Вести из Москвы о жестоком разгоне студентов быстро достигли Петербурга и уже на следующий день с утра в Румянцевском саду стали собираться студенты университета и Технологического института. Постепенно к обелиску фельдмаршалу Румянцеву-Задунайскому подходили студенты иных петербургских институтов и просто зеваки. Собравшиеся люди оживлённо обсуждали вчерашний разгон студентов в Москве, вспоминали недобрыми словами графа Игнатьева и Императрицу Александру. Всё чаще то тут, то там, звучали слова "диктатор", "сатрапы", "революция". Никто из собравшихся не мог толком сказать, зачем он сюда пришёл, но в основном говорили друг другу, что невозможно больше терпеть крепостнические порядки и полицейское угнетение.
Ближе к полудню собралось более трёх тысяч студентов. Больше всего было студентов университета и Технологического института, но немало было и представителей историко-филологического и Археологического институтов. Изредка мелькали бархатные околыши фуражек Института инженеров путей сообщения, жёлтые канты Электротехнического института, и даже чёрные "николаевские" шинели Императорского Александровского лицея. Здесь было шумно, весело, пьяно и революционно. Спорили математики и химики, народники и марксисты, уже исключённые и пока ещё оставшиеся вне проскрипционных списков. Неизвестно откуда принесли краски, которыми стали рисовать плакаты и транспаранты.
Прямо к обелиску притащили садовую скамейку, на которую взгромоздился некий расхристанный субъект в чёрной тужурке с бархатными контрпогонами с вензелями Императора Александра Первого, который громким простуженным голосом призвал всех собравшихся почтить память "московских товарищей, погибших вчера под копытами жандармских коней". Начался стихийный митинг, в ходе которого было решено объявить бессрочную забастовку во всех учебных заведениях России, пока не будут удовлетворены все требования, выдвинутые студентами правительству. Какой-то малый в потёртом коричневом пальто и университетской фуражке вызвался быть секретарём собрания и карандашом писал список выдвинутых требований, используя вместо подставки спину наклонившегося сотоварища. Список получился длинным: отмена новых уставов и правил, возвращение Университетского устава 1863 года, предоставление автономии всем высшим учебным заведениям, возвращение в университеты всех отчисленных, гарантия физической неприкосновенности личности, публикация инструкции полиции в отношении студентов, право обжалования незаконных действий полиции обычным судебным порядком...
На скамейку грузно забрался неопределённого возраста длинноволосый брюнет в котиковой шубе, надетой поверх чёрного бархатного пиджака, с галстуком, завязанным пышным бантом, держа в руке шляпу-котелок. Вытер пот со лба, откашлялся и хорошо поставленным голосом начал речь.
- Друзья! Вчера царские сатрапы убили наших товарищей, которые не пожелали больше терпеть угнетение и тиранию! Проклятые опричники обагрили русской кровью русскую землю! Царица-немка из захудалого Гессена и выживший из ума диктатор Игнатьев тащат Россию в дремучее средневековье, они угнетают не только пролетариат, но и передовой отряд русской революции - студентов! Но мы готовы умереть на баррикадах...
Договорить ему не дали. Громкий свист и крики "Долой!" согнали незадачливого оратора с импровизированной трибуны. Где-то сзади вдруг раздался восторженный крик: "Короленко приехал! И Бальмонт с ним! Ур-ра-а-а!"
Толпа расступилась, давая проход прибывшим литературным знаменитостям. Они шли рядом, скромно-тусклый Владимир Галатионович Короленко, усталый бородатый человек с пронзительным взглядом глубоких и ясных глаз, и 28-летний шантеклер Константин Бальмонт, слегка рыжеватый, с живыми быстрыми глазами, усами и козлиной бородкой "а-ля Наполеон III", с высоко поднятой головой, которую как будто поддерживал прямой накрахмаленный воротничок. Раздались восторженные овации, громкие приветствия, одобрительный свист...
Бальмонт легко вскочил на скамейку, отказавшись от любезно предложенной помощи. Его речь была задорно-революционной. Он как будто не выступал на антиправительственном митинге, а читал свои стихи. Высокомерный голос с особым "бальмонтовским" акцентом вещал о необходимости всеобщего счастья и что, если хорошо лишь немногим, это так безобразно... Выступавший после него Короленко не мог так зажечь своих слушателей, как его молодой коллега. Он долго и чувственно говорил о гуманизме, о ценности каждой человеческой жизни, а в конце своей несвязной речи высказал надежду, что верховная власть опомнится и непременно вернётся к человеколюбию.
Стоявший рядом Бальмонт после этих слов взмахнул тростью, указывая направление в сторону Невы, и закричал: "Так чего мы тут ждём? Пошли к Зимнему!" Любитель эпатажа и театральных эффектов, он сразу же направился своей лёгкой, чуть прихрамывающей походкой на Университетскую набережную, а за ним стала стихийно формироваться колонна студентов. Неорганизованная толпа на глазах превращалась в подобие живого организма, главной целью которого стал поход к Зимнему дворцу и передача Императрице составленных студенческих требований. За время митинга в Румянцевский сад прибыло ещё более тысячи студентов и сочувствующих им зевак. Полиция почему-то абсолютно свободно пропускала всех желающих, и вот теперь вся эта многотысячная махина медленно поплыла на набережную.
Стоявшие на Университетской набережной одинокие городовые, завидев многотысячную студенческую колонну, мгновенно покинули свои посты, разбегаясь, кто куда. Студенты мерно двигались в сторону Дворцового моста под звуки неизвестно откуда появившейся гармони, неся плакаты и транспаранты. Пройдя мимо здания манежа 1-го кадетского корпуса, увидели стоящих в Филологическом переулке конных жандармов. Два десятка студентов отделились от общей колонны и, сделав снежки, стали кидать их в жандармов, а остальные двигались дальше, хотя ясно видели, что около нового здания Зоологического музея стоят шеренги солдат Измайловского полка, а за ними застыли в конном строю сотни лейб-казаков.
От измайловцев к надвигающейся студенческой колонне рысью выехал конный жандармский офицер. Осадив гнедого коня примерно в десяти шагах от колонны, офицер высоким голосом прокричал требование остановиться и разойтись по домам. В противном случае, сказал он, войска имеют приказ Великого Князя Сергея Александровича - стрелять по бунтовщикам. Остановившиеся было студенты освистали жандарма, а какой-то явно подпитый детина в фуражке Технологического института, несший в руках плакат, подбежал и ткнул жандармскую лошадь древком в морду, отчего та испугалась, встала на дыбы и чуть не выбросила всадника. Жандарм повернул лошадь и поскакал прочь, сопровождаемый громким смехом и радостным улюлюканьем студентов.
Великий Князь Сергей Александрович, наблюдавший происходящее издалека из седла, подозвал к себе командующего Измайловским полком полковника Брилевича.
- Полковник, по моим прикидкам в этой толпе не менее четырёх тысяч человек. Многие из них пьяны, им сейчас и море по колено. Ваши солдаты способны будут их остановить? Я знаю, что Вы всего две недели командуете полком, но я всегда знал Вас, как дельного офицера...
- Ваше Императорское Высочество, я уверен, что там не меньше пяти-шести тысяч, и остановить их можно только огнём на поражение, - ответил полковник, стараясь говорить так, чтобы его не услышали солдаты. - Но погибнет масса людей, Ваше Высочество. Не лучше ли просто развести мосты, чтобы преградить путь к Зимнему?
- Вы думаете, Александр Васильевич, что у меня так много желания пролить сегодня русскую кровь? Мне жалко каждого русского человека, пусть это будет даже самый отчаянный смутьян... - Голос Великого Князя звучал в морозной тишине ясно и чётко. - Если развести мосты, эта толпа станет пытаться перебраться через Неву по льду. Там ведь полно пьяных, которым плевать на воду и мороз. Нет, полковник, придётся стрелять... Первый залп - поверх голов. Но, ежели не послушают - придётся стрелять по толпе. Нам придётся преподать им этот кровавый урок... С Богом!
Он развернул своего гнедого коня, пришпорил, и тот пошёл размашистой рысью, вынеся полковника перед фронтом застывших солдат.
1-я рота Лейб-Гвардии Измайловского полка, цвет русской гвардии, стояла с винтовками "к ноге"... Красивые брюнеты с бород-
ками, все ростом - не ниже 43 вершков, с вензелями покойного Императора на алых погонах, в лихо заломленных бескозырках с белыми околышами.
Колонна демонстрантов подходила всё ближе. Брилевич приподнялся на стременах и зычным голосом обратился к измайловцам:
- Не подведите, братцы! Помните о присяге Государыне и Отечеству! Пальба - рот-той! Вверх!
Чётко, как на учении, солдаты взяли винтовки на изготовку. Дружно заклацали затворы. Сотня тупоголовых трёхлинейных патронов вошла в патронники. Толпа как будто не желала видеть этих приготовлений и двигалась вперёд.
Брилевич выдержал небольшую паузу и протяжно скомандовал, как будто пропел молитву:
- Рота-а-а, пли!
Сотня винтовок выпалила вверх. Грохот выстрелов, расколовший тишину, остановил демонстрантов. Толпа замешкалась, но через несколько минут от неё отделилось два человека.
Первым шёл Бальмонт, который, как бы бравируя, нацепил свою широкополую шляпу на трость и нёс её высоко над головой. Чуть сзади шёл длинноволосый молодой человек в пенсне, одетый в роскошную шубу из выдры и бобровую шапку. Подойдя вплотную к Брилевичу, они остановились.
- Господин полковник, - обладатель роскошной шубы протянул Брилевичу несколько листов бумаги, - я приват-доцент Пётр Струве, а мой коллега - поэт Константин Бальмонт. Мы хотим передать Императрице петицию петербургских студентов, в которой изложены требования, принятые на собрании...
- Что ещё за требования? Вы совсем спятили, господин приват-доцент! - резким движением руки Брилевич оттолкнул протянутые ему бумаги. - Мерзавец ты, а не приват-доцент! Немедленно возвращайтесь назад и передайте, что ежели через пять минут толпа не разойдётся, то следующий залп будет по бунтовщикам! И пеняйте тогда на себя!
- Это не бунтовщики, полковник, - вклинился Бальмонт. - Это обычные русские люди, которые пришли за милостью. Царица...
- Молчать! Вон отсюда! - голос Брилевича сорвался на крик. Полковник взял коня в шенкеля и отъехал в тыл измайловцев, приготовившись командовать.
Видя, что полковник не пожелал взять петицию, и что переговорщики возвращаются назад ни с чем, наиболее дерзкие, точнее те, кто уже успел принять дозу спиртного посолиднее, пошли на солдат, пытаясь добросить булыжники и пустые бутылки. В толпе студентов раздавались выкрики, что солдаты стрелять не будут...
Великий Князь Сергей Александрович, видя успешное наступление студентов, досадливо воскликнул:
- Ну чего же Брилевич медлит!!! Эти сволочи же сейчас сомнут измайловцев!!!
И в этот момент раздалось протяжное:
- Пальба - рот-той! Прям-ма-а по толпе! Рота-а - пли!
Множество выстрелов сливаются в один... Десятки мёртвых и раненых валятся на мостовую. Пьяные наглецы, ближе всех подошедшие к солдатам, все сражены. Среди трупов виднеется тело в роскошной шубе из выдры. Залитые кровью бумаги разлетелись... Рядом упал раненый в обе ноги, истекающий кровью Бальмонт. Вереща от боли, как заяц-подранок, он попытался ползти. Подбежавший к раненому поэту Короленко упал на колени, и закричал, воздев руки к небу:
- Убийцы-ы! Опричники! Будьте вы прокляты!
Истошный, напоминающий бабий, голос Короленко слышен далеко. Но вот снова раздалась протяжная команда:
- Рота-а - пли!
Второй залп измайловцев снёс передние шеренги демонстрантов... Рёв ужаса. Студенты стали бежать в беспорядке, некоторые стали на колени, умоляя о пощаде. В то время, когда передние стали разворачиваться бежать, толпа напирает сзади. Началась давка. После третьего залпа демонстранты рванулись в направлении Николаевского моста. Видя это, Брилевич скомандовал:
- Прям-ма по бегущим! Пальба пачками!
Солдаты открыли беспорядочный беглый огонь, и многие студенты, успевшие отбежать шагов на триста-четыреста, падали под выстрелами.
Николаевский мост со стороны Английской набережной был перекрыт 2-м батальоном Измайловского полка, переходить Неву по льду никто не решился, и потому студенты стали разбегаться в примыкающие улицы. Там их уже ждали конно-гренадеры и всадники Санкт-Петербургского жандармского дивизиона, которые задерживали бегущих и передавали их в руки городовых. Пытаясь прорваться, студенты попадали под копыта коней. Стрельба прекратилась, и по сигналу трубы лейб-казаки бросились преследовать убегающих студентов, беспощадно избивая нагайками любого, кому не повезло в этот день быть в студенческой фуражке, пальто или тужурке.
Вслед за казаками шли городовые, которые осматривали ле-жащие на мостовой тела, выявляя раненых, которых грузили на подъехавшие телеги. Легкораненых сразу же отправляли в Дом предварительного заключения, тяжёлых увозили под охраной полиции в Мариинскую больницу.
Уже к вечеру начались беспорядки в Военно-медицинской академии. Вызванные туда кавалергарды и конногвардейцы жестоко разогнали студентов-медиков буквально за час.
В Петербурге воцарилось тревожное спокойствие. Власти ждали возможных новых выступлений, а студенты затаились, ошарашенные и испуганные жестокой расправой.
В Императорской Военно-медицинской академии, Петербургском и Московском университетах после произведённых арестов осталось не более тридцати процентов студентов. Петербургские и московские тюрьмы были переполнены арестованными, а жандармские офицеры работали день и ночь, ведя дознание, чтобы выяснить зачинщиков и организаторов беспорядков.
* * *
Часть студентов Военно-медицинской академии была отдана под суд, часть по приказу военного министра - отправлена в дисциплинарный батальон. Оставшиеся в академии студенты-медики были переведены на казарменное положение, под строгий надзор курсовых офицеров.
Похороны затоптанного казаками студента юридического факультета Сергея Дягилева, на которые пришли сотни людей, чуть не спровоцировали новые беспорядки. Питерские извозчики, узнав, что хоронят "скубента", который "бунтовал против царя", попытались при помощи кнутов и своих крепких кулаков разогнать похоронную процессию. Лишь своевременное вмешательство полиции и военного патруля предотвратило кровавую развязку.
Жандармы и полиция провели новые аресты, после чего ряд либерально настроенных профессоров в знак протеста подали в отставку. Среди них был троюродный брат убитого бунтовщика Короленко - приват-доцент кафедры минералогии Московского университета Владимир Иванович Вернадский.
Александринскую Россию покинули именитые философы, вдруг ставшие ненужными в родном Отечестве. Владимир Сергеевич Соловьёв, Николай Яковлевич Грот, Лев Михайлович Лопатин, Георгий Иванович Челпанов, князь Сергей Николаевич Трубецкой, Дмитрий Сергеевич Мережковский, Николай Фёдорович Фёдоров.
Демонстративно подал в отставку ректор столичного университета академик Никитин, а следом за ним - несколько десятков преподавателей других высших учебных заведений, пожелавших выразить свой протест против жестокой расправы над студентами.
Отставки были приняты незамедлительно, а на дальнейшей карьере этих господ был поставлен жирный крест, ибо Императрица восприняла произошедшее, как неприкрытый вызов лично ей и её самодержавной власти. Желаете, господа учёные, фрондировать дальше и открыто поддерживать бунтовщиков? Тогда не обижайтесь и получите Высочайшее повеление о лишении всех чинов.
Наступал новый, 1896 год. Для одних это был год предстоящих великих изменений, для других - год утраченных надежд, год реакции и отступления.
Глава 22
Новый год принёс Аликс многочисленные заботы. Императорский двор был в трауре, сама Императрица, измотанная и уставшая, из-за обострения болезни с трудом вставала с кресла, но министр двора Рихтер, трепетно относившийся к дворцовым церемониалам, настоял на проведении традиционных Высочайших выходов.
Александра Фёдоровна очень тяжело переносила всякого рода дворцовые действа. Все эти многочасовые, пышные и тягучие церемонии причиняли ей физические и моральные страдания, но теперь она была не просто женой царя, и даже не регентом... Она была самодержавным монархом, представлявшим своею особою более чем 120-миллионную Империю.
1-го января во время Высочайшего выхода Аликс пришлось мужественно выстоять обедню, а затем выйти в Тронный Георгиевский зал, в котором стоял дипломатический корпус.
После обхода дипломатов Александра Фёдоровна больше часа принимала поздравления baise-main от дам, Государственного Совета, Сената, двора и Свиты.
Присутствующие на выходе заметили, как разительно отличались две царицы внешне. Мария Федоровна, хотя и была в траурном кашемировом платье, с чёрными перчатками и веером, блистала колье из громадных бриллиантов и бриллиантовой диадемой в виде лучей. Голубая Андреевская лента очень красиво выделялась на её наряде. Царица-мать была небольшого роста, но движения её были так спокойны и величественны, полные грации и изящества, и она казалась выше, чем на самом деле. Здороваясь, она как-то особенно красиво наклоняла голову, буквально очаровывая собеседников своим щебечущим голосом.
Императрица Александра вышла в Георгиевский зал без единого украшения, в обыкновенном чёрном фланелевом платье с траурными плерезами и с чёрным шлейфом. Русоволосая красавица, величественная и одновременно необычайно изящная, она сохраняла на лице мраморное спокойствие, лишь изредка сменявшееся на грустную улыбку. Любезная, но очень сдержанная и немногословная, Аликс подчёркнуто мало общалась с дамами и подолгу беседовала с генералами и офицерами, проявляя недюжинные познания относительно мест расквартирования частей и полковых традиций.
Всё своё свободное время, остававшееся после государственных забот и ухода за дочерью, Императрица посвящала изучению русского языка, и теперь она довольно свободно изъяснялась, не боясь попасть впросак. Говорила она всегда в одной тональности, практически не повышая голоса и не выражая эмоций. Бесстрастный голос Аликс, отдававший холодком, в сочетании с мрачным траурным одеянием, многими воспринимался как признак высокомерия и постоянного недовольства, а её поведение во время торжеств заставило придворных пережить немало неприятных минут.
Ровно год назад, 1-го января 1895 года, на первом Высочайшем выходе придворные видели в Аликс всего лишь застенчивую гессенскую принцессу, счастливую новобрачную, пребывающую на вторых ролях в тени царствующего мужа и его энергичной матери. Сегодня они увидели Императрицу, которая обходится без бриллиантов и готова пренебречь придворным этикетом. И у некоторых вольно или невольно появились мысли о том, что так может поступать только очень сильный правитель.
* * *
Второй январский день был ознаменован получением по телеграфу депеши от наместника Дальнего Востока, в которой Великий Князь Владимир Александрович весьма встревожено описывал обстановку, сложившуюся после блистательной победы Японии и ужасающего поражения Китая.
Хотя совместными дипломатическими усилиями России, Германии и Франции удалось частично изменить условия Симоносекского договора и вернуть Китаю Ляодунский полуостров, Япония чрезвычайно усилилась в Корее. Ещё начала войны Япония фактически начала брать под свой контроль корейскую администрацию. В июле 1894 года японцы захватили королевский дворец в Сеуле, после чего сформировали новое правительство Кореи - Управление по военным и государственным делам, на которое возложили задачу проведения широкомасштабных реформ по японскому образцу, получивших название "реформ года кабо". Уже в октябре 1894 года японцы окончательно подавили вторую волну крестьянского восстания "тонхак" и в 1895 году навязали ослабленной и беззащитной Корее ряд кабальных договоров. Корейское правительство от имени короля поручило японским компаниям строительство железных дорог на корейской территории, открыло для японской торговли ещё один морского порта и взяло обязательствах по созданию условий для передвижения японской армии и снабжению её продовольствием.
Официальная позиция правительства России оставалась сугубо нейтральной. Неоднократные просьбы прислать военных инструкторов и советников в правительство, которые корейский ван И-Хянг высказывал российскому представителю Веберу, Петербург игнорировал, не желая получить осложнения на Дальнем Востоке.
Корейская королева из семьи Мин, которая имела большое влияние на мужа, сумела добиться того, что летом 1895 года прояпонские министры были уволены, а в Объединённый кабинет были назначены сановники прорусской ориентации. Ранним утром 26-го сентября японский посланник генерал Миура Горо с отрядом японских жандармов, при поддержке обученных японцами корейских солдат, ворвался в королевский дворец. Несчастная королева была зарублена, а король И-Хянг попал в плен.
Владимир Александрович, изучив положение дел, буквально запаниковал, ибо прекрасно понимал, что имеющихся у него войск совершенно недостаточно для того, чтобы было возможно диктовать свою волю зарвавшейся Японии.
Тонкий ценитель балета и живописи, завсегдатай петербургских
клубов, большой любитель охоты, исключительный знаток еды, коллекционирующий меню с собственноручными заметками, сделанными непосредственно после трапезы в самых различных ресторанах, Великий Князь оставался боевым генералом. Во время последней русско-турецкой войны он успешно командовал 12-м армейским корпусом, за что вполне заслуженно получил орден Святого Владимира 2-й степени с мечами, орден Святого Георгия 3-й степени и золотую саблю с бриллиантами и надписью "За 14 и 30 ноября 1877 г." Боевого опыта ему было не занимать.
* * *
Уже с утра просторный кабинет канцлера, несмотря на праздник Крещения Господнего, был наполнен людьми в генеральских мундирах.
Блистающий новенькими генерал-адъютантскими погонами военный министр Пузыревский прибыл в сопровождении нового начальника Главного штаба Лобко и заведующего Азиатской частью Проценко за пятнадцать минут до назначенного времени. Генералы заняли место за столом по левую руку от канцлера, разложив свои бумаги.
Сергей Александрович зашёл в кабинет вместе с Николаем Николаевичем ровно в десять, как и было назначено. Моряки почему-то запаздывали.
После взаимных приветствий граф Игнатьев пригласил великих князей к столу, но они предпочли кожаный диван, на котором можно было удобно развалиться.
- Мы все собрались, господа, - начал канцлер, - по приказу Государыни, чтобы обсудить положение, сложившееся на Дальнем Востоке. Августейший наместник, Его Императорское Высочество Владимир Александрович, весьма встревожен необычайным усилением Японской Империи, но ещё больше он встревожен нашей военной слабостью на Дальнем Востоке. Мы ведь понимаем, что одним фельдмаршальским жезлом, даже с алмазами, вражескую армию не оста-новишь, пусть это и азиатская армия.
Николай Николаевич одобрительно хмыкнул и слегка улыбнулся. Он что-то хотел сказать, но ему помешал вошедший Великий Князь Алексей Александрович, следом за которым шли адмиралы.
Генерал-адмирал извинился за опоздание, после чего по-хозяйски переставил кресло в торец стола и уселся против канцлера. Пришедшие с ним адмиралы Чихачёв и Кремер заняли кресла по правую руку графа Игнатьева, а командовавший на Балтике адмирал Казнаков долго не мог найти себе место, пока не сел на диване.
Генерал-адмирал выглядел явно недовольным, хмурил брови и изображал непонятную гримасу на холёном породистом лице. Всем своим видом он показывал, что не считает совещание чем-то важным.
Канцлера это не смутило. Выдержав небольшую паузу, он обратился к Алексею Александровичу:
- Вы позволите нам продолжить, Ваше Императорское Высочество? Мы уже начали обсуждение...
Сказано это было не то, чтобы ехидно, но таким елейно-преданным голосом, что ни у кого из присутствующих не возникло сомнения в том, что Игнатьев желал уколоть Великого Князя за опоздание. Лицо генерал-адмирала налилось кровью, он кивнул и что-то невразумительно пробурчал.
- Итак, господа, я продолжу, - голос канцлера стал строгим и деловым. - Александр Казимирович! Есть ли у Вас данные, сколько войск сумели выставить японцы во время войны с Китаем?
- Японцы сумели выставить более двухсот пятидесяти тысяч солдат,
- живо ответил Пузыревский. - Это при том, что в мирное время Япония имела армию приблизительно семьдесят пять тысяч. Наш военный агент в Токио подполковник Вогак докладывает, что теперь в мирное время численность армии уже перевалила за сто тысяч, а при мобилизации японцы в состоянии выставить более трёхсот тысяч. Даже если на островах они оставят треть, то в Корею можно ожидать армию, большую, чем двести тысяч солдат. Вследствие принятия территориальной системы и незначительности расстояний, на которые приходится передвигать запасных, срок окончания мобилизации для японской армии не более четырёх дней, а для продовольственных и эвакуационных колонн - от семи до десяти дней.
- Что же мы можем противопоставить японцам?
- Мне даже не нужно заглядывать в бумаги, - ответил Пузыревский, - ибо численность войск Приамурского округа весьма незначительна. В мирное время там расположены 10 Восточно-Сибирских стрелковых батальонов в составе двух бригад, 10 линейных батальонов, Сретенский резервный батальон, два казачьих батальона, всего 23 батальона пехоты весьма слабого состава. Кавалерии - 18 сотен. Артиллерии - 10 пеших батарей, две мортирные и две казачьи. Восточно-Сибирский сапёрный батальон и Уссурийский железнодорожный, занятый на постройке дороги.
- Александр Казимирович, - отозвался с дивана Николай Николаевич, - а каковы мобилизационные возможности Приамурского округа?
- В военное время Сретенский резервный батальон разворачивается в пять отдельных батальонов, со льготы призывается четыре Забайкальских казачьих батальона. К этому нужно добавить два льготных Забайкальских конных полка и 3-ю конную батарею, полк и дивизион амурских казаков, плюс Уссурийский казачий дивизион. И всего мы получаем чуть больше тридцати тысяч солдат и сто десять орудий.
Генерал-адмирал удовлетворённо хмыкнул, потом довольно посмотрел на канцлера:
- Ну вот, Николай Павлович, я не могу понять, из-за чего брат паникует. У него там больше тридцати тысяч прекрасных русских солдат, а он опасается каких-то островных макак, которые только научились стрелять из ружей. Да пусть только сунутся, отведают нашего штыка и
убегут, несолоно хлебавши.
- А что, Александр Казимирович, может, действительно не стоит паниковать, раз нам угрожают обычные макаки, - спросил канцлер, глядя на Пузыревского.
- Уж ежели некоторые наши генералы так боятся макак, может стоит им заглянуть в зоологический сад господина Роста? Глядишь, и страх то весь пройдёт, - оживился генерал-адмирал, считая, что поставил военного министра в тупик своим остроумием. Он относился к Пузыревскому, как к выскочке, называя в кругу приближённых "первоапрельским сюрпризом", о чём было известно присутствующим.
Пузыревский встал с кресла, обвёл взглядом присутствующих. Налил из графина воды в стакан, немного выпил, после чего заговорил, глядя прямо на Великого Князя Алексея Александровича:
- Я хотел бы напомнить Его Императорскому Высочеству события двухсотлетней давности, когда шведский король Карл именовал русских "варварами" и тешился тем, что приказал отчеканить медаль после нашего поражения под Нарвой. Но ведь после этого была Полтава...
В кабинете нависла тишина. Военный министр откашлялся и продолжил. Он призвал не обольщаться предполагаемым наличием 30 тысяч войск, ибо нужно учитывать, что для обороны Владивостока нужно оставить не менее пяти линейных батальонов, для наблюдения за побережьем - два линейных батальона, и для охраны устья Амура - хотя бы один линейный батальон.
Опыт мобилизации 1895 года показал, что мы можем выставить для активных действий не более 23 батальонов, 26 конных сотен и 70 орудий. В связи с этим в июне 1895 года помощник Августейшего наместника генерал Духовской обращался к начальнику Главного штаба с соображениями по поводу усиления войск Дальнего Востока.
Прежде всего, он полагал необходимым усилить саму крепость Владивосток и её гарнизон (переформировать три линейных батальона в крепостные двухбатальонные полки), учредить крепостную сапёрную роту и усилить крепостную артиллерию.
Для усиления активного элемента полевых войск предлагалось переформировать стрелковые и оставшиеся линейные батальоны в двухбатальонные стрелковые полки с образованием из них трёх стрелковых бригад по четыре полка. Переместить в Забайкальскую область два
резервных батальона из Иркутского или Омского округа.
Духовской просил увеличить полевую артиллерию, переформировать две имеющиеся горные полубатареи в батареи, а для усиления конницы преобразовать все пешие батальоны Забайкальского казачьего войска в конные полки и распространить воинскую повинность на всё население Приамурского края, в том числе на бурят, тунгусов и иных инородцев.
Граф Игнатьев внимательно слушал, делая заметки карандашом, затем перебил военного министра:
- Александр Казимирович! Нужно отдать должное генералу Духовскому, но его предложения требуют пересмотра существующего порядка, а также приведут к значительным финансовым затратам.
- Николай Павлович, - отозвался Великий Князь Николай Николаевич, - я поддержу мнение генерала Духовского относительно формирования туземных полков из бурятов. Это природные всадники, и при отсутствии регулярной кавалерии в Сибири они могут стать весомым подспорьем.
- Спасибо, Ваше Высочество, - продолжал Пузыревский. - Да, Николай Павлович, армия всегда требовала и будет требовать денег. Ведь обстоятельства непременно вынуждают нас не только усилить Дальний Восток солдатами и орудиями, но требуется усилить офицерский состав как в управлениях, так и в строю. Непременно нужно увеличить запасы в округе, заблаговременно подготовить организацию обозов, парков, инженерной, интендантской и госпитальной частей, с хранением запасов в помещениях, вполне обеспеченных от суровых условий местного климата и природы. Николаевск и Сахалин нуждаются в укреплении, а для обороны Амура необходимо учредить речную казачью флотилию.
- Деньги, проклятые деньги, - тяжело вздохнул канцлер. - Они мне уже по ночам снятся. Все просят, со всех сторон, не только ведь армия, но и школы нужны, институты новые думаем открывать, инженеров учить, врачей... Министр финансов сегодня болен, он бы много сказал... Да Вы присаживайтесь, Александр Казимирович... На какие силы мы можем рассчитывать из Иркутского и Омского округов?
Пузыревский поправил пенсне, сел в кресло, устроился поудобнее и продолжил:
- В Иркутском округе имеется лишь два резервных батальона, в
Омском - четыре резервных и семь линейных. Если принять во внимание, что все эти части несут напряженную службу уже в мирное время, охраняя порядок, неся массу караулов по гражданскому ведомству, то отправить в Приамурский округ возможно только шесть полков, развёрнутых из резервных батальонов. Рассчитывать же на войска из Европейской России не приходится. Железной дороги пока нет, передвижение резервов затянется на долгие месяцы, а японцы за это время вполне смогут перебросить на материк до двухсот тысяч войск, и занять не только всю Корею, но и вторгнуться в Приморскую область, осадить Владивосток.
- Вы пугаете нас, Александр Казимирович, - вклинился адмирал Чихачёв. - Неужели Вы считаете, что наш флот будет спокойно смотреть, как япошки станут перевозить свою армию? Наши крейсера перетопят их.
- Я не уверен, Николай Матвеевич, - ответил военный министр, - что японцы так же бестолковы, как обезьянки в зоосаде господина Роста или в цирке господина Чинизелли, как то думает Его Высочество...
- Вы забываетесь, Ваше Высокопревосходительство! - неожиданно громыхнул кулаком по крышке дубового стола генерал-адмирал. - Ваши шутки неуместны! Я не только принадлежу к Императорской Фамилии, но и ношу чин, равный фельдмаршальскому, - нервно сказал Алексей Александрович и постучал двумя пальцами по погону, украшенному тремя вышитыми чёрными орлами и скрещенными маршальскими жезлами под вензелем.
Пузыревского это мало смутило, как и покрасневшее лицо Великого Князя.
- Я не хотел никого обидеть, Ваше Императорское Высочество, - сказал он. - Я лишь выразил сомнение, что потопление японских транспортов является таким лёгким делом. Я осведомлён, что японцы запустили большую программу по усилению флота.
- Господа, вернёмся к делу, - стал успокаивать присутствующих граф Игнатьев.
- Павел Львович, - обратился он к генералу Лобко, - что Вы скажете о необходимости усилить войска на Дальнем Востоке?
- Ваше Высокопревосходительство, мало просто механически уве-личить число солдат. Важно, прежде всего, усилить внутренние ре-
сурсы этого пустынного края с помощью усиленной колонизации, поднятием его производительных сил и наискорейшей постройки железной дороги. А пока что подготовлено "Примерное соображение о порядке усиления войск Приамурского военного округа", принятое Военным Советом.
Далее начальник Главного штаба пояснил, что его предшественник, генерал-адъютант Обручев, был категорически против того, чтобы новые батальоны для Приамурского округа формировались в Европейской России и прибыли к месту уже готовыми. Меры по усилению войск округа он предполагал осуществить в течение четырёх лет путём высылки ежегодно увеличенного числа новобранцев. Сам же Лобко считал, что затягивание на четыре года совершенно неоправданно, а пополнение войск лишь новобранцами приведёт к тому, что качество их будет низким.
Более часа начальник Главного штаба излагал соображения по усилению Дальнего Востока. Предлагалось следующее.
Усилить полевую и резервную пехоту Приамурского военного округа переформированием всех десяти Восточно-Сибирских стрелковых батальонов в двухбатальонные полки, сформированием Владивостокского крепостного пехотного полка, сформированием Читинского резервного батальона и доведением 6-го Восточно-Сибирского линейного батальона, а также и переведенных в округ 4-го и 8-го Западно-Сибирских линейных батальонов до штатов военного времени. Кроме того предложено образовать из находящихся в Южно-Уссурийском крае четырёх батальонов новую 2-ю Восточно-Сибирскую линейную бригаду.
Усилить кавалерию переформированием Приморского конного дивизиона в драгунский полк, а обоих пеших Забайкальских батальонов - в конные полки.
Усилить артиллерийское вооружение крепости Владивосток путём замены старых бомбических орудий в устье Амура, образованием двух береговых батарей в заливе Посьет. Сформировать две Владивостокские крепостные артиллерийские роты и Посьетскую крепостную артиллерийскую команду, сформировать во Владивостоке вылазочную батарею, переформировать две горные полубатареи в батареи, сформировать вновь льготную батарею Забайкальского казачьего войска и две резервные батареи в Омском округе.
Усилить инженерную оборону крепости Владивосток с моря и с сухого пути, сформировать Владивостокскую крепостную сапёрную роту, а для минной обороны устьев Амура и Посьетского залива - две минные роты малого состава.
Приспособить штаб Приамурского округа для руководства войсками в военное время в качестве штаба армии.
Добавить к резервным батальонам Иркутского и Омского военных округов кадры запасных батальонов, переформировать Барнаульскую местную команду в резервный батальон, и вновь сформировать два резервных батальона для Омского округа.
По словам генерала Лобко с осуществлением этих мероприятий в Приамурском округе получалась сила в 47 батальонов, 90 эскадронов и сотен и 19 батарей (140 орудий).
Обсуждение предложений Главного штаба затянулось на три часа. Адмиралы большей частью отмалчивались, по примеру Великого Князя Алексея Александровича делая вид, что обсуждение "сухопутных" вопросов им не интересно. Генералы же злились, задетые таким откровенным пренебрежением. С большим трудом удалось придти к общему мнению, что необходимо переработать соображения Главного штаба с учётом депеши наместника.
Глава 23
Утром следующего воскресного дня граф Игнатьев долго раздумывал, прежде чем телефонировать Великому Князю Сергею Александровичу. Приняв решение, канцлер телефонировал и попросил Великого Князя приехать к нему для важной беседы.
Дверь кабинета открылась, вошла графиня Игнатьева, принёсшая мужу чай. В свои 54 года Екатерина Леонидовна была так же красива и восхитительно, как и тридцать лет назад. В Константинополе, увидев её на балу у персидского посланника, куда были приглашены и граф Игнатьев с супругой, один из дипломатов сказал совсем тихо то, о чём думал каждый, но не смел признаться вслух: "Эта женщина может покорить Стамбул одним только словом, одной улыбкой - всю Азию".
Поставив поднос на стол, она внимательно посмотрела на мужа и произнесла:
- Ну что случилось? На тебе лица нет, как тогда, после отставки...
- Ты права, Катя, - тихо ответил канцлер, аккуратно беря чашку. - Сегодня мне придётся снова идти ва-банк. Я жду Великого Князя Сергея, с Невского до Миллионной ехать не долго.
- Для чего ты его пригласил? Прикажешь сервировать стол?
- Нет, спасибо, но сегодня нам не до застолий будет. Сегодня будет решаться не моя судьба, а судьба России...
- Да что случилось, - всполошилась графиня. - Не пугай меня, поделись со мною своими тревогами, может я что тебе посоветую.
Канцлер отхлебнул из кружки, после чего медленно заговорил:
- Вчера я понял, что пока у руля России будут стоять сановники, подобные нашему генерал-адмиралу, надеяться на перемены не приходится. Я не могу что-то планировать, если не знаю, что может взбрести в воспалённый ум Великого Князя, который не желает считаться с интересами государственными, ставя впереди всего свои личные. Потому мне нужны союзники, чтобы идти к царице, и таковым союзником я хочу видеть Сергея Александровича.
В кабинет вошёл Великий Князь. Поцеловав руку графини, он поздоровался с канцлером и уселся в предложенное ему кресло. Екатерина Леонидовна дипломатично удалилась.
- Николай Павлович, я понимаю, что Ваше приглашение вызвано обстоятельствами экстраординарными, - начал разговор Великий Князь. - Но я, право, теряюсь в догадках...
Канцлер встал из-за стола.
- Ваше Императорское Высочество! Вы рекомендовали меня Государыне на этот пост. Могу я говорить откровенно и надеяться на понимание?
- Николай Павлович! По-моему, мы полностью понимаем друг друга и можем доверять друг другу. - Голос Сергея Александровича был искренним и дружелюбным. - И потому я не понимаю Ваших восточных церемоний, они совершенно излишни.
- Спасибо, Ваше Императорское Высочество! Вчера Вы были свидетелем того, как трудно находить общий язык с представителями морского ведомства, начиная с Вашего Августейшего брата. Но государство не может существовать, ежели в нём существует удельная система правления, а флот наш - это такое удельное ведомство, которое долгие годы живёт по своим правилам. Великий Князь Алексей Александрович и адмирал Чихачёв настроены на то, чтобы основное внимание уделять Балтийскому морю, а политика требует сосредоточить наши усилия на Тихом океане.
Игнатьев мягко расхаживал по кабинету, устланному роскошным бухарским ковром. Затем остановился.
- Покойный Государь Николай Александрович незадолго до трагической гибели просил Кази представить записку о состоянии флота. Недавно Кази передал мне эту записку. Я ознакомился и понял, что необходимо ограничиться на Балтике флотом оборонительным, при дополнении Черноморского флота минными, посыльными и разведывательными судами, а всё внимание перенести на Дальний Восток. Именно на Тихом океане нам следует иметь мощный флот, превосходящий японцев.
- Так чего Вы хотите от меня, Николай Павлович? - нетерпеливо спросил Великий Князь.
- Я хочу, чтобы Вы со мною пошли к Государыне для решительного разговора относительно флота и морского ведомства. Ежели мы уж вбухиваем в строительство кораблей миллионы, которые отрываем от армии, то Россия должна получать отдачу. Или генерал-адмирал будет поддерживать единую политику государства, либо... - замолк канцлер, многозначительно посмотрев на собеседника.
- Но ведь на Тихом океане имеется наша сильная эскадра, разве этого мало?
- Мало, Ваше Высочество, совершенно мало! - горячо заговорил Игнатьев. - Ну что такое эта наша эскадра? Это всего лишь сборная кораблей и матросов, присланных с Балтики. Они на Дальнем Востоке - временные гости, пришли-ушли. А нам нужен флот, который будет базироваться не в Кронштадте, а во Владивостоке, или в каком-либо корейском порту. Чтобы и казармы были там, и всякие доки и верфи, мастерские, и жёны офицерские чтобы на берегу ожидали... Не пришлая эскадра, и не Сибирская флотилия с её несколькими канонерками, а флот Тихого океана с самыми новыми броненосцами и крейсерами.
- Да, Николай Павлович, не зря в Константинополе Вас за глаза именовали le vice-Sultan, - усмехнулся Великий Князь. - С Вашими
аппетитами...
- А к чему мелочиться, Ваше Императорское Высочество? Неужто мы мелочные торгаши? Нет, если уж делать, то делать так, как делал Пётр Великий! Но чтобы Россия завела сильный флот на Тихом океане, нужно сосредоточить в едином органе рассмотрение всех наиболее важных в военном отношении вопросов и дачи по ним заключений.
- То есть Вы хотите изъять у адмиралов принятие решений по флоту? Они Вам этого не простят. И первым будет мой дражайший брат, генерал-адмирал!
- Россия нам всем не простит, Ваше Высочество, ежели мы будем держаться каждый за свои личные или ведомственные интересы. Флот - для России, а не Россия - для флота. Потому я предлагаю обратиться к Государыне. Было бы полезным, чтобы она также выслушала Великого Князя Александра Михайловича и своего флаг-капитана Ломена. Мне известно, что они выступают за сосредоточение наших усилий на Тихом океане.
- Николай Павлович, весь Петербург знает, что Сандро мечтает о должности генерал-адмирала. Великий Князь Алексей Александрович - мой родной брат. Но я... Я пойду с Вами к Государыне...
В Зимний дворец ехали в великокняжеской карете, храня молчание. Эскорт состоял из взвода Атаманского полка, хотя и Императрица и канцлер неоднократно настаивали на том, чтобы Сергей Александрович не выезжал без надлежащего сопровождения.
Дежурный флигель-адъютант, узнав о неожиданном прибытии канцлера и Великого Князя, со всех ног бросился докладывать Императрице.
Обрадованная неожиданным наступлением оттепели, Аликс была в прекрасном расположении духа. Она встретила гостей в угловом рабочем кабинете, окна которого выходили на Адмиралтейство и Собственный садик. Комфорт здесь первенствовал над роскошью. Обычный Г-образный письменный стол, освещаемый лампой под матерчатым абажуром, и арочная дверь, украшенная кованными прорезными петлями, создавали уют.
- Я не ждала вас сегодня, но я всегда рада видеть моих верных дру-
зей и главных помощников, - дружелюбно сказала Императрица, предлагая гостям занять места в креслах.
Великий Князь, поинтересовавшись, как спала Цесаревна Ольга, перешёл к делу.
- Ваше Императорское Величество! Наш визит вызван неотложными государственными заботами, - голос Сергея Александровича звучал официально и даже сухо. - Я позволил себе пригласить также Великого Князя Александра Михайловича и адмирала Ломена, чтобы они могли высказать свои мнения относительно возникших вопросов.
- Что случилось? К чему такая спешка, - встревожено спросила Аликс.
- Я думаю, что Николай Павлович лучше изложит суть проблемы.
Граф Игнатьев встал с кресла.
- Позвольте, Ваше Императорское Величество? - И, получив в ответ кивок, продолжил. - Последние события на Дальнем Востоке, убийство японцами королевы Кореи и их скрытое вторжение в эту страну, заставляют русское правительство принять незамедлительные ответные меры. Вашему Величеству известно о депеше Августейшего наместника Дальнего Востока, в которой он жалуется на нашу военную слабость. Вчера прошло совещание относительно тех мер, кои необходимо будет предпринять. Военное министерство должно через десять дней представить окончательный вариант соображений на утверждение Вашего Величества. Что же касается морского ведомства, Государыня, вследствие известной самостоятельности, к которой за последние годы привык Августейший генерал-адмирал...
- Вы поскандалили с Великим Князем Алексеем Александровичем? Он снова требовал денег для флота? - спросила Императрица.
- Нет, Ваше Величество, скандала не было, хотя Его Высочество и вспылил на генерала Пузыревского... Я хочу сказать, что правительство в своей политике всегда опиралось и будет опираться на возможность использования военной силы. Примером может служить ситуация с Кореей сегодня, но такие ситуации будут возникать и в последующем. Армия же и флот находятся в ведении совершенно независимых начальников, каждый из которых имеет отдельный доклад у Вашего Величества, и эти начальники действуют по отдельности, что весьма пагубно сказывается на работе правительства.
- Я не совсем Вас понимаю, Николай Павлович...
- Ваше Императорское Величество! Приведу простой пример. Как мне стало известно, до настоящего времени не существует единого плана обороны побережья Балтийского моря, ибо армия имеет свои расчёты, а флот - свои расчёты. Как же можно вести победоносную войну, ежели в мирное время Военное министерство не знает, что планирует Морское министерство? Правая рука не ведает, что творит левая. Именно потому я вижу необходимость создания высшего комитета, как для объединения управления армией и флотом, так и для согласования всех ведомств, сопряжённых с работой по госу-дарственной обороне, в который должны войти не только генералы и адмиралы, но и министр финансов и министр иностранных дел.
- Значит, Николай Павлович, это должен быть совет, который будет принимать важнейшие решения?
- Да, Ваше Императорское Величество, это должен быть именно совет или комитет, который будет обсуждать важнейшие дела государственной обороны, согласовывать начинания и позиции различных ведомств. Но... - Игнатьев сделал многозначительную паузу. - Комитет будет лишь обсуждать важнейшие дела и давать заключения, но решения может принять только Ваше Императорское Величество.
- А кто будет стоять во главе этого комитета? - осторожно поинтересовалась Императрица. - Я уже уверена, Николай Павлович, что Вы пришли ко мне, имея подходящую кандидатуру в кармане...
- Ваше Императорское Величество! В существующей ситуации я вижу только одного человека во главе такого высшего комитета. Это Его Императорское Высочество Великий Князь Сергей Александрович...
- А Вы коварный человек, Николай Павлович! - встрепенулся Сергей Александрович. - У нас не было такого уговора, я лишь обещался поддержать Вас перед Государыней. Длительное пребывание в Константинополе научило Вас восточной хитрости...
Граф Игнатьев с довольным видом разгладил свои роскошные усы, в его глазах промелькнула искорка.
- Наверное, потому, Ваше Высочество, кому-то пришла в голову мысль после назначения меня канцлером называть меня за глаза не иначе, как "Паша?". Не знаете, кто бы это мог быть, Ваше Высочество? - спросил он.
Вошедший дежурный флигель-адъютант доложил Императрице, что
прибыли Великий Князь Александр Михайлович и контр-адмирал Ломен. После того, как вошедшие поцеловали руку Императрицы и заняли указанные им кресла, канцлер взял инициативу в свои руки.
- Ваше Высочество, - обратился он к Александру Михайловичу, - не могли бы Вы вкратце изложить всем нам мысли, изложенные в той записке, которую передали мне?
Великий Князь немного смутился, но потом взял себя в руки. Он сослался на проведённые им исследования относительно развития японского военного флота, которые показали, что уже к 1903 году Япония будет иметь на Тихом океане достаточные силы для того, чтобы на равных противостоять России. В таком случае не возникает сомнений, что японцы захватят всю Корею, после чего Японское море станет для России вторым Босфором.
Задачи на Балтийском море значительно сузились, отметил Великий Князь. Какими бы силами на море Россия ни обладала против Германии, участь войны этих государств всегда будет решена только на суше. Русский флот на Балтийском море может играть только вспомогательную роль относительно армии. Главной его задачей явится недопущение неприятельского десанта, для чего необходимо иметь флот, по крайней мере, равный германскому и шведскому флотам, вместе взятым, или ограничиться минным флотом, опирающимся на шхеры и малодоступные места. Создавая равносильный Германии флот, России придётся отказаться от Черноморского и Тихоокеанского флотов. Между тем постройка минного флота с соответствующим количеством минных крейсеров и истребителей и укрепление важнейших пунктов Балтийского побережья обеспечит его от попытки высадить десант, так как дело это будет сопряжено с большим риском, который будет тем больше, чем больше посланный десант.
С одной стороны, для России необходимо владеть Тихим океаном и Японским морем, а достигнуть этой цели можно только океанским флотом. С другой стороны, оставить берега Балтийского моря беззащитными невозможно, и потому единственное решение - это признать, что задачи Балтийского флота есть исключительно оборонительные и достигаются в полной мере минным флотом, имеющим по всему побережью вполне организованные разного рода станции. Что же касается броненосцев береговой обороны, для усиления артиллерии приморских крепостей, то таких судов строить вовсе нежелательно, ибо, имея многочисленный минный флот, возможно с успехом справиться со своей задачей и без наличия броненосцев береговой обороны, стоимость которых могла бы с большим результатом пойти на тот же минный флот.
- Крайне необходимо немедленно встать твёрдой ногой в Тихом океане. Для чего держать флот в Балтийском море, когда он всё равно не посмеет вступить в бой даже с немцами? - патетически закончил свою мысль Великий Князь.
Аликс как бы заново увидела Александра Михайловича, который говорил так увлечённо, с глубоким знанием дела, очень непохожий на того Сандро, к которому она привыкла.
Канцлер спросил Ломена, что тот думает относительно необходимости усиления нашего флота на Дальнем Востоке и о создании там постоянной эскадры. Адмирал был известен, как человек исключительно требовательный, а в гневе и весьма резкий, но при этом выдающийся и мыслящий.
- Ваше Высокопревосходительство, я могу лишь поддержать мысли, высказанные Его Высочеством, - коротко ответил Ломен. Я уже подавал записку, в которой указал о необходимости сосредоточить главные наши силы на Тихом океане.
Аликс встала, подошла к окну.
- Николай Николаевич, - обратилась она к адмиралу, - граф Николай Павлович предлагает создать особый комитет по обороне государства, который будет объединять различные ведомства. Что Вы скажете?
- Ваше Императорское Величество! Предложение Его Высокопревосходительства при его претворении в жизнь может существенно улучшить оборону России. Армия и флот - две руки государства, и надлежит этими руками управлять одной голове, каковой должен стать предлагаемый комитет.
- Ну, вот и замечательно! Могли бы Вы подготовить проект о создании такого комитета?
- Если Ваше Императорское Величество прикажет, то я готов исполнить и подготовить такой проект. В такой комитет можно было бы привлечь выдающихся адмиралов и генералов, которые ныне пребывают не у дел.
- Я готов принять участие в составлении такого проекта в меру сво-
их сил, - вклинился в разговор Великий Князь Александр Михайлович.
- У меня имеется ряд предложений, которые могут существенно усилить наш флот.
- В таком случае с завтрашнего дня приступайте, Николай Николаевич, - сказала Императрица Ломену. - Председателем нового комитета будет Его Высочество Сергей Александрович. Великий Князь Александр Михайлович будет его помощником. Кстати, господа, как всё-таки будет именоваться этот комитет?
- Предлагаю именовать этот новый комитет - Комитет Государственной Обороны, - ответил Сергей Александрович. - Будут иные предложения?
Возражений не поступило. Сергей Александрович обратился к Ломену:
- Николай Николаевич, кто, по-вашему, из наших адмиралов является наиболее способным? Прошу не стесняться в оценках, не сочтите это за нарушение дисциплины...
- Ваше Императорское Высочество! Мне не совсем удобно давать оценку высшим чинам морского ведомства... Я бы выделил нашего морского агента в Берлине, Фёдора Васильевича Дубасова. Это и практик, честно воевавший с турками, и выдающийся знаток и теоретик минного дела. Его лекция о миноносной войне почти сразу была переиздана морскими ведомствами Англии и Франции. И я особо хочу отметить вице-адмирала Лихачёва. Он хоть и в отставке уже более десяти лет, и живёт большей частью в Париже, его мысли о службе Генерального штаба на флоте представляют большую ценность.
- Способен ли Дубасов возглавить Главный Морской штаб?
- Уверен в этом, Ваше Высочество!
- Спасибо, Николай Николаевич. Ваше Величество, позвольте адмиралу покинуть нас?
Получив разрешение Императрицы, Ломен удалился. Александр
Михайлович обвёл всех взглядом и тихо произнёс:
- Адмирал Ломен - один из лучших наших адмиралов.
- Вот такого адмирала я бы не против видеть во главе морского ведомства, - усмехнулся в усы граф Игнатьев.
В кабинете воцарилась тишина. Александра Фёдоровна вернулась за стол. Присев, она пристально посмотрела на канцлера:
- Вы хотите вовлечь меня в заговор против генерал-адмирала, Николай Павлович? Ваши слова относительно адмирала Ломена я принимаю, как просьбу ко мне...
- Государыня! Я привык прямо выражать свои мысли. Ломен трезво мыслит и смотрит на существующую ситуацию. Ежели будет воля Вашего Величества, то я бы хотел видеть его управляющим Морским министерством вместо адмирала Чихачёва. В будущем Комитете Государственной Обороны я хотел бы слышать здравые голоса, а не залихватские прибаутки про макак, которых мы шапками закидаем.
- Прошу прощения, Государыня, это такое русское высказывание, когда человек недооценивает врага и хвастается своими силами.
- Спасибо, граф, благодаря Вам я узнала ещё одно русское странное выражение. Я не против того, чтобы назначить Ломена вместо Чихачёва, но как будет реагировать Великий Князь Алексей Александрович?
- Алексей будет в ярости, - ответил Сергей Александрович. - Но возможно ли дальше ничего не менять? Если я буду возглавлять Комитет обороны, то я бы хотел иметь дело с Ломеном, а не с Чихачёвым, который не имеет своего мнения, а лишь озвучивает чужие пожелания.
- Но если генерал-адмирал будет угрожать отставкой? - осторожно спросила Императрица. - Что делать мне в таком случае, я даже не знаю.
Сергей Александрович не успел ничего ответить, а Александр Михайлович отреагировал мгновенно:
- Тогда будет повод принять его отставку и полностью поменять руководство морского ведомства и флота! Разве нет у нас достойных и способных?
Все присутствующие обратили свои взоры на Великого Князя, который так неосторожно высказал своё сокровенное желание. Сандро немного смутило такое внимание, он нервно стал поправлять флигель-адъютантский аксельбант, в душе упрекая себя за несдержанность. На его щеках появились яркие пунцовые пятна. Сергей Александрович с трудом удержался от улыбки...
Стремление Александра Михайловича возглавить флот не было ни для кого секретом. Великий Князь не скрывал своих амбиций, неоднократно повторяя, что Алексей Александрович стал Главным начальником флота и морского ведомства в возрасте тридцати одного года, а ему самому уже исполнилось двадцать девять.
Давнее неукротимое желание Сандро стать генерал-адмиралом воспринималось раньше как нечто смешное и несбыточное, но теперь, после смерти Николая Второго и после стремительным кадровых перестановок, у многих имелись серьёзные основания полагать, что под этим желанием есть крепкая основа.
* * *
8-го января 1896 года были обнародованы Высочайшие указы, объявлявшие о создании Комитета Государственной Обороны и новых назначениях.
Великий Князь Сергей Александрович назначался председателем Комитета Государственной Обороны и ему поручалось выработать Положение о Комитете.
Великий Князь Александр Михайлович производился в чин капитана 1 ранга и назначался товарищем председателя Комитета Государственной Обороны по морской части.
Контр-адмирал Ломен жаловался чином вице-адмирала и званием генерал-адъютанта с назначением управляющим Морским министерством.
Контр-адмирал Дубасов назначался начальником Морского Главного штаба.
Адмирал Чихачёв был определён в Государственный Совет, получив Всемилостивейший рескрипт, а Кремер отчислен в Свиту с производством в полные адмиралы...
Великий Князь Алексей Александрович, для которого все эти назначения стали неприятным сюрпризом, на сей раз промолчал. Промолчал и затаился, ожидая удобного повода, чтобы выступить позже. Будучи от природы весьма неглупым человеком, он прекрасно понимал, что эти несогласованные с ним назначения - лишь первый шаг по отстранению его от управления русским флотом. Слишком высоки были ставки для генерал-адмирала в этой незримой борьбе с "гессенской волчицей".
Глава 24
Девять месяцев после смерти Императора Николая Второго Финляндия продолжала жить, как ни в чём не бывало. Великое Княжество пользовалось автономией, жило по своим особым законам, которые принимали, опять же, депутаты своего финского Сейма. Влияние Петербурга на повседневную жизнь Финляндии было весьма и весьма условным, и сами финны считали Россию чем-то далёким и эфемерным.
Новый финляндский генерал-губернатор генерал-адъютант Шереметев, человек культурный и милый, за полгода ещё не успел освоиться на своей должности, управлял тихо, удивляя финнов лишь своей кавказской черкеской с серебряными газырями и лохматой папахой.
Но Императрица не могла забыть того, что её мужа убил человек, имевший финляндский паспорт. Её приводила в ярость мысль, что люди, которые выдали паспорт цареубийце, недосягаемы для русской полиции, что в пределах Российской Империи существует фактически независимое княжество. Поэтому практически ежедневно Александра Фёдоровна напоминала канцлеру или министру внутренних дел о финляндской проблеме.
Великий Князь Сергей Александрович был склонен действовать быстро и жёстко, и графу Игнатьеву стоило немалых усилий убедить его, что первоначально нужно тщательно подготовиться, а уж потом показать этим чухонцам, кто в России хозяин.
Граф Воронцов-Дашков поддержал канцлера, он вообще высказывал сомнения, возможно ли действовать односторонне, без согласия с финляндским Сеймом, опасаясь возмущения финнов. Своё мнение он изменил лишь после того, как получил доклад генерала Новицкого о состоянии дел в Финляндии, составленный на основании агентурных донесений. Министр внутренних дел сам поручил Новицкому направить в Финляндию надёжных людей, которые могли бы выяснить не только тамошние настроения, но и определить тех должностных лиц, которые могут быть опорой престола.
Результаты были неутешительным. Настроения среди финнов были антирусские, а убийство Императора Николая вызвало неприкрытую радость не только среди обывателей и интеллигенции, но и среди финских чиновников и офицеров. Бывший финский сенатор Мехелин, отправленный в отставку в 1890 году за свою антирусскую деятельность, уже в апреле 1895 года разразился целым рядом статей, в которых прямо писал, что убийство Николая Второго должно послужить наглядным уроком и предупреждением для всех тех, кто лелеет мысли посягнуть на автономию Финляндии.
Для министра внутренних дел, потерявшего сына, такая позиция финнов была не просто личной обидой, но вызовом всей Империи.
Хотя с 1808 года Великое Княжество Финляндское было присоединено к Российской Империи, его внутреннее устройство, законодательство и управление, разительно отличались.
Финский Сейм, представлявший четыре сословия, продолжал принимать законы и утверждать налоги, ориентируясь только на шведский Закон о форме правления, изданный ещё в далёком 1772 году, и шведский же Закон о союзе и защите 1789 года, также сохранившийся при присоединении к России, порой игнорируя российские интересы.
Финский Сенат и все иные учреждения использовали в делопроизводстве исключительно финский язык, а официальные документы даже не переводились на русский.
Принятыми на государственную службу могли быть исключительно граждане Великого Княжества, что ставило иных русских подданных в неравные условия.
Великое Княжество Финляндское имело свою, не подчинённую министру внутренних дел, полицию, свою валюту и свою таможню...
Финская армия имела в своём составе один гвардейский и восемь армейских стрелковых батальонов и драгунский полк. Эта миниатюрная армия имела совершенно особую систему комплектования, огра-
ниченную численность и свои особые привилегии.
Даже уголовное законодательство у финнов было собственным. При