Еще мгновение, и брызгами разлетятся сверхпрочные стекла иллюминаторов, и сами звезды рванут сверхновыми на добрый десяток тысяч световых лет вокруг корабля.
- Ко-стя-яяя!!!
Тогда этот крик спас мне жизнь.
Я бежал, я мчался по поверхности чужой планеты. Вы помните старый земной мульт? "...планета Шелезяка. Воды нет, полезных ископаемых нет. Населена роботами..."? Одинокая планета Гамма Волопаса оказалась населена именно роботами. Но не древними созданиями рук человеческих, нет, среди причудливо перемешанных скальных уступов и песчаных дюн обитали спамы - высокоразвитая кремнийорганическая форма жизни. Разумная, но при этом совершенно, абсолютно чуждая нам, людям. А потому - хитрая, расчетливая, жестокая.
Я бежал, я пытался унести ноги от оравы этих аборигенов. Они караулили меня в лежавшем на пути темном узком ущелье. Еще пара минут, и я бы попался, но какое-то шестое чувство заставило меня остановиться и повернуть назад, к кораблю. И тут же ужас липкой жвачкой сковал меня. Я вырвался и побежал. И они не стали преследовать меня, нет, эти парни действовали по-другому...
Предыдущая экспедиция погибла здесь в полном составе. Нас послали расследовать причину их гибели. То, что мы увидели, было воистину страшно. Они не погибли даже, не знаю, можно ли назвать это гибелью. Мы видели их тела, навечно застывшие в темпоральном поле, слышали их голоса, словно бы записанные на пленку, все звучащие и звучащие в странно искривленном пространстве. Они еще жили, но уже по-другому, уже иначе, захваченные в плен этими жуткими неподвижными созданиями, более всего похожими на ржавые консервные банки из-под черноморской салаки.
Да, я забыл представиться. Мы это экипаж малого корабля-разведчика: я, Константин Раух, - капитан, Олег Высоцкий - штурман и Ольга Керенская - ксенобиолог.
Вы спросите, зачем же бежать от того, что не способно двигаться?
Нет, не бежать, не бежать. Нестись сломя голову, мчаться напролом, перепрыгивая окаменевшие стволы деревьев, перескакивая ручьи с зеленой мутной жидкостью, перемахивая целые овраги, благо слабая гравитация позволяла делать это. Убегать. Бежать, бежать, бежать и...
И не мочь сделать этого.
Старые земные сны. Гонимый безотчетным страхом, ты пытаешься двигаться сквозь тягучую туманную среду, перебираешь ногами, стараешься, тяжело дышишь, выбиваешься из сил, но тщетно. Ты не сдвигаешься с места. А за спиной уже вырастает ужасающее неопределимое, неописуемое нечто...
На Гамма Волопаса творилось то же самое, только в масштабах целой планеты, с тем только отличием, что ты мог пробежать дюжину километров и вдруг обнаружить, что ни на миллиметр не сдвинулся с места. Миновать скалы, овраги, ручьи и вновь почувствовать на себе сумрачные таящие смерть взгляды аборигенов. Они обитали в каком-то совершенно ином пространстве-времени. И они охотились на нас, охотились как на редкую, обладающую ценным мехом дичь. Этим мехом для спамов стали наши души. Тот самый запас витальной энергии, что по преданию был получен людьми от древнего, живущего на Земле Бога, запас, бережно хранимый нами в телесном сосуде и оказавшийся вдруг редким деликатесом для жителей этой планеты.
Они заселяли душами людей свои тела. Сами лишенные, использовали их как редкий наркотик. Живую энергию внутри механического разума. Вы спросите, как такое возможно? Еще как возможно! Спустя какое-то время мы получили еще одно неоспоримое доказательство этого...
Проклятые консервы уже забрали души наших предшественников, теперь они пытались отнять их и у нас.
Корабль стоял на пригорке по ту сторону большой лощины. До него было рукой подать, подать и... и не дотянуться...
Наполненный песком ветер противно свистел в ушах, я сделал гигантский прыжок, перемахнул через груду камней, вдруг споткнулся и, обдирая защитный комбинезон, покатился по склону. Кувырок, перекат, еще кувырок, вот мне удалось встать на ноги, дно лощины уже совсем близко, теперь только преодолеть ручей...
Я прыгнул. Но мерзкая консервная банка притаилась на том краю. Я еще не знал этого, я еще летел, и почва стремительно приближалась, и ведомое разумом тело уже врубалось, как повести себя дальше: спустя мгновение оно должно было домчать меня до вершины, забросить в корабль, а там - задраить люки, включить защитное поле и рвать, рвать когти с этой планеты. Спустя мгновение...
Но тут, но тут время оборвалось.
Словно остро отточенной саблей перерубили туго натянутый канат, который соединял прошлое с будущим.
И, ухватившись за измочаленный конец этого каната, я завис...
Я завис, завис в воздухе над разом остекленевшим ручьем, и разом застыли в воздухе песчинками, и разом смолк противный свист ветра. И только мысли, мысли остались, они продолжали двигаться, течь, неподвластные наброшенному на меня темпоральному лассо. Я мог видеть, я мог думать, я мог анализировать.
Я знал, что произойдет со мной дальше.
Я смотрел и я видел. Вон - краешек оврага, до которого я не успел добраться, вон - застыл блик на боку заарканившей меня жестянки, вон - шпилем воткнулась в лиловое небо рубка нашего корабля, а вон, вон там за кустарником пытается бежать ко мне Ольга. И я чувствую на себе ее мощный, полный решимости дотянуться до меня взгляд...
Ольга. Женщина-космонавт. Женщина-космонавт в мужском экипаже. Нонсенс. Обычай половой сепарации, как и обычай не брать женщин в космос стар как сама жизнь. Безумно архаичный и в тоже время бездонно мудрый. Я бы никогда не сделал этого. Но Олег попросил за нее.
"В этом полете нам нужен ксенобиолог", - произнес он однажды утром, примерно за месяц до вылета. Он не назвал имени, но я сразу понял, о ком идет речь. И я не смог отказать ему.
Олег давно уже жил с Ольгой, жил как мужчина с мужчиной, и мне было это совершенно непонятно, настолько непонятно, что я даже не пытался ревновать его к ней. Я осознавал, что он любит ее, а она любит его, что в основе их чувства лежит тот древнейший инстинкт, который положил начало всей нашей цивилизации сотни миллионов лет назад. И хоть проявление его сейчас считалось отклонением от нормы, я понимал всю его мощь, знал, что, однажды проснувшись, он завладел их душами окончательно и бесповоротно.
И мы полетели. Это было странно. Очень странно. Видеть Ольгу на корабле, встречать ее в рубке, вести светские беседы в кают-компании, разглядывать ее абсолютно другое тело в соседней душевой кабинке.
Но страннее всего было прикасаться к Олегу после того, как он возвращался ко мне из ее каюты...
Раньше эта часть его жизни была далека от меня. Я знал о существовании Ольги, много шутил на эту тему, несколько раз мы даже обедали вместе, втроем, после наших с Олегом возвращений на Землю. Это было отклонение от нормы, но это было нормально. В конце концов, должно же быть в жизни человека место женщине, даже если этот человек мужчина!
Но вот так, чтобы каждый день...
У нас с Ольгой быстро сложились четкие отношения. Она оказалась хорошим специалистом, отличным членом команды. Держалась со мной согласно уставу, и лишь иногда я ловил ее пристальный, по странному долгий взгляд...
Такой как сейчас. Я ухватился за этот взгляд, уцепился за соломинку, последний волосок, соединяющий меня с этой, нет, уже с той реальностью. Ибо мое тело уже цепенело, уже умирало здесь, в отсутствии времени, пространства и самого смысла жизни, а душа, наоборот, билась изо всех сил, словно попавшая в путы птица, стараясь вырваться наружу, на свободу. Ей было тесно, страшно, никак невозможно здесь. Еще немного, и она порвет с телом, вылетит, устремится к свету, к ветру, туда, где ее вожделеют мерзкие щупальца ржавых кремнийорганических жестянок...
И только взгляд, ее взгляд был способен спасти меня. Спасти мою душу. И еще крик.
- Ко-стя-яяя!!!
Он прорвался сквозь завесу безвременья. И вслед за ним хлынуло все остальное. Свист ветра, запах пота, взметнувшаяся из-под приземляющихся ног пыль.
На миг прошлое смешалось с будущим, словно в телеповторе, я увидел, как Ольга прорывается сквозь кораллы кустарника, как она обрушивается на залегшего в засаде спама, ударом ноги сшибает его в овраг, и тот летит, кувыркаясь, словно посланный в неведомые ворота мяч, и темпоральная сеть перепутывается, рвется, высвобождая мое тело, и я бегу вверх по склону, навстречу Ольге, и она бросается навстречу мне, я - к ней, и вот я оказываюсь в ее объятьях, и я подхватываю ее, и она кружит меня...
- Ко-стя-яяя!!!
Тогда это был крик отчаянной надежды, сейчас - безнадежного отчаянья...
Ошпаренный этим криком, я оттолкнулся от пульта и откатился к стене. Ярко вспыхнули сигнальные лампочки на приборной панели. Померкло и вновь зажглось освещение рубки.
- Ольга!!!
- Я не могу так больше, Костя. Я не выдерживаю. Как и в тот раз. Хотя тогда это были живые чувства, а теперь лишь их отпечатки, но все равно. Они ранят, ранят, ранят!!!
Голос ее гремел. Заключенная в нем боль взрывала меня изнутри.
- Ольга...
- Я не могу так больше. Улетайте, оставьте меня. Отправляйся в шлюпку, и улетайте. Запаса топлива вам хватит, чтобы добраться до ближайшей планетной системы. Вот, на траверсе, тройная звезда, желтый карлик класса Ц. Я просканировала ее систему. Есть подходящие планеты. Высаживайтесь на любой и живите в свое удовольствие. А я... А мне уже все равно.
- Ольга...
- Я не хочу так жить, я не хочу вообще жить...
- Оля, Оленька...
- Нет, Константин, нет. Мои чувства к Олегу, мои чувства к тебе, ваши отношения, наше состояние, все слишком смешалось, все это слишком тяжело для меня.
Если бы она могла сейчас, она бы разрыдалась, если бы я мог, я бы обнял ее, я бы скрутил ее в объятьях. Как тогда. Но тогда я не успел...
- Ты уже говорила это, ты повторяешься. Так нельзя...
- Это все, что мне осталось. Повторяться, повторяться, переживать все заново, и вновь повторяться. Уходите.
В ее голосе звенел металл.
- Уходите немедленно. Иначе я включу систему самоуничтожения.
- Нет, Ольга. Ты не сделаешь этого. Я приказываю тебе не делать этого. Я капитан...
Я капитан. И что с того? Я бессилен сделать что-либо с женщиной...
- И все-таки я сделаю это, мой капитан! - кажется, она нашла силы на иронию. Может быть, есть еще надежда? Хотя какая тут, к дьяволу, надежда?!?
- Я сделаю это, - повторила она, - Олег, ты слышишь меня?
В динамиках раздался треск.
- Да, дорогая...
Голос Олега, усиленный интеркомом, был полон тоски и безнадеги. Как много бы я отдал сейчас за возможность влепить ему пощечину...
Злость отрезвила меня. Мозг разом прояснился.
- Олег, будь же мужчиной! - это прозвучало как приказ, - Ольга прекрати истерику. Прекрати немедленно!
Еще есть надежда...
- Нет! - отрезала она.
И тут же резанула глаз аварийная сигнализация, взвыла сирена, и давным-давно записанный на пленку металлический голос бесстрастно сообщил:
- Включена система аварийного уничтожения корабля. Экипажу просьба занять надлежащие места в спасательных шлюпках. До уничтожения корабля осталось три минуты.
Экипажу - это нам с Олегом. Он уже там, в шлюпке. Очередь за мной. Капитан покидает корабль последним.
И последним поднимается на него.
Тогда я внес Ольгу по трапу на руках. От избытка чувств ли, от ментального перенапряжения, она потеряла сознания прямо у меня в объятьях. Но за миг до того она успела поцеловать меня. Коснуться своими губами моих губ.
Ее поцелуй прожег меня насквозь. Войдя каленым железом, он перевернул все внутри. Поцелуй женщины, запретнейший плод из запретных. Женщины, которая любит меня. Любит! Я понял это в единое мгновение, и в единое мгновение сам полюбил ее.
А в следующее - тело обмякло у меня на руках, стало вдруг тяжелым и хрупким одновременно. И я приподнял ее и понес, понес к кораблю. Осторожно ступая по поверхности странной планеты. И мне вдруг стало очень спокойно, я почувствовал абсолютную защиту, от горячего ветра, от песка, от грязных поползновений спамов...
Любовь прочнейшим куполом накрыла нас, мы приблизились к кораблю, и Олег уже спустил трап, мы поднялись, нет, мы взошли, мы вплыли наверх. И шлюз затворился за нами. И время вновь сорвалось с цепи.
Олег подбежал, подхватил Ольгу.
- Как ты, что с ней?!?
- Обморок. Все в порядке. Она дышит, все хорошо.
И тут же я сорвался с места, заскочил в рубку, рванул рычаг, включающий защитное поле...
Через полсекунды он был рядом. Отточенные действия, добрым десятком лет спаянная команда. Он и я. Ключ на старт. Две минуты до взлета.
- "...До уничтожения корабля осталось две минуты. Просьба экипажу занять свои места..." Пронзительный вой сирены. Так, что хочется умереть.
- Ольга, отключи ее!
- И не подумаю!
Строптивая девка! Ну, ладно же...
- Код доступа три-четырнадцать. Аудиальный пароль: шесть, шестнадцать, альфа-ипсилон-омега...
- Бесполезно, Константин. Я перехватила управление капитанским каналом. Ты бессилен сделать что-либо.
Черт, черт, черт!!!
- Это бунт! - взорвался я. - Ольга, ты понимаешь? Бунт на корабле!
О, Господи, какую чушь я несу...
- Да, это бунт, - металл в ее голосе клокотал. - Убирайтесь немедленно! Сейчас же! Олег, заводи двигатели. Костя, катись отсюда. До спасательного шлюза тебе ровно сорок три секунды.
Завывая, отъехала дверь рубки. На полу, на стенах замигали красным эвакуационные стрелки.
- Ну же, быстрее!
Действительно, быстрее. Принимать решение быстрее надо...
Я крутанулся на месте. Как отрезал.
- Я остаюсь.
- Что?!? Идиот!!! Ты подумал об Олеге?
- Я тоже остаюсь... - прохрипел интерком, - Это и мое желание тоже.
Пространство взорвалось ее криком.
- Ну надо же! Какие они возвышенные! Второй раз умереть собрались? Два Ромео на одну Джульету, прости Господи...
- Ты сама заварила эту кашу, Оля...
Господи, как же я ее люблю, и как же я ее ненавижу...
Лицо ее горело с экрана. Такое близкое и такое далекое одновременно. Она рассмеялась.
- Мальчики, а вам не кажется, что мы ломаем эту комедию уже по второму разу?
По второму разу...
Мы возвращались домой с Гамма Волопаса. Четыре месяца полета. Все вместе. Втроем. Боже, как нам было хорошо тогда...
Пить чай в кают-компании, играть в кельдо, смотреть старые черно-белые фильмы, наплевав на требования безопасности, вытащить из моей каюты, она побольше, койку и спать там, прямо на полу, всем вместе.
И обниматься, обниматься, обниматься...
Ольга, изъяв запас продуктов у кухни-автомата, готовила нам пищу. В ней вдруг проснулся невероятный поварской талант. Олег заявил, что раньше и не подозревал такого.
"Я и сама не догадывалась", - смеялась она. - "Но кормить двух любимых мужчин вставляет гораздо сильнее, чем одного!"
А со мной что-то происходило. Я внутренне изменился. Стал мягче и одновременно взрослее, ответственнее. И мне это нравилось.
"Олег, какого черта?" - приставал я к нему. - "Неужели любовь женщины так меняет мужчину. Ты куда более опытный в этом деле, ответь!" А он лишь загадочно улыбался в ответ. А по ночам они прижимались ко мне и шептали мне в уши, каждый со своей стороны.
И я проваливался в них, я сходил с ума от счастья.
Боже, как нам было хорошо...
И все изменилось в один день.
Точнее, все произошло в один день. А изменения, верно, накапливались постепенно, подспудным грузом ложась на наши сердца. Я не замечал их, или не хотел замечать, и лишь иногда, поймав какой-то иной Ольгин взгляд, уловив какую-то другую нотку в голосе Олега... И тогда что-то кололо в уголке сердца, что-то заставляло крепче сжимать их руки, сильнее прижимать к себе их тела. В страхе отпустить, в страхе потерять...
Но случилось лишь то, чему суждено было случиться...
Однажды утром я возился в рубке с расчетом очередного, последнего перед Землей гиперпрыжка, как вдруг в интеркоме раздался взволнованный голос Олега.
- Костя! Костя! Срочно на кухню!..
Что-то в его голосе заставило меня подскочить как ужаленного и, даже не сохраняя расчеты, помчаться туда.
Дверь была распахнута. Струился аромат пригоревшего жаркого. Прислонившись к стене, на стуле сидела Ольга. Лицо ее было белее мела. Над нею деловито жужжал медицинский робот. А на полу, вцепившись в волосы руками, сидел Олег.
- Что? Что случилось?!?
- Она... - безвольно шевельнулся Олег.
Ольга едва заметно улыбнулась.
- Здравствуй, Костя. Доброго тебе утра...
- Что случилось?!? - не в силах сдерживаться, заорал я.
- Не кричи, пожалуйста... - с трудом выговаривая слова, прошептала она. Губы едва заметно шевелились. - Просто... Я приняла решение... Я говорила об этом с Олегом, но мы решили молчать при тебе, не сминать твои чувства. Не ломать... Я ощутила это месяца полтора назад. Безумие. Невозможность разобраться в своих чувствах к вам. И невозможность поделить вас...
Она говорила медленно-медленно. Так, что мое сердце успело упасть несколько раз. Руки повлажнели от пота.
- Оленька... Я... Мы с Олегом любим тебя.
- Я знаю, Костя. И я люблю вас. Но женщины, видно, устроены иначе. Им, мне очень сложно сейчас. Вдруг стало. Очень-очень сложно. И сегодня я решила уйти. Уйти...
Я набрал воздуха.
- Что, что ты сделала?!?
- Она приняла яд... - никаким голосом пробормотал Олег.
- О, Боже! - выдохнул, - Дура!!!
Отдал приказ медицинскому роботу, тот услужливо подкатил ближе, я пробежал пальцами по панели, прочитал показания с экрана.
И сердце упало окончательно.
Опустившись на колени, крепко обнял ее.
- Лечение бесполезно, Костя, - шепнула она, - Уж что-что, а яд я умею выбирать. Этот убивает наповал. Сейчас действуют ингибиторы, но в организме уже пошли необратимые изменения, и через час меня не станет...
Я заглянул в ее широко раскрытые глаза. И увидел в них правду. Увидел в них смерть.
- Зачем, зачем ты так поступила?!?
Она попыталась отстраниться.
- Я люблю вас, мальчики. И я не могу жить с этой любовью, - она сделала попытку облизать губы, - И, поэтому, простите. И прощайте...
Говорят, в космос не берут истериков. Всех нас тщательно тестируют, множество раз, перед поступлением в летные школы, во время обучения, проверяют, перепроверяют каждый год, выписывают допуски к полетам... То, что случилось с нами в тот день, иначе как истерикой не назовешь. Поведение в состоянии аффекта, так, кажется, любят указывать в протоколах...
Два взрослых мужика стояли на коленях и смотрели, как жизнь покидает любимого ими человека. Долго. Очень. А потом Олег протянул мне ладонь, и в ней лежала коробочка с ампулами. И я кивнул. И мы взялись за руки...
Ольга этого уже не видела.
Иначе бы она высказалась. Уж она бы высказала все, что о нас думает.
Впрочем, она сделала это потом.
Ибо потом произошло странное.
Рассказывают, что когда человек умирает, то перед ним прокручивается вся его жизнь, и каждый факт ее заново переживается им и заново запоминается, а потом обремененная этим душа отлетает к Богу. Чтобы держать перед ним ответ, а, затем, пройдя Чистилище, вновь очистив память, начать новую жизнь по его выбору.
Так бывает на Земле, так бывает там, где есть Бог. Так бывает всегда.
Но не в космосе. Ибо в космосе, в открытом космосе нет богов. Не земных, не инопланетных. Их власть, их произвол, увы, не простирается так далеко в безжизненные пространства.
И поэтому души тех, кто умирает в космосе, оказываются предоставленными самим себе. И становятся вынуждены сами искать себе новую обитель. И покинув умершего, они тут же стремятся занять любую подходящую, наделенную разумом оболочку. Ибо душе сложно быть одной, вне тела, особенно без надзора Бога.
Истории про мытарства привидений все помните?
Мы умерли в Космосе. И души наши, пометавшись по замкнутому пространству корабля, сумели найти себе подходящие пристанища.
Не слишком живые, но вполне разумные.
Ольга вселилась в центральный компьютер корабля, я скользнул в тело медицинского робота, а душа Олега угнездилась в бортовом компьютере спасательной шлюпки...
Но, не пройдя Чистилище, мы на беду свою сохранили память.
И когда я открыл глаза, я вспомнил все.
"Внимание экипажу, до уничтожения корабля осталось десять секунд. Начинаю обратный отсчет времени. Десять, девять, восемь, семь..."
Говорят, звезды тоже наделены разумом.
И когда прогремел взрыв, тройная звезда класса Ц вдруг полыхнула странным светом...