Обстановка в комнате была весьма скромной. Голые каменные стены без окон, некрашенный деревянный пол, тяжёлые бронзовые канделябры с газовыми светильниками. Воздух, казалось, был пропитан каким-то особым тюремным духом.
Громоздкий дубовый стол старого тёмного дерева с тремя массивными креслами, над которым сзади зловеще возвышается штандарт тяжёлого чёрного бархата с вышитой серебром "адамовой головой" и литерами "Съ нами Богъ!"
Напротив стола, на простой деревянной скамье сидел человек, руки которого скованы наручниками. Дорогой твидовый пиджак, измаранный чем-то белым, и несвежая сорочка говорили о том, что их владельцу пришлось путешествовать долго и в явно некомфортных условиях. Голова покрыта колпаком из чёрной плотной ткани, полностью закрывавшим лицо. По бокам от арестанта застыли два дружинника Добровольной охраны.
Дверь открылась, в комнату вошли три человека, облачённые в
чёрные добровольческие блузы, рукава которых украшены широкими серебрянными шевронами главных старшин Добровольной охраны.
Вошедшие по-хозяйски заняли места за столом, разложив перед
собой какие-то документы.
- Снимите с него этот дурацкий колпак, - скомандовал, не скрывая раздражения, восседавший посредине председательствующий.
Дружинник осторожно снял колпак с головы арестанта, и все присутствующие смогли увидеть бледное матовое лицо, немного помятое, украшенное рыжеватыми усами и бородой-эспаньолкой.
Арестант, мужчина примерно сорока лет, на мгновение зажмурил глаза, отвыкшие от яркого света, но довольно быстро справился с собой, вперев свой пронзительный взгляд в сидящих за столом. Серые глаза, не выражающие страха, выдавали в нём человека весьма и весьма самоуверенного, больше привыкшего повелевать, чем подчиняться.
- Подсудимый, встаньте! - голос председательствующего прозвучал особенно резко, как удар бича.
Арестант медленно поднялся со скамьи, посмотрел по сторонам,
после чего ответил:
- Подсудимый? Позвольте же узнать, милостивые государи, кто и
по какому праву смеет судить меня! Уже который день я слышу подле себя русскую речь, но никто не пожелал даже пояснить, на каком основании меня лишили свободы и куда меня привезли! Что здесь за маскарад?
Голос его звучал особенно торжественно-саркастически, что свойственно лишь лицам, привыкшим к публичным выступлениям и дискуссиям.
- Господин Плеханов! Вы находитесь перед Верховной коллегией "Священной дружины", которая уполномочена Советом первых старшин вершить суд от имени Ея Величества! - ответил председательствующий.
- Ах, вот оно что, а я то думал, что попал в паршивую опперетку, господа! Или в логово Синей Бороды! - Плеханов не смог удержаться от смеха. - Я давно не был в России, но я даже представить себе не мог, что всё так плохо! Значит, вы и есть те самые "игнатьевские опричники", которыми ныне пугают детей? Тогда вам, господа, не хватает чёрных масок, чтобы скрыть свои лица!
- Вы совершенно зря смеётесь, подсудимый! Видимо, столь долгое
отсутствие в России и весьма неудобное путешествие в грузовом трюме оказывают дурное влияние на Вашу способность здравомыслия, господин Плеханов!
Твёрдый спокойный тон председательствующего сумел внушить
подсудимому какую-то долю сомнений в происходящем, но природная
амбициозность и звание "первого русского марксиста" взяли верх. Георгий Валентинович, проживший вне России уже 16 лет, не мог до конца поверить, что его, человека, известного всей просвещённой Европе, вот так просто могут судить какие-то самозванцы.
- Да это просто какая-то фантасмагория, а не суд! - воскликнул он. - Вы хотите меня убедить, что всё это именуется судом? Я не знаю, где я нахожусь, я не знаю никого из вас, господа. Ежели вам угодно предать меня суду, извольте передать меня в руки властей, полиции, жандармам, хоть чёрту с дьяволом! Но я категорически отказываюсь принимать участие в этом маскараде! Неужто вы возомнили себя новым "фемическим судом", господа? Чёрт возьми, в конце девятнадца-
того века вы пытаесь играть в средневековые игры!
Судьи молча переглянулись, но не стали перебивать Плеханова,
предоставив ему возможность выговориться.
- Свод законов Российской Империи, если мне не изменяет память,
не предусматривает каких-либо тайных судилищ! - патетически заявил подсудимый. - Вас просто не существует, господа! Вы - ноль! Вы - "зеро", господа! И в вашей паршивой опперетке я не собираюсь принимать участия!
Буквально выкрикнув последнюю яростную фразу, Плеханов грузно опустился на скамью, и отвёл взгляд в сторону, показывая, что судей не замечает и общаться далее с ними не намерен.
- Встать, сволочь! - стальной голос председательствующего был
сигналом для дружинников, которые мгновенно подняли Плеханова
под руки.
- Я убедительно прошу не повторять свои ошибки, господин Плеханов! Суд состоится, вне зависимости от Вашего желания. И приговор будет вынесен, ибо на это существует Высочайшее повеление!
- И вы решитесь на такое беззаконие, господа? - удивлённо спросил Георгий Валентинович. - И кто дал вам право оскорблять меня? Даже полиция и жандармы не смели меня оскорбить ни словом, ни действием при аресте! Неужто вы думаете, что я всё это оставлю без последствий? Да, мне известно, что граф Игнатьев заткнул рот свободной прессе в России, но есть ещё газеты Европы и Америки, которые обязательно расскажут, до чего же докатилась российская власть, если она допускает такие незаконные расправы! И неужели вы думаете, что британское правительство оставит без последствий факт моего похищения в Лондоне, где я был делегатом конгресса Второго Интернационала? Нет, вы просто не представляете, скандал какого масштаба возникнет, и как жалко будут выглядеть русские дипломаты, когда их вызовут на King Charles Street, чтобы дать хороший нагоняй!
Сидевший по левую руку от председательствующего судья недобро усмехнулся и ответил:
- Вероятно, Вы не понимаете всей серьёзности ситуации, господин Плеханов! Вы купили себе билет в один конец, а потому не будет ни возмущённых статеек в берлинских или парижских газетах, и, тем паче, не будет протестов британской дипломатии. Русский эмигрант Плеханов просто бесследно исчез в Лондоне, и никто не знает, что случилось с этим беднягой. Потому оставьте всякую надежду... Да, из Швейцарии Вас было тяжело достать, но в Лондоне всё прошло просто великолепно. Совсем немного хлороформа, лихой извозчик, домчавший в порт, и невзрачный пароход, в трюме которого Вас и доставили в Петербург.
- Но ведь это гнусное насилие, - возмутился Плеханов. - Попрание цивилизованных норм международного права! Меня будут искать мои друзья, они обратятся в газеты, а уж журналисты докопаются до правды!
- Что ж поделать, если власти европейских стран не желают выда-
вать нам наших же государственных преступников... Именно потому мы вынуждены были пригласить Вас домой таким необычным способом. Вы стали первым в череде тех, кому ещё предстоит вернуться в Россию с нашей помощью. Господам революционерам отныне придётся уяснить, что наши руки, руки "Священной дружины" длиннее, чем ноги предателей!
Председательствующий открыл папку и торжественным голосом зачитал обвинение. Плеханов обвинялся в создании антиправительственного политического сообщества, призывах к ниспровержению государственного строя, изготовлении и распространении антиправительственной литературы, а также в побуждении к враждебным действиям против России.
Ему припомнили всё, вплоть до отдельных высказываний, сделанных три года назад, в агусте 1893 года, в Цюрихе на третьем конгрессе II Интернационала. Тогда Плеханов, получивший мандат от Петербургского кружка и от "Русского социал-демократического общества" в Нью-Йорке, в своём выступлении яростно обрушился на Россию, заклеймив свою Родину, как оплот международной реакции и военной опасности.
Председательствующий нацепил на переносицу очки в железной оправе и стал читать какой-то документ:"Уже давно пора покончить с русским царизмом, позором всего цивилизованного мира, с постоянной опасностью для европейского мира и прогресса культуры. И чем больше наши немецкие друзья нападают на царизм, тем более должны мы быть благодарны. Браво, мои друзья, бейте его сильнее, сажайте его на скамью подсудимых возможно чаще, нападайте на него всеми имеющимися в вашем распоряжении средствами! Что же касается русского народа, то он знает, что наши немецкие друзья желают его свободы".
Оторвавшись от чтения, обратил свой взгляд на Плеханова и спросил:
- Вами ли были сказаны эти слова, подсудимый?
- Мне тяжело сейчас точно вспомнить, господа, что именно я говорил, - голос Плеханова на мгновение дрогнул. - В конце концов, на конгресе мы лишь обменивались нашими взглядами, не более того. Помнится, что я действительно высказался в поддержку господина Бебеля, который, кстати, является депутатом германского рейстага. Но это не более, чем дискуссия, просто слова... Неужто вы хотите меня обвинить в этом?
- Нет, господин Плеханов, вы обвиняетесь в государственной измене, не более того, - голос председательствующего звучал скрипуче, очень неприятно. - Ведь это Ваши слова: "Если бы немецкая армия перешла наши границы, она пришла бы как освободительница, как пришли французы национального конвента сто лет тому назад в Германию, чтобы, победив князей, принести свободу народу". Таким образом, любезнейший, Вы высказали призыв к тому, чтобы германская армия вторглась в Россию, а это и есть государственная измена, что по нынешним временам карается виселицей.
"Первый русский марксист", до того момента державшийся гордо и самоуверенно, вдруг поник, его лицо посерело. Психологический удар оказался слишком сильным.
- Но у Вас есть выбор, господин Плеханов. Наша всемилостивейшая Государыня может Вас помиловать, при соблюдении ряда условий.
- О каких условиях идёт речь? - голос Плеханова предательски задрожал.
- Условия простые. Если Вы их принимаете, то Вас будут судить открытым судом, разумеется - в присутствии публики и репортёров. Вы должны будете прилюдно покаяться, отказаться от своих революционных идей, обличить своих товарищей, как действующих против интересов России на благо иноземных держав... И тогда Вам сохранят жизнь, а в тюрьме создадут приличные условия, где Вы сможете пользоваться библиотекой и даже писать статьи, разоблачающие революционное движение.
- Но ведь это подло, господа! - Плеханов сорвался на крик. - Вы предлагаете мне, чьё имя пользуется всеобщим уважением, облить своих товарищей грязью и объявить их иноземными шпионами! Неужели вы считаете, что я способен на такое?
- А есть ли у Вас выбор, любезнейший? - лицо председательствующего скривилось в недовольной гримасе. - И не нужно строить из себя несгибаемого Рахметова, Вы не похожи на сего литературного персонажа. Вы обычный вшивый интеллигентик, который шестнадцать лет прожил в Швейцарии, в уюте и комфорте, но теперь всё это в прошлом. Сегодня Вы обычный арестант, не более того. И ежели откажетесь принять наши условия, Вас просто вздёрнут на хорошо намыленной верёвке, но перед этим Вы подробно расскажете всё, что Вам известно о революционерах и каналах доставки нелегальной литературы. Поверьте, что у нас имеются специалисты, которые помогут Вам вспомнить всё и не утаить ничего.
- И что же вы теперь практикуете, "испанский сапог" или нашу родимую русскую дыбу? - ухмыльнулся Плеханов.
- Ну, что Вы, голубчик, есть более современные методы. Не такие уж мы сирые и убогие, чтобы впадать в мрачное средневековье. Кстати, я должен сразу предупредить, господин Плеханов, что ежели Вы вздумаете юлить, дадите согласие сотрудничать, а потом, во время судебного процесса начнёте фордыбачить, всё закончится виселицей. И ещё... Ваш племянник и племянник Вашей супруги в настоящее время арестованы за участие в нелегальных кружках. И ежели Вам вздумается взбрыкнуть в суде, эти молодые люди моментально окажутся на сибирской каторге, в кандалах.
- Господи, но ведь это подлый шантаж, - выдавил из себя Плеханов. - Вы делаете из этих несчастных мальчиков, вся вина которых заключается лишь в том, что они читали сочинения Маркса... Вы делаете их заложниками. Да, их обоих арестовывали в прошлом году, но их же освободили! На каторге они просто погибнут, и вина за их смерть падёт на ваши головы!
- Раньше нужно было думать, господин Плеханов, раньше! Это Вы сделали смутьянами своих племянников, так что неча теперь пенять. Вы думаете, что мы забыли о том, что Ваша супруга является отъявленным врагом Империи, что она состояла в тайном обществе "Земля и Воля"? Игры закончились, господин революционер, и мы сделаем всё, чтобы покончить с теми, кто желает погубить Россию, и ничто нас не остановит! У Вас есть гарантия, что через некоторое время в этом самом подвале не окажется Ваша супруга?
Плеханов был сломлен. Куда подевался тот "отец русского марксизма", самоуверенный, ироничный, который всего полчаса назад позволял себе смеяться в лицо своим судьям. Перед судом стоял поникший человек, постаревший сразу на добрых два десятка лет, на лице которого появилось весьма неприятное, какое-то заискивающее выражение.
- Я вынужден подчиниться столь невиданному насилию, господа... Но, скажите, как быть с тем фактом, что я оказался в России? Это не может не вызвать вопросов ...
- Пусть это Вас не беспокоит, господин Плеханов! Разумеется, что Вы пытались нелегально проникнуть в Россию, но были задержаны нашей доблестной пограничной стражей, как же иначе... А уж что касаемо судебного процесса, времени для подготовки, чтобы Вы могли достоверно выучить свою роль, будет достаточно...
(англ.) Улица Короля Карла в Лондоне, на которой расположено здание Министерства иностранных дел Великобритании.
"Protokoll des Int. Sozial. Arbeiterkongresses in ZЭrich", ZЭrich,1894
Бебель Фердинанд-Август, депутат рейстага Германской империи. Председатель правления Социал-демократической партии Германии (1892).