Не сразу я обратил внимание на зелёные всполохи, освещающие меня со спины, но, обернувшись назад, увидел, что в окнах дома Варвары плясало медленно и мрачно зеленовато-синее пламя, холодное и бездушное. Не в первый раз уже наблюдал я его танец. Он не предвещал ничего хорошего ни мне. Ни кому-то ещё.
Вскоре всполохи сделались слабее, потом угасли вовсе. Но тут же огненное колесо выкатилось на крыльцо Варвариного дома, запрыгало по ступенькам, выбежало на дорогу и поехало по кривой единственной улочке деревни, то скрываясь за буграми, то поднимаясь на их гребень. Было видно, как оно, совсем уже маленькое, огненной точкой пробежало по дороге через заболоченное поле к лесу и скрылось в его чащобе.
Ещё с минуту стоял я и глядел в окно, не в силах опомниться, опешив от неожиданности, удивления и страха, и, когда вдруг кто-то тронул меня за плечо, подпрыгнул до потолка и резко обернулся, сжав кулаки и приготовившись защищаться от того, кто бы там ни был. Сердце ёкнуло, сжалось и нырнуло куда-то, вмиг натянув жилы до крутой боли.
В темноте невозможно было разглядеть, кто здесь был ещё. Дыхание перехватило, и я даже не смог бы подать голоса, не то что спросить что-нибудь. Однако никто не нападал, и, чтобы развеять сомнения, я протянул вперёд руку.
Пальцы на что-то наткнулись.
-Что, струхнул? - раздался вдруг голос, и мне показалось, что это говорит Иван Лапша.
-Есть немного, - ко мне вернулся дар речи. - Зачем так пугаешь? Я чуть не умер от страха.
-Не умер? Ничего, здоровее будешь. Если прошлой ночью не напужался, то теперь этакое тебе, как детская шалость. Аль не так?
-Да не совсем.
Я, сам не зная зачем, обернулся и поглядел в окно.
-Видел? - спросил пастух.
-Видел, - я кивнул головой в знак согласия, но потом решил, что жесты и мимика сейчас не видны и не обязательны.
-Послушай, что ты здесь делаешь? Сейчас Пелагея вернётся.
-Ну и что? Подумаешь. Тут дела пострашнее, да посерьёзнее!.. Пелагея. Мы должны идти.
-Куда?
-На кладбище.
-На кладбище? - я почувствовал, как волосы на макушке зашевелились и встали дыбом. - Да ты что, чокнутый?
-Сам ты чокнутый! - пастух схватил меня за грудки. - Не называй меня так больше. Я нормальный человек, - может быть, самый нормальный из всех, кто живёт в этой деревне, и поэтому меня считают дураком. Но тот, кто несёт в себе тайну, не может казаться другим нормальным человеком.
Он отпустил меня, и лишь через минуту, почувствовав себя виноватым, я спросил, уже про себя согласившись на всё, лишь бы загладить обиду:
-Зачем нам идти на кладбище?.. Ладно, не сердись
-Охотиться на вампиров.
Мне вновь стало не по себе. От последних слов повеяло запредельным, потусторонним холодом.
-Вам-пи-ров, - произнёс я задумчиво, чтобы выйти из оцепенения. - Подожди, но ты ведь пришиб сегодня Петра или что там от него осталось?
-А его жена? Его дочь? - мне показалось, что я вижу широко открытее глаза собеседника, сверкающие в темноте беспокойными искорками. - Они уже не принадлежат миру людей. - поверь мне: я знаю это. Но и там, на кладбище, ещё полно нечисти. Много могил, над которыми нет крестов, над которыми высятся ржавые звёзды или вообще нет никакого памятника, много похоронено безродного народу, которым не отпевалась панихида и заупокойная. Есть и крестьяне, похороненные по разным причинам тайно и тихо. Среди них есть и те, кто ещё при жизни были укушены вампиром и сами стали вурдалаками. Несколько столетий назад, когда тут всё и началось в этой деревне, бывшей тогда монастырской, половина жителей стали их жертвами. И эта зараза свирепствовала по всей округе, пока монастырь не провалился в тар-тарары, не выдержал натиска нечистой силы, потому что обитатели его были не во всём праведными. Стены обители рухнули, подгнив изнутри и будучи разбитыми снаружи. Теперь в болоте, что на месте бывшего храма, скопилась вся нечисть, что завелась здесь тогда, завезённая с Балкан.
-Я что-то читал про это...
-Ты нашёл книгу, про которую я говорил тебе?
-Да, красная бархатная обложка с большим золочённым иероглифом. Но там были и другие книги, в чёрных кожаных обложках, совсем сгнившие...
-Ах, - невольно вырвалось у пастуха, и его волнение тут же передалось мне. - Я надеюсь, что ты не трогал эти книги?
-Они рассыпались у меня, упав вниз с чердака, разлетелись на страницы, и мне пришлось их собирать.
-Что ты наделал?! - слова Ивана Лапши прозвучали так страшно, как будто я действительно сотворил что-то жуткое. - Зачем ты их трогал?!!
-Но я же не знал! - попытался я оправдаться, но тут же сообразил, что мои слова не имеют никакого значения, что бы я сейчас не говорил, и от этого мне сделалось ещё страшней. - Я только собрал страницы. На них какие-то странные буквы, знаки и совсем нет номеров. Я даже не знаю, правильно ли...
-Ты ещё их и читал?!! - последний возглас пастуха, сказанный более с отчаянием обречённого, нежели с возмущением, точно пригвоздил меня к стене. - Что ты наделал. Что ты на-де-лал.
Воцарилось молчание, длившееся очень долго.
-Да что такое произошло, наконец?!! - я нащупал в темноте плечо Ивана и затряс его с силой.
-Я сделал всё возможное, что только можно было придумать, всё, что было в моих силах, - раздался, наконец, его шёпот, и сразу стало заметно, как ослаб его голос, - и, может быть, ничего бы и не произошло, ведь я потратил столько усилий... Теперь мне ясно... Теперь мне всё ясно...
-Да что я такого сделал?!! - меня пугало его бормотание.
-Ты сделал дыру, дыру в защитном поле, которое я соткал из последних сил. Теперь эта дыра растёт, и будет ещё хуже...
-Как... какую дыру? Я ж ничего такого не делал...
-Я же сказал тебе: красную толстую книгу. Ведь я не просил тебя трогать что-нибудь другое. Это была ловушка... Он тоже не дремлет.
В темноте я услышал хруст хрящей в заламываемых пальцах.
-Это моя ошибка, - снова послышался упавший голос пастуха. - Я забыл предупредить тебя, чтобы ты кроме этой книги больше ничего не трогал... Это была ловушка, и я упустил из виду...
-Какая ловушка?
-Те книги, в кожаных переплётах... К ним тебе, да и не только тебе, нельзя было даже прикасаться. Это книги по магии. Простым смертным они не приносят ничего, кроме несчастий, потери сил и здоровья. Ты ещё вчера мог бы просто умереть... Странно, почему же энергия, отнятая у тебя, пробила такую огромную дыру в защитном поле...
-Но у меня никто не отнимал энергии.
-Это не видно и не чувствуется. За те короткие мгновения, что ты держал в руках страницы книги и пытался ещё и читать к тому же их, из твоих пальцев, из твоих глаз, незаметно ушло несколько лет твоей будущей жизни. Разве сейчас ты ощутишь это? Ты просто раньше умрёшь, если... если теперь вообще кто-нибудь останется живым.
Он снова замолчал. И я тоже пребывал в молчании, пытаясь усвоить всё то, что только что услышал от него.
-Надо идти в монастырь, - послышалось совсем тихо, будто показалось среди окружающего мрака, - другого выхода нет. Иначе погибнут все.
Он тяжело вздохнул:
-Да, парень, натворил ты делов. Ну-ка, показывай, где лежат эти чудовища.
-Какие чудовища? - не сообразил я.
-Книги эти, в чёрных кожаных переплётах.
-Пойдём, - я повёл его в сени. - Только у нас керосину нет. Пелагея пошла за ним по соседям. Хотела меня послать, но потом сама...
В потёмках вспыхнула спичка, и я затворил входную дверь, чтобы огня не было видно на улице.
-Где? - пастух стал подниматься по лестнице, освещая пространство у себя над головой.
Неяркое пламя высветило призрачные очертания потолка, лестницы, чёрного, зияющего провала люка, фигуру Ивана Лапши. Неуклюже скрючившегося на лестнице, свободной рукой держащегося и ищущего жерди впереди и смотрящего вверх сильно прищуренными глазами. Голова его была неестественно запрокинута назад, и шея ушла в плечи, и во всей его фигуре, мелькающей в неверном, тусклом свете спички, чувствовались напряжённость и ожидание всего, что угодно в следующее же мгновение.
Он поднимался всё выше и выше, осторожно заглянул на чердак. Одна спичка потухла, он засветил другую, потом третью.
Книги лежали там же, где были оставлены мною вчера ночью. Пастух поднялся на чердак, закрыл ляду - крышку люка и появился лишь через некоторое время, держа все книги под мышкой и быстро спускаясь. Когда он оказался рядом со мной, то протянул вперёд толстую книгу в красной бархатной обложке, показывая пальцем на иероглиф:
-Видишь?
Золотая краска изображения сильно потрескалась, потускнела и кое-где и вовсе исчезла.
-Что это? - я не понял, что он хочет мне этим сказать.
-Золото облезло, - пояснил пастух. - Это всё от них.
Он кивнул на чёрные, точно обветренные столетиями, мрачные, как теперь мне вдруг показалось, даже на вид, книги.
-Пойдём, нам теперь нельзя терять времени! Быстрей, быстрей!
-Куда, куда идём?! - я едва поспевал за Иваном Лапшой, который зашагал по тёмной улице, направляясь к дому Варвары неожиданно быстро, широко и решительно.
Уже в следующую минуту я очутился рядом с Иваном на крыльце её дома.
-Значит, так, - Иван, видимо, не собирался вдаваться в подробности. - Я сейчас туда, - он кивнул на входную дверь в избу Варвары, - ты будь здесь, туда не заходи. Если вдруг появиться Варвара... Впрочем, она уже ничего не сделает...
Он тронул меня за плечо и спустился, увлекая за собой с крыльца на землю, немного помедлил, потом произнёс:
-В общем, давай, уходи отсюда. Я сам всё сделаю, раз уж это моя оплошность. Ты мне, всё одно, - не помощник. За зря лишь тебе вред могу причинить. Ступай, давай-ка отсюдова, да побыстрее, сейчас же. И запомни, если к утру я не вернусь, значит, - беда. Тогда на следующую ночь готовься, иди к Алёне, она будет дома, у неё всё есть, она всё знает. Получится - не получится у вас что-нибудь - на следующее утро уходи. Уезжай, убегай, уползай. - что хочешь делай, но ты должен уйти на следующее же утро. Это не твоя судьба, - я знаю это. Ты оказался тут совсем случайно, и всё, что здесь происходит, происходило и ещё будет происходить, не должно тебе повредить в твоём жизненном пути.
Он прервался, оглянувшись на дом Варвары. В этот момент из-за туч на небе выглянула круглолицая, яркая Луна. Иван Лапша посмотрел на неё и произнёс, будто самому себе что-то объясняя или внушая:
-Полнолуние.
Луна скрылась за облаками. Пастух помедлил ещё, потом толкнул меня в плечо, видимо, таким образом прощаясь и настаивая, чтобы я всё-таки уходил, и, перехватив книги под обе руки, подошёл к двери, толкнул её.
-А как же вампиры? - я остановил его своим неожиданно вырвавшимся вопросом.
-Сегодня можешь спать спокойно. Они сюда не сунуться. Ведь я иду ТУДА. А завтра сделай всё, как я сказал, если я не вернусь.
Дверь за ним затворилась, протяжно поскрипывая, и я остался один.
Деревня словно вымерла. Нигде не было видно ни единого огонька, ни лампы, ни свечки, будто все жители разом покинули свои дома и ушли прочь, а я остался один среди их заброшенных изб. Пелагея куда-то запропастилась, так и не вернулась из похода за керосином.
Домой к Пантелеевне идти не хотелось. Там было тоже темно и страшно, как и здесь, на улице, а, может быть, и ещё сильнее, так что я решил оставаться пока здесь с расчётом тут же ретироваться, едва покажется, что возвращается Варвара.
Томительно потянулись минуты. Мне то и дело мерещилось, что на востоке брезжит рассвет следующего дня, но каждый раз я ошибался. Вместо десяти проходила только минута, и временами волнение за то, что Варвара вот-вот "прикатиться" назад и застанет у себя дома своего бывшего мужа и злейшего врага, и меня, за кем она так долго охотилась, как приблудного котёнка, у порога двери, волнение, от которого, едва оно усиливалось, сразу сжималось и бешено начинало колотиться сердце в моей груди, становилось нестерпимым.
Я уселся на верхнюю ступеньку крыльца, облокотился о перила и чуть было не заснул, сморенный усталостью. Проснувшись в очередной раз, я понял, что являю из себя слишком лёгкую добычу, и потому надо либо уходить, либо попробовать самому зайти в дом к Варваре: любопытство глодало меня изнутри, как червь.
Наконец, я решился, поднялся, смело шагнул к двери и, приоткрыв её, юркнул в образовавшуюся щель. Оказавшись сразу же в беспросветном мраке. Двинувшись вперёд, я с удивлением и некоторым волнением обнаружил, что иду по спускающейся вниз лестнице. Запахло сыростью и плесенью. Руки мои, нащупывая дорогу, натыкались то и дело на землистые, сырые стены какого-то коридора, в котором я вдруг очутился. Уже достаточно углубившись неизвестно куда, я пожалел, что затеял эту авантюру, но ещё долгое время вокруг были лишь непроглядная, сырая темень, да узкие земляные стены.
Путешествие это затягивалось, когда вдруг мрак впереди сделался светлее, потом посветлел ещё, и к удивлению своему я оказался в совершенно незнакомой местности. К тому же вокруг был ещё день, и солнце только начинало клониться к западу.
Вокруг меня раскинулся огромный сад, а, может быть, парк. За его большими, столетними деревьями, вытянувшимися высоко к небу и раскинувшимися ветвистыми кронами широко в стороны, виднелись очертания высокого, до десяти метров, мощного крепостного забора.
С другой от меня стороны, также на удалении, в зелёной дымке окружающего сада видны были стены огромного монастыря, напрочь лишённого маковок куполов на своих башня и часовнях.
Кругом было тихо и не видно ни души.
Представшая предо мной картина показалась сном про зелёное лето, и долго до боли тёр глаза, пока к немалому удивлению понял, понял, что не сплю, и что всё вокруг не мираж и не галлюцинация, способные рассыпаться в любой момент на беспорядочные фрагменты, а реальность, такая же реальность, как и та мрачная ночь, из которой только что я попал сюда.
Ущипнув себя для острастки до крови за бедро, я направился по густой, полёгшей от влаги, траве к зданиям монастыря, возвышавшимся впереди, ориентируясь по примятой траве, свидетельствующей о том, что совсем недавно кто-то проходил здесь.
Следы вели к небольшой, неприметной двери в глухой стене одного из боковых зданий, соединённого с главным переходом. Я открыл дверь, зашёл внутрь и по винтовой лестнице поднялся наверх, прошёл переходом и оказался в мрачном огромном зале с зашторенными тяжелыми, плотными занавесами окнами, показавшимся мне почему-то знакомым.
Посреди зала, в дальней его стороне высилось возвышение, и, приблизившись, я увидел, что это трон, обыкновенный трон, где в важной позе восседает некто, а перед ним стоит Иван Лапша и протягивает ему книги, которые он прихватил с собой.
Опасаясь, что меня заметят, я спрятался за дверью, но и здесь не чувствовал себя в безопасности. Вокруг никого не было, но ощущение, что кто-то ходит, движется мимо по тёмным коридорам замка, не покидало меня. Желание куда-нибудь спрятаться становилось всё сильнее и сильнее, и я решил выйти из здания и вернуться обратно. Заглянув напоследок в щель между дверями, ведущими в большой зал, я обмер от неожиданности. Тот, кто восседал на троне, теперь встал в полный рост, и то ли он сам, то ли его тень сделались огромными, до самого потолка. Иван лапша стоял перед ним теперь совсем крошечный, задрав вверх голову и продолжая держать в руках книги. Но вот он размахнулся и швырнул их все, кроме той, что была в красном переплёте, к подножию трона.
Упав на пол, толстые, в кожаных чёрных переплётах книги разгорелись зелёным свечением. Сияние это стало разрастаться. Иван Лапша отступил на шаг, потом ещё на шаг, и перед ним враз, едва свечение спало, выросло чёрное полчище. Блестящее мечами и копьями и издающее жуткие звуки.
Иван сделал ещё шаг назад и бросил за собой красную книгу.
Едва она упала, как тут же озарилась голубым сиянием, и, как только оно исчезло, за спиной у Ивана возникло белое воинство, вооружённое золотыми мечами и щитами. Иван встал впереди с большим серебристым щитом.
Возвышавшийся над троном взвился вверх, под потолок, собрался там в чёрную тучу и ринулся оттуда на Ивана, но тот вовремя прикрылся щитом и только упал на каменный пол зала.
Чёрных полчищ было гораздо больше, чем белого воинства за спиной у Ивана, и я подумал, что им придётся нелегко.
Меж тем, чёрная туча ринулась во вторую атаку и, снова сбив с ног Ивана, скользнула дальше, врезалась в ряды белых воинов и прошибла их насквозь, оставив огромную прореху.
Чёрная масса пошла в наступление, наползла на пытающегося подняться на ноги Ивана Лапшу. Ряды белых дрогнули, но не отступили. Прореха в их рядах стала затягиваться. Иван, волоча за собой щит, отползал, пока его не подняли на ноги белые воины. Стенки, чёрная и белая, сошлись друг с другом, лязгнув железом, а чёрная туча, вновь собравшаяся под потолком зала, ринулась на белое воинство сверху. Отдельные красные вспышки превратились в свечение, которое в следующую секунду заполнило весь зал и достигло дверей, из-за которых я, полуживой от страха, наблюдал за происходящим, затаив даже дыхание.
Я только успел отпрянуть, как в щель дало жаром, двери распахнулись, слетев с петель, и размозжились, брызнув щепками, и обжигающее пламя вырвалось в коридор, едва не лизнув меня своими кровожадными языками. Меня отбросило в сторону волной горячего воздуха.
Не помня себя, я бросился прочь, и огонь преследовал меня по пятам, пока от него не удалось укрыться за какой-то дверью.
Под ногами что-то звякало, и, глянув вниз, я увидел, что по щиколотку стою в золотых монетах, толстым слоем рассыпанных по всему пространству комнаты, куда через затянутые плесенью и грязью стёкла высоких и узких окон едва проникал свет. Здесь и там, слева и справа высились огромные кучи золотых украшений и монет, ваз, тарелок, кубков и всяческой другой посуды, сделанной из драгоценного металла и инкрустированной рубинами, сапфирами, жемчугом, изумрудом, бирюзой и другими драгоценными камнями, ярко блестящими и сверкающими даже в этом полумраке. У дальней глухой стены в темноте видно было несметное количество каких-то камней, толща которых переливалась всеми цветами и оттенками, от стального серого до ярко-жёлтого, пронзительно фиолетового и сочно красного. Возможно, это были бриллианты. Их было бессчётное множество, слившееся в одну одуряюще-ослепительную массу, которая привораживала взгляд безумной красотой своего буйного, холодного горения.
Как заколдованный двинулся я вперёд, к этому завораживающему сиянию, вглубь комнаты. Руки мои сами собой потянулись к пламенеющей бесценной массе чудесного камня, и в следующую минуту пальцы мои ощутили касание к драгоценности, впились в неё, приятно вонзившись в переливающуюся ослепительными отсветами глубину и сжавшись, прихватили гранённые шарики, полусферы, конусы и пирамиды и извлекли их оттуда.
Ладони мои раскрылись, и сверкающие бриллианты предстали перед моим взором, совсем близко, посыпались с краёв ладоней вниз, падая словно чистейшие слёзы.
Никогда в жизни не видел я такого количества драгоценностей, и теперь от всего этого богатства голова пошла кругом. Сознание опьянело, и я, играючись, упал навзничь, приятно ощущая, как тело моё погружается в скрежечуще-шуршащую, скрипучую, перекатывающуюся и обволакивающую моё тело бриллиантовую жижу. Я буквально утонул в ней и едва не захлебнулся, вовремя почувствовав, как бесценные камни лезут и набиваются в ноздри и в рот.
Отплёвываясь, с трудом удалось мне выбраться обратно, и ещё немного полюбовавшись их прелестью, я набил ими доверху все карманы, какие только были у меня в одежде, и двинулся в другую комнату, открыв боковую дверь.
Там было тоже самое: золото и драгоценные изделия были рассыпаны по всей комнате, кучами и целыми горами возвышаясь над толстым слоем золотых монет, покрывающих пол. Ноги уходили в эту жёлтую, звонкую массу местами по самое колено, и я с трудом передвигался из комнаты в комнату, забитые несметными богатствами.
Видимо, это и было то монастырское добро, про которое как-то в разговоре упоминал Иван Лапша, и из-за которого погибла эта обитель, соблазнив своими сокровищами всякую нечисть.
Я почувствовал, что моим ногам горячо, и подумал, что это от усталости, но их стало прямо жечь, и тогда, дотронувшись до золотых монет, в которые по колено погрузились ноги, я пальцами ощутил, как они горячи.
Золото продолжало нагреваться, и стоять в нём делалось невыносимо. Пробраться же обратно, сделав не один десяток шагов, - нечего было и думать. Оставалось одно, и, сделав два шага к окну, утопая в раскалённых монетах и чувствуя, как припекает, я, уже ничего не соображая, не раздумывая и не колеблясь ни секунды, навалился на пластинки цветной слюды, которыми была застеклена рама витража, и, проломив их, полетел кувырком к земле, как чумной тараща глаза и разражаясь ругательствами.
Высокая трава под стенами замка мягко приняла моё тело, сочно захрустев толстыми, мясистыми стеблями, и, скатившись по насыпи, я оказался в глубоком рву.
Из разбитого окна, откуда я только что выпал, с гулом вырвалось пламя. Весь монастырь уже был объят огнём, вырывавшимся наружу из-под крыш, из окон и дверей постройки.
Я вскочил на ноги и отбежал подальше от замка, остановившись на границе лесистого парка, в гуще, где-то среди деревьев которого скрывался лаз подземного хода, по которому отсюда можно было вернуться обратно в Василиху.
Дым, поднимавшийся над монастырём, стал закручиваться и вскоре сделался тугим и упругим смерчем, жадно вбирающим в себя гудящее пламя и обломки рушащегося на глазах замка. Он крутился всё быстрее, всё выше и выше уходя в небо, и я почувствовал, как меня тянут к нему ураганные потоки воздуха, гнущие и вырывающие из земли с корнем рядом со мной стоящие деревья.
Едва переставляя ноги и цепляясь за траву, сильно наклонившись вперёд, я, еле-еле передвигаясь, с трудом двинулся прочь, опасаясь, что мне не уйти.