Хайлис Лилия Мойшевна : другие произведения.

Хроники Ангелов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Кто же все-таки создал все вокруг, да и нас всех? И зачем? Без улыбки не разберешься. А с ней тем более.
  Хроники Ангелов
  
  1. В процессе Творенья
  
  День первый.
  
  Однако, Учитель немногословен. Помалкивает себе в свою седую бороду и, кажется, ко всему прочему, ещё ухмыляется в усы. Мол, я Дух, мне виднее. Разумеется, он Дух, никто и не спорит, да только вот не особенно интересно творить вслепую, не понимая идеи, не прочувствовав замысла, не имея точного задания, без определения конечных параметров. Да, конечно, послушание, доверие, интуиция и всё такое, но лично мне, например, хотелось бы знать, зачем нам нужно чуть ли не вручную распутывать клубки энергий и закручивать аккуратными рядами по нарастанию, причём поглощающие в одну сторону, рассеивающие - в другую. Такой вот мучает меня вопрос: ЗАЧЕМ?
  Мафусаил, конечно, из кожи вон рвётся, чтоб хоть как-нибудь отличиться. Что за характер!
  - Вижу! - заявляет этаким торжественным голосом. - Чувствую, к чему всё идёт.
  - Может, поделишься? - вежливо спросил я.
  - А ты сам дойди, - ехидно отвечал Мафусаил. - Раз ты такой хороший. Главное, умный, - и довольно расхохотался. Поддел.
  - На что ты намекаешь? - поинтересовался я. - Xочешь сказать, что кто не отличник, тот дурак?
  - Да какие намеки, Михаил...
  Между прочим, для тех, кто мало знаком с этим молодчиком, он всегда старается уклониться от прямого ответа. Но потом добавить нечто, типа: - Я только считаю, что те, кто поумнее, уже давно всё сообразили.
  И заржал довольно. Очень остроумно выступил.
  Первым в дело встрял, как всегда, Илья - и давай махать перед Мафусаиловым клювом выдержками из своих же собственных на него доносов Учителю. Что-то слишком рьяно стал заступаться за меня этот товарищ, даже как-то неловко. Видно, уже не только я замечаю сию странную любовь, потому что Мафусаил шустренько сориентировался, выхватил перлы творчества Ильи из рук "писателя", сунул их куда-то себе в крылья и лениво произносит такую тираду: - А за это самое... И имей в виду, ябедничество на других не спасёт тебя от строжайших наказаний. Но что же остаётся делать тем, к кому девчонки равнодушны. Или наоборот... Кто к ним...
  Напоследок ещё сочувственно вздохнул... Вот такой он у нас субъект.
  Вряд ли Вельзевул что-нибудь понял, но на всякий случай, с иронией посмотрел на Мехиаэля. Тот осклабился, хоть сомневаюсь, что понял больше дружка. Поглядел бы кто на эту многозначительность во взорах. А ещё глупцом считают почему-то меня.
  - Кому какое дело, кто чем помышляет, - глубокомысленно заявил Мехиаэль, а в заключение изрёк: - Самое опасное для творчества - борьба за справедливость.
  И покосился на Даниила, известного правдолюба. Ишь ты, никак взял урок у нашего шутника.
  Тут уж и Даниил не выдержал. А кто бы выдержал? Естественно, Вельзевул на стороне Мафусаила - он всегда так демонстрирует верную дружбу. Ещё Мехиаэля затягивают в компанию... Ну, конечно, чуть ли не до драки. То есть, какое там чуть ли... Передрались натурально. Илья сначала было полез каждому угождать, успокаивать, но получил от Вельзевула и сразу сам успокоился. Прилёг и утешился излюбленным блокнотиком.
  Вельзевул-то силач, зато Гавриил всегда был прилежнее в отработке приёмов, так им врезал!
  Главное, всё утро работы впустую. Что до сих пор успели распутать, едва опять не запутали в те же клубки, даже хуже.
  Девчонки пищат, хихикают, вмешиваются. Лилит бегает с платочком, дескать, оттирать подбитые глаза. Лично мне Мехиаэль случайно - или не случайно? - во всяком случае, не на шутку заехал в нос локтем, но до меня эта Лилит почему-то никак не доберётся, а норовит потереть именно Мафусаила, у которого и крови-то нет.
  Никакой логики у девчонок. Ясно же, что если кровь из носу у меня, то на что её глупый платок Мафусаилу?
  Разогнал нас Учитель. Молвил, наконец, своё слово. Огорчаем мы его, Духа.
  Ладно, замяли. Разложили энергии кое-как, опять по нарастающей, девчонок поставили на сортировку, подбирать теперь цвет к цвету, чтоб один незаметно переходил в другой. И опять они там трещат, верещат, хихикают, цвета стали к себе примерять. Ева вякает, я голубой предпочитаю, Галатея - розовый, Сарина - оранжевый, Кибела по обыкновению лукаво помалкивает, а Лилит, видите ли, больше всего подходит черный. Не как-нибудь. Стоило ей это выдать, все тут же и замолчали. Надо же, такое придумать! Выпендривается не хуже Мафусаила. Ну с ней понятно, старается понравиться... Новенькие всегда так...
  Короче, закончили. Свет отдельно, тьма тоже отдельно. Вообще-то свет отдельно - это, признаюсь, красиво, тепло, мирно... Но кому нужна тьма, если подумать? Нет, не особенно нравится мне наше сегодняшнее действо, а почему я и сам не знаю. Только думаю, что лучше бы не ворошить, не трогать клубки, не разматывать энергии по составляющим, оставить, как всегда делали раньше... Учитель называет наше творчество эволюцией. Нужна мне эта эволюция, когда нос болит.
  Опять же вопрошаю: ЗАЧЕМ?
  - А на самом деле ничего особо нового - заявляет Мехиаэль. - Ну эволюция, ну прогресс, ну поглощающие-рассеивающие, ну и что?
  Тоже мне, мыслитель.
  Вельзевул на стороне Мафусаила, лишь бы крики: эволюция, эволюция!
  Ребята, друзья, това-а-а-а... Б-р-р... Ангелы! А как бухнут с дурной лодки по крыльям из пушки, ведь не увернёшься... И обязательно в какой-нибудь дом рикошетом... Там же потом стёкла за эпоху не вставят, а дом-то зимний...
  Учитель молчит. Такое впечатление, что он не Илью-угодника, не прилежного Гавриила, не справедливого Даниила, не говоря уже обо мне, а именно Мафусаила с Мехиаэлем больше всех и любит. Я бы даже сказал, балует.
  - Несправедливо и неясно, куда заведёт того же Мафусаила, - как-то вслух обиделся Даниил. Учитель только взглянул на него.
  Всё-таки лично я предпочитаю рассеивающие. Остальные ангелы тоже любят белое, голубое, свет, звон. А Мафусаилу вдруг понадобилось рядиться во тьму, изображать какой-то грохот... Ну да что с него возьмёшь? Выскочка, отличник, вот и отличается, как может.
  Дружно помогаем Учителю уплотнять энергии. Ага, вот оно что. Делаем более плотный мир. Не понял только, зачем. Вот именно: ЗАЧЕМ? Мы же всегда работали с нашим, тонким. Нужно мне это уплотнение, от которого кровь из носу.
  А Мафусаил хмыкает. - Я, говорит, ещё гуще уплотнить могу. Такой мир сотворю, что вам всем и не снилось.
  - Уж ты сотворишь!
  И никто не понял, в смысле одобрения это Учитель или вовсе даже наоборот.
  Пора бы и на отдых, да и нос побаливает. Ну, наконец-то.
  - Завтра продолжим, - объявил Дух.
  Завтра - это хорошо. И вот все давно отдыхают, Учитель вроде доволен, а Мафусаил продолжает возиться, творит совсем уже нечто немыслимое. Ладно, мне-то что. Сколько можно задавать вопросы? Я вообще отдохнуть хочу, да и нос болит маленько.
  
  День второй.
  
  Ух ты, сделали воду. А интересно получилось с этим сгущением энергий. Как льётся-то! Кто бы мог подумать, что лучи на такое способны. Молодец всё-таки наш Учитель! К тому же, пока мы отдыхали, он ещё закрутил небо и землю. И когда только всё успевает!
  Мафусаил от радости затеял непонятную шумиху вокруг Лилит. Если бы я с позапрошлого творения не знал нашего проказника, я бы подумал, что он нарочно запутался в поглощающих лучах, чтобы якобы ненароком обкрутить ими же новенькую. Жаль её, бедняжку: так старается вписаться, а в результате уже целую эпоху не может выбраться из пут Мафусаила. Или он действительно нарочно? Глупости какие. Сказал бы ей честно: "Лилит, ты мне нравишься, давай дружить". Вот я обязательно так и сделаю, как только она вырвется из темноты и мрака, которыми обволок её вместе с собой наш шутник.
  Распуталась, наконец, Лилит. Купается в светло-зелёном, но пока вся красная, даже крылья, и те выдают смущение. Нет, не могу подойти, да и заняты все.
  Илья же втихаря сел строчить, но не успел досочинить детали, потому что объявился Дух, который с утра носился над водою. Учитель повелел прекратить пустой расход сил и заняться делом. Мафусаил надулся и взялся показывать всем, как надо сгущать энергию, которая и на энергию-то уже не похожа. Вода и вода, даже после всех наших манипуляций и не льётся вовсе, а скорее сыплется. Дух кивает и по-прежнему молчит, а мы, теперь уже под руководством Мафусаила (дожили!) продолжаем уплотнять. Вода явно перестала быть водой, куда ж ещё?
  Девчонки загнули радугу и резвятся под ней. Затеяли прыгать под аркой на одной ножке и считать вслух: - Красный (прыг) и оранжевый (хлопок крыльями), жёлтый (прыг) и зелёный (прыг), голубой, синий, фиолетовый (хлопки крыльями-ладошками одновременно и завершающий прыжок).
  Одна только Лилит не участвует в общем веселье. Села, прислонилась к остову радуги и мечтает о своём чёрном.
  Ну, приехали. Отделили твердь. И сыпаться перестала. Доуплотнялись. Что-то будет!
  Вельзевул бьёт себя кулаком в грудь да бахвалится, что это с самого начала была его идея. Напрасно усердствует, небось всем известно, что у Вельзевула идеи не рождаются, а рождаются идеи опять же у Мафусаила, лучшего дружка нашего силача.
  - Кому какое дело, - заявляет Мехиаэль, - чья идея. Главное - мир в душе. - Миротворец нашелся.
  - Интересно, а что мы завтра станем творить, - вырвалось у меня. - ЗАЧЕМ? - вертится на языке, но не решаюсь сомневаться вслух. Нужны нам неясные сомнения!
  - А ты пойди к Учителю да спроси: Дух, а Дух, а завтра что, - советует Мафусаил и ржет. - Возможно, ему понравится на этот раз и твой вопрос. А вдруг? Всё может быть.
  - Отстань ты от Михаила, наконец,- потребовал Илья.
  А Даниил прибавил: - И отвечай, с какой стати ты привязался к этой Лилит.
  Здесь уж я чего-то явно не допонимаю. Какое отношение вдруг имеет Лилит к Даниилу вдруг?
  - Я тебе что-нибудь должен? - нахально ржёт Мафусаил вместо ответа.
  - Это несправедливо, - надрывается Даниил. - Мало тебе Галатеи в позапрошлое творение? Мало Евы в прошлое? Даже Сарина, и та по тебе уже сколько эпох плачет, сам слышал.
  Давненько Даниил так не распалялся: - Новенькую хоть не трогай.
  - Между прочим, зависть - один из самых тяжёлых пороков, - вещает Мафусаил. - Наказуема не меньше гомосексуализма.
  Даниил взъярился, дескать, вовсе не завидовал он, а Илья было сунулся успокаивать, но на него с двух сторон цыкнули и он обиженно отбежал в сторонку записать.
  - Действительно, что они все в тебе находят, - удивился Гавриил. Опомнился.
  - А ты у них спроси, - предложил Мафусаил.
  - Кому какое дело, кто кого любит, - осклабился Мехиаэль. - Поплачут и разберутся. И ещё нам хватит.
  В общем, едва опять до драки не дошло. А когда-то мы все так хорошо ладили. Что с нами происходит?
  Учитель задумчив. Оглянет то одного, то другого - и к воде. И молчит.
  Мафусаил незаметно отмочил с водой какую-то штуку. Угостил девчонок, те поверили и выпили. Сделались сами не свои: глазки сверкают, щёчки горят, шумят втрое больше обычного. Даже самая скромная и послушная Кибела, и та расшевелилась. То к одному, подлетит, то к другому, каждому заглядывает в нимб и грустно шепчет: - Что же вы не пьёте, ангелы!
  Мафусаил ржёт, доволен чрезвычайно. Делает вид, что не замечает восторгов Лилит: то Еву обнимет, то Галатею, а те рады стараться. Лилит в недоумении. Остальные, впрочем, тоже.
  Может, сейчас как раз самый момент подойти и предложить дружбу? Нет, что-то расхотелось дружить с Лилит.
  
  День третий.
  
  Перво-наперво отделили сушу от воды. И пошло, поехало.
  Девчонки делают всякие цветы, ягоды. Напоминают друг дружке вписать в программу то сладкое, то кислое, то сочное, кому что в голову взбрендит.
  Да и вообще, каждый творит по мере фантазии. Я увлёкся одной яблонькой, но Илья попросил помощи: что-то у него не вышло с ивой и та вся изогнулась над водой, бедняжка. Подозреваю, что просто так хотел со мной поработать на пару. Ладно, жалко, что ли... Едва я отошёл от моей, всей уже в цвету, яблоньки, обернулся, а к ней подваливает Мафусаил и начинает чего-то химичить. Неужели опять затевает? В таком случае, выходит, теперь Илья заодно с этой троицей?
  Даниил сделал хвойные леса, вечнозелёные. Красиво получилось, хоть и мрачновато.
  Лилит в том же настроении. Сочинила чернику и обмазала ею губы. Теперь девчонки творят грибы, а Мафусаил уже и туда затесался, орудует вовсю. Сарина взяла на анализ от какого-то с красной шляпкой да белыми точечками и ужаснулась. - Это же отрава! - кричит.
  Донесли Учителю, а тот - что бы вы подумали? - опять хвалит Мафусаила. Ну уж это чересчур.
  - Как же так, - начал Даниил.
   - Природе необходимо разнообразие, - ответил Учитель. - А творчеству - свобода. Не может же всё быть только сладким.
  Ну, это, положим, так. Но травить зачем?
  - Поживёте, узнаете, - пообещал Мафусаил.
  Здорово получается. Чего только не произросло на земле! И прохлада, и кислород, и вкуснятина... Если не считать ядовитых грибов и сырого мха, дела рук Вельзевула.
  Сарина сделала анализ моей яблоньки - и точно, сбылись мои опасения. Знал бы я, ни за что не отошёл бы. Оказывается, яблоки содержат теперь какое-то вещество, от которого неприятности любому полу: мужскому - обильное потовыделение, женскому - непереносимые боли при родах. Чья работа - понятно. Разве можно доверять Мафусаилу!
  Согласен с Даниилом: эффекты яблок на оба пола несоизмеримы друг с другом. Действительно! Одному - невыносимые страдания, другому какое-то дурацкое потовыделение. С другой стороны, а кому потеть приятно?
  - Скажите спасибо, что родами мучиться не придётся, - ржёт Мафусаил. - А если что, то пропотеть вроде не вредно.
  У-у-у! Так и дал бы по этой ухмылке на физиономии, да нос всё ещё побаливает, связываться неохота.
  Девчонки визжат и обзывают Мафусаила женоненавистником.
  - А если б вы знали, как я на самом деле вас всех люблю, - оправдывается тот, - причём совершенно без исключений, не говорили бы так.
  И опять норовит то одну облапать, то другую. А они, странно наблюдать, радуются. Ну хоть бы одна отказалась обниматься! Я для интереса, чтоб посмотреть, что выйдет, подскочил сзади к первой попавшейся Сарине и сунул было руку по примеру отличника, а Сарина возьми да именно в этот момент взлети к верхнему листочку. Попала моя рука совсем не туда, куда метил, а как раз наоборот. Вот и схлопотал по морде за милую душу. Ладно, хоть не больно, не то, что локтем по носу.
  Главное, я же, как всегда, оказался виноватым. Мол не надо было отходить от яблоньки, пока не закончу. Тем более, руки на интерес пихать.
  Девчонки обвинили меня во всех грехах и перенесли женоненавистника на меня, Мафусаил весело приписал сексуальное оскорбление, а потом все слегка поостыли и дали страшную клятву не прикасаться к злосчастной яблоньке, пока не выправим. Близко к этому деревцу не подойду. Тем более, к Сарине. И другие со мной согласны. Кому охота обливаться потом? Или по роже? Нужны нам такие объятия?
   - То ли ещё будет, - опять же ржёт Мафусаил.
  Я задумался. Тревожно на душе после всех происшествий. Слышу, кто-то трогает, теребит легонько плечо. Оборачиваюсь. Илья. Я плечо отдёрнул, а он не уходит.
  - Михаил, а, Михаил, - бормочет. Поговорить нужно. Как мужчина с мужчиной.
  - А это как? - поинтересовался я.
  - Слушай, Михаил, что-то не пойму я тебя. Ты в самом деле тугодум или притворяешься?
  А сам разглядывает меня с большим интересом, так и просвечивает глазками, будто действительно пытается понять, что я за птица за такая.
  - А что? - спрашиваю.
  - Ну и дошли же мы, - вздыхает Илья. - Совсем потеряли доверие друг к другу. И вообще... Ангелы, называется...
  - А ты поди запиши, - посоветовал я, точно в духе Мафусаила.
  - Никто меня не понимает, - сетует Илья. - А на самом деле, я же просто люблю писать.
  - Действительно непонятно, - согласился я.
  - Нет, правда.
  Ишь ты, разгорячился.
  - Для меня писать - это почти, как творение, но гораздо интереснее. - вещает Илья. - Я пока только записываю, да это для опыта. Увидишь, обязательно и сам начну сочинять.
  Чур меня от таких сочинений!
  - Я чего хочу?
  Это уже увлечённым шёпотом: - Я мечтаю создать что-нибудь такое, красивое, из одних звуков, без цветовых гамм, но чтоб это красивое передавало и идею, и силу. Правда, пока ещё не знаю, о чём. Вот и записываю для накопления опыта.
  Теперь уже я посмотрел на него с интересом. Кто бы мог ждать от ябеды.
  - А поговорить я вообще-то хотел о другом... Ты заметил, как мы все изменились?
  Ещё бы не заметить.
  - Тебе не кажется, что Учитель добивался этого нарочно?
  - Ты что, обалдел?
  - Да, я понимаю, он Дух, он знает, но у меня создаётся впечатление, что всё это именно так и было задумано с самого начала.
  - Что ты имеешь в виду? - только и выдохнул я.
  - Да всё. Помнишь того же Мафусаила в первую эпоху? Каким был тихоней, всем заглядывал в рот? А теперь?
  - Ну и что? И причём тут Учитель?
  - А то, что он нас всех и сотворял такими, чтоб мы менялись к худшему. Ладно, Мафусаил. Ты на меня посмотри. Хотел я разве, чтоб мне нравились не девочки, а мальчики? Это ведь он меня таким сделал, на девчонок не обращать внимания. А в результате обвиняют меня, насмехаются надо мной и мне же грозят страшными карами. С другой стороны, нас так мало, наперечёт, можно сказать. Значит, мне себе и пару никогда не найти. Я что - сам, что ли этого хотел? Точно, Дух так сразу задумал.
  - А зачем? - Всё то же ЗАЧЕМ, а ведь от этих зачем ведёт прямая дорога, непонятно лишь, куда именно заводит.
  - Вот заладил, зачем да зачем, - уже не на шутку обиделся Илья. - Мне-то откуда знать. Он Дух, не я же!
  Мы оба замолчали.
  - Смотри, да ведь только три дня прошло, - опять заныл Илья. - А сколько всего понатворили. И ещё целых четыре дня. Вот завтра, например. Как ты думаешь. Что мы завтра станем творить?
  - Понятия не имею, - честно сознался я. - Завтра и узнаем.
  - Боюсь. - Илья вздохнул. - До каких пределов, например, можно уплотнять энергии? Вдруг возьмёт и взорвётся? Представляешь, такой большой, большой бэм... А если не это, то что? Замышляет наш Учитель что-то, причём гораздо круче Мафусаиловых изысков. А когда сообразим что к чему, будет поздно. Вот как я сейчас понял, что не интересуюсь девчонками. Толку-то? Не могу же я сам себя переделать?
  - Уверен, что не можешь? - без особых надежд спросил я. Так, чтоб что-нибудь сказать.
  - А ты мог бы? - огрызнулся тот. - Сиди вот теперь и жди наказания.
  - Не уничтожит же.
  - А кто знает?
  И опять за своё, на этот раз созвучное моему: - Любопытно всё-таки, зачем?
  - Ладно, - решился я. - Допустим, он нарочно задумал зло, хоть нам и непонятно, с какой целью. Что ж ты предлагаешь?
  - В том-то и дело, - ответил Илья. - Что тут предложишь?
  - Лично я предпочитаю творить зло с Учителем, - отрезал я ледяным тоном, - чем добро с тем же Мафусаилом.
  - Думаешь, с Даниилом, лучше? Вместе с его справедливостью? - горько протянул Илья. - Вот и получается, что ни с кем из нас не лучше, все мы меняемся, и меняемся к худшему, а Дух явно замыслил...
  - Кощунствуете? - весело спросил Мафусаил.
  И никто не заметил, откуда взялся, но на всякий случай разошлись.
  
  День четвёртый.
  
  Вот это да! Проснулись, а тут Солнце светит. Ай-да Учитель! Зря мы беспокоились, оказывается. Зачем да зачем... А какая разница, зачем? Солнце-то - вот оно, чего ж ещё?
  А вот, чего. Делаем разные планеты и светила. Я-то предполагал, что Солнцем всё и закончится. Выходит, нет. Учитель задумал что-то еще.
  Все дружно работаем. Девчонки возятся со звёздами. Мафусаил обрадовался солнцу и ни с того, ни с сего разлёгся загорать. Тут же и обгорел. Теперь с него кожа слазит лоскутами, а он, облупленный, корпит над какой-то особенной ярко-красной планетой, под цвет собственной роже.
  - А каналов ты там для чего накромсал? - полюбопытствовал Гавриил.
  - Да так, на всякий пожарный, - небрежно усмехнулся отличник.
  Лилит вдруг встряла и кокетливо подначивает: - Ты же обещал чёрное...
  - А я от своих обещаний не отказываюсь, - кокетничает в ответ Мафусаил. - Я из чёрного такое сделаю... - и глаза выпучил, соображает. Размышлял он, впрочем, недолго. - Эврика! - Возопил, наконец. - Вот, придумал! Я чёрные дыры сделаю! Такие, что туда лучше не суйся.
  Очень надо соваться в его чёрные дыры.
  - И мне туда нельзя? - Лилит опечалилась.
  - Тебе всё можно, - успокоил её Мафусаил.
  Лилит обрадовалась, засияла и смутилась одновременно. Ева повесила голову, Галатея нахмурилась, Кибела застеснялась, а Сарина вдруг на всю Вселенную брякнула: - Не верь, дурёха! Не вылезешь потом из той дыры.
  И опять этот выскочка оказался в центре всеобщего внимания. Даже Дух прилетел, осмотрел новый плод творчества любимца и надолго задумался.
  - Что ж, занятно, - молвил, наконец, Учитель. - Только будьте крайне осторожны.
  Ладно, вернулись девчонки к звёздам, рассыпают по небу... Мафусаил снова между ними, скачет по Млечному пути и ржёт, надрывается. Небось, опять затевает. И точно. Подобрал, что плохо лежало, слепил Луну.
  - Раз у нас Солнце - горячий мужик, пускай Луна будет прекрасной дамой, холодной, туманной, загадочной... И светит ночью... А днём хоть иногда затмевает Солнце.
  Девчонки радуются, разглядывают "прекрасную даму"... Кибела подкралась с обратной стороны осмотреть кратеры и на лице у неё написано сомнение. Переглянулась с Сариной и та давай вещать: - Не соблюдён закон гравитации, нарушена непроницаемость психического поля, световой эффект не наделён постоянством, тепловой эффект ограничен, - а в заключение, со злорадством, которого вряд ли можно было когда-нибудь ожидать от Сарины, подводит итог: - Ущербное светило вышло. Не доработал Мафусаил.
  - А вы составите с Даниилом хорошую пару, - в ответ заметил тот.
  Великие борцы за правду и справедливость посмотрели друг на друга и взаимно покраснели.
  
  День пятый.
  
  Девчонки чем-то недовольны, бурчат себе под нос, что ничуть не слабее нас, но пока ещё никто не понял ни причин, ни требований. Подозреваю, они и сами не ведают, чего хотят. Мафусаил по привычке всюду суёт свой нос и мутит воду.
  Понаделали опять, кто во что. И медуз, и рыб всех цветов и размеров, и раков с крабами, и креветок. Вельзевул поднатужился и сделал щуку вот с такой пастью. Мехиаэль сотворил кита. И не успел никто ахнуть, как Мафусаил с девчонками выдали дельфина. Девчонки радуются, доказали, что умеют не хуже нас. Дельфин никого не травит, доверчив и весел. Мафусаил сконфуженно чешет затылок. Не выгорело какое-то, одному отличнику известное, пакостное дельце.
  Потом - земноводные, пресмыкающиеся, птицы... Опять, кто во что горазд. Вельзевул с Мехиаэлем настрогали мелких, но чрезмерно зубастых рыбок, и сами же их теперь боятся. Говорят, живьём сожрут и не подавятся.
  Девчонки сделали жар-птицу, а Мафусаил - змей. Я назло ему стянул пару штук и - яду им в жала. Тем более, учитель хвалил мухоморы. Едва одна кобра зашипела, как следует, - девчонки врассыпную.
  - Это не я! - орёт Мафусаил. - Я не хотел, я только грибы!
  Ага! Почувствует теперь на собственной шкуре. Однако, не успел я обрадоваться, как хотелось. Учитель посмотрел на меня. Я подобрался. А Дух внушительно упёрся в меня твёрдым долгим взглядом. За ним уставились и все остальные.
  И опять то же самое: Мафусаил ржёт, радостный, а я стою перед всеми навытяжку, подбираю живот, даже копчик, и мотаю головой.
  - Нехорошо, - качает головой Учитель. - Во-первых, плагиат, во-вторых с целью, от творчества весьма отдалённой.
  Я чувствую, что уже весь красный.
  - Комплекс Сальери! - резвится отличник, мимо которого пронесло. - Макиавели! Екатерина Медичи!
  Учитель отрицательно провёл рукой перед носом любимца, будто отрезал. Тот понял, что зарывается, и смолк.
  Дух упёрся своим тяжёлым взглядом из-под набрякших век в остальных.
  Первым реагирует Илья. - Вы же сами говорили учиться друг у друга...
  - Это несправедливо, - неуверенно кашляет Даниил.
  - Подумаешь, кобра, - пожимает плечами Мехиаэль. - Можно придумать ещё похлеще кобры...
  Вельзевул выпячивает челюсть, будто желает подать идею, но не издаёт ни звука.
  Ева и Галатея рассматривают меня, будто я та самая кобра и есть.
  - Расчёты показывают, что на наличие яда не столько влияет количество зла, сколько содержание горечи, вызванное отсутствием добра, - туманно выражается Сарина, когда взгляд Учителя натыкается на неё.
  А Лилит и Гавриил почему-то очень одинаково пялятся то на Мафусаила, то на меня.
  Неожиданно Кибела подаёт голос, покраснев при этом от собственной смелости: - А мне нравится эта змейка... Красивая... И урок: нельзя доверять внешнему виду.
  Не могу не улыбнуться ей с благодарностью.
  На этом Учитель смягчился и замял дело: - Что ж... Пожалуй, ты права. Каждый из вас по-своему прав. Ну хорошо, пойдём дальше.
  А я догадался, что Кибела выглядит ничуть не хуже Лилит. Бёдра точно надёжнее.
  Закончили уже без происшествий, если не считать того, что крокодил чуть не оттяпал кусок у своего же создателя Даниила. Между прочим, совсем не лишний кусок. Мафусаил так и закатился, с интересом пронаблюдав эту сцену. М-да, учудил борец за справедливость. Вон, как рванул на сушу от собственного творенья, зря раззявившего пасть.
  
  День шестой.
  
  На скорую руку сотворили динозавров и остальную фауну. Я взял со злости и сделал бегемота с гиппопотамом.
  Вельзевул тоже сладил не лучше: странного блеющего рогатого урода, зато с бородой.
  - Подумаешь, козёл! - бросил Мехиаэль, и сам наработавший несметное количество домашнего скота.
  У Мафусаила в глазах вызов. Соорудил львов, пантер и тигров. И уже в самом конце предъявил-таки, выжидающе поглядывая на Лилит, здоровенную чёрную кошку.
  - Кися, - тоненько просюсюкала обрадованная Лилит. Котяра хыкнула пастью, ещё и когтями шуганула.
  - Она голодная, - решила Лилит и побежала к только что сотворённой корове за молочком.
  - Лично я предпочитаю собак, - решительно сообщила Кибела, трепля за ушами дружелюбного пса своего собственного производства.
  Было довольно весело. Даже Илья, увлёкшийся кенгуру, жирафом и газелью, оторвался от записей. И Даниил, и Гавриил, - каждый внёс посильную лепту.
  Учитель покивал головой. Отлегло.
  Всё. Последний этап. Дружно месим глину.
  Девчонки с утра роптали глухо, а потом напрямик заявили, что ничем не хуже других, не слабее, "и не глупее", - от себя прибавила Сарина.
  В общем, женский хор объявил, что желает работать на равных. Вот и месят теперь глину в том же темпе и напряжении, что и мы. Нужно им это равноправие, от которого вкалываешь из последних сил? Даже жалко их, особенно Кибелу: у неё над верхней губкой выступила трогательная капелька пота.
  Однако, не сдаются. Месят даже страстно.
  Должен признаться, меня одолевают нехорошие мысли, догадки, одна страшнее другой.
  Мафусаил с Вельзевулом и примкнувшим к ним Мехиаэлем держатся друг друга, не произносят ни звука, и только по хитрым рожам можно понять, что затевают, причём на этот раз уже что-то такое, что из рук вон.
  Всё, намесились. Берёмся лепить. Групповой проект, в котором каждый занят тем, что его интересует больше всего. Значит, даже думать тошно о том, за что принялся Мафусаил. Илья, наоборот, не в силах оторвать взгляда от того органа. Так отконцентрировался, что непонятно, чего произвёл сам. То натыкал ребер без счету: вот просто стоял и вгонял автоматом ребра, а сколько их там в результате вышло у скелета - кто знает... То запихнул ни к селу ни к городу какой-то, никому не нужный аппендикс. Учитель ничего не сказал, только приставил сочинителя к прямой кишке со стороны простаты. И промахнулся, потому что не заинтересованный своей работой Илья напоследок ещё ухитрился запустить геморрой не с того конца. Случайно, конечно... За такое нарочное нас не помилуют.
  Мафусаил всякий раз отстраняется полюбоваться на своё сооружение, затем сам себе кивает и подшлёпывает глину, время от времени с гордостью поглядывая на девчонок. Вельзевул с Мехиаэлем лепят ягодицы и подначивают отличника. Должен признаться, когда знаменитая троица стала растягивать седалищный нерв из правого полушария в левую пятку, мои собственные нервы не выдержали. Ещё раз такого зрелища, когда тонюсенькие окончания заплетаются и цепляются одно за другое, лучше не наблюдать. Пускай уж куклы дальше сами размножаются, как могут.
  Девчонки рядом творят, конечно, женщину, по собственному подобию.
  С тоской думаю о том, какой козёл получается на этот раз, да ещё со всем тем, чем награждает его Илья. Не говоря уже о Мафусаиле. Интересно, что выйдет у девчонок.
  Вылепился малоинтеллигентный мужчина среднего роста со всклокоченной башкой и ненормально огромным детородным органом (явно перестарался творец). Назвали Адамом. Относительно имени женщины моментально возникли споры.
  - Давайте, назовём её в честь какой-нибудь из девочек, - скромно предложил Мафусаил. - Например, Лилит. Какое прекрасное имя.
  Девчонки возмутились.
  - Ты хочешь сказать, что Ева звучит хуже? - обиженно выкрикнула Ева.
  - Я ничего не хочу сказать,- начал было своё Мафусаил, но его бормотание быстро заглохло в общей многоголосице.
  Наконец, все заглохли, устав орать.
  - Это несправедливо! - одновременно и с одинаковым апломбом заявили Галатея и Сарина.
  Даниил посмотрел на них с подозрением, не дразнят ли. Но девчонки были серьёзны.
  - Следующую назовём Евой, - пообещал Учитель. - И я подозреваю, что ждать осталось меньше суток.
  - Я тоже хочу! - заорала Галатея.
  - Да не беспокойся так, - стал вдруг успокаивать её, причём не Илья, а Мехиаэль. - Они же размножатся, назовёшь хоть сотню Галатей.
  - Я не размноженную, я первый экземпляр желаю, - Галатея заплакала так горько, что Учитель не выдержал и ей тоже пообещал: ладно, мол, дождёшься и ты своего часа.
  Глиняная Лилит получилась раскрасавицей, не хуже настоящей. Только размерами чуть ли не вдвое превзошла Адама. Хороша парочка будет! Явно девчонки выразили в габаритах все свои чаяния. Неизвестно, правда, что вложили в программу.
  Впрочем, что выйдет с программой Адама, тоже непонятно, потому что каждый работает над своей частью кода. Время от времени то один, то другой сдаёт готовые хромосомы Учителю. Получается, что за общий генетический код отвечает сам Дух. Я было вздохнул с облегчением, но Илья шепнул на ухо: - Рано радуешься. Я подслушал его разговор с любимчиком. Они дают куклам свободу выбора. Представляешь, во что это может вылиться? Зачем им свобода выбора?
  Тут уж я никак не мог не согласиться, действительно, нужна нам их свобода выбора? Но Илья толкнул меня в бок: молчи, мол. Так я и не понял, зачем нам их свобода выбора и почему снова об этом молчать.
  Адам сел, из-под всклокоченных волос окинул нас мутным взором и перво-наперво ухватился за святая святых. Любовно держа там руку, заметил всё ещё слегка облупленного проказника и расхохотался. Лично меня этот смех порадовал, если не утешил.
  - Над кем смеёшься, кретин? - весело отреагировал Мафусаил.
  - Над тобой, - простодушно рапортовал Адам.
  Тут подоспела и Лилит. Глиняная, я имею в виду. Повторяю, не имею понятия, чего ей понасовали в гены резвые девчонки. Могу только засвидетельствовать, что характер у неё обнаружился похлеще, чем у вчерашнего крокодила. Пасть, во всяком случае, глиняная красотка открыла прежде, чем отомкнула ресницы.
  Адам, да и мы все долго и с удивлением слушали вопли новоиспечённой (в буквальном смысле) Лилит по поводу того, что имя её недостойно. Причём ругалась эта девица так, что даже Вельзевулу, если только я не ошибаюсь, было стыдно слушать. Интересно, кто из девчонок знает такие ругательства. Мафусаил притворно засмущался и тогда я сразу понял ответ на этот вопрос. И там поспел наш пострел.
  - Ой, девочки, - сказала наша, настоящая Лилит. Между прочим, интересно, как мы собираемся теперь их отличать с одним и тем же именем. - Что-то мы не то натворили!
  - Ну что, Адам? - спросил Учитель. - Нравится тебе твоя жена?
  - Какая жена? - ответил Адам задумчиво и, оставив в покое свой пах, пошёл ковыряться в носу. - Мне не нужна никакая жена. Прекрасно обойдусь и так.
  - А любовью заниматься с кем будешь, дурень? - пронзительно, как будто ей воткнули шило, да не в одно, а сразу в сотню мест, заорала глиняная Лилит. - За вон той козой побежишь?
  Адам с интересом проследовал взглядом за указательным пальцем навязанной ему жены и пробормотал, продемонстрировав, наконец, некоторые склонности к размышлению: - Ну почему же именно за той козой. Можно и другую поймать. Не одна ведь та коза пасётся на лугу.
  - Я тебе покажу козу! - пригрозила сварливая баба и опять разразилась скверной бранью.
  Девчонки замерли от стыда и поняли, что всё-таки не способны на равных с нами.
  - Ну что ж, - молвил Учитель. - Время ещё есть, придётся делать новую.
  - А меня куда? - завопила отвергнутая жена.
  Мафусаил почесал затылок и говорит. - Ладно, я как раз хотел отправить в преисподнюю новых колонистов (честное слово, обозначил во множественном числе), посмотреть, что выйдет.
  Настоящая Лилит зарделась и опустила голову. Видно, ей было очень неприятно это слышать, а Мафусаил добавил ещё, видимо, решил совсем доконать бедную девушку: - Новая игрушка не помешает.
  - Какой же ты всё-таки! - с презрением воскликнула Кибела.
  Отрадно мне было услышать сей возглас.
  Забрал Мафусаил "новую игрушку", а крики её до сих пор слышны из самой отдалённой чёрной дыры, куда уволок её шутник.
  Вельзевул растопыренной пятернёй в лоб сделал Адаму анестезию, Учитель раскромсал нутро, вынул лишнее ребро, которое в отключке приспособил Илья, и быстренько вылепил новую женщину, значительно меньше ростом и не такую длинноногую, как предыдущая. Мы же все дружно взялись за программу.
   Когда вернулся Мафусаил, новая Ева уже щебетала с наново проснувшимся Адамом. Не удалось отличнику отличиться сегодня ещё раз.
  И Учитель во всеуслышанье посоветовал Мафусаилу хорошенько подумать над своей преисподней прежде, чем поселять туда ещё кого-нибудь.
  Я рад. Хорошо заканчивается рабочая неделя. Завтра день отдыха, предложу дружбу Кибеле. Жалко нашу новенькую Лилит, да будет ей наука... И Мафусаила хоть чуть-чуть прижали, что само собой хорошо... И нос перестал болеть...
  Вот только на душе всё ещё скребут кошки. Что-то будет? Ощущение какой-то фатальной незавершённости почему-то мучает меня...
  Вот оно! Чувствовал же! Ёлки-палки! Главное, только сейчас спохватились: крылья-то, крылья! Мы же впопыхах забыли им крылья слепить!
  - Подумаешь, крылья, - протянул Мехиаэль. - Ещё много чего забыли.
  - Чому я не сокил, чому не летаю, да? - весело ухмыльнулся Мафусаил. - Да брось переживать! Прекрасно обойдутся и без крыльев, не заметят даже.
  Едва я открыл рот, он протестующе взмахнул рукой с выпяченным вверх указательным перстом: - Подожди, они ещё будут думать, что произошли от обезьяны. Это Ева-то! - Мафусаил игриво взглянул на земную Еву: - По-вашему, она похожа на гориллу?
  - Вообще-то, если честно, то что-то есть... - призадумался я. - Особенно без крыльев...
  Я скептически оглядел Еву ещё раз. - Ну, может, не на гориллу... Но на мартышку чуток смахивает...
  - Сам ты мартышка, - немедленно парировал Мафусаил. - Вернее, орангутанг.
  Я вскочил, но он неожиданно примирительно спросил: - Ты считаешь, крылья их спасли бы?
  Честное слово, я просто соображал, что бы ответить, такое умное... Но не успел придумать. Приняв моё молчание за нерешительность, отличник сделал неопределённый жест. - Вот видишь... Пускай теперь так прыгают.
  И опять ржёт, довольный.
  
   2. Яблоко от яблони...
  
  Отдыхаем вовсю. Кто как может. Адам носится за козами по лугам. А мы все - кто во что. Только Мафусаил сидит под смоковницей и усиленно обдумывает проект заселения чёрных дыр. Вокруг него на одной ножке прыгает Ева (земная, я имею в виду) и донимает наболевшими проблемами.
  - Мафик, а Мафик, - тянет Ева.
  - Ну чего тебе? - нехотя отвечает Мафусаил.
  - А почему Солнце жаркое, а Луна холодная?
  - Это всё, что тебе хочется знать? - ехидно уточняет Мафусаил.
  - Нет, не всё.
  - Составь список.
  Ева, отмахнувшись от сего замечания, продолжает сыпать вопросами.
  - Почему кошка ссорится с собакой? (Как же им не ссориться?)
  - Почему девочки и мальчики? (Такая вот логика)
  - Почему у вас крылья, а у нас нет? (Ага, тут же и не заметила!)
  - Потому, - сразу на всё отвечает Мафусаил.
  Ева оттопыривает ножку, становится в немыслимую позу и рассматривает того как бы снизу и сбоку одновременно. Даже Мафусаила этот ракурс заставил покраснеть.
  - Слушай, - говорит он. - Прикрылась бы хоть чем-нибудь. Работать же невозможно.
  - Чем прикрыться? - немедленно парирует Ева. - И почему работать невозможно? Кстати, а почему это все отдыхают, а ты работаешь?
  - Дура. - вскипает Мафусаил. - Возьми вон фиговый листок, оденься и отвяжись.
  - А что лучше прикрыть? - кокетливо размышляет вслух Ева, размахивая фиговым листком и попеременно прикладывая его то к лобику, то к бедру. - Здесь? Или лучше здесь? А Адика тоже нужно прикрыть? Так там придётся ободрать целое дерево... Мафик, а Мафик! - вдруг пронзительно вскрикивает Ева и ушедший было в себя Мафусаил вздрагивает. - А почему у меня вот здесь топырится, а у тебя совсем наоборот? Ой, а что это у тебя тут, совсем уже такое огромное? Дай потрогать, - и хозяйским жестом тянет ручонку к заветному месту.
  - Брысь! - хлоп её по руке Мафусаил. - Небось не на помойке нашёл.
  - А если бы на помойке? - допрашивает Ева. - Тогда можно трогать? Кстати, а что это за такое прекрасное слово - и вдруг мечтательно-сладким голоском - помойка?
  - Да уймёшься ты когда-нибудь!
  - Подумаешь! - обиженно протянула Ева. - Жадина. Ну и трогай сам, раз жалко. Всё равно у Адика там гораздо больше.
  - Знаю, сам одарил, - но я видел, как смешался Мафусаил. Называется, за что боролись. - Слушай, у меня аврал, а ты мешаешь. Размышлять не даёшь.
  - А что такое аврал? - мгновенно отреагировала Ева и прибавила, чуть подумав: - Зачем и почему?
  - Знаешь что, - ответил проказник. - А не пошла бы ты...
  - Куда? - с радостной готовностью откликнулась Ева.
  Мафусаила осенило. Я испугался, поняв это, но не знал, что делать, потому решил даже не выглядывать из-за своего камня. Лежал, как дурак перед экзаменом, не зная, что предпринять что.
  - А вон туда... К той яблоне, - злорадно кивнул в сторону злосчастного деревца Мафусаил. - Съешь яблочко и сразу всё узнаешь.
  - Да? - усомнилась Ева. - А почему тогда все говорят, что если съем оттуда яблочко, то тут же и умру на месте?
  - А ты уже испугалась? - усмехнулся отличник. И быстренько подначил. - Боишься!
  Ну Ева, конечно, руки в боки: - И ничего я не боюсь! - одним прыжком к дереву и обратно другим, а в руке яблоко.
  Я окаменел от ужаса, да что же делать-то.
  Ева держит яблоко, но пока не ест, размышляет.
  - Боишься! - опять протянул Мафусаил.
  - Подумаешь! - гордо отвечала Ева. - Я вообще бесстрашная... Адик! Адик! -
  Стала звать Адама. Тот лёгок на помине, тут как тут.
  - На, попробуй! - и протянула мужу яблоко.
  - Это что? С того самого дерева? - удивился простодушный Адам. - Жить надоело?
  - Очень надо умирать, когда солнце светит! - ответила Ева и что-то до боли знакомое послышалось мне в её словах. Да ведь то ребро Илья творил, не я вовсе... Или это было ещё ко всему прочему совсем не то, которое лишнее ребро? - Не волнуйся, с другого дерева, напротив. - успокоила супруга Ева.
  Стоп! Тут я что-то не понял... А когда это она успела научиться врать? Если дело в программе... Но ведь Мафусаил отлучался во время творенья Евы... Кто же еще? Вельзевул с Мехиаэлем додумались? Да неужели? Вернее допустить, кто-то просто ошибся. Мне и в голову в тот момент не пришло, сколько проблем сулит грядущим потомкам наших первенцев случайный (или все же нет?) сбой в ДНК... А если еще и не один? Но Мафусаила действительно и близко не было!
  Адам, прервав мои горестные размышления, шумно пожал плечами. Хрусть - и половины яблока нет.
  - И ничего не умер! - захлопала в ладоши Ева. - Слушай, да оставь мне хоть кусочек, обжора!
   И доела огрызок. Когда оба перестали хрупать яблоком, Ева вдруг вспомнила и приказала мужу одеться в фиговые листочки. Тот недоумённо пожал плечами, но послушался.
  - Хочу всё знать! - звонко воскликнула Ева и, подумав чуток, горестно покачала головой. - Нет, так и не знаю ничего... Обманщик!
  На глазах у неё закипели слёзы.
  А тут все наши и набежали. И все орут одновременно, ничего не разберёшь. Я тоже подошёл. Ну, думаю, что будет! Попался отличник, наконец.
  - Зачем ты не послушалась? - вопрошает Еву Учитель.
  Та вся и сжалась под своим фиговым листочком, и к Мафусаилу: - Ты же сказал...
  - Мало ли, что я сказал, - нахально отвечал шутник. - Что я тебе? Реклама вайагры? Армянское радио? Газета "Правда?"
  И на сей раз отмазался, прохиндей.
  Интересно, сколько ещё эпох пройдёт, обманов выплачется и горя перетерпится прежде, чем эти дуры перестанут верить Мафусаилу.
  - А ты куда смотрел? - вдруг грозно обернулся ко мне Учитель.
  
  3. Мечты-мечты
  
  - Не нравятся мне все эти имена. - решительно сказала земная Ева, разглядывая свой вздувшийся живот. - Вельзевул, Мехиаэль, Гавриил... Какие-то расплывчатые... Нет, своего первенца я назову по-другому. Как-нибудь, на К и коротко, сильно, по-мужски...
  - Каин. - с готовностью изрёк Мафусаил.
  - А что? - задумалась Ева. - Каин - это хорошо. Твёрдое имя надёжного друга.
  - Тогда второго назову я, - вмешался подоспевший Адам. - Помягче, как-нибудь ласкательно... И на свою любимую букву А...
   Ева посмотрела на Мафусаила. В глазах её светилась надежда.
  
  
  20 эпох спустя или Апокалипсис! Апокалипсис!! Апокалипсис!!!
  
  Ту ещё жизнь устроил Мафусаил нашей раскрасавице Лилит. А мы не предвидели? И ведь открывали дурёхе глаза, предупреждали, как могли, - нет, всё твердила, что и самый талантливый, и самый отважный, и никто его не понимает, и все ему завидуют - женская логика, лишь бы всем назло, что с неё возьмёшь! Очень нужно было Лилит связываться с этим типом! Шуточек ей хотелось, веселиться нравилось... Вот и намыкалась, как стал муженёк пропадать в своей знаменитой чёрной дыре. То обедать не явится, то вообще ночевать... То ни с того ни с сего исчезнет надолго и, чем дальше, тем больше... Их малышу Иошалэ не так уж много и стукнуло, когда выяснилось, что в преисподней растёт его единокровный братец, причём ровесник, некий Люсик. Готовый негодяй, между прочим, как потом нарисовалось.
  Сногсшибательную новость о своём сыночке нашей Лилит сообщила та самая Лилит, которую девчонки первой сотворили из глины, а Мафусаил уволок заселять собственного изделия чёрную дыру под собственнейшим же названием Преисподняя. Бедняжка Лилит, ангелочек наш, ещё тогда переживала, чуяло её сердечко. И дожидаться пришлось недолго.
  Позвонила крикливая любовница законной жене, устроила мерзкую разборку, вопила, требовала отпустить мужа к ней, любимой, ну про Люсика всё и нахвастала, дескать, гениальный пакостник, в своём-то возрасте исхитрился рассорить египетского Тута с вавилонским Шушерой и затеял не какую-нибудь драчку, а целую мировую войну. Виноватыми же в итоге оказались - угадайте, кто? Благодарю, на сей раз, как ни странно, почему-то вдруг не я, а Даниил, пытавшийся примирить, да Илья, угрожавший всеми казнями.
  Тут же подвернулся ещё романтик не от мира сего, из славного города Ура, рода хоймалэ, племени мэломэд*. Ничего такого особенного не делал, куда там! - смотрел на мир наивными глазами, морщил длинный нос от солнца, пошёл, божья коровка, куда глаза глядят, не подозревая плохого, просто попутешествовать...
  Люсик же, несмотря на младенческий возраст, надоумился кое-кому шепнуть, что у странника в загашнике золотое дно... Этот кое-кто пошарил, кроме вшей, естественно, ничего не обнаружил, да и распустил слух о подлости и коварстве носатых и глазастых странников из Ура. Люсик не замедлил обосновать и причину плохого характера означенных романтиков из того же самого города, каковая в его интерпретации заключилась в прямом родстве хоймалэ с Даниилом, великим борцом за справедливость, а мэломэд - непосредственно с Ильёй, поэтом-пророком. Вот такой малыш образовался у Мафусаила. Папочка номер два натуральный, даже хуже.
  Несчастная законная жена, услыхав эти страсти, прилетела с Иошиком к нам рыдать Кибеле в крылья. Одна Лилит туда, другая Лилит сюда, и что бы вы думали? Поплакала и простила. И чем дальше, тем хуже. Как подрос Люсик да стал зваться полным именем Люцифер, совсем житья не стало. При этом потомкам тех самых, из Ура, в поисках монет по сию эпоху продолжают трясти загашники и на полном серьёзе предъявляют обвинения во всех проблемах человечества.
  Первым Мафусаил сманил в преисподнюю Каина, потом как-то так шустро, один за другим, глядишь - у них перенаселение, веселье через край, а у нас, в раю, хоть свисти, куда ни кинься, везде только Моисей с сестрой Терисой режутся в поддавки. Конечно, подлец со своими шуточками набил себе в чёрной дыре целый гарем.
  И на глиняную Лилит нашлась управа, красивая, говорят, никому из ангелов не снилась. И, конечно, тоже беснуется, и опять-таки к законной жене качать права. Снова бедная Лилит плачет у моей Кибелы на плече, та Лилит ревёт белугой, а что теперь сделаешь с этой Нефертити? По шее дашь?
  Собрались девчонки, то есть, теперь уже давно умудрённые матроны, да для нас-то всё равно девчонки. Слетелись, нас всех поставили на уши, даже привлекли Учителя. Дух побеседовал с Мафусаилом, только и добился, что неугомонный бабник бросил ангела-жену окончательно и насовсем переселился к себе в преисподнюю.
  Лилит тык-мык, деться некуда, вышла за Даниила, а тот, прежде всего, давай Иоша воспитывать: это справедливо, а это нет. Замучил, закрутил мозги всякими изысками до того, что бедный мальчик отправился на Землю помогать тем, кого пока ещё Мафусаил не сманил, агитировать в наш рай. Несчастная мать до сих пор рыдает и бьёт сама же себя кулаками по голове от результатов известного хождения Иошалэ в народ.
  А Иош по сей день заламывает крылья, когда видит, что творят его последователи со всеми остальными. И опять туда рвётся. - Мало тебя распинали? - вопрошаю. - Там давно другие методы, - отвечает. - Надо возвращаться, пока Ерушалайм в клочья не разнесли и планету вообще не взорвали к ядрёной матери.
  А Даниил хоть бы хны. Ясное дело, кровь-то не своя. Илья вякает рифмами, да кто станет его слушать? Илью теперь только гадалки и видели в хрустальных шарах.
  Вот почему Бодэхай, сынок Сарины и Гавриила, вырос тихоней? Сидит себе, глушит нектар, налопается амброзии и гладит пузо, чешет пятки, медитирует, всё путём, только ленится творить, прикрываясь нирваной. Говорите, воспитание? Выходит, мы с Кибелой плохо воспитывали?
  Раз наш Алхэню, по примеру Иошалэ отбился от рук и следом за тем шастанул в народ, хорошо, без креста обошлось, да тоже неладно. Теперь просится назад, ноет, всё не так, ребята, дескать, не поняли его. А кого поняли? Да, но Алхэ, мол, особенно не поняли. Один Бодэхай тихонечко дошел до сознания со своей нирваной, а Алхэ с Иошом только и спорят, кого затолковали страшнее да перепутали сложнее, и рвутся исправлять положение. Лилит с Кибелой воют волками, машут крыльями, просят Сарину посодействовать, не тут-то было: отговорить упрямцев пока не удалось.
  А тут ещё у Люсика половое созревание, как раз в духе папаши. Отыскал себе такую оторву - змея похлеще всех известных предыдущих, и опять же египтянка. Теперь уже всё население чёрной дыры встало на уши. И пошло. Одни вопят "Нефертити! Нефертити!" Другие наоборот: "Клеопатра! Клеопатра!" И шапками кидают. Нашла коса на камень. А сколько той власти в чёрной дыре?
  - Да я на обеих крыльями махал, - ворчал Илья. - Подумаешь, две зловредные тёлки не поделили бриллиантов. Тут вон поэтесса одна мне плачет в хрустальный шар...
  Я шарахнулся, ещё замахал руками, но не тут-то было: Илья вяжется, бормочет об извечной страдалице, которая как сорвётся в грубый мир, так обязательно неприятности: то её изнасилует какой-то вонючий Агамемнон, то сожгут живьём на костре, то сама от ужаса удавится на двери, и теперь взялась за своё... Казалось бы, всё хорошо, осела в цивилизованной стране, живи себе, испытывай программы, так нет... Ну не женщина, а кремень, ничто её не взяло. Снова строчит стишки, а чтоб выжить, гадает на чём попало, да торгует, чем ни попадя. Ну так скажи спасибо, что не моешь посуду в забегаловке, что вообще есть работа... А хочешь романы тискать, тогда не жалуйся на то, что поклонники после твоих поэтических откровений спрашивают: "А какая у вас профессия?" И нечего на это жаловаться, хоть камер-юнкером, а всё же польза, не дурацкие тебе рифмы.
  Тут я поддакнул сдуру: - Розы-шмозы... Тля-Рубля... Бармалей-азохынвэй... Короче, чушь собачья.
  - Ты что, совсем? - возмутился Илья, даже заикаться стал. - Не стыдно?
  Да я-то тут при чём? Я, что ли, устанавливал порядки? Кстати, рассказывают, в чёрной дыре всё гораздо хуже: на художниках вообще пашут землю, даже если самая бездарь, только и умеешь, скажем, что рисовать портреты больших хозяев или записывать биографии знаменитостей, а и тебе придётся потеть. Преисподняя - это вам не Голливуд. Своя справедливость у Мафусаила: не одним гениям вкалывать в каменоломнях.
  Обозвал я в сердцах Илью завистником и тут же пожалел: разобиделся, бедняга, до того, что пошел кидаться своими хрустальными шарами, и опять же мне в нос. Чуть-чуть не дошло до кровопролития.
  Такая вот ситуация. Да что чёрная дыра! Пускай Мафусаил там и разбирается со своим Люцифером пусть. У нас своих ситуаций на каждую эпоху не расхлебать.
  Что делать? Делать-то что? Вот она, свобода выбора, всем лезет боком, а не отберёшь. Разве что послать их всех подальше, чтоб катились в преисподнюю, а нам всё сначала, строить новый мир... Мы наш, мы новый мир построим... На свою голову... Ну и лепить новых Адама и Еву. А с готовыми что делать? А я предвидел! Вот он, тот сбой ДНК! Кое-кто радуется: "Апокалипсис! Апокалипсис!" И Сарина туда же, и Даниил тут как тут... Опомнились. Вопят, дескать, ошиблись, не того чего-то понапихали в гены человекам, ну и в мозги соответственно, опять же, почему-то забыли о крыльях. А люди всё равно устремились вверх, уж с известной башней так по языкам получили, нет, снова рвутся в небо, добираются до нас.
  А кстати, что за Апокалипсис вдруг Апокалипсис?
  Илья посмотрел на меня недоверчиво: - Неужели не слыхал эту историю?
  - Откуда? - отвечал я. - Я-то не собираю сплетен.
  - Вечно ты, Михаил, не от мира сего, - упрекнул Илья. - Это не от тебя ли Бодэхай набрался про трёх обезьянок?
  - Какие ещё обезьянки?
  - Снова не понимаешь, да? - в глазах Ильи начали загораться молнии. - Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу, не знаешь, да?
  - Ну знаю, ну и что? - недоумевал я.
  - А то, что тебя, начиная с пресловутой яблони, эта политика ещё ни разу не спасла, или я не прав?
  - А не пошёл бы ты со своей политикой?
  Надоел мне этот Илья. Я его тихо-мирно расспрашиваю про Апокалипсис, а он мне развел тут целую дискуссию... Сочинитель фигов...
  - Ладно, не сердись, - миролюбиво сказал он. - Я был уверен, что ты в курсе. Это Мехиаэль с Вельзевулом как-то начудили с перепою.
  - Тоже новость, - пробурчал я. - Два придурка загуляли.
  - Но на этот раз они забрались на совершенно дикую дыру, да ещё начала эры, забытый нами остров Патмос. А предварительно им какой-то хмырь за бутылку вынес телик из Останкинской башни новой эпохи.
  - Ну и что, - отмахнулся было я. - Можно подумать, что на Патмосе хоть в какое время найдёшь электричество. Да там до сих пор лампочку пробуют на зуб.
  - А это уж Люсик постарался, голова-то папашина. И нашел изолированную пещеру, и разобрался с электричеством, уж включили как-нибудь... Замкнули на двадцать первый век и веселятся вовсю. Развлечение, понимаешь, устроили себе с Люцифером.
  - Ну и? - спросил я, потихонечку начиная чувствовать интерес.
  - Вот тебе и "ну", - огрызнулся Илья. - И не заметили, как в пещеру влез пастух абориген, насмотрелся сериалов, реклам, порнухи, ужастиков, наслушался тяжёлого рока, накушался моделей в последней стадии дистрофии, что там ещё... принял всю эту свистопляску будущего за конец света, возбудился и, как мог, сел за мемуары. И сочинил Апокалипсис. И пошло... И пошло... И пошло...
  - Бред какой-то, - резюмировал я, но совсем без уверенности, просто так, чтоб хоть что-нибудь высказать.
  - Мало того, - продолжал Илья увлечённо, - так там ещё что-то зарикошетило и трахнуло по башке одного средневекового медика, тот сразу стал поэтом и оракулом одновременно... Искры брызнули в разные стороны - пророков да целителей развелось, ведьм, Мерлин совсем свихнулся, короче, на сегодняшний день все всё знают и дружно ждут Апокалипсиса.
  - Что ж по-твоему, - засомневался я: - мы теперь обязаны им его устроить?
  - Ну вот же мы собираемся для того, чтоб решить, - тихо ответил Илья. - Значит, в этом что-то есть. Гавриил ещё к тому же...
  - Не понял... - начал я.
  - Вечно ты не понимаешь, - взъярился Илья. - Что тебе опять непонятно что?
  - А Гавриил-то тут причём?
  - Ты ещё Гавриила не знаешь? - горько усмехнулся Илья. - Ему же лишь бы отыскать какую дыру, чтоб влезть... В общем, обрадовался Гавриил. - Илья усмехнулся ещё горше: - Раскричался, мол, непризнанные гении, больная совесть, зеркало души... И начал тиражировать этих Иоанна с Нострадамусом вовсю...
  Илья снова усмехнулся, на этот раз криво: - Какая там душа? Какое зеркало?
  Он пожал плечами. - Меня этот тип не публикует... - обречённо посетовал поэт.
  Самое главное!
  Я посмотрел на него молча, только дотронулся до носа рукой.
  - Вот, опять скажешь, что я завистник...
  Илья посмотрел на меня вопросительно, да я-то что, мне своего носа жалко.
  И сочинитель продолжил: - Нет, я не завидую, но всё-таки.
  Илья поёжился, будто похолодало: - Ладно, этих хотя бы после смерти признают, а мы-то бессмертны, что же мне теперь? Ну скажи, есть в этом хоть какая-то справедливость?
  - О справедливости с Даниилом... А Дух знает? - спросил я.
  Илья взглянул отрешённо.
  Я уточнил: - Насчёт Апокалипсиса?
  - Думаю, это вопрос скорее риторический, - ответил шлемазл.
  А тут и Мафусаил налетел. Писателя как ветром сдуло. А негодяй остался. Пришлось вести в дом.
  - Помнишь? - сказала Кибела, глядя, как Мафусаил колдует над бутылкой от Клико. Судя по этикетке, это была настоящая Клико, прямо со стола друзей весёлого поэта Пушкина.
  - Ещё бы, - ответил гость со значением. - Я всё помню.
  Мать честная, они ещё общаются намёками! А веко у него заметно дёргалось. Уж не с Мафусаила ли списывали Вия?
  - Не понял, - вставил я в образовавшуюся паузу. - Откуда у тебя эта бутыль? До воровства докатился?
  Я почувствовал толчок в бедро. По внешнему виду Кибелы вряд ли догадаешься, что именно она сейчас усердно пихает меня под столом.
  - Да брось ты, - лениво протянул Мафусаил. - Кто вообще алкоголь придумал, если не я?
  Ещё бы, забудешь сиё изобретение.
  - А помнишь? - опять завела Кибела.
  Я понял, что наступает момент рассматривания альбомов, то есть, самое время потихонечку смыться. Оставить жену наедине с Мафусаилом уже не казалось смертельной опасностью. Древние мы всё-таки.
  Но я ошибся. В том смысле, что Мафусаил улизнул от Кибелы, как только появились Лилит и Даниил. Оказывается, желал покалякать именно со мной. А начал эту самую беседу с нытья. Дожились.
  - Я не виноват, - вздохнул Мафусаил, едва мы с ним уединились.
  - Ну знаешь, - возмутился я.
  - Ведь я же хорошего хотел.
  - Даже люди, и те давно поняли, куда ведут дороги от благих намерений... Или как там... - отвечал я.
  - Что-то смотрю я, поумнел ты не в меру, - отметил Мафусаил.
  - Ты явился ссориться? - напрямик спросил я.
  - А ты по-прежнему не любишь критики, - укоризненно парировал Мафусаил.
  - А ты её любишь? - огрызнулся я.
  В общем, едва снова не по носам, хорошо ещё остановились вовремя. Причём первым опомнился Мафусаил.
  - Намудрили мы с генетикой, - признался он. - Люди не только вышли гораздо хуже нас, они категорически не желают исправляться, даже наоборот, систематически ухудшаются.
  - Интересно, как бы мы улучшались, если бы нам забыли пристроить крылья.
  Я ещё пытался возразить, хотя и понимал, что спор с этим собеседником в любом случае не имеет смысла, поскольку проигран заранее.
  Тут наш шутник встряхнулся и мгновенно преобразился в обычного себя, каковым я его и знавал прежде.
  - Дались тебе эти крылья! - с досадой сказал Мафусаил. - Ты считаешь, дело только в крыльях? Полагаешь, всё изменилось бы, если бы они могли ещё плюс к бомбам махать своими крыльями?
  - Причём тут бомбы вообще, - вечно он всё переиначит. - Все проблемы от недостаточности, низкой самооценки, а будь у человека крылья...
  Мне на миг показалось, если объяснить получше, он поймёт. Куда там! Мафусаил только рукой махнул. И вовремя: все вдруг явились, кто откуда.
  Ни Еву, ни Галатею не узнать, хоть внешне вроде не постарели, но смотрятся как-то по-другому, начистили пёрышки, ничего не скажешь.
  Сарина и Гавриил, счастливая парочка, спустились, как птички, на одном дыханье, нашли же друг друга.
  Лилит возмужала, горе её закалило, но всё равно хороша необыкновенно.
  Даниил как Даниил, тот же нос, те же амбиции.
  Вельзевул с шумом обрушился чуть ли не на голову, а следом не замедлил и Мехиаэль, лихо спланировавший рядом. Ну и вид у них был! Прямиком из той пещеры на Патмосе, что ли?
  - Подумаешь, Патмос, - усмехнулся Мехиаэль. - А то похлеще Патмоса не найти.
  Короче, посидели вместе, выпили, откушали.
  Учитель выглядит совсем дряхлым, и взгляд вымученный.
  - Ну что, ангелы, - начал он, когда девчонки убрали посуду и уселись в первых рядах. - Обсудим сначала вопросы?
  - У меня всего два, - скромно выступил Мафусаил. И тут же, ехидно заржав, как только он умеет, что окончательно превратило его в прежнего себя, добавил: - Кто виноват и что делать?
  Дух осадил шутника неодобрительным взглядом. Укатали всё-таки и Учителя крутые горки.
  - А что я? - немедленно заёрзал Мафусаил. - Я ничего. Я как все.
  - В самом деле, почему так вышло, - задумчиво сказал Даниил.
  - Что ты имеешь в виду? - повернулся к нему Учитель.
  - Почему Ева сделала тот выбор, а Каин - ещё хуже. Про потомков даже подумать страшно.
  - Я бы сформулировала проблему так, - блеснула эрудицией Сарина: - Первый же, сделанный человеком выбор, повлёк за собой длиннющую вереницу выборов последовавших поколений, каждый из которых оказывался хуже предыдущего.
  - Каждый - это выбор или потомок? - деловито уточнил Мафусаил.
  Сарина только махнула на него крылом.
  - Не придирайся, - вступился за жену Гавриил. - Я предлагаю, рассмотреть изначальную программу. Такое впечатление, что кто-то из нас закодировал свободу принятия решений, как переменную, склонную постоянно тяготиться к худшему.
  - Кто-то! - не выдержал я. - Непонятно, что ли, кто?
  - Да ладно тебе! - тут же зашикали на меня все.
  Ну как же, вопрос "Кто виноват" отпадает, потому что ответ априори известен. Но Сарина села на любимого конька и стала доказывать, что не в том дело, кто сотворил с программой этакую ляпу, а в том, возможно ли исправить ошибку или необходимо начинать всё сначала. И если ошибка не поддаётся, то что делать?
  Мафусаил вставил: - Вот я же говорю: два главных вопроса налицо.
  Дух предупредительно поднял ладонь и шутник немедленно увял. А Учитель покачал головой. - То есть, вы считаете, что каждый выбор каждого человека всегда и обязательно шёл от плохого к ещё более худшему?
  Все приуныли. Некоторое время было до того тихо, что легко послышалось сонное сопение Вельзевула.
  - Нет, я хочу знать, - влез-таки Илья, как всегда, не к месту. - Почему у них всегда чем хуже, тем лучше?
  - Объясни, - предложил Учитель.
  - Чем талантливее человек, тем меньше у него шансов на выживание, - гнул своё Илья. Кого что волнует.
  - Этот же закон распространяется на всё: от обычного горшка до любой творческой личности, - волнуясь до заикания от самого факта, что его вдруг слушают и не перебивают, продолжал поэт. - И, в обратной пропорции: самые бездарные, будь то люди или их творения, как-то добиваются популярности.
  - Это верно: чем хуже мужчина, тем больше нравится женщинам, - смешно шевеля носом, поддержал больную тему Даниил.
  - И виноватым у них, как правило, оказывается самый безобидный, - вставила Галатея.
  - У них! - снова не выдержал я. - На себя посмотрите!
  - Не понимаю, Михаил, откуда в тебе столько сарказма, - заметила Галатея.
  Конечно, сейчас опять меня во всём обвинят. Действительно, откуда во мне скопилось столько горечи!
  - Не о нас же речь, - быстро отвела беду моя умница Кибела.
  - Минуточку... - Дух воздел длань. - Каин сделал самый преступный выбор: лишил жизни другого человека, родного брата. Что может быть ещё хуже?
  - Унижение, - одновременно сообразили Сарина и Гавриил. - Рабство. Моральное убийство личности. Разрушение души влечёт за собой коррозию духа.
  - Изнасилование, - забеспокоились Ева и Галатея, подталкивая друг друга. - То есть, не просто унижение или даже убийство, а полное подчинение чужой личности своей воле. Опять же коррозия духа с обеих сторон: надругателя и поруганной.
  Я было хмыкнул от такого набора слов, но покосился на жену и увидел, что она призадумалась и вдруг стала их поддерживать вдруг: - Причём насильник всегда обвиняет жертву, а жертва даже в последующие жизни не может избавиться не только от чувства собственного ничтожества, а ещё и гипертрофированной, постоянно растущей вины.
  - Дай добром! - воскликнул простодушный Вельзевул, неожиданно проснувшись. - Зачем же доводить мужика?
  - Вот, пожалуйста, - содрогнувшись, подчеркнула Галатея, всем своим видом выказывая презрение к Вельзевулу. - О чём и речь.
  - Инцест! - с отвращением напомнила до сих пор хранившая молчание Лилит.
  - Я сегодня очень-очень сексуально озабочен, - взвыл Мафусаил на какой-то совершенно зверский мотив.
  А Вельзевул с Мехиаэлем тотчас подхватили: - Не до песен мне теперь, не до стихов.
  Остановить их оказалось довольно сложно.
  - Слушайте, что это вы все такие озабоченные, в самом деле, - поморщившись, перекричал парочку Мафусаил. - Предъявили бы претензии своим мужьям, чтоб занимались непосредственными супружескими обязанностями. Сколько можно махать крыльями вхолостую! А мне опять за всех трудиться, да? Я, конечно, всегда готов, но ведь я никого не моложе!
  Лилит с протяжным вздохом посмотрела на бывшего мужа. Шутник приосанился.
  Взоры обратились к Учителю. Тот одобрительно кивнул и сказал: - Что выявляет одну из важнейших проблем человечества. Созидательную и самую сильную сексуальную энергию они используют себе и другим, то есть, опять себе же, во вред и на уничтожение.
  - Аборты разрешили, - наябедничал Мафусаил.
  Я думал, женщины его тут же разорвут на куски, но очередная шуточка снова осталась безнаказанной. Илья, который уже довольно долго собирался с духом что-то сказать, вдруг решился именно сейчас: - А трагедия сексуальных меньшинств?
  Я кивнул без всякой задней мысли.
  - А ты чего киваешь? - отреагировал Илья. - Издеваешься? Не согласен небось?
  И, конечно, все, моментально забыв о Мафусаиле, зашикали на меня. Рта больше не раскрою. Знал же, чтоб не связываться с Ильёй, так нет, поддержал на свою голову.
  - Пытки, - ужасным голосом перекричал всех Даниил. - Вот что самое страшное. Когда один человек берёт тело другого человека, то самое тело, сотворить которое мы все приложили столько труда, и методически уничтожает клетку за клеткой, прикладывая максимум усилий, чтобы этот процесс продлился подольше и причинил терзаемому побольше страданий.
  - То же унижение, но только возведённое в неимоверную степень, - согласилась с мужем Лилит.
  - Интересно, какая сволочь сунула им в гены ещё и эту неистребимую упёртость, - с сердцем вставила моя тихоня Кибела.
  А действительно, зачем им дали упорство? Кто мог его вложить? Вельзевул, что ли, постарался? Мехиаэль? Или всё тот же Мафусаил, что вернее всего выходит?
   - Евреи, евреи, кругом одни евреи, - завёл негодяй вдруг очередные куплеты, а дружки, как водится, тут же подхватили было, но Мафусаил перешел на прозу: - Эх вы, если бы не я, про избранный народ забыли бы. Даже Илья, и тот упустил.
   - Антисемит! - с отвращением воскликнул Илья.
   - Это я-то? - картинно изумился Мафусаил. - Ну ты даёшь! Мой учитель еврей, любимая бывшая жена, - Лилит покраснела и отвела взгляд. - Лучшие друзья, - Мафусаил обвёл нас глазами, - все, как на подбор...
   - У каждого антисемита бывает любимый еврей, - глубокомысленно заявила Сарина.
   - А я-то сам кто по-твоему, кто? - воззвал Мафусаил.
   - У евреев совесть бывает, - тихо сказала Сарина. - А у тебя?
   - Ангелочек ты наш, - с отеческой укоризной проговорил Мафусаил. - Сариночка, радость моя, ты когда в последний раз спускалась в грубый мир?
   - Не твоё дело, - буркнула Сарина.
   - А напрасно, между прочим. - Мафусаил выставил указательный перст. - Не витала бы постоянно в тонких небесах, дорогая, - он покрутил пальцами у своего нимба, - то знала бы уже, сколько развелось бессовестных семитов. Ничуть не меньше, чем бессовестных других...
   - Я же говорю, антисемит. - ввернул Илья. - После всего, что антисемиты постоянно проделывают с несчастными...
   - Включая гибель шести миллионов на глазах всего мира, - поддержал Даниил.
   - Тут уж не до совести, - подытожил Гавриил. Ну надо же, вот два идиота! - Тут уж хоть бы выжить.
  Лично я презираю подобные подначки вместе с рассуждениями - человеки есть человеки и все тут.
   - Сариночка, солнышко, ты же меня когда-то любила, - ласково произнёс Мафусаил, как будто никто ничего и не сказал. - Неужели забыла моё самое главное доказательство? Которое не пришьёшь назад?
  Мафусаил глумливо осмотрелся: - Или мне его предъявить? Тем более, раз уж наши дамы такие озабоченные...
   Бедная Сарина зажглась инфракрасным светом и молчала, не зная, куда деваться. Мы все деликатно от неё отвернулись.
  - Между прочим, по Хемингуэю - "Несокрушимое еврейское упрямство", - продолжил Мафусаил с горькой иронией и ещё картавя, как сделал бы любой семит, но выделив при этом ругательное слово. Негодяй часто закивал всем телом, как раввин на молитве. Когда же он, наконец, прекратив качаться, с торжеством посмотрел на Илью, из глаз подлеца брызнули зелёные искры, спутники каждой его каверзы.
  Поэт дёрнулся, будто по нему пустили тыщу вольт, потом побледнел и пошёл пятнами.
  Догадавшись о душевных муках несчастного, Учитель сделал сострадательный жест не только рукой, но каждой чертой лица, и примирительно сказал: - Что ж делать, иначе ведь наш особый дар не заработаешь.
  Нужен им такой дар! - а вслух я промолчал, только подумал.
  - В том-то и дело, - буркнул Илья, сделавшийся совершенно красным. - И Эрнст за всё расплатился сполна. Так что не надо.
  - А чем это он, кстати, у нас там занимается, чем? - Мафусаил прищурился, подумал и сам же стал отвечать на свой вопрос: - Ну да, ну да, а как же, рыбалкой, конечно.
  - У тебя там и море есть? - удивилась взгрустнувшая было Ева.
  - Отчего же... - хмыкнул Мафусаил. - У меня там всё есть. - и немедленно поведал: - В роли щук, например, попеременно соцреалисты. Пока жарят одного, другой барахтается на губе, зацепившейся за крючок, а остальные ссорятся за первенство в очереди.
  - Что самое интересное в сем процессе, - сообщил Вельзевул, успевший наново вздремнуть и слегка проснуться: - это то, что каждому доподлинно известно, чем чревато первое место.
  - А чего же они за него борются? - снова не выдержал я. И ведь давал же себе слово не вмешиваться, нет, душа требует, что ли.
  - А по привычке, - заржал Мафусаил. - Когда кто дурные повадки искоренит, сам превратится в рыбака, чтобы вступить в единоборство со следующей щукой.
  Я поёжился.
  Мафусаилу этого показалось недостаточно. Он снова уставился на несчастного Илью и кивнул на беднягу подбородком: - Вот ты у нас искусствовэд... - Мафусаил хмыкнул и продолжал: - Раздавал таланты, отмечал печатью гения, а они продавали мне эти твои знаки отличия вместе с душой за всякую ерунду.
  Илья не выдержал: - Какой же ты негодяй, Мафусаил! Ведь ты же сам ставишь их в такое положение, что продашь не только душу с талантом...
  - Извини, - перебил его Мафусаил. - Тебе напомнить закон причины и следствия? Он оглянулся на Сарину. - Ну-ка, Сариночка, как там точно насчёт кармы?
  Сарина, успевшая принять нормальный цвет, отрапортовала в ту же секунду: - Любая ситуация, в которую попадает разумное существо, является отражением совокупности всех предыдущих мыслей, речей и поступков данного существа.
  - Понял? - вопросил Мафусаил. В речи его вдруг на короткие два слова, зато явственно проявился грузинский акцент: - Спасыбо, дарагая. А то нашли злодея. Да если бы не я, - он поочерёдно осмотрел притихших ангелов - то видали бы вы все такие благостные свою эволюцию.
  - Каждый ведь знает, на что идёт, - примирительно заметил Дух.
  Илья совсем побледнел. Взгляд, которым он молча одарил Мафусаила, не предвещал ничего хорошего. Мне следовало помочь ему, хотя бы, поскольку хозяин дома, но я честно не знал, как, да и что толку ввязываться, когда он потом первый же меня подставит.
  - Это несправедливо, - запальчиво закричали Сарина и Гавриил дуэтом, а Даниил, конечно, тут же подхватил.
  - Что именно?
  Лицо Мафусаила искривила усмешка, но почему-то его никто не обвинил в излишнем сарказме.
  - Что конкретно вы считаете несправедливостью? - повторил насмешник. - поведение людей, обсуждение поведения людей или же обсуждение поведения только людей, не затрагивая нас?
  В моём мозгу начало шевелиться что-то такое, от чего и крылья застыли. В результате получается, что если мы всё-таки примем решение разрушить грубый мир, то доберемся и до нашего, тонкого? Я посмотрел на Кибелу. Она ответила мне обеспокоенным взглядом.
  - Крылья чешутся, - высказался Вельзевул, борясь со сном.
  - Чёрные дыры не отдам, - внушительно сказал Мафусаил.
  - Подумаешь, преисподняя, - встрял Мехиаэль. - Всё равно там твой сынок скоро всю власть захватит окончательно, а тебя вообще выпрет к чёртовой бабушке.
  - К чьей бабушке? - насмешливо протянул Мафусаил, но быстро одумался и вздохнул: - Какой-никакой, а сын всё-таки. Не уничтожать же собственных детей, - и с вызовом посмотрел на Учителя.
  - Не понял, причём тут чёрные дыры, - медленно сказал я. - Вроде мы о человечестве.
  Всё-таки мне очень хотелось спасти от нависшей опасности, по крайней мере, свою семью, но разговор двинулся по другой плоскости.
  - Не можем же мы истребить человечество, оставив при этом функциональными чёрные дыры, - наивно произнесла Ева. Похоже, о нас самих, о том, что от человеков и через чёрные дыры прямая дорога к нам, она всё ещё не подумала. - Или можем? Да зачем?
  - А кто в преисподней живёт? - риторически спросил Илья. - Не те же души?
  Тут заговорили все разом. Даже Вельзевул, наладившийся было снова закемарить, встрепенулся и захлопал глазами.
  - Ладно, саму материю сделать не проблема, а вот нового духа откуда на всех набрать?
  - Но если мы заново сотворим человеческие тела и по новой запустим туда те же мёртвые души, что изменится?
  - А новые откуда взять? Ничего из ничего не получается.
  - Так ты предлагаешь, все души зараз уничтожить, смешать наново в один дух плохие и хорошие, улучшить, а потом опять делить по телам?
  - Взять, например, - мечтательно произнёс Мафусаил, и соединить Казанову с Папой Римским...
  - Не понял, которого Папу ты предлагаешь, - пробормотал я.
  - А любого, - пожал плечами насмешник. - Какая разница!
  - Вот это очень хороший вопрос, - воздвигнув вверх указательный палец, заявил Учитель. - Я бы сказал, один из важнейших вопросов.
  Все повернули к нему головы.
  - Вижу, что мы постепенно свели проблему к двум возможным альтернативам, - хладнокровно подытожил Дух. - Первая: найти ошибку в программе и исправить, ничего другого не трогая, пусть живут. Вторая: всё переделать сначала. При этом, в любом случае, определить, как поступить с теми душами, которые проявили себя в качестве абсолютных носителей зла. Отделить общий спирит тиранов, насильников, злодеев, извергов с тем, чтобы извести под корень, либо же слить опять всё в одно целое с надеждой, что Добро всё-таки осилит Зло когда-нибудь.
  - А разве есть возможность разделить дух на части? - полюбопытствовал Мафусаил. - Тогда всё, конечно, проще... Нет, кроме шуток, расчленять, что ли?
  - Да что там делить! - Мехиаэль явно закипятился. - Взорвать всё на фиг к чёртовой бабушке, - и весь делёж!
  - Слушай, что ты привязался к моей бабушке? - потерял терпение Мафусаил. - У меня и бабушки-то никакой отродясь не бывало. Или была?
  Все дружно посмотрели на Учителя с вопросами во взглядах.
  А я боялся повернуть глаза в ту сторону, потому что лихорадочно соображал. Елки-палки, что же это получается? Ведь если только это не издержки нашей программы, а похоже, что и нет, то откуда вообще взялся дурной дух? Как получилось, что добрый дух вдруг начал и продолжает превращаться в злого? И ведь это как раз то, о чём Илья предупреждал ещё, когда творить только начинали.
  - Ангелы, - как будто подслушав мои мысли, жалобно заныл поэт. - Никто же из них абсолютными носителями зла никогда не рождался. Они же как-то делались злодеями уже при жизни. Может, это материя так на них действует?
  - Точно, - прошептала осенённая Сарина. - Заранее ведь невозможно ни запрограммировать, ни предсказать, кто именно и почему предпочтёт сделать в предлагаемых обстоятельствах тот или иной выбор. Мы не можем учитывать параметры по той простой причине, что не знаем их... Если это перегибы материи, то ещё куда ни шло, программу ещё можно исправить, а если это всё-таки портится сам дух? Это же подумать страшно, что выходит...
  - Прокисает, что ли? Как молоко? - заржал Мафусаил, но быстро смолк.
  В сгустившейся атмосфере повисла тишина. Даже Вельзевул с Мехиаэлем беззвучно пытались шевелить мозгами.
  Ну разве не прав был я в самом начале, когда твердил, что не надо трогать энергию и расщеплять на составляющие? Зачем только мы затеяли эту каверзную эволюцию? Ведь безо всего в самом начале было так хорошо.
  
  * хоймалэ - в переводе с идыша, придурок, мэломэд - с иврита, учитель, а вместе на современном еврейском сленге употребляется в смысле: несчастный придурок, добрый дурень
  
  Рукописи не горят?
  
  Самая весёлая игра девчонок - не радугa-скакалка, а классики.
  Вчера, например, они устроили большой насморк Льву Толстому. Над "зеркалом души" Ева с Галатеей издеваются откровенно. Пьера с его исканиями пускают героем каких-нибудь мультиков, ещё с американским уклоном времен шестидесятых, в том смысле, что злосчастная дуэль повторяется в разных вариантах через серию, а секс прерывается только стрельбой или бросками перчаток. Левина раз и навсегда определили зазывалой в казино, где они время от времени на пару с Нехлюдовым подрабатывают киллерами сутенеров. Благо, у Нехлюдова опыт, у Левина - дотошность. Хаджи-Мурата наладили взрывать Нью-Йоркские небоскрёбы с песней "а я маленький такой". Самого же писателя раз сунули в бордель в Махачкале последнего века, устроив драку с горцами. У графа там после стриптиза местной звезды уж так потекло, и, между прочим, далеко не только из носу. Пусть мол знает, как швырять женщин под поезда.
  Или затеют дурить Гоголя. Тут больше всех почему-то изощряется Лилит: то в белом, то в любимом чёрном, то разведет возню с великим мявом, то просто покажет нос. Да такой еще нос, о каком не только Даниэль - сам автор не мечтал. Галатея же изображает вурдалака и всё норовит злорадно ткнуть бедолагу обезумевшим от кошачьих страстей лицом в зеркало, где первое, что видит классик у себя на груди, - это огромная звезда Давида. А почему Гоголь сжег только второй том Мертвых душ? На первый огня не хватило? Рукописи не горят?
  Стоит ли говорить о том, какое счастье постигло Достоевского: ведь Сарина - не какая-нибудь потешница, а вполне серьёзный человек. Фантазии её хватает лишь на то, чтоб строить рожки или подобную ерунду, иначе бедняге пришлось бы совсем худо. И приходится, стоит только любой из девчонок присоединиться к забаве. Не позавидуешь тогда больной совести. Какие могут быть претензии к Достоевскому? А две убиенные старушки? А зарезанная страдалица? А поруганные дамские образы? А близкие женщины самого писателя? Явные неполадки со слабым полом, вот наши насмешницы и мстят. Кто во что.
  Из мужчин дольше всех у них в любимцах продержался Булгаков. И вдруг - гром средь ясного неба. По какому-то пустячному, на мой взгляд, поводу. Первой, как всегда, возмутилась Сарина: - Почему Маргарите на балу целовали коленку!
  И завелась, и выкатила глаза, и пошла, и поехала: - Это на ведьмовском шабаше-то? Бедную женщину раздели догола, чтоб целовать какую-то коленку? Мало разочарований несчастной досталось до того?
  Сарину мгновенно поддержала Ева: - Типичный мужской шовинизм. Интересно, а если б там выставили голого дядьку, он бы тоже принял, как должное, целование коленки?
  Галатея вроде согласилась, а вроде и стала уводить в сторону: - Какому идиоту пришло бы в голову выставлять это голое уродство?
  Лилит мгновенно встала грудью на защиту мужчин, но тоном плакальщицы: - Девочки, ведь мы их такими сотворили... Мы не имеем права критиковать свою работу...
  Сарина стала разоряться, что либо все одеты, либо наоборот. Дескать, нечего рядить одних во фрачные пары, а других - лишь в драные цветочные туфельки. Такого наговорила, что сама запуталась в собственных губах.
  Лилит, тем временем, стала жалобно просить тоненьким голоском: - Девочки, я так люблю Булгакова... Пожалуйста, давайте не будем его обижать...
  - Разве мы кого обижаем? - искренне удивилась Ева.
  А Галатея хмыкнула: - Подумаешь, какие цацы. Уже и пошутить нельзя?
  Сарина тем и выпуталась, что набросилась на Лилит: - Где твое чувство юмора!
  Голосок Лилит задрожал: - Если это мы шутим, то очень зло.
  - Как будто добро и зло не одно и то же, - тут же оборонила Ева.
  Кибела молчала. Умная она женщина, всегда знает, как себя вести. Я думаю, это качество Кибела переняла от самой главной Великой Матери - Сэнсю.
  В первых частях своей рукописи - каюсь! - я изобразил Сэнсю мужчиной, Учителем, Духом, но был не прав. Как выяснилось впоследствии, даже крамолен.
  С какой стороны ни взирай, главенствуют во всем женщины. Матриархат, как показывает история, - это единственно правильное устройство общества. А патриархат, опять же, откуда ни плюнь, - моя собственная грешная выдумка, кощунственный вымысел наивного романтика. Не бывает, потому что быть не может. Не должно.
  По логике, мужчины не способны на тонкие материи, которыми занимаются женщины, да и не для того их, то есть, нас создавали. Всякие там психологические теории и исследования, работы по развитию генотипа и накоплению генофонда, а так же духовные изыски, сентименты, манеры, любовь, альтруизм и сострадание, - это всё не про нас.
  Что можем мы, Эли, поставить против трудолюбия Сарины, чувствительнности Лилит, целеустремленности Евы, критичности Галатеи, многогранности Кибелы, мудрости Сэнсю? Зря, между прочим, я ещё вывел Великих Матерей девчонками... Тоже своего рода крамола.
  Что способно составить нашу мужскую гордость? Упрямство Даниэля? Самовлюбленность Рафаэля? Ветреность Ариэля? Агрессивность Самаэля? Демагогия Габриэля? Занудливость Илиэля? Бескомпромиссная прямолинейность Азазеля? О себе вообще молчу. А взять первое поколение рожденных? Нахальство Люцифера, вспыльчивость Алхэ, пофигизм Бодэхая, - ничего хорошего предъявить Матерям мы не способны. Один только Иош проявляет доброту, участие и милосердие, свойственное женщинам, да ведь Иош один такой, к тому же равнодушен к политике. Алхэ с Люцифером на него наскакивают, а этот блаженный улыбнется - и на эвкалипт, чем повыше: петь себе свои баллады.
  С меня же опять-таки что возьмешь? Сочинитель я, да и тугодум... Непонятно, для чего и какой матери понадобилось сотворять меня... М-да, что касается самоедства, тут потягаюсь с любым художником, это точно. Впрочем, в самокритичности писателя есть и своя положительная черта: по крайней мере, делается понятно, что не графоман.
  Но по части классиков мне пришло в голову похвалить самого себя: ведь недурное начало для следующей части Хроник... Миллера с его раком приплести, или Уайлда в обнимку с Квазимодо... Вот где раздолье потешницам... Ещё бы как-нибудь обыграть эту сексуальную маньячку... Нет, лучше не надо, а то зацепишь ненароком, проблем не оберешься. Женщин Великие Матери не трогают, наоборот: защищают, холют и лелеют, так что Жоржиху опустим.
  
  * * *
  
  Осторожно, чтоб ненароком не разбудить Кибелу, я приподнялся и оперся на локоть. Смотреть на лицо женщины во снах одновременно отрадно и невыносимо. Приятно и радостно созерцать мечту рядом и наяву. Но едва только помыслю о том, что завтра на ложе, согретом сегодня моей страстью, окажется другой, в сердце врывается вовсе не ангельская тоска, и терзает, и гнетёт. Тут же мелькнуло в голове: пожалуй, в этих оборотах не хватает ясности. В моих снах, так я не сплю? Значит, чьи сны-то? Надо подумать, как нарисовать картину поточнее. Тьфу, неблагодарен труд писателя, ещё шлифуй!
  Кибела во снах желанна. Опять не то. Прекрасна и желанна мне Кибела, когда спит! Ага, еще "зубами к стенке" не забыть... Ладно, это потом, иначе сбиваюсь с мысли. Каковая проста: я люблю Кибелу и желаю её всегда, только моей, чтоб никаких Мафусаилов. Знаю, потому и тревожусь, что кощунствую в мечтах. Чудес не бывает, а Мафусаила, чего греха таить, ведь я сам же и придумал его для смеху. Но если Сэнсю узнает о Хрониках... Мне страшно подумать, что со мной сделают, если Сэнсю узнает о рукописи. Поэтому я часто перепрятываю свою работу.
  Но вот странное яление. С одной стороны, опасаюсь гласности, вернее, криков и справедливого возмездия поруганных мною Великих матерей, с другой стороны, чувствую, что не могу более оставаться в тени. Да, признаю: я жажду, алчу, чтобы хоть кто-то прочитал сей результат моих бессонных ночей, полных фантазий и эмоций. Илиэль считает, это нормальное желание каждого автора: быть узнанным и признанным. Только ведь распылят на кварки, узнав да признав. Или все не так мрачно, как мне представляется в фантазиях?
  Ох, чешется язык рассказать о своём труде. Вот спонтанно взять и посвятить в тайну Кибелу. Тут же возникает вопрос: разумно ли открыться враждебному полу? К которому немедленно цепляется уже не вопрос, а вопль несчастной души: можно ли довериться кому-нибудь?
  Кибела открыла чистые глаза, будто и не спала вовсе.
  - Что ты, Михаэль? - она почему-то вздохнула.
  - А что я?
  Вот так, между прочим, у ангела, вроде какого-нибудь смертного, может со страху сделаться инфаркт. - Я ничего.
  - Смотришь как-то чудно... - Кибела снова вздохнула.
  Интересно услыхать её вздохи, узнай она, как странно я мыслю и ещё пишу.
  - Не слыхал ли ты, Михаэль, о Сейтане? - вдруг спросила Кибела.
  - Это ещё что за фрукт? - полюбопытствовал я.
  - Не что, а кто, - отвечала она. - Несёт в низший мир странные идеи...
  Кибела задумалась. Потом ласково пошлёпала меня по щеке. - О главенстве мужчин над женщинами. Ты можешь себе представить такую низость - патриархат?
  В её взгляде сверкнуло любопытство, дескать, что скажешь.
  Ну я и толкнул, как следовало. Понесло вовсю. Мол, разве можно, что такое мужчина, примитивный донор, что такое женщина, Великая мать, рожать - это вам не сперму распылять, а пропробовал бы я это оспорить? Но переборщил, по-видимому. На последнюю тираду Кибела поморщилась, потом кивнула: - Ладно, свободен.
  Значит, надо вылезать из постели и убираться в надеждах на следующий вызов, а когда он ещё будет? И кого она вызовет в промежутке? И кто теперь вызовет меня? Они-то в курсе своего расписания, сами ведь его и составляют. Мужчину ставят в известность непосредственно перед вызовом и попробуй подведи. Если ты производитель, будь готов. Всегда.
  Однажды я обнаглел до того, что спросил Кибелу, чем руководствуются матери, составляя систему вызовов.
  - Как чем? - переспросила она, показывая всем своим видом, что не способна сообразить, как возможно не разбираться в сих тривиальных вещах. Я проглотил оскорбительный намёк, надеясь хоть что-нибудь узнать. - Движением звезд, конечно.
  Ну как же, а я-то, неуч, не догадался.
  - Наша главная задача - исправление генотипа, - начала Кибела.
  - А кто его испортил? - тут же вопросил я. - И зачем?
  Взгляд любимой выразил по меньшей мере недоумение.
  - Не знаю, - нетерпеливо пожала плечами Кибела. - Не перебивай.
  Мне ничего не оставалось, как проглотить и это. Прочно войдя в привычную роль ученой Великой Матери, Кибела продолжала:
  - Мы развиваем генотип во времени, посылая каждую душу в грубые миры бесконечное множество раз, - объясняла она: - Там ищем оптимальные условия развития личности, меняя их по одному в каждом параллельном мире одной и той же временной точки, чтобы на каждой развилке в одном мире отрабатывался вариант "направо", в другом - "налево".
  Я хлопал глазами, кажется, ещё и крыльями.
  Кибела вздернула брови. - Поэтому все режимы зачатия и рождения зависят от смен домов созвездий по годам. В паре Козла с Овном родятся дети с одними задатками от одних ангелов, а Крысы с тем же Овном - с другими, уже от других. Дракон с Овном - совершенно третья картина. Собака с Овном...
  Войдя в резонанс с собственным рассказом, Кибела монотонно бубнила. Пялясь на шевеление её сочных губ, я изо всех сил старался соображать. Мои потуги, однако, бездарно тратились только на то, чтобы не падали веки. В голове шли и откладывались косяки сплошного "Овна..."
  Она же шпарила без остановки: - Снова Козел, но с Девой - всё изменяется, и так далее, и так далее. На каждом прогоне очередность ангелов варьируется. Потом к циклам подключается для размножения само потомство, что множит комбинации, плюсы и минусы данных и результатов.
  У меня создалось впечатление, что Кибела сама получала удовольствие от своей лекции и не желала замечать моей невосприимчивости к науке.
   - Каждое эго, - продолжала Кибела со счастливой улыбкой: - отправляется в материальный мир столько раз, сколько требуется для прохождения всех возможных комбинаций годов и созвездий, чтобы пройти все мыслимые и немыслимые условия жизненных школ в любом совпадении вариантов. От чего же ещё может зависеть система деторождения?
  Понял? Больше никого из Матерей ни о чем подобном не спрашивал и не намерен. Смотрю теперь на небо и, вместо того, чтобы наслаждаться красотой, со скрипом размышляю об Овне, прочно угнездившемся в памяти. Крутятся себе звезды с Козлом и Овном посередине, ходят потихоньку по небосклону и даже не подозревают, что в результате их странных блужданий по высокому небу где-то в бренных мирах орут младенцы.
  Почему тогда, интересно, в случае близнецов, между собой похожи не старший Люсик и младший Иош, а старший Люсик и старший же Алхэ, рождённые под разными звездами? Кстати, не знаю, с какими Крысами-Овнами связаны шалопаи, только почему-то неизбежно объединяются против младших: Иоша и Бодэхая. Нападают на своих безобидных братишек, а те дружно увиливают от конфронтации. Бойцы на зависть из ласкового Иошалэ и постоянно сонного Бодэхая, любой эпос позавидует. Не любят ребята ни споров, ни драк, разве что Иош горазд молоть языком, а Бодэхай - где поставишь, там и дремлет... Почему так? Может, все-таки спросить ещё о том? Ну посмотрит с удивлением, ну дурак дураком, всем известно, короны у меня нет, ронять нечего. А Кибела умница.
  Ревную, беспросветно и бесправно ревную. Кто мы? Всего-навсего спермо-распылители. Кто они? Ученые. Им положено заниматься исправлением генотипа и генофондом... Ну и порядком вызовов по принципу: Овно Овну рознь.
  - Погоди-ка, - шепнула Кибела.
  Моё сердце сладко ёкнуло: а вдруг оставит меня одного и навсегда? Такое нельзя назвать немыслимым в нашем полигамном мире, несмотря на эксперименты Матерей. Сэнсю моногамии не поощряет, но и не запрещает. Свобода у нас. Каждая мать имеет право жить, как хочет, невзирая на труды.
  - Не мог бы разузнать для меня? - спросила Кибела.
  А я-то губу раскатал.
  - Что за Сейтан такой?
  - В смысле, кто? - уточнил я.
  - Ну да. Имя-то не настоящее. Псевдоним, - коротко бросила Кибела. И стала размышлять вслух: - Возможно ли представить себе цивилизацию в руках мужчин, - Кибела надула губки и поиграла ими, раздумывая: - Но знать, кто этот Сейтан и чего хочет, пожалуй, надо. Что с нами станет, если все мужи начнут прибирать к рукам жен? Главное, немедленно начнётся институт брака, а там и многоженство, и закидывание женщины камнями за измену... - Кибела посмотрела прямо мне в глаза и спросила: - Ты ведь понимаешь, Михаэль, да?
  Я кивнул. Ещё бы не понять.
  Кибела пожала плечами и изрекла: - Всем известно, что женщина от природы полигамна, глупо ограничить себя на всю жизнь одним мужчиной.
  Пока любимая излагала известные тезисы об ужасах патриархата, у меня внутри всё сжималось, только не наша власть над бабами меня испугала. Уж институт брака я бы как-нибудь пережил: камнями-то закидают не меня. И тем более не страшит неведомый Сейтан, о коем понятия не имею. Но выяснился ответ на вопрос, доверить ли Кибеле свои Хроники. Умру непризнанным. Вернее, саму смерть сулит именно признание, хорошо бы лёгкую. Хотя что я несу, мы же бессмертны.
  - Сможешь узнать? - уточнила Кибела.
  Я неопределённо пожал плечами.
  - Ты что, Михаэль? - переспросила она подозрительно.
  А что я? Я ничего...
  - Может, ты хочешь награды? - Кибела снисходительно улыбнулась.
  Я взглянул на неё с наново вспыхнувшей надеждой.
  - Ну говори, не стесняйся, - кивнула она.
  Я вздохнул. Сказать? Или промолчать спокойнее?
  - Ну? - Кибела смотрела на меня, пытаясь понять, что означают мои загадочные вздохи, как будто найти разгадку так уж сложно. - Что-то ты смотришь как-то...
  Ну я и брякнул: - Нужна тебе эта полигамия! Забери лучше меня насовсем. В мужья.
  Кибела отшатнулась в изумлении. Когда прошел её столбняк, она, не веря моей дерзости, прошептала: - Как в мужья? Какие мужья?
  Взгляд её однако стал долгим. Определённо я нащупал слабинку.
  - Кибела...
  Ай-да я, вы только гляньте, у меня же слеза в голосе!
  - Я люблю тебя, Кибела! - вскричал я совершенно искренне. Да чего там! Я действительно её любил. - Мне больно от тебя уходить. Мне больно думать, что в другой раз ты вызовешь Даниэля, или ещё Рафаэля, не приведи Сэнсю. Я ревную. Я тоже не хочу к другим! В гробу я видел эту полигамию!
  Мой голос дрогнул и в нём не то, чтобы для неё, а вообще, отчетливо послышались рыдания.
  Выражение Кибелы смягчилось. Я понял: она готова подумать. Я же был рад пообещать, что угодно, лишь бы не чувствовать себя уличным ангелом. Но столь любимая мною ангелица внутренне собралась и усмехнулась. Не стала она мне ничего обещать. А мне так больно, так обидно чувствовать себя одним из. Я желаю воспитывать своих детей! Я желаю знать, кто именно из детей мой, а кто чей-то там. Желаю, чтоб сладкое маленькое существо хлопало крылышками от радости при моём появлении и называло меня папой, а не донором. Нужны мне исследования по генотипу! Но разве Великих Матерей волнуют желания низшей расы? Улыбнулась Кибела на моё кощунство да и отправила к мужикам хлопать крыльями.
  Позже, во время обдумывания, как приступить к поиску Сейтана, меня вдруг будто стукнуло по мозгам, даже крылья похолодели: а если пронюхает Люцифер?
  И пронюхал. Непостижимым образом добрался-таки до моей тайны, подлец.
  
  * * *
  
  Люсик ждал меня в курительной комнате, нетерпеливо похлопывая по колену свернутой бумажной трубой, оказавшейся предусмотрительно отснятой копией моей дерзостной рукописи. Едва я вошел, Люцифер тщательно закрыл двери, проверив каждую щель. Хотя, что какие-то щели там, где и потолка-то нет. Поэтому Люсик подошел совсем близко и зашептал мне в ухо: - Никому не скажу, не бойся.
  Вздохнул бы я с облегчением, да щедр на обещания Люцифер.
  Я пожал плечами.
  - Ну ты и голова, Михаэль, - горячо зашептал Люсик в ухо. - Это же готовая идеологическая программа!
  - Потише, потише, - забеспокоился я. - Не надо идеологией... Пуганый.
  - Куда уж тише, - бормотал Люцифер. - Я в восторге. С какой стати тебя-то считать тугодумом?
  Я ухмыльнулся. Даже ангелу лесть приятна. - У тебя дело ко мне или как?
  - Или как, - заржал Люцифер, даже и сомневаться нечего, кто мог бы быть его донором: вылитый Мафусаил, только моложе да ещё нахальнее, чем я придумал.
  С другой стороны, нужен мне опять Мафусаил! Может, лучше вообще забыть это имя? Или понадобится где-нибудь в продолжении такая наглая подлая рожа? Так Люцифера за глаза достаточно...
  Люсик успокоился довольно быстро и снова зашептал в ухо. - Михаэль, ты прав. Матриархат себя изжил. Как раз тот случай, когда низы теряют связь с верхами. Кто-то не желает или желает чересчур много, кто-то мечтает о другом, а кое-кто уже и не в силах все эти желания и мечты удовлетворить. Не туда куда-то нас привели бабские бредни. Хотят называться Великими Матерями? Вот пусть и рожают... Я, например, мечтаю знать, кто именно произвёл меня. А их пора прибрать к рукам. Кухня, дети, что ещё там у тебя в Хрониках...
  - Лилит произвела тебя на свет, - решительно ответил я. - А Хроники - это сущая ерунда, моя фантазия. Никакой кухни, программы, никакой идеологии, никаких недовольств, - сплошная фантэзи. Ну покажи, хоть одно слово, где я упомянул про кухню?
  - Но был же мальчик, - недоумённо произнес Люцифер, упрямо думая о своём. - В смысле, мужчина. Меня действительно зачал Мафусаил, сын рыбака?
  Опять тридцать три.
  Я замахал крылами. - Был мужчина, не было, а был ли - без разницы. Человеку полагается знать маму. Свою ты знаешь.
  - А Мафусаил?
  Люсик гнул своё. Моё терпение лопнуло.
  - Нет никакого Мафусаила! - вскричал я. - Его-то и в природе никогда не было. А если существовал некий сын некоего рыбака, я с ним не знаком. Сочинил имя, понимаешь?
  Люцифер снова нервно хлопнул себя рукописью по колену: - Надо же, я всё думаю, где ты его нашел, такого. Он же у тебя главный?
  - Ну вроде, - ответствовал я, смутившись. - От всех понемножку надёргал, да и назвал Мафусаилом, чтоб случайно никого не обидеть. Иди знай, что тут приблудился ещё этот сын рыбака. Надо же, затесался....
  Люсик захлопал ресницами: - А я тогда откуда?
  - Вот заладил, - обиделся я. - Откуда, откуда... Оттуда же, откуда все вы! Не знаешь, откуда появляются маленькие ангелочки? Нас, самых первых: Рафаэля, Самаэля, Габриэля...
  - Ты сейчас станешь перечислять всех поименно Элей? - Люцифер недобро сверкнул глазом.
  - Ладно, короче, - благочестиво кивнул я. - Элей, как всем известно, сотворили баб... тьфу! Великие Матери сотворили нас, Элей, для произоводства следующих поколений. Первых две пары близнецов родили Кибела и Лилит.
  - Но какие мы непохожие... Взять меня и Иоша, - понятно же, что при одной матери тут должны были быть разные отцы. Да и Алхэ с Бодэхаем - пламень и лёд...
  - Возможно, - не мог не согласиться я.- Технология мне неизвестна. Кроме только, - решил я блеснуть эрудицией, - Козла и Овна.
  - Чего? - подозрительно протянул Люсик. - Ругаешься?
  Я благоразумно промолчал.
  - Овна-пирога... - пробурчал тот резонно. - А ещё ангел...
  Я снова промолчал.
  - Хорошо, а кто сотворил Великих Матерей? - невинно поинтересовался Люцифер.
  - Да мне-то откуда знать? - огрызнулся я, окончательно забыв о благочестии.
  - Ну кто-то знает того производителя? - настаивал Люсик.
  На лице его появилось выражение, что вот-вот сейчас, наконец, откроется заветная истина. Во мне взыграло все пережитое за последнее время.
  - Великая Мать его знает! - гаркнул я. - У Сэнсю спроси!
  У Люцифера на минуту сделалось странное выражение лица, будто посвящен в некую, лишь ему одному открытую тайну, но он как-то быстро стер с себя потусторонний вид и вернулся в реальность.
  - Действительно, - задумчиво произнес Люсик, - откуда взялись сами эти проклятые с...
  Неподалеку раздался шум крыльев. Люсик снова, не сбив дыхания, построился, заменил курс прерванного ругательства на "славу" и завыл дифирамбы матерям.
  Я ещё раздумывал, как сии мгновенные метаморфозы удаются негодяям столь легко, тем более, что это не обязательно Мать, мог ведь оказаться и дружественный ангел, как прямо над нами прошмыгнула окрыленная славословиями Люцифера Ева. Попал в точку.
  - А как вышло, что в твоем повествовании у меня мама одна Лилит, а у Йошика совсем другая, но тоже Лилит? - как ни в чём ни бывало, допрашивал Люсик, едва Ева отдалилась на безопасное расстояние. - Что, трудно было признать нас близнецами? Да и почему у двух Великих матерей вдруг одно и то же имя? Это же противозаконно!
  Я захлопал крыльями от ненужных вопросов, тем более, ответ на все один: - Придумал и придумал. Сочинил. Точка.
  Люцифер воровато посмотрел мне в глаза, но произнёс твёрдо: - Человек должен знать родителей. Особенно отца. Именно отца, не то путаница несуразная с этой кучей Лилит.
  После тяжко вздохнул и снова перешел на шепот: - Именно в этой части Сейтану и полюбилось твоё повествование. А ещё идея Преисподней. Над ней необходимо хорошенько подумать в деталях.
  - Ты в курсе, кто такой Сейтан? - заколебался я, памятуя просьбу Кибелы.
  - Допустим, - усмехнулся Люсик. - Ну и? Всё тебе так сразу выложи? А что мне за это будет?
  - Чего ты хочешь? - не понял я. - Ну слетаю на вызов вместо тебя... Один раз.
  - И тут же торговаться, - он снова заржал. - Что мне, по-твоему, сперматозоидов жалко?
  - Хорошо, что тебе нужно, что я могу дать?
  - Идеология мне нужна, - сказал Люсик, проникновенно глядя мне в глаза. - То есть, Сейтану. Программа, как всё должно выглядеть. Опять же, перестройка современных миров с грядущей Преисподней в качестве светлого будущего для всех. Кого, за что, куда. Решение ряда вопросов. Например, надо обязательно захватить всю Юниверсию одновременно или можно оттяпать у тёток отдельный кусочек, где установить порядки, похожие на те, что ты изображаешь в Хрониках? И после этого потихоньку надвигаться на остальную Вселенную?
  Я только крыльями замахал. И руками тоже: - Ты чего из меня делаешь? На броневик толкаешь? Я тебе что, занюханный вождь патриархата? Хоть намекни, кто такой Сейтан? Откуда взялся?
  Люсик скорчил серьёзную мину и провел кистью руки у себя под подбородком: -Дескать, знаю, но не могу вслух, не имею права, не то...
  После короткой немой сцены он не без сарказма изрек: - Почему ты так уверен, что это он, а не она?
  - Она?! - заорал я, потрясенный.- Она!? Смертная женщина или... О Сэнсю!
  Люцифер прижал к губам указательный палец и завел очи долу, затем подпрыгнул, устремившись в проём сверху. Прежде, чем улететь окончательно, шантажист слегка наклонился: - Вождей без тебя хватает. - Он маленько поиграл копией рукописи, да так, чтоб я зрил : - Чем отказывать Сейтану в идеологии, я бы хорошо подумал. Вот и думай.
  Во как попал! Донесёт Люсик - бабы крылья поотрывают. Стать идеологом - так сколько бы ни прогавкал, а в конце всё едино: отторгнут, и не только средства передвижения. С ума сойти! Возможно ли, чтоб это была Великая... Неужели именно на сиё и намекал проклятый Люцифер? На кой-то Матерям патриархат?
  
  * * *
  
  А тут Илиэль заныл с другой стороны. Откуда только взялся. Ногами подкрался, что ли? И вяжется, и стонет, всё жалуется: - Какой из меня производитель? Кого я могу произвести, когда не привлекают меня женщины.
  - Остынь, - ответствовал я. - На моей памяти тебя и не вызывал никто уж сколько эпох. Нужны им твои однобокие хромосомы!
  - Можно подумать, - Илиэль тут же огрызнулся: - что один ты за всех трудишься.
  Я пожал плечами: - Люцифера забыл. Тот вообще пашет, как папа Карло. Сам произвёл целый генотип.
  - Это ли не страшно.
  Илиэлю всегда всё плохо. Вот его-то я точно изобразил.
  - Может, они и стремятся вывести как раз отрицательный характер?
  - В смысле? - подозрительно спросил я.
  Что-то не особо вдохновлял меня поворот разговора.
  Илиэль кивнул куда-то в неопределенном направлении: - А ты до сих пор не заметил, что именно Люсика бабы больше всех любят?
  Ещё бы это пропустить.
  Илиэль тяжко вздохнул: - Вот можешь ты мне объяснить, чем матерей привлекает Люцифер? За ним же постоянно формируется очередь.
  Я приосанился и скромно усмехнулся. Тоже, мол, не из дерьма лепили... Хотя кто их знает, из чего они нас сотворили...Нам-то потом не доложили... Тьфу!
  - Напрасно ты иронизируешь.
  Илиэль снова вздохнул и продолжал быстрым горячечным шепотом: - А замечал ли ты, Михаэль, что не менее сильно они любят и Иоша? Особенно жалеть горазды. Небось, на вызовы таскают ещё похлеще Люсика. Двужильные эти наши близнецы, что ли? Но! - Илиэль выпучил зрачки, не хуже Сарины, когда та входит в раж. - Только погляди, какая интересная вырисовывается закономерность: на какого мальчишку не глянешь, из каждого так и прет маленький Люсик. Замечал, сколько развелось разновидностей Люцифера? Куда ни плюнь, его черты. С другой стороны, взять того же Иошика: куда деваются его гены? И видишь, вроде похоже на Иошалэ, вдруг бац - снова всё тот же Люцифер. Как так получается? Или Иош горазд только работать языком? Вроде и непохоже.
  Я изобразил подобие улыбки.
  - Ничего смешного, - рассердился Илиэль. - Многие из баб это любят, хотя вряд ли кого таким способом зачнешь...
  Я кивнул, опасаясь даже улыбнуться.
  - Болтовню любят, я имею в виду, - уточнил Илиэль для дураков. - Но я ведь знаю точно, что трудиться заставляют всех, значит, и Иоша, и не только языком. Что из этого следует? Напрашивается малоприятный вывод: они нас ещё и скрещивают? Буквально, начиная с близнецов?
  Я слабо сопротивлялся, хоть без того тошно. - Как нас можно скрестить? Полагаю, мы не яблони с черешнями, а они тоже не Мичурины с Лысенками.
  - Вот я и удивляюсь.
  Илиэль смахнул крылом пот со лба и крякнул: - Мало того, так и в девочках... Снова и снова, отовсюду сплошной Люсик, какое личико не возьми, отовсюду просматривается Люциферова кровь... А куда деваются все остальные хромосомы, вот что интересует лично меня. И второй вопрос: они это делают нарочно или пока не замечают?
  Не понял, - протянул я своё коронное.
  Илиэль отмахнулся: - Не валяй дурака, всё ты прекрасно понимаешь.
  И что я понимаю? - тоскливо процедил я.
  - А то, - отрубил Илиэль. - Матерям нравится в людях именно зло, поэтому они нарочно усиливают гены, ответственные за агрессию, подлость, ну я не знаю, ну нахальство, например. Как тебе такая версия?
  - А никак, - быстро сказал я. - На неё можно отыскать множество контр-версий.
  - Приведи хоть одну, - ухватился Илиэль.
  - Хорошо.
  И чувствовал, что увлекаюсь, а уже не остановишься.
  - К примеру, - я лихорадочно думал. - Сарина ошиблась в расчете. Не нарочно, а случайно, может Сарина ошибиться?
  - Вряд ли, - безнадежно протянул Илиэль и совсем скис.
  - Ну не Сарина, так Ева, пропустила или не заметила чего-то важного. И привет. Выводили смелость, получилась агрессия. Что там у тебя ещё, подлость?
  - Не у меня, у Люцифера... С чего же подлость?
  - Мало ли, - уклончиво отвечал я. - Допустим, им нужны дипломаты... Или там, политики...
  - А нахальство? - напомнил Илиэль. - От какой-такой положительной черты получилось нахальство?
  - Очень просто, - не задумываясь, ляпнул я. - Целеустремлённость положительная черта? Прямота, бесшабашность, - все таких любят. Граничит зато с дерзостью, а там прямой выход к нахальству, хамству, наглости... Одно легко вытекает из другого.
  Закругляться пора, пока цел. Я сделал озабоченное лицо и ринулся в пролёт, отмахнувшись от Илиэля, готового кощунствовать далее на сию рисковую тему.
  Не только не желал я обдумывать причины систематического ухудшения генов, но и признавать правоту Илиэля в том, что оно вообще имеет место. Мне бы как-нибудь не допустить распространения рукописи... Да легче же позволить крылья оторвать, чем уничтожить или продолжать глупо скрывать свой труд...
  Никчемушный я тип. Сочинитель, одно слово. За что, какая мать сотворила меня таким? Но на это я уже сетовал. Кому-нибудь, кроме Сейтана с Люцифером, нужны мои сочинения? В генотип-то не тиснешь крамольную рукопись... Чего ради не сплю ночами?
  Размышления мои были тоскливыми. Я не видел решения своих проблем, пока не взглянул на всю катавасию под другим углом: с какой такой, собственно, стати мне считать себя и свою рукопись пупом мироздания? Очевидно, Великие Матери действительно знают, нечто такое, что не способны осмыслить мы? А с Хрониками - не стану жечь, вот ни за что! Будь что будет.
  
  * * *
  
  Сего ли признания я жаждал! От всяческих эмоций спасаясь да суеты сует, взял в охапку кипу листов с оригиналом рукописи и улетел от всех подальше. А, собственно, и деваться особо некуда. На Олимпе, как всегда, пир горой, тошнит уже от их сексуально-озабоченных штучек. Зевс помешался на нимфетках. Гера криком кричит, да кто её слушает, а ещё мать. Эрида разносит сплетни, нечего сказать, достойное занятие для женщины. На Парнасе вообще оргия не прекращается никогда. Аполлон никак не отыщет достойную себе пару. Афродита разрывается между сотней художников и тремя десятками скульпторов: кто кого переваяет. Ничего нового. Метнулся было на Тибет, но уж слишком там торжественно. Короче, прихватил амброзии с нектаром и оздоровительный коктейль из соков Гофи с Акаем, да и двинул на излюбленный Синай.
  Хорошо там в горах! Воздух особенный, прозрачный, даже призрачный немного, потому белесый горизонт кажется иногда подернутым этакой нежнейшей фиолетовой дымкой. Так легко дышится, тепло, пасутся себе тихие овечки, наплевать с высоты на зловредный Египет со всеми фараоновскими прибамбасами, включая мрачные пирамиды с ужасными сфинксами. А тихо-то как! Редко-редко шумнёт крыльями ястреб или там горный орел... Да что мне их крылья, своих не занимать. И не надо, не надо, не надо про плагиат, Казбек, да героев какого-то там времени... Ясно же, что раз я ангел, то содрано у меня, а не наоборот...
  Вот здесь я и устроился в тени пышного розового куста. Откуда тут розовый куст, тоже непонятно. Видно, оттуда же, откуда и тихие овечки. Однако, у природы не бывает причуд: всё закономерно. Развел для уюта костерок, развернул обрывок программы, поверх которой накалякал свои Хроники, и сам не заметил, как стал от всей души читать вслух небесам да ястребу с горным орлом. И ведь читалось... Какой вообще смысл уничтожать это теперь, когда Люцифер всё равно обзавелся копией. Не стану! Ни за что не предам свою рукопись огню.
  Разложил перед костерком выпивку-закуски, смакую взглядом. И слышу вдруг подозрительный шорох из-за куста. Выясняется, там мнется рослый красавец в драной египетской одежде. Я присмотрелся - сплошная фирма, не говоря уже об изобилии драгоценностей. Что ж за тип? Главное, на врага не похож: сам перепуганный. Никак, и этого бабы заели. Ещё и всё платье в клочья разнесли в порыве вредности. Я, в меру собственных куцых возможностей, стал успокаивать беднягу, представился: - Михаэль.
  Тот уставился на мои крылья и представляется: - М-м-м-м...
  - Да ты присаживайся, угощайся.
  Куда там! Стесняется, небось. А ведь явно мужик не из робкого десятка. Но видно с голодухи, потому что набросился на сласти, только напитки ему почему-то не понравились. Достал свою флягу, сам глотнул, а потом протянул мне. Я как нюхнул, так чуть не упал в обморок от духа, тот ещё нектар, а М-м-м-м хоть бы хны, снова глотнул, крякнул и тогда уж слегка оклемался и завел: "Барухата Адонай". Вот тебе и египтянин! Что же получается, наш человек? Нельзя, выходит, судить по одежке, пусть и фирма. Я с удовольствием подхватил во всё горло: - Элоэйну, мелех аолам...,- а потом мы затянули дуэтом: - Ашер кидишону...
  Короче, посидели с М-м-м-м от души. В самом деле, наш человек оказался, а египетская маскировка для меня так и осталась мистической загадкой истории. Он больше молчал, когда не пел, зато я и напелся, и наговорился всласть. Тоже, между прочим, надо иногда. И тут-то мелькнула у меня мысль сунуть ему рукопись на время, пока там, наверху не разберутся Люцифер с Сейтаном. Не будут же, в конце концов, Кибела с Сариной обыскивать каждого, кто погулял по Синаю.
  
  
  * * *
  
  Эли слетелись поболтать, поиграть силами, помериться крыльями и мужеством. Лично я тосковал в обществе товарищей, только и отбиваясь от назойливых взглядов Илиэля, когда ворвался Алхэ, подзуживаемый Люцифером. Дернули меня ребята подсмотреть, чем занимаются женщины. Чего там, и это иногда мы практиковали от скуки. Да только на сей раз не помогло развлечение, а даже наоборот.
  Учредили Великие Матери не то отдых, не то производственное совещание, правда, Сэнсю там не было, видно, всё-таки отдых. Алхэ определил меня на соседнем дереве и сам приладился рядом. Люцифер же потихоньку смылся, неопределённо кивнув в сторону курилки. Так я и не понял, зачем ему понадобилось сподвигнуть нас на опасную нелегальщину. Мы изо всех сил старались лишний раз не только не взмахнуть крылом или шевельнуть другим членом, но и не сопеть, раз уж присутствие наше дамы вроде не заметили. Короче, довелось подслушать, даже подсмотреть чуток.
  Лилит будто пыталась перед кем-то извиниться: - Может, и мы чего-то не предусмотрели. Нельзя же все валить на мужчин.
  Галатея по привычке капризно хмыкнула: - Подумаешь, какие цацы, уже их и тронуть не моги.
  Лилит явно жаждала всех простить: - Бывают и у них порывы...
  Ева произнесла, вроде соглашаясь, а вроде и споря: - Я тебя умоляю, не надо рассказывать мне об их порывах! Да ведь мы вложили в ДНК желание преодолеть себя.
  Галатея хмыкнула ещё капризнее: - Знаю я их желания. - В её тоне чувствовалось презрение ко всему мужскому роду. - Между прочим, лично я ничего такого никуда не вкладывала. Они сами собой себя как-то образовали. Разве желала я видеть эти мерзопакостные рожи, одна другой хуже?
  Ева немедленно поддакнула: - Иногда как глянешь... - бедняжка даже зажмурилась от неприязни: - Несуразная шея, над ней топорный подбородок, смотреть тошно... - Еву явно понесло. Тон её сделался не то ехидный, не то заговорщицкий, но ещё и одновременно какой-то задушевно-желчный. Выразительно и медленно мужененавистница едко и, вместе с тем, проникновенно тянула: - А там и рот такой поганый-препоганый... И щёки такие противные... М-б-л-р-р-р... А нос? Такой отвратный-преотвратный... Только и хочется крутануть, да побольнее.
  Галатея вторила с таким же тихим, пакостным, буквально сверлившим душу выражением: - Что там нос... На остальное смотреть гадко. Лишь бы самое слабое место у другого отыскать, чтоб ткнуть именно туда, да попронзительнее, а у того несчастного глаза на лоб. Ещё и руками загребают... и под себя, и под себя...
  Ева снова бэкнула в знак отвращения и воткнула очередной мужской недостаток: - Ладно, под себя гребут, дышат ведь, сволочи. Иногда взглянешь, а он дышит вслух.
  Мы с Алхэ переглянулись. Глаза у него были с море каждый. Как же нам без воздуха?
  Сарина решила, что молчала слишком долго: - Девочки, я заметила, что у некоторых из нас появилось и растёт необъяснимое влечение к тому, чтобы они нас унижали эмоционально и обижали физически.
  Галатея взвилась, будто у неё в заднице сработал реактивный двигатель, а под крыло попала струя горячего воздуха. Вся её проникновенность испарилась: - А духовно? Они, между прочим, унижениями надеются подавить наше "Я"... Нет, я категорически против моногамии. Да и вообще, неужели нельзя обойтись без них... этих... - она замолчала в поиске подходящего названия, которое могло бы выразить всю низость и никчемность мужчины.
  Кибела спокойно выразила своё мнение: - Я тоже считаю, что к институту брака не готовы ни мы, ни они.
  Ева сменила тон. Резко проехалась ладонью под подбородком и рубанула: - Вот они у меня где, эти паразиты! Надоели! Пора, наконец, решить мужской вопрос.
  Мы с Алхэ снова переглянулись. Впервые в жизни у меня возникло желание, причем не осознанное, а интуитивное... Начиная с уровня солнечного сплетения, оно взметнулось куда-то выше головы, это безрассудное влечение жертвовать собой ради другого, сильнейший и острейший порыв защищать не себя самого. Ради продолжения жизни Алхэ я был готов на всё, включая собственную гибель. Неужели он мой сын, а я его отец, и это симптом?
  Нас постигли явные перемены: раньше никого из Элей не волновали ни проблемы отцов и детей вообще, ни лично меня всё, что касалось Алхэ в частности. Открывая в себе, даже смакуя их, эти, не знакомые до сих пор внутренние ощущения, я разглядывал парня и находил в его внешнем облике сходство с самим собой. Каким бы он ни был, не дам в обиду. Интересно, а Бодэхай? Тоже мой? Меня стала распирать гордость при мысли о Кибеле и её (моих?!) чадах.
  Лилит сначала чуть не заплакала: - Девочки, у меня же двое сыновей, жалко мне их... Иошик разве плохой? А Люсик пусть и не самый хороший, все-таки сын...
  Она воззвала к самой мудрой из матерей: - Кибела, ведь и у тебя двое, неужели ты отдашь на растерзание Алхэню с Бодэхайчиком?
  Я перестал дышать. Алхэ прилепился к стволу, не отводя глаз от матери. Я, ангел, готов был разодрать любого, кто тронет моего (да, моего - и точка!) отпрыска.
  Голос Кибелы казался спокойным: - Зачем же говорить о растерзании?
  Ева снова бросилась на амбразуру: - Нет, много я в жизни допустила ошибок, но это... Между прочим, они не посмотрят ни на что. Убьют и плюнут. Они нас не пожалеют, увидите. Что Великую Мать, что родную. А вот мы ещё раскаемся в мягкотелости, да окажется поздно.
  Кибела отрезала: - Не дам. И Элей не дам, вот этими руками сотворенных.
  - Подумаешь, какие цацы, - не очень-то уверенно вставила Галатея. - Надо исправлять свои ошибки. А мужика не исправишь.
  - Это точно, - хохотнула Ева. - Лучше добить, чтоб никто не мучился.
  - Нет, - отрезала Кибела. Она внушительно посмотрела перед собой и вдруг выпалила: - Один из Элей мне определенно нравится. Кстати, от него рожала.
  Она горделиво опустила ресницы, застеснялась и улыбнулась, выдохнув: - Он предложил мне моногамию... Буквально недавно...
  Я чуть не свалился с дерева. Угадал! Неужели!
  - Да ты что? - обрадовалась Лилит. - И мне один, от которого рожала, а тебе кто?
  - Не скажу, а вдруг засмеете? - в голосе Кибелы как будто что-то оттаяло. - Только не красавчик Рафаэль и не шустрый Ариэль... А тебе?
  - И мне лучше промолчать, - тихо ответила Лилит. - Но ни Рафаэль, ни Ариэль моногамии никому и не предложат, разве я не права?
  Галатея ехидно хмыкнула: - Илиэля в расчет никто не берет, Азазель или Самаэль - это уж извините... Потенциальными предметами остаются Габриэль...
  - Я вас умоляю! - перебила подругу Ева. В глазах её искрились смешливые огоньки. - Предметы! Впрочем, все ваши смешные секреты, как на ладони. И в документацию лезть не надо. Видала я, как ты поглядываешь на Михаэля. А ты на Даниэля. И чего вы в них нашли?
  Алхэ взглянул на меня с подозрением. Наши взгляды встретились.
  - Отец? - одними губами шепнул Алхэ.
  Я с нежностью кивнул. Гордость переполняла всё моё существо. И любовь тоже.
  - Привязанность матери не только к потомству, но и его производителю может оказаться отдельной областью исследования, - заметила Ева. - При том, что никаких мучений ни при родах, ни при вынашивании мы не испытываем.
  - Точно, - сказала Галатея. - Но у нас земные матери сильно маются. Полагаете, пора усугублять? Или вроде им пока хватает страданий?
  Лилит содрогнулась, но на этот раз промолчала.
  Сарина снова решила, что пора прекращать глупости, и ввязалась без эмоций: - Все это ерунда. Привязанность, нравится-не нравится, плюнет-поцелует... Куда там ещё усугублять... А я вот о чем думаю...
  Она вдруг выкатила свои круглые светлые глаза и изрекла: - Можно ли от процесса оплодотворения добиться плюральности.
  Все ахнули. Я заметил, что Алхэ поудобнее перехватил ветку, чтоб не свалиться или шумнуть от всего услышанного и понятого.
  Ева от неожиданности слегка поперхнулась, но немедленно привязалась к самой безобидной из всех: - Лилит, ну что ты сразу вздрагиваешь.
  Лилит глубоко вздохнула и переспросила Сарину, не вступая в склоку с Евой: - В каком смысле - плюральности?
  Сарина, придав себе самый умный вид, на который оказалась способна, с безапелляционностью отрапортовала: - В смысле одновременного оплодотворения не одной яйцеклетки одним сперматозоидом, а нескольких яйцеклеток от разных доноров - раз, одной яйцеклетки от разных доноров - два, одной яйцеклетки разными сперматозоидами, но от одного донора - три.
  Лилит начала заикаться: - Ты с ума сошла, что ли? Как ты себе всё это представляешь?
  Кибела была явно ошарашена: - Я ещё могу понять третье, но первые два?
  Галатея старалась держаться серьезно, но время от времени её всё же прохватывал недоуменный смешок: - А я вот как раз наоборот: третье - это получаются близнецы, и две пары мы сделали. В чем, в таком случае, новшество эксперимента?
  Последнее убедило лично меня, что и Бодэхай определенно мой сын. Я чуть не заорал от счастья. Вот вам всем бесчувственный тугодум! И почувствовал, и догадался.
  Сарина снова выкатила для важности глаза и зашлепала губами: - Посмотреть на разные возможности одной и той же ДНК в разных комбинациях с другими!
  Галатея откровенно прыснула: - Так сколько может получиться тех близнецов? Всё-таки, не котята...
  Ева запальчиво вставила: - Нет, я считаю, пора ставить вопрос ребром. Зачем нам вообще мужчины? Отвечаю. Для оплодотворения. Значит, пора усердно искать другие возможности размножения. А этих... - Ева резко поднесла к подбородку ладонь и повторила красноречивый жест.
  Кибела покачала головой: - Под корень самое легкое, а после? Может, все-таки имеет смысл поискать мужчине какое-нибудь вторичное применение?
  Галатея хмыкнула: - Главное - не забыть о плюральности.
  Сарина, не заметив иронии, кивнула и вернула, наконец, глаза в законные впадины: - Правильно. Пора идти другим путем. И только потом остальные исследования.
  Ева деловито осведомилась: - Путей, кроме известного сегодня, всего два. Которым из них ты предлагаешь зачинать? Глотать, что ли? Или в нос забрызгивать?
  Галатея, наконец, не выдержала напряжения и истерически расхохоталась: - По моим подсчетам получается, это уже третий... - Бедняга так смеялась, что принялась вытирать слезы, после чего добавила: - Глаза и уши не забудь, тоже можно закапать... Ой, не могу... - Галатея загукала, зайдясь в смехе, но, слегка отдышавшись, воткнула-таки жало: - Лилит, ну что ты снова дрожишь, как какая-нибудь извращенка?
  Лилит, не выдержав нападок, изменила своему всепрощению и огрызнулась: - На себя посмотри.
  Алхэ коснулся моего плеча и кивком позвал в курительную, где попыхивал трубкой Люцифер.
  
  * * *
  
  - Ты был прав, - горестно кивнул Люсику Алхэ. - Они говорили о возможном уничтожении Элей, а там и наша очередь.
  - Кибела и Лилит вас защитят, слыхал? - сказал я.
  Люсик ухмыльнулся: - Ещё как! Их обязательно уговорят или обхитрят. И мы покорно побредем на заклание?
  - Не понял, - я внушительно оглядел обоих. - Ты имеешь что-то предложить?
  Алхэ потрясенно вскричал: - Но нас-то, нас-то, они же обещали, они же нас сами родили!
  Люцифер заржал: - А тогда родят обратно. Нашел, кому верить. И что? Вот так сдадимся?
  - Так что ты предлагаешь? - снова спросил я. На свою голову.
  - Идеологию гони, - с угрозой приказал Люцифер. - Не то...
  Я было что-то промямлил в том смысле, что достаточно добр для того, чтоб способствовать злу.
  - Имей в виду, - тихо ответствовал Люсик. В его тоне отчетливо слышалась угроза: - Понятия добра и зла субъективны.
  - Ну не могу я сочинять по заказу, - вскричал я.
  - В таком случае, не обессудь, - усмехнулся Люцифер, а потом твердо заключил: - Я привык исполнять свои обещания.
  
  * * *
  
  Не видя выхода, кроме явки с повинной, я вернулся к Кибеле. Она уже была одна, тиха, не от мира сего и казалась рассеянной. Я рассказал ей о шантажисте Люсике, протянул копию рукописи и долго смотрел, как любимая читает. Внутри у меня пульсировал какой-то ком: то сжималось, то отпускало, но не до конца.
  Наконец, Кибела перелистнула последнюю страницу и подняла на меня свои огромные топазовые очи.
  Я выдержал её взгляд и она задала первый вопрос: - Как мне понимать всё, что в твоих писаниях касается меня?
  - Я люблю тебя, - просто ответил я дрогнувшим голосом. - И я люблю своих детей, рожденных тобою.
  Кибела зажмурилась: - Одно я представляю себе довольно точно, - сказала она. - Ты, архангел, производитель потомства, замахнулся на святая святых: наше общественное устройство. Что, если в каком-нибудь из миров тебя поймут буквально и примут это, - она тряхнула свернутой в трубочку копией, - за руководство к действию?
  Кибела пригорюнилась и жалобно протянула: - А ведь ты мне нрави...- она запнулась в поисках правильного времени, но выбрала прошлое: - лся...
  - Не понял... - начал было я. Значит, кончена любовь? Я ей больше не нравлюсь? - Что вы все, собственно, привязались непонятно к чему? Нет там никакой идеологии. Люсик требовал, а я ему вот, - я с гордостью выставил средний палец левой руки.
  - Ты шутишь? - вопросила Кибела. - Ты хочешь сказать, что посмел отказать Сей...
  На этом она поняла, что проговорилась, и прикусила язык.
  - Значит, ты сама знаешь, - медленно протянул я. - Сейтана?
  Кибела покраснела и кивнула.
   - Но правда открылась мне только что, - быстрым шепотом добавила любимая.
  - Чей же это псевдоним?
  - Не имею права. Придет время, узнают все, - пообещала Кибела.
  - Чего желает Сейтан? - спросил я. - Власти? Победы абсолютного зла?
  - Что за белиберда, - пожала плечами Кибела. - Абсолютное зло - какая чушь.
  - Ты можешь дать мне хоть какие-нибудь объяснения? - горько попросил я.
  - Не сейчас, - покачала головой любимая.
  Я вспомнил горячечный шепот Илиэля по поводу сплошных потомков Люсика. А затем - недавно подслушанный разговор женщин. Голова у меня шла кругом.
  
  * * *
  
  Люцифер исполнил угрозу. Просто так, из вредности. Вот когда я порадовался, что успел признаться Кибеле. Так что припоздали мужики с обвинениями.
  - Негодяй! Как ты смел! - все даже не ревели, а вопили. Нижняя челюсть Рафаэля тряслась в такт восклицательным знакам. - Ты кем нас изобразил?
  - Там даже нет твоего имени, - оправдывался я.
  - Тем более! - возопил Рафаэль. - Меня что, не бывает, по-твоему?
  - А я? - с отвращением добавил Ариэль. - Я у тебя кто? Я у тебя где? Как тебе всё это пришло в твою идиотскую голову?
  - Сочинитель выискался, - поддержал его Илиэль. - Разве я зануда?
  Все расхохотались, несмотря на серьёзность обстановки.
  - Виноват ли я, что эстет? - ныл Илиэль.- Да, мне режут ухо сплошные "ащие" и "ящие", а созвучие "как" с безударной гласной следом вызывают неприятные ассоциации... А сказуемые и прилагательные непременно после дополнений...
  Надо же, мгновенно помыслил я: а вдруг и у меня где-нибудь в конце предложения затесалось шаловливое сказуемое? Или ещё прилагательное...
  - Пошел нудить, - констатировал Ариэль.
  - По-товему я нудю? - растерялся Илиэль, но быстро поправился. - Нужу? - И сплюнул. - Да за такой навет... Нет, вы мне можете объяснить сию изящную словесность: "оказались стоящими вокруг стола под колышущейся светящейся люстрой"? Я вас спрашиваю, что это за абракадабра? - Илиэль распалялся на глазах. - Эту глубокую мысль никак нельзя было выразить иначе? Кто их научил такому языку? Тургенев?
  Оседлав родного конька, разъяренный Илиэль бушевал бы ещё долго, если бы его не прервал Даниэль, швырнувший свою копию рукописи, как перчатку, мне в лицо. А ведь я-то "ащих-ящих" в приципе стараюсь не употреблять.
  - У тебя там хоть какой-то характер, - ни с того, ни с сего позавидовал зануде Габриэль. - А у меня один почему-то на двоих с Даниэлем, - оба переглянулись со взаимной неприязнью.
  Азазель с Самаэлем казались самыми обиженными: их-то в моей рукописи тоже нет. А нужны они мне там были вместе с Рафаэлем?
  Я смотрел на взбесившихся товарищей. Каждый размахивал своей копией. Кипела даже молодёжь: обычно тихий Иош, рассудительный Алхэ и невозмутимый Бодэхай. Люцифер делал вид, что потрясенно молчит.
  - А бабы знают? - поинтересовался вдруг Габриэль. - Они же нас теперь в порошок сотрут..
  - Это точно, - согласился Рафаэль. - Я и не догадывался, что ты нас всех так ненавидишь! За что?
  Тут ещё слетелся Один из департмента параллельных миров. Следом приперся известный живодер из Безопасности с непроизносимым именем, что-то вроде Кегли-мегли-вуцли-шмуцли, а в конце ещё Ацтль, чтоб припечатать. Вид обоих выражал сочувствие: - Как же вы так промахнулись, ребята?
  Все, как по команде, повернули головы в сторону новоприбывших. Вуцли-Шмуцли-Ацтль делал нехорошие жесты пальцами и при этом кровожадно шевелил губами. У меня внутри что-то ухнуло, низ живота пронзила острая боль. Неужели он и на расстоянии, не прибегая даже к физическому контакту... Ух, как страшно...
  - Там Гермес совсем ноги стёр, - сообщил Один. - Не спасают ни сандалии, ни крылья. Вся Юниверсия возмущена. Нас и без того стало модно считать ошибкой созидания, а теперь мужикам вовсе хана. - Один покачал головой. - Если Сарина с Кибелой найдут способ бесполого размножения, а они теперь наверняка поторопятся, прощайтесь с жизнью.
  Можно подумать, это не мы с Алхэ, а Один внимал тогда на том дереве. Стыдно признаться, но я очень очень, очень испугался.
  
  * * *
  
  Наконец, Сэнсю собрала всех. Она долго смотрела в упор конкретно на меня. Взгляд её не предвещал ничего хорошего.
  - На планете EAR, которая, как всем известно, является тюрьмой строжайшего режима для особо злостных преступников, отказавшихся исправляться, - Сарина сверилась с картой: - Низший мир TH... Аборигены не устояли перед искушением Сейтана свергнуть власть Великих матерей.
  Ева присвистнула: - Ну теперь там завертится!
  Сарина с озабоченным видом сообщила: - Новость первая, в смысле, последнее известие: некий Гилгамеш обозвал женщину блудницей и надоумился использовать в качестве проститутки.
  - А всё Михаэль со своей фантастикой, - прошипела Галатея.
  Сарина криво усмехнулась и переглянулась с Евой: - Да что Гилгамеш! Утешительного мало: там повсеместно избрали жрецами слуг, тоже мне демократы... Из тех, кто коварством заставил бывших жриц выучить их грамоте да забивать клинья на табличках. Теперь эти паразиты, содрав у женщин письменность, вовсю перешлёпывают историю и религию. Для нас, Великих Матерей напридумывали ругательные слова...Не говоря уже о самом слове Мать... Мало того, что ругаются, так ещё и романы тискают... Переиначивают культуру. Обещают вывести нового человека, который должен звучать гордо... Это наперекор всем нашим поискам правильного генотипа.
  Галатея саркастически рассмеялась: - Подумать, какие цацы, кого-то уже не устраивают наши критерии... Вы можете представить себе это их новое чудовище?
  Когда остальные поддержали возмущение, Сарина закончила: - Короче, со всеми вытекающими там начинается патриархат. Эволюция на планете ЕАR мира TH делает новый разворот. Кстати, ко всему прочему, борьба за власть идёт вовсю.
  Я смотрел на Сэнсю и читал на её лице необъяснимое удовлетворение, которое, как мне казалось, она и старалась скрыть под маской испуга и гнева. В мою душу закрадывались подозрительные и неясные, еще более страшные предчувствия.
  - Между прочим, - подала голос Ева, - основой всех своих религий они выбрали пасквиль Михаэля на всех нас. Будто не мы сотворили миры, а кучка мужчин во главе с неким Учителем мужского пола... Причем не миры в безграничном множестве, а один-единственный конечный мир.
  Люсик подобрался ко мне и, притворяясь сочувствующим, тихонько прошипел в ухо: - Скажи, возникало у тебя желание предать огню свой памфлет?
  - Бывало... - пропыхтел я. Сердце болело видеть в дыму свой собственный труд, так не желал.
  - Рукописи не горят! - провозгласил Люцифер и довольно расхохотался.
  - Стойте, - вдруг воздела длань осенённая сногсшибательной идеей Сарина. - Я знаю, что делать!
  Все взоры обернулись к ней.
  Сарина выждала торжественную паузу и произнесла: - Вооружиться! Вот что надо сделать. По крайней мере, хоть что-то интересное.
  Ева и Галатея одобрительно закричали: - Правильно! Защитим родной матриархат. Ура!
  Сэнсю скептически поджала губы: - Вы только смотрите, девочки, поосторожнее. У них там пушки, а у нас?
  - Ха, - уклончиво вмешалась Кибела. - Неужто Великие Матери не найдут на их дурацкие пушки управы похитрее.
  Улыбка Сэнсю обострилась.
  Сарину снова осенило: - И почему бы не набрать для защиты верных нам мужчин?
  И ими заслоняться, - поддержала Галатея. - Кто глупее. Например, Михаэль. Пускай теперь садится и пишет не пасквиль, а правду.
  А кто хитрее, - быстро закивала Ева, - вроде Люцифера, - тот пусть вещает.
  Нашли же верных мужчин. Ну не дуры ли эти бабы? Доверять Люциферу! А я? Мне-то за что? Выходит, и я Люцифера не лучше, раз они только подлецам и доверяют? Или не только?
  На минуточку представилась яркая картинка: Сэнсю хватает меня за крылья, рядит в красное и размахивает мною, как флагом, а неведомый Сейтан перехватывает и тоже мною машет, но уже в качестве плаща тореадора. Какая разница... В голове снова закопошилось нечто неопределенное.
  Сарина и Галатея расправили крылья, напялили для верности мужскую одежду и полетели формировать мужской батальон, оставив Еву с Кибелой на посылках.
  - Ну что ж... - произнесла Сэнсю. - Я думаю, сделаем небольшой перерыв. Посмотрим, чего добьются посланницы...
  
  * * *
  
  Только присел я, чтобы собраться с мыслями и хоть немного отдохнуть, а тут вызов. Сарина.
  - Как ты так шустро обернулась? - поинтересовался я.
  - Эйнштейна читал? - выпучила глаза Сарина.
  - Ну как же, буквально сию минуту, - пробормотал я. - Едва оторвался.
  - Время относительно, - буркнула та. - Неважно.
  Первого взгляда на ангелицу оказалось достаточно, чтобы понять: меньше всего Сарину сейчас интересовал генофонд, генотип, воспроизводство, война, мужской батальон и тому подобное. Возбуждена она была запредельно. Я даже испугался, что потрудиться придется изрядно. Но ничего, обошлось. Правда, сброс физического напряжения не привел к эмоциональному удовлетворению. Ей ещё необходимо было высказаться. Я слушал, в свою очередь вытаращив глаза.
  Перво-наперво Сарина и Галатея определили пункты и времена с максимальными демографическими излишком и нехваткой мужчин.
  - Причем тут нехватка? - вопрошал я.
  - А там возрастает мужская самодостаточность. Не перебивай, - отмахнулась Сарина и стала рассказывать дальше.
  Галатея, уверенная в своих красотах, отправилась в Элладу на остров Лесбос, где с огромнейшим удовольствием забыла обо всех своих задачах и стала набирать уже не мужской, а женский батальон Амазонок.
  - Представляешь, как Галатее повезло? - горячечно облизывала губы Сарина. - Ей оттуда и улетать не хочется.
  Сарине пришлось хуже. Её сначала занесло в Содом. При виде огромной толпы распаленных производителей Великая мать обомлела от нахлынувшего счастья. Сам собой немедленно стал прикидываться результат, который может получиться от слияния ангела с толпой простых смертных. Но не тут-то было.
  Начался стриптиз безукоризненно: Сарина сбросила по очереди рубаху и штаны и бросила в публику. Там озверели. Дальше почему-то не заладилось. Едва несчастная добралась до лифчика, послышалось обиженное "У-у-у". Должен заметить, что груди Великих Матерей сильно отличаются от той, которая вошла в легенду со статуей Кибелы Каменного Века. Древний Пикассо там такого наваял, что даже Илиэль обиделся. Но не до такой же степени отталкивает грудь Сарины!
  Самооценка её стремительно понеслась вниз. Бедняжка не послушалась интуиции и всё-таки скинула остатки тряпья, всегда готовая на подвиг ради науки. На последнем рывке толпа мужиков расстроилась, а потом деловито и как-то слишком быстро и разочарованно растаяла. Остался один горестный юродивый, называвший себя праведником и почему-то пытавшийся загородить обнаженную Сарину от испарившихся взоров собственным телом.
  Она заплакала, но ещё не отчаялась. Правда, нацепить пришлось одежду, одолженную дочерью праведника, потому что мужскую, кроме злосчастного лифчика, толпа буквально растащила по лоскутам. Сарина с трудом уговорила свою самооценку испытать себя ещё разок. Теперь во второй перенаселенной мужчинами точке: Сан-Франциско, начало двадцать первого века, Холлоуиновский карнавал.
  Материализовавшись на углу Маркета, Кастро и Семнадцатой, Сарина стала осматриваться. Первое, что увидела ангелица, были парившие вверху резиновые бело-розовые, телесного цвета и коричневые трубочки, надутые на манер воздушных шаров, но длиннее, овальнее и уже.
  Возбуждение матери взметнулось и продолжало расти. Окружали её здесь не толпа, а толпы мужчин в странных костюмах. Одни были в женских нарядах, но с бородой и усами, другие - в высоких черных сапогах, но без штанов: разлетавшиеся по ветру плащи кокетливо открывали голые ягодицы. То там, то сям возникали особи с прекрасно развитыми орудиями воспроизводства, зато совершенно без никаких костюмов. На Сарину не обращали внимания.
  Мимо пронеслись, обалдело озираясь и явно нервничая, несколько женщин с детьми, явно туристов. Ангелица было ринулась к ним, но и те испуганно шмыгнули прочь. Ветерок донес лишь возглас крошечной девочки: "Мамуля, ты куда меня привела? Это не место для приличных детей".
  Бедняжка чуть было снова не заплакала, но тут перед ней с любопытством остановился бородач в джинсах и свитере. Незнакомец улыбнулся и поздоровался. Сарина, недолго думая, стала агитировать его за священную войну с патриархатом, не переставая при этом размышлять, конечно, об экспериментах с генотипом.
  Бородач с улыбкой перебил, назвался Полом и пригласил на дринк в веселый бар с ярко освещенными окнами. Ангелица отметила, что в баре является единственной женщиной. Самооценка постепенно поднималась. Пол раздобыл два стакана с напитками и одно местечко на двоих, где было так тесно, что ничего не оставалось, как начать целоваться. Сарина с тоской подумала о задании, потом, размягченная, уже с благоговением о новом генотипе... Наконец, она стала потихоньку прощупывать джинсы бородача и приходить в рабочее настроение. На этом негодяй схватил её за руку и прошептал: "Ты ищешь мужчину?" "Ну да", - как могла, сладострастно простонала Сарина. "Я тоже", - снова шепотом заявил бородач. После чего отшатнулся и мгновенно исчез в толпе.
  Потрясенная Сарина поняла, что не выполнила ни одной из поставленных перед собой задач и вернулась, вся дрожа от негодования и принижения собственного иго. Возбуждение однако было столь велико, что пришлось вызвать меня.
  - А почему именно меня? - поинтересовался я.
  - А ты выслушаешь и запишешь, - авторитетно заявила Сарина. - Для истории. Вывод я сделала такой: для ведения войны мужчину использовать невозможно.
  - Что ж, и на том спасибо, -с облегчением думал я,отправляясь на заслуженный отдых.
  - Смотри только, не переври! - крикнула вдогонку Сарина. - А то ты так запишешь, будто меня там вообще не было, а один только ты и был.
  - Без меня потом переврут, - успокоил я на лету.
  
  * * *
  
  - Как твоя рукопись попала в руки людей? - вопросила Кибела, догоняя.
  Я пожал плечами: - Это у Люцифера не грех разузнать.
  - Оставь Люцифера в покое,- отрывисто приказала Кибела.
  Я внимал и взирал.
   - Ты успел сунуть свою рукопись Мозесу? - укоризненно произнесла Кибела.
  Не спрашивала, скорее, утверждала.
  Я хлопнул себя крылом по голове. М-м-м-м, ясное дело. Выходит, зовут Мозесом. Я ведь успел позабыть. Да ей-то что? Ну прочитал псевдо-египтянин мою рукопись, ну и?
  - А причем там наша программа? - допытывала Кибела.
  Я пожал плечами: - Случайно попалась под руку, на ней и записал. А что?
  Я действительно был удивлен: какое всё это сейчас могло иметь значение?
  - Ты не знаешь людей, - пробормотала Кибела. - Они же принимают всё на себя. Персонально. Потомки Мозеса в ходе цивилизации научились для чего-то наращивать детородные органы и сделали компьютер, каковой наладили раскодировать нашу программу, конечно, применительно к себе. Там, я полагаю, было не все?
  - Да обрывок какой-то, - я снова пожал плечами. - Не знаю и докуда.
  - До 2012 года. - Кибела внушительно кивнула. - Теперь после двухтысячного там все на грани. Ждут конца света.
  - Ого! - я сам к себе проникся уважением. Угадал! Ведь угадал же Апокалипсис.
  Вслух поинтересовался: - А он планируется, конец света в 2012 году?
  - Не знаю, - Кибела безучастно пожала плечами. - Вообще-то эта линия исследований зашла в тупик. Кое-кто хоть сейчас готов зачеркнуть и начать сначала... Ну не совсем уж сначала, просто теперешних стереть с тем, чтоб дать место следующим группам крови. Но Сэнсю хочет подождать, непонятно, куда тянет... Кибела сделала паузу, размышляя, а потом снова пожала плечами: - Может, и до 2012 года... - Вдруг она рассмеялась и доверительно сообщила: - Представь, они там даже пытаются найти возможность выжить... Как будто метеорит им рухнет на головы случайно.
  - А чего вы вообще от них добиваетесь? - невинно спросил я и тут же высказал своё предположение. - Чтоб каждый из них стал таким, как вы?
  - Пожалуй, это скорее по части Люсика, - ухмыльнулась Кибела. - Вот кто у нас спит и видит каждое эго, раздавшееся до необозримой величины, так то Люцифер. А на самом деле его больше всего интересует эго собственное.
  - Чего же вы хотите? - повторил я свой вопрос.
  Кибела снова уклончиво пожала плечами: - Пока ничего хорошего не получается, говорить, к сожалению, не о чем. Что бы мы ни делали, какие условия ни создавали бы для их жизни, они всё равно опускаются иногда до уровня диких зверей, а иногда ещё и пониже. Сколько раз уж было, их закаляют, а они ожесточаются. Даже при матриархате всё это выглядит не особо привлекательно, а уж патриархат...
  Кибела покачала головой и пригорюнилась.
  Я скосил на неё глаза: - Да ты посмотри на эти условия! Им же приходится не жить, а выживать. Кто тут не озверел бы! Посмотрел бы я на всех вас, если бы вам только рожать приходилось в таком кошмаре. Не говоря уже обо всем остальном. Может, и сама Сэнсю не смогла бы не обозлиться.
  - Вероятно, это скорее удивительно, - медленно произнесла Кибела, - но они не все звереют. Некоторые при любых условиях остаются людьми.
  - И тогда вы ухудшаете условия? - догадался я.
  - Это называется "вычислять лимиты прочности", - задумчиво сказала Кибела. - Кстати, существуют миры, где мы не ухудшаем, а улучшаем условия. Ищем верхние пределы.
  - А вам никогда не бывает жалко этих несчастных подопытных человечков? - полюбопытствовал я. - Все-таки разумные существа, страдают, надеются, кто-то кого-то любит...
  - Чего не бывает, - быстро ответила Кибела. - Да толку-то что? Ну давай все сядем и зарыдаем от жалости, и чего этими слезами добьёмся?
  - Так чего ж вы всё-таки добиваетесь? - устало повторил я. Я уже понял, что решения этой задачи не узнаю.
  - Поживем - увидишь, - флегматично протянула Кибела.
  
  * * *
  
  Я заметил, что после перерыва из мужчин вернулись только Эли и четверка первого поколения рожденных. Кегли-мегли-вуцли-шмуцли-ацтль испарился вместе с Одиным, видимо, в поисках новых жертв в Новом Свете. Ну вот там пусть и ищут. А мне сразу полегчало.
  Великие Матери слушали Сэнсю.
  - Необходимо как можно скорее эвакуировать в параллельные миры всех, кроме смертников, - отрывисто давала распоряжения главная мать. - Смертников же со всех остальных миров сослать туда. Только самых страшных, самых опасных, самых оголтелых злодеев, кто действительно заслужил ужасные кары. Это срочно, пока они не успели окружить себя железным занавесом. Потом пусть развиваются, как знают. Сожрут друг друга? Их дело. А наше дело наблюдать. Так даже лучше: прибавится информации для опытов... С патриархатом появляется принципиально новая область анализов. Такой отчаянный взбрык экспериментов... Может, и побочная, но необходимая для наших исследований линия...
  Все молча смотрели на неё, ожидая дальнейших указаний.
  - Ладненько, - Сэнсю успокаивала то ли нас, то ли себя. - Всё закономерно. В устоявшемся мире начинается застой. Мы подсовываем мудрому безумцу древнюю, доселе затерянную карту с четко обозначенными путями. Храбрец, не в силах сопротивляться, снаряжает корабли, а мы отыскиваем для него богатых меценатов. Возникает Новый Свет, со Старого начинается утечка генов, причем всегда экстремальных: мятежники, злодеи, искатели приключений, но и гении, которых не признало отечество... Вариант: поиск и создание оптимальных условий для гениев и экстремистов. В лучшем случае приведёт к свободе и процветанию, в худшем - к рабству и вырождению.
  Сэнсю сделала паузу для того, чтобы передохнуть и обвести нас взглядом. Затем подолжала: - Вариант противоположный. Мы постепенно зажимаем гайки там, где уже собраны испытуемые. Создаются безжалостные условия существования, затем подбрасывается наделенный жаждой власти хитрый злодей. Смертник, прославившийся коварством и жестокостью в самые кровавые века. Злодей устраивает революцию на месте и дорывается до власти. Судьба злодея нас дальше волнует только в смысле его дальнейшего наказания. А в качестве замены всегда найдётся кто-нибудь, ещё хитрее, мерзче и кровавее. Этого добра у них там хоть отбавляй. В процессе - неразбериха, кровопролитие, голод и мор. В результате рабство. Гении и экстремисты систематически отбираются и уничтожаются, особо везучие умудряются вырваться в тот же Новый Свет. Оптимальные условия в сем ходе истории создаются для хитрых, серых, бездарных, мелких и примитивных личностей, которые умеют проявиться только в отталкивании на пути к кормушке более ярких, но слабых физически или не столь хитрых. В любых ли случаях приведёт к задержке и конечной остановке развития или вероятны альтернативы? Будем наблюдать.
  Мы молча внимали. В моем мозгу билось: "Мы создаем... Мы подсовываем... Будем наблюдать..." и всё отчетливее вырисовывался образ Сейтана женского пола. К собственному ужасу, я начал понимать, что прежние догадки, ранее лишь сверкавшие в уме, обрастали ясными чертами и оказывались единственно верными.
  Выходит, все, что я придумал раньше и вложил в нытье Ильи-Илиэля... Так это я-то глупец? Да я же гений! Вот теперь мне по-настоящему стало страшно! Я хотел одного: быть обыкновенным, вроде остальных мужей, которым не грозило ни излишнее знание, ни терзания совести из-за него. Дураком, невежей, тупицей, - именно таким меня представляли все вокруг. Позвольте же соответствовать и мечтать только о вожделении производить детей, потугах хлопать крыльями и стремлении молчать, молчать, молчать... Я молился про себя, чтоб они избавили меня от мыслей... И от голоса... И от рвения записывать...
  Сэнсю тоже явно заботили размышления, которых она не высказывала. Однако, Великая Мать обвела нас отрешенным взором: - Вопросы есть?
  Люцифер, как прилежный ученик, поднял руку.
  Сэнсю кивнула.
  - Выходит, и наш мир кто-то создал с целью эксперимента? Кто и чего ради?
  Сэнсю тяжело вздохнула: - На подобные вопросы мы ищем ответы многие эпохи. - Она улыбнулась, как будто её осенила идея: - Давайте искать вместе. Может, кто-то из молодежи, не тратя лишних слов и не используя расплывчатых штампов типа "добро" и "зло", предложит конкретный ответ, например, на такой вопрос: что является основой любого творчества?
  Пока Сэнсю обводила всех взглядом, всегда готовые к словесной перепалке Иош, Бодэхай, Алхэ и Люцифер без особых мудрствований выступили одновременно.
  - Это любовь, - отрапортовал Иош. В зеленых глазах блеснула тревога.
  - Это удовольствие, - безмятежно улыбнулся Бодэхай. Открытым взором он так никого и не одарил, только чуть затрепетали ресницы.
  Я сам испытывал удовольствие, созерцая его и зная, что это мой сын.
  - Это самоутверждение! - запальчиво выкрикнул Алхэ. Огромные черные очи полыхнули. Что же за пламя вдруг засияло в них? Разве могут так сверкать обыкновенные иллюзии?
  Я вторично почувствовал удовольствие. И надежду.
  - Это мятеж. - Люцифер нагло ощерился. В желтых зрачках плясали веселые озорные искорки, но где-то на самом дне почти ощутимо материализовывалась звериная сущность, которую я замечал в нем впервые.
  Мне оставалось порадоваться, что уж к нему-то я отношения не имею. И даже не хотелось распознать, кто именно произвел на свет этого типа.
  - Ну что же, каждый из вас по-своему прав, - Сэнсю ласково кивнула всем четверым: - Предлагаю следующий вопрос. Что является конечной целью творчества?
  - Общее счастье, - мечтательно протянул Иош.
  - Нирвана, - спокойно улыбнулся Бодэхай. На щеках у него остались одни щелочки.
  - Справедливость?! - почему-то вопросительно-недоверчиво рубанул Алхэ.
  - Власть, - мстительно усмехнулся Люсик.
  - И снова каждый прав, - поддержала их Сэнсю. Остальные внимали. - И все не правы, - продолжила Великая Мать: - Это результаты промежуточные. А конечные...
  Все молчали. Иош и Люсик перехлестывались взглядами, выражая полную нетерпимость друг к другу и не принимая всерьёз взволнованного Алхэ и безмятежного Бодэхая.
  Сэнсю сделала паузу, а потом и вывод: - За спиной у нас опыт. Впереди вечность. Думайте.
  И тут я не выдержал. В голове словно что-то взорвалось. Я гений и пусть делают со мной, что угодно. Я должен высказаться и познать правду. Будь, что будет.
  - Говори, - кивнула Сэнсю на мою поднятую руку.
  - Кто такой Сейтан? Его тоже мы подсовываем?
  В выражении Сэнсю взорвалось признание. Да! Я правильно понял. Они не просто находят какого-то неведомого Сейтана, чтобы запихнуть в низший мир в качестве пятой колонны. Я уставился на главную из матерей, выплеснув в лице самый важный вопрос, застрявший в глотке. Услышал все-таки кто-то из них мою молитву, хоть речи в последний момент лишил. Сэнсю молча же кивнула. И покивала несколько раз.
  Я опустил веки и зажмурился. Ничего ужасного не происходило. Только в моих мозгах что-то взрывалось, потому что совесть продолжала грызть, а я не умею считать штампами и ерундой понятия добра и зла. И не способен принять козни Люцифера в одном кульке с подвижничеством Сарины. А самое главное, потому что, не гений я все-таки, как ни пыжься, раз мне не под силу осмыслить мужское начало коварного Сейтана в мудрой душе Великой Матери Сэнсю.
  Немая сцена продолжалась. Пора было возвращаться в действительность. Я посмотрел на Сэнсю. Та загадочно улыбалась, прижимая указательный палец к закрытым губам.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"