Смотрю сон. Про яркое, поэтому слезятся глаза. И двоится.
* * *
Лицо нагрелось утром. Воздух пахнет кварцем, и по ноге солнечным зайчиком неопытно. Прыгает весенняя муха. Лежу, слушаю щекотание.
Не хочется открывать глаза. Засыпаю. Просыпаюсь. Самое эротическое чувство находится на стыке. В промежности двух длинных, стройных. Реальностей. Но у меня не получается быть долго посередине. Это как жевать шоколад и не глотать его.
Усиливает щекотание твой взгляд. Знаю, ты оперся на локоть и до онемения в пальцах уже несколько минут смотришь на спящую меня. Надуваю остатками сна губы, ерзаю пальцами по рельефам простыни и ... глотаю шоколад.
- Привет! Ты давно проснулся?
- Я еще сплю.
- Сегодня красивое утро. И мне снились красивые сны. Поэтому я нерешительно долго выбирала, с чем остаться.
- И ты выбрала утро...
- Я выбрала вас.
* * *
Он - высокий, сильный брюнет. От него, наверное, хорошо родить ребенка. У него яркие черты лица и длинные пальцы. Хорошие родственники. О, нет! У него их слишком много. Если все будут приходить к нам в гости, нянчить наших детей, я сойду с ума. Указательным пальцем режу рельеф его лица. И любящее сердце бурчит ненасытным желудком.
- Давай в "дурака" на завтрак?
- Не... так неинтересно... давай на завтрак и чтобы весь день по дому без одежды.
- Раздавай.
Ничья. Мне становится ничейно одиноко и я роюсь в него целоваться, чтобы почувствовать, что я его. Что я вместо его. Утра. Завтрака. Воздуха.
И мы уже хитро знаем вдвоем, кто нам сегодня сделает завтрак. Мы хитро знаем. Она.
* * *
Когда разводились мои родители, мне задали вопрос: "Кого из них я больше люблю?". Я не заплакала. Я ткнула пальцем в глаз тетьке, которая это спросила. Только забыла поинтересоваться, какой глаз ей нужнее, правый или левый.
* * *
Она. Будим ее безжалостно, так диктуют нам наши ненасытные желудки. Я ползаю по ногам весенней мухой. Он кусает кварцем ее нос. Она злится и отказывается выбирать утро и нас. А потом она проваливает экзамен, который мы ей устраиваем по изображениям на постельном белье. (Это белье мы купили позавчера в текстильной лавке, на нем нарисованы дорожные знаки. Она за один кус мороженого пообещала нам выучить знаки за два дня.Выкрикивает: "Остановка запрещена", "Направление поворота", "Ограничение минимальной скорости", "Выброс гравия"... Мы мычим: "Правильно... неправильно...")
И идет раздетая готовить кофе и жульен (Оригинальное приготовление жульена от нас. Желание промыть, почистить и нарезать ломтиками. Опустить в кипящую воду, проварить пять минут, откинуть в дуршлаг. Одиночество каждого нарезать соломкой, и обжарить с желанием на сливочном масле, не забыть посолить и поперчить. Разложить по 3 кокотницам.
Соус: обжарить связь. Смешать нежность и необходимость, довести до кипения, добавить обжаренную связь и сливочное масло, соль, перец, когда соус начнет густеть снять с огня (главное, чтобы в соусе не было комков. Связь и нежность с необходимостью при смешивании должны быть одной температуры и мешать лучше венчиком).
Залить желание соусом, посыпать тертым безумством. Поставить в горячую духовку, рекомендуемая температура - температура тела, умноженная на три, когда безумство приобретет румяный вид блюдо готово.).
* * *
Сижу на испачканных завтраком и скомканных дорожных знаках. От мысли, кого из них я больше люблю, начинаю рыдать. Она мне утирает слезы пальцами. Ее руки пахнут жульеном. От этого начинаю рыдать еще сильнее. На его вопрос о причине, рассказываю. Когда я была маленькой негритянской девочкой, к нам в племя прилетел красивый, высокий белый летчик. Он любил ребятишек и всегда угощал нас карамельками. Один мальчик подавился карамелькой и задохнулся. И тогда родители всех ребятишек собрались на совете и решили убить белого летчика за то, что он целенаправленно истребляет молодое поколение, угощая их сладким бисером. Летчика забили палками и выкинули на съедение зверям. Вечером я плакала над его мертвым телом и искала по его карманам карамельки. "Придурошная!", - они начинают смеяться. И я начинаю смеяться.
Смех, хорошее оправдание слезам. От которых. Двоится.
* * *
Ему звонит мама, приглашает в гости. Желает познакомиться с его девушкой. Он достает треугольный волчок. Выпадает грань "Он и она". Она надевает мои любимые джинсы, показывает мне язык. И они уезжают.
Подушка вторая. Он.
Смотрю на то, как она спит. Мне становится жутко скучно и не нужно все это (Я действительно вчера поверил ей и испугался. Она сидела на кровати в темных очках, скрестив ноги в позу "лотоса". Сидела и повторяла как мантру слова: "Я устала, я устала, я устала"...
- Ну что ты?.. Успокойся... У всех бывают сложности в отношениях, мы не должны на них реагировать. Мы должны быть выше этих сложностей, которые нам навязывает эта штампованная жизнь.
- Я устала, я устала, я устала.
- Ты не можешь уйти! Не будь эгоисткой, подумай о нас.
- Я устала, устала, устала...
- Ну что ты хочешь, чтобы я сделал?
- Я устала, устала... В книжке написано, что так надо просидеть 40 минут не двигаясь, а я устала и у меня затекли ноги.)
Хочу быть один. Смотрю на ее губы, на то, как они покушаются на моё одиночество, повторяя: "Я выбрала вас". Хотелось бы проснуться у родителей, и чтобы пахло воскресными оладьями. Бурчит в животе.
- Сыграем в "дурака" на завтрак и чтобы весь день по дому без одежды?
В ничью... Она радостно подкидывает в потолок карты и лезет с головой под мою рубаху. Мне очень. Как будто кроме нее мне никто уже не нужен, как будто она мое тело, моя одежда и дом.
* * *
Она встает с кровати.
- Ты куда?
- В душ.
- Подожди...
(Когда она уезжала, у меня ныли суставы на пальцах. Она уезжала и никогда не звонила. Эта глупая тактика меня раздражала до ломоты, я засовывал пальцы в щель между матрасом и спинкой кровати. И, засыпая, обещал себе не искать предлогов. А потом звонил ей, сочинял всякий бред про забытый ею лифчик... Она издевательски смеялась, напоминая о том, что лифчиков не носит, и что если я захотел, чтобы она приревновала, то выбрал неудачный повод. А мне становилось солнечно и я говорил, что мне нужны ее губы. Она приезжала и целовала мне пальцы.)
* * *
Вода из под крана пахнет головной болью.
* * *
Подношу пальцы к ее губам.
- У тебя перышко, дай уберу. Все. Иди...
* * *
До вечера пропитываем постель запахом нашей нежности. Они шариковыми ручками играют в "крестики-нолики" на моей спине, проигрываю я - голый пою американский гимн на балконе. Спим и видим общий сон. А потом она играет в постели. На виолончели. Я схожу от нее с ума. А к ней я испытываю много мягкого и детского. Прячу чувства с головой под подушку. Будит звонок мамы. Собираемся на семейный ужин. Бросаю волчок - едем с ней.
* * *
- Папа, а зачем осень на улицах раскидала листья?.. Она подумала, что это помойка?
- Нет, она знает, что это не помойка. Просто она хулиганка.
* * *
Мои родители любят таких интеллигентных, как она. Глотают ее жесты. И синхронно мотают головой. Откусываю хрящики на куриных ногах и думаю о ней. О той, что осталась дома.
- Почему ты ничего не ешь и весь вечер молчишь?
- Прости, мам, жутко устал. Весь день провел на стройке, помогал приятелю воровать черепицу.
- "Как воровал?.." , - белеет мама.
- ... которой крыши кроют. Его жена домой без черепицы не пускает. Он уже вторые сутки вынужден ночевать на Киевском. Она ему говорит, мужик, мол, ты или не мужик. В дом черепицу принести не можешь. Вот мы и поехали с ним на стройку, так как у него лицо более интеллектуальное, чем у меня - он заговаривал зубы прорабу, советовался по технике выравнивании пола, а я тем временем таскал для него черепицу. А теперь я сижу и думаю, мам, вдруг меня поймают и посадят. Положите мне еще ногу. Поем, и поедем домой отдыхать.
* * *
Едем в постель. Молчим, смотрим на мокрые дуги от "дворников" и играем в "наблюдателя". (Игра "наблюдатель". Рекомендуется в дороге, протяженностью более 50 км. Каждый из участников выбирает себе любой цвет (кроме белого), считаются все проезжаеющие по встречной. Чьих машин с выбранным цветом оказывается больше, тот и выиграл. "Наблюдатель" весь вечер обязуется молчать и не кому не прикасаться.)
Я играю серыми. Она красными. Красных - 12. Серых - 9. Я сегодня вечером - "наблюдатель". Смотрю, как они занимаются любовью. У меня ломит в пальцах. Ревную ее к ней. Словно оказался на поляне, среди цветов, бабочек и жучков. Куда не встану, везде - большой и ненужный.
Затылком слушаю звуки нашей игры и курю в форточку. Я люблю это окно. Когда-то зимой я очень любил тебя, я открывал его и дышал звездами. Мне было очень одиноко, и я благодарен тебе. За жизнь внутри меня. Когда мне не нужны были слова, люди, пища, движения и даже ты. Тебя не случилось. В моей жизни. И в моей постели. И тогда я превратил их в поле для игры. Игры без цели, на которую ставлю все в своей жизни. Игры, которая заменяет мне жизнь внутри меня.
* * *
Я всегда тебя люблю. Со всей силы. Люблю.
* * *
У меня ломит в пальцах. Ревную ее к ней. Боюсь, что они станут одним целым. Станут сильнее меня. И однажды оставят. Наедине с окном. Поэтому очень важны сейчас слова, как кубик, грань которого дает право делать пять шагов вперед.
- Я люблю...
- Кого?..
Иду на кухню, тяну спичку... С обломанной головкой.
- Тебя...
* * *
Я проиграл в "наблюдателя".
Подушка третья. Она.
Утро началось с его ладони. Провожу языком по линии жизни. Она пахнет кварцем.
Я нашла его во время дождя, теперь мы просыпаемся вместе. Даже когда я уезжаю от него. Я роюсь носом в подушке и ищу линию жизни.
* * *
- Алё, у меня есть Петрушка такая... Её стирать только на руках надо и гладить нельзя. Она разноцветная. У нее ботинки завязываются, а капюшон снимается и там она лысая.
Моя милая, славная, нежная девочка. Она часто звонит воскресным утром и случается утренней радугой в моей жизни.
* * *
Когда я была маленькой, у нас не было дома телефона. Я рисовала фломастерами письма и отправляла старшей сестре. Письма пахли одеколоном. Им родители заправляли распушившиеся и обгрызенные фломастеры.
- О чем ты думаешь?
- Я вспомнил свое детство, по воскресеньям мама готовила оладьи. Я завтракал и садился рисовать танки и самолеты, а фломастеры пахли одеколоном, потому что были дефицитные. Мне тётя прислала их из Риги, они были единственные и родители регулярно их заправляли. До сих пор помню тот скрип до мурашек, когда расписанным в пух фломастером по бумаге.
* * *
Провожу языком по отрезку его детства.
* * *
Люблю смотреть на нее по утрам. В зеркало. Как она смешивается с лучами утреннего солнца. Ночь исполосовывает ее спину отпечатками сна и складками простыни. Как мороз рисует на окнах. Мне нежно. И по-новогоднему трогательно. Смотрю как хлопьями облака. Как облаками сугробы. Как пешеходы елками, а автомобили огнями.
Он дышит на узоры. И горячими пальцами пишет. Люблю.
* * *
Из красной, синей и белой. Выбираю свою. Чищу зубы. И плачу под душем. (С ракушкой в руках и слушаю море. Я никогда не была на море. В детстве я верила, что на дне чайной кружки кто-то живет, этот кто-то всегда все делает на вред мне. И я боялась мечтать с кружкой в руках. А если все-таки приходилось мечтать, то я мечтала так: "Я не хочу новую куклу... я не хочу новую куклу...". Мне часто удавалось обмануть детского бога)
Я открыла его.
Он открыл для меня ее.
Они открыли меня.
Теперь все открыто и очень сквозит.
* * *
Я не хочу тебя любить. Я боюсь тебя любить и прячусь.
* * *
- Ну что ты так долго?!. Мы хотим завтракать. Выходи.
- ...
- С тобой все в порядке?
- Да. Я стираю трусы.
- ...Так долго?..
- Их много... Это не мои. Это соседские трусы.
Мы поспорили с соседом на то, кто больше знает из Пушкина...
...Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят...
Два часа около мусоропровода с ведрами в руках читали друг другу стихи, он, зараза, знает больше. Теперь стираю трусы для всей его семьи. Уже заканчиваю...
* * *
Мы не хотим любить. Мы боимся любить и прячемся. От стрел детского бога под одеялом.
Сухая хлопковая. Осенняя лаковая. Упругая, горячая, в мурашку. Мягкие, с дыханием кофе. Ароматная, с пульсом и стоном. Рельефные, мускусные, сильные. Длинные, с запахом шампуня и ветра. Сладкий, мокрый. Тонкие, со вкусом табака и жульена. Круглый, колючий, с ямочкой. Лабиринтное, бархатное с сережкой. Упиваюсь своей телесностью. Веду ладонью по своей реальности и присутствию.
* * *
- Знаешь, у моей бабушки в деревне есть козлята. Когда сидишь на скамейке босиком, греешься на солнышке, они подходят и сосут пальцы на ногах.
* * *
Три. Убийства. В моей. Голове.
* * *
К старости все становятся набожными. От мудрости. Или усыхания мозгов. В основном второе - злобные старикашки отравляют нам жизнь своим эгоизмом, своим безмерным желанием под конец жизни понравиться Богу. Пишут на клочках бумаги молитвы, рассовывают во все щели в домах и одеждах, коллекционируют иконы в вульгарных пластмассовых рамках... Но... Не у кого не встречала таких злых глаз, как у них.
- Бабушка, почему Вы так на меня смотрите? Слушайте лучше музыку. Или лучше - дайте денег.
Просыпаюсь от запаха открытого окна.
- Зачем вы открыли окно? Холодно.
- Воздух пропитался жульеном. Вставай, звонила мама, надо ехать на ужин.
- Мне снилось, что я играю на виолончели... Странно. Я не умею играть на виолончели.
- Ты умеешь играть. И не имеет значения, на чем ты это делаешь.
Он бросает волчок, выпадает моя грань. Всё на грани. Одеваю ее джинсы, висну на нем. Уходим быстро, счастливо, выключаем во всем доме свет и не говорим "До свидания". Играем в ее ненужность. Чтобы она сомневалась. Плакала. Щипала шерсть на голубом медведе и вытирала об него нос. А потом вечером сказала, что не заметила, как пролетело время, потому что зачиталась книжкой.
Чтобы она знала, что эта игра. Но сомневалась.
* * *
Она сыпет сахар в турку, когда варит кофе. Всегда. Даже, когда ее просят сварить горький кофе. Даже, когда ее не просят варить кофе. Она его варит и сыпет в турку сахар.
* * *
Она смотрит на меня красиво. И молчит. Чтобы я сомневалась, что это игра.
Его силуэт курит в форточку так, как будто устал играть и выкинет себя сейчас вместе с окурком в лужу.
Становится темно.
Кусаю подушку и ищу, как в детстве, пуговицы. В моем детстве на наволочках всегда были пуговицы, я теребила их перед сном и боялась смерти. А когда мне становилось совсем темно, я скребла под подушкой ногтями, получался странный звук. Родители включали свет и пытались найти его источник. А мне становилось светло и я засыпала.
Он сказал, что любит ее. Я заскребла под подушкой.
- Откуда этот звук?..
__
Уже два месяца снега, как я не видела их. Черчу каблуком окно. Мы бросили волчок, и они вышли из игры. Скоро она вернется, мы поменяем прическу, положим в чемодан любимые джинсы, купим билет домой и благодаря любви мамы, которая никогда не выбирает, почувствуем себя. Вместе.