы оживили ксеноморфа, - упрямо сказал козлобородый. - Это не в счёт.
   - Ну, знаете ли... - развёл руками Патрикеев. - Что же будет зачтено?
   - Ваш провал, - сказали из толпы, - и признание в шарлатанстве. Вот это мы понимаем!
   - Надеюсь, это просто горькая ирония, - ни к кому не обращаясь, сказал Патрикеев.
   - Человек или ксеноморф - не так важно, - заметил похожий на отца Брауна священник. - Важно лишь то, что опыт был и удался. Мы вынуждены признать: этот русский победил. И мы, продолжая упорствовать только оттого, что его действия противоречат нашей вере, рискуем уподобиться фарисеям и первосвященникам иудейским в хорошо известной присутствующим ситуации. Я пас! - закончил он это высказывание глубоко богословским по своей природе термином.
   - Пойдём в гостиницу, Лина, - предложил Вучетич, пробившись к девушке. - Нам надо поговорить.
   - О чём? - удивилась Лина.
   - Ну, о Сербии там... о Маркусе... И потом: ты разве не помнишь? Я ведь тут весь извёлся. Я думал, что это тебя я убил.
   - Странный ты человек, - сказала ему Лина. - Ладно, давай как-нибудь потом поговорим. Я сейчас не могу. Я ведь при исполнении.
   - Я тоже, - вздохнул Вучетич.
  
   Заседание Генеральной Ассамблеи, возобновившееся во вторник утром, прервано было известиями о грандиозном скандале. Воскресший из небытия римский понтифик обвинял Технотопию во всех смертных грехах, и прежде всего - в разжигании войны и антиславянской истерии. Не добавляла политикам спокойствия и пересказанная множеством свидетелей благая весть о чудесном исцелении папы. Газеты, изготовившиеся было травить Патрикеева, почуяли со второго раза, откуда дует ветер, и на всякий случай запели российскому учёному такую осанну, что часть читателей даже прослезилась. Кое-где почуяли, что Патрикеев и в самом деле фигура. Фирма-производитель упаковки на Тайване первой начала тиражировать пластиковые пакеты с фотографией русского биолога крупным планом; затем инициативу подхватили блоггеры, потом авторы сетевых обзоров, маркетологи, активисты - и понеслось, понеслось, понеслось...
   К вечеру вторника читатели на всех континентах, до этого знакомые с Патрикеевым исключительно со скандальной стороны, узнали о нём всё наиболее важное: какой у него марки видеофон, какой марки ноутбук, какой бритвой предпочитает пользоваться биолог, на какой бумаге он писал свои научные труды, сколько зелёных и розовых долларов он заработал в разные периоды своей жизни, какие он предпочитает машины (на авторынках в нескольких местах мира произошла после этого настоящая паника - чтобы купить машину компоновки "микро-вэн" бронзового цвета с автоматической коробкой передач, покупатели готовы были пристрелить менеджеров по продажам, друг друга и даже собственных родственников), какие книги были его любимыми книгами в детстве и потом, ходит ли он в церковь (узнав отрицательный ответ, приуныли священники всех видов и конфессий, включая далай-ламу), как он относится к авторучкам "Паркер", бездомным собакам и покеру, а самое-самое главное - то, скольким женщинам за свою жизнь биолог подарил любовь, и каким именно женщинам. Само собой разумеется, в последний список уже включалась и Стелла Симберг.
   Словом, фигура Патрикеева отчасти заменила в глазах и сердцах людей всего мира масштабную личность его учителя и духовного наставника, профессора Анофриева.
   На территории Ватикана, технически входившей в Технотопию, но не подчинявшейся концерну формально, Патрикееву разрешено было ходить под охраной ооновских стрелков, приставленных к его персоне генералом Симбергом. Однако ватиканская курия чувствовала в полной мере всё неудобство от нахождения рядом с таким возмутителем спокойствия. Патрикееву поминутно предлагали куда-нибудь выехать под благовидным предлогом: то для проведения пресс-конференции, то для личной встречи со шведским королём (с которым, к слову сказать, они были старыми знакомыми, когда Патрикеев ещё был молодым и сражался с порождёнными Кризисом опасными тварями), то просто поехать в Россию - навестить семью. Однако поехать куда бы то ни было означало лишиться законной охраны; в пределах Технотопии ооновские подразделения не имели права действовать. Конечно, можно было отправиться куда-нибудь в Монтевидео или Вальпараисо. Вскипевшая Латинская Америка призывно манила всех в мире беглецов, и Патрикеев начал вполне серьёзно задумываться об этой возможности.
   - А что?! - говорил он Стелле. - Отпущу бороду, стану эль барбудо. Буду носить пончо, ботас и во-от такое сомбреро. Я уже бывал английским баронетом, турецким врачом и гражданином республики Гондурас - отчего бы не побывать ещё и боливийским повстанцем, или там вождём кечуа? Тоже получится забавный штришок в биографии...
   Стелла тихо смеялась от счастья, глядя, как спадают с души её избранника оковы обречённости. Она готова была ехать с ним хоть в Латинскую Америку, хоть в Ливан, хоть на Никобарские острова - только бы её муж был жив и рядом. Ей самой досталась немалая доза от популярности Патрикеева; её приглашали все, от лиги феминисток до жены итальянского премьера. Пока что она, впрочем, встретилась тет-а-тет только с тремя сотрудниками японско-итальянской киностудии, собиравшимися сделать о Патрикееве и его приключениях многосерийный анимационный фильм.
   Внезапно явился в гостиницу отец Симеон и разрушил всю идиллию:
   - Вы должны выступить в четверг на пресс-конференции... в Нью-Йорке, в здании ООН! Это не территория Технотопии, там вам ничего не угрожает. Вы должны сказать миру правду.
   - А что, до этого, по-вашему, я только врал напропалую? - огрызнулся Патрикеев.
   - Это неважно. Но вы должны сказать открыто, чтобы мир прекратил антиславянскую истерику и войну. Вы же должны позаботиться о своём народе!
   - Наш народ сам умеет о себе позаботиться.
   - Но вы же знаете: в России раскол, хаос. Центральная власть, конечно, виновата в этом, но что-то должно выступить консолидирующей силой. Иначе мы окончательно утратим страну. Вы патриот или нет?
   - Сложный вопрос, - пожал плечами Патрикеев. - Я люблю свою страну, но я не уверен, что патриот в вашем понимании должен любить именно страну, а не государство и не власть. А в этом смысле я скорее преступник, чем патриотически настроенный гражданин.
   - Так реабилитируйте себя, оказав России поддержку в трудный час! Вы же понимаете: сейчас трудно переоценить значение вашего слова! Но пройдёт час, и ваша популярность снова начнёт падать, как тогда в Белграде.
   - Чего же вы хотите для России, святой отец?
   - Единства и гражданского мира.
   - Единство - это хорошо, - ответил биолог, - но тогда укажите мне силу, способную консолидировать общество страны!
   - Такая сила есть. Церковь!
   - Да вы что, отец Симеон, умом подвинулись в этой каше? Теократия - в моей стране?! В стране, давшей миру великих учёных, писателей, инженеров, в начале третьего тысячелетия - религиозный фундаментализм?! Может быть, такое и возможно, но я не могу участвовать в таком преступлении.
   - Не забывайте, что именно церковь вытолкнула вас, утопающего, на ту позицию, которую вы занимаете сейчас...
   - Не вытолкнула, а уговорила встать. Я бы прекрасно обошёлся и без этого, а вот вы все... Ну, не будем считаться старыми обидами, не то мы с вами поссоримся. На церковь я работать не согласен, остановимся на этом!
   - Россия - это прежде всего православие.
   - Ошибаетесь, святой отец! Россия - это прежде всего часть человечества, его общей культуры, экономики, морали. Во вторую очередь это именно Россия - великая и очень необычная страна, которая вызывает самые неоднозначные и противоречивые чувства. В третью очередь это очень сложный географический и экономический регион планеты, с весьма неоднородной структурой, и вот уж затем идёт разная косметика, вроде религии или балета. Не понимая этого, вы ставите народ в духовную изоляцию, а это страшнее смерти. Хуже всего, что такая изоляция, какими бы мотивами она ни была продиктована, позволяет править разным подонкам, устраивать империи, скажем, или ещё что похуже.
   - Вы ещё и против империи? Я как-то привык думать, что имперское сознание есть высшая форма общественной организации...
   - Зря привыкли, отвыкайте. Империя - инстинктивный выбор обывателей. Она даёт видимость совершенной организации, но достигается это совершенство за счёт преступного упрощения функций и возможностей абсолютного большинства людей, населяющих эту империю. Империя ставит каждого человека на своё место, определяет ему ежедневную работу и долг, даёт даже возможность продвижения, правда, в достаточно фиксированном направлении - вверх или вниз, третьего не дано. Расплата за это - дар свободы, способность к самостоятельному принятию любых решений. Человек с имперским сознанием доверяет свою судьбу тому, что кажется ему совершенным и могучим общественным организмом, но на деле это не более чем примитивный гомеостат. Функция любой империи одна: сохранять любой ценой статус-кво, не давать миру меняться. А мир изменится, отец Симеон, это я вам обещаю... И мне хотелось бы, чтобы Россия заняла в этом новом мире достойное место - и как страна, и как народ, и каждый из её жителей в отдельности. А вы предлагаете застой и падение в глубины прошлых веков...
   - И как, по вашему мнению, должно выглядеть это будущее?
   - Вот об этом я и не отказался бы сказать пару слов. Но сомневаюсь, что это тотчас решит проблему объединения славян или хотя бы российского общества. Вместо мира и спокойствия эта картина принесёт осознание новых проблем планеты, необходимости нового переустройства. Но она же откроет новые горизонты, даст новые надежды людям. Не только русским, не только славянам. Понимаете? Людям. Всем. В целом мире.
   - Да я не возражаю, - вздохнул отец Симеон, - не возражаю. У каждого свои убеждения. Только вот сейчас-то нам что делать? Кто объединит Россию? У нас нет ни политиков, ни деятелей культуры. Ни философии, ни общественной идеи - ничего! Что осталось? Только вера, да ещё вялый квасной патриотизм. Нужно же посмотреть в глаза реальности: либо вы поддержите религиозную доктрину, либо толкнёте нацию в объятия какого-нибудь мелкого фюрера. Если, конечно, сами по-прежнему не хотите стать той фигурой, которая объединит всех славян и поведёт их в это ваше новое будущее...
   Патрикеев расхохотался:
   - Святой отец, да вы настоящий гроссмейстер! Экий гамбит вы затеяли! Либо я, либо святая церковь - выбирайте мол, дорогой товарищ! Ну да я вам скажу всё-таки: не следует недооценивать народ, не следует недооценивать общество, и уж тем более не следует переоценивать роль личности в истории. "Войну и мир" Толстого вы давно перечитывали? Перечитайте ещё на раз второй эпилог к роману, там всё хорошо написано, хоть Толстой и не знал толком ни социологии, ни дифференциального исчисления. А насчёт фюреров, - биолог задумался, - я вам так скажу. Фюреры на ровном месте не появятся. Фюреров тоже выталкивает среда, общество. Оно должно до фюрера дозреть, выносить его должно. Германия вынашивала фюрера шестьдесят пять лет - со времён Мольтке и Вильгельма Первого, со времён франко-прусской войны. У идеологов, искавших фюрера, было много что предложить нации - доктрину о величии германского духа плюс рабочие места и некоторое количество маргарина. Они обращались к сердцу каждого, кто готов был их слушать. Внушали немцам, что они - раса господ, носители великого духа и так далее. А наши теоретики имперской идеи что несут? Что нашему народу не нужна свобода, не нужно образование, не нужны политические права и новые технологии? Что русские - прирождённые рабы, что им будет очень приятно жить в нищете и безграмотности, слушаясь горстки своих хозяев? Что в этом и есть высший смысл идеи национального возрождения России? Кто за ними пойдёт-то, кроме горстки холопов, мечтающих уронить всех окружающих ещё ниже, чем их собственное скотское состояние? Нет, отец Симеон, пока у нас такие фюреры - я их не боюсь! Разве что в качестве уличных хулиганов...
   - А чего вы тогда боитесь?
   - Скотства боюсь. Ещё суеверий. А пуще всего боюсь, конечно, равнодушия: это главный страх и главная боль для любого деятельного человека. Какой смысл горбиться или гробиться, скажите на милость, если всем вокруг плевать? А ведь приходится так делать всю жизнь, святой отец, приходится...
   - Я бы всё-таки хотел вернуться к теме: неужели вам нечего сделать для своей страны и всего славянского мира, кроме благих пожеланий?
   - Вот этого я как раз не сказал. Понимаете, мы уже живём в совершенно новом мире. Я не хочу даже загадывать, лучше он, чем старый, или хуже, но примите как факт: Земля сейчас испытывает очередное перерождение, и это не может не коснуться общества. Сейчас вообще потеряют смысл многие старые понятия, и старые конфликты в том числе. Мы должны просто перенести с присущим землянам мужеством все тяготы переходного периода; это будет тем легче нам, что смерть отступила от нас пока что на весьма отдалённые позиции. Если мы не упустим своего шанса, мы сможем закрепить наш успех. Всё, буквально всё станет иным. Мы со своим разумом и со своей технологией только верили слепо, что отрываемся навеки от живого организма планеты. Но на самом деле мы теперь ещё сильнее интегрировались в него. Ксеноморфия, память воды, память растений, превращения одних веществ в другие - это лишь цветочки, первые предвестники настоящих перемен. Мы теперь - сверхцивилизация! Причём что природе, что истории плевать стократно, готовы мы к этому или нет. Раз люди - должны быть готовы. Вот так-то, отец Симеон, вот о чём надо заботиться сейчас. А вы ко мне опять лезете с вашими политическими проблемами. Спросите об этом у Маркуса, я вам уже сто раз советовал на полном серьёзе...
   - Да почему у Маркуса-то?
   - Потому что он не столько политик, сколько коммерсант, а точнее - администратор. И администратор он удачный, раз уж сумел перехитрить мистера Алиаса Т. Филандера на его поле. Вот он как раз видит ситуацию через прицел ближнего боя - широко и цепко. А я лишь выхватываю куски из каких-то безумно далёких грядущих времён. Что я вам тут посоветую? Или вернее будет сказать так: я насоветую вам такого! А он думал именно о том же, о чём и вы, и думал очень эффективно. Видите, как сейчас с его подачи Сербия сопротивляется всему миру? А ведь не он сделал её целью агрессии, не он вызвал конфликт, в котором его сейчас обвиняют. Но он сделал всё, что мог, чтобы выиграть, и может быть, даже выиграл бы, если бы не Иуда среди его собственных последователей. Думаю, и сейчас он уже прорабатывает новые планы, если он жив. Подумайте об этом, подумайте!
   - Ну так почему бы вам не сказать всё это в прямом эфире? Почему бы не обратиться с призывами ко всему миру?
   - Потому что я не хочу лететь в Соединённые Штаты. Меня там убьют - вам это ясно? И что вы-то сможете поиметь с этого моего очередного шоу?
   - Всё то же, что и раньше: необходимый политический и нравственный капитал. Любое ваше слово, любое ваше действие усилит сейчас позиции русских патриотов. Вам совершенно не потребуется менять свою политическую или идейную позицию, хотя я и нахожу их в изрядной степени безнравственными. Пресса при необходимости безо всякой вашей помощи прекрасно обыграет и то, что вы русский, и то, что я, священник, участвовал во всех ваших делах. А вы, - священник слегка понизил голос, - вы исполните свою важнейшую задачу. В первый раз в истории мир услышит ваш собственный голос, озвучивающий ваше собственное мнение о тех проблемах, которые представляются вам важнейшими. Не голоса ваших интерпретаторов, не рассказы о вас, не перечисления ваших впечатляющих охотничьих и половых подвигов в разных журнальчиках... Я обещал помочь вам добыть добрую славу - и помог. Теперь я вам обещаю последнее, что в моих силах: вы сами скажете людям всего мира то, что считаете для них важным. Вас одновременно услышат миллиарды. А для меня будет достаточно того, - тут отец Симеон улыбнулся в бороду, - что весть о славе грядущего века прозвучит миру на русском языке.
   - Мне надо подумать, - сказал Патрикеев. - Очень сильно подумать. Я не хочу умирать, и...
   - Да кто вам даст умереть? - принялся возмущаться священник. - Мы обеспечим...
   - Подождите, я договорю. Я не хочу умирать, и я постараюсь остаться в живых даже там, в Нью-Йорке. Но потом у меня будут два условия. Во-первых, я после этого исчезну с горизонтов. Залягу на дно, как говорят шпионы и диверсанты.
   - Вы ведь понимаете, что это никак невозможно, - развёл руками отец Симеон. - За вами будут ходить ещё большие толпы, чем сейчас. Вам придётся летать по миру, давать интервью, пресс-конференции, встречаться с людьми. Другого выбора нет. Иначе всё, что вы сделали, объявят...
   - Погодите, погодите, - Патрикеев нахмурился. - Скажите честно, святой отец: вы понимаете, что вы меня толкаете на смерть?
   - А что мне делать?! - заорал вдруг священник. - Разве вы не готовы были умереть за свои идеалы? За свой народ?! Вы сами встали в такую позицию, когда от вас нужно либо избавиться навеки, либо навеки признать вашу власть! Я лично готов и на второе, мне так было бы куда приятнее! Вы мне нравитесь, честное слово, нравитесь вместе со всеми вашими морально-философскими задвигами! Ну так ведь вы сами не соглашаетесь! Вы же такой у нас идейный, такой скромный! Вы боитесь, что хапнете кусок власти и не справитесь - как будто обычно миром правят одни гении духа, каждый семи пядей во лбу! Вы могли бы навести порядок не только в России, за вами вся Земля бы пошла, может быть, кроме проклятой Технотопии! Спросите меня: надо ли мне это? Хочу ли я этого? Да, надо, да, хочу! Хочу, чтобы хоть раз у руководства встал толковый человек, способный подобрать толковую команду администраторов и толковые идеи, объединяющие всё общество! Пусть меня сана лишат, наплевать мне, только пусть русским людям хоть когда-то хорошо будет! Но вы же и на это не согласны! Вы же русский интеллигент, в вас играет идеологическая рефлексия: власть - плохо! И что остаётся людям, которых вы поманили призраком этой самой славы грядущего века?! Остаётся только одно: вы эффектно уходите со сцены, а вместо вас появляется новая фигура - ваш ученик, идейный ваш последователь, который клянётся всему миру в верности этим новым идеалам, провозглашённым великим Валентином Патрикеевым! И уже он-то ведёт наш народ дальше через весь этот кошмар...
   - Колоссальное по привлекательности видение, - согласился биолог. - Но по крайней мере откровенное. Слушайте, святой отец, сделайте одолжение: если со мной что-то случится, скажите им всем там, что Маркус Черстер был моим любимым последователем и учеником. Вы меня этим очень обяжете. Ладно, а?!
   Отец Симеон уже устыдился своей вспышки откровенности.
   - Маркус так Маркус, - сказал он. - Не понимаю, почему вы его так защищаете. Он же американец, да ещё с примесью еврейской крови. Хотя это, конечно, значения не имеет... Маркус так Маркус, будь по-вашему. Я согласен. Вы вольны назначить кого угодно своим преемником на этой грешной земле. А второе ваше условие?
   Патрикеев назвал своё второе условие.
   - А, - сказал на это священник, - это гораздо легче. Хотя тоже скандал, конечно. Но вообще-то вы зря считаете меня бесчувственным игроком в политические фишки. Я готов исполнить вообще любую вашу просьбу, даже любой приказ. Лишь бы он не противоречил впрямую интересам России. Господь вас благослови, Валентин Сергеевич! Я всё сделаю так, как вы сказали.
   - Тогда, - ответил биолог, - вы можете начинать проявлять свой организаторский талант. Постарайтесь только, чтобы мне дали побольше времени на выступление. Другого раза у меня не будет.
   Священник отошёл к узкому стрельчатому окну и вдруг заплакал - навзрыд, громко, как сорванец, которого шлёпнула-таки мама за бесконечные его шалости с острыми предметами и с огнём.
   Немигающими сухими глазами Патрикеев следил за ним.
  
   - Он поедет, - сказал человек в фиолетовом костюме. - Так что поторопитесь.
   - Кто вы такой? - спросила Римма.
   - Сложно даже объяснить вам... Ваш поклонник, который хочет вам счастья. Примите такое объяснение, ибо большего я сказать не вправе...
   - У меня тысячи поклонников!
   - Ну хорошо, я скажу правду. Я ведь давно за вами слежу, Римма. Читал ваши выступления, интервью. Думаю, вы поймёте и примете то, что я вам скажу. Я - посланец высшей силы, вестник изменений, прибывший на Землю с очень, очень отдалённого мира, недостижимого средствами космической техники. Мы называем нашу планету "Далёкий Свет". Может быть, вы слышали о ней?
   - Да, да, - обрадовалась Римма, - конечно, я слышала. Я всегда знала, что моя судьба неразрывно связана с этим астральным объектом! И вас я сразу же запомнила: вы ведь лорд Сирил Тимберклай, которого судили в двенадцатом году по делу Джеральда Юма? Правда? Я тогда была ещё совсем девчонкой, но как только увидела в газете вашу фотографию...
   - Да, да, - быстро поморщился мужчина в фиолетовом, - я вынужден был скрываться. Конечно же, конечно же. Вы избраны для великой миссии...
   - Я знаю!
   - Дослушайте же меня, не теряйте времени! Вы должны завершить начатое дело. Этот Патрикеев станет владычествовать - теперь всё предрешено. Но должна обязательно быть иная сила - то, что контролирует его, связывает с этим миром. Иначе он переродится, склонится ко злу. Вы - эта сила, Римма! Именно для этого судьба сперва вернула вам молодость, потом лишила вас троих ваших дочерей, чтобы у вас были развязаны руки...
   - Но ведь сейчас две моих дочки опять живы, как выяснилось!
   - Есть силы, которые играют против нас. Поэтому я и призываю вас торопиться, иначе они сплетут неодолимые преграды на вашем пути! Спасите Землю - только вы, и никто другой, может стать сейчас всеобщей матерью, защитницей неразумных детей Земли от мирового зла и хаоса!
   Глаза женщины вспыхнули, точно тёмные гранаты на солнце.
   - Тридцать девять лет я ждала этих слов!
   - Так исполните их! Вот сакральный символ культа "Мистерии" - ветка омелы, срезанная серпом самой богини. Это оружие ограничит силу Патрикеева, и одновременно - привяжет его к вам навеки. Он будет выполнять то, что вы приказали ему; он разделит с вами власть над всей живой Вселенной... Но берегитесь: моё имя не должно звучать, пока вы это не сделаете! Он поймёт и восстанет. Тогда его сила выйдет из-под контроля, - Сирил понизил голос, - она превратится в стихийный хаос. Торопитесь! Люди из ФБР проводят вас к нему при первой возможности. И помните: судьба Земли в ваших руках!
   - Я не подведу Землю! - торжественно поклялась Римма.
   - Тогда я сейчас отвезу вас в аэропорт. За вами прислан специальный чартерный рейс, вы должны быть в Нью-Йорке раньше, чем он. Никому ничего не рассказывайте! Да, и ещё: омела должна быть живой. Сохраните её во что бы ты ни стало! Вся Земля и ближний астрал на вас надеются, Римма...
   - Можете положиться на меня. Но только у меня есть условия. Во-первых, я должна собрать все свои вещи...
   - Мы вам купим сразу же всё новое! Охота вам носить с собой эту рухлядь! А то, что важно, оставьте старшей дочери: она похожа на вас, хотя лишена вашей силы и вовсе не так прекрасна, как вы...
   - Она - в отца, бедная моя малышка! Но мы и так задержались! Едем же!
   Римма стремительно выбежала из гостиничного номера. Мужчина в фиолетовом костюме, следуя за ней неторопливой походкой, позволил себе один раз мрачно улыбнуться.
  
   Стремительный военный корабль под флагом ООН подходил в среду на рассвете к Новороссийску. Ударило корабельное орудие, салютуя кораблям, затонувшим на траверзе Цемесской бухты в 1918 году, чтобы не сдаваться армии кайзера; промелькнули веером разнообразные огни береговых и плавучих маяков. Миновав остов базы "Катран", принадлежавшей раньше проекту АМО на Чёрном море и взорванной с выходом России из проекта; военный корабль втянулся на рейд, поближе к похожему на теплоход морскому вокзалу. Солнце ещё не взошло. Небо очистилось от дождевой пелены, но над горами на востоке висело плоское, зловещее одинокое облачко.
   - Бора будет, - сказал морской офицер, стоявший на палубе рядом с Анастасией Светлицкой. - Швартоваться будем прямо к пирсу, а то не успеем людей сгрузить.
   - Бора - это что?
   - Ветер такой. Поганый.
   - Ага, ясно, - сказала Анастасия и бегом бросилась вниз по трапу - за тёплыми вещами.
   - Берцы порвались, блин, - посетовала она Маркусу, натягивая армейские ботинки взамен домашних тапочек на прорезиненной подошве, в которых она разгуливала обычно по кораблю. - Какой козёл придумал подбить их костяными гвоздиками? Самому бы ему копыта подковать...
   - Зато ботинки полностью активированы, - возразил Чёрный Волк. - Вы могли превращаться в горную львицу, не снимая их. А не то пришлось бы вам бегать босиком, как другие девушки-ксеноморфы из проекта. Ну ничего, зато я хоть посмотрю, как это выглядит - когда вы босиком. Без ботинок вы должны выглядеть очень эротично.
   - А в берцах зато удобно и практично, - парировала Анастасия, бросая порвавшиеся ботинки в рюкзак. - Особенно когда рожу бить. Тут без берцов вообще никак. Хотя мне не жалко: смотри, если интересно...
   Она вытянула босую ногу, покачав ей перед самым носом у Маркуса.
   - А что, - одобрил тот, - мне очень даже нравится. Я бы и ещё на что-нибудь посмотрел, будь у меня возможность.
   - И на интимное тоже? - спросила Светлицкая.
   - Конечно! - согласился Черстер. - Я вообще тонкий знаток и ценитель интимного!
   - Ой, вот здорово! - Девушка бросилась в угол, расшвыривая там вещи. - Тогда будь со мной так ласков, посмотри мой пулемёт: у него там где-то внутри в самом интимном месте дерьма набилось. Затворная рама скрипит, как бабуся по телефону. А я пока побегу привести себя в порядок, а то там начальство будет неудовлетворённое... Ну, и на толчок заодно сбегаю, - покраснев, прибавила она.
   Маркус басовито хохотнул, принимая пулемёт из рук девушки.
   Пять минут спустя, когда Светлицкая, при полном уже параде, начала собирать его собственные нехитрые вещи, он отложил пулемёт в сторону и со вздохом сказал:
   - Дайте-ка я угадаю, Настя, кто это вам набил в самое интимное место пулемёта толчёного кирпича с деревянным маслом. Вам никогда не говорили о том, что после общения с мужчинами нужно соблюдать в интимных местах правила личной гигиены? То есть наводить чистоту...
   - Много я с мужчинами общалась, по-твоему?! - огрызнулась на него Светлицкая. - Отвернуться не успеешь - разом наложат в пулемёт всякой дряни, да по самый спуск, небось! Так потом раздует, аж тошно... Ты другое скажи. Во что мне тебя одевать-то, волчара? Так и пойдёшь наверх в полосатой пижаме, как узник лагеря Бухенвальд?!
   - Отвернитесь, Настя, - смущённо сказал Маркус Черстер, - я сейчас превращаться буду.
   Девушка, однако, отворачиваться не собиралась:
   - Превращайся как есть, - сказала она, отчищая от фирменной смазки Стевана Вучетича пулемётный затвор. - Подумаешь! Дело житейское...
   Маркус пожал плечами. В комнате стало морозно и сыро - с постели поднялся блондин Антуан Роор в своей белой шляпе и костюме, держась за раненый бок.
   - А ботинок нет, - вздохнул он, - ботинки были обычные. Пойду босиком, как вы. Вид у нас будет вполне... парный.
   - Подожди ты, - ответила девушка. - Я тебе сейчас тапки принесу. Я лично пойду в тапках. А на причале нас сразу машина встретит. Потом, когда тебе вставать разрешат, походим тут с тобой по магазинам, лады? Подберём тебе штиблеты, чтоб блестели, а мне берцы купим. И туфли от Брессона, вот. А пока сиди тут и не простужай ножки: я тебе за тапками схожу. Какой размер-то?
   - Сорок седьмой по русскому счёту, - ответил Маркус. - Хрен такие найдёшь, как вы сами любите выражаться. И скажите там - если нет тапочек на нужный размер, может, у них хоть спасательные галоши найдутся?
   Анастасия выбежала наверх, прихватив пулемёт: ни оставлять оружие в сейфе, ни бросать его без присмотра смысла не имело. Поднявшись на палубу, Светлицкая принялась бегать кругами (она читала, что на военном корабле шагом не ходят) в поисках кого-нибудь, похожего на боцмана. По её представлениям, именно боцман на корабле распоряжался всеми тапочками и галошами.
   Однако, оказавшись у борта, она забыла разом и про галоши, и про тапочки. Корабль приближался левым бортом к пирсу, а на пирсе стояло с полдесятка стрелков в чёрных мундирах наёмных охранников Технотопии. Командовал ими человек, хорошо знакомый Анастасии - полковник Ясука.
   - Опаньки! - сказала она сама себе и, круто изменив стратегию поисков, бросилась к вахтенному офицеру.
   - Да, да, - сказал тот, когда Светлицкая прорвалась к нему через все мыслимые и немыслимые кордоны. - Вместо подразделения ГРУ армии для встречи и сопровождения Маркуса Черстера сюда прислали отряд специально обученных коммандос, способных бороться с ксеноморфной опасностью.
   - Мы с Маркусом и есть эта самая ксеноморфная опасность! - вскричала Анастасия. - Да как вы не понимаете: Маркуса ведь и увезли-то сюда, чтобы Технотопия его не захватила!
   - Я в это дело не лезу, - сурово сказал офицер. - Его охрана доверена вам, вот и разбирайтесь сами. Я вмешиваться не буду.
   - Правда?! - Девушка, подпрыгнув, поцеловала сурового флотского командира в щёку. - Только тогда задержите высадку, пожалуйста, пока они там не уйдут. Я сперва сама разберусь, чего они тут торчат. Ладно?
   - Хорошо, - ответил вахтенный офицер, потирая место поцелуя, - только мигом! У нас график, да ещё бора вот-вот полезет...
   - Да я разом туда-сюда обернусь, - успокоила его Анастасия.
   - Вот только оборачиваться тут никем не надо! Военный корабль всё-таки.
   - Я сказала "обернусь", это значит туда-сюда, а так бы я сказала "перекинусь", - ответила Светлицкая, уже вылетая из рубки.
   До пирса было всего метров семь, но корабль подползал бортом с фантастической медлительностью, достойной черепахи. Не выдержав, девушка разбежалась и прыгнула. Приземлилась неудачно: шлёпнулась на пирс, пулемёт огрел по затылку - искры посыпались из глаз.
   Обстановка на пирсе слегка изменилась. Ясука со своими коммандос был здесь уже не один. Перед ним, уперши одну руку в бок, стоял Аято Умеи. Он явно пытался загородить боевикам дорогу. Аято говорил по-японски: Анастасия понимала его через два слова на третье. Видимо, мальчик объяснял что-то про свою маму. Светлицкая хотела вмешаться в происходящее, но тут Аято, явно заметивший её, сделал предостерегающий жест (боевики Технотопии явно приняли его на свой счёт) и сказал по-русски:
   - Ваше дело проиграно, Ясука-сан, при всём моём уважении к вам. Данные на вас как на крупного преступника переданы в УНИСЕК, в международный розыск. А УНИСЕК, в отличие от проекта АМО, никто не закрывал, при всём моём к вам уважении. Более того, этой организации по-прежнему доверен единый мандат на осуществление законности на проблемных территориях. Мой отец, генерал Симберг, командует сейчас временно всеми военизированными подразделениями Комиссии по экологической безопасности, и я, при всём к вам уважении, проинформировал его обо всех ваших поступках, включая ваш шпионаж за внутренними делами проекта в пользу преступницы Сельвы де Луна. В ближайшие дни мы арестуем её и будем судить вас вместе с ней судом чрезвычайного трибунала.
   Ясука прорычал по-японски какое-то слово.
   - Я не ублюдок, господин Ясука, во всяком случае, теперь. Моя мама и мой отец решили зарегистрировать свой брак официально. Кстати, при всём уважении к вам, должен сказать сразу, что моя мама теперь живёт у моего отца, так что вам до неё не дотянуться. Так что я - законный сын уважаемых родителей, и я прошу вас придержать ваши обвинения при себе, Ясука-сан. Не машите рукой охранникам, Ясука-сан, они всё равно не пошевелятся, пока я на них смотрю. Я не зря провёл время на базе "Палеотропика"...
   Полковник вновь разразился длинной ругательной тирадой, из которой притаившаяся Анастасия поняла только слова "бака" и "хентай". Мысленно она уговаривала себя не торопиться: происходящее на пирсе не нравилось ей, но с каждой минутой становилось всё более непонятным, а стрелять в непонятной ситуации практически всегда означало стрелять не в того, в кого нужно. Это она знала хорошо.
   - Руку на богиню я поднять, конечно же, посмею, - ответил полковнику Аято, по-прежнему на русском языке, - потому что это для вас она богиня и великая женщина, а для нас, то есть для поколения Соноры, она, при всём моём к вам почтении, просто кусок отвратительной грязи. Органической грязи, господин Ясука... А то, что вы ей поклонялись, для нас тоже никакого значения не имеет, потому что это вам только кажется, что вы взрослый и мудрый человек, а на самом деле вы, простите меня, такая же грязь, как и она. Время, когда старший был прав только потому, что он старший, давно уже кончилось, господин полковник. Только я всё равно старше и взрослее вас, Ясука-сан. У меня есть долг и работа, есть люди и дело, за которых я в ответе. А у вас, при всём моём уважении, есть только дурацкие понятия о самураях и о политике, до которых никому нет дела, да ещё желание прибиться к банде посильнее. Вы не самурай, Ясука-сан, вы мелкий несостоявшийся якудза, и этим вы, без сомнения, позорите великую Японию. Будь вы самураем, вы тотчас бы сделали себе сепукку...
   - Я не боюсь твоего взгляда, гадёныш... - отчётливо сказал полковник по-русски. - А вот тебе самое время испугаться. Сейчас придут русские военные, и...
   - Господин полковник, я знаю, что вы не поддаётесь гипнозу. У вас нет воображения, в отличие от ваших помощников. То, что вы видите в моих глазах, прошу прощения, - всего лишь ненависть, помноженная на волю. А вот русских военных я не боюсь. При всём уважении к вам, я поставил коменданта порта в известность о том, что ваше пребывание на российской земле незаконно, позволю себе заметить. Вы были объявлены персоной нон грата, о чём у меня есть копия соответствующих официальных документов, представленных в МИД Японии русским МИД, прошу прощения...
   Ясука вновь пролаял что-то; автоматчики медленно, словно нехотя, вскинули стволы. Аято Умеи поднял вверх руки, вытянул их вперёд:
   - Не делайте этого! - воскликнул он. - Полковник, скажите этим господам, чтобы они опустили оружие, - иначе они умрут!
   - Это ты умрёшь! - крикнул полковник по-русски. - Маленькое дерьмо!
   Аято усмехнулся:
   - Умейте проигрывать достойно, полковник, как подобает самураю. Вы ещё можете уйти отсюда и исчезнуть навсегда. Только не вздумайте бежать к матриарху "Мистерии": с часу на час её арестуют мои друзья - те люди с крейсера "Ирука", которых вы и вам подобные сделали сиротами при живых родителях. Если вы уйдёте сейчас, я обещаю, что буду всегда говорить о вас как о рыцаре, доблестно сражавшемся за свою идею, какой бы эта идея ни была. Если же выстрелите мне в спину - вы не самурай. Вы умрёте, успев понять лишь то, что причиной вашей смерти стало нападение на безоружного и беззащитного ребёнка...
   Он повернулся и пошёл медленно по пирсу, кутаясь от зябкого предрассветного ветра в модную рубашку с капюшоном. Чёрные стрелки Технотопии один за другим опустили автоматы, переглядываясь. Анастасия тем временем уже успела залечь за большим проржавевшим причальным кнехтом, выставив перед собой ствол пулемёта. Полковник Ясука не нравился ей всё больше.
   Потом он перестал нравиться ей окончательно, потому что с бранью выхватил из кобуры пистолет "намбу" и выстрелил три раза подряд в спину уходящему Аято Умеи. Мальчик упал мгновенно, словно фанерная доска, кое-как поставленная вертикально в качестве мишени. Ясука, размахивая пистолетом, повернулся к своим коммандос, но тут Анастасия прицелилась прямо в его переносицу, прямо в толстую дужку квадратных зеркальных очков, вечно скрывавших от мира глаза полковника. Спусковой крючок мягко дошёл под пальцем до предела свободного хода, отпустил боёк - треснула короткая очередь, и голова верного рыцаря госпожи Сельвы де Луна разлетелась в мокрое трепещущее крошево. У свободного края пирса, куда упали брызги, тотчас собралась стайка кефали.
   Коммандос, оценив трезво ситуацию, моментально подняли руки вверх.
   - Очень хорошо, - сказала Анастасия, поднимаясь. - Вы, ребята, по-русски понимаете?
   Все как один кивнули.
   - Тогда так. Оружие на землю, только медленно и стоя ко мне при этом попой. Ясно вам?
   - Ясно, - ответили те вразнобой, скидывая автоматы, пояса с гранатами, подсумки.
   - Вот и ладушки. А теперь - посайгачили отседова! Чтоб через час ни одной вашей рожи в городе не видно было! Понятненько?
   Коммандос облегчённо вздохнули и в самом деле припустили по пирсу вскачь. Светлицкая, опуская пулемёт, подбежала к лежащему без движения Аято Умеи. На рубашке мальчика зияли три огромных прожжённых дыры в области груди: две слева, одна справа. Крови не было, и Анастасия знала, что это плохой признак.
   Она перевернула тело мальчика лицом вверх, к рассвету. Аято открыл глаза:
   - Капитан Светлицкая... Как поживаете?.. Они уже ушли?
   - Ушли, ушли, убежали. Лежи, не дёргайся, я...
   - Капитан, - слабым, неестественным голосом попросил Аято. - Можно вас попросить об одной... очень важной... вещи?
   Девушка всхлипнула, закусив губу.
   - Помогите... прошу вас... бронежилет расшнуровать... больно очень... Шнур, простите, под трусами... резиновыми... Надо... руку засунуть... Я сюда... в акваланге приплыл... извините, пожалуйста!
   Несколько удивлённая Анастасия сунула руку туда, куда просил подросток. Лязгнула пряжка. Аято кое-как поднял руки; Светлицкая не без труда стащила с него вместе с рубашкой лёгкий прочный самодельный бронежилет. На худой спине мальчика зияли огромных три свежих кровоподтёка.
   - Ни фига себе! - искренне удивилась Светлицкая. - С таких фингалов все лёгкие выкашлять можно! Ну-ка, лезь сюда...
   Она осторожно подняла его на руки и понесла к кораблю, заводившему швартовочные концы.
   - Чёрный... Волк приехал? - спросил Аято, пытаясь слезть.
   - Ещё как приехал, - согласилась с ним Светлицкая. - А ну сиди тихо, а то в воду уроню без акваланга. Понял?
   Аято Умеи хотел было улыбнуться ей, но тут его взгляд упал на то место, где лежали останки полковника Ясуки, и всякое подобие улыбки тотчас исчезло с его лица.
  
   Свадьба Патрикеева и Стеллы Симберг была мероприятием сугубо гражданским. В ход пошли сербские паспорта, выданные без проволочек правительственной канцелярией президента Мандича. Свидетелями были Вучетич и Лина, а поздравлений новобрачным пришло всего два: от Ируками-сан и почему-то от английского короля. Впрочем, молодожёны Патрикеевы не слишком-то афишировали это мероприятие. Расписались, выпили по рюмке сухого шампанского (Патрикеев относил "сухой закон", в том числе и в интересах охраны здоровья будущих поколений, к числу самых отвратительных выдумок человечества) - и разъехались. Супруги отправились в гостиницу ("заниматься настоящим делом", как солидно объяснил Лине Вучетич), а самому Вучетичу предстояла дорога в аэропорт Урби. Нунций Кальери обещал потихоньку разместить его в натовском самолёте, направлявшемся в Югославию с грузом боеприпасов для интервентов.
   Лина вызвалась проводить его в аэропорт. Чтобы обойти охрану, девушка обернулась лаской и воспользовалась багажником принадлежавшего нунцию автомобиля.
   - Я всё-таки хотел тебя спросить ещё раз, - сказал ей Вучетич получасом позже. - Я уже говорил тебе... я...
   - Да, я помню, - согласилась Лина, уже принявшая к тому моменту свой обыкновенный вид. - Я много думала об этом... честное слово. Знаешь, я не думаю, чтобы я была девушкой твоей судьбы.
   - Не знаю, - угрюмо ответил Вучетич. - Теперь, когда мы поцеловались... как свидетели на свадьбе... Я, в общем, думал, что теперь тебе будет легче говорить. В конце концов, мы могли бы попробовать!
   Лина помолчала, ёжась и кутаясь в воротник форменного комбинезона. Вучетич накинул ей на плечи свою куртку - деталь униформы аэродромного техника.
   - Понимаешь, - сказала она, - я буду плохой женой. Ты же видишь, какая у меня мама и какие сёстры. Яблочко от яблони...
   - Человек сам выбирает свою жизнь, - назидательно сказал Вучетич. - Какая кому разница, какое у него происхождение, родители...
   - Ошибаешься, разница есть. Я - порождение своей семьи, и я только сейчас осознала, как гнусно я вела себя, разговаривая с Маркусом Черстером. Я ведь пыталась поймать его на том же, на что всю жизнь молились моя мама и сёстры. Мелочные интриги, мелочная мораль. Правила приличия! Человек не должен жить, основываясь во всех своих поступках прежде всего на самообмане, а регулируя свою жизнь как раз этими проклятыми правилами приличия. А я не могу жить по-другому. Я буду плохой женой, Стеван. А любовницей быть не хочу...
   - Давай всё-таки попробуем, - попросил у неё бывший детектив.
   - Нет! Жизнь нельзя пробовать, жизнью надо жить. Это я уже поняла. И потом... знаешь, я верю в любовь с первого взгляда. Женщина, мне кажется, может полюбить одним только способом: увидеть мужчину и понять, что он - её предназначение, её судьба. Только так! Остальное - вздор, игра собственного воображения...
   - А ты любила так кого-нибудь?
   - Да... мне кажется... Нет, неважно. Да, я испытывала такое чувство. Но это был не ты, Стеван. Прости меня.
   - Маркус Черстер, - медленно сказал Вучетич, бесцельно рассматривая дальний край аэродрома.
   - Нет, хуже. Командор Лазарус... Слушай, давай не будем больше об этом! Чем ты собираешься заниматься дальше?
   - Странный вопрос, - развёл руками Вучетич. - Моя родина в опасности, а я мужчина и солдат! Сейчас вернусь домой и отомщу за... Натовцев буду бить, в общем. Что мне ещё остаётся делать?
   - Да ничего, в общем-то. Береги себя. После войны от тебя понадобится много работы, сам понимаешь. Женишься, нарожаешь детишек, они все будут ксеноморфами, конечно же. Ты им будешь дарить боевые программы на совершеннолетие. Будешь учить, как разряжать пистолеты, как боевым топором махать. И станут они стражами вашей страны, чтобы никакие волки-оборотни к вам больше не приходили... Вот сколько работы! Так что береги себя.
   Нунций Кальери посигналил Лине от автомобиля; их время истекало.
   - Я никогда уже не смогу полюбить, - вздохнул Вучетич.
   - Да ну! - Лина погладила его руку. - Сможешь. Разве ты сможешь не полюбить женщину, которая сама полюбит тебя? У тебя же отзывчивое сердце, Стеван. Ты очень добрый. Только... неухоженный какой-то. Так что послушай моего совета, побереги себя. ты обязательно найдёшь... найдёшь то, что тебе нужно, то, чего ты заслуживаешь. Скоро, очень скоро тебе попадётся на пути женщина, которую ты и не ожидал встретить. И тогда...
   - Спасибо, Лина, - сказал Вучетич, вставая. - Но я в это не верю.
   - А ты поверь, - посоветовала ему девушка. - Я правду тебе говорю. И вот что ещё: там, в Белграде, в развалинах Исторического музея, Баум с Кристиной припрятали от Маркуса целую гору оружия. Она тебе может пригодиться. Ящики такие в подвале, под слоем кирпичной крошки.
   - Вот за это спасибо! - обрадовался Вучетич. - А как ты про них узнала?
   - Меня туда Марта в клетке спрятала. Я же дура была. Она мне пообещала, что я с папой смогу встретиться, что за мной папа приехал. А я поверила. Отчего бы не поверить! Папа - человек такой... я им очень горжусь вообще-то! Ну, я клюнула. А они меня - в клетку, и будь здоров! Хорошо, Маркус нашёл меня, а то там один мужик в фиолетовом уже хотел забрать меня в Массачусетс. Для опытов.
   - Такой коренастый мужик, да? С усиками?
   - Точно. Ты его тоже знаешь?
   - Знаю. Мерзавец! Это он мне подсунул убийственную пулю, которой я стрелял в Марту. А мне сказал, что это парализующий дротик...
   Витторио Кальери вновь замахал руками; его машина издала пронзительный гудок. Лина переложила куртку обратно на плечи Вучетича.
   - Пора! - сказала она и, притянув Вучетича к себе, крепко поцеловала его в губы. - Это тебе на счастье! Покажи им всем там... Я очень полюбила вашу страну. Я за вас переживаю. И за тебя переживать буду - в особенности.
   - Зря ты это сделала, - ответил ей бывший детектив, утирая губы. - Ариадна тоже так поступила...
   - Ну, не будь суеверным. До свидания, Стеван!
   - До свидания, Лина!
   Не оборачиваясь, он побрёл по лётному полю в свой сектор. Девушка долго махала ему рукой, стоя возле машины; потом, видя, что он не смотрит в её сторону, села и уехала. Вучетич медленно шёл через потрескавшиеся бетонные квадраты, чувствуя, как пульсирует в висках горячая шумная кровь.
   - В Дрине вода течёт холодная, - шептал он, - зато кровь у сербов горячая... В Дрине вода течёт холодная... зато...
   И вдруг он увидел человека в фиолетовом костюме. Человек в фиолетовом костюме стоял прямо перед ним, шагах в десяти, не больше. Он с интересом следил, как в раскрытое брюхо небольшого бомбардировщика поднимается серебристый корпус крылатой ракеты. Техник, тоже следивший за погрузкой, сидел на ящиках защитного цвета и тупо, как корова, жевал жвачку. В кабине нервничал пилот. Соседний самолёт уже готовился взлететь; его техник взмахивал руками, показывая разрешение выруливать на дорожку. Самолёт выкатился на полосу и исчез в небесах. Человек в фиолетовом проводил его рассеянным взглядом и снова вернулся к зрелищу ракеты. Ракета, очевидно, как раз вошла на место; техник встал со своих ящиков, не обращая на мужчину в фиолетовом костюме никакого внимания.
   - Подарочек для сербов? - спросил Вучетич по-английски, подходя поближе.
   - Так точно, - согласился сквозь жвачку техник. - Вам, макаронникам, такая техника и не снилась! Видишь: приехал специальный уполномоченный...
   Вучетич вынул из кармана куртки маленький гаечный ключ и с силой ударил техника по затылку. Тот осел обратно на ящики - бывший детектив придал ему естественную позу. Люк самолёта начал закрываться. Вучетич в два прыжка подскочил к мужчине в фиолетовом, принял на бегу боевую форму - брови "специального уполномоченного" поползли кверху. Вучетич времени не терял: схватил свою жертву в охапку, стукнул легонько кулаком по темени, чтобы тот не окочурился, и закинул одним рывком в бомболюк. Затем подтянулся сам, влез в стремительно сужающееся отверстие; лётчик решил не терять времени, повёл машину на взлёт. Люк захлопнулся окончательно. В глухой пустоте самолёта царили темнота и рёв.
   Мужчина пришёл в себя:
   - Вы что здесь делаете, Вучетич? - спросил он.
   - Что я здесь делаю?! - ответил тот, пытаясь поудобнее устроиться верхом на ракете. Державшая ракету специальная консоль очень препятствовала этому. - Я вам скажу, чёрт бы вас побрал, что я здесь делаю: я избавляю мир от редкостного, неслыханного подонка! От террориста, человекоубийцы, от интригана, привыкшего загребать жар чужими руками! Думаете, я забыл, кто подсунул мне пулю? А теперь ещё и выясняется, что вы хотели увезти мою любимую девушку куда-то в Штаты на опыты, как крысу!
   Во внутренностях машины вспыхнул красный тревожный свет, мгновенно превратив ракету и людей в чёрно-красные гравюры.
   - Когда же вы все, наконец, поймёте, - вздохнул мужчина, - что так нужно! Я спасаю общечеловеческие ценности. Что значит на этом фоне жизнь людей, даже миллионов людей? Послушайте, Вучетич, не глупите. Сейчас мы наберём высоту, и наши с вами лёгкие лопнут от взрывной декомпрессии. Нам надо спасаться...
   - Мне не надо, - ответил Вучетич, - вы забыли, что я ксеноморф. Я даже с разорванными лёгкими отлично долечу до сербской границы.
   - Это будет самоубийство! Вы будете умирать и воскресать в течение часа, а это опасно даже для ксеноморфа! У вас нет здесь еды, чтобы восстановить необходимую энергию!
   - Как это - нет еды? - возмутился Вучетич. - Я съем вас. Думаю, такого количества съедобной массы мне на час хватит. А ещё у меня к боевой форме подключена программа автономного кислородного дыхания. Так что я закрою рот и уши куском полиэтилена и прекрасно долечу до цели.
   - Чёрт возьми, а я?!
   - А вы погибнете, конечно же, - успокоил его Вучетич. - На сей раз я об этом позабочусь.
   - А если я скажу вам, что я вообще не человек, что я посланник иного разума, древнего и мудрого, отправленный сюда, на Землю, чтобы вершить людские судьбы? - безо всякой надежды в голосе спросил человек в фиолетовом. - Убив меня, вы разгневаете высшие силы, и высшие силы вам отомстят...
   - А мне плевать, - ответил на это Вучетич.
   - И что же теперь будет?
   - Что будет? - переспросил Вучетич. - Будет вот что: откроется бомболюк, и вы упадёте на сербскую землю и расшибётесь там в лепёшку. Вы же хотели бомбить нашу страну без жалости, вот и бомбите её теперь без жалости - к себе. Собой.
   Мужчина в фиолетовом костюме с искрой хотел возразить ещё что-то, но Вучетич, взмахнув могучим кулаком, ударил его с размаху в ухо. Тот пискнул неопределённо: "Мама!", отлетел в сторону; бывший детектив успел лягнуть его ещё ногой. Человек в фиолетовом упал ничком на пол бомболюка, тело его поползло вниз, в сторону хвоста машины - самолёт шёл вверх почти вертикально. Уши начало закладывать всё сильнее.
   Вучетич заранее приготовился к полёту в разреженном воздухе, но не хотел без нужды рассказывать об этом противнику. Вынув маску с небольшим баллоном, одним резким движением натянул её на голову. Потом рывками перебрался в переднюю часть ракеты и занялся взрывателем. Время от времени он бросал взгляды вниз - не шевелится ли мужчина в фиолетовом костюме, не проявляет ли подозрительной активности? Но тот лежал спокойно и тихо. Небольшая лужица крови собиралась подле его лица в пазах бомболюка.
  
   Тихо и темно было в гостиничном номере.
   - Не хочу я тебя отпускать туда, - Стелла потянулась, положила голову на плечо Патрикееву. - Не хочу. Так всё хорошо начало выходить...
   - Может, и дальше повезёт, - ответил тот, гладя её волосы. - Я ведь хитрый. Я ещё не одну опытную суку собью со своего следа...
   - Страшно мне очень, - созналась Стелла. - Страшно. И ещё больно немножко. Теперь так каждый раз будет, что ли?
   - Боюсь, до первых родов, - вздохнул Патрикеев. - Я ведь не ксеноморф. Все раны, нанесённые тебе мной, непременно тотчас заживают. Даже такие... Разве что сердечные раны не заживут, если что.
   - Да уж, - в тон ему грустно сказала Стелла. - Скажи, а тебе хорошо со мной?
   - Сложно сказать. Я счастлив - так будет правильнее. Но мне сейчас очень скверно на душе, и тут ты не виновата. Кошки скребут - так говорят у нас в России.
   - Я тоже одна из этих кошек, да?
   - Ну что ты, родная! Это просто поговорка. Да и на кошку ты не похожа, в моём понимании. Кошка - существо домашнее, её идеал - мурлыкать у камина, и чтобы никто никуда не выходил. А ты - защитница, боец. Ты одним своим присутствием отводишь от меня бессчётное множество опасностей. Если бы не ты, меня уже раз восемь попытались бы убить... и один раз бы точно оказался успешным.
   - Так почему этого не понимает отец Симеон? Нам должны позволить поехать вместе. Я буду с тобой и там...
   - Я был бы рад, сама понимаешь. Только в США ксеноморфам въезд закрыт. Они не желают делать никаких исключений.
   - А сами исследуют их в лабораториях...
   - Ну, теперь они напуганы. Им мерещатся везде террористы-оборотни. Подозреваю, что ещё больше они боятся эпидемии неконтролируемой ксеноморфии среди граждан самой свободной страны в мире, - Патрикеев улыбнулся.
   - А что, приехав в Америку, ксеноморфы сразу начнут кусаться?
   - Зачем кусаться? - Биолог улыбнулся ещё шире. - Есть гораздо более приятный способ подцепить эту инфекцию...
   - Хорошо, что на тебя не действует активный белок. Иначе мне пришлось бы платонически любить тебя через толстое стекло, а ты этого не любишь, - Стелла поднялась чуть повыше, склонившись над Патрикеевым, и потёрлась о его губы твёрдой округлой грудью.
   - Я бы тебя взял в Америку, - мечтательно сказал Патрикеев, рассеянно ловя губами её острые соски. - Ведь я и сюда тебя брать не хотел, думал - попрощаемся с тобой нежно на станции, а там уже будь что будет. А вот взял ведь, и как всё хорошо вышло! Так что это ты подарила мне жизнь.
   - А думаешь, я без тебя жила бы? Это была бы жизнь, по-твоему? Так, существование. Я и не знала, что любовь такой бывает. Это в книжках пишут либо пошлости, либо сантименты. А по-настоящему всё совсем не так...
   - А в японских мультиках что про любовь показывают? - иронически спросил биолог.
   - Ой, да по-разному! Но правды везде мало. У одного такой выверт, у другого такой выверт. Вот и стукаются они всё время своими... вывертами. Папа это называет "ёжики с буферами", - Стелла тихо засмеялась.
   - Какой папа, римский?
   - Да нет, мой папа. Которого ты, - она поцеловала биолога в щёку, в шрам под левым ухом, - тоже воскресил. Какой ты молодец, Валя! Пока ты жив, столько людей не будет бояться смерти! А смерть - это самое страшное...
   - Знаешь, - вздохнул Патрикеев, - я ведь тебе говорил. Я сам боюсь смерти.
   - Тогда я верну тебе жизнь. Я же обещала, правда-правда! Не бойся, родной... Не бойся...
   - С тобой я ничего не боюсь, - согласился биолог. Повернувшись на бок, он вдруг подхватил Стеллу, рывком усадил её над собой. Стелла взвизгнула, попыталась сперва сжать колени, но тотчас поняла, что не может противостоять искушению. Обхватив руками голову Патрикеева, она крепко прижала его к себе, обвила ногами плечи и шею. Тело женщины напряглось, спина ритмично подрагивала от нарастающего напряжения. Внезапно она ойкнула и высвободилась, переводя дыхание.
   - Не надо так, - попросила она. - От этого я могу превратиться в пантеру, тебе станет холодно и неприятно. Давай лучше попробуем ещё раз, как раньше...
   Патрикеев обречённо вздохнул:
   - Ладно, не буду спрашивать, где и как ты это проверяла. Будем считать - на японских мультиках. Как видишь, у нас с тобой в реальной жизни тоже есть свои выверты. Да ещё какие! Мы, наверное, тоже ёжики с буферами, и вообще все люди - это просто ёжики. А в особенности - Гриша Дементьев. Ну да неважно всё это. Двигайся ко мне поближе!
   - Любимый, - Стелла зашептала что-то ему в ухо. Тот кивнул:
   - Понятно тогда. Ну ладно, такие вещи меня не касаются. Держись за меня покрепче. Сейчас тебе опять будет немножко больно...
   - Пускай! - решительно сказала молодая женщина. - Пускай будет, мне не страшно. А держаться за тебя я буду всё равно. Я же не ёжик с буферами, я не дам никаким вывертам никуда... вывернуться. Меня от тебя оторвать вообще никто не сможет, правда. Я крепко-крепко держаться буду. Вот так вот буду держаться. Всю жизнь...
   - А ты не боишься стать мамой и исполнить тем самым какое-то там пророчество? - пошутил Патрикеев, крепко прижимая её к себе.
   - Биолог - он и в постели биолог! - в тон ему ответила Стелла. - Что бы ни делал, думает только о физиологии... А мамой я стать не боюсь, родной. Я хочу мамой стать. Это мой долг перед тобой, и перед всем миром долг, тут госпожа Ируками права была совершенно. И никакие пророчества тут ни при чём...
   - Ну тогда держись, - сказал он.
   - Осторожно, - прошептала Стелла, - датчики спадут...
   - Ничего, не спадут. - Он закрепил рукой отвалившуюся коробочку с присоской на своей правой ноге. - Девяносто два процента уже прошло... Если что, девяносто два процента от меня - это тоже неплохо...
  
   Зиночка остолбенела от восторга: прямо перед ней на скамейке сидел живой Маркус Черстер! Чёрный Волк выглядел точь-в-точь как на журнальных обложках, только без бороды. На месте бороды забавно синела остовами мощная щетина.
   - На ловца и зверь бежит, - сказала она сама себе вслух. - Господин Черстер, я давно мечтаю поговорить с вами! - добавила она по-английски, подходя ближе.
   - Да, бэби, - отозвался Маркус. - Поговори со мной, крошка.
   - Меня зовут Зина. Зина, понимаете? - она, отпихнув локтем какую-то чернокосую мымру (ещё, небось, и волосы собственные носит, провинция!), болтавшуюся без толку рядом с Чёрным Волком, уселась на скамейку подле него. Мымра, впрочем, проявила наглость: перешла через тропинку, села напротив на бетонную тумбу, как цирковой лев. Ну и ладно, пусть смотрит, как надо обрабатывать мужиков! Нужно же и здесь, в провинции, поучить их чему-то.
   - Зина, - сказал Чёрный Волк. - А я - Маркус. Понимаешь?
   Девушка с кольцом в ноздре отметила с досадой, что Маркус совсем не такой обаятельный, как она раньше о нём думала. Она искренне надеялась встретить джентльмена с утончёнными манерами, который разом ввёл бы её в высшее общество со всеми непременными атрибутами, как-то: с поло, казино, яхтами и куртуазным адюльтером. Вместо этого перед ней сидел краснорожий великан с манерами и повадкой техасского реднека, вовсе не соответствовавший представлениям Зиночки о высшем свете. Тем не менее, девушка решила пока не менять тактику, избранную ей для штурма. В конце концов, любой холёный джентльмен мог случайно опроститься, приспосабливаясь на ходу к отвратительным условиям российской глубинки. Даже у самой Зиночки был уже кое-какой печальный опыт на этот счёт.
   - Я хотела побеседовать с вами ещё там, в Белграде, - вздохнула она. - Знаете, я очень утончённо чувствую приближение новой эпохи. Это эпоха джентльменов, рыцарских подвигов, ночной мистики и страстей. Вы - непременный герольд этой эпохи.
   - Вы цитируете романиста Бельфлока, барышня, - вздохнул Маркус. - Может, вам удобнее перейти на русский?
   - Ну что вы! Я ведь из Москвы, а там все продвинутые люди давно уже говорят на языке победившего народа, - мило улыбнулась Зиночка. - Послушайте, я понимаю, что вы устали, ранены, после дороги, но... Как вы относитесь к тому, чтобы во второй половине дня сводить красивую молодую женщину по магазинам?
   - Прекрасно отношусь, - согласился Маркус. - Я как раз собирался это предложить, кстати. А что?
   - Нет, ничего. Великолепная идея. И потом мы могли бы поговорить об искусстве, о кулинарии. Здесь нет хороших ресторанов, увы! Хотя если посетить ресторан у морского вокзала... Там, по крайней мере, неплохая дискотека. Можно поговорить о музыке, и вообще туснуть...
   - Постойте, постойте! - удивился Маркус. - Так это вы мне с вами пойти предлагаете?
   - Ну да, конечно. А с кем же ещё? Тут ещё кто-то есть, что ли?
   - Хм... Любопытно. Так, а после ресторана и дискотеки?
   - Ну как, - Зиночка отвернулась. - Чистые радости любви. Мы исследуем сексуальность друг друга. Я познаю любовь оборотня, а вы - любовь настоящей москвички. Это будет фантастическая ночь!
   - Простите, - спросил вдруг Маркус, - а зачем?
   Тут мымра с чёрной косой сорвалась всё-таки со своего парапета и убежала в сторону больничного корпуса. То ли ей стало стыдно, то ли просто убралась, чтобы не торчать на дороге у Зиночки. Зиночка давно уже привыкла, что с её дороги убирался всякий, кто имел неосторожность застрять на ней хотя бы на одну лишнюю секунду.
   - Затем, - ответила она непонятливому мужчине, - что это судьба. Разве вы не хотите узнать меня поближе?
   - Нет, - сказал Маркус.
   - А почему? Ведь вы наверняка ищете людей, которые бы вам пригодились. Я умна, хитра, у меня два высших образования - психолог-референт и менеджер по закупкам. И у меня есть то, о чём мечтают миллионы: прописка и недвижимость в столице.
   - Столицы меня не интересуют, - сказал Чёрный Волк. - Я сам себе столица.
   - Вы просто не понимаете! Столица - это же особый тип жизни! Там, только там вы можете получить неограниченный доступ к благам цивилизации! Мы могли бы стать королями этого мира: я познакомила бы вас с его красотами, вы обеспечивали бы меня деньгами и властью, чтобы этими красотами наслаждаться.
   - Какие же там красоты?
   - Судите сами: рестораны всех кухонь мира, ночные клубы, казино, отели, бары, дилеры от именитых марок, коллекции мод, ночные лазерные шоу, телепередачи всемирного масштаба, маги и гадалки, высшее общество, кафе, парки аттракционов. Всё! Это всё чертовски здорово, но это стоит денег. А я ведь ехала к вам в Белград для того, чтобы и Белград сделать с вашей помощью настоящей столицей! - нашлась вдруг Зиночка. - Я ещё и дизайнер по инфраструктуре, у меня есть диплом. Вы могли бы превратить вашу резиденцию в настоящий Тюильри с моей помощью!
   - Дизайнер, значит, - кивнул Маркус, убедившись, что девушка незаметно для себя перешла на русский. - Очень хорошо. А спать-то нам с вами зачем?
   - Ну... мы должны связать себя друг с другом узами духовного характера. Для общности идей. Иначе я буду бояться, что вы меня используете и кинете, а так... В общем... Вам не удрать потом.
   - Это я как раз вижу, - кивнул Чёрный Волк. - У вас на щеке татуировка в виде омелы. Омела - магический знак "Мистерии", она лишает мужчину силы, обвиваясь вокруг него. В магической традиции омела олицетворяет бесполезную, бесплодную женскую натуру, которая стремится покрепче обвиться вокруг дуба - мужчины, - чтобы высосать из него жизненные соки.
   - И в магии я тоже разбираюсь, кстати, - добавила Зиночка. - Я могу сделать на вас энвольт или погадать. Хотите?
   - Нет, не хочу. Ваши предложения как-то убого выглядят, простите меня...
   - Как - убого? Я вам предлагаю себя, а вы...
   Неизвестно, как развивался бы дальше этот забавный, но бессмысленный разговор, но тут на Зиночку в самом буквальном смысле слова вылили ушат холодной воды. Зиночка заорала от неожиданности, промокнув в одно мгновение с головы до пят.
   - Остынь чуть-чуть, красавица, - посоветовала ей чернокосая нахалка, подкравшаяся сзади к Зиночке. - А то ещё звездюлей ввалю ушатом, совсем охренеешь на хрен. И так вон, гляжу, ходишь с подранной рожей, а всё потому, небось, что к чужим мужикам много приставала. Ну-ка, смойся отсюда живо, а то я об тебя ещё мер приму каких-нибудь! У?
   Зиночка в полной растерянности посмотрела на Маркуса.
   - Меры, предпринятые капитаном Светлицкой, не очень красиво выглядят со стороны, но, конечно, отличаются эффективностью, - разводя руками, сказал тот по-русски. - Вы, мэм, совсем утратили чувство реальности. Вы хотите от меня денег и власти, примерно так же как мои недавние подружки Марта и Кристина. Но те хотя бы сформулировали своё желание конкретно и корректно, без обиняков. А у вас даже это желание подёрнуто туманом. Вы хотите затянуть меня в водоворот потребительского общества, откуда я с таким трудом вынырнул когда-то. Я это общество ненавижу. Там все гоняются за дешёвкой, и чем дороже дешёвка, тем охотнее её приобретают. Вам не кажется, что вы всю жизнь гонялись за дешёвкой, мэм?
   - Нет! - горячо воскликнула Зиночка. - Я сама - очень дорогая женщина! Я воспитанная, сексуальная, у меня утончённо развитый дух! Я пользуюсь гламкамерами от "Алкатель", покупаю мебель только от Линды Стридер... Вы ещё поймёте, как я нужна вам!
   - Странно, - ответил Маркус, - помнится, Линда Стридер разрабатывает исключительно стулья. Но, боюсь, вы меня не заинтересовали.
   - А моя внешность?
   - Я не люблю татуированных девушек с кольцами где не надо. Это привычка дикарей - уродовать себя. Кроме того, вы слишком худая. У вас, простите, торчат мослы.
   - Я снимаю мейк с Арни Матинелли, у неё обе берцовых кости видны по всей длине голени, - ответила Зиночка, явно обрадовавшись возможности поговорить о себе. - Кроме того, кольцо должно оттягивать нос налево и слегка сутулить осанку, а у меня оно совсем маленькое. Где я возьму столько золота? И не могу же я, в конце концов, выглядеть жирной коровой?!
   - Ничего не знаю! - парировал Маркус. - Берите пример с Анастасии Светлицкой, - он вульгарно шлёпнул чернокосую по бедру. - Ровно полцентнера, талия двадцать один дюйм, отлично развитая мускулатура по всему телу и немного жира там, где женщине положено его иметь. Вот так должна выглядеть женщина моей мечты!
   - Ты что, - спросила чернокосая ужасным голосом, - подглядывал за мной, когда я мылась в душе?
   - Ну конечно! - радостно согласился Маркус. - Как я мог не подглядывать, раз было на что смотреть! Я даже извиняться не собираюсь, так мне это понравилось!
   - Э... э!.. - неопределённо сказала Зиночка. - Вы что?
   - А тебе-то что, что мы?! - возмутилась вдруг чернокосая. - Я тебе уже сказала: проваливай! Маркус пойдёт сегодня по магазинам со мной. И между прочим, - прибавила она, - это я его там сегодня буду приодевать. Он у нас теперь политик, а не волчара какой-нибудь, понятно! Его сегодня вечером даже в патриотический клуб приглашают. Вот!
   - А я?!
   - А ты вали на хрен. Переоденься, скажем, или ещё там что-нибудь поделай, вот.
   Зиночка неожиданно уставилась на Маркуса глазами, полными слёз:
   - И... это всё? - спросила она.
   - А вы на что рассчитывали? - ответил тот. - Хотя, впрочем, нет. Ненавижу, когда плачут женщины... Знаете что, - он протянул девушке скомканный ворох бумажек, - возьмите денег. Купите себе билет и поезжайте к родным, в Москву. Вас уже заждались, наверное.
   Зиночка схватила деньги и поспешно засунула их в кошелёк на поясе. Всхлипнула - и осталась стоять на месте, как истукан.
   - Иди, иди, - поторопила её Светлицкая. - Резиновую Зину купили в магазине...
   Девушку наконец-то прорвало. Выкрикивая бессвязные проклятья и угрозы, она скрылась в аллее, ведущей к служебному ходу.
   - Москвичка она, - буркнула Светлицкая. - Из-за таких вот нас и не любят. Я тоже москвичка, между прочим. В Черёмушках жила, пока нас в двадцать втором Технотопия не турнула. Так я, небось, по всем углам не ссучиваюсь. У меня папа - московский инженер! Вот!
   - Пойдёмте, Настя, погуляем по садику, - предложил Чёрный Волк. - Что-то эта дама меня утомила. Хочется русской идиллии, тургеневских барышень и тихих весенних аллей.
   Светлицкая помогла ему подняться.
   - Жениться надо, - сказала она, - раз барышень хочется. А ты всё политику разводишь. Социалист хренов!
   - Да, - ответил Маркус, - я, наверное, социалист. Я верю в справедливость и в права человека, хоть и считаю, что каждый человек обязан эти права охранять, хотя бы даже вооружённой силой. А жениться... Я ведь был женат. Потом чуть не женился во второй раз. Вучетич как-то, знаете, лишил меня надежды на тихое семейное счастье...
   - Но сейчас-то Вучетич далеко! - резонно возразила Светлицкая. - Слушай, Маркус, я всё равно с тобой ходить буду. Так, может, ты на мне тогда женишься? Я, кстати, как раз борщец варить умею - будь здоров. У нас как-то в каптёрке ребята попробовали, так чуть две роты копыта не откинули. Со старым кабаньим салом, понимаешь! Только в тот раз оно какое-то слишком старое было... И детишек я тебе нарожаю сколько попросишь, - прибавила Анастасия.
   Чёрный Волк крепко задумался.
   - Я верю только в одну практику при решении человеческих проблем. Это практика честных сделок, - сказал он. - Поэтому я бы предложил вам, Настя, честную сделку: я на вас женюсь, если вы мне предварительно дадите. Вот так.
   - Не вопрос, - пожала плечами Светлицкая, - конечно, дам. Только не в ухо, ладно? - И, заметив озадаченный взгляд Маркуса, быстро добавила:
   - Это такая шутка была. Вроде каламбура, понимаешь? Но вообще-то я серьёзно, серьёзно...
   - Ну тогда пошли, - сказал Маркус. - А потом прошвырнёмся по магазинам. Тебе нужны туфли.
   - И берцы, - прибавила Светлицкая.
   - Моя невеста, - назидательно сказал ей Чёрный Волк, - не будет рассекать ни в каких "берцах". Только туфли. Запомни это раз и навсегда...
   - Фу, противный, - рассмеялась Анастасия. - Берцы тоже надо. Берцы - вещь в хозяйстве полезная. Пинать кого-нибудь, например...
   Он взял её под руку, и они пошли по аллеям сада к далёкому крыльцу, в обход, потому что больным и сопровождающим полагалось проходить в госпиталь только через регистратуру, а ещё - потому, что оба они избегали солнца. Маркус Черстер запел вскоре какую-то мелодию в ритме рок-н-ролла, и через некоторое время весь госпиталь принял к сведению, что Анастасия Светлицкая тоже знает эту песенку.
   Зиночка сидела за компьютером, точно вопросительный знак, и с глаз её капали на клавиатуру крупные злые слёзы.
   - Ну и на хрен надо! - шептала она. - Кому он теперь нужен? Без королевства... Волк паршивый! Омела... подумаешь!.. Я им всем ещё покажу! Я знаю, кто мне нужен! Вот кто мне нужен! Вот куда мне надо! - она всматривалась сквозь слёзную пелену в лежащий перед ней на столе иллюстрированный глянцевый журнал.
   Через двадцать минут, успокоившись, пересчитав полученные от Маркуса деньги и переодевшись, Зиночка приступила к выработке нового плана. План был сложным и на два порядка более головоломным, чем вся её предыдущая авантюра. Для начала ей предстояло найти способ попасть из Новороссийска в далёкий и загадочный папский Ватикан.
  
   - Дамы и господа, - такими словами начал своё выступление Патрикеев, - а также, конечно, товарищи. Я очень люблю это слово - "товарищи", оно заставляет меня почувствовать родство с теми, кто все эти годы сражался против Кризиса и против вызванных им негативных общественных процессов, а не сидел спокойно дома и не ждал, как решится его судьба.
   Четвёртый раз я стою в этом зале и во второй раз говорю с этой трибуны, но впервые мне приходится выступать в роли оратора, а не свидетеля. Я не терплю написанных заранее речей, поэтому говорить буду экспромтом, достаточно сбивчиво, и прошу заранее меня за это простить. Кроме того, всё, что я хотел написать, я уже написал, и любой желающий может прочитать это. А написать то, что я сейчас хочу сказать, у меня просто нет и не будет времени.
   Сегодня мне выпала большая и не вполне заслуженная честь: представить вам итоги двух важных серий экспериментов, каждая из которых стала в свою очередь результатом работы сотен тысяч, если не миллионов людей, и заняла по времени целые поколения. Физики, математики, биологи, врачи, философы, даже литераторы - представители всех творческих профессий принимали участие в этой титанической работе. А так как труд их, в свою очередь, был бы немыслимым без труда строителей, техников, рабочих, без крестьян, энергетиков, работников транспорта, - можно смело сказать, что эти великие достижения были созданы коллективным трудом большей части человечества планеты Земля. Даже те известные или неизвестные нам общественные силы, которые трудились в строго противоположном направлении, не могли не внести своего весомого вклада в наш общий успех. Ведь давно известно, что любые планы зла в конечном итоге будут способствовать победе и укреплению добра. Хотя, чтобы это не выглядело оправданием для тёмных сил, следует сказать тут, что добро укрепляется только в энергичной и не знающей компромиссов борьбе со злом, а не в сотрудничестве с ним, конечно же...
   Две серии опытов, о которых я хочу сообщить, открывают перед человечеством новые горизонты.
   Цель этих опытов - заставить информационный образ объекта, понятие с расплывчатым и зыбким статусом, стать одним целым с образом, если угодно, материальным, осязаемым на физическом уровне, заставить классических антагонистов философии - форму и содержание - стать наконец-то на практике единым и взаимодополняющим целым.
   Чтобы понять, почему это возможно, обратимся к простой логике. На самом деле форма и содержание и без того неразрывно связаны; объекты в мире не делятся на материальные и виртуальные, как мы привыкли считать. Возьмём простой пример. Персонажей компьютерной стереоигры мы привыкли считать виртуальными, несуществующими. Однако же они существуют и в реальности: ведь мы видим их на экране, воспринимаем их голоса и поступки. Они материальны и в смысле занимаемого ими физического пространства, так как мир их существования - компьютерная игра - занимает определённое место в системе памяти и на мониторе. Наконец, они питаются в самом буквальном смысле этого слова, так как их действия потребляют в изобилии энергию. По каким критериям мы отказываем им в материальности? Примеры с героями книг, фильмов и так далее чуть менее убедительны, так как эти герои не обладают качеством, которое мы называем интерактивностью. Но всё же следует сказать хотя бы то, что герои книг не менее материальны, чем сами эти книги. Даже объекты, существующие исключительно в нашем воображении, вполне материальны благодаря самому факту своего существования. Я мог бы назвать множество таких объектов для примера, но боюсь, что часть присутствующих это очень расстроит.
   Пример иного рода - ситуация, когда реально существующий предмет, существо или личность наделяется в нашем воображении качествами, абсолютно им не присущими. Различные звёзды поп-шоу - характернейший пример. Другой пример - волки, которые в европейской традиции считаются благороднейшими существами, хотя на самом деле редко можно встретить в природе более подлого и трусливого хищника. Ведь волк всегда нападает на слабейшего...
   Следует сразу отметить и то, что реальные качества объекта могут не совпадать с теми, которые мы ему приписываем. Причём грань между реальными и воображаемыми свойствами подчас весьма тонка и зависит от субъективизма оценки, чем зачастую пользуются недобросовестные маркетологи, политики и поэты. Смех в зале, да? Благодарю. Я-то как раз говорю совершенно серьёзно.
   На самом деле, разницы между формой и содержанием нет; содержание непрерывно тысячами разнообразных способов перетекает в форму, а форма в содержание. Нельзя, скажем, быть убийцей и бандитом на практике, но хорошим человеком в душе. Нельзя быть великим человеком и ничего при этом не делать. Нельзя слепить грубый многогранник из куска дряни и всерьёз считать его скульптурным шедевром всех времён и народов. Я знаю, что опыты в этом направлении регулярно предпринимаются, но они обречены на провал и на историческое забвение, так как рассчитаны на мироощущение глупцов.
   Прежде чем я продолжу, хочу ввести один термин: информационный образ объекта. Это понятие отражает общую и полную информацию о любом объекте, его форме и содержании.
   До недавнего времени это понятие было сугубо теоретическим. Информация воспринималась как некая абстрактная, метафизическая составляющая Вселенной, а то и просто как порождение досужей игры разума, его побочный продукт. Ещё хуже были попытки представить информацию как явление объективное, но внематериальное, поступающее откуда-то извне наблюдаемой нами Вселенной. Потребовались десятилетия развития компьютерной техники, математики, физики и даже теории языка, чтобы окончательно осознать простую истину: информация есть объективное и физически реальное явление, так же тесно связанное с общими свойствами материи, как энергия или масса. Сейчас у меня нет ни времени, ни желания подробно касаться сугубо научных аспектов этой проблемы, тем более что по этому поводу издана масса специальной литературы. Однако следует принять как данность: наука признала информацию естественной и материальной составляющей частью Вселенной.
   Замечу в качестве теоретического основания ещё одно: информация в количественном смысле представляет собой меру сложности любой материальной системы. Самая сложная из известных нам материальных систем - живая материя. За ней идёт разум - её частный случай. Никак не наоборот! Прошу понять и принять это замечание; оно потребуется для понимания сущности ксеноморфии. Далее идут ещё более частные случаи проявления сложной активности живой материи - социальные системы. Где-то на том же уровне сложности находятся экоценозы, ведь весь наш социум с его экономикой и технологией - это не более чем частный случай определённой среды обитания живых организмов. Ещё ниже этого - существование лишённых разума организмов, далее первичное взаимодействие живой и косной материи, а в основе всей цепочки лежит главный источник жизненной энергии - солнечный свет. Именно он в течение долгого времени выступал лимитирующим фактором, заставлявшим живую материю совершенствоваться и усложняться в борьбе за то постоянное количество энергии, которое поступает нам от светила. Другие источники энергии - геотермальная, тектоническая, вулканическая и природная химическая, - либо были слишком лимитированы по районам распространения, либо слишком нестабильны, в то время как солнечная энергия изливается на нашу планету с примерно одинаковой силой в течение всего периода эволюции живой материи.
   В своём развитии природа производила бессчётное множество различных систем, с той или иной степенью пригодности предназначенных исключительно для одной цели: более эффективно потреблять солнечную энергию. Как известно, выживали лишь самые приспособленные. Расплатой за такую эффективность становились очень многие явления, но в первую очередь - жёсткость, негибкость наследственных форм организации жизни, приспособленной наилучшим образом прежде всего к пожиранию дефицитной энергии. Это приводило к застою, стагнации форм, и чтобы избежать такого застоя, система эволюции выработала постепенно ещё один механизм, позволяющий избавляться от устаревших и косных форм - смерть.
   Оба эти явления были необходимо закономерными в эпоху бессмысленной, неразумной эволюции, основанной на случайном отборе более подходящей информации клетками живой материи. Но разумная жизнь, человечество, с первых дней осознала себя как активный творец и преобразователь информационной структуры окружающего мира. Отсюда примитивные представления о магии как о способе влиять на окружающую среду посредством заранее подготовленного информационного пакета, либо же посредством обращения к необходимому информационному аналогу, чтобы его свойства перешли на предмет магического воздействия. Два этих типа первобытной магии - симпатическая и контагиозная - хорошо описаны в этнографических и фольклористических исследованиях. Я этих вопросов касаться не буду. Замечу лишь, что эта идея была не так дурна сама по себе, как мы привыкли считать. Люди долго пытались летать, махая руками, как птицы, а потом построили самолёт. И химия наша выросла из алхимии. Вообще, в отличие от точных наук, каждый виток успеха которых представляет собой отрицание предыдущего, победы естественных наук вырастают всегда из потребности познавать и улучшать мир. А мечта об этих улучшениях приходит, как абсолютное правило, извне науки, из среды культурной, общечеловеческой.
   Одно из таких мечтаний - выйти, вырваться за пределы тех оков, которые накладывает на разум живая плоть. Желание это диалектически полярно, как и любое другое. В отрыве от тела разум не может существовать. Обратите внимание, что я говорю именно о разуме, о сознании, а не о душе, так как научного определения понятия души всё же не существует, а вот научное определение сознания, даже разумного сознания, всё же худо-бедно разработано.
   Выйдя за пределы живой плоти, разум, родившийся в её колыбели, отринет сам себя. Мы таких ужасов пока что касаться не будем. Поставим вопрос по-другому: а всегда ли живая материя - такие уж оковы для разума? Скорее нет, чем да. Наши органы чувств воспринимают мир, наше тело готово выполнять команды разума, активно действуя, преобразуя природу и жизнь. Мы готовы получать от тела массу ощущений, сообщающих нам о состоянии окружающей нас Вселенной. Что же тогда так ограничивает нас и наше сознание? Я сейчас намеренно не коснусь некоторых физических ограничений, вроде невозможности одновременно находиться в нескольких местах. Сосредоточусь исключительно на ограничениях биологических, как-то: уродства, болезни, старческие немощи, слабость тела и продиктованная ей слабость духа, а также непрерывная угроза смерти, в том числе от так называемых неестественных причин. Несчастную любовь я, с вашего позволения, в этот список не включаю... Опять смех в зале? Зря смеётесь. Несчастная любовь - не ограничение, а опыт, и потребности тела здесь ни при чём, что бы не говорили некоторые. О любви мы поговорим позже. Самые впечатлительные на это время могут выйти...
   Будем исходить из того, что идеальный, образцовый живой организм - это некая совершенная информационная система, сконструированная природой путём естественного отбора. Однако случайности и процессы деградации в окружающей материи вносят свои коррективы в этот идеальный организм, заставляя его отклоняться от своей выработанной, созданной в процессе естественного отбора нормы. Природа до известной степени защищает гомеостаз, стабильность живого организма, возвращая его в норму. Но это затратно, так как расходует в конечном итоге всё ту же солнечную энергию. Поэтому в норме действие таких систем замедляется или даже полностью останавливается после того, как живое существо выполнит основную биологическую задачу: передаст накопленную им информацию потомству.
   Природа не терпит лишних расходов и неожиданных изменений; но мы, люди, можем себе такое позволить. По счастью, у нас есть теперь источники энергии, достаточно мощные и не зависящие от Солнца. Мы также можем обрабатывать достаточные объёмы информации, приближающиеся уже к тем, что доступны живой клетке. Однако превзойти живую материю по качеству работы с информацией мы всё же пока не можем. Это дело будущего, возможно - достаточно отдалённого. Мы не можем предложить сознанию адекватную замену для вмещающей его живой плоти. Но нам это и не нужно. Старая мудрость: не можешь побить - присоединяйся!
   Давайте рассмотрим любые нарушения живой материи как сбои в целостности её информационного образа, своего рода испорченный файл в системе памяти компьютера. Образ файла всегда можно восстановить из архива, и живой материи это тоже касается, тем более что "формат записи" у неё таков, что едва ли не каждая клетка содержит в себе практически полные данные о биологическом образе системы, да ещё и множество избыточных сведений. Можно воспользоваться программой, заносящей на место испорченных данных эталонные или разработанные специально. Примерно так работает ксеноморфия. Наконец, если структура данных, в рамках которой хранится файл, достаточно совершенная, то по сохраняющейся в нём косвенной информации можно реанимировать сколь угодно разрушенный пакет, даже испытавший серьёзные физические повреждения носителя. То есть, в нашем случае, оживлять покойников.
   Вот это всё и приводит в совокупности к серьёзнейшим изменениям в жизни общества и даже в жизни природы. Человеческий разум не избавился от власти плоти, да ему и не нужно это, честное слово. Но он в ещё большей степени подчинил плоть разуму, превратил её в ещё более функциональный инструмент, а вместе с тем - исправил или отодвинул в тень многие недостатки, свойственные прошлой версии этого информационного носителя. Болезни, пороки развития, травмы? Нет проблем. Мы берём первоначальную, заложенную в клетках информацию о правильном состоянии организма, используем её и возвращаем человеку молодость и здоровье. Неверна сама эта информация, она содержит наследственный дефект? Тоже не страшно: у нас есть представление об эталонном состоянии, и мы просто исправляем нужный участок матрицы. Хуже всего пока что с разрушением клеток мозга, ведь там хранится не только биологическая, но и записанная в виде мыслительной деятельности информация о личности. Это и было одной из самых сложных проблем. Для ксеноморфов это проще. Каждая из клеток тела ксеноморфа содержит в себе точный отпечаток сведений о нём, причём не на клеточном уровне, а на куда более низком, трудноуязвимом. Есть и другие способы сохранения информации в резерве... Но большинство людей этими способами пока не обладают. Повредив мозг человека, а затем вылечив или оживив его, мы можем получить личность вполне функциональную, отнюдь не идиота, но тем не менее начисто лишённую части или даже всей памяти о прошлой своей жизни. Ему придётся начинать всё сначала, а это затратно и тяжело. Вот почему я думаю, что будущее ближайших веков - за ксеноморфией.
   Конечно, в том виде, в каком мы видим сейчас эффекты ксеноморфии, сто раз подумаешь, прежде чем пожелать кому-нибудь такой судьбы. Но мы ещё не знаем точно ни происхождения ксеноморфов, ни особенностей их природы. В науке принято думать сейчас, что уязвимость ксеноморфов к сине-фиолетовому и ультрафиолетовому свету - это расплата за то, что биологическая система ксеноморфа потеряла стабильность, легко подвержена изменениям. Но есть и другая гипотеза: ксеноморфы боятся серебра и солнечного света только потому, что изготовители, так сказать, опытной партии ксеноморфов специально придали им такое сходство с ужасными чудовищами из древних легенд. А может быть наоборот: легенды - переработка реального исторического опыта, случавшегося время от времени в областях, где природные условия создавали, так сказать, естественные предпосылки для возникновения подобных ксеноморфии эффектов. Этот вопрос нуждается ещё в тщательном изучении.
   Что до великой потребности ксеноморфов в пище - секрет тут прост до неприличия. Только ничтожная часть съеденного успевает активироваться в кишечнике ксеноморфа и адекватно усвоиться, восполняя его значительно большие, чем у нормального живого существа, потребности в энергии и строительном материале. Если кормить ксеноморфа активированными заранее продуктами, он потребляет в среднем лишь в два раза больше еды, чем нормальный человек. Нет у учёных сомнения и в том, что в самое ближайшее время найдено будет средство, предотвращающее проблемы с солнечным светом.
   Зато преимуществ перед обычным живым существом у ксеноморфа уже сейчас множество: практически полная неуязвимость к поражающим факторам механического и химического характера, быстрое лечение даже серьёзных повреждений, нанесённых оружием, способным убить ксеноморфа, возможность встраивать в свой организм любые модули, предназначенные для мгновенной реорганизации живой материи в соответствии с её текущими потребностями. Боевые формы - это только эффектное начало. Впоследствии ксеноморфы смогут пользоваться всем арсеналом приспособлений, которые создала живая природа для облегчения жизни самых разных существ в экстремальных условиях. И делать это, не меняя или почти не меняя человеческого облика. А это - сила. Даже если кому-то из присутствующих здесь и сейчас противно думать об этом.
   Не меньшие возможности открывает ксеноморфия в традиционной медицине, биологии, технике. Мы можем уже сейчас на ничтожные доли мгновения придавать ксеноморфные свойства живой материи на значительных площадях. Правда, для этого нам требуется атомный взрыв, точнее - термоядерный, но я думаю, что очень скоро мы найдём чистые альтернативные источники энергии. Этот способ позволил нам справиться с Кризисом, вернув растительности на большой территории её эталонные свойства, освобождённые от болезней и вредоносных мутаций. Этот же эффект был использован мной всякий раз при оживлении погибших при разных обстоятельствах людей. Правда, энергия мне была нужна достаточно небольшая, и я пользовался для этой цели тем же эффектом, которым пользуются ксеноморфы, когда меняют свой внешний вид. Вскоре любой врач сможет пользоваться этим в амбулаторных условиях. Границы окончательного износа и смерти организма отодвинутся как минимум на сотни лет, любые болезни будут излечиваться за три минуты, а катастрофическая смерть перейдёт из рамок трагедии в разряд крупных житейских неприятностей.
   Чего-то подобного следует нам ожидать и от широкого распространения ксеноморфии. Скоро она станет таким же обыденным явлением, как спутниковая связь. Мы просто не сможем помыслить себе, как без неё обходились наши предки. Появятся повсеместно ателье для ксеноморфов, студии для ксеноморфов, специальные коллекции программ для ксеноморфов... словом, это будет тот самый новый виток информационной цивилизации, о котором так любили рассуждать четверть века назад. Только для этого нам не придётся уходить ни в какой виртуальный мир, насыщенный управляемыми информационными потоками. Мы принесём эти потоки в нашу собственную жизнь, в нашу собственную реальность.
   Конечно же, это сулит нам новые проблемы. Такие существенные изменения, особенно в создававшейся миллионы лет подряд системе биологического кода, тем более - сложных экологических отношений в биоценозах, чреваты самыми неожиданными последствиями, которых нам сейчас просто не видно. Реформа, тем более такая масштабная, требует энергетических и материальных затрат, а планета и так истощена бездумным хозяйствованием и строительством нелепой Технотопии. Не дремлют и силы зла, которые наверняка попытаются использовать новые возможности и перспективы в своих разрушительных целях. Один атомный взрыв, способный причинить разрушения едва ли в десятикилометровом радиусе, теоретически может обратить население целой страны в племя бесплодных и безвольных уродливых карликов, просто имплантируя их живой материи соответствующую программу. Недалёк и тот час, когда какие-нибудь мерзавцы задумаются всерьёз и об оружии, способном просто разрушать всю структуру информации, хранящейся в биологическом или любом другом объекте.
   Так что ни вечного блаженства, ни спокойной жизни эти технологии нам не обещают. Спасение здесь может быть только в одном: всеми силами препятствовать общественной деградации, разрушительной деятельности подрывных элементов, препятствующих такой организации общества, которая была бы разумной и эффективной для каждого сознательного человека. Это нелегко, понимаю. Но здесь у меня нет выбора: обещая только мёд и молоко от появления новых реалий на свете, я рискую стать экзальтированным лжецом. Поэтому мне лишь остаётся повторить старый лозунг: наше спасение - в руках каждого из нас. И в нашем единстве, как бы банально это ни звучало.
   Наука уже сделала всё возможное, дав бой Кризису и фактически выиграв его. Дальше учёные почти бессильны. Теперь дело за всем обществом: чтобы всерьёз говорить о славе грядущего века, которая нас, несомненно, ждёт, нужно прежде всего не дать лишить нас будущего тем силам, которые стоят и стояли за Кризисом. В этом сражении именно бой за будущее будет самым важным; именно это будет последний и решительный бой - c'est la lutte finale!
   Таковы в общих чертах те изменения, которые ждут нас в ближайшем будущем. Но мне хотелось бы коснуться изменений и более отдалённых, хотя не менее важных по своим масштабам и последствиям.
   Первое из них - это возможность изменять таким же способом, как тот, что мы видели на примере ксеноморфов, не только живую, но и любую косную материю. Это требует иных расчётных методов и совсем другой организации эксперимента, но это возможно, и я уже не раз проверял это на опыте. При этом энергозатраты, в отличие от затрат информационных мощностей, вовсе не так колоссальны, как это можно было бы представить. Нетрудно представить себе, какой переворот это произведёт в экономике всего мира! А переворот в экономике всегда сопровождается крушением старых социальных структур. Мне их, честно говоря, не очень-то жалко. А вам?
   Во-вторых, люди будут меньше болеть и дольше жить, и это ещё очень неопределённо сказано. Между тем, ресурсы Земли не безграничны. Новые технологии дают нам ключ к освоению новых миров, в том числе и таких, которые мы сочли бы раньше бесперспективными и безжизненными. Между тем, новые экономические и политические реалии неизбежно начнут выталкивать человечество с Земли во Вселенную, заставляя с объективной необходимостью колонизировать эти новые миры. Таким образом, мы берём на себя ответственность за распространение живой материи во Вселенной и за её последующее благосостояние. Это задача, традиционно находившаяся вне пределов человеческого разумения; нас учили скромности, а между тем если не нам самим, то уже нашим не слишком отдалённым потомкам придётся принимать активное участие в проектировании и сотворении новых миров по образу и подобию нашего мира.
   В-третьих, обмен информацией возможен не только с целью придания определённых свойств материи, но и с самыми разнообразными другими целями. Люди смогут могут обменяться друг с другом, скажем, образами своих физических тел, скопировать в своё сознание фрагмент чужой личности или даже личность целиком - скажем, чтобы порыться в памяти. Появятся своего рода хакеры, фишеры, вирусмейкеры и так далее от новой, метабиологической продукции. Естественно, будут совершенствоваться и системы защиты. Прежде всего, защиты коллективной. Тем не менее, возможны всяческие необычные, с нашей точки зрения, инциденты, и о некоторых из них неприятно даже думать. Но интересно.
   В-четвёртых, стоит поговорить о любви. Дело в том, что сексуальная функция, заложенная в организм любого мало-мальски сложного существа эволюцией, несёт не только тягу к продолжению рода, но и целый набор эмоциональных критериев, по которым живой организм отбирает из белого шума именно нужную ему информацию. Впоследствии он сливается именно с выбранным им информационным комплексом, чтобы передать сведения о себе, свою собственную информационную составляющую, потомству. Замечу в скобках: точно так же действуют в этой модели практически любые другие инстинкты. Пищевой инстинкт помогает черпать из окружающего мира нужную информацию для встраивания в свою биосистему и избегать ненужной; инстинкт заботы о потомстве и воспитания позволяет передать набор сведений небиологической природы организмам следующего поколения. Инстинкт самосохранения - это примитивная форма обеспечения информационной целостности самого носителя. Все эти инстинкты не управляют и не должны управлять нашей психикой; но не надо забывать и того, что именно они лежат в её основе. Человек, под влиянием импульсов разума или обстоятельств, очень часто выбирает такое решение, против которого протестует вся его животная натура. Чаще всего это касается эстетики, в том числе - эстетики любви. Стремясь полностью уйти от животного начала в себе, мы очень часто выбирали в окружающем мире такие решения, которые противоречили нашему представлению о целесообразном и прекрасном; но в будущем, когда именно наши представления будут воплощаться в нас и в окружающем нас мире с гораздо большей, чем сейчас, лёгкостью, мы должны будем куда более ответственно подойти к вопросу о том, что нам подсказывают наши чувства. Фактически, человеку придётся стать чуть больше зверем, чем это допустимо сейчас. Иначе, отрекаясь от миллиардов лет формирования эстетических критериев живого, мы рискуем породить чудовищных тварей, подобных тем, каких можно увидеть на картинах больных разумом художников. Да и о самом сексе в будущие времена я могу сказать очень мало. С одной стороны, секс - прежде всего слияние высокоорганизованной материи, с целью получения новой, потенциально ещё более совершенной информационной комбинации. С другой - я не уверен, что в будущем женщина будет точно так же проходить через многомесячные муки беременности и родов, если пресловутая информация может быть получена технологическим или квазибиологическим путём за секунды. Это скользкая тема, и я не хочу её без нужды касаться. Но я был бы бесчестным человеком, если бы скрыл факт её существования.
   Из третьего и четвёртого пунктов вытекает пятый, не менее сложный: возможность одномоментного и произвольного появления на свет людей или иных разумных существ, полностью сформированных и с заданными свойствами. Пока что это весьма удалённая перспектива, но сбрасывать её со счетов нельзя. Опять-таки не берусь предсказать, к каким это может привести последствиям.
   Шестой пункт касается эзотерики. Вообще-то я принципиально не веду споров на эзотерические и теологические темы, но опять-таки, честь обязывает меня высказаться на сей раз. Человечество присваивает себе могущество, превосходящее могущество любых сверхъестественных сил, порождённых его воображением, и этим отказывается разом от всех даров, как бы предложенных ему такими силами. В первую очередь это касается смерти, которую большинство существующих сейчас эзотерических или культовых систем склонны считать даже не воплощением естественного процесса, а своего рода высшим благодеянием. Бросая смерти вызов, мы, естественно, отрекаемся от этих даров, а это чревато сменой целого ряда моральных императивов. Вообще же мораль подвергнется самым серьёзным изменениям, ибо мораль, как ничто другое, зависит от строя экономики и наиболее чутко из всех общественных институтов следует его колебаниям.
   Наконец, в-седьмых и в-последних следовало бы раз навсегда сказать: возможно в теории, да и на практике, не только оживление мёртвых тел, но и воскрешение всех людей, да и других живых существ, когда-либо населявших нашу Землю. Для восстановления недостающей информации о любом, кто жил когда-либо и умер, можно будет задействовать специальные алгоритмы, отбирающие из белого шума его информационный след. Правда, восстановление это будет тем полнее, чем больше событий сопровождало жизнь каждого конкретного человека, чем больше он успел сделать в мире. Всё остальное, увы, может быть исключительно заполнено некоторыми средними или произвольными параметрами, которые впоследствии удастся, возможно, частично заменить на изысканные позже реальные элементы личности. Конечно, это звучит безумием, но ведь и мы сейчас представляем в наибольшей степени вероятностные колебания, и усреднённого в нас с точки зрения информационного образа во много раз больше, чем конкретного, собственного. Прежде всего это усреднение коснётся физиологических аспектов, но заметным будет как раз на психологии, в личности воскресшего. Поэтому - да, бесспорно! - герои и злодеи прошлых веков могут быть легче и полнее восстановлены для полноценной жизни, чем случайный прохожий на лице Земли. Но на самом деле так ли уж много людей, в своей жизни сознательно отказавшихся от свершений? Вряд ли. Уж скорее, виновата здесь память людская, пренебрежение прошлым и будущим. Разве нет в культуре абсолютного большинства народов традиции уважения к предкам, родословной памяти, тщательного ухода за семейными реликвиями и за могилами усопших? Чья вина, что эти нормы не соблюдаются? Бессмысленно искать виноватых... Но вообще-то да, те, кто сделал за свою жизнь больше других, получают куда больше шансов на полноценную новую жизнь, чем те, кто предпочитал бежать от всего, что выбивает из ритма обывательской рутины... О подобном писал Данте - помните? Но, в теории, ничто не проходит бесследно. И никто. Поэтому те, кто бежал свершений и трудов жизни, будут куда дольше ждать своего часа; многие из них вернутся в наш мир бессмысленными лемурами, которым или о которых рассказать-то нечего толком. Но в итоге и они станут снова людьми - причём людьми будущего! По большому счёту, жизнь каждого из них прожита была не зря. Все вместе они привели нас к порогу новой эры - к славе грядущего века. Поэтому каждый, буквально каждый из них - герой, злодей, обыватель, поэт, бездельник, - заслуживает права на новую жизнь. А уж какой будет эта жизнь, с чего она начнётся и какими трудностями будет сопровождаться - это, конечно же, зависит уже не от нас, а от них самих. В конце концов, большинство из них предупреждали...
   Вот такими в общих чертах видятся мне перемены, труды и проблемы грядущих эпох. Спору нет, перспектива для кого-то может выглядеть не самой заманчивой, но альтернативы - застой экономики, катастрофа экологии и всеобщая гибель, - выглядят ещё менее привлекательно. По крайней мере, не надо обвинять учёных в том, что они опять принесли на Землю новые тревоги и беды. Так говорят те, кто ищет панацею от всех бед только в бессмысленном покое - и в гибели.
   Прежде чем закончить своё затянувшееся выступление и начать отвечать на вопросы, добавлю всё же ещё несколько слов, представляющих уже моё личное мнение о будущем.
   Поскольку информационное пространство нашей цивилизации, давно уже практически единое, становится теперь самым важным ресурсом для будущего человечества Земли, нам следует сосредоточить усилия общества на том, чтобы явно вредоносные идеи не контролировали его существование. Критерии вредоносности, конечно, очень субъективны. Одни считают вредной идеей коммунизм, другие борются со сторонниками полового равноправия и отстаивают абсолютное превосходство женщины, третьи считают, что все беды в мире - от противозачаточных. Я предлагаю оставить лишь один критерий абсолютной вредоносности идеи - сознательная провокация ненависти. Нет и не может быть такой благородной цели, во имя которой возгорается ненависть, так легко подменяющая собой чувство справедливости и законный гнев. Любые призывы к уничтожению, порабощению или суициду живых, тем более разумных существ должны быть поставлены вне закона. С этой точки зрения, в рассмотренном примере коммунистическая идея сама по себе не является злонамеренной, так как не провоцирует ненависти. Другое дело - её конкретные политические реализации. Напротив, идея мужского неравноправия призывает к угнетению и порабощению половины населения мира, поэтому должна быть признана злонамеренной и лишена прав диктовать облик мира силовым, законодательным путём. Хотя это невозможно пока что по объективным причинам - сперва большинство мужчин должно перестать быть тряпками, добровольными слугами общественной системы и превратностей судьбы. Тогда эта идея, мужская, кстати, по своему происхождению, просто отомрёт сама собой. Что до идеи запрета на противозачаточные, то в силу изложенных мной раньше соображений она просто стремительно теряет смысл. Приведу и ещё примеры для сравнения. Идея Технотопии, например, не вредоносна по своей базовой природе: она посвящена была защите человечества от беды, и работавшие на её реализацию люди гигантскими темпами продвинули прогресс вперёд. За десять лет мы прошли в индустрии путь, на который в норме понадобилось бы примерно сто пятьдесят. Вот пример того, как порочная по сути задумка реализуется ко всеобщему благу человечества. И напротив, то, что сейчас происходит в Сербии, та антиславянская истерика, которую подняли определённые силы на Западе, - как раз пример той самой вредоносной и разрушительной идеи, реализация которой может обернуться катастрофой. А ведь изначально за этим стояла вполне благородная на тот момент задача - избавить мир от банды оборотней, примазавшихся, как казалось, к достаточно потасканной уже идее панславянизма... Подчеркну ещё раз: всё это - мои субъективные представления. Думаю, человечество само разберётся, с кем ему по пути. Но чтобы разобраться в этом и иметь возможность повлиять на ход событий, нам требуется куда большее, чем сейчас, общественное единство и готовность изменять свою жизнь так, как это потребуется ради обеспечения новой жизни. Ни одна нация, ни одна горстка людей не могут претендовать на монополию в этой новой реальности. Претензии преступны, чем бы они ни мотивировались. Только всё человечество сможет переступить в итоге через тот рубеж, за которым - спасение от смертной обречённости, путь к сверхцивилизации и вся слава грядущего века!
   Я закончил, благодарю вас за внимание. Готов отвечать на ваши вопросы, дамы и господа. Вопросы могут быть абсолютно любыми. Обращаю ваше внимание ещё раз только на то, что ни при каких обстоятельствах я не намерен касаться проблем теологического характера или обсуждать с теологических позиций любые проблемы иного рода. На этот счёт у вас есть куда более сведущие консультанты. Ещё раз спасибо.
  
   Патрикеева взяли прямо на ступенях здания, тотчас же после окончания пресс-конференции. Всё произошло точно по расписанному плану: откуда-то из толпы бросилась к нему растрёпанная, страшная Римма, размахивая омелой и крича о спасении мира и о вечной, абсолютной своей власти. Семеро людей в чёрных очках и чёрных костюмах бросились за ней, доставая на ходу наручники и пистолеты. Два охранника, обеспечивавшие безопасность Патрикеева, тоже кинулись ей навстречу, словно дело шло об особо опасной преступнице. Визжащую и бьющуюся женщину опрокинули, начали надевать на неё наручники; внимание охранников из ООН было отвлечено на долю секунды, и в это мгновение трое людей в чёрном бросились на Патрикеева. Биолог успел сбить с ног одного из нападавших, но тотчас получил рукояткой пистолета сильный удар по затылку, а в нос - порцию слезоточивого газа. Седой мужчина, руководивший нападающими, выхватил из рук Риммы ветку омелы, накинул на шею биолога, и вся чёрная кутерьма исчезла в автофургоне, точно стая чертей в аду, прихватив с собой продолжающую кричать женщину.
   - Отличная работа, парни, - сказал по-английски седой, глядя на лежавшего без сознания Патрикеева. - Из-за этой чокнутой бабы, болтавшейся под Белградом, все теперь точно подумают, что его взяли славянские террористы. Куда мы его везём?
   - В Неваду, в лабораторию А-39, - ответил ему ещё один. - Этот человек теперь собственность правительства США.
   - Прекрасно, - согласился седой и замолк.
   Охрана, видимо, опомнилась: по машине теперь стреляли. В окна были видны вертолёты и патрульные автомобили ООН, преследующие похитителей.
   - Ого! - заметил седой, вглядываясь. - А у нас проблемы, коллеги.
   - Не волнуйтесь, мы приняли меры...
   Ооновцев оттеснили от дороги машины ФБР и Агентства национальной безопасности. Они продолжали изображать видимость погони, но автофургон теперь совершенно беспрепятственно нёсся по шоссе на огромной скорости.
   - А что делать с бабой?
   - Посмотрим, - ответил седой. - Там посмотрим.
   Аэродром Кэмбелл-Бич близ Нью-Йорка располагался на маленьком искусственном островке, образовавшемся во время земляных работ при строительстве гигантского периметра вокруг Нью-Йорка, подобного защитным блокам Технотопии. Предприимчивая частная компания выкупила этот ненужный клочок мели, создав здесь удобный аэродром для частных реактивных самолётов, на которых так любили летать на работу топ-менеджеры крупных компаний. Машина без единой остановки выехала на лётное поле, где уже прогревал моторы небольшой, но быстрый ракетный самолёт. Статуя Свободы виднелась с края поля, как маленькая розовая спичка в свете заката; огромные разведённые бронеплиты защитного периметра, бросавшие на море многокилометровую тень, окружали её, словно гигантские волны из фантастического кошмара.
   Окружив кольцом самолёт, боевики поспешно втянулись внутрь. Машина взлетела; истребители национальной охраны то ли гнались за ней, то ли конвоировали её.
   - Почему летим в сторону моря? - спросил один из них.
   - Долбаная конспирация. Нам нужно изобразить, что Патрикеева украли московские агенты. Это отвлечёт публику дня на три.
   - О-кей, ясно. А с бабой что делать?
   - Оставим её на Лабрадоре, там у нас выйдет пересадочка. Пусть сами решают, куда её сбыть. Всё-таки мать королевы... - седой неприлично захохотал.
   Один из истребителей выпустил ракету. Самолёт отстрелил тепловую ловушку; ракета взорвалась километрах в трёх позади - машину даже не тряхнуло.
   - Через час после нашего отлёта на Лабрадор высадятся американские военные, - заметил седой. - Похищение Патрикеева - отличный повод, чтобы навести там порядок. А то там тоже какие-то местные... бунтуют.
   - Мы им покажем, как путаться со славянами! - захохотал ещё один. - Живо запомнят!
   - Мне всё это не нравится, парни, - буркнул человек в чёрном, сидевший в передней части самолёта лицом к салону. - Очень неубедительное шоу.
   - Нормальное шоу, - ответил седой. - Как раз ровно настолько убедительное, сколько нужно, чтобы задержать ооновцев. Переигрывать там было бы ни к чему. Не то публика и в самом деле подумает, что Патрикеева украли славянские террористы, а это нам вовсе ни к чему...
   - Что? - вылупился на него тот, что сидел впереди.
   - Нет, нет. Ничего особенного. Просто через двадцать минут весь мир должен уже знать, что Патрикеева похитили американские спецслужбы, тесно сотрудничающие в деле так называемой природоохраны с движением "Мистерия". Это тоже часть плана.
   - Н-не понял...
   - Тогда не берите в голову. Впрочем, я вам сейчас объясню. Ослу было понятно и понятно даже сейчас, что похитить кого-то в Америке можно только с ведома и разрешения американских спецслужб, а украсть такого человека, как Патрикеев, - вообще возможно только при их прямом содействии. Фарс с погоней за нашей машиной наверняка записан был тремя-четырьмя сотнями корреспондентов и в ближайшие часы будет досконально проанализирован. Было бы странно думать, что никто не обнаружит подделку...
   - А дальше?
   - А дальше, - сказал седой, - станет ясно, что Патрикеева похитили американские спецслужбы. ООН будет вынуждена по самому своему статусу заявить протест, а госсекретарь США, ставший уже двое суток назад верным сторонником жёсткого курса, ответит на этот протест очень патетическими словами, что мир вступил в новую эпоху, что отныне США делают всё, что хотят, вообще не оглядываясь на международное общественное мнение, и предложит-таки распустить ООН, что, собственно, и требовалось. Им же нужен повод, чтобы расправиться с последним из международных институтов! А теперь, когда Комиссия по экологической безопасности нашла оружие против Кризиса, такой повод нужно было специально организовать. Протест ООН послужит хорошим запалом для этого...
   - Я должен связаться с начальством, - сказал тот, что сидел впереди. - Это неадекватная ситуация. Нас должны были проинформировать.
   - Вполне адекватная, - успокоил его седой. - В правила вашей конторы не входит информировать потенциальные трупы. Если что-нибудь сорвётся, они могут обидеться и наболтать лишнее...
   Человек в чёрном всё понял, рванулся рукой к пистолету, но седой опередил его. Он даже не стал доставать оружие. Движение пальца - и по самолёту хлопнули одновременно четыре негромких взрыва. Четверо чёрных охранников, подброшенные со своих мест, ничком упали на пол.
   - Неплохо, - сказал по-русски пилот, не оборачиваясь. - Что это было?
   - Заряд пластиковой взрывчатки в воротничке. Перешибает шею, - откликнулся седой, обходя упавшие тела с пистолетом наготове. - Дело сделано. Курс - на Санкт-Петербург!
   - Почему - на Санкт-Петербург? - удивился пилот. - В инструкции сказано - везти его в Москву...
   Седой прицелился и выстрелил в пилота. Один из уцелевших людей в чёрных костюмах быстро выволок того из кресла, сел сам за штурвал. Машина завалилась на правое крыло, забирая слегка к востоку.
   - Девку тоже убить? - спросил оставшийся охранник. И, облизнувшись, прибавил понимающим тоном:
   - Много знает.
   - Нет, - равнодушно сказал седой, глядя в иллюминатор на огромные башни кучевых облаков, скопившиеся позади самолёта над Нантакетом. - Её нужно в психушку сдать. Может быть, ей это хоть немного поможет. Там многим помогают... сейчас.
   - Я так и не понял, на кой чёрт она была нужна, - признался вдруг сидевший на месте пилота. Он жевал обильную жвачку, чтобы не закладывало уши, и голос у него от этого был совершенно ватный.
   - О, - мечтательно улыбнулся седой, - это было просто прекрасно. Она полдня орала про свою избранную судьбу, про омелу и про то, что теперь-то она будет править миром. В результате агентура ООН стояла на ушах, выискивая её. Стоило ей появиться и броситься к Патрикееву - они тотчас же напряглись, чтобы отразить опасность. А в нас, представьте себе, они видели союзников. Это отвлекло их на несколько секунд, и мы с вами этими секундами неплохо воспользовались, хе-хе...
   - Странная тётка, - сказал пилот.
   - Да нет, она просто сошла с ума. У неё, наверное, очень впечатлительная натура. Она давно уже чувствовала, что мир переменится, а вот как - этого понять у неё не хватало воображения. Человек пользуется плодами чужого воображения, когда не хватает своего, а плоды эти бывают иногда ядовитыми... - Седой вздохнул. - Я по себе знаю. Вот она и... накушалась где-то. Хотя почему - "где-то". Какую книгу не откроешь - полубоги, миллионеры, избранные, власть... О чём ещё остаётся мечтать тридцатидевятилетней бухгалтерше из Бобруйска?
   - Мужика бы нашла, - сказал уцелевший охранник.
   - Такие не ищут, такие ждут, что к ним мужики сами придут. Целой толпой. И хватит мне тут болтать, - разозлился вдруг седой, - помоги лучше жмуриков в хвост оттащить. Там хоть холодно. Нам ещё полсуток лететь, знаешь, как тут вонять будет!
   ...Патрикеев очнулся часа через три. Сел, потирая шишку за ухом.
   - Вот и всё, - сказал он почти весело. - Доброй ночи, господин майор.
   - Я уже полковник, - ответил ему седой, - правда, в охранке Технотопии.
   - А вы изменились, - заметил биолог. - Похудели и поседели.
   - Это оттого, что я умер, - сказал седой.
   - Это как, позвольте полюбопытствовать?
   - Да так. Я в буквальном смысле слова свихнулся, думая, что бы мне с вами сделать. Я же понимал, что вы каждым своим шагом, каждым действием рушите весь уклад нашей жизни. Вот я и думал, как остановить вас...пока не загремел в психбольницу. Только там я и понял, честно говоря, что я делаю. Разве будущее остановишь? Хотел было махнуть рукой на всё это. И так за мной крови по колено, хоть бы остаток дней дожил инвалидом спокойно. А потом ко мне пришёл один коллега из службы безопасности Технотопии. Он предложил сотрудничать, я отказался, и тогда... В общем, меня убили, - развёл руками седой, косясь на охранника, с интересом слушавшего этот дружелюбный диалог палача и жертвы. - Точнее, из меня сделали полумеханическую машину. Робота. Ключики управления от этого робота были в руках этого самого моего коллеги, полковника Ясуки...
   - Наслышан, - кивнул Патрикеев.
   - Да. Он давал мне приказы, хотя не знаю, от чьего имени. Работал он на Технотопию, поклонялся культу "Мистерии" и служил Сельве де Луна, а операцию по вашему захвату разработали парни, называющие себя ангелами с планеты Далёкий Свет. Так что я не знаю, кого он представляет...
   - Это одна и та же контора, - пожал плечами биолог. - Они довольно тесно связаны. Не знаю, насколько древний заговор лежит за ними, но зашевелились они лет сто пятьдесят назад - когда поняли, что человечество окончательно уходит с предопределённого ему пути. Большинство участников этой камарильи - какие-то выродившиеся аристократы... А может быть, они просто привыкли считать себя аристократами. На самом деле, эти чудовища просто живут в прошлом. И это хорошо. Человечество имеет ещё один стимул стремиться в будущее, зная, какая свора преследует его по пятам. Стоило нам один раз махнуть рукой на будущее, остановиться в этом своём стремлении - и вот...
   - М-да, - согласился седой.
   - Хотите, я верну вам жизнь? - предложил ему вдруг Патрикеев. - Молодость, здоровье, силу. Я могу.
   - Не нужно, - ответил тот. - Я этого не заслуживаю. И вы это сами знаете.
   - Заслуживаете. Все заслуживают, и вы заслуживаете. Почему вы считаете, что наше будущее мы сделали без вашего участия?
   - Не стоит меня агитировать, - сказал седой. - Я и без того искренне верю... в вас. Лучше сделайте другое: не вспоминайте обо мне слишком уж плохо там, в этом самом вашем будущем. Я уже просил о том же самом и вашего учителя, профессора Анофриева...
   - Я там с вами встречусь, - биолог откинулся на сиденье, - и вы мне напомните об этой вашей просьбе. Могу обещать вам твёрдо только одно: чем бы я не был занят в момент этой встречи, я всё же найду пять минут, напомню вам об этом вашем разговоре и объясню вам наконец-то, какой вы всю жизнь были дурак.
   - Да ведь я собираюсь расстрелять вас! - сказал седой.
   - Бог с вами, расстреливайте. Это на два порядка лучше и приятнее, чем попасть в лабораторию "Белый Кристалл" в качестве подопытного кролика для моего бывшего коллеги Дементьева.
   - Вы уже знаете?
   - Да, конечно. Меня предупредили.
   - Кто же?
   - Подростки с крейсера "Ирука". Они называют себя "поколением Соноры". Знаете, в мифологии "Мистерии" Сонора - это какая-то младшая богиня, отвечающая за прогресс. С точки зрения мифа, Сонора представляет собой злую силу, а зря.
   - Красные дьяволята, - сказал седой.
   Патрикеев улыбнулся:
   - Да, пожалуй. Но они - наша надежда, полковник. Честное слово! Они верят в будущее. Нас так долго отучали от этого, так долго объясняли, что в будущем ничего нет, кроме страдания, смерти и боли, что жить надо настоящим... Как вы думаете - почему в мире так много стало сумасшедших? Человеку противопоказано то, что ему сейчас предлагают: верить в зло и не иметь надежды. А именно это состояние считается у нас признаком взрослой, серьёзной натуры. Вроде бы человек, если он себя уважает, должен верить как раз в то, что мир дерьмо, что жизнь бессмысленна, а будущее - это всеобщая гибель. Он думает так и считает, что он смотрит на жизнь трезвыми глазами, что он-то понимает её, жизнь, и знает в ней настоящий толк. А на самом деле он просто несчастный глупец...
   - Знаете, вы ведь ещё можете бежать, - сказал седой.
   - Могу, да некуда. Для всех я либо враг, либо пешка. Что-то должно измениться, прежде чем я снова смогу жить и действовать. А просто жить я не смогу. Характер не тот, знаете ли...
   - Вам что-нибудь нужно сейчас?
   - Скажите, что с моей семьёй?
   - Статья, которая опубликована от имени вашей жены - фальшивка. Ваша жена, конечно, возмущена, но сделать ничего не может. В Петербурге сейчас неспокойно, как и по всей России. Там чрезвычайное положение, а у неё на руках семья... Ей предлагали работать в какой-то радикальной газете, но она отказалась. Так что будьте спокойны. Ваших детей она сбережёт...
   - Я за неё спокоен, - кивнул тот. - Маша умеет за себя постоять.
   - Может, поесть хотите? - предложил седой. - Есть хлеб, чипсы, тушёнка...
   - Да нет, - биолог потянулся и зевнул. - Расстреливайте меня на голодный желудок. Вот только книжку бы мне разрешили почитать, а? Мне его бывшее святейшество господин Семипалацци подарили томик духовной литературы, когда я улетал в Америку. А открыть и почитать - всё, знаете, времени не было. Он в кармане смокинга, снаружи...
   Седой вынул книжку, обнюхал, полистал. Ни оружия, ни взрывчатки в ней не было. Седой машинально глянул на обложку книги: то был "Овод" Этель Лилиан Войнич в переводе на русский язык.
   - Как вы спокойны, - сказал он, пристёгивая надетые на биолога наручники так, чтобы освободить тому левую руку. - Рисуетесь?
   - Нет. О чём мне беспокоиться? Дело мужское, житейское. И жизнь я прожил неплохую: воду из священного источника пил, в тайны древних заговоров проникал, с чудовищами сражался, книги писал, открытия делал. Женщин любил, - Патрикеев чуть замялся, - многих. И всех - по-настоящему, без обмана, честно. Детей вырастил. А напоследок - ещё и провёл пресс-конференцию, на которой рассказал всему миру о будущем, которое его ждёт. Будь я один такой - был бы я героем. Но нас таких ведь тысячи...
   - Никто, кроме вас, не умеет возвращать людям жизнь!
   - Но когда-нибудь ведь сумеют, не правда ли?
   - Не знаю. Не уверен даже, что кто-то попытается. Вы-то вернётесь к жизни, я знаю, а остальные? Скорее всего, они даже не захотят. Бессмертие - это очень страшно, по-моему.
   - Вы не пробовали, а говорите, - урезонил его Патрикеев. -То вы говорите, что верите в меня, то без перехода впадаете в пучину скептицизма. Нельзя же так относиться к людям, в самом деле! Не надо петь всякую ерунду с чужого голоса. Хорошие песни, знаете, поются от начала до конца, последовательно.
   - Ну, не знаю, - сказал седой. - Я был бы рад, наверное, тоже петь ваши песни, но...
   - Так в чём проблема? - спросил у него биолог, явно обрадованный переменой темы разговора. - Давайте споём.
   - Нет, - покачал головой седой. - Вы мне лучше скажите: неужели остался кто-то, кто сможет повторить ваш путь?
   - Конечно, остались, - уверил Патрикеев, - и много. Какой смысл был бы в пути, если его может проделать лишь кто-то один? Так что не берите в голову, полковник, моя смерть сейчас ничего не изменит... Вы и в самом деле хотели спеть вместе со мной? Тогда готовьтесь, на счёт "три". Только честно вас предупреждаю: вам могут очень не понравиться мои песни...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"