Нузехем смотрела на своих подруг-соплеменниц и видела в них потенциальных врагов. Никогда с самого её рождения никто так не покушался на её спокойную жизнь так, как эти трещалки-болтушки. Никто, кроме них не осмеливался сказать что-то неуважительное дочери потомственного ведьмака. Ведь ещё лет пять, и сама Нузехем будет учиться у отца семейным рецептам колдовства. А в племени Тихая Рысь ведьм раз два и обчёлся: одна-две на тысячу, ведьмаков и того меньше, чаще потомственные попадаются. Секрет настоящей ворожбы, а может и секрет фокуса, обмана передавался в большой тайне - только избранным детям и внукам.
Нузехем была избранной. Вернее, её ещё в раннем детстве выделили среди прочих, заметив, как она рано научилась говорить и какими мудрыми речами она изводила собственную мать. Даже однажды на Совете Шаманов трёх племён, четырёхлетняя кроха на коленях отца неожиданно ляпнула то, что хотел сказать каждый, но просто боялся начать первым. Взрослые выделили девочку из общей толпы подростков и уважали её.
А вот одногодки всячески старались задеть её и за глаза нелестно обсуждали каждый её поступок. А сейчас поводов для перемывания косточек дочки шамана было предостаточно. После сбора урожая этой осенью для Нузехем и её сверстниц наступала пора выбора мужчины, женою которого они хотели стать весной. Когда за изгородью властвовала весна, и урожай только-только проклёвывался из жирной земли, девочки племени стали как-то по другому смотреть на свою и чужую внешность, начали замечать изменения в очертаниях тел. Нузехем и в этом отличалась от прочих: мальчишеская её худоба была гвоздём сплетен всё лето. А в середине осени племя откочевало на поля и несколько недель потом и кровью собирало всё съедобное, что произросло на неумело засеянных полях, а также всё, что выросло само по себе. В общем, все: и взрослые, и дети собирали, чистили, коптили, заворачивали в кожаные мешки, тащили к городьбе и складывали в огромные груды.
Настал тот день, когда вождь объявил, что еды на зиму хватит. Охотники забили много дичи. Старшие женщины готовили обрядовые костюмы для праздничных танцев. На огромную поляну перед жилищем вождя натаскали громадные кучи дров для костров.
Нузехем с утра убежала в лес, чтобы не слышать всех этих разговоров про нелёгкий выбор красавиц племени. Про себя она смеялась над подругами и считала ужасной глупостью подчиняться выбору вождей племён, отдающих тебя мужчине, как скотину на убой. Считалось, что девушки отдают предпочтение сами, но вот уже сколько лет этот выбор делали старейшие, которые не учитывали ни разницу в возрасте, ни взаимоотношения между супругами. Нузехем хорошо знала травы и коренья родного леса. Она быстро нашла особые ростки "сонной травы", растерла их ладошками и, скривившись, проглотила. Потом забралась на толстую ветку раскидистого дерева и, прикрывшись ветками, заснула. Девочка заметила, что шум воды сегодня другой, видно, небо будет кричать сегодня на нас, а ветер будет поддакивать буре кивками деревьев. Нузехем даже обрадовалась этому. Во-первых, она всегда любила смотреть на могущество и силу стихии, а во-вторых, отец будет занят успокоением богов неба и ветра и забудет о сбежавшей накануне дочке. Она изо всех сил прислушалась в шум волн, пытаясь запомнить эту песню воды. Внезапно песню прорезала какофония противных звуков.
- Я же говорила, что она здесь!
Нузехем повернулась на знакомый голос подруги Вигши. Некрасивая, с множеством веснушек и родинок на лице, Вигши была задавакой перед Нузехем, гордясь своими большими бёдрами. Вигши продиралась сквозь заросли кустарника с таким шумом, что, иди она сейчас по дикому лесу, её давно бы съел какой-нибудь хищник. За ней не спеша шла маленькая девочка. Родители не дали ей имени, так как девочка с рождения была нема. Одна ведьма сказала об этом, что вечное молчание дано ей за грехи предков и наказала имени девочке не давать, дабы не рассердить богов, наложивших кару. Немую девочку избегали даже её собственные родители, и когда она стала дружить с Вигши и ходить с нею повсюду, все только облегчённо вздохнули. Эти две подруги были ближе Нузехем, чем остальные, так как хоть немного уважали её мнение.
- Нузехем, где ты пропала вчера? - воскликнула Вигши первым делом. - Тебя не было на пиру. Твой отец рассердился сначала. А когда он пил грибуху вместе с воинами, кричал, что из тебя выйдет настоящая ведьмачка и что никто не сможет сломить твой дух.
- Грибуха быстро развязывает языки, - пробормотала Нузехем.
- Весною я буду женою Таккара, - продолжала Вигши. - Видишь, мне вчера поставили знак семьи Таккара. Как же мне повезло! У Таккара жёны все в шкурах медведей и жилище у него камнем обложено. Таккар быстрый и хитрый охотник. Таккар хороший муж. Таккар....
Нузехем с лёгким отвращением на лице окинула взглядом выжженный на тыльной стороне ладони подруги незамысловатый знак. Словно прирученная скотина, снова подумала она о девушках племени. Немая девочка опустилась на колени у ног девушек и отрешенно смотрела на Большую Воду.
- Погоди, Вигши, - она подняла руку, останавливая хвастливую речь, - вчера кто-нибудь из мужей желал принять Нузехем в свою семью? Писал имя Нузехем огнём? Искал Нузехем?
- Ах, да, да, тебя искала семья Фоолцапа! Как же я могла забыть?! Старшая мать из его семьи искала тебя, но нашла только шамана. Шаман долго смеялся и говорил, что ты будешь плохой женой. Старшая мать Фоолцапа ушла и больше тебя не искала. Это плохо. Тебе бы очень повезло. Много девушек хотят жить в их семье. Фоолцап метко бросает шомо. Фоолцап хороший муж. Фоолцап ловит много рыбы....
- Нузехем не нужны глупые мужчины племени Тихая Рысь, - девушка гордо стукнула кулаком по груди. - У Нузехем вообще не будет хозяина среди всех-всех мужчин Большой Земли. Нузехем подчиниться только ему.
- Кому? - с иронией спросила Вигши.
Нузехем указала на горизонт. Там вдалеке, где соединялись небо и земля, темнела тонкая полоска грозовых облаков.
- Ха, бог неба и не видит тебя. Какое ему дело до тебя?! Нузехем, ты слишком возгордилась, ты ведь ещё не можешь знать, будешь ты ведьмой или нет. Даже если ты будешь ведьмой, ты не будешь знать имени бога неба. Имя знают только ведьмаки и шаманы.
- Кто дал такое знание мужчине, и почему Имя не должна знать ни одна женщина? Этот закон глуп и несправедлив. Нузехем знает запретное имя и не испугается призвать бога неба к себе. Вигши видит, как бог неба готовиться говорить. Скоро он будет говорить, кричать и бросать на землю белый огонь. Нузехем может сделать так, чтобы бог говорил с ней прямо сейчас.
Вигши безуспешно пыталась закрыть руками и глаза, и уши. Немая девочка с новым, каким-то просветлённым выражением лица смотрела на черное пятно на горизонте.
- Что ты говоришь, глупая бабочка, кидающая вызов огню, - прошептала подруга, - белый огонь поразит тебя, если ты не замолчишь, и нас он поразит за то, что мы слышали дурные твои речи.
- Вигши не верит правде. Нузехем покажет.
Нузехем быстро вскарабкалась на каменный выступ и встала у самого обрыва. С холодным содроганием девочка ощутила всё расстояние, отделяющее её от глади моря. Мелкие камешки полетели вниз из-под босых ног. Нузехем огромным усилием воли заставила себя поднять глаза.
- Пусть Вигши внимательно смотрит!
- Вигши смотрит, - дрожа, ответила та.
Нузехем раскинула руки, словно приглашая возлюбленного в свои объятья. Она всматривалась в тонкую чёрточку приближающейся грозы и прислушивалась к себе, ожидая некой подсказки. Вигши перестала что-то бормотать и притихла. Девочек сковало, придавило к земле так, что они не могли двигаться. Природа наполнилась ожиданием. Замерли на месте редкие облачка. Внезапно исчез ветер. На глади моря пробежала последняя волна. Тягуче медленно, как бы нехотя, капало время. Нузехем показалось, что вот оно! Вот то, чего она ждала всю свою короткую жизнь. То, что ей было предначертано всеми богами. То, ради чего она появилась в этом жестоком, глупом и несправедливом мире. То, ради чего она терпела жестокость сородичей. Вот оно!
В полной тишине и безветрии, тучи протянули чёрные щупальца через всё небосвод. И вот уже над обрывом, где ласково сияло солнце, и нежились барашки облаков, небо почернело. Гигантским водоворотом кипела небесная твердь. Нузехем почувствовала, как небо опускается к ней, а может и сам обрыв тянется к нему.
Тучи над её головой сгущались, темнели, набухали, давя громадой своей, пригибая к земле всё живое. Казалось, стихия спешит навстречу девушке, боясь, как бы та не ушла, не передумала. Тьма сгущалась. Сам воздух был пропитан ею. Ветер робко поднимал рябь на воде и боязливо притрагивался к распущенным волосам Нузехем. Прогрохотал приглушенно гром, словно рокочущий беспрекословный приказ хозяина на нерасторопного слугу. Ветер тут же усилился: огромные волны стали бросаться на камни, пытаясь сокрушить обрыв. Рубашка и юбка, сплетённые из сырой травы, хлопали за спиной девушки. Вот уже ветер уносит клочья одежды во зло рокочущую воду. Нагое тело Нузехем было удивительно тощим, кожа буквально плотно прилегала к костям.
Сверкнула искра молнии, едва дотрагиваясь до пальцев девушки, тянущихся вверх. Стихия неопытным женихом смаковала мгновенья нежности. Ещё и ещё раз молнии сверкали по хрупкому телу. Её волосы ожили, засверкали и стали притягиваться вверх. Каждый волосок стремился подняться выше другого, между ними мелькали искры. Казалось, и волосы Нузехем были объяты белым пламенем. Потом на несколько долгих капель времени всё стихло. Небеса загудели. Нузехем по наитию опустила руки и покорно склонила голову. Из самых недр гудящих туч вырвалась ломаная гигантская молния и вонзилась в землю, пронзив девушку. Тело её изогнулось, пропуская через себя колоссальную силу стихии, чувствуя каждой клеточкой неизмеримую энергию высших сил. В глазах потемнело. Нузехем испугалась, что еще немного, и она упадёт вниз с обрыва.
Где-то вдали тихо прогремел прощальный громовой раскат.


Бабка-повитуха почти оглохла от визга роженицы, но всё так же сидела на коленях, поражая шамана ледяным спокойствием и каменным лицом. Шаман давно уже растерял остатки своего спокойствия, всем своим существом переживая за единственную дочь. Он пообещал многочисленные награды этой повитухе, но она молча от них отказалась, сказав, что дары примет, если роженица останется жива. Шаман понимал, что его дочка самая тощая в деревне, а живот, носящий ребёнка, вырос таким большим, что про него ходили большие пересуды.
Нузехем извивалась на полу ящерицей и кричала. Шаман не выдержал и вышел из хижины. Здесь на вытоптанной земле перед хижинами шамана и вождя, вокруг не разведенного костра сидели два ведьмака. Шаман знал, чего они ждут. Странный рассказ девчонки Вигши о том, что сам бог неба приходится отцом ребёнка Нузехем, заинтересовал их, почитателей веры в богов, ожидающих претворения в жизнь сказочных легенд и преданий. Шаман и сам бы рад услышать правду, но дочка упрямо молчала. Только теперь взгляд Нузехем стал жёстче, холоднее.
Шаман сел рядом с ведьмаками. Те даже не подняли взгляда. Земля была холодна, огонь не горел на протяжении шести локтей хода солнца с начала схваток, если верить столбу Времени.
Шаман задумался о том, что ему через две осени и одну зиму надо будет выбрать ученика из избранных детей его рода. Все свои надежды он вкладывал в Нузехем, мечтая сделать из неё самую сильную ведьмачку. И теперь, когда честь Нузехем так запятнана, шаман думал о том, как уговорить Совет Шаманов не лишать права Нузехем становится ведьмою. Для него это было целью в жизни - найти Силу в детском тельце и по-своему обработать, отшлифовать её.
Шаман поднял голову. Всё замолкло. Притихли даже вечно галдящая орава прирученных птиц. Шаман поковырял в ухе и помотал головой, всё больше убеждаясь, что оглох на старости лет. С тихим шорохом откинулся полог шкуры. Бабка-повитуха из соседней деревни повела плечом:
- Она умирает, тебя зовёт.
Шаман не смог подняться с прежней прыткостью: ноги стали деревянными, голова тяжёлая, спина с хрустом распрямилась, мышцы наполнились слабостью.
Нузехем лежала на старой шкуре рыси, на которой рожали все женщины рода. Шаман провёл рукой по нежной щеке дочки. Её кожа была мокрой и мёртвенно-бледной.
- Нузехем покидает отца. Нузехем покидает племя, - чётко произнесла она шёпотом.
- Шаман очень печален. Шаман очень любит Нузехем. Она для него всё: и семья, и друг, и ученик. Кто теперь будет учеником шамана? Никто не сможет заменить Нузехем.
- Нузехем заменит избранный из избранных.
- Избранным из избранных была сама Нузехем. И Нузехем должна жить.
- Нет, Нузехем чувствует, как холодеет её сердце. А избранным из избранных будет ребёнок Нузехем. Никто не сравниться с ним. Его отец - бог Ланака.
Она говорила всё тише. Шаману пришлось нагнуться к самым губам девушки, чтобы уловить срывающийся отрывистый шепот.
- Шаман должен послушать Нузехем и поверить её словам. Нузехем знает, что это дитя станет великим человеком.
Нузехем закрыла глаза, чтобы больше никогда их не открывать. Шаман долго не отпускал отяжелевшее тело из рук. Потом он осторожно положил его на мех рыси и вышел. Костёр разожгли в честь родившегося соплеменника. Два ведьмака склонили головы над младенцем, удивляясь и перешептываясь. Повитуха ушла. Шаман сел у огня. Ведьмак с почтением передал ему ребёнка. Шаман держал в руках маленькое тельце и вспоминал, что семнадцать зим назад он точно также держал пищащий кулёчек, названный им же на дыму костра именем Нузехем, и что точно с таким же камнем горя в душе оплакивал умершую мать ребёнка.
Причина удивляться у ведьмаков была, и ещё какая. Мужчины и женщины племени Тихой Рыси и трёх соседних племён обладали чёрными, как смоль волосами и тёмными глазами. Даже самые старые воины не помнили, чтобы у кого-то были светлые волосы, с которыми по легендам рождались только то ли боги, то ли проклятые ими. А младенец смотрел на шамана очами разного цвета: левый - небесно-голубого цвета, правый - цвета воды в океане. На нежной коже головы шевелился белый пушок волос.
- Не давай ему имени, шаман, - проговорил один ведьмак.
Шаман не поднял взора, но чувствовал, что на него смотрят две пары решительно настроенных глаз. Пламя костра причудливо танцевало в половине локтя от ножек дитяти. Ребёнок шевельнулся и дёрнулся ручками к огню. Потом он стал извиваться и кричать, пытаясь вырваться из рук шамана. Ведьмаки вскочили. Шаман растерялся: ребёнок сопротивлялся его тискам с поражающей силой. Он рвался к костру, словно в объятья к матери. И тут пламя затрещало, вскинулось гигантским столбом и обрушилось на шамана. Он выскочил и с воем стал кататься по земле. Ведьмаки содрали с него тлеющие одежды и затушили огонь на его волосах и бороде. Но шаман вновь бросился к костру.
Младенец сидел в багровом зареве огня, кожа его сверкала белым огнём. Он смотрел на шамана нетерпеливым взглядом, но тот заворожено замер. Тогда ребёнок начертил на песке знак Имени.
- Он требует себе Имя, - глухо произнёс ведьмак.
- Она, - поправил второй.
- Кто она? Кого породила на наш свет Нузехем? - шаман преклонил колени перед младенцем.
Жар огня подпалил его седые волосы, но шаман этого не заметил.


Чолог знал - он никогда не станет учеником шамана племени Тихая Рысь, если проклятая доживёт до двадцати лет. А значит нужно сделать так, чтобы она не дожила. Каждый день проклятая играла в речке за деревней, подальше от глаз суеверных жителей. Чолог давно хотел утопить её там по-тихому, но не решался как-то. А вчера он сильно разозлился на девчонку, когда она сказала, что он неправильно смешал травы в плошке. Какая-то девчонка, которой ещё и пяти лет не стукнуло, будет указывать ему?! Чёрная обида и зависть сжигали Чолога, не давая ему спокойно спать. И вот сегодня он решился на худое дело.
Чолог взял мешок из шкуры оленя и сказал маме, что пошёл в лес за ягодами. Он с безмятежным видом вышел за ворота и, дойдя до первых деревьев, припустил к речке. Потом остановился и, оглянувшись, стал красться голодным тигром к Бегущей Воде. Вот и журчание воды, и запах девочки. Девочка тоже почуяла Чолога и, когда он вышел на открытое место, она обернулась и направилась в его сторону. Она приближалась, и с каждым её шагом решительность Чолога вытеснял страх. Белые волосы слепили глаза, недетский взор её колдовал. Внутри сжался мерзкий холодный комок. Он боялся девчонки! Она подошла к нему и остановилась на расстоянии двух шагов. Чолог не мог оторвать взгляда от её разноцветных глаз. Её рост не превышал и трёх локтей, но проклятая смотрела так, будто это она была намного выше Чолога, а не наоборот.
- Что тебе нужно от меня? - пролепетала она.
- Убить тебя, - вырвалось у Чолога, и его глаза расширились, полные ужаса от произнесённого им.
Пухлые губки девочки расплылись в совсем недетской ухмылке.
- Убить меня?! Ты слишком много возомнил о себе, убить меня не сможет ни один смертный. Особенно смертный этого мира, - добавила она с вздохом, - все вы тормозите на данной стадии эволюции уже десятки тысяч лет. Никак не можете отказаться от многих пережитков ваших предков. Я могу назвать бессчетное количество ваших недостатков, которые мне приходиться терпеть. Я попала в ужасную глушь, я с трудом переношу вашу глупость и наивность, оправдывая это какими-то историческими недочётами, я не могу удовлетворить свою потребность в знаниях. Я живу в духовной агонии и мучаю себя вопросом: что я здесь делаю? Кто я? Зачем? И недавно пришла к выводу, что мне здесь совсем не место. И вот приходишь ты с благородным намерением избавить меня от этого мира. Я предупрежу тебя: меня так просто не убьёшь. Но ты можешь попытаться.
Чолог ничего не понял и не пытался понять в странной речи проклятой, только теперь он знал точно: она - избранная из избранных, и убивать её - дурное дело. Девочка изящным жестом убрала волосы с шеи и, насмехаясь, смотрела на него.
- Неужели ты и вправду дочь бога неба?


Ведьма откинула полог.
- Шаман зовёт тебя, - вздохнула она, встречаясь взглядом с грустными глазами сидящей у костра девушки.
Она поднялась. Взоры всех мужчин невольно задержались на ней. Ростом девушка превышала почти всех своих соплеменников. Смуглая блестящая кожа, раскосые глаза разного цвета: левый - небесно-голубой, а правый - тёмно-зелёный, вытянутое гордое лицо и белые волосы выдавали в ней чужую кровь. Детство, проведённое в лесах, сделало её сильной, быстрой, стойкой. Никто не пытался с ней заговорить на протяжении семнадцати лет с её рождения, боясь вызвать гнев богов, якобы проклявших её. Но как же она была красива, и каждый глава семейств мечтал, что именно он поставит своё клеймо на её ладони.
Поднимая полог, она обернулась. И всех словно обожгло насмехающимся блеском её глаз. Головы всех опустились - все уже давно подозревали, что проклятая умела читать их мысли.
- Шаман....
Шаман открыл глаза.
- Неназванная мною, мне нужно много сказать тебе, но нет времени. Ты должна уходить из племени. Когда меня не станет, они убьют тебя, потому что боятся, боятся твоей силы. Не перебивай меня. Иди к обрыву, жди, когда разразиться гроза. Твой отец поможет тебе.
- Мне не нужна ничья помощь, пусть даже богов. Я справлюсь. Мы справимся, шаман, вместе.
- Смири свою глупую гордость, она у тебя от матери. Помощь тебе ещё как нужна. Духи говорят, быть тебе в других мирах и великие дела творить. Быть может, тебе откроют твоё Имя. Поняла, дочь дочери моей? Иди же. Дай старику умереть в одиночестве, без глупых слёз и жалости.
- Ты дорог мне, шаман.
- Я знаю. Но неужели ты не видишь, с жителями деревни твориться неладное, скот мрёт. Это страшная болезнь. Несколько стариков умирает, и никто не видит в этом связи. Но когда солнце будет палить немыслимо, вся деревня обречена. Чем меньше времени ты здесь, тем больше шансов выжить. Всё племя, даже мудрые, будут обвинять в этом тебя. Для них ты проклята богами. Уходи, слышишь, уходи.
Она поклонилась ему, как велят древние традиции уважения к старшим. И просто ушла. Ушла из деревни навсегда. С деревней её связывал только шаман. Теперь шаман её отпустил - она может жить собственной жизнью. Его смерть неизбежна, говорила она себе, рано или поздно. А ей надо жить.


Гроза разразилась в последнюю ночь весны. Услышав первые раскаты, Она ощутила зов. Отец звал её. Схватив лук и копьё, Она поспешила к обрыву у Большой Воды.
Ветер неистовствовал. Волны с бешенством раненого мамонта кидались на Большую Землю. Тьма поглотила все признаки света, и только молнии, гигантские, ломаные, ослепляющие, яростно пронзали мрак. Струи воды, низвергавшейся с небес, впивались в землю, в воду, поднимая фонтаны брызг. Всё живое бежало в смертельном страхе перед безумством стихии. Многовековые деревья выдирались с корнями и кружились, словно осенние листочки. Огромные куски берегов сползали в кипящую, бурлящую злостью воду. Волны, одна выше другой, вскидывались, опадая на берега и смывая все то, что пощадил ветер.
Она карабкалась на обрыв, цепляясь за камни кровавыми пальцами. Ветер много раз пытался сбросить её вниз или размозжить ей голову пролетающим мимо камнем. Девушка прилагала нечеловеческие усилия, чтобы двигаться вперёд, не чувствуя боли. Острые выступы раздирали одежду из шкур и оставляли глубокие царапины на её теле. Струи воды прибивали её к земле. Ветер бросался в неё камнями, кусками деревьев и разным мусором.
И вот она на вершине. Подняться во весь рост уже не было сил. Она распласталась на вершине утёса. Боль затмила все мысли. А вокруг буйствовала стихия. С неимоверным усилием она перевернулась на спину и выдохнула:
- Ланака....
Она закричала, увидев, что молния впивается в её тело.

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"