Халов Андрей Владимирович : другие произведения.

"Администратор", Книга третья "Долгая дорога в никуда", Глава 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как-то давным давно, будучи ещё совсем молодым, я написал несколько романов, готовясь к эпохальному событию: наступлению 2000 года. Отправил я первый из романов в издателдьство "Молодая Гвардия", а потом приехал его (издательство) попроведывать... Впрочем, чего это я. Конца Света, который живописуют романы глазами выпускника военного училища, волею судьбы ставшего во главе Армагеддона, не случилось. Вообще ничего не случилось, кроме того что написано. Романов было двадцать восемь. К сожалению, некоторые из них уже безвозвратно утрачены. Целиком осталось только три. Я ими не занимался с 1994 года, некогда. Тогда никто не публиковал. А теперь вот, когда больше половины уже кануло в лету, думаю, пусть народ почитает, а то вообще всё пропадёт. С уважением, Халов А.В.P.S. Не судите строго, я ведь молодой автор, ни разу нигде не публиковался.Да, вот ещё что, романы до сих пор в рукописях, я их буду понемногу публиковать, по главам, и не в хронологическом порядке. Извините, если интересно - читайте, нет - так нет. Обижаться не буду.

   Глава 1.
   Время отпуска после окончания мною военного училища пролетело быстро, как один день. Теперь я стоял на вокзале совершенно один с двумя огромными чемоданами и ждал поезда.
   Воспоминания накатывались одно за другим. Порой казалось, что я сплю и вижу сон, настолько явственны они были. Впечатлений от событий прошедшего месяца хватило бы на несколько лет. Но они все спрессовались в этот один маленький, мизерный месяц, возможно ставший переломным в моей жизни. Впечатления просто отказывались умещаться в моей голове.
   Острое до пронзительной боли в сердце одиночество сковывало меня своим ледяным панцирем, и мне казалось, что оно никогда не отпустит из своих студёных рук мою душу. Я ловил себя на мысли, что покончить с этим можно только выпив чего-нибудь крепкого, вроде водки. К тому же в одном из чемоданов лежали две запотевшие, с морозильника, бутылки водки, уже изрядно подогревшиеся, что весьма меня нервировало.
   Дело в том, что водка, замороженная градусов эдак до двадцати, имела вязкую маслянисто-тягучую консистенцию, и совершенно иное восприятие её организмом. И потому мысль о том, что она все больше и больше нагревается и теряет свою тягучую прелесть, сильно меня беспокоила. Пока же не оставалось ничего другого, как бесцельно пускать сигаретный дым, и томить в ожидании вагона.
   Впереди была туманная неизвестность, и мне не хотелось думать о том, что меня может ждать впереди. Вот-вот я должен был усесться в поезд и поехать снова в никуда, как это уже не раз бывало в моей жизни и прежде, но к чему привыкнуть было невозможно.
   Позади в моей жизни была такая же пропасть, как и впереди, и опереться , зацепиться за что-нибудь, чтобы почувствовать твёрдую почву под ногами , которой так не хватало, не было никакой возможности.
   Стояла ранняя осень. Вокруг суетились люди, а я стоял с двумя огромными чемоданами, такими нелепыми на фоне моего одиночества. Меня никто не провожал, хотя если у кого и есть такие чемоданы, так это у того, кого провожает целая толпа родственников. Меня никто не провожал, и, наверное, я выглядел по-дурацки, хотя и до этого в суете на перроне не было никому никакого дела.
   От одиночества меня томило одно желание: напиться. Правда, радости от этого желания я не испытывал никакой. Хотелось просто, словно ширмой, отгородиться от окружающего, чтобы испытывать ко всему вокруг происходящему такое же равнодушие, с каким и оно относилось ко мне. Я даже не очень-то и торопил тот момент, когда смогу пригубить стакан, а просто стоял, смолил безо всякой цели сигарету за сигаретой. Но этот момент всё же наступил...
   Попутчики попались мне скучные, ничем не примечательные: два пожилых почти уже мужика и женщина лет сорока. Из их разговора стало ясно, что они едут в Москву в командировку.
   Мои огромные чемоданы доставили немало хлопот соседям. С большим трудом мне удалось запихнуть их на багажные места. К счастью, у соседей вещей было немного.
   Судя по разговору между попутчиками, мне стало ясно, что компанию выпить среди них я не найду. Они походили на каких-то больших начальников. "Воспитывать начнут,"-рассудил я и вышел в коридор вагона, прошёл в тамбур, и хотел снова закурить. Но в горле сильно запершило, и я понял: обкурился.
   Поезд ещё не тронулся от перрона, а пассажиры уже расселись, и теперь перрон перед составом почти опустел. Прощаться было не с кем. Сердце кольнула горькая досада. Хотя теперь и возвращаться было ни к чему.
   Состав качнулся и медленно поплыл вдоль перрона, постепенно набирая ход. Я ощутил, что тяжесть с сердца вдруг отхлынула. На душе немного отлегло. Но вместе с этим какая-то усталость навалилась на меня, и я направился в купе, чувствуя что на ногах стоять больше не в силах.
   А за окном проплывали хлебосольные украинские пейзажи, утопающие в осеннем тёплом вечере, аккуратненькие низкие заборчики, для виду, не такие как в России, утопающие в зелени сады, высокие, стройные кое-где тополя, рассаженные вдоль просёлка.
   Когда я вошёл, один из попутчиков, прервав беседу с женщиной, поинтересовался у меня: "Что никто не провожает? Забыли что ли или ты не местный?" В ответ я только с досадой махнул рукой, да так что на дальнейшие расспросы у него отпало всякое желание. Он хотел было продолжить прерванную беседу , улыбнулся даже, но, видимо, забыл, о чём был разговор, или не нашёл сил продолжать его, и только вдруг на удивление глубоко и тяжело вздохнул. Его попутчик тоже замялся, и женщина, изобразившая до наигранного откровенное желание, оказалась в неловком положении. Воцарился всеобщий конфуз и замешательство, и чтобы разогнать тягостную и неловкую тишину, я произнёс: "Кажется, мент родился..." Все засмеялись, и атмосфера стала более располагающей к общению.
   Попутчиков звали Эпполит Апполонович и Агафон Афанасьевич. Соседку звали Эллада. До красавицы ей было далеко, да и возраст её клонился к закату молодости. Судя по разговору, все трое давно знали друг друга.
   Купе стало "одомашниваться". Эллада пожелала занять верхнюю полку рядом со мной. Мужички разместились внизу. У каждого из них было по аккуратненькому брюшку, что стало особенно заметно, когда они сходили в туалет и, сняв свои тройки, облачились в спортивные костюмы. Фигура женщины неплохо сохранилась.
   Соседи мои тихо переговаривались о чём-то , а я сидел, скучая и глядя в окно на проносящиеся мимо пейзажи угасающего дня и угасающего лета. Казалось, это продлиться до самой ночи, но вдруг все засуетились, засобирались, принялись накрывать на стол. На столе появилась бутылка водки. Меня пригласили к столу, и я не отказался, хотя всего десять минут назад уже решил, что выпить мне сегодня не удастся. И почти смирился с этим. Весь день мене хотелось залить горечь в сердце, смешавшуюся с нахлынувшим страхом перед возникшей впереди в моей судьбе неизвестностью. А теперь к этому примешалось вдруг ещё и острое чувство голода. Организм, забывший. когда я в последний раз ел, требовал от меня питания, и его желание вдруг прорвалось наружу жутким голодом.
   В один миг стол заполнился помидорами, огурцами, варёными куриными яйцами, кусками разнокалиберной и разнообразной колбасы, несколькими банками консервов, зеленью, пучками лука, банкой с варёной картошкой. Ещё минута в выпрошенных у проводницы "за шоколадку" стаканах колыхалась в такт качанию поезда горькая украинская настойка.
   -Ну, - подняв стакан, произнёс Эпполит Апполонович, - за знакомство...
   -Не-е-е! - перебил его Агафон Афанасьевич. - Пьём за "лося": чтоб жи-лося, чтоб спа-лося, чтоб пи-лося, и е...-лося!
   -Ну, давай за это, - сразу же согласился Эпполит.
   Я глянул "на просто Эллу", как она разрешила себя называть. Та и бровью не повела., спокойно чокнулась своим стаканом со всеми, и заправски запрокинула его к моему удивлению в рот.
   Заметив, что я не запиваю, а лишь "занюхиваю" куском хлеба, Агафон удивился:
   -А ты чего не запиваешь водицей-то.
   -Я всегда так, чтобы желудок не посадить, ответил я.
   Агафон только покачал головой.
   Одна бутылка попутчиков закончилась почти сразу же, следом за ней опустела и вторая, добавили на стол закуски, и принялись за мою водку, которая к этому времени стала уже совсем тёплой, и потеряла свою жгучую прелесть. Но мне к этому времени было уже всё равно. По телу расползлось приятное тепло, которое вытеснило куда-то прочь мою печаль, и тепрь мне было совершенно спокойно и приятно в компании этих людей, ещё несколько часов назад мне совершенно незнакомых.
   За окном совсем уже завечерело. Густо-синее небо с розовыми облаками быстро сделалось по южному пронзительно-чёрным. Проводники включили свет, и от тусклых светильников на стене в стекле окна появилось наше невнятное отражение.
   Выпив ещё по "сотке" мужики завалились набоковую. Я вышел в коридор и, дождавшись, пока "просто Элла", по своей непонятной причуде пожелавшая спать на верхней полке, заберётся наверх, ляжет спать и погасит свет, вошёл и забрался на свою полку.
   Лёжа навзничь, я снова подумал о том, что нисколько не опьянел, но зато на сердце стало легче, почти беззаботно. Это состояние можно было бы назвать состоянием счастья или близким к нему по умиротворённости. И я осознал, что вот теперь мне уже ничего не надо, и было бы просто здорово, если так продолжалось бесконечно.
   Кругом было темно и тихо, лишь изредка темноту прорезали быстро проскальзывающие за окном огни, и тогда темнота в купе вдруг на миг становилась сумерком, и становились заметны детали обстановки.
   На соседней полке вроде бы спала "просто Элла". Воспользовавшись свободой, которую мне предоставила темнота., я облокотился на локоть и стал вглядываться в почти в кромешную тьму, вдруг начав представлять себе, что случиться, если соседка напротив воспылает ко мне страстью. "Неужели полезет первой?"- поразмыслив так немного, я стянул с себя брюк4и и рубашку, накрылся одеялом, и стал засыпать, хотя мне и казалось, что женщина лишь претворяется спящей, а нав самом деле просто умирает от похоти. Женщины в таком возрасте весьма похотливы, но сдержаны своей нерешительностью и победой над своей внешностью со стороны более молодых. Они в большинстве своём уже весьма опытны в постели, но не могут преодолеть свою врождённую робость, привычку ждать, а не брать, преодолеть которую практически не удаётся подавляющему большинству. Даже "эмансипэ" и проститутки с трудом справляются с этим.
   Разыгравшееся любопытство подтолкнуло меня тронуть женщину за ногу ("просто Элла" лежала головой в противоположную сторону). Я рисковал нарваться на скандал, но искушение исследовать женскую натуру подталкивало меня вперёд, и я уже не в силах был противостоять ему.
   Мои "исследования" могли бы закончиться для меня самым постыдным образом. Но едва я тронул её ногу, как она устремилась навстречу мне. Видимо. Мы поняли друг друга без слов.
   Я не испытывал к ней никаких симпатий. Напротив, она мне была несимпатична, и теперь я опасался, как бы не опозориться, если придётся чем-либо заняться.
   Опасения эти целиком завладели мной. "Просто Элла" спустилась вниз и открыла дверь купе, затем уже на выходе бросила на меня короткий, но многозначительный взгляд. Я последовал за ней.
   В коридоре вагона горело ночное освещение. "Просто Элла" стояла несколькими купе дальше, пристально глядя на меня, и держась рукою за рукоятку двери купе. "Встанет или нет?!"-мелькнула в моей голове тревожная мысль. Я в общем-то ничего не хотел. Любопытство моё уже было удовлетворено в полной мере, и ни о какой страсти теперь уже не могло быть и речи. "Зачем я всё это затеял?"-пожалел я, видя, что женщина не отступиться.
   Она кивнула мне головой на купе, за ручку дверки которого держалась, и открыв его зашла туда. Я колебался. Мне в самом деле уже было достаточно приключения. Дальше всё развивалось уже не по моей воле, и я ощущал себя мотыльком, из любопытства прилетевшего среди ночи на пламень свечи. "Сам себе создал дурацкое положение!"-с досадой упрекнул я себя, всё больше желая вернуться обратно на свою полку. Однако, против своей воли, и не помня себя, я оказался через секунду рядом с ней. Кругом был полумрак, освещение из корридора тусклым лучом пробивалось сквозь щель плохо прикрытой двери, и только спустя несколько мгновений я понял, что купе пустое. Между тем её руки уже обнимали моё тело.
   -Закрой дверь,-приказала она мне полушёпотом.
   Я запер дверцу, и теперь уже никто не мог помешать нам или застигнуть врасплох. "Предусмотрительная,- промелькнуло у меня в голове.- Как знала всё наперёд."
   Когда я обернулся, то не сразу и понял, где она собственно говоря есть., не увидев её тени на фоне светлеющего от вспышек мелькающих за окном отсветов фонарей окна, но тотчас же натолкнулся рукой на её зад, и почувствовал пальцами не ткань, а тёплую, покрывшуюся мурашками кожу.
   Рука моя скользнула вниз по бедру, и теперь формы его показались мне уже не такими угловатыми и непривлекательными, как прежде, а наоборот, теперь они стали привлекательны и даже способны вызвать страсть. Тем более, что женщина ничего не говорила, и только молча подчинялась моим желаниям..
   Я проник рукой к лону, почувствовал нежный и влажный пушок на лобке, затем, раздвинув пальцем набухшие губы, положил его на клитор, и почувствовал. Как страсть и нега пробежали волной по её телу. Мои прочие пальцы слегка сжали персик с боков, и ощутил, как его пушистые дольки разошлись в стороны, и между ними разверзлась расселина, уже сочившаяся влагой. Она был настолько горяча, что я почувствовал её тепло на расстоянии.
   От всех этих ощущений во мне вдруг родилась бешенная страсть. Она стремительно ворвалась в меня, и я с вожделением воткнул свой член в её горячее и влажное лоно.
   Я обладал её бессчётное число раз, до самого и утра, и это всё было похоже на нереальность, на какое-то полузабытьё, на сон...
   Из купе мы вышли с рассветом. За окнами вагона стоял утренний туман. До прибытия в Москву оставалось совсем немного времени, но мне страшно хотелось спать, и я устало повалился на полку и забылся коротким, но глубоким сном.
   ...Проснулся я от чьего-то прикосновения. Кто-то тряс меня за ногу. Я глянул вниз. Это был Агафон Афанасьевич. За окном купе. Был перрон Киевского вокзала. Сновали грузчики, встречающие и пассажиры. Соседи мои уже выходили из купе с вещами. "Просто Элла" как ни в чём не бывало сидела с сумочкой на плече, тоже готовая вот-вот выйти, и подкрашивала ресницы, глядя в маленькое зеркальце, которое держала перед собой. Поездка была закончена. Моё маленькое ночное приключение тоже. От него не осталось ничего, кроме какого-то неприятного ощущения в душе и вдруг появившихся опасений за своё здоровье. Хотя я полагал, что иметь дело с дамами в возрасте менее опасно, чем с малолетками, от которых можно заразиться всякой дрянью, но по этому поводу у меня было такое впечатление, что поимел не я, а меня. Слишком уж "просто Элла" была агрессивна и напориста ночью. Теперь же она вела себя так, как будто бы мне всё это приснилось. Я бы так на самом деле мог подумать, если бы не ощущение, что я что-то натёрт в паху.
   Она вышла следом за мужчинами, даже не сказав мне "До свидания!", даже не взглянув на меня, и через десять минут я оказался на перроне снова один со своими огромными чемоданами посреди суетливой и безразличной ко всем и вся Москвы.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"