Аннотация: Продолжение от 22 марта 2016 года. Вопросы и комментарии - в основной файл, пожалуйста.
Делаю шаг из дома, собираясь взлетать. Мальчики сопят на руках. Так и не будил их за все это время.
- Ты меня искал, так ведь?
Оборачиваюсь на голос.
Улыбается, прищурившись.
- Я почти не опоздал, - Аугусто кивает на детей у меня на руках. - Извини, отлучался. Мелочевку разную с материка рабам принес - ножи там, кастрюли. Знаешь, как они их портят? Ух!..
- Апрель! - зову, чуть повысив голос. Люди бы не услышали, но мой птенец - не человек.
Выскакивает из дома мгновенно.
Молча передаю ему детей, не отводя взгляда от Аугусто.
- Ты чего? - Аугусто весело фыркает, но серьезнеет, ощущая мою силу.
Делаю шаг вперед. Нарочито медленно.
Делает шаг назад. Он в двенадцать раз младше меня.
- Ты... чего?
- Это мои люди, - произношу. - Ты посягнул на мое.
Выдыхает, проводит рукой по лбу, демонстративно смотрит на мокрую ладонь.
Молчу.
- Моей вины нет, - говорит, - я ничего не сделал твоей будущей слуге.
- А вот это интересно, - отвечаю. - С чего ты взял, что она будет слугой?
- А зачем еще?.. - в голосе - недоумение. И опять же - очень искусно изображенное.
Я умею двигаться очень быстро.
Мгновение, и Аугусто трепыхается в моем захвате, сдобренном порцией силы.
- Не смей трогать моих людей!
- Я понял, понял... - выдавливает. - Я не трону никого из тех, кого ты приветил!
Захват не отпускаю.
- Слушай... - сглатывает. - Признаю свою вину. Я не понял, что ты от них хочешь. Влез, куда не просят. Больше не буду. Клянусь!
- Клянись кровью!
Дергается. Клятва серьезная.
Не отпускаю.
- Я бы и так... - безуспешно дергается еще раз. - Хорошо, если ты хочешь... Клянусь кровью, что не трону никого из тех, кого ты мне притаскиваешь, без твоего на то явного дозволения! Хорошо, еще и тех, на кого ты глаз положил! Устраивает?!
Вполне.
- Вполне, - отпускаю захват.
Демонстративно растирает руки, хмурится. Человеческий жест. Не allil.
- Узнаю старину Шеша, - бурчит. - Что тебе с этих людей? У меня их восемь тысяч!
- У тебя их восемь тысяч, - повторяю за Аугусто. - Не лезь к моим.
- А бесхозных еще семь миллиардов. Тебе что, не хватает?
- Я давал клятву заботиться об этих детях, - пристально смотрю на недовольного собрата.
Кидает на меня короткий взгляд.
- Так бы и сказал... Ладно, мы договорились?
Интонации вопросительные совсем чуть-чуть.
- Да, - соглашаюсь. - Договорились.
Выдыхает с облегчением.
Апрель выжидающе глядит на меня, когда я пинаю дверь с грохотом и вхожу в дом.
- Я взял с него клятву, что он не тронет никого из моих людей, - говорю.
- Из твоих слуг?
- Вообще из всех, на кого, как он выразился, "я положил глаз", - прикрываю слегка пострадавшую дверь.
- Слава Тьме, - облегченно улыбается. - А я тут весь изнервничался, чтобы люди не проснулись...
- Не проснутся.
- Ты заберешь их обратно?
Задумываюсь.
- Пока нет.
***
Смотрю на спящих детей. Аня ворочается, тянет на себя одеяло. Рома сладко посапывает в ухо Вите. В профиль он - копия Алены.
Кто эти дети для меня? Зачем я дал клятву? Зачем они мне? Что с ними делать?
Прикасаюсь пальцем, провожу по гладкой щеке Ромы.
Малыши. Человеческие детеныши, у которых впереди так мало времени. Когда они станут дряхлыми стариками, я буду все такой же - неизменный. Полный сил, имеющий впереди запас времени величиной в вечность.
...Тому - двенадцать. Сосредоточенно тычет куда-то перед собой деревянной палкой.
- А вот тебе, вот тебе!
Разворачивается и...
Перехватываю летящее в меня "орудие убийства".
- Ой... Простите, хозяин, я не заметил!
- Хочешь уметь владеть оружием?
Сглатывает. Испуг сходит, возвращая бледному лицу его естественный цвет.
- Очень хочу...
- Тогда научу.
...Тому - шестнадцать. Высокий, мускулы переливаются под кожей, но лицо еще сохраняет детские черты.
- Не отвлекайся, - говорю
слуге. - Еще раз выпад. Ногу ставь тверже.
Вздыхает, переступает, как указано.
Резко шагает...
Скольжу в сторону, уворачиваясь от медленного
для меня движения.
- Хорошо.
- Я вас даже не задел, - в голосе ничего, кроме разочарования.
- Меня - нет, - улыбаюсь. - Человека - заденешь. И не просто заденешь, но и убьешь. Но все равно - давай еще раз.
Стискивает зубы, перехватывает шпагу...
...Тому - двадцать пять. На висках вьются густым золотом локоны. Вытирает пот со лба грязной рукой, затем ее же о штаны.
Во дворе ребятишки тычут друг в друга палками, изображая бой.
- Никогда не думал, что учить кого-то - так тяжело. Они же неуклюжи, как... как... как те черно-белые с клювами, что живут дальше юга!
- Мбаламези, - поправляю, вспоминая название, которым этих "неуклюж" называют м
естные жители.
- Да, точно! Точно они! Баламезы!
Улыбаюсь.
- А... вам так же было тяжело, да? Когда меня учили, - задумчиво спрашивает.
- Мне? - приподнимаю бровь. - Нет.
- А давайте тренировочный бой? - в глазах блестит задор.
- А давай! - соглашаюсь.
Скрещиваем шпаги...
...Тому сорок один. Спит под столом, обнимая свиной окорок, обгрызенный с одной ст
ороны.
Вытаскиваю его за ногу.
- А, что? - поднимает мутные глаза.
- Просыпайся, дурень, - отпускаю конечность
слуги. - У нас сегодня тренировка перед турниром.
- Ох... моя голова! - протягивает руку в заученном жесте.
Кошусь на рукав, вымазанный в вине, чьей-то слюне и рвотных массах.
- Ой... - краснеет, как мальчишка. - Простите, хозяин. Я... да, я...
...Тому шестьдесят девять.
- Ты убит, - обозначаю удар уколом в шею. - Давай еще раз.
С хрипом втягивает в себя воздух, вытирает красное лицо.
- Я вас когда-нибудь достану! Клянусь!
- Пробуй, - отступаю на шаг.
...Тому сто два. На висках блестят серебром
редкие завитки. Держит в руках шпагу. Кончик ходит ходуном.
- Еще раз, еще! Я почти достал вас!
Вдруг дергается, прижимает руку к груди. На лице - выражение обиды.
Отбрасываю шпагу, подхватываю
слугу, уже оседающего на пол.
Укол
силы... Изменить лицо... глоток крови...
Вдыхает, выгибаясь, цепляясь за меня.
- Тихо, малыш, - шепотом говорю ему в ухо. - Все хорошо. Я рядом.
Успокаивается.
Спустя некоторое время садится, с отвращением косится на шпагу рядом.
- Старею.
- Увы, - отворачиваюсь.
...Тому сто семьдесят
восемь. Поправляет на голове теплый колпак, ищет ногами тапочки.
- Аннет, Аннет! Куда ты пропала, дрянная девчонка! Дай мне тапочки!
Подхожу.
- Аннет? - Том поворачивает ко мне голову с остановившимися несколько лет назад глаз
ами.
- Это я, - говорю.
- Ой... простите, я вас не
узнал, - смущенно произносит. На щеках расцветает румянец.
- Ничего, - наклоняюсь и натягиваю обувь на тощие ступни - сперва на одну, затем на вт
орую.
- Хозяин, зачем же... - румянец становится гуще. - Тут где-то была Аннет...
- Мне не трудно, - помогаю
слуге встать с кровати.
- Спасибо...
На стене - потертая от времени шпага. И некоторый слой пыли на ней.
...Тому... уже нисколько. Укладываю его на дощатый помост, поправляю одежду.
Схожу, беру факел из рук подбежавшего парня.
Черный дым взмывает в воздух, оранжевые языки пламени пляшут в только им ведомом танце. Треск поленьев.
Встречаюсь взглядом с Аней. Мгновенно меняется в лице.
- Тихо, девочка, - касаюсь головы рукой, вкладывая немного силы.
Кивает, сглатывает.
- А... Марк Витальевич! - Витя хлопает глазами, сонно потягивается. - А мы уже прилетели?
- Да, - киваю. - Идем завтракать?
- А что на завтрак?
- Кокосы и бананы, - улыбаюсь.
- Ух ты! - подскакивает. - Хочу!
Помогаю Роме вылезти из кровати.
- Но сперва умываться! - толкаю к двери.
Жуют бананы. Рядом валяется недоеденный кокос.
- А почему кокос как мыло? - интересуется Витя.
- Такой вырос, - пожимаю плечами. - Они все такие.
- А вы их любите?
- Нет, - качаю головой. - Но тут есть еще молоко. Будете?
- Фу, - Рома кривится. - С пенкой?
- Нет, - отливаю из глиняного кувшина немного козьего молока в железную кружку. - Но оно козье.
- Козье?
- Да.
- Из козы? Из настоящей?
- С рогами, - подтверждаю. - И с бородой.
- А где коза? - вертит головой Рома.
- В деревне, - огорчаю мальчика. - Но молока она принесла.
- Сама?
- Нет, я попросил.
- Как серый волк?
- Ну, серому волку она молока не дала, а козлятам дала, так что я, скорее, как козленок был. Пейте давайте.
Пьют по очереди. На губах - белые "усы".
Резвятся в прибрежной пене, с хохотом обливают друг друга водой.
- Марк Витальевич, смотрите, что я нашел! - подбегает довольный Витя. На руках - крохотный осьминог.
- Осторожнее, он кусается, - предупреждаю мальчика.
- Да? - пытается отбросить в сторону, но осьминог прилип намертво.
- Стой, - перехватываю руку ребенка, уже начинающего паниковать, добавляю каплю силы, успокаивая. Замирает, напряженно смотрит, как я подношу палец к осьминогу, и тот тут же соскальзывает на песок.
Осьминоги меня тоже боятся. Как и рыбы, впрочем.
Подхватываю моллюска и кидаю в воду.
Надеюсь, не умрет от страха.
- Там еще крабы есть, - сообщает Витя.
- Есть, - соглашаюсь.
Оборачиваюсь на шуршание песка.
По песку вышагивает Аугусто, не отрывая взгляда от плавающих детей.
- Тоже хорошее дело. Я что пришел. Пробудился еще один.
- Поздравляю, - искренне говорю.
- Назвал Камнем, - садится на песок, прищурившись, смотрит в небо. Вздыхает, поправляет шляпу. - Все-таки на Каменном острове восстал...
- И остальных ты, получается, тоже Камнями обзовешь? - фыркаю.
Хохочет.
- Обязательно! Как я не подумал об этом! Ты даже не представляешь, как ты облегчил мне жизнь!
- Всегда пожалуйста, - улыбаюсь.
- Навестишь?
- Ночью, - киваю.
- А, когда эти спать будут, - всматривается в детей. - Слушай, а почему только у одного метка?
- Потому что кое-кто поклялся кровью, что не тронет их, - пожимаю плечами. - Не напомнишь, кто?
- Да был один, ты его чуть не придушил вроде. Ты не бойся, он помнит, - зачерпывает песок. - Близко не подойдет.
- Надеюсь. Кстати, я у тебя в деревне еду людям регулярно буду брать. Не возражаешь?
- Да ничуть, - ложится на песок, надвинув шляпу на лицо. - И себе бери.
- Спасибо.
Мальчики копаются на берегу, строя только им ведомые сооружения из песка. А вот Аня аккуратно плывет вдоль линии прибоя все дальше и дальше.
Поднимаюсь на ноги.
Догнать Аню - минутное дело. Приближаюсь и ощущаю запах страха.
- Что случилось, маленькая? - спрашиваю у хмурой девочки.
- Не хочу его видеть, - отворачивается Аня.
- Ты про Аугусто?
Закусывает губу, наклоняет голову.
- Не бойся, - повторяю в который раз за последние сутки. - Пока я рядом - тебе никто не причинит вреда. Ни он, ни кто-то еще. Я поклялся, ребенок.
Проводит ладошкой по поверхности воды, морщит лоб.
- А расскажите... о вас.
...Боль. Вечный голод. Ненависть мироздания во время захода или восхода. Вкус крови, солоновато-сладкий, и терпкий глоток последнего вздоха. Безвкусие обычной еды, пустота воздуха в груди.
Многие поколения одинаковых лиц вокруг.
Притворство...
"Нас мало..."
Нет, не так.
"Я умею летать..."
Тоже не то.
"Я убиваю..."
Об этом я даже не заикнусь.
- Когда-то я тоже был человеком, - нахожу наконец подходящие слова. - Таким же, как ты или любой другой в этом мире. Пока не встретил того, кто обратил меня. Это было очень давно. Настолько давно, что за все это время успели смениться целые эпохи. Цивилизации рождались и возникали. Египет, Греция, Рим. Учила в школе историю?
- Да, - кивает. - У нас называется "История Древнего Мира".
- Ну вот. Я родился в то время. Затем меня обратили, и дальше я уже существовал тем, кто я есть. Мы называем себя allil, что в переводе обозначает "Дитя Ночи". Название это вполне логично, учитывая, что выносить солнечный свет мы учимся целых двести лет. Кстати, именно поэтому Апрель... Антон Генрихович днем из дома не выходит.
- Я заметила, - кивает.
- А в целом... мы мало отличаемся от людей, - лгу, говоря правду.
- Вы будете пить мою кровь?
Allil сложно удивить, но Ане это удается. Недоумеваю доли секунды, но потом качаю головой.
- Нет, Анют. Я не пью кровь друзей.
Резкий запах неприязни разливается вокруг.
Не понял.
Протягиваю руку и касаюсь головы девочки. Она пытается отстраниться, но безуспешно.
- В чем дело?
- Ну, - поддается моей силе, - а мамину вы пили.
Вот оно что. Она про Таиланд.
- А, это, - улыбаюсь. - Это было нужно для того, чтобы найти твоего брата. Кровь родственников похожа. Знаешь, как собаки ищут след? Так и я. Только они могут понюхать какую-нибудь вещь, а потом искать, а мне для этого нужна кровь. Совсем немного, так, для вкуса. Зато потом я могу найти человека на очень большом расстоянии.
Кивает, сосредоточившись.
- А меня сможете найти?
- И тебя смогу, - соглашаюсь.
- И Рому?
- И Рому.
- И Витю?
- И Витю.
- А мы тут долго будем? - вдруг переводит разговор.
- Тут - это на острове? - уточняю.
- Да.
- Недолго. Вам же в школу возвращаться надо.
Запах разочарования.
***
Ветер сидит в углу, поджав колени, уставившись перед собой только в ему ведомую точку.
- Здравствуй, Младший, - говорю птенцу.
Молчит.
- Как у тебя дела?
Нет ответа.
Аугусто фыркает за плечом.
- Он так постоянно. В себя приходит, когда я ему еду притаскиваю, - комментирует по-итальянски.
- Это ненормально, - делаю шаг назад.
- Ой, да ладно, что с ним будет!
- Кем он был, когда жил?
- Понятия не имею, - поправляет шляпу. - Я, в отличие от тебя, плохо знакомлюсь.
Он обратил случайного?!
- Ты обратил случайного? - разворачиваюсь. - Первого попавшегося?
- Угу.
Делаю шаг вперед.
Сила колыхается волнами.
- Ты забыл правило, Младший? - вкрадчиво интересуюсь.
- Правило?! - Аугусто еле выдерживает давление, но взгляд не отводит. - К черту твои правила, Шеш!
- К черту?!
Волны густеют. Аугусто делает еще шаг назад. Черты его лица текут, изменяясь, не выдерживая.
- Двадцать шесть за шесть тысяч лет, да? - едва разборчиво говорит. Измененное лицо плохо подходит для связной речи. - И сколько из них покинуло гнездо? Двадцать? Десять? Нет, я один! Так? Так, Старший?! Я не прав? Да, давай, отправь меня в Тень!
Останавливаюсь, убирая силу.
Ободряется.
- Ты когда-нибудь спрашивал у своего Наставника, Шеш, а сколько у него было птенцов? И сколько покинуло гнездо? Нет, не отвечай. Я помню. Он тебе ведь так и не сказал, верно? А знаешь почему? Потому что у него ты тоже был один! Все его предыдущие птенцы встретили восход или же одичали. И что, ты считаешь это нормальным? - срывается на крик. - Сколько нас, Шеш? Двое, если считать взрослых allil, и пятеро вместе с птенцами, которые даже летать не умеют. За сколько, напомни мне, тысяч лет? А? И из них - трое обращены не тобой, мною!
Молчу. Аугусто сглатывает, приводит в порядок голосовые связки.
- Ты слишком человечен, Шеш. Ты живешь с людьми и живешь людьми. Ты слеп, не видишь, что их становится все больше, и скрываться приходится все усерднее. Раньше были только зеркала, сейчас же - видеокамеры и спутники. Раньше мы могли ходить без опасения в любой толпе, а сейчас... Сколько грима ты мажешь на свое лицо, прежде чем идешь в публичные места? Как часто тебе приходится убеждать встречных, что им почудилось, что ты не отражаешься в витрине, зеркале, полированной поверхности?
- А сколько из тех, кого обратил ты, выжило? - интересуюсь вместо ответа, когда Аугусто замолкает.
- Пока только Апрель и еще двое, - кивает на Ветра. - Но малыши не считаются.
- А сколько ты обратил? - прищуриваюсь.
- Какая разница?!
- Нет, Младший, - выплескиваю силу, но уже контролируя. - Ты укорял меня тем, что у меня выжило мало птенцов. Так я задаю тебе этот же вопрос - сколько твоих? Сколько ты обратил?
- Девяносто восемь, - недовольно говорит. - Но...
- Девяносто восемь? Значит, пятьдесят семь ушли в Тень, так? И скольких из них убил ты, исполняя долг?
- Я...
- Сколько?!
- Шестьдесят четыре.
Смаргиваю, не понимая, почему подсчеты не сходятся.
- Девяносто восемь без этих сорока двух, - поясняет. - То есть всего сто сорок. Ну, тридцать три ушли в Тень сами. Тридцать девять спят.
- Сто сорок всего? - медленно переспрашиваю.
- Да...
Мгновение, и Аугусто корчится на каменном полу, прижатый моей рукой и силой.
- Каждый, кого ты обратил - твой птенец, - цитирую слова Наставника. - Ты обязан его встретить после пробуждения. Ты обязан научить его всему, чтобы он выжил. Каждый, в ком твоя кровь - твой собрат. Ты обязан заботиться о нем больше, чем мать заботится о своем дитя. Ты отвечаешь за него. Его уход в Тень - твоя вина. И она не искупима ничем.
- Думаешь, ты чище меня, потому что на тебе лишь двадцать пять ушедших? - умудряется спросить Аугусто, барахтаясь. - Да, давай. Отправь меня в Тень. А потом Апрель тебя туда же смахнет, потому что у него будет двадцать четыре, так, да?
Отпускаю.
- Ты не тем решил меряться, Шеш, - Аугусто демонстративно потирает шею. - У нас слишком маленький процент выживаемости, так что надо не по одному в четверть века обращать, а чаще и больше. Намного больше. Тогда хотя бы раз в двести лет и будет новый собрат.
- Мало глотнуть нашей крови, - качаю головой, - если он слаб - кровь не поможет. Сделает хуже.
- Ага, ты каждого так выбирал, да. А толку?
- А ты брал случайных. Толку? - возвращаю ему его же фразу.
- А это, дорогой мой Наставник, - слово "Наставник" выделяет интонацией, - жизнь покажет.
- Весна покажет, кто где... - говорю присказку по-русски.
- Именно! - широко улыбается Аугусто. На лице вновь безмятежность.
Подхожу к Ветру, касаюсь силой. Дергается, поднимает на меня мутный взгляд, в котором плещется голод.
- Когда ты его кормил? - спрашиваю Аугусто.
- Позавчера. Девочку принес. Молоденькую такую, сладкую. Так пахла...
Мне это не интересно. Аугусто всегда был неравнодушен... к женскому полу. И это сохранилось, только трансформировалось.
- Хочешь есть? - интересуюсь на бенгали столетней давности.
- Да, сахиб.
- Не сахиб, - поправляю птенца. Я уже говорил ему об этом, но он, видимо, забыл. - Меня зовут Шеш. Для тебя я - Старший. Повтори.
- Старший, - выговаривает с трудом. Черты лица плывут.
- Ты сильнее голода, - говорю. - Повтори.
- Я... сильнее... голода.
- Повтори еще раз.
- Я... сильнее голода.
- Голод будет с тобой вечно. Не думай о нем. Как ты не думал о слепнях и оводах. Закрой глаза, - кладу руку на голову Ветра.
Трудно.
Аугусто с интересом вслушивается в мои слова.
- Мне ты так не объяснял.
- Потому что ты не был случайным, - недовольно отвечаю.
Подчиняясь моей силе, Ветер расслабляется. Лицо вновь приобретает человеческие черты.
Именно поэтому птенцов нельзя оставлять одних. Тень всегда рядом. И она ждет.
Алена как-то спрашивала, что мы будем делать, если появится кто-то, кто питается нами.
Но ждать - не надо. Он уже есть. Она. Тень. Тьма.
Голод накатывает.
Именно поэтому только сильный allil может заводить птенцов.
Кажется, я просижу в убежище с малышами не час и не два.