Бисеренко София : другие произведения.

Тот, кто рядом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    в процессе... Комментарии удалились нечаянно(((( Основной файл.

   Пасмурно. Кажется, что уже вечер, от этого не по себе. Но день. До захода далеко.
   "Привет!" - стук по клавишам.
   "Привет!" - строчки в ответ.
   "Как тебя зовут?"
   Раньше так было нельзя. Раньше знакомились лицом к лицу. Хорошо это или плохо? Не знаю.
   Я давно уже не определяю ничего однозначно. Общество меняется. То, что раньше было невозможным, недопустимым, сейчас - в порядке вещей.
   Наверное, знакомство в чате все-таки хорошо. Беседа ни к чему не обязывает. Если же возникнет желание встретиться, то договориться можно без проблем.
   Раньше так было нельзя.
   Последнее время я стал слишком зациклен на прошлом. На том, что было, и чего нельзя вернуть. На людях, которые уже умерли. На событиях, которые прошли мимо учебников истории. На местах, изменившихся до неузнаваемости.
  
   Отодвигаюсь на стуле от клавиатуры, вглядываюсь в сизые тучи. Все-таки скоро закат.
   Встаю со стула, иду к двери в другую комнату.
   Хорошая дверь, тяжелая. Плотно прилегает, без зазоров. И комната хорошая, без окон. Маленькая, но для ожидания большая не нужна.
   Все привычно. Все отработано. Не первый раз приходится пережидать закат.
   Момент соприкосновения солнца с горизонтом ощущается сразу. Воздух становится свинцовым, темнота наливается красным. Мироздание пытается исторгнуть из себя чужеродное, больное, лишнее.
   Меня.
   Не дышу. Простые действия, присущие живым, сейчас излишни.
   Я знаю, что солнце ползет за горизонт. Медленно, сопротивляясь, желая дождаться, когда его жертва все-таки подставит себя пламенеющим лучам, веря в свою неизменную победу.
   Не в этот раз.
   Отпускает меня, как и всегда, внезапно. На всякий случай выжидаю еще пару минут, затем выхожу.
   Кидаю взгляд на календарь напротив...
   "Восход - 7:40"
   ...и на часы.
   "20:29"
   11 часов относительной свободы. И относительной безопасности.
   "Извини, отходил", - ничего не значащая строчка.
   "ОК", - такой же ответ.
   Объяснения, оставляющие свободу воображению. Можно придумать что угодно.
   И все будет правдой. И ничего.
   "Скоро ужинать пойду", - правда. Но что представляет себе мой невидимый собеседник? Макароны с котлетами? Тарелку наваристого борща? Или холостяцкие пельмени из ближайшего супермаркета?
   Не имеет значения, потому что ничего из этого не будет правдой.
   Еще немного пустой болтовни. Один, два, три часа - какая разница?
   "Пока!"
   "Пока!"
   Сколько их было на протяжении моего бытия? Много или мало?

***

   Говорят, мы не способны на чувства, потому что у нас нет души. Вполне может быть, что и нет. А насчет чувств и эмоций... За многие сотни лет многое переоценивается. Многое становится банальным.
   Первая влюбленность - это пожар. Вторая - огонь. Третья - пламя. А бывает ли восемьсот шестьдесят четвертая влюбленность?
   Действия отыграны до мелочей. Эмоции прочитаны. Как давно изученный танец.
  
   Сумерки, робкая улыбка. Сейчас кивнуть. А вот на этом слове - нахмуриться. Нет, не сильно, ровно настолько, чтобы было заметно.
   "Раз-два-три, раз-два-три..."
   Цветок. Не дорогой, наверное, вот этот. Как будто случайно купленный у торговки.
   "Шаг, поворот, еще шаг..."
   Поцелуй. Еще не время, поэтому легко в щеку. Да, вот чуть выше ямочки.
   "Ведем, ведем! Раз-два-три..."
   Все привычно, все отработано.
   Скучно.
  
   Подхожу к шкафу. Черные брюки, черная рубашка. Высокие сапоги того же цвета, плащ.
   Гляжусь в зеркало. Безголовый манекен машет мне рукавом, приседает, эффектно взмахивает плащом. Улыбаюсь, но по ту сторону стекла ничего не меняется.
  
   Свое лицо я вижу только на рисованных портретах.
   Выключаю свет и выхожу на балкон.

***

   Моя квартира расположена на последнем этаже. Вытягиваюсь и неслышно поднимаюсь в воздух, мелькнув темной тенью.
   Потому и надеваю - черное.
   Люди никогда не смотрят в небо ночью. Но даже если и посмотрят, вряд ли увидят. Охота обещает быть удачной.
   Пьяненький мужичок, покачиваясь, бредет в полутемном дворе. Неслышно снижаюсь, делаю круг почти у него над головой. Нет, не пойдет. Не люблю привкус алкоголя.
   Молодая девушка выгуливает крупную собаку. Собака не помеха. Стоит мне приблизиться, как она убежит.
   Меня боятся все животные, кроме кошек и лошадей. Почему так, не знаю. Коты, кошки же чувствуют себя рядом со мной уверенно и, можно сказать, нагло.
   Кошек я люблю, и, вопреки стереотипам, белых. А вот лошадей не люблю. Совсем.
   Снижаюсь настолько низко, что чувствую ее запах даже сквозь шлейф духов.
   - Бони, Бони!
   Собака уже далеко. Вижу, как мчится прочь.
   Я вижу даже в кромешной тьме.
   Слабый луч фонарика шарит по земле, по кустам, подавая тщетную надежду, что Бони где-то рядом.
   Увы.
   Встаю на землю у нее за спиной. Почти вплотную.
   Мое лицо претерпевает изменения. Челюсти выдвигаются, зубы заостряются. Ощущаю, как пульсирует ядовитая железа.
   Опасность она ощущает в самый последний момент. Пытается резко обернуться, но я быстрее. Прижимаю ее к себе и привычно надкусываю шею.
   Лучше, конечно, предплечье, но оно скрыто плотным рукавом пальто. Прогрызаться сквозь толстую ткань еще то удовольствие.
   Тело в моих руках дергается, вздыхает и обмякает. Яд проникает из зубов в ее кровь, обездвиживая.
   Паралич продлится недолго, но мне этого хватит. Обхватываю ее под мышками и поднимаюсь в воздух.
   Далеко искать место не надо - темная крыша шестнадцатиэтажки в моем распоряжении.
   Бережно укладываю ее на ровную поверхность. Она не шевелится, лишь глаза выдают присутствие жизни.
   Она боится.
   Аккуратно высвобождаю ее руку из плена пальто, закатываю тонкий шелковый рукав блузки, провожу пальцами по гладкой коже. В темноте она словно светится.
   Голод сводит челюсти, но стараюсь не торопиться. Припадаю к локтевому сгибу, прокусываю нежную плоть. Рот заполняется теплой пьянящей жидкостью.
   Голливудские "ужастики" про вампиров я ненавижу. Полуголые артисты с бездарно вылепленными пластиковыми клыками размазывают по себе томатный кетчуп, призванный изображать кровь, при этом томно закатывая глаза.
   Когда вы едите суп, вы тоже растираете по лицу куски вареной картошки или вермишели?
   Я ем аккуратно, стараясь не проронить ни капли драгоценной влаги, вовремя выпуская в кровь новую порцию парализующего яда, не давая ей пошевелиться.
   Я ем, не отрывая взгляда от ее глаз, которые постепенно обезличиваются, заполняясь потусторонней пустотой.
   Наконец она вздыхает последний раз. Взгляд мутнеет, а в меня втекает то, что было ее жизнью.
   Отпускаю ее запястье. Голод слегка успокаивается, но не проходит совсем.
   Но больше нельзя.
   Беру тело на руки. Оно кажется тяжелее, хоть на самом деле стало на несколько килограммов легче.
   Поднимаюсь в ночное небо и направляюсь к подлеску на окраине города.
   Домой возвращаюсь так же, как и уходил - через балкон.
   Кошка моего отсутствия не замечает. Свернувшись теплым клубком на диване, сладко дремлет.
   Прохожу на кухню, насыпаю ей в миску корм.
   Уже не спит, уже бежит, заслышав знакомые звуки. Провожу по мягкой спинке рукой, улавливая вибрирующее мурчанье.
   Кошки вечны.

***

   Открываю браузер, вбиваю в строку знакомый адрес. "Личные сообщения", есть новые.
   "Хочеш стать вомпиром?"
   Криво улыбаюсь. Очередной малолетний идиот, насмотревшийся "кина", прогуливающий уроки русского языка.
   Отвечать не буду.
   Щелкаю следующее письмо. А вот это интересно.
   "Видел ваш ролик в сети, заинтересовался. Готов заплатить за доказательства".
   Стоит внимания хотя бы потому, что сумел найти автора ролика, то есть меня, на просторах Всемирной Паутины.
   Ну, мы тоже не лыком шиты.
   Щелкаю два раза по иконке на "Рабочем столе", запуская "Нюхача". Хорошая программа, отыщет кого угодно в любой точке мира.
   Оп-па. Отправитель-то рядом - в этом же городе, хоть и в другой части.
   Открываю базу данных провайдера, гляжу точный адрес.
   Забавно.
   Еще пара нажатий мышкой.
   "Федоров Иван Петрович, директор ООО "Нептун-Б", сорок восемь лет, вдовец, две взрослых дочери-близнеца..."
   "Нептун-Б" знаю. Гонят конфискат в столицу. Ваня вполне обеспечен, заплатить сможет. Поиграем.
   "После предоставленных доказательств вы должны перевести сто двадцать тысяч рублей на указанный счет".
   Анонимный счет в одном из столичных банков.
   Две недели проходят, как обычно. Охочусь, общаюсь в чате, выполняю мелкие работы на сайте фрилансеров. У меня есть постоянные заказчики, хоть мои услуги и стоят дорого. Но, как говорят люди, "качество превыше всего".
   С абсолютной памятью, ускоренной реакцией и без потребности в сне я являюсь лучшим работником.
   Полученными деньгами оплачиваю коммунальные услуги, закупаю кошачий корм. Мне обычная еда не нужна. В кухню я захожу редко, разве что кошке еды положить.
   Вампиром быть выгодно.
   Другую работу беру нечасто. И полученные с нее деньги я трачу на другое. Например, на покупку документов раз в пятнадцать-двадцать лет.
   "Ой, как вы хорошо сохранились!"
   Через тридцать лет вместо комплиментов достаются подозрения.
   Кошка взбирается на колени, перешагивает на стол, отпихивая меня от компьютера, и укладывается вдоль клавиатуры. Яркий зеленый глаз слегка приоткрыт, ухо скошено.
   Презрение и важность. Важность и презрение.
   Кошки вечны.
   Тыкаю пультом в сторону телевизора.
   "Второго апреля в 22:30 ушла из дома и не вернулась Кислицына Виктория, 22 года..."
   "Десятого апреля ушел в школу и не вернулся Искоркин Витя, 17 лет..."
   "Семнадцатого апреля пропала Пуго Анна, 41 год..."
   Клац, клац.
   Телевизор снова смотрит на меня пустым серым экраном.
   Не люблю "Вести". А охоту стоит перенести в соседний город. Пара часов на "дорогу", то есть полет, - не большая уступка надвигающейся общественной панике. Только дебил не заметит разницу в неделю между жертвами.
   Чаще нельзя.
   Реже - не могу.

***

   Распаковываю столичную "симку", вставляю ее в новенькую "Ноклу", купленную "по дешевке" в соседнем Китае. Естественно, никаких таможен и прочей ерунды. Пограничникам и в голову не придет, что есть те, кому госграницы "до лампочки".
   Снова тыкаю мышкой в компьютере.
   Отлично. Теперь будет казаться, что с телефона идет роуминг в Москву. А на телефон моему собеседнику будут звонить... скажем, из Новосибирска.
   В одну из ночей навещаю "спящего красавца". Живя на восемнадцатом этаже в элитной "свечке" в центре города, Ванечка не боится спать с незапертым балконом. Мне это удобно.
   Втягиваю в себя запах. Добыча.
   Накатывает приступ голода.
   Не сейчас.
   Аккуратно надкусываю предплечье, расслабленно лежащее поверх одеяла. На этот раз в моем яде не содержится антикоагулянта, только парализатор.
   От укуса "объект" просыпается, пытается пошевелиться.
   Паника расползается в воздухе удушливой вонью. Зрачки расширяются, дыхание сбивается.
   - Не бойтесь, Иван Петрович, - мой голос спокоен. - Мы договаривались с Вами насчет доказательств.
   Глаза суетливо косят куда-то в сторону. Какой-нибудь пистолет, как пить дать. Только не дотянется Ванечка. Мой яд надежнее любых веревок.
   Подхватываю обмякшее тело, дотаскиваю до балкона и переваливаюсь вместе с ним за ограждение.
   Хорошо, что могу не дышать. К панике добавляются вовсе неприглядные "ароматы".
   Но он в сознании и жив. Мой яд не даст ему умереть от сердечного приступа или "упасть" в обморок. Да и вообще ему теперь не страшны сердечные заболевания. Вот такой я лечебный. Если не питаюсь, конечно.
   Поднимаемся над городом, над освещенным центром. Вдали - темные окраины.
   - Не бойтесь, - повторяю снова. - Не упадете.
   Не упадет, конечно. Пока я рядом. Пока гравитационный вектор перенаправлен в заданном объеме. А как иначе летать? Плащом махать или реактивный принцип использовать? Как вы себе это представляете? Не смешно, вообще-то.
   Делаем широкий круг над центром города. Понимаю, что яд заканчивает свое действие, и возвращаюсь в покинутую квартиру.
   - Хотите увидеть еще что-то?
   Судорожный вдох.
   - Н-н-нет, спасибо! - сам удивлен, что может говорить.
   Киваю.
   - Тогда ожидаю оплаты в течение недели. Думаю, вы осознаете, что обманывать в данной ситуации не стоит, - позволяю лицу измениться.
   Ухожу, не попрощавшись.
  
   Через неделю проверяю карту в одном из близлежащих городов. Сумма переведена до копейки.

***

   "Привет, как дела?" - стандартная реплика в чате.
   "Все хорошо", - такой же стандартный ответ.
   "А есть фото?"
   Клац, клац.
   "Вампиром быть круто!"
   "Я хочу жить вечно!"
   "Не надо покупать булочки!"
   Тьфу.
   Они не знают. Не ведают проклятия.
   Вечная борьба с голодом. И скука. Скука смертная.
   Раз в неделю. Стабильно, без отпусков - охота. Чаще нельзя. Реже - тоже. Те, кто охотится чаще - теряет разум. Мы пьем не кровь, мы пьем жизнь. Никаких пластиковых пакетиков с красной жижей. Не поможет. Кровь - носитель жизни. Какая жизнь в том, что вне тела?
   Есть редко - больно. Очень больно. Хотя - и не так опасно, как есть часто. Только боль ведь тоже сводит с ума. Не сразу.
   Когда-то я прожил без еды больше года. Думал, уйду в Тень.
   Пятьдесят девять недель. Пятьдесят девять раз пропустить охоту.
  
   ...Холодные стены. Решетка, покрытая толстым слоем серебра. Запах.
   - Эй, ваше сиятельство, поймали-то упыря.
   - Хорошо, Микаэль.
   Шаги.
   Отрываю голову от каменного пола. Запах заглушает все. Голод становится невыносимым. Пытаюсь удержать изменения, но голод сильнее. Лицо то вытягивается, то снова становится человеческим.
   - Вот ты какой, вампир.
   - Что тебе нужно? - мой голос звучит глухо и неразборчиво - мешают изменения.
   - Ничего. Я хочу посмотреть, долго ли ты протянешь без крови, нежить.
   Голод кидает вперед. Раздается шипение, идет дым. Отскакиваю в бессилии. Ожоги от серебра заживают очень долго.
   Презрительный смех.
   От голода мутит сознание...
  
   ...Шаги.
   - Сдох-то, упырь, говорю!
   - Да с чего бы!
   - Да так, вот смотри, усох весь, как хворост! С той осени, чай, не заходили. Как их покойное сятельство кровососа закрыли тут, так и оставили, а их нынешнее сятельство о нем не ведает-то...
   Тычок в бок. Слышу, как ломается ребро.
   - Точно усох!
   Ничего не могу. Даже обычные органы чувств не работают - слышу чем-то другим.
   Скрип. Снова шаги. Еда.
   Издаю зов.
   Последнее средство. Приманить добычу любой ценой. Инстинктивно, независимо от разума, от сознания. Зов.
   Против зова не может устоять никто.
   Так и эти. Встали на колени рядом со мной, выхватили ножи. Одна мысль осталась - как лучше мне едой послужить. Были бы у меня зубы целы - они бы встали поудобнее, руки оголили. А когда я на хворост сухой похож - то сами вены вскроют.
   Вскрыли.
   Капли крови ощущаются, как раскаленное олово. Невыносимо больно.
   Первый падает от слабости, но сердце еще бьется, выталкивая жизнь.
   С его последним ударом я открываю глаза.
   Вокруг меня еще трое. Плевать.
   Выпиваю всех.
   Пережидаю закат, выхожу наружу и слабой тенью уношусь прочь...
  
   На месте того замка я побывал спустя двести лет.
   Холм, заросший травой.

***

   "Хочешь, фото пришлю?"
   Улыбаюсь. Пусть пришлет, мне не жалко.
   С фотографии на меня глядит молодая женщина тридцати лет. Быстрого взгляда достаточно, чтобы определить ее семейное положение, количество детей и профессию. Хотя за последнюю сотню лет многое поменялось. Сейчас женщины в тридцать зачастую выглядят моложе, чем сто лет назад в двадцать. Да и рожают сейчас не восемь-девять детей, как тогда.
   "Ты красивая!"
   Обычная, привычная лесть. Но действует. Незримо ощущаю, как собеседница по ту сторону экрана улыбается.
   Лезу на форум. "Сообщения", "Входящие", "Новые"...
   Одно сообщение. От Ванечки.
   "Нужны ваши услуги по профилю. Оплата высокая".
   Усмехаюсь. Не первый раз мне делают такие предложения.
   Достаю телефон, выхожу на балкон и привычно вылетаю в темноту. Зависаю над вышкой сотовой связи в ближайшей деревеньке, набираю номер Ванечки.
   - Добрый вечер, Иван Петрович.
   В трубке полувздох-полувсхлип.
   - Эм... здравствуйте...
   - Вы мне оставляли сообщение, - продолжаю тем же спокойным голосом.
   - Э... да... А мы можем... можем встретиться... - суетится, проглатывает звуки.
   - Нет, - перебиваю его. - Мы уже встречались.
   Ванечка еще раз вздыхает настолько противно, что я словно ощущаю его дыхание у себя около уха.
   - Но это не телефонный...
   - Телефонный, - снова одергиваю я. - Для посторонних Вы сейчас звоните в Москву на номер интернет-магазина и слушаете их автоответчик.
   Местный телефонный оператор не подозревает о том, что у него гостит маленькая программка, дающая ложную информацию о вызовах.
   В трубке сиплое дыхание.
   - Точно?
   - Иван Петрович, - говорю уверенно, но в то же время напутственно, - это Вы ко мне обратились, не я. Поэтому Вы будете выполнять мои условия, а не я - Ваши. Я знаю, что Вы от меня хотите. Поверьте, Вы - далеко не первый с подобным предложением за время моей, - тут позволяю себе сделать паузу-намек, - жизни.
   Кажется, что его страх просачивается с радиоволнами в мобильный.
   - Да, но...
   - Специалист моего класса, - продолжаю тем же тоном, - стоит гораздо больше, чем Вы себе представляете, но в честь нашего знакомства иду Вам на уступки.
   Объясняю, как ребенку. Все-таки Ванечки чаще бывают дураками, чем царевичами.
   Ванечка думает. Слышу, как скрипят шестеренки в его заржавевших мозгах.
   - Хорошо, - наконец выпаливает он, словно совершая прыжок с обрыва. Причем самоубийственный прыжок. - Ваши условия.
   - Два миллиона рублей. Имя, фамилия, отчество, возраст, город. Это необходимые и достаточные требования. Можете, конечно, добавить что-нибудь еще к информации или, - тут я позволяю себе улыбнуться так, чтобы отразилось на речи, - к вознаграждению.
   - Хорошо, куда прислать?
   - Я пришлю Вам электронное письмо, Иван Петрович, - говорю я и нажимаю "отбой", не прощаясь.
   Другая работа.
  
   Дома отсылаю Ванечке номер счета, на этот раз в Санкт-Петербургском банке и электронный адрес, куда отослать информацию.
   Ванечка послушно выполняет инструкции.
   Письмо от провайдера не уходит - работает еще одна маленькая программа. Она ловит отправление, шифрует и перекидывает мне.
   А на электронный адрес уходит безобидное рекламное предложение от ООО "Нептун-Б".
   Не подставлять заказчиков - одно из моих правил.
   "Шелехов Михаил Николаевич, 53 года". Ванечкин сосед и деловой "партнер". За два дня "Нюхач" вытащил мне самые мелкие подробности его жизни. Хотя это не необходимо.
  
   Михаил Николаевич курил. Курил, стоя на балконе четырнадцатого этажа. За окном, в комнате, шло веселье.
   И курение было последним, чем Михаил Николаевич занимался в своей жизни.
   "Вчера ночью с балкона своей собственной квартиры выпал предприниматель Шелехов Михаил..." - вещает телевизор.
   Не сам выпал, разумеется.
   Через сутки проверяю счет.
   Два миллиона.

***

   "Пришли свое фото?"
   Вздыхаю. Неоткуда взяться моей фотографии. Вот рисунок... Но рисунок похож на меня лишь отдаленно.
   Открываю папку с фотографиями. Случайные люди, которые попали в объектив. Выбираю наиболее похожего на меня нынешнего.
   Отсылаю.
   "Ты интересный..."
   Знаю.
   "А я живу в Хабаровске".
   И это знаю. "Нюхач" выдал мне твое имя еще две недели назад. Калинина Алена Викторовна, тридцати лет, трое детей, замужем, бухгалтер. Работает в ООО "Евлен".
   "И как там?"
   Что ж ты за девица-красавица, Алена? Чем же ты так зацепила меня, что каждый вечер с тобой беседую через километры расстояний?
   Надо бы тебя проведать, посмотреть на тебя.
   Кошка смотрит зелеными глазами. Немигающий взгляд, как будто понимает.
   Аккуратно заталкиваю ее в переноску, устланную теплым одеялом. Спи, маленькая. Упаковываю в сумку ноутбук. Впереди Хабаровск.
   Кошка жалобно мяукает. Ей хочется наружу. Хочется свободы. И совсем не хочется нестись по темному небу куда-то в неизвестность.
   Закрываю воду, отключаю электричество, запираю окна изнутри. Большой соблазн вылететь через окно, но незваным гостям незачем давать лишний шанс.
   Выхожу в подъезд, перехожу на общий балкон.
   А вот отсюда лететь уже можно.
   Впереди Хабаровск.
  
   Не люблю сопротивление воздуха. Лететь неудобно. Вектор вектором, но инерцию еще никто не отменял. И так почти четыре часа.
   Делаю круг над ночным городом. На востоке занимается заря.
   А вот и подходящее место. Снижаюсь и практически втискиваюсь в узкое подвальное окошко. Мои инстинкты помогают найти наиболее темное место, чтобы переждать восход.
   Укутываюсь в плащ. Снаружи я выгляжу как кокон, и это меня устраивает. Главное, чтобы не появились любопытные. Но обоняние меня не подводит - людей здесь не было уже давно.
   Привычно пережидаю. Затем выпускаю кошку. Хорошее животное, умное. Понимает, что надо делать. И делает. Сделав дела, влезает обратно. Путешествует со мной не первый раз.
   Из подвала выбираюсь тем же путем. Меня никто не замечает.
   В фирменном магазине покупаю презентабельный костюм. В ближайшем ателье тут же его глажу. В другом месте обзавожусь мягкими кожаными туфлями. Прежнюю одежду сворачиваю в тугой рулон и прячу в сумку, приобретенную тут же. По дороге впихиваю кошке в переноску немного еды.
   Кошка ест и терпит.
   Покупаю в киоске местную газету бесплатных объявлений, телефон и сим-карту.
   - Алло, агентство недвижимости? Подскажите, меня интересует двухкомнатная квартира на Ленина. Второй этаж? А есть что-нибудь на последних этажах? Лучше в новостройке. И обязательно с темной кладовкой. Можно трехкомнатную. Нет, четыре комнаты много. Коттедж? Нет, не устраивает.
   Девица в агентстве, почуяв "денежного господина", готова лезть из кожи вон, лишь бы мне угодить.
   Солнце припекает.
   - Ой, у вас кошка! - лицо хозяйки квартиры перекашивается.
   Кошка. Неудобство? Как вы смотрите на доплату? Согласны? Залог увеличенный? Без проблем. Чем занимаюсь? Бизнесом. Приехал пока на неделю. Съеду с кошкой вместе, не беспокойтесь.
   Успокаивает хозяйку мой американский паспорт, "случайно" вынутый вместе с российским. Да, два гражданства.
   Подписываю договор, получаю ключи и выпроваживаю обеих дам из моего нового жилища. И даю кошке долгожданную свободу. Кошка тут же мчится в туалет. Лоток ей не нужен - прекрасно обходится унитазом.
   Наливаю ей воды, накладываю корм.
   Закрываю шторы, при этом не забыв отпереть балконную дверь, распаковываю ноутбук, подсоединяю его к Интернету.
   С новосельем.
   Кладовка не радует. Забита всяким барахлом, которое мне не нужно. Дверь плохо прилегает, оставляя заметную щель.
   Затыкаю ее какой-то тряпкой.
   Сойдет. Но без плаща не обойтись.
   После захода отправляюсь к дому Алены Калининой. Обычным образом, в костюме с галстуком. Наблюдаю, как она выходит из машины около подъезда.
   А вживую она гораздо симпатичнее, чем на фото.
   Странно, что меня посещают такие мысли. Люди давно перешли из разряда "друзей" в разряд "еды". А, как говорил мой Наставник, "с едой дружить нельзя".
   Я и не дружил. Последние двести лет точно.
   Брожу по городу, пока не стемнеет. Затем переношусь на балкон своей новой квартиры по воздуху.
   Кошка меланхолично взирает на мое появление из-за шторы.
   Включаю ноутбук.
   "Чем занимаешься?"
   "Да вот, в другом городе по делам".
   "И где?"
   "Не скажу".
   "Почему?"
   "Подумаешь, что я за тобой слежу!"
   "А все-таки?"
   "В Хабаровске".
   "Врешь!"
   "Не вру. Вчера прилетел".
   Даже если и самолет ни при чем.
   В фильмах показывают, что долгоживущие участвуют чуть ли не во всех научных изобретениях. Помогают Леонардо Да Винчи, советуют Эдисону, наставляют братьев Люмьер, проектируют самолеты.
   Реальность более банальна. Да Винчи я видел только издали пару раз, и то не факт, что именно его. Долголетие не значит предвидение будущего. Да и если бы я знал, что он будет считаться великим, все равно. Все это преходяще.
   На самолете летал два раза, из них один - в качестве багажа. А первый раз был в пятидесятом году двадцатого века.
   Не понравилось.

***

   Все-таки деньги - полезная вещь. Точнее, их наличие. Меньше суток - и я "счастливый владелец" коттеджа.
   Дома в двадцать первом веке строят на редкость паршивые. Не удивлюсь, если из каких-нибудь отходов.
   Смотрю краем глаза. Трое рабочих старательно меняют деревянную дверь в небольшой кладовке на железную. Кладовка вполне подходящих размеров.
   Обхожу дом. Бывшие хозяева оставили почти всю мебель, в кухне даже сохранились занавески. Касаюсь руками нарисованной ромашки.
   Не люблю занавески. Предпочитаю жалюзи.
  
   Кошка встречает меня голодным мявом. Прости, милая.
   Пока кошка ест, брожу в просторах Интернета. Ничего нового.
   Где-то в глубине души я надеюсь встретить такого же, как я. Интернет - самое очевидное место для встречи.
   Раньше мы оставляли друг другу послания в храмах, а с приходом христианства - в церквях. Есть пара мест, куда можно незаметно сунуть записку. Если ее кто-нибудь и найдет, то все равно не поймет.
   Только свои.
   Записки случались все реже и реже. И все чаще и чаще при встречах я слышал имена - этот одичал. Тот - упокоен. Имена моих птенцов...
   Последний раз я встречал себе подобного сто двадцать лет назад. Дикого.
   Выпивая жизнь, мы выпиваем личность. И нужна внутренняя сила, чтобы сохранить целостность себя. Если питаться, не ограничиваясь - можно потерять себя. Раствориться в поглощенных личностях. Сойти с ума. Одичать.
   Дикий не имеет разума. Остаются лишь инстинкты - еда.
   Оттуда и идут легенды о нападении вампиров на поселения. В Голливуде иногда снимают фильмы на подобные темы.
   Не люблю их.
   Вообще не люблю нашу тему. Никто никогда не мог описать нас правильно. Недавно ради любопытства решил посмотреть новый фильм. Первую часть едва осилил.
   Милый юноша, обращенный в семнадцать лет и вынужденный (по замыслу сценаристов) каждый год посещать школу. Обычную среднюю школу. Выпускной класс. В результате несчастный скопил невероятно огромную коллекцию "шапочек выпускников, которые в США одевают на аналог "Последнего звонка".
   Спрашивается - зачем? Кто мешал сделать вид, что герою восемнадцать? И избавиться от необходимости встречаться с обычными людьми лишний раз.
   Не стоит никогда давать повода.
  
   ... Солнце восходит. Мучительно пережидаю, затем выхожу из убежища...
   ...Я думал, что о нем не знает никто...
   ...Ее глаза. Наполненные ненавистью и гневом. И толпа вокруг.
   - Что ты здесь делал?
   ...Рев множества глоток...
   ...Искаженное лицо "святого отца"...
   ...И решетка, покрытая серебром.

***

   "Чем занимаешься?"
   "Фильм думаю посмотреть..."
   "А завтра чем думаешь заняться?"
   "Гулять по городу... В кафе посидеть. Пойдем вместе?"
   "А пойдем!"
  
   Закрываю ноутбук.
   Кошка хитро поглядывает в мою сторону. Что тебе надо, подруга пушистая?
   "Пушистая подруга" трогает ноутбук лапой.
   Открываю его снова. Я доверяю кошачьей интуиции.
   Форум. "Личные сообщения - Входящие..."
   "Веришь в существование Детей Ночи?"
   Улыбаюсь. Такие сообщения бывают часто. Навожу мышку на "Удалить"...
   Кошка снова протягивает мягкую лапку и касается моей руки.
   Отвожу курсор. Запускаю "Нюхача".
  
   "Нюхач" работает на удивление долго, и его результаты оказываются странными - словно это сообщение писал я сам себе, тщательно шифруясь.
   Проверим.
   "Из храмов - в интернет?"
   Фраза, которую поймет только один из нас.
   Ответ приходит незамедлительно. На этот раз он написан на средневековой латыни, очень грамотной. Но литературной. С трудом продираюсь сквозь витиеватые фразы, вспоминая давно забытые слова и обороты речи. Общий смысл послания сводится к тому, что он очень рад встретить одного из собратьев. Очень хочет встретиться. В настоящий момент находится в Китае, но может добраться до любой точки Земли...
   К себе - не приглашает.
   Достаю ручку, бумагу и набрасываю короткий текст на дореформенном китайском. Одной из наших способностей является умение выборочно оставлять себе знания. Так что, если он в Китае, китайским владеет. Маловероятно, что он не оставил его себе.
   Проверим.
   Листочек сканирую и отправляю вложением.
   Ответ приходит на староанглийском.
   Играешь, что ли, собрат? Проверяешь?
   Ничего удивительного. Мало ли кто мог вызнать наши тайны. Спецслужбы какие-нибудь. То, что я не встречал себе подобных столько времени, не факт, что их нет.
   Ответ отсылаю на старославянском, причем настолько "старо", что у него тогда еще письменности не существовало. Поэтому пишу обычной кириллицей. Если речь родная, то слова можно распознать, неважно какими буквами они будут написаны.
   Мой собеседник отвечает спустя пятнадцать минут, но на современном китайском, витиевато извиняясь за то, что не удосужился в свое время изучить тот язык, на котором я ему написал.
   Слово "изучить" выделил, слегка иначе написав иероглиф. В результате появился намек на процесс, предшествующий изучению.
   Если это и происки спецслужб, то они весьма много знают. Так мастерски вести диалог, улавливая скрытые смыслы, подтексты и намеки на вещи, незнакомые даже историкам... Особенно вещи, касающиеся нас...
   Оставляю игру, пишу по-русски. Предлагаю встретиться в Благовещенске через трое суток. Этого времени должно хватить, даже если он с Антарктиды добираться будет.
   Кошка довольно щурит глаза, лежа на спинке кресла.
   Отправляю Алене письмо по "электронке". В нем одна строчка - номер сотового.

***

   Утром являюсь в свой новоприобретенный коттедж. Бригада таджиков старательно убирает оставленный мусор. Увидев меня, меняются в лице.
   Улыбаюсь уголками глаз, прохожу внутрь.
  
   ...- Слюшай, мы все харашо сделали! А это было так само, да... - черноволосый быстроглазый бригадир тыкает пальцем в жирную царапину на дверце кухонного шкафа. Абсолютная память говорит, что он врет.
   Уверен в безнаказанности. Ну-ну.
   Ловлю его взгляд, вкладываю частицу силы, и "гость из Ближнего Зарубежья" осекается на полуслове.
   - Скажи, ты хорошо спишь ночью? - едва слышно спрашиваю его на таджикском, безошибочно определив диалект родной местности по акценту. И по запаху.
   Глаза бригадира похожи на блюдца.
   - Сделай все хорошо, друг, и я не обижу.
   Мужичок мелко-мелко кивает. То ли это дрожь, то ли он действительно подтверждает свою готовность "сделать хорошо". На штанах мокрое пятно.
   - Значит, договорились, - киваю в ответ, переходя на русский и выхожу из кухни.
  
   В доме все отлично. Черная массивная железная новая дверь кладовки как будто стояла там все время. Вхожу, закрываюсь на задвижку.
   Полная темнота.
   Как и требуется.
   Щелкаю выключателем.
   Пустое пространство полтора на полтора. Стены и потолок тщательно выкрашены черной масляной краской, ядовито пахнущей.
   Мне без разницы.
   Открываю дверь, выхожу, прохожу на кухню.
   Шкафчик сияет новой дверцей, идеально подходящей по цвету.
  
   Гастарбайтеры сбились в кучку посреди двора. В руках инструменты.
   Ждут.
   Выхожу к ним, приветливо улыбаясь.
   - Спасибо, все отлично!
   Недоверие.
   Протягиваю бригадиру тугую пачку сторублевок, перетянутую резинкой.
   Синхронный выдох облегчения.
   С территории таджики исчезают в мгновение ока.

***

   Звонит телефон. Алена.
   - Ты где? Хорошо, я скоро буду.
   Прячу телефон в карман и направляюсь к калитке.
  
   Замечаю Алену у входа в кафе, где мы договорились встретиться.
   - Привет.
   Женщина замечает меня и улыбается, но от меня не ускользает ее легкое стеснение.
   - Привет, я Алена.
   - Я знаю, - говорю ей, внимательно всматриваясь в новую знакомую. Протягиваю ей руку. - Марк.
   Запах.
   Не добыча.
   Странно.
   - Я знаю, - возвращает она мне мою реплику. Ладошка у нее маленькая и нежная.
   Открываю дверь, пропуская ее вперед.
  
   - Выбирай, - протягиваю меню.
   Алена выбирает черничное мороженое, я заказываю вишневое. Через минуту нам подают две стеклянных вазочки с воткнутыми ложечками.
   - Здесь хорошее мороженое, - отмечаю я, съев пару ложек.
   Мне-человеку оно бы понравилось.
   Алена кивает.
   - Да, это одно из немногих мест в городе, где мороженое стоит того, чтобы его есть.
   Минут пять беседуем ни о чем.
   Затем я аккуратно вставляю интересующие меня вопросы, приправляя их крупицами силы.
   В браке глубоко несчастна. Муж зарабатывает больше нее, при этом считает каждую копейку, требуя экономить чуть ли не на туалетной бумаге. Закончившиеся "раньше времени" ручки вызывают тонну негатива. Выручает собственная зарплата.
   Не разводится из-за детей.
   Детей трое. Два мальчика и девочка. Погодки. Старшая в третьем классе.
   Задаю еще пару вопросов.
   В глубине души боится все менять.
   Как, впрочем, и большинство людей.
   Касаюсь ее руки, передаю немного силы, придавая уверенность и спокойствие.
   Расстаемся очень тепло.
  
   Кошка валяется на диване, лишь дергает ухом на мой приход, изображая вселенскую обиду. Подхожу, беру ее на руки, чешу мягкий живот.
   Глаз с вертикальным зрачком открывается, маленькие лапки хватают розовыми подушечками мой палец.
   Все, я прощен.
   Насыпаю в миску корм, наливаю воды.
   Пушистая хрустит едой и мурчит.
  
   В туалете освобождаюсь от съеденного мороженого.

***

   Раскрываю ноутбук, захожу на знакомый ресурс. Новых сообщений нет. Электронной почты тоже нет. Как, впрочем, достаточно часто.
   Погружаюсь в чтение новых ответов в темах на форуме.
  
   "На самом деле, пребывание в состоянии "не-жизни" достаточно интересно. Поскольку минусов гораздо меньше, чем плюсов. Во-первых, это бесконечная, ну, или очень сильно длинная жизнь. Во-вторых, усовершенствованный по сравнению с человеческим организм. Повышенная сила и живучесть, на мой взгляд, достаточно веские факторы..."
   "А что скажешь насчет необходимости пить кровь?"
   "Да, диета не блещет разнообразием, но, с другой стороны, не требуется такого большого количества продуктов питания. К тому же можно воспользоваться добровольным донором..."
   Ага. Донором. Как же. Донором-самоубийцей.
   "В крайнем случае, можно пить кровь животных. Во многих фильмах упоминается эта возможность..."
   А в случае крайнего голода человек может кору с дерева глодать. А потом животом маяться.
   "...а ведь могут появиться и полувампиры. Если вампиры существовали ранее, то, скорее всего, среди нас живут их потомки..."
   Вздыхаю и закрываю вкладку.
   Мы - вирусы на теле человечества. Мы - его СПИД. Мы можем размножаться только за счет обращения. Нет, в случае необходимости я могу качественно сымитировать "процесс зачатия", даже с семяотделением, но это все - мимикрия. В моем семени нет жизни, и женщина после ночи со мной не забеременеет, не родит.
   Воздух наполняется свинцовой густотой, и я привычно укрываюсь в кладовке, переждать.
   На этот раз пережидание переносится тяжело. Когда все заканчивается, обнаруживаю, что пальцы впились в ладонь, оставив на ней глубокие порезы от ногтей.
   Надо поесть. Я сегодня потратил силу.
   Раньше можно было не охотиться...
  
   ...Гомон толпы, крики торговцев. Свист плетей.
   Подхожу к помосту. На помосте - четверо рабов.
   - Молодые и здоровые! Всего две мины!
   - Ага, а чего они у тебя в колодках? - насмешливый выкрик из толпы. - За такие деньги я лучше осла куплю, он не сбежит!
   - За всех! - парирует торговец.
   Рабы глядят исподлобья, грязные волосы свисают на лицо клочками.
   Гомон усиливается, но желающих покупать нет.
   Торговец ждет, но напрасно. От злости он вытягивает одного из рабов плетью. Раб дергается, переступает ногами. Звенит цепь, которой он скован со своими товарищами.
   Я подхожу вплотную к помосту.
   - Я забираю их, уважаемый, - вежливо говорю я и протягиваю ему требуемую плату.
   Торговец встречается со мной глазами и расцветает в улыбке.
   - Диомид, я знал, что ты меня выручишь!
   Я улыбаюсь в ответ. Торговец протягивает мне конец цепи, которой скованы между собой купленные мною рабы.
   - Всегда удивлялся твоей силе, - снова широкая улыбка. - Вроде бы тощ, а силен!
   - Боги ко мне благосклонны, Кирос, - вежливо отвечаю я и дергаю цепь.
   Рабы двигаются за мной, тяжело передвигая скованные ноги.
   Попадающиеся по пути ослы шарахаются в разные стороны.
   До дома мы добираемся без приключений.
  
   Завожу в подвал всех четверых, снимаю объединяющие их оковы. Колодки так же снимаю, но надеваю ошейники, которые прикреплены к каменной стене подвала толстой цепью.
   Надеваю на троих из них.
   Смотрят зло, разминают руки, но нападать не пробуют.
   Изменяю лицо.
   Злость в глазах сменяется паническим ужасом. Дергаются, пытаясь убежать, но падают, отброшенные назад привязью.
   Тот, что не прикован, бросается к выходу, но не успевает. Перехватываю его руку и вонзаю зубы. Яд действует моментально.
   Вздох, и еда медленно оседает на пол.
   У его товарищей лица белые, как мел.
   - Проклятый... - еле слышный шепот.
   Поднимаю взгляд на говорящего, оторвавшись от еды. Ранки зажимаю пальцем, чтобы не брызгала кровь.
   Говоривший закатывает глаза и теряет сознание.
   Возвращаюсь к прерванному процессу.
   С последним глотком голод отступает...
  
   Страх и ненависть. Много тысяч лет страх и ненависть были единственными чувствами, которые я вызывал у любого человека. Сейчас, благодаря кинематографу, добавились слюнявые восторги. Но - заочно.
   Если бы они встретили меня - испугались.
   Некстати вспомнился Ванечка.

***

   Переодеваюсь, выхожу на балкон. Этажом ниже курят и смеются.
   Взлетаю в небо темной тенью.
  
   Направляюсь в сторону окраины. Центр города слишком хорошо освещен, к тому там понатыканы видеокамеры. Конечно, меня они не распознают, в случае необходимости - небольшой посыл силы, и техника выйдет из строя...
   Оно того не стоит.
  
   Делаю круг над местным кладбищем...
   Хор голосов.
   "...дикой ночи я приветствую Тебя! В тёмной ночи я обращаюсь к Тебе! Услышь слова любви и преданности моей! Отец мой, Сатана!"
   Не сказать, что я удивлен.
   Зависаю почти над их самыми головами.
   Черные балахоны, капюшоны, черные свечи. На земле - обезглавленный петух. Даже не черный.
   Интересно, зачем Сатане петух?
   "...стремлюсь к Тебе! Желаю стать подобным Тебе, ради большей Твоей славы!"
   В обмен на петуха? Ха-ха.
   Даже в рифму.
   Нет, местные сатанисты меня не привлекают.
  
   Поднимаюсь выше, но взгляд задерживает одинокая мужская фигура в углу кладбища. Если бы не мое другое зрение, вряд ли заметил.
   Спускаюсь пониже.
   "...явись ко мне, и выполни мою просьбу! Взываю к Тебе, о Великий Хозяин Тьмы..."
   Еще один.
   Хочу лететь дальше, но что-то останавливает.
   Запах обреченности.
   Вглядываюсь.
   Одет совершенно неподходяще для поклонника Темных Сил и даже просто для похода на кладбище ночью - серый костюм-двойка, галстук, туфли.
   Бесшумно опускаюсь сзади. Попробую узнать, что нужно этому... вызывальщику. Выпить я его успею. Думаю, Хозяин Тьмы не обидится.
   Мужчина долго что-то говорит, затем сжигает листок, который держит в руках. Оборачивается.
   И видит меня.
   Стою между двумя надгробиями. Отсвет фонаря за оградой вполне позволяет разглядеть мой силуэт.
   Специально так встал.
   Судорожный вздох и звук падения. Запах страха.
   Взираю на все это меланхолично.
   Молчание затягивается, и я лениво спрашиваю:
   - Что надо?
   Лицо в испарине, глаза не мигают.
   - Так я пойду? - говорю приветливым тоном.
   Опомнился. Встает, опираясь на памятник. Машинально пытается отряхнуть брюки от налипшей грязи.
   - Э...
   Страх сменяется недоверием и стыдом.
   - Ты звал, я пришел. Говори, что надо.
   Берет себя в руки.
   - Вы кто?
   - Дед Пихто в полосочку! - голос сочится ядом. - Последний раз задаю вопрос: Что. Тебе. Надо. От. Меня?
   Недоверие.
   Пожимаю плечами.
   - У тебя был шанс, человек. Видимо, ты можешь решить свои проблемы сам.
   Дергается, как от удара.
   - Н-н-нет. Погодите. Простите меня... Я не ожидал...
   Смотрю ему в глаза. Силу не вкладываю, но он и без этого перестает дышать.
   Жду.
   Решается.
   - Моя дочь. Лимфогранулематоз. Четвертая стадия.
   "Лимфогранулематоз" выговаривает без запинки. Теперь понятно, почему обреченность.
   - Вылечите ее! - полувыдох-полувскрик.
   - А ты мне, видимо, душу свою за это отдать собираешься? - легкий оттенок иронии.
   Кивает.
   - Да. Только пусть...
   - А зачем она мне? - перебиваю.
   Запинается. В глазах изумление.
   - Таких, как ты - у меня вагон и маленькая тележка. Это раз. А, во-вторых, ты далеко не такой великий праведник, чтобы твоя душа представляла ценность, - поясняю, как школьнику.
   Изумление сменяется растерянностью, растерянность - отчаяньем.
   - Есть другой вариант, - обнадеживаю его. - Если тебя устроит, конечно.
   Кивает. Вместо отчаянья - снова вера.
   - Мне нужен слуга. Здесь, на Земле. Тот, кто будет выполнять каждое мое пожелание и каждый мой приказ.
   Он не изумлен - ошарашен.
   - З-з-зачем?
   Не отвечаю.
   Стушевывается, отводит глаза.
   - Да... Простите, это не мое дело...
   Молчим.
   - Она точно вылечится? - хриплый голос рвет тишину, словно тряпку.
   Киваю.
   - Да.
   - И больше не будет болеть?
   Пожимаю плечами.
   - Раком - точно. Насчет простуды - не знаю.
   Мой ответ словно вытягивает из него остаток сил. Опирается-повисает на памятнике.
   - Я согласен. Что для этого надо?
   - Протяни руку и закрой глаза. Не открывай, пока не скажу.
   Крепко жмурится, протягивает правую руку как для пожатия.
   Накидываю капюшон, изменяю лицо. Перехватываю запястье. Пуговицу на рубашке не расстегиваю, а отрываю. Обнажаю предплечье до локтя и смыкаю челюсти.
   Голод накатывает.
   Делаю глоток и отпускаю руку. Возвращаю свою внешность.
   Теперь я тебя найду в любой части Земли. Ты - недоеден. И никто, кроме меня, не имеет право доесть.
   Одергиваю рукав рубашки. На ткани расплывается темное пятно.
   Судорожный вздох.
   Смотрю ему в лицо. Глаза зажмурены изо всех сил.
   - Можешь смотреть.
   Открывает глаза, как моя кошка - вначале один, потом второй. Медленно.
   - Где она находится?
   - Кто?
   - Твоя дочь.
   - В "Детской краевой"... Это на...
   Перебиваю его.
   - Я знаю, где это.
   Действительно знаю. Ее построили лет двадцать назад. Тогда я жил в Комсомольске-на-Амуре.
   У него на глазах поднимаюсь в воздух и улетаю.
   Охота-то не закончена.
   Едой становится водитель "Тойоты", копающийся с фонарем в заглохшем двигателе в одном из дворов.

***

   Домой возвращаюсь ближе к рассвету. Кошка бежит к холодильнику, требует еды, выговаривая мне за долгое отсутствие на своем кошачьем языке.
   Насыпаю ей корм и думаю о встрече на кладбище.
   Что руководило мной тогда? Почему я обратил внимание на этого человека? Зачем я решил заключить договор? И вообще - зачем мне слуга?
  
   Слуги. С незапамятных времен люди стремились получить что-то "на халяву", пусть даже и за счет договора с потусторонним. Еще до возникновения христианства существовали обряды и ритуалы вызова всяких сущностей, с которых можно получить желаемое.
   Жертвоприношения всякие.
   Мы можем дать кое-что. Не многое, но кое-что.
   Например, вылечить любую болезнь.
   Договор служения прост. Желание в обмен на жизнь. На каждый день жизни. Души или служение после смерти нам ни к чему.
   Слугой быть выгодно. По крайней мере, я своих слуг не обижаю.
   Здоровье, материальное благополучие. Долгая жизнь. Защита...
   Перечислять можно долго.
   В обмен - выполнение приказов.

***

   Утром надеваю костюм, очки-хамелеоны. Заказываю такси до "Детской Краевой Больницы".
   Больница встречает только ей присущей какофонией запахов. Хлорка, лекарства, кровь, чужая боль.
   В каком-то кабинете "заимствую" белый халат. По указателям нахожу онкогематологическое отделение.
   Принюхиваюсь, выискиваю родственный запах.
  
   Девочке лет пять. Расслабленно спит на койке, видимо, после процедур. В палате никого больше нет. Мне это на руку. Подхожу, присаживаюсь рядом.
   Девочка открывает глаза.
   - Здравствуйте, дядя доктор! - вежливо приветствует меня она.
   Запах смерти.
   - Привет! - говорю в ответ. - Как ты себя чувствуешь?
   - Хорошо, - серьезно кивает. - А мне еще что-то будут делать?
   - Да, но это не больно. Протяни руку и закрой глаза.
   - А я не боюсь уколов! - в голосе гордость.
   - Все равно глаза надо закрыть, - говорю ласково. - Иначе не получится.
   Вздыхает, но глаза закрывает.
   Ручка тонкая, как птичья лапка.
   Прикусываю ее аккуратно, максимально заострив клыки. Один глоток ее крови дает мне полную информацию о происходящих в организме процессах.
   Яда приходится выпускать много. На этот раз в его составе содержится то, что остановит размножение злокачественных клеток, а так же подтолкнет организм к восстановлению.
   Прикладываю к ранке кусочек ватки.
   - Ну, вот и все, - говорю ей ободряюще.
   Девочка привычным движением подгибает руку, удерживая ватку. Взгляд спокоен.
   - А что вы мне кололи?
   - Лекарство, которое передал твой папа.
   - Папа? - в голосе изумление.
   - Да, - смотрю сквозь стекла очков. - Оно хорошее, импортное. И ты скоро поедешь домой.
   Вздыхает. Не верит.
   - Поспи, - поправляю ей одеяло.
   Ухожу.
  
   По пути вызываю такси. Одно из правил - никогда не садиться на заднее сиденье. Водители любят смотреть на пассажиров через зеркало. В прошлое время, когда ездили на лошадях, было проще.
  
   Выхожу на улицу.
   Солнце припекает.
   Дома кормлю кошку и проверяю электронную почту.
   Письмо от собрата. На хинди. Сообщает, что прибыл в Благовещенск, горит желанием встретиться. Вдобавок - номер телефона.
   Пишу ему ответ на идиш. Если хочет продолжить игру - я не против. К тому же - лишняя страховка. Извиняюсь, ссылаюсь на хлопоты. Обещаю обязательно прибыть к назначенному времени.
   Мне некуда спешить.

***

   Перед отлетом в Благовещенск покупаю джинсовый костюм, удобные туфли-мокасины, водолазку. Осматриваю себя в зеркало. Пусть я и не вижу своего лица, но фигура меня устраивает. Переодеваюсь в свой обычный дорожный наряд - кожаный.
   Насыпаю кошке корм, наливаю воды. Открываю дверь туалета. Не первый раз ей оставаться без меня. Надеюсь, вернусь в течение суток.
   На крайний случай оставляю письмо Алене с просьбой приютить кошку. Доставку замедляю на пять дней.
   До Благовещенска долетаю за пару часов. Лечу на большой высоте, поэтому плащ покрывается ледяной коркой.
  
   Приземляюсь в одном из темных дворов. Небо уже смазано рассветом.
   На часах - половина шестого утра.
   Инстинкт приводит к плохо запертой двери подвала. Переступаю "следы жизнедеятельности псевдоразумных индивидуумов". Всегда удивляло, почему в заброшенных местах (в том числе и домах где-нибудь в глухих местах, вдали от людей) столько "кучек". Человеческих.
   Заворачиваюсь в плотный кокон.
  
   После восхода выбираюсь из подвала. Переодеваюсь в джинсовый костюм, кожаный прячу в сумку. Теперь я похож на приезжего. Или отъезжающего.
   Ловлю попутку и прошу довезти до вокзала.
  
   В зале ожидания провожу три часа. Когда открывается ближайший ларек сотовой связи, покупаю сим-карту и телефон. Для покупки использую паспорт одного из выпитых. Небольшой посыл силы, и девушка забывает сравнить мое лицо с лицом на фотографии.
   Все просто.
   Для манипуляций не нужны какие-то особые колоссальные запасы силы. Легкий толчок в нужном направлении, и все происходит так, как мне нужно.
   Выхожу из здания вокзала, набираю номер собрата.
   Не отвечает.
   Прячу телефон.
   В любом случае, в этом городе я пробуду не дольше, чем до заката. После заката я отправлюсь обратно в Хабаровск.
   У меня там кошка.
  
   Иду по улице. То там, то тут "грибки" летних кафе. Конец мая, практически лето.
   Не люблю лето.
   Выбираю скромное полукафе, где больше пива, чем всего остального. Для виду беру бутылку местного и пачку орешков.
   Снова набираю номер собрата.
   Не отвечает.
   Начинает настораживать. Он так рвался со мной встретиться, и вдруг не отвечает.
   Через полтора часа беру снова пива, на этот раз разливного и еще две пачки орешков.
   - Вы кого-то ждете? - подсаживается миловидная блондинка. Хотя... миловидная - это щедро сказано.
   Слегка отросшие у корней волосы выдают ненатуральный цвет. Помада подобрана безвкусно, духи слишком тяжелые, к тому же дешевые. Смешиваясь с запахом тела, дают не очень приятный оттенок.
   Если бы я был человеком, то этого, конечно, не учуял.
   - Не вас.
   Блондинка не сдается.
   - Ну, пока нет той, которую вы ждете, может быть, пообщаемся?
   "Той" выделяет интонацией.
   Ее настойчивость была бы неприятной, если бы внезапно не насторожила.
   Я привык доверять интуиции. У меня долгая практика.
   Принюхиваюсь.
   Страх. Неуверенность. Любопытство. Сексуальный интерес.
   Страха больше. И - запах оружейной смазки.
   Она знает, кто я такой.
   Это "подстава".
   Интуиция велит "делать ноги, а так же крылья" немедленно и сразу.
   Вида не подаю. Допиваю пиво, смотрю на часы.
   У девушки звонит телефон, она берет трубку.
   - Да, конечно, все хорошо, да, я...
   Запах напряжения.
   Встаю из-за столика, выкидываю в мусорную корзину пустой стакан и пакетик из-под орешков. Двигаюсь спокойно, максимально естественно для наблюдателя. Быстрым шагом ухожу прочь.
   - Постойте, - девушка прячет телефон и бежит за мной.
   Не оборачиваюсь и не останавливаюсь.
   Чувства обостряю до предела. Слышу топот ног не только девушки, но и еще четырех человек с разных сторон.
   Плюю на конспирацию и взлетаю вертикально вверх с максимально возможной скоростью, прижимая к себе сумку.
   Сопротивление воздуха чуть ли не выдирает ее из рук. Несколько секунд - и я на высоте, равной Останкинской телебашни. Еще десять - и я на высоте полутора километров.
   Звонок телефона.
   Останавливаюсь, достаю аппарат. Собрат.
   Или правильнее говорить - "спецслужбы"?
   С какой-то бешеной веселостью нажимаю кнопку "Ответ".
   -...лё, алё! Послушайте, мы не причиним вам вреда, пожалуйста, выслушайте...
   Я угадал. Не собрат.
   - ...все, что угодно! Алё, вы слышите меня?
   - Что вам надо? - спрашиваю в трубку, прекрасно зная, что они хотят. Поймать, исследовать, использовать.
   Пленить.
   - Послушайте... давайте поговорим, как люди...
   Хмыкаю.
   Собеседник сбивается, кашляет, но тут же поправляется:
   - ...просто поговорим. Мы не причиним вам вреда. Спуститесь, пожалуйста. Мы все объясним...
   - Нет, - говорю в трубку. "На том конце провода" словно ждут моего возражения.
   - ...что вы хотите? Мы можем предоставить любые гарантии...
   - Нет, что вы хотите? - перебиваю говорящего. - Мы уже с вами беседуем, не так ли? Совершенно не обязательно общаться лицом к лицу... До чего дошла современная техника за последние несколько десятков лет, - добавляю в голос фальшивый восторг.
   - Послушайте, - голос другой. Видимо, телефон у предыдущего собеседника отобрали, - меня зовут Феоктистов Александр Евгеньевич. Я полковник Федеральной Службы Безопасности Российской Федерации. Я вам гарантирую, что никто не причинит вам вреда!
   Полковник говорит резкими, уверенными фразами.
   Был бы я человеком, может быть, и поверил.
   - У вас есть двадцать секунд, чтобы объяснить мне, что вам от меня нужно. Время пошло.
   - Мы можем предоставить вам любые условия. Вам нужна кровь? Будет кровь, хоть каждый день, любой группы.
   - Полковник, вы, видимо, не поняли. Мне плевать на то, что вы хотите предложить. Меня интересуют ваши интересы, простите за тавтологию. А то, что вы перечисляете, у меня и так уже есть.
   - Нам нужно ваше сотрудничество, - резко выдыхает полковник.
   Хмыкаю еще раз.
   - И что я должен буду делать для вас? - ехидства в моем голосе больше, чем, собственно, самой вопросительной информации.
   - Поймите, эээ... это не телефонный разговор...
   - Телефонный, - перебиваю собеседника. - Мне плевать на вашу секретность, если вы еще не поняли. Лично у меня рядом лишних ушей нет. Если они есть у вас - то это ваши проблемы. Кто здесь представляет ФСБ, я или вы? Вам не кажется, что, не будучи способными обеспечить себе нормальный телефонный разговор, вы себя дискредитируете? И вы еще хотите что-то предложить мне?
   Полковник молчит, видимо, не привык к такой отповеди.
   В трубке щелкает, и раздается голос третьего человека.
   - Простите за предыдущего собеседника, пожалуйста.
   Улыбаюсь краем рта. Этот голос глубокий и мягкий, можно сказать, вкрадчивый.
   Не мытьем, так катаньем.
   Был бы человеком...
   - Отвечая на ваш вопрос, что нам нужно... Нам нужны ваши услуги. Не каждый день, естественно... Но, понимаете... Есть ситуации, где наших возможностей недостаточно. И именно в этих ситуациях мы просим вас оказать нам помощь. Не бескорыстно, естественно.
   Собеседник замолкает, ожидая моего ответа.
   - И какая ситуация у вас назрела сейчас? - спрашиваю, придавая голосу оттенок вежливой заинтересованности.
   ФСБшник оживляется.
   - Наш человек... за рубежом... попал в очень неприятную ситуацию. Он очень ценен для нас. Мы очень надеемся на вашу помощь, э-э-э... простите, как к вам обращаться?
   - Зовите меня "граф Дракула", - позволяю себе маленькую насмешку.
   - Мы надеемся на вашу помощь, уважаемый граф, - повторяет свою фразу собеседник, ничуть не удивляясь моему самоименованию.
   - Мне нужно подумать, - отвечаю в трубку, выждав несколько секунд.
   - Сколько времени вам нужно? - тут же реагирует ФСБшник.
   - Пара дней.
   - Хорошо, пара дней у нас еще есть, - облегченно выдыхают в телефон. - И... мы надеемся, что вы согласитесь. Когда надумаете, сообщите...
   Я не дослушиваю, а просто выкидываю аппарат за пределы объема. Он послушно улетает вниз, продолжая что-то говорить.
   Перехватываю сумку поудобнее, поднимаюсь еще на несколько километров, практически вылетая за пределы пригодной для дыхания атмосферы, и направляюсь в сторону Хабаровска, максимально ускорившись.
   Приземляюсь на полпути в Хабаровск, на какой-то опушке. Переодеваюсь в кожаный костюм, джинсовый прячу. Удаляю из организма пиво и орешки.
   Дожидаюсь заката, пережидаю.
   В квартире оказываюсь ближе к полуночи. Первым делом стираю с компьютера письмо Алене. Кошка сидит рядом и щурится.
   - Это была ФСБ, - говорю ей, - а не собрат.
   Кошка наклоняет голову, нюхает протянутую руку.
   - Я чуть не попался.
   Белое ухо дергается, словно отгоняет муху. Какая ерунда, мол.
   - Смешно, а пришлось бы тебе сидеть тут пять дней, пока моя знакомая не пришла, - увещеваю животное.
   Кошка встает, потягивается, поворачивается задом, тычет хвостом мне в нос.
   Кошки вечны.

***

   Утром захожу на сайт "Детской краевой больницы", просматриваю фотографии детей, лежащих в онкогематологии.
   "Крапивец Маша, 6 лет..."
   С фотографии улыбается дочь моего "кладбищенского" знакомого.
   Запускаю "Нюхача".
   Через час поисков узнаю, что отца Маши зовут Андрей Викторович. Матери нет, умерла при родах. Повторно отец так и не женился, посвятив все усилия воспитанию дочери.
   Работает каким-то клерком, возится с бумагами.
   Домашний адрес, рабочий адрес. Домашний телефон, рабочий телефон, сотовый телефон.
   За последние два года переезжал три раза. Каждый раз во все более и более дешевое жилье. На сегодняшний день ютится в комнате общежития в одном из худших районов города.
   Деньги, по всей видимости, ушли на лечение дочери.
   Еще пара кликов мышкой.

***

   Набираю на сотовом номер онкогематологии.
   - Здравствуйте, это отец Маши Крапивец вас беспокоит, - говорю голосом Андрея Викторовича. - Как там моя девочка?
   Мы умеем менять внешность. Но если лицо и фигура меняется не быстрее, чем в течение десяти-пятнадцати лет, то голосовые связки можно изменить в течение нескольких минут.
   Врач бормочет что-то невразумительное. Из ее монолога, тем не менее, становится ясно, что Маша стала гораздо лучше кушать, у нее повысилась активность, а анализы крови чуть ли не идеальны.
   "..конечно, все это требует подтверждения, поскольку возможна ошибка..."
   Вежливо благодарю и нажимаю "отбой".

***

   Надеваю деловой костюм и отправляюсь к Андрею Викторовичу на работу.
   Мой знакомый что-то набирает на компьютере, не замечая ничего и никого вокруг.
   Стучу его по плечу.
   Мужчина резко подскакивает, поднимает на меня взгляд.
   Не узнает.
   Это естественно, ведь он вряд ли мог разглядеть мое лицо в темноте. К тому же одежда многое значит.
   - Андрей?
   Кивает.
   - Чем могу помочь?
   - Мы уже с вами встречались несколько дней назад, вы просили помочь насчет вашей дочери.
   Узнает.
   На лице не страх - ужас.
   Улыбаюсь.
   - Маша практически здорова, могу порадовать.
   Ужас исчезает.
   Краем глаза замечаю, как сотрудники за соседними столами чуть ли не ушами шевелят от любопытства.
   Машу Андрею рукой, приглашая следовать за собой.
   - Идем.
   Мужчина растерянно переводит взгляд на компьютер, затем на меня.
   - Мне нужно закончить...
   - Забудь, - кидаю быстрый взгляд на "гроб" монитора. ЭЛТ. Скупой начальник, пожалел денег на хороший ЖК-монитор.
   - А как же...
   - Андрей, у нас договор.
   Упоминание договора его отрезвляет. Снова смотрит на компьютер. В глазах мелькает отчаянье, но он берет себя в руки.
   - Я могу удостовериться...?
   Вопрос он заканчивает многозначительной паузой.
   - Разумеется. Собственно, я за этим и пришел, - пожимаю плечами. - Полагаю, Маша будет рада встрече с отцом.
   Этот аргумент оказывается решающим. Мой слуга встает из-за стола.
   Я иду к двери, он за мной на расстоянии трех шагов.
   - Андрей, ты закончил? - слугу перехватывает какой-то полный мужчина. Распознаю в нем начальника.
   Мой спутник стушевывается, смотрит на меня затравленно.
   Поднимаю бровь.
   - Олег Максимович... мне нужно уехать.
   Олег Максимович багровеет.
   - Андрей, ты должен был сделать это вчера, понимаешь? ВЧЕРА! А ты затянул это до сегодняшнего дня! И тут ты хочешь уехать! К какой-нибудь бабе, да? Ты что, увольнения добиваешься? Так пожалуйста, забирай свою трудовую, делай с ней все, что хочешь! - срывается в крик.
   Кричит? На моего слугу?
   Касаюсь толстяка, посылаю небольшой импульс. Олег Максимович замолкает на полуслове. Пытается что-то сказать, но только раскрывает рот, как выброшенная на берег рыба.
   - Пойдем, - повторяю.
   Андрей послушно идет за мной.
   - Ты больше здесь не работаешь, - говорю мужчине. - Забудь сюда дорогу.
   - А... а трудовая? - спрашивает растерянно.
   Поворачиваю голову в его сторону.
   - Ко мне устраиваются без трудовой. По-моему, ты в курсе.
   Мой спутник машинально хватается за метку на предплечье.
   - Простите...

***

   Первое попавшееся такси отвозит нас в больницу.
   Маша весела. Возится в игровой комнате с пластмассовым динозавром ядовито-синего цвета. Меня узнает сразу и приветливо машет рукой. Переводит взгляд на Андрея и кидается к нему.
   Обнимает, лепечет что-то в ухо.
   Андрей не скрывает слез.
   Меланхолично взираю на эту сцену, попутно рассматривая девочку. Последний раз я исцелял очень давно.
   Очень.
   Нездоровая бледность исчезла. Даже вроде прибавила в весе.
   Запаха смерти нет.
   В дверях появляется врач, что-то говорит Андрею. Тот пересаживает девочку на другую руку, пытается слушать и врача, и дочь одновременно.
   "...нам необходимо все перепроверить, вы же понимаете... нужно удостовериться... конечно, иначе, чем чудом, это не назовешь... сможем через неделю, не раньше..."
   "...а дядя доктор мне сделал укол... а потом я спала... папа... а мне кашу давали..."
  
   Даю им два часа.
   Через два часа касаюсь плеча Андрея. Он через силу отвлекается от суеты с дочерью.
   - Нам пора.
   В глазах острое нежелание куда-либо уходить.
   - У тебя еще будет время.
   Мужчина нехотя объясняет ребенку, что "папе необходимо уйти".
   Маша согласно кивает, хотя ее этот факт огорчает.
  
   Во дворе больницы мой спутник вытаскивает из кармана помятую пачку сигарет, прикуривает дрожащими руками.
   Сажусь на дальнюю лавочку. Мужчина ютится рядом, судорожно затягивается.
   - Я не верил, - отрывисто говорит.
   Киваю.
   - Я знаю.
   - Простите... можно задать вопрос?
   Снова киваю.
   - Да, конечно.
   - Как мне вас называть?
   - На людях - Марк Витальевич. Дома - "господин" или "хозяин".
   Сигарета ломается.
   Лицо покрывается багровыми пятнами. Делает усилие, чтобы взять себя в руки.
   - Я... Мне... мне будет непривычно...
   Киваю еще раз.
   - Я знаю. Это дело времени.
   Дышит тяжело. Отбрасывает испорченную сигарету, достает новую.
   - Хочешь спросить еще что-то?
   - А... вы вправду Дьявол?
   Качаю головой.
   - Нет.
   Уже не удивляется.
   - Можно спросить... а кто?
   - Вампир.
   Давится дымом.
   - Правда?
   Поворачиваю голову. Смотрю сквозь стекла очков тяжелым взглядом.
   Забывает, что у него в руках сигарета. Обжигается, с руганью роняет окурок. Достает следующую.
   - Сильно меня боишься? - прищуриваюсь.
   Вздыхает.
   - Да. По-моему, это видно.
   - Не стоит. Нам предстоит долгое сотрудничество. Я не обижаю своих слуг.
   Сигарета укорачивается с бешеной скоростью.
   - Что я должен буду делать?
   Пожимаю плечами.
   - Пока ничего. Поживешь, успокоишься, придешь в себя. Пообщаешься с дочерью. Привыкнешь. Потом - будешь выполнять мои поручения. Поехать куда-нибудь, купить, привезти, встретить...
   Выдыхает так резко, что начинает кашлять.
   - Ты ожидал чего-то другого?
   Кивает, пытаясь успокоиться. Из глаз показываются слезы.
   - Убийства там всякие, ритуалы?
   С трудом возвращает себе дыхание. Краснеет.
   Развожу руками.
   - Прости, что разочаровал. Но, если хочешь, то могу и это поручить.
   В глазах - паника. Смотрит на меня растерянно. Замечает ухмылку, кривится.
   Достает очередную сигарету.
   - Давно куришь? - указываю подбородком на пачку.
   - Три года. Как Маша заболела.
   - Бросать не пробовал?
   - Пробовал. Не могу.
   - Если хочешь, могу избавить.
   - И что взамен? - в голосе настороженность.
   Пожимаю плечами.
   - Ничего. Договор второй раз не заключается.
   Молчит.
   - Докуривай, - поднимаюсь на ноги. - Нам еще домой ехать.

***

   Привожу его в коттедж, приглашаю осмотреться.
   Медленно обходит комнаты, разглядывает мебель.
   - Это ваш дом...?
   Киваю.
   - Мой. Теперь и твой тоже.
   Замирает.
   - И где... моя комната?
   - Где хочешь. Я не нуждаюсь в сне. Как и в обычной еде. Так что кухня - полностью в твоем распоряжении.
   Проходит на кухню, открывает пару шкафчиков, смотрит на пустые полки.
   - Я сюда въехал недавно, - поясняю.
   Понимающе кивает.
   Кидаю на стол пластиковую карту.
   - Пин-код "два-два-семь-ноль". Снимешь столько, сколько считаешь нужным. Съездишь в свое общежитие и привезешь свои вещи.
   Смотрит на карту с недоумением.
   - Да у меня есть деньги.
   - Андрей, ты, видимо, не понял еще, - говорю мягко и аккуратно, как ребенку. - Ты не просто мой слуга, ты МОЙ слуга. А я - не человек. Служение таким, как я, всегда было привилегией. Знаешь, почему?
   Мотает головой. Ну, право - ребенок.
   Даром, что уже тридцатник.
   - Ты никогда не заболеешь. Твоя жизнь будет дольше, чем у обычного человека. Сто лет - не предел. Это раз. Второе - материальное благополучие. При желании сможешь себе яхту купить личную лет через пять-шесть, не говоря уже о машине. В-третьих, ты под моей защитой. Любые твои обидчики сильно рискуют собственными задницами. Даже если это будут так называемые "правоохранительные органы".
   Вздыхает.
   Подталкиваю ему карту.
   - Так что бери. Два-два, семь-ноль.
   Сковыривает карту со стола, кладет в карман.
   На карте - часть из тех денег, что я получил от Ванечки за конкурента.
   - Одно из правил. Никогда, никому и ни при каких обстоятельствах ты не должен рассказывать о моей природе.
   Вскидывает голову, всматривается.
   - Простите... Правила... А сколько их всего?
   Пожимаю плечами.
   - Не знаю. Не говорить обо мне, выполнять приказы, не врать. Если что-то вспомню еще - скажу.
   Запах неуверенности. Нехорошей такой неуверенности.
   - Бежать не советую. На тебе метка - найду даже в Антарктиде.
   Молчит.
   Его идиотское поведение надоедает.
   Подхожу ближе, касаюсь руки, одновременно посылая успокаивающий импульс. Перехватываю взгляд.
   Запах страха исчезает.
   - Я не враг, Андрей. У меня нет врагов. Теперь ты - младший член моей семьи. И я в лепешку расшибусь, чтобы у тебя все было хорошо.
   Говорю простыми словами, но твердо, уверенно.
   Немного вру, конечно.
   Но - немного.

***

   Быть слугой - действительно привилегия. Последний из моих слуг прожил двести десять лет.
  
   ...Грязь. С неба льет мерзкий мелкий дождь, стелется пеленой, повисает в воздухе.
   Трупы. Раздувшиеся трупы, валяющиеся, словно мусор.
   Смерть.
   Мелькание факелов, дымный чад. Крики.
   Смерть.
   Перешагиваю то, что раньше было человеком.
   Смерть.
   Ступаю на порог церкви.
   Одежду что-то держит.
   Перевожу взгляд ниже.
   Детская ручонка.
   Мальчишка. Лет десять, может - меньше. Дергаю накидку, но он не отпускает.
   - Господин, господин!
   Шепот еле слышен.
   Молчу.
   - Господин, прошу вас...
   Дергаю ткань.
   - Умоляю, окажите милость!
   Накидка, наконец, освобождается.
   Делаю шаг.
   - Возьмите мою жизнь и кровь, господин, только исцелите маму...
   Останавливаюсь.
   Смотрю ему в глаза сквозь птичью маску.
   Он ободряется.
   Подползает ко мне на коленях, утыкается в ноги.
   - Встань.
   Мой голос звучит глухо. Маска мешает.
   Поднимается, протягивает грязную руку.
   - Пейте... - на грани слышимости.
   Страха нет.
   Перехватываю его запястье так, что он вскрикивает от боли. Наклоняюсь вплотную к уху.
   - Откуда?
   - Я видел, неделю назад... Вы ведь... правда... сам Дьявол?
   Все просто. Он видел меня. Видел, как я питаюсь.
   И сделал закономерный вывод.
   Решаюсь.
   - Где твоя мать?
   - Пойдемте...
  
   ...Широкая двуспальная кровать. Мягкие подушки. На прикроватной тумбочке - кружка с вином.
   На кровати умирает старик.
   Сажусь рядом в кресло.
   - Хозяин... - голос слаб.
   Встаю, подхожу ближе.
   - Я здесь, Том.
   Его рука шарит по покрывалу.
   Мягко накрываю ее своей.
   Том выдыхает, слабо сжимает мой палец.
  
   ...Мальчик цепляется за накидку...
   ...Умирающий старик хватается за палец...
  
   - Я умираю, да?
   Киваю, но вовремя спохватываюсь. Том давно слеп.
   - Да.
   - Хозяин... скажите... а что ТАМ?
   - Не знаю, - честно отвечаю слуге.
   - Мне страшно... - голос старика едва слышен.
  
   ...Мальчик, стоящий на коленях...
   ...Старик, лежащий в подушках...
  
   - Не бойся.
   Легкий посыл силы.
   Дыхание выравнивается.
   - Ты верно служил мне все эти годы, Том. Твои грехи - мои грехи. Я отпускаю тебя.
   На лице старика - улыбка.
   Он больше не дышит.
  
   От воспоминаний меня отвлекает покашливание. Андрей не может решиться назвать меня ни хозяином, ни господином.
   В современном обществе принято считать себя свободным.
   - Да?
   - Э... можно спросить...
   Киваю.
   - Ты можешь задавать абсолютно любые вопросы, Андрей. Я даю тебе такое право.
   Закусывает губу.
   Не понимает.
   Раньше было проще. Раньше слуги - понимали.
   Лет через пять научится.
   - А что насчет Маши..?
   Приподнимаю бровь.
   - Через неделю, когда выздоровление подтвердится окончательно, заберешь ее и привезешь сюда. Насколько мне известно, ребенку будет лучше здесь, чем в тесном общежитии в задымленном районе. Хотя - ты отец, можешь забрать ее хоть сегодня. У Маши больше нет лимфогранулематоза. Но, правда, ей требуется какое-то время, чтобы окрепнуть. Смотри сам, где это лучше сделать - здесь, дома, или в больнице, под присмотром врачей.
   Мнется.
   - К тому же... сколько она болела? Три года? На мой взгляд, неделя - не такой большой срок.
   Кивает.

***

   Выхожу из дома и отправляюсь за кошкой. По пути захожу в ресторан, покупаю бутылку дорогой водки. Работники извиняются, что не могут продать запечатанную, предлагают просто открутить и закрутить заново пробку.
   Соглашаюсь.
   В супермаркете покупаю копченую колбасу, немного салатов, нарезанный хлеб, пару бутылок местного пива.
   В квартиру попадаю почти перед самым заходом.
   Пушистая встречает у порога, смотрит осуждающе.
   Извиняюсь, объясняю, что у меня теперь есть слуга, о котором тоже требуется заботиться.
   Пережидаю.
   Засовываю кошку в переноску, собираю вещи.
   Сворачивается пушистым клубком, словно понимая, что на этот раз путешествие будет коротким.
   Оставляю ключи на столе, пишу записку. Извиняюсь, что не могу передать их лично, прошу оставить себе залог в знак извинения.
   Покидаю квартиру после наступления темноты.
   Кошка молчит.
  
   Долетаю до коттеджа за несколько минут. Приземляюсь в темном углу двора.
   Окна освещены. Сквозь шторы вижу тень, которая ходит по кухне взад и вперед.
   Сигаретный дым.
   Прохожу в дом, заношу кошку в кухню, водружаю на стол переноску.
   - Что это? - в глазах слуги удивление.
   - Кошка.
   - Зачем??? - от испуга голос срывается.
   Открываю переноску. Кошка выходит, обнюхивает стол. Провожу рукой по ее мягкой шерстке.
   - Домашнее животное.
   Мужчину разбирает истеричный, повизгивающий смех. Он силится что-то сказать, но не может, лишь бессильно машет рукой.
   Касаюсь его, добавляю в прикосновение силы.
   Истерика проходит.
   - Простите... Я не ожидал... Думал... всякое... Даже жалко кошку стало...
   - Я не питаюсь кровью животных, - поясняю. - Она мне не подходит. К тому же животные меня боятся. Кроме кошек и лошадей.
   Трогает кончик хвоста. Кошка поворачивается, обнюхивает пальцы, трется головой, привставая на цыпочках.
   - Как ее зовут?
   Пожимаю плечами.
   - Кошка.
   Выкладывает на стол пластиковую карту и какой-то листок. Придвигает мне.
   - Что это?
   - Ваша карта и отчет по расходам.
   Качаю головой.
   - Не нужно. Когда закончатся деньги, тогда скажешь, я выдам тебе новую карту.
   Удивлен. Учитывая, что на карте достаточно большая сумма.
   Не для меня.
   - Принцип служения строится на взаимном доверии, - говорю, обращаясь к кошке. - Поэтому мне не нужны отчеты, бумаги и чеки.
   Поднимаю глаза, смотрю на слугу.
   - А в случае необходимости можно принять определенные меры.
   Испуг.

***

   Раскрываю сумку, достаю водку и купленную закуску. Пиво укладываю в холодильник.
   Выпьет, расслабится. Пообщаемся.
   Конечно, можно было бы сделать все силой, но зачем?
   - Угощайся.
   - А вы..., - осекается, смотрит растерянно.
   - И я, - делаю вид, что не замечаю осечки. - Ты привез посуду?
   Кивает, кидается к шкафу. Вытаскивает какие-то рюмки.
   Кручу в руках стеклянные изделия времен советской эпохи. Те самые, которые именуются "стопками".
   Поднимаюсь из-за стола, подхожу к раковине, включаю воду и ополаскиваю рюмки.
   Какие-то они не очень чистые.
   Видя мои манипуляции, Андрей краснеет. Но уже без какого-либо намека с моей стороны моет тарелки, куда потом выкладывает закуску из пластиковых упаковок.
   Первую стопку слуга выпивает, не поморщившись, тут же наливает вторую.
   Пока наливает, вижу, как начинает действовать алкоголь.
   Движения становятся не такими резкими, зрачки расширяются.
   После третьей мужчина замедляет темп выпивки, придвигает к себе тарелку с салатом.
   За компанию накладываю себе чуть-чуть.
   - Значит, вы теперь мой хозяин? - в голосе легкая бесшабашность, навеянная алкоголем.
   - Нечто вроде этого.
   - И можете сделать все, что угодно?
   - Могу, но не буду, - протягиваю кошке кусочек колбасы.
   - Почему?
   Показываю рукой на кошку.
   - Видишь кошку?
   Кивает.
   - Я ее хозяин. Могу сделать все, что угодно. Но - не буду. Почему? Потому что она мое домашнее животное. Она мне нравится. У нас с ней определенные отношения. То, что я могу - это еще не значит, что я буду.
   В глазах - напряженная работа мозга.
   - И я... тоже?
   - Что - "тоже"?
   - Тоже - "домашнее животное"?
   Смотрю ему в глаза.
   Смущается, отводит.
   - Да.
   Не согласен.
   - Мне шесть тысяч лет. Я обладаю способностями, которые до сих пор только снятся вашим ученым. По сравнению со мной, ты - именно животное.
   Все равно не согласен.
   - А как же разум?
   Улыбаюсь.
   - Возможности моего разума превышают твой примерно на столько, насколько твой - превышает обезьяний. У меня абсолютная память, ускоренная реакция, повышенная скорость обработки информации.
   Раскраснелся, машет вилкой.
   - Но обезьяны не строят города, не развивают науку!
   - А мы в городах просто не нуждаемся. Я могу за сутки добраться до любой точки земного шара, причем абсолютно без каких-либо приспособлений. Уровень развития не может определяться тем, что нужно или не нужно биологическому виду. Людям города нужны - они их строят. Обезьянам - нет, и они обходятся гнездами на деревьях.
   - А наука?
   - Точно так же. Лично мне человеческая наука чаще по барабану, поскольку особой нужды в ней нет. Медицина? Я не болею. Средства передвижения? Я умею летать, причем выше, чем ваши самолеты. Приборы, усиливающие чувства? Я обхожусь без них. Вкусная еда? У меня другие гастрономические предпочтения. Одежда? Я не мерзну. Удобная постель? Я не сплю.
   Задумывается.
   - А можете... показать что-нибудь... из своих умений?
   Поднимаюсь в воздух, зависаю на уровне люстры.
   Хоть он и видел, как я летаю, но в условиях освещенной комнаты это выглядит по-другому.
   Делаю круг по комнате, опускаюсь обратно. Смотрю ему в глаза и кончиками пальцев завязываю бантиком стальную вилку.
   - Правило номер "следующее". Я не клоун. "Выступаю" по твоей просьбе первый и последний раз.
   Сглатывает. На вилку смотрит, не отрываясь. Касается ее пальцем, обжигается.
   Качает недоверчиво головой.
   - У тебя еще будет возможность убедиться, что я тебя не обманываю, - отправляю "бантик" в мусорное ведро точным броском.
   Наливаю ему еще водки.

***

   Засыпает, лежа лицом в недоеденном салате.
   Поднимаю его на руки, отношу в спальню, укрываю одеялом. Он что-то бормочет, укладываясь удобнее.
   Одеяло старое, скатавшееся. Простыни тоже, похоже, еще со времен СССР.
   Возвращаюсь в кухню. Кошка спит, свернувшись на стуле.
   Прячу остатки еды в холодильник. Достаю ноутбук, сажусь за стол.
   Перехожу на свой ресурс, в "Личные сообщения".
   Одно новое.
   Открываю.
   Длинный текст, написанный на смеси одиннадцати языков. Из них два - мертвые.
   ФСБ.
   Снова извиняются за случай в Благовещенске и выражают надежду, что я смогу им помочь. Согласны на любые условия.
   Влезаю к одному из благовещенских сотовых операторов. Кое-что немного меняю.
   Теперь я смогу позвонить через свой компьютер, а все будет указывать на то, что звонок идет из Москвы.
   Набираю номер.
   Отвечают после первого же гудка.
   - Алло, граф?
   Мой собеседник - тот самый, который говорил со мной третьим.
   - Вы ожидали кого-то другого?
   - И каково ваше решение?
   - Изложу после того, как вы расскажете максимально точно план предстоящей операции.
   - Может, вы все-таки решитесь на встречу? - после небольшого молчания спрашивает трубка.
   - Нет, - отвечаю резко.
   Трубка вздыхает и начинает излагать.

***

   Через час разговоров уяснил следующее: доблестные шпионы доблестной России умудрились проколоться. Информация у шпионов - кровь из носу нужная. От меня требуется доставить их в целости и сохранности на территорию Эр-Эф. Если не получится - гарантированно убить.
   Шпионов - двое. Можно убить одного, второго доставить. Либо наоборот. Лучше, конечно, доставить обоих.
   Смотрю на присланную карту.
   "Объекты" - в Канаде. На карте какие-то горы, но собеседник уверяет, что там - бункер, где держат шпионов.
   Разобраться с проблемой нужно в течение недели.
  
   - Условия таковы. Тридцать миллионов рублей, номер счета сообщу. Это раз. Второе - три девочки в возрасте от девяти до тринадцати, абсолютно здоровые и девственные.
   - Позвольте уточняющие вопросы? - деловито вопрошает трубка.
   - Разумеется.
   - Национальность и группа крови детей важны?
   - Группа крови - нет. Национальность - тоже, но я бы предпочел славянок.
   Невидимый собеседник кивает.
   - Куда их доставить?
   - Пока никуда. Условия доставки обговорим после выполнения мной задания.
  
   Нажимаю "отбой".
   Другая работа.

***

   Утром мой собутыльник выползает на кухню, держась за голову.
   Достаю из холодильника холодную бутылку пива, протягиваю ему.
   Принимает с благодарностью, вначале прикладывает к голове, затем откручивает крышку и присасывается к горлышку.
   - Давно так не пил... Даже не помню, как до постели дошел.
   - А ты и не доходил, - выкладываю ему правду. - Я тебя отнес. Ты в тарелке уснул.
   Рука дергается, бутылка падает и разбивается.
   Чертыхаясь, сметает осколки, вытирает лужу.
   Равнодушно смотрю за его действиями.
   Когда лужа исчезает, лезу в холодильник, достаю вторую бутылку.
   Принимает с благодарностью.

***

   - Мне нужно будет отбыть на неделю.
   Смотрит выжидающе.
   Недолго молчу, потом продолжаю:
   - Можешь освободить одну комнату под детскую. Убери оттуда мебель, купи новую, детскую. Купи игрушки, книги, нормальную одежду... Все, что нужно шестилетней девочке. Это раз. Второе. Замени по всему дому шторы на жалюзи. Цвет выбери сам. Третье. Купи хорошие постельные принадлежности, одеяла. Свое старье можешь выкинуть. И купи хорошую посуду. Общий смысл - сделать из этого дома - жилой дом.
   Косится в сторону шкафа, молчит.
   - Повтори.
   Мнется. Повторяет, запинаясь, как школьник у доски.
   Достаю ручку, лист бумаги. Записываю перечень. Чтобы не забыл.
   - У тебя есть права?
   Мотает головой.
   - Тогда наймешь машину. Если затрудняешься в подборе необходимых предметов - найми консультанта.
   Достаю из сумки газету бесплатных объявлений.
   - Можешь воспользоваться этой газетой, можешь подбирать консультантов через знакомых. К моему возвращению все должно быть исполнено. Вернусь не раньше, чем через семь дней.
   Кивает.
   - Понял.
   - Дочь можешь забрать сам, не дожидаясь меня. И - не забывай кормить кошку.
   Снова кивает.

***

   Задумчиво смотрю на пластиковую бутылку со светлой жидкостью.
   "liquid latex"
   Ненавижу жидкий латекс.
  
   Беру зеркало и начинаю наносить на лицо "резину". Забавно смотреть, как в воздухе появляются очертания человеческого лица.
   Первый слой латекса делает из моего отражения нечто полупрозрачное.
   Пока он подсыхает, перебираю парики.
   Останавливаюсь на длинных черных волосах.
   Давняя привычка носить длинный волос.
   Коротко обычно стригли рабов.
  
   Аккуратно привожу парик в порядок, откладываю в сторону. Накладываю второй слой латекса.
   Вот теперь в видеокамерах и в разных отражающих поверхностях я буду похож на человека, не на безголового монстра.
  
   Вставляю линзы небесно-голубого цвета.
   Брови и ресницы аккуратно подкрашиваю темной тушью. Этого хватит, чтобы не создать впечатление жертвы пожара в зеркале и "представителя нетрадиционной ориентации" напрямую.
   Золотая середина.
   Сворачиваю волосы, смазываю гелем, укладываю под сеточку. Сверху водружаю парик.
   Придирчиво осматриваю себя со всех сторон.
   Меня устраивает.
  
   Обрабатываю руки.
  
   Захожу в гостиную. Андрей видит меня и пугается.
   - А...
   - Успокойся, - бросаю ему. - Это я.
   В глазах облегчение.
   - Не узнал?
   Смущается.
   - Эм... мне надо привыкнуть... что вы можете менять облик.
   - Не привыкай. Это грим.
   - Грим?
   - У меня нет отражения. Я не фиксируюсь на фото и видео, - поясняю. - А одежда или, - показываю пальцем на лицо, - грим - отражаются.
   Понимает.
   Уже почти не боится моего присутствия.
   - Для смены облика мне нужно пару десятков лет. Чем больше придется менять - тем дольше, - открываю ему одну из наших особенностей.
   Кивает.
   Уже не удивляется.
   Принимает, как должное.

***

   Отправляю слугу за консервами и водой. На случай, если шпионов придется кормить. Рыскать по Канаде в поисках еды желания нет совершенно.
   Приносит две банки тушенки, две тунца, булку хлеба, двухлитровую бутылку газированной воды.
   Упаковываю все в сумку.
   После захода солнца переодеваюсь в черный кожаный костюм с плащом. Откидываю капюшон, выхожу в гостиную.
   Андрей увлеченно переключает каналы на телевизоре. Услышав мои шаги, оборачивается.
   Бросаю ему телефон.
   Не поймал.
   Телефон падает на мягкий диван. Диван пружинит, телефон прыгает.
   - Я отбываю. Жди через неделю.
   В дверях оборачиваюсь.
   - И... не разочаруй меня.
  
   Взмываю в небо черной стрелой.

***

   По пути едва не сталкиваюсь с пассажирским самолетом, набирающим высоту.
   Задумался, называется.
   Успеваю увернуться в последний момент, выжав из перенаправленной гравитации все возможное, чтобы не попасть в турбину.
   Даже замечаю чье-то лицо в иллюминаторе.
   Ненадолго зависаю в воздухе, успокаиваюсь. Был бы человеком - сейчас унимал бы бьющееся сердце и сбившееся дыхание.
   Хотя нет. Был бы человеком - не висел бы в воздухе, как поплавок в речке.
   Прижимаю сумку и продолжаю полет.

***

   Лечу в направлении Алеутских островов. Плохо то, что во время полета мне придется пересечь терминатор.
   Высоту держу в пять километров - мне так удобнее. Плотность воздуха почти в два раза меньше, чем у поверхности, соответственно, изменяется и сопротивление.
   Дышать мне не надо.
  
   Восход пережидаю на одном из островов, спрятавшись в небольшую пещеру на западной стороне.
   Людей на острове нет, поэтому полет продолжаю "в штатном порядке".
   До Берегового Хребта долетаю через три часа.
   По пути замечаю пару военных судов.
  
   Солнце припекает.
   Делаю круг над приглянувшейся мне вершиной. Рядом - какие-то фермы. Вроде как выращивают всяких животных, чтобы сохранить "национальное достояние". Или что-то в этом роде.
   Но меня это интересует мало.
   Нахожу глубокую природную пещеру, куда почти не проникают солнечные лучи. Бросаю сумку.
   Отличное убежище.
  
   Дожидаюсь ночи.
   Ночью делаю круг над несколькими хозяйствами, расположенными вблизи от той точки на карте, которую мне представили, как "бункер".
   Слежу за происходящим, всматриваюсь.
   Две фермы - подозрительны.
   Спускаюсь рядом с одной из них, подхожу к воротам.
   - Стоять! - пожилой мужчина направляет в мою сторону ружье.
   Останавливаюсь.
   Выгляжу я, конечно, крайне странно в своем плаще. Ну да ладно.
   - Простите, сэр... я хочу просто узнать дорогу, - говорю неуверенным голосом. - Мы с друзьями потеряли карту...
   Мужчина убирает ружье.
   В темноте мое лицо плохо видно. Вполне могу сойти за какого-нибудь студента.
   Продолжаю нести чушь, приближаясь к мужчине.
   Рассказываю, как я рад его видеть, поскольку сам едва не заблудился...
   Небольшое вливание силы в голос, - и он мне верит.
   - Тебе нужно спуститься...
   Касаюсь его рукой. Использую силу.
   - Что здесь?
   Он не сможет мне соврать, даже если очень захочет.
   Называет мне длинное название.
   Военный объект.
   - Расскажи все, что знаешь, об объекте.
   Выдает пароли, описания постов, свои должностные инструкции...
   Останавливаю словесный поток.
   Еще один импульс - и мое присутствие напрочь уходит из его сознания. Он смотрит, но не видит.
   Голод туманит разум.
   Я потратил слишком много сил на этого человека. Надо распоряжаться ими скромнее.
   Захожу внутрь, нахожу тесную кладовку.
   Поворачиваю лопату, висящую на стене. Пол вздрагивает и ползет вниз.
   Лифт.
  
   Внизу - охрана. Встречает меня стрельбой из пистолетов.
   Объем перенаправленной гравитации служит неплохим щитом. Пули влетают - и улетают обратно. Выглядит, как будто отскакивают от моего тела.
   Я могу создавать разнонаправленные векторы. В середине - обычный, к центру Земли, а по краям - в разные стороны.
   Научился этому не очень давно, только когда вплотную занялся изучением фундаментальных наук.
   Целятся в голову.
   Мне без разницы.
   Подхожу вплотную, вызывая панику. Одному сворачиваю шею, второго обездвиживаю.
   Мне нужна еда.
   Присасываюсь к сонной артерии. Из руки пить, конечно, удобнее, но из шеи быстрее.
   Насыщаюсь в считанные секунды. Силы прибавляется.
   Перебираю воспоминания. Нахожу те, что касаются "объектов".
  
   Двигаюсь в ускоренном темпе.
   Навстречу выскакивают еще трое. Вскидывают оружие, но выстрелить не успевают.
   Убиваю, даже не притормозив.
  
   "Объекты" заперты в какой-то комнате.
   Выламываю дверь. Кажется, она была металлическая.
   Глаза у обоих огромные.
   Делаю "финт ушами" - хватаю одного за левую руку, второго за правую, свожу их вместе и вонзаю клыки в обе руки сразу.
   Левый клык в левую руку, правый - в правую.
   Неудобно.
   Выдаю каждому по порции яда.
   Хороший латекс - почти не порвался, когда я изменялся.
   Обмякают.
   Парализатор плюс снотворное. Очнутся через пару часов.
   Мне больше не надо.
  
   Прижимаю обоих, как кукол, максимально быстро двигаюсь к выходу.
  
   Путь к выходу оказывается сложен - мешают занятые руки.
   Усиливаю векторы, насколько могу.
   Добираюсь до лифта-кладовки.
   Лифт не работает.
   Краем уха слышу шипение. Поворачиваю голову.
  
   Пустили газ.
   Это нехорошо. Мне-то он безвреден, а вот "объектам" - очень даже.
   Поднимаюсь в воздух, ударяю со всего размаха подошвами о потолок.
   Что-то жалобно хрустит, и в потолке появляется дыра.
   Пропихиваю в дыру вначале одного, затем второго. Вылезаю сам.
   Газ почти заполнил пространство бывшего лифта.
  
   Из "фермы" вылетаю через разбитое окно.
   Мужчина с ружьем обращает внимание на звон, но меня игнорирует.
   Интересно, долго ли продержится эффект?
   Прошлый раз он держался три с половиной часа.
  
   Лечу в сторону полюбившейся пещеры. Опускаю на "пол" оба "объекта". Достаю ручку и блокнот, пишу два слова: "Сидите и ждите". Кладу одному из них на нос. И сваливаю в максимальном темпе.
   Иначе выпью.
  
   Делаю виток над горами.
   Голод терзает. Сил нет, но они нужны.
   Долетаю до какого-то городка, вылавливаю припозднившегося прохожего.
   Выпиваю.
   В голове шумит. Обратно в пещеру возвращаюсь, как пьяная курица, два раза чуть не сбив деревья.
   "Объекты" очнулись, вертят в руках бумажку, пытаются прочитать.
   Совсем забыл - они в темноте не видят.
   Плюхаюсь у входа. Мое прибытие заставляет их затаиться.
   - Цыц, - говорю. - Вам еще в Россию лететь.
   - Простите, а вы кто? - приходит в себя самый смелый.
   Не отвечаю. Меня начинает рвать. Рвет долго и неприглядно. Успеваю порадоваться, что они в темноте не видят.
   Хотя могут учуять запах крови.
   Я за сегодня выпил почти ведро "жидкости".
   И две жизни.

***

   - Вы кто?
   Утираю рот.
   - Дед Пихто в полосочку, - даю излюбленный ответ. - Помолчите, пожалуйста.
   На востоке занимается заря.
   Влезаю в пещеру, пробираюсь в самый дальний угол. Предупреждаю:
   - Близко не подходить, опасно для жизни. Даже если вам покажется, что я умираю. Побочный эффект препарата.
   Кивают.
   Спохватываются, что их может быть не видно.
   - Да, - говорит один.
   - Да, - подхватывает второй.
   - И молчите, ради всего...
   Звуки режут по ушам.
   Заворачиваюсь в плащ, застегиваю его на все молнии и кнопки, вжимаюсь в стену.
   Восход ударяет по всему организму, как пневматический молот. Чувства расплываются, смешиваются.
   Ощущаю, как пульсирует мироздание.
   Инстинкт запрещает шевелиться. Любое неконтролируемое движение может оголить тело.
   Но сжимать кулаки - можно.
   Прихожу в себя не скоро.
   Расстегиваю капюшон, оглядываюсь.
   Солнце уже давно миновало горизонт.
   Ладони изодраны ногтями в мясо.
  
   Голод сводит с ума.
   Выбираюсь поближе к выходу.
   "Объекты" рассматривают потеки крови. Оборачиваются ко мне и меняются в лице. Видимо, выгляжу я вовсе неприглядно.
   - Цыц, - говорю. - Не трону.
   Отдираю с лица ошметки латекса.
   - Вы кто? - повторяет вопрос самый смелый.
   - Я же говорил, - устало отвечаю. - Дед Пихто.
   - Какой дед Пихто?
   - В полосочку! - рявкаю так, что они едва не падают вниз.
   Отворачиваюсь от них.
  
   Видели когда-нибудь американские мультфильмы, где оголодавший персонаж гоняется за другим персонажем-животным? Облачка-мысли, в которых объект охоты предстает то в виде жаренного на вертеле, то в виде супа?
   У меня почему-то возникают именно такие ассоциации, глядя на "объекты".
  
   - Вечером приду, - бросаю им бесцветным голосом. Сил на контроль голосовых связок нет.
   Подпрыгиваю, цепляюсь за какой-то камень и резво взбираюсь по склону вверх от входа в пещеру.
   То, что я умею летать, им знать незачем.
  
   Нахожу еще одну пещеру. Она хуже, меньше размерами и направлена не очень удачно. Когда солнце будет восходить, то внутри будет многовато света.
   Убийственного света.
   Но мне надо дождаться заката.
  
   Меня снова рвет. Выплескиваю на склон горы остатки крови.
   В голове полный бред из личностей выпитых, вдобавок разрозненные куски той, что выпил несколько дней назад.
   Питаться часто - опасно.
   В мысли вползает ощущение обреченности, соблазн добыть еще еды.
   Влезаю в пещеру, укутываюсь в плащ. Солнце косыми лучами заливает мое жалкое убежище.
   Погружаюсь в транс, свойственный моему виду. Сознание двоится, делится, и каждая из частей начинает перемалывать чужие личности.
   Полезное умение.
   "Форсированный пищеварительный процесс", так сказать.
   Главное в этом - чтобы не случилось наоборот.
   Чтобы меня не съели.

***

   В себя прихожу ночью.
   Не заметил захода.
   Это, в принципе, возможно. Транс - очень специфическая вещь.
  
   ...Сижу в пещере, пытаюсь выполнить указания Наставника, который висит над полом на высоте двух ладоней.
   - Неверно, Шеш, - в голову прилетает удар силой. - Освободи мысли. Нет ничего - только ты - и ты.
   Жмурюсь от напряжения.
   - Балбес, - Наставник ударяет рукой по стене, откалывая куски. - Чтоб тебя спалило раньше, чем ты одичаешь!
  
   Вылетаю из пещеры, добираюсь до места, где оставил "объекты". Чувствую себя отлично. В голове - полный порядок.
   Слышу, как в пещере разговаривают.
   - Как думаешь, что с ним могло произойти?
   - Понятия не имею. Кто это вообще такой?
   - Думаешь, я знаю?
   - Третьи сутки пошли. Пить хочется...
  
   Третьи сутки? Подзадержался я, однако.
   Поднимаюсь вверх, мягко спрыгиваю перед входом.
   "Объекты" шарахаются прочь.
   - Все в порядке?
   - Думали, ты не вернешься, - один из них пытается улыбнуться.
   Пожимаю плечами.
   - Я вернулся.
   - У тебя есть вода?
   Прохожу в глубину пещеры, достаю бутылку из сумки. Слышу, как облизывают сухие губы.
   - Пошарить было не судьба?
   Пьют, чихая.
   Достаю консервы и хлеб.
   - Почему не нашли? - снова спрашиваю.
   - Мы не знали...
   Едят торопливо.
   Что-то не похожи они на шпионов.

***

   - Когда за нами прибудут?
   - Скоро будем в пути, - отвечаю уклончиво. - Но вначале мне нужно вколоть вам кое-что.
   - А от этого нас опять коллективные глюки припрут?
   Это он, по всей видимости, про мой укус.
   Придаю голосу веселости.
   - Обязательно, без этого никак.
   И добавляю серьезно:
   - Глаза закройте.
   Послушно жмурятся.
   Кусаю одного, затем второго. На этот раз делаю по небольшому глотку их крови, чтобы наиболее точно рассчитать состав и дозу.
   Отключились.
   Вешаю на руку сумку, собираю пустые банки.
   Подхватываю "объекты", вылетаю в сторону России.

***

   Лететь тяжело. Не в том смысле, что тяжело нести двоих - в пределах объема - невесомость. А в том, что лететь приходится низко и медленно, удерживая большой объем.
  
   Главное - не дать себя догнать рассвету.
   Внизу - Тихий океан.

***

   Приземляюсь в каком-то городишке на Сахалине.
   Укладываю "объекты" рядком на крыше ближайшей пятиэтажки. Проснутся не раньше, чем через пару часов.
  
   Спускаюсь на землю.
   Небольшой посыл силы - и продавщица в ближайшем магазине с любезностью предоставляет мне телефон.
   Мой звонок ждут.
   Говорю, где лежат "спящие красавцы", называю номер счета. Собираюсь вешать трубку.
   - А куда доставить детей? - останавливает меня вопрос.
   - Никуда. Я передумал. Дети не нужны, - говорю и нажимаю "отбой".
  
   Мне действительно не нужны эти дети. Я поставил такое условие лишь потому, что хотел проверить, насколько важно было решение проблемы для "службы". Если бы они отказались предоставить мне детей, я бы их послал подальше.
  
   Продавщица улыбается, предлагает заходить еще.
   На ближайшие десять минут я для нее - лучший друг.

***

   Улетаю в сторону Хабаровска.
   Татарский пролив преодолеваю, словно в тумане. Голод путает мысли. Тело стремится завернуть в сторону ближайшего населенного пункта.
   Нельзя.
  
   Приземляюсь посреди тайги. Устраиваюсь в бывшей медвежьей берлоге. Лицо самопроизвольно изменяется.
   Яд капает на одежду.
   Укутываюсь в плащ и погружаюсь в транс.
   Силы есть, но предыдущие две выпитые жизни "раздразнили аппетит", и голод накатывает сильнее, чем обычно.
   Слышу, как разбегаются животные.
  
   Прихожу в себя после заката.
   Еще одни сутки.
   Голод прячется где-то глубоко.

***

   Домой прилетаю через несколько часов. Приземляюсь в темном углу двора, отряхиваюсь.
   В одном из окон на втором этаже слабый свет. Похоже на ночник.
   Дергаю ручку входной двери. Заперто.
   Нажимаю звонок.
  
   Слышу, как слуга буквально скатывается по лестнице. Открывает дверь через минуту.
   - Здравствуйте...
   - Привет, - говорю. - Как дочь?
   Расцветает.
   - Все хорошо, привез ее вчера. И... спасибо вам.
   Киваю.
   - Я рад, что все хорошо.
   Подбегает кошка.
   Наклоняюсь, глажу ее по спине.

***

   В комнате ожидания - какое-то барахло.
   Зову слугу.
   - Убери.
   - Простите... - суетливо вытаскивает наружу сумки.
   - Не складывай сюда больше ничего, - поясняю ему, пока он возится с вещами. - Эта комната мне нужна.
   - Я не знал, - оправдывается.
   Киваю.
   - Понимаю.
   Захожу внутрь и запираюсь.
   Восход пережидается легче, чем обычно.

***

   Из кухни воняет чем-то горелым.
   Андрей суетится у плиты. От плиты валит сизый дым.
   - В чем дело?
   Вздрагивает, едва не роняет сковородку.
   - Я... готовлю завтрак.
   На сковородке - что-то черное.
   - Ты собираешься это есть?
   Сует сковородку под кран, остервенело отскребает угли.
   - Нет, просто... пригорело.
   Бросает сковородку в мыльной пене, достает маленькую кастрюльку. Из холодильника достает несколько сосисок.
   Заглядываю в холодильник через его плечо.
   Пакет с дешевыми сосисками, на дверце - несколько яиц. Кетчуп, немного майонеза. Полтора помидора. Несколько яблок.
   Открываю морозилку.
   Пельмени.
  
   Закрываю морозилку, сажусь на стул у окна.
   Слежу за суетой.
   Андрей варит сосиски, запаривает сублимированную лапшу. Заваривает чай в пакетиках.
   Мое присутствие его напрягает.
   Мой слуга не умеет готовить.
  
   Накладывает две порции. Вопросительно смотрит на меня, но я качаю головой.
   - Папа!
   В кухню проскальзывает Маша. Видит меня, останавливается.
   - Здравствуйте, - в голосе небольшая растерянность.
   - Привет, - отвечаю девочке. - Как ты?
   - Хорошо.
   Подходит ближе, взбирается мне на колени.
   - А когда вы сказали, что я скоро к папе поеду, я вам не поверила. А вы правду сказали.
   Андрей не знает, как реагировать на наглость дочери. Замирает в растерянности.
   Глажу девочку по волосам.
   - Мне незачем было обманывать. Обманывают те, кто боится правды.
   Понимающе кивает. Серьезна не по годам.
   - Меня зовут Маша.
   - А меня Марк Витальевич.
  
   Андрей указывает Маше на тарелку с сосисками. Девочка послушно сползает с моих колен и усаживается за стол.
   Голова на уровне столешницы.
   Выковыривает сосиски из пластиковой оболочки.
  
   - Дай телефон, - приказываю слуге.
   Андрей хлопает себя по карманам, затем убегает из кухни.
   - Папа волнуется, - подмечает Маша.
   - Волнуется, - подтверждаю детское наблюдение.
   - Он вас боится. Вы, наверное, очень строгий начальник.
   Раздвигаю жалюзи, выглядываю во двор.
   - Наверное. А ты меня не боишься?
   Маша молчит и жует сосиску.
   - Нет, - отвечает под конец. - Вы же не мой начальник.
   Улыбаюсь детской логике.
   - Любишь творог?
   Девочка кивает.
  
   Дверь в кухню снова открывается. Андрей протягивает мне сотовый.
   Набираю номер ресторана, делаю заказ.
   Слуга смущен.
   - В этом нет необходимости...
   - Нет? - перебиваю. - Кормить ребенка после рака синтетическими сосисками - это необходимо? Или "бомжпакетами"?
   Андрей молчит и смотрит в пол.
   - А мне вкусно, - вмешивается Маша. - В больнице такого не давали.

***

   Комната Маши - на втором этаже. Небольшая, уютно обставленная. Книжки, стол, маленькая кроватка.
   Чувствуется женская рука.
   - Я попросил подругу Лиды... моей жены, - поясняет Андрей за моей спиной.
   Киваю.
   - Неплохо.

***

   Открываю ноутбук, проверяю счет.
   Тридцать миллионов.
   В "Личных сообщениях" - еще одно послание. Благодарят за помощь, выражают надежду на дальнейшее сотрудничество.
   Сообщение игнорирую.
   Все-таки "поход" за "шпионами" был достаточно тяжел. Я плохой боец. Меня легко задавить количеством. А если подорвать чем-нибудь, то разлечусь на мелкие клочки.
   Засыпать подземный бункер - за триста лет не откопаюсь. Разве что приманю зовом...
   И подчинять своей воле мне сложно. Слишком молод.
  
   Когда я проснулся, я не умел ничего.
   Полет освоил через сто лет. И то несколько десятилетий был похож на перелетную курицу.
   Дневной свет стал переносить через двести.
   Если бы не Наставник, давно бы ушел в Тень.
  
   -...твой долг. Тот, кого ты обратил - твой птенец. Ты обязан его встретить после пробуждения. Ты обязан научить его всему, чтобы он выжил. И ты обязан его убить, если он одичает...
  
   Пусть Тень будет к тебе благосклонна...
  
   Пишу письмо Алене.
   Извиняюсь за долгое отсутствие, ссылаюсь на дела. Приглашаю на выходные погулять в парке.

***

   Откладываю ноутбук, закрываю глаза. Задумываюсь.
   Последние две недели прошли в суете. Алена, затем ФСБ, затем слуга... Спрашивается, зачем мне это все надо? Триста лет жил один, и все было в порядке.
   Хотя... Похоже, все началось с кошки. Угораздило же меня подобрать пятнадцать лет назад пищащий полуслепой комочек...
  
   ...Коробка.
   Заглядываю в коробку.
   Четверо котят. Трое - уже остыли. Четвертый надрывно плачет, беспомощно водя головой, бесполезно ища теплый мамин живот.
   Поднимаю кроху на ладони.
   Белая кроха.
  
   В магазине покупаю молока. В аптеке - пипетку.
   Кормлю малышку тут же, на крыльце, вызывая теплые улыбки...
  
   ...Кормить приходится по часам. Мне несложно. Я не сплю.
   Через неделю маленькая открывает оба глаза.
   Еще через неделю носится по моему жилью, гоняя небольшой мячик.
   Мячик я купил в зоомагазине...
  
   Алена отвечает почти сразу. Выражает понимание, сочувствует количеству дел. На выходных погулять будет только рада.
   Киваю сам себе.

***

   К двум часам доставляют обед: теплый куриный суп-лапшу, картофельное пюре, мясо в горшочке, два вида салатов и компот из свежих яблок.
   - Вкусно, - говорит Маша. - Как у бабушки.
   Андрей вяло ковыряет свою порцию.
   - Надо хорошо кушать, - отчитывает его дочь. - А то не вырастешь. Марк Китаевич, а почему вы не кушаете?
   - Я уже поел, спасибо, Машенька. Лучше ты кушай, - объясняю я девочке.
   Ее отец издает нервный смешок.
  
   После обеда Андрей сгружает грязные тарелки в посудомоечную машину. Маша вежливо говорит "Спасибо!" и убегает наверх.
   - Где сейчас ее бабушка? - спрашиваю я Андрея.
   - Умерла два года назад, - отвечает он. - Маша тогда была в больнице... в очередной раз.
   - Из-за чего умерла?
   - Сердце... Она была Машиной прабабушкой... моя бабушка по матери.
   - А родственники твоей жены?
   - Лида была сиротой.
   - Кто еще остались из родни?
   В глазах настороженность.
   - Никого.
   Запах лжи.
   - Андрей, - смотрю с укором. - Одно из правил - не врать, помнишь?
   Закусывает губу.
   - Зачем вам?
   Пожимаю плечами.
   - Мы иногда будем уезжать. Надолго. Мне нужно знать, будут ли они о вас беспокоиться. Не поднимут ли панику, если вы вдруг исчезнете из поля зрения на месяц, двое... полгода или год.
   Облегченно вздыхает.
   - Нет... только мой брат. Но он живет во Владивостоке, мы созваниваемся редко, хорошо, если раз в год. Наши родители умерли уже давно.
   - Кто ты по профессии?
   - Учитель английского языка, - отвечает. И добавляет после паузы: - И истории.
   Для меня - бесполезная профессия.
   - Запишись на курсы вождения, - говорю. - Потом машину купишь.
   - У меня зрение плохое, - возражает. - Окулист не пропустит.
   Внимательно смотрю на слугу.
   - Руку протяни.
   Протягивает раскрытую ладонь, спохватывается, теряется.
   Перехватываю предплечье.
   - Глаза закрой.
   Делаю глоток его крови.
   Близорукость, слабое сердце, гастрит, цирроз печени в начальной стадии. Легкие загажены курением. Повышенное давление, вегетососудистая дистония и еще куча всяких недугов.
   Впрыскиваю порцию яда.
  
   Хотя сейчас на самом деле это - не яд. Как не было ядом то, что я вливал в организм Маши. Но за многие годы привык называть секрет своей железы ядом.
   Уникальная железа. Появляется только при изменениях. Реагирует на мое желание и придает яду именно тот состав, который необходим.
   Многого я сам не понимаю.
  
   Разжимаю челюсти.
   И встречаюсь взглядом с Андреем.
   В глазах - ужас.
   Возвращаю лицу человеческий вид.
   - Я же велел тебе не смотреть, - укоризненно замечаю.
   Пытается что-то сказать, но не может. Ноги слабнут, и мужчина просто садится на пол.
   - Любопытство зачесалось? Удовлетворил?
   От страха текут слезы.
   Качаю головой, касаюсь плеча рукой. Небольшой импульс, и панический страх ослабляет свою хватку.
   - Хотя, - говорю, - может быть, и правильно. Все равно рано или поздно узнал бы.
   Поднимает на меня глаза. По лицу крупными каплями стекает пот.
   - Привыкай.
   - Вы так... едите?
   Кивок.
   - Да. Но не только. Сейчас, например, влил в твой организм лечебные вещества.
   - А Машу...
   Протягиваю ему руку и помогаю подняться. Усаживаю на стул.
   - И Машу.
   - А она...
   - Знаешь такую фразу: "Закрой глаза"? - спрашиваю ядовито. - Она вот знала и закрыла.
   - А...
   - Бэ!
   Наливаю в стакан воды, подаю.
   Пьет, стуча зубами о край.
   - Думаешь, я монстр?
   Молчит.
   - Может быть, ты и прав, - замечаю. - Прости. Я долго не общался с людьми так близко. Отвык.
   - Скажите... м... вы ведь разрешили задавать вопросы?
   Киваю.
   - Любые?
   Вздыхаю.
   - Спрашивай уже.
   - А как становятся... такими как... вы?
  
   Давно замершее сердце ударяет о грудину.
  
   ...руку охватывает жгучая боль...
   ...режет себе предплечье, по серой коже сочится красная жидкость...
   ...припадаю губами, делаю глоток...
   ...горло охвачено огнем, дышать невозможно...
   ...глаза вылезают из орбит...
  
   ...грязно, темно. Я в какой-то яме...
   - ... вставай! Руку давай, говорю!
   ...незнакомая деревня... гораздо больше, чем была вчера...
   ...собаки убегают с визгом...
   -...Проклятый, проклятый!
  
   - Нужно дать выпить свою кровь... и вкусить мою.
   - И все?
   - В принципе, да.
   - То есть те, кого вы... едите...
   - Они не возрождаются. Я же не даю им своей крови.
   - А...
   - Когда я кусаю, я ввожу в кровь определенный секрет... одной моей железы... я называю его ядом, хотя это не совсем верно... он может менять свой состав в зависимости от моего желания. Может убить, а может - исцелить, - пускаюсь я в пространные объяснения. - При обращении я должен ввести в кровь моего будущего птенца определенные вещества. Но в яде не все... часть из них - в моей крови. Поэтому необходимо дополнить... "букет", так сказать.
   Слушает внимательно.
   - Потом человек должен умереть. Не совсем умереть. Через сто лет обращенный восстает.
   - Сто лет? - в глазах удивление. - Не один день?
   Качаю головой.
   - Но по ощущениям - как один день.
   - Почему сто лет?
   Поднимаю брови:
   - Я откуда знаю?
   Задумывается.
   - Не проси, - предупреждаю его возможный вопрос. - Не обращу.
   - Не... я не думал об этом... - оправдывается. - Просто...
   Запах лжи.
   - Не ври.
   Краснеет.
   - Я не вру...
   - Я чувствую запах.
   - Запах???
   - Когда ты испытываешь какие-либо эмоции, я чувствую их запах, - снова поясняю. - Как собаки. Страх, ложь, неуверенность, возбуждение... Они для меня настолько явны, как для тебя запах свежего хлеба рядом с пекарней.
   Зависть.
   - И не завидуй. Моя судьба не стоит того, чтобы завидовать.
   Смотрит в стол.
   Не буду говорить про голод.
   - Потом поймешь... поживешь рядом, поймешь.
  
   -...уйди, говорю! Приказываю, уходи!
   Том мотает головой.
   - Нет, вам же плохо!
   - Уйди, болван!
   - Нет!
   Толкаю рукой. Слуга пролетает через весь зал и тяжело ударяется в стену. Слышу хруст ребер.
   Безвольной куклой падает на пол.
   Голод заволакивает все кровавой пеленой...
   ...Рву на части крошечную "армию", штурмующую мой замок... Вокруг куски конских и человеческих тел...
   ...Выпиваю еще одного...
   ...И еще одного.
   И еще...
  
   ...Разум ходит ходуном. Не осознаю себя, иногда начинаю говорить чужим голосом... В транс войти не получается...
  
   ...Слуга слабо дышит, уложенный на чистую постель. Рядом священник, трое служанок.
   Врываюсь в комнату.
   - Пошли все вон!
   - ...te absolve in nomine Patris...
   - Вон!
   - Он отходит, господин...
   - ВОН!
   Суетливой толпой выталкиваются в двери.
   Впиваюсь зубами в руку слуги, едва успев измениться.
   Цвет его лица улучшается на глазах.
  
   Выхожу в коридор.
   - Сколько он так?
   - Да уж две недели как... вы-то, господин, после боя-то исчезли...
  
   Две недели...
   Хватаюсь за голову. Чувствую, как липкие пальцы чужой личности обхватывают мой воспаленный разум.
   Времени пробыть в трансе, как следует, не хватило... Но я успел... не дал слуге уйти... куда там уходят люди? На небеса? Пусть будет на небеса...
   - Меня еще не будет какое-то время, - бросаю прислуге. - Позаботьтесь о Томе. Если запросит есть - накормите.
   Ухожу быстрым шагом, ловя на себе испуганные и изумленные взгляды...
  
   Андрей молчит. Молчу и я. Не о чем говорить. Все слишком сложно. Ему не понять терзания старого вампира. А мне прекрасно понятны его сомнения.
   Подставляю руку солнечным лучам.
   - Двести лет.
   Вскидывает голову.
   - Что..?
   - Двести лет мне потребовалось, чтобы выносить солнечный свет. Сто лет - чтобы научиться управлять полетом. Различать запахи - тоже примерно столько же...
   ...И научиться справляться с голодом...
   В глазах изумление.
   - Думал, все так просто?
   Смущается.
   Хмыкаю.
   Кошка вылизывает белый бок.

***

   В субботу надеваю джинсовый костюм, в котором был в Благовещенске. Смотрюсь в зеркало, поправляю футболку.
   До набережной доезжаю на такси, как обычно.
   - Привет!
   - Привет!
   Ей идет сарафан.
   - Ты изумительна, - отвешиваю комплимент.
   Расцветает.
   - Спасибо!
   Спускаемся к воде.
   Вода мутная и грязная. Летают чайки.
   - Хорошая погода, - говорит Алена и подставляет лицо ветру.
   - Хорошая, - соглашаюсь.
   Ее запах будит в душе какие-то странные, давно забытые чувства.
   Не добыча.
  
   Находим кафе-"грибок". Берем лимонад.
   - Я сказала, что сегодня на работе, - внезапно говорит Алена. - А то бы не пустил.
   Понимаю, что имеет ввиду мужа.
   - Ты женат?
   Качаю головой.
   - Не довелось как-то.
   - Сколько тебе лет?
   Вспоминаю возраст в нынешнем паспорте.
   - Тридцать шесть.
   - А чего задумался?
   - Считал, - "признаюсь".
   Улыбается.
   - У меня отец тоже не помнит, сколько ему лет. И муж...
   Пьем лимонад.
   Состав ужасен.

***

   Гуляем по набережной. Покупаю воздушные шарики. Под веселый смех запускаем их в небо. Они летят красными и синими пятнами.
   - Интересно, до какой высоты они могут подняться? - спрашивает Алена.
   - Пять километров, - отвечаю, не задумываясь.
   - Откуда знаешь? - смеется. - Проверял?
   - Ага, проверял.
   Улыбаюсь.
  
   А ведь действительно проверял. Что на меня нашло тогда, сам не знаю. Выпустил шарик и полетел следом. Шарик летел-летел... потом покрылся инеем и лопнул.
   Картина маслом: летит зеленый воздушный шарик, а рядом летит дурной вампир, чтобы проверить, когда этот шарик лопнет...
  
   Смотрит на часы.
   - Мне, к сожалению, пора.
   Киваю.
   - Понимаю. Был рад погулять с тобой.
   - Взаимно!
   Провожаю ее на автобус.

***

   Домой еле успеваю к заходу.
   Врываюсь в дом, едва не сбиваю с ног Андрея. Под его изумленным взглядом заскакиваю в комнату ожидания.
   После заката выхожу из комнаты.
   Слуги нигде не видно.
   Чувства подсказывают, что он в комнате дочери.
   - Андрей, - зову.
   Несмело выходит, встает на вершине лестницы.
   Машу рукой.
   - Подойди.
   Делает два шага.
   - Прости, - говорю. - Я напугал тебя. Не хотел. Моя вина.
   Очень изумлен.
   Снова машу рукой, приглашая следовать за собой.
   Спускается с лестницы, опасливо поглядывая.
   Захожу в кухню, достаю из холодильника бутылку пива, протягиваю.
   - Закат, как и восход, смертельно опасен для меня, - говорю после молчания. - С того момента, как край солнца касается горизонта. И до тех пор, пока либо полностью не спрячется, либо полностью не выйдет.
   Молчит.
   - Я сегодня... подзадержался. Поэтому едва не попал... В той "кладовке" я пережидаю. Пришлось торопиться.
   Делает глоток пива.
   - Если захочешь меня убить, - пожимаю плечами, - достаточно сделать так, чтобы на меня попал естественный свет... в момент захода или восхода.
   - Это как?
   - Мне тебя учить, как можно меня убить? - ехидно спрашиваю.
   Закусывает губы.
   - Мне опасно серебро. Оно оставляет долго незаживающие раны. Осина вызывает аллергическую реакцию. Святая вода, кресты и прочие атрибуты всех религий - не действуют, - раздраженно говорю. - Ты доволен?
   Ощущаю волну неприязни.
   - Извини, что я тебя напугал. Но... я прошу тебя поверить мне. Я не причиню тебе вреда. Я не человек, да... мои поступки могут казаться непонятными... но никакое из моих действий не будет для тебя опасно...
   Смотрит в пол. Тело напряжено.
   - Рядом со мной ты в большей безопасности, чем где-либо, - пытаюсь снова объяснить. - Даже если здесь окажется команда "Альфа", жаждущая твоей крови, я уложу их за считанные секунды. Если тебе прострелят сердце, то в течение минуты я смогу вернуть тебя к жизни. Если мозг... вот насчет мозга - не знаю. Но буду пробовать. Конечно, если ты окажешься вплотную ко мне, то пули тебя не возьмут. Тебе не страшны никакие болезни, даже СПИД, сифилис, туберкулез и чума, вместе взятые.
   Не то.
   - Читал "Трех мушкетеров"? - спрашиваю. И продолжаю, не дожидаясь ответа: - В детстве их многие читали. Честь и благородство... Так вот, для меня это - дело чести. Мой долг. Моя святая обязанность - твоя жизнь.
   Тело слегка расслабляется.
   Сажусь на стул у окна, гляжу на темнеющий горизонт.
   - Я жил в те времена, когда эти слова чего-то стоили. Я мало кого удостаивал чести быть моим слугой. И ни один из них... не ушел несчастным.
   - Ушел? - заинтересовался.
   - Они проживали долгую жизнь... и каждый из них покидал этот мир с улыбкой... Я помню каждого из них... Я помню их имена, их лица, их жизни... И каждый из них навсегда со мной...
   Касаюсь сердца.
   - Вот здесь.
   Растроган. Придвигает стул к столу, допивает пиво.
   - Думаешь, я бесчувственный чурбан? - улыбаюсь грустно. - Увы... Не верь фильмам... там про нас нет почти ничего верного... остатки мифов плюс домыслы сценаристов.
   - Сколько ... вас... всего? - хрипло спрашивает.
   - Не знаю, - безразлично пожимаю плечами. - Я не видел никого из нас более сотни лет.
   - Сколько???
   - А что ты думал? - хмыкаю. - Что у нас свое сообщество, гнезда по всем городам, мы собираемся по ночам в клубах и вместо томатного сока добавляем в "Кровавую Мэри" вторую положительную из пакетика?
   Смущается.
   - Увы, Андрей... Я был бы счастлив, если бы все обстояло именно так... Но наша ноша слишком тяжела, чтобы ее могли разделить многие.
   - Боишься высоты? - ни с того ни с сего спрашиваю слугу.
   - Немного, - отставляет в сторону пустую бутылку.
   - Хочешь, покажу тебе ночной город?
   - Это как?
   - Поднимешься со мной.
   - А... я не упаду?
   Качаю головой.
   - Ни за что.
   Снова прикладывается к бутылке, забыв, что она пустая.
   - А почему бы и нет? - отвечает. И встает из-за стола.
   Выходим во двор.
   Обхватываю мужчину под мышки и невысоко приподнимаю. Стараюсь, чтобы его тело попало в объем.
   Выдыхает и цепляется в меня руками.
   - Падаем...
   - Не падаем. Когда летаешь, кажется, что падаешь. Учил в школе физику? Просто гравитация сейчас в другую сторону.
   Смотрит вниз на крышу коттеджа.
   - А нас не видно?
   - Видно, - отвечаю и поднимаюсь еще метров на двадцать.
   Вцепляется еще крепче.
   Пусть. Ему так увереннее.
   Аккуратно поднимаюсь еще выше, не отпуская тело мужчины. Наверное, со стороны мы похожи на пару геев своими "жаркими объятьями".
   Ага. Геи, висящие в воздухе.
   Поднимаюсь на высоту, с которой можно охватить взглядом весь город.
   - Ух, ты! - говорит Андрей, забывая бояться.
   Делаю широкий круг, долетаю до набережной, затем лечу над рекой, едва касаясь водной глади.
   По реке плывет прогулочный катер.
   Огибаю его по дуге, чтобы не попасть в поле зрения веселящегося народа.
   Возвращаюсь обратно.
   Андрей восторженно раскрывает руки навстречу потоку воздуха.
   Приземляюсь в темном углу двора. Кажется, это теперь уже официально моя "посадочная площадка".
   - Всю жизнь мечтал летать! - в глазах - детский восторг. - Спасибо!
   Улыбаюсь. Мелочь, а приятно.
  
   -...болван! Подпрыгни.
   Послушно подпрыгиваю.
   - А теперь - подпрыгни в другую сторону!
   Подпрыгиваю, приземляюсь в ту же точку.
   - Болван, - делает вывод мой Наставник.

***

   Маша старательно доедает порцию творога с медом. На тарелке ее отца - яичница. Я стою у окна и смотрю на буйство зелени сквозь жалюзи.
   - Осенью Маше в школу, - внезапно говорит Андрей.
   Киваю.
   - И куда ты ее хочешь определить?
   Пожимает плечами.
   - Не знаю, думал в гимназию неподалеку.
   Смотрю на девочку. Тарелка уже пустая.
   - Марк Витаевич, а вы меня тоже в школу поведете, с папой?
   Улыбаюсь.
   - Не знаю, Машенька. Как только решим - скажу.
   Допивает чай с молоком, говорит "спасибо" и уходит.
   Хорошая девочка, спокойная и тихая.
   Андрей убирает посуду.
   - Тебе нужно решить, какую жизнь ты хочешь для нее, - говорю.
   Замирает, смотрит на меня.
   - В смысле?
   - В прямом. Расскажи, как ты видишь ее будущее.
   Задумывается. В руках - тряпка.
   - Я как-то не думал... А как надо?
   Вздыхаю.
   - Смотри, Андрей. Рано или поздно, живя рядом со мной, Маша узнает, что я - не такой, как все. Она больше не спрашивает, почему я не завтракаю и не обедаю вместе с вами, но от ее внимания это не ускользнуло. Она подозревает, что ночью я тоже не сплю и иногда отлучаюсь. Она видела, как я закрываюсь в кладовке, чтобы переждать. Понимаешь, о чем я?
   Садится на стул. Комкает тряпку в руках.
   - Понимаю.
   - Рано или поздно она проговорится. Подружкам в школе, к примеру.
   - Посчитают за детскую фантазию, - пожимает плечами слуга.
   - Если бы. О моем существовании известно кое-кому.
   - И что вы предлагаете?
   - Андрей, вариантов - два. Первый - она так и не узнает о моей природе. Но учиться ей придется в закрытой школе, интернате. Она будет иногда приезжать на каникулы, затем поступит в университет в другом городе. Потом выйдет замуж. На Новый Год и день рождения будет присылать тебе открытки, иногда звонить. Она родит тебе внуков, проживет спокойную жизнь и умрет лет в восемьдесят-девяносто. Обычную жизнь обычного человека, так и не узнав, что ее отец служит вампиру.
   Тяжело вздыхает.
   Делаю паузу и продолжаю:
   - Второй вариант - это жизнь слуги. Она будет знать обо мне все, как и ты. И она будет рядом. Рядом с тобой. Мы не будем никуда ее отсылать, ни в какой интернат. Я дам ей лучшее образование, какое только можно получить. Но ее будущее буду определять я. Я буду решать, какая у нее будет профессия. Я буду решать, можно ли ей выйти замуж и будут ли у тебя внуки. Ее жизнь будет в служении мне.
   Молчит, низко наклонив голову.
   - Насчет закрытой школы... Могу отправить ее Европу. Или, например, в Англию. Там есть школы, где учатся дети олигархов. Потом ей будет легко поступить в любое учебное заведение мира. Обычно, правда, поступают в Оксфорд или Кембридж. Могу в интернат для одаренных детей в Москве или в спортивную школу.
   - А она справится?
   Киваю.
   - Да. У нее абсолютное здоровье и способности выше средних.
   - Последствия вашего... "лечения"? - в глазах непонятная горечь.
   Снова киваю.
   - Именно.
   Погружен в мысли. На столе - крошки от завтрака.
   - Думай, - говорю слуге и выхожу из кухни.

***

   Мне надо отвлечься.
   Достаю ноутбук и запираюсь в комнате ожидания.
   Просматриваю сайт фрилансеров, выбираю наиболее сложное и высокооплачиваемое задание. Прикидываю свои возможности и пишу заказчику.
   "Четыре дня".
   Согласен.
   В любом случае, ему никто не сделает быстрее и качественнее.

***

   Программа пишется легко. Полностью погружаюсь в привычную мне атмосферу.
   Через указанный срок отсылаю свое "произведение".
   На счет приходит сорок четыре тысячи рублей. Ну вот, кошке на корм я заработал.
   Ситуация немного забавляет. Учитывая, что у меня где-то болтаются деньги за другую работу.
   Кстати. О другой работе.
   Забиваю в браузер адрес, открываю один из своих сайтов. Примитивная простенькая страничка и маленькая картинка.
   Меняю картинку на очень похожую, но другую.
  
   Сигнал о том, что я свободен.
   Не успеваю закрыть браузер, как картинка мигает.
   Заказ.
   Открываю послание.
   Послание очень подробное. Имя, фамилия, возраст, фотография, распорядок дня, место жительства, привычки, перечень близких людей, прислуги, домашние животные...
   Италия.
   И - счет на предъявителя.
   Сто пятьдесят тысяч евро.
   Меняю картинку обратно на "занят".
  
   Закрываю ноутбук и выхожу из комнаты.
   - Все хорошо? - встречает меня Андрей.
   Киваю.
   - Да. Мне надо будет отлучиться. Надолго ли - не знаю, ориентировочно на пару-тройку дней, может - больше.
   Слуга кивает.
   - Какие-нибудь распоряжения?
   Пожимаю плечами.
   - Особых - нет. Разве что... не забывай кормить кошку.
   Вздыхает.
   - Хорошо, понял.
  
   Перекидываю деньги со счета в московский банк через длинные цепочки, частично зашифрованные. Теперь все спецслужбы мира не найдут, куда ушли деньги.

***

   Италия встречает ярким солнечным светом и пальмами. Очки-хамелеоны не справляются с потоком ультрафиолета, и глаза испытывают неприятные ощущения. Со всех сторон слышится итальянская речь.
   Давно я не был в Италии.
   Язык постепенно выбирается из подсознания наружу.
   Мне нужно в Бари.
  
   Снимаю номер в отеле на паспорт гражданина Франции. Портье переходит на французский язык, оказывая мне любезность.
   Улыбаюсь, отвечаю ей по-итальянски.
   Мне без разницы, на каком языке говорить.
   - Мсье знает итальянский очень хорошо, - говорит портье.
   Снова улыбаюсь.
  
   Гуляю по Бари. Небольшой, очень аккуратный городок.
   Ночью покидаю отель через окно.
   Долетаю до дома "объекта". Шикарная вилла.
   "Объект" плещется в бассейне с двумя девушками. Девушки весело смеются. Вокруг бассейна - охранники.
   Достаю из рукава тонкую стальную иглу. Сделаем все красиво.
   Зависаю в воздухе на высоте ста метров. "Объект" выглядит крохотным пятнышком.
   Прицеливаюсь. Направляю вектор.
   Отпускаю иглу.
   Разогнанная до скорости пули, игла входит точно в череп. Ощущаю, как жизнь покидает "объект".
   Девушки визжат.
  
   Возвращаюсь в отель.
   Утром приносят завтрак.
  
   Домой возвращаюсь через четыре дня. Дарю Андрею кожаный кошелек, а Маше - паззл с видом Рима.
   Слуг иногда надо баловать.
  
   - Красиво, - Андрей вертит в руках кошелек. - И ни одного шва!
   - Италия, - пожимаю плечами. - Флорентийская школа кожи.
   - Как они это делают?
   - Понятия не имею, - отвечаю. - Тебе сильно нужно знать?
   - Ну... хотелось бы...
   - В следующий раз, когда там буду, найду того, кто умеет. Потом тебе расскажу.
   - И он так просто поделится секретом?
   Смотрю на слугу. В его глазах - любопытство.
   - Со мной - поделится.
   Любопытство гаснет. Откладывает в сторону кошелек.
   - Тогда не надо...
   - Что "не надо"?
   - Узнавать не надо.
   Пожимаю плечами.
   - Не надо - так не надо.
   Маша раскладывает на столе паззл.
   На счет приходит еще двести пятьдесят тысяч евро.

***

   Кошка сидит на диване, задрав заднюю лапу вертикально вверх. Розовый язычок тщательно вылизывает шерсть на хвосте.
   Подхожу, глажу ее по голове. Кошка опускает лапу и начинает тереться головой о ладонь.
   - Киса! - говорит Маша, отбросив книжку. - Марк Таевич, а почему кису зовут Киса?
   - А как надо? - отвечаю вопросом на вопрос.
   - Например, Мурка! - поясняет Маша.
   - Ну, пусть будет Мурка, - соглашаюсь я.
   - Мурка, Мурка! - зовет девочка кошку новым именем.
   Кошка не реагирует.
   - Ну вот, она не слушается, - разочарованно заявляет девочка. - Киса-киса-киса!
   Кошка поворачивает голову, понимает, что ей ничего не дадут, и отворачивается.
   - А на Кису отзывается, - вздыхает Маша и снова берется за книжку.

***

   Андрей пролистывает газету.
   - Что ищешь? - спрашиваю.
   - Машину присматриваю, - поясняет. - Но не знаю, какую лучше.
   - Бери поновее. Ломаться меньше будет.
   Слуга вздыхает.
   - Я... плохо разбираюсь в машинах.
   - Заплати тому, кто у вас на курсах преподает. Пусть с тобой сходит на авторынок и подберет хорошую "тачку", - советую.
   Снова вздыхает и откладывает газету.
   - Я не привык... так распоряжаться деньгами.
   - Как?
   - Ну... что можно платить за всякое...
   Смотрю на него внимательно.
   - За что - "за всякое"?
   - Ну... что можно машину выбрать... таким образом, - теряется.
   - Если тебя смущает необходимость обращаться к постороннему, могу я с тобой сходить, - поясняю слуге.
   - Н-н-нет, я... пожалуй, воспользуюсь вашим советом.
   Киваю.
   - Хорошо. Денег хватает на машину?
   Хватается за карман, потом задумывается.
   - Вроде да...
   - Не будет хватать, скажешь.
   Согласно кивает.
   - Да, конечно.

***

   Сижу в шезлонге под раскидистым вязом. Рядом на качелях качается Маша. На девочке розовые "велосипедки" и светло-розовая маечка.
   - И-е! - визжит от восторга. - У-ах!
   Андрей стоит на крыльце и наблюдает за дочерью.
   - Андрей, подойди, - зову слугу.
   Андрей подходит.
   - Ты определился со школой? - задаю вопрос.
   Закусывает губу.
   - А можно... как-нибудь попозже?
   Отрицательно качаю головой.
   - Нужно решить до конца лета. Иначе я решу без тебя.
   - Но почему? - возмущен.
   - Потому что Маша - умная и наблюдательная девочка, - говорю. - Не ранее, как вчера, она интересовалась у тебя, почему "Марк Итавович" никогда не ест и никогда не спит. Или мне послышалось?
   Вздыхает.
   - А может, нам с Машей съехать?
   - Нет, - отвечаю категорично.
   - Почему?
   - Потому что ты - мой слуга, - поясняю. - И ты должен быть рядом со мной.
   - Но я вам практически не нужен, - спорит Андрей. - Я совершенно ничего не делаю.
   - И что? - смотрю, прищурив один глаз.
   - Ну... я подумал... Я мог бы приезжать... каждый день.
   - Нет.
   - На автобусе!
   Реплика застает меня врасплох.
   - На каком автобусе?
   - В смысле - я мог бы приезжать к вам на автобусе каждый день, не на машине, чтобы не тратить деньги на бензин...
   Вздыхаю. На самом деле мне не нужно дышать, вздох - часть вербального общения.
   - Андрей. Не спорь. Мои приказы не обсуждаются.
   Раздраженно молчит.
   - Это - следующее правило? - в голосе злость.
   - Да, - отвечаю спокойно и даже лениво.
   Слуга резко разворачивается и уходит в дом.
   Дверь хлопает так, что трясутся стены.
  
   Он не понял.
   Раньше было проще...
  
   ...Воздух разрезает громкий визг.
   Взмахиваю кнутом.
   Визг повторяется.
   Пытается увернуться от удара, но ремни держат крепко.
   - Пожалуйста-а-а! Я больше не буду-а-а!
   Кнут оставляет еще одну кровавую полосу.
   Визг переходит в истошный крик.
   Еще один удар.
   - Не нада-а-а! Хозяин! Пожалуйста-а-а!
   Еще удар...
  
   ...От холодной воды приходит в себя.
   В глазах - обреченность.
   Развязываю ремни.
   Падает мешком мне под ноги.
   Кожа на спине практически снята.
   - Ты понял?
   Дергается от испуга.
   - Да... - слабый ответ.
   Человек бы не услышал.
   Наклоняюсь и впиваюсь клыками в его предплечье.
   Через неделю кожа нарастает заново...

***

   Маша стоит рядом.
   - Папа рассердился, - говорит.
   - Да.
   - Вы ссоритесь из-за меня? - понимающе кивает.
   Поражаюсь ее сообразительности.
   - Мы спорим, в какую школу тебя отправить, - признаюсь. - Вот ты бы в какую хотела?
   Вздыхает. Разводит руками. Точь-в-точь, как взрослая.
   - Ну... куда отправите, туда и пойду.
   Интонации - отцовские.
   - Хочешь в Англию?
   - Там ангелы?
   Улыбаюсь.
   - Англичане.
   - И они говорят по-англичански?
   - По-английски.
   - И я буду говорить по-анлийски?
   - И ты.
   - И папа?
   - А папа тут останется.
   - А вы?
   - И я останусь.
   - А с кем я тогда буду? - делает круглые глаза. И добавляет после паузы: - Одна не поеду. Я маленькая.
   Снова улыбаюсь.
   - Там есть воспитатели. И учителя. Они будут о тебе заботиться.
   Вздыхает.
   - А можно папу взять с собой?
   Качаю головой.
   - Нельзя.
   Ковыряет сандаликом землю.
   - Тогда я тоже останусь.
   - Ну, ты будешь приезжать на каникулы. Летом, весной. И зимой, когда Новый Год, - уговариваю.
   - А можно подумать?
   - Можно, - киваю. - С папой поговори. Папа поможет подумать.
   Убегает в дом.

***

   Андрей появляется через десять минут. В руках - сигарета. Нервно щелкает колесиком зажигалки, затягивается.
   Кашляет, но затягивается снова.
   - Подойди, - делаю жест.
   Бросает на меня злой взгляд, но подходит. Бросает сигарету на землю, спохватывается, поднимает.
   - Ты говорил с Машей?
   Кивает.
   - Могу я узнать результаты вашей беседы?
   Молчит.
   Жду.
   - Пусть едет в интернат, - бросает наконец отрывисто.
   Не удивляюсь этому решению.
   - Решили, куда?
   - А куда можете отправить?
   Вздыхаю.
   - Я же говорил. Любая школа с полным пансионом. В любой части света. Хоть в Папуа-Новой Гвинее.
   Затягивается. Сигарета вымазана в земле.
   - Но я советую в Англии. Там действительно хорошее образование.
   - Сколько оно стоит? - интересуется.
   - Неважно.
   Прикуривает новую сигарету от окурка.
   - И вы спокойно готовы отдать эту сумму постороннему?
   - Не постороннему, - поправляю. - Слуге.
   Напрягает руку до дрожи.
   - А можно вас попросить... не называть...
   - Нет, - перебиваю. - Нельзя.
   Слышу, как скрипят зубы.
   - Андрей, - говорю. - Ты сам согласился. Тебя никто за язык не тянул.
   - У меня не было выбора, - отворачивается.
   - Был.
   - Маша умирала!!! - срывается на крик.
   - Но выбор - был.
   - Выбор - дать ей умереть?!!
   Поднимаю очки и внимательно гляжу в разъяренное лицо Андрея.
   - Да.
   В нем словно ломается внутренний стержень.
   - Я не верил, что ритуал сработает, - говорит едва слышно.
   - А он и не сработал, - "успокаиваю" его. - Я просто пролетал мимо.
   - И услышали?
   - Я охотился. Обратил внимание на запах человека. Потом пригляделся и прислушался.
   - А почему... не загрызли?
   - Не загрызть. Выпить, - поправляю. - Или съесть. Но я предпочитаю слово "выпить".
   - Почему не... выпили? - повторяет послушно.
   - Запах. Ты пах безнадежностью, а не пафосом. Вдобавок совершенно не был похож на частого посетителя кладбища, типа каких-нибудь сатанистов.
   - И поэтому... не стали?
   Киваю.
   - Да. Дослушал твой... "ритуал". И решил узнать, в чем твое желание. Мог ли я его исполнить.
   - А если бы... если бы не смогли?
   - Тогда бы выпил, - пожимаю плечами.
   - Так просто..?
   - Так просто.
   Его бьет крупная дрожь.
   - Люди ничего не значат... - губы едва шевелятся.
   Но я - слышу.

***

   Стоим у входа в здание аэровокзала.
   - Марк Митаевич, а вы с нами? - дергает меня за руку Маша.
   - Нет, милая, - отвечаю девочке. - Я на другом самолете полечу.
   Ее отец нервно приглаживает волосы.
   - А вы точно нас не бросите в Москве? - беспокоится малышка.
   - Точно, - уверяю ребенка. - Вот вы прилетите, а я вас там уже встречу.
   - Ну хорошо, я поверю, - нехотя говорит Маша.
   Улыбаюсь.
   Заходят внутрь. В руках у Андрея - переноска с кошкой.
   Кошка громко возмущается.
  
   Провожаю взглядом взлетающий самолет.
   Возвращаюсь в коттедж, собираю вещи.
   Пережидаю заход.
   Закрываю коттедж, ставлю на сигнализацию.
   Взлетаю и направляюсь в сторону Москвы.
   Лететь приходится осторожно, чтобы не догнать закат.
  
   Приземляюсь в темном дворе. Удивительно, как много в Москве темных дворов, почти не освещенных.
   Ловлю такси.
   - Аэропорт "Шереметьево", - говорю таксисту.
   Таксист окидывает меня критическим взором.
   - Полторы тысячи.
   Сажусь на переднее сиденье.
   - Куда-то летишь? - пытается меня разговорить.
   - Друга встречаю, - отвечаю коротко.
   - А, это хорошо... - комментирует таксист.
  
   Андрей и Маша стоят у здания аэровокзала. Девочка беззаботно разглядывает прохожих, мужчина, наоборот, напряжен.
   В переноске орет кошка.
   Машу им рукой.
   Первой меня замечает Маша. Дергает отца за рукав и тащит ко мне.
   - А Киса описалась! - говорит мне девочка вместо приветствия.
   - Конечно, описалась, - соглашаюсь. - Ты вот в туалет ходила?
   Маша кивает.
   - А там, в самолете, туалет такой маленький...
   - А Киса не ходила, - поясняю. - Что ей еще оставалось?
   Кошка жалобно пищит.
  
   Таксист возмущенно оглядывает нашу компанию.
   - Назад полторы будет мало, - выдает он вердикт.
   - Три! - без споров накидываю я цену.
   - Две с половиной... - перебивает он меня и замирает на полуслове.
   Андрей улыбается.
   - Две с половиной, так две с половиной, - пожимаю я плечами и сажусь на переднее сиденье. - Ты сказал.
   Водитель в замешательстве.
   - В Строгино, - говорю.
   Это ближе, чем та точка, откуда я приехал.
   Такси привозит нас прямо к подъезду.
   Протягиваю водителю две с половиной тысячи.

***

   Ключ поворачивается туго.
   Захожу первым, включаю свет. Следом Андрей заводит Машу, закрывает дверь.
   - Грязно, - говорит Маша.
   Везде толстый слой пыли.
  
   Выпускаю кошку.
   Бежит в туалет.
   - Умная Киса, - снова комментирует девочка.
  
   Андрей оглядывает стены.
   - Чья это квартира?
   - Моя.
   Не удивляется.
  
   - Я давно здесь не был, - поясняю. - Может, лет пять или даже больше.
   - А как счета оплачивали? - спрашивает Андрей.
   - Из банка, - пожимаю плечами. - Закидываю сумму на счет, и оттуда потихоньку деньги снимаются.
   Толкаю дверь в одну из комнат.
   - Ваша комната.
   Андрей заглядывает внутрь.
   Двуспальная кровать, прикроватные тумбочки, шкаф для одежды.
   - Белье проверь в шкафу, должно быть чистое... Если нет - то увы, - развожу руками. - Придется стирать. Машинка, кстати, должна быть... Может, еще работает.

***

   Машинка работает. Гудит, стирает пыльные простыни. Андрей возится в кухне, моет пыльную посуду. Маша спит в комнате на вытряхнутом покрывале.
   Я просматриваю Интернет.
   - Завтра и послезавтра отдыхайте, привыкайте к распорядку и режиму, - говорю. - А через два дня пойдем в консульство, подавать на визу.
   Андрей кивает и зевает.
   - Ты спал в самолете? - спрашиваю слугу.
   - Немного... Кошка орала. Заснуть не мог. Кстати, нас там чуть не придушили... из-за этой белой морды.
   "Белая морда" умывается мягкой лапкой.
   - Извини. Но в самолете ей в любом случае было комфортнее, чем в чистом небе.
   Встаю из-за стола.
   - Схожу в супермаркет, куплю вам еды на завтра, - говорю. - Что вы будете есть на завтрак?
   Андрей смущен.
   - Я бы сам сходил...
   - Куда? - поднимаю брови. - Ты в курсе, где здесь ближайший круглосуточный магазин?
   Закусывает губы.
   - А дорогу назад найдешь? В темноте-то?
   - Наверное, вы правы... - наконец соглашается.
   Киваю.
   - Так что вы есть-то будете?
  
   Когда я возвращаюсь с покупками, Андрей сладко спит в обнимку с Машей на покрывале. Кошка спит в обнимку с ними обоими.
   Машинка попискивает, сигнализируя, что стирка окончена.
   В раковине - недомытая посуда.
  
   Прохожу в большую комнату, открываю балконную дверь, выхожу наружу.
   Яркие огни Москвы.
   Когда-то здесь было чистое поле...
   Вылетаю с балкона в темное небо.
   Охота.

***

   Андрей просыпается часов в семь.
   Наблюдаю, как в дверях кухни появляется его сонное лицо.
   - Что-то я вчера лег, думал, посплю полчаса... - извиняющимся голосом пытается он оправдаться.
   - Ничего страшного, - говорю ему и закрываю ноутбук. - Тебе нужно было выспаться.
   Достаю холодную минералку.
   - Освежись. К смене часовых поясов нужно привыкнуть.
   Глотает воду.
  
   Пишу на бумажке адрес.
   - Чтобы не заблудился, если вдруг захочешь погулять.
   Кивает.
   - Если хочешь, здесь внизу есть кафе. Можешь позавтракать там.
   Опять кивает.
   Запах беспокойства.
   - Что тебя беспокоит? - задаю вопрос.
   - Ничего, - делает еще глоток.
   - Андрей...- говорю укоризненно.
   Вздыхает.
   - Ну как... новый город, еще хлопоты с визой... - поясняет.
   Теперь ясно.
   - Ясно, - отвечаю. - Прости. Не волнуйся. Все будет наилучшим образом.

***

   - Кто такой Джон Майли? - спрашивает меня Андрей, вчитываясь в один из документов, необходимых для оформления визы.
   - Я, - отвечаю слуге. - Только не вздумай ляпнуть подобное в посольстве.
   Растерянно поднимает на меня глаза.
   - А...
   - У меня есть паспорта почти любой страны, - поясняю. - Причем иногда по нескольку.
   - А... Что это за школа - "Тринити"? - тычет пальцем в строчку.
   - Хорошая частная школа, - поясняю я. - Смешанного обучения.
   - Смешанного?
   - В некоторых школах Англии - раздельное обучение. Для девочек или только для мальчиков. В этой - учатся вместе и мальчики, и девочки, - терпеливо поясняю. - Ты не знал об особенностях обучения в Великобритании?
   Мотает головой.
   - Не знал.
   - Интересно, чему вас учили в вашем институте? - ухмыляюсь. - Учитель английского...
   Жует губами. Выдает нервно:
   - Ну... может, и учили. Я не помню. Я почти ничего не помню из института. Я ни одного дня по специальности не работал. Сперва Лида... Бабушка, конечно, помогала, но... Сами понимаете. Ушел в "купи-продай". Потом Машина болезнь... Я даже грузчиком работал, чтобы дома был хотя бы кусок хлеба, не говоря о лекарствах. Бабушка квартиру продала, деньги ушли на лечение...
   Кажется, его "прорвало".
   - Ты обращался к брату? - спрашиваю.
   Трет лоб.
   - Обращался. Только... у него самого... два ребенка от первой жены, двое от второй. Алименты, все дела... Выслал тридцать тысяч... А что эти тридцать тысяч... Один пузырек лекарства восемьдесят пять стоит. Их на курс надо несколько... Улучшения временные...
   В глазах - слезы.
   Касаюсь его рукой. Небольшой посыл силы.
   - Все позади.
   - Спасибо вам.
   Пожимаю плечами.
   - Не за что.
   Маша появляется на кухне. Волосы растрепаны, платье помято.
   - Доброе утро, - говорю.
   - Доброе утро, - отвечает.
   Андрей уводит ее в ванную умываться.

***

   Перебираю документы на визу.
   Богатый английский бизнесмен, имеющий филиал в России, посылает учиться в частную школу дочь своего русского делового партнера. Партнер хорошо обеспечен, владеет недвижимостью и автомобилем.
   Смотрю на "партнера". "Партнер" хлопочет у плиты, жарит яичницу с колбасой.
   Приглашение из школы "Тринити".
   Когда-то я ее основывал.
   Одним из условий было не отказывать в приеме в школу тем, за кого просит носящий фамилию "Майли". Не отказывать, пока существует школа.
   Негласное правило. В курсе только директор и пара завучей.
   Чеки об оплате за первый год.
   Мог бы и не платить.
   Я - Майли.

***

   В пакете документов - половина вранья. Но - качественного.
   Как мои паспорта.

***

   Отправиться за визой через два дня не получается.
   Скептически оглядываю дешевое китайское платье Маши и такие же дешевые брюки Андрея, морщусь.
   "Партнер богатого английского бизнесмена", ага.
   Аж три раза.
  
   - Почему здесь не подшиты края? - спрашивает Андрей вполголоса, перебирая брюки на вешалках.
   - Чтобы подогнать по росту, - отвечаю.
   - В смысле?
   - После покупки надеваешь брюки; их подворачивают, закрепляют и подшивают строго по твоему росту, - поясняю.
   - Это в ателье нести... - разочаровывается слуга.
   - Зачем, сделают прямо в магазине, - говорю.
   - Никогда с таким не сталкивался, - удивляется мой спутник.
   - Потому что это - хороший магазин.
   Выбираю строгий светлый костюм-тройку, рубашку, галстук, пару дорогих туфель. Хорошо, все можно купить в одном месте.
   Продавцы суетятся. Андрей смущен.
   Завожу его в примерочную, задергиваю штору. Подвожу к зеркалу, показываю.
   Взгляд мужчины в дорогом костюме серьезен и сосредоточен.
   Сзади стоит назгул. Под капюшоном назгула - пустота.
  
   Покупки упаковывают в коробки.
   Коробки укладываем на заднее сиденье такси. Таксист вяло отбрасывает сигарету.
   Ему заплачено за весь день.
  
   Для Маши выбираем красивое белое платьице в другом магазине. Продавцы готовы носить ее на руках.
  
   - Все? - спрашивает Андрей, заваленный коробками. Маши не видно совершенно.
   - Нет.
   Долгий вздох.
  
   В ювелирном магазине выбираю неброский зажим для галстука и запонки. Андрей удивлен.
   - Зачем?
   - Ты должен соответствовать своему образу, - говорю.
   Маше достаются аккуратный серебряный крестик и маленькое серебряное колечко.
   К ним я не притрагиваюсь.

***

   Приезжаем домой, заходим в квартиру.
   - Никогда не любил ходить по магазинам, - признается Андрей, освобождая руки от коробок.
   - Я тоже, - признаюсь. - Но это было необходимо.
   - Зачем? - в голосе тоска.
   - Ты - партнер английского бизнесмена. Твоя дочь едет учиться в Англию. И ты собираешься придти в консульство в брюках с китайской "Балки"?
   Садится на край кровати. Покрывало едва видно из-под коробок.
   - Можно сделать все по-другому, - говорю.
   - Как?
   - Для меня не существует границ. Думаю, в школе с радостью примут и Мэри Смит, гражданку Великобритании.
   - А зачем тогда мы заморачиваемся с визой? - разочарованно смотрит Андрей.
   - Потому что твою дочь зовут Маша Крапивец, а не Мэри Смит. Как ты думаешь, далеко ли уедет Маша Крапивец с документом об образовании на имя Мэри Смит?
   Слышу, как скрипят мозги.
   - А если оставить фамилию, а не менять на Смит?
   Сажусь на подоконник.
   - Андрей. Я, конечно, могу сделать паспорт любого государства - это несложно. Но... как бы тебе объяснить. Я не всемогущ. Чтобы твоя дочь могла воспользоваться документами об образовании из школы, оставаясь Машей Крапивец, ей надо "пробить" легальное второе гражданство Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии. Но на это мне потребуется столько сил, сколько не требовалось при защите своего замка от армии барона-соседа.
   - А Смит?
   Пожимаю плечами.
   - В России она будет по-прежнему Машей Крапивец... без образования. Понимаешь... Сложность в том, что вы - люди. Вы не можете сменить облик лет через пять-десять, для въезда в другую страну вам нужно проходить таможни, паспортный контроль... Для работы вам нужны всевозможные пенсионные, налоговые номера, свидетельства... Вы - под колпаком у ваших государств. Мне - проще. Я могу подогнать свою внешность под удостоверение личности, которые могу менять хоть каждую неделю. Поэтому меня не волнует проблема паспорта. Мне не нужны визы, таможни, декларации, согласования и прочая дребедень. Я могу сегодня слетать в Антарктиду посмотреть на пингвинов, а завтра - на белых медведей в Арктике. Работа... Официального трудоустройства мне не нужно. Вот можешь не верить - ну ни капельки не нужно. Я вообще могу жить без паспорта.
   Хмыкает.
   - Вот видишь, - продолжаю. - А теперь смотри ситуацию. Твоя Маша оканчивает школу "Тринити" под именем Мэри Смит. Потом университет под именем Мэри Смит... потом замужество... и, скорее всего, под именем Мэри Смит. Поездки в Россию - виза, консульство, пакет документов... И по этим же документам - Андрей Крапивец для мисс Смит - посторонний человек.
   Молчит.
   - Если ты согласен, - спрыгиваю с подоконника, - то я этим займусь.
   - Нет, - останавливает меня.
   Улыбаюсь. Люди предсказуемы.
   Влезаю снова на подоконник.
   - Я не думаю, что ты желаешь своей дочери жизнь нелегала, - вытираю кончиком пальца пыль на стекле. - Поэтому мы будем делать все по закону. Документы, консульство, виза... Соответствующий внешний вид.
   - А вы?
   - Что я? - поворачиваю голову. - Я - гражданин Великобритании, Джон Майли. А даже если бы и не был, то попасть в Англию для меня все равно не проблема.
   Теребит завязку от какой-то коробки.
   - Только не проболтайся в посольстве, что я Марк Витальевич, - говорю.
   Слезаю с подоконника и выхожу в коридор.
   В большой комнате Маша учит кошку отзываться на Мурку.
   - Я плохо знаю английский, - признается Андрей из комнаты.
   - Ничего страшного, - успокаиваю его. - Я хорошо знаю русский.
   Кошка шипит из-под дивана.
   - Машенька, - говорю девочке. - Слышишь, киса ругается.
   - Не Киса, а Мурка! - возмущается девочка.
   - Солнц, она уже старенькая, ей трудно привыкнуть. Пусть останется Кисой, ладно? - пытаюсь уговорить ребенка.
   - Старенькая??? - изумляется Маша.
   - Старенькая, - киваю. - Ей пятнадцать кошачьих лет, это девяносто человеческих.
   - Как бабушка... - вздыхает девочка.
   - Лучше налей ей молочка. Порадуй старушку.
   Убегает в кухню.
   - Кошка-бабушка? - раздается ее голосок. - Кошка - и бабушка?!
   Кошка вылезает из своего убежища, нервно подергивая хвостом. На усах - паутина.
  
   - Вы хорошо умеете говорить с детьми, - замечает Андрей.
   - Опыт, - отвечаю.
   - Это да... - в голосе слуги задумчивость.
   - Спрашивай уже, - говорю Андрею.
   Смущается.
   - А у вас... были дети?
   Качаю головой.
   - Нет. Я сам был почти ребенком, когда меня обратили.
   - А ... после...?
   - "После" мы не можем иметь детей, - поясняю собеседнику. - Только птенцов.
   - И сколько... у вас было...?
   Одергивает себя.
   - Простите. Меня, кажется, заносит.
   - Ничего, - качаю головой. - Я же разрешил задавать любые вопросы.
  
   ...тонкая девичья фигурка...
   ...сильные руки воина...
   ...умелые пальцы музыканта...
   ...на солнечном свете они чернеют, как мясо на углях...
  
   - Пара десятков, - говорю после паузы.
   - И... где они сейчас?
   - Погибли, - коротко отвечаю.
  
   ...одичали и погибли...
  
   - Соболезную, - говорит слуга.
   - Спасибо, - отвечаю очень серьезно.

***

   Андрей волнуется. Рука тянется пригладить идеальную прическу.
   - Не волнуйся, - спокойным голосом говорю ему.
   - А вдруг не дадут? - спорит слуга.
   Смотрю на него искоса.
   - Дадут.
   Заходим в кабинет.
  
   Визовый офицер смотрит на нас пронзительным взглядом, от которого у обычного человека душа должна уходить в пятки.
   С Андреем так и происходит. Переступает с ноги на ногу. Видимо, душа щекочет.
   Протягиваю руку и касаюсь искрой силы сотрудника посольства.
   Теперь любые ответы будут восприняты как верные.
   Офицер разглядывает документы, задает стандартные вопросы. Андрей мямлит, что-то говорит.
   Офицер благодушен. Ему хорошо. Он считает, что Андрей - исключительно благонадежный турист. И дочка у него замечательная. Ей будет лучше всего учиться именно в Великобритании, чудесной и неповторимой стране.
   Ответы Андрея он не запоминает, но в памяти остается ощущение, что мистер Крапиветс - очень уважаемый человек.

***

   Дома сдираю с лица тонкую пленку.
   Как бы латекс ни был хорош, вблизи создается впечатление, что у меня кожное заболевание.
   А тональный крем сверху создает впечатление нетрадиционной ориентации.
   Ненавижу латекс.
   - Вы знали, что все пройдет хорошо? - спрашивает Андрей.
   - Знал.
   - Значит, я зря беспокоился?
   - Зря.
   - Мне сложно привыкнуть, - говорит слуга. - Что вы обладаете сверхъестественными способностями.
   - Привыкнешь, - отвечаю, рассматривая "лицо" в зеркало.
   Отковыриваю "висящие в воздухе" кусочки латекса.

***

   - И сколько нам ждать визу? - спрашивает Андрей в один из дней.
   - Обычно - около месяца, - отвечаю.
   - А нам могут отказать?
   - В принципе, да, - говорю. - Но я был убедителен.
   - Вы можете внушить любые мысли кому угодно? - задает вопрос слуга, немного помолчав.
   - Нет, не любые. Легче всего внушаются те, к которым человек потенциально склонен. К примеру, забыть сверить паспорт и лицо. Я так сим-карты и телефоны покупаю. Внушить чувство приязни человеку, к которому вламываюсь в квартиру посреди ночи сложно. Хотя и возможно. Но внушить тебе прямо здесь, что я - британская королева... Проще заставить тебя не замечать моего присутствия.
   - Это как?
   - В человеческом мозгу есть центр внимания. Небольшой импульс - и центр внимания перестает реагировать на некоторые раздражители. В данном случае - на мое лицо. А твое подсознание само домыслит, куда я мог деться - выйти из комнаты или же даже не заходил, а наш диалог тебе почудился.
   Задумывается.
   - К тому же легче всего внушаются мысли при прикосновении. Хотя я могу внушить и голосом, и взглядом. Но силы уйдет гораздо больше, чем при прямом физическом контакте. И... я не могу внушать большому количеству людей. Максимум - пятерым, десятерым. На большее количество у меня не хватит силы.
   Вздыхает.
   - У Маши через два дня день рождения, - внезапно вспоминает.
   - Здорово, - говорю. - Своди ее в зоопарк. Можешь еще на "птичку". В смысле, "Птичий рынок", там разных зверей продают. Тоже своего рода зоопарк. Покатай на катере, покажи город. Все-таки столица вашей Родины. Мороженым угости.
   Благодарно кивает.
   - Я так и сделаю, спасибо.
   - Не за что, - отвечаю.
   - А вы... пойдете с нами?
   - Нет, - говорю после небольшого раздумья. - Пусть она запомнит праздник с отцом, а не с чужим дядей.
   - Спасибо, - снова благодарит Андрей.

***

   Кошка трет лапой морду, затем облизывает розовые подушечки, растопырив пальцы и закруглив когти.
   Закат прошел.
   Набираю номер телефона Андрея.
   "...парат вызываемого абонента времен..."
   Интуиция неприятными мурашками ползет по спине.
   Что-то случилось.
   Накладываю кошке корма, наливаю воды. Выхожу на балкон и взмываю вверх черной свечкой.
   Зависаю в метрах в пятидесяти над крышей дома. Закрываю глаза и сосредотачиваюсь.
   Направление.
   Открываю глаза.
  
   Направление приводит к старенькой пятиэтажке где-то на отшибе. По уму, этот дом должны были снести и расселить еще лет пять назад. Но, как водится, в России по уму ничего не делается.
   Спускаюсь и зависаю напротив ярко освещенного окна.
   Из окна на меня глядит небритая смуглая рожа с золотыми зубами. В руках у рожи - резиновая дубинка.
   Дебил: яркий свет в комнате не позволяет ему увидеть происходящее за окном. До стекла я могу достать рукой, но он меня не видит. Я, правда, еще во всем черном...
   "...он вас всех порвет, придурки! Вы не представляете, на что он способен!"
   Голос Андрея.
   "...захочет, вы тут все будете ползать перед ним...!"
   "...он не человек, придурки!"
   Сам придурок.
   Звуки ударов. Андрей вскрикивает.
   Рамы давно рассохлись. Принюхиваюсь.
   Мой слуга - в коридоре. В освещенной комнате - только обладатель рожи. В кухне - еще четверо.
   Приближаю лицо к стеклу.
   Рожа видит меня, ее глаза расширяются. Ловлю взгляд.
   Посыл силы.
   Открывает раму.
   - Что там? - кричит кто-то из кухни.
   - Жарко, приоткрою чуток, - отвечает добыча.
   - Чуток только, - говорят из кухни. - А то влезет этот... супермен.
   Хохот.
   Я и вправду влезаю в окно. Впиваюсь зубами в шею.
   Перебираю воспоминания.
   Маши здесь нет.
   Плохо.
  
   Аккуратно опускаю тело на пол и выхожу в коридор.
   Андрей видит меня, и в его глазах - облегчение.
   Прижимаю палец к губам.
   Мелко кивает.
  
   В кухню захожу, не таясь. Подскакивают в ужасе.
   Умирают быстро.
  
   Выхожу обратно в коридор, развязываю слугу.
   Пытается что-то объяснить, но я обрываю его:
   - Молчи.
   Вытаскиваю его в комнату, где лежит бывшая рожа.
   Видит труп и меняется в лице. К горлу подкатывают спазмы, и он прямо тут освобождает желудок.
   Терпеливо дожидаюсь, пока слуга перестанет сотрясаться, выдавливая из себя желчь.
   Вылезаю в окно, зависаю рядом с подоконником и подаю Андрею руку.
   - Идем.
   - Куда...туда?
   - Туда, туда, - подтверждаю я. - Идешь? А то брошу тут, домой будешь своим ходом добираться.
   Это заставляет его собраться. Влезает на подоконник, несмело держась за старую раздолбанную раму.
   Прижимаю его к себе и взлетаю в небо.
   "Высаживаю" слугу на балконе квартиры.
   - Вы куда? - спрашивает он, оказавшись на твердой поверхности, а не в объеме пляшущих векторов перенаправленной гравитации.
   - За Машей, - коротко отвечаю и лечу туда, куда подсказывают воспоминания.

***

   Маша болтает ногами за столом, ковыряет в тарелке кусок торта.
   - А еще Марк Етаевич подарил мне такую игрушку. Пазыл называется.
   Это она про паззл.
   За столом, помимо Маши, мужчина и женщина интеллигентного вида.
   Но только - вида. По их лицам читается легко: они заодно с теми, кто был с Андреем.
   Прикидываю расстояние от окна до стола. Если окно разобьется, осколки заденут Машу.
   Не факт, что это безопасно.
  
   Самым правильным оказывается самое простое решение.
   Балконная дверь не заперта.
   Аккуратно отодвигаю створки и медленно влетаю в квартиру, чтобы не было слышно шагов.
   - ...а вот и он! - обрадовано заканчивает "Повесть о Марке Етаевиче" Маша, увидев меня в дверях кухни.
   Оборачиваются. В глазах за доли секунды проносится испуг, но сменяется решимостью.
   Женщина швыряет в меня остатки торта, мужчина подхватывает девочку, прижимая к ее шее нож, которым этот самый торт резали.
   Наивные.
   Я - быстрее.
   Они только начинают свои движения, как я уже ломаю шею мужчине. Женщину коротко ударяю в висок.
   И даже успеваю подхватить торт и вернуть его на место.
   - Ой, - говорит Маша, - оглядывая кухню. - А почему они все упали?
   - Спать захотели, - пожимаю плечами. - Пойдем к папе?
   - Пойдем, - вздыхает девочка. - Торт заберем только.
   Смотрю на торт.
   Большой, украшенный розовым кремом.
  
   Машу приходится усыплять. Она послушно жмурится, принимая в себя порцию моего яда.
   Проспит до утра.
   Лечу по ночному небу. В одной руке - маленькая спящая девочка, в другой - картонная коробка с недоеденным тортом.
   - Что с ней??? - слуга встречает меня истерикой.
   - Спит, - пожимаю плечами. - Усыпил. Или ты полагаешь, что я ей буду Москву с высоты вампирьего полета показывать?
   Ставлю торт на пол.
   - А это что???
   - Торт, - коротко отвечаю. Вижу в глазах Андрея когнитивный диссонанс и поясняю: - Маша просила забрать.
   Когнитивный диссонанс усиливается.
  
   Иду в комнату, укладываю Машу на кровать.
   - Утром проснется. А нам нужно поговорить, - обращаюсь к слуге. - Иди на балкон.
   Уходит.
   Из шкафа с самого дна достаю кнут, прикрепляю к поясу. Оттуда же достаю крепкую пеньковую веревку.
   Кошка пристально следит за моими манипуляциями.
   Из холодильника достаю бутылку холодной минералки. Выхожу на балкон.
   Андрей насторожен.
   Молча подхватываю слугу под мышки и взлетаю в небо.
   Многовато полетов на сегодня.
   Приземляюсь в каком-то пролеске. Над нами - полная луна.
   - Зачем мы тут? - спрашивает Андрей с опаской.
   - Рассказывай, как было дело, - приказываю слуге вместо ответа.
   Сбивчиво начинает рассказ.
   Из желания порадовать дочь покупал ей все, что она просила, не смотря на цену. И попал в поле зрения местных "преступных элементов". Его взяли на заметку. А потом кто-то из той компании вспомнил, что Андрея видели в богатой одежде...
   Подсунув "своего" таксиста, моего слугу увезли на ту квартиру, откуда я его потом вызволил. Машу увезли в неизвестном направлении. Требовали денег, угрожая расправиться с дочерью.
   Не врет.
   - Андрей... - медленно говорю. - Ты сделал кое-что. И провинился. Понимаешь, в чем твоя вина?
   - Я слишком сорил деньгами... - отвечает покаянно.
   - Нет, - качаю головой. - Не это. Деньги - фигня.
   Изумлен.
   - Я...
   Перебирает в памяти события.
   Не понимает.
   - А что ты говорил своим похитителям..? - подсказываю.
   Силится вспомнить.
   - Вспоминай, - говорю. - Кто-то кого-то порвать там должен был, не?
   Вспомнил.
   - Я так... сам не понимал, что говорю, - оправдывается едва слышно. - От страха чего только не говорил.
   - Помнишь самое первое правило? - задаю вопрос, не слушая оправданий.
   - Никому не говорить о вашей природе, - шепчет одними губами.
   - А ты много наболтал, Андрей, - говорю спокойно, но знаю, что от моего голоса у слуги подкашиваются ноги. - Я слышал.
   Делаю паузу и продолжаю:
   - Ты провинился. Ты должен быть наказан.
   Молчит. Потом несмело произносит:
   - А без...наказания - никак?
   - Можно без наказания, - снова говорю. - Мы можем расторгнуть договор. Ты вернешься в Хабаровск, поселишься в своем общежитии. Маша снова ляжет в больницу. Но - без наказания.
   - Я больше не буду...
   Снимаю с пояса кнут, качаю головой.
   - Либо ты сейчас, как мой слуга, примешь заслуженное наказание, либо - расторжение договора.
   Луна светит ярко. Он видит, что я держу в руках. В глазах - смесь всевозможных эмоций.
   Щелкаю кнутом.
   - Выбор за тобой.
   - Это очень... больно? - наконец спрашивает.
   - Да.
   Задерживает дыхание.
   - Я согласен, - говорит резко.
   - На расторжение договора? - делаю непонимающий вид.
   - На наказание!!! - выкрикивает. В голосе - отчаянье.
   Щелкаю кнутом еще раз. Андрея передергивает.
   - Твой выбор.
   Подтаскиваю к крепкому дереву, привязываю за руки к толстой ветке.
   Морщится. Кончики пальцев ног едва касаются земли.
   Взмахиваю кнутом.
  
   Первые удары переносит молча, стискивая зубы. Но потом не выдерживает и начинает кричать.
   Бью несильно.
  
   После двадцати трех ударов теряет сознание.
   Снимаю с дерева, плескаю на лицо минералкой.
   - Ты понял? - задаю традиционный вопрос.
   - Да... - едва слышный ответ.
   Впиваюсь в предплечье клыками.
   Шрамы на его спине будут лишними.
  
   Помогаю встать.
   - Следующий раз будет больнее.
   Едва не падает обратно.
   - Еще больнее???
   - Да,
   Немой вопрос: "Куда больнее-то?"
   - У тебя всего лишь кожа пару раз лопнула, - поясняю. - А в следующий раз я буду снимать кнутом кожу с твоего тела полосками от шеи до колен.
   Преувеличиваю, конечно.
   В глазах - ужас.
  
   В ванной слуга отдирает от спины куски рубашки, разглядывает в зеркало свою исполосованную спину.
   Он даже может самостоятельно двигаться.
   Я бил несильно.
   - Шрамы... останутся? - спрашивает.
   - Нет, - качаю головой. - Я позаботился.

***

   "..юго-востоке Москвы в одной из пятиэтажек были найдены тела..."
   Телевизор показывает "Новости".
  
   В комнату несмело входит Андрей, встает в дверном проеме.
   - Что стоишь, заходи, - говорю.
   - Новости?
   - Ага, - киваю.
   - Это... те самые?
   - Да, - щелкаю пультом.
   "...версии следователей, преступники повздорили между собой..."
   Молчит, думает о своем. Внезапно спохватывается.
   - А... как вы меня нашли?
   - На тебе метка, - отвечаю. - Я же говорил - найду даже в Антарктиде.
   - И Машу?
   - Машу - нет. У Маши нет метки.
   - А как...тогда узнали, где она?
   - Выпил одного из бандитов. Того самого, на которого тебя так смачно рвало. Перебрал его воспоминания, нашел нужные.
   - Это как?
   Вздыхаю, откладываю пульт. Смотрю на слугу.
   - Одна из моих способностей - я умею оставлять себе память того, кого выпью.
   - Всю?
   - Выборочно.
   - А...
   Снова щелкаю пультом, выключаю телевизор.
   Кошка спит на диване.

***

   Захожу на кухню. Маша доедает очередной кусок торта.
   - Добвое вутво, - здоровается со мной с полным ртом
   - Привет, Маруся, - говорю ей.
   - Будете товт?
   - Нет, спасибо. Кушай. Я не люблю торты.
   - А фто вы любите?
   Андрей вытирает посуду.
   - Мороженое люблю, - отвечаю.
   - Мороженое и я люблю, - соглашается девочка.
   Ее отец неслышно вздыхает.
   Я - слышу.

***

   Маша тихонько спит в спальне. Я сижу в большой комнате, просматриваю сайты на ноутбуке.
   - Их обязательно было убивать? - слышу голос над ухом.
   - Да.
   - Зачем?
   Закрываю ноутбук, поворачиваюсь к Андрею.
   - Никто не имеет права обижать моего слугу.
   - А если бы... они меня убили?
   - Тогда они бы умирали долго. Очень долго. И очень мучительно.
   - Жестоко, - говорит после паузы.
   - Да.
   Молчит.
   - Андрей, - смотрю ему в глаза. - Помнится, я говорил тебе такую фразу: "Любые твои обидчики сильно рискуют своими задницами". Было такое, не?
   Кивает.
   - Тогда какие претензии?
   Делает вдох, собирается с силами и выпаливает:
   - Потому что я ваш слуга?
   - Именно.
   - Ваша собственность...
   В голосе - горечь.
   Откладываю ноутбук, поднимаюсь на ноги.
   - Сядь, - показываю на диван.
   Сам присаживаюсь на журнальный столик. Чуть подправляю вектор гравитации, чтобы не раздавить предмет мебели.
   Садится, плотно сдвинув ноги и сложив руки на животе.
   - Андрей, - вздыхаю. - Давай разберем сложившуюся ситуацию. Проясним все нюансы.
   - Что тут прояснять, - цедит со злостью. - Я - ваша собственность. Раб. Не имею права на побег и неповиновение.
   Задумчиво верчу на пальце кончики волос.
   - Давай разберем по полочкам, - говорю. - Скажи. Вот ты нашел где-то этот... ритуал. Описание, причем подробное. И решился его провести. Что тобой руководило в тот момент?
   - Дурак был!
   - Андрей-Андрей... Ты взрослый человек. Можно, я буду с тобой говорить, как со взрослым человеком?
   Молчит, лишь лицо красное.
   - Ну вот, смотри. Ты не просто нашел этот ритуал. Ты целенаправленно его искал, поскольку он не высвечивается на новостных лентах и не печатается в счетах за газ. Ты полез в Интернет... сомневаюсь, что ты нашел текст в печатном виде... нашел в Интернете описание ритуала. И пошел на кладбище. И не просто пошел, ты провел ритуал от начала и до конца. Предварительно дома своей кровью написал текст на листочке, затем заучил вербальный ряд... Я не поверю, что ты сделал это по пути за хлебом, мимоходом. То есть у тебя была четкое и сильное намерение отдать свою душу Сатане в обмен на исполнение желания. Так или нет?
   Смотрит в пол, не издавая ни звука.
   - И теперь мы пришли к довольно интересному моменту. Что такое душа?
   Замолкаю, давая возможность Андрею ответить.
   Глаза с пола не поднимает.
   - Так что такое душа, Андрей? - переспрашиваю.
   - Не знаю, - выдавливает мужчина.
   - О, великолепно! - ехидно комментирую. - То есть, ты собрался отдать Сатане сам не знаешь что?
   Готов провалиться сквозь пол.
   - Ну... это то, что живет после смерти человека... - выдает версию.
   - О'кей, а что это конкретно? Как выглядит?
   - Не знаю...
   - Ладно, пойдем с другого края. Что с этой душой происходит после смерти?
   - Ну... она отправляется в рай или ад...
   - И какие условия "отправления в рай или ад"?
   - Если грешил, то ад... Если жил правильно, то рай...
   - Ладно, вроде бы ясно. Итак, ты собирался забронировать своей душе местечко в аду. В обмен на желание. Я верно излагаю?
   Кивает.
   - И что бы происходило с твоей душой в аду, Андрей?
   Бормочет что-то про чертей и сковородки.
   Вздыхаю.
   - Под "сковородками" имеются ввиду вечные муки?
   Кивает.
   - Ну вот. Теперь мы приходим еще к одному не менее интересному моменту. Я - не Дьявол. Мне твоя душа, которая, исходя из твоих слов, нечто непонятное, - не нужна. То есть бронь в ад - отменилась, а шанс на рай с яблочками остался. Вместо продажи души я предложил тебе другой контракт. Ты согласился.
   Сажусь на столик по-турецки.
   - Андрей. Ты - взрослый, совершеннолетний, дееспособный человек. Ты согласился на контракт. Ты знал, что от тебя потребуется служение. Вспомни, что я тебе тогда сказал: "Мне нужен слуга. Здесь, на Земле. Тот, кто будет выполнять каждое мое пожелание и каждый мой приказ". Ты - согласился.
   Секунд пятнадцать внимательно вглядываюсь в лицо мужчины, сидящего напротив меня, и продолжаю:
   - Тебя не устраивает то, что я называю тебя слугой?
   Руки сжимаются, тело напрягается.
   - Тем не менее, ты сейчас гораздо свободнее, чем большинство из людей вокруг тебя.
   Лицо перекашивается.
   - Не веришь?
   Делаю паузу, меняю позу. Ноги у меня не затекают, но это - невербальная часть общения.
   - Поехали разбирать и эту часть. Во-первых, во сколько ты обычно просыпаешься?
   Пожимает плечами.
   - По-разному. Семь, восемь, девять... Как Маша встает.
   - О'кей. А во сколько ты вставал тогда, когда работал у Олега Максимовича?
   - Шесть... полседьмого, но редко.
   - Итак, пункт номер раз. Вместо того, чтобы ориентироваться на своего работодателя, вставать ни свет, ни заря, протирая сонные глаза, толкаться в автобусе в час пик независимо от погоды на улице и времени года, ты просыпаешься каждое утро, ориентируясь на родную дочь, а не на чужого дядю. Я верно излагаю или нет?
   Кивает.
   - Ну вот. Теперь дальше. Во сколько у тебя рабочий день начинался и во сколько заканчивался?
   - С восьми до шести... Но я обычно оставался до восьми. Иногда до девяти.
   - И чем ты занимался?
   - Таблицы заполнял разные - данные из накладных, договоров и прочей бумаги вносил.
   - Пункт номер два. Ты двенадцать или более часов подряд занимался нудной и малополезной работой. Теперь скажи - я много от тебя требую? Я, если память меня не подводит (а она не подводит), за все время нашего общения просил тебя выполнить всего четыре лично моих приказа - поменять шторы на жалюзи, вытащить барахло из комнаты ожидания (которое, между прочим, ты сам туда и запихал), сходить за консервами в магазин и не забывать кормить кошку. Ну, еще провезти ее в переноске в самолете. Все остальные хлопоты, которые я поручал тебе, касались по большей части либо тебя, либо Маши. Обставить для нее комнату. Купить ей игрушки, одежду. Купить посуду. Купить хорошее постельное белье. Ты уже знаешь, мне не нужно ни постели, ни еды. Разве что одежду от пыли почистить - я даже не потею. И то, с этим я могу справиться сам. Теперь скажи - я так много работы на тебя возлагаю?
   Облизывает сухие губы.
   - Нет...
   - Теперь далее. Сколько тебе платил твой прежний начальник?
   - Двадцать-двадцать пять тысяч... Последний раз, правда, он меня премии лишил, и я получил восемнадцать.
   - И на что ты их тратил?
   - Еду купить, коммунальные услуги оплатить... На проезд...
   - Пункт номер три, полагаю, ты сам понимаешь?
   Кивает.
   - Не надо дальше... Я понял...
   - Нет, Андрей, ты не понял, - говорю ему. - Ты зациклился на одном-единственном названии, и не видишь за ним истинной сути вещей. Не, если ты хочешь... Вернемся в Хабаровск. Я буду платить тебе твои жалких двадцать штук... Ладно, двадцать пять. Я даже оставлю твоей дочери ее здоровье. Ты будешь каждый день приезжать ко мне в коттедж, с восьми утра до восьми вечера заниматься нудной и неинтересной работой, твоя Маша пойдет в ближайшую к твоей замызганной общаге общеобразовательную школу, где в одном классе учатся и успевающие, и отстающие... Кажется, это называется "VII вид", а раньше их вообще на второй год оставляли... Ты будешь считать дни до отпуска, который проведешь опять же - сидя дома в общаге на диване, потому что у тебя не будет денег на то, чтобы поехать хотя бы во Владивосток. Потому что Маша будет расти, и ей надо будет то новое платье, то новый портфель, то учебники. Но я буду называть тебя гордо и пафосно - "секретарь-помощник". Хочешь?
   Слышу, как бешено стучит его сердце.
   - Андрей, - вздыхаю. - Ваше долбанное демократическое общество со своей "толерастией" разучило видеть суть вещей. В Америке негра нельзя называть негром, только афроамериканцем. Хотя от этого он не перестанет быть черным. Инвалидов больше нельзя называть инвалидами, потому что они "люди с ограниченными возможностями", хотя от смены названия суть не меняется. У них не отрастают новые ноги и не вставляются новые глаза. Потом инвалиды обидятся на "ограниченные возможности" и потребуют, чтобы их называли как-нибудь "личностями с особыми потребностями"... Кстати, вроде так уже тоже называют детей-инвалидов...
   - Хорошо, - вдруг произносит Андрей. - Но зачем было... кнутом?
   - Чтобы ты запомнил.
   - Что запомнил?
   - Что нельзя нарушать мои запреты.
   - А нельзя было как-то по-другому?! - в голосе возмущение.
   Снова вздыхаю.
   - Андрей. Я тебе, по-моему, говорил правило, что о моей природе говорить никому нельзя. Потом я упоминал тебе об этом, когда пояснял, зачем нужно отправить ребенка в закрытую школу. Ты еще захотел переехать обратно в свою общагу. Но, когда возникла критическая ситуация, когда тебя, извини за выражение, "взяли за жопу", ты тут же начал орать, что придет такой-сякой "твой шеф", который "не человек" и "порвет их там всех". Так или нет?
   Бледнеет.
   - При этом ты даже и не вспомнил, в чем провинился, когда я тебя начал расспрашивать. Пришлось напоминать.
   Придвигаюсь почти вплотную к его лицу.
   - А теперь, если такая ситуация вдруг и повторится, ты вспомнишь боль и "дцать" раз подумаешь, прежде чем развязать свой язык.
   Машинально потирает спину.
   - Андрей. Я хочу, чтобы ты понял кое-что, - произношу я, подходя к окну.
   Над Москвой - сизые тучи.
   Смотрю недолго на небо и продолжаю:
   - Я - нонсенс. Я не вписываюсь ни в какие научные рамки. Я с легкостью управляю гравитацией. Я поглощаю воспоминания. Мой яд - уникальная жидкость, которая, между прочим, синтезируется в особой железе. И эта особая железа появляется только при изменениях, которые тоже невозможно объяснить. Меня, писая кипятком, жаждут заполучить спецслужбы почти всех стран мира, за исключением, может быть, какого-нибудь Зимбабве или Занзибара. Заполучить и разобрать на составные части в своих секретных лабораториях. Проверить, почему обычный солнечный свет, в том числе и от заслоненного солнца, на меня не действует, а от солнца, частично скрытого горизонтом - смертельно опасен. При этом солнце, садящееся за горы, не считается. Но неровная линия горизонта - считается. Как и каким местом я перенаправляю гравитацию. Почему мне не надо дышать, есть. Почему мне не подходит просто кровь, даже напрямую из вены, а обязательно нужно дождаться последнего вздоха добычи. Почему я не могу питаться животными. Почему я не отражаюсь в зеркале. Как я умудряюсь внушать мысли...
   Поворачиваюсь к Андрею.
   - Мои слуги - мои слабые места. Ты знаешь обо мне практически все. Если вдруг кто-то узнает, что ты - слуга вампира, причем тот, кто знает о моем существовании не понаслышке, то тебя упекут в секретные лаборатории с огромным энтузиазмом. Вкатят всевозможные "сыворотки правды", и ты выложишь обо мне все, что знаешь. И, что самое нехорошее, ты выложишь им то, чего они не знают.
   Мужчина едва дышит.
   - И, поверь, они не остановятся ни перед чем. Надо будет - тебя будут пытать. Надо - возьмутся за Машу. Надо - и ее запытают.
   Обхватывает голову руками. В глазах слезы.
   - Поэтому я подчеркиваю этот запрет. И я буду добиваться его соблюдения всеми способами, - жестко говорю Андрею.
   - Знаешь, я убил не только твоих обидчиков, - продолжаю после паузы. - Я убил также тех, у кого Маша "гостила". Они не сделали ей ничего плохого. Угощали тортом. Именно его, кстати, Маша попросила забрать с собой. Я убил их потому, что твоя дочь долго и пространно рассказывала им про "Марка Етаевича". Увы, я понятия не имею, что именно она успела им сообщить. Но шанса нельзя давать. Даже вот такого, - показываю сведенные вместе большой и указательный пальцы так, что между ними расстояние в пару миллиметров. - И, если бы возникла необходимость, я бы убил всех, кто мог бы услышать Машин рассказ краем уха.
   - А правда... - вдруг говорит Андрей, - зачем вы решили взять меня... в слуги?
   - Андрей, мне это самому интересно, - признаюсь с грустной улыбкой. - Понятия не имею, какая муха меня укусила. Жалко стало, наверное...
   Удивляется.
   - Жалко?
   Киваю.
   - Я же не бесчувственный чурбан.

***

   - Можно вас попросить? - спрашивает Андрей.
   На улице - ночь. На столе - коньяк, блюдце с шоколадом. И два бокала. За компанию.
   - Смотря о чем.
   - Расскажите о ваших других слугах.
   - Обо всех?
   - Ну... о ком-нибудь.
   Вращаю в руках бокал с коньяком. Янтарные капли медленно стекают по стенкам.
   - Том. Последнего из них звали Том... Я подобрал его, умирающего от чумы. Хотя.. Нет, не так. От чумы умирала его мать. А он должен был умереть через неделю. И это не я его подобрал, а он каким-то образом подглядел, как я питаюсь... И пришел "сдаваться". В обмен на жизнь его матери...
  
   ...Светлые и мягкие волосы, словно пух. И ясная улыбка.
   Плещется в ручье.
   Назвал меня хозяином сразу, когда я ему сказал об этом.
   Невероятно худ.
   - Хозяин, я рыбу поймал! - в руках сверкает серебряная молния.
   - Твой завтрак, - говорю.
   Рыба бьет Тома по лицу хвостом и вырывается. Слуга провожает ее растерянным взглядом.
   -...уплыл, - добавляю с улыбкой.
   Паренек едва не плачет.
   Ускоряюсь и вылавливаю ту самую уплывшую рыбу.
   Рыба бьется в траве в пяти шагах от берега.
   - Спасибо! - в глазах счастье.
  
   ...- А правда, тут живут люди с песьими головами? - спрашивает Том, пытаясь приноровиться к моему шагу.
   - Увидишь хоть одного, не забудь показать, - говорю.
   Оглядывается.
   Вокруг - узкоглазые китайцы...
  
   - И... что было потом?
   - Потом... Мы путешествовали. Много. Он не боялся высоты. Любил полеты. Мы были в самых разных местах планеты... Том с восторгом воспринимал новые знания. Спокойно воспринял тот факт, что Земля - круглая. Что в Китае живут просто узкоглазые люди. Что арабы не едят детей...
   Делаю глоток.
   - Мне долго его не хватало.
   - Что с ним стало?
   - Умер от старости. В тысяча пятьсот сорок восьмом году.
   Андрей поднимает глаза к потолку, шевелит губами.
   - Это...
   - Двести десять.
   - Что?
   - Тому было двести десять лет, когда он умер, - говорю.
   В глазах моего нынешнего слуги - изумление.
   - Так...долго?
   Киваю.
   - Да. Правда, последние сорок лет Том стал совсем плох. Почти не ходил, ослеп. Я специально нанял прислугу, чтобы ухаживать за ним. Пришлось поселиться в Португалии. Тогда это было богатое и процветающее государство, в то время как в других странах бушевали войны. После смерти Тома я не смог там оставаться...
   Андрей внезапно начинает смеяться.
   - Блин, если бы кто сказал мне год назад, что я буду сидеть рядом с человеком, который видел своими глазами чуму четырнадцатого века...
   - Я не человек, - мягко поправляю слугу.
   Машет рукой. Во взгляде - восторг.
   - Ай, какая разница... Все равно. Вы ведь видели... Вы видели всю историю человечества!
   - Не всю, - говорю. - Только часть. Остальное - из воспоминаний.
   Наливает коньяк в бокал, выпивает залпом. Морщится, закусывает шоколадом.
   Как водку.
   - Шесть тысяч лет... - говорит сам себе.

***

   Андрей с Машей прощаются со мной у аэропорта.
   - А вы опять на другом самолете полетите? - спрашивает девочка.
   Киваю.
   - Да, милая.
   - А почему мы на нем не летим?
   - Он очень маленький, - говорю. - Там места только для меня и Кисы.
   Маша вздыхает.
   - Ну ладно. Только не забудьте нас встретить!
   - Не забуду, - глажу девочку по голове.
   В Англию кошку приходится везти мне. Слишком много справок нужно собрать, чтобы белобоку пустили в другую страну легально.
   Дома гримируюсь и упаковываю кошку в переноску. Кошка выпускает когти и растопыривает лапы. Собираю лапы в горсть и вталкиваю обладательницу мягких боков внутрь. Кошка ругает меня самыми страшными кошачьими ругательствами.
   - Прости, - обращаюсь к пушистой. - Придется потерпеть.
   Переноска большая, устлана теплым одеялом. Вдобавок туда уложена горячая грелка.
   Не продует.

***

   В Лондоне пасмурно.
   Андрей с Машей ждут меня у дверей терминала.
   - Марк Витавич, а что так долго? - выговаривает Маша.
   - Самолетик маленький, летел медленно, - поясняю. - Но я уже тут.
   - А что у вас с лицом?
   - Грим.
   - А зачем?
   Андрей одергивает Машу. Девочка дуется.

***

   До дома на окраине Лондона добираемся за два часа - мешают пробки.
   Стучусь в одну из квартир на первом этаже.
   - Да? - дверь открывает сухонькая старушка в круглых очках.
   - Миссис Доусон?
   - Бывшая миссис Доусон, - поправляет, - а ныне - миссис Ричардс. Чем могу помочь?
   - Миссис Ричардс, - исправляюсь. - Я хочу попросить у вас ключ от квартиры сорок четыре.
   В глазах старушки - любопытство.
   - Простите, сэр. Но эта квартира не заселяется.
   - Я знаю, - говорю. - Меня зовут Джон Майли. Майкл Майли был моим дедом.
   Старушка отходит на шаг, снимает очки.
   - А вы похожи на вашего деда, Джон.
   Вежливо улыбаюсь.
  
   -...его дед выкупил этот дом после войны, - рассказывает миссис Ричардс Андрею, - тогда мне было шестнадцать, мистер. Его дед был со странностями...
   Андрей улыбается, уже не пытаясь понять что-либо из ее речи.
   У миссис Ричардс вставная челюсть и жуткий шотландский акцент.
   То, что ее не понимают, ее совершенно не волнует.
  
   Домоправительница сама открывает нам дверь в сорок четвертую квартиру.
   - Спасибо, миссис Ричардс, - говорю домоправительнице, оглядевшись. - Вы отлично справляетесь.
   Квартира чисто прибрана, нигде не видно ни соринки. Современная техника.
   - Ну а то! - раздувается от гордости старушка. - Никто никогда не смел сказать, что Лилия Бейкер плохо справляется!
   Миссис Ричардс семенит на кухню, втыкает вилку от холодильника в розетку.
   - Я отправлю своего внука купить вам продуктов. Нехорошо, когда холодильник пуст. Как погода в Америке?
   - Погода так себе, - отвечаю. - Скучал по лондонским туманам.
   Домоправительница заливисто смеется.
   Андрей распаковывает вещи.
   Через два часа ее внук приносит две полные сумки с продуктами.
  
   - Еще одна из ваших квартир? - спрашивает Андрей, когда "внук" уходит.
   Выпускаю кошку из переноски.
   - Да.
   - А кто эта бабуля?
   - Домоправительница. Вообще-то мне принадлежит весь дом. Квартиры в нем сдаются в аренду. А именно эту я оставил для себя. На всякий случай. Как видишь, пригодилась.
   - А кто и почему принес нам продукты?
   - Ее внук по ее же инициативе.
   Удивлен.
   - Этот дом дает работу всей ее семье, Андрей. Когда я ее увидел первый раз, она была тощей семнадцатилетней девчонкой, при этом уже замужней и на третьем месяце беременности. Ее муж был инвалидом войны. Я не хотел ее брать, но она упросила. И знаешь, я не жалею. До этого дом едва покрывал расходы на свое содержание, а с ее появлением стал приносить неплохой доход. Ее муж работал здесь, ее сын и две ее дочери. Сейчас здесь заправляют два ее внука со своими женами. Но все равно - она держит весь дом крепкой хозяйской рукой. И она искренне благодарна Майклу Майли... тогда меня звали именно так... за кусок хлеба. И с теплотой относится к его внуку. Поэтому она будет убирать пыль в моей квартире, пустующей годами. Будет отправлять внука за покупками для меня. Не удивлюсь, если завтра она пришлет сюда еще кого-нибудь подмести, постирать или еще что.
   - Она тоже... слуга?
   Качаю головой.
   - Нет. Обычный человек.
   Раздвигаю шторы.
   Вижу Лондон шестидесятилетней давности. Сквозь него слабо просвечивает Лондон современный.

***

   Маша с недоумением идет по асфальтовой дорожке.
   - Это школа? - показывает пальцем на один из корпусов.
   Киваю.
   - Да.
   - И это? - палец перемещается в сторону.
   - И это.
   - А в какой я буду?
   - Во всей. Эти дома - части школы. Школа состоит из многих зданий, - объясняю ребенку.
   На лице девочки задумчивость.
  
   - Мистер Майли? Мистер Крапиветс? Мисс Крапиветс?
   Киваю.
   - Рады приветствовать вас в школе "Тринити"!..
   Директор. Худощавый мужчина лет пятидесяти. Изображает искреннюю радость от нашего присутствия.
   Ему за это платят.
  
   Андрею и Маше устраивают экскурсию по всей школе. Экскурсовод старается говорить медленно и очень простыми словами, но Андрею все равно трудно. Маша же над проблемой понимания не задумывается, просто разглядывая все вокруг.
   -...школа - одна из лучших... - голос экскурсовода.
   - Зис скул из вери гуд! - внезапно выдает Андрей.
   Экскурсовод улыбается.
  
   - Думал, мозги лопнут, - признается слуга, когда мы садимся в такси. - Я почти ничего не понял из того, что эта женщина мне вещала.
   - Что ж поделать, - отвечаю, - русским она не владеет.
   - Сколько языков вы знаете? - спрашивает после небольшого молчания.
   - Не знаю, - пожимаю плечами. - Не считал.
   - Десять... двадцать..? - пытается докопаться до истины.
   Вздыхаю.
   - Андрей... Как бы тебе объяснить. Языки меняются, перерождаются. Сперва был один язык, потом он делился, смешивался с другими языками, образовывал свои наречия, наречия становились самостоятельными языками. Это произошло с латынью, например. Я знаю почти все языки, которые когда-либо существовали на этой планете последние шесть тысяч лет. И я знаю не просто языки. Если взять, к примеру, русский... я знаю русский современный, русский начала ХХ века, русский язык петровских времен, старославянский... Считать его за один язык или несколько? Учитывая тот момент, что русский язык XXI и XIV веков различаются очень и очень значительно.
   Слуга изумлен.
   - Я не думал... Так много...
   Дальше едем в молчании.

***

   Дома нахожу в Интернете описания экскурсий по Лондону, выбираю подходящий тур, заказываю переводчика.
   - Съездите завтра на экскурсию. Покажешь Маше город, заодно и сам посмотришь, - говорю слуге. - Погода, правда, не очень.
   - А вы?
   Пожимаю плечами.
   - А мне зачем? Пусть это будет компенсацией за не очень удачный Машин день рождения.
   Вздыхает.
   Достаю пластиковую карточку.
   - Местная. Банкоматы на каждом углу, хотя картой тоже можно расплатиться почти везде. Пин-код - девять-три, четыре-восемь.
   - Спасибо! - говорит слуга.
   Кошка сидит на подоконнике, тоскливо глядя в окно. За окном - серая морось.
  
   Мой слуга с дочерью уезжают на экскурсию рано утром.
   Открываю ноутбук.
   Давно я что-то в Интернет не заглядывал.
   Письмо от Алены Калининой.
   Пишет, что звонила, но телефон был выключен. Надеется на встречу, с теплом вспоминает проведенный день.
   Перед глазами встает лицо моей знакомой...
   ...и заслоняется лицом девушки, умершей три сотни лет назад...
   ...ее лицо сменяется еще одним лицом...
   ...и еще одним...
  
   ...- Шеш, ты идиот, - Наставник не просто зол. Он ЗОЛ.
   Молчу, глядя в пол.
   - Зачем ты решил обратить ее?
   - Я люблю ее! - говорю с вызовом.
   - Она человек!!!
   - И что? Теперь она станет такой же, как и я!
   - Шеш... - Наставник садится на землю, обхватывает голову руками, - ты знаешь голод. Скажи, тебе он нравится?
   - Нет...
   - Сколько раз я удерживал тебя от срывов?
   - Много...
   - А теперь скажи... Ты молодой, недавно восставший al'lil... Ты собираешься взять на себя птенца?
   - Да!
   - И чему ты, идиот, можешь ее научить?
   - Всему, что знаю!
   - И что ты знаешь?
   - Я...
   Запинаюсь.
   - Ты не освоил полет. Ты боишься солнца. Ты едва можешь войти в транс после охоты. Тебя нужно постоянно контролировать, чтобы ты не сорвался. Ты не умеешь управлять силой. И ты собрался брать на себя птенца?
   Наставник не в гневе. Он разъярен.
   Al'lil сложно разозлить.
   - Я сделаю все, чтобы тебя не было рядом с ней, когда она восстанет. Пусть она встретит рассвет!
   Отлетаю в сторону от удара силой.
  
   Пишу ответ Алене.
  
   А вот в "Личных сообщениях" письмо от моего давнего знакомого Ванечки. Пишет, что опять нуждается в моих услугах, просит перезвонить.
   У меня появился постоянный клиент.
  
   Андрей и Маша возвращаются с экскурсии затемно. Руки полны всевозможных коробок. Девочка просто сияет. Сразу начинает распаковывать покупки. Андрей обессилено валится на диван.
   - Как все прошло? - спрашиваю.
   - Ох... - отзывается слуга.
   Улыбаюсь.
   Кошка пытается утянуть оберточную бумагу.

***

   На ужин разогреваю пиццу. Маша клюет носом. Андрей вынимает из ослабевшей ручки недоеденный кусок и относит девочку в спальню. Возвращается.
   - Какая-то женщина во дворе сегодня интересовалась, не геи ли мы. Хотя нет, не так... Она спросила: "Не мужья ли вы с этим милым мужчиной?" - говорит слуга.
   - И что ты сказал?
   - Сказал, что нет, - краснеет Андрей. - Я едва понял, что она хочет... К тому же, я не ожидал, что она будет спрашивать именно это...
   - Надеюсь, ты не стал оскорблять эту леди за ее интерес, - говорю.
   - Я... нет, не стал. Я просто был настолько шокирован...
   - Понимаю. На будущее - реагируй на подобные расспросы спокойно. Здесь очень лояльно относятся к однополым отношениям.
   Андрей задумчиво делает большой глоток горячего чая и обжигает рот.

***

   Сижу на стуле у окна. Окно в кухне выходит на пожарную лестницу.
   Слуга уже давно закончил трапезу. Пустая коробка лежит в мусорном ведре, остатки пиццы - в холодильнике.
   Но из кухни почему-то не уходит.
   - Скажите... - спрашивает несмело. - А что нужно для того, чтобы быть хорошим слугой?
   Поворачиваю голову и смотрю Андрею в глаза.
   Смущается.
   Вглядываюсь в его лицо.
   Ему потребовалось неслабое усилие воли, чтобы спросить у меня это.
  
   - Гордость, - отвечаю.
   Делает круглые глаза.
   - Гордость???
   - Да, - подтверждаю.
   Непонимание.
   - Гордость своим положением, - расширяю ответ.
   Непонимание.
   Поднимаюсь со стула, прохожу к холодильнику, достаю бутылку пива, протягиваю слуге.
   - Ты считаешь, что твое положение унизительно? - задаю вопрос в лоб.
   Молчит.
   Вопреки нормам приличия усаживаюсь прямо на кухонный стол, опираюсь спиной о холодильник. Указываю Андрею на стул.
   - Ты христианин?
   Мой вопрос застает его врасплох.
   - Н-н-не знаю... - мямлит.
   - Ну, был хоть когда-нибудь?
   - Крещен был в детстве. Машу тоже крестил... молитв не знаю, правда, никаких...
   - Значит, о православии имеешь представление, - киваю. - Слышал выражение "раб божий"?
   - Слышал.
   - Как тебе оно?
   Пожимает плечами.
   - Вот там, в церкви, поп к тебе обращался "раб божий Андрей" - ты не возмутился?
   - Нет...
   - И дочь твою называл "раба божья Мария"... Нормально воспринял, не?
   - Ну...
   - То есть факт, что тебя и твою дочь назвали рабами, тебя не покоробил?
   - Это ведь не на самом деле... образное выражение...
   Улыбаюсь.
   - Нет, не образное. Согласно христианскому учению, верующий должен стремиться к полному подчинению богу. И фраза "раб божий" несет в себе еще один смысл - человек принадлежит только одному богу, больше никто над ним не властен. Только бог.
   Слушает, пытаясь понять, к чему я веду.
   - И, представь себе, христиане сами себя так назвали. Они с гордостью носят это самоименование. И - не поверишь - ничуть не чувствуют себя оскорбленными. Они стараются подчиняться богу во всем, даже в мелочах. Если у них не получается, они испытывают вину, ходят и каются.
   - Но... ведь... - запинается.
   - Хочешь сказать, что я не бог? - улыбаюсь.
   Молчит, не зная, что ответить.
   - Я не бог, да, - говорю. - Но дело не в этом. Даже не вдаваясь в теологические дебри смысла слова "бог". Дело в том, что над тобой нет другой власти, кроме моей.
   Вздыхает.
   - Ты не понимаешь, наверное, - говорю я. - Над тобой действительно нет другой власти. Для тебя нет законов. Для тебя нет правил. Кроме моих.
   Не понимает.
   - Хорошо, Андрей, - меняю позу. Теперь я сижу, уперевшись руками в столешницу и свесив ноги. - Что будет, если ты возьмешь лом и проломишь голову кому-нибудь..? Пусть будет Олегу Максимовичу.
   - Посадят.
   - И как это будет происходить? Давай подробно.
   - Милиция меня найдет, арестует... потом посадят.
   - После ареста и между "посадят" что будет?
   - Ну, суд вроде...
   Внимательно смотрю на слугу.
   - Нет, Андрей. Будет все не так. Доблестные милиционеры тебя, может быть, и найдут, но ты у них просидишь ровно до ночи. Ночью приду я. Если надо, разнесу СИЗО по камешку, но вытащу тебя оттуда. И плевал я на все их "найдут", "арестуют", "посадят". Ты ни дня там не просидишь, если я не захочу. Понимаешь? Мне глубоко фиолетовы все уголовные кодексы. Абсолютно. Никто. Не смеет. Обижать. Моего слугу.
   Смотрю на мужчину. К сожалению, он все равно не понимает.
   - Ты можешь нарушить любой закон любой страны, Андрей. И тебе ничего за это не будет, - пытаюсь подобрать другие слова. - Ни одна система в мире не сможет тебя наказать, пока ты - мой слуга. Максимум - продержать в КПЗ или отделении полиции до ночи. Но, если ты научишься звать - то еще меньше.
   - Звать?
   - Метка. Это связь между тобой и мной. Я всегда могу тебя найти, ты всегда можешь почувствовать мое присутствие рядом, а также позвать в случае необходимости.
   - И как это делается? - в глазах интерес.
   - Пока ты не сможешь это сделать, - разочаровываю его. - Ты еще не почувствовал себя моим слугой.
   - И... что для этого нужно?
   - Ты должен не просто знать, что ты слуга. Ты должен понимать это.
   - Я понимаю...
   - Нет, - качаю головой. - Не понимаешь. Ты знаешь, но не понимаешь.
   - И в чем разница?
   Вздыхаю, слезаю со стола. Достаю из холодильника еще одну бутылку пива.
   - Будешь?
   Не отказывается.
   - Согласно Шариату, распитие спиртных напитков запрещено.
   Молчит, вертит в руках бутылку.
   - Учитывая, что ты только что выпил одну...
   Смотрит на меня.
   Смотрю на него.
   - Тебе есть дело до исламского права?
   Качает головой и открывает бутылку.
   - Точно так же тебе не должно быть дела до любого из существующих законов любой страны, Андрей, - говорю и снова влезаю на стол. - Над тобой не имеет силы ни один закон мира. Потому что тебя никто не сможет наказать за нарушение любого закона.
   Отпивает глоток.
   - Вроде понятно...
   - А теперь смотри. Твое положение выше, чем у любого олигарха. Для тебя нет законов. Для тебя открыты все границы мира. Ты независим от любой страны, Андрей. И это - шикарно. Или нет?
   Хмыкает.
   - В принципе, да.
   - А теперь подумай - кто еще в мире может этим похвастаться?
   Делаю паузу, пока Андрей пьет пиво.
   - И еще. Вспомни тот момент, когда ты находился в квартире со своими похитителями. Вспомни, что ты им говорил.
   Вздрагивает.
   - Я больше не буду...
   - Я не о нарушении. Вспомни эту отчаянную уверенность в том, что твой "шеф" самый крутой. Вспомни злость на то, что они не боятся. На то, что не понимают твоей исключительности. И - само чувство исключительности. Потому что твой "шеф" - самый крутой.
   Сжимает бутылку так, что белеют костяшки.
   - Правда, это особенное чувство? И чувство облегчения, когда ты меня увидел. Радость. Что да, ты не ошибся. Что вот он, "шеф", действительно пришел за тобой.
   Молчу. Андрей смотрит на меня очень странным взглядом.
   - Из этого должна вырасти твоя гордость. Гордость, что за твоей спиной есть грозный и сильный хозяин. Что ни у кого нет, а у тебя есть. И с этим хозяином тебе море по колено и горы по плечу, понимаешь? Что у всех какие-то жалкие олеги максимовичи, толстые и злобные твари, а у тебя - древний вампир, который старше летоисчисления в три раза.
   Выражение глаз меняется, но остается не менее странным.
   - Из этой гордости родится радость служения, - говорю, когда взгляд Андрея становится более спокойным. - Радость оттого, что ты можешь отблагодарить меня, выполнив мой приказ. И только тогда, когда ты будешь смотреть на все сквозь призму этих двух чувств, ты станешь полноценным слугой. Преданным.
   Одним махом допивает пиво.
   - Кажется, я понял.
   - Это хорошо, - киваю в ответ. - Я рад.
   - Я постараюсь, - говорит Андрей. - Очень буду стараться.
   Снова киваю.
  
   ...Иду по коридору. Надо мной - каменная кладка, под ногами - каменный пол.
   - Слава Христу, брат! - мимо проходит фигура в рясе с капюшоном.
   Я в точно такой же.
   - Слава Христу, - отвечаю.
   Подземелье.
   Истошный крик где-то впереди.
   Скрип поворачиваемых рычагов.
   - ...Ты сговорился с Дьяволом, Томас. Покайся. Расскажи, как твой господин пьет кровь по ночам...
   Скрип. Крик.
   Поправляю капюшон и захожу в пыточную.
   Запах крови моего слуги ударяет в нос.
   Палач, три инквизитора и секретарь.
   Силы хватит.
   Ускоряюсь и касаюсь каждого рукой, подкрепляя приказ силой.
   Замирают.
   Перерубаю веревку на дыбе. Растянутые мышцы и сухожилия резко возвращаются в исходное состояние.
   Том заходится в крике. Прости, малыш. Знаю, это больно.
   Изменяюсь и впиваюсь зубами в истерзанную руку слуги.
   Убрать боль. Убрать опасность для жизни. Не дать сердцу замереть.
   - Хозяин! - вздох облегчения.
   - Да, Том, это я.
   - Мне не кажется? Или я сошел с ума от боли?
   - Я, я. Погоди немного.
   Кусаю каждого из допрашивающих, вливая им в кровь очень интересный состав.
   Внушение силой скоро перестанет действовать, а вот яд...
   Снимаю рясу с секретаря, накидываю на истерзанное тело Тома.
   - Пойдем.
   Идем по коридору неспешным шагом. Поддерживаю слугу под руки.
   - Я ничего им не сказал! - в голосе гордость.
   - Я знаю, - говорю.
   Сзади раздаются крики боли, постепенно усиливаясь.
   Мой яд заставляет их испытывать то же самое, что испытывал Том. Только, в отличие от дыбы, он навсегда останется в болевом центре мозга.
   Никто не смеет обижать моего слугу.
  
   Миссис Ричардс притаскивает четыре толстенных "гроссбуха" и не менее толстую папку с бумагами. Изумляюсь, как она подняла их, причем одновременно.
   - Это приходно-расходные книги за все время; с того самого дня, как ваш дед уехал в Америку, - говорит домоправительница. - И кое-какие документы.
   Открываю первый том.
   "1951"
   - Я займусь ими сегодня, - говорю старушке и тепло улыбаюсь. - Но я уверен, что там все в порядке.
   - У меня в предках были немцы, - гордо отвечает миссис Ричардс. - Немецкая точность и немецкая пунктуальность.
   Домоправительница уходит.
   Начинаю пролистывать книги.
  
   -...брое утро, господин... Доброе утро, хозяин? Доброе утро, господин!.. нет, не так... Доброе утро, хозяин... Доброе утро, господин? Тьфу... Доб... - доносится из спальни голос Андрея, произносящий утреннее приветствие со всевозможными интонациями.
   Репетирует.
   Листаю книги.
   "1967".
   Тут доход немного снизился - тогдашняя миссис Доусон осталась вдовой.
   "1995"
   Тут - пожар в одной из квартир. Страховая компания, правда, выплатила все до пенни.
   "2007"
   Убыточный год. Кризис, что поделать. Но в мае миссис Доусон становится миссис Ричардс...И убытки резко сокращаются.
   Старушка молодец.
   Кошка водит ушами, реагируя на бормотание Андрея, который думает, что его никто не слышит.
  
   Из спальни появляется Андрей.
   - Доброе утро... господин, - с трудом произносит он.
   Лицо бледное, губы побелели.
   Запах волнения, граничащего с паникой.
   Он себя ломает.
   - Доброе утро, Андрей, - отвечаю на приветствие.
   Вкладываю максимум ободрения.
   Выдыхает.
  
   Из него будет хороший слуга.
  
   - Как мне называть вас, господин? - за мной семенит грязный оборванный мальчишка по имени Том.
   - Хозяин.
   - Слушаюсь, хозяин! - в голосе радость.
  
   - Зачем это? - спрашивает Андрей, кивая на бумаги.
   - Миссис Ричардс подготовила отчет за последние шестьдесят лет. Я проверяю.
   Удивлен.
   - Если я не проверю, то она может обидеться, - объясняю. - Это раз. А, во-вторых, она должна чувствовать, что ее работу контролируют. Пусть она и делает все отлично. Пусть это и раз в шестьдесят лет.
   Вглядывается в строчки, написанные выцветшими чернилами.
   - Это за шестьдесят лет???
   - Почти. С тысяча девятьсот пятьдесят первого. Именно тогда я покинул Англию и переехал в Нью-Йорк. Поэтому миссис Ричардс (тогда ее звали миссис Доусон) и принесла мне отчеты именно с этого года. До этого она предоставляла их каждый месяц.
   - И она это все сохранила? Удивительно... - говорит Андрей, прикасаясь к пожелтевшим страницам.
   - Поэтому она и служит домоправительницей, - захлопываю последнюю книгу.

***

   Андрей смотрит на купол собора.
   Собора Святого Павла.
   - Зачем мы тут?
   - Просто так, - пожимаю плечами. - Пойдем.
   Лицо стянуто латексом. Везде камеры.
   Ненавижу латекс.
   Маши с нами нет. Маша гостит в семье того, кто будет ее официальным опекуном здесь, в Англии.
  
   Проходим через вход, проталкиваясь сквозь толпу гомонящих иностранцев. Даже слышится русская речь.
   Гуляем по коридорам. Посещаем "шепчущую галерею", поднимаемся по лестнице из 381 ступени.
   - Огромный собор, - говорит запыхавшийся Андрей.
   - Раньше он был меньше, - отвечаю. - Только его постоянно разрушали. Один раз вообще молния попала. И каждый раз отстраивали.
   Спускаемся вниз.
   Поднимаемся вверх.
   В результате оказываемся в библиотеке.
   - Идем, - говорю слуге.
   В дальнем углу нажимаю на панель.
   Панель отходит.
   - Что это?
   - Закрытая секция.
   Андрей следует за мной.
   - Сэр, вам нельзя сюда, - перехватывает меня какой-то служащий.
   - Можно, - отвечаю, делая пальцами особый знак.
   - Прости, брат, - тут же идет он на попятную. - Господь с вами.
   - Господь с тобой, - отзываюсь.
  
   - Что это было? - спрашивает слуга.
   - Охрана. Ну, как охрана. Если бы я оказался посторонним, он бы меня вежливо выпроводил, сочувствуя, что я заблудился. Если бы я начал сопротивляться, то он бы выпроводил меня насильно.
   - А что вы ему показали?
   - Орденский знак. Тут обитает один тайный орден, в который я был вхож много лет назад. Вот я и дал охраннику знать, что я - свой. Он и отстал.
   - Куда мы идем?
   - Покажу тебе кое-что.
   Идем дальше по коридору, сворачиваем в большую комнату.
   Проекторы.
   Умно придумали - перевели информацию на микропленку.
   Нахожу на полке нужную кассету, включаю проектор.
  
   Андрей рассматривает портрет мужчины в настоятельском облачении. Внизу портрета - надпись "MXXI"
   - Кто это?
   - Я. Так я выглядел в тысяча двадцать первом году.
   Андрей изумлен.
   - А почему в такой одежде?
   - Я был настоятелем в этом Соборе. Правда, недолго.
   Переводит взгляд с портрета на мое лицо.
   - Не очень похож, если честно.
   Киваю.
   - Разумеется. За тысячу лет я много раз изменял внешность.
   Достаю еще одну пленку.
   А этот портрет сохранился отвратительно. Обгорел, краски выцвели. В углу - пятно плесени.
   "DCCXXXII".
   - Семьсот тридцать второй год.
   - Почти триста лет назад, - комментирует Андрей.
   - Тысяча двести семьдесят семь, - поправляю. - Год не тысяча семьсот тридцать второй, а просто - семьсот тридцать второй.
   Вставляю третью пленку.
   Еще один портрет. Под ним уже арабские цифры "1668".
   Монах.
   - Это я в 1668 году. Но я тогда был не в Англии, а в Испании. Портрет сделан там же, потом перевезен сюда, в орденское хранилище.
   - А как называется орден?
   - Орден Чаши Христовой.
   - Чаши? Грааль?
   - Нет, другой чаши. Помнишь, когда Иисус молился в Гефсиманском саду?
   В глазах - непонимание.
   - Ну, ты вообще Библию читал?
   Качает головой.
   - Иуда предал Христа. Это ты хотя бы знаешь?
   - Это - да, - говорит с легким возмущением.
   - Ну вот, между тем, как Иуда ушел за стражниками и тем, как вернулся за Христом, Иисус молился в Гефсиманском саду. Сперва просил бога избавить его от его участи, потом согласился на свою судьбу, покоряясь воле своего небесного отца, поскольку не было другого выхода, - поясняю. И добавляю:
   - "всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты". Евангелие от Марка.
   Вижу в глазах слуги изумление и опять поясняю.
   - Не от меня. Я не был апостолом.
   Разочарован.
  
   Выключаю проекторы.
  
   - Спасибо... - говорит Андрей, когда мы выходим из Собора.
   Обращение опускает в самый последний момент, слегка запнувшись.
   - Не за что, - пожимаю плечами, делая вид, что не замечаю.

***

   У кошки четыре миски. В одной - вода, во второй сухой корм. Две других принесла миссис Ричардс. Со свежим мясом и молоком.
   Кошка лежит на диване, выпятив круглое пузо.
   Андрей гладит кошку.

***

   Касаюсь руками черной крышки старого фортепиано, открываю. Пальцы пробегают по клавишам. Настроено идеально.
   Андрей поднимает голову.
   - Вы умеете играть?
   Киваю.
   Играю две гаммы, чтобы дать пальцам вспомнить. Хотя в этом нет необходимости.
   Играю Баха, затем Бетховена, экспромтом добавляя свои вариации.
   - Красиво...- шепчет слуга. - Я никогда не слышал такого исполнения.
   Закрываю крышку.
   - Я рад, что тебе понравилось.
   - Спасибо...

***

   Смотрю в темное небо.
   Андрей и Маша спят. Кошка тоже спит, свернувшись теплым клубком на покрывале.
   А я смотрю в небо и пытаюсь понять, зачем мне все это. Зачем вообще мне вдруг стал нужен слуга?
   Почему этот человек для меня перестал быть элементом безликой массы еды?
   "С едой дружить нельзя", говорил мой Наставник.
   Это правило не раз подтверждалось.
  
   Слуги. Не еда и не птенцы. Но всегда рядом.
   Желание оберегать. Радовать. Видеть в глазах искреннюю любовь. И отзываться на эту любовь.
  
   ...Спит, свернувшись в клубок. Одеяло сбилось куда-то в ноги.
   Подхожу, укрываю.
   Переворачивается, что-то бормочет. Сквозь сон протягивает руки и обхватывает меня за шею.
   Ложусь рядом.
   Спит, обняв меня всеми четырьмя конечностями.
   Том умопомрачительно пахнет...
  
   Я плохой хозяин. Каждый раз, когда вижу Андрея, я сравниваю его с Томом. А вот тут Том бы так не сказал. А вот тут Том бы так не сделал. А вот тут...
   Но Тома больше нет. Есть Андрей.
  
   Андрею сложно. Социальное псевдоравенство не позволяет ему примириться со своим положением.
   Можно сломать его силой или ядом. Пара прикосновений, укус - и Андрей будет со слезами счастья целовать мне ноги.
   Можно - насилием. Пара подходов с кнутом, и Андрей будет называть меня "хозяин", боясь поднять голову.
   Но это будет уже не Андрей, а то, что породит мой яд или мой кнут.
   Чтобы стать хорошим слугой, он должен сам сломать в себе свои предубеждения, свои стереотипы. Он должен сам создать в себе те направляющие, по которым пойдут изменения.
   Иначе Андрей лишится того, что я всегда называл "душой". Душой человека.

***

   Возвращаюсь утром, когда небо на востоке набрякает розовым светом.
   Андрей стоит на пожарной лестнице и курит. Приземляюсь рядом.
   - Привет, - говорю.
   - Доброе утро, - отзывается слуга.
   - Как спалось?
   Пожимает плечами.
   - Нормально. Только кошка все время сверху на одеяло ложилась.
   Улыбаюсь.
   - В жизни у нее было мало возможностей спать на теплом человеческом теле.
   Андрей хмыкает.
  
   Пережидаю легко.

***

   На плите шкворчит яичница с беконом.
   - Традиционный английский завтрак, - киваю я на яичницу. - Андрей, может, тебе что-то другое научиться готовить?
   Краснеет.
   - Если надо... То я буду учиться.
   Пожимаю плечами.
   - Лично мне - не надо. Это твой желудок. А от гастрита я тебя уже вылечил.
   Вздыхает.
  
   ...С одного бока рыба обуглилась, но Тома это не смущает. Обжигаясь, отламывает куски и запихивает в рот.
   Пальцы вымазаны в саже.
   Второй бок рыбины недопекся...
  
   Отбрасываю воспоминания.
   Тома больше нет.

***

   Андрей стоит у зеркала и что-то рассматривает во рту.
   - У меня что, зубы растут? - говорит сам себе.
   Подхожу сзади.
   - Вполне возможно. Если каких-то не хватало.
   Оставляет в покое рот.
   Уже не удивляется.

***

   На улице пасмурно.
   Мы со слугой стоим рядом с входом в один из терминалов аэропорта Хитроу.
   - Вас дожидаться по прилету?
   Качаю головой.
   - Адрес ты знаешь, ключи я тебе дал. Можешь сразу ехать на квартиру. Смысл тебе стоять посреди улицы, привлекая к себе внимание?
   Послушно кивает.
   - Хорошо, я понял.
   - И открой балконную дверь.
   Снова кивает.
  
   "...мы и господа, объявляется посадка на рейс..."
  
   Провожаю взглядом один из взлетающих самолетов.
   Я точно знаю, что мой слуга летит на нем.

***

   Миссис Ричардс крайне огорчена, что я уезжаю "обратно в Америку".
   - Очень жаль, сэр, что вы так быстро нас покидаете... Я надеялась, что вы пробудете на своей Родине хотя бы полгода.
   Поправляет очки.
   - Но в любом случае, ваш дом будет вас ждать.
   - Спасибо, миссис Ричардс, - говорю старушке и сжимаю ее теплую морщинистую руку.
   - Всегда пожалуйста... мистер Майли.
  
   Кошка смотрит на переноску ненавидящим взглядом.

***

   В Москву я прилетаю почти перед самым восходом.
   Андрей встречает меня в большой комнате. Сую ему переноску и стремительно несусь пережидать.
   Не люблю летать против вращения Земли.

***

   Кошка вылизывает лапы около холодильника
   Андрей сидит за столом, подперев голову руками.
   - Переживаю за Машу, - признается в ответ на мой вопросительный взгляд.
   - Не стоит, - успокаиваю его я. - Она в очень хороших руках. Семья очень добрая и уважаемая.
   - Но ведь всякое может случиться...
   Сажусь на стул и смотрю на слугу.
   - Они прошли мою проверку. Так что не стоит нервничать.
   - Какую проверку?
   - Проверку моей силой. Я могу заставить человека быть искренним.
   - И та семья...
   - И та семья благополучно прошла проверку, - повторяю еще раз. - Они действительно любят детей. И муж, и жена. Я проверил даже их дочь, которая на два года старше Маши. Она восприняла твою девочку как младшую сестренку.
   Успокаивается.
   - Если бы кто сказал мне полгода назад, что Маша отправится учиться в Англию... не говоря уже о том, что она будет здорова... Я бы ударил того в лицо за насмешку, - вдруг говорит Андрей, смотря куда-то в пространство. И добавляет: - Жаль, вас не было рядом, когда Маша родилась. Может быть, Лида осталась бы жива.
   Пожимаю плечами.
   - Все происходит именно так, как должно произойти. Ты вряд ли бы смог служить мне в этом случае.
   - Почему? - удивленно смотрит.
   - Потому что ты хотел бы быть с женой, а не со мной, - честно отвечаю.
   В глазах Андрея - боль.
   - Ты ее сильно любил?
   - Люблю до сих пор.
   Пристально смотрю на слугу.
   - И до сих пор не можешь смириться с ее смертью, - полувопросительно-полуутвердительно говорю.
   Кивает, стиснув зубы. На стол капает слеза.
   - А вы можете... вернуть прошлое? - задает глупый вопрос
   Но с отчаянной надеждой.
   Медленно качаю головой.
   - Увы, нет. Над временем я не властен. Но могу убрать то, что тебя мучает.
   - И я перестану... ее любить?
   - Да.
   Замирает, но потом делает отрицательный жест.
   - Не надо. Пусть остается.

***

   В Москве приходится задержаться. Приходится делать пару справок для кошки: у предыдущих закончился срок действия. Кошка терпеливо сносит все процедуры у ветеринара.
   - Сколько вашей котеньке? - спрашивает молодая улыбчивая девушка-ветеринар.
   - Пятнадцать лет, - отвечаю.
   - Пятнадцать?! - удивлена. - А выглядит очень молодо! Я думала, ей лет десять максимум. Вы хороший хозяин.
   Вежливо улыбаюсь.
   - Спасибо.
   Кошка действительно хорошо выглядит и чувствует себя для пятнадцати кошачьих лет.
   Сказывается пребывание рядом со мной. Если человеку необходимо регулярно получать порцию моего яда, то для кошки достаточно простого общения.
   Вот такой я лечебный.
   Из Москвы вылетаем через три дня - Андрей с кошкой на самолете, я обычным способом.

***

   До Хабаровска я не добираюсь. Решаю все-таки заглянуть к Ванечке.
   Старая квартира встречает меня тишиной. Все по-старому, даже телефон лежит на том же самом месте, где я его оставил.
   Только пыль скопилась.
  
   Долетаю до пригорода и звоню Ванечке.
  
   Ванечка на этот раз желает отправить в "мир иной" целую семью - отца, мать и двоих детей. И Ванечка пытается торговаться. Видите ли, "оптовый заказ". Приходится объяснять Ванечке, как ребенку, что дело не в "опте".
   Не понимает.
   Все-таки этот Иванушка - дурачок.
  
   Предупреждаю Ванечку, что с ним я больше не буду работать.
  
   На выполнение заказа уходит три дня. Подходящий момент случается лишь в воскресенье, когда "объекты" выезжают куда-то на природу.
   Напугать на безлюдной трассе сидящего за рулем главу семейства ничего не стоит. А с обрыва их автомобиль падает уже сам.
   И так же сам взрывается.
  
   Восемь миллионов рублей.

***

   В Хабаровск прилетаю во вторник.
   В кухне горит свет. Полтретьего ночи.
   Подхожу к двери, дергаю ручку.
   Заперто.
   Нажимаю звонок.
   Андрей открывает дверь через минуту. В глазах - облегчение.
   - Я уже начал беспокоиться, - говорит. - Я ожидал, что вы прилетите вслед за самолетом, а вас не было четыре дня.
   - Пришлось задержаться.
   - Что-то... не в порядке?
   - Нет, все хорошо, - успокаиваю слугу. - Была кое-какая работа.
   Вздыхает.
   - Андрей, - говорю. - Не запирай больше дверь, если меня нет дома.
   - А? Хорошо, - кивает. - Больше не буду. Просто... на всякий случай было. Вдруг кто влезет.
   Думает минуту и добавляет:
   - Может, нам собаку завести?
   Качаю головой.
   - Не вариант. Собаки меня боятся.
   Снова вздыхает и косится на кошку.

***

   Пишу письмо Алене. Извиняюсь за долгое отсутствие, стандартно ссылаюсь на дела и приглашаю сходить в кино на выходных.
   Ответ приходит практически сразу.
   Ждет выходных.

***

   Андрей уезжает за машиной.
   Через полчаса звонит с авторынка. У него куча вопросов по цвету, марке, вместимости и прочим деталям. До поездки уточнить все моменты, видимо, было не судьба.
   Терпеливо отвечаю на каждый вопрос.
   Al'lil сложно разозлить.
  
   Домой приезжает на серой "Калдине" десятилетней давности. Открывает ворота, заезжает в гараж.
   Наблюдаю за ним из окна. Доволен, как тюлень.
   Спускаюсь в гараж.
   Мой слуга умудрился свернуть боковое зеркало. Стоит, разочарованно смотрит на отломанную деталь.
   - Советую съездить в сервис, пусть поставят новое.
   Крутит в руках осколок.
   - А потом я опять его сломаю... - вздыхает.
   - Заплати инструктору, пусть покатается с тобой по городу, - говорю. - В автошколе дают минимум навыков. Практика необходима. А то ты за руль цепляешься, как утопающий за соломинку.
   Краснеет.

***

   В пятницу из Англии по Интернету звонит Маша. Андрей прилипает к экрану моего ноутбука, ловя каждое слово дочери.
   Маша сбивчиво перечисляет, что ей купили к школе, показывает новую форму, карандаши. Рассказывает про погоду, про лошадей. Сетует на то, что никто не говорит "по-человечески", но она уже научила свою новую подружку словам "привет" и "спасибо".
   Мой слуга счастлив.
   Маша видит меня на заднем фоне и передает привет.
   Не совсем меня - низ рубашки и часть джинсов.
   Здороваюсь в ответ, не попадая в поле зрения веб-камеры.

***

   - И надолго ты в Хабаровске? - спрашивает Алена.
   Стоим у самой воды. Вода по-прежнему грязная, плавает мусор.
   - Пока не знаю. Но, похоже, надолго.
   - А чем ты занимаешься?
  
   ...Ванечка...
   ...старые улицы Бари...
   ...пересохшие губы "шпионов"...
   ...огненный шар взрыва...
  
   - Всем понемногу, - отвечаю. - Фрилансер.
   В глазах Алены легкое разочарование.
   - У меня деверь - фрилансер, - говорит после паузы. - Сайты делает.
   - И как? - задаю ожидаемый вопрос.
   - Постоянно без денег.
   - Фриланс бывает разный, - поясняю, - не обязательно сайты делать. Если специалист хороший, то деньги у него бывают.
   - А ты?
   Улыбаюсь.
   - Я - отличный специалист.
   Улыбается в ответ.
  
   В кино попадаем на один из вечерних сеансов.
   - Я сказала, что буду у мамы, - говорит Алена. - Мама подтвердит, если что.
   - Хорошая у тебя мама, - говорю и аккуратно беру Алену под руку.
   Повысить температуру тела. Запустить сердце.
   - А твои родители..? - интересуется.
   ...сто лет безмолвия... и шесть тысяч - не-жизни...
   - Умерли давно.
   - Прости, - сжимает мне ладонь.
   - Все хорошо.
  
   Закат пережидаю прямо в зале, во время сеанса.
   В зале хохот - идет комедия.
  
   После фильма выходим наружу. В воздухе приятное вечернее тепло.
   Идем по брусчатке главной улицы. Покупаю два рожка мороженого на развес. Успеваю почти перед самым закрытием. Продавщица извиняется - у нее осталось только банановое и шоколадное.
   Мороженое тягучее и липкое после целого дня жары.
   На улице темнеет.
   Стараюсь избегать видеокамер.
   - Муж не одобряет, когда я ем мороженое, - признается Алена. - Говорит, что баловство это, к тому же полнит...
   - А что в его понимании не баловство? - интересуюсь.
   - Пиво с воблой, - морщится моя спутница.
   - Да, это серьезно, - соглашаюсь. И добавляю в ответ на удивленный взгляд. - От пива живот надежнее отрастает, чем от мороженого. А мороженое... так, баловство.
   Смеется.
   Мороженое тает.
  
   - Мне пора, - со вздохом признает Алена, глядя на часы. - Доеду до мамы, а оттуда уже домой.
   - Возьми такси, - говорю. - Я оплачу.
   Смущается.
   - Да я на автобусе...
   Прижимаю ее к себе.
   Чем же ты пахнешь?
   - Зачем? Тебе так нравится трястись в старом "Икарусе"?
   - Да нет... Мне неудобно...
   - Неудобно спать на потолке, одеяло падает, - отвечаю. - А мне будет приятно думать, что ты не поедешь домой в пыльном и грязном автобусе-гармошке.
   Смеется.
  
   Если я вздумаю спать на потолке, с меня одеяло не упадет.
   Смотрю вслед уезжающей машине.
   Остановить сердце. Прекратить контроль температуры тела.

***

   -...посолить, дождаться, пока закипит. Затем...
   Заглядываю в кухню.
   Андрей варит спагетти.
   На столе - раскрытая книга с рецептами.
  
   Захожу.
   - ...на сто граммов макаронных изделий - литр воды...
   Рядом кипят сосиски.
  
   Пытается затолкать спагетти в кастрюлю. Спагетти в кастрюлю не помещаются и торчат наружу. В глазах - растерянность.
   - Погоди, пока концы немного размягчатся в кипятке, - прихожу на помощь. - Тогда они влезут.
   - А? Да, точно... - бормочет слуга. - Спасибо!
   - Не за что, - отзываюсь.
  
   Смотрю на серый слипшийся комок того, что должно быть спагетти.
   - Я думал над вашими словами... что мне стоит научиться готовить чего-нибудь другое... - оправдывается Андрей. - И решил начать с макарон. Макароны не нашел, нашел спагетти...
   Тычет вилкой в массу на тарелке.
   - ...Но они, кажется, не получились, - делает очевидный вывод.
  
   Отправляет содержимое тарелки в мусорное ведро и печально вгрызается в сосиску.
   Сосиски "получились".

***

   "Личные сообщения" - "Входящие". Одно новое. Открываю.
  
   Al'lil сложно не только разозлить, но и удивить.
   Им удалось.
   Сообщение от "спецслужбы".
   В нем - одна-единственная фраза на давно исчезнувшем шумерском диалекте.
   "Shae il'ame".
   "Пожалуйста, помоги мне".
   Ловлю себя на мысли, что какое-то время пялюсь в строчки на экране.
   "...e il'a...".
  
   Даже не диалект шумерского. Язык одной деревни в том регионе, который потом станут называть Шумером. Деревни, прекратившей свое существование шесть тысяч лет назад. Язык, где даже не было толком слов, в основном интонации.
   "Shae il'ame".
   Фраза, которую я передавал каждому из своих птенцов. Фраза, начертание которой менялось с развитием письменности, и начертание которой не меняется уже две с половиной тысячи лет, с момента появления латинских букв.
   "Помоги мне".
   Кто из людей может ее перевести? Кто из людей может догадаться о ее значении?
  
   Закрываю ноутбук и поднимаюсь на ноги. Мне надо прийти в себя.
  
   У нас не может быть детей - только птенцы.
   Но птенцом может быть - не каждый.
  
   ...в глазах - восторг.
   - Ты где был?
   - Представляешь, они разбежались, все!
   - Ты где был?
   - Только я не нашел Феодосия. Я хотел порвать его, но не нашел.
   - Я не разрешал тебе выходить к людям, Таурос.
   - Ой, да ладно! Они все меня боятся!
   - Я НЕ РАЗРЕШАЛ ТЕБЕ!
   - Прекрати! Они все - грязь, еда! Они мне ничего не сделают!
   В глазах - превосходство...
  
   ...в глазах - страх.
   Зажимает руками живот. Сквозь пальцы просачиваются бордовые капли.
   - Помоги...
   Склоняюсь над раной.
   Запах серебра.
   -...копьем... Помоги!
   Качаю головой.
   - Серебро, - коротко поясняю.
   В глазах - обреченность...
  

***

   "Феоктистов Александр Евгеньевич". "Нюхач" сообщил мне, что в России проживает тысяча двести восемьдесят четыре человека с таким именем. Из них подходящих по возрасту, профессии и званию - двадцать девять человек.
   Одиннадцать из них живут в Москве и области, трое - в Санкт-Петербурге, остальные - разбросаны по всей стране.
   Если, конечно, мне не соврали.
   Ноутбука мне не хватит.
  
   В компьютерном магазине менеджеры пытаются мне "помочь", нахваливают то один компьютер "подходящей конфигурации", то второй.
   Но я знаю, что мне нужно.
   Слуга погружает все в машину в несколько приемов.
  
   Из купленного собираю дома майнфрейм.
   Этакого Франкенштейна. Некоторые детали вообще припаяны.
   Андрей взирает на все с благоговением.
   - Что это?
   - Компьютер.
   - Зачем?
   - Мне надо решить одну сложную задачу, - поясняю слуге. - Ресурсов ноутбука не хватит. Этот компьютер справится.
  
   Уходит чуть ли не на цыпочках.
  
   И почему компьютеры вызывают у некоторых людей такие эмоции?
  
   Включаю.
   "Франкенштейн" начинает гудеть, заводит жесткие диски, мигает мониторами.
   "Operation system boot failure"
   Вставляю диск в дисковод.
   "You are welcome!"
   Вот и отлично.
  
   Теперь - вопрос питания.

***

   Во взгляде слуги - недоумение.
   У меня на руках - парень лет двадцати, крепко спящий.
   - Кто это?
   - Еда.
   - Что?!!
   - Еда, - повторяю.
   - А... Э... Еда?
   - Да.
   - А зачем?
   Опускаю ношу на пол.
   - Андрей. Зачем нужна еда?
   - А... вы его прямо тут... да? Прямо сейчас загрызете? - в голосе панические нотки.
   - Выпью, - поправляю слугу. - Не сейчас. Побудет пока в подвале.
   - Зачем?
   - Я собираюсь заняться решением одной задачи. И сосредоточить на этом все силы. Для этого я погружусь в определенное состояние, некий транс. После него я очнусь очень голодным. Очень голодным.
   - И... вы его?
   - Да, я его.
   - Насовсем?
   - Насовсем, - терпеливо отвечаю на вопросы слуги. - Он после этого умрет.
   - Может... вы его отпустите?
   - Нельзя. Андрей, я - вампир. Моя еда - люди. Предлагаешь сменить рацион?
   - А... можно... не насмерть?
   Качаю головой.
   - И это нельзя. Я пью не кровь, а жизнь.
   Андрей пристально смотрит на умиротворенное сном лицо моей будущей еды.
  
   В подвале отодвигаю один из шкафов.
   За шкафом - прикрученная к стене цепь с широким металлическим кольцом.
   Вношу тело, укладываю на пол.
   Закрепить кольцо на шее - минутное дело.
   - Раз в день будешь приносить ему еду и воду, - говорю Андрею, который стоит рядом.
   Достаю с одной из полок пластиковое ведро и добавляю:
   - И выносить ведро.
   - Ведро?
   - Вместо туалета. И еще. Я запрещаю тебе с ним разговаривать. Вообще каким-либо образом реагировать на его речь. И исполнять какие-либо просьбы. Даже если он потребует врача и будет симулировать сердечный приступ.
  
   Андрей словно просыпается. Смотрит на пленника с ужасом.
   - Отпустите его, пожалуйста.
   - Нет.
   - Почему?!! - в голосе слышится истерика.
   - Потому что я очнусь очень голодным. И я могу кинуться на первого попавшегося под руку человека. И этим человеком с очень большой вероятностью будешь ты. Ты, Андрей. Ты хочешь, чтобы я выпил тебя?
   Закусывает губы.
   - Мне, конечно, будет очень жалко тебя потерять... Но жалеть я буду, увы, после того, как выпью. Ты этого хочешь?
   Мотает головой.
   - Тогда приноси ему еду и выноси ведро.
   - Я... не смогу.
   - Сможешь.
   - Не смогу.
   - Это приказ.
   В глазах - слезы.
   - Не смогу...
   - Андрей, - добавляю в голос металл. - Одно из правил гласит: выполнять приказы. Ты забыл, что может быть?
   Закрывает лицо руками и издает полустон-полувой.
   Делаю шаг в сторону двери.
   Останавливает меня голос Андрея.
   - Господин!
   Оборачиваюсь.
   - Пожалуйста... Отпустите его...
   Медленно качаю головой.
   Мой слуга опускается на колени. Лицо белое, как снег.
   - Господин, я прошу вас... умоляю... не убивайте его... отпустите...
   Молчу.
   - Я не могу... я не смогу выполнить ваш приказ... Я готов... принять наказание.
   Поднимаю брови.
   - Ты серьезно?
   Кивает. В стороны разлетаются брызги от слез.
   - Только... пожалуйста... отпустите его...
   - Ставишь мне условия?
   В глазах - отчаянье.
   - Нет... я прошу... пожалуйста... умоляю... господин...пощадите его...
   Голос с каждым словом становится все тише, последние слова произносит одними губами.
   Подхожу ко все еще спящему парню и разгибаю кольцо. Поднимаю несостоявшуюся еду на руки, открываю ногой дверь в гараж.
   - Выгрузишь его где-нибудь на улице, подальше отсюда, - говорю Андрею, укладывая тело на заднее сиденье "калдины". - Затем выловишь где угодно крупную собаку. Чем крупнее, тем лучше. Времени у тебя - до восхода. Привяжешь собаку в подвале к той же цепи. Поставишь ей воды в ведре, кинешь хлеба или чего-нибудь. А потом ты заберешь кошку и свалишь из этого дома куда подальше. Когда все закончится - позвоню.
   Кивает так сильно, что кажется - голова вот-вот отвалится.
  
   ...- Кто это? - в голосе удивление.
   - Еда, - поясняю Тому.
   - Ух ты! Живой?
   - Да.
   - Совсем-совсем живой? А почему глаза закрыты?
   - Спит.
   - Ух ты! Вы так можете?
   - Могу...
   - А когда вы его выпьете?
   - Не сейчас. Побудет тут дней пять. Твоя задача приносить ему хлеб и воду.
   - Слушаюсь, хозяин!..
  
   Наблюдаю, как за поворотом исчезают красные огни "калдины".

***

   Работы много. Оптимизирую операционную систему, чтобы она использовала ресурсы компьютера наиболее рационально, подгоняя ее под "Франкенштейна". Пишу несколько вирусов, которые заставят зараженные компьютеры работать прокси-серверами - "перевалочными пунктами" для информации, которую я буду принимать и отдавать. Звенья цепочки, обеспечивающей мою анонимность.
   Еще один вирус. Совершенно незаметный. Его задача состоит в том, чтобы найти информацию о моем собрате. Найти, скопировать и переслать мне. Любую информацию, которая будет хоть как-нибудь попадать под эту категорию.
   И еще один. Собирает голоса полковников Феоктистовых для сравнения.
   Я хочу знать, с кем я беседовал.
  
   Результаты начинают приходить через полтора дня.
   И они меня радуют всего лишь наполовину.
   Про собрата - ничего. А вот полковника Феоктистова я нашел.
   Удивительно, что он назвал свое настоящее имя.
  
   Кто же прислал мне ту фразу? Собрат или враг?

***

   "0:41".
   Голод.
   Шесть дней.
   Голод.
  
   При виде меня некрупная дворняга забивается в самый дальний угол, натягивая цепь и жалобно скуля.
   Отвязываю псину, выношу за калитку.
   Убегает прочь так быстро, словно за ней гонится тигр. Следом - мокрая дорожка.
  
   Ты мне не нужна, лохматая.
   Я пришел в себя после транса ночью и смог поохотиться.
  
   Если бы я очнулся днем, тебе бы не поздоровилось.
   Днем я не охочусь.
   Твоя кровь позволила бы дотянуть до ночи и не наделать глупостей.
   Днем - опасно охотиться.
  
   Достаю телефон и набираю номер Андрея.

***

   Слуга возвращается через полтора часа. Заводит машину в гараж, заносит кошку. Кошка впивается в рубашку когтями и громко мяукает.
  
   Встречаю Андрея у входа, аккуратно отцепляю кошачьи лапы.
   Избегает встречаться со мной взглядом. Тело напряжено.
   Молчит.
   Кошка убегает в кухню.
   Иду за ней следом, насыпаю корм, наливаю воды.
   - Приберись в подвале, - говорю слуге.
   Покорно кивает.
  
   Задумчиво смотрю ему вслед.
   Он - не Том. Что волновало Тома, для него пустой звук. Что для Тома было ерундой, ему дается тяжело.
   Тому было плевать на тех, кто становился моей едой. Андрей же вступился за незнакомого парня.
   Том с восторгом воспринимал все, что я делал. Андрей же задвигает на задворки сознания то, что не может принять.
   Он - не Том.
  
   Появляется в кухне через полчаса.
   - Ты голоден? - спрашиваю.
   Молча качает головой.
   На столе - горячие гренки и кофе с молоком.
   Наливает из крана в стакан немного воды и залпом выпивает.
   Наблюдаю с интересом.
   - Я готов... - внезапно произносит.
   - К чему? - удивленно спрашиваю.
   - Принять наказание...
   Смотрю на него секунд пятнадцать и киваю.
   - Хорошо. Тогда спускайся обратно. Я скоро буду.
   Обреченно кивает.
   Идет в сторону подвала. Я же заглядываю в комнату ожидания и достаю из сумки кнут.
   Веревка есть внизу.
  
   Открываю дверь в подвал.
   Вздрагивает, обернувшись на звук.
   Спускаюсь по лестнице из четырех ступеней.
   Приказываю снять рубашку.
   Покорно расстегивает пуговицы.
  
   На этот раз бью сильнее, и Андрей начинает кричать после первого же взмаха. Дергается, рефлекторно пытаясь уклониться от очередной вспышки боли, но безуспешно.
   - Твоя боль, - четко произношу между ударами. - Или мой приказ. Твоя боль - или смерть того, кто обречен. Что же важнее для тебя, Андрей? Кто же в твоей жизни значимее для тебя - я или те, кого я пью? Что лучше - испытать боль или выполнить приказ?
   Сознание теряет после одиннадцати ударов.
   Спина в крови.
   Привожу его в себя, влив немного яда.
   Поднимает на меня затуманенный взгляд. Он еще там, где свистит кнут.
   - Ты понял? - спрашиваю.
   - Да...
   Развязываю веревку. Падает.
   Встать самостоятельно не в силах. Поднимаю на руки и уношу наверх.
   Укладываю на кровать.
   Аккуратно промываю следы от ударов теплой водой.
   Шипит сквозь зубы, когда марлевый тампон касается ран.
   - Потерпи, - говорю.
   Закрывает глаза, пытаясь отрешиться от боли в исполосованной спине.
   Вода темно-красная, почти непрозрачная.
  
   Накладываю повязки.
   Простыня успела слегка запачкаться.
  
   Укрываю одеялом и выхожу, прикрыв за собой дверь.
  
   Гренки с аппетитом съедает кошка.

***

   На обед заказываю из ресторана картофельный суп-пюре, гречневую кашу с овощами и чай с молоком. Приношу обед в постель.
   Андрей ест вяло, морщась от любого неловкого движения.
   Равнодушно отставляет тарелки, съев меньше половины.
   - Спасибо... я больше не хочу...
   Смотрит в окно. Во взгляде - пустота.
   Нехорошая пустота.

***

   Сижу на кухне.
   Мне надо в Москву.
   Я не могу бросить слугу в таком состоянии.
   Поднимаюсь к Андрею.
   Смотрит в окно.
   - Андрей, - зову.
   Поворачивает голову в мою сторону.
   - Да, господин?
   Пустота.
   Присаживаюсь на край кровати, касаюсь рукой лба слуги.
   Вздрагивает, прикрывает глаза.
   Вливаю в прикосновение каплю силы.
   - Андрей?
   Поднимает взгляд.
   Пугаюсь.
   Обреченность. Покорность. Безысходность.
   Что же я наделал?
   Еще капля силы...
   Слуга резко дергается, как от удара током.
   В глазах - затравленное выражение.
   - Андрей?
   Смотрит на меня так же, как та собака, когда я пытался подойти к ней.
   - Я... больше не буду, господин... Я буду выполнять приказы... Я был неправ...
   Что я с ним сделал?!!
   - Андрей...
   Прижимаю его голову к себе.
   - Прости меня, малыш... Все хорошо... Я идиот... Я старый дурак, да...
   Подхватываю слугу теплой волной силы, мягко убаюкиваю...
   Андрей всхлипывает и начинает плакать.
   Плачет, как ребенок. Навзрыд, захлебываясь рыданиями.
   Вытираю ему слезы салфеткой, оставшейся после обеда.
   - Прости... Прости, пожалуйста... Ты самый лучший...
  
   Он - не Том.
   Тому было десять. Ему - тридцать. Том - воспитанник эпохи Средневековья; Андрей - дитя двадцать первого века.
   Тома я восхищал. Андрея - пугаю.
   Тому было плевать на всех, кроме себя и меня. Андрею - нет.
   Том легко ушел со мной от матери через три дня, забыв, что его беспокоила ее жизнь. Андрея держит только Маша.
   Андрей - не Том.
  
   А я дебил.
  
   Рыдания стихают.
   Смотрю на слугу.
   Заснул, положив голову мне на плечо.
   Аккуратно перекладываю на подушку.

***

   Если бы я курил, то сейчас здесь можно было бы вешать топор.
   Птенец просит о помощи...
   И слуга с нервным срывом...
   Почему я не индуистское божество, не могу разделиться на аватары?

***

   Со второго этажа слышится возня.
   Поднимаюсь наверх.
   Андрей медленно идет в сторону туалета, опираясь о стенку. Оборачивается на мои шаги и теряет равновесие.
   Подхватываю его под руки.
   - Тс-с...
   - Все хорошо... - слабо отвечает. - Я... туда.
   Киваю.
   - Я уже понял.
   - Я... сам могу...
   Сам ты можешь только свалиться по дороге к "фаянсовому другу".
   - Дойти помогу, дальше сам, ладно? - предлагаю компромисс.
   - Хорошо...
  
   Обратно дойти сам не может. Приходится брать его на руки.
   Опускаю на постель.
   В глазах - боль.
   Укрываю одеялом.
   Пододвигаю стул, сажусь рядом.
   - Андрей... прости меня, пожалуйста.
   Медленно качает головой.
   - Вам не за что просить прощения.
   - Андрей...
   - Нет, правда... Это моя вина. Я больше не буду... Никогда не буду вам перечить. Я... не имею права. Я... забылся. Я забыл, что вы мой хозяин.
   - Андрей... послушай... Я был неправ. Я не имел права требовать от тебя такого...
   - Почему?
   От горечи в его голосе у меня сводит скулы.
   - Потому что ты - человек.
   - Я - ваш слуга...
   - Одно не отменяет другого, Андрей. И моя вина в том, что я не принял это во внимание.
   Улыбается.
   В глазах - безумие.
   - Я - ваш слуга.
   Касаюсь его искрой силы.
   Безумие исчезает.
   Но я не могу постоянно это делать.
   Неужели я его убил его душу?
   - Андрей... послушай, - пытаюсь объяснить. - Я... я слишком стар. Я отвык от людей. Я забыл, что вы думаете и чувствуете по-другому. Я не должен был поручать тебе такое. Я должен был думать о тебе. Но не подумал. Это - моя вина. Андрей. Я виноват. Я не хотел тебе навредить. Я... я не знал, что тебе будет так тяжело. Я идиот, да...
   Во время моего монолога Андрей не произносит ни звука, лишь перебирает пальцы.
   - Я никогда больше не поручу тебе подобное, - говорю слуге.
   Неверие сверкает в его взгляде яркой вспышкой.
   - Андрей... Я обещаю.
   Молчит.
   - Я когда-нибудь нарушал свои обещания?
   Качает головой.
   - Нет...

***

   На полдник приношу ему мягкие пирожки с творогом и черничный морс.
   От полдника не отказывается.
   Взгляд слегка оживший.
   Это радует.
   Наблюдаю, как он ест. Уношу пустую посуду.

***

   Я действительно был неправ. Одно дело, когда слуга не выполняет приказы из-за собственной лени, невнимательности или забывчивости. И другое - когда приказ противоречит его собственным моральным устоям.
   Устои не зря так называются.
   Был бы он моим рабом - мне было бы плевать на все его душевные терзания.
   Но он - мой слуга.
   Он еще не готов пойти против тех ценностей, которые впитал с молоком матери.
   Поэтому я обязан был проявить деликатность.
   А повел себя, как идиот.
   Меня сбили с толку мысли о птенце.
   "Shae il'ame".

***

   Проверяю, что нового сумел отыскать мой "Франкенштейн".
   А он сумел отыскать достаточно много информации о семье полковника Феоктистова. Полковнику пятьдесят четыре года, вдовец. Двое детей - дочь и сын, трое внуков. Старшему внуку - тринадцать. Двум младшим внучкам четыре и два. Они меня не интересуют.
   Морозов Александр Игоревич. Ученик седьмого класса московской общеобразовательной школы N705.
   Забавно - моя московская квартира неподалеку.
   С одной из школьных фотографий на меня глядит обычный мальчишка.
   А вот и сам полковник.
   Совершенно не похожи.

***

   На ужин Андрей сам спускается в кухню. Медленно, аккуратно, но - сам.
   Придвигаю ему тарелку с картофельной запеканкой и стакан с компотом.
   Если бы не мой яд, он бы еще дня три не смог встать. Не говоря уже о возможности сепсиса и прочих осложнений.
   - Мне нужно уехать, - говорю слуге.
   - Надолго?
   - Не знаю, - качаю головой. - Мне надо выяснить кое-что... Если все пройдет хорошо, то нет. Если плохо...
   - Плохо? - Андрей удивлен. - Это как?
   - Я получил сигнал о помощи. Сигнал, который мог передать птенец. Я обязан ему помочь. Но, по всей видимости, он в плену. Если я сумею его вызволить, то вернусь через пару недель. Если не смогу... Значит, либо погибну, либо попаду в плен сам. Тогда я вряд ли вернусь скоро... Возможно, никогда.
   - Птенец? Это... ваш...? - не договаривает.
   Киваю.
   - Да. Тот, кого я обратил когда-то. Или не я, а кто-то из моих птенцов...
   - Как бы внук, да? - приводит понятную ему аналогию.
   - Вроде того. Как ты себя чувствуешь?
   Поводит плечами.
   - Нормально. Особо не болит.
   - Сможешь побыть один?
   - Вполне, - отвечает, глядя в тарелку.
   Это хорошо.

***

   Учебный год уже начался, но дни стоят теплые.
   Наблюдаю, как по школьному стадиону бегают подростки, пиная старенький мячик, который на заре своей юности был футбольным. На землю беспорядочно свалены портфели и куртки.
   Саши Морозова среди них нет.
   Поправляю серую форму, подхожу к одному из мальчишек.
   - Здравствуй. Меня зовут Максим Леонидович, я следователь Строгинского отделения. Ты знаешь Сашу Морозова?
   Парнишка настораживается, но, когда понимает, что я не "по его душу", расслабляется.
   - Конечно, знаю. Он из седьмого "А". У него дед из ФСБ. А что он натворил?
   - Пока выясняем. А он способен "натворить"? - серьезно говорю.
   Вытирает нос.
   - Раньше-то мог, вполне. Сейчас вряд ли.
   - А почему?
   - В смысле - "почему"? - удивляется мальчишка. - Ну, на костылях много не пошалишь.
   На костылях?
   Что я упустил?
   - Он же по весне в поход пошел, да со скалы грохнулся, - поясняет мне мой собеседник. - Все лето в больнице провел. Ему ногу отрезали. А вы разве не знали?
   - Не знал, - признаюсь. - Кто бы мне сказал?
   - Ну... вы же из милиции!
   - Ага, - соглашаюсь. - Только моя работа в том, чтобы не мне докладывали, а, наоборот, я все про всех знал и сообщал начальнику. Вот сейчас узнал. Спасибо!
   - Да пожалуйста, - пожимает плечами. - Я пойду?
   - Конечно, - киваю.
   Убегает.
  
   Вечером просматриваю записи в различных больницах.
   Саша Морозов ездил куда-то на Алтай. С отцом, большим любителем гор. И там соскользнул с небольшого обрыва.
   Перелом четырех ребер и правой руки, обеих ног.
   Больше всего пострадали ноги. Описание занимает несколько страниц.
   Дед подсуетился, Сашу лечили в ведомственной больнице. Но правую ногу до колена пришлось отнять. Да и левая серьезно покалечена.
  
   Закрываю ноутбук.
   Завтра буду знакомиться с Сашей Морозовым.

***

   Сашу узнаю сразу. Сидит на лавке в небольшом сквере. Рядом школьная сумка. В руках - два подростковых костыля.
   Подхожу ближе.
   - Молодой человек, почему не на занятиях? Из какой школы?
   Поднимает голову.
   - У нас занятия кончились. Из семьсот пятой.
   - Почему сидишь тут, домой не идешь?
   Раздражение. Грусть. Немного злости.
   - Не хочу. Мы живем в свободной стране, где хочу там и сижу.
   Присаживаюсь рядом, касаюсь его рукой. Серая форма внушает доверие. А с каплей силы доверие увеличится.
   Домой не хочет идти из-за отца. Считает его виноватым в собственной ущербности, поскольку ехать в горы не хотел. Отец же после поездки постоянно подчеркивает, что его сын теперь - отработанный материал, и надежд на него никаких. Мать? Матери без разницы. Ей больше интересны собственные подружки и походы по магазинам. Дед? Дед - единственный, кто помогает и поддерживает.
   Деда он любит.
   Усиливаю злость на отца, подчеркиваю безразличие к матери.
   - Хочешь снова бегать? - указываю взглядом на костыли.
   Кривится.
   - Мне только протез можно будет, и то не сразу. Полгода должно пройти после травмы. У меня же растущий организм. К тому же вторая нога... - замолкает, не договорив.
   - Существует экспериментальная методика, - поясняю. - Основана на инъекциях стволовых клеток. Стимулирует так называемую "память тела", позволяя отрастить потерянные конечности.
   Про стволовые клетки он слышал. Если бы я ему стал вещать о "волшебнике в голубом вертолете", то, разумеется, он бы не поверил. А так - вполне правдоподобные вещи с каплей силы заставляют всколыхнуться слабую надежду.
   - После курса процедур у мышей отрастали хвосты, лапы в течение пары недель. У обезьян - дольше.
   - А у человека?
   Вопрос задан как бы между прочим.
   - У человека - от месяца до трех. В зависимости от тяжести повреждений и размеров потерянной части тела.
   - А вы откуда знаете?
   - Сталкивался.
   В глазах яркий блеск надежды.
   Усилим.
   - Видели? - восторженно спрашивает.
   Смотрю на мальчика.
   - Твой дед, думаю, не возражал, если бы ты пришел к нему на "своих двоих".
   Усилить любовь к деду. Развить желание сделать ему приятное.
   - Дед... - в голосе разочарование.
   - Могу поспособствовать, - говорю. - Хочешь?
   - Конечно!
   Отвечает, не задумываясь.
   - Но тебе придется какое-то время пожить не дома. Боюсь, твои родители не одобрят. Это же экспериментальная методика, будут возмущаться: "Не дадим ставить эксперименты над собственным ребенком!"
   Усилить неприязнь к родителям.
   - Да пофигу на них!
   Увеличить доверие.
   - Тогда пойдем.
   Без вопросов поднимается и ковыляет вслед за мной.
  
   Привожу его в свою квартиру.
   - Это что?
   - Квартира, - пожимаю плечами.
   Волнение. Страх.
   Касаюсь силой.
   - Я думал, вы меня в больницу повезете.
   - Для этой методики не нужна больница, - говорю. - Знаешь анекдот про шашечки?
   - Какой анекдот?
   - Подходит мужик к таксисту, смотрит на машину и говорит: "Слушай, а что это у тебя машина непонятного цвета?! И почему написано слово "ТАКСИ" неразборчиво? И почему шашечки неровно нарисованы?" На что таксист отвечает: "Так вам нужны шашечки, или вам надо ехать?"
   Улыбается.
   - Так вот, тебе что надо - здоровые ноги или палату с белыми простынями? Если я не ошибаюсь, палата у тебя уже была.
   Вздыхает.
   - Похоже, вы правы... Я Саша.
   - Максим Леонидович, - представляюсь. "Марк Витальевич" пока побудет в запасе.
  
   Провожаю его на кухню, наливаю чаю.
   С прошлого раза осталось немного в пакетиках.
   Пьет чай.
  
   - А это больно?
   Качаю головой.
   - Сами процедуры - нет. А вот когда кость начнет восстанавливаться, тогда будет немного больно.
   Вздыхает.
   - Во всяком случае, не больнее, чем я с горы летел.
   Киваю.
  
   Отставляет в сторону пустую кружку.
   Касаюсь его силой.
   Приступ голода.
   Я опять перестарался.
   Но нужно отключить сознание хотя бы на пару минут. Просить просто закрыть глаза я не рискую. В его возрасте любопытство пересилит.
   Делаю глоток его крови.
   Яркий привкус титана. Штифты в той ноге, которая целее.
   Выпускаю порцию яда, состав которого запустит "память тела".
   Отпускаю руку.
   Хлопает глазами.
   - Я, кажется, чуть не уснул...
   - Не страшно, - говорю. - Поспи.
   Укладываю на диван.
   После заката отправляюсь на охоту.
   Саша проснется только утром.

***

   Учитывая, что мальчик не может сам ходить, планы придется корректировать.
   Звоню Андрею.
   - Как ты?
   - Все хорошо, - отвечает. - А... можно я приглашу в гости знакомую? Она уже была у нас. Та самая, которая мне с комнатой помогала. Ее Лена зовут... Просто... она в магазин сходит...
   - Пригласи, - говорю. - Почему бы и нет?
   Выдыхает.
   - Спасибо...
   - Всегда пожалуйста. Только, Андрей. Дня через три ты нужен будешь мне в Москве.
   Пусть спина заживет немного лучше.
   - Зач... Эм... Хорошо, я буду.
   - Ты сможешь долететь?
   - Смогу.
   - Точно?
   - Да.
   - Береги себя.
   - Я... постараюсь.

***

   - Скучно, - признается Саша.
   - Скучно, - соглашаюсь. - Я завтра тебе компьютер принесу, поиграешь.
   - С Интернетом?
   - Могу с Интернетом.
   - Здорово!
  
   К вечеру жалуется на боль в уцелевшей ноге.
   - Разумеется, - говорю. - У тебя сейчас кости заново сдвигаются на место, вытесняя штифты. Как, по-твоему, если проталкивать титановую спицу сквозь живую кость - это больно или нет?
   - М-м-м... А есть обезболивающее?
   - Есть, но его нельзя применять часто. Кость должна чувствовать, куда ей становиться.
   - Блин... это же больно!
   Киваю.
   - Больно. Перед сном дам, иначе не уснешь. А вот днем тебе придется терпеть.
   - И как долго будет больно?
   - Пока титан не выйдет.
   - А если вырезать???
   - Не сейчас, позже. Дня через три.
   Вздыхает.
   - Я точно потом ходить буду?
   Прикосновение силой.
   - Да.

***

   "...того сентября ушел в школу и не вернулся Морозов Саша, 1993 года рождения. Был одет в серый костюм... Особые приметы: передвигается на костылях, отсутствует правая нога до колена... Всем, кто знает..."
  
   Щелкает пультом.
   - Пусть понервничают.
   Капля силы.
   - Ты о ком?
   - О предках. Все им не так. "Туда не ходи, ты хроменький, сюда не ходи, упадешь... во дворе мальчики зашибут..." Тьфу.
   - А дед?
   - Дед один нормальный. Сразу подсуетился, когда я с горы навернулся. В свою больницу положил... ну, знаете, ведомственная, где все из его службы лечатся. Он один говорит, что я все равно человек, и сдаваться нельзя. Вот вылечусь, пойдем с ним на рыбалку...
   Капля силы.
   Я - его лучший друг.

***

   Днем в квартиру звонят.
   В глазке - двое в серой форме.
   Открываю дверь, выхожу на площадку.
   Уходят в твердой уверенности, что в квартире нет ничего подозрительного.

***

   Андрей приезжает ровно через трое суток.
   - Я кошку оставил Лене, - оправдывается. - Я бы не успел сделать ей справки... Вы не против?
   Пожимаю плечами, шучу:
   - Надеюсь, твоя Лена не ест кошатину.
   Хмыкает.
   - Не, не ест. У нее и других животных нет. Разве что дети... Но они уже достаточно большие.
   Киваю.
   - Тогда пусть побудет, конечно. Все же лучше, чем тащить через всю страну. Кошка-путешественница.
   Проходит в большую комнату, щелкает выключателем и замирает, увидев спящего Сашу.
   - Все в порядке, - успокаиваю слугу. - Это пациент. У него проблемы с ногами, я исцеляю.
   - А... - поворачивает ко мне абсолютно белое лицо.
   - Это - гость. Мой гость. Он вылечится и пойдет домой.
   Выдыхает.
   - Я думал... Я...
   - Андрей, - беру слугу за плечи. - Я - обещал. Ты помнишь?
   - Да, господин... спасибо...
   Сотрясается крупной дрожью.
   Посыл силы.
   Успеваю вовремя подхватить на руки - ноги у Андрея подкашиваются.
   Выключаю свет.
   В кухне усаживаю на стул и наливаю немного коньяка.
   Выпивает залпом.
   - Я... я подумал... Что опять...
   - Я понял. Андрей, я никогда не забываю своих обещаний.
   Кивает.
   - Спасибо... Спасибо вам.
   Наливаю ему еще.
  
   После третьей порции поднимается на ноги.
   - Можно... я посмотрю на него?
   Киваю.
   - Конечно.
  
   Тихо открывает дверь в большую комнату, вглядывается в неровное пятно белого одеяла на диване.
   - Что с ним?
   - Упал со скалы. Одну ногу отрезали, вторая - на титановых штифтах.
   - И вы... его лечите?
   - Да.
   - А... можно спросить..? - вдруг спохватывается Андрей.
   - Можно. Я же разрешил тебе задавать любые вопросы.
   - А... что взамен?
   - Взамен?
   - Да. Что этот мальчик вам даст взамен?
   Прикрываю дверь в большую комнату.
   - Пойдем на кухню, расскажу.

***

   - Так вы хотите поменять его на вашего птенца?
   - Да, - киваю. - Именно.
   - А почему вы уверены, что ФСБ пойдет на такой обмен? Как я понял, детские жизни им безразличны.
   - Это внук полковника Феоктистова.
   - Того... из Благовещенска?
   - Да.
   - Точно его?
   - Точно. Мой "Франкенштейн" сработал на "отлично".
   Задумывается.
   - И вы думаете, что ФСБ позволит полковнику отдать такой ценный... кадр, как ваш птенец?
   - Не позволит. Но мне плевать. Даже если и не будет прямого обмена, за внука полковник сделает все, чтобы я этого птенца смог вызволить.
   - А внушить..?
   Развожу руками.
   - Я не всемогущ. Моего внушения хватает максимум на несколько часов. Чтобы эффект держался, нужно постоянно его возобновлять. А это - сила. Мне силы не хватит.
   - И что вы думаете сейчас делать?
   - Схожу в гости к полковнику. Поговорю, обрисую ситуацию. А ты посидишь с Сашей (его, кстати, Саша зовут). Проснется, захочет есть - покормишь его, поухаживаешь. На вопросы обо мне не отвечай, но и на прямой запрет не ссылайся. Он о моей природе не знает. Никаких лекарств ему ночью не надо. Может жаловаться на боль, но это у него выходят титановые штифты из костей, это не очень приятно. Я постараюсь к утру быть.
   Серьезно кивает.
   - Хорошо, я сделаю.

***

   До жилища полковника долетаю за десять минут.
   Дача похожа больше на мини-замок: высокий забор, видеокамеры, собаки.
   Неплохо в России живут полковники ФСБ.
   Приземляюсь на ветку дерева, снимаю с себя всю одежду, даже плавки.
   Думаю, охранники не поймут, если увидят на экранах видеонаблюдения летающие трусы.
   Упаковываю вещи в сумку. Сумку вешаю на ближайший сук.
   Теперь эту сумку никто не достанет, кроме меня.
  
   Приземляюсь за забором во дворе.
   Собаки уже давно забились в самые дальние углы и даже не думают выходить.
   Вот и отлично.
   Подхожу к двери и нажимаю на ручку.
   Заперто.
   Облетаю дом вокруг.
   Внизу - красные огоньки видеокамер.
   Балконная дверь открыта.
   Это - стандарт.
   Влетаю в дом, чтобы не шуметь. Добираюсь до спальни.
   Полковник спит, обняв подушку и сладко посапывая.
   - Александр Евгеньевич?
   Просыпается мгновенно. Выхватывает из-под подушки пистолет, направляет в меня и нажимает спусковой крючок.
   Кто сказал, что он будет разбираться, кто в его спальне?
   Ускоряюсь и перехватываю пулю.
   - Александр Евгеньевич, давайте поговорим, как люди.
   - Т-т-ты кто?
   - Я? Обычно я отвечаю на этот вопрос "дед Пихто в полосочку", но вам скажу правду. Меня вы знаете под именем графа Дракулы.
   Резко выдыхает и снова стреляет.
   Перехватываю еще две пули.
   - Александр Евгеньевич... Если вам так нужны эти чертовы пули, возьмите и выковыряйте их прямо из патронов, - с этими словами высыпаю пули с ладони на пол.
   В ФСБ не берут случайных людей. Полковник приходит в себя через пару секунд.
   - Что тебе надо?
   - Во-первых. Не "тебе", а "вам". Я не пил с вами на брудершафт. А что мне надо - это следующий пункт.
   - Хорошо... Что вам надо? - делает ненавязчивый шаг в сторону.
   Запах меняется.
   - Стоять! - одергиваю его. - Вернитесь обратно.
   Смотрит настороженно, но возвращается на прежнее место.
   - Александр Евгеньевич, - говорю и усаживаюсь на рядом стоящий стул, закинув ногу на ногу. - Помнится, не так давно вы предлагали мне что угодно, лишь бы я решился на личную встречу. Да или нет?
   Медленно кивает.
   - Так вот, я вам эту встречу устроил.
   Добавляю ядовито:
   - Извиняйте, шо не на ваших условиях.
   Берет себя в руки.
   - Хорошо. Благодарю, что решились. У нас к вам есть несколько вопросов. Надеюсь, наше сотрудничество пойдет на пользу всем, в том числе и вам...
   - Стоп-стоп-стоп! - поднимаю ладони. - Я еще раз говорю вам: встреча - не на ваших условиях.
   Послушно замолкает.
   - Тогда... я слушаю ваши предложения, уважаемый граф, - говорит секунд через десять.
   И добавляет:
   - Может, вы позволите включить свет?
   - Нет, - качаю головой. - Света из окна достаточно.
   Кивает.
   - Хорошо. Так что вы хотите?
   Меняю позу.
   - Я, в общем-то, знаю кое-что о Саше Морозове.
   Полковник не дурак. Он за считанные мгновения догадывается, где и у кого его внук.
   - Что вы хотите? - в голосе холод. Даже не холод, а антарктическая стужа.
   Делаю вид, что не чувствую этого.
   - А вот чего я хочу... Полковник, вы видели последнее сообщение на том ресурсе, через который вы меня нашли?
   Кивает.
   - Кто его написал?
   Делает вдох.
   Запах снова меняется.
   Ускоряюсь и перехватываю руку полковника практически над самой кнопкой тревоги.
   - Александр Евгеньевич, давайте без глупостей, хорошо? Я все равно быстрее. Следующая ваша попытка повлечет за собой сломанные пальцы. Причем я могу сломать их так, что они никогда не срастутся, как следует. Как Сашина оставшаяся нога.
   Стою вплотную к полковнику. Ситуация со стороны выглядит крайне двусмысленно - полностью голый мужчина прижимается к почти голому мужчине.
   Между нашими лицами - сантиметров пять.
   Но в ситуации совершенно нет сексуального подтекста.
   Наконец-то пугается. Сглатывает.
   На лбу - бисеринки пота.
   Отпускаю пальцы и снова сажусь на стул.
   - Еще раз: Кто. Написал. Сообщение?
   Качает головой.
   - Не знаю.
   Не врет. Правда.
   - Хорошо. Кто бы это мог быть?
   - Не знаю.
   А вот тут - врет. Ложь.
   Вздыхаю.
   - Полковник. Я отличаю ложь от правды почище любого полиграфа. Поэтому в ваших интересах не врать. Саша вас любит.
   - Что с моим внуком? - не выдерживает.
   Пожимаю плечами.
   - Ест. Спит. Играет в компьютер. Смотрит телевизор. Чем еще может заниматься мальчик-инвалид тринадцати лет от роду?
   - Что вы с ним собираетесь делать?
   Пристально смотрю на лицо полковника.
   - Александр Евгеньевич. Повторяю: кто это мог быть?
   Если бы взглядом можно было убить, я бы умер раз пятьдесят за последние десять секунд.
   Молчит.
   Поднимаюсь на ноги.
   - Видимо, у нас не получится сотрудничества. Вы как предпочитаете получить Сашу - в мелких кусочках или крупных?
   - С-с-сволочь...
   Улыбаюсь.
   - У нас есть отдел. Который занимается сугубо вами. В смысле - вами, граф. Это сделал кто-то из сотрудников, - выпаливает после паузы.
   Киваю и сажусь обратно.
   - Теперь подробно. Кто, сколько человек, как зовут, где расположен...
   - Это государственная тайна!
   - Мне плевать, - отвечаю равнодушно. - Значит, выдадите государственную тайну. Вперед, полковник, я записываю.
   Полковник мнется.
   - Меня... накажут.
   - Мне плевать, - снова говорю. - Ваша гостайна - или жизнь Саши.
   В списке ненавидящих меня людей - еще один.
   - Ваша гостайна не уйдет дальше меня, - успокаиваю.
   Александр Евгеньевич делает вдох и начинает рассказывать.

***

   Отдел был создан еще в довоенное время. В отделе исследовали случаи сверхвозможностей. И наткнулись на моих сородичей. Один из них даже попался им в руки. Они выяснили целую кучу интересных, с научной точки зрения необъяснимых вещей. Возможности моего собрата поражали.
   А потом случайно узнали, что есть я...
   - Что с тем, другим? - перебиваю.
   Качает головой.
   - Я не знаю.
   Правда.
   - Кто может знать?
   Перечисляет несколько имен.
   Правда.
   - Что обозначает фраза, которую мне прислали?
   Пожимает плечами.
   - Я не знаю.
   Правда.
   - Даю вам наводку, полковник. Выясните, кто знает смысл этой фразы.
   - И что потом?
   - Потом скажете мне.
   Вздыхает.
   - И еще. Не вздумайте обратиться к вашим коллегам. Если я почую хоть что-то подозрительное, Саша лишится еще одной ноги. Или руки. По выбору моих коллег. Для связи с ними мне не нужны сотовые телефоны, радиосигналы и прочая ерунда. А мои коллеги такие же сволочи, как и я. Мой приказ лишить Сашу какой-нибудь конечности вызовет у них колебания в единственном случае - если они не смогут придти к консенсусу, какую именно из конечностей резать.
   Лицо багровое.
   - И не нервничайте. Вредно для здоровья, - говорю на прощание.
   Забираю сумку с дерева и возвращаюсь в квартиру.

***

   Андрей спит на той же самой кровати, на которой он спал с Машей.
   Саша спит на диване.
   Я сижу в кухне и стучу по клавишам ноутбука.
   Общаюсь со своим "Франкенштейном".
   Даю ему задачу найти информацию о тех, чьи имена сегодня назвал полковник Феоктистов.
   Мне нужны любые зацепки.
  
   В отдел пока соваться не буду - там хорошо знают "Правила содержания вампиров в неволе".
   Хоть и надо вызволить собрата, бросаться, очертя голову, тоже не стану. Моя жизнь - превыше любой другой.
   Мы - хищники.
   Собрат - конкурент.
   Хотя в условиях обилия еды конкуренция теряет всякий смысл.
   Но инстинкт все равно велит беречь себя в первую очередь.
   Наши инстинкты сильнее, чем у людей.

***

   Утром Андрей собирается готовить традиционную яичницу с колбасой, но я его останавливаю.
   - Сходи в магазин, - говорю слуге.
   - А что купить?
   Беру ручку и пишу список.
   - Все по списку. Не только еду, но и немного медикаментов. Саше нужны препараты кальция и железа. У него идет активное восстановление костей.
   Кивает.
   - Хорошо.
  
   Саша не спит.
   - Доброе утро, - здоровается со мной.
   Капля силы. Подкрепить доверие. Усилить слабеющий негатив к родителям. Усилить желание ходить на двух ногах. Усилить желание порадовать деда.
   - Привет. Как себя чувствуем?
   - Нога болит, - морщится. - Может, дадите обезболивающее?
   Качаю головой.
   - Только вечером, увы.
   Вздыхает.
   - Как всегда. Когда эти штифты выйдут?
   - Сегодня попробуем посмотреть, что можно сделать.
   - Наконец-то!
  
   Возвращается Андрей с продуктами.
   Отгоняю слугу от плиты.
   - Да я бы приготовил... - мнется.
   - Яичницу с колбасой? - спрашиваю ехидно. - Или холодец из макарон?
   Краснеет.
   - Саше нужен творог и красное мясо. У него нога отрастает. А ты со своей яичницей...
   Краснеет еще сильнее.
   Смешиваю творог, сметану и клубничный джем. Завариваю чай с молоком. Ставлю на поднос, кладу туда же три таблетки с кальцием.
   - Отнеси, - отдаю слуге поднос.
   Кивает.
   Ставлю в духовку мясную запеканку.

***

   В обед усыпляю Сашу. Штифты уже торчат из костей, едва не пропарывая мышцы и кожу. Удаляю те, которые легко выкрутить.
   Андрей удивленно наблюдает за моими манипуляциями.
   - У него все равно не будет заражения, - поясняю слуге. - Мне не нужна стерильная чистота. Если что-то лишнее попадет в тело, то само уберется. Восстанавливающаяся плоть просто вытолкнет ненужное наружу через кожу или через другой ближайший орган выделения.
   - А вы точно знаете, что делаете? - спрашивает с беспокойством.
   Киваю.
   - У меня память нескольких хирургов.
   Понимающе вздыхает.
  
   Саша просыпается ближе к вечеру. С интересом разглядывает повязку на ноге.
   - Там больше нет "железа"?
   - Есть, - огорчаю. - Но оно скоро выйдет.
   - Опять будет болеть, - разочарованно вздыхает.
   Пожимаю плечами.
   - Я мог бы сломать тебе кость, вытащить штифт и заковать ногу в гипс, - пожимаю плечами. - Но это гораздо больнее.
   - Больнее не надо, пусть так будет, - щелкает пультом.

***

   Через три дня навещаю полковника Феоктистова.
   Прежде, чем войти в дом, тщательно принюхиваюсь.
   Никаких посторонних запахов.
  
   Полковник просыпается сразу, едва я только влетаю в комнату.
   - Как Саша? - спрашивает вместо приветствия.
   Встаю на пол.
   - Нормально. Что с моим поручением?
   Жует губами.
   - Фраза означает просьбу о помощи. Мне это сказал один из наших сотрудников.
   - А ему откуда это известно?
   Пожимает плечами.
   - Этого вы мне не поручали.
   - Тогда поручу, - говорю.
   - Вы на эту фразу отреагировали, да? - задает вопрос в лоб.
   Киваю.
   - Да.
   - Я так и понял. Но я не слышал о ком-то другом... как вы.
   - О моем собрате, - помогаю.
   - О вашем собрате, - соглашается. - Если бы он был... Полагаю, мне было бы известно.
   Пожимаю плечами.
   - Возможно. Но мне нужно выяснить, так ли это. Действительно ли мой собрат томится в ваших застенках, или же это попытка меня выманить. А ваш внук будет залогом того, что вы будете представлять мои интересы, а не вашей службы.
   - Хорошо, - говорит через некоторое время. - Но где гарантии, что мой внук вернется ко мне живым?
   Смотрю полковнику в глаза.
   - Мое слово.
   Хмыкает презрительно-недоверчиво.
   - Полковник. То, что я вам сейчас скажу, покажется вам циничным, - холодно произношу. - Но, если вы поймете мои слова, значит, вы не безнадежны. Мне не сто и даже не двести лет. Я - дитя того времени, когда обещания чего-то стоили. Я родом оттуда, где за нарушенные клятвы расплачивались смертью, причем длительной и очень мучительной. Моя психика сформировалась задолго до того, как ваша цивилизация изобрела огнестрельное оружие. И я - не человек. Вы понимаете меня?
   В глазах полковника - странное выражение.
   - Так вот. Мне плевать на ваш двадцать первый век и на ваши моральные ценности. Мне плевать на вашу культуру потребления и на культ денег. Мне плевать на то, что в ближайшие сто лет деньги будут решать все; что клятвы нарушаются, обещания ничего не стоят. Мне, если честно, глубоко фиолетово на всю вашу цивилизацию, начиная от пирамид и заканчивая вот этим телевизором. Но мне не плевать на себя. На свои ценности и на свои моральные принципы. Если я обещаю - я выполняю. И неважно, кому я обещаю. Это - мое слово.
   Молчит.
   - Так вот, еще раз. Если вы выполните мои требования, ваш внук вернется к вам целым и невредимым. Если нет - то, увы, в разобранном состоянии.
   - А если я не смогу... по независящим от меня причинам?
   - Александр Евгеньевич. Вы умный человек. А этот вопрос, простите, мог бы задать идиот. Вы меня понимаете?
   Обреченно кивает.
   - Я сделаю все, что вы хотите.

***

   Титан полностью выходит из кости Саши через пять дней. При этом он некрасиво оттягивает кожу на ноге, вздуваясь уродливой шишкой.
   Делаю разрез и достаю остатки металлической конструкции.
   Теперь нога быстро восстановится.
  
   Обращаю внимание на правую ногу.
   С ней все гораздо проще. Внизу культи кость начала удлиняться. Добавилось пару сантиметров. Коленный сустав приобретает свою природную форму.
   Это хорошо.

***

   - Можно я позвоню Лене? - спрашивает слуга.
   - Заодно спроси, как там кошка, - разрешаю.
   Кивает, набирая номер на телефоне.
  
   Выкладываю на поднос целую горсть таблеток - витаминные комплексы, препараты железа, кальция.
   У Саши молодой организм. Все происходит даже быстрее, чем я ожидал.
  
   На столе - простенький "Сименс". Подарю его полковнику.

***

   Полковник не спит. В комнате горит ночник.
   Табачный дым. Не сигаретный, трубочный.
   Принюхиваюсь.
   Табаком меня не сбить - я не собака. Чую не носом, а чем-то другим.
   Посторонних запахов нет.
   Влетаю в дом.
   - Погасите свет, - приказываю, войдя в двери спальни.
   Протягивает руку, нажимает кнопку.
   Ночник гаснет.
   - Извините. Пока вас не было, я включил...
   - На будущее, - перебиваю. - В следующий раз, если у вас здесь будет хоть фонарик, я не войду. А утром у дверей найдете "подарок".
   Стискивает зубы.
   - Понял.
   - Что узнали? - спрашиваю.
   Молчит недолго, потом аккуратно произносит.
   - Граф... У нас секретный отдел. Мои расспросы игнорируются. Я... опасался вызвать подозрения.
   - Значит, ничего?
   - Не совсем... Я выяснил, кто может знать о вашем собрате. Тот сотрудник, о котором я говорил, нашел фразу и перевод в одном документе. Документ старый, но его составитель еще жив.
   Называет имя.
   - Где его можно найти?
   Называет адрес.
   - Еще я смог выяснить, что никто из сотрудников не отсылал вам сообщение. Они сами удивлены. Вначале даже сочли за сбой сайта, но потом, поняв, что фраза имеет смысл, забеспокоились.
   - Спасибо, Александр Евгеньевич. Кстати, это вам, - кидаю на кровать телефон. - Если что - я вам позвоню. Откуда и на кого зарегистрирован - выяснять бесполезно... и вредно.
   Кивает.
   - Понял.

***

   Саше приходится вливать еще порцию "восстановителя". "Память тела", конечно, штука хорошая, но тело лениво. Иногда ему проще закрыть все рубцом и костной мозолью. И успокоиться на этом.
   С любопытством рассматривает свою удлинившуюся культю.
   - А когда я ходить смогу?
   - Полноценно - не раньше, чем через пару месяцев. Кость должна не только отрасти, но и укрепиться.
   - Главное, что смогу, - делает мудрое замечание.
   Серьезно киваю в ответ.
  
   Андрей нервно курит на балконе.
   - Что-то беспокоит?
   Бросает окурок вниз. Тот улетает маленькой исчезающей точкой.
   - Саша иногда рассказывает о своей семье. Не понимаю, как можно быть таким равнодушным к собственному ребенку. По сути, они винят его в инвалидности. Будто он специально с горы прыгнул.
   - Ты спрашиваешь у меня? - хмыкаю. - Его родители люди. Это я у тебя должен спрашивать. Как-никак, ты одного с ними вида.
   Вздыхает и достает еще одну сигарету.

***

   Информация полковника запоздала. Составитель документа мертв уже три месяца.
   Придется идти другим путем.
  
   Проверяю результаты работы "Франкенштейна".
   Результаты положительные. Теперь я знаю кое-что о сотрудниках из "моего" отдела.
  
   Навещаю одного из них.
   В отличие от полковника, с ним я в разговоры не вступаю.
   Но узнаю много чего нового.
   Хотя бы то, чью память мне надо еще заполучить.

***

   Собрат - существует.
   Это показала мне память третьего, кого я выпил.
   Я даже знаю, где он содержится.
  
   Возвращаюсь в квартиру.
   Андрей видит меня и меняется в лице.
   Знаю, выгляжу жутко.
   В голове тягуче ворочаются чужие личности.
   Закрываюсь в комнате ожидания.
  
   В себя прихожу только через трое суток. Выползаю в квартиру "по стеночке".
  
   - Что с вами? - Андрей боится подойти ближе.
   - Переел, - коротко объясняю. И добавляю: - Через пару-тройку часов буду в норме.
   Смотрю искоса на слугу.
   - Я себя контролирую.
   Облегченно вздыхает.

***

   Нетерпение часто приводит к проблемам.
   Следующего в цепочке информации выпиваю только через неделю.

***

   Сашина левая нога в полном порядке. Он резво скачет по квартире, помогает Андрею с обедом.
   К удивлению, мальчик умеет вполне прилично готовить.
   - Дядя Андрей, - терпеливо поясняет он моему слуге. - Вот вы закинули макароны. Вот они кипят. Их мешать надо, чтобы не прилипли ко дну и друг к другу.
   - Ложкой?
   - Можно ложкой, можно вилкой. Но - постоянно помешивать.
   Андрей вздыхает.
   - Давайте я картошку почищу, - говорит ему Саша.
   Садится на стул, поставив между колен мусорное ведро.
   На правой ноге - очертания ступни.

***

   Желающих умереть за деньги - хоть отбавляй. Самых разных: с опытом и без опыта, со своими экипировкой и вооружением и готовых пользоваться тем, что дадут. Говорящих на всевозможных языках - английском, китайском, русском, украинском, латышском, французском... Одиночки и группы.
   Широкий выбор.
   Останавливаю свой выбор на пятерых кандидатах. Один латыш, двое русских (живущих за границей), украинец и афганец.
   У каждого своя история, но объединяет их одно. Они - хорошие специалисты.
   И все пятеро знают русский язык.
  
   За двести тысяч "зеленых" на каждого они готовы даже в Антарктиде динозавров отстреливать, не говоря уже о том, чтобы разгромить какую-то секретную лабораторию.
   По поддельным документам въезжают в Россию, добираются до небольшой деревушки рядом с Сергиевым Посадом. Вокруг поля от колхоза, почившего еще в девяностых.
   Деревня уже заброшенная, хотя не так давно в ней еще жили. По выходным до сих пор приезжает десяток дачников.
   Относительно целые дома тоже присутствуют.
   Вот в одном из них я и собираю всех пятерых.
   Пятый добирается до дома через сутки после первого.
   Даю еще сутки на отдых и знакомство.

***

   Снаружи похоже на простую отдыхающую компанию - шашлыки, пиво.
   До сборов завез немного продуктов, поставил небольшой холодильник. Электричество, как ни странно, сохранилось.
   - Пушкин, ты зря не ешь шашлык. Голодным до вечера сидеть будешь! - голос за забором.
   - Нье буду, - отвечает афганец. - Я тваю порция тушонки съем.
   Дружный смех.
   Открываю калитку, вхожу.
   Мгновенно собрались и очень грамотно распределились по территории двора.
   У затылка - холод металла.
   - Кто такой?
   Медленно поднимаю руки.
   - Работодатель ваш. Ствол уберите. Пароль: "Китайский император".
   Слегка расслабляются.
   Подхожу к колченогому столу, откупориваю запотевшую бутылку пива, присаживаюсь тут же на полусгнившую колоду.
   - Отдохнули, орлы?
   Кивают.
   - Вот и отлично. Общий смысл операции вам ясен, но нужно уточнить детали.
   Снова кивают.
   Приятно работать с профессионалами - никаких лишних вопросов.

***

   - Шеф, мы не вывезем, - говорит мне Алик, один из русских.
   Остальные угрюмо косятся на план "объекта".
   "Объект" в пятидесяти метрах под землей. Четыре уровня. Системы защиты.
   - Мы туда сунемся, нас тут же нашинкуют в лапшу, - добавляет украинец.
   Пожимаю плечами.
   - Ракета туда пустить, - советует афганец. - Патом экскаватыр копать.
   - Не вариант, - говорю. - Тот, кто в самом низу, мне нужен живым и по возможности целым. И кто сказал, что вы туда пойдете одни?
   Смотрят внимательно.
   - С вами пойдет взвод. Только взвод этот состоит из срочников. И выполнять они будут функцию пушечного мяса, ни на что другое они не годны. Потому что воевать умеют только в "Героях меча и магии", а стреляли последний раз в "Counter Strike".
   - Они же там все и останутся, - говорит Макс, второй русский в моем отряде.
   - Останутся, - подтверждаю. - Но они обеспечат вам прикрытие и хоть немного отвлекут тамошнюю охрану. А вы уже не подкачайте.
   - О'кей, шеф, - говорит Алик. - Тогда вполне может получиться.

***

   Навещаю одну из воинских частей рядом с деревней.
   Подполковник с глуповато-влюбленным выражением лица ловит каждое мое слово. Взвод? Пожалуйста, конечно! С оружием? Без проблем! Грузовик, сухпаек... Все в лучшем виде.
   На рукаве два темных пятна.
  
   Старенький грузовичок увозит два десятка молодых парней.

***

   Мой отряд со смешанными чувствами оглядывает шеренгу.
   - Шеф, не мое это дело, конечно, но они уж совсем дохлятина, - констатирует Алик.
   Солдатики переминаются с ноги на ногу.
   - Какие есть, - говорю. - Я же говорил - срочники. В принципе, у нас пара недель в запасе. Пока морозы не стукнут.
   И пока у подполковника совсем мозги не расплавятся от моего яда.
   Исключительную преданность и верность за пару секунд можно внушить только на короткое время - три-пять недель. С помощью укуса. Побочный эффект - полное и необратимое поражение головного мозга, к тому же почти мгновенное снижение интеллекта.
   Если бы я воздействовал силой, то начальник части опомнился бы через пару часов. И моих срочников сейчас искали.
   Латыш по имени Ричард чешет затылок.
   - Может, поднатаскаем их хоть немного, а? - спрашивает он непонятно у кого - то ли у меня, то ли у Алика.
   - Мой осел и то лучший боец, - бормочет афганец на дари.
   Украинец сплевывает на землю, второй русский молчит.
   Солдатики пытаются стоять по стойке "смирно".
   - Вольно, - бросает Алик. - Мулы хромоногие...

***

   Звоню полковнику Феоктистову.
   - Как Саша? - первый его вопрос.
   - Нормально, - говорю. - Но все зависит от вас. Что нового?
   - Пятеро сотрудников исчезли, - сообщает после небольшой паузы. И добавляет: - Это ваших... рук дело?
   - А как вы думаете? - отвечаю вопросом на вопрос.
   Вздыхает.
   - Что от меня сейчас требуется? В отделе суета, я мало что могу, - в голосе звучит оправдание.
   - Пусть думают, что я собираюсь ваш московский офис проведать.
   - Отвлекаете внимание? - догадывается.
   - Именно. И... они в это должны поверить, несмотря ни на что.
   На этот раз молчит дольше.
   - Это сложно.
   - Знаю. Но у вас есть хороший стимул.
   Нажимаю "отбой".

***

   ...- Бегом, бего-о-ом! Куры беременные!!!
   По пустым улицам деревни, выбиваясь из сил, бегут двадцать парней.
   Рядом неспешно бегут четверо наемников.
   Пятый, Алик, стоит рядом со мной.
   - Они там все останутся, - повторяет фразу Макса.
   - Останутся, - киваю. - Но других вариантов нет.
   - Шеф... не мое это дело... но что же там такое?
   - Мой сын, - привожу ему понятную аналогию.
   - Сын? - во взгляде изумление.
   Киваю.
   - Он... необычный. Вот его и заперли в той лаборатории. Исследуют... - добавляю в голос злость и горечь.
   Алик молчит, потом достает из кармана пачку сигарет.
   - Вы не против... Я закурю?
   Пожимаю плечами.
   - Мне без разницы.

***

   - Зачем в системе распыление порошка серебра? - спрашивает Алик, просматривая план "объекта".
   - Катализатор, - поясняю. - В сочетании с кое-чем другим действует на живую плоть как серная кислота. Концентрированная.
   Представляет, ежится.
   Почти не вру. Но и не упоминаю еще кое-чего.
   Эта система - против такого, как я.

***

   Срочники лазают по близлежащим избам.
   Осваивают альпинистское снаряжение.
   Глубина расположения "объекта" - пятьдесят метров.

***

   Афганец метает в стену ножи, нарисовав углем мишень.
   Восемь раз попадает. Один раз немного промахивается, а один раз нож не втыкается.
   - Пушкин, ты гонишь, - с улыбкой превосходства говорит Ричард.
   - Сам папробуй, да! - пожимает плечами "Пушкин".
   Афганец кудрявый и смуглый, с острыми чертами лица.
   Латыш лениво подходит и кидает два ножа. Обеими руками. Одновременно
   Ножи дрожат в мишени.
   Между ними расстояние - сантиметра три.
  
   Через минуту все пятеро наемников соревнуются в метании ножей.
   У украинца получается хуже всех. Зато нож, если втыкается, то по самую рукоятку.
   Кривые кольца мишени уже давно отлетели от стены вместе с щепками.
   - Шеф, давайте вы тоже, - улыбается Алик.
   Раскраснелся, лицо довольное.
   Отставляю бутылку пива.
   По пути беру со стола кем-то забытый шампур. Секунда - и шампур торчит точно в месте бывшего центра мишени, погрузившись в древесину наполовину.
   - Ого, - выдыхает латыш.
   В глазах у всех пятерых - глубочайшее уважение.

***

   Экипировка у каждого - лучшая, что я смог достать.
   Срочники тоже не обижены. Чем дольше проживет каждый из них, тем больше шансов, что выживут мои бойцы.
   И тем больше шансов, что выживу я.
   Я одеваюсь совершенно не так, как остальные.
   Придется применить кое-какие способности. И их надо обосновать.
  
   Лица вытянуты.
   - Шеф, а что это за скафандр? - аккуратно спрашивает Алик.
   - Экзоскелет, - выдает свою осведомленность Ричард.
   - Шайтан, - делает вывод афганец.
   - Экспериментальная разработка, - отвечаю.
   Подпрыгиваю в воздух и медленно приземляюсь.
   Лица вытягиваются еще сильнее.
   - Ого, - шепчет Макс. - Быть такого не может.
   - Может, - возражаю. И проламываю стену кулаком.
   Дом трясется.
   Наемники подскакивают.
   - Шеф... А еще есть? - почему-то шепотом спрашивает Алик.
   Качаю головой.
   - Я этот-то с трудом упер. Меня за это спецслужбы трех стран жаждут четвертовать.
   Простое объяснение, хорошо понятное гражданам бывшего СССР.
   Смотрят с благоговением.
   Украсть у государства - подвиг. Без разницы, у какого.
   А украсть экспериментальную разработку...

***

   Вишу на высоте ста метров над входом в лабораторию. Не совсем "над", немного в стороне. Открывается хороший обзор всей наружной территории "объекта".
   Вижу, как неспешно прогуливаются охранники.
   Входов всего три, но при работе одного из лифтов два других автоматически блокируются.
   Мне это на руку.
   На воротах прилеплен шмат взрывчатки.
   Нажимаю кнопку.
   Ворота вылетают очень красиво.
  
   Охранники "просыпаются".
   В ворота вбегает толпа.
   Срочники.
   Автоматные очереди скашивают часть нападающих, но те не остаются в долгу. Охранники ложатся почти все.
   Тех, кого не укладывают "мои" срочники, укладываю я. Иглами.
   Огнестрельное оружие не люблю. Вектор позволяет придать игле скорость пули, а "кучность" у меня намного лучше.
   Да и места иголка занимает меньше.
  
   Запах пороховых газов и крови.
   Спускаюсь на землю.
   На земле корчится один из солдат. Очередью перебило ноги.
   Поднимаю с земли автомат, перевожу в положение одиночного огня.
  
   Трое срочников, ближайших ко мне, дергаются от звука выстрела, оборачиваются.
   Одного сгибает пополам в желудочных спазмах.
   - Вперед, - командую.
   Смотрят широко раскрытыми глазами.
   Навожу на них автомат.
  
   За прошедшие две недели бегать научились неплохо.
   Главное, что бегут в правильном направлении - к спуску в шахту.
   Лифт отключен.
  
   В шахту они спускаются так же - толпой, едва успев закрепить веревки.
   Наемники проявляют аккуратность.
  
   На первом уровне нас встречают опять стрельбой.
   Успевают застрелить двоих срочников, прежде чем ложатся сами.
  
   Наемники добивают уцелевших врагов.
  
   Присматриваюсь к одной из пуль.
   Покрыта серебряной оболочкой.
   Если бы она попала в мое тело, я бы очень нехорошо себя чувствовал.
  
   Держу векторный щит.
  
   Первый уровень проходим относительно быстро.
  
   Двери на второй заблокированы.
   Приказываю всем отойти и тупо выбиваю их.
   Если они делали эти двери с расчетом на одного из нас, то явно не меня, а птенца.
   Слабенького, максимум двухсотлетнего.
   Двери покорежены, как после взрыва.
  
   - Фигассе, - говорит Алик.
   - Шайтан, - соглашается с ним афганец Махмуд.
   - О, Господи, - отзывается откуда-то сзади один из срочников.
  
   Надвигаю на лицо противогаз.
   В воздухе - серебряная пыль.
   Остальные чихают и кашляют.
   - Шеф, - в голосе Алика паника, - это катализатор?
   - Да, - говорю. - Но только он один, остального нет.
   - Фух, - вздыхает с облегчением.
  
   Второй уровень - техническо-складской. Охраны всего четыре человека, и то вооруженной пистолетами. Света почему-то нет.
   Проходим, освещая дорогу фонариками.
   Гудят какие-то машины, щелкают вычислениями.
   Бочки с какими-то жидкостями, мешки с чем-то сыпучим.
   Все покрыто слоем серебряной пыли.
   Серебряная пыль вьется в воздухе.
  
   Успеваю порадоваться, что в моем облачении нет ни единого отверстия.
   Между вторым и третьим уровнем - еще одна дверь.
   Обита осиной.
   Электронный замок.
   Капля силы - и замок отпирается.
  
   Третий уровень встречает нас душем из холодной воды.
   Все вначале пугаются, но потом успокаиваются.
   - Противопожарная, что ли? - спрашивает шепотом один из срочников.
   - Типа того, - говорю.
  
   Охраны почти нет, только сотрудники в белых халатах. При виде нас, как тараканы, прячутся в самые дальние углы.
   С удивлением обнаруживаю два знакомых лица под одним из столов.
   "Шпионы".
   - Привет, - здороваюсь.
   Не узнают.
   Я в противогазе.
   - Как здоровье после канадских гор?
   - Это ты! - шепчет один из "шпионов".
   - Я, я, - соглашаюсь. - На четвертый уровень проводите или так умрете?
   Резко бледнеют.
   - Проводим, - говорит второй.
   Выбираются из-под стола.
   Открывают дверь карточкой.
  
   Четвертый уровень.
  
   В граните вырублена квадратная ниша, загорожена серебряной решеткой. Решетка закрыта толстым пуленепробиваемым стеклом.
  
   Пол перед нишей - из осины.
   Все металлическое - покрыто серебром.
  
   ...решетка, покрытая серебром...
   ...насмешливый голос...
   ...голод...
   ...презрительный смех...
   ...- Святой водой его, упыря..!
   ...уколы осиновыми кольями...
   ...боль...
   ...ненависть...
  
   Подхожу ближе.
   Птенец полностью обнажен, голова выбрита.
   - Ты долго, - говорит с усмешкой.
   Звуков не слышно, читаю по губам.
   Разбиваю стекло, ломаю решетку.
   Потягивается. Нехотя манит к себе одного из моих проводников.
   Тот приближается на подкашивающихся ногах.
   - Бу! - клацает зубами у самого лица, не изменяясь.
   Человек закатывает глаза и падает в обморок.
   Птенец театрально пожимает плечами и стаскивает с него туфли.
  
   Снимаю халат со второго проводника и накидываю на плечи собрату.
   - На улице ночь? - спрашивает.
   - Да, - киваю.
   - Это хорошо.
  
   Наемники недоверчиво косятся на моего спутника.
   Через облако серебряной пыли приходится проводить его в своем объеме разнонаправленных гравитационных векторов.
   Прижимается ко мне всем телом.
   Уже почти добираемся до выхода, как внезапно бункер сотрясается от взрыва.
   - Шахту накрыло, - поясняет Алик.
   Это я уже понял.
   Смотрю на бойцов.
   Их пятеро. Всего - шесть.
   Объем на шестерых я создам. Но вот чем удержать...
   - Прижались ко мне как можно плотнее, - приказываю.
   Подчиняются без промедления.
   - Теперь закрываем глаза и держимся за любую часть моего тела. Это ваша путевка с того света, - говорю. - За шею тоже можно держаться, задушить не бойтесь.
   Хватаются, кто за что может.
   Ускоряюсь.
   Пролетаю закоулки первого уровня за секунды.
   Сопротивление воздуха давит на мой груз.
   Птенца держу обеими руками.
   Из второй шахты вылетаю за доли мгновения до того, как в нее влетает очередной снаряд.
   Сразу все залпом выпустить, видимо, было нельзя.
   Ну и слава Ночи.
   Поднимаюсь до высоты восьмисот метров.
   У Махмуда из носа идет кровь.
   Резкий перепад давления.
   Снижаюсь, долетаю до нашей "базы", приземляюсь, отцепляю сведенные судорогой руки наемников.
   - Теперь я знаю, что такое падение в Ад, - говорит латыш и валится на землю.
   Афганец молча утирает нос, глядит на ладонь.
   - Главное, мы живы, - замечает Алик.
  
   Достаю из сумки сверток, протягиваю птенцу.
   - Надень.
   Разворачивает.
   Такой же костюм, как мой "походный" - из плотной кожи.
  
   Немного приходят в себя через три часа.
   Достаю из сумки бутылку водки.
   - За тех, кто там остался, - говорит афганец и выпивает первым, не чокаясь.
   Остальные следуют его примеру.
   - За успех, - провозглашает Алик второй тост.
   Выкладываю на стол пять ровных долларовых горок.
   - Ваше. Честно заработали.
   Молча сгребают их каждый в свою сумку.
   - Я не знаю, что ты за черт, - вдруг говорит украинец, - но ты нас вытащил... Я уже отходную прочел, когда шахту завалило. И пусть мы через Ад выбрались, как сказал Рич.. но мы выбрались. Шеф, мы тебе должны.
   Пожимаю плечами.
   - Вы делаете свою работу, я свою. Пока вы были моими воинами, я отвечал за ваши задницы.
   Улыбаются.
  
   Наемников доставляю в Москву стандартным способом - предварительно усыпив. Перед укусом приходится касаться каждого силой - после окончания работы недоверие друг к другу резко повысилось. Связываю веревкой между собой, как сноп соломы.
   В бессознательном состоянии перемещать их легче.
   Оставляю их на крышах разных домов.
   Выходы нигде не заперты, я проверял.
   Едва могу сдержать голод.
   Птенец висит на спине, с интересом наблюдая за моими действиями.
   Приземляюсь на балконе.

***

   Андрей с любопытством смотрит на птенца.
   Птенец с любопытством смотрит на Андрея.
  
   - Почему ты его не доел? - интересуется.
   - Он слуга, - поясняю.
   - Слуга? А, да... слышал что-то. М-м-м... Я бы доел. Вкусно пахнет, - театрально втягивает воздух.
  
   Андрей пятится.
   - Не пугай его, - говорю строго.
   Птенец поднимает на меня растерянные глаза. Артист.
   - Почему?
   - Потому что он мой, - вкладываю в голос немного силы.
   Пожимает плечами.
   - Как хочешь.
  
   Андрей прячется где-то в комнате.
  
   Птенец смотрит на спящего Сашу.
   - А этого можно съесть?
   - Нет.
   - Почему?
   - Потому что он - плата за твою свободу.
   - И что? Я же уже на свободе.
   - Все равно. Не трогай его и не пугай.
   Вздыхает.
   Он долго общался с людьми.

***

   - Как тебя зовут? - спрашиваю птенца.
   - Апрель, - пожимает плечами.
   - Кто твой Старший?
   - Аугусто.
  
   ...Смеется. На дворе - теплый август.
   - Думаешь, я боюсь смерти? Нет, Маркус, я боюсь жить.
   - Почему?
   - Потому что чем старше я становлюсь, тем большей развалиной делаюсь. Когда мне будет шестьдесят, я едва смогу передвигаться. Как мой дед.
   - Скажи... ты бы поверил, что я старше Христа?
   Смеется...
  
   - Что с ним стало?
   Сплетает пальцы.
   - Мы расстались в тысяча девятьсот сорок первом. Как раз через два месяца после начала войны. Мы были на территории Белоруссии. Наш поезд подорвало. Я попал в руки НКВД, и с тех пор больше не видел Аугусто.
   - Я его не видел уже три сотни лет.
   - Я меньше.
   - Почему ты Апрель?
   Улыбается.
   - Я родился в апреле, обращен в апреле и восстал тоже в апреле. Как, по-твоему, меня должен был назвать Наставник, которого самого зовут Аугусто?
   Машинально улыбаюсь в ответ.
   - Апрель.
   - Ну вот. А как зовут тебя?
   - Шеш.
   - Шеш?
   - Да.
   - Ты же... легенда!
   - Почему?
   - Аугусто говорил, ты - самый Старший.
   Пожимаю плечами.
   - Возможно. Я не видел своего Наставника очень и очень давно.
   В глазах - почтение.
   - Ты хорошо летаешь... И днем, наверное, можешь..?
   Киваю.
   - Могу. Мне опасны восход и закат. Остальное время - в мое удовольствие.
   - Научи.
   Опять киваю.
   - У тебя нет выбора, Младший.
   Улыбается.

***

   Андрей заперся в комнате на хлипкий замок.
   Стучу.
   - Кто там? - в голосе страх.
   - Открой, это я, - успокаиваю слугу.
   Щелкает запором.
   - Вы... один?
   - Один, один, - киваю. - Ты чего боишься?
   - Ну... он так...
   - Он тебя не тронет. На тебе - моя метка. Даже если он будет голодным, инстинкт не позволит ему взять чужое.
   - А если... очень голодным?
   - Все равно. Наши инстинкты сильнее, чем у людей.
   Облегченно вздыхает.

***

   Перед восходом запираюсь с птенцом в комнате ожидания.
   - Укройся плащом. Я после восхода выйду.
   Послушно закутывается в кокон.

***

   - Почему он не выходит? - подозрительно косится мой слуга.
   - Потому что он не выносит солнечный свет.
   - А вы..?
   - Я старше него. Я - выношу.
   - А...
   - Как Саша? - перевожу тему.
   - Отлично, - кивает. - Правая нога полностью восстановилась. Ждали только вас.
   - Вот и хорошо. После захода вернем его домой.

***

   Александр Евгеньевич напряжен.
   Толпа обтекает его на расстоянии, словно ощущая настроение, противоположное веселью.
   Подхожу, здороваюсь.
   Бурчит что-то в ответ.
   Подаю билеты билетеру.
   В нашем распоряжении - целая кабинка, хоть и открытая.
   Колесо обозрения медленно поднимает нас над вечерней Москвой.
   - Красивый город, - говорю, вглядываясь в панораму.
   - Зачем вы меня сюда притащили? - полковник не скрывает раздражения. - Когда вы вернете Сашу? Вы же уже вызволили своего собрата!
   - Уже доложили?
   - Доложили?!! Какое, к черту, "доложили"!!! У нас на ушах стоят ВСЕ, понимаете? Вы разнесли по камешку лабораторию, где держали этого... вашего собрата! Секретную!
   - Я? - добавляю в интонации удивления. - Это ваши товарищи обстреляли бункер. Я еле выбрался.
   Полковник лишь хватает воздух ртом.
   - Вы же понимаете... это был ценный материал, так просто отпустить... - наконец выдавливает из себя.
   - Материал?! - говорю холодно. - Это мой собрат. Если уж говорить о "материале", - добавляю в голос яда, - то "материал" - это вы. Пищевая биомасса.
   Александр Евгеньевич несогласно молчит, прикусив губу.
   - Теперь о деле. Саша ждет вас внизу.
   Дергается, впивается взглядом в разноцветную толпу, смазанную плотными сумерками.
   Обрываю ремень, поднимаюсь в воздух.
   Мало кто смотрит на чужие кабинки. Особенно, если они в самой верхней точке колеса.
   С высоты ста двадцати метров наблюдаю встречу деда с внуком.
  
   Полковник Феоктистов суетливо ощупывает Сашу, заглядывает тому в лицо.
   То, что Саша пришел на двух ногах, понимает через минуты через две. Когда мальчик обращает его внимание на свою новую конечность.
   Нажимаю кнопку "вызова".
   Мой абонент хватается за один карман, за второй. Вытаскивает подаренный мною "Сименс", тычет "ответить".
   - Александр Евгеньевич, - не даю полковнику сказать что-либо. - Я обещал, что Саша вернется к вам целым и невредимым. И я сдержал свое слово. И то, что он попал ко мне далеко не целым, значения не имеет.
   - Граф... - собеседник чуть не плачет от радости. - Я...
   - Знаю, да, - перебиваю его. - Теперь слушайте. Это - плата за то, чтобы вы и ваш внук забыли обо мне. Навсегда. И постарайтесь сделать так, чтобы ваши спецслужбы были от меня максимально далеко.
   - Послушайте...
   Растираю телефон в руках в мелкие кусочки.

***

   Андрей и Апрель сидят в кухне, о чем-то беседуют.
   -...а потом я оборачиваюсь, а между могил - силуэт черный такой и в плаще. Чуть в штаны не наложил... - голос Андрея.
   Похоже на рассказ о нашей встрече.
   Захожу в кухню.
   Апрель улыбается. Словно кот, объевшийся сметаны.
   Мой слуга тоже улыбается. Но странно.
   Приглядываюсь.
   Следы чужой силы.
   - Апрель, - говорю птенцу. - Я говорил тебе не пугать моего слугу?
   - Говорил, - соглашается. - Я его и не пугал. Так, коснулся пару раз. Мне было интересно, как вы познакомились. И почему он согласился на служение. Старший, я не сделал ему ничего плохого.
   - Не касайся его больше.
   - Почему?
   - Потому что он - мой!
   Пожимает плечами. В жесте - наигранная обида.
   - Как хочешь. Вообще к нему не подойду!
   Поднимается со стула.
   - Стоять, - приказываю.
   Останавливается. Поворачивается.
   - Апрель. Не смей трогать моего слугу, - вдавливаю взглядом силу ему в глаза.
  
   Взгляд Андрея проясняется и наполняется паникой.
   Перед ним два соперничающих вампира.
   Которые излучают волны ужаса.
  
   Апрель выдерживает мой взгляд пару секунд, но силы ему не хватает.
   Отводит глаза.
   Он - птенец.
  
   Волны ужаса стихают.
   Сжимаю руку слуги.
   - Все в порядке.
   - Ч-ч-что это было?
   - Апрель решил тебя немного разговорить, - поясняю.
   - Не... потом?
   - Потом... Мы померялись силой.
   - И... кто кого?
   Хмыкаю.
   - Как ты думаешь?
   Переводит взгляд на Апреля, сиротливо сидящего на стуле.
   - Было страшно...
   Киваю.
   - В такие моменты от нас во все стороны идут эманации страха. Мы хищники. У нас есть чувство соперничества. Мы должны подтверждать свою силу друг перед другом. Это на уровне рефлексов.
   - В следующий раз, когда мне будет страшно, я буду знать, что это вы... меряетесь.
   Апрель нервно хихикает.
   Улыбаюсь.
  
   - Зачем ты ему все объясняешь? - спрашивает птенец, когда Андрей уходит в спальню.
   - Он - слуга.
   - Это ему так нужно?
   - Почему нет?
   - Аугусто говорил, что слуге совершенно не нужно знать о нас все.
   - Я не Аугусто.
   Потягивается.
   Похож на кота.
   - Аугусто был более человечен.
   - Я не Аугусто, - повторяю.
   - Сколько тебе лет? - внезапно спрашивает.
   - Шесть тысяч.
   - Честно?
   Поднимаю бровь.
   - Извини, - выставляет перед собой руки. - Мне едва сто пятьдесят исполнилось. Твой возраст для меня - нечто эпическое. Сложно осознать.
   - Ничего, - говорю. - У тебя все впереди.
   Улыбается.
   - Если Тень будет милостива.
   - Если Тень будет милостива, - отзываюсь.

***

   - Это все, - признается птенец, медленно поднимаясь над диваном на высоту двух ладоней и так же медленно опускаясь обратно.
   - Еще раз?
   - Больше не могу, - вздыхает. - Я, когда был в плену, не тренировался. Не хотел, чтобы эти знали.
   Киваю.
   - Это правильно.
   - Я еще делал вид, что нам святая вода опасна.
   Улыбаюсь, вспомнив "душ" на третьем уровне.
   - Потому нас водой облили?
   Смущается.
   - Ага... у них там бочка со святой водой была на случай моего побега.
   Смеемся.
  
   На следующий день вылетаем в Хабаровск.
   Андрей на самолете, Апрель со мной.
   Висит на спине грузом.
   Лететь приходится через Америку, по ходу вращения Земли, чтобы не столкнуться с восходом.

***

   - Ты здесь живешь? - осматривает мой коттедж.
   Киваю.
   - Один?
   - Со слугой и кошкой.
   - Кошкой? - изумлен.
   - Да.
   - Покажи?
   В голосе - детский восторг и предвкушение.
   - Она сейчас не здесь, - огорчаю птенца. - Андрей ее отнес знакомой.
   Вздыхает.
   - Я кошек не видел лет двадцать.

***

   - Когда ты прилетел? - спрашиваю Андрея.
   - Часов десять назад.
   - Спал?
   Качает головой.
   - Не могу. Привыкнуть надо к смене пояса.
   Птенец исследует все уголки дома.
   - А что там за детская комната? - спрашивает, свесившись с лестницы.
   - Машина, - отвечаю.
   - А... той самой?
   Киваю, но Апрель уже опять где-то наверху.
  
   - Он... не похож на вас, - говорит мой слуга.
   - Не похож, - соглашаюсь.
   - Сколько он пробыл..? - замолкает, не договорив.
   - В плену? С тысяча девятьсот сорок первого года. С начала войны.
   - Шестьдесят лет? Ого.
   - Ага, - подтверждаю. - Поэтому я и не люблю всякие спецслужбы.
   - А вы..?
   - Тень милостива, - отвечаю. - Я в своей жизни в плену только год проторчал, и то лет семьсот назад.
   Вздыхает облегченно.

***

   В кухне - идиллия. Андрей размешивает тесто, Апрель жарит блины.
   - Смотри, - говорит птенец. - Набираешь в половник вот столько теста и выливаешь на сковородку. Выливаешь быстрым движением, затем сразу размазываешь...
   - Угу, - наблюдает за его действиями слуга.
   Вхожу в кухню.
   - Твой слуга не умеет готовить, - изрекает очевидное Апрель.
   Киваю.
   - Я знаю.
   - Он и уборку делать не умеет, - добавляет.
   - Я знаю.
   - Зачем тебе такое бесполезное существо?
   Слуга едва не опрокидывает тесто.
   - Мне так хочется, - пожимаю плечами.
   Ожесточенно возит ложкой. Запах обиды.
   - Он еще и обижается... Старший, ты его разбаловал, - птенец выливает с шипением очередную порцию теста.
   Смотрю в тьму за окном.
   - И что?
   - Ничего, - пожимает плечами. - Потом придется исправлять кнутом.
   Андрей отставляет кастрюлю и стремительно выходит из кухни.
   - Чего это он?
   - Он человек, Апрель. Он эмоционален. И... он еще не до конца свыкся со своей ролью.
   - Ты его наказываешь хоть? - прищуривает один глаз.
   - Было пару раз...
   - Пару раз?! Мать моя Тьма, Шеш... Я бы шкуру с него спустил за такое поведение!
   - Он - не твой слуга.
   Вздыхает, изображая облегчение.
   - И слава Тени...
  
   Оставляю Апреля хозяйничать в кухне. Поднимаюсь к Андрею.
   Сидит на кровати, стиснув кулаки.
   - Не нервничай, - говорю.
   - Он меня ненавидит.
   Качаю головой.
   - Нет.
   - Как нет, я что - не вижу?
   - Андрей... Он - не человек. Ты для него - слуга его Старшего, не более.
   - Низшее существо...
   Соглашаюсь.
   - Да, низшее. Но не забывай о том, что мы - вампиры. И для нас низшими существами являются все люди, как для вас - коровы какие-нибудь или собаки.
   Закусывает губы.
   - Но твой статус несоизмеримо выше, чем у любого другого человека. Ты носишь мою метку. Ты - мой слуга. Тебя не тронет ни один мой собрат. Апрель относится к тебе с гораздо большей симпатией, чем к любому другому человеку.
   - Что-то не видно...
   - Не видно? Он сейчас на кухне жарит блины. Угадай с трех раз, кому?
   - Да нужны мне его блины!!! Он с вами разговаривал, будто меня рядом нет! Говорил, что я бесполезное существо!
   - Андрей. Понимаешь... Апрелю предстоит еще привыкнуть к нашим отношениям. Он воспринимает тебя так, как его учил прежний Наставник, Аугусто. А тот со слугами не церемонился. К тому же Апрель почти полжизни провел в застенках. Сам понимаешь, как он относится к людям после этого. Это все проявляется в грубости и бесцеремонности. Не бери в голову.
   - Я попробую, - вздыхает.
  
   Спускаюсь вниз.
   - Утешил ляльку? - спрашивает птенец.
   Киваю.
   - Апрель... Я тебя прошу, постарайся быть тактичным с моим слугой, хорошо?
   Смазывает блин куском сливочного масла.
   - Добрый ты... Но только ради тебя. Зови его уже, блины стынут.

***

   Утром приезжают рабочие, меняют дверь на второй кладовке.
   Еще одна комната ожидания.
   Андрей уезжает за кошкой.

***

   - Я голоден, - говорит Апрель, едва выйдя после заката.
   - Тогда будем охотиться, - отвечаю.
   В глазах - хищные огоньки.
  
   В коридор выходит кошка, недоуменно останавливается.
   - Киса! - умиляется птенец.
   - Мр-р! - подтверждает кошка.
   Хватает кошку в охапку.
   - Мать моя Тьма, как же я скучал по тебе, родная!
   Кошка терпеливо жмурится.
  
   Через пару часов взмываем в ночное небо. Птенец висит на спине.
   - Я охочусь по ночам, - поясняю. - Днем - опасно.
   - Это и козе понятно, - хмыкает. - А как ты охотишься?
   - Увидишь.
  
   Делаем круг над пустырем, смотрим вниз.
   По утоптанному снегу торопится одинокий прохожий.
   Опускаюсь за его спиной.
   Апрель меня понимает.
  
   Через пять минут поднимает затуманенный взгляд.
   - Еще хочется...
   - Нельзя, - одергиваю.
   - Я знаю, - грустно соглашается.
   Поднимаю тело на руки.
   - Зачем тебе это?
   - Надо убрать. Пусть будет без вести пропавший, чем непонятно как умерший.
   - Понятно...
   Тело переношу в лесополосу на окраине города.
   Теперь и мне надо поесть.
  
   - Аугусто охотился по-другому, - говорит, когда мы входим в дом.
   - Я не Аугусто.
   - Я знаю, - вздыхает. - Но у тебя получается быстрее и качественнее. Ты летаешь лучше, чем Аугусто.
   Киваю.
   - У меня опыта больше.
   - Аугусто иногда падал.
  
   ...поднимаю голову на треск веток.
   Вершина дерева сломана.
   Под деревом - Аугусто.
   - Жареные куропатки летают изящнее, - ухмыляюсь.
   - Отстань, Шеш. Это была осина!
   - Не повезло, - соглашаюсь...

***

   Входим на кухню.
   На столе - раскрытая поваренная книга.
   - Опять макароны варишь? - спрашиваю слугу.
   Смущается.
   - Нет... кашу гречневую.
   Апрель морщится:
   - Горе луковое. Давай покажу, как надо.
   Андрей безропотно уступает кастрюлю.
  
   Сажусь у окна.
   Птенец и слуга хлопочут у плиты.
   Семья.
  
   Каша поспевает за пятнадцать минут.
   Апрель достает из морозилки котлеты, принюхивается.
   - Фу, из чего их делают?
   - Из картона, - отвечаю.
   - Фу! Там мяса - одно название.
   Выкладывает на сковородку.
   - В мое время за такие котлеты самого изготовителя бы на фарш пустили.
   Молчу.
   - Хотя... Это не мое дело, - поднимает левую руку Апрель, - твой слуга. Чем хочешь, тем и кормишь.
   В правой - лопатка.
   Андрей вздыхает.
  
   - Лопай! - ставит на стол тарелку с котлетами и кашей.
   Мой слуга несмело берет вилку.
   - Я тебя буду учить готовить, - делает вывод Апрель. - А то позоришь своего хозяина.
   Андрей готов спрятаться под стол.
   Улыбаюсь.
   - Ты не против? - птенец поднимает на меня взгляд.
   Качаю головой.
   - Учи.
   В глазах сверкает огонек.
   - Только не издевайся.
   Огонек гаснет.
   Андрей чуть не давится.
   - Спокойно, - хлопает его по спине Апрель. - Не трону. Я ж не дикий какой-нибудь. Права Старшего уважаю.
   Щелкает вскипевший чайник.

***

   Протягиваю Апрелю стопку книг по физике.
   - Зачем? - изумляется.
   - Мне помогло в свое время. Узнал много нового о гравитации и не только.
   - Гравитации?
   - Ну да. Как мы летаем?
   Чешет в затылке.
   - Ну... Падаем.
   Подвигаю стопку ближе.
   - Может, мне проще выпить..? - косится на обложки Апрель.
   Качаю головой.
   - Это не выпивается. Люди летать не умеют.
   Вздыхает, берет первый том.
  
   Кошка укладывается на остальные книги.
   - Киса, - радуется птенец, забыв про физику.

***

   Андрея нахожу в его комнате.
   - Я его боюсь, - отвечает на мой невысказанный вопрос.
   - Почему?
   Морщится.
   - Он... непредсказуем. Вроде бы все гладко, а потом он говорит что-нибудь такое... от чего у меня все внутри переворачивается. Или посмотрит как-нибудь так, что я себя жуком под каблуком ощущать начинаю.
   - Ты в первое время и со мной себя так ощущал.
   Вздыхает.
   - Это да... но с вами было легче... Сам не знаю почему.
   - Все будет хорошо, - говорю.
   Смотрит с надеждой.

***

   Открываю ноутбук.
   Давно не заходил в Интернет. Последние полтора месяца у меня прошли очень бурно.
   Письмо от Алены.
   Скучает.
   Пишу ответ, извиняюсь за долгое отсутствие.

***

   Андрей беседует с Машей.
   Девочка радует его тем, что зимние каникулы начинаются шестнадцатого декабря, и ее отпускают домой.
   Правда, в школу нужно будет вернуться второго января - занятия начнутся третьего.
   Уговариваю кошку поесть.
   - Марк Витальевич, - говорит Маша. - Я вас слышу. А чего вы прячетесь? Я с вами поговорить хочу.
   - Я пока занят, Машенька, - отвечаю девочке, стоя вне угла обзора. - Вот приедешь домой, мы с тобой наговоримся.
   - Ну ладно, - вздыхает ребенок.

***

   - Маша - это дочь Андрея, за которую он тебе служит? - спрашивает Апрель.
   - Да.
   - Зачем ты ее отослал аж в Англию? Тебе школы около дома не хватило?
   - Она очень наблюдательная. Зачем ей знать о моей природе?
   - Тогда отослал бы в интернат какой-нибудь.
   - Я и отослал. Полный пансион.
   - Это ж какие деньги!
   - И что? - смотрю на Апреля. - Какая разница?
   Садится на диван, прячет ноги под подушку.
   На подушке кошка делает вид, что спит.
   - У тебя так много денег?
   Пожимаю плечами.
   - На жизнь хватает. А если не хватает, то заработать - минутное дело.
   - И куда ты их тратишь?
   Делаю широкий жест рукой.
   - Все перед тобой.
   - Ты этим почти не пользуешься, - мнет подушку вокруг кошки.
   - Это да, - киваю. - Но у меня есть слуга и кошка.
   Кошка водит ухом, выпускает когти, стараясь удержаться на мягкой поверхности..
   Птенец вздыхает.
   - А теперь и ты, - добавляю.
   - Мне тоже мало надо, - возражает.
   - Я на твою свободу почти два миллиона долларов угрохал.
   - Сколько?!!
   - Два миллиона, - повторяю.
   - Я верну, - в голосе неуверенность.
   - Наплюй.
   - Ну, это же все-таки сумма...
   В нем еще много человеческого.
   - Апрель. Вот ответь мне на простой вопрос: "Куда мне тратить деньги?"
   Пожимает плечами.
   - Не знаю.
   - Вот и я не знаю. Так что есть у меня эти два миллиона, нету - разницы никакой. К тому же через пару лет эти два миллиона снова будут у меня на счету. Я зарабатываю быстрее, чем трачу.
   В глазах - восхищение.
   - А чем?
   - Всем понемногу. Компьютерные программы самого разного толка - от взлома-защиты до автоматизации какого-нибудь комплекса или завода. Иногда делаю переводы с редких или сложных языков. Но эти деньги уходят в основном на оплату коммунальных услуг в разных жилищах и корм для кошки. Большую сумму дает контрабанда и выполнение заказных убийств.
   Восхищение увеличивается.
   - Научи?
   Киваю на стопку учебников по физике.
   - Уже начал. Только вот кто-то ленится. Не знаешь, кто?
   Вздыхает.
   - Я прочитаю...
   Кошка слезает на пол, потягивается.
   - Киса! - падает с дивана птенец.

***

   На улице - метель. Вроде бы начало декабря, а снегу - по колено.
   - Скоро приезжает Маша, - говорит мой слуга.
   - Да, - киваю.
   - Как она одна доберется?
   - Легко. Во-первых, ее посадят на самолет. Во-вторых, за ней весь полет будет присматривать специальный человек. В-третьих, в Москве ее тоже встретят и пересадят на самолет до Хабаровска. Если ты сильно волнуешься, можешь сам встретить ее в Москве и вернуться обратно с ней.
   - А можно?
   - Почему бы и нет? Только ты устанешь. Девять часов туда, девять обратно. Хотя... Если бизнес-классом, то выспишься нормально.
   - Я... Я волнуюсь за нее... Как она с Лондона до Москвы...
   - Не стоит. Авиакомпании дорожат своей репутацией. Они панически боятся всяких судов и прочих неприятностей. Поэтому Машу будут разве что не облизывать. И полет всего четыре часа.
   Вздыхает.

***

   Город готовится к Новому Году. На главной площади уже водружена елка, вокруг - глыбы льда. Через неделю хабаровские художники вырежут из них ледовые фигуры.
   Андрей вылетел в Москву.
   Мы с Апрелем гуляем по вечернему городу.
   На нас теплые дубленки, меховые шапки и толстые перчатки.
   Мы очень похожи на людей.
   - Все очень изменилось за шестьдесят лет, - говорит птенец.
   - У тебя разве нет воспоминаний?
   - Есть... Но мало. Меня кормили в основном осужденными на пожизненное, причем теми, кто уже заканчивал отбывать свой срок.
   Представляю.
   - Сочувствую, - говорю птенцу.
   - Так что информация часто запаздывала. В войну и десять последующих лет было проще, но потом начались эксперименты с моим питанием. Не кормили месяцами. Правда, после того, как я изголодался до такой степени, что приманил зовом одного из экспериментаторов, еду стали поставлять регулярнее, - говорит с грустной улыбкой.
   Нежно касаюсь силой.
   - В девяностые еды не было почти никакой. Если питался раз в месяц, то можно сказать, что шиковал, - добавляет. - Более-менее все упорядочилось только после двухтысячного. Но кормить стали старьем. Так что я получил относительно свежую информацию только после охоты.
   - Да, не повезло тебе в тысяча девятьсот сорок первом.
   Кивает.
   - Что поделать. Мы бы улетели, но Аугусто плохо держал объем. Да и сам летал как пингвин.
   Улыбаюсь.
   - Это да.
   - Он же был твоим младшим?
   - Да, - подтверждаю. - Я его обратил лет пятьсот назад. Четыреста лет назад он пробудился. Через сто лет ученичества - сбежал. Я вообще полагал, что он ушел в Тень, но, как оказалось, нет... Странно, что он решился так рано завести птенца.
   Вздыхает.
   - Ну... Мне самому сейчас интересно. Тогда-то все выглядело по-другому. Я думал, что это я его уговорил. Я ведь сам выяснил, что он вампир, и пришел его шантажировать. Тот меня чуть не убил, но я настоял на своем... Сейчас я, конечно, понимаю, что был наивен и глуп, решив, что Аугусто повелся на мой шантаж.
   - Это да... Если al'lil не захочет, его невозможно заставить.
   Снова вздыхает и оглядывает елку, сверкающую огнями.
   - Al'lil - это на твоем родном языке?
   - Да. В переводе - Дитя Ночи.
   - А, ну Аугусто говорил. Мне это название нравится больше, чем "вампир", "упырь" и "кровосос", - говорит с усмешкой.
   Киваю
   - Мне тоже.
   Делаем круг по площади.
   Чувствую знакомый запах.
   - Марк?!
   Лицо сияющее, раскрасневшееся.
   - Привет, Аленушка, - говорю.
   - Ой, а ты тут гуляешь? Мы вот тоже выбрались... - машет рукой.
   Повинуясь жесту, к ней семенят трое укутанных детишек.
   - Аня, Витя и Рома, - представляет Алена и тут замечает Апреля.
   - Ой, ты не один...
   - Мадам, - Апрель отвешивает Алене вычурный поклон, - имею честь представиться - непутевый племянник Марка Витальевича по имени Антон.
   - Ой... - смущается Алена.
   - Не смущайтесь, милая леди, вы в обществе благородных рыцарей! Мы защитим вас от любых недругов! - мой птенец начинает шутливо озираться в "поисках врагов".
   Присоединяюсь к нему.
   Моя подруга заливисто смеется.
   Дети устраивают кучу малу.
  
   - Твоя подруга? - спрашивает Апрель, когда мы, наконец, прощаемся с Аленой, договорившись созвониться перед Новым Годом.
   Киваю.
   - Вкусно пахнет...
   - Не вздумай, - предупреждаю птенца.
   - Да нет, ты что! - смотрит в ту сторону, куда ушла женщина. - У тебя такой вид, что я даже подумать об этом боюсь. Ты собираешься ее обратить?
   Теряюсь.
   - Я как-то не брал это во внимание.
   - А подумай. Она сильная. Вполне сможет разделить с нами Ночь.
   - Почему ты назвался Антоном? - перехожу на другую тему.
   - А меня так звали до обращения, - пожимает плечами. - Антонио Армандо Хоакин Густаво Симон Родриго Мария Хуан Мартин Перес Майора.
   Выговаривает без запинки.
   - Сделаю тебе документы на имя Антона Майорова, - подвожу итог.
   Серьезно кивает.

***

   Маша с отцом приезжают днем.
   Андрей счастлив.
   - Привет, Марк Витальевич, - говорит девочка и виснет у меня на шее.
   Подхватываю ее руками.
   - Как у тебя дела? - спрашиваю по-английски.
   - Хорошо, спасибо, - отвечает без запинки. - А вы тоже умеете говорить по-английски?
   - Конечно, умею, - киваю. - И твой папа умеет.
   - Он умеет плохо, вы - лучше.
   - Ну, я долго жил в Англии. А твой папа был там один раз - когда мы все вместе в школу ездили.
   Мой слуга напряженно вслушивается разговор.
   - Давай будем говорить по-русски? - предлагаю девочке. - А то твоему папе сложно.
   - Ну ладно, - соглашается Маша.

***

   Андрей возится на кухне. Достает одно, другое, тут же прячет.
   - Чего носишься? - спрашиваю.
   - Думаю, чем накормить Машу с дороги.
   - Успокойся, - останавливаю суету. - Маша спать легла, проснется вечером. Здесь разница в десять часов с Лондоном. Для девочки сейчас глубокая ночь.
   Замирает с глупым выражением лица.
   - Для нее сейчас важнее выспаться. А вечером выйдет Апрель, поможет тебе с ужином.
   - А...

***

   - Маша приехала? - задает вопрос Апрель, едва выйдя из своей комнаты ожидания.
   - Ага, - киваю. - Только проснется часов в девять.
   - Разница с Лондоном? - догадывается.
   Подтверждаю.
   - Ну ладно, поживет ночной жизнью, как al'lil. А ее отцу не привыкать.

***

   - Как это - "пусть не ложится"? - спрашивает Андрей ближе к двенадцати ночи. - Не, я понимаю, смена поясов, но ведь надо привыкнуть к местному времени...
   - Ты идиот, - в лоб говорит Апрель. - Мозги включай, слуга. С Лондоном здесь разница в десять часов. Здесь - двенадцать ночи, теперь отними десятку. Ты предлагаешь ребенку лечь спать в два часа дня? Притом, что он встал в одиннадцать утра.
   Мой слуга покрывается пятнами.
   - Теперь слушай дальше, папаша-дебил, - продолжает мой птенец, не обращая внимания на злость Андрея. Вот ты за эти две недели, пока Маша тут, будешь ее укладывать местным вечером и поднимать местным утром. Ребенок, конечно, привыкнет к местному режиму. Но ей второго января в Лондон лететь. Занятия у нее начнутся третьего. Тебе на пальцах показать, как ребенок себя будет ощущать на уроках?
   - А что, ей теперь днем спать, а ночью прыгать?!
   - Да, - хором говорим с Апрелем.
   - Именно, - добавляю. - Зато у нее часовой пояс не собьется. И третьего января она не будет спать на парте.
   - Не разрешай больше своему слуге детей заводить, - говорит Апрель. - Удивительно, как он эту-то не угробил. Ты ему вовремя подвернулся.
   Андрей уже не красный, а бордовый от гнева. Открывает рот, чтобы возразить, но мой птенец его опережает:
   - Ша, сявка. Ты мне тут побаклань еще!
   Рот со стуком захлопывается.
   - Шеш, уйми его, пожалуйста, - птенец обращается уже ко мне. В голосе - ангельское терпение. - Он ведь и покойника за... мучает до смерти.
   Слуга бросает на кухонное полотенце, которое держал в руках, и стремительно выбегает из кухни.
   - Кнут, кнут и еще раз кнут, - скривившись, замечает Апрель. Но тут же поднимает руки, словно сдаваясь. - Но это твой слуга, что хочешь, то и делай. Только сам понимаешь, здесь уже не только ты и он.
   - Он меня недавно "господин Апрель" назвал, - продолжает после паузы. - Я его чуть на месте не прибил, твоя метка удержала. А он стоит, глазами хлопает. Еле сумел объяснить, что истинные имена для слуг - табу. Ты бы хоть ему элементарный этикет привил, а? А то я его одергиваю, а он обижается. Фифа этакая.
   - Извини, - говорю. - Я не учил его этикету. Не ожидал, что встречу собрата. Но я постараюсь ему объяснить.
   - Ты его слишком разбаловал.
  
   Поднимаюсь в комнату к Андрею.
   Стоит, смотрит в тьму за окном. Заслышав мои шаги, оборачивается.
   - Сильно обиделся? - спрашиваю.
   Пожимает плечами.
   - Так... Он со мной, как со скотиной.
   - Не обижайся. Апрель не имеет в виду ничего плохого. Для нашей расы это обычное обращение со слугами. Тебе придется привыкнуть.
   - Привыкнуть к скотскому отношению?!
   - К отношению существа высшей расы. Если кошка лезет на стол, то мы ее прогоняем тряпкой, при этом совершенно не испытывая к ней ненависти, хотя кошке при этом очень неприятно. Старайся это учитывать.
   - Он меня чуть не убил за то, что я старался быть вежливым!
   - Это когда?
   - Пару дней назад!
   - Когда ты его назвал "господин Апрель"?
   - Да!
   - Андрей... По правилам нашего этикета, истинные имена al'lil - так мы называем сами себя - являются запретными для слуг. То, что ты сделал - это фамильярность. Примерно то же самое, что пришел бы к своему Олегу Максимовичу и сказал ему с порога "Привет, Олежек, сладенький мой!"
   - Я уже понял... Ваш птенец мне объяснил... Но не сказал, как его называть.
   - Просто "господин".
   - Как вас?
   - Меня по тому же этикету ты обязан называть "хозяин". "Господин" - это послабление.
   Молчит.
   Тоже молчу.
   - Что еще... в вашем этикете?
   Пожимаю плечами.
   - Не пререкаться, даже если тебе обидно. Выполнять поручения. Не все, конечно. Можешь отказаться, сказав "хозяин не одобрит". Но только, если я действительно не одобрю, а не потому, что тебе лень.
   Усмехается.
   - Мне некогда лениться. Апр... Ваш птенец загрузил меня по полной программе. С готовкой и с уборкой. Я понятия не имел, что перила нужно чистить специальными средствами, да еще и учитывая породу дерева.
   Улыбаюсь.
   - Это он перестарался. Хочет показаться значимым. Андрей, Апрель по нашим меркам еще совсем молод. До ста семидесяти-двухсот лет за него несет ответственность Наставник. Потому что только в этом возрасте птенец осваивает навыки полета, учится контролировать голод, привыкает к солнечному свету и вообще свыкается со своей ситуацией. Учитывая, что Апрель пробыл с Наставником всего лет восемьдесят-девяносто, а остальное время просидел в плену, навыков у него для его ста пятидесяти лет толком нет. Летать он не умеет, солнца боится. Его нельзя выпускать на самостоятельную охоту, пока в воздухе держаться не будет. Ему очень неловко от своей беспомощности. Конечно, я поговорю с ним, чтобы он тебя так не гонял. А для уборки можно нанять домработницу.
   - Спасибо, - благодарит меня слуга.

***

   Маша ложится спать утром, часов в восемь. На улице - темно.
   Апрель отправляет спать и ее отца. Тот возражает.
   - Ну, не хочешь, не ложись, - пожимает плечами. - Только вот твоя дочь будет скакать ночью, а ты будешь спать. Потом у нее спросят: "Машенька, а как вы провели с папой каникулы?" Она и скажет: "А мы с папой не виделись, он спать ложился, а я вставала. И наоборот". Этого хочешь?
   Смущается.
   - Марш в кровать! - рявкает птенец. - Бего-ом!
   Андрея буквально выносит из кухни.
   - Ох... Добрый я стал с тобой, Шеш. Объясняю твоему слуге, как ребенку.
   Киваю.
   - Это да.
   - Аугусто был не такой добрый.
   - Я не Аугусто.
   - Я вижу. И я теперь не его птенец, а твой.
   - Его самого бы доучить. Самонадеянный он слишком, - говорю.
   - Если еще не ушел в Тень... - вздыхает Апрель.
   - Кстати, - вспоминаю. - Ты до какого тома дошел?
   - Эм... - покаянно опускает голову, - я еще... первый пока читаю...
   Протягиваю руку и ударяю птенца силой.
   Отлетает в угол, едва не свалив мусорное ведро.
   - Ты говорил, что я добрый? - вкладываю силу и в голос. - Сроку тебе - три ночи. Через три ночи спрошу.
   - Там девятнадцать книг!
   - И что? - щурюсь. - У тебя сколько времени было? Так тебе хотелось не физику читать, а моего слугу дрессировать. Забыл, что ты птенец? В комнату ожидания возьми. Там почитаешь.
   Поднимается, отряхивает невидимые пылинки. Вздыхает.
   - Я понял, Старший. Прошу прощения.
   Кошка стоит на холодильнике в напряженной позе. Во взгляде - готовность убежать.

***

   Днем оставляю "спящее царство" и еду в компьютерный магазин.
   Продавцы меня вспоминают, улыбаются.
   Выбираю ноутбук.
   От операционной системы отказываюсь.
  
   "Накатить операционку" - дело получаса. Еще часа два - настроить ее сугубо под данный компьютер.
   Хорошая система. Использует ресурсы машины наиболее выгодным образом, вдобавок неуязвима для любого из вирусов.
   Сам писал.
   Интересно, сколько бы за нее заплатили в компании "Microsoft"?
  
   Апрелю предстоит много учиться. Знание фундаментальных наук очень и очень облегчит ему жизнь.

***

   - Я ушла от мужа, - говорит мне Алена.
   Голос слегка усталый.
   - И где ты сейчас обитаешь? - спрашиваю.
   - У мамы, - вздыхает.
   - У тебя хорошая мама.
   - Это да. Только вот не знаю, как объяснить детям, что Новый Год пройдет без папы.
   - Отметь с кем-нибудь из друзей, у кого есть дети. Скажи, что в этот раз вы поедете в гости. Детям будет весело, и они отвлекутся.
   - Можно и так, - соглашается.
   Глаза все равно грустные.
   Обнимаю ее за талию.
   Подается, прижимается ко мне.
   Запах снега на меховом воротнике.
   - Как Антон?
   - Нормально, - пожимаю плечами. - Дома сидит, физику читает.
   - Он где-то учится?
   - Нет, но будет поступать. Пока не решил еще, в политехнический или медицинский. Ему и туда, и туда хочется.
   - Сколько ему лет?
   Мешкаю.
   - Двадцать один вроде...
   - Большой мальчик. А чего раньше не учился?
   - Семейные проблемы, - говорю. - Не было возможности.
   Кивает с пониманием.
   Идем по улице.
   - А чего мы все об Антоне? - оживляется. - Давай о тебе!
   - Давай, - соглашаюсь. - Что тебе рассказать?
   - Ну... Все с самого начала.
   - Хорошо, - покорно киваю. - В начале сотворил бог небо и землю; земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною...
   Смеется, бьет меня варежкой.
   - Марк!!!
   Смеюсь в ответ, уворачиваюсь.
   - Я не про это!!!
   Хватаю ее за руки.
   Легкий толчок, усиливаемый слабым вектором, и мы падаем в снег.
   Барахтается в сугробе.
   Лежу рядом.
   - Марк! - говорит, усевшись посреди снежной кучи. - Извалял меня!
   - А то! - замечаю удовлетворенно. - Как это так: зимой - и не поваляться?!
   - Марк!
   - А? Я тридцать шесть лет Марк... Претензии?
   Переползает и садится на меня сверху.
   - Ты сумасшедший.
   - Ага, - соглашаюсь. - Давно заметил, только вот удавалось скрывать... Ты меня раскусила.
   Смеется.
   Смех звонкий, как колокольчики.
   Приподнимаюсь на локтях, поворачиваюсь, и Алена снова оказывается в снегу.
   - Как будто мы снова дети.
   Важно киваю.
   - Почему бы и нет?
   - Вот бы это навсегда!
  
   ...- Их нет, Шеш!
   - Как нет? Я ведь... вчера...
   - Не вчера, а много дождей назад!
   - Как... много?
   - Четыре руки руки.
   Пытаюсь представить.
   - Четыре руки?
   - Нет, Шеш... Четыре руки руки.
   Пытаюсь представить.
   - Это - плата за вечность, Шеш...
  
   - Если это будет длиться вечность, то это надоест.
  
   Встаю и помогаю подняться Алене.
   Отряхиваем друг друга.

***

   Вишу под потолком гостиной, пытаюсь прилепить на вершину елки звезду из фольги.
   Апрель стоит внизу, держит в руках мишуру.
   Отпускаю звезду. Вроде держится.
   Киваю птенцу.
   Медленно поднимается ко мне, протягивает "дождик".
   Забираю "дождик", вешаю на хвою.
   - Марк Витальевич! - слышится голос Маши из коридора.
   Не сговариваясь, спрыгиваем с Апрелем на пол, едва не свернув елку.
   Двери гостиной распахиваются, в них практически влетает Маша.
   - Стой! - слышится голос Андрея где-то позади из коридора.
   - Ой, здравствуйте, Антон Генрихович, - здоровается с Апрелем.
   - Привет, - улыбается в ответ.
   - Маша... - в дверях появляется сам Андрей.
   - Марк Витальевич, - серьезно говорит девочка. - А можно мы пригласим на Новый Год подругу папы?
   Переглядываемся. Сначала я с Апрелем, потом я с Андреем, потом Андрей с Апрелем.
   - Почему бы и нет? - пожимаю плечами. - Но тебе не будет скучно? Столько взрослых, и ты одна?
   - А у тети Лены тоже дети есть! Спасибо, Марк Витальевич! - радостно заявляет Маша и убегает.
   Андрей вздыхает.
   Переглядываемся с Апрелем.
   - Я... Я не хотел, - оправдывается слуга. - Сказал, что вы можете не разрешить... А она взяла и пошла спрашивать... Нет, я ей объясню, что она неправильно поняла... Извините, пожалуйста.
   Разворачивается.
   - Стой, - останавливаю.
   Замирает, поворачивается обратно.
   - А почему бы и нет? - снова говорю. - Детям будет веселее вместе. И Маше не скучно.
   Апрель кивает.
   - А на подарки как-нибудь сложимся!
   В глазах Андрея - благодарность.
   - Спасибо... - говорит едва слышно.

***

   - Почему эти магазины не работают по ночам? - задает риторический вопрос Апрель, натолкнувшись на еще одну запертую дверь.
   Пожимаю плечами.
   - Можно в Москву слетать.
   - Далеко. К тому же в Москве тоже есть солнечный день.
   - Полетели за полярный круг, - предлагаю. - Воркута, например. Там между восходом и заходом полчаса, практически полярная ночь. Перетерпишь где-нибудь в сугробе. Оббегаем все магазины, какие нам нужны. Или куда-нибудь в Салехард. Или в Мурманск, там еще пару недель полярная ночь будет.
   - А мы день не встретим?
   - Зависит от того, как лететь будем. Ты географию учил?
   Пожимает плечами.
   - Так себе. Кого пил, такую географию и знаю. И то... я оставлял не все.
   - Не стыдно? - укоряю.
   - Шеш, а где бы я ее учил? У Российского Географического общества караулить прикажешь? Ну, помню я чего-то годов этак двадцатых-тридцатых. К тому же я в СССР приехал как раз перед нападением Германии, до Москвы доехать не успел, в Белоруссии... задержали. До этого жил в Европе. Европейскую географию я худо-бедно знаю, там все тесно и компактно.
   - А чего в СССР потянуло?
   - Аугусто хотел туда, где народу поменьше. Европа воевала. Я нелетучий, Аугусто пингвин. Постоянно переезжать не могли, к тому же постоянно требовались документы, фотографии. Каждый раз же не будешь убивать тех, кто пытается сфотографировать. Мы планировали за полярным кругом попасть в какую-нибудь деревню, где сообщение с "большой землей" раз в полгода. Зимой там жить-питаться, а летом ближе к югу перебираться по тайге, где аусвайсы не требуют.
   - Ясно все, - киваю. - Так что думаешь насчет Мурманска?
   Пожимает плечами.
   - Можно, почему нет. Ты сколько часов в воздухе можешь продержаться?
   - Пока не оголодаю.
   - Ого, - удивляется. - Круто.
   - Ага, - соглашаюсь. - Только оголодаю я быстро. В принципе, двое-трое суток могу в полете провести.
   - Все равно круто... Ну что же, полетели.
   Достаю телефон.
   - Слугу предупрежу.
   Хмыкает.
  
   До Мурманска долетаем за семь часов. Летим на высоте восьми километров, и в процессе покрываемся коркой льда.
   Приземляемся на окраине города. Укладываемся в сугроб, дожидаясь времени открытия магазинов.
   В девять "утра" поднимаемся.
   Апрель разминает руки, скалывая лед.
   Следую его примеру.
   - Мы похожи на замороженных покойников, - говорит.
   - Ага.
   - Надо оттаять одежду, а то нас испугаются.
   - Не стоит, - возражаю. - С нашей одежды вода натечет и опять замерзнет. Достаточно человеческой температуры тела и дыхания.
   - Точно, - кивает Апрель. - Упустил из виду. Летом проще.
   - Летом день длиннее.
   - Это да, - грустно вздыхает.
   Изо рта вырывается немного пара.
   Плотно прикрываем лица шарфами.
  
   В универмаге находим отдел игрушек.
   Апрель с горящими глазами ходит вокруг мягкого белого медведя выше него ростом.
   - Шеш... Купи, а?
   Пожимаю плечами.
   - Тащить сам будешь.
   - Буду! - клятвенно обещает птенец.
  
   Поднять все покупки мы не можем. Не в том смысле, что нам не хватает сил. Нам не хватает рук.
   Апрель держит одной рукой гигантского медведя, к которому привязаны три медведя поменьше. Во второй руке - четыре огромных пакета.
   У меня медведей нет, но зато пакетов - восемь. Кое-как поднимаю девятый, в который упакована большая коробка.
   - Нам нужен скотч, - делает вывод Апрель.
   - Пойдем, купим, - киваю согласно.
  
   На двух ненормальных с медведями сбегается смотреть весь универмаг.
   - Два дебила - это сила, - вздыхает Апрель, кое-как обмотав медведей оберточной бумагой и скотчем.
   - Ага, - соглашаюсь с ним, приматывая тем же скотчем негабаритную коробку к грозди пакетов.
   Сумок, способных вместить наши покупки, в универмаге не продают.
  
   Выходим на улицу.
   - Такси придется брать, - киваю птенцу на провожающую нас толпу.
   - Зачем? - удивляется.
   - Если мы пойдем пешком до окраины, то соберем за собой зевак, учитывая, что мы несем приличный вес по людским меркам. Наш взлет не останется без внимания. А так доедем до какого-нибудь дома, выйдем, отпустим такси и спокойно "стартуем".
   - Понял, - говорит Апрель.
   В такси едва помещаемся.
   - Подарки? - кивает понимающе таксист.
   - Ага, - соглашаюсь.
  
   Провожаем взглядом уезжающее такси.
   Апрель надевает на себя связку пакетов, обмотанных скотчем, обхватывает меня руками, не отпуская мягкие игрушки.
   Поднимаюсь вверх.
   На груди болтается связка медведей.
   На спине бутерброд из птенца и пакетов с твердыми игрушками.
   Сопротивление воздуха едва не сворачивает мне шею.
   - Два дебила - это сила, - говорю. - А если при этом они не учитывают законы аэродинамики... Кто нас дернул за подарками аж в Мурманск тащиться?
   - Какой аэродинамики? - спрашивает птенец.
   - Дочитаешь физику, поймешь, - отвечаю и добавляю: - Лететь придется еще выше. Иначе домой к Новому Году явимся.
  
   К Новому Году мы не являемся, но отсутствуем больше суток.

***

   Андрей смотрит на кучу во дворе широко раскрытыми глазами.
   - Вы что, Деда Мороза ограбили?
   Улыбаюсь.
   - Нет, пол-универмага скупили.
   - Ночью?!
   - Там был день.
   - А... А как ваш птенец?
   - Там было темно.
   - А?
   - Полярная ночь.
   - А!
   Задумывается.
   - Это где вы были?
   - В Мурманске.
   Моргает.
   - Ого, - говорит в итоге.
  
   Затаскиваю подарки в дом и прячу в подвале.
   Действительно похоже, что мы ограбили Деда Мороза.

***

   Андрей уезжает за Леной.
   Мы с птенцом накрываем стол.
   Главным украшением стола является большой шоколадный торт. Вокруг ютятся остальные кулинарные шедевры Апреля.
   Я приготовил традиционный "тазик оливье" и домашний лимонад.
   - Ты на сколько человек рассчитывал? - спрашиваю птенца.
   Оглядывает стол.
   - На четверых взрослых - нас, Андрея и Лену. И на детей, но, полагаю, сколько бы их ни было, хватит. Надеюсь, у его Лены не восемь спиногрызов.
   Улыбаюсь.
   - Скорее всего, меньше.
  
   Шум у двери.
   Запах. Очень знакомый.
   Выскакиваю в коридор.
   -...зуваемся! Аня! Куда пошла?!
   Поднимает глаза.
   На пол падает тапочек.
   Смотрю на нее.
   - Марк?
   - Алена?
   Al'lil сложно удивить.
   Птенец высовывает голову из гостиной.
   - Нифига себе, - характеризует ситуацию и опять исчезает.
  
   Из подвала выходит Андрей.
   - Лена, это мой шеф... Лена?
   - Кажется, мы знакомы, - говорю Андрею, придя в себя.
   - Ага, - глупым голосом подтверждает Алена.
  
   Дети раздевают друг друга.

***

   - Почему ты Лена? - спрашиваю.
   Улыбается.
   - Ну, в детстве называли Лена... Я же Алена. Можно и так, и так.
  
   Апрель возится с детьми.
   - ...а потом приходит медведь, и говорит...
   Визжат от восторга.
  
   - Так это была твоя кошка?
   - Моя.
   - А почему ее никак не зовут?
   - Почему... Ее зовут Кошка. Она совершенно не против.
   Улыбается.
  
   Андрей щелкает пультом от телевизора.
  
   Бой курантов встречаем радостными криками.
   Апрель веселится, как ребенок.
   Впрочем, по нашим меркам, он и есть ребенок.
  
   Обращение меняет не только физиологию. Наше развитие происходит совершенно по-другому. Психика претерпевает серьезные изменения. Если семидесятилетний человек - это пожилой человек, умудренный опытом и сединой, то семидесятилетний al'lil - это практически младенец.
   У нас птенцов рекомендуется заводить не раньше, чем через триста лет после пробуждения.
   У людей тоже есть нечто подобное. Считается, что лучше рожать детей после двадцати.

***

   Мы с Апрелем тщательно изображаем опьянение.
   До тех пор, пока люди не разбредаются по спальням.
   Детей размещаем на диване. Под горой подарков их еле видно.
   - Как мало людям надо для счастья, - птенец прячет в холодильник очередную миску с салатом.
   - Нам все равно надо меньше, - возражаю.
   - Это да... Но я бы не сказал. Нам надо немного другое.
   - И не в таком количестве.
   - Ну... Хотя... Может быть, ты и прав.
   - У меня за полгода на слугу ушло денег больше, чем на себя за последние сто лет. Его кормить каждый день надо, и не один раз.
   - Кстати, все хотел спросить. Зачем тебе слуга?
   Пожимаю плечами.
   - Тьма его знает. Скучно стало.
   - У тебя есть кошка.
   - Кошка кошкой, но иногда хочется кого-то разумнее.
   - Люди иногда говорят, что на самом деле не они владеют кошками, а наоборот. Создается впечатление, что у тебя такая же ситуация со слугой.
   - Почему ты так думаешь?
   - Потому что весь твой быт устроен сейчас вокруг него. Когда ты последний раз Новый Год отмечал?
   Задумываюсь.
   - В одна тысяча семьсот двадцать первом году. Кажется. Когда в Россию заносило.
   - А стал бы ты его отмечать, если б не твой слуга?
   - Вряд ли.
   - Вот, о чем я! - заявляет с торжеством. - Разве не доказательство?
  
   В холодильнике заканчивается место.
   - Еду надо перетащить в кухню, - решает Апрель. - Пусть тут утром едят. А в гостиной немного приберемся. Там дети насвинячили под елкой, вдобавок шарик стеклянный разбили.
   - "Сферик".
   - "Сферик"?
   - Елочные шарики математически верно называть не шариками, а "сфериками", от слова "сфера", поскольку они внутри пустые. Название "шарик" подразумевает, что внутри нет пустого пространства.
   - Шеш... Нашел время издеваться!
   - Не скажи. Математика - одна из главнейших наук. У тебя там пара книжек по математике, кстати, была. Ты прочитал?
   - Прочитал, прочитал, - отмахивается птенец. - Только понял едва ли половину.
   - Половину?!
   - Ну да. Что тебя удивляет?
   - Ты плохо запоминаешь?
   Вздыхает.
   - Запоминаю - хорошо. Понимаю плохо.
   Поворачивается.
   - Меня Аугусто научил сохранять рассудок после еды. Но, допустим, двух подряд я уже могу не осилить. Я могу вытянуть нужную мне информацию из воспоминаний, но если человек ею пользовался часто. Или она была недавней, он не успел ее забыть. Это раз. Два в том, что я могу знать что-то, но не уметь этим пользоваться. К примеру, язык. Я пью, вытаскиваю из памяти... К примеру, как быстро ты начинаешь говорить на новом языке?
   Пожимаю плечами.
   - Сразу.
   - Во-от. А я - только через неделю, наслушавшись чужих разговоров. Так и с твоей физикой. Могу сейчас процитировать все книги, что ты мне дал. Любую страницу, хоть задом наперед. Только вот, понимаю я там с пятого на десятое.
   Смотрю на птенца.
   Глядит виновато.
   Вздыхаю.
  
   Прибираемся в гостиной. Дети сопят на диване.
   Свет не включаем.
   Нам он не нужен.

***

   Первым просыпается Андрей. Появляется на кухне ближе к обеду, держась руками за голову.
   Гляжу на его бледно-зеленое лицо.
   - Руку протяни.
   Закатывает рукав, протягивает.
   Уже выучил.
  
   После порции моего яда цвет лица меняется на человеческий.
   Опускает рукав, застегивает пуговицу.
   - А поблагодарить? - замечаю.
   - Ой... Простите... Забылся. Спасибо!
   Хмыкаю.
   - Прощаю. С похмелья такого... немудрено забыть.
   Достает из холодильника недопитую бутыль с вином.
   - Положи на место, - командую.
   - А?
   - На место поставь, говорю!
   Кладет бутыль обратно.
   - Тебе через три часа Машу в аэропорт везти, - говорю.
   - Как везти?!
   В глазах недоумение.
   - Сегодня первое января, - поясняю. - Завтра - второе. Завтра Маше надо быть в школе. Потому что третьего числа у нее начнутся уроки.
   - Третьего?
   - Андрей, чем ты слушал все эти дни? Третьего, третьего.
   - Может, пусть числа до пятого останется?
   Качаю головой.
   - Она учится не в районном "моусош", а в одной из престижнейших школ Англии. И школа заслужила свою репутацию не потому, что позволяла своим ученикам являться на занятия тогда, когда им хочется. Пятого, десятого или вообще через месяц. Так что буди ее и собирай в дорогу.
   - А...
   - Андрей!..
   От моего взгляда слуга слегка бледнеет и исчезает за дверью.
  
   Через полчаса в кухню "вползает" сонная Маша.
   - Доброе утро, - здоровается, зевая.
   - Привет, кнопка, - говорю девочке. - Выспалась?
   - Не-а, - вздыхает. - Опять на самолете лететь...
   Киваю.
   - Не любишь?
   - Скучно там. И кормят невкусно. А можно, я заберу c собой подарки?
   - Только те, что поместятся в твою сумочку. Иначе ты просто не поднимешь ее.
   - Ну ладно, - соглашается серьезно. - Книжки возьму. Ни у кого книжек по-русски не будет, а у меня будут.

***

   Алена просыпается ближе к шести вечера.
   - Ой, а где все? - спрашивает, появившись на кухне.
   - Андрей Машу повез в аэропорт, - говорю. - Антон скоро будет. Я тут. Дети на диване спят в гостиной. Кошка где-то тут крутилась. Насчет тараканов не знаю, но их вроде бы в доме не водится, как и мышей.
   Хихикает.
   - Марк... Смешной ты.
   - Ага, - соглашаюсь. - Звали в цирк работать, но я отказался. Мало платят.
   Подходит ближе и обвивает руками мою шею.
   Запах.
   Ярко выраженный сексуальный интерес.
   Обнимаю ее за талию.
   - Ты настоящий.
   Запустить сердце. Повысить температуру тела.
   - Что-то ты холодный, - замечает. - Замерз?
   - Есть немного, - соглашаюсь.
   Через две минуты будет тридцать шесть с половиной градусов.
   - Вроде бы тепло в доме, - пожимает плечами.
   Прижимается ко мне.
   - Погрею тебя.
  
   - А знаешь, - произносит через некоторое время. - За последние двенадцать лет этот Новый Год был самый радостный. Спасибо тебе.
   - За что?
   - За совет. Помнишь, ты посоветовал отметить у друзей?
   Улыбаюсь.
   - Помню. И ты правильно сделала, что последовала совету.
   - Угу, - соглашается.
   Провожу рукой по ее волосам.
   - Ты особенная.
   - Да? И в чем же?
   - Не знаю, - признаюсь. - Но ты не такая, как другие.
   Прижимается покрепче.
  
   В кухню вваливается Апрель.
   Для al'lil - очень шумно.
   - Ой, пардон! - театрально извиняется. - Я не помешал?
  
   Алена отпускает меня и отстраняется.
   Разочарование.
   - Да нет, - отвечаю. - Кухня в нашем доме - место общего пользования.
   - Где Андрей? - спрашивает птенец.
   - В аэропорт уехал.
   - С "бодуна"?!
   - Нет, принял "антипохмелин", - отвечаю. - Еще бы я его за руль пустил ... с "бодуна".
   Понимающе кивает.
   - Когда приедет, предупреди его, пожалуйста, что тот белый медведь в подвале - МОЙ МЕДВЕДЬ!
   - Хорошо, - соглашаюсь. - Обязательно предупрежу.
   Исчезает.
  
   - Какой медведь? - спрашивает Алена.
   - Обычный, игрушечный. Белый, мягкий. Чуть больше человеческого роста, - поясняю.
   - А ему зачем?
   Вздыхаю.
   - Детство еще играет.
   - Андрей так и не сказал, какую работу он делает. Я у него спрашивала, а он уклонялся от ответа. Может, ты мне скажешь? - меняет тему.
   - Всего понемногу. Секретарь, помощник, компаньон.
   - И живет с тобой. Извини. Выглядит странно... Двое мужчин, и живут вместе...
   - Ничего странного, - говорю на полном серьезе. - Лично мне этот вариант подходит больше других. Женщина бы стала надеяться на более близкие отношения. А если бы я продолжал держать дистанцию, она бы обиделась. Обиженные помощники - хуже не придумаешь. С Андреем такой проблемы нет.
   - Ты хорошо знаешь психологию, - замечает.
   - Опыт, - пожимаю плечами. - И - не всегда удачный.
   - Извини.
   - Все хорошо, - отвечаю и обнимаю ее за плечи.
   Вспышка сексуального интереса.
   Давно не играл в эту игру. Игру в отношения. Поддержим.
   Даже не нужно прикосновений силы.
  
   Губы у нее мягкие и пахнут карамелью.
   Поднимаю на руки.
  

***

   - Ма..! - доносятся детские вопли.
   - Мама занята! - голос Апреля. - Я за нее. Та-ак, детки-конфетки! Проснулись? В очередь на умывание ста-ановись!
   Галдят.
   - Твой племянник любит детей, - замечает Алена.
   Лежим на широкой кровати в одной из спален.
   - Ага, - подтверждаю, хмыкая. - Есть он их любит. Хотя я не уверен.
   Не обманываю.
   Смеется.
   За шесть тысяч лет заметил одну особенность - меньше всего люди верят в правду.
  
   - Наверное, мне пора собираться, - вздыхает Алена. - Хорошо отметили.
   Глажу ее по груди.
   - Да, хорошо.
   Сдвигаю руку ниже.
   - Марк...
  
   Сборы откладываются.

***

   Дети умыты, одеты, накормлены. Сидят в гостиной вокруг моего птенца и внимательно слушают.
   - ...А потом из ворот хлынула конница. Знаете, много-много коней, и все они в железных доспехах, и сверху всадники тоже в доспехах...
   Видит нас. Останавливает рассказ и командует:
   - Дети, здороваемся с мамой и Марком Витальевичем!
   Послушно поворачивают головы и бросаются к Алене.
   - Мама! А дядя Антон Кенривеч рассказывает нам про войну, которая была раньше!
   - "Генрихович", - вздыхает Апрель без всякой надежды куда-то в сторону. - "Генрихович"...
  
   В дом врывается морозный воздух.
   Вернулся Андрей.

***

   Андрей увозит Алену и детей.
   Когда за людьми закрывается входная дверь, Апрель облегченно вздыхает.
   - Мне казалось, что этот кошмар никогда не кончится.
   - Тебе же они понравились?
   - Кто? Мелочь пузатая? Я думал, они меня загрызут и не заметят!
   - Тем не менее, дети от тебя в восторге.
   - Моей целью было понравиться их матери.
   - Зачем?
   Прищуривает один глаз и смотрит скептически.
   - Шеш... А как ты думаешь? Мне с дуба не падало оказаться камнем преткновения между тобой и этой человечицей.
   - С чего ты взял?
   Опять вздыхает и переходит на кастильский диалект середины XVIII века.
   - Ты слишком долго общался с людьми, мой друг, слишком долго. Я вижу, как ты смотришь на нее, и как она смотрит на тебя. И ты забываешь о том, что я - твой собрат, в отличие от твоего окружения.
   Молчу. За окном в темноте медленно кружится снег.
   - Я буду только рад, если она разделит с нами Ночь, Шеш. Она сильная.
   - Она вряд ли будет этому рада.
   - Шеш, а когда al'lil стали интересоваться мнением обращаемых?
   - Я обычно интересуюсь, - пожимаю плечами.
   - И что из этого вышло? - Апрель смотрит насмешливо. - Сколько твоих птенцов дожило до сегодняшнего дня?
   - Не знаю. Надеюсь, что хотя бы Аугусто. Но от согласия-несогласия ничего не зависит.
   - Я понимаю, почему Аугусто от тебя сбежал, - вдруг выдает Апрель.
   Смотрю вопросительно.
   - Ты спрашивал его согласие? - задает вопрос вместо ответа.
   - Да.
   - Ну вот. Ты расписал ему только одну сторону не-жизни. Он ожидал совершенно не то, что получил в итоге. Это раз. А два в том, что ты не давал ему освободиться от человеческого начала.
   - Это он тебе рассказывал?
   Кивает.
   - Да. Он рассказал, как ты предпочел трусливо сбежать, когда на вас попытался охотиться какой-то лендлорд. Пожалел людишек.
  
   ...- Нет, Аугусто. Мы их не тронем.
   - Но почему?! Шеш, они меня едва не затравили!..
  
   Качаю головой.
   - Проявлением человеческого начала было бы именно устроить бойню.
   - Почему?!
   - Потому что al'lil нет дела до людей. Тогда было проще именно покинуть ту территорию.
   - Но они же напали! А вы все равно были сильнее!
   Внимательно смотрю на Апреля.
   - Вот поэтому ты - птенец, - говорю. И добавляю: - В моей жизни таких желающих было очень много. Но проходило лет тридцать, и о них не напоминали даже могильные холмы. И даже дым от их погребальных костров развеивался. Какое мне дело до их тявканья, Апрель? Вспомни, когда ты был человеком. На тебя не раз нападали бродячие собаки. Какова была тогда твоя цель, птенец? Ответить на их вызов или просто обезопасить себя от нападения? И всегда ли ты убивал в этом случае?
   Молчит.
   - Сколько лет тебе было, когда тебя обратили? - от внезапной догадки становится не по себе.
   - Одиннадцать.
   - СКОЛЬКО?!
   - Одиннадцать, - повторяет.
   В глазах - стыд.
   - ***, - делаю вывод.

***

   Андрей возвращается после полуночи. Устало стягивает с рук перчатки, достает из холодильника бутылку пива.
   - Отвез, - сообщает.
   - Молодец, - хвалю.
   - Сумасшедший Новый Год. Отвык уже от празднования. И... спасибо вам.
   - За что?
   - За праздник. Я, если честно, почему-то думал, что... э... вы не празднуете Новый Год.
   - Не празднуем, - соглашаюсь. - Но можем и отпраздновать. Какая разница?
   - Ну... так-то да, - вздыхает. - Вы живете сотни лет, смысл каждый год отмечать.
   - Дело не только в возрасте. В мире слишком много праздников, особенно ежегодных, - поясняю.
   - К тому же, они все человеческие, - добавляет Апрель.
   - А у вас есть какие-то свои праздники? - интересуется слуга.
   Качаю головой.
   - Нет.

***

   - Откуда вы знаете Лену? - спрашивает Андрей, когда Апрель уходит из кухни.
   - Познакомились в чате, - поясняю. - А что?
   - Ничего.
   Смесь эмоций. Разочарование, досада, ревность, обида.
   - Не ври, я чую.
   Раздражение.
   Молчит.
   - Андрей?
   - Можно, я не буду говорить? - бросает резко.
   Излишне резко.
   - Нет, - качаю головой.
   Поджимает губы.
   - Мне... сложно.
   - Сложно? - поднимаю бровь. - Тебе сложно сказать мне, что испытываешь к ней симпатию и немного ревнуешь?
   - Вы же сами все чуете.
   Раздражение.
   - И что? Мне нужно, чтобы ты сказал все сам.
   - Зачем?
   - Андрей, не спорь.
   - А что тогда? - внезапно взвивается. - Опять изобьете до полусмерти, шантажируя жизнью моей единственной дочери, которая мне дороже всего на свете? Или придумаете что-то другое, от чего я также несколько дней не смогу встать на ноги?
   - Что ты хочешь? - задаю вопрос спокойным, слегка задумчивым голосом, когда Андрей прекращает кричать.
   Открывает рот, закрывает.
   - Что ты хочешь? - повторяю.
   Молчит.
   - Андрей. Ты сейчас выказываешь мне свое недовольство. И я задаю тебе закономерный вопрос. Если у тебя есть претензии, говори.
   Жду.
   Молчит.
   Придвигаю стул к окну, присаживаюсь.
   - Андрей-Андрей. Ты избалованное существо. Но не мной. Ты избалован своей эпохой, своим временем, своими моральными ценностями. Ты искренне уверен, что свалившиеся на тебя милости - это твое, собственное, неотъемлемое. И ты полагаешь, что ты заслуживаешь большего. При этом ты совершенно перестаешь помнить о том, как ты жил до встречи со мной. Так я тебе напомню, слуга.
   Лицо покрывается пятнами.
   - Когда я тебя увидел первый раз, - продолжаю, - ты пах безысходностью. Острой и тягучей. И именно поэтому я обратил на тебя внимание. А теперь вернись мысленно в день нашей встречи. В день, когда у тебя больше нет денег, чтобы платить за лечение Маши. В день, когда на работе с тебя требуют опять задержаться ради бесполезных действий. Когда ты уходишь домой затемно и приходишь после наступления темноты. Когда из еды дома - сублимированная лапша и бумажные сосиски. И когда твоя дочь умирает на глазах. Когда ты понимаешь, что все эти лекарства, процедуры, химиотерапия - это уже не продляет ей жизнь. И когда ты готов на все. В буквальном смысле.
   - Это жестоко... заставлять меня вспоминать все это... - губы едва шевелятся.
   - Нет, Андрей, - жестко произношу. - Не жестоко. Нормально. Я вернул жизнь твоей дочери. То, что не смогли сделать твои собратья. И я взял в оплату твою жизнь. Ты принадлежишь мне с того самого момента, когда твоя дочь пошла на поправку.
   Делаю паузу, продолжаю:
   - Теперь о шантаже. Андрей, я оказал тебе милость. Я дал тебе то, чего у тебя не было, и в чем ты нуждался. Если тебя не устраивает выплата долга, то мы можем расторгнуть наш договор. При этом ты не теряешь ничего своего. Ты теряешь лишь то, что получил от меня. Но это - не было твоим. Вот в ситуации с Сашей был шантаж. Я отнял у полковника Феоктистова его внука и потребовал выполнения моих приказов.
   Закусывает губы.
   Смотрю на него пристально.
   - Если же ты надеешься, что я сделаю "широкий жест", "проявлю благородство" или еще что-нибудь из этой серии и скажу: "О, Андрюша, я прощаю тебе долг!", то ты ошибаешься. Я истребую с тебя плату до последней копейки, до последней минуты твоей жизни.
   Меняю позу.
   - Андрей. Я - хороший хозяин. Я стремлюсь обеспечить своим слугам наилучшие условия. Меня всегда укоряли, что их балую. Но мне нетрудно дать чуть больше. Сейчас ты высказываешь мне недовольство. Недовольство своему хозяину. И я еще раз задаю тебе вопрос: что ты хочешь? Чего тебе не хватает?
   - Ничего...
   - Хорошо, - пожимаю плечами. - Ничего, так ничего. Но с сегодняшнего дня я запрещаю тебе называть меня "господин". Отныне я для тебя только "хозяин". Никак иначе. В том числе и на людях.
   Запах гнева висит в воздухе тяжелой пеленой.
   - Еще одно доказательство твоей избалованности, - замечаю, глядя в окно. - А всего лишь одно из требований этикета - называть хозяина "хозяином". А ты злишься, что у тебя отняли привилегию называть меня не по правилам.
   Разворачивается, собираясь выйти из кухни.
   - Стоять, - одергиваю.
   Останавливается, едва сделав шаг.
   - Прекращать разговор - моя прерогатива, не твоя, - поясняю негромко. - Ты понял?
   Кивает.
   - Хорошо. Иди.
   Из кухни практически выбегает, едва не сбив с ног моего птенца.
  
   - Воспитываешь? - Апрель усаживается на табурет. - Дрессировать его надо, а не воспитывать. Пройдись уже кнутом, вправь мозги.
   - Я не хочу его ломать.
   - Почему? - удивляется. - Зато будет послушным.
   - Не хочу.
   - Как хочешь. Но, на мой взгляд, ты пытаешься сделать из него второго Тома.
   Вскидываю голову.
   - Откуда знаешь про Тома?
   - Аугусто рассказывал, - пожимает плечами. - Ты ему все уши прожужжал, как этот пацаненок тебе чуть ли не ноги облизывал от щенячьего восторга.
   Молчу.
   - Шеш, знаю, я еще птенец. И не мое дело лезть в твои отношения со слугой. Но он - не Том.
   - Он не Том, - повторяю эхом.
  
   Он не Том. Чтобы я не делал, я не вижу в его глазах даже искры той любви. Той верности и преданности, что была у Тома. Между нами - Маша. И ее жизнь. К тому же мои попытки научить Андрея быть хорошим слугой наталкиваются на вбитые с детства установки. Он искренне полагает, что я его унижаю.
  
   - Почему ты не обратил Тома? - спрашивает Апрель.
   - Он был хорошим слугой, но не собратом, - пожимаю плечами.
   - Ясно. А Андрей?
   - Из Андрея собрат еще хуже. Он слишком ограничен. Сам видишь.
   Кивает.
   - Это да. Из него даже слуга паршивый. Считает недостойным называть тебя хозяином. Может, его силой коснуться? Ты сильный.
   - Все равно это временно.
   - Жаль, - вздыхает.
   Встаю из-за стола.
   - К ляльке идешь? - хмыкает Апрель.
   - Ага, - киваю.

***

   Андрей спит, свернувшись беззащитным комочком.
   Машинально поправляю одеяло.
   - Мама... - бормочет сквозь сон. - Мама...
  
   Делаю шаг к двери.
   - Нет, пожалуйста! - вдруг вскрикивает резко.
   Останавливаюсь.
   - Пожалуйста! Не надо! Я больше не буду!
   Дергается и просыпается.
   Паника.
   Видит меня. Во взгляде - ужас.
   Он еще там, в своем кошмаре.
   Со мной.
   - Не надо...
   Подхожу к нему, касаюсь силой.
   Ужас уходит.
   - Кошмар?
   Отводит глаза.
   - Я приснился, - говорю, не ожидая подтверждения.
   Молчит.
   - Извини, что разбудил. Просто приходил проверить, как ты.
   Раздражение.
   - Я сделал что-то не так?
   Примешивается страх.
   - Спи, - вздыхаю.
   Аккуратно прикрываю за собой дверь.
  
   Скоро восход.

***

   Открываю ноутбук, захожу на сайт фрилансеров. Давно там не был.
   На этот раз решаю принять приглашение в команду.
   Делают игру.
   Концепт банален. Браузерная бродилка, охота на всяческих монстров.
   На этот раз я - художник.
   Мои наброски принимают на "ура".
  
   Закат в 17:16.
   Небольшой перерыв не мешает моей работе.
  
   Апрель наблюдает за моими действиями.
   - Неплохо рисуешь.
   - У меня было много времени для тренировки, - отвечаю. - У тебя тоже будет.
   - Если Тьма будет милостива, - пожимает плечами.
   - Если Тьма будет милостива, - отзываюсь. - У нас впереди еще математика, физика, биология...
   - Биология?!
   - Тебя что-то пугает? - закрываю ноутбук. - Надо иметь представление о том, что происходит в человеческом организме. Да и в твоем собственном бы не помешало.
   Забирается на кухонный стол.
   - Ох, жизнь моя жестянка. Нам со школьной программы тогда начать придется.
   - Начнем, - обещаю.
  
   Достаю второй ноутбук, протягиваю.
   - Тебе.
   - Ой! - радуется. - Спасибо, Старший.
   - Не за что, - пожимаю плечами.
   - М-м-м... Даже не мечтал.
   Открывает крышку.
   - Кстати, - говорит, словно вспомнив о чем-то. - Ты не будешь против, если я поговорю с твоим слугой?
   - О чем?
   - М-м... попытаюсь прояснить ему его положение.
   - Думаешь, у тебя получится?
   Пожимает плечами.
   - Не знаю. Но попробовать могу.
   - А смысл?
   - Смысл? Старший, я могу быть неправ. Но я вижу, как он регулярно пышет гневом на твои замечания. Знаешь, как он называет тебя? Никак не называет. Не "Марк Витальевич", не "господин", не "хозяин". Я пробовал так повернуть разговор, чтобы он хоть как-то тебя назвал. Хотя, вру. Он назвал тебя "он". Это нормально? Когда я ему говорю "твой хозяин", его аж подбрасывает. Он думает, что я этого не замечаю, но я же чую... Слушай. Может, мне позволишь взять кнут? Дай хотя бы пару дней, он через это время вообще забудет о выкрутасах.
   Качаю головой.
   - Нет. Это мой слуга. Сам накажу, если заслужит.
   - Понял, - Апрель с готовностью поднимает руки. - Но поговорить позволишь? Обещаю быть очень аккуратным, деликатным, вежливым... Что еще там? В общем, обещаю не задевать его тонкую и ранимую душу, насколько смогу.
   - Поговори, - поднимаюсь со стула. - Может, у тебя действительно получится.
  
   Надеваю куртку и шапку. Надо почистить дорожки от снега.
  
   А стеклопакет для моего слуха не помеха.

***

   Андрей появляется на кухне минут через пять после моего ухода.
   Ковыряю снежные сугробы широкой лопатой.
   - Привет, - это Апрель.
   - Здравствуйте, - Андрей.
   Достает из холодильника пиво.
   - Присаживайся, в ногах правды нет, - Апрель подвигает стул.
   - Спасибо... Вы что-то хотели.
   Хмыкает.
   - Хотел. Поговорить хотел с тобой, слуга.
   Запах эмоций сквозь стеклопакет я, увы, не чувствую. Он слишком слабый.
   - О чем?
   - О тебе и твоем хозяине. Скажи мне честно, что ты испытываешь к нему?
   - Ну... Благодарность, уважение...
   - Стоп-стоп-стоп! Вот не надо мне сейчас лапшу на уши вешать. Андрей! Ты не с человеком общаешься. Я твою "благодарность" чую носом, и она - совсем не благодарность. Что вы за существа, а? Вот не можете без лапши.
   Пауза.
   - Так. Посмотри на меня. В глаза. Так, чего пугаемся? Я что, страшный такой? Давай-давай. Вот молодец. Почему меня боишься?
   - Вы можете ему сказать...
   - Что могу сказать?
   - Все... И он рассердится. И скажет, что расторгает договор. И возьмет кнут. А я... больше не выдержу. Это... слишком больно... И я соглашусь... И Маша...
   - ***! - с чувством произносит Апрель.
   Всхлипы.
   - Успокойся, - в голосе терпение. - Не скажу я ему ничего. Обещаю.
   Всхлипы слабеют.
   - Правда?
   - Правда. Мы всегда держим свои обещания.
   - Спасибо...
   Хлопок дверцы холодильника.
   - На, выпей, - щелчок пробки. - И рассказывай, что же на самом деле ты чувствуешь к хозяину.
   Молчит.
   - Угу... Ясно. Страх, ненависть, зависть. Обычный комплект чувств раба... Какие же вы все трудные...
   Последнюю фразу Апрель проговаривает еле слышно.
   - Я хотел... Я на самом деле хотел, - голос Андрея. - Тогда, в Лондоне... Мы разговаривали, и он сумел найти особенные слова...
   - Что ты хотел?
   - Стать хорошим слугой... Но понимаете... Он другой. Я не знаю, что он мне прикажет в следующий раз. Он один раз домой принес человека. Живого, понимаете? Я его видел первый раз в жизни. И он приказал мне приносить ему еду, пока он на цепи в подвале будет сидеть...
   - И что? - недоумевает птенец. - Это нормально для нас - делать иногда запасы. Не всегда получается охотиться. Что именно тебя смутило?
   - Я... Я словно наяву увидел его взгляд. И понял, что не смогу смотреть ему в глаза. Приносить ему миску, зная, что он обречен. Зная, что он его убьет... Видеть в его глазах надежду, понимать, что я могу... могу, да... могу ему помочь... Но зная, что этого не сделаю... И знать, что его надежда бессмысленна... Вы знаете, моя дочь умирала, и я бегал с такой же надеждой в глазах... И разные врачи говорили всякие утешающие слова, но в их глазах я читал: "Мы знаем дату смерти вашей дочери"...
   - Ну, ты же справился как-то...
   - Я упросил его отпустить парня.
   - ЧТО?!
   От вопля Апреля пугаюсь даже я.
   - Domine Iesu... Он его действительно отпустил?
   - Да. Положил в машину и велел выгрузить подальше. Ну, я увез его в другой конец города и там оставил...
   - Domine Iesu Christe, Fili Dei, miserere mei, peccatoris. Андрей, ты в рубашке родился. Отнять у al'lil добычу - это надо быть безумцем... Правду говорят - "дуракам везет"...
   - Он потом меня кнутом избил так, что я едва мог ходить!
   - Domine Iesu... Он тебя в живых оставил! Андрей, глупышка ты этакая. Твой хозяин уже говорил тебе, что мы хищники? Говорил. Говорил, что наши инстинкты сильнее, чем у людей? Говорил. В том числе и чувство собственности... Никогда, слышишь, никогда не смей отбирать добычу у любого из al'lil! Тебя убьют и не заметят. Потом, правда, получат от твоего хозяина, но это будет потом. И у хозяина не смей отбирать. Если он тебя покрошит, тоже мало приятного. Иисус милосердный! Андрей! Твой хозяин тебя не просто балует, он тебе вообще позволил на шею сесть и ноги свесить... И ты... Ты еще к нему ненависть испытываешь... Как же он тебя любит-то... Дурень. И за что, спрашивается...
   - Любить - значит избивать до полусмерти?
   - До полусмерти? Андрей, блин. Как же ты не понимаешь. Ну, представь себе, что ты полез в клетку ко льву и потянул у него мясо. Представил? И вот этот лев кусает тебя и, допустим, прокусывает руку. И отпускает. Ты будешь на льва злиться, что он посмел тебя куснуть? Да ты радоваться будешь, что не загрыз совсем. Так и тут. Не забывай, что мы - не люди. К тому же... Сколько дней, говоришь, лежал?
   - К вечеру встал.
   - Domine Iesu... Это - до полусмерти?! Андрей-Андрей. Ты бы неделю лежал, если бы "до полусмерти". И еще пару недель бы ковылял, держась за стеночку.
   - Все равно... Это издевательство...
   - Domine Iesu Christe, Fili Dei, miserere mei, peccatoris. Андрей. Есть вещи, которые слуге al'lil делать не-до-пус-ти-мо. Понимаешь? Отбирать добычу, пререкаться, фамильярничать, игнорировать приказы, ставить безопасность хозяина под угрозу... Как, по-твоему, должен был поступить твой хозяин, у которого из-под носа уперли жратву, причем никто иной, как его слуга?
   - В любом случае - не бить меня!
   - Хорошо, не бить. А как тогда? Посадить тебя в подвал на неделю на хлеб и воду? Или в угол коленями на горох? Или пальцем погрозить?
   - Ну... - замолкает.
   - Во-от. Ты сам не знаешь, как в таком случае надо наказывать. А если бы, к примеру, он тебя в колодки на неделю посадил? Не знаешь, что такое колодки? Это такой деревянный хомут, который на шею надевается. В нем еще два отверстия для рук. И весит он ого-го. И сидишь в них. Лечь не можешь, шею давит. Штаны снять не можешь, чтобы оправиться. Через два дня все в штанах начинает разъедать. Сидеть - сил уже нет. Опереться не на что. Вокруг тьма - хоть глаз выколи. Через неделю дверь открывается, так ты ползком, ползком... На все согласен, лишь бы выпустили. Любой приказ выполнить... Шрамы от колодок потом месяцами темными полосами держатся.
   - Вас так... наказывали?
   - Было дело... Сильно совсем отцу досадил.
   - Ваш отец?!
   - Ну да. Но речь сейчас не о нем. А о тебе. Так что, согласен на колодки?
   - Эм... А можно без них?
   - Забавный ты, человек. Хочешь творить всякую фигню безнаказанно, значит? Скажи, а вот если ты пойдешь и убьешь кого-нибудь, ваша милиция тоже тебя простит и не будет сажать в тюрьму? Ты клятвенно пообещаешь больше так не делать, допустим.
   - Нет...
   - Ну вот. Так в чем твое возмущение? Тебе сделали бо-бо? Так не твори фигню.
   - Я... я боюсь... боюсь вызвать его недовольство... Боюсь, что он... - говорит Андрей еле слышно после паузы.
   - Фух, - вздыхает птенец. - Выяснили. Ура. Ты боишься, что можешь рассердить хозяина. Хорошее чувство, между прочим. Но в твоем случае - немного кривое. Кривое в том, что ты боишься именно наказания, а не недовольства хозяина. И отсюда - ненависть. Верно? Теперь давай разберем. За что ты его ненавидишь?
   - Он... он жестокий.
   Фыркает.
   - Не смеши мои тапочки. Вот мой дед был жестоким. Он однажды мальчишку, моего ровесника, на кол посадил за пролитый суп. Знаешь, сколько дней тот умирал?
   - Не хочу знать...
   - Во-от. Кстати. Ты вчера накричал, - я слышал, - на хозяина! Ты, слуга - на хозяина. Он тебя хоть пальцем после этого тронул? Думаешь, я не видел, в каких расстроенных чувствах он потом вышел? Мы слабо проявляем чувства. В смысле - настоящие чувства, а не те, что изображаем при общении с людьми. Так вот, ты умудрился его довести до такой степени огорчения, что по нему это было видно. Он тебе хоть что-то сделал?
   - Нет...
   - Не сделал. Хотя, честно, я бы за такое хамство кожу бы спустил. Причем медленно. И Шеш об этом знает. Знаешь, что он мне говорит каждый раз, когда я советую тебя наказать? "Это мой слуга, не твой"... Жалеет. Он твою дочь в лучшую школу отправил. Не в городе, не в районе и даже не в стране. В мире! Хотя к ней обязательств никаких, она не его слуга.
   - Она моя дочь!
   - И что? Он мог бы приказать сдать ее в интернат или детский дом. И ты был бы обязан подчиниться. У вас речь в договоре о чем шла? О здоровье? Здоровье он ей вернул. А вот обязательств обеспечивать ее не было. Далее. Ты лично в чем-нибудь нуждаешься? Голодаешь? Болеешь? Мерзнешь? Нет. И эту часть своих обязательств, как хозяин, он исполняет. За что же ты его ненавидишь? За то, что он называет себя твоим хозяином, а тебя слугой? За эти два слова? Или за что?
   - Он... понимаете, когда он рядом... словно давит на меня... Он может меня унизить в любой момент, когда я этого не ожидаю...
   - Унизить? Например?
   - Вчера... я хотел уйти, а он меня остановил... И как провинившемуся школьнику: "Не смей уходить, пока я не разрешу..." или что-то в этом роде... Я в жизни такого унижения не испытывал...
   - Domine Iesu Christe, Fili Dei, miserere mei, peccatoris! Ты собрался посреди разговора свалить?! Domine Iesu... Андрей. Вот скажи честно - это как вообще называется? Не знаешь? Так я подскажу. Это называется "оборзел". Ты своему прежнему начальнику тоже так свой нрав показывал? Он тебя ругает, а ты хвостом махнул и сбежал, видите ли, царя обидели?!
   - Ну...
   - Андрей-Андрей. И твой хозяин еще у тебя, слуги, спрашивает: "Что тебя не устраивает? Что ты хочешь? Что я могу сделать для тебя?" Тьфу. Вот видит бог - я бы за такое своего слугу вообще бы забил насмерть... А он... он тебя бережет. Старается слова найти, подход. Чтобы до тебя, буратины, дошло.
   Холодильник снова хлопает.
   - Теперь слушай сюда, слуга, - голос Апреля становится холодным. - Ты - ему не ровня. Ты никогда не станешь ровней даже только что восставшему птенцу. Даже если этому птенцу до обращения было столько же, сколько твоей дочери. Даже если этот птенец был бомжом каким-нибудь. Потому что ты - человек. А он - al'lil. Ты, человек, не венец творения. Ты - одна из ступеней. И обращение с тобой - соответствующее. И в этом нет ничего унизительного. Ты не унижаешь кошку, когда отпихиваешь ее ногой или шлепаешь тряпкой. И если она вдруг забудет, как ходить в туалет, ты ей напомнишь, ткнув мордой в ее кучу. И в этом тоже нет ничего унизительного. И ты не будешь мучаться угрызениями совести, что унизил кошку. Ты будешь ощущать, что поступил правильно. Нет ничего зазорного в том, чтобы признать над собой власть более совершенного существа. Между прочим, эта идея есть в любой религии. Но, в отличие от любой из них, твой "бог" - живой и рядом с тобой. И от которого, простите, пользы больше. Что-то еще?
   - Да нет...
   - Андрей. Я тебя умоляю, а? Не ври al'lil. Бесполезно. Мы это чуем. Ревность. Ага. Лена твоя? Ага. А тут что?
   - Так...
   - Рассказывай, человек. Я ж не отстану. Кто эта Лена вообще? Откуда ты ее знаешь?
   - Подруга моей жены... Лиды.
   - Ну, подруга. Чего ты так ею озаботился?
   - Хорошая женщина. Ну... просто... Когда Лида умерла, Лена помогала с Машей. Бабушка старенькая, мало что могла. А я Лене мог позвонить в два ночи и спросить, как перепеленать дочь. И она все рассказывала. И иногда брала ее к себе. У нее младший Ромка ровесник Маши... Правда, замужем была. Я и не лез. Не дело - семью разбивать. Потом Маша заболела, и как-то завертелось все. Почти не общались, так... По праздникам "привет-привет". А потом... Маша выздоровела. И когда он велел комнату ей обустроить, я к Лене обратился. А потом вот узнал, что она развелась... Обрадовался. Думал, может будет что... А тут...
   - А тут она, оказывается, твоим хозяином в оборот взята, - подытоживает птенец. - И ты приревновал. Идиот, что говорить. Как-то пообщаться на эту тему с ним нельзя было? Он, если мне память не изменяет, пытался вчера тебя расспросить по этому поводу. Ты же на него рявкнул.
   - А что говорить-то? Все ясно... Я за бортом.
   - Андрей. Ты одно не учел. Мы - не люди. У нас другая физиология и психология. У нас секс выполняет совершенно не ту роль, что у вас, людей. Это ненужный, но возможный физиологический процесс. Причем он нам никакого особенного чувства не доставляет. Мы можем им заниматься точно по тем же причинам, по каким можем есть человеческую еду, запускать сердцебиение, изображать сон и тому подобное. Это делает нас похожими на людей. Это затрудняет наше обнаружение. Есть вещи, конечно, которые мы не можем контролировать - это реакция на серебро, солнечный свет и отражение. Но имитировать процессы в человеческом организме мы умеем. Это раз. Два в том, что у нас другой процесс размножения, так сказать. Новый al'lil появляется только при обращении. Мы не почкуемся, не рождаемся и не вылупляемся из яиц. Соответственно, у нас нет понятия "самки" и вообще "противоположного пола". Мы можем даже превратить свое тело в женское, если приспичит. Деление на мужчин, женщин среди нас - это отголоски того времени, когда мы были людьми. Привычка, так сказать. Среди молодых al'lil иногда даже любовь к человечицам случается. Оттуда же идут легенды про суккубов и инкубов. Типа демоны, приходящие по ночам и доставляющие неимоверное сексуальное наслаждение. Потому что мы действительно занимаемся этим виртуозно, чувствуя даже малейшие желания и отклики партнера. А наша сила позволяет ощущения усилить в десятки раз. Твоему хозяину шесть тысяч лет. Он постройку пирамид видел и сфинкса еще с носом. Поэтому нет ничего страшного в том, что ты объяснишь ему ситуацию и спросишь, как тебе поступить. Он вполне может одобрить ваш союз и даже помочь.
   - А может... не одобрить?
   - Может. Если решит, что семья помешает твоему служению. Или если решит, что Лена может ему пригодиться в чем-то другом.
   - В чем?!
   - Я откуда знаю? Но есть он ее не станет, гарантирую.
   - Точно?
   - Точно. У нас игры с добычей происходят по-другому.
   - Игры?!
   - Блин... Игры, игры. Если так интересно, у хозяина спроси, он расскажет. Я и так тебе почти все про нас рассказал. Язык мой - враг мой... Андрей. Забудь про свои человеческие социальные правила. Ты общаешься с al'lil. Не с людьми. Постарайся к этому привыкнуть. В нашем обществе совершенно другие предписания. Как пример - наши имена. Для вас, людей, это мало значит. А для нас - все. Поэтому по именам друг друга мы называем только между собой. Самым страшным оскорблением для al'lil является фраза "Не называй меня по имени". После этого - вражда навсегда, пока один не порвет другого. Для вас же эта просьба - мелкий нюанс общения. Для вас самка - это повод поссориться на всю жизнь. Для нас - мелочь. Если тебе что-то непонятно, то спроси у хозяина. Он, по-моему, тебе разрешил задавать любые вопросы. Кстати, замечу, что это величайшая привилегия, которую некоторые слуги никогда не заслуживали. А он тебе это разрешил почти сразу. Так что не бойся.
   Шаги.
   - И еще один момент. Хотел тебе сказать еще в начале нашего разговора, да ты меня сбил, - вздыхает Апрель. - Ты боишься, что согласишься расторгнуть договор, когда твой хозяин будет тебя бить. Так?
   Хлопок холодильника. Щелчок пробки.
   - Не бойся. На середине "процесса" он не остановится. Он договор не прервет вплоть до момента, пока следы полностью не заживут, даже если ты будешь это требовать с пеной у рта.
   Выдох облегчения.
  
   Оглядываю двор. Снега почти нигде нет.
  
   - А чтобы он тебя не бил, не твори фигню, - поясняет. - Если не знаешь, фигня или нет - спроси у хозяина. Если же натворил, сам того не ведая, - проси прощения, кайся. Тогда накажет не сильно. И еще... Мой тебе совет. Он сейчас в дом войдет. Попроси у него прощения за вчерашнее.
   - Попросить?
   - Да, буратина, попроси. Встань на колени и попроси по-нормальному, а не дуйся на него, как оборзевшая скотина.
   - На колени?!
   - Да. Тебя что-то смущает? Он твой хозяин, вообще-то.
   - Эм...
   - Андрей, знаешь, кто ты? Белая полярная лисичка. Даже мне не стыдно. Мне! Его собрату, блин! Потому что я - Младший. Птенец. И в иерархии - ниже него. Ладно. Черт с тобой, тупица. Делай, как хочешь.
  
   Вхожу в дом.
   Раздеваюсь.
   Оборачиваюсь.
  
   Рядом с дверью в кухню на коленях стоит Апрель. Голова наклонена, руки вытянуты вдоль тела.
   - Прости, Старший. Я не смог выполнить твоей просьбы. Я не смог объяснить твоему слуге его положение. Признаю свою вину.
   Ритуальная фраза, произнесенная при полном соблюдении этикета.
   Конечно, место ей не здесь. И случай не тот. Вот если бы он случайно загрыз моего слугу...
   - На тебе нет вины, - отвечаю точно по этикету, принимая игру.
   Встает, поднимает голову. Взгляд - сияет.
   - Спасибо, Старший.
   Улыбаюсь краем рта.
   - Может, сподобится, - еле слышный шепот на испанском.
   Дверь в кухню открыта наполовину.
  
   Прохожу внутрь.
  
   Встречается со мной глазами.
   Задерживаю взгляд.
  
   Опускает голову.
   Медленно встает сперва на одно колено, затем на второе.
   - Простите мое поведение, пожалуйста.
   Молчу.
   Растерянность.
   - Пожалуйста... извините меня... за вчерашнее.
   Открываю холодильник, достаю кошачий корм.
   - Хозяин...
   Оборачиваюсь.
   - Простите меня, пожалуйста. Я... вчера нагрубил вам.
   Подхожу ближе.
   Страх.
   Касаюсь волос, провожу рукой, аккуратно вливая немного силы, успокаивая.
   Замирает, не делая попыток подняться. Страх ослабевает.
   - Андрей. Ты зря воспринимаешь меня, как врага. Я не желаю тебе ничего плохого. Я действительно хочу быть твоим другом, - говорю медленно. - Мне очень тяжело видеть, как мой близкий человек меня боится и ненавидит.
   Недоверие.
   - Сомневаешься? Андрей, мне за ненавистью ходить далеко не надо. Ты забыл, кто я? Я существо из древних легенд, воплощенное зло. Я ночной убийца, кошмар. Для любого человека я - демон, дьявол и тому подобное. Даже те слюнявые фанаты, что посещают мой ресурс, убегут с отвращением, увидев процесс моего питания... Андрей, ты знаешь обо мне все. Ты - мой слуга. Ты - единственный человек, который мне близок. Человек, которого я впустил в свою семью. Принял в гнездо, если говорить нашими терминами. У меня нет никого из людей, кто был бы мне так дорог, как ты. И мне очень больно, когда я чувствую твой страх, твою ненависть. Я очень хочу быть тебе хорошим хозяином... Я не хочу тебя заставлять, как-то ломать. Я не хочу раба - безвольное существо, согласное на все. Я хочу слугу. Младшего друга.
   Убираю руку, делаю шаг назад.
   - Встань.
   Поднимается.
   - Умойся, - вздыхаю.
   Несмело подходит к кухонной раковине, включает воду.
  
   Надеюсь, я поступил правильно.

***

   Апрель сидит в гостиной, перебирает книги.
   - Спасибо, - говорю птенцу.
   - Не за что, - пожимает плечами. - Рад, что получилось. Все-таки он реально буратина.
   Улыбаюсь.
   - Человек.
   - Ага, - соглашается.

***

   - Хозяин... - окликает меня слуга.
   Поднимаю голову, отодвигаю ноутбук.
   - Простите... я не сильно отвлек?
   - Все хорошо, - отвечаю. - Что тебе?
   - Я... хотел спросить у вас про Лену.
   - Спрашивай, - смотрю внимательно.
   - Скажите... А... Вы не будете против... Если я за ней поухаживаю? - спрашивает.
   Мучительно краснеет.
   - Какие у тебя планы? - интересуюсь.
   - Ну... обычные.
   - Ты собираешься жениться на ней в итоге? Или же тебе просто нужна любовница?
   Мой вопрос заставляет его еще больше краснеть.
   - Ну... Я не знаю. Если она согласится...
   - Скажем, в идеале? Кто она для тебя - потенциальная жена или "так, ничего серьезного"?
   - Я был бы не против... жениться.
   Жмуриться-то зачем?
   - Найди себе пока просто любовницу, - отвечаю через некоторое время. - Не Лену. Или даже двух. Общайся, гуляй, занимайся сексом. Если к лету не передумаешь жениться на Лене, то подойдешь ко мне опять с этим вопросом, и я подумаю еще раз.
   Мой ответ его огорчает.
   - А почему?
   - Андрей, скажи честно - сколько времени у тебя не было женщины?
   - А... Эм...
   - Вот-вот. Ты сейчас готов цепляться за первую попавшуюся юбку, которую увидишь. А если женщина в ней еще тебе улыбнется...
   Думал, что еще сильнее покраснеть он уже не сможет.
   - Так что... Денег у тебя куры не клюют. Погуляй по городу. Улыбнись симпатичным девушкам. Познакомься, своди в ресторан. Подари дорогой подарок. И очередь к тебе в постель будут занимать с самого Владивостока. Болезней не бойся, я помогу. Вот когда у тебя пройдет твое вынужденное воздержание, тогда и будем снова рассматривать вопрос вхождения Алены в нашу семью. И я к ней присмотрюсь за эти месяцы. Проверю. Теперь понятно?
   Кивает.
   - Спасибо, хозяин.
  
   Что-то моя семья разрастается слишком быстрыми темпами.
   Смотрю на кошку.
   Умывает разноцветную морду.
   Дети покрасили белобокую фломастерами.

***

   Птенец плавает в воздухе, как рыба в аквариуме.
   Вхожу в гостиную.
   Видит меня.
   Журнальный столик жалобно хрустит и разваливается на части.
   - У тебя неплохо получается, - игнорирую сломанную мебель. - Только зря отвлекся.
   - Да я уже понял, - заключает, оглядывая щепки.

***

   На улице - морозная свежесть.
   Андрей, сонно вздыхая, заводит машину.
   В музыкальном магазине почти пусто, если не считать меня и вялого продавца.
   Электронное пианино издает глубокий и красивый звук. Но по размерам гораздо меньше того же рояля.
   - Нельзя трогать инструмент, - оживляется продавец, оказываясь за моей спиной.
   - Если понравится, куплю.
   Недовольно сопит.
   Бегу пальцами по клавишам.
   Радостно отзываются на каждое мое прикосновение.
   Убираю руки.
   - ..берт! Говорю тебе - он Шуберта играл!
   - Думаешь, я Бетховена не отличу? Но что-то незнакомое...
   Поднимаю голову.
   Вокруг продавщицы из магазина, что в соседнем помещении.
   - Вы так изумительно играете, - самая смелая женщина улыбается в смущении. - Выступаете?
   Качаю головой.
   - Так, балуюсь.
   Дружный вздох.
   - Беру, - киваю на инструмент.
   Флейты мне показывают без вопросов.
   Выбираю понравившуюся.
  
   Пианино обретает свое место в гостиной, флейта - на полке там же.
  

***

   Апрель рассматривает инструменты.
   - Скрипки не хватает, - замечает с грустью.
   - Могу купить, - пожимаю плечами. - Электронную.
   - Можно и электронную, - соглашается. - Разницы никакой.
   Берет флейту.
   - Позволишь?..
   Киваю.
   Прикладывает к губам, делает вдох.
   По комнате проносится острый жалобный звук.
   Набирает еще воздуха.
   Открываю крышку пианино.
   Бархат малой октавы вторит высоким нотам флейты.
   Ловлю взгляд птенца.
   Подстраивается, позволяя подхватить его импровизацию.
   Ставлю на клавиши вторую руку...
  
   Последние аккорды растворяются в тишине гостиной.
   Поворачиваю голову.
   В дверях стоит Андрей, зажимая в руке телефон.
   Очумело вертит головой:
   - Хорошо, что я успел записать.
   Апрель задумчив.
   - Что, тебе понравилось? - спрашивает слугу.
   - Конечно! - кивает. - Бесподобно!
   В глазах птенца - какая-то искра.
   - Шеш... - спрашивает через некоторое время. - Как ты думаешь, это может приносить доход?
   - Вполне. Но ты должен понимать, что много - не принесет. Поскольку публичность в твоем случае недопустима. Хотя ушлые продюсеры смогут придумать выход, полагаю.
   - Какой? В латексе ходить? - делает движение, словно отлепляет от лица пленку.
   - Зачем латекс? Возьмут какого-нибудь парнишку, который за небольшую плату будет изображать тебя. А выступать будет под "фанеру".
   Взгляд моментально подергивается пеленой размышления.
   - О! - изрекает Апрель. - А это выход...
   - Тебе так деньги нужны, что ли?
   - Ну... Не совсем.
   - А зачем тогда?
   - Просто хочу попробовать... Мне скучно.
   - В институт поступи, на дистанционное обучение, - говорю.
   Вздрагивает.
   - Фу... Шеш, издеваешься? Как ты видишь меня студентом? А как сессию сдавать? Я солнца уже четверть тысячелетия не видел.
   - Тебе никуда не придется ездить. Дистанционное обучение вполне может проходить только по Интернету.
   Пожимает плечами.
   - Как скажешь, Старший.

***

   - ...и добавляем черного перцу. Только не эту пыль с дороги, которая даже для меня безвкусна. Мы добавляем черный перец, который мололи сами, в кофемолке. Вот это - перец! Вот он - пахнет...
   Заглядываю в кухню.
   Апрель учит моего слугу готовить.
   - Тебе самому понравится, - протягивает ложку Андрею.
   Андрей кивает.

***

   Выхожу на улицу, поднимаюсь в темное ночное небо.
   На небе - полная луна.
   Мне нужно побыть в одиночестве.
   Все происходит слишком быстро.
   Вначале Андрей, потом Апрель, потом Алена. Или наоборот - вначале Алена, затем Андрей... и уже потом Апрель.
   Согласен ли я, чтобы Андрей и Алена поженились?
   Или же мне стоит дать понять слуге, чтобы забыл об этой женщине?
   В любом случае, если Алена войдет в мое гнездо, в мою семью, то ей придется знать о моей природе.
   Сможет ли она принять? Или же дальнейшая игра бессмысленна?
   Слишком много вопросов за последние месяцы.
  
   Разворачиваюсь над замерзшей тайгой.
   Снижаться не буду.
   Не хочу пугать животных.

***

   В дом возвращаюсь практически перед самым восходом.
   Апрель уже заперся у себя.
   Пережидаю.
  
   Днем продолжаю работу над игрой. Посылаю заказчику уже готовые работы, по которым можно будет создавать трехмерные модели.
   Пару лиц делаю похожими на Апреля и Андрея. Так, забавы ради.
   Все равно не настолько похожи.
  
   Телефон.
   Нажимаю кнопку приема.
   Алена.
   Приглашает вечером погулять.
   Закрываю ноутбук. Почему бы и нет?

***

   Гулять решаем на катке. Оплачиваем две пары потертых коньков, обуваемся.
   - Я на коньках не стояла с десяти лет, - признается Алена. - А ты?
   - Я относительно недавно стоял, - говорю.
   В тысяча восемьсот девяносто девятом. Тогда коньки, правда, были другие.
   Алена аккуратно делает шаг.
   Взмахивает руками.
   Подхватываю ее за талию, прижимаю к себе, слегка ослабляю вектор.
   - Ух... Чуть не упала, - признается в очевидном.
   - Ерунда, не упала ведь, - подбадриваю.
   Отталкиваюсь полозьями, качусь вперед, увлекая Алену за собой.
   Взвизгивает.
   - Не бойся, - говорю. - Я тебя держу. Расслабься. Ты не упадешь. Я обещаю.
   Смотрю ей в лицо.
   - Доверься мне.
   Секунду сомневается, потом решительно вздыхает.
   Бережно веду под руки, стараясь не выводить из объема. Делаем круг.
   Второй круг проезжаю чуть быстрее, постепенно отпуская вектор, позволяя гравитации вернуться в норму. Алена стоит на коньках гораздо увереннее.
   - Здорово, - улыбается. - Спасибо!
   - Не за что, - пожимаю плечами. - Это нетрудно.
   Отдыхаем у борта катка.
  
   Через час Алена уже решается сама проехать несколько метров.
   Еду рядом, внимательно следя за ее действиями.
   - Не выпрямляй так ноги, - советую. - Слегка расслабь.
   Пытается следовать моим указаниям, но лишь беспомощно взмахивает руками и чуть не падает на лед.
   Испуганно охает.
   Придерживаю ее за руку.
   - Я же обещал, что ты не упадешь, - поясняю.
   - Ой, - все, что может сказать.
   Улыбаюсь.
  
   После катка веду Алену в ближайшее кафе, заказываю горячий чай с лимоном.
   - Чтобы не простыть.
   - Спасибо, - смущается.
   Вспотела.
   Даю команду телу.
   Волосы слегка увлажняются.
   Теперь и я вспотел.
   - А ты? Возьми и себе!
   - Возьму, - соглашаюсь.
  
   Неспешно пьем чай.
   - Эй, чика!
   Поднимаю голову.
   Пять обезьяноподобных тел, основательно проспиртованных. Делают вид, что меня не существует.
   Изображаю горький вздох.
   В глазах Алены - паника.
   Запах страха.
   - Доверься мне, - говорю.
   Нервно кивает.
   Отодвигаю стул.
   - О, что это за баба? - один из них делает вид, что только меня заметил.
   Касаюсь руками двоих из них.
   Искры силы.
   Оставшиеся трое провожают глазами упавших товарищей.
   Ловлю взгляд того, что напротив меня.
   Импульс силы.
   Бледнеет за доли секунды и практически вылетает из кафе, забыв шапку и шарф.
   Оставшиеся двое в легком замешательстве.
   - Жить хотите? - спрашиваю максимально холодно. - Тогда забирайте свои отбросы и валите.
   Указываю на стонущие туши.
   - Слышь, ты, козел!.. - пытается напугать очередной неудачник.
   Пожимаю плечами.
   - Мое дело предложить, ваше - отказаться.
   Быстрым движением касаюсь шеи.
   Импульс.
   На полу валяются уже трое.
   Один - без сознания.
   Последний из обезьян считает лучшим вариантом покинуть кафе.
   Запоздало появляется охранник.
   - В чем дело?
   Искра силы.
   - Сидели, чай пили. А эти подошли и начали падать на пол, - пожимаю плечами. - У вас мусор выносят?
   Охранник добродушно смеется.
   - Ща, организуем.
   Поправляю свитер, сажусь на место.
   Алена в замешательстве.
   - Что это было?
   - Очень древнее боевое искусство, - говорю серьезно.
   - Ух ты! - восхищается. - А где ты учился?
   - В Китае жил некоторое время.
   - Китайский знаешь?
   - Знаю, - соглашаюсь.
   - Хорошо знаешь? - спрашивает по-китайски.
   - Отлично знаю, - отвечаю на том же языке.
   - Где ты жил в Китае?
   - По-разному. В Пекине, в основном. Какое-то время пробыл в Тибете.
   - Там и учился драться?
   - Не драться, - говорю. - Усмирять врагов. Знаешь пословицу: "Лучший бой, - который не состоялся?"
   - Так, стой, - улыбается. - Я не так хорошо владею языком. Последнюю твою фразу вообще не поняла.
   Повторяю на русском.
   - Здорово...
   Задумывается.
   - Знаешь, - отставляет чашку. - Мы с тобой не так часто видимся, но создается впечатление, что ты идеальный мужчина. Скажи честно, у тебя есть недостатки?
   - Есть. Правда, не помню, какие. Я сам себе кажусь верхом совершенства, - довольно поглаживаю себя по груди.
   Смеется.

***

   С неба падает легкий снежок.
   - Сегодня Рождество, - вдруг говорит Алена. - Ты крещеный?
  
   ...сводчатый потолок храма...
   ... "Господи, помилуй..."
   ... "Во имя Отца, и Сына..."
   ... серебряный крест. Касаюсь его губами, густо смазанными жиром...
  
   Киваю.
   - Да. А ты?
   - Я тоже. В девятнадцать лет сама покрестилась. Правда, верующей так и не стала.
   - Я тоже крестился в сознательном возрасте, - говорю. - И тоже верующим не стал.
   - А поехали к тебе? - вдруг предлагает.
   - Поехали, - соглашаюсь.

***

   Дома нас встречает Апрель.
   - Андрей до завтрашнего обеда отпросился. У тебя телефон был выключен, он до тебя не дозвонился. Взял на себя смелость принять решение. Ты не возражаешь?
   - Не против, - отвечаю.
   Телефон я выключил специально, чтобы не отвлекал.
   Алена надевает тапочки.
   Провожаю в гостиную.
   - Чаю?
   - Ой, нет, мы же в кафе были! Спасибо!
   Пожимаю плечами.
   - И что? Одно дело в кафе, а другое дело здесь. Может, чего-нибудь другого?
   - Да нет, не надо.
   Видит пианино.
   - Синтезатор?
   - Электронное пианино, - поправляю.
   - Играешь?
   Вместо ответа открываю крышку.
   - Любишь музыку?
   - Да.
   Задумываюсь на секунду. Прикасаюсь к клавишам.
   Играю импровизацию.
   - Спасибо, - говорит Алена, когда мелодия рассыпается в воздухе затухающими брызгами. - Я никогда не слышала ничего подобного. Ты очень хорошо играешь... Где учился?
   - Самоучка, - закрываю крышку. - Сам все осваивал.
   В глазах - восторг.
  
   На этот раз мы не идем в спальню.

***

   - Ужин готов, - объявляет Апрель, когда мы выходим в коридор из душа. - Взял на себя смелость приготовить вам фруктовый салат. Надеюсь, угадал.
   - Антон, мне прямо неловко, - смущается Алена. - Не стоило беспокоиться...
   - Милая леди, не стоит переживать. Поверьте, порадовать вас - это честь.
   Алена смущается еще больше.
   Улыбаюсь, подталкиваю в сторону кухни.
   - А вы?.. - обращается к Апрелю.
   - А я уже поел, не беспокойтесь!
   Убегает по лестнице на второй этаж.
  
   - Вот хулиган!.. - произносит с чувством.
   - А то, - соглашаюсь. - Еще тот хулиган.

***

   Салат Алене нравится.
   Мне-человеку он тоже бы понравился.
   - Кто ты по образованию? - спрашивает.
   - Компьютерщик.
   Кивает.
   - Сейчас у многих такая профессия. А с какого ты города?
   - С Хабаровска, - улыбаюсь. И поясняю: - Сейчас - с Хабаровска.
   - А до этого?
   - До этого много где жил.
   - А вырос в каком городе?
  
   ...во время дождей земля между хижинами превращается в непролазную грязь...
   ...свиньи, лохматые и клыкастые...
   ...собаки, облезлые и поджарые...
   ...дети, по цвету и измазанности не отличающиеся от свиней и собак...
  
   - В разных. Мы много переезжали.
   Понимающе кивает.
  
   Впереди - ночь.

***

   Алена засыпает далеко за полночь.
   Высвобождаюсь из объятий, одеваюсь. Спускаюсь в кухню.
   Апрель читает что-то в ноутбуке.
   - Люблю зиму, ночи длинные, - говорит, не отрывая взгляда от экрана.
   - Что читаешь? - спрашиваю в ответ.
   - Учебник арифметики 1936 года издания. Он намного проще, чем аналогичный учебник за последний год.
   - И как успехи?
   - Узнал много нового. Не совсем узнал, конечно. То, что было в моей голове, наконец-то систематизируется.
   - Это хорошо, - киваю.
   - Думаю, скоро освою программу школы.
   - Молодец. Хороший темп. В институте будешь одним из лучших студентов.
   - Ага, тебе хорошо, - говорит с ехидцей. - Ты вон сколько прожил...
   - Ага, мне вообще замечательно, - отвечаю в том же тоне. - Учитывая, что наука стала развиваться совсем недавно. Я первые три тысячи лет на пальцах считал. И как-то выпитая память ничуть не способствовала моему образованию.
   - Нифига себе, - хлопает глазами. - Как-то даже не думал...

***

   Под утро возвращаюсь в постель.
   Алена сладко потягивается, прижимается ко мне теплым телом.
   Касаюсь пальцем ее щеки.
   Улыбается.
   Проснулась.
   - Вставал?
   - Ага, - отвечаю и прикасаюсь губами к мочке уха. - Ты спи, спи...
   Смеется, открывает глаза.
   - Нет уж. Такое я не хочу проспать.
   Целую шею, ключицу, спускаюсь ниже.
  
   Запах меняется, играет оттенками.
   Мне нравится.

***

   Андрея еще нет, поэтому вызываю Алене такси.
   Задумчиво смотрю на закрывшуюся входную дверь.
   Кажется, что ее запах везде.
  
   - Твое гнездо будет больше, Старший, - говорит за спиной Апрель.
   - Думаешь?
   - Я вижу. Она в любом случае останется рядом. Ты ее не отпустишь.
   - Она человек.
   Хмыкает.
   - Еще человек.
   - Она может им и остаться.
   - Это зависит от тебя.
   - Это зависит от меня, - отзываюсь эхом.

***

   Андрей появляется вечером.
   - Ты опоздал, - замечаю.
   Молчит.
   - Никогда не нарушай обещания, которое ты даешь своему хозяину, Андрей. Или не обещай, или выполняй. В следующий раз или возвращайся к обеду, или отпрашивайся до вечера.
   - Да я не думал, что так поздно... - пытается оправдаться.
   - Это неважно, - перебиваю. - Ты - мой слуга.
   - Понял. Больше не повторится. Простите меня...
   - Иди уже, - машу рукой.
   Краснеет.

***

   Рисую на планшете.
   - Где будешь основывать гнездо? - спрашивает Апрель.
   - Думаешь, это нужно?
   - Думаю, не помешает, - придвигает стул поближе.
   Еще два штриха.
   - У меня нет птенцов, кроме тебя, - замечаю.
   - Могут появиться.
   - Не горю желанием. По крайней мере, обращать такое количество, чтобы понадобилось гнездо.
   - Почему?
   Отодвигаю планшет, смотрю на Апреля.
   - За мою жизнь я обратил двадцать шесть птенцов. Десять из них не встретили третью зиму. Люди или восход. Остальных убил либо я, либо другие собратья.
   - Одичали?
   Киваю.
   - Да. Я удивлен, что Аугусто выжил.
   Сплетает пальцы рук перед собой, поставив локти на стол.
   - Я не знал. Прости, Старший.
   - Понимаешь, Апрель. Каждый раз, когда у меня возникает желание кого-нибудь обратить, я представляю его одичавшим. И говорю себе: "Нет, я не хочу ему такой судьбы". И именно поэтому я спрашиваю каждый раз мнение обращаемого. Я хочу услышать его согласие. Убедиться, что он не будет проклинать меня, когда восстанет.
  
   ...Стройная, грациозная, как лань.
   Обнимаю ее за плечи.
   В небе - луна.
   - Почему ты приходишь по ночам?
   - Потому что я демон, - признаюсь.
   Улыбается.
   - Отец собирается выдать меня замуж за сына горшечника...
   Чувствую, как вздрагивает сердце.
   Лицо непроизвольно изменяется. Едва успеваю отвернуться.
   - ...мы вряд ли сможем встречаться...
   Впиваюсь зубами в ее предплечье.
   Пусть замолчит!
   Вздыхает. В глазах - ужас.
   - Я же говорил, что я демон, - улыбаюсь. - Но ты не будешь с ним. Ты будешь со мной.
   Собственное запястье прокусить куда сложнее...
  
   ...- Шеш, ты идиот, - Наставник не просто зол. Он ЗОЛ.
   Молчу, глядя в пол.
   - Зачем ты решил обратить ее?
   - Я люблю ее! - говорю с вызовом.
   - Она человек!!!
   - И что? Теперь она станет такой же, как и я!
   - Шеш... - Наставник садится на землю, обхватывает голову руками...
  
   ...- А... мой отец?..
   - Его нет.
   - А ...
   - Их тоже нет, Этана.
   В глазах - боль.
   - Ненавижу тебя.
   Пытаюсь схватить ее за руки, но она уворачивается.
   - Ненавижу!..
  
   - Прости, Старший, - повторяет.
   Киваю.
   Беру в руки планшет. Еще пара штрихов.
   Кошка хрустит кормом.

***

   - Мне звонили из отдела опеки и собеса, - сообщает Андрей.
   - Что хотели?
   - Отдел опеки требует объяснений, почему Маша "не учится в школе", а соцзащита сняла с учета, как нуждающегося. Поскольку Маша учится за границей.
   Хмыкаю.
   - Они не могут договориться между собой?
   - Это Россия, - вздыхает слуга. - Вдобавок звонили из налоговой. Требуют предоставить информацию, откуда у меня такие деньги, чтобы оплачивать школу в Англии.
   - Ты сказал им, что платишь не ты?
   - Им плевать.
   - Плюнь и ты на них. В платежных документах имя Джона Майли.
   Кивает.
   - Буду знать, спасибо. А вы не знаете, как декларацию подать?
   - Зачем?
   - Ну... доходы задекларировать, чтобы не было проблем. А то оштрафуют.
   - Плюнь на них второй раз. С юридической точки зрения у тебя нет доходов. Ты живешь на подарки.
   - Подарки?
   - Все, что ты получаешь от меня, считается подарками и, - вздыхаю и продолжаю нудным голосом, - "в соответствии с пунктом восемнадцать точка один, статьи двести семнадцать Налогового Кодекса РФ подарки в виде денег и движимого имущества - за исключением транспортных средств - не подлежат налогообложению..." Дальше надо?
   Хлопает глазами.
   - Нет, понял. Спасибо... Значит, только машину декларировать?
   - Не понял, видимо, - вздыхаю. - Ты машину купил или в подарок получил?
   - Купил.
   - Ну вот. Купил себе. На подаренные деньги. Вопросы?
   Краснеет.
   - Понял. Теперь точно понял.
   - Ну и Слава Тьме.
   Мнется.
   Через минуту несмело спрашивает:
   - А Тьма... о которой вы говорите иногда... вот как сейчас... "Слава Тьме"... или вот слышал от... вашего птенца выражение "Мать моя Тьма"... это что или кто?
   - Слышал о "предвечном Хаосе" или "мировом Океане", из которого в различных мифах творилась земля?
   - Да.
   - Тьма - это и есть тот самый "предвечный Хаос", неупорядоченное бытие, "мир-до-сотворения", "праматерия". В Шумере ее олицетворением стала Тиамат. Кстати, слова "тьма" и "Тиамат" - созвучны.
   - А...
   Смотрю на вьющиеся снежинки за окном.
   - Мы - Дети Ночи. Мы - бессмертные существа, нарушающие законы мироздания. Мироздание нас терпит, но регулярно пытается вернуть в "предвечное" состояние, развоплотить, разупорядочить. Тьма для нас... Мы близки к ней, как никто другой. Упоминая Тьму, мы пытаемся показать, что уважаем ее и чтим. И выражаем надежду, что нескоро придем к ней.
   Задумывается.
   - Вы необычные... существа.
   Киваю.
   - Я знаю.
   - Встретить вас... это маловероятно.
   Киваю снова.

***

   Кошка спит, свернувшись калачиком на диване.
   Провожу рукой по ее боку.
   - Мр? - поднимает голову.
   - Спи, - отвечаю.
   Опускает голову, вытягивает все четыре лапы. Зевает.
   Розовый ротик открывается, обнажая белые клыки.
   Глажу кошку, вспоминая, как испугался Андрей, увидев ее первый раз. Испугался не ее, а за нее.
   Подумал, что я ее выпью.
   Кошка переворачивается мягким животом кверху, подставляя себя под мои руки.
   Млеет от удовольствия.
   Мне тоже приятно.

***

   Приходит оплата за выполненную работу.
   Двадцать семь тысяч рублей.
   Разработчики игры выражают искренние благодарности.

***

  
   Где-то наверху, жутко фальшивя, напевает Андрей.
   Оттуда же несет одеколоном.
   Готовится к свиданию. Отпросился на сутки.
   Кидаю взгляд на часы.
   14:13.
  
   Достаю альбом и набор простых карандашей.
   Оживлю память.

***

   Апрель рассматривает мои рисунки.
   - Что это?
   - Моя жизнь.
   Вглядывается в одно из изображений.
   - Собор Успения Святой Девы Марии, если не ошибаюсь.
   Киваю.
   - Сантандер, Испания.
   - Не только твоя жизнь, - замечает с внезапной грустью. - Я родом оттуда. Только он у тебя другой.
   - XIII век. Потом его достраивали и расширяли.
   - Знаю. Но все равно... увидеть его таким, какой он был раньше, а не сейчас... У тебя есть еще изображения Сантандера?
   Качаю головой.
   - Я вряд ли вмещу шесть тысяч лет в несколько бумажных рисунков. Есть Италия, Франция, Англия. Как и остальное. Хочешь посмотреть на Древний Египет?
   - Не надо. Прости.
   В голосе - горечь.
   - Все равно я застал тот собор уже достроенным, - замечает через несколько секунд, словно оправдываясь за недолгую слабость. - Так что тот рисунок тоже не из моего времени.
  
   Беру в руки карандаш.
   На бумаге проступают очертания той Испании, которую я запомнил двести пятьдесят лет назад.
  
   Самые тусклые воспоминания - до обращения.
   И они же - самые ценные.

***

   Андрей возвращается днем.
   Кидаю взгляд на часы.
   13:50.
   Практически подбегает к холодильнику, достает бутылку пива.
   Запах раздражения.
   - Почему все бабы такие стервы? - спрашивает у вялого отражения в серой дверце.
   - Смотря какие, - отвечаю ему вместо холодильника.
   Оборачивается.
   - А... Простите, я вас не заметил...
   Человек.
   - Бывает. Так что у тебя приключилось?
   Садится на стул.
   - По вашему совету... познакомился с одной девушкой. Встречаемся второй раз, а она уже считает меня ей обязанным.
   - Чем обязанным?
   - Не знаю... всем. И подарки ей делать, и на других девушек не смотреть, и на юг с ней вместе поехать отдыхать... За мой счет, разумеется.
   Улыбаюсь, откладываю альбом.
   - Потому что ты богат. Потому что она смотрит в первую очередь в твой кошелек, затем уже на тебя. Или ты понадеялся на собственную неотразимость?
   Делает глоток.
   - С ней говорить не о чем. Хоть и внешность неплохая.
   - Вот и весь обмен. Ты ей деньги, она тебе свое тело. Тебя что-то не устраивает?
   - Она мне сцену ревности закатила.
   - А вот это уже перебор, - киваю. - Она не твоя девушка, а любовница. Сколько ей лет?
   - Двадцать... три, вроде бы.
   - Инстинкт сработал. Она тебя рассматривает как потенциального мужа.
   Закатывает глаза.
   - Не мучайся. Хочешь, найду тебе такую, что будет идеальна во всех отношениях? Ни ревности, ни вымогательства, любые желания?
   - Это где вы ее найдете?
   - Дорогие эскорт-агентства. Их сотрудницы проходят тщательный отбор и знают свое место. Конечно, не во всех агентствах предоставляют интим-услуги, но найти можно.
   - Предлагаете воспользоваться проституткой?
   В голосе - возмущение.
   Поднимаю голову, откладываю в сторону альбом.
   - Да. Что плохого?
   - Секс за деньги?
   - И что? Та девица - убеди меня, что ее не интересовали деньги в ваших отношениях.
   - Ну, это другое дело...
   - Другое? Ну да. Ты изображаешь, что в восторге от нее, она - что в восторге от тебя. Ты делаешь ей подарки, делая вид, что секс для тебя не первое в списке, а она - спит с тобой, делая вид, что ей неважен твой кошелек. Потом, когда врать становится скучно, люди расходятся, рассказывая своим приятелям "да он козел" или "да она овца".
   Пожимаю плечами.
   - Нет, если тебе хочется играть в эту игру... Играй. Только зачем раздражаться по этому поводу? И чем это хуже откровенного секса за деньги? Отсутствием вранья? Девушка будет знать, сколько она получит, ты будешь знать, что она не будет тебе отказывать.
   - У нее же куча мужчин...
   - А у твоей "дамы кошелька" ты первый? Не первый. И не последний. Зато сотрудница агентства никогда не закатит тебе истерику, что ты не купил ей "вот это самое миленькое такое золотое колечко, прям прелесть". И не потребует у тебя "свози меня в Италию, милый, не будь букой". И с ней можно будет поговорить обо всем, что тебе интересно - от искусства до техники, правда, не на профессиональном уровне.
   Задумывается.
   - Давай так, Андрей, - помогаю ему с раздумьями. - Пригласим несколько девушек. Пообщаешься, посмотришь. Не понравятся - ну, на нет и суда нет. А если какая-нибудь из них приглянется, оплачу весь период общения с ней.
   - Можно попробовать, - соглашается несмело.
   Придвигаю к себе ноутбук.
  
   ...- Том!
   Толкаю дверь в его комнату.
   - Том?
   Запах возбужденных тел.
   Подскакивает, подхватывает штаны.
   - Эм... Лисса, это мой хозяин. Хозяин, это Лисса.
   Лисса прячется под покрывало, едва высунув нос.
   Еще молода, но уже видны следы увядания.
   Тяжелая жизнь, видимо.
   - Сеньор... Простите, пожалуйста...
   Слегка напугана.
   Закрываю дверь.
   Вчера была Мария. Позавчера - Эва. Два дня назад - Паула, кажется...

***

   - Сдалось тебе искать ему женщину... Зачем это? - интересуется Апрель вечером.
   - Почему бы и нет? -касаюсь карандашом очередного листа.
   - Ты с ним возишься, как с птенцом.
   - Нет, как со слугой.
   - Ах да. Точно. С птенцом ты так не возишься, - язвительные нотки.
   - Именно. И знаешь, почему?
   Вопросительный взгляд.
   - Потому что через пятьдесят-семьдесят лет ты, Апрель, al'lil, станешь самостоятельным, и у тебя будет своя охота; а он, Андрей, человек, - останется рядом. Слуга должен научиться угождать хозяину. В первую очередь. Al'lil - научиться выживать, чтобы не уйти в Тень. Твои проблемы я решаю ровно до твоего ухода из гнезда. А его проблемы - буду решать всегда. Потому что я - его хозяин.
   Вздыхает.
   - Тебе стоило просить о служении, а не об обращении, если независимость тебе была не нужна, - добавляю.
   И, похоже, добавляю ворчливо.
   - Прости, Старший. Я... Я не подумал.
   Протягиваю один из альбомов.
   - Ладно уж... Вот, посмотри. Может, узнаешь какие места.
   Открывает альбом.
   Собор Успения Святой Девы Марии в 1751 году.
   Замирает.
   - Я помню этот забор, - вдруг произносит, прикасаясь к самому краю рисунка. - Его бык потом свернул.
   Деревянный забор рядом с каким-то зданием. Точнее, кусочек от забора.
   - Спасибо, Наставник... - шепот еле слышен.
  
   Надо бы побрызгать на рисунки лаком.

***

   - Зачем снимать квартиру? - интересуется Андрей.
   - Для ваших встреч, - поясняю. - Приглашать девушку домой - не очень хорошая идея.
   - Почему?
   - Потому что в доме живут двое al'lil. Если она что-то заподозрит, ее придется убить. Нет, если тебе такой вариант подходит, то я не против...
   Вздрагивает, резко мотает головой.
   - Не надо.
   Секунд десять молчит, затем несмело спрашивает:
   - А Лена?.. А если она заподозрит?..
   - Если она заподозрит, то ей придется рассказать, - пожимаю плечами. - Андрей, она - особый случай, как и ты. Знаешь, когда я еще был птенцом, мой Наставник научил меня одному принципу, которому я следую дольше, чем существует пирамида Хеопса: "С едой дружить нельзя". И, соответственно, друг - не еда. Андрей, в городе шестьсот тысяч жителей. Мне нет необходимости есть друзей.
   Моргает, пытаясь осмыслить мои слова.
   - Спасибо... - говорит в итоге.
  
   Девушек четверо. Стоят у ресторана, где договорена встреча. Все брюнетки, правда, крашеные. Невысокие, с хорошими фигурками.
   Такие, какие нравятся Андрею.
   - Привет, девочки, - смотрю на них сквозь стекла очков.
   - Здравствуйте, Марк Витальевич, Андрей Викторович, - улыбаются.
   - Просто Андрей, - слуга уже тает в женском обществе.
   - А вас?.. - подхватывает меня под руку самая бойкая.
   - Марк Витальевич, - осаживаю девушку.
   Мне ее симпатии не нужны. Как и никто из них.
   Запах разочарования.
   Руку, тем не менее, не отпускает, не желая признавать собственное поражение.
   На помощь приходит дверь. Чтобы ее открыть, приходится расцепиться.
  
   Усаживаемся за столик.
   Катя, Лариса, Света и Марина.
   Подзываю официанта, делаю заказ.
   Понятливо кивает.
  
   Андрей уже что-то горделиво рассказывает.
   Встречаюсь с ним взглядом.
   Замолкает на полуслове, краснеет. Поправляет галстук, меняет тему.
   Девушки поддерживают беседу, стараются быть милыми. Знают, что "останется только одна".
   Наблюдаю отстраненно, предоставляя Андрею возможность выбора.
  
   - И кто тебе понравился? - спрашиваю в туалете.
   Стою у самой двери. Сюда обзор из зеркала не достает.
   На всякий случай.
   - Не знаю, - пожимает плечами. - Они все одинаковые.
   Человек.
   - Думай.
   - Наверное, Света.
   - Света, так Света.
  
   Предоставляю Андрею возможность оплатить счет.

***

   Апрель пытается что-то нарисовать сам.
   Придирчиво косится на свой рисунок, затем на мой.
   - У тебя получаются шедевры, - заключает.
   - Может быть. У тебя тоже очень хорошо выходит. По сравнению с людьми.
   - Но я не человек!
   - А для al'lil у тебя мало опыта. Через пару тысяч лет будешь рисовать не хуже меня.
   - Ты картины подделывать не пробовал? - переводит тему.
   - Пробовал. Не понравилось.
   - Почему?!
   - Потому что это утомительно и долго.
   Пожимает плечами.
   - С твоими-то талантами ты хоть Рембрандта нарисуешь, хоть да Винчи.
   - Нарисовать-то нарисую. А вот подлинность доказать не получится. Картина - это не только цветные пятна. Картина - это полотно. Я вряд ли достану полотно, идентичное тому, на котором работал Рембрандт. А если и достану, то оно будет новое. И краски тоже будут новые. Состарить картину - целое искусство, достаточно хлопотное. Мне лень этим заниматься.
   - А если из тех художников, что еще живы?
   - Из живых в свое время рисовал Ван Гога. Любопытства ради.
   - И как?
   - "Красные виноградники в Арле". Ван Гог был жутко удивлен, обнаружив ее у себя в мастерской. Правда, тогда у него уже начались проблемы с рассудком и памятью, поэтому подумал, что рисовал сам, да забыл. Кстати, до сих пор висит в Пушкинском музее.
   Прыскает.
   - Забавно.

***

   Андрей возвращается через сутки.
   Запах довольства.
   - Голоден?
   Мотает головой.
   - Нет, спасибо... Классная девушка.
   Хмыкаю.
   - А то.
   - С Дашей даже не сравнить.
   - Даша - это та, что тебя захомутать пыталась?
   - Ага... И в постели хороша.
   Понимаю, что последняя фраза не про Дашу.
   - Я рад, что тебе нравится.
   - Спасибо, - повторяет.
  
   - Кстати, - достаю изрисованные альбомы. - Ты же у нас историк?
   Смущается.
   - Ну... вроде бы. Только какой из меня сейчас историк...
   - Какой бы ни был. Хочешь посмотреть картины прошлого?
   Слегка удивлен.
   - Какие?
   Вместо ответа показываю первый рисунок.
   Хижина. У входа возится лохматая голенастая свинья.
   - Территория Древнего Шумера. Четыре тысячи лет до нашей эры.
   - Что это за животное?
   - Свинья.
   - Свинья?
   - Ну, не совсем свинья. Древний вид, сейчас, по-моему, вымер. Мало похожа на привычную тебе хрюшку, но не забывай, что ваши свиньи - это результат направленной селекции. Эти же, - тычу пальцем в рисунок, - едва приручены.
   - Тогда были домашние свиньи?
   - Были, были. Тогда много чего еще было, о чем ваши историки не знают. Например, Атлантида.
   Изумляется.
   - Я думал, это миф.
   - Не миф. Правда, не имела ничего общего с теми сказками, которые о ней сейчас рассказывают.
   - Вы... ее видели?
   Улыбаюсь краешком губ.
   - Я не настолько древний, Андрей. Атлантида затонула за пару тысяч лет до того, как я родился.
   - А откуда...
   - Мой Наставник был оттуда. Когда случился катаклизм, он едва успел перебраться в Африку. Оттуда попал на территорию будущего Шумера. Там мы и встретились.
   - А где он сейчас?
   Пожимаю плечами.
   - Не знаю. Может быть, живет где-нибудь, не высовываясь. Может, ушел в Тень.
   - А вы не пытались его найти?
   - Пытался. Потом бросил попытки. Если его нет - то искать бесполезно. Если сам не хочет - тоже.
   Открывает следующую страницу.
   Лицо мужчины, темноволосого и смуглого.
   - А это он. Таким я его запомнил.
   - Так выглядели атланты?
   - Не атланты, - поправляю. - Шумеры. Не забывай, мы можем менять облик.
   - А как вы тогда выглядели?
   Пожимаю плечами.
   - Понятия не имею.
   Растерян.
   - Андрей... Мы не отражаемся не только в зеркале, но и в любых поверхностях. Когда я еще отражался, вопрос собственной внешности меня беспокоил в последнюю очередь. А когда перестал... То пришлось смириться.
   Следующий рисунок.
   Еще рисунок.
   И еще.
  
   Андрей листает торопливо, практически не понимая, насколько уникальна представленная в них информация. Останавливается, когда натыкается на знакомое.
   Пирамиды. Точнее, процесс постройки.
   - Вы видели, как строили пирамиды?
   Киваю.
   - Видел. Даже участвовал. Не в качестве рабочего, разумеется.
   На следующей странице - сфинкс.
   Разглядывает его молча.
  
   Улицы и набережные древних городов тоже не привлекают его внимания.
  
   ...Заканчиваю рисунок.
   - А это когда? - спрашивает из-за плеча Том, практически ложась мне на спину в попытке рассмотреть изображение.
   - Примерно четыре тысячи лет назад.
   - Ого!
   Почти не дышит, разглядывая.
   - Тогда... было красиво, - произносит, отлипая от моей спины. - Я хотел бы жить в то время.
   На рисунке - храм Амона-Ра в Гелиополе.
  
   На просмотр альбомов времени у Андрея уходит мало.
   Возвращает обратно.
   - Спасибо, очень красиво.
   Забираю.
   - Не за что...

***

   За окном - вечер. Такой уровень освещенности еще называют навигационными сумерками. Слегка раздвигаю жалюзи, всматриваюсь в хоровод снежинок.
   Кошка облизывает белую лапу, трет себе за ухом.
   - ...называется зирвак. Еще раз - лук, морковь, мясо. Всего поровну...
  
   Уроки кулинарного мастерства продолжаются.
  
   - Откуда вы все это знаете? - интересуется Андрей.
   - Из чужих воспоминаний, - коротко отвечает птенец.
   - А...
   - Кис-кис! - зовет, протягивая кусочек мяса.
   Кошка оставляет умывание, спрыгивает с холодильника, отзываясь звонким полумурчанием-полумяуканьем.
   - Не раскармливай, - замечаю. - А то пол проломит в следующий раз, когда прыгать будет.
   Фыркают.
   - Да я ее просто угощу, немного, - оправдывается Апрель.
   - Ты ее каждый день угощаешь. "Немного". Она уже поперек себя шире. Пожалей, это же какая нагрузка на сердце.
   Кошка вьется у ног, трется боками.
   - Я последний раз...
   Машу рукой.
   - Последний раз.
   Отдает мясо.
   Выхватывает, подергивая хвостом от аппетита.
  
   Андрей режет лук, утирая слезы.

***

   Перед птенцом - раскрытый ноутбук.
   Передо мной - тоже.
   - Как бы ты решил данную задачу? - всматриваюсь в экран.
   - Стандартно. По теореме, затем формулы...
   - А если без теоремы и без формул?
   Слегка задумывается.
   - Тогда можно представить, что...
  
   Школьный курс математики.
   К его концу мы подберемся недели через три.

***

   Идем с Аленой по городу.
   - Вроде конец февраля, а так холодно, - жалуется.
   - Раз на раз не приходится, - поддерживаю. - Зато летом будет тепло.
   - Мне отпуск дали в марте, после пятого. На две недели.
   - Маловато.
   - Осенью еще дадут.
   - Еще на две недели? - интересуюсь.
   - Ага, - улыбается. - Вот такой у нас отпуск - два раза в году.
   - Как планируешь отдохнуть?
   Недолго молчит, потом вздыхает.
   - Предлагают в Турцию съездить... На море.
   - Не стоит, - говорю. - Там в марте холодно. Разве что достопримечательности посмотреть. На море лучше в Таиланд или Марокко.
   - В Таиланд? - задумывается, а потом признается: - Я без тебя не хочу. - Мы раньше с мужем ездили, но с ним я не хочу тем более.
   Прижимаю Алену к себе.
   - Не боишься? - смотрю ей в глаза сквозь стекла очков. - Вдруг я демон какой-нибудь? Съем, а кости в море брошу.
   Смеется.
   - Если ты из той породы, то, скорее, ангел.
  
   ...Пытаюсь прикрутить на спину отрезанные лебединые крылья.
   Веревки перекашиваются. Поправляю. Перекашиваются снова.
   Натягиваю балахон, пропихиваю крылья в прорези.
   Перекашиваются.
   Поправляю...
  
   ...Смотрюсь в лужу.
   Сойдет...
  
   ...Парю над городом на высоте трех верст.
  
   В подходящий момент начинаю снижение.
   Приходится зажимать балахон ногами, чтобы не задирался потоком воздуха.
   Спрыгиваю на помост.
   Над площадью проносится вздох.
   - "...есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне..." - вещает инквизитор толпе.
   Оборачивается.
   Глаза округляются.
  
   Улыбаюсь, касаюсь рукой его головы в благословляющем жесте.
   Падает.
   Подлетаю к сложенному хворосту, разрываю веревки, связывающие ее руки.
   - Я знала, что ты ангел, - говорит едва слышно.
   - Только для тебя, - поднимаю ее на руки, поворачиваюсь к церковникам на помосте.
   - Слушайте! Вы навлекли на себя гнев Божий, безвинно осудив святую. Гнев Господень пребывает на вас. Двенадцать лет и двенадцать месяцев не будет вам прощения. Так говорю я, ангел Господень и глас Его!
   Взлетаю в воздух, превращаясь для наблюдателей внизу в точку, и направляюсь в сторону гор.
   Где-то на полпути левое крыло все-таки отваливается...
  
   - Если хочешь, можем съездить вместе, - предлагаю.
   - А твоя работа?..
   - Я фрилансер, помнишь? - спрашиваю. - Одно из преимуществ фриланса - могу отдохнуть тогда, когда считаю нужным.
   - Правда, можешь?
   Вместо ответа сжимаю маленькую ладошку в пушистой варежке.
   - Правда, могу.
   - Спасибо, Марк.

***

   - Почему ты не можешь полететь с нами на одном рейсе? - спрашивает Алена, одевая одного из детей.
   - Потому что я полечу на другом самолете, где у меня хорошие отношения с пилотом, - отвечаю. - Знаешь поговорку: "Если нет разницы, зачем платить больше?"
   - Знаю, - улыбается. - Жаль, у нас нет такого пилота.
   - Это точно, - подтверждаю. - Ждите меня через один-два дня. Зависит от того, как прибудет мой приятель.
   - Хорошо, дождемся.
   Мама Алены отдает мне на прощанье большой пакет пирожков с вареньем.
  
   На такси доезжаем до аэропорта.
   - Главное, не заблудитесь там, - напутствую на прощание.
  
   Самолет не провожаю.
   Я не могу его распознать среди других взлетающих аэробусов.

***

   - Счастливо отдохнуть, - желает мне слуга.
   - Взаимно, - отвечаю. - Как там твоя Света?
   Улыбается.
   - Я к ней послезавтра поеду. В музей сходим.
   - Сходи. Кстати, можешь тоже съездить отдохнуть куда-нибудь. В тот же Таиланд. Мы с Аленой там будем.
   - А Света?
   - И Свету бери.
   - Можно?
   Пожимаю плечами.
   - Почему бы и нет? Деньги есть?
   Кивает.
   - Да, есть. Спасибо. Я... подумаю, можно?
   - Думай, - соглашаюсь.

***

   После заката собираю сумку, одеваю свой "походный" костюм.
   - Везет тебе, - говорит Апрель. - Взял - и полетел...
   - Тренируйся, у тебя все получится.
   - Ага, лет через "дцать".
   Пожимаю плечами.
   - А что ты хочешь? Твой подземный "санаторий" - не самое лучшее место для отдыха и тренировок.
   Кривится, шлепает рукой по стенке.
   - Это да.
  
   Вылетаю ближе к полуночи.
   Восход приходится пережидать на полпути.

***

   Оглядываю залитые солнцем улицы.
   От былого величия королевства Сиам остались лишь воспоминания.
   Надвигаю на лицо шляпу, поправляю рубашку.
  
   Дохожу до арендованного позавчера дома.
   Удобная вещь - Интернет.
   У входа - улыбчивый сотрудник агентства по аренде недвижимости.
   - Здравствуйте, рад вас видеть! Как долетели?
   Пожимаю плечами.
   - Нормально.
   Отпирает дверь ключом, приглашает внутрь.
   Все именно так, как было представлено на сайте.
   - ...метрах отсюда - пляж, рядом есть неплохое кафе...
   - Спасибо, я в курсе, - останавливаю поток ненужной информации.
   А из дома его выпроваживает определенная сумма чаевых.
   Бросаю сумку в коридоре, выхожу наружу, запираю дверь.
  
   Где-то тут отель, где остановилась Алена.
  
   -..чему?! А когда мы пойдем на море?! А почему?! - раздаются голоса из-за двери.
   - Скоро, скоро пойдем, - усталый женский голос.
  
   Стучу в дверь.
   Топот босых пяток.
   - Ой, Марк Витальевич... А вы тоже тут? - верещат дети.
   Улыбаюсь.
   - Да.
   Убегают в комнату. Выходит Алена.
   - Рада тебя видеть, - прижимается ко мне.
   - И я рад. Как устроились?
   - Нормально вроде.
   - Не тесно?
   - Вроде нет... Хотя хотелось бы чего-нибудь попросторнее.
   - Если хочется, то собирай вещи. Есть одно место.
   - Что за место?
   - Сюрприз, - отвечаю заговорщицки. - Так что... Если захочешь, можешь сюда приходить на завтрак, обед и ужин.
   Легкое недоверие.
   - Может, сперва покажешь свое ... место? А потом я подумаю?
   - Без проблем, - развожу руки. - Пойдем, покажу.
   - А дети?..
   - Хочешь, с нами пойдут. Хочешь, няню возьми. Отель вроде предоставляет такую возможность.
   Вздыхает, разводит руками.
   - Я на няню не рассчитывала. Десять долларов за час...
   - Я заплачу.
   - Марк... мне неудобно.
   - Неудобно спать на потолке, помнишь? Ты сюда приехала отдыхать или экономить?
   Смущается.
   Обнимаю ее.
   - Мы недолго ходить будем.
  
   Нянь приходится нанимать две. Улыбчивые тайки пытаются говорить с нами на ломаном английском.
   - Нет нужды, - останавливаю их. - Говорите по-тайски.
   Улыбки исчезают.
   От моего взгляда слегка нервничают.
   От оценивающего взгляда al'lil любой занервничает.
   - Позаботьтесь о них так, как будто это ваши дети, хорошо?
   Кивают, натянуто улыбаются.
  
   - Ты их напугал, - говорит Алена, когда мы отходим от отеля.
   - Пусть боятся. Лучше работать будут, - отвечаю серьезно.
   - Тебе их не жалко?
   - Жалко. И именно поэтому я их и напугал, - говорю. - Теперь они выполнят свою работу на "отлично". А от них это и требуется. Им же лучше - чаевые получат.
   - Странный ты, - вздыхает. - И тайский язык знаешь.
   - Знаю, - поправляю шляпу.
   - Скажи еще, что ты тут жил.
   - Жил, - подтверждаю. - Недолго, правда.
   Всего лишь двадцать два года...
  
   Дом Алене нравится сразу.
   - Бассейн даже! Твой дом?
   - Арендовал на месяц.
   - Здорово!
   - Так что, собираешь сумки?
   - Даже не знаю... Мы же отель оплатили. И я не знаю, можно ли вернуть...
   - А ты там просто не ночуй. Зато можешь завтракать, обедать... - улыбаюсь.
   Смущается.
   - Не, если хочешь, я не настаиваю. Может, хотя бы детей сюда переселишь? А то вам четверым на двуспальной кровати, на мой взгляд, не очень.
   - Ты меня уговорил, - сдается, наконец. - Я этот отель выбрала, потому что детям до десяти лет бесплатно можно жить, без дополнительного места только. Мы вчетвером еле втиснулись на ту кровать. И жарко было всю ночь.
   - Это да. Юг, что поделать.

***

   Дети плещутся в бассейне, обливают друг друга.
   Мы с Аленой сидим на крыльце, поглядывая в сторону детей.
   В руках - коктейли.
   - Марк, нескромный вопрос. Чем же ты все-таки занимаешься? Я не могу придумать ни одной профессии, которая позволяла бы так зарабатывать, - спрашивает.
   - Я же говорил - компьютерщик.
   - Это не профессия... Это собирательное название.
   Хмыкаю. Некоторые в этом не разбираются.
   - Программист, если точнее.
   Одно из моих умений.
   - Настолько высококлассный?
   - Да.
   - А почему не работаешь в какой-нибудь фирме?
   - Потому что ценю независимость. И работаю я в основном по ночам. Мне так удобнее. В фирму я просто не впишусь. Там обычно свои порядки. А так... я делаю то, что мне нравится. Хочу - разрабатываю игрушки, хочу - программное обеспечение для какого-нибудь завода. Хочу - сплю или еду в Таиланд. И никто не может меня заставить делать то, что я не хочу.
   Улыбается.
   - Мой деверь... бывший деверь... сайты делает. Я раньше думала, что фрилансеры постоянно без денег.
   - Он отчасти прав. Без денег фрилансеры бывают.
   Смотрит вопросительно.
   - Плохие фрилансеры, - поясняю.
   Смеется.

***

   Засыпает на моей руке.
   Аккуратно высвобождаюсь, перекладываю ее голову на подушку.
   Добавляю чуть-чуть силы.
   Сон будет глубоким и спокойным.
  
   Дети сопят в соседней спальне.
  
   На улице - темная ночь, какая бывает только в южных широтах.
   Закрываю осторожно входную дверь и взмываю в небо.
   Делаю круг над городом.
   Везде яркие огни, шум, музыка, туристы...
   Тем не менее, темные уголки есть всегда.
   Охота проходит удачно.

***

   Море бьется волнами о берег, шурша пеной.
   Отпуск почти закончился. Посещены достопримечательности, накуплены сувениры. Осталось только насладиться морем.
   Дети бегают по колено в воде, плескаются, визжат.
   Детей много. Помимо нас, здесь отдыхают другие туристы.
   Таиланд - популярное место.
   Солнце висит на высоте половины ладони над горизонтом.
   - Посиди, я скоро вернусь, - касаюсь рукой плеча Алены.
   Медленно кивает, отодвигает шляпу на затылок.
   - Тебе что-нибудь захватить? Мороженое, например?
   - Захвати... спасибо.
  
   Дохожу до дома, накидываю плащ, спускаюсь в подвал.
   Полностью избавить от света все пространство оказалось невозможным. Пришлось сделать себе что-то типа гроба, стоящего вертикально. В нем солнце меня не достает.
   Самыми удобными местами для пережидания являлись в свое время саркофаги, гробы и склепы. Темно и совсем нет посетителей.
   Какое-то время я даже жил в одной из могил. Тысячи три лет назад на левом берегу Нила.
  
   Пережидаю тяжело. Пространство давит, выжимая меня из бытия прочь, во Тьму.
  
   Но я удерживаюсь.
  
   Выхожу из дома, по дороге к пляжу покупаю две порции фруктового мороженого.
  
   Алены нет на шезлонге.
   Оглядываюсь.
   -..тя! Витя!
   Нахожу ее глазами метрах в ста.
   Бежит по песку. Шляпа валяется где-то на полпути.
   Ставлю мороженое рядом с шезлонгом, догоняю Алену.
   Оборачивается.
   В глазах - паника, переходящая в безумие. Паника матери.
   - Марк... Витя пропал...
   - Давно?
   - Не знаю... минут десять назад... Может, ушел куда-то?
   Сзади подбегает запыхавшаяся Аня, волоча за собой второго брата.
   - Аня, когда ты последний раз видела Витю? - спрашиваю у девочки.
   - Мы плавали... - выдыхает, захлебываясь воздухом.
   Ясно.
   Разворачиваю Алену к себе, сжимая за плечи.
   - Алена...
   Во взгляде - страх и беспомощность.
   Посылаю немного силы.
   Взгляд проясняется.
   - Надо звать спасателей, - опоминается. - Вдруг он... в море.
  
   Десять минут. Это больше, чем крайний срок. Человек умирает от утопления в течение трех-шести минут. Если, конечно, вода не холодная. Тогда может случиться чудо, и человека оживят и после двадцати минут.
   В Сиамском заливе вода - теплая.
   Шесть минут. Время, в течение которого спасатели или врачи еще могут реанимировать утонувшего.
   Шести минут уже нет.
   Но я - не человек.
   У меня - больше шести минут.
  
   - Смотри на меня, - говорю Алене. - Смотри на меня. Доверься мне.
   Смотрит в глаза. Цепляется взглядом в беспомощной надежде.
   - Мне нужна твоя кровь. Глоток твоей крови.
   Вздрагивает, кивает, толком не понимая, что я от нее хочу.
   - Дай булавку, - бросаю Ане.
   Отцепляет от пляжного полотенца большую английскую булавку.
   Выхватываю булавку из неловких пальцев девочки.
   - Будет больно, - предупреждаю Алену и вскрываю острием вену на запястье.
   Охает, пытается отдернуть руку, но я уже зажимаю рану губами, вбирая в себя ее кровь.
   Один глоток. Мне больше не нужно.
   Отрываюсь от раны, зажимаю пальцем.
   - Перевяжи полотенцем, - приказываю бледной Ане.
   Кивает, бестолково оборачивая руку матери махровой тканью. На полотенце проступают бордовые пятна, в темноте кажущиеся черными.
   Мне не до церемоний.
   Закрываю глаза. Сосредотачиваюсь.
   Родственный запах.
   Без крови я могу определить родственника только в пределах пары десятков метров.
   А вот с глотком родственной крови это расстояние увеличивается раз в тридцать.
   Направление.
   Открываю глаза.
   - Ждите, - бросаю испуганной троице.
   Вбегаю в пенный прибой.
  
   Перенаправленная гравитация работает и в воде. До Вити добираюсь быстро.
   Лежит на дне, плавно покачиваясь от движений воды.
   Запах смерти.
   Подхватываю его руками, прижимаю к себе.
   Разворачиваюсь к берегу.
  
   Встаю на ноги метрах в пяти от линии прибоя.
   На берегу уже суетятся спасатели.
   Вот они сейчас - лишние.
   Витя пробыл в воде дольше шести минут. У них нет запаса времени.
   У меня есть, но не больше двух минут. А если мне будут мешать, то их не будет.
   Прикидываю расстояние.
   Ныряю обратно.
   До нужной мне точки береговой линии добираюсь за тридцать восемь секунд. По земле люди доберутся до нас больше, чем за две минуты.
   Кладу ребенка на землю, касаюсь пальцем гортани.
   Искра силы, и голосовые связки размыкаются.
   Приподнимаю Витю за ноги, вытряхиваю из легких воду.
   Теперь сердце.
   Повинуясь уколам силы, сердечная мышца послушно сокращается. Сопротивляясь, без особой охоты, начинает гнать по сосудам застоявшуюся кровь.
   Изменяю лицо, впиваюсь клыками в сонную артерию.
   Кровь густая, отдавшая свою воду соленой морской воде в легких.
   Вливаю яд.
   Растекается по телу, вынуждая организм вновь начать борьбу за жизнь.
   Делает судорожный вдох, заходится в кашле, выталкивая из легких остатки воды.
   Не мешаю.
   Первыми до нас добираются спасатели.
   - Please...
   Киваю, отхожу.
   Заплаканная Алена подбегает следом.
   - Витя! Витя!
   - Он в порядке, - останавливаю ее.
   - Что с ним?!
   - Живой, все хорошо. Дышит. Сейчас его отвезут в больницу, чтобы не было осложнений.
   Тут до нас, словно услышав разговор, доносится детский плач.
   Алена бросается к сыну.
   Спасатели ее успокаивают.
  
   Добегают первые зеваки.
   А вот это нехорошо.
   Ныряю в море, слыша за спиной щелчки телефонов.
   В темноте фотографии вряд ли получатся, но все-таки...
  
   Выбираюсь на берег рядом с растерянной Аней и заплаканным Ромой.
   В руках девочки - окровавленное полотенце.
   - Малые, вы как? - спрашиваю детей.
   - Марк Витальевич... Витя умер? - это Аня.
   Голос упавший.
   - Нет, - качаю головой. - Сидит, кашляет, маму зовет. Его сейчас в больницу увезут. Мама с ним. Ей и самой не мешало бы к врачу. Стресс.
   - А мы?..
   - А мы пойдем сейчас в дом. Отдохнете. У вас тоже стресс.
   - А мама? - подает голос Рома.
   - А мама побудет с Витей. Она же не может поделиться на всех сразу, правда?
   - Я большая, - говорит девочка. - Я за Ромой пригляжу.
   - А я тут больше всех, - возражаю. - Так что буду приглядывать за вами обоими. Вперед, мелкота. Помните дорогу?
   Кивают.
  
   Забираю у Ани окровавленное полотенце, складываю.
   Вздыхает с облегчением еле слышно.
   Я - слышу.
  
   Отправляю детей в душ.
   Пока смывают морскую соль, наношу на лицо латекс.
   Надо наведаться в больницу.
   Ненавижу латекс.

***

   Доезжаем до больницы на такси. Дети косятся на мой внешний вид, но ничего не говорят.
   Алену находим у палаты Вити.
   - Мама! - дети кидаются к матери.
   - Аня, Рома! С вами все в порядке?!
   - Да, мама...
   Перебивают друг друга, рассказывают каждый свое.
   - Алена, - вмешиваюсь, - как Витя?
   Спрашивать приходится два раза.
   Алена серьезнеет.
   - Требуют оплатить двести долларов... И потом каждый день стоит... по-моему, по сто долларов...
   - А страховая что говорит?
   Молчит.
   - Я без страховки, - признается через какое-то время.
   Приоткрываю дверь, заглядываю в палату.
   Витя спит, укрытый покрывалом.
   - Ему дали успокоительное... - говорит из-за спины.
   - С ним все в порядке. Забирай его. Поедем домой. Я оплачу все счета.
   Недоверие.
   - Врачи сказали, может быть осложнение...
   - Ничего не будет.
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю, - пожимаю плечами, поворачиваюсь. - И знаю тайскую медицину. Его антибиотиками по уши накачали. И все. Дыхание у него хорошее, давление, сердцебиение и прочие показатели - в норме. Или не так?
   Глаза расширяются.
   - Ты говоришь, как будто рядом стоял... Когда я с врачом говорила.
   Улыбаюсь.
   - Ну вот. С ним все в порядке.
   Молчит, закусывает губы.
   - Марк... Ответь мне честно, хорошо? - внезапно спрашивает.
   Киваю.
   - Кто ты?
   Вопрос застает меня врасплох. Теряюсь.
   - В смысле кто?
   - Зачем тебе была нужна моя кровь?
   - Какая разница? - пытаюсь избегнуть ответа.
   - Марк... Ты обещал ответить честно.
   - Думаешь, я маньяк?
   Медленно качает головой.
   - Нет. Маньяки не пьют кровь посреди пляжа на виду у всех. А для психа ты слишком рассудителен. И ты слишком хорошо плаваешь... Кто ты, Марк?
   - Алена. Ты знаешь меня уже год, - старательно ухожу от ответа. - И ты задаешь такие вопросы?
   - Марк. Я еще раз прошу. Ответь.
   - Хорошо. Только... давай я сделаю это не в больнице?
   - А где?
   - Хотя бы дома. В том доме, где мы живем сейчас. Когда вернемся.
   - Обещаешь?
   Замираю на пару секунд.
  
   Есть поговорка: "Человек предполагает, а бог располагает". Я совсем не так представлял себе этот момент признания.
   Можно, конечно, отказаться от обещания.
   Можно согласиться.
   Выбор за мной.
  
   - Обещаю, - киваю.
  
   Что же я делаю?

***

   Домой возвращаемся впятером.
   Помогаю Алене уложить сонного Витю, укрываю его одеялом.
   Аня и Рома чувствуют наше напряжение. Не сговариваясь, разбредаются по своим кроватям.
   Мы с Аленой идем на кухню.
   Наливаю чай, ставлю на стол.
   - Марк, я жду, - спокойно говорит Алена, когда чашки наполовину пустеют.
   Наклоняю чашку, наблюдаю, как бронзовая жидкость послушно сбегает к краю.
   - Кем ты меня считаешь? - спрашиваю ватный воздух.
   - Не знаю, - наклоняет чашку вслед за мной. - Сам скажи.
   - Любую догадку.
   - Не знаю. Инопланетянин какой-нибудь... Или гость из будущего.
   Качаю головой.
   На дне чашки чаинки водят хоровод.
   - Смотрела "Сумерки"?
   Внезапно расслабляется, улыбается.
   - Я вначале так и подумала. Но это ведь бред...
   Поднимаю на нее глаза.
   - Помнишь, как там? "Скажи. Громко. Скажи".
   Улыбка исчезает.
   - Это ведь бред... "Сумерки" - выдумка. Художественный вымысел...
   - А я - бред?
   - Ты разве вампир?
   Пытается спросить шутливо, но в конце реплики голос сбивается.
   Полусекундная пауза. Отводит глаза, уставляется только в ей ведомую точку на узоре поверхности стола.
   - Да, - отвечаю на ее вопрос.
   Отставляю чашку.
   Вздрагивает от звука соприкосновения фаянса со столом.
   - А если честно? - задает вопрос той частью сознания, которая еще сохраняет материалистические взгляды. Изображает укоряющий тон.
   - "Скажи. Громко. Скажи", - повторяю реплику из "Сумерек". - Ты хочешь доказательств? Или опровержений? Я могу дать тебе и то, и то. Чего ты хочешь, Алена?
   Молчит.
   - Вампиры не существуют, - произносит неуверенно через полминуты.
   - Для миллиардов - да. А для тебя?
   - Не знаю... Это... невозможно.
   Поднимает на меня глаза.
   Создаю гравитационный вектор, подхватываю им чашку.
   Медленно крутится в воздухе, разбрасывая вокруг себя дрожащие янтарные шарики.
   Часть из них вылетает из объема и падает на пол прозрачными кляксами.
  
   Забывает, что надо дышать.
   - Фокус какой-то?
   Подхватываю чашку, ослабляю вектор. Собираю висящие в воздухе капли чая.
   - Одна из наших способностей. Управление гравитацией.
   Вздох.
   - Так ты все-таки...
   - Да.
   - ...не человек...
   - Да.
   Ставлю чашку на стол.
   С удивлением отмечаю, что запаха страха нет.
   - Кто ты? - повторяет.
   - Вампир, - разрушаю все ее сомнения, растирая в пыль тот угол в сознании, где прячется материализм.
   Поднимаюсь на ноги, достаю из холодильника коньяк.
   Плескаю на дно бокала, протягиваю Алене.
   - А себе?
   - Мне не нужно.
   Пьет залпом. Запивает остатками чая, пытаясь справиться с икотой.
   - Кем бы ты ни был, Марк. Ты спас моего сына... Будь хоть самим Сатаной.
   Придвигаю стул вплотную к Алене, присаживаюсь.
   Обхватываю ее руками за плечи, прижимаю к себе.
   Вздыхает, обнимает меня в ответ.
   - Ты замерз? - спрашивает через минуту.
   - Нет, - качаю головой. - У нас температура тела обычно равна температуре окружающей среды.
   Вздрагивает, отстраняется.
   - Марк... Или как тебя зовут на самом деле?...
   - Зови Марк. Я привык.
   - Марк, - повторяет. - Расскажи о своих... особенностях.
   Встаю со стула, поправляю штору.
   На улице - темно.
   - Не сейчас.
   Вздыхает почти неслышно.
   - Алена. Ты просила честного ответа. Ты его получила. Но с ответом тебе досталась и ответственность. И, в отличие от "Сумерек", здесь не сказка, а жизнь. Ты не Белла, я не Эдвард. Ты взрослая женщина, да и я не вчера появился. Сейчас наши отношения вышли на другой этап. И сейчас все зависит от тебя. От твоих решений.
   Стараюсь говорить уверенно, но, в то же время, придавая голосу мягкость.
   Женщины очень ранимы.
   - У тебя два варианта. Ты можешь вспомнить все древние легенды, и видеть чудовище. И уйти. Можешь - то время, когда мы были вместе, и видеть друга. И остаться. И теперь моя очередь спросить тебя.
   Поворачиваюсь, останавливаю взгляд на собеседнице.
   Едва дышит.
   - Кем ты видишь меня, Алена? Кто я для тебя? Что ты будешь делать?
   На стол капают слезы.
   - Марк...
   Поднимает глаза, блестящие от влаги.
   - Марк... Не бросай меня.
   В голосе - боль.
  
   - Не брошу, - вздыхаю.

***

   В спальне останавливается.
   Замешательство.
   - Поспи одна, - помогаю решить проблему. - Тебе надо отдохнуть. Вечер выдался тяжелый.
   - А ты?
   - А я в кухне посижу. Мне спать не надо.
   - Точно?
   Касаюсь силой.
   - Точно.
   Благодарно кивает, забирается под тонкое покрывало.
   Когда я подхожу к двери, уже спит.

***

   Припекает.
   Стоим впятером около аэровокзала.
   - А ты опять полетишь со своим другом? - спрашивает Алена.
   - Своим ходом.
   - Своим ходом?..
   Осекается, косится на детей.
   - Да. Дома расскажу. Не переживай за меня.
   Молчит.
   Неуверенность.

***

   Провожаю взглядом поднимающийся самолет.
   Буду думать, что Алена летит именно на нем.

***

   Домой добираюсь быстро. Полет проходит не только "поперек карты", но и "вдоль", поэтому можно лететь быстро, не боясь встретить восход или закат.
   Привычно приземляюсь в углу двора.
   - Как отдохнул? - спрашивает Апрель вместо приветствия, когда появляюсь в дверях.
   - Нормально, - пожимаю плечами. - Вода теплая.
   Усмехаемся одновременно.
   - Где Андрей? - спрашиваю.
   - Спит. Четыре утра, Шеш.
   - Да, точно...
   Смотрит внимательно.
   - Что случилось, Старший?
   - Ничего, почему ты так думаешь?
   - Шеш... Я твой собрат.
   Вздыхаю.
   - Чуть позже, ладно?
   Кивает.
   - Хорошо, Старший. Я подожду тебя в кухне.
   Кухня. Место, где мы проводим времени больше, чем в других комнатах дома. Хотя именно в кухне у нас нет нужды.
   Раскладываю вещи по местам. Краем сознания отмечаю, что латекс заканчивается.
   Последнее время приходилось им много пользоваться.
   Хоть я его и ненавижу.
  
   Переодеваюсь.
  
   - Так что случилось? - спрашивает снова Апрель, когда я усаживаюсь за стол.
   - Пришлось открыться Алене, - говорю, чуть помедлив.
   Вздыхает, отодвигается от стола.
   - Блин, Шеш. Осиновым колом тебе по голове! Я думал... Чего я только не надумал! Всего-то...
   - "Всего-то"... Апрель, я не собирался делать это так скоро.
   Трет лоб пальцем.
   - Ты ее обратил?
   Делаю отрицательный жест.
   - Принял служение?
   - Нет.
   - Тогда зачем?!
   - Не знаю.
   Встает из-за стола, доходит до окна.
   - Шеш. У меня сейчас чувство, что шесть тысяч лет не тебе, а мне. А ты - птенец.
   Молчу.
   - Знаешь, Наставник, - переходит на кастильский диалект. - Аугусто рассказывал о тебе. Я представлял тебя совершенно иначе. Ты всегда для меня был мудрым, рассудительным и несоизмеримо великим по сравнению с любым другим al'lil. Когда ты сказал, что тебе шесть тысяч лет... Для меня это невозможный возраст. Я не могу его даже представить. Ты стал еще больше в моих глазах. Но иногда твое поведение для меня непостижимо. Иногда твои поступки... Даже я бы так не стал себя вести... Не знать, зачем...
   - Какая твоя цель в жизни, Младший? - спрашиваю Апреля по-русски.
   Удивленно вскидывает голову.
   - Причем здесь цель?
   - При том. Расскажи.
   Задумывается.
   - Ну... Я бы хотел научиться нормально летать.
   - А потом?
   - Потом?
   - Ну да. Представь себе, что ты летаешь, как я. Умеешь перенаправлять гравитацию в разные стороны, внушать мысли силой...оставляешь себе любые воспоминания, какие хочешь... Что дальше?
   Закусывает губы.
   - Не знаю.
   Молчим.
   - И я не знаю, Младший, - говорю с горечью в голосе. - И я не знаю этого шесть тысяч лет.
   - Можно научиться чему-нибудь... - несмело предлагает.
   - Чему, Апрель? Я умею все. Музыка? Я могу хоть сейчас давать концерты. Изобразительное искусство? Мои картины висят в музеях. Наука? Спорт? Чему научиться?
   - И причем здесь твой поступок?
   - При том. Знаешь... Апрель, я перепробовал все, что смог. И жить среди людей, и воспитывать птенцов, и пытаться влезть в тайны Вселенной... Апрель. Я настолько древний, что многие вещи мне уже надоели. Многие - уже перестали быть значимыми. В моем возрасте я могу позволить себе не знать причины некоторых своих поступков.
   Последнее предложение произношу утвердительно, но получается с легким оттенком вопроса.
   - Можешь... - кивает. - Я, кажется, понял...
   - Это хорошо.
   - А знаешь, - добавляет через некоторое время, - а Аугусто, кажется, не понял.
   - Возможно, - пожимаю плечами. - Он не отличался особой сообразительностью.
   Подходит к окну, устремляет взгляд на задвинутые жалюзи.
   - Шеш... скажи, меня ведь... тоже это ожидает?
   Пожимаю плечами.
   - Не знаю. У нас разные судьбы. Хотя сейчас они идут рядом. Я не знаю, Апрель.
   Птенец вздыхает.
   - Андрей, - говорю, повысив голос. - Не стой у дверей, как бедный родственник. Зайди уже.
   Дверь приоткрывается, и в кухню практически боком заходит мой слуга.
   - Здравствуйте, хозяин...
   - Андрей, ты в курсе, что подслушивать разговор нехорошо? - задаю ему вопрос вместо ответа на приветствие.
   Бледнеет.
   - Хозяин... Простите, пожалуйста. Я... Я не хотел...
   - Не хотел? - поднимаю скептически бровь. - Андрей. Ты мой слуга. Что мешало тебе просто войти в кухню в самом начале, а не стоять у дверей десять минут, едва дыша? Не говоря уже о том, что к двери ты подошел крадучись, босиком?
   - Я не хотел... - выдавливает.
   Слегка раздражаюсь.
   - Можешь пояснить по-человечески, или мне взять кнут?
   Лицо белеет. Сползает по стенке, опускаясь на колени.
   Страх.
   - Хозяин, простите... Не надо, прошу... Только не это...
   - А что тогда?
   - Я услышал, что вы вернулись... Спустился, чтобы поздороваться... А босиком... я тапки не нашел в темноте... свет не включал... И услышал, что вы про Лену говорили... И опешил... Я не знал, что вы уехали вместе с ней...
   Говорит сбивчиво, источая приторный запах страха.
   - Андрей. Я не человек, - говорю испуганному слуге. - У меня слух лучше, чем у вас. Я слышу, как бьется твое сердце, когда ты находишься на втором этаже. Не пытайся никогда подкрадываться ко мне. Я не только слышу твои шаги, но и чувствую твой запах.
   - Я не хотел...
   - Подслушивать тоже не пытайся. Я чую дальше, чем ты слышишь. Еще раз такое повторится...
   - Я понял, хозяин... Я понял. Клянусь, я больше не буду... - торопливо кивает.
   - Встань уже, горе луковое...
   Встает, опираясь о стенку, вжимаясь в нее всем корпусом.
   Того гляди, продавит.
   - Не бойся, - машу рукой. - Не буду я тебя сейчас бить. Успокойся.
   Вздыхает.
   Запах страха ослабляется.
   - Лучше расскажи, когда Маша приезжает.
   Расслабляется.
   - Двадцать восьмого марта вылетает из Лондона. Каникулы до шестнадцатого... апреля.
   - Шестнадцатого первый день занятий?
   Кивает.
   - Тогда до пятнадцатого. Две недели. Немало. Как думаешь их провести?
   Удивленно распахивает глаза.
   - Можешь куда-нибудь поехать с ней, - поясняю. - Отдохнуть. На то же море, например. Вода теплая.
   Задумывается.
   - А это обязательно?
   Качаю головой.
   - Нет. Как хочешь.
   - Я подумаю...
   - Думай. А сейчас спать иди. Пять утра.
   Вздыхает.
   - Слушаюсь, хозяин, - опускает голову.
  
   - Добрый ты, - говорит Апрель, когда за слугой закрывается дверь. - Не надоело?
   - Пока - нет, - жестко отвечаю. - Надеюсь, не надоест.
   Замирает на миг, потом покаянно наклоняет голову.
   - Прости, Старший...
   Киваю.

***

   Алена звонит через два дня поздно вечером.
   - Марк...
   В голосе - неуверенность и, похоже, алкоголь.
   - Что-то случилось?
   - Марк... Давай встретимся.
   - Хорошо, - киваю в трубку. - Когда?
   - Сейчас... можно?
   - Что случилось? - спрашиваю с беспокойством.
   - Ой... Марк. Ничего серьезного. Просто... у меня в голове каша... И крыша едет... Ты мне нужен.
   Вздыхаю.
   - Приезжай. Бери такси и приезжай. Я оплачу.
   - Хорошо, - соглашается.
  
   Лицо осунувшееся, под глазами круги. Запах вина.
   Отдаю таксисту требуемую сумму.
   Обхватывает меня руками, едва машина отъезжает.
   - Марк... Ты живой, настоящий... Скажи... скажи, что ты меня обманул тогда, а?
   - Пойдем в дом, - говорю после небольшой паузы.
   Повисает на мне, шумно дыша.
   - Нет, ты скажи... скажи, что это был мой бред, вызванный стрессом... ведь вампиров не существует. Это выдумка, сказка.
   Помогаю зайти внутрь, снять пуховик и надеть тапочки.
   - Лена?
   Поднимаю голову.
   - Андрей, иди наверх, пожалуйста. Я тебя позову, когда ты мне понадобишься.
   Нервно кивает.
   - Понял...
   Запах злости.
   Его проблемы. У меня сейчас другие заботы.
  
   Усаживаю на диван в гостиной.
   - Марк... Ты не можешь быть вампиром, - с пьяной уверенностью говорит Алена, смотря куда-то на потолок.
   Секунду смотрю на ее глупое лицо, касаюсь искрой силы.
   Мне надо ее отрезвить.
   Отключается.
   Изменяю лицо, припадаю к локтевому сгибу.
   В себя приходит через полминуты, даже не заметив выпадения из реальности.
   - Вот не можешь, я так думаю. И что ты скажешь?..
   - Скажу, что ты сейчас исключительно быстро трезвеешь.
   - Правда?.. - спрашивает, собираясь пьяно возмутиться, но замирает на полуслове.
   В крови - ни капли алкоголя.
   - Как ты... это сделал?
   - Одна из наших особенностей, Алена.
   - Так ты все-таки...
   - Да. Алена, я всегда выполняю свои обещания. Я обещал ответить правду - я ответил.
   - Это тоже... одна из твоих особенностей?
   Качаю головой.
   - Нет. Это один из наших моральных принципов.
   - А что еще?.. Какие еще отличия есть у вас?
   - Много каких. Тебе какие интересны - физиологические, социальные, бытовые?
   Моргает.
   - Марк... Не сердись... Я... мне сейчас трудно. Я пытаюсь поверить в то, что ты мне сказал. Но не получается. Ты для меня по-прежнему Марк...
   Сажусь рядом, беру ее руки в свои.
   - Кстати. Андрей с Антоном знают? - спрашивает, внезапно опомнившись.
   - Знают, - киваю. - И Антон... Он такой же, как и я.
   Замирает в ошеломлении.
   - Как так?
   Виновато пожимаю плечами.
   - Вот так... Я не один на белом свете.
   - Ты... племянника сделал таким же, как ты сам?
   Осуждающий тон.
   Качаю головой.
   - Антон мне не племянник. Он птенец моего птенца... В смысле, я обратил того, кто потом обратил Антона. Но его Старший пропал... поэтому Антон живет со мной.
   - Обратил?
   - Сделал таким же, как я сам, - цитирую Алене ее же фразу.
   - И как?..
   - Давай не сейчас, - сжимаю ее ладонь.
  
   Ерзает.
   - Марк... Я так и не поблагодарила тебя толком... за Витю... Все прошло как-то в суматохе...
   Пожимаю плечами.
   - Я понимаю. Кстати, как он там?
   - Отлично. Жив, здоров. В школу ходит.
   - Это хорошие новости, - киваю.
   - Марк... Меня один вопрос мучает. Зачем ты обратно в море прыгнул?
   - Это когда? - пытаюсь понять, о каком из моментов она говорит.
   - Когда его достал из воды...
   - А... Чтобы спасатели не мешали.
   - Зачем?
   Делаю вдох, затем выдох.
   - Он пробыл в воде слишком долго. Они бы его не оживили.
   - А ты... Ты, значит..?
   Смотрю ей в глаза.
   - Да.
   - Одна из твоих... особенностей?
   - Да.
   Сжимается от осознания произошедшего.
   - Марк... Спасибо. Я тебе должна.
   Отпускаю ее руку, поднимаюсь с дивана.
   За окном - ночь.
   - Алена. Никогда не говори о долге вампиру.
   Получается резко.
   - Почему?
   Поворачиваюсь, смотрю на нее тем взглядом, которым смотрел на тайских нянек.
   - Потому что с тебя могут потребовать его вернуть.
   Вздрагивает.
   - Как?
   - В твоем случае - жизнь за жизнь. Твоя жизнь или жизнь любого из твоих детей.
   Еще раз вздрагивает.
   - Марк... но ты же не станешь...
   - Не стану, - подтверждаю. - Но для возврата долга не обязательно убивать. Один из вариантов - служение. Жизнь за жизнь. Каждая минута твоей жизни станет моей собственностью.
   - Марк... - во взгляде растерянность.
   - Алена, - говорю мягко. - Я не требую этого. Просто информирую. В следующий раз - будь осторожна.
   - Ты меня напугал, - облегченно вздыхает, проводит рукой по волосам.
   Молчу.
  
   - Мне надо привыкнуть, - говорит через минуту. - Ты необычный.
   - Знаю, - соглашаюсь. - Я - не человек. К этому даже Андрей до сих пор не привык. Чаю хочешь?
   Кивает.
  
   Наливаю Алене чай, кладу чайную ложку сахара.
   - А мой муж никак не мог запомнить, сколько сахара класть, - улыбается, глядя в кружку.
   - Я никогда ничего не забываю, - пожимаю плечами.
   - Никогда?
   - Никогда.
   - Совсем?
   - Совсем. Хочешь, расскажу, о чем беседовала та пара, которая стояла рядом с нами на набережной?
   - На какой набережной?
   - Помнишь, мы летом гуляли? Шары в воздух запускали. Вот тогда рядом с нами стояла пожилая пара...
   - Ой, хватит, - жмурится. - Я их-то не помню...
   Улыбаюсь.
   - Марк... А как стать таким, как ты?
   - Попросить, - смотрю на нее внимательно. - Но только если ты действительно этого хочешь.
   - А если... если я не знаю?
   - Тогда не проси.
   - А это... больно?
  
   ...горло охвачено огнем...
   ...боль...
   ...дышать невозможно...
   ...боль...
  
   - Нет.
   Задумывается, зевает.
   - Ляжешь спать человеком, проснешься - Дочерью Ночи.
   - Можно... я подумаю?
   Киваю.
   - Конечно.

***

   Остается ночевать.
   Укладываю на кровати в одной из спален.
   - А ты? - обвивает руками мою шею.
   - Алена... - говорю. - Тебе надо выспаться.
   - А тебе?
   - Мне - нет. Я не сплю.
   - Совсем?
   - Совсем, - киваю. - Но могу полежать рядом.
   - Полежи, - просит.
   Ложусь рядом

***

   Привычно добавляю силы в Аленин сон, перекладываю ее на подушку.
  
   - Как она? - интересуется Апрель, когда я вхожу в кухню.
   - Нормально, - пожимаю плечами. - Пытается привыкнуть к мысли, что я не человек. И ты тоже.
   Хмыкает, отодвигает ноутбук.
   - Получается?
   Наклоняю голову, задумчиво поджимаю губы.
   - Вроде да...
   - А вот твой слуга - не очень.
   - В смысле?
   - Ох, Шеш! Ты по сторонам хотя бы глядишь? Ты когда кошку последний раз видел?
   Задумываюсь.
   - Во-от...
   - Днем я ее видел, - оправдываюсь.
   - А вспомнить сразу не смог. Старший... Очнись, оглянись! Отклейся от своей человечицы хоть на миг! У тебя еще живность дома имеется! Слуга, который в комнате сидит уже часа четыре, повинуясь твоему приказу! Кошка, которая вечером терлась у твоих ног, а ты даже не посмотрел в ее сторону. Птенец, наконец. Который уже две недели голодает.
   - Прости, - каюсь. - Пойдем охотиться?
   - Выпусти слугу, потом пойдем, - вздыхает.
  
   Поднимаюсь на второй этаж, захожу в комнату.
   В глазах слуги - беспокойство.
   - Все в порядке? - спрашиваем хором друг у друга.
   Смущается.
   - Нормально... - отвечает.
   - И у меня нормально, - киваю. - Алена спать легла. Мы с Апрелем отлучимся. Тебе в комнате сидеть не обязательно.
   Вздыхает.

***

   Поднимаемся с Апрелем в ночное небо.
   До рассвета - часа два.
   - Мы успеем? - спрашивает.
   - Должны.
  
   Кружимся над городом.
   Людей почти нет.
   Наконец, замечаю спешащую парочку.
   Как раз на двоих.
   Опускаемся шагах в десяти. Апрель соскальзывает со спины, становится справа от меня.
   Значит, мой - слева. О'кей.
   Ускоряюсь.
  
   Не успевает даже понять происходящее, как получает порцию парализующего яда в шею.
   Рву рукав, впиваюсь в предплечье.
  
   Внезапно рядом раздается сдавленный вскрик Апреля.
   Крутит головой, зажимая рот ладонью.
   Его добыча резво ползет куда-то в сторону.
   - ***! - выдавливает из себя птенец.
   Прерываюсь.
   - Что такое? - беспокоюсь.
   - Серебро... тьфу... больно-то как...
   Хмыкаю.
   Делаю три шага, догоняю. Разрываю воротник, сильнее обнажая шею.
   Серебряная цепочка.
   Пытается сопротивляться.
   - Не надо... пожалуйста...
   Тьфу. Ненавижу разговоры во время еды.
   Наматываю на руку ее же шарф, срываю цепочку с крестиком.
   Подтаскиваю к птенцу.
   - Доедай.
   Апрель поднимает на меня страдальческий взгляд, кивает, не отпуская ладонь от лица.
  
   Моя добыча лежит, не двигаясь.
   В глазах - паника.
   Кровь стекает по коже руки, впитываясь в грязь, пачкая разорванную одежду.
   Возвращаюсь к прерванному процессу.

***

   Критически оглядываю птенца.
   В процессе еды измазался в крови и грязи.
   Обожженный серебром рот не позволил железе выдать нормальный яд. Пил из шеи, добыча дергалась.
   Моя бывшая добыча выглядит аккуратнее.
  
   - Сильно болит? - спрашиваю.
   Кривится, кивает.
   - Нож возьми в следующий раз, чтобы не кусать. Если не заживет.
   Кривится еще сильнее, опять кивает.

***

   Домой возвращаемся перед восходом.
   Приземляюсь во дворе.
   -...не соглашайся. Он будет тебя уговаривать... прошу, не надо.
   Прислушиваюсь.
   Голос Андрея.
   - Почему? - голос Алены.
   - Потому что они - не люди.
   - И что?
   - Лен... Они людей убивают. Ради еды. Люди - шлак. Не становись такой же...
   Открываю входную дверь.
   Разговор прекращается.
   Апрель прячется в комнате ожидания.
   В душ не успеваем.
   Мне легче. Я выйду через пятнадцать минут.

***

   Выхожу из комнаты ожидания, снимаю запачканную одежду.
   Почищу чуть позже.
  
   Моюсь в душе теплой водой. Мне температура неважна, но в теплой воде мыло лучше пенится.
   Натягиваю футболку, джинсы. Выхожу.
   Алена обувается у дверей, накинув на плечи пуховик.
   - Уже уходишь?
   Вздрагивает.
   Страх. Неприязнь.
   - Я тебя чем-то обидел?
   Молчит.
   Подхожу ближе.
   Рефлекторно отодвигается.
   Останавливаюсь.
   - Алена... Я чувствую твои эмоции. Поясни, что я сделал не так.
   Поднимает голову.
   - Все в порядке, Марк.
   Пожимаю плечами.
   - Как хочешь. Ты такси вызвала?
   - Меня Андрей отвезет.
   Качаю головой, приоткрываю входную дверь, зову:
   - Андрей, подойди.
   Возится с машиной. Услышав мой зов, подходит.
   - Так, люди. Давайте начистоту. Я очень не люблю подобные игры за моей спиной.
   Переглядываются.
   - Андрей. Что ты рассказал Алене?
   Лицо покрывается пятнами. Облизывает пересохшие губы
   - Ладно, пойдем с другой стороны. Алена, что тебе рассказал Андрей?
   - Марк... Не надо, а? Что за допрос? Я просто решила уехать. Я загостилась.
   Ложь.
   Пожимаю плечами.
   - Как хочешь. Иди. Андрей, вызови Алене такси.
   - Он отвезет.
   - Не отвезет, - отрезаю.
   "Он" тычет в кнопки телефона дрожащими пальцами:
   - Прости. Я вызову такси...
   Алена смотрит на меня, стиснув зубы.
   - Марк, тебе жалко?
   Киваю.
   - Жалко.
   Сопит.
   - Тебе же жалко сказать мне правду, - пожимаю плечами.
   - Да что ты за тварь такая! - хватает шапку, выскакивает за дверь.
   Андрей бросается следом, но его останавливает мой окрик.
   Замирает, поворачивается.
   Лицо белое.
   Ловлю взгляд.
   - Тварь, значит... - медленно произношу, вкладывая крохотную частичку силы. - Спасибо, слуга. Удружил. Что еще ты ей рассказал?
   Жмется к стене, сползает на пол.
   - Хозяин...
   Молчу.
   - Пожалуйста...
   - С начала и до конца. Каждое твое слово в разговоре. Время пошло.
   В голосе - холод.
  
   Запинаясь, перескакивая с одного на другое, пересказывает весь разговор.
   Влюблен в Алену лет шесть. Это раз. Не может смириться с тем, что его хозяин убивает людей. Это два. Если Алена станет вампиром, то его любовь навсегда останется безответной. Три. И четыре: готов пойти на все, чтобы отговорить ее от обращения; чтобы она не стала такой же убийцей, как я.
   Алена, оказывается, думала, что я питаюсь кровью животных. Как вариант, предполагала пакеты со станции переливания в холодильнике или регулярное донорство со стороны Андрея. Правда вызвала у нее вполне понятную реакцию: негатив и отторжение.
   Немалую роль в этом сыграли стереотипы, навязанные фильмами. Если вампир выступает в роли положительного героя, то питается исключительно кровью животных и воюет с "людоедами". Если вампир - персонаж отрицательный, то, конечно, он обожает выпивать людей досуха и презирает положительных "животноедов".
   Жизнь оказывается сложнее. В жизни "животноеды" попросту невозможны. Если al'lil решит отказаться от человеческой крови, то он может сразу пойти смотреть восход. Альтернативы не предусмотрены.
   Постарался, приукрасил некоторые моменты. Не забыл упомянуть о том парне, которого я приволок домой "про запас". Алена, естественно, впечатлилась.
  
   - И что ты предлагаешь мне с этим всем делать? - спрашиваю слугу, когда он, наконец, замолкает.
   Молчит, сжавшись в углу, низко опустив голову.
   - Андрей. Моя кошка и то умнее. А ты... Натворишь "делов", а потом сидишь в углу, трясешься. Потому что понимаешь, чего наделал. Знаешь поговорку: "Благими намерениями вымощена дорога в ад?"
   Кивает.
   Пожимаю плечами.
   - Андрей. Я пытался быть тебе хорошим хозяином, видит Тьма. Мне для тебя никогда ничего не было жалко. Я всегда старался дать тебе лучшее. Я ничего не скрывал от тебя. Я старался завоевать твое доверие и, пусть не любовь, но хотя бы приязнь. Но, как оказалось, я для тебя был всего лишь монстром, маскирующимся под доброжелательного друга. И при очередной возможности ты решил "проявить благородство" и "спасти принцессу".
   - Хозяин... простите, пожалуйста... Я виноват...
   Качаю головой.
   - Нет, Андрей. Ты не чувствуешь вины. Ты снова так поступишь, если подвернется возможность. Ты снова полезешь спасать принцессу от злого вампира. И вины твоей тут нет, по большому счету.
   Опираюсь плечом о стену, скрещиваю руки на груди.
   - Проблема в том, Андрей, что ты так поступил из любви к ней и неприязни ко мне. Если бы ты относился ко мне с симпатией, то для тебя не было бы проблемой возможное обращение своей подруги. Ты бы был счастлив и горд, что она разделит Ночь с твоим хозяином. Но я в твоих глазах - монстр. Враг. И ты поступил так, как тебя вел твой человеческий инстинкт. Защитить свою самку от врага.
   Молчит.
   - Андрей. Мне не нужен такой слуга. Я отпускаю тебя. Договор больше не действителен.
   Вскидывает голову.
   - Что?
   - Договора больше нет, - повторяю.
   - А Маша?.. - произносит одними губами, задохнувшись от понимания ситуации.
   Вместо ответа разворачиваюсь, направляюсь в ванную, где бросил свою грязную одежду.
   Ее надо почистить.
   - Хозяин... Пожалуйста... - летит вслед.
   Прикрываю за собой дверь, расправляю плащ.
  
   Дверь распахивается буквально через пару секунд.
   В проеме - Андрей.
   - Хозяин!
   - Закрой дверь, не мешайся.
   Опускается на колени, склоняется до самой земли.
   - Пожалуйста...
   Как будто не знает других слов.
  
   Откладываю плащ, поворачиваюсь к Андрею.
   - Андрей. Я неясно выразился? Свободен.
   - Что будет с Машей?
   - А что с ней должно быть? Она и так прожила лишний год.
   - Хозяин... Прошу...
   - Ты своего добился. Что тебе еще надо?
   - Я больше не буду...
   Качаю головой.
   - Будешь, Андрей. Будешь. Даже если я тебя сейчас прощу, сделаю вид, что все хорошо, то ты не перестанешь меня ненавидеть. А если я тебя накажу, то ты еще больше будешь меня ненавидеть и бояться. Мне это не нужно. Мне и так хватает ненависти от рода людского. Поэтому избавь меня от своего общества.
   - Все, что угодно... Хозяин... Пожалуйста... Все, что угодно... Любое наказание...
   - Ты сделал выбор, Андрей. Между своей дочерью и Леной.
   Издает полустон-полувой.
   Добавляю в голос немного силы.
   - Пошел. Вон.
   Его словно сметает.
   Как бы он ни любил свою дочь, инстинкт самосохранения иногда действует независимо от головы.
   Слышу, как хлопает входная дверь.
   Вот и ладно.
   Беру в руки плащ.

***

   Из комнаты ожидания выхожу почти сразу, как только солнце заползает за горизонт. Спустя пару секунд появляется Апрель.
   - Душ, душ, милый душ! - скидывает с себя грязную одежду едва ли не на бегу и скрывается в ванной.
  
   Появляется из дверей, фыркая и вытирая мокрые волосы полотенцем.
   - С легким паром, - подначиваю.
   Хмыкает, поднимает голову
   - Взаимно. Извини, что поздновато поздравляю.
   Улыбаюсь.
   - Кстати. Слышал, как ты тут со своим слугой ругался...
   - Он больше не слуга, - поднимаю вещи, отношу в корзину для стирки.
   - Сказал бы "Вау!", да все слышал. А я говорил, что он тебе нафиг не нужен. Впрочем, твое дело.
   Пожимаю плечами.
   - Апрель, ты водить умеешь?
   Кивает.
   - Но только по воспоминаниям.
   - Годится, - делаю вывод. - Будь добр, заведи машину внутрь. А то Андрей ее вывел из гаража, чтобы Алену отвезти, а назад не загнал.
   - Попробую, - соглашается.

***

   Накладываю кошке корм.
   Мурчит, хрустит едой.
   Наливаю воды.
  
   Телефонный звонок.
   Достаю аппарат из кармана.
   Алена.
   Медлю, но нажимаю "прием".
   - Алло.
   - Марк? - переходит к делу сразу, без приветствия. - Я согласна на обращение.
   Голос сух и деловит.
   Молчу.
   - Только у меня есть некоторые условия, - добавляет.
   Забавно.
   - Приезжайте вдвоем, - говорю в трубку после паузы. - Пообщаемся.

***

   Появляются через три часа.
   Натягивают тапочки, проходят в гостиную.
   Взглядом Алены можно поджигать костры.
   Андрей смотрит исключительно в пол. Тело напряжено.
   Усаживаются на диван.
   Передвигаю кресло так, чтобы оказаться к ним лицом.
   - Слушаю вас, - усаживаюсь, закидываю ногу на ногу.
   - Марк. Ты хотел сделать меня такой, как ты сам. Я готова, - решительно заявляет Алена. - Что для этого нужно?
   - Во-первых, объяснить мне, почему ты так решила.
   - Какая разница. Это мое решение.
   Качаю головой.
   - Я не про это. Почему ты решила, что я хочу тебя обратить.
   - Ты сам про это говорил.
   Хмыкаю.
   - Нет, не говорил.
   - Марк...
   - Алена, у меня абсолютная память. Я могу повторить каждое слово с момента нашего знакомства год назад. Слов, что "я хочу тебя обратить" или им подобных - не было.
   - Ну, хорошо, не говорил. Но ведь хотел!
   - Нет.
   В глазах замешательство.
   - Но ведь не возражаешь!
   Киваю.
   - Не возражаю.
   - Так чего ждешь?
   Добавляю в голос терпеливые нотки.
   - То, что я не возражаю, еще не значит, что я этого хочу. В первую очередь, выбор за тобой.
   - Я согласна.
   - Теперь в благородного рыцаря решила поиграть принцесса... - говорю в угол. - Нет, Алена. Так не пойдет. Я должен знать твои мотивы.
   - Какая разница!
   - Большая, Ален. Я хочу знать, почему ты решила бросить все, что у тебя есть. Ты любящая мать и прекрасная дочь. Зачем тебе оставлять все это?
   - Я так хочу!
   - Тогда мой ответ: "Нет". Обращение - не прихоть.
  
   В гостиную входит Апрель.
   - Пардон, я не помешаю?
   Указываю на второе кресло.
   - Не помешаешь.
   - Не смог удержаться, чтобы не принять участие в такой беседе, - довольно заявляет, запрыгивая.
   Кресло натужно крякает, но выдерживает.
   Лицо умиротворенно-счастливое.
   - Продолжайте, продолжайте, - говорит умильным голосом.
   - Клоун, - кидаю в его сторону.
   - Мгм, - соглашается.
   Улыбка до ушей.
  
   Алена пытается собраться с мыслями.
   - Что за условие ты хотела мне поставить? - перевожу тему.
   - Чтобы ты оставил Маше жизнь и здоровье, - отвечает сразу.
   - Ах, вот откуда ноги растут, - усмехаюсь. - Наш пострел везде поспел.
   Меняю позу.
   - Алена. Ты сейчас предлагаешь мне, если переводить на человеческие понятия, чтобы я подарил тебе миллион долларов и добавил еще и виллу на Канарах. Обращение - это не товар. Это дар. Оно не покупается и не продается. Ты должна хотеть не Машину жизнь, а само обращение. Иначе это станет проклятьем. Для тебя и для меня.
   - А для тебя почему?
   - Потому что после твоего пробуждения начнется ученичество. И мы будем вместе на ближайшие двести лет. Двести лет, Алена. И на это время ты будешь всегда рядом со мной. Неотлучно. И как ты думаешь, легко ли мне будет учить птенца, который жалеет о своем обращении?
   - Переживешь как-нибудь.
   - Я - да, - киваю. - А ты? Алена, я не хочу терять птенцов.
   - Обратишь еще кого-нибудь.
   - Ты хочешь Машину жизнь? - добавляю в голос немного жесткости. - Хорошо. Обмен. Жизнь твоей Ани - на ее. Согласна?
   Во взгляде - ненависть.
   - А что, родишь еще кого-нибудь, - говорю равнодушно, смотря в глаза.
   Ненависть.
   - Тогда почему ты предлагаешь мне подобное? - спрашиваю с легкой грустью. - Алена... Птенец - это ребенок. Наш, вампирский. И отношение к нему - аналогичное. А терять детей - больно. Очень больно.
   - Как будто ты знаешь, - фыркает.
   - Знает, - с внезапным холодом в голосе говорит Апрель. - Знает. И дай Тьма, чтобы больше не узнавал.
   Виноватый взгляд.
   - Прости...
   - Алена... Я с тобой сегодня максимально честен и открыт. Я не использую в разговоре силу. И я хочу, чтобы это доверие было взаимным.
   - Доверять тебе?
   Киваю.
   - Да. И ты доверяла, помнишь? Разве я сделал хоть что-то, чтобы его обмануть?
   - Если бы я знала...
   - Что ты бы знала? Что я вампир? Так ты узнала. И что ты сказала мне тогда? Повторить?
   Закусывает губы. С ресниц капает влага, смывая тушь с ресниц.
   - Что изменилось, Алена? Я прошу, поясни. Почему ты меня возненавидела за какие-то полночи?
   - Ты убийца, Марк. Ты маньяк.
   - Убийца - да. Маньяк - нет.
   Несогласие.
   - Алена. Я - не человек. Не подходи ко мне человеческими мерками. Ты тоже питаешься низшими существами и особо маньяком себя не чувствуешь.
   - Какими?
   Апрель фыркает, прикрывает рот ладонью.
   - Мадам, как будто вы котлеты не едите... Или колбасу.
   - Но это же не из людей!
   - Не из людей, - соглашается птенец. - Но мы тоже не едим себе подобных. Что вас не устраивает?
   - Нельзя есть людей!
   - Нам с голода помирать, что ли? - поднимает брови.
   - Искать альтернативы!
   - Зачем?
   - Потому что людей есть нельзя!
   - Заладила... "Нельзя, нельзя"... А сама коровку кушаешь, - ворчливо заявляет ручке кресла. - Взяла бы и нашла альтернативу.
   - Но это корова...
   - Алена, - вздыхаю. - Вы, люди, для нас такие же низшие существа, как для вас - корова или та же свинья...
   - Со свиньей меня сравниваешь уже... Спасибо.
   - ***, какая же ты трудная, - птенец взлетает над креслом, врезается головой в потолок. - Ай-й-й...
   Падает обратно, едва не сломав многострадальный предмет мебели.
   - У нас нет выбора, Алена, - говорю еще раз. - Понимаешь? Нет. Выбора. Что изменится оттого, что я буду скорбеть о каждом выпитом? Ты скорбишь над котлетой?
   - Марк... почему ты так относишься к нам, к людям?
   - Потому что я вампир, Алена. Я - другой. Я не живу с мыслью, что человек - венец творения.
   - А вы, вампиры? Вы - венец творения?
   Пожимаю плечами.
   - Не знаю. Возможно, да. Возможно, нет. Какая разница?
   - А если появится кто-то, кто будет так же питаться вами?
   - Сдохнет с голоду, - хихикает Апрель. - Нас по пальцам пересчитать можно.
   В комнате повисает молчание.
   - Алена. Ты хороший человек. Я очень тепло отношусь к тебе. Если ты решишь разделить со мной Ночь, я почту это за честь. Но не в качестве платы за жизнь Маши.
   - А что ты хочешь за ее жизнь?
   - Другую жизнь.
   - Чью?
   - Неважно.
   - Моя подойдет?
   Молчу, глядя ей в глаза.
   - Хочешь в слуги? - медленно произношу. - Если ты согласишься на метку, ты никогда не сможешь войти в Ночь. Обращение для тебя станет невозможным. И ты больше не увидишь свою семью.
   - Почему?
   - Потому что таково мое условие. Ты будешь видеть Машу, будешь общаться с ней, но своих близких, в том числе и детей, не увидишь никогда. И никогда не узнаешь, как у них дела.
   - Почему?!!
   - Таково мое условие, - повторяю. - Если тебе действительно важна жизнь Маши.
   Беспомощно смотрит то на меня, то на Андрея, снова на меня.
   - Хозяин... - решается мой бывший слуга. - Я молю вас о прощении.
   Сползает с дивана, утыкается лицом мне в тапочки.
   Запах - животный.
   - Андрей... - пытается одернуть его Алена, но осекается. - Марк...
   Поднимаю брови.
   - Так нельзя... Марк, что ты делаешь?
   - Что я делаю?
   - Зачем ты так с ним?
   - Зачем? - вспыхивает Апрель. - Зачем?! Алена, он с этим придурком носился, как с писаной торбой. Это Андрюше, то Андрюше... Школа для дочери - лучшая в мире. Одежда - дорогая. Автомобиль - пожалуйста. Обед из ресторана - хоть каждый день. Москва, Англия - путешествуй - не хочу. Подарками обсыпал... На кармане у Андрюши твоего меньше сотни не водилось. Сто тысяч, Алена. И что в итоге? А в итоге закулисные игры. Зачем это Марку? Зачем ему слуга, который строит за его спиной козни?
   - Какие козни, Антон?
   - Простые. Если бы не его рассказ, ты не смотрела бы сейчас на Марка волком. Учитывая, как Марк к тебе относится...
   - А врать мне было можно?
   - Уй-й... Алена. Он рано или поздно сказал тебе это сам. Всякой вещи свое время. Он же тоже не сразу заявил, что он вампир, правда? Может, ему надо было с порога клыки продемонстрировать?
   - Антон... Не надо утрировать.
   - Я не утрирую, - поджимает под себя ноги. - Я правду говорю. Мы ассоциируемся отнюдь не с мягкими пушистыми котятами. Поэтому доверие завоевывать приходится именно так - медленно и постепенно.
   - И зачем?
   - Зачем вообще друзья? - спрашиваю.
   Достает из сумки зеркало, оглядывает заплаканное лицо с потеками туши.
   - Я был плохим другом, Ален? Тебе со мной было неудобно и тяжело?
   - Марк...
   - Иногда Вечность надоедает, - поднимаюсь с кресла, подхожу к окну. - Иногда устаешь от ее бесконечного холода. Иногда хочется простого тепла. Тепла человеческой души. И готов разбиться в лепешку, лишь бы еще раз, хотя бы на краткий миг увидеть в глазах - доверие. Радость от общения. Приязнь. Или даже любовь.
   - Марк... - прячет зеркало обратно.
   - Алена, - поворачиваюсь. Я никогда не обижаю своих друзей. И никому не позволяю их обидеть. Причем я на самом деле это выполняю. Мои возможности выше человеческих. Я могу наделить здоровьем, богатством, защитой. И мне не жалко. Для друзей. Но только для них.
   - Почему?
   - Вы, люди, отучили меня благодетельствовать всех подряд.
   - И чем же?
   - Чем? - усмехаюсь. - Тем, чем вы отвечали. Ненавистью на приязнь. Предательством на помощь. Подлостью на доверие.
   - Но не всегда же...
   - Не всегда. Почти всегда.
   Молчит.
   - Марк... Не убивай Машу.
   - Ее отец не выполнил договор, - пожимаю плечами.
   - А ты просто так не убивай. Не ищи предлог. Отступи хоть на миг от своих дурацких правил!
   Смотрю на Андрея.
   Сжался в комок у кресла.
   Алена встает с дивана, подходит ко мне.
   Тонкие руки обхватывают мое тело.
   Слегка боится.
   - Марк. Ты хочешь, чтобы я тебе доверяла? - спрашивает, прижавшись к груди. - Так докажи, что в тебе есть хоть немного от человека. Пусть Маша живет.
   Аккуратно кладу руки ей на плечи, провожу пальцами по затылку и шее.
   - Это изменит твое отношение ко мне?
   - Да.
   - Хорошо.
   Отстраняется, недоверчиво глядит мне в лицо.
   - Хорошо?
   Киваю, поворачиваюсь к Андрею.
   - Приведи себя в порядок. Возобновляю договор.
   Недоверчиво поднимает голову.
   На кресле протяжно вздыхает Апрель.

***

   - Раньше я думал, что Аугусто был более человечным, чем ты. Сейчас я вижу противоположное, - заявляет птенец, водя пальцем по столешнице.
   Алена и Андрей в ванной наверху.
   - Я не Аугусто.
   - Знаю...
   - Не сравнивай, Апрель. Мы - разные.
   - Знаю, - повторяет, заканчивая выписывать невидимый замысловатый вензель. - Шеш. Объясни, зачем тебе морока с этими людьми?
   - Пусть будут, - пожимаю плечами. - Все равно это ненадолго.
   - Ненадолго?
   - Да. Всего каких-то полвека.
   Замирает, подняв брови, потом разочарованно выдыхает.
   - Полвека... Треть моей жизни!
   - И бесконечно малое по сравнению с Вечностью. Апрель. Какая разница, сколько ты прожил? Не смотри назад.
   Кивает.
   - Ты прав. Прости. Глядя на этих людей... Я сам вспоминаю, как был человеком.
  
   На стол запрыгивает кошка, переступает с лапы на лапу.
   Одновременно протягиваем руки, гладим мягкую шерстку.
   - Апрель...
   Смотрит выжидающе.
   - Ты сильно жалеешь? - спрашиваю.
   - О чем?
   - О том, что стал al'lil?
   Задумывается на пару секунд, затем пожимает плечами.
   - Шеш... Мне было одиннадцать. Можно сказать, я человеком-то толком не был.
   - Но забыть не можешь, - полуутвердительно-полувопросительно произношу, глядя на птенца.
   - Не могу...
   - Это нормально. Лет через сто привыкнешь. Еще через сто - почти забудешь.
   - А потом забуду навсегда? - спрашивает с болью.
   - Нет, Апрель. Потом воспоминания вернутся. Но вернутся в новом качестве. И только тогда тебя можно будет назвать взрослым al'lil.
   В двери кухни стучат.
   - Заходи, Алена, - говорю.
   - Откуда ты знаешь, что это я? - любопытствует.
   - Я вот как размышлял. Андрей бы стучать не стал. Он вообще бы не пришел сюда. Значит, остаешься ты.
   - Логично.
   - А если честно - учуял.
   Хмыкает.
   - Все шутишь. Есть что выпить?
   - Тебе зачем? - Апрель поворачивается на стуле, глядит на Алену.
   - Андрею дать. Его трясет.
   - Шок, - делаю заключение. - Денек выдался не очень.
   - Не очень?! - в голосе женщины - гневные нотки. - Марк!!! Он весь день был на себя не похож!!! Я в жизни не видела до такой степени затравленного человека!
   - Сам напросился, - пожимаю плечами. - Алена. Что ты сейчас от меня хочешь? Спиртного? Где-то настойка была, пятьдесят три градуса. Поищи в холодильнике. Если Андрей ее всю не выпил до этого.
   Лезет в холодильник, достает початую бутылку, кусок копченой колбасы и половину лаваша.
   - У тебя в холодильнике почти ничего нет, как ты живешь?
   Пожимаю плечами.
   - С голоду не умер.
   Апрель фыркает в кулак.
   - Антон... Не смешно.
   - Угу, - соглашается и снова фыркает.
   - Марк... Что такого я сказала?
   - Ничего, - пожимаю плечами. - Иди уже. Отнеси Андрею настойку.
  
   Кошка трется мордой о мой нос.
   - Кис-кис! - зовет Апрель.
   Разворачивается к птенцу, приподнимаясь на кончиках задних лап.
   Убираю от лица кошачий хвост.
   Птенец заливается смехом.
  
   Алена уходит наверх, унося бутылку и найденную еду.
   Вниз спускается через полтора часа.
  
   - Марк. Ты не будешь против, если я останусь? Я не могу оставить Андрея... в таком состоянии.
   - Оставайся, - киваю. - Кстати, как он там?
   - Спит... Марк. Не тревожь его, хорошо? Он от одного упоминания о тебе чуть ли не в истерику впадает.
   - Ладно, - соглашаюсь. - Посижу тут.
   - Лучше поднимись, - возражает Апрель. - Укуси.
   - Антон! - возмущается Алена.
   - Что я такого сказал? - поднимает брови. - Вольет пару капель исцеляющей жидкости, снимет нервное напряжение. Алкоголь алкоголем, а укус вампира может с того света вытащить. Впрочем, кому я рассказываю...
   Встаю со стула.
   - Наверное, так и сделаю.
  
   Спит в позе эмбриона.
   Касаюсь силой, чтобы не разбудить. Разгибаю руку, сведенную едва ли не судорогой, привычно впиваюсь в предплечье.
   Глоток крови.
   Коктейль из алкоголя и адреналина.
   Рассудок держится на честном слове.
   Медленно ввожу нужные вещества, ощущая, как уходит нервное напряжение, как расслабляются сжатые мышцы.
  
   Проснется часов через десять.

***

   Алена хлопочет на кухне, что-то готовит. Апрель, выражая всем своим телом безнадежность, чистит морковь.
   - Иди, поспи, - предлагаю женщине. - Ты сегодня так и не ложилась.
   - Не хочу. Утром Андрея надо накормить.
   - Он проснется после обеда.
   - Значит, обедом.
   - Обед можно из ресторана заказать.
   - Марк. Я сказала, что не хочу спать. Зачем ты меня гонишь?
   - Не гоню, - иду на попятную. - Не хочешь, не ложись. Думаю, Андрею будет приятно поесть домашнее.
   Нехитрый комплимент Алене льстит.
   - Ты будешь?
   - Нет, - качаю головой. - Привыкай. У нас монодиета.
   Вздыхает.
   Апрель хихикает.
   - Антон! Чего смешного?!
   - Лена! Хочешь честно? - ухмыляется. - Ты забавная.
   - Рот закрой, шпана.
   Птенец замирает на секунду, потом заливается смехом.
   - Не могу... "Шпана"... Я - шпана... Старший, ты слышал?
   Не выдерживаю и тоже фыркаю.
   - Марк! Еще ты! Что не так?!
   - Алена, прости. Просто... Эта "шпана" старше тебя в пять раз.
   Хлопает глазами.
   - В смысле?
   - В прямом, - говорит Апрель, откладывая очередную морковку. - Мне сто пятьдесят шесть лет.
   - А тебе? - поворачивается ко мне.
   - Шесть тысяч, - смотрю ей в глаза. - Шесть тысяч двести восемь, если точнее.
   Вздрагивает.
   В окне - пробуждение нового дня.
   - Так, мадам. Я прошу прощения, но мне придется вас покинуть до вечера, - разводит руками птенец.
   - Я тоже отлучусь на минут пятнадцать, - киваю. - Побудешь?
   - Вы куда?
   - Надо.
  
   Пережидаю.
   Возвращаюсь в кухню.
  
   Алена спит за столом, положив голову на руки.
   Переношу на одну из кроватей, укрываю одеялом. Добавляю немного силы.
   Ей надо поспать. Сутки действительно выдались тяжелыми для нее.
   Она - человек.

***

   Подзываю кошку.
   Подбегает.
   Провожу рукой по мягкой шерстке, чешу за ухом.
   От удовольствия падает на бок, трется затылком о пол, выгибается.
   - Мур! - заявляет укоряющее.
   - Прости, я последнее время совсем замотался, - оправдываюсь.
   - Мур, - извиняет.
   Поднимаю за бока, ставлю на стол.
   Крутится, подставляя себя моим рукам.
   - Думаешь, я правильно поступил? - спрашиваю.
   Перебирает лапками.
   - Наши отношения со слугой никогда не станут прежними.
   Смотрит мне в глаза, прищурившись.
   - Я давно не играл в игры с людьми, - поднимаю ее за передние лапки, заставляя переступать по столу, словно в танце. - С тобой проще.
   Соглашается.

***

   Первой просыпается Алена. Слышу, как возится наверху - принимает душ, одевается.
   Заглядывает к Андрею.
   Несколько секунд стоит, замерев, потом тихо притворяет дверь.
  
   - Добрый день, - говорю, когда входит в кухню.
   - Привет, - кивает, доставая с полки чашку. - Ничего, что я у тебя похозяйничаю?
   Пожимаю плечами.
   - Ничего.
   Ставит чайник.
   - У тебя есть кофе?
   - Есть, - указываю рукой на шкафчик. - Там.
   - Не заметила, как уснула, - говорит, размешивая сахар. - Это ты меня отнес на кровать?
   - Я.
   - Андрей еще спит.
   - Знаю. Проснется попозже.
   Отпивает из чашки, смотрит на меня.
   Вопросительно смотрю на нее.
   - Марк. Пообещай мне, что не будешь больше доводить Андрея до такого состояния.
   Закрываю ноутбук, отодвигаю в сторону.
   - Извини. Не могу.
   - Почему?!
   В голосе возмущение и удивление.
   - Потому что он сам был причиной такого состояния, - поясняю.
   Чашка стукает о зубы.
   - Знаешь, а ведь маньяки-садисты тоже оправдывают свои действия подобным образом.
   - Я не садист и не маньяк. Алена, он тебе рассказывал, как мы встретились?
   - Нет.
   - А зря. Он на кладбище Дьявола вызывал.
   Фыркает, проливая кофе на стол.
   - Серьезно. Я над кладбищем пролетал. В одном углу местные сатанисты петуха режут, в другом - это чучело что-то бормочет. Заинтересовался, спустился. Поговорили, заключили договор.
   - Договор? Продажа души?
   - Не совсем. Я же не Дьявол. Служение в обмен на жизнь его дочери.
   - Почему не душа?
   - Алена. Ты ее хоть раз видела? Нет? Я тоже не видел. Так что... Сама понимаешь.
   - А что за служение?
   - За домом следить, кошку кормить, съездить-отвезти-привезти... Быт, в общем.
   - Тебе это так нужно?
   Качаю головой.
   - Вообще не нужно. Я могу в пещере жить с неменьшим комфортом. Там, правда, один минус. Интернета нет.
   Улыбается едва заметно.
   - Тогда зачем?
   - Сам не знаю. Жалко стало, наверное.
   - Жалко?
   Пристально смотрю Алене в глаза.
   Смущается.
   - Да, жалко. Ты знаешь, как пахнет безысходность?
   Молчит.
   - Я дал ему больше, чем просто жизнь дочери. Я дал ему свою дружбу. Но он решил играть по своим правилам. Скажи честно - зачем мне это? Почему я должен кормить того, кто меня кусает?
   - Марк. Все так, но жизнь ребенка...
   - Что - "жизнь ребенка"? Маша была обречена. Ее жизнь - моя заслуга. Я всего лишь вернул бы на круги своя.
   - Марк! Если ты так относишься к детям, тогда зачем спасал Витю?!
   - Не к детям, Алена, - терпеливо вздыхаю. - К долгу. К ответственности.
   - Тогда, может быть, и с меня потребуешь... плату?!
   Добавляю во взгляд немного холода.
   - Ты этого хочешь?
   Осекается, закусывает губу.
   - Алена, не забывай, что ты беседуешь не с человеком. У нас свои моральные принципы, социальные нормы и правила приличия. Мы очень серьезно относимся к долгу. Я не требую с тебя плату за Витю. Нет, если ты, конечно, хочешь, то не проблема. В свое время служить мне считалось огромной удачей и честью.
   - "В свое время..."?
   - Да, - киваю. - Когда-то в мою честь строили храмы. Слышала о Тескатлипоке?
   - Тискать... кого?
   - Тескатлипока. Один из божеств пантеона майя. Индейцы.
   - Майя знаю. А что это за бог?
   - Бог воздуха, жизни, удачи. Считалось, что он может напасть на путника. Но, если с ним справиться, исполняет любое желание. Ничего не напоминает?
   - Это... ты?
   Киваю.
   - Да. Когда-то пробовал себя и в роли бога. Не понравилось, если честно. Слишком хлопотно. В общем, те, кто попадали ко мне в служители, были очень почитаемы и уважаемы. Они долго жили, ни в чем не нуждались, никогда не болели. И работа у них была непыльная.
   - Здорово...
   - Да. И у тебя будет то же самое. Большой дом, деньги, здоровье. Ты и твои дети никогда не будут болеть.
   - Только я своих детей не увижу.
   - Увидишь.
   - Но ты тогда говорил...
   - Говорил, - киваю. - Тогда. Сейчас - ситуация другая. Тогда я показал, насколько ты была не готова жертвовать собой ради Маши. Сейчас же речь идет о выплате твоего личного долга. Поэтому такого условия не будет. Ты успеешь покачать на коленках не только внуков, но и правнуков, и праправнуков, и еще пару поколений.
   - Марк, ты соблазняешь, как Дьявол.
   Пожимаю плечами, поднимаюсь на ноги.
   Кошка бегает от меня к миске и обратно.
   Насыпаю ей корм, выпрямляюсь.
   - Я не соблазняю. Я говорю правду. Спроси у Андрея, болел ли он за этот год хотя бы простудой. Проверь медицинскую карту Маши. С ее здоровьем она может идти в космонавты. Когда повзрослеет, конечно. Спроси Андрея, сколько стоит его стрижка или костюм. Поинтересуйся, сколько стоит семестр в школе.
   - И меня ты тоже будешь шантажировать жизнью моего ребенка, как Андрея?
   - Нет. Если не будешь строить козни за моей спиной и выполнять приказы.
   - Какие приказы?
   - Любые.
   - Снять штаны и голой побегать, например? - спрашивает язвительно.
   Вздыхаю.
   - Алена. Давай без детского сада? Во-первых, я никогда не отдаю идиотских приказов, призванных лишь доставить моральные или физические страдания. Во-вторых, если я и отдам такой приказ... Да, ты будешь обязана его исполнить. Поскольку мне будут нужны подобные действия. Например, отвлечь врага, который несет угрозу кому-нибудь из нас. Поверь, если я это прикажу, значит, это лучший вариант.
   Смущенно теребит уже давно пустую чашку.
   - А стать таким... как ты... это как?
   - Хочешь стать Дочерью Ночи? - усмехаюсь. - Это просто. Ляжешь спать человеком - проснешься одной из нас. Я говорил об этом. Но это и сложно. Ты проснешься через сто лет.
   - Через сто лет?!
   Киваю.
   - Да. В две тысячи сто десятом году. Плюс-минус полгода. Первые пятьдесят лет ты будешь слабой и беззащитной, неспособной справиться с добычей. Тебя будут терзать приступы голода. Ты будешь ненавидеть меня за то, что я не даю тебе утолить этот голод, заставляю делать непонятные упражнения и медитации... Еще через пятьдесят лет ты едва сможешь подняться в воздух. Мы взрослеем к тремстам годам.
   - Долго. Что еще?
   Хмыкаю.
   - Подумай, что еще. Сто лет, Алена. Сто лет. Ты никогда не увидишь, как растут твои дети. Твои внуки будут дряхлыми стариками, которым ты не сможешь сказать "Привет, я ваша бабушка"...
   - Не увижу, как они растут... - говорит сквозь слезы в сторону.
   - Не увидишь, - кладу ей руку на плечо. -Поэтому я и сказал, что сложно. Но я обещаю, что позабочусь о них. Они ни в чем не будут нуждаться. Никогда. Они проживут достойную жизнь. Ты будешь ими гордиться.
   - Марк! Какой смысл в этом, если я этого не увижу?!
   - Какой смысл в достойной жизни? - переспрашиваю, добавляя в голос удивления. - Лучше наоборот?
   - Не передергивай!
   - Я не передергиваю. Подумай. У них будет все.
   - Кроме меня...
   Размазывает слезы по лицу.
   - Кроме тебя, - подтверждаю. - Считаешь это слишком большой платой за благополучную, долгую и здоровую жизнь?
   - Проще в слуги пойти...
   - Не проще. Тогда тебе придется столкнуться с их смертью.
   - Как... смертью?
   - Ты будешь жить гораздо дольше обычного человека. Они - нет. Я, конечно, продлю их жизнь, избавлю от инфарктов-инсультов... Но их потолок - восемьдесят-девяносто лет.
   - Это... Это жестоко, Марк.
   - Это жизнь, Алена. Жизнь рядом со мной.
   - Неужели нет выхода?
   - Есть, - пожимаю плечами. - Записать и их в слуги. Или, как вариант, ничего не делать. Живите себе. Будем встречаться пару раз в месяц, потом реже. Лет через десять я уеду, и мы потеряемся навсегда. Будешь рассказывать внукам, как тебе встретился вампир. А они будут улыбаться и делать вид, что верят.
   - И что мне делать?
   - Не знаю. Тебе решать.
   - Я подумаю.
   Киваю.
   - Думай.

***

   Андрей просыпается, когда Алена уже уезжает.
   Поднимаюсь наверх, заглядываю в комнату.
   Прыгает на одной ноге, засовывая вторую в штанину. Видит меня и с грохотом падает на пол.
   Приторный запах страха.
   - Жду тебя в кухне, - бросаю и прикрываю за собой дверь.
  
   Разогрею обед.
  
   Появляется минут через пять. Волосы взъерошены, глаза заспаны.
   Ставлю тарелку, наливаю чай.
   - Поешь. Потом скажу тебе кое-что.
  
   Меняется в лице.
   Подхожу, дотрагиваюсь до руки, вливаю каплю силы.
   Успокаивается.
  
   От дверей смотрю на него еще раз.
   Безучастно вталкивает в себя ложкой содержимое тарелки.
  
   Закрываю дверь.
   Делаю пару шагов и оказываюсь рядом с комнатой ожидания.
   Скоро зайдет солнце.
  
   ...Стоим на одной из горных вершин где-то в Азии.
   - Ч-чего тут так холодно? - спрашивает Том, ежась.
   Накидываю ему на плечи полушубок.
   - Потому что высоко.
   - Зима посреди лета.
   - Ага.
   - А зимой тут лето?
   - Нет, - разочаровываю, - зимой тут еще холоднее.
   Прыгает, потирая руки.
  
   От его взгляда становится неуютно, как будто это я сюда холод нагонял...

***

   Прихожу в себя через десять минут после окончания заката.
   В глазах все плывет.
   - Фигово выглядишь, - вместо приветствия говорит Апрель, когда я в буквальном смысле вываливаюсь ему под ноги.
   Не отвечаю.
   - Охота?
   Качаю головой. Говорить нет сил.
   - Ты похож на бледную смерть. Не заболел ли ты случаем?
   Хмыкнуть удается.
   - Ладно, поверю на слово.
   Помогает встать.
   - Спасибо, - удается выговорить.
   Фыркает.
   - Не за что, Старший.
  
   Андрей безмолвно глядит куда-то перед собой. На столе - пустая тарелка.
   Касаюсь плеча, опять добавляя немного силы, обхожу стол и сажусь напротив.
   Слуга вздыхает, взгляд оживает.
   Апрель тянет табуретку, но я качаю головой:
   - Полтора метра над полом. Тренируйся.
   Смотрит на меня щенячьим взглядом, чешет в затылке. Отставляет табуретку, поднимается в воздух.
   - Тебя тоже так гоняли? - спрашивает ворчливо.
   - Нет, не так. Но не жалей себя - мой Наставник был куда суровее.
   Висит посреди комнаты, как космонавт. Из-за компенсированной гравитации волосы пушатся гривой.
   - Андрей, - говорю слуге. - Ты понимаешь свою ситуацию?
   Опускает голову, сглатывает.
   - Да, хозяин... Мне спускаться... в подвал?
   Качаю головой.
   - Нет. Я не буду тебя наказывать. Я просто хочу, чтобы ты понял кое-что.
   Не шевелится.
   Ждет.
   - Андрей. В этот раз тебя спасла Лена. Следующего раза не будет.
   Ощущаю, как воздух стал почти стеклянным от напряжения.
   - Я понял, хозяин... Я больше не буду...
   Осторожно прикасаюсь силой, вкладывая ободрение.
   - Это хорошо.
   Вздрагивает, но потом расслабляется.
   Апрель теряет концентрацию и падает на пол.
   Кошка едва успевает увернуться, чтобы не быть придавленной. Испуганно уносится, пробуксовывая когтями.

***

   Телефонный звонок.
   - Как Андрей? - спрашивает вместо приветствия Алена.
   - Нормально, что ему сделается, - отвечаю. - Поужинал, сейчас телевизор смотрит.
   - Вот и хорошо. Марк... Я, конечно, понимаю... Но все же. Пожалуйста, не обижай его.
   - Обещать не буду. Все зависит от него.
   Это не тот ответ, который она ожидала.
   Молчит.
   - Спасибо, что беспокоишься за моего слугу, - говорю. - Но я не причиню ему вреда.
   - Спасибо, Марк.
   Нажимаю "отбой" после Алены.

***

   Маша приезжает тридцатого марта.
   За прошедшие месяцы заметно подросла.
   В дом входят раскрасневшиеся, довольные. Маша вежливо здоровается.
   На лице моего слуги - счастье.
   - Как дорога? - интересуюсь.
   - Скучно было. Показали пару мультиков, а больше ничего.
   Снимают верхнюю одежду, обувают тапочки.
   Поправляю сбившуюся прядку, заправляю ее в заколку.
   Краем глаза замечаю, как нервно дергается Андрей. В глазах двойственное выражение - страх и желание защитить, уберечь. Убрать дочь от меня подальше.
   - Хочешь мороженого? - предлагаю Маше.
   Кивает.
  
   Одним мороженым дело не ограничивается.
   Апрель кормит ребенка полноценным ужином.
   - Подумаешь, гамбургер в самолете. Ты еще растешь, этого мало.
   Маша послушно съедает спагетти с подливой и салат.
   - Спасибо, - благодарит моего птенца.
   - На здоровье, - отзывается.
   Мороженое - в вазочке, политое абрикосовым сиропом.
   Ест аккуратно, набирая в ложку понемногу.

***

   - Тебе нужно гнездо, - говорит Апрель, когда Андрей уводит уставшую Машу наверх в ее комнату.
   - Зачем?
   - Ты ведь планируешь обратить свою человечицу. Алена которая.
   - Не планирую. Если она захочет - буду рад. Если нет...
   - Если нет, - перебивает Апрель, - то ей придется принять метку слуги, чтобы быть рядом с нами. А у нее трое детей. Шеш, у тебя становится слишком много людей, ты не думаешь?
   - Предлагаешь половину обратить, половину оставить? - хмыкаю.
   - Это решать тебе. Лично я обратил бы Алену, Машу и, наверное, того парнишку, который у тебя на диване в Москве дрых.
   - Саша?
   - Да, он самый.
   - Я не планировал вообще заводить птенцов.
   - Шеш. А ты спрашивал у своего Старшего, сколько его птенцов выжило?
  
   ...На небе - россыпь звезд.
   Наблюдаю, как мой Наставник летит по небу темной тенью, попеременно заслоняя яркие точки.
   - У тебя есть еще птенцы? - спрашиваю, когда он приземляется и отряхивается.
   - Нет.
   - Почему?
   - Мне тебя хватает, - ухмыляется.
   - А были?
   - Были.
   - А где они сейчас?
   - Шеш, ты задаешь слишком много вопросов.
   Замолкаю. С Наставником спорить - себе дороже.
   - Позже узнаешь, - смягчается, видя мое расстроенное лицо...
  
   - Он не сказал, - отвечаю Апрелю.
   - Аугусто хотел большое гнездо, - говорит через полминуты.
   Ощущаю, как где-то в позвоночнике противно колет подозрение.
   - Апрель... Только не говори, что он обратил еще кого-то.
   Молчит, закусывает губы.
   - Апрель!!!
   - Шеш... Да, несколько...
   - Где они сейчас?!
   - В схроне...
   - Чего?!!
   Подскакиваю, сбиваю стол.
   Падает с оглушительным грохотом.
   - В схроне? Они еще спят?!
   Кивает.
   - Сколько их там?! Когда они должны пробудиться?!
   - Шеш, успокойся, пожалуйста, - вскакивает на ноги, выставляет перед собой руки.
   - Сколько?!
   - Не знаю...
   - Почему не знаешь?! Когда он их обратил?!
   - Шеш!
   Беру себя в руки, поднимаю упавший стол.
   Одна из ножек шатается.
   - Когда они должны восстать?
   - Скоро...
   - Как скоро? Апрель, не зли меня.
   - В течение этого года должен пробудиться первый из обращенных.
   Ударяю по столу рукой.
   Жалобно хрустит и разваливается на части.
   - ***! - говорю куда-то в пространство. - Младший, какого... ты молчал?!
   - Я не знал, как ты отреагируешь, - виновато глядит на обломки стола. - Я...
   - Какие еще сюрпризы приготовил мне этот идиот Аугусто?!
   Мнется, пожимает плечами.
   - Не знаю.
   Делаю глубокий вдох. Ощущаю, как это простое человеческое действие успокаивает мои натянутые нервы.
   - Где его схрон?
   - В Гималаях.
   - Найдешь?
   - Найду, - серьезно говорит. - И... Старший. Я прошу у тебя прощения. Признаю свою вину.
   - Прощаю, - вздыхаю. - Только... Не надо больше мне таких сюрпризов. Собирайся. Отбываем.

***

   Поднимаюсь на второй этаж.
   Слугу нахожу в комнате дочери.
   - Марк Витальевич, а что там грохнулось? - интересуется девочка.
   - Стол сломал, - признаюсь.
   Андрей не говорит ничего, лишь смотрит на меня немигающим взглядом, прижимая к себе дочь.
   - Мы с Апрелем отбываем, - говорю слуге. - Постараемся явиться через пару недель. Так что хозяйничай тут сам. Кошку не забывай кормить.
   Кивает.
   - Хорошо...
   - И еще. Если ты хочешь взять Алену в жены - я не против.
  
   Ответа не дожидаюсь. Прикрываю дверь, оставив ошеломленного Андрея в обнимку с Машей.

***

   До Гималаев добираемся за три с половиной часа, но еще долго кружим над горами.
   Найти схрон оказывается не таким простым делом. Несколько раз приземляемся, но Апрель, исследовав какие-то лишь ему известные участки поверхности, качает головой, и мы снова поднимаемся в воздух.
   - Вот. Это оно, - говорит Апрель, когда мы в очередной раз оказываемся на земле.
   - Уверен?
   - Да. Конечно, за сто лет это место изменилось, но это оно.
  
   Оглядываю горный склон, покрытый льдом вперемешку с грязью.
   Птенец откидывает в сторону пару ледяных глыб, выковыривает гранитный валун.
   - Вход засыпало, - поясняет. - Тут раньше вход в пещеру был. И лед на пару сотен метров ниже заканчивался.
   - Глобальное потепление, - соглашаюсь. - Так всегда. То теплеет, то холодает. Но надо откопать вход и посмотреть, насколько сильно его завалило.
   Кивает.
   - Но сперва найдем убежище, - говорю. - Кстати, мне очень любопытно, как сюда умудрился добраться Аугусто. Причем дотащить спящих.
   - Пешком, - отвечает Апрель. - Где пешком, где прыжком.
   - Пингвин долбанный, - делаю вывод.

***

   Вход в схрон откапывается с трудом. За много лет земля слежалась, смерзлась. В одну из ночей улетаю в глубь Китая. У каких-то рабочих ворую пару кирок, пару ломов и лопату.
   Работа идет быстрее. Я долблю землю, а Апрель оттаскивает в сторону камни и куски мерзлой земли.
   - Если бы Аугусто был жив, то он, несомненно, уже бы здесь объявился.
   - Может, он заблудился?
   Хмыкает, оценивая шутку.
   - Или передумал.
   - Если он передумал, - говорю, в очередной раз ударяя киркой, - то ему лучше сразу рассвет встретить. Не пожалею.
   - Зачем ты его вообще обращал?
   - Человеком он был адекватнее.
   - Не повезло.
   - Не повезло, - соглашаюсь.

***

   Вход мы откапываем за десять суток. Одну из ночей нам приходится потратить на охоту, а еще в одну я летал за инструментами.
  
   Но вход - это не все. Это лишь начало длинного лабиринта внутри горы. Где-то есть схрон - пещера, лишенная доступа света.
   - А оно нам на головы не упадет? - спрашивает птенец, с опаской глядя на остатки завала.
   - Может, и упадет, - отвечаю, пролезая сквозь проделанное отверстие.
   - Ага, и замурует лет на тысячу.
   - Может, и замурует. Ты аккуратнее, аккуратнее.
   Поворачиваюсь, смотрю выжидающе.
   Смотрит на меня, ослабляет гравитацию и опасливо пробирается ко мне.
   - Веди, Сусанин, - говорю. - Я тут не был.
  
   По длинным разветвляющимся коридорам блуждаем еще два дня. Где-то на полпути приходится раскапывать еще один завал.
   - Не мог получше место для схрона выбрать, - бурчу, оттаскивая очередной камень. - Бульдозером я еще не работал.
   - А как бы он выбрал? - спрашивает Апрель, ковыряя лопатой щебень.
   - Был бы умнее, выбрал. Посмотрел бы на стены, прикинул, как горы себя вести будут. И выбрал бы нормальное место.
   - Тебе легко сказать.
   - Я этому научился у Старшего. Лет за двадцать. Если бы он не сбежал, нам бы не пришлось тут кротами работать.
   - Сколько лет ты птенцом был?
   - Сто восемьдесят четыре, кажется. Вспомнить надо. Я года-то считать научился лет в тридцать.
   - Человеческих?
   - Нет.
   - Сколько лет тебе было, когда тебя обратили?
   Усмехаюсь.
   Достаточно интимный вопрос. Могу не отвечать.
   - Четырнадцать. Или пятнадцать, не уверен.
   - Всего?!
   - Это по нынешним меркам - "всего". А по тем - я был уже мужчиной, воином, добытчиком. У меня было три женщины, из которых двоих захватил я сам в набеге на соседнюю деревню. В твое время было не так?
   Задумывается.
   - Так. Мой старший брат женился в пятнадцать. Через год у него родился сын. Сестру выдали замуж в тринадцать, а еще одну - в двенадцать.
   - Ну вот.
  
   Выкатываю еще один камень.
   В пятнадцати метрах от нас - двое испуганных людей, жмущихся друг к другу. Руки стянуты веревкой.
   Запас.
   У нас много работы.

***

   - ***! - говорю с чувством, оглядывая небольшую пещеру. - %%%! ###!
   Спящих - не несколько. Их несколько десятков.
   Заострившиеся черты лица, бледная, словно мраморная, кожа, по твердости не уступающая тому же мрамору, истлевшая за целый век одежда.
   Индийцы, китайцы. Четверо европейцев и даже три негра. В основном мужчины, но женщины тоже встречаются.
   - Несколько, говоришь? - поворачиваюсь к Апрелю. - Сразу сказать было нельзя количество? Я тебе говорил, что не люблю подобные сюрпризы?!
   Отскакивает на пару метров.
   - Я не знал, клянусь! Аугусто при мне прятал только вот этих, - тычет пальцем в некоторых спящих. - Потом мы перебрались в другое место. Он иногда отлучался, но я не знал, что он продолжил...
   - И в течение какого времени они будут пробуждаться? - спрашиваю сам у себя. - Если в течение хотя бы лет двадцати - это еще ничего. А вот если все восстанут за год... Апрель, ты точно не знаешь, где этот ... Аугусто?
   Мотает головой.
   - Клянусь. Не знаю.
   - Жаль. Ох, жаль. Я бы его...
   - Мне стыдно, что он был моим Старшим, - вдруг говорит птенец. - Почему это был не ты?
   - Потому что если бы тебе встретился я, то ты бы так и остался человеком, - резко бросаю. - Так. Тебе задание. Сосчитать их всех.
   - А ты куда?
   - За едой.
  
   Разворачиваюсь к выходу.

***

   На этот раз лечу в Индию.
   Одной охотой дело не ограничивается. Покупаю сотовый телефон, звоню домой.
   - Как вы там? - спрашиваю Андрея.
   - Нормально, - чуть медлит.
   - Алена с тобой?
   - Передать ей трубку?
   - Нет, не надо. Как она?
   - Хорошо.
   - А Маша?
   Голос меняется. Очень слабо, но я чувствую.
   - Тоже хорошо.
   - Вам привезти чего-нибудь?
   - А вы где?
   - Между Индией и Китаем.
   - Не знаю... Как пожелаете.
   - Кошка как?
   - В порядке. Ест, спит, бегает за фантиком.
   На этот раз я слегка улыбаюсь.
   - Мы будем через неделю.
  
   Разговор оставляет ощущение чего-то потерянного.
   В одной из сувенирных лавочек покупаю статуэтку слоноголового бога Ганеши.

***

   - Сорок два, - приветствует меня Апрель.
   Присвистываю.
   - Но они пробудятся не за год. Я помню, что отлучки Аугусто случались в течение нескольких лет.
   - Нескольких... это сколько? - спрашиваю с опаской.
   - Семь или восемь, точно не уверен.
   Семь лет. Все же не год. Сорок два птенца за год - можно сразу в рассвет выходить.
  
   Тщательно исследую каждого спящего.
   Никаких признаков скорого пробуждения.
   - Точную дату первого обращения знаешь?
   - Пятое сентября тысяча девятьсот десятого. Вот этот китаец.
  
   Вглядываюсь в фарфоровое лицо.
   Глаза закрыты, губы плотно поджаты.
   Похож на хорошо сделанную куклу.
  
   - Что бы мы делали, если бы он восстал в течение марта? - бурчу под нос. - Апрель, ты помнишь о сроках?
   - Помню. Но Аугусто говорил, что в первый месяц редко кто просы...
   - Тьма тебя побери, Апрель! - рявкаю. - Твоего Аугусто надо на осиновый кол посадить! Я проснулся в первый месяц! "Редко" - не значит "никогда"! Полгода "до" и полгода "после"! Полгода, а не пять месяцев!
   - Ну он же не восстал!
   - Слава Тьме, - успокаиваюсь. - Хоть в чем-то повезло.

***

   Стою на склоне рядом со входом в недра горы.
   Над головой - звездное небо.
   Нахожу Полярную звезду. Висит над самым острием одной из гор.
   Перевожу взгляд выше и левее.
   Кохаб.
   Еще выше и еще левее.
   Тубан.
   Еще выше.
   Ед Асик.
   Когда я появился на свет, полярной звездой был именно он. Затем его сменил Кохаб, потом Тубан, затем - Киносура. Та самая, которую люди этой эпохи называют Полярной.
   И названий у этих звезд не было. Звезды да звезды. Это сейчас придумали.
  
   - О чем думаешь? - спрашивает Апрель.
   - О полярных звездах, - честно признаюсь.
   Смотрит на Киносуру.
   - Она же одна.
   - Да. Но раньше была вон та звезда - Кохаб. Еще раньше - Тубан. А еще раньше - Ед Асик.
   - А еще раньше?
   - А еще раньше была звездочка, ныне именуемая Тау Дракона. Но меня тогда еще даже в проекте не было не только у моего Старшего, но и у моих родителей. И родителей не было.
   - Ого! - только и может сказать.

***

   - Люди на такой высоте не выживут. Им слишком холодно, - задумчиво произносит Апрель, глядя на промерзший бок горы.
   - Не выживут.
   - Что ты будешь делать?
   - В смысле? - интересуюсь.
   - Твой слуга тут замерзнет.
   - Замерзнет, - соглашаюсь. - К тому же его опасно держать рядом со сворой только что пробудившихся птенцов.
   - И куда ты его денешь?
   - Я думал сделать деревню недалеко отсюда.
   - Деревню? И кого ты туда поселишь?
   - Людей.
   - Каких людей?!
   - Разных.
   - А они согласятся?
   - Не забывай, где мы. Мы - между Китаем и Индией, самыми населенными странами на планете. Нищих, готовых продать себя за кусок хлеба - вагон и маленькая тележка. И факт, что им придется пожертвовать парой-тройкой своих детей из имеющихся десяти-пятнадцати ради сытой жизни их ничуть не смутит.
   - Ты их прокормишь?
   - Апрель, меня сейчас занимает другой вопрос - прокормлю ли я стадо птенцов. Сорок два голодных рта. Раз в неделю. Сорок два человека на неделю. Шесть человек в день. Я, конечно, унесу за раз и шестерых, и даже десятерых, но проблема в том, что тут лету часа четыре от ближайшего населенного пункта с таким грузом. Я не смогу заниматься ничем, кроме снабжения.
   - А запас сделать?
   - Вот я и хочу сделать деревню. В часе пути. Чем думал Аугусто?!
   - Ну... может, он хотел как-то по-другому...
   - Плевать на идиота. Дальше. Сорок два человека в неделю. Сто восемьдесят за месяц. Почти две тысячи за год. Охотиться придется по всей территории Индии и Китая, иначе такое количество пропавших без вести насторожит кого угодно, пусть даже и в перенаселенных странах. А это - время.
   - И ты хочешь деревню, чтобы не охотиться?
   - Именно. Но тут тоже не все гладко. Смотри. В год - две тысячи человек. То есть нам нужно как минимум три тысячи женщин и триста-пятьсот мужчин, если не брать во внимание, что некоторые из людей придерживаются моногамии. Двести-триста человек - резерв. Почти четыре тысячи. Апрель, четыре тысячи - это шесть пятиподъездных девятиэтажек. Две восьмиподъездных шестнадцатиэтажки, если в квартире по четыре человека. Можешь представить размеры поселения, даже если селить в одноэтажные?
   Трет нос.
   - Могу. Офонареть.
   - Вот-вот. И это количество - едва будет себя воспроизводить. Увижу Аугусто - убью.
   - Чем ты людей кормить будешь?
   - Пока не знаю. Первое время можно еду покупать, а дальше надо выращивать самим.
   - И что ты на этих высотах вырастишь?
   - Апрель. Я пока не знаю. Это надо думать, считать. Я вот думаю, может, гнездо вообще перенести куда-нибудь.
   Смотрит пристально, отворачивается.
   - И куда?
   - Не знаю я. Вообще не представляю куда.
   - Может, в пустыню?
   - Ага, а воду ты будешь в ладошках из моря таскать.
   - Ну, на остров тогда.
   - На какой?! Знаешь подходящий? Чтобы лет сто, как минимум, там никого не появилось?
   Задумывается.
   - Вот-вот, - иронично кошусь в сторону птенца. - Но можно и над островом подумать. Надо вообще все варианты рассмотреть. Я первый раз в такой ситуации. У меня никогда больше трех птенцов за раз не было. И то я их обращал с промежутком в пятьдесят-семьдесят лет.
   - Сорок два...
   - Да, а теперь сорок два, - соглашаюсь. - И пробуждаться они будут примерно каждые два месяца. Увижу Аугусто - убью.
   - Я тебе помогу, - кивает. - Если что.
   - Надеюсь, больше подобных сюрпризов нет? - подозрительно поглядываю на Апреля.
   - Нет.
   - Точно?
   - Точно, точно. Или, если и есть, я о них не в курсе.
   - Смотри мне.
   - Шеш, кровью клянусь.
   Хмыкаю.
   Серьезная клятва.
   - Ладно. Будем думать, как быть. Пара недель у нас есть. Никто просыпаться не собирается, и это хорошо. Собирайся, домой полетим.
   Кивает, складывает в углу инструмент.

***

   Домой возвращаемся ближе к полуночи. Приземляюсь в углу двора. Апрель расцепляет руки и слезает с моей спины.
   Делаю шаг в сторону двери.
   Посторонний запах.
   Замираю на секунду, но потом расслабляюсь.
   Знакомый запах.
   Причем других посторонних в доме нет.
  
   - ...вдруг сердиться будет...
   - Буду, - говорю, входя в кухню.
   При моем появлении вскакивают все трое - Алена, Андрей и Саша Морозов.
   Сзади хмыкает Апрель.
  
   - Ты откуда здесь взялся? - спрашиваю подростка.
   - Он тебя искал, - говорит Алена.
   - А я не тебя спрашиваю. Его, - резко обрываю женщину.
   Саша смотрит куда-то в пол.
   - Я к вам приехал, - выдавливает в итоге.
   - Явление Христа народу, - произношу театральным тоном. - И на кой ляд ты мне сдался?
   - Вы добрый...
   Делаю медленный вдох и медленный выдох. Отодвигаю стул, сажусь за стол.
   - Дед знает, что ты тут?
   - Дед... умер. Полтора месяца назад.
   Голос Саши - отрывист. Чувствуется, что прилагает немалые усилия, чтобы не заплакать.
   - Как давно он здесь? - спрашиваю Андрея.
   - Два дня...
   - Почему тебя нельзя оставить одного, Андрей? Каждый раз ты чего-нибудь вытворяешь! Что будет в следующий раз?
   - Хозяин... Я не хотел... Я... - бледнеет.
   - Это я настояла, - приходит на помощь Алена. - Марк, ты бы выслушал Сашу, а потом бы ругался.
   - Я не ругаюсь, - пожимаю плечами. - Просто вы забываете, кто в этом доме хозяин. Алена, я не горю желанием заводить себе еще людей. У меня своих хлопот хватает.
   - Марк! Я еще раз прошу, выслушай Сашу...
   - Ладно, - сдаюсь. - Выкладывай.
  
   Ерзает, собирается с духом...
  
   Почему люди никогда не могут изложить свою проблему четко и по порядку? Вот и Саша Морозов - мямлит, запинается, перескакивает с одного на другое. Следить за нитью повествования не очень удобно.
  
   После того, как я вернул Сашу полковнику, Александр Евгеньевич загорелся желанием встретиться со мной еще раз. Несмотря на то, что я четко дал понять свою позицию по этому поводу. Расспросил Сашу и выяснил два момента. Первый - я живу в Хабаровске. Второй - я вылечил дочь Андрея.
  
   Даже не удивляюсь. Зная, что у моего слуги очень длинный язык...
  
   По своим каналам полковник сумел найти адрес общежития Андрея. Собирался приехать, да не успел. После его смерти родители Саши отправили сына в интернат. Саша там не пробыл и дня - сбежал. И не придумал ничего лучше, чем приехать ко мне.
  
   Барабаню пальцами по столу.
   - Саша. Вот скажи честно - на что ты рассчитывал, явившись сюда?
   - Ну...
   - Тебе дед про меня рассказывал?
   Кивает.
   - Да.
   - Что именно?
   - Ну... Что вы... не человек, - пытается подобрать слова, чтобы никто не поднял его на смех. Осекается, видя серьезные лица.
   - Так это... правда? - моргает, обводя взглядом людей и моего птенца.
   - Что еще?
   - Что вы представитель иного разума... Вы с другой планеты, да?
   - Ага, - киваю, обдумывая ситуацию. - С Марса.
   К сожалению, мои слова принимаются за чистую монету. Взгляд исполнен благоговения и восхищения.
   - Брось, это чушь, - приходится пояснить.
   - А кто же тогда?
   - Кто... Эта тайна может стоить тебе жизни. Ты действительно этого хочешь?
   - Да!
  
   Апрель усмехается.
   - Юношеский максимализм, - подытоживает. - Старший, он не понимает всей серьезности ситуации.
   - Не понимает, - соглашаюсь. - Что с ним делать будем?
   - Не знаю, - пожимает плечами. - Он к тебе пришел.
  
   ... - Граф, позвольте принести вам присягу.
   Вытираю клинок.
   - Идите к черту.
   Громкий смех.
   - Граф, так, как вы бились... Мы думаем, мы уже пришли.
   - И не боитесь присягнуть? - смотрю на говорящего.
   Размазывает по лицу пот вперемешку с кровью.
   - Нам некуда больше идти.
   Оглядываю всех.
   Пятеро крепких мужчин. Один зажимает ладонью рассеченное плечо, но через силу улыбается.
   - Черт с вами. Приносите.
   Серьезнеют...
  
   - Я назад не вернусь! - возмущается мальчик.
   - Это решать мне, - произношу холодно. - Ты пришел сюда, я тебя не звал. И, чтобы остаться, тебе придется доказать свою полезность.
   - Я докажу!
   Перевожу взгляд на Андрея. Мой слуга бледен, в глазах - напряжение.
   - И чем же ты докажешь? - спрашиваю немного в сторону.
   - Чем угодно!
   Смотрю в глаза взъерошенному подростку.
   Жаль, что сейчас люди перестали понимать смысл того, что они говорят.
  
   ... Шаги отдаются гулким эхом от стен.
   - ...рю тебе, пятнадцать тысяч полновесных дукатов! Ты хоть раз в жизни держал в руках такие деньги?
   Голос незнакомый, с хрипотцой.
   - Не держал. Но я вряд ли могу быть вам полезен.
   А это - голос Тома.
   - На эти деньги ты купишь себе все, что захочешь. Только подсыпь своему хозяину в еду...
   Поворачиваю за угол.
   Мой слуга беседует с каким-то мужчиной.
   Видят меня.
   - Мышка сама пришла в мышеловку... - произносит человек.
   - Преданность не всегда покупается за деньги, - отвечаю. - Томас, убей его.
   Окончание моей реплики совпадает с предсмертным хрипом.
   Резким движением Том выдергивает из шеи кинжал.
   - Слушаюсь, хозяин, - говорит запоздало...
  
   ...- Почему ты не взял деньги? - спрашиваю.
   - Я не дурак, я знаю, что вас нельзя отравить.
   - А если бы было можно?
   Останавливается.
   Делаю по инерции два шага и тоже останавливаюсь. Поворачиваюсь.
   - Если бы я вас предал, у меня были бы эти золотые. Но только они. А так у меня есть вы, хозяин. И гораздо больше, чем жалкие пара десятков фунтов золота. Весь мир.
   Усмехаюсь...
  
   - Хорошо. Что ты хочешь от меня?
   Непонимание.
   - Ты хочешь быть полезным мне. Вряд ли бескорыстно. Что ты хочешь взамен?
   - Чтобы вы меня не прогоняли...
   - Это само собой. Но вряд ли только это.
   Молчит.
   - Если ты не скажешь, чего ты хочешь, я тебе не смогу этого дать, потому что не буду знать. И ты будешь недоволен.
   Встаю, делаю несколько шагов к окну.
   На улице - ночь, но скоро рассвет.
   - Хочу быть таким же, как вы.
   Слышу, как вздрагивают люди.
   - Вот как? - поворачиваюсь, вглядываюсь пристально в лицо подростка, покрытое пунцовыми пятнами. - И каким же?
   - Сильным. Дед говорил, что вы можете сломать стену. И еще вы умеете летать. И... лечить любые болезни. Я не маленький, я понимаю, что ваша история про стволовые клетки - выдумка. Нельзя отрастить ногу. Никакими средствами. Наша медицина еще этому не научилась. А даже если бы и научилась, явно не в домашних условиях...
   - Умный мальчик, - говорю, - наблюдательный. Но ты не знаешь, кто я.
   - Какая разница!
   - Нет, Саша, качаю головой. - Разница есть. Меня все считают чудовищем. Нежитью, ночным кошмаром. Меня ненавидит даже мой слуга, самый близкий человек из всех живущих. Когда люди узнают о моей природе, любовь сменяется ненавистью. Уважение - презрением. Восхищение - пожеланием скорее сдохнуть. И ты будешь таким же. Ты этого хочешь?
   - Меня это не пугает...
   - Первый раз я убил в девять лет. А ты?
   - Я...
   - Ты не убивал, - заканчиваю за него. - Но тебе придется. Ты будешь убивать каждую неделю, чтобы выжить. Ты этого хочешь?
   Поджимает губы. Скулы напряжены, на лбу пот.
   - Мой дед был военным, - говорит наконец. - Он тоже убивал. Он рассказывал, как был на войне. Иногда убивать - необходимость...
   - Саша!
   От резкого вскрика Алены слегка морщусь.
   - Не смей так говорить, ты ничего не понимаешь...
   - Ты сама просила его выслушать, - перебиваю. - Сейчас у нас деловой разговор. Что тебе не нравится?
   - Ты... - вскакивает.
   - Что ты ожидала, человечица?! - вкладываю в голос металл. - Что меня растрогает история о бедном сиротинушке, и я возьму его на содержание?! Или же, терзаясь мыслями о том, что ребенка надо вернуть в интернат, куплю ему билет до Москвы? Или что?!
   - Марк, не смей говорить со мной в таком тоне!
   - Нет, это ты не смей говорить со мной в таком тоне, - добавляю силы, и Алена падает обратно на стул. - Ты - человек.
   Слышу, как гулко стучат три сердца.
   Хотя нет, четыре.
   Четвертое сердечко бьется где-то на холодильнике. Но, в отличие от человеческих, достаточно спокойно.
   Смотрю на кошку.
   К разборкам подобного рода она, похоже, уже привыкла.
  
   - Слушай сюда, Саша, - произношу.
   Поднимает взгляд, в котором читается готовность.
   - К моему великому сожалению, люди в последние века взрослеют все позже и позже. Когда-то мужчинами становились в десять или двенадцать лет. Сейчас же - даже двадцать пять лет не показатель для взрослой личности. Поэтому я решаю так. Завтра мы отвезем тебя в аэропорт. Не перебивай! - одергиваю, видя, что мальчик пытается что-то сказать. - Ты вернешься в интернат и пробудешь там два года. Через два года я вернусь за тобой. Если твоя решимость не исчезнет... Я дам тебе то, что ты хочешь. Если нет... То ты останешься в своем интернате и будешь жить дальше обычной жизнью обычного сироты.
   - Я уже решился!
   - Нет, Саша, - вкладываю в голос немного грусти. - Тебе четырнадцать. В двадцать первом веке ты, увы, еще ребенок. Слишком ребенок. Было бы это лет... шестьдесят хотя бы назад - милости просим.
   На ресницах набрякают капли.
   - Вот видишь, - укоряюще произношу. - Глаза намокли. И еще. Никогда. Никому. Ни при каких обстоятельствах ты не скажешь, где и у кого был. И о том, кто я - тоже.
   Хмыкает.
   - Вы так и не сказали мне этого.
   - Я вампир.
   - Серьезно?
   - Нет, Александр Игоревич, я с вами в игрушки играю.
   Интересно, что бы сказал о моей интонации Маяковский? Из нее гвозди получатся?
   Опускает голову еще ниже.
   - Два года тебе на то, чтобы решить, хочешь ли ты стать ночным убийцей. Кошмаром из легенд. Нечистью. Нежитью. Хотя... - немного ослабляю нажим в голосе, - если ты передумал сейчас - говори. Ничего с тобой не сделаю. Обещаю. Если тебе дед рассказывал, я всегда держу свои обещания.
   - Я не передумаю...
   - Тогда иди спать, - развожу руки. - На сегодня прием окончен.
   Смотрит на Андрея, Алену. Задевает взглядом Апреля.
   Жду.
   Со вздохом встает и выходит из кухни.
   Вот и хорошо.
  
   - Теперь разберемся с вами, люди, - говорю мужчине и женщине.
   Напрягаются.
   - И на что ты рассчитывал, притаскивая его сюда? - спрашиваю Андрея.
   - Хозяин...
   - Марк, я же говорила, это я настояла, - влезает Алена.
   - Андрей... Скажи мне, чей ты слуга? - не обращаю внимания на женщину.
   - Ваш...
   - Тогда зачем ты подчиняешься другим? Ты знал, что мне это будет неприятно? Знал. Тогда какого хрена?!
   - Хозяин... Простите...
   - За последние полгода я то и дело тебя прощаю. Сколько можно?
   - Прошу вас, хозяин...
   - Марк!
   Произносят одновременно.
   - Почему вы доставляете мне столько хлопот, люди? - обращаюсь к ним обоим, но ни к кому конкретно. - За последний год у меня было больше неприятностей, чем за последние двести лет.
   - Думаешь, нам было легко? - криво улыбается Алена.
   - Нет, - соглашаюсь. - Не легко.
   Молчим.
   Смотрю в угол комнаты, пытаясь решить, что делать дальше.
   - Нам нужно уехать, - говорю через некоторое время.
   - Всем?!
   Это Алена.
   - Мне, Апрелю и Андрею, - поясняю. - А ты - как хочешь.
   - Марк!
   Слегка наклоняю голову в сторону, всматриваясь в лицо женщины.
   - Я не бросаю тебя, не думай. Просто у тебя есть выбор, ехать с нами или нет. Мы едем далеко и надолго. В горы. Там высоко и холодно.
   - Зачем?
   - По делам. Ты - можешь остаться.
   - А Андрей?
   - Его место рядом со мной. Он мой слуга.
   - Марк, он не собака!
   - Я - не человек. Не забывай.
   - Ты бессердечная сволочь!
   - Мое сердце остановилось шесть тысяч лет назад, - бросаю резко. - И за эти шесть тысяч лет вы, люди, отучили меня от всех добрых чувств и дел, которые бывают. Вы, люди. Вы упорно приучали меня к тому, что я - ваш враг. И я - научился. И, между прочим, именно ты поспособствовала тому, что Андрей остался слугой.
   - Каким образом?
   - Алена, - говорю, чуть помедлив. - Вспомни. Ты просила меня, чтобы я не трогал Машу. Но это может быть лишь при одном условии - жизнь за жизнь. Мне пришлось принять Андрея назад...
   - Марк... Я не это хотела...
   - Неважно, что ты хотела. Важно то, что получилось в итоге. Не надо игр, человек. Я переиграю любого.
   - И если я стану твоей служанкой, ты тоже будешь так со мной обращаться?!
   - Не служанкой. Слугой, - поправляю мягко.
   - Какая разница?!
   Вопрос игнорирую.
   - Алена. Я прошу тебя понять одну простую вещь. Я - не человек. Не надо мерить все по своим меркам. Ты ошибешься. Ты уже ошибаешься. Ты дорога мне как личность. Неважно, станешь ли ты моей сестрой, одной из Детей Ночи, или же решишь принять метку - я буду заботиться о тебе. Больше, чем о тебе заботился кто-либо. Я стану тебе верным другом, твоим защитником и покровителем. Ты забудешь о многих проблемах, которые решают женщины твоего возраста, особенно разведенные. Станешь сестрой - я буду заботиться о тебе, как о сестре. Я буду учить тебя, наставлять, делить с тобой все твои беды и радости. Станешь слугой - ты никогда ни в чем не будешь нуждаться. И я действительно защищу тебя от любых врагов.
   - Марк...
   Подхожу к женщине, опускаюсь на корточки так, чтобы мои глаза оказались ниже ее, беру ее за руку.
   - Ты не такая, как все. Ты упряма, своенравна, умеешь не бояться. Ты легко принимаешь новое, и утверждаешь свою волю. Из тебя получится сильное Дитя Ночи.
   - А как же мальчики и Аня?
   - Я клянусь кровью, что буду заботиться о них, как о своих детях. Я дам им лучшее, что в моих силах. И они вырастут достойными людьми. И я никогда не наврежу им.
   - Я подумаю...
   - Думай, - поднимаюсь на ноги. - Думай.

***

   После восхода открываю ноутбук, захожу на сайт продажи билетов.
   Один взрослый.
   Саше уже есть четырнадцать.
   Электронные билеты - это удобно.
  
   - Твой самолет в восемь тридцать вечера, - говорю, когда Саша появляется в кухне.
   - Самолет?
   - Да. Тебя что-то удивляет?
   - Да так... Я сюда поездом ехал. Неделю.
   - Зато обратно полетишь. Восемь часов.
   - Спасибо, - кривится в подобии улыбки. В голосе - разочарование.
   В его возрасте два года - это долго.

***

   Уезжают втроем.
   - Я потом Алену домой отвезу... Сашу проводим, и отвезу. Вы не против? - интересуется мой слуга.
   - Не против, - пожимаю плечами.
  
   - Два года. Помни, - говорю, когда мальчик делает шаг через порог.
   Запинается, оборачивается.
   - Два года, - повторяю.
   Кивает.
  
   Закрываю за людьми дверь.
   Закат в девять.

***

   Кошка встречает меня у дверей комнаты ожидания. Вертится у ног, требует еды.
   Иду на кухню.
   Тянусь к ручке...
  
   Острая боль сжимает давно остановившееся сердце. Пространство застывает липкой пеленой.
   Андрей.
   Продираюсь сквозь желе замершего воздуха, нащупывая тонкую нить связи. Сознание раздваивается.
   Мне известно не только направление, но и точное местонахождение моего слуги.
   И то, что его жизнь в опасности.
  
   Миг - и мир приходит в норму.
   Но не весь.
  
   Выбегаю из дома.
   У меня мало времени.
  
   На обочине автодороги оказываюсь за десять секунд.
   Надеюсь, что в моем районе живут исключительно недоверчивые люди. Пусть я лучше буду глюком, чем очередной сенсацией.
   Первая попавшаяся машина.
   Перехватываю ее на дороге, дергаю дверцу.
   Водитель - азербайджанец средних лет. Даже не успевает опомниться, как я касаюсь его силой. Мгновенно теряет сознание.
   Спихиваю мужчину на соседнее сиденье, втискиваясь за руль.
   И вдавливаю в пол правую педаль.
  
   Мотор взревывает, инерция прижимает меня к спинке.
   100... 120... 160...
   Машина слушается руля с легкой задержкой, но привыкнуть к этому - секундное дело.
   Быстрее, чем это сделал бы человек.
   165... 172...
  
   Обхожу встречающиеся на пути автомобили мягко, стараясь не испугать других водителей.
   Они - люди.
   Тем не менее, сзади слышу визг шин и даже один удар.
   Не отвлекаюсь.
   175...
  
   А вот и пробка.
   Торможу резко, оставляя на асфальте черные полосы. Захлопываю дверь угнанной машины, бегу, лавируя между жестяными корпусами стоящих автомобилей.
   Добегаю.
   "Калдина" узнается с трудом. Перед смят в кашу, вокруг - стеклянное крошево.
   Удушающий запах бензина и смерти.
   Время...
  
   Рядом бестолково галдят очевидцы.
   Выламываю искореженную дверь, вытаскиваю первое тело.
   Первое.
   Второе не трогаю.
   Тел - два. Но выживших - меньше.
   - Я врач... - толкает меня в плечо какой-то человек.
   - Я тоже!!!
   Волной моей силы сметает всех вокруг на расстояние трех метров. Заодно в негодность приходят почти все телефоны и видеорегистраторы.
   А времени мало...
  
   Стягиваю с тела футболку, но с шеи не снимаю.
   Она очень хорошо прикроет мое лицо.
   Встаю на колени рядом с человеком, кладу руки на грудь.
  
   Сердце не бьется.
   Удар силой.
   Еще удар.
   Вздрагивает, слабо толкаясь в грудную клетку.
   Впиваюсь клыками в сонную артерию.
   Так быстрее.
  
   Веду сердцебиение уколами силы.
   Яд растекается по организму, заставляя его жить.
   Хрипит, втягивая в себя воздух.
   Открывает глаза.
  
   Отпускаю сердце. Робко дергается, переключаясь на самостоятельную работу.
  
   Натужно кашляет, выплевывая сгустки крови.
   Поднимаюсь на ноги, натягиваю футболку обратно.
  
   Он будет жить.
  
   Обхожу остатки автомобиля.
   Левая часть "Калдины" словно побывала под прессом. Месиво из металла, пластика и едкого запаха смерти.
   Поднимаю с земли клочок грязно-серых волос. На концах - кусочек кожи.
  
   А она жить не будет.
  
   Вдалеке воют сирены.

***

   - Чудо, что он выжил, - говорит мне врач - пожилая женщина. - Обычно с такими травмами почти сразу умирают.
   Не отвечаю, лишь смотрю в упор на обмотанное бинтами тело.
   - Мы сделали, что могли. Организм крепкий, теперь все в руках божьих.
  
   Все неправда.
   Я просто успел вовремя.
   И его здоровье - в моих руках.
  
   - Как вы оказались на месте аварии?
   А это лейтенант в серой непримятой форме. В руках - блокнотик и ручка.
   - Мимо проезжал.
   - Очевидцы рассказывают...
   Касаюсь силой.
   Ничего они не рассказывают, отстань.
   Мне еще встречаться с мамой Алены.

***

   Говорят, материнское сердце все чувствует. Скорее всего, оно так и есть.
   - Алена? - смотрит на меня в упор, не мигая. - Что с ней?
   Обхватываю две морщинистые ладошки.
   Слабая искра силы.
   - Ее больше нет.
   Вздох женщины бьет по ушам.
   - Как? - спрашивает растерянно, даже не пытаясь высвободить руки.
   - Авария.
   - У нее же нет машины, - теряется.
   - Она... была с Андреем. Нашим общим другом, вы его знаете.
   - С Андрюшей?
   - Да, - подтверждаю.
   - Что же он так водит плохо? В следующий раз я не разрешу ей с ним ехать...
   Добавляю еще силу.
   - Не разрешите, - соглашаюсь.
   Смотрит куда-то сквозь меня. Взгляд постепенно тускнеет, уводя разум прочь из реальности.
   - Надо ей позвонить...
   - ПозвСните, - веду женщину в комнату, усаживаю на диван. - Обязательно.
   Сдвигаю рукав, высвобождая предплечье. Уколом силы отключаю сознание, хотя, наверное, это можно было бы и не делать.
   Стираю часть ее горя своим ядом.
   У нее растут трое внуков.
  
   Голод накатывает.
   Я потратил сегодня много силы.

***

   Домой возвращаюсь за полночь.
   - Где ты был?
   Поднимаю глаза на птенца.
   - Алена разбилась, - сообщаю вместо ответа на вопрос.
   - А твой слуга? - спрашивает сразу.
   - В больнице... К нему я успел.
   - Соболезную, - наклоняет голову. - Она была тебе дорога.
   Киваю. Слова застревают где-то в горле.
  
   - Мне нужна охота... Ты не возражаешь? - интересуюсь у Апреля через какое-то время.
   Смотрит на меня долгим взглядом, затем кивает.
   - Один... Или вдвоем?
   - Можно вдвоем, - соглашаюсь.
  
   Кружимся над ночным городом.
   - Это было здесь? - внезапно спрашивает птенец из-за спины.
   - Что "здесь"? - непонимающе гляжу вниз...
   ... и дергаюсь, потеряв на долю секунды вектор.
   Внизу темное пятно и мелкие блики стеклянных крошек.
   - Здесь, - говорю глухо.
   Кровь уже замыта дорожными службами.
  
   Поворачиваю прочь, резко ускоряясь. Чувствую, как висящий на спине Апрель впивается мне в шею, чтобы не вылететь из объема.
   Прочь.

***

   - Шеш! Шеш! - слышу за спиной возмущенный голос птенца.
   Останавливаюсь, повисаю в воздухе.
   - Тьфу, тебя так неудобно звать вслух! Я вот что хочу спросить: мы куда летим-то?
   Вокруг - бескрайние просторы тайги.
   - Не знаю, - честно признаюсь.
   - Спустись, пожалуйста.
  
   Плюхаемся на какую-то заснеженную полянку.
   - Старший, я беспокоюсь за тебя.
   - Все хорошо, - поднимаюсь на ноги. - Я в порядке.
   - Ты не в порядке, - качает головой. - Не ври.
   Усмехаюсь.
   - Младший, ты забываешься...
   - Плевать, - обрывает. - Ты - не в порядке!
   Смотрю в звездное небо.
   - Не в порядке, - соглашаюсь, наконец. - Я не успел.
   - Быстрее ты бы не добежал.
   - Добежал. Я могу бежать со скоростью триста километров в час. Автомобиль не дотянул даже до ста восьмидесяти. Лететь - еще быстрее.
   - И в Интернете была бы целая куча видео бегающих футболки и джинсов...
   - Но я бы успел к Алене...
   - Не факт.
   Нагребаю в горсть липкий снег вперемешку с весенней грязью.
   - Не факт...
   Какое-то время занимаюсь тем, что катаю ком.
   - Не кори себя, - говорит птенец, и я с удивлением ощущаю мягкий, слабенький ток силы от него.
   - Я не корю, Апрель. Мне... надо пережить это. Это пройдет.
   - Пройдет, - подтверждает. - Полетели назад?
   - Полетели, - соглашаюсь.
   Отступаю на шаг.
   В жизни Алена была гораздо красивее, чем в виде снежной скульптуры.

***

   Сегодня идет снег. Хотя на улице - середина весны, тем не менее, с неба падают густые белые хлопья.
   Оглядываю собравшихся людей.
   Мужчины, женщины. Кого-то я знаю, кого-то вижу первый раз.
   Трое детей, пожилая женщина. С ними - мужчина.
   Родственный запах говорит, что это бывший муж Алены.
   Гроб закрыт.
   Сейчас люди почти не сталкиваются со смертью. А первая смерть, которую они видят вблизи - это смерть их близких. И это - тяжело.
   Чувствую, что мой рукав дергают. Поворачиваю голову.
   У Ани - заплаканное лицо.
   - Марк Витальевич, а где дядя Андрей?
   - В больнице, - отвечаю девочке.
   Наблюдаю, как гроб обвязывают веревками, чтобы опустить в узкую яму.
   - Папа заберет нас к себе, - говорит Аня. - Но я не хочу.
   - Почему? - интересуюсь. - Он твой отец.
   - Ну и что. Я хочу остаться с вами, Марк Витальевич.
   - Иногда не все случается так, как мы хотим, - пожимаю плечами.
   - У вас большой дом, - возражает. - Я могу жить в той комнате, что наверху. На самом верху.
   Понимаю, что говорит о мансарде. В ней очень свежо спать летом. Зимой, правда, очень холодно.
   - Дело не в комнатах, Аня.
   - Тогда в чем?!
   - Во мне. Твой отец - родной тебе человек. А я для тебя - чужак.
   - Мне одиннадцать! Я умею все делать!
   - Будет. Через четыре месяца. И умеешь ты не все. Ты еще слишком мала, чтобы нести ответственность за себя.
   Обижена.
   Еще ребенок.
  
   Кладу на свежий холмик две темно-красных розы и небольшую фигурку из слоновьего бивня.

***

   Кошка лежит на новом столе, растянувшись шерстяной тряпочкой.
   - Что ты думаешь делать с детьми? - спрашивает Апрель.
   - С какими детьми?
   - С детьми твоей человечицы.
   - А что я с ними должен делать?
   Складывает ноги по-турецки, паря на высоте полуметра над полом.
   - "Я клянусь кровью, что буду заботиться о них, как о своих детях. Я дам им лучшее, что в моих силах..."
   Свой голос со стороны всегда слушать не очень приятно.
   - Она ведь не стала одной из нас...
   - А твоя клятва разве содержит это условие?! - поднимает брови, распрямляя ноги и становясь на пол..
   - Я не это хотел сказать...
   - "Неважно, что ты хотела. Важно то, что получилось в итоге..." - опять цитирует мои слова моим голосом. - Напомни, кому ты это сказал?
   Поднимаю глаза. Наши взгляды сталкиваются.
   В воздухе повисает напряжение.
   Давим друг друга силой.
   Первым не выдерживает, разумеется, птенец. Отводит глаза.
   Но мне не легче. Ударяю по полированной столешнице. Она жалобно хрустит, разваливаясь в щепки под моей рукой.
   Столы в этом доме, похоже, долго не служат.
   - Тьма тебя побери, Младший...

***

   Андрей в больнице.
   Его можно было бы забрать домой, но у меня нет времени присматривать за ним.
   Надо решить вопрос с пробуждающимися птенцами.

***

   - Останешься здесь, пока я не вернусь, - говорю Апрелю.
   - А ты куда?
   - Смысл жизни искать, - хмыкаю. И добавляю, глядя на его непонимающее лицо: - В схрон я.
   Кивает.
   - Понял. А мне что делать?
   - Не забывай кормить кошку.
   - Я могу только ночью...
   - Хотя бы ночью. Это лучше, чем оставить ее без еды.
   Кивает.
   - Сделаю, Старший.

***

   Проснувшихся в схроне нет.
   Это радует, поскольку в первые часы птенцу нужен особый уход.
   Но в течение нескольких дней проснутся сразу двое.
   И это не радует, поскольку меня не хватит на двоих одновременно.
   А Апрель - далеко отсюда.
  
   Выбираюсь на склон, усаживаюсь на какой-то камень, погружаюсь в раздумья.
   Надо что-то придумать. Андрей не выживет на такой высоте. Здесь холодно, да и нельзя его держать поблизости от голодных птенцов. А пробудившихся нельзя держать вблизи человеческих поселений, тем более в шестисоттысячном городе.
   И Апрель полезен лишь наполовину, учитывая его неумение летать и сугубо ночной образ жизни.
   Никогда не любил проблемы.
   Но с ними хотя бы не скучно.
  
   Поднимаюсь в воздух и направляюсь в сторону Хабаровска.
   Может, найду что-нибудь подходящее среди сопок, между которых стоит город.

***

   Мне везет. Глубокая пещера, куда не проникает свет, находится через несколько часов. Правда, довольно близко к какому-то селу. Если какой-нибудь птенец вздумает найти еду самостоятельно, то у него может получиться.
   А это - нехорошо.
   Вдобавок сильно пахнет людьми - были не ранее, чем летом.
   Но лучших вариантов все равно нет.

***

   Забираю из прежнего схрона двоих, которые вот-вот пробудятся.
   Я должен быть недалеко.
  
   В новом схроне укладываю будущих птенцов на пол. Можно было бы сделать антураж: гробы, свечи. Но у меня нет времени. Хотя первые впечатления в момент пробуждения крайне важны. Птенец должен осознать свою смерть, свой переход в новое состояние. Свое рождение в новом качестве.
   Мне на это потребовалось пара месяцев.

***

   - Смотрел "Новости"? - спрашивает с порога птенец.
   - Нет, когда бы я успел?
   - В Хабаровске маньяк объявился. Около города в лесополосе нашли несколько трупов разной степени разложения. Снег стаял, они и стали видны.
   Скидываю плащ.
   - Что тебе в европейской части России не сиделось? - опирается на стену. - Там плотность городов и городишек зашкаливает. И людей побольше...
   - Так получилось, - пожимаю плечами.
   Кошка трется боками.
   Нагибаюсь, глажу ее по пушистой спинке, получая в ответ умильный взгляд, полный счастья.
   - Что со спящими?
   - Двое проснутся в течение суток или двух.
   - Черт, - кривится. - И что делать будешь?
   - Ты мне поможешь.
   - Ага, будто я знаю, что делать. Никогда этого не видел, если честно.
   - Я видел. Научу. В любом случае, рядом с ними должен всегда быть взрослый al'lil.
   - Шеш, осиновым колом тебе по голове! Я сам птенец!
   - Ты все равно старше них. И... Апрель, мне больше некого просить. Не Андрея же, верно?
  
   Прохожу на кухню.
   - Почему нас так мало? - ворчит птенец где-то сзади.
   - Потому что не все выживают, - резко бросаю. - Ты ведь знаешь это.
   - Знаю... Каждый раз прошу Тьму подождать.
   - Теперь нас будет больше, - сажусь за стол, подтягиваю к себе ноутбук. - Если справимся.
   - Тьма побери Аугусто... - отзывается.

***

   В новый схрон доставляю Апреля ближе к утру.
   - Ненавижу подземелья, - бурчит. - Насиделся.
   - Можешь выйти, - фыркаю. - Дверей здесь нет.
   - Ага. Рассвет встречать. Нашел идиота.
   Смеемся.
  
   Трогаю носком сапога одного из спящих.
   Тело уже утратило каменную твердость. Теперь он похож уже на плотную каучуковую поделку.
   - Смотри, - показываю Апрелю. - Видишь, он мягкий.
   - Ага, - кивает.
   - Скоро проснется.
   - Он и пахнет по-особому.
   - Верно, - соглашаюсь. - Запоминай. Он проснется на эту или следующую ночь.
   - Не днем?
   - Днем не просыпаются. Никогда. Только ночью.
   - Понял, - задумчиво вглядывается в лицо второго. - А этот?
   - Этот еще нет. Скорее всего, позже. Первого приму я, второго ты.
   Закусывает губы.
   - Я боюсь.
   - Не бойся. Это несложно. Смотри и запоминай. Ты справишься.
   - Я постараюсь, Старший. Спасибо за доверие.

***

   Прохожу в палату.
   Запах застарелой мочи и немытых тел.
   - Хочешь домой? - спрашиваю Андрея, когда он, наконец, поворачивает ко мне голову.
   - Мне без разницы.
   - Тебе за эти дни больница не надоела?
   Хмурится.
   - Какая разница?
  
   Восемь дней в реанимации. В простую палату перевели позавчера.
   Окидываю взглядом соседей.
   Траченные жизнью мужчины, хранящие в тумбочке бутылки с дешевым пивом, водкой или портвейном.
   Запах сигарет без фильтра.
   - Разница есть, - говорю.
   - Для меня - уже нет.
   - Жизнь не кончается...
   - Уйдите, пожалуйста...
   Качаю головой.
   - С этим ты опоздал.
   Смотрю на непонимающее лицо, и поясняю:
   - Опоздал на год.
   Ковыряет стену правой, относительно целой рукой.
   - Жаль, что вы не опоздали на этот раз...
   Осекается, видя мое лицо.
   - Опоздал.
   Молчит.
   Встаю со стула, отставляю его в сторону.
   - Я вернусь завтра. Поедем домой.

***

   Слушаю капитана в потертом кителе. Рассказывает, как на встречную полосу вылетел "Лэнд-крузер", за рулем которого находился некий Вязанкин И.Н., и столкнулся с "Тойотой-Калдиной"...
   С машиной Андрея.
   Вязанкин и его пассажиры отделались синяками и шишками.
   "Тойота-Калдина" восстановлению не подлежит.
   Как и один из ее пассажиров...
  
   Рассказывает долго. Рисует схему аварии, показывает фото Вязанкина, дает его домашний адрес, телефон...
   Смотрю в протокол.
   "...содержание алкоголя..."
   Пассажиры "Ленд-крузера" были пьяны.
   И водитель - тоже.
  
   - Только... вы должны понимать... Его отец - высокопоставленная личность. Самое большее, что ему грозит - полгода условно... Даже права вряд ли отнимут...
   Взгляд виноватый.
   Развожу руками, мол, что поделать.
   - Спасибо, - говорю. - Вы очень помогли.
   Протягивает руку на прощание.
   Через десять минут он меня даже не вспомнит.

***

   Ночь провожу в схроне с Апрелем.
   - Велика радость - сидеть в ожидании, - смотрит куда-то на стену.
   - Я тоже так сидел, не переживай. Сперва наведывался раз в неделю, потом - сидел каждую ночь. А после пробуждения - так вообще безвылазно первые два месяца.
   - А еда?
   - Раз в неделю отлучиться на пару часов - не страшно.
   - Это настолько серьезно?
   Пристально смотрю на Апреля.
   - Ты не помнишь, как пробудился сам?
   - Эм... - смущается. - Помню... Но Аугусто не сидел около меня постоянно. Я его видел раз в два-три дня.
   - Это потом можно уже раз в два-три дня навещать птенца, хотя и не приветствуется... Тебе еще повезло, значит. Птенцы чего только не чудят первые два-три месяца. И гулять идут к людям, и убивают всех подряд, кто под руку подвернется... И голодовку объявляют...
   Хихикает.
   - Тебе смешно. А я так несколько птенцов потерял. Один повадился в свое прежнее поселение забредать. Искал обидчика, который уже лет "дцать" как помер. В результате люди не сплоховали и приняли его на копья. Серебряные, разумеется.
   Ежится, потирает руки.
   - Бр-р-р.
   - Вот именно, - соглашаюсь. - Я не смог ничего сделать. Был бы он человеком... Но...
   - Серебро - мерзкая вещь, - подтверждает.

***

   Андрей покорно подписывает все бумаги, которые ему подсовывает возмущенный врач.
   - Не знаю, чего вас не устраивает в нашей больнице... Но желаю вам выздороветь и не болеть.
   Звучит очень похоже на "надеемся на ваше скорейшее возвращение".
  
   До дома доезжаем на карете "скорой помощи". От небольшого "калыма" бригада не отказывается.
  
   Укладываю слугу на кровать в его комнате.
   Морщится.
   Снимаю часть бинтов, оставив только гипс на ногах и левой руке.
   - Дней десять тебе еще надо будет полежать, - объясняю. - Извини, быстрее не получится.
   - Полежу, - равнодушно соглашается.
   - Ты не виноват в аварии, - присаживаюсь рядом.
   Молчит.
   - Андрей. Водитель встречной машины был пьян. Это полностью его вина.
   - Зато он жив.
   - Ты хочешь, чтобы он умер?
   - Хочу, - говорит с вызовом.
   - Хорошо, - соглашаюсь. - Он умрет.
   Резко поднимает взгляд, осознав, с кем беседует.
   Смотрю, как в глазах мелькают самые разные мысли и эмоции.
   - Забыл, кто я? - улыбаюсь слегка насмешливо. - Никто не смеет обижать моего слугу. Это раз. Во-вторых... Алена была дорога и мне.
   Закусывает губы.
   - Спасибо...
   - Не за что.

***

   В новом схроне появляюсь после заката.
   - Хорошо, что ты прибыл, - с облегчением вздыхает Апрель. - Я все думал, что буду делать, если он проснется... А тебя нет.
   - Принял бы сам, - улыбаюсь. - Это несложно.
   Смотрит с недоверием.
   - Шеш... Я, конечно, понимаю, что это ты так шутишь... Не надо больше.
   Улыбаюсь еще шире.
  
   Через два часа после заката нас становится трое.
  
   Резко вдыхает, уставившись в потолок. Секундная пауза - корчится, втягивая в себя ненужный воздух, бесполезно раздувая легкие, царапая пальцами шею.
   Перехватываю запястья, прижимаю его к стене пещеры.
   - Здравствуй, Младший.
   Говорю на хинди, повторяю ту же фразу на бенгали и английском.
   Он был индусом - должен меня понять.
   Бенгали.
   Дышит тяжело. В глазах - ужас.
   - Не бойся.
   Капля силы.
   Ужас сменяется просто страхом.
   - Сахиб...
   Говорит с трудом.
   Он молчал сто лет.
   - Добро пожаловать в Ночь.
  
   Отпускаю.
   Поднимается на ноги, пытается поправить одежду, но та расползается под пальцами.
   Теряется.
   Апрель с интересом наблюдает за происходящим.
   - Спасибо, сахиб... Вы спасли меня.
   - От чего? - интересуюсь.
   - От смерти.
   Ожидал многого, но именно этой фразы - нет.
   - Отнюдь, - отвечаю после заминки. - Ты умер.
   Недоверие.
  
   Протягиваю руки, снова прижав к стене пещеры, и зажимаю ладонью рот и нос.
   Второй рукой держу его запястья.
  
   Дергается, пытаясь высвободиться из моего захвата и сделать вдох.
   Держу крепко.
   Минут через десять перестает сопротивляться, лишь смотрит мне в глаза.
   - Мертвые не дышат. И ты тоже.
  
   Отпускаю, когда во взгляде остается только обреченность.
  
   Пытается что-то сказать, но сбивается на кашель.
   Его тело еще не привыкло к существованию в новом качестве.
  
   - Первое, что ты должен сделать - успокоить. Второе - убедить, что он мертв, - поясняю Апрелю. - Самое легкое - показать, что ему не нужно дышать.
   - А потом?
   - А потом можешь дать ему имя. Хотя можешь и не давать, дать позже.
   Смотрю на новорожденного.
   - Ветер.
   - Что - "ветер"? - не понимает Апрель.
   - Его будут звать Ветер.
  
   Новоиспеченный Ветер смотрит на нас, глупо улыбаясь.
   Я беседую с Апрелем на русском.
   А новичок пока говорит только на бенгали.
  
   - Тебя зовут Ветер, - говорю.
   - Нет, сахиб, - возражает. - Меня зовут...
   - Тебя раньше так звали, - перебиваю. - Твое прежнее имя осталось там, где осталась твоя жизнь. Ты вошел в Ночь. И тебя зовут Ветер.
   - Слушаюсь, сахиб...
   Стискиваю зубы.
   - Называй меня "Старший". И никогда не говори мне "сахиб".
   - Слушаюсь... Старший.
  
   - Ему было бы лучше быть слугой, - замечает Апрель.
   - Но он - наш собрат, - смотрю на стоящего в услужливой позе Ветра.
   - Чем, интересно, руководствовался Аугусто, обращая его?
   - Какая уже разница!
   Оба птенца вздрагивают.
   Кажется, это было громко.
   - Какая разница... - повторяю тише.
  
   - Не выпускай его наружу, - говорю Апрелю. - Я приду на следующую ночь. Отвечай ему на все вопросы, но аккуратно. И следи, он может предпринять попытки "самоубийства"
   - Какие?
   - Самые разные. Кто-то головой о стенку бьется, кто-то с высоты прыгнуть хочет.
   - Или на обрывках одежды повеситься? - хихикает.
   - Именно. Сам понимаешь, скучать некогда.
   - Сделаю, Старший, - отвечает на бенгали.
   В глазах Ветра - интерес.

***

   Остаток короткой, почти летней ночи посвящаю охоте.
   Но жертву на этот раз не убиваю.
  
   Цепь в подвале по-прежнему крепкая.

***

   Готовлю Андрею завтрак - творожную запеканку, два бутерброда с колбасой и кофе с молоком.
   Помогаю держать тарелку. Ложкой управляется сам.
   - Как себя чувствуешь?
   - Лучше, чем в больнице. Курить охота.
   Лезу в шкаф, достаю из кармана куртки начатую пачку и зажигалку.
   - Держи.
   - Вы не против?
   - Не против, - слегка улыбаюсь. - Я не дышу.
   - Простите, забылся, - чиркает колесиком зажигалки.
   - Ничего страшного. Кстати, у тебя есть пожелания, как должен умереть виновник аварии?
   Давится дымом.
   Терпеливо жду, пока прокашляется.
   - Вы серьезно? - выдавливает из себя, наконец.
   Киваю.
   - Абсолютно.
   - Я... Не знаю.
   - Думай. Я исполню.
   На лице отражается напряженная работа мысли.

***

   Пленника тоже нужно накормить.
   Для таких случаев я использую деревянные тарелки. Железные миски можно наточить, а керамические хорошо бьются на осколки.
   Кладу в тарелку остатки запеканки и пару кусочков колбасы, достаю из холодильника небольшую бутылку с водой. Готовить что-то отдельно не вижу смысла.
   Спускаюсь в подвал.
  
   - Ты знаешь, кто у меня отец?! - встречает меня "объект" вместо приветствия.
   - Знаю, - отвечаю равнодушно. - А ты знаешь, кто я?
   - Кто бы ни был, ты уже труп! Он тебя из-под земли достанет!
   Ставлю на пол тарелку, подвигаю движением ноги.
   - Знаю.
   Швыряет еду в мою сторону. Уклоняюсь, тарелка ударяется о стену, разбросав вокруг куски завтрака.
   - Зря, - пожимаю плечами. - Будешь голодать.
   Воду ставлю на пол. Захочет пить - достанет.
  
   Выхожу из подвала под обещания всевозможных способов расправы. Надо будет рассказать Андрею, вдруг заинтересуется.

***

   Смотрю на птенцов.
   Апрель и Ветер сидят в разных концах схрона.
   - И что у нас на этот раз? - говорю вместо приветствия.
   - Он мне не верит, - отвечает Апрель.
   В голосе - нотки усталости.
   - Бывает.
   - Я весь день пытался его удержать от побега. Даже ожидание в моменты восхода и заката его не убедило.
   - Летать не пробовал?
   - Пробовал. Он сказал, что я достиг просветления.
  
   Протягиваю руку Ветру.
   - Пойдем. Ты же хотел наружу.
   Встает на ноги.
   Подхватываю под мышки и вылетаю из пещеры.
  
   - Это Кришналока? - спрашивает, когда мы зависаем над городом.
   - Нет, это Хабаровск. Город в России. Мы рядом с ним.
   - Так значит... Это правда?
   Разворачиваюсь обратно.
   - Что правда?
   - То, что говорил... сахиб Апрель.
   - Не "сахиб". Просто Апрель, - поправляю. - Да, правда.
  
   Приземляемся на склоне у входа в схрон.
   - Значит, тот человек меня убил. Отравил.
   - Да.
   Замолкает, погружаясь в свои мысли.
  
   Из пещеры показывается старший птенец.
   - Почему он Ветер? - косится на новичка.
   - Потому что ветром надуло.
   Фыркает, оценив шутку.
   - Ты всегда даешь имена по этому принципу?
   - Не всегда, - пожимаю плечами. - Первое время старался дать нечто героическое, типа Геракла, но они не выживали. Поэтому я перестал уделять этому особое внимание. Что первое в голову приходит, так и называю.
   - Я думал, это мне одному так "повезло", - смотрит на Ветра.
   - Не бойся, ты не одинок в своей печали.
   - Тьфу на тебя.

***

   - Как ты? - интересуюсь у слуги.
   - Так себе, - откладывает в сторону электронную "читалку". - Скучно.
   - Еще несколько дней, прежде, чем кости срастутся, и ты сможешь встать хотя бы с подпоркой.
   - Знаю, - кивает. - А как у вас дела?
   Задумываюсь на секунду.
   - Не очень, - признаюсь. - Мой прежний птенец, Аугусто... Ты о нем, может, слышал - он обратил Апреля... Так вот, Аугусто обратил еще несколько птенцов.
   Поднимает брови.
   - И где они?
   - Некоторые еще не пробудились.
   В глазах непонимание.
   - Между обращением и пробуждением проходит сто лет. Я же говорил.
   Смущается.
   - Простите, я забыл...
   - Ничего страшного, - качаю головой. - Эти сто лет будущие птенцы проводят в схроне - темном месте без доступа солнечного света. Только проблема в том, что Аугусто обратил слишком много птенцов. И передо мной остро встает проблема ухода за ними. У меня просто не хватит рук и сил на них всех.
   - А где сам Ау... эм...
   Запинается, вспомнив о правиле имен.
   - Если бы я знал, нашел бы и прибил, - горестно вздыхаю.
   - Может, я смогу помочь с птенцами?
   Усмехаюсь.
   - Нет, не сможешь. Тебе вообще от них лучше держаться подальше. Пока они не проживут хотя бы лет десять, их нельзя подпускать к обычным людям. Они как дети - не контролируют свои инстинкты, и на правила им плевать. Сожрут и не заметят. И метка тебя не спасет.
   Ежится, представив себе эту картину.
   - И что теперь?
   - Не знаю. Позавчера проснулся первый, завтра-послезавтра проснется второй. Первые пару месяцев с ними надо находиться неотлучно. Пока с ними сидит Апрель, а мне приходится "жить на два дома". Днем у тебя, ночью - там. Оставить тебя одного - я не могу. К тому же ты еще не решил, что делать с твоим обидчиком, поэтому нанять тебе сиделку я тоже не могу.
   - Почему?
   - Потому что сиделка не поймет присутствия в подвале человека, посаженного на цепь.
   - Какого человека?!
   - Обидчика твоего. Он больше суток уже в подвале отдыхает.
   - Отдыхает?!
   На лице - изумление.
   - Я же обещал. Так что решай, как он умрет.
   Пытается почесать голову рукой в гипсе, но вместо этого ударяет себя по лбу твердой повязкой.
   - А... я могу его увидеть?!
   - Можешь, он ведь твой.
   - А... как?
   Вместо ответа поднимаю его на руки.
   После аварии сильно похудел, и даже с гипсом весит немного.
   Дышит в ухо, обхватывая за плечи.
  
   ...- Ай... М-м-м... Больно-то как...
   Подхожу к Тому.
   Сидит на земле. Нога неестественно вывернута.
   - Ай, ай!
   Трогает рукой перелом, отдергивает.
   - Руку убери, - говорю.
   - Больно...
   - Ага, - подтверждаю, вправляя кости.
   Заходится в крике, но я уже впиваюсь ему в предплечье, убирая боль.
   Открывает слезящиеся глаза.
   - Спасибо, хозяин.
   Просовываю одну руку ему под колени, вторую под спину, поднимаю.
   - Да вы бы палку нашли какую... - возражает. - Я бы встал...
   - И упал. И я бы снова тебе кость вправлял бы. Тебе понравилось, что ли?
   - Нет, спасибо... Я буду аккуратнее ездить в следующий раз... Если позволите.
   Прижимается теплым телом.
   - Позволю.
  
   Следом за нами трусит пегая кобылка, стряхнувшая с себя всадника четверть часа назад...
  
   Открываю дверь, спускаюсь по четырем ступенькам. Помогаю Андрею сесть на шатающийся старый стул.
   Ощущаю, как спину буравит настороженный взгляд.
   Воздух прелый и спертый.
  
   Встречаются глазами.
   - Это, правда, он?! - наконец, выдавливает из себя мой слуга.
   - Он. Правда.
   - Совпадений не бывает...
   - Бывают, - киваю.
  
   Мой пленник - тот самый человек, которого когда-то упросил отпустить Андрей.
  
   - Послушайте... Что вам надо?
   Голос звучит хрипло.
   - Твоя смерть, - коротко отвечаю.
   Андрей молчит. Все еще не может скрыть удивления.
   - Мой отец... он заплатит за меня, сколько скажете...
   - Заткнись, язык отрежу, - перебиваю.
   Испуганно замолкает, безоговорочно поверив в мою угрозу.
   Правильно делает.
  
   - Если бы я знал... - в голосе моего слуги - приторная горечь. - Если бы я знал, что оно так будет...
   - Ты не знал. Но для тебя это урок.
   - Я никогда не буду больше вам перечить, хозяин... Ведь если бы я... Лена осталась бы...
   По щекам пробегают блестящие дорожки.
   - Если бы ты тогда меня не уговорил, то Лена осталась бы жива, да, - подтверждаю. - Но ты не знал, что этот человек ее убьет. И я не знал.
   - Простите, хозяин... Делайте с ним, что хотите.
   - Прощаю... - вздыхаю. - Но сейчас он твой. Я сделаю то, что хочешь ты.
  
   Объект нашего обсуждения забивается в угол, смотря на нас затравленным взглядом.
   Андрей молчит, лишь смотрит на испуганного человека.
   Молчу и я, жду, что решит мой слуга.
  
   Вынести приговор - сложно. Особенно человеку нынешнего времени, видящем смерть лишь по телевизору, и то редко настоящую.
   Понимание того, что в его руках чья-то жизнь, ломает в моем слуге какие-то внутренние преграды.
   Это тяжело. И больно.
  
   - Хозяин... - наконец, произносит бесцветным голосом. - А вы можете его ... выпить?
   - Могу.
   - И... я хочу это видеть, можно?
   - Можно, - соглашаюсь, вглядываясь в его лицо.
  
   С этим Андреем я еще не знаком.
  
   Пленник настороженно вслушивается в разговор, не понимая, о чем речь, но догадываясь, что с ним будут что-то делать, что ему может не понравиться.
   Подхожу к прикованному мужчине, смыкаю пальцы на запястье. Пытается вывернуться из захвата, но безуспешно.
   Сдвигаю рукав, изменяю лицо.
   Запах ужаса привычно бьет в нос ватной подушкой.
   Делаю глоток...
  
   ...Прокусываю предплечье.
   Добыча дергается в последний раз, обмякает.
   Но меня отвлекают.
   Поднимаю голову.
   - Я тебя чую. Не прячься.
   Том боязливо выглядывает из-за угла.
   - Хозяин... Я...
   - Я тебе что велел?!
   - Хозяин... Я посмотреть... Краем глаза...
   - Дай поесть спокойно! - рявкаю.
   - Слушаюсь! Простите! Все, меня здесь нет... - доносится вместе со шлепками босых ног по земле.
   Возвращаюсь к прерванному процессу...
  
   Краем глаза наблюдаю за реакцией Андрея. Бледен, но держится хорошо.
   - Это все? - спрашивает, когда я отпускаю бездыханное тело.
   - Все, - киваю. - А что ты еще хотел?
   - Не знаю... А почему он не сопротивлялся?
   - Потому что я ввел ему парализующий компонент. Мне не нужно, чтобы меня били во время еды. К тому же, я мог испачкаться.
   - А ему было... больно?
   - Ему было очень страшно.
   - Страшно?
   - Да. Андрей, как, по-твоему, должен чувствовать себя человек, из которого медленно выпивают кровь? Причем он знает, что умрет. И умрет от клыков жуткого монстра, его детского страха из фильмов ужасов?
   Передергивает плечами, неловко стукает ногой в гипсе о пол.
   - И каждая из ваших жертв... Так себя ощущает?
   - Не каждая, - успокаиваю, ничуть не солгав.
   Некоторые удостаиваются быстрой смерти.

***

   В схроне меня встречают трое - Апрель, Ветер и еще один птенец.
   Когда-то он был китайцем.
   - Ты дал ему имя? - спрашиваю Апреля, когда он рассказывает в подробностях процесс пробуждения.
   - Эм... Нет, я подумал... Я не придумал, в общем.
   Смотрю искоса на испуганных новичков, забившихся в самый дальний угол пещеры.
   - Второй.
   - А? - переспрашивает Апрель, но я обращаюсь к новичку.
   - Тебя зовут Второй, - говорю второму по-китайски.
   Надеюсь, он понимает северный диалект.
   - Простите, господин, но меня зовут...
   - Мне плевать, как тебя звали раньше, - перебиваю. - Твое прежнее имя осталось в твоей прошлой жизни. Теперь тебя зовут Второй.
   Этот диалог повторяется каждый раз, за редким исключением.
  
   ...- Привет, Маркус.
   - Меня зовут Шеш, - помогаю пробудившемуся птенцу подняться на ноги.
   - А куда делся Маркус? - улыбается своей особенной улыбкой.
   - Мое истинное имя - Шеш. А Маркус... Я сменил это имя лет пятьдесят назад.
   Смеется.
   - Наверное, мне тоже надо сменить имя.
   - Аугусто.
   - Аугусто?
   - Тебя будут звать Аугусто.
   - Почему?
   - Потому что от твоей улыбки мне делается так же тепло, как в тот август, когда мы познакомились.
   Своды пещеры отражают заливистый смех.
   - Ты хитер, как змей, бывший Маркус.
   - Мое имя и обозначает - Змей. На одном из древних языков.
   Смеется еще громче.
   С потолка раздается подозрительный шорох, и мне на голову падает камень величиной с кулак...
  
   - А где твой вопрос "Почему ты его так назвал?" - спрашиваю по-русски у Апреля, стоящего за спиной.
   - Шеш, я, может быть, и глуп, но не до такой же степени!
   Фыркаю.
   - Мне вот что интересно, - добавляет, - а как они между собой общаться будут?
   - Пока никак, - пожимаю плечами. - Потом русский язык усвоят. Но пару месяцев на пальцах общаться будут.
   Вздыхает.

***

   Приглашенной мною сиделке - лет пятьдесят. Маленькая, сухонькая женщина с волосами, выкрашенными в ядовито-рыжий цвет. Договариваюсь об оплате, об условиях.
   Неплохой вариант. Даже есть медицинское образование.
   - И где наш больной? - заглядывает в комнату.
   Андрей смущенно улыбается.
   - Ох, ты! - оглядывает гипсовые повязки. - Совсем замуровали.
   - Твоя нянюшка на ближайшую неделю, - киваю в сторону женщины.
   - Ага, - подтверждает та.
   - Мне нужно отлучиться на какое-то время, - поясняю, видя лицо Андрея. - Апрель занят с птенцами, так что...
   Особо не "шифруюсь". Сиделка додумает то, что подскажет ей ее жизненный опыт, но не то, что я на самом деле имею в виду.
   - Хорошо, - соглашается слуга и пытается приподняться, опираясь на руку без гипса, но у него это не получается.
   На одеяле пушистой гирькой лежит кошка.
   - Брысь! - говорит ей нянька, сгоняя.

***

   - И чего ты решил явиться сюда днем? - интересуется Апрель.
   - Я в старый схрон слетаю. Поэтому какое-то время меня не будет.
   - Это да... - задумывается, поворачивается к новичкам.
   Ветер сидит у стены, зажимая ладонью плечо. Второй в позе лотоса смотрит в никуда.
   - Что случилось? - интересуюсь у Ветра.
   - Выйти погулять решил, - отвечает за него Апрель. - А там - солнышко. Припекло маленько.
   - Герой, однако...
   - Я его удержать не успел, - виновато вздыхает.
   У Ветра лишь сжимаются губы в тонкую полоску.
   - Я не лгу тебе, Младший, - присаживаюсь рядом. - Мне нет смысла. Я такой же, как и ты. Когда-то я тоже впервые увидел Ночь. И Апрель тоже. Поверь, в нашем существовании нет ничего плохого. Его тоже можно назвать жизнью, хоть и не такой, к какой ты привык. И с каждым годом твоя сила будет увеличиваться. Ты приобретешь многие способности, о которых не мог даже мечтать.
   - Англичане лгут, - отвечает.
   - Все лгут. Но я не англичанин.
   - Ты европеец.
   - Нет.
   Недоверчиво косится в мою сторону, издает нечто похожее на полукашель-полухрип.
   Понимаю, что это должно заменить усмешку.
   - Я выгляжу, как европеец. Но я выгляжу так сейчас, потому что живу в России. Когда я жил в Африке, выглядел по-другому. Мы можем менять свою внешность. В начале - под влиянием людей, которые нас окружают, потом - по собственному желанию. Ты был индийцем. Теперь ты можешь стать кем угодно.
   Растерян.
   - Это - наша особенность. И ты ее освоишь. Как и полет. Как и пребывание на солнце.
   Не только растерян, но и удивлен.
   - Ты - больше не человек, Ветер. Тебе придется к этому привыкнуть. Привыкнуть к тому, что все, что у тебя было раньше, ушло вместе с твоей смертью. Ты теперь - al'lil, Дитя Ночи. Тот, кто выше любого человека.
   - Полубог? - пытается привести понятные ему аналогии.
   - Вроде того, - ухмыляется Апрель. - Недоделанный, правда. Но гораздо сильнее любого человека. Быстрее и выносливее. Даже с учетом твоего возраста.
   - Мне двадцать девять лет...
   - Нет, - качаю головой. - Тебе несколько дней. Наш возраст считается с момента пробуждения. Так что тебе меньше недели от роду.
   Апрель фыркает, не выдержав.
   Улыбаюсь следом.
   Второй вслушивается в наш разговор, пытаясь понять хоть что-то.
   Я уже отвык от малышей.

***

   Схрон встречает меня пустотой.
   Пытаюсь понять, куда делись будущие птенцы.
   - А я все думал, почему их сорок, - говорит мне на итальянском голос из-за спины.
   Резко оборачиваюсь.
   Лицо мне незнакомо, но его обладателя я узнаю сразу.
   - А я все думал, жив ли ты еще.
   - Мы все мертвы, - отвечает, пожав плечами. - И ты тоже.
   - Ты можешь стать по-настоящему мертвым.
   Смеется. Заливисто, от всей души.
   - Я знал, что ты так отреагируешь, если узнаешь.
   Ускоряюсь, прижимаю Аугусто к стене.
   - Двое уже восстали, а ты шляешься неизвестно где.
   - Но ты же о них позаботился.
   - Сорок два, Аугусто. Сорок два - это слишком много. Чем ты их кормить будешь?
   Отпускаю захват.
   Поправляет рубашку.
   - А вот чем, это не проблема. Пойдем, покажу.
  
   Поднимается в воздух, едва мы выходим наружу.
   - Ты стал лучше летать, - замечаю, повиснув рядом с ним.
   - Жизнь заставила, - снова смеется своим заливистым смехом. - Ты, небось, тоже многому научился.
   - Жизнь заставила, - возвращаю ему его же слова.
  
   Летим в сторону Индийского Океана. Летим долго.
   Остров открывается внезапно. Этакая зеленая клякса посреди воды. Запах людского жилья.
   Небольшие хижины, покрытые листьями и травой. Свиньи, собаки.
   Возникает ощущение, что я переместился в прошлое.
   В шеститысячелетнее прошлое.
   Висим метрах в сорока от земли.
   - Ну, как тебе?
   В голосе - горделивые нотки.
   - Что это за остров?
   - Это? - делает небольшую паузу, затем продолжает не менее хвастливо. - Это Главный остров. Всего их шесть. На картах не обозначены. Самолеты, спутники сверху не летают. В общем, найти мои острова - еще та проблема. Для людей, конечно.
   - А местные откуда?
   - Отовсюду. Лично доставлял.
   - И зачем?
   - Как зачем? - удивляется. - А чем птенцов кормить?
   - Как ты выжил после бомбежки? - перевожу тему.
   - Бомбежки? А ты откуда... Ах, он-таки уцелел! Везунчик! - хлопает себя по бокам ладонями.
   - Ага, - подтверждаю. - Только ему не очень повезло. Он в руки НКВД попал. В прошлом году только выбрался.
   - М-да, - вздыхает. - Но ведь выбрался!
  
   Приземляемся на вытоптанном пятачке посреди небольшой деревеньки.
   - Хозяин... - к нам, кланяясь, приближается пожилой мужчина европейской наружности. Говорит по-английски. Похоже, американец.
   Запах чужой метки.
   Останавливается в пяти шагах, снова кланяется.
   - Хозяин...
   - Это господин Маркус.
   - Господин, - радостно приветствует меня слуга.
   - Староста, - поясняет уже мне мой бывший птенец. - Поселения этого.
   Оглядываю само "поселение".
   Людей не видно.
   - Вы голодны? Кого на этот раз желаете? - староста сама любезность.
   - Ты как? Отведаешь моего угощения? - Аугусто толкает в бок, подмигивает.
   - Можно, - соглашаюсь.
  
   Идем вслед за старостой к единственному деревянному дому с каменным фундаментом.
   - Ты по-прежнему неприхотлив?
   Молча киваю.
   - А я последние годы стал гурманом. Предпочитаю молодых.
   - Ты всегда любил молодых, - отвечаю, - даже когда был человеком. Правда, тогда ты их не ел.
   От громкого смеха Аугусто староста пугается так, что падает на землю.
   - Хозяин, простите...
   - Вставай, косая обезьяна. Шевели конечностями! А то пойдешь на обед!
   Дергается, но резво поднимается.
  
   "Угощения" выстроились в ряд вдоль стены дома.
   Восемь человек. Пятеро парней, три девушки. Все в возрасте от пятнадцати до двадцати двух лет.
   Напряжены, смотрят под ноги.
   - Выбирай, - делает широкий жест. - Ты гость. К тому же для меня честь принимать тебя у себя дома.
   Хмыкаю, беру за руку крайнего парня.
   - Они все хороши.
   Мой "избранник" переставляет ноги, словно деревянная кукла, источая приторный запах ужаса.
   Аугусто же придирчиво обнюхивает каждого из семи оставшихся. Какое-то время колеблется между пятнадцатилетним пареньком и двадцатилетней девушкой, но потом все-таки выбирает девушку, грубо вытянув ее из строя.
   Слышу, как остальные шестеро вздыхают с облегчением.
  
   Пить, ощущая во рту привкус чужой метки - непривычно.
  
   Заканчиваю быстро. Поднимаю голову, когда Аугусто еще возится со своей едой.
  
   - Куда тело? - спрашиваю Аугусто, когда тот, наконец, завершает трапезу.
   - А, брось. Староста позаботится.
   - У тебя хорошие слуги, - поднимаюсь на ноги.
   - Не слуги, - поправляет. - Рабы. Слуг не держу.
   - Вот как...
   - Ты что-то имеешь против?
   - Нет, что ты, - поднимаю руки в примиряющем жесте. - Твое право.
   Довольно улыбается.
  
   Закат пережидаем в доме. Первый этаж - полностью без окон.

***

   - На моих островах - почти восемь тысяч жителей. Я регулярно приношу новых рабов, чтобы не сокращалась численность. Питаюсь только теми, кто здесь родился.
   - Не бунтуют?
   - Пробовали пару раз. На Малом острове и на Песчаном. Но, сам понимаешь, им против меня... Как мухе против слона.
   - Я, кстати, тоже думал насчет острова, когда нашел твою... "кладку", - признаюсь. - Но, правда, эта идея не получила развития - ты нашелся быстрее.
   Смеется.
   - Меня легко потерять, но также легко найти. Кстати, можешь пригласить сюда Апреля. Я буду рад видеть своего птенца.
   - Он уже не твой птенец.
   - Переманил, змей? Ай, да что я! Змей ты даже по имени!
   - А что еще нам оставалось? - пожимаю плечами. - Мне пришлось взять о нем заботу. Как и о двух других, которые проснулись недавно.
   - Ай, забирай обоих, - машет руками, улыбаясь.
   Вздыхаю, качаю головой.
   - Нет, Младший, мне не нужно такого счастья. Я не планировал заводить птенцов. У меня другие заботы.
   - Как хочешь, - соглашается не менее радостно. - Тогда заберу их себе.
  
   Выходим наружу. В здешних широтах ночь наступает резко, минуя вечерние сумерки.
   - И чем живут твои люди? - интересуюсь.
   - Натуральное хозяйство, - пожимает плечами. - Чем же еще? Рыбку на мелководье ловят, устриц добывают. Острова богатые.
   - И давно ты тут?
   - А лет шестьдесят. Меня тогда взрывом вообще засыпало в каком-то овраге и вагоном сверху припечатало. Неделю откапывался. Откопался, а от птенца - ни слуху, ни духу. Я уж, грешным делом, подумал, что его в пепел превратило. Я ж его в ящике вез, грузом. Он молодой был, солнца боялся.
   - Он и сейчас боится.
   - Это понятно. Остался я тогда без птенца, да и решил в Америку отправиться. Смысла не было дальше в СССР сидеть. Вернулся в Европу, там сел на корабль, а корабль с курса сбился да на эти острова попал. Больше месяца по волнам болтались. Острову рады были. Первые пару месяцев люди на спасение надеялись, а потом смирились. Да и я особо не горевал. Их восемьсот двенадцать человек было.
   - Тебе-то что...
   - Ага. Я их по островам раскидал, велел "плодиться и размножаться". Повозмущались, конечно. Но быстро утихли.
   - Ты всегда умел управляться с людьми.
  
   ...Подкидывает на ладони спелое яблоко.
   - Я люблю эту деревню, Маркус. И она любит меня. Я стал старостой после смерти предыдущего. И знаешь, как? Люди выбрали меня.
   - Люди любят тебя.
   Смеется.
   - Как и эта земля. В этой деревне никто не голодает, хоть мы и платим налоги.
   - Ты хороший староста...
  
   - А то! - широко улыбается, хлопает меня по плечу. - Кстати, именно тогда пришлось полет осваивать со всем старанием. До материка - сам знаешь сколько лететь. Ну, если не считать пару-тройку других островов по пути. Но там только крабы водятся. А мне женщины нужны были. Из восьми сотен - только сто тридцать женщин. Было бы наоборот - не было б забот.
   - Это да, - соглашаюсь. - И как?
   - Сам видишь, как. Восемь тысяч населения. Правда, четыре с половиной тысячи - с материка. Не успели местные размножиться.
   - Молодец, - говорю. - Ты хорошо устроился.
   Смотрит с недоверием.
   - Я серьезно.
   - Спасибо, - расслабляется.
  
   Делаем круг над архипелагом. Несколько больших островов в обрамлении гроздьев маленьких.
   - Главный, Большой, Малый, Каменный, Песчаный и Дальний. Названия, сам понимаешь, пришлось выдумывать самому. Мелкие я не называл.
  
   Каменный остров представляет собой зеленый блин, у края которого приютился одинокий каменный утес. Рядом - массивное строение из того же камня.
   Приземляемся на утесе.
   - Хочешь посмотреть схрон?
   - Не возражаю.
  
   Схроном оказывается то самое строение.
   Внутри - красиво. Каменные саркофаги, светильники.
   - Я помню, что ты рассказывал. "Первое впечатление - самое важное". Поэтому и сделал все так!
   - Неплохо, - вновь хвалю Аугусто. - Ты не будешь против, если я доставлю сюда тех двоих? К тому же моему слуге будет полезно сменить климат.
   - Ты не можешь без людей, Старший, - улыбается. - Как звали того, прошлого? Томас?
   - Том, - подтверждаю. - Но это было еще до тебя. Один человек за пять сотен лет - не так уж и много.
   Смеется заливисто, поднимая лицо к потолку.
   - Остынь, Старший. У меня их восемь тысяч.
   - Жди, мы будем дней через десять.
   Кивает.
  
   Поднимаюсь в воздух.

***

   - Маша приедет в конце июня, - сообщает Андрей. - Двадцать шестого числа заканчиваются занятия.
   Киваю.
   За окном - почти лето.
   - Отправь ее к дяде.
   - К дяде?
   - У тебя же есть брат? - поворачиваюсь. - Отправь ее на лето к нему. Купи подарков всей семье, выдай деньги на Машино содержание.
   - А....
   Грустнеет на глазах, вздыхает.
   - Там, где я планирую провести лето, ей не место.
   - А... Где это?
   - На одном безымянном архипелаге, где живет мой бывший птенец. Аугусто.
   - Аугусто?! Ой... - прикрывает ладонью рот, понимая, что оговорился. - А вы... вы же его потеряли?
   - Нашел.
   - А он... а я... А мне...
   - Тебе там будет безопасно, - отвечаю на невысказанный вопрос. - Но Маше лучше не быть там.
   Непонимание.
   - Она обычный человек, Андрей, - терпеливо разъясняю. - Она не должна знать о существовании таких, как я. На тех островах будет несколько вампиров и несколько тысяч слуг. Не совсем подходящее окружение, ты не думаешь?
   Задумывается.
   - Маша - девочка умная. Это не комплимент, а констатация факта. Лет через пять она подведет итог своим наблюдениям. И сделает вывод, который поставит ее перед выбором - обращение или служение.
   - А это почему?!
   Возмущен.
   - Потому что рядом со мной может находиться либо слуга, либо птенец. Нет, есть еще вариант. Я оплачу ей полностью обучение в школе, в колледже или университете, но она никогда больше не увидит ни тебя, ни меня.
   - Почему?!
   - Мне не нужно, чтобы она случайно проговорилась тем, с кем будет общаться. Андрей, ты сам, будучи слугой, не можешь удержать свой длинный язык. При том, что я контролирую твой круг общения. Я не хочу, придя домой, встретить взвод спецназа только потому, что твоя дочь рассказала "лучшей подруге" обо мне.
   Прикусывает нижнюю губу.
   - Это всегда так? Исключений не бывает?
   Он не чувствует, но я слышу недоверие и иронию.
   - Я совершил ошибку, позволив Алене думать так долго, - отвечаю на тот вопрос, который Андрей задал на самом деле. - Если бы не это - она была бы жива. Пусть слугой или Дочерью Ночи.
   Шмыгает носом.
   - А мы ведь... Я ведь сделал ей предложение, пока вас не было. И она согласилась.
   Хмыкаю.
   - Смелая женщина.
   - Сейчас уже... без разницы.
   - Это да. Пойми, правила, которых я придерживаюсь, появились не из ниоткуда. Они создавались на горьком опыте тех, кто был до меня. И их действенность подтверждалась на тех, кого уже нет. Поэтому я стараюсь не нарушать правила. А если нарушаю - то это обязательно выходит мне боком.
   Кошка прыгает на одеяло, мнет лапками. Андрей протягивает руку, гладит пушистую голову.
   - Хозяин... А я с Машей летом увижусь хоть на день?
   - Неделю-полторы выделю. Я помню, когда у нее день рождения.
   - Спасибо, - облегченно вздыхает.

***

   - Ты нас кормить думаешь? - "приветствует" меня Апрель.
   - Думаю.
   - Когда? Я, между прочим, тоже не святым духом питаюсь.
   Оглядываю птенцов. Второй свернулся клубком на жестком полу, Ветер сидит рядом, поджав колени.
   - Как они? - оставляю вопрос без ответа.
   - Так себе, - пожимает плечами. - Рвутся куда-то.
   - Так всегда.
   - Ветер рассказывал мне о семье, - вздыхает. - О дочерях и сыне. О жене, о том, как он плел ковры на продажу. О том, как можно готовить овощи с рисом, блюда из молока и фруктов.
   - А Второй?
   - А Второй - о том, как варить чечевицу. И о рисе. И о том, как ел объедки с хозяйского стола. И как работал в поле. И по рассказам, Шеш, видно, что малыши есть хотят.
   Смотрит на Второго.
   - Он был рабом. Из раба не получится хорошего Сына Ночи. Зря Аугусто его обратил.
   - Кстати, об Аугусто. Он нашелся, - говорю Апрелю.
   - ЧТО?!
   От громкого вопля едва не закладывает уши. Второй подскакивает, утыкается лбом в пол. Ветер прижимается к стене.
   - Он был в старом схроне. Там и встретились, - поясняю.
   - И как?
   - Что как? - смотрю в глаза Апрелю. - У него остров в Индийском Океане. Люди живут, большой удобный схрон. Он остальных туда перетаскал. Кстати, этих тоже надо ему туда переправить.
   - Меня ты тоже отдашь? - спрашивает после паузы.
   - Только если сам захочешь. Но я сказал, что ты теперь мой Младший.
   Вздыхает.
   - Спасибо, Старший. Я... Я на самом деле не хочу к нему. Он... Ты более рассудителен. И мудрее него. Мне с тобой проще...
   Поднимаю руку, прерывая поток славословия.
   - Сейчас мы с тобой идем на охоту. Затем я переправлю вас к Аугусто. После этого вернусь за слугой и кошкой.
   Кивает.

***

   Аккуратно снимаю гипс.
   Андрей крутит рукой, сжимает и разжимает пальцы.
   - Как себя чувствуешь? - спрашиваю.
   - Когда я ломал руку в пятнадцать лет, ощущения были совсем не такие.
   - А какие?
   - Она у меня еще месяц болела, после того, как гипс сняли. А тут - как новая.
   Хмыкаю.
   Кошка с интересом нюхает ненужный гипс, отворачивается.
   Мой слуга свешивает ноги с кровати, медленно привстает, но садится обратно.
   Протягиваю ему пару костылей.
   - Кости на ногах массивнее, чем на руках. Поэтому ноги придут в норму позже, - поясняю, помогая принять вертикальное положение.
   - Спасибо, - переносит вес на подпорку, делает шаг. - Все же лучше, чем лежать беспомощным бревном.
   - Это да, - соглашаюсь.

***

   Всегда думал, что полет с живыми сложнее. Оказывается, бывают исключения.
   Задумчиво смотрю на Второго, трясущегося, как осиновый лист.
   Когда я поднялся с ним в воздух, он едва не свернул мне шею, пытаясь забраться мне на спину или на голову. Никакие уговоры и даже прикосновения силой на него не действовали, пришлось приземляться.
   - И чего мы вытворяем? - спрашиваю грозно.
   - Ап... Аб... У...
   Вздыхаю.
   - Второй, послушай. Ты. Не. Упадешь. Это безопасно. Ты тоже так научишься.
   - Н-н-на...
  
   Минут через десять успокаивается, "отлипает" от сосны, к которой прижимался спиной.
   - Господин...
   Воздух со свистом выходит сквозь сжатые зубы.
   - Не называй меня господином. Мое имя Шеш.
   - Ше Шу, - послушно повторяет Второй.
   Сойдет. Потом научится.
   - Не бойся высоты. Она не враг тебе, пока я рядом.
  
   Последующие два часа тратим на попытки полета. Но перенаправление гравитации вызывает у птенца панический ужас, вынуждая цепляться за все, что подворачивается под руку - деревья, траву, кусты. Меня.
   Кое-как возвращаю Второго в схрон, сажусь на пол и прислоняюсь к стене.
   - А я думал, что вы уже далеко, - удивляется Апрель.
   - Он боится, - устало поясняю.
   - Боится?
   - Ага. Чуть шею мне не свернул.
   - А успокоить?
   - А чем я, по-твоему, все это время занимался? - прищуриваю глаз. - Не действует.
   Апрель трет подбородок, разглядывая Второго.
   - А если его связать?
   - Чем?
   - Веревкой. Он новичок. Он ненамного сильнее человека. Или, на крайний случай, цепь взять. Цепь крепче.
   - Не было печали... - поднимаюсь на ноги. - Жди. Пойду цепь покупать.

***

   Цепь выбираю качественную, с запаянными звеньями. Украдкой разрываю одно кольцо. Приложенные усилия мне нравятся. К цепи покупаю амбарный замок.

***

   Ветер подозрительно косится на мои манипуляции со Вторым.
   Заматываю Второго цепью, замыкаю ее замком.
   Валяется на полу.
   - Попытка номер два, - подхватываю Второго на руки, вылетаю в ночь.
  
   Цепь оказывается очень хорошей идеей. Птенец трепыхается, но освободиться не может.
   Делаю круг над городом и уношусь вдаль.

***

   - И чего ты его так замотал? - смеется Аугусто.
   - Он высоты боится, - поясняю, снимая цепь с посеревшего от ужаса Второго. - Его зовут Второй.
   - Даже имя дал? Может, оставишь себе его? - разводит руки. - Принял, дал имя... Кормил, небось.
   - Нет, этого не успел, - качаю головой. - Ты раньше объявился.
   - А почему Второй?
   - Проснулся вторым.
   - А первого зовут Первый?
   - Нет, Ветер.
   Смеется.
   - У тебя фантазия - как у меня, отсутствует.
   - Нет, это у тебя - как у меня, - улыбаюсь. - Я - Старший.
   - А... Ну, да... - соглашается. И заливается смехом.

***

   Слугу приходится усыплять. Долгий полет в бодрствующем состоянии он не выдержит.
   Кошку традиционно упаковываю в переноску, устланную теплым одеялом.
  
   - У меня этого добра полно, - недовольно косится на спящего Андрея Аугусто. - И охота тебе было его тащить сюда?
   - Это мой слуга, - отвечаю.
   - Вот кошка - это хорошо, - улыбается. - Люблю кошек. Раньше любил собак...
   Кошка водит ушами, терпеливо снося ласку четырех нечеловеческих рук - моих и Аугусто.
   - Свиней еле смог принести на остров. От страха почти все поросята дохли, пока я их тащил. Из семидесяти восьми - пятнадцать выжило только. С собаками та же история. Козы, куры... Коров хотел. Не донес.
   - Козы тоже неплохо, - подбадриваю.
   - Ну, я сейчас тоже думаю, что да. Они не в пример лучше, чем те, что были в мое время. И удои больше, и шерсть мягче. Лошадей вот не стал заводить. Хотел ослов - боятся. Мулы, кстати, тоже. Даже половина лошадиной крови не помогает.
   Чешу кошку за ухом.
   - Кошки и лошади... Тяжело вампиру-скотоводу.
   Пару секунд хлопает глазами, а потом покатывается со смеху.
   - Шеш, ты как скажешь...
   - Но ведь правда, - улыбаюсь.

***

   Мы находимся на Дальнем острове.
   Добротный каменный дом без окон, массивная дверь из дуба.
   - Камень, сам понимаешь, с Каменного, - улыбается Аугусто. - А вот дверь пришлось с материка тащить. Еле допер. Зато уже шестой десяток служит.
   Улыбаюсь в ответ.
   Меня бы не поняли соседи, если бы я заделал окна в своем коттедже.
   - Восемь комнат. Три внизу, пять наверху, поменьше. В двух из них даже кровати есть.
   Киваю благодарно.
   Апреля не видно.

***

   Андрей спит на неширокой кровати, укрытый шерстяным одеялом.
   В доме прохладно.
  
   Просыпается резко, подскакивает, оглядывается.
   Зажигаю светильник.
   - А... Еще ночь?
   - Нет, день, - качаю головой. - Просто в этом доме нет окон.
   - Как нет?
   - Это дом Аугусто. Без окон нам удобнее.
   - А...
   - Восход и закат. Если в доме нет окон, нет необходимости прятаться, - терпеливо поясняю. - А для тебя я выпросил светильник.
   Светильник - плошка с жиром и воткнутым туда фитилем из пеньки.
   - А где кошка?
   - Гуляет где-то. Тут природа, ей вольготно.
   Протягиваю костыли.
   - Прогуляемся?
   - Можно, - соглашается.
   Снимаю со стены две шляпы, одну надеваю на слугу.
  
   У входа - Аугусто.
   - Возишься со слугой? - спрашивает по-итальянски.
   - Вожусь, - поправляю головной убор. Солнце в этих краях - жаркое.
   На губах - усмешка.
   - Люди - это еда.
   - Еда, - соглашаюсь. - Тем не менее, слуги существуют. Почему бы и нет?
   Фыркает.
   - Я буду кормить новичков, что ты мне приволок. Пойдешь со мной?
   Смотрю на Андрея.
   Сидит на приставленном к стене чурбачке, щурится на солнце. Костыли стоят рядом.
   - Я обещал ему прогулку.
   - Наплюй. Или бери с собой. Школу покажу.
   - Школу? - удивляюсь. - Какую школу.
   - Для рабов, - довольно поглаживает бороду. - Тех, что с материка, приходится дрессировать.
   Пристально всматриваюсь в черные маслянистые глаза.
   - Ты изменился, Аугусто. Раньше ты относился к людям по-другому.
  
   ... Подкидывает на руке спелое яблоко.
   - Эй, кроха!
   Девочке - лет пять. Волосы небрежно заплетены в тонкие косички. Подбегает, запыхавшись.
   - Держи!
   - Спасибо! - впивается в красный бок крошечными зубками и убегает.
   Провожаю ее взглядом.
   - Дочь плотника. Одиннадцатая или десятая, не помню уже.
   - А сыновья?
   - А сыновей у него нет, - достает из корзины еще одно яблоко, протягивает мне. - А дочерей у него четырнадцать...
  
   - Раньше я зависел от людей.
   Во взгляде - ни тени обычного добродушия.
   - Ты и сейчас зависишь, - поправляю Андрею шляпу.
   - Не так, как раньше.
   - Но зависишь.
   - И ты.
   - И я, - соглашаюсь.
   Присаживается на еще один чурбачок с другой стороны от двери.
   - Я был маленьким мальчиком, когда понял - тот, кто властвует - живет богато. Священник из меня не получился бы, для этого надо учиться, а кто возьмет нищего крестьянина? Воин? Умереть в первой же схватке - извините. Лорд? Родился не у тех родителей. Самое большее, чего я мог достичь - это стать старостой нашей деревни. И я стал. Меня любили. Я был приветлив, никогда не отказывал в помощи. Старому старосте, который потерял всех своих детей и остался один, я заменил внука. Он учил меня всему, что должен был знать хороший управляющий, хороший староста. И, когда старик, наконец, отбросил копыта, все проголосовали за меня. Ты видел дом, в котором я жил, Шеш? Он был самым большим и самым красивым. Я мог сидеть в теньке и есть яблоки, в то время, как другие горбатились на поле, в саду или винограднике. И меня называли "господин староста", а прежнего - всего лишь "староста". И я делал все, чтобы сохранить их любовь. Угостить гроздью винограда сына рыбака? Легко. Подарить ленту дочери мельника? Почему бы и нет? Схитрить, чтобы утаить часть зерна от сеньора? Тоже запросто, и мне помогали. Потому что это зерно я раздавал по весне жителям нашей деревни для посева. А соседские деревни - голодали.
   Встает на ноги.
   - Шеш, я никогда не любил людей. Твой дар позволил мне властвовать безусловно. Мне не нужно завоевывать их любовь, доверие и прочую ерунду. Все, что мне нужно от рабов - послушание. А для этого достаточно крепкого кнута. И я тебе тоже советую - брось эту чушь со слугами. То, что тебе повезло с Томом... Один раз за пять с половиной тысяч лет... Ой, прости. Уже за шесть... Не факт, что повезет еще раз. Твой нынешний слуга не любит тебя так, как Том.
   Вздыхаю.
   - Не любит. Но он - мой слуга.
   Разводит руки.
   - Как хочешь, Шеш. Не мне тебя учить, - говорит уже с высоты.
  
   Андрей провожает Аугусто глазами.
   - Что он вам рассказывал?
   - Так... Рассказывал, почему он не любит людей.
   - Чем же он питается?
   Фраза получилась многозначной, поэтому поясняю:
   - Не в этом смысле.
   - А...
   - Пойдем, покажу тебе пляж.
  
   Поднимается, неловко перехватывает костыли, переступает.
   - Дня через два они тебе уже не понадобятся, - говорю, неспешно шагая рядом.
   - Спасибо...

***

   Волны приветливо набегают на желтый песок, под яркими лучами солнца кажущийся ослепительно белым. В пене боком бегают маленькие крабики.
   Андрей плывет в воде метрах в десяти от берега. Плывет, энергично взмахивая руками.
  
   Мы в гостях у Аугусто третий день. Андрей практически здоров.
  
   Сижу на песке, слежу за слугой.
   Подплывает к берегу, поднимается на ноги.
   Протягиваю кокосовый орех со вставленной тростинкой.
   - Освежись.
   Благодарит, отпивает.
   - Это кокос?
   - Кокос, - подтверждаю, всматриваясь в пустой горизонт. - Нравится?
   - Честно? Нет. По вкусу - как мыло.
   - Привыкай. Это местный прохладительный напиток. Газировки, увы, здесь не водится.
   Делает еще один глоток, морщится.
   - И кто его пьет?
   - Люди, - смотрю из-под шляпы сквозь темные очки.
   - Здесь есть люди?
   - Должен же Аугусто чем-то питаться. Не рыбой же.
   Смурнеет.
   - Ясно.
   - Хочешь, навестим какую-нибудь деревню?
   Мнет пальцами ног песок.
   - А что там?
   - Деревня, - пожимаю плечами. - Люди, скот, грязь. Хижины из подручных материалов, открытые очаги, ручной труд. Смотрел по телевизору про каких-нибудь папуасов? Вот тут примерно так же.
   Задумывается.
   - Не знаю. Пока не хочу. А вы чем планируете здесь заниматься?
   - С птенцами возиться. Им нужно привыкнуть к своему новому состоянию.
   - Понятно... А тут есть что-нибудь, кроме деревни?
   - Скучно? - понимающе щурю глаза. - Да, тяжело без телевизора или Интернета.
   - Я не привык... - пытается оправдаться.
   - Знаю, - успокаиваю его. - Развлечений тут никаких, кроме тех, что сам себе придумаешь.
   Достает из корзины кокос, вертит в руках, пытаясь понять, как его вскрыть.
   - А до ближайшей деревни сколько идти?
   - Не идти, - поправляю. - Лететь или плыть. - На этом острове нет поселений.
   - Совсем? А почему?
   Вздыхаю, отбираю орех, делаю отверстия острым гвоздем, припрятанным на дне корзины; возвращаю орех слуге.
   - Потому что здесь обитает Аугусто. Он остерегается жить рядом с людьми.
   - А почему?
   Слуга задает вопросы, точь-в-точь, как ребенок родителю.
   - Потому что здешние люди его ненавидят. И ему не очень хочется встретить восход или закат. Этот остров - дальше всех. До него местные не добираются, - терпеливо поясняю.
   - Ясно...
  
   - Как отдых? - на песок рядом приземляется Аугусто, придерживая шляпу. На этот раз говорит по-русски.
   - Замечательно, спасибо, - отзывается Андрей.
   - Шеш, ты учил своего слугу правилам поведения? - спрашивает собрат, бросив короткий взгляд на человека.
   - Немного, - пожимаю плечами. - Аугусто, я не рассчитывал на то, что он будет общаться с другими al'lil. А лично меня его поведение устраивает.
   - Шеш, я тебя все-таки попрошу... Покажи ему его место.
   - Я поговорю с ним.
   - Лучше кнут возьми. Будет быстрее, - садится рядом на песок. - Жаль, что не могу позагорать, как в старые добрые времена...
   - Это мой слуга, - добавляю в голос недовольство.
   Лицо Андрея покрывается пятнами. Чувствую его еле сдерживаемый гнев.
   - Как хочешь, - Аугусто следит взглядом за пролетающей вверху птицей. - Твой слуга.
   Киваю, но собрат не уже видит.
   Птица, истерически крича, пытается увернуться от Аугусто.
  
   - А я, идиот, расслабился, - говорит Андрей, глядя на ноги.
   Лезет в штаны, достает из кармана помятую пачку сигарет.
   - Последняя, - нервно сминает упаковку, отбрасывает в сторону. - Черт...
   Смотрю, как прикуривает трясущимися руками.
   - Не нервничай.
   - Ага. Пустяки, ерунда. Меня всего лишь еще раз ткнули носом в то, что я раб.
   - Ты - мой слуга, - поднимаю пустую пачку и кладу в корзину с кокосами. - А Аугусто - al'lil, а не человек. У тебя нет выхода. Либо смирись, либо расторгай договор.
   Стискивает зубы так, что скулы белеют.
   - Простите, хозяин. Я... смирюсь.
   Поднимаюсь на ноги.
   - Пойдем. Скоро закат.
   Послушно встает, отряхиваясь от песка.
  
   Солнце - в ладони от горизонта.

***

   Ночью - красиво.
   Люблю смотреть на ночное небо. Здесь, вдали от огней мегаполисов, оно переливается бриллиантами звезд. Кажется, что его можно достать рукой.
   - Мя-я! - подбегает кошка.
   Бока серые. Сама плоская, словно не ела полмесяца.
   - Мя-а!
   Запускаю кошку в дом.
   Вьется у ног, дергает хвостом.
   Накладываю в миску немного корма, захваченного с собой. Скоро придется переходить на натуральный - этот заканчивается.
   Зажигаю светильник. Кошки, в отличие от меня, в кромешной тьме не видят.
   Хрустит. Нагулялась.
  
   За свою жизнь моя кошка привыкла к постоянной смене жилья. Я много путешествую, и ей приходится приспосабливаться. Сейчас она знает, где я - там дом.
  
   Пьет водичку из глиняной мисочки, жадно лакая розовым язычком.
   Прикасаюсь к мягкой спинке. Приподнимается на задних лапках, хвост задирается вертикально вверх. Где-то внутри зарождается добродушное мурчание.
   Животное. Не человек.
   На ласку отвечает доверием.

***

   В деревню наведываюсь один. Аугусто разрешил мне брать там все, что угодно.
   На этот раз мне угодно всего лишь мяса и овощей для Андрея.
   Продукты, что были в доме - кончились.
  
   Жители деревни волокут вереницу корзин, мешков и крынок. Корнеплоды, крупа, свежие овощи, фрукты, молоко...
   Набираю немного. Все брать не имеет смысла - если продукты подойдут к концу, я всегда смогу наведаться в эту деревню еще раз.

***

   Кухня в этом доме находится снаружи. Климат ровный, теплый, позволяет. Очаг открытый.
   Складываю хворост, добавляю пару поленьев.
   - Спички есть? - спрашиваю слугу.
   - А... - хлопает себя по бокам, потом сокрушенно качает головой. - Нет, кончились...
  
   В доме находится небольшое увеличительное стекло. Направляю свет от солнца так, чтобы зажечь очаг.
   - Мы в детстве так дощечки жгли, - комментирует мои действия Андрей.
   - А я нет, - раздуваю тлеющий трут пальмовым листом.
   Слуга замолкает, понимая, что его комментарии неуместны.
   Каша готовится быстро.

***

   Андрей сидит на чурбачке, энергично работая ложкой.
  
   - Все возишься? - фыркает Аугусто, приземляясь рядом со мной.
   - Вожусь, - соглашаюсь, поправляя очки.
   - Я всегда удивлялся тебе. Ты ко мне так не относился, как к нему.
   - Апрель тоже мне это говорил, - соглашаюсь.
   - И что ты ему ответил?
   - Первая задача слуги - угодить хозяину. Первая задача птенца - научиться самостоятельной охоте.
   Пристально смотрит на слугу, затем кивает.
   - Да, это так.
   - Кстати, там никто еще не собирается восстать?
   - Нет, - просовывает пальцы под шляпу, что-то чешет. - Тьфу. Шеш, когда я к солнцу привыкну уже?
   - Я еще не привык, - киваю на длинные рукава.
   - А я так любил загорать...
   - Ночью загорай, - пожимаю плечами. - Лунный свет нам не опасен.
   - Обязательно последую твоему совету, - иронически хмыкает.

***

   То, что Аугусто называет школой, - на другом конце острова.
   Клетки, ямы, камеры... Фантазия у моего бывшего птенца неплохая.
   - И в чем смысл твоей "школы"? - оглядываю измученного человека в железной клетке.
   - Послушание, Шеш, послушание. Раньше я отправлял нового раба в деревню сразу, но они плохо работали, смущали жителей, пытались куда-то убежать. После моей дрессировки они становятся шелковыми.
   Запах обреченности.
   - Хочешь посмотреть на процесс?
   Голос исполнен гордости.
   - Хотя... Тебе стоило бы посмотреть на то, что было, и на то, что стало, - добавляет.
   - Я представляю.
   Где-то в небе щебечут птицы.
   - Покажу тебе мой любимый случай. Из России, кстати.
   Скрипят петли на деревянной двери.
  
   Человеку за сорок. При виде Аугусто встает на колени, склоняет голову.
   - Хозяин...
   - Это господин Марк, - представляет меня собрат. Говорит по-русски.
   - Господин...
   Запах страха .И ненависти.
   На лице Аугусто - довольство.
   Вообще на его лице редко бывает что-то другое.
   Переходит на итальянский.
   - Называть меня хозяином он научился за два дня. Вставать на колени, приветствуя - за неделю. Правда, и нападать пытался, и бежать...
   Хмыкаю. Нападать и бежать - глупо.
   - Отучился где-то за пару месяцев, - продолжает, - но иногда все равно что-нибудь и вытворяет...
   Улыбаюсь. Вряд ли он "вытворяет" что-то "круче", чем мой слуга...
   Аугусто понимает это по-своему.
   - Не веришь?
   - Верю, - поспешно говорю. - Просто мой слуга иногда тоже вытворяет...
   - Так накажи, - снимает со стены плетку. - Можешь мне отдать. На время, конечно. Я его выдрессирую и верну.
   Раб меняется в лице.
   Плетка скручена из проводов - медных жил в разноцветном пластике. Такая бьет очень больно и калечит при этом.
   - Спасибо, но я сам.
   Осматриваю комнату-камеру. На полу - куча почти сопревших листьев и кусок грязной дерюги. Рядом - погнутая миска.
   Рассматриваю человека.
   Лицо заросшее, волосы спутаны. Грязный, неприятно пахнущий.
   - Ты его моешь? - интересуюсь.
   - Зачем? Быть чистым - привилегия. Он ее пока не заслужил.
   Ничего не отвечаю.
   - Смотри, как он дрессирован, - говорит Аугусто и обращается к стоящему на коленях человеку: - Кто ты?
   - Ваш раб, хозяин, - немедленно отвечает человек.
   - Молодец, - кивает головой собрат. - Как тебя зовут?
   Раб запинается на секунду, но потом произносит:
   - Тварь... хозяин.
   - Ты назвал его Тварью? - изумляюсь.
   - Да. Но это пока. Иногда я меняю ему имена. Например, Червь. Или Падаль. Звучит, правда? - улыбается.
   - Твой раб, - пожимаю плечами.
   Выходим наружу. В руке Аугусто - плетка.
   - А... Вот, возьми. Вдруг понадобится слугу наказать, - протягивает мне.
   - Спасибо, - заправляю за ремень. - Но, думаю, вряд ли. Тут тихо и спокойно...
   Смеется.

***

   За прошедший месяц Андрей отъелся, набрал около пяти килограммов. Кошка же, наоборот, отощала, словно ее не кормили этот месяц, хотя у нее всегда полная миска.
   Слуга лежит на земле, сладко посапывая.
   Нам предстоит полет до материка.
   - Приглядишь за кошкой? - спрашиваю Аугусто.
   - Почему бы и нет? - гладит пушистую спинку. - Я рабу поручу.
   - Ты ему доверяешь?
   - Вполне. Я с него кожу сниму, если с твоей красавицей что случится.
   - Мне нужна кошка, а не освежеванный раб, - возражаю. - Так что обмен неравноценный.
   Смеется. Кошка водит ушами.
   - Не бойся. Я пригляжу за ними обоими.
   Киваю.
   - Мя! - соглашается кошка.

***

   - Марк Витальевич, а где китти? - спрашивает Маша.
   - Кошка, - поправляю девочку. - Кошка - у моего друга.
   - А почему?
   - Потому что нас здесь долго не было. Что Кисе кушать?
   Разводит руки.
   - Мышек.
   - Здесь нет мышек. И крыс нет. И тараканов. Здесь даже комары не летают. Киса бы умерла с голоду. Ты этого хочешь?
   - Нет, - мотает головой. - А ваш друг... он ваш друг как мой папа или как Антон Генрихович?
   Недоумевающе смотрю на девочку.
   - Ну... Он тоже начальник?
   - Начальник, - киваю, наконец-то постигнув детскую логику. - Только живет далеко.
   - Это хорошо, - соглашается. - А то папа бы устал слушать трех начальников.
   Спускаю девочку с колен.
   - Поедешь к дяде?
   - К какому?
   - Который живет во Владивостоке. Брат твоего папы.
   - Не знаю. Я его не видела никогда. А он добрый?
   - Не знаю, - признаюсь. - Я его тоже никогда не видел.

***

   Андрей ставит на стол две тарелки с гречневой кашей.
   Плюс одно блюдо в кулинарной книге моего слуги.
   - Звонил Артему... Брату. Говорит, что у них тесно, квартира маленькая. У них третий ребенок родился... - говорит покаянно. - Я не знаю, как его уговорить.
   - Значит, поедем в гости все вместе, - раздвигаю жалюзи, выглядываю во двор. - Купи машину.
   - А...
   Поворачиваюсь к слуге.
   Бледен, как восковая фигура.
   Паника.
   - Это... обязательно?
   - Машина нужна, - поясняю. - Это удобно. Нет посторонних, быстро, вдобавок нет необходимости посещать вокзал. Сел и поехал. Можно, конечно, и на самолете.
   Сглатывает. Руки сжимают ложку.
   - Я не против вокзалов...
   - ... а боишься машины, - высказываю вслух то, что не хочет произносить Андрей.
   Молчит.
   - Я чую твой страх. Но в нем нет ничего предосудительного. После аварии это логично.
   - Какой аварии? - встревает Маша.
   Андрей открывает рот, но я его опережаю.
   - Весной Андрей и тетя Лена попали в аварию. После этого твой папа очень не хочет еще раз садиться за руль.
   - А тетя Лена?
   - Тетя Лена умерла, - честно говорю девочке.
   - Умерла? - глаза расширяются, затем наполняются слезами.
   Отец Маши не успевает ничего предпринять, как ребенок заходится в рыданиях.
   Попытки ее успокоить безуспешны.
   - Оставь, - наконец командую. - Наплачется - успокоится.
   Андрей в замешательстве.
   - Я не видел ни одного ребенка, который бы ревел всю жизнь, - терпеливо поясняю. - А ей надо выплакаться. Через слезы уйдет горе.
   - Ы-ы-ы-а-а-а... - размазывает руками слезы по щекам Маша.
   Плакать она долго не может. Через пару минут рыдания сменяются всхлипываниями, а еще через пять остаются лишь пошмыгивания носом.
   - Тетя Лена обещала... стать мне мамой, - наконец, тихо признается девочка тарелке.
   Андрей смущен.
   - Маша в курсе... моего предложения... Я с ней советовался...
   - Не получилось. Это жизнь, люди.
   - А у меня еще будет мама? - вдруг спрашивает девочка.
   - Не знаю, - подвигаю стул, сажусь. - У тебя есть папа. У многих детей нет и этого.
   - А еще вы...
   - И еще я, - соглашаюсь.
   - А вы нас не бросите, как мама?
   - С чего ты взяла, что она вас бросила? - внимательно смотрю на ребенка. - Кто тебе сказал?
   - Она ведь тоже умерла...
   Перевожу взгляд на Андрея.
   Не знает, куда себя деть.
   - Смерть не приходит по желанию человека, - медленно говорю. - Она всегда внезапна. Ни тетя Лена, ни твоя мама не хотели этого. Если бы они могли, то, несомненно, никогда бы не выбрали смерть.
   - Тогда почему они умерли?
   - Потому что так получилось. Тетя Лена умерла, потому что один нехороший дядя сел за руль пьяным. И твой папа чуть не умер. А на маму не обижайся. Твоя мама - герой.
   - Герой?
   - Да, - киваю. - Герой потому, что она родила тебя. Потому что ты живешь.
   - Но другие мамы не умирают!
   - Не все, - смотрю на девочку. - Но иногда умирают дети.
   Маша задумывается.
   - Жизнь сложнее, чем тебе кажется, - протягиваю руку, касаясь ребенка крошечной искрой силы. - Станешь старше, поймешь больше.

***

   - Думаете, это правильно - говорить Маше такое? - спрашивает Андрей, когда девочка уходит в свою комнату.
   - Почему нет? - пожимаю плечами, всматриваюсь в безголовое отражение в столешнице. - По-твоему, лучше врать, говоря, что тетя Лена уехала внезапно и надолго, как часто врут родственники маленьким детям? И ребенок вырастает с чувством, что его предали.
   Закусывает губы.
   - Я не знаю, что правильно, - наконец, говорит тихо. - Живя с вами, все оказывается не так...
   - Не так, как тебе было привычно, - киваю. - Черное оказывается белым, белое черным, а то и вовсе серо-буро-малиновым.
   Внезапно разражается смехом.
   - Если бы кто сказал мне год назад... Что все будет вот так...
   - Это точно, - улыбаюсь.
   Взгляд привычно ищет кошку.
   Кошка осталась на островах.

***

   Самолет до Владивостока летит чуть больше часа.
   На поезде пришлось бы ехать двенадцать часов.
  
   Встречаемся у входа в аэровокзал, как обычно.
   - Вы опять на своем самолете летаете, да? - хмурится Маша.
   - Мне так удобнее, - говорю, высматривая такси.
   Мой ищущий взгляд действует, как приманка. Рядом сразу появляются трое мужчин.
   - Такси, такси недорого.
   Останавливаю выбор на одном из них.
   - Во Владивосток, - говорю, садясь.
   Позади садятся Андрей и Маша.
   Аэропорт находится не во Владивостоке, а в ближайшем к нему городе Артеме, который уже давно считается пригородом.
   На улице - густые сумерки.

***

   - Артем, ты дома? Просто мы приехали... Мы во дворе...
   - Кто "мы"? - спрашивает телефон.
   - Я, Маша... и мой "шеф".
   - Андрей... Я же тебе сказал - мы не можем взять Машу на лето. Что тебе непонятно?
   - Артем...
   - Погоди, спущусь.
  
   Через пару минут из подъезда выскакивает взъерошенный мужчина.
   Совершенно не похож на Андрея, но родственный запах определяет его однозначно.
   - Андрей, что за детский сад, ты как маленький...
   - Погодите, - перебиваю. - Артем Викторович, позвольте представиться. Марк Витальевич Дорохов, на данный момент - работодатель вашего брата.
   - Очень приятно, - жмет мне руку, но "мимоходом". Его внимание - на младшем брате.
   - Артем Викторович... - усиливаю голос, вынуждая обратить на меня внимание.
   Наконец-то.
   - Послушайте... Андрей, скорее всего, вам неправильно все объяснил...
   - Нет, отчего же, - снимаю темные очки, отдаю слуге. - Все правильно. Основным препятствием являются финансовые проблемы.
   - Не только. Поймите, у нас двухкомнатная квартира. У меня трое детей, двум старшим - десять и восемь. Младшему шесть месяцев. К тому же с нами живет отец Катерины, мой тесть. Куда ее? На балкон?
   - Зачем на балкон? Артем Викторович. Вы - Машин родственник, и вы ее не обидите. В любом случае, девочке лучше быть с родными, чем с чужими людьми. У Андрея нет возможности быть с дочерью летом, а отправлять ее в лагерь... Она и так только на каникулах дома бывает. Давайте с вами договоримся так. Я решаю ваши жилищные проблемы, а вы - принимаете племянницу на лето. И не только на это.
   - И как вы решите их? - скептически хмыкает.
   - Скажите, в какое жилье вы бы хотели переехать? - смотрю на одно из окон в доме. - Квартира, дом? Сколько комнат? Расположение?
   - Вам зачем?
   У Крапивцев тугодумство, похоже, семейная черта.
   - Я же говорю - я решаю ваши жилищные проблемы. Скажем так, ваш брат заслужил премию. И эта премия выразится в том, что у Маши будет, где проводить летние каникулы. А у вашей семьи будет большая и просторная квартира. Сколько вы хотите комнат? Четыре? Пять? Я доплачу разницу между вашей нынешней квартирой и тем жильем, что вы выберете.
   - Так просто возьмете и доплатите?
   - Артем Викторович, а вы интересовались, чем занимается ваш брат? Как идет его жизнь последний год? Нет? Зря, иначе вы бы не задали такой вопрос. Андрей - хороший работник, и я его ценю. Да, это большая сумма. Но он это заслужил.
   - Это все так... Неожиданно, - мужчина обхватывает затылок руками, потом резко опускает их вниз, переступает с ноги на ногу. - Может, подниметесь? Заодно с Катей и с Мишей обсудим... Тестем в смысле.
   - Почему бы и нет, - пожимаю плечами.
   ***
   Квартира у Крапивца-старшего - маленькая. Малосемейка. Коридор метр на полтора, крохотная кухонька.
   Екатерина Михайловна Крапивец недовольна. Недовольна тем, что в ее дом посреди ночи вваливается наша компания.
   - Артем, тише! - шипит сквозь зубы, когда мы пытаемся уместиться в тесном коридорчике.
   На руках у нее - младенец. При нашем появлении он раскрывает беззубый рот, издавая капризное хныканье.
   - Ч-ч-ч... - приговаривает женщина, тряся ребенка у груди.
   - Катенька, - шепотом говорит Артем Викторович. - Будь добра, поставь чайник... Миша спит?
   - Телевизор смотрит, - кивает Катя в сторону одной из комнат. - Тебе зачем?
   - Да вот... Андрей не один приехал... Это его начальник, э-э-э... - сбивается, забыв мое имя.
   - Марк Витальевич, - представляюсь.
   - ...Марк Витальевич, ага, - смущенно кивает.
   Андрей и Маша протискиваются боком в кухню, где едва хватает места просто стоять.
   - Здравствуй, Маша. Здравствуйте, Марк Витальевич. Привет, Андрей, - говорит женщина, пытаясь успокоить младенца.
   - Здравствуйте, тетя Катя, - тихо отвечает девочка, во все глаза разглядывая то дядю, то его жену. - А это у вас мальчик или девочка?
   - Мальчик... Да успокойся ты!
   Младенец демонстрирует всю мощь своих легких и голосовых связок.
   - Погодите, Екатерина Михайловна, - говорю, протягивая руки. - Позвольте...
   Косится с недоверием, но ребенка отдает.
   Капля силы.
   Маленький человечек недовольно взмякивает, как котенок, но потом затихает.
   - Ух ты, - говорит его мать. - Вы ему понравились.
   Качаю малыша. Тот смотрит на меня блестящими глазками, облизывая собственный кулачок.
   - Дети меня любят, - соглашаюсь.
   Если я сам этого хочу.

***

   - И чем вы занимаетесь, Марк Витальевич?
   Пожилой мужчина смотрит на меня с опаской и недоверием.
   Кем он доводится Андрею? Как назвать тестя брата?
   - Разработка и сопровождение программного обеспечения.
   - Это с компьютерами, да? Так то ж разве большие деньги?
   - Компьютеры бывают разные. В данный момент мы работаем с местным заводом лекарств. Четыре новых производственных линии. Наладить, запустить...
   - Серьезно... И большая у вас компания?
   - Не очень, - пожимаю плечами. - Но нам хватает.
   Кивает.
   Женщина пытается собрать на стол скудное угощение.
   - И что, Андрей настолько ценный сотрудник? - это Артем.
   Неловкий вопрос. Мой слуга смущается, краснеет. Создается впечатление, что речь идет о ребенке или подростке.
   - Он хороший сотрудник.
   - А в детстве был лопух лопухом.
   - Тема! - не выдерживает Андрей.
   - А что? - во взгляде - наигранное недоумение. - Сколько раз я тебя от хулиганов защищал, вместо тебя домашнюю работу делал! Забыл, что ли?
   Мой слуга краснеет еще больше.
   - Люди меняются, - улыбаюсь. - Ваш брат - не исключение.
   Брат Андрея хмыкает.
   Его тесть пристально на меня смотрит.
  
   - Курите? - интересуется у меня отец Екатерины Михайловны спустя четверть часа пустой болтовни родственников.
   - Нет, - качаю головой.
   - Тогда компанию составите, - кивает.
   Тон - не терпящий возражений. Я и не возражаю. Поднимаюсь со стула, следую за пожилым мужчиной в комнату, заставленную мебелью и вещами, выхожу на балкон.
   С балкона открывается вид во двор.
   - Я Михаил Анатольевич, - запоздало представляется свойственник Андрея. - Темченко Михаил Анатольевич.
   - Очень приятно, - отзываюсь. - Я Марк Витальевич.
   - Слышал уже, - Михаил Анатольевич делает затяжку, смотрит в темноту двора. - Скажи мне, Марк Витальевич, а с чего ты решил, как ты выразился, "решить наши жилищные проблемы"?
   Пожимаю плечами.
   - Вы сами говорили, что у вас мало места.
   - Да, да, я это слышал, - огонек сигареты разгорается ярче. - У нас мало места, а Машу очень нужно оставить с нами... Марк Витальевич, а давай ты скажешь правду?
   Останавливаю взгляд на курящем мужчине. Люди ищут подвох там, где его нет, и, очертя голову, бросаются в рискованные авантюры.
   - А это и есть правда, - отвечаю.
   - Хорошо, - Михаил Анатольевич достает еще одну сигарету, прикуривает ее от предыдущей. - Ты, Марк Витальевич, строго меня не суди. Я, считай, жизнь прожил. Внуков нянчу. Жену схоронил. И ваши молодые уловки вижу, как на ладони. Я об Андрее слышал еще тогда, когда Маши еще в проекте не было. И... Я верю Тёмке. Андрей - лопух. Нет, я не говорю, что он дурак - он просто лопух. Все, что он может - быть тупым исполнителем. И сегодня я еще раз убедился в своем мнении. И нет, не пытайся меня убедить, что он настолько ценный сотрудник, что ты ради каникул его дочери готов выложить на стол три миллиона рублей.
   Молчу, ожидая продолжения.
   - Не говоря уже о том, что ты оплатил лечение Маши. Ведь ты платил? Ну, или ваша... "фирма".
   - Да, - соглашаюсь.
   - Ну вот. И всего за год. Плюс еще эта ваша Англия. У нас, прости, Марк Витальевич, простые люди столько не зарабатывают. И в сказочку про вашу... "разработку и сопровождение программного обеспечения", прости, я тоже не верю.
   В любом общении есть ведущий и есть ведомый. Есть доминант и подчиняющийся.
   Смотрю на мужчину, который докуривает вторую сигарету.
   Я могу сейчас надавить силой. На ближайшие пару часов мы станем лучшими друзьями. Он не будет видеть ничего предосудительного в том, чтобы помочь брату своего зятя и так понравившемуся ему Марку Витальевичу. И воспользоваться так вовремя подвернувшимся шансом поправить свое материальное положение. И убедит в этом Артема Викторовича и Екатерину Михайловну.
   На ближайшие пару часов.
   А потом будет спрашивать, чем же я на него подействовал. И не факт, что через три часа он не передумает.
   Но мне не нужно такое решение.
   - Моей семье проблем не надо, - говорит отец Екатерины Михайловны. - Мне, если честно, без разницы, чем вы занимаетесь, и какие отношения у тебя с Андреем. Но не впутывай в свои дела мою дочь, моих внуков и моего зятя. Мы чужое не возьмем... и свое не отдадим.
   Киваю.
   Михаил Анатольевич кидает на меня хмурый взгляд и толкает балконную дверь.
  
   В кухне надрывается младенец.
   Наше появление встречают семь пар глаз. Хотя младенца можно не считать.
   Здравствуйте, - несмело говорит старший мальчик. Девочка чуть старше Маши молчит, прячется за мать. Маша жует печенье.
   - Здравствуйте, - отвечаю.
   - Максим, Света, все. Идите спать, - строго говорит Екатерина Михайловна, и дети, видимо, что-то ощущая, не возражают. Они проскальзывают мимо меня во вторую комнату и тихо закрывают за собой дверь.
   - А можно я тоже схожу покурить? - интересуется Андрей.
   - Да, конечно, - Михаил Анатольевич сторонится, пропуская моего слугу. - Только там аккуратнее, у балкона дверь отходит.
   Андрей кивает и исчезает в комнате.
   Екатерина Михайловна и Артем Викторович смотрят на старшего мужчину.
   - В общем, мы поговорили, - Михаил Анатольевич решает объясниться сразу. - Увы, мы не можем принять предложение Марка Витальевича.
   Екатерина Михайловна молчит, лишь едва слышно вздыхает. Артем Викторович хмурится, кидает косой взгляд сперва на тестя, затем на меня, но понимает, что расспросы сейчас неуместны.
   - Андрей покурит, и мы поедем, - говорю в свою очередь. - Я прошу у вас прощения за беспокойство.
   Молчат, лишь хнычет младенец.
   - Вот, - Михаил Анатольевич протягивает мне телефонную трубку. - Можете такси вызвать.
   - Незачем, - качаю головой. - Машина ждет нас внизу. Я ее не отпускал.
   Михаил Анатольевич пожимает плечами, убирает телефон.
   В комнате Андрей о что-то спотыкается. "Что-то" падает с грохотом.
   Прощание выходит скомканным.
   ***
   Маша спит на диване в маленькой "гостинке". Андрей курит в раскрытое окно.
   - Почему Миша вам отказал? - интересуется слуга.
   - Потому что предложение у него не вызвало доверия, - поясняю.
   - И чем же?
   - А ты подумай, - встаю рядом. - Как должно выглядеть предложение подарить три миллиона рублей совершенно незнакомым людям?
   - Ну, вы же не дарите...
   - Не дарю, - киваю. - Но мы все равно остаемся незнакомыми, хотя они и твои родственники. К тому же многие люди три миллиона рублей полжизни зарабатывают, причем тяжелым трудом, а тут - за всего лишь лето. И дел-то - понянчиться с племянницей. Ну, и следующие вопросы - а откуда у меня такие деньги, и чем же нужно заниматься, чтобы легко расстаться с такой суммой?
   Окурок улетает вниз, прочертив в воздухе параболу ярким огоньком.
   - А вы могли... ну... применить свои способности, чтобы он согласился?
   - Мог. Но не стал.
   - А почему?
   - Потому что я не всемогущ, - терпеливо отвечаю. - Мое воздействие продлится не дольше нескольких часов, после чего Михаил Анатольевич будет страдать от головной боли и вопросов, чем же я на него воздействовал. Либо же, если воспользоваться более жестким методом, он резко потеряет полсотни единиц IQ, то есть попросту станет идиотом, а через две недели умрет. Что вызовет уже вопросы у твоего брата и твоей невестки. Нет, если хочешь...
   - Не надо, - резко бросает Андрей. - Я понял. И что теперь делать?
   - Спать ложиться. Потом придумаем.
   Слуга покорно кивает.
   На опорах стоящегося моста через бухту Золотой Рог - яркие огни.
   ***
   Деньги иногда решают не все. Как не все решают и мои способности. И мне нужно это учитывать.
  
   Люди просыпаются ближе к обеду. Хотя в "гостинках" очень мало места, в санузле этой плотно прилегает дверь, не пропуская ни капли ненужного мне света.
   Девочка трет глаза, слезает с дивана.
   - Good morning, sir, - здоровается она со мной.
   - Доброе утро, - здороваюсь в ответ по-русски.
   - Ой, точно, - смущается Маша. - Извините.
   - Ничего страшного, - киваю. - Бывает.
   Андрей садится на постели, протирает лицо ладонями.
   - Марк Витальевич, а почему мы не у дяди Темы? - интересуется Маша.
   - Потому что у них маленькая квартира и много народу, - честно отвечаю.
   - А я познакомилась с Максимом и Светой, - вздыхает девочка. - Я хотела с ними поиграть.
   - У тебя еще будет возможность, - улыбаюсь.
   - А теперь мы домой, да? - в голосе - грусть и разочарование.
   - Да, - соглашаюсь. - Но сперва позавтракаем.
  
   Кафе в городе - много. Как, впрочем и ресторанов. И в каждом из них рады предложить нам самое разное меню. Есть даже семейные кафе.
   Вот в одно из них мы и идем.
   Улыбчивая официантка тут же оказывается рядом.
   - Можно без овсянки? - просит Маша.
   - Разумеется, - девушка серьезно кивает. - Большой выбор блюд для детей и взрослых.
   Андрей разглядывает меню и делает заказ.
  
   Мой слуга не смущается цен. За время жизни со мной рядом он уже привык не считать деньги.
   ...- Ну, где-то на сто тысяч золотых, - вещает Том.
   - А точнее? - разворачиваю пергамент.
   - Ну... может быть, сто двадцать.
   - А еще точнее?
   - Ну...
   - Том, лишние сундуки понесешь сам!
   Хлопает глазами...
  
   Беру себе небольшое пирожное и чай.
   ***
   В Хабаровске появляюсь позже Андрея и Маши. В отличие от них, мне приходится ограничиваться ночным временем для перелетов.
   Привычно опускаюсь в темном углу двора.
   Запах. Причем знакомый.
   Кажется, похожая ситуация уже была.
   Только запах на этот раз ведет куда-то за пределы двора.
   Толкаю железную калитку.
   - Выходи, Аня, - говорю в темноту.
   Аня Калинина приближается несмело, но в глазах - надежда.
   - Здравствуйте, Марк Витальевич, - тихо говорит она.
   - И чего ты тут делаешь? - интересуюсь.
   - Вас... жду, - опускает голову.
   - Давно?
   - Ну... - смотрит в землю. - Да так.
   Неуверенность. Отчаянье.
   - Почему ты не дома?
   - Я... не хочу домой.
   На землю падают две слезинки.
   Вздыхаю, толкаю калитку еще раз.
   - Заходи, раз пришла.
   Появление Ани вызывает у Андрея легкий ступор.
   - Я же сказал, чтобы ты домой шла, - недоуменно говорит он девочке.
   Аня кидает на меня взгляд, полный надежды.
   А глаза у нее - точь-в-точь Аленины.
   - А вот не пошла, - отвечаю за нее, - прождала под забором. Сделай чаю.
   Андрей кивает, уходит в кухню.
   Аня старательно натягивает тапочки.
  
   Сижу за столом. Андрей рядом на стуле, в руках кружка.
   Смотрю на девочку. Аня дует в ложку, остужая горячий чай.
   - Рассказывай, - говорю.
   Девочка прикусывает губу, не зная, как сказать. Протягиваю руку, касаюсь ее головы, посылая искру силы. Желания ждать, пока она решится, нет.
   - Марк Витальевич, можно я с вами поживу? - выпаливает Аня.
   Такой вопрос она уже задавала.
   - По-моему, ты уже задавала такой вопрос, - отвечаю. - И ты знаешь мой ответ.
   - Я... - в глазах гаснет какой-то огонек. - Я не хочу с папой. Он... лучше вы, хоть вы и чужой, как вы сказали.
   Сжимает ложку в руках. Чай медленно остывает в кружке.
   - Папа... нас не любит, - говорит тихо.
   - Почему ты так решила? - интересуюсь. - Он же твой отец.
   - Он... он нас никогда не любил. Когда была мама... она... она нас любила.
   Перевожу взгляд на слугу. Андрей напряжен, вслушивается в слова девочки.
   - Он ругается постоянно, - продолжает Аня, - что я плохо все делаю.
   - И ты только поэтому думаешь, что он вас не любит?
   - Он говорит, что мы ему мешаем. Что мы испортили ему жизнь. И про маму... говорит плохое. А еще он меня бьет.
   -  Иногда наказывают, чтобы слушались, - смотрю на слугу.
   - Я... я слушаюсь, - почти шепотом произносит девочка. - Но папа все равно ругается. И все равно бьет.
   - Твоих братьев он тоже бьет? - не выдерживает Андрей.
   - Рома с Витей живут у бабушки, - еще тише говорит Аня. Мой слуга хмурится, не расслышав. Но я слышу.
   - А ты - с ним?
   - Да... Папа сказал, что в доме должно быть чисто, а я уже взрослая, чтобы поддерживать порядок.
   Рационально.
  
   Дети всегда были ресурсом, в который вкладывались родители, чтобы обеспечить себе либо будущее, либо настоящее. В крестьянских семьях большое количество детей - это большое количество рабочих рук.
   Сейчас, конечно, это требуется не везде.
   Но этим пользуются.
  
   Ее жизнь будет не хуже, чем жизнь многих других детей. Она, как и ее братья, вырастет, закончит школу, поступит куда-нибудь в техникум или даже институт. Найдет работу, выйдет замуж, заведет своих детей...
   Обычная жизнь обычного человека.
   Но...
  
   Аня мне не нужна, как не нужны и ее братья. Мне была нужна их мать, но ее больше нет. И все, что у меня осталось...
   "Я клянусь кровью, что буду заботиться о них, как о своих детях. Я дам им лучшее, что в моих силах..."
   ...это моя клятва.
  
   - Вызови такси, - говорю слуге.
   По Андрею видно, что он хочет задать вопросы, но молчит. Аня жует печенье, запивая остывшим чаем.
   Время до приезда машины проходит в молчании.
   ***
   Где жила Алена - я знаю. Но в квартире никогда не был. Поднимаюсь вслед за Аней на третий этаж, останавливаюсь перед серой железной дверью.
   Аня нажимает кнопку звонка.
   - Явилась! - вместо приветствия произносит мужчина, которого я видел на похоронах, и тут замечает меня.
   Хмурится. Аня бросает на меня короткий взгляд и прошмыгивает в квартиру.
   - Добрый вечер, - здороваюсь. - Я Марк Витальевич. Мы можем поговорить?
   - Аня что-то натворила?  - в голосе недовольство.
   - Можно и так сказать, - повожу плечами. - Недолго.
   В квартиру меня запускать не собираются. Бывший муж Алены прикрывает за собой дверь, прижимает ее всем телом.
   - Ну?
   Так не пойдет.
   Протягиваю руку и слегка касаюсь его силой.
   - Давайте поговорим внутри.
   - Давайте... - эхом отзывается.
   Вхожу вслед за бывшим мужем Алены в квартиру и натыкаюсь взглядом на большое зеркало, висящее напротив входа. И на рядом стоящую Аню.
   Аня глядит на меня во все глаза, но стоит спиной к зеркалу.
   Это хорошо. А вот ее отца приходится коснуться еще раз.
   Чтобы в зеркало не посмотрел.
   - Исчезни, - командует Ане отец, но она не отводит с меня взгляда.
   - Все хорошо, Аня, - успокаиваю девочку. - Иди.
   И лишь тогда она, понурив голову, уходит.
   Квартира небольшая. Три комнаты - одна проходная, "зал", и две смежные. Запах подсказывает, что одна принадлежала мальчикам, Вите и Роме, вторая - Ане. В проходной, по всей видимости, жили Алена с мужем.
   И беспорядок. Разбросанная одежда, тарелки с едой. Грязь.
   "Клянусь кровью, что буду заботиться о них..."
   Проходим на кухню.
   - Выпьете?
   Качаю головой.
   - А я выпью, - мужчина лезет в холодильник, достает бутылку водки. - Вот, жену поминаю.
   Похоже, с похорон не прекращал.
   И еще немного силы...
   Рассказывает долго. Об Алене, о детях. Алкоголь тоже способствует "развязке" языка. Рассказывает о разводе. Что нашел себе женщину, вроде все у них налаживалось, а Алена так не вовремя умерла. Но куда пойдет с тремя-то детьми? И даже оставшаяся квартира не играет большой роли.
   Ненависть.
   - Тебе мешают твои дети? - спрашиваю, уже зная ответ.
  
   Этому человеку не нужны дети. Ему нужен он сам. И ему нужны внешние приличия. Именно поэтому дети еще не в детском доме. Но сколько он продержится, прежде чем наплюет на все, и избавится от них?
   "Клянусь..."
   Люди - разные. Кто-то готов жизнь отдать за своего сына или дочь, а кто-то - убивает их, не задумываясь. Кто-то видит в детях будущее, кто-то - настоящее.
   Мой слуга отдал всего себя ради жизни дочери. Хотя он вполне способен завести еще потомство. Маше в этом году восемь, и она жива, в том числе, благодаря ему.
   Потому что ее отец пожертвовал собой. В том числе не только жизнью, но и гордостью.
   А ведь он мог оставить ее в больнице. Не продавать квартиру, не тратить время и силы на поддержание призрачной надежды.
   Сейчас у него могла бы быть парочка малышей возрастом год-два.
  
   Вместе с Андреем будет четверо. Хотя нет, еще Маша. Пятеро. Пятеро людей, за которых я несу ответственность.
   И птенец.
   И кошка.
  
   - Да чтоб их!..
   - Я их заберу? - зачем-то спрашиваю, хотя он не сможет мне солгать. Алкоголь плюс моя сила - убойная смесь.
   - Да пожалуйста!
  
   Легко и просто. Как и много лет до этого.
  
   ...- Десять монет, господин! Всего десять монет! Он может работать, умеет ухаживать за лошадьми!
   Мальчишке едва ли есть девять лет.
   - Десять! Нет, восемь! Восемь монет, господин, и он все будет делать для вас!
   Грязные руки хватают сапог, стремя.
   - А если захотите, вы можете... он не откажет, господин!
   Не глядя, хлещу плетью.
   Пальцы, держащие стремя, разжимаются...
  
   Если бы он хотел заботиться о них, он бы ни в чем не нуждался. Но он не хочет.
  
   Встаю из-за стола.
   Он сделал свой выбор.
  
   - Марк Витальевич? - спрашивает у меня бледная Аня, когда я выхожу из кухни в квартиру. - А что с папой?
   Отчаянье.
   - Напился, уснул, - объясняю.
   - А вы... вы домой?
   - Пока - да.
   ***
   Люблю ночь. Ночью нет необходимости пользоваться человеческими средствами передвижения.
   До дома долетаю минут за пять.
  
   - Отвезли? - задает риторический вопрос слуга.
   - Да, - киваю.
   - И что теперь?
   - Теперь... - задумываюсь.
   Забирать их сразу насовсем нельзя. Дети общались со мной всего пару раз - на море и на Новый Год. А тут им придется видеть меня каждый день. А это совершенно другое.
   Они - дети. Идеалисты. Может быть, Аня уже не верит в Деда Мороза, но в чудеса - да. Иначе бы не сидела у меня под дверью с просьбой забрать ее от отца. Она создала себе картинку доброго "дяди фея", который превратит ее жизнь в чудо.
   Но я - не "фей".
   Провести вместе летние каникулы было бы хорошо. Возможно, осенью дети захотели бы вернуться обратно к отцу. Так было бы проще. А деньги на регулярную помощь - не проблема.
  
   Однако я должен помочь Аугусто с птенцами.
   Птенцы - важнее.
   Но и моя клятва - не пустое.
  
   Думаю, Аугусто потерпит присутствие моих людей на своей территории.
  
   - Придется погостить у Аугусто, - отвечаю.
   - А он не будет против?
   - Договорюсь.
   - Хорошо, - кивает слуга.
   ***
   Бывшего мужа Алены зовут Василий. Наше появление в десять утра вызывает у него непонимание. Он уже не помнит мой визит ночью.
   Сменить недоумение на добродушие - легко.
   - Анька, собирайся! - командует он дочери. - Поедешь с дядей Андреем и...
   - Марком Витальевичем, - подсказываю.
   - ...и Марком Витальевичем!
   Аня собирается быстро. Минут через двадцать уже стоит, прижимая к себе школьный рюкзак с только ей ведомыми вещами.
   - Счастливо отдохнуть!
   Киваем, прощаемся.
   Через несколько минут он, конечно, передумает, но будет поздно.
  
   Дом Алениной мамы встречает тяжелой атмосферой безнадежности и безразличия, четко различимой даже в подъезде сквозь дверь. Даже Андрею.
   Дверь открывает Витя.
   - Здравствуйте, дядя Андрей. Здравствуйте, Марк Витальевич, - и изумляется. - Анька?!
   - Привет, Витя, - здороваюсь. - Мы к вам, можно?
   - Да...
   Шагает в сторону, давая пройти.
   - Алена, кто там? - старческий голос.
   - Баб, это дядя Андрей, Марк Витальевич и Аня, - с какой-то тоской отвечает мальчик.
   - А, Аня! Алена, долго не играй, тебе еще уроки делать!
   - Хорошо, баб, - еще более тоскливо кричит Витя в сторону комнаты и вдруг подскакивает. - Каша!
   И убегает в сторону кухни.
   Из кухни слышатся голоса обоих мальчиков.
   Андрей стаскивает обувь.
   Оглядываю пол и, не разуваясь, прохожу в квартиру. За мной идет Аня. Андрей возится в прихожей, пытаясь натянуть обратно туфли.
   - Баб... - Аня хлопает глазами. - Баба?
   - Здравствуйте, а вы кто? - интересуется сидящая на диване старуха.
   Сильно сдала за несколько месяцев.
   - Меня зовут Марк, - отвечаю.
   - А! А, вы друг Вити? А Витя на работе, вечером придет...
   - Что с ней? - шепотом спрашивает Андрей, подойдя на цыпочках.
   - Тронулась с горя, - тихонько поясняю.
   - Аленушка, сделай гостям чаю, - велит старуха, смотря куда-то сквозь нас. - Там печенье было, достань!
   - Я Аня! - вдруг кричит девочка. - Бабушка, ты разве меня не узнаешь? Я Аня!
   - Аленушка, не кричи! Как тебе не стыдно!
   - Баб...
   - Уведи ее, - бросаю Андрею. - И мальчиков тоже.
   - Вы ей помогать будете? - понимающе кивает мой слуга и трогает Аню за плечо. - Пойдем, Марк Витальевич поможет твоей бабушке... Все будет хорошо...
   Из кухни тянет подгоревшей кашей.
  
   Копошатся долго. Я терпеливо жду, пока люди покинут квартиру, а затем подхожу к старухе.
   Мне даже не нужно использовать яд. Искра силы - и изношенное сердце замирает.
   Тело тихо валится набок.
   Не поправляю. Так естественно.
   ***
   - А мы к маме едем? - вдруг спрашивает Рома.
   - Нет, к нам домой, - говорю мальчику.
   - А к маме когда?
   - Пока не знаю, - отвечаю. И поясняю: - Приедем, тогда будем думать.
   - Хочу к маме...
   - Я тоже, - соглашаюсь с ребенком.
   Удивлен. Даже плакать передумывает.
   ***
  На этот раз появление детей в моем доме не сопровождается таким шумом, как на Новый Год. Ведут себя очень тихо, словно ощущая другую обстановку. Андрей протягивает тапочки Ане, которая помогает обуться младшим братьям.
  - Включи детям мультики, - говорю слуге. - Пусть отвлекутся.
  - Ага, хорошо, - Андрей суетливо дергается, подталкивает детей в гостиную.
  По лестнице сбегает Маша.
  - Привет! - радуется она гостям и, не дожидаясь моего напоминания, тоже заскакивает в гостиную.
  Андрей разберется.
  Прохожу в кухню, сажусь за стол. Из гостиной слышны щелчки пульта, а затем звуки 'Тома и Джерри'.
  - Рома же ровесник твоей Маши? - интересуюсь, когда Андрей появляется на кухне.
  - Да.
  - В его возрасте дети должны понимать, что такое смерть, - задумчиво говорю, вглядываясь в отражение собственной рубашки в столешнице.
  - Он... - Андрей вздыхает, проводит руками по волосам, - он... умственно отсталый.
  Приподнимаю бровь. Ожидаю, что слуга разовьет эту мысль, но он молчит, полагая, что я сам все знаю.
  Слуга садится напротив, придвинув тяжелый табурет.
  - Поясни, - приходится говорить.
  - Родовая травма. Роды были тяжелыми, он какое-то время не дышал. Ну, и сказалось, - отвечает, нахмурившись, уставившись в ту же столешницу, что и я. Только смотрит он на свое лицо.
  - Он же учится в школе?
  - Да. В коррекционной. Школа-интернат восьмого вида. Во втором классе.
  - А Витя?
  - Витя в обычной. В третьем классе.
  Родовая травма - это не генетика. Генетику я вряд ли бы смог поправить. А так восстановить деятельность заблокированных участков мозга мне по силам.
  - Вы ведь его можете вылечить, верно? - поднимает голову слуга.
  - Родовую травму - вполне, - киваю и поясняю. - Было бы что-то врожденное, вряд ли.
  - Здорово, - отзывается Андрей, только в его голосе совершенно нет восторга.
  Но делать это нужно как можно быстрее. Пока он еще мал, мозг сможет справиться с внезапно открывшимися способностями. И тут же давать нагрузку, развивая те участки, которые 'отдыхали'. Через год даже мое лечение не поможет.
  '...клянусь кровью, что буду заботиться о них, как о своих детях. Я дам им лучшее, что в моих силах...'
  Рому нужно будет учить. Приглашать специалистов, которые будут заниматься им круглосуточно, вытаскивая его из пучины слабоумия.
  Но кидать ребенка после потери родителей с рук на руки чужих людей тоже не есть хорошая идея. Я поклялся еще и вырастить их достойными людьми.
  Человеческая психика - очень хрупкая вещь. Ее легко сломать. Легче, чем физическое тело.
  Кем вырастет Рома? А Витя, Аня?
  - А... вы будете его лечить? - нарушает мои раздумья голос слуги.
  - Буду, - киваю и отвечаю на незаданный вопрос: - Это входит в мою клятву.
  - А!
  
  Есть еще одна проблема. Людей в доме - пять штук. А рук у меня две. Объем удержать не проблема, проблема в том, что я всех не ухвачу. Тащить их на веревке тоже не вариант - слишком далеко. С людьми в качестве груза дорога займет у меня раза в четыре больше времени, если не в пять. Слишком высоко нельзя - замерзнут и задохнутся. Слишком низко и быстро - сопротивление воздуха большое, тоже замерзнут. И задохнутся.
  Яхта - тоже не вариант. Мы только за месяц дойдем до островов. А ведь нужно еще вернуться назад.
  А у Маши - день рождения. В принципе, Андрей с Машей могут остаться тут, в Хабаровске. Отметить. Так что на острова придется доставлять только Аню, Витю и Рому. Но три - все равно много.
  Рук - две.
  - Детей Алены заберу сейчас, - выношу решение. - Сперва Аню, затем мальчиков. Ты с Машей останешься тут до ее дня рождения. Потом Маша отправится в Англию, а тебя заберу на острова. До осени побудем там.
  - А... а потом?
  - Потом посмотрим.
  Молча кивает, соглашаясь с моим решением.
  Хотя нет, не так. Принимая мое решение.
  ***
  Слуга хлопочет у плиты. В руках - лопатка и вилка. В кастрюле кипит гречневая каша, рядом жарятся котлеты.
  - А как там Светлана Михайловна? - вдруг задает вопрос Андрей.
  - Кто? - не понимаю.
  - Ну... мама Алены.
  - Никак, - пожимаю плечами. - Думаю, зять найдет ее сегодня или завтра.
  - В смысле?!
  Смотрю долгим взглядом.
  Дошло.
  - Вы ее...? Вы... Вы ее выпили?!
  - Нет. Просто спровоцировал инфаркт.
  Вилка падает со звоном.
  - Зачем?!
  - Чтобы не мучилась, - коротко поясняю.
  - Что вам стоило ее вылечить?! Вы же могли!
  - Мог. Но не стал.
  Гнев.
  - Почему? Что вам мешало?!
  Люди такие люди.
  - Тебе действительно интересно? - вздергиваю бровь.
  - Да!
  Кажется, что он готов напасть на меня с вилкой, хотя та валяется на полу.
  - Тогда слушай, - вкладываю в голос немного силы.
  Слуга замирает, осознав, на кого кричит.
  Котлеты шкворчат на сковородке.
  - Первое, - подхожу, поднимаю вилку и кидаю ее в мойку. - Я не всемогущ. Для полноценного восстановления психики Светланы Михайловны потребовался бы долгий период, и не факт, что он был бы успешным. Поясняю почему. Она ушла в свои грезы, где ее дочь жива и здорова. Излечиться - значит вернуться в реальность, где Алены больше нет. Как ты думаешь, Андрей, насколько это было бы ей легко и приятно? Вот. Второе. Скорее всего, излечение было бы временным, и она снова бы вернулась в прежнее состояние, едва я закончил бы. Нет, удержать ее в 'здоровом' состоянии тоже было бы возможно. Но опять же - скольких усилий мне бы это стоило? А у меня она не одна - есть трое ее внуков, ты, твоя дочь, мой птенец и недобиток Аугусто с его птенцами. Я не бог - поделиться на аватары не в состоянии. И рук у меня всего две.
  Достаю другую вилку и лопатку, переворачиваю котлеты.
  - Но вы же могли... - решается произнести.
  Заладил.
  - Теоретически - конечно, да.
  - А если... а если я стану таким же, вы тоже меня... да? - на лице вдруг мелькает озарение.
  - Лет через сто пятьдесят - вполне.
  - Светлане Михайловне было шестьдесят четыре...
  - Нормальный возраст для пожилой женщины.
  - Всего шестьдесят четыре!
  Снимаю котлеты со сковородки, выключаю кастрюлю. Кладу следующие котлеты.
  - Именно. Теперь представь, сколько бы еще она прожила, будучи сумасшедшей. Ты хотел бы, чтобы мама Алены провела ближайшие лет двадцать, называя именем умершей дочери своих внуков, не различая их по полу, и ждала с работы мужа, с которым развелась пятнадцать лет назад? Учитывая, что до такого состояния она дошла за пару месяцев, могу тебя уверить, что еще через полгода она сама рвалась бы поиграть в кубики и порисовать с Витей, полагая его своим одноклассником. И очередной вопрос - а кто бы за ней присматривал? Аня? Витя с Ромой? Ее бывший зять или ты?
  - Ну... Нанять кого-нибудь...
  Отдаю вилку Андрею.
  - Знаешь, что такое 'мизерикорд'?
  - Кинжал...
  - Да. Кинжал с трехгранным лезвием. Название происходит от французского слова 'misericorde' - 'милосердие, пощада'. Им добивали раненых. Такое действие называлось 'удар милосердия'. Догадываешься, почему?
  - Но тогда ведь не было такой медицины, как сейчас...
  - Не было. Но многие, к которым был применен 'удар милосердия', могли бы выжить и в то время. Только не всегда была возможность вынести раненого с поля боя и оказать ему соответствующую помощь. А даже если и была, то по большей части выживший был бы обречен на жалкое существование. 'Удар милосердия' избавлял раненого от мучений и его ближних от хлопот по его содержанию. Я сделал именно это.
  На лице - несогласие.
  - Переверни котлеты, - киваю на сковородку.
  Чертыхается, кидается к плите.
  ***
  Чем занять детей - не проблема. Особенно для al'lil. До вечера вожусь с детьми, всматриваясь в их поведение, принюхиваясь.
  Маша серьезна, иногда посматривает на Аню и мальчишек свысока, словно ощущает собственное превосходство. Аня немного напряжена, ее гложет неизвестность. Вите с Ромой же все намного проще, они привыкли отдавать свои проблемы для решения тем, кто старше. Родителям, Ане. Дяде Андрею и Марку Витальевичу, наконец.
  Рома вообще слабо понимает, что происходит. Ему нравятся игрушки, игры и добрый дядя Марк, который весело гоняет с ним паровозик.
  Ужин организовываю ближе к девяти вечера.
  После ужина отправляю Андрея уложить детей спать, сам же останавливаю Аню. Андрей напрягается, не зная, что я собираюсь делать. Но я не обращаю внимание.
  - Задержись, - говорю девочке, когда слуга выводит остальных детей в коридор.
  Послушно садится обратно.
  - До сентября мы погостим у одного моего друга, - поясняю. - Он живет далеко от других людей, на острове. Там нет Интернета, телефона и горячей воды, но зато есть пальмы, море и крабы.
  - Это на юге, да? - понятливо кивает Аня.
  - Да, - соглашаюсь. - Сейчас ты ляжешь спать... а проснешься уже там.
  - Это как?
  - Туда не летают обычные самолеты, - говорю чистую правду, но потом добавляю немного лжи. - Поэтому лететь придется на маленьком, в котором нет отопления. Лететь долго, ты можешь замерзнуть. Да и скучно тебе будет. Поэтому я дам выпить тебе особого лекарства. Оно совершенно безвредно, я его тоже выпью.
  Запах недоверия. Ну да, девочке не шесть лет. Это в шесть лет можно придумать сказку.
  - А я во сне не замерзну?
  - Нет, - качаю головой. - Можешь спросить у дяди Андрея, как это бывает. Он тоже летал. И тоже во сне.
  Хмурится.
  - Ты просила, чтобы я тебя забрал от отца, - напоминаю. - Я забрал. Но у меня есть и свои дела. Я не могу просто так их бросить лишь потому, что мне на шею внезапно свалилось трое незапланированных детей. Поэтому логичный вариант - взять вас с собой. К тому же там тепло. Отдохнете, загорите. Кокосы поедите с бананами.
  - А что вы там будете делать?
  - Работать, - пожимаю плечами. - Зато у вас будут каникулы.
  - А потом... потом что?
  - Потом вернемся обратно. У вас же школа.
  Молчит.
  Я уже собираюсь коснуться силой, как девочка кивает.
  - Хорошо, Марк Витальевич.
  Киваю.
  ***
  Лететь, скорее всего, придется в 'два приема'. Ночь слишком коротка, чтобы я успел донести живого человека до острова Аугусто.
  Из комнаты ожидания выхожу после десяти вечера. Хочу сказать Ане, чтобы собиралась, но она уже стоит в коридоре, прижимая к себе школьную сумку.
  - Я готова, Марк Витальевич.
  - Молодец, - хвалю девочку за предусмотрительность. - Иди в гостиную. Я скоро подойду.
  Легкий запах нервозности и страха.
  Успокоится.
  Облачаюсь в привычный кожаный костюм, поправляю воротник и застежку плаща.
  - А... а когда вы прибудете? - спрашивает от дверей кухни слуга.
  - Через пару-тройку дней.
  Кивает.
  Набираю в стакан обычную водопроводную воду.
  Аня сидит на диване, сжимая ручку сумки.
  Отключить сознание уколом силы - плевое дело. Так же легко выдать порцию яда, содержащего усыпляющий компонент. Но уснет она не сразу. Мне нужна минута для еще одного небольшого обмана.
  - Выпей, - протягиваю девочке воду.
  - Это лекарство? - косится в стакан.
  - Да.
  Послушно прикладывается к стеклянному краю, выпивает предложенное. Воды там немного. Для вида.
  - На вкус, как вода, - замечает.
  Киваю, подхватываю обмякающее тело.
  Проспит часов десять.
  Выношу девочку из дома на руках, прохожу к 'посадочной площадке' и уношусь ввысь. Сумка висит у меня за спиной.
  ***
  Восход приходится пережидать в Бирме, в небольших горах, уложив спящую девочку на землю неподалеку от мелкой пещерки, где прячусь. Своему яду я доверяю, но все же.
  Но она не просыпается. И не просыпается даже тогда, когда я оказываюсь рядом с домом на Дальнем острове, принадлежащему Аугусто. Солнце находится в двух пальцах от горизонта.
  - Мя-а! - из-за дома выбегает кошка.
  Грязная, шерсть сбилась. Тощая, словно не ела все это время.
  Провожу рукой по спинке, ощущая выступающий хребет.
  - Привет, милая, - здороваюсь со зверушкой.
  Аня тихо спит на земле.
  Заношу девочку в дом, укладываю на кровать.
  - Думал, ты больше не вернешься, - раздается голос за спиной.
  - Насовсем не получилось бы, я ж тут кошку оставил, - отвечаю и поворачиваюсь к Апрелю. - Я бы все равно вернулся.
  - Я неимоверно рад, - ядовито отвечает птенец. - А она тут зачем?
  - Девать было некуда, - поясняю. - Отцу она не нужна, а бабушка сошла с ума и безвременно почила вчера.
  - И ты их всех сюда потащишь? А где остальные? Их там же вроде было больше?
  - Других принесу попозже, - говорю, проходя в знакомую комнату и укладывая девочку на кровать. - Я же не транспортник. У меня рук всего две. А Аугусто потерпит. Кстати, где он?
  Фыркает.
  - То ли в деревне, то ли в школе. Развлекается.
  - А птенцы?
  Молчит, поджимает губы.
  - Второй... Второй встретил рассвет.
  Мир вокруг замирает, становится густым.
  - Давно?
  - Двое суток назад.
  - Из-за чего?
  - Аугусто отлучился в деревню. А Второй... вышел погулять. За пару минут до восхода. Ну и... вернуться не успел.
  Секунды тянутся бесконечно.
  - Возможно, оно и к лучшему, - Апрель протирает лицо. - Он... он не мог понять. Не понимал. Не смог почувствовать... Пусть Тьма будет к нему милостива.
  - Пусть Тьма будет милостива, - отзываюсь эхом и спрашиваю: - А как там Ветер?
  - Так себе, - пожимает плечами. - Тоже не понимает. Но хотя бы старается понять.
  - Будем надеяться, что он не натворит глупостей.
  - Только это нам и остается, - хмыкает Апрель.
  Зажигаю светильник.
  Спустя несколько минут Аня открывает глаза.
  - Привет, кнопка! - улыбается ей Апрель.
  - А... Здравствуйте, Антон Генрихович, - девочка привстает на постели. - Вы тоже тут?
  - Я? Это да, - Апрель улыбается еще шире. - И ты тоже тут.
  - А где мы?
  - В гостях у нашего друга, - поясняю. - Только он появится позже.
  - А как его зовут?
  Переглядываемся с Апрелем. Как-то упустили из виду, каким именем называет себя Аугусто...
  - Сама и спросишь, - выкручивается птенец. - Я за ним схожу после захода.
  - После захода?
  - Здесь в доме нет окон, - объясняю девочке. - Поэтому темно. А заход будет...
  - ...через три минуты, - спохватывается Апрель. - Старший!..
  Чертыхаюсь.
  - Посиди, мы придем через несколько минут, - киваю Ане. Времени объяснять подробнее нет.
  Хорошо, что в доме есть еще комнаты.
  Пережидаем легко.
  
  Аня по-прежнему ждет нас на кровати, но уже сидя.
  - Мы в деревне, да?
  - Типа того, - кивает Апрель. - Хочешь погулять?
  - А можно? Ведь уже вечер...
  - Со мной - можно, - улыбается птенец. - Я тебя никому в обиду не дам.
  Девочка оглядывается на меня. Я одобрительно киваю.
  - Пойдем.
  
  У двери орет кошка.
  - Ой, киса! - радуется Аня. - А я помню, это ваша кошка! Дядя Андрей ее как-то привозил к нам... Когда... мама была.
  Мрачнеет.
  - Да, это та самая кошка, - соглашаюсь.
  Кошка вьется у ног, требует еды.
  - Вы ее что, не кормите? - возмущаюсь.
  - Не, ты что, Старший! Кормим, конечно! Только... понимаешь, она убегает надолго, а еда портится, тут же холодильников нет, ну и миска стоять постоянно не может...
  - А она мышей умеет ловить? - интересуется Аня.
  Апрель смотрит на меня.
  - Понятия не имею, - признаюсь.
  - Может, она мышей ловит или птичек каких... - девочка наклоняется и гладит кошку.
  - Нет здесь мышей и птичек, - раздраженно говорю. - Посидите тут, сгоняю за едой.
  - Хорошо, Старший.
  
  Возвращаюсь быстро. Аня и Апрель возятся у очага, раздувают огонь.
  Приземляюсь за домом, обхожу.
  Вяленое мясо, фрукты, овощи. Немного крупы и кувшин с чистой водой.
  - Кашу с мясом можно сделать, - деловито заключает Апрель.
  - Можно, - соглашаюсь. - Только я обратно - там еще мальчики. К следующему вечеру буду.
  - Хорошо, - кивает птенец, разглядывая крупу. - Мы дождемся тебя, о Великий Транспортник!
  Аня фыркает.
  - Клоун, - бросаю.
  Иду снова за дом.
  ***
  Домой прибываю, когда небо уже розовеет. В окнах кухни - свет. Запах табачного дыма.
  Андрей не спит.
  - Привет, - говорю, входя в кухню.
  - А... здравствуйте, - кивает. - Как... добрались?
  - Нормально, - улыбаюсь. - А вы как тут?
  Делает неопределенный жест.
  - Мы тоже нормально.
  - Как дети?
  - Спят, - гасит сигарету в пепельнице. - Еле уложил.
  - А сам чего не лег?
  - Не получается.
  - Бывает, - понятливо киваю.
  - Вы мальчиков заберете сейчас? - вдруг спрашивает слуга.
  - Да, - киваю. - Но после восхода.
  Открывает рот, чтобы спросить, но, видимо, соображает. Закрывает рот.
  Кидаю взгляд на часы, выхожу из комнаты.
  Вопросов тоже не следует.
  ***
  Ожидание проходит тяжело. Мироздание с трудом примиряется с моим наличием. Как и я с трудом примиряюсь с ним, какое-то время после восхода стою, бездумно переводя дух, хотя дышать мне не надо.
  Выхожу.
  И наталкиваюсь на Витю. Стоит в пижаме и босиком, смотрит на меня.
  - Марк Витальевич, а как там бабушка? - вдруг спрашивает. В руке - обгрызенный леденец.
  Бабушка? Причем здесь бабушка?
  - Причем здесь бабушка? - озвучиваю свою мысль.
  - Ну, дядя Андрей сказал, что вы с Аней у бабушки...
  Твою ж...
  - Дядя Андрей ошибся, - отвечаю мальчику, не отрывая взгляда от слуги, выскочившему из кухни. - Аня не у бабушки, а у моего друга. И вы тоже сейчас отправитесь к нему.
  - А?! - поворачивается к Андрею.
  Андрей краснеет, теряется.
  - Ну...
  - Так, тихо, - прекращаю намечающиеся разборки. - Витя, иди в спальню. Я сейчас приду.
  Кивает, уходит.
  Когда дверь спальни наверху закрывается, интересуюсь у слуги:
  - Почему ты сказал, что я отправил Аню к бабушке?
  - Ну... Ну... надо было что-то сказать, - Андрей чешет в затылке.
  - Ага, а мне теперь объяснять, когда дети окажутся в месте, где нет бабушки, - иронически хмыкаю. - Андрей, тебе не кажется, что выкручиваться из твоей лжи мне не хочется?
  Бледнеет.
  - Я... Я...
  Запах страха.
  - Так, - поднимаю руки, успокаивая. - Просто в следующий раз думай, что врешь. Не было никакой необходимости обманывать детей бабушкой. Что мешало рассказать правду? Что они, как и Аня, будут в гостях у моего друга?
  Молчит.
  - Простите, хозяин, - выдавливает спустя некоторое время. - Я... я больше не буду.
  - Надеюсь, - фыркаю. В окне - солнечный свет. - Прибуду через две недели. Отдохни, отпразднуй.
  Впрочем, что я...
  ***
  Днем взлетать со двора нельзя. Поэтому приходится извращаться - беру такси до ближайшей деревни. На водителя приходится воздействовать силой, чтобы у него не возникало вопросов, зачем странному мужчине с маленькими мальчиками нужно доехать до поворота в одну из деревень, но не в саму деревню. Но все обходится.
  Я знаю, как правильно это делать.
  Мальчиков несу по тому же маршруту. Даже пережидать останавливаюсь в той же пещерке.
  Делаю круг над Дальним островом на большой высоте. Мне не надо, чтобы Аня увидела меня в воздухе.
  
  Вхожу в дом. Мальчики спят на руках.
  Закрываю дверь.
  Аня стоит в трех шагах от входа, держа в руках светильник.
  Запах страха.
  Останавливаюсь.
  Напряжена, плошка едва не крошится в пальцах.
  - Здравствуйте, хозяин.
  Хозяин?
  Смотрю на девочку.
  Аня смотрит на меня.
  Al'lil сложно удивить.
  - Здравствуй, - машинально отвечаю, вглядываясь в напряженное лицо Ани Калининой. И осторожно интересуюсь: - Почему ты так меня назвала?
  - Тот... господин сказал, что вы теперь мой хозяин, - отвечает едва слышно. - И... я должна к вам так обращаться.
  - Какой господин? - не меняю тон. Уже представляю всевозможные кары, которые рухнут на голову Апрелю. - Антон Генрихович?
  - Нет... - спасает моего птенца Аня. - Другой.
  Аугусто.
  В себя прихожу от ощущения близкого восхода. А еще у меня в руках два человека.
  - Погоди, - бросаю девочке и шагаю в комнату с кроватью.
  Укладываю мальчиков, но выйти уже не успеваю. Мироздание ударяет всей своей мощью, надавливая, скручивая. Пространство вокруг наливается красным.
  Две минуты. Угловой размер Солнца приблизительно полградуса. Скорость вращения Земли - 360 градусов за 24 часа. На полградуса Земля прокрутится примерно за две минуты.
  Отпускает внезапно.
  Разжимаю руки.
  Поднимаю голову и встречаюсь глазами с Аней.
  - Это... вы так пережидаете восход, да? - понятливо кивает девочка, вцепившись в косяк.
  Молчу. Говорить пока не могу.
  - Старший, ты в порядке? - в дверях появляется Апрель, слегка потеснив бледную Аню.
  Нет.
  - Да, - наконец-то могу говорить. Не отрывая взгляда о девочки, интересуюсь максимально дружелюбно, вкладывая в голос немного силы. - Боишься?
   Сглатывает.
  - Не стоит. Анечка, выйди на пару минут.
  Отрывисто кивает.
  Мальчики вот-вот проснутся. А мне надо поговорить с девочкой.
  Пусть поспят подольше.
  Добавляю им в организм еще немного яда.
  
  Аня терпеливо дожидается меня за дверью. Выхожу, закрываю ее за собой, забираю у девочки светильник. С высоты моего роста он светит дальше. Мне его свет без разницы, а девочке может быть важен.
  Веду ее в другую комнату, усаживаю на стоящий табурет.
  - Аня, тебе рассказал Аугусто?
  - Да, хозяин.
  - Что еще он тебе рассказал?
  - Он ей рассказал все, - голос Апреля.
  Поворачиваю голову.
  - Что именно?
  - Все, - повторяет птенец, прикрывая за собой дверь. - О том, кто мы. О том, что мы al'lil.
  Перевожу взгляд на бледную до синевы девочку.
  Запах ужаса.
  - И что она теперь - твоя собственность, - добавляет Апрель.
  Протягиваю руку. Девочка едва дышит.
  Касаюсь искрой силы.
  Теперь боится меньше.
  - Не бойся, - поправляю сбившуюся прядку, добавляя и слова.
  Присаживаюсь на корточки, гляжу снизу вверх в лицо Ани.
  - Аугусто тебе рассказал не все. Он не прав в том, что ты - собственность. Тебе нет необходимости называть меня хозяином.
  Растерянность.
  - Ребенок, я дал клятву твоей матери оберегать и защищать вас, словно вы мои дети. Как я могу быть твоим хозяином?
  - Старший господин... Аугусто...
  По щеке катится слезинка. Но если она знает... Этикет никто не отменял. Даже сейчас.
  - Тс... - прижимаю палец к губам девочки. - Вот истинных имен не надо. Он называл себя человеческим именем?
  - Нет... сказал, что я должна называть вас хозяином, остальных... то есть его и...
  Замолкает.
  - Антона Генриховича, - заканчиваю за девочку. - Его и Антона Генриховича ты обязана называть 'господами'. Так?
  - Да...
  - Называй меня так, как называла раньше. Марк Витальевич. Антона Генриховича тоже можешь называть, как привыкла. А Аугусто... ну, называй его, как просит - 'господин'. А если будет к тебе лезть...
  Перевожу взгляд на птенца.
  Апрель кидает на Аню странный взгляд, и вдруг опускается передо мной на колени, склоняет голову.
  - Прошу прощения, Старший. Я не смог оградить твоего... ближнего от посягательств Аугусто. Признаю свою вину.
  Слегка запинается, не зная, как называть Аню. Она ведь не слуга.
  - На тебе нет вины, - отвечаю, но Апрель не встает.
  - Есть. Я не предупредил его, что ты не хочешь рассказывать о своей природе девочке. А он посчитал, что ты готовишь ее в слуги или рабы.
  - На тебе нет вины, - повторяю. - Я сам тебя не предупредил. Я посчитал, что ты и так это знаешь.
  - Я и знал, - Апрель не поднимает головы. - Но подумал, что Аугусто... догадается.
  Да, вина, похоже, есть.
  - Почему ты не удержал его, когда он начал с ней говорить?
  - Он... сделал это днем. И не здесь.
  Ясно. Днем Апрель не 'боец'.
  - На тебе нет вины, - произношу третий и последний раз. После третьего раза, даже если Апрель и виноват, я уже не имею права его наказывать.
  Вскидывает голову.
  - Спасибо, Старший. Хотя... я все равно виноват.
  - Что уж тут, - философски замечаю и поворачиваюсь к Ане, замершей на стуле.
  Молчит, опустив голову
  - Старший... Аугусто не отцепится. Поставь ей метку, - тихо произносит Апрель.
  - Я поговорю с Аугусто.
  - Ты, может быть, и поговоришь, но ты ведь знаешь... Он ведь свою ей поставить может.
  - Тогда получит по полной.
  - Он-то получит, - возражает птенец. - Но Аню ты потеряешь.
  - Я его порву.
  Апрель закусывает губы.
  - За человека приговоришь к смерти al'lil?
  Опоминаюсь.
  - За то, что посягнул на мое, - хмуро отвечаю.
  - Тогда пометь. К тому же мы на его территории.
  Молчу.
  - А... это больно? - вдруг раздается тихий голосок Ани.
  - Что больно? - не понимаю.
  - Метка... это больно?
  - Нет, - отвечает вместо меня птенец. - Совершенно.
  - А дядя Паша кричал.
  - Какой дядя Паша? - настораживаемся мы с Апрелем.
  - Ну... он в клетке сидит. Старший господин его вытащил, привязал к дереву и поставил метку прутом. Горячим. Дядя Паша кричал.
  - Аугусто так его и называл - 'дядя Паша'? - аккуратно интересуется Апрель с нехорошими интонациями в голосе.
  - Нет... Я просто его знаю, он раньше жил в соседнем доме. Я еще в школу не ходила. Потом ушел в армию и пропал.
  - Это не метка, - успокаиваю девочку. - Это клеймо. Я таких не ставлю.
  Выдыхает.
  Похоже, Аугусто ее запугал до крайней степени. А мне расхлебывать.
  Метка однозначно удержит Аугусто от посягательств на моего человека. Но метка так же свидетельствует, что человек знает о существовании al'lil. И является либо слугой, либо рабом. Третьего не дано.
  Третье дано только у меня.
  - Мальчиков тоже надо пометить, - выводит меня из размышлений птенец.
  - Тогда им придется рассказывать, - качаю головой.
  - А иначе их заберет Аугусто. Он не тронул твоего слугу, потому что на нем метка.
  - Я его предупрежу.
  - А он из вредности. Шеш, он блюдет закон, но... именно, что закон. Понимаешь? И... я не уверен, что не потому, что ты рядом. Ты... ты другой, ты следуешь закону, но ты и относишься нормально. А Аугусто...
  - ...а Аугусто балансирует на грани, - продолжаю за Апреля. - Играет. Он еще молод.
  - Сколько ему было, когда ты его обратил?
  Невежливый вопрос, но я отвечаю.
  - Сорок восемь.
  Апрель присвистывает.
  - Взрослый дядька.
  Одаряю Апреля многозначительным взглядом. Птенец закусывает губы. Перевожу взгляд на Аню. Так и сидит, поглощенная страхом.
  Протягиваю руку и касаюсь искрой силы. Страх слегка ослабевает.
  Эти меры, правда, временные.
  - Не бойся, Аня, - еще раз говорю. - Тот нехороший дядя просто решил тебя напугать. Знаешь, бывают добрые дяди, а бывают злые? Вот тот дядя из категории злых.
  - Да, хозяин.
  Был бы человеком, уже ежился от мурашек.
  Пускать большее количество силы нельзя. Сломаю.
  - Не надо, Аня, - говорю успокаивающе. - Я не твой хозяин.
  Тяжело.
  - Метка не отменяет клятву, - переходит на кастильский диалект Апрель. - Будучи слугой, она получит намного больше заботы.
  Может быть, он и прав, но...
  - Что тебе еще рассказал Аугусто? - присаживаюсь перед девочкой, смотрю в побелевшее лицо. - Обо мне.
  - Что вы... что вы не человек, - повинуясь моей силе, выдавливает девочка. - Что вы... что вы пьете кровь... и если я не буду вам повиноваться, то вы... вы меня убьете.
  - Аня, послушай, - обхватываю ее ладошку, слегка сжимаю. - Я поклялся твоей матери, что позабочусь о тебе. О вас. О тебе и мальчиках - Вите и Роме. Я никогда не обижу вас. Я никогда не причиню вам вреда и защищу от любого, кто захочет это сделать. Ты можешь мне не верить, но я никогда не отступаю от своих слов. Да, я не человек. И именно поэтому я никогда не нарушаю клятв. Тебе не нужно меня бояться. И Антона Генриховича не нужно. Он тоже не тронет тебя и мальчиков.
  Молчит.
  - Ты меня понимаешь, Анют?
  - Да, хозяин.
  Медленно выдыхаю.
  Тяжело.
  - Аугусто заигрался, - распрямляюсь. - У него есть свои люди, какого хрена он полез к моему человеку?
  - Ну, во-первых, - Апрель хмыкает, - чем еще развлекаться в вечности, а, во-вторых, без твоей метки она не твой человек.
  - Ты опять?
  - Не опять, а снова, - отвечает Апрель. - Ты ведь понял, что он ее в свою 'школу' таскал? А еще он очень подробно продемонстрировал все свои умения.
  Мир подергивается красным.
  - Не на ней! - спохватывается птенец. - На других! Шеш, мать твоя Тьма, успокойся!!!
  Мир возвращает нормальный цвет.
  - Я ее забираю, - говорю безапелляционно. - Прямо сейчас.
  - Угу, - соглашается Апрель. - Только ты уверен, что мальчикам подобное тоже необходимо?
  - Чего?
  - Блин... Старший, у меня такое чувство, что ты сейчас Младший. Вот заберешь ты ее... а мальчиков оставишь. А потом явится Аугусто... Как ты думаешь, что он сделает с ними - тоже неклейменными? Ничьими по сути?
  - Скажешь ему.
  - Осиновым колом тебе по голове! Ты думаешь, ему будет до этого дело?! - птенец хватается за голову. - На просто слова?! Очнись, Старший!
  Молчу. Молчит и Апрель, ожидая моего решения. Молчит и Аня.
  Нужны ли мне еще слуги?
  Нет, не так. Неправильный вопрос. Совсем неправильный. Сейчас речь не идет о моих желаниях.
  Речь идет о выполнении клятвы.
  'Я клянусь кровью, что буду заботиться о них, как о своих детях. Я дам им лучшее, что в моих силах. И они вырастут достойными людьми. И я никогда не наврежу им'.
  Хотел бы я, чтобы мои дети носили метку? Хотел бы я, чтобы их судьба была навечно связана с судьбой такого, как я? Жить не своими желаниями, но желаниями хозяина?
  - Мне было столько же, сколько ей, когда я вошел в Ночь, - нарушает молчание Апрель. - Не хочешь метить - обрати.
  Замираю. Воздух застывает.
  - Она еще маленькая.
  Апрель вздергивает бровь.
  - Мне было одиннадцать. Ничего, вроде неплохо получился.
  - Нет, - качаю головой. - Это однозначно - нет.
  - Твоя воля.
  Киваю.
  Впрочем, что мешает мне хотеть не препятствовать счастливой жизни Анны Калининой?
  Или Калининых Виктора и Романа?
  Короткий укол силой. Изменить лицо. Вкус крови. Немного яду - исцелить, усыпить. Проснется утром...
  Что я хочу?
  Что я могу?
  
  Обращение - не сложно. Сложно становится после. Не каждый человек обладает потенциалом и достаточной силой воли, чтобы преодолеть то, что будет после. И я не знаю, сможет ли Аня это. И никто не знает.
  Хочу ли я проверять?
  
  - Побудь с детьми, - говорю Апрелю. - Успокой Аню. Я к Аугусто.
  - Э... - Апрель теряется. - Старший, я не умею успокаивать. Я могу только расслабить и растормозить сознание... ну, что-то похожее на опьянение... Как-то так.
  - А еще ты говорить умеешь, - усмехаюсь, прищуриваясь. - Добавь к силе слова, и все у тебя получится.
  Апрель трет лоб совершенно человеческим жестом, затем кивает.
  - Я... я постараюсь.
  - Будь так добр.
  
  Аугусто найти не получается. Облетаю все острова, даже безымянные, заглядываю в школу, деревню, к Ветру. Как сквозь землю провалился.
  Если у слуги есть метка, с которой поиски не представляют какой-либо трудности, то найти собрата, если тот не хочет, практически нереально. Он может затаиться в кустах в трех метрах, и я пройду мимо, не заметив.
  На поиски трачу весь день, и к дому возвращаюсь перед самым закатом.
  - Не нашел? - Апрель встречает меня у двери.
  - Нет, - качаю головой.
  - Я усыпил детей. Проспят примерно сутки, точнее не скажу.
  - Хорошо.
  Вхожу в дом.
  
  Дети лежат на кровати. Аня свернулась калачиком, Витя с Ромой сопят друг другу в уши.
  Оставлять их нельзя. Аугусто любит играть. Может заиграться.
  Закат пережидаем в другой комнате.
  - Что ты решил? - интересуется Апрель, когда солнце прячется за горизонт, а воздух перестает быть похожим на ржавый кисель.
  - Уберу их отсюда, - пожимаю плечами. - Им здесь не безопасно.
  - Троих поднимешь?
  Поднять - подниму. Но объем...
  - Далеко лететь. Из объема выпадут, - задумчиво отвечаю. - Я поэтому и переносил их раздельно.
  Птенец чешет затылок, пожимает плечами.
  - Аня все равно знает о нас. Так что она ничего не потеряет, получив метку. Наоборот, выиграет.
  - Решать мне, - резко обрываю.
  Замолкает.
  Решать - мне.
  Мне все равно решать.
  
  Рука Ани Калининой тонкая, почти прозрачная. И кожа - как бумага.
  ***
  
  
  
  Делаю шаг из дома, собираясь взлетать. Мальчики сопят на руках. Так и не будил их за все это время.
  - Ты меня искал, так ведь?
  Оборачиваюсь на голос.
  Улыбается, прищурившись.
  - Я почти не опоздал, - Аугусто кивает на детей у меня на руках. - Извини, отлучался. Мелочевку разную с материка рабам принес - ножи там, кастрюли. Знаешь, как они их портят? Ух!..
  - Апрель! - зову, чуть повысив голос. Люди бы не услышали, но мой птенец - не человек.
  Выскакивает из дома мгновенно.
  Молча передаю ему детей, не отводя взгляда от Аугусто.
  - Ты чего? - Аугусто весело фыркает, но серьезнеет, ощущая мою силу.
  Делаю шаг вперед. Нарочито медленно.
  Делает шаг назад. Он в двенадцать раз младше меня.
  - Ты... чего?
  - Это мои люди, - произношу. - Ты посягнул на мое.
  - Твои?.. А... - старательно изображает замешательство.
  Для человека - достоверно.
  Не для меня.
  - Ты посягнул на мое, - повторяю.
  - Слушай, - выставляет ладони. - Давай разберемся. Погоди.
  Ослабляю силу.
  Выдыхает, проводит рукой по лбу, демонстративно смотрит на мокрую ладонь.
  Молчу.
  - Моей вины нет, - говорит, - я ничего не сделал твоей будущей слуге.
  - А вот это интересно, - отвечаю. - С чего ты взял, что она будет слугой?
  - А зачем еще?.. - в голосе - недоумение. И опять же - очень искусно изображенное.
  Я умею двигаться очень быстро.
  Мгновение, и Аугусто трепыхается в моем захвате, сдобренном порцией силы.
  - Не смей трогать моих людей!
  - Я понял, понял... - выдавливает. - Я не трону никого из тех, кого ты приветил!
  Захват не отпускаю.
  - Слушай... - сглатывает. - Признаю свою вину. Я не понял, что ты от них хочешь. Влез, куда не просят. Больше не буду. Клянусь!
  - Клянись кровью!
  Дергается. Клятва серьезная.
  Не отпускаю.
  - Я бы и так... - безуспешно дергается еще раз. - Хорошо, если ты хочешь... Клянусь кровью, что не трону никого из тех, кого ты мне притаскиваешь, без твоего на то явного дозволения! Хорошо, еще и тех, на кого ты глаз положил! Устраивает?!
  Вполне.
  - Вполне, - отпускаю захват.
  Демонстративно растирает руки, хмурится. Человеческий жест. Не allil.
  - Узнаю старину Шеша, - бурчит. - Что тебе с этих людей? У меня их восемь тысяч!
  - У тебя их восемь тысяч, - повторяю за Аугусто. - Не лезь к моим.
  - А бесхозных еще семь миллиардов. Тебе что, не хватает?
  - Я давал клятву заботиться об этих детях, - пристально смотрю на недовольного собрата.
  Кидает на меня короткий взгляд.
  - Так бы и сказал... Ладно, мы договорились?
  Интонации вопросительные совсем чуть-чуть.
  - Да, - соглашаюсь. - Договорились.
  Выдыхает с облегчением.
  
  Апрель выжидающе глядит на меня, когда я пинаю дверь с грохотом и вхожу в дом.
  - Я взял с него клятву, что он не тронет никого из моих людей, - говорю.
  - Из твоих слуг?
  - Вообще из всех, на кого, как он выразился, "я положил глаз", - прикрываю слегка пострадавшую дверь.
  - Слава Тьме, - облегченно улыбается. - А я тут весь изнервничался, чтобы люди не проснулись...
  - Не проснутся.
  - Ты заберешь их обратно?
  Задумываюсь.
  - Пока нет.
  ***
  Смотрю на спящих детей. Аня ворочается, тянет на себя одеяло. Рома сладко посапывает в ухо Вите. В профиль он - копия Алены.
  Кто эти дети для меня? Зачем я дал клятву? Зачем они мне? Что с ними делать?
  Прикасаюсь пальцем, провожу по гладкой щеке Ромы.
  Малыши. Человеческие детеныши, у которых впереди так мало времени. Когда они станут дряхлыми стариками, я буду все такой же - неизменный. Полный сил, имеющий впереди запас времени величиной в вечность.
  
  ...Тому - двенадцать. Сосредоточенно тычет куда-то перед собой деревянной палкой.
  - А вот тебе, вот тебе!
  Разворачивается и...
  Перехватываю летящее в меня "орудие убийства".
  - Ой... Простите, хозяин, я не заметил!
  - Хочешь уметь владеть оружием?
  Сглатывает. Испуг сходит, возвращая бледному лицу его естественный цвет.
  - Очень хочу...
  - Тогда научу.
  
  ...Тому - шестнадцать. Высокий, мускулы переливаются под кожей, но лицо еще сохраняет детские черты.
  - Не отвлекайся, - говорю слуге. - Еще раз выпад. Ногу ставь тверже.
  Вздыхает, переступает, как указано.
  Резко шагает...
  Скольжу в сторону, уворачиваясь от медленного для меня движения.
  - Хорошо.
  - Я вас даже не задел, - в голосе ничего, кроме разочарования.
  - Меня - нет, - улыбаюсь. - Человека - заденешь. И не просто заденешь, но и убьешь. Но все равно - давай еще раз.
  Стискивает зубы, перехватывает шпагу...
  
  ...Тому - двадцать пять. На висках вьются густым золотом локоны. Вытирает пот со лба грязной рукой, затем ее же о штаны.
  Во дворе ребятишки тычут друг в друга палками, изображая бой.
  - Никогда не думал, что учить кого-то - так тяжело. Они же неуклюжи, как... как... как те черно-белые с клювами, что живут дальше юга!
  - Мбаламези, - поправляю, вспоминая название, которым этих "неуклюж" называют местные жители.
  - Да, точно! Точно они! Баламезы!
  Улыбаюсь.
  - А... вам так же было тяжело, да? Когда меня учили, - задумчиво спрашивает.
  - Мне? - приподнимаю бровь. - Нет.
  - А давайте тренировочный бой? - в глазах блестит задор.
  - А давай! - соглашаюсь.
  Скрещиваем шпаги...
  
  ...Тому сорок один. Спит под столом, обнимая свиной окорок, обгрызенный с одной стороны.
  Вытаскиваю его за ногу.
  - А, что? - поднимает мутные глаза.
  - Просыпайся, дурень, - отпускаю конечность слуги. - У нас сегодня тренировка перед турниром.
  - Ох... моя голова! - протягивает руку в заученном жесте.
  Кошусь на рукав, вымазанный в вине, чьей-то слюне и рвотных массах.
  - Ой... - краснеет, как мальчишка. - Простите, хозяин. Я... да, я...
  
  ...Тому шестьдесят девять.
  - Ты убит, - обозначаю удар уколом в шею. - Давай еще раз.
  С хрипом втягивает в себя воздух, вытирает красное лицо.
  - Я вас когда-нибудь достану! Клянусь!
  - Пробуй, - отступаю на шаг.
  
  ...Тому сто два. На висках блестят серебром редкие завитки. Держит в руках шпагу. Кончик ходит ходуном.
  - Еще раз, еще! Я почти достал вас!
  Вдруг дергается, прижимает руку к груди. На лице - выражение обиды.
  Отбрасываю шпагу, подхватываю слугу, уже оседающего на пол.
  Укол силы... Изменить лицо... глоток крови...
  Вдыхает, выгибаясь, цепляясь за меня.
  - Тихо, малыш, - шепотом говорю ему в ухо. - Все хорошо. Я рядом.
  Успокаивается.
  Спустя некоторое время садится, с отвращением косится на шпагу рядом.
  - Старею.
  - Увы, - отворачиваюсь.
  
  ...Тому сто семьдесят восемь. Поправляет на голове теплый колпак, ищет ногами тапочки.
  - Аннет, Аннет! Куда ты пропала, дрянная девчонка! Дай мне тапочки!
  Подхожу.
  - Аннет? - Том поворачивает ко мне голову с остановившимися несколько лет назад глазами.
  - Это я, - говорю.
  - Ой... простите, я вас не узнал, - смущенно произносит. На щеках расцветает румянец.
  - Ничего, - наклоняюсь и натягиваю обувь на тощие ступни - сперва на одну, затем на вторую.
  - Хозяин, зачем же... - румянец становится гуще. - Тут где-то была Аннет...
  - Мне не трудно, - помогаю слуге встать с кровати.
  - Спасибо...
  На стене - потертая от времени шпага. И некоторый слой пыли на ней.
  
  ...Тому... уже нисколько. Укладываю его на дощатый помост, поправляю одежду.
  Схожу, беру факел из рук подбежавшего парня.
  Черный дым взмывает в воздух, оранжевые языки пламени пляшут в только им ведомом танце. Треск поленьев.
  Пусть Свет будет к тебе милостив...
  
  Просыпаются одновременно. Возятся, хлопают глазами.
  Встречаюсь взглядом с Аней. Мгновенно меняется в лице.
  - Тихо, девочка, - касаюсь головы рукой, вкладывая немного силы.
  Кивает, сглатывает.
  - А... Марк Витальевич! - Витя хлопает глазами, сонно потягивается. - А мы уже прилетели?
  - Да, - киваю. - Идем завтракать?
  - А что на завтрак?
  - Кокосы и бананы, - улыбаюсь.
  - Ух ты! - подскакивает. - Хочу!
  Помогаю Роме вылезти из кровати.
  - Но сперва умываться! - толкаю к двери.
  
  Жуют бананы. Рядом валяется недоеденный кокос.
  - А почему кокос как мыло? - интересуется Витя.
  - Такой вырос, - пожимаю плечами. - Они все такие.
  - А вы их любите?
  - Нет, - качаю головой. - Но тут есть еще молоко. Будете?
  - Фу, - Рома кривится. - С пенкой?
  - Нет, - отливаю из глиняного кувшина немного козьего молока в железную кружку. - Но оно козье.
  - Козье?
  - Да.
  - Из козы? Из настоящей?
  - С рогами, - подтверждаю. - И с бородой.
  - А где коза? - вертит головой Рома.
  - В деревне, - огорчаю мальчика. - Но молока она принесла.
  - Сама?
  - Нет, я попросил.
  - Как серый волк?
  - Ну, серому волку она молока не дала, а козлятам дала, так что я, скорее, как козленок был. Пейте давайте.
  Пьют по очереди. На губах - белые "усы".
  
  Резвятся в прибрежной пене, с хохотом обливают друг друга водой.
  - Марк Витальевич, смотрите, что я нашел! - подбегает довольный Витя. На руках - крохотный осьминог.
  - Осторожнее, он кусается, - предупреждаю мальчика.
  - Да? - пытается отбросить в сторону, но осьминог прилип намертво.
  - Стой, - перехватываю руку ребенка, уже начинающего паниковать, добавляю каплю силы, успокаивая. Замирает, напряженно смотрит, как я подношу палец к осьминогу, и тот тут же соскальзывает на песок.
  Осьминоги меня тоже боятся. Как и рыбы, впрочем.
  Подхватываю моллюска и кидаю в воду.
  Надеюсь, не умрет от страха.
  - Там еще крабы есть, - сообщает Витя.
  - Есть, - соглашаюсь.
  
  Оборачиваюсь на шуршание песка.
  По песку вышагивает Аугусто, не отрывая взгляда от плавающих детей.
  - Выгуливаешь? - спрашивает по-итальянски, оказавшись рядом.
  - Скорее, "выплавываю".
  - Тоже хорошее дело. Я что пришел. Пробудился еще один.
  - Поздравляю, - искренне говорю.
  - Назвал Камнем, - садится на песок, прищурившись, смотрит в небо. Вздыхает, поправляет шляпу. - Все-таки на Каменном острове восстал...
  - И остальных ты, получается, тоже Камнями обзовешь? - фыркаю.
  Хохочет.
  - Обязательно! Как я не подумал об этом! Ты даже не представляешь, как ты облегчил мне жизнь!
  - Всегда пожалуйста, - улыбаюсь.
  - Навестишь?
  - Ночью, - киваю.
  - А, когда эти спать будут, - всматривается в детей. - Слушай, а почему только у одного метка?
  - Потому что кое-кто поклялся кровью, что не тронет их, - пожимаю плечами. - Не напомнишь, кто?
  - Да был один, ты его чуть не придушил вроде. Ты не бойся, он помнит, - зачерпывает песок. - Близко не подойдет.
  - Надеюсь. Кстати, я у тебя в деревне еду людям регулярно буду брать. Не возражаешь?
  - Да ничуть, - ложится на песок, надвинув шляпу на лицо. - И себе бери.
  - Спасибо.
  
  Мальчики копаются на берегу, строя только им ведомые сооружения из песка. А вот Аня аккуратно плывет вдоль линии прибоя все дальше и дальше.
  Поднимаюсь на ноги.
  Догнать Аню - минутное дело. Приближаюсь и ощущаю запах страха.
  
  - Что случилось, маленькая? - спрашиваю у хмурой девочки.
  - Не хочу его видеть, - отворачивается Аня.
  - Ты про Аугусто?
  Закусывает губу, наклоняет голову.
  - Не бойся, - повторяю в который раз за последние сутки. - Пока я рядом - тебе никто не причинит вреда. Ни он, ни кто-то еще. Я поклялся, ребенок.
  Проводит ладошкой по поверхности воды, морщит лоб.
  - А расскажите... о вас.
  
  ...Боль. Вечный голод. Ненависть мироздания во время захода или восхода. Вкус крови, солоновато-сладкий, и терпкий глоток последнего вздоха. Безвкусие обычной еды, пустота воздуха в груди.
  Многие поколения одинаковых лиц вокруг.
  Притворство...
  
  "Нас мало..."
  Нет, не так.
  "Я умею летать..."
  Тоже не то.
  "Я убиваю..."
  Об этом я даже не заикнусь.
  
  - Когда-то я тоже был человеком, - нахожу наконец подходящие слова. - Таким же, как ты или любой другой в этом мире. Пока не встретил того, кто обратил меня. Это было очень давно. Настолько давно, что за все это время успели смениться целые эпохи. Цивилизации рождались и возникали. Египет, Греция, Рим. Учила в школе историю?
  - Да, - кивает. - У нас называется "История Древнего Мира".
  - Ну вот. Я родился в то время. Затем меня обратили, и дальше я уже существовал тем, кто я есть. Мы называем себя allil, что в переводе обозначает "Дитя Ночи". Название это вполне логично, учитывая, что выносить солнечный свет мы учимся целых двести лет. Кстати, именно поэтому Апрель... Антон Генрихович днем из дома не выходит.
  - Я заметила, - кивает.
  - А в целом... мы мало отличаемся от людей, - лгу, говоря правду.
  - Вы будете пить мою кровь?
  Allil сложно удивить, но Ане это удается. Недоумеваю доли секунды, но потом качаю головой.
  - Нет, Анют. Я не пью кровь друзей.
  Резкий запах неприязни разливается вокруг.
  Не понял.
  Протягиваю руку и касаюсь головы девочки. Она пытается отстраниться, но безуспешно.
  - В чем дело?
  - Ну, - поддается моей силе, - а мамину вы пили.
  Вот оно что. Она про Таиланд.
  - А, это, - улыбаюсь. - Это было нужно для того, чтобы найти твоего брата. Кровь родственников похожа. Знаешь, как собаки ищут след? Так и я. Только они могут понюхать какую-нибудь вещь, а потом искать, а мне для этого нужна кровь. Совсем немного, так, для вкуса. Зато потом я могу найти человека на очень большом расстоянии.
  Кивает, сосредоточившись.
  - А меня сможете найти?
  - И тебя смогу, - соглашаюсь.
  - И Рому?
  - И Рому.
  - И Витю?
  - И Витю.
  - А мы тут долго будем? - вдруг переводит разговор.
  - Тут - это на острове? - уточняю.
  - Да.
  - Недолго. Вам же в школу возвращаться надо.
  Запах разочарования.
  ***
  Ветер сидит в углу, поджав колени, уставившись перед собой только в ему ведомую точку.
  - Здравствуй, Младший, - говорю птенцу.
  Молчит.
  - Как у тебя дела?
  Нет ответа.
  Аугусто фыркает за плечом.
  - Он так постоянно. В себя приходит, когда я ему еду притаскиваю, - комментирует по-итальянски.
  - Это ненормально, - делаю шаг назад.
  - Ой, да ладно, что с ним будет!
  - Кем он был, когда жил?
  - Понятия не имею, - поправляет шляпу. - Я, в отличие от тебя, плохо знакомлюсь.
  Он обратил случайного?!
  - Ты обратил случайного? - разворачиваюсь. - Первого попавшегося?
  - Угу.
  Делаю шаг вперед.
  Сила колыхается волнами.
  - Ты забыл правило, Младший? - вкрадчиво интересуюсь.
  - Правило?! - Аугусто еле выдерживает давление, но взгляд не отводит. - К черту твои правила, Шеш!
  - К черту?!
  Волны густеют. Аугусто делает еще шаг назад. Черты его лица текут, изменяясь, не выдерживая.
  - Двадцать шесть за шесть тысяч лет, да? - едва разборчиво говорит. Измененное лицо плохо подходит для связной речи. - И сколько из них покинуло гнездо? Двадцать? Десять? Нет, я один! Так? Так, Старший?! Я не прав? Да, давай, отправь меня в Тень!
  Останавливаюсь, убирая силу.
  Ободряется.
  - Ты когда-нибудь спрашивал у своего Наставника, Шеш, а сколько у него было птенцов? И сколько покинуло гнездо? Нет, не отвечай. Я помню. Он тебе ведь так и не сказал, верно? А знаешь почему? Потому что у него ты тоже был один! Все его предыдущие птенцы встретили восход или же одичали. И что, ты считаешь это нормальным? - срывается на крик. - Сколько нас, Шеш? Двое, если считать взрослых allil, и пятеро вместе с птенцами, которые даже летать не умеют. За сколько, напомни мне, тысяч лет? А? И из них - трое обращены не тобой, мною!
  Молчу. Аугусто сглатывает, приводит в порядок голосовые связки.
  - Ты слишком человечен, Шеш. Ты живешь с людьми и живешь людьми. Ты слеп, не видишь, что их становится все больше, и скрываться приходится все усерднее. Раньше были только зеркала, сейчас же - видеокамеры и спутники. Раньше мы могли ходить без опасения в любой толпе, а сейчас... Сколько грима ты мажешь на свое лицо, прежде чем идешь в публичные места? Как часто тебе приходится убеждать встречных, что им почудилось, что ты не отражаешься в витрине, зеркале, полированной поверхности?
  - А сколько из тех, кого обратил ты, выжило? - интересуюсь вместо ответа, когда Аугусто замолкает.
  - Пока только Апрель и еще двое, - кивает на Ветра. - Но малыши не считаются.
  - А сколько ты обратил? - прищуриваюсь.
  - Какая разница?!
  - Нет, Младший, - выплескиваю силу, но уже контролируя. - Ты укорял меня тем, что у меня выжило мало птенцов. Так я задаю тебе этот же вопрос - сколько твоих? Сколько ты обратил?
  - Девяносто восемь, - недовольно говорит. - Но...
  - Девяносто восемь? Значит, пятьдесят семь ушли в Тень, так? И скольких из них убил ты, исполняя долг?
  - Я...
  - Сколько?!
  - Шестьдесят четыре.
  Смаргиваю, не понимая, почему подсчеты не сходятся.
  - Девяносто восемь без этих сорока двух, - поясняет. - То есть всего сто сорок. Ну, тридцать три ушли в Тень сами. Тридцать девять спят.
  - Сто сорок всего? - медленно переспрашиваю.
  - Да...
  Мгновение, и Аугусто корчится на каменном полу, прижатый моей рукой и силой.
  - Каждый, кого ты обратил - твой птенец, - цитирую слова Наставника. - Ты обязан его встретить после пробуждения. Ты обязан научить его всему, чтобы он выжил. Каждый, в ком твоя кровь - твой собрат. Ты обязан заботиться о нем больше, чем мать заботится о своем дитя. Ты отвечаешь за него. Его уход в Тень - твоя вина. И она не искупима ничем.
  - Думаешь, ты чище меня, потому что на тебе лишь двадцать пять ушедших? - умудряется спросить Аугусто, барахтаясь. - Да, давай. Отправь меня в Тень. А потом Апрель тебя туда же смахнет, потому что у него будет двадцать четыре, так, да?
  Отпускаю.
  - Ты не тем решил меряться, Шеш, - Аугусто демонстративно потирает шею. - У нас слишком маленький процент выживаемости, так что надо не по одному в четверть века обращать, а чаще и больше. Намного больше. Тогда хотя бы раз в двести лет и будет новый собрат.
  - Мало глотнуть нашей крови, - качаю головой, - если он слаб - кровь не поможет. Сделает хуже.
  - Ага, ты каждого так выбирал, да. А толку?
  - А ты брал случайных. Толку? - возвращаю ему его же фразу.
  - А это, дорогой мой Наставник, - слово "Наставник" выделяет интонацией, - жизнь покажет.
  - Весна покажет, кто где... - говорю присказку по-русски.
  - Именно! - широко улыбается Аугусто. На лице вновь безмятежность.
  
  Подхожу к Ветру, касаюсь силой. Дергается, поднимает на меня мутный взгляд, в котором плещется голод.
  - Когда ты его кормил? - спрашиваю Аугусто.
  - Позавчера. Девочку принес. Молоденькую такую, сладкую. Так пахла...
  Мне это не интересно. Аугусто всегда был неравнодушен... к женскому полу. И это сохранилось, только трансформировалось.
  - Хочешь есть? - интересуюсь на бенгали столетней давности.
  - Да, сахиб.
  - Не сахиб, - поправляю птенца. Я уже говорил ему об этом, но он, видимо, забыл. - Меня зовут Шеш. Для тебя я - Старший. Повтори.
  - Старший, - выговаривает с трудом. Черты лица плывут.
  - Ты сильнее голода, - говорю. - Повтори.
  - Я... сильнее... голода.
  - Повтори еще раз.
  - Я... сильнее голода.
  - Голод будет с тобой вечно. Не думай о нем. Как ты не думал о слепнях и оводах. Закрой глаза, - кладу руку на голову Ветра.
  Трудно.
  Аугусто с интересом вслушивается в мои слова.
  - Мне ты так не объяснял.
  - Потому что ты не был случайным, - недовольно отвечаю.
  Подчиняясь моей силе, Ветер расслабляется. Лицо вновь приобретает человеческие черты.
  Именно поэтому птенцов нельзя оставлять одних. Тень всегда рядом. И она ждет.
  Алена как-то спрашивала, что мы будем делать, если появится кто-то, кто питается нами.
  Но ждать - не надо. Он уже есть. Она. Тень. Тьма.
  
  Голод накатывает.
  Именно поэтому только сильный allil может заводить птенцов.
  
  Кажется, я просижу в убежище с малышами не час и не два.
  ***
  Тропический дождь - это очень много воды.
  Возвращаюсь в дом, вымокший до нитки. Отряхиваюсь, стоя у двери. На улице - сплошная завеса.
  - ...теперь еще раз считаем, - голос Апреля. - Один, два...
  - Три! - голос Ромы.
  - Молодец! Дальше?
  - Четыре! Пять!
  - Шесть, - недовольный голос Вити. - Семь, восемь, девять-десять-одиннадцать-двенадцать...
  - Так, Витя! - перебивает его мой птенец. - Это мы в курсе, ты считать умеешь. Ты задачку дорешал?
  - Нет, - бурчит Витя.
  - Вот, дорешай ее, а потом будешь Роме указывать. А то Марк Витальевич не принесет вам бананов.
  Поднимаюсь по лестнице.
  - Я супу хочу.
  - Тогда супу не принесет. Давай, не ленись. Лениться будешь, когда все знать будешь.
  - А вы все знаете?
  - Я? - в голосе - веселье. - Я - нет. А вот Марк Витальевич знает.
  - Все-все?
  - Да, все-все.
  - А он мне задачку решит?
  - Тогда и суп сам съест. Договорились?
  - Не-е-ет!
  Вхожу в комнату. Детишки сгрудились вокруг стола, на котором едва теплится огонек светильника.
  - Марк Витальевич! - радуется Витя. - А мне Антон Генрихович задачку задал, а я не могу решить! Помогите, пожалуйста!
  - Что за задачка? - заинтересованно смотрю на птенца.
  - Про лошадей!
  - Условие?
  - "Тройка лошадей бежала со скоростью 24 километра в час. Сколько километров в час бежала каждая лошадь?"
  - Хорошая задача, - перед глазами учебник математики за третий класс... восемьдесят девятого года. Тысяча девятьсот восемьдесят девятого. - А ты подумай.
  Насупливается.
  Вздыхаю.
  Придется объяснять. Но чуть позже.
  - ...девять, десять, - Апрель возвращается к устному счету с Ромой.
  Перевожу взгляд на Аню. Делает вид, что сосредоточена над тремя кучками фасоли.
  - А у тебя что, маленькая?
  - Недесятичные системы счисления, - отзывается за нее птенец. - Я ей объяснял восьмеричную.
  - Что тебя на математику потянуло? - фыркаю.
  - Ну... ты же меня математикой нагрузил, - пожимает плечами. - Что я, рыжий - один страдать?
  Вздыхаю еще раз.
  
  Из угла муркает кошка.
  Нашлась, гулена.
  ***
  Август. В средней полосе - хорошее теплое время. Продаются яблоки, груши, виноград, дыни, арбузы...
  В тропиках - сезон дождей.
  Хороших таких дождей. Не просто проливных - тропических. Этакого не душа - потока воды. Сплошного.
  В доме - сырость. Дверь разбухла, прилегает, только повинуясь силе allil. Готовить около дома нет никакой возможности, открытый очаг заливает водой - не предусмотрел Аугусто, что в доме будут жить люди, по крайней мере - дольше пары дней. Поэтому еду приходится носить из деревни, плотно упаковав и закрыв крышкой. Суп с дождем - не то, чем стоит питаться детям младшего школьного возраста.
  Кошка регулярно тоскует у двери, но с отвращением оглядывает улицу, когда я предлагаю ей выйти. С еще большей ненавистью воспринимает пластиковый поддон, выполняющий роль кошачьего лотка.
  Август. В сентябре детям - в школу.
  Маша улетит в Англию. С Машей - нет проблем.
  А вот дети Алены...
  
  Аня носит мою метку. Она - слуга. Пусть и не осознает это в полной мере, но ее жизнь теперь рядом со мной. В обычную школу ей идти нельзя.
  В прежнюю школу я не отправлю и Рому. Ему сейчас нужны нагрузки. Не просто нагрузки, а очень интенсивные, на пределе возможностей. Со слезами, со швырянием учебников в стену, с раскидыванием в стороны учебных пособий, наглядных материалов и прочего, чем пользуются педагоги и учителя. Он должен не просто восстановиться - он должен научиться пользоваться тем, что получил от меня.
  Витя? Гимназия или лицей вполне подойдут. Но та же проблема, что и в прошлом году у Маши. Сколько времени моя природа будет для него секретом? Интернат?
  "Я клянусь кровью, что буду заботиться о них, как о своих детях. Я дам им лучшее, что в моих силах..."
  Интернат - не лучшее.
  
  Пора возвращаться в Хабаровск.
  ***
  - Ты не думал о покупке самолета? - интересуется Аугусто, когда я возвращаюсь на остров в последний раз. Осталось забрать Апреля.
  - Зачем?
  - Ну, будешь таскать своих людей оптом, а не в розницу, - смеется. - Ты ж четвертый раз сейчас полетишь.
  - Какой самолет, Боинг? - прищуриваюсь.
  - Зачем Боинг? Возьми что-нибудь простенькое, типа Cessna. Хороший вариант - Cessna 525. Хватит на всех твоих людей, а дальность полета у нее - чуть меньше двух с половиной тысяч километров.
  - А у тебя есть ВВП? - фыркаю.
  - Ну, тогда возьми амфибию какую, - отвечает ничуть не смутившись. Grumman Mallard неплохой. Правда, там в экипаже двое, но ты один справишься, я полагаю.
  - Grumman Mallard сняли с производства, - морщусь. - Да не в этом дело. От самолета нет смысла, пока я живу в городе. Где мне приземляться? В аэропорту? Или около набережной на потеху зевакам?
  - Ну, сам смотри, - пожимает плечами. - Тебе таскать, о Великий Транспортник.
  - Апрель у меня получит, - улыбаюсь. - Выдумал.
  - А что, я не прав? - голос Апреля. - Полетели уже.
  - Полетели, - киваю.
  ***
  На календаре - двадцать шестое августа. Дети возятся во дворе, играют "в магазин".
  Пребывание на острове Аугусто пошло на пользу всем троим, поправились, загорели, хотя Ане пришлось несладко. По-прежнему называет меня "хозяин", хотя я и уточнил, что ей нет никакой необходимости это делать. Впрочем, настаивать не буду - я действительно ее хозяин.
  Главное, чтобы не проговорилась на людях.
  Хотя бы еще лет десять.
  
  Учителей для Ромы придется искать тщательно. Психологов, педагогов, дефектологов - пруд пруди, но мне нужны те, кто воспримет мои указания по обучению неукоснительно, без попыток утвердить свое "единственно верное" видение.
  Мой опыт все равно больше.
  Даже без учета выпитого.
  
  Смотрю, как дети обдирают растущий во дворе вяз, определяя его листья на "денежки". На земле - "товар" - камешки в обертках от конфет, горстка песка, какая-то солома и колоски овсюга.
  Маше и Вите игра интересна. Рома больше играет "за компанию", слабо понимая, что происходит. Аня играет, потому что больше играть не с кем.
  
  Витю придется тоже учить, но не так, как Рому. У него сформировались не очень хорошие черты характера - он ленив, пытается равняться на Рому. Это понятно, ведь Аня всегда была старшей, а значит - более умной и умелой. Да и внимание их матери было больше сосредоточено на Роме. Рома младше всех, вдобавок - умственно отсталый. Ему, в отличие от других детей, одно и то же надо объяснять не несколько раз, а несколько десятков раз.
  Поэтому Витя и привык лениться.
  
  Аня совершенно на них не похожа. Старательная, без вопросов выполняет требуемое. Внимательна к мелочам.
  Хорошая слуга.
  Будет выполнять все мои пожелания.
  Вопрос в том, что я хочу.
  
  У меня слишком много людей.
  Особенно детей.
  ***
  Агентств по подбору нянь и репетиторов - полный Интернет. Просматриваю анкеты, дипломы, сертификаты-аттестаты. Выбрать подходящих несложно даже на расстоянии. Но анкеты - еще не все.
  
  Личная встреча - важнее всего.
  К абстрактному ребенку можно относиться как угодно, и будущие воспитатели могут искренне верить, что будут относиться к Роме максимально хорошо, но личная встреча с будущим подопечным решит все.
  Поэтому Рома должен присутствовать на собеседовании.
  
  Отодвигаю ноутбук, придвигаю к себе лист бумаги, беру карандаш.
  Составлю план реабилитации Ромы.
  
  Человеческий мозг - сложная штука. Как и психика. Под давлением невозможно заставить выучить. Должен быть мотив. В детстве максимально эффективен положительный мотив - ребенок достигнет наибольших успехов лишь в том, что ему нравится. И только повзрослев, человек приучается действовать из отрицательных мотивов - "не будешь учить - поставят двойку, наругают... выгонят из института..."
  Рома - еще ребенок. Поэтому "заставлять учиться" бесполезно. Все должно быть в игровой форме... и максимально насыщенно, чтобы Роме было интересно.
  
  Спустя полтора часа лист исписан. Рома будет жить в приемной семье, каждый день посещать педагогов. С утра и до вечера. Но в семье исполняющая роль матери тоже не должна давать послабления ребенку - то, что он будет изучать с педагогами, нужно повторять и закреплять. Причем не в академической форме, а в игровой. Выучили счет - вечером "мама" заставляет считать ложки на столе. Выучили породы собак - "мама" включает кино про собак, побуждая Рому вспоминать, где какая порода...
  Чему и как его будут учить педагоги - на следующем листе.
  ***
  Просматриваю сайты кадетских школ в Москве.
  Кошка сидит на стуле, деловито облизывая белый бок, извернувшись немыслимым для человека образом.
  Апрель, демонстративно смотря в другую сторону и едва ли не посвистывая, аккуратно подводит руку откуда-то снизу и сбоку и тычет кошку в пушистую шерсть. Но кошка успевает раньше. Поднимает голову и смотрит недоуменно, при этом не забыв выпустить когти и уцепиться за сиденье.
  - Мр?
  - Блин, я надеялся, она не заметит и свалится, - огорченно вздыхает птенец и отходит в сторону.
  - Она оказалась умнее, - пожимаю плечами.
  - Так всегда, - выдвигает табурет, садится. - Что ты надумал делать с детьми?
  - Рому отправлю в приемную семью на год, - отвечаю. - Затем в интернат, но пока не решил, какой. Витю пока подержу рядом, но буду гонять, чтобы не ленился.
  - А Аню?
  - Аню буду учить сам.
  - А справишься?
  - Ну, должен, - отодвигаю ноутбук. - В конце концов, кто мне выучит слугу, ежели не я?
  - Это да, на слуг вампиров никогда не обучали, - фыркает.
  - Ну почему, - смотрю на птенца. - Когда-то в Америке была целая система при храме одного бога.
  - А сейчас где?
  - А сейчас это все отсутствует. Испанцы развалили, когда индейцев завоевывали. Это было полтысячи лет назад. Так, легенды какие остались.
  - Если бы сохранилось, было бы легче.
  - Если бы, да кабы... Мы имеем то, что имеем, - перевожу взгляд на кошку, старательно чешущую за ухом задней лапой.
  - Эт точно.
  ***
  Андрей просыпается раньше детей. Зевая, заходит в кухню.
  - Доброе утро, - говорю слуге.
  - Доброе утро, - отзывается.
  Мнется у холодильника, открывает его и закрывает.
  Спроси его, что там лежит - вряд ли запомнил.
  Запах напряжения и неуверенности.
  - Спрашивай уже.
  - А?
  - Ты же хочешь что-то спросить, - не отрываю взгляда от ноутбука, пролистывая страницы. - Так спрашивай. Не мучайся.
  - Почему Аня называет вас хозяином?
  - Потому что я принял ее служение, - отвечаю.
  - Это... как я, да?
  - Да, - киваю, наконец-то определившись с выбором подходящей кадетской школы. Закрываю ноутбук, перевожу взгляд на Андрея.
  Хмурится.
  - А что она попросила?
  - В смысле?
  - Ну... мне вы дочь вылечили... А ей?
  - Ей... Ей ничего, - нехотя признаюсь.
  Недоумение.
  - Аугусто заигрался, - хмуро говорю, совершенно не горя желанием рассказывать, но вопрос задан. Отвечать придется. - Если бы ей не поставил метку я, то это сделал бы Аугусто. Тогда мне пришлось бы отдать ее ему, а, как ты понимаешь, я не мог этого допустить.
  - Почему? В смысле - почему отдать?
  - Почему? - поднимаюсь из-за стола, подхожу к окну. Солнечные лучи пробиваются сквозь листву растущего у дома вяза, играют бликами на полу. - Метка свидетельствует, что никто не имеет права на человека, кроме хозяина. Никто из других вампиров. Слугу чисто технически невозможно украсть - хозяин всегда найдет его. Право хозяина - священно. Он волен делать все, что угодно, со своим слугой. А Аугусто... он не отличается любовью к своим слугам или рабам. Я не мог допустить, чтобы Аня осталась в одной из его деревень, а ее дети пошли бы на корм Аугусто.
  - А... эм... переставить метку?
  - Нельзя, - оборачиваюсь спиной к окну. На лице Андрея - напряженная работа мысли. - Технически не получится. Метка одна и на всю жизнь. Так что... сам понимаешь.
  - А у мальчиков?
  - А у мальчиков меток нет, - понимаю, что расспросов будет много. - Я сумел убедить Аугусто не трогать их. А с Аней не успел, - опережаю следующий вопрос. - Ты ведь сам помнишь, я их переносил не одновременно... Ну, и Аугусто успел влезть не в свое дело.
  Молчит.
  Смотрю на слугу.
  - И что теперь? - задает вопрос спустя минуту.
  - Теперь?
  - Ну... что вы будете делать с Аней?
  - То же, что и с тобой, - хмыкаю. - Кормить, поить, учить и всячески оберегать. Как от внешних опасностей, так и от собственных глупостей. От глупостей чаще, ибо они и случаются чаще.
  Краснеет.
  - И да, раз уж я не единственный allil, вам придется все-таки выучить этикет.
  - Какой?
  - Как правильно вести себя по отношению к allil, - поясняю и добавляю, глядя в хмурое лицо Андрея: - В том числе и к собственному хозяину.
  Недоволен.
  
  Кошка обследует пустую миску.
  ***
  На столе - ворох бумажек. Три постановления на передачу опеки Калининой Анны Васильевны, Калинина Виктора Васильевича и Калинина Романа Васильевича Крапивцу Андрею Викторовичу, три свидетельства о рождении вышеупомянутых детей и еще несколько сопутствующих бумажек. Подобное обычно делается долго.
  У меня - быстро.
  За окном - тридцатое августа.
  
  Еще распечатки пяти электронных билетов до Москвы.
  Рядом со столом - упакованная переноска для кошки.
  
  В службе такси принимают заказ на микроавтобус с семью посадочными местами.
  
  Самолет - в пять вечера.
  ***
  - Отправил? - интересуется Апрель, когда мы выходим после заката.
  - Да, - киваю.
  - Он не заблудится?
  - Не должен, - пожимаю плечами. - Заблудится - позвонит.
  - Детей не растеряет?
  - Надеюсь, что нет.
  Фыркает, кивает.
  
  Ставлю коттедж на охрану.
  
  Выходим на улицу.
  ***
  Приземляюсь на балконе. Апрель отцепляет руки, становясь на твердую поверхность.
  Дверь закрыта. В комнате темно.
  Стучу в стекло, но никто не реагирует.
  Из-за спины раздается понимающий хмык.
  
  Достаю телефон.
  - Андрей, открой дверь, - командую слуге, когда тот сонно отвечает.
  - Ага, сейчас...
  Шлепки босых ног по полу, звук отодвигаемой задвижки на входной двери.
  - Да не эту, - терпеливо объясняю. - Балконную.
  - Ой...
  Возвращается в комнату, подходит к окну, дергает за ручку, давая нам наконец проход в квартиру.
  - Пора бы запомнить, - смотрю на смущенного слугу.
  - Я запомню...
  - Надеюсь, - киваю. - Как вы тут? Места хватает? - оглядываю брошенное на ковер покрывало.
  - Ну... - чешет затылок. - Я мальчиков тут уложил, на диване, а девочек в комнате... А сам на полу...
  - Не холодно?
  Покрывало тонкое.
  - Немного...
  - Завтра купим матрас, - говорю.
  На полу спать можно с удобствами, но не под одним покрывалом.
  - Хорошо...
  
  ...спит, свернувшись калачиком, натянув на себя кафтан. Из ноздрей вырываются струйки пара.
  В плохо прикрытую дверь заметает снегом. В щели тоже.
  Ложусь рядом.
  Повысить температуру тела.
  Спустя десять минут перестает трястись, как осиновый лист...
  
  Воздух за окном потихоньку светлеет.
  ***
  Четверо детей в двухкомнатной квартире - многовато. Даже с учетом того, что они только проснулись. Рома капризничает, не желая умываться, Витя балуется с зубной пастой.
  - А што тут тахое? - интересуется, набив рот белой пеной и пытаясь перемазанной рукой открыть дверь в комнату ожидания.
  - Моя кладовка, - отвечаю мальчику. - Не лезь.
  - А пофему?
  - Потому что нельзя.
  - А фто там лефит?..
  Приподнимаю бровь.
  Надувается, возвращается в ванную, где Андрей безуспешно пытается умыть ревущего Рому.
  
  Кошка сидит под столом.
  ***
  После завтрака Андрей с Машей уезжают в аэропорт. Можно было бы подобрать рейс с минимальным промежутком, но вряд ли слуга справился бы с толпой, таская детей Алены за собой, провожая Машу.
  Искать приемную семью для Ромы в России очень сложно. За семьдесят лет Советского Союза люди разучились оказывать услуги должным образом. В четырех агентствах мне отказали сразу - у них нет подходящего мне персонала. И не задумались, сколько же денег они на этом теряют. Хотя нужно было чуть постараться.
  В двух же попытались "впарить" няню вместо семьи согласно своему видению. Уговорить, убедить.
  Еще в двух агентствах оказалось, что нянь у них нет, но я должен оставить заявку на подбор, заплатить сколько-то денег, и потом, когда няня возникнет на горизонте, они мне сообщат.
  Впрочем, русскоговорящие няни есть не только в России.
  
  Первое же британское агентство, куда я звоню, предлагает мне на выбор три семейные пары. Одна пара даже жила в Москве, и у них здесь остались родственники. Вопросов, согласны ли их сотрудники на переезд обратно в Россию на целый год, у работников агентства даже не возникает. Конечно, согласятся. Специальная программа обучения? Без проблем.
  Но собеседование придется проходить в Лондоне.
  
  Смотрю на Рому, увлеченно разбирающего на мелкие кусочки игрушечную машинку из пластика. Машинка поддается детским рукам без особого труда. Итог его деятельности - гора пластикового мусора, трудно идентифицируемого.
  Виза делается месяц.
  Это долго.
  Подложный паспорт - быстрее.
  
  Набираю номер.
  ***
  Андрей возвращается спустя три часа.
  - Через неделю тебе придется полететь в Лондон, - говорю слуге, когда он заходит в комнату.
  - Зачем?
  - Рому отвезти. Местные агентства по подбору нянь и гувернеров не смогли справиться со своей задачей.
  Кивает, задумывается.
  - Только у меня визы нет.
  - У Ромы тоже. По поддельным паспортам полетите.
  Давится, кашляет.
  - По... поддельным?
  - Да, - отвечаю. - Не бойся, они исключительного качества. Да и вам туда всего на неделю.
  - А... А Аня с Витей?
  - Круглосуточную няню найму.
  - Ясно... - хмурится. - А... а Рома там останется по поддельным документам?
  - Он вернется с тобой через неделю, - терпеливо говорю. - Мне он нужен, чтобы посмотреть реакцию будущей приемной семьи. На расстоянии все любить горазды. Сам понимаешь, будет нехорошо, если окажется, что он им не нравится, а контракт подписан, и они уже в России.
  Кивает.
  - И... съездите на экскурсию. Покажи детям Москву.
  - Эм... хорошо... - мнется.
  - Поедешь не один, - понимаю его затруднения. - Сопровождение тоже нанять можно.
  
  Услуги попроще, типа няни на несколько часов, заказать удается легко.
  ***
  Закрываю дверь за людьми.
  Я тоже хочу кое-куда съездить.
  Латекс булькает на дне бутылки.
  
  Париков всего два. Вот этот, каштановый, подойдет.
  А линзы возьму серые.
  
  Кстати, надо попросить Апреля нарисовать мой портрет. Надо ж мне знать, как выгляжу. А то последний раз художники-люди меня нарисовали так, что я долго не мог понять, где подбородок, а где лоб.
  ***
  Детский дом ?12 встречает меня казенным запахом.
  - Вы к кому? - тут же поднимается со стула охранник.
  - К директору, - отзываюсь. - Марина Сергеевна у себя?
  - Да, - кивает. - Вас проводить?
  - Не стоит. Просто скажите, куда идти.
  - Прямо, затем направо, там будет дверь, увидите.
  - Спасибо.
  
  Марина Сергеевна у себя.
  Мой интерес к воспитаннику Морозову Александру Игоревичу не встречает никаких подозрений. Капля силы - веский аргумент.
  Хороший мальчик, только трудный. Тяжело переживал разлуку с семьей. Один раз убежал, в самом начале, но вернулся через две недели. Учится... так себе. Много троек, хотя, возможно, из-за новой школы, ведь до его прежней целый час езды, поэтому перевели в ту, что поближе. Интересы? Ну, к учебе однозначно отсутствует. А, любит читать. В основном ужасы, но психолог с этим работает...
  Семья? Ну, как у многих здешних воспитанников. Мать пьет, отец тоже, потому и отправили сюда. Не работают, конечно.
  Пьют?
  
  Долго копается в бумагах, прежде чем сообщить адрес Морозовых.
  Две улицы от моей квартиры.
  
  Навещу их.
  
  Гляжу на наручные часы.
  Заход в 20:20.
  Успею.
  
  В киоске покупаю какой-то бланк и ручку.
  ***
  Шестнадцатиэтажка.
  Мне на десятый.
  
  Квартира Морозовых не похожа на квартиру пьющих людей. Тяжелая металлическая дверь, не обшарпанная. Видеоглазок.
  Но я в латексе.
  
  Нажимаю звонок.
  - Кто там? - женский голос из-за двери.
  - Здравствуйте, я из санэпидемстанции, - отвечаю скучным голосом. - Поступила заявка на обработку от тараканов.
  - У нас нет тараканов!
  - Знаю, - еще более скучно говорю. - Не от вас заявка, от ваших соседей. Но у вас тоже надо провести.
  - Ничего не надо!
  - Тогда распишитесь, что отказываетесь, - нудно продолжаю. - Мне отметить надо.
  - А зачем?
  - Мы так и будем сквозь дверь разговаривать? - добавляю в голос ядовитые нотки. - Нет, если хотите, объясню и так...
  Щелкает замок.
  
  Запах Саши Морозова я знаю. И его родственников определю без особого труда, особенно родителей.
  Родственный запах не скрыть ничем.
  Если иногда встречается, что муж матери не является отцом и не имеет родственного запаха, с самой матерью таких проблем нет.
  Эта женщина Саше Морозову - чужая. Полностью.
  Но полковник Феоктистов Саше - однозначно дед.
  - Надо, чтобы хозяин расписался, - прижимаю к себе бланк, в котором по дороге накарябал что-то про насекомых. - Вы хозяйка?
  - Да, - женщина переступает с ноги на ногу.
  - Так... квартира четыреста сорок, - бурчу, глядя в бланк. - Фамилия!
  - Морозова.
  - Инициалы!
  - Морозова А. А... Анна Александровна, - уточняет женщина.
  - Хорошо, - подсовываю женщине бумажку, подаю ручку. Мимоходом соприкасаюсь кожей. Даже сквозь тонкий слой латекса капля моей силы действует. Не обращая внимания на то, что бумажка по сути - "филькина грамота", женщина деловито подписывает указанную мной строчку.
  Киваю, прощаюсь.
  
  В квартире Морозовых - слабый запах настоящих хозяев. Очень слабый.
  Словно съехали несколько месяцев назад.
  
  Домой прихожу через полчаса.
  ***
  Двухкомнатная квартира - вполне достаточно для меня одного. Даже слегка многовато, но Рома останется в Москве. Ему и его будущей приемной семье нужна квартира побольше.
  
  Просматриваю сайты недвижимости.
  Останавливаю свой выбор на просторной четырехкомнатной квартире в районе Тушинской. Даже есть парковочное место.
  ***
  Возвращение детей и Андрея попадает аккурат в мое ожидание. Наше с Апрелем появление из комнаты ожидания вызывает некоторый ступор у мальчиков.
  - Ой, здравствуйте, Антон Генрихович, - говорит Витя, вытягивая шею и пытаясь заглянуть за дверь позади нас. - А вы тут? А что вы делали в кладовке?
  - Мышей ловил, - с серьезной миной говорит Апрель.
  - Мышей?
  - Да. Но ни одной не поймал.
  Хлопает глазами.
  
  Обходятся без ужина - успели поесть в городе. В половину десятого кое-как укладываются спать.
  Андрей разворачивает новенький матрас в зале.
  
  Достаю альбом и цветные карандаши.
  - Нарисуй меня, - говорю птенцу.
  Смотрит на карандаши, затем оценивающе на мою рожу.
  - Хм, тебе нужна иллюстрация к "ужастику"?
  - Так плохо выгляжу? - удивляюсь.
  - Нет, ну... в общем, я пытался пошутить. Ладно, садись. Только потом ты тоже нарисуешь меня. Мне любопытно.
  Сажусь за стол на кухне.
  
  - Свет г...но, - комментирует, водя карандашом по бумаге. - Лампу бы сюда.
  - Юпитер, ага, - фыркаю.
  - Ну... не юпитер, что-нибудь попроще... дневной свет был бы идеален... эх.
  - Что есть, - пожимаю плечами.
  Рисует, прикусив нижнюю губу.
  
  В кухню вваливается Андрей и замирает, увидев "процесс".
  - Похож? - интересуется птенец, показывая альбом Андрею.
  Слуга с интересом вглядывается в рисунок, затем кивает.
  - Один в один.
  - Ну, не совсем... свет г...но, - повторяет Апрель. - Не люблю рисовать в потемках.
  Андрей переводит взгляд на потолочную лампу. Лампа горит.
  - Да что эта лампа... - хмыкает птенец, возвращаясь к работе. - Толку от нее.
  За его спиной Андрей следит за движениями руки, забыв, зачем пришел.
  
  - Ну, как-то так, - спустя полтора часа передо мной ложится развернутый альбом. - Старался нарисовать максимально точно.
  С портрета на меня глядит слегка знакомый человек. Русые волосы, карие глаза. В позе настороженность и любопытство.
  - Спасибо, - говорю искренне.
  Буду знать.
  - Обращайся, - фыркает птенец и подвигает карандаши. - Теперь твоя очередь.
  Перелистываю альбом, находя чистый лист.
  - Садись, натура.
  Расправляет плечи, надувает щеки, изображая горделивый вид.
  - Таким ведь и нарисую, - примериваюсь к будущему портрету.
  - Не надо, - в голосе легкий испуг. Моментально делает нормальное лицо.
  Хитро прищуриваюсь.
  - Не надо, - снова просит. - Потом рисуй, каким хочешь, а первый раз не надо.
  Киваю.
  
  Андрей смаргивает, вспоминая, зачем пришел, подходит к холодильнику.
  - А... а можно, вы меня тоже нарисуете? - вдруг спрашивает.
  - Тебе зачем? - отзывается Апрель. - У тебя зеркало есть.
  - А... - краснеет.
  - Да почему нет, - пожимаю плечами, набрасывая очертания лица. - Можно. Могу даже полноценный портрет нарисовать, на холсте, красками. Только краски купить надо. И холст. И мольберт. И место найти, а то в этой квартире дети все перевернут.
  - А меня? - обиженно выпячивает губы птенец. - Я тоже хочу!
  - И тебя нарисую, - соглашаюсь. - Потом откроем портретную галерею.
  - Ну... а почему нет? - задумывается.
  - Угу, и билеты продавать.
  Хихикает.
  
  Откладываю простой карандаш, беру синий.
  ***
  Птенец напряженно вглядывается в собственный портрет.
  - Да, старушка-то изменилась за лето, - вздыхает. - Ладно, сойдет.
  - Лучше никто не нарисует, - огрызаюсь. - Только фотоаппарат, но ты его еще уговори.
  - Да нет, я не про качество, - кладет альбом на стол. - Я последний раз свою физиономию видел в тысяча девятьсот двадцатом. Тогда у меня щеки были покруглее и глаза поуже. Ну, и волосы другие. А сейчас выгляжу, как дрищ какой.
  - Ну, ежели хочешь рожу покруглее, заберись лет на десять в сибирскую деревню. Тогда у тебя и нос картошкой будет, и рожа круглая.
  Фыркает.
  
  Андрей делает вид, что понимает, о чем речь.
  ***
  Висим над городом в паре километров. Внизу - ночная Москва.
  - Сколько здесь живет? - интересуется Апрель за спиной.
  - Десять миллионов вместе с городами-спутниками, - говорю, приглядываясь к темным пятнам.
  - Почему ты не живешь здесь?
  - Иногда живу. Думаю, года через три переберусь сюда снова. Подыщу деревню, устроюсь.
  - Не боишься, что быстро раскусят? В деревне-то. Там все друг за другом очень следить любят.
  - Если в деревне два с половиной жителя - то нет. Лет пять-шесть можно пожить.
  - А чего ты сейчас не там?
  - Потому что я меняю места, - поясняю. - А только в деревнях сидеть смысла нет. В городе можно тоже жить.
  - С людьми знакомиться...
  - И это тоже, - отвечаю.
  Апрель хочет еще что-то спросить, но я уже нахожу подходящий район и устремляюсь туда.
  
  Висим над каким-то парком.
  Район не очень.
  
  Одиноких или хотя бы пар нет нигде.
  Шумная компания из пяти человек, трое пьяных, еще несколько непонятных личностей...
  - Давай ту троицу, - нетерпеливо говорит птенец.
  - Слишком много, - качаю головой. - Мне ж еще тела убирать. Поищем другое место.
  - Восход скоро.
  - Успеем.
  
  Но найти нам ничего лучше не удается.
  Возвращаюсь к выбранной Апрелем троице.
  Их трое, но нам нужны двое. Но это решаемо.
  
  Приземляемся рядом.
  -...а вот Серега... - вещает один из парней, но закончить фразу не успевает. Коротким уколом силы останавливаю его сердце.
  Падает на землю.
  Апрель уже впивается в шею второго.
  На мою долю достается третий, с кем беседовал "первый".
  Пить тоже приходится из шеи, поскольку нужно торопиться. Восход не отменить.
  Алкоголь придает крови противный привкус.
  
  Делаю последний глоток, отпускаю обмякшее тело.
  Сзади раздается подозрительная возня. Оборачиваюсь.
  Говорят, пьяным везет. История помнит много случаев, когда в одной и той же ситуации трезвый бы однозначно не выжил, а пьяный отряхнулся и пошел. Так и сейчас - я не убил лишнего, лишь оглушил.
  Апрель двигается очень быстро. Мгновение, и он перехватывает пытающегося встать человека и кусает прямо сквозь воротник.
  Второго подряд?
  "...двух подряд я уже могу не осилить..."
  - Апрель, нет! - командую, но птенец не слышит.
  Отбирать добычу не совсем вежливо, но сейчас это необходимо. Апрель - птенец. Я - его Наставник. Второго подряд он не перенесет.
  Я обязан отобрать.
  Только отобрать еще надо суметь.
  
  Апрель оскаливается, когда я делаю шаг в его сторону. Его лицо изменено, с клыков капает яд.
  Еще шаг. Волна силы.
  Апрель отрывается от жертвы и издает низкий горловой рык - еще один из способов напугать противника.
  Действие хищника. Инстинктивное.
  Протягиваю руку отобрать жертву, но Апрель ловко подхватывает обмякшее тело и, развернувшись, несется прочь.
  - %%%! - проносится единственная мысль.
  
  Все занимает доли секунды - это люди медлительны. Мы можем двигаться очень быстро. Для стороннего наблюдателя наши движения бы были похожи... да ни на что они не были бы похожи. Он бы просто ничего не заметил. Мгновение - мы тут, а еще мгновение - нас нет.
  Мчусь за Апрелем.
  Слова - лишние.
  Догоняю Апреля, когда он выбегает на какую-то улицу. По улице уже шагают прохожие.
  Небо - голубое с розоватым оттенком.
  
  Наношу удар, вкладывая силу. Апрель отлетает на дорогу, впечатавшись в бок припаркованной машины, оставляя на ней нехилую вмятину, но жертву держит цепко. Машина истошно взвизгивает и начинает верещать сигнализацией.
  Еще удар, но уже не по птенцу - по жертве.
  Сминаю голову в кровавую кашу. После такого не живут однозначно.
  Апрель рычит, рвет шею жертвы, но в ней уже нет жизни.
  Кровь темными плесками медленно разлетается в стороны.
  Отбрасывает тело, поворачивается ко мне.
  Оскаливается.
  
  Но он - птенец. Я - сильнее.
  Короткое движение, и Апрель уже зажат в крепком захвате.
  Взмываю в воздух.
  Двадцать метров. Двадцать пять. Пятьдесят. Сто пятьдесят.
  На высоте в сто пятьдесят метров восход наступает на три минуты раньше.
  Три минуты - не страшно.
  Хуже другое - что мне делать с сорвавшимся птенцом.
  
  Если бы я жил в квартире один - то проблем не было бы никаких. Но, во-первых, там люди. На Андрея и Аню Апрель вряд ли кинется, хотя этот вариант исключать нельзя, а вот на мальчиков - наверняка. Во-вторых, мне потом долго и противно придется людей успокаивать. Мы еще кровью и грязью уляпаны по самые уши.
  Наше появление вызовет бурную реакцию, и это будет не восторг.
  Двести пятьдесят метров. Выше только Останкинская телебашня. Минус четыре минуты.
  Оглядываюсь. Нужно убежище.
  
  До восхода - минут пятнадцать. Найти место без доступа солнечного света можно. Был бы я один - нашел бы без особых усилий.
  Но у меня в руках - сорвавшийся птенец.
  Первое, что надо сделать - утащить подальше от людей. Второе - спрятать в темном укромном месте. Можно даже не прохладном, он не картошка, не испортится.
  Оглядываю просыпающуюся Москву.
  В Москве - десять миллионов жителей.
  Придется действовать по старинке.
  
  Разворачиваюсь к реке.
  Всплеск получается громким.
  
  Когда восход вот-вот настигнет, то самый простой способ спрятаться от солнца - нырнуть поглубже. Если рядом нет моря - закопаться в землю. А лучше - нырнуть и закопаться.
  В реке Москве на дне куча всякого хлама. Но дно достаточно мягкое, и вода достаточно мутная.
  Дышать нам не надо.
  Закапываюсь под какой-то проржавевший кусок металла. То ли катер затонувший, то ли машина. То ли еще что-то, неважно.
  Тягучая и густая взвесь донной грязи.
  Копать с занятыми руками крайне неудобно, но у меня нет выбора.
  
  Апрель бьется в моих руках, но я удерживаю его. Силой и силой.
  И лишь когда сквозь восход на нас устремляет свой взгляд мироздание, птенец булькает и затихает, слабо трепыхнувшись.
  Стискиваю его сильнее.
  ***
  Почти шестнадцать часов на дне не самой чистой реки в не самом чистом иле - малоприятное времяпровождение.
  Выныриваем, когда над городом сгущаются навигационные сумерки.
  Апрель похож на утопленника. Я, полагаю, тоже.
  Выбираемся на берег.
  Лицо птенца уже приобрело человеческие черты, взгляд осмысленный. Смотрит на меня, сдавленно булькает, и его тут же выворачивает в рвотных спазмах. Грязь выходит из легких, желудка и прочих мест, куда он успел ее набрать.
  Отплевывается долго.
  - Я не умею плавать, - сообщает, когда его наконец-то отпускает. И добавляет: - Совсем.
  - Я тоже, - доверительным голосом отвечаю. - Совсем. Я только топить умею.
  - В грязи.
  - Ага, - киваю.
  Садится на траву.
  - Черт, меня ж едва...
  - Ага, - повторяю, сажусь рядом. - Теперь охота только на одного или двоих. И не здесь, будем летать куда-нибудь подальше.
  - Да, Наставник, - серьезно кивает. - Я... я признаю свою вину. Прошу прощения.
  Хмыкаю.
  
  ...кровь - изумительно вкусна. Нет ничего, кроме нее. Все остальное - не нужно. Не просто не нужно - оно отвратительно и мерзко.
  Кровь умеет петь. Ее песня похожа на голос самой прекрасной из богинь...
  Еще глоток...
  ...В песню вмешивается скрежещущий звук, и песня затихает.
  Отчаянье бьет по сердцу.
  Верните мне кровь. Дайте крови! Кто? Кто отобрал? Кто отобрал - враг. Врага уничтожить!..
  
  ...Тело сотрясается в судорогах.
  - Пришел в себя? - голос Наставника.
  - Да, - слабо киваю. Ощущение божественного вкуса на языке кажется полузабытой сказкой. А вот воспоминания о том, что этому сопутствовало...
  - Идиот, - Наставник пинает меня в бок. - Три месяца без выхода на поверхность. Попробуешь вылезти - закую в цепь и закопаю.
  - Что я натворил? - интересуюсь. Обрывки произошедшего летают в голове рваными листьями.
  - Что натворил?! Ты, коровий навоз! Выкидыш дохлой собаки! Ты еще и спрашиваешь?! Ты мне испортил добрую охоту в той местности на два дневных перехода! Я теперь туда сотню лет не рискну лезть! Я тебя едва отбил от сообразивших схватиться за осину людей!
  Молчу.
  - Три месяца без выхода на поверхность, - еще раз повторяет Наставник.
  - Да, Старший, - покорно говорю. За собственные промахи нужно уметь расплачиваться... или принимать наказание, если за них расплатился твой Наставник.
  
  - Вину признаю, - говорю. - Наказание придумаю позже.
  - Да, Наставник.
  С плащей в сторону реки стекает грязная вода.
  - Что я успел натворить? - срывает травинку, мнет в руках.
  - Ну, скорее, мы оба. Бросили два выпитых тела посреди парка, третье с мозгами наружу кинули посреди улицы, где было полно народу. Смяли в гармошку чью-то машину и утонули в речке, - киваю на водную рябь.
  - %%%!
  - Ага, - соглашаюсь. - Именно так.
  - И что теперь делать?
  - Тебе - ничего, - пожимаю плечами. - А мне - искать новую квартиру. Я ее хотел найти на неделе... но благодаря тебе придется поторопиться.
  - Думаешь, нас найдут?
  - Думаю, квартира давно под наблюдением, - нехотя признаюсь. - Я сегодня навещал родителей Саши Морозова. Женщина, которая представилась Морозовой Анной Александровной, Саше ни разу не родня. Даже не дальняя.
  Птенец на секунду замирает, складывая в голове мозаику фактов.
  - "Подстава". Тебя ловят, Старший. Обкладывают. Уже обложили.
  - Был бы человеком, да, - киваю и поднимаюсь на ноги. - Полетели домой. Помоемся хотя бы.
  ***
  При звуке открывающейся балконной двери Андрей мгновенно просыпается и, приподнявшись, смотрит на нас.
  - Слава богу, - облегченно выдыхает. - Это вы. Я думал, уже что-то случилось.
  - Случилось, - киваю.
  Вскакивает.
  - Лежи, - останавливаю его. - Не сейчас. Нам сейчас надо помыться.
  В темноте ему оценить, насколько мы грязные, сложно.
  - А...
  - После, - чтобы не шуметь шагами и не разбудить спящих мальчиков, к двери в коридор лечу в нескольких сантиметрах от пола. Апрель, помявшись, поступает так же.
  За нами следом - цепочка капель.
  Андрею предстоит мытье полов.
  ***
  Защелкиваю дверь ванной.
  За спиной Апрель включает душ.
  Скидываем одежду и влезаем под тугие горячие струи вдвоем. Так быстрее.
  Критически оглядываю черные потеки с наших тел.
  - Плащу хана, - замечает птенец, косясь в сторону грязной кучи. - Он же кожаный.
  - Не только ему, - фыркаю. - Всему.
  - И как я буду? - жмурится, подставляя лицо воде. - Ты же после восхода не сможешь выйти, когда я в комнате ожидания сидеть буду.
  - А ты думаешь, у меня один плащ? - хмыкаю. - У меня таких комплектов еще несколько. Кстати, надо будет еще пошить штук десять. На всякий случай.
  - А случаи бывают разные, - соглашается. - Не повезло.
  - Да нет, просто птенец у меня сыдиотничал, - пожимаю плечами, выливая в ладонь немного геля для душа.
  - Это да, - грустно вздыхает. - Прости, Старший. Не знаю, что на меня нашло.
  - Голод на тебя нашел, - отвечаю. - Тебе Аугусто объяснял, что такие приступы могут приключаться?
  - Объяснял... но они были в самом начале... лет до пятидесяти. Потом вроде прекратились.
  - А ты и расслабился, - заключаю. - Нет, Младший. Опасность сорваться есть всегда. И возраст этому не помеха.
  - Ну да? - недоверчиво косится. - Ты скажи, что у тебя такое бывает.
  - Последний раз был тридцать четыре года назад, - подтверждаю.
  - И... и как ты?..
  - Мне тогда повезло, - признаюсь. - Попалась мне группа геологов. Одного выпил, за второго принялся, а остальные, не будь дураками, рванули в разные стороны, побросав шмотки, и очень быстро. Пока пил - закат подкрался. Пока пережидал, мозги на место встали.
  Промывает мыльные волосы под душем.
  - Но если бы тебе было столько же, сколько мне...
  - Тогда, возможно, не повезло бы, - киваю. - Когда мне было сто пятьдесят, от одичания в такие моменты меня удерживал только мой Наставник. Так что в произошедшем и доля твоей вины. У меня долго не было птенцов. Я отвык. Признаю свою вину.
  Замирает от неожиданности, поворачивает голову ко мне. В глазах удивление.
  - На тебе нет вины, - медленно говорит. - Ты чего, Старший?
  - Ну, Наставники тоже регулярно косячат, - поднимаю ногу, стряхивая воду легким перенаправлением вектора. - Когда мы становимся взрослыми, Младший, это не делает совершенными.
  - Эх...
  Выбираюсь из ванны.
  - Слушай, а ты переодеться ничего не взял? - Апрель выключает воду, встряхивает мокрыми волосами.
  - Нет, - отодвигаю защелку. - Но есть в комнате.
  - Там у тебя девочка спит. Проснется, а ты причиндалами светишь.
  - Слугу пошлю.
  - Ну да, должна же быть от него хоть какая-то польза.
  
  Андрей обнаруживается на кухне. Мое появление в набедренной повязке из полотенца вызывает легкий ступор.
  - Принеси две футболки и двое штанов из шкафа в спальне, мне и Апрелю, - командую.
  - Ага... - подскакивает.
  
  Лучше бы я пошел сам. Слуга умудряется нашуметь так, что будит Аню. Слышу голоса. Один детский, интересуется, что происходит, второй мужской, Андрея. Объясняет, что это мы вернулись, он пошел нам за одеждой...
  Появляется в кухне спустя пару минут. Протягивает мне одежду.
  Выхватываю первые попавшиеся футболку и штаны.
  - Эти отнеси в ванную, Апрелю отдашь, - киваю на вторые.
  - Да, точно... - разворачивается.
  Апрель нетерпеливо выхватывает поданную одежду, натягивает.
  От двери ванной по коридору в сторону комнат тянутся следы накапавшей грязи.
  - Теперь возьми ведро с тряпкой и вытри за нами следы, - опять приказываю слуге.
  - Хорошо.
  - "Да, хозяин", - поправляет его Апрель, но тут же вскидывает руки. - Хотя я не лезу. Ваше дело.
  Андрей провожает птенца недовольным взглядом.
  Полы, однако, моет быстро.
  ***
  - Что с вами случилось? - интересуется, когда заканчивает уборку.
  - В речке сидели, - признаюсь. - Шестнадцать часов на дне реки. Там было несколько... грязновато.
  - А... зачем?
  Апрель смущенно смотрит в стену. Был бы человеком - покраснел бы до кончиков ушей.
  - Охота прошла несколько неудачно, - говорю слуге. - Иногда, когда мы пьем... то не можем удержаться, поглощая еще и еще жизни. Но чем больше пьем, тем сложнее сохранить свое сознание. Если не удержаться, то... то может случиться так, что мы сходим с ума. И в результате в нас не остается ничего разумного - только голая жажда и стремление убивать. Одичавший вампир - наихудший голливудский ужастик.
  Во взгляде слуги - настороженное напряжение.
  - Апрель едва не сорвался, - продолжаю. - Если бы я притащил его сюда, то тут было бы кровавое побоище. Тебя он вряд ли бы тронул, но тут ведь не только ты. Да и в тесной кладовке его было бы сложно удержать, а солнца он не выносит. Поэтому я выбрал старый проверенный способ - утопил его на дне реки, закопав в донную грязь. Вода мутная, свет не доходит. Там переждали восход и закат. Ну, а потом уже сюда.
  Ненавязчиво делает шаг в сторону от птенца.
  - Апреля уже попустило, не трусь, - фыркаю. - Мозги на место встали, он полностью в своем уме и адекватен.
  Апрель корчит умильную рожу.
  Слуга чешет в затылке, косится на птенца еще раз.
  - А если бы нет?
  - А если бы нет, то твой хозяин вытолкнул бы меня после восхода из реки на солнце, - пожимает плечами Апрель.
  - На солнце? Но как же... он же тогда бы... - непонимание.
  - Как раз для этого, - жестко говорит птенец. - Одичавших положено убивать. Это закон.
  - Зачем?
  - Потому что дикие ставят под угрозу безопасность остальных, - терпеливо поясняю. - Один одичавший способен за ночь убить несколько сотен человек, а в Москве с ее плотностью населения - и тысячу-полторы. Ты можешь себе представить, что будет твориться в городе все эти дни, а то и неделю, пока люди будут искать способ с ним справиться? Но это еще полбеды. В век информационных технологий о произошедшем узнают практически мгновенно по всем уголкам земного шара, и ближайшие лет сто-сто пятьдесят охота открылась бы на всех остальных allil. Это раньше мы в случае подобного ЧП могли перелететь из Европы в Китай, из Китая - в Африку, из Африки куда-нибудь в Северную Америку и успокоиться, а сейчас пришлось бы прятаться где-нибудь в Антарктиде, все это время перебиваясь на голодном пайке, и с превеликой осторожностью побираться на берегах Южной Америки, Африки и Австралии.
  - Ясно...
  - Это у вас, людей, буйнопомешанных изолируют, - добавляет Апрель. - У нас - нет. И это логично. У вас помешательство - заболевание, которое человек не контролирует. У нас же всегда одичание - следствие плохого самоконтроля. Так что все справедливо.
  - Ясно, - повторяет Андрей. - Буду знать.
  - Знай, - соглашаюсь. - В конце концов, не факт, что ты не встретишь еще кого-нибудь.
  - А... а что мне делать, если я встречу такого... одичавшего? - задает вопрос слуга.
  Переглядываемся с птенцом.
  - Ничего, - отвечаем хором.
  - Только помолиться перед смертью, - фыркает Апрель и добавляет оптимистично: - Если успеешь.
  Кривится.
  - Ну, если я буду рядом, то у тебя несколько больше шансов, - пытаюсь успокоить слугу. - Это однозначно.
  Закусывает губы.
  ***
  Квартира, которая мне приглянулась на сайте, выставлена только ради рекламы - на самом деле ее не существует. Риэлтор извиняется, уверяет, что я совсем немного не успел - ее продали буквально несколько дней назад, но для меня он найдет ничем не хуже. Или даже точно такую же.
  Запаха его по телефону я не чувствую, но интонации в голосе выдают ложь.
  Люди очень любят лгать.
  
  Я мог бы взять "элитную недвижимость" - с видеокамерами, консьержем, идеально чистыми подъездами и уютным охраняемым двориком, но то, что считается лучшим у людей, не считается лучшим у меня, даже при наличии денег.
  Мне нужна квартира класса "чуть выше среднего".
  Впрочем, квартир в Москве на продажу выставлено много.
  
  Еще одна квартира находится неподалеку. Комнат в ней три, но все раздельные и очень большие. Продает хозяин, минуя агентство.
  Договариваюсь о встрече.
  ***
  Кошка сидит на холодильнике, свесив белый хвост. На морде выражение презрения и превосходства.
  Достаю из холодильника консервы с тунцом. На этикетке - морда полосатого кота.
  Презрение тут же сменяется заинтересованностью. С мурчанием соскакивает с холодильника на стол, затем на пол, несется к миске.
  Открываю консервную банку, выкладываю в миску.
  Ест, подергивая кончиком хвоста.
  
  Кошкам надо очень мало.
  Провожу рукой по мягкой спинке.
  ***
  Квартира меня устраивает. Дом относительно новый - построен лет пять назад. Даже ремонт не так уж и необходим.
  - У вас ипотека? - интересуется продавец.
  - Нет, - качаю головой. - Наличные. Продал старую и, вот, хочу расшириться.
  - А, - понимающе кивает. - Детишкам надо больше пространства.
  - Это точно, - соглашаюсь.
  
  Но в этой квартире будет жить Рома и его приемная семья.
  Для себя и своего гнезда я выбрал трехкомнатную квартиру в Щелково. Пока в аренду.
  Переезд проходит быстро.
  Мебель я не беру - лишь необходимые вещи. А их не обязательно перевозить на машине. Шеститысячелетний вампир в качестве транспорта вполне подойдет.
  ***
  Разглядываю выложенные на стол документы.
  Паспорта на имя гражданина Латвии Валдиса Мелдериса и его сына Романса Мелдериса. Имя Роме я менять не рискнул. Это Андрей взрослый, а Рома может не понять, если к нему будут обращаться по другому имени.
  Иммиграционные карты, железнодорожные билеты сюда... Все, как положено. Латыши Мелдерисы въехали в Россию полторы недели назад. Теперь летят в Лондон. Вот и билеты на самолет.
  - Смотри, - показываю бумаги Андрею. - Тебя зовут Валдис Мелдерис. Рома - твой сын, Роман Мелдерис. Вы - граждане Латвии, поэтому виза в Британию не нужна. Ваш самолет улетает завтра, в шесть вечера. Прилетит в восемь по местному времени. Я вас там встречу.
  - А... а не раскроется, что я латвийский не знаю? - хмурится Андрей. - Да и в Латвии я никогда не был.
  - Латышский, - поправляю. - Зато ты знаешь русский. В Латвии треть русскоязычных живет. Кто с тобой будет по-латышски говорить в самолете-то? В крайнем случае скажи, что не повезло в жизни - мать русская, вырос с ней, от отца только имя и фамилия остались. А вообще, если будут приставать с разговорами, сделайся букой и не поддерживай беседу.
  - Понял, - кивает, бережно берет в руки новенький паспорт. - А это точно подделка?
  - Точно. Но очень хорошего качества. В аэропорту, на таможне вопросов не вызовет.
  Закрывает паспорт и еще аккуратнее кладет на стол.
  
  А у меня есть еще время, чтобы нанять няню.
  И поговорить с Аней.
  
  Аня лежит на кровати и читает книгу на ноутбуке - на том самом, что я когда-то приносил для Саши Морозова.
  - Привет, - говорю, входя в комнату.
  - Здравствуйте, хозяин, - откладывает ноутбук в сторону, встает.
  - Ты сиди, - останавливаю девочку.
  Из угла достаю стул, сажусь, повернув спинку перед собой. Аня настороженно глядит на меня.
  - Значит, все-таки решила звать меня хозяином, - смотрю на ребенка. - Твой выбор. Я говорил тебе, что это не обязательно.
  Молчит, опускает голову.
  - Впрочем, если хочешь, я даю тебе шанс передумать.
  Молчит.
  - Так да или нет?
  - Как хотите.
  Вздыхаю.
  - Анют, я могу хотеть все, что угодно, но мы сейчас не обо мне, о тебе - что ты хочешь. Нет, я не против - технически да, я твой хозяин, но по факту мы с тобой можем с этим не считаться. И на моем отношении к тебе это никак не скажется. У меня не может быть своих детей, но ты дочь женщины, которая для меня много значила. И значит до сих пор. Так что, ребенок?
  На пол медленно капает слезинка. Одна, вторая.
  Придвигаю стул на полметра ближе, оказываясь прямо перед стоящей девочкой.
  - Тс, кроха, - стираю влагу со щек. - Не надо. Я тебе не враг. И я - не Аугусто. Я никогда не обижаю тех, о ком поклялся заботиться.
  Сглатывает, судорожно вдыхает, пытаясь что-то сказать, но получается лишь всхлипнуть.
  Вытираю еще слезы, на этот раз добавляя немного силы.
  Хоть я и хотел поговорить без этого... но не получается.
  - Я... я поняла, хозяин.
  Медленно делаю вдох, затем выдох.
  - Твой выбор, - ровно говорю. - Но...
  Запах страха.
  - Я снова повторю, маленькая, - скрещиваю руки на спинке стула, смотря на девочку практически снизу вверх. - Пусть ты решила так, все равно я никогда не причиню тебе вреда. Я сделаю для тебя все, что смогу, и, может быть, даже больше. Я тебе не враг. И никогда не буду. Ну, разве что ты решишь, что я враг тебе, и будешь вредить, но я верю, что этого не случится... Так что не бойся.
  Хочет что-то сказать, но горло перехватывает. Может лишь только кивнуть.
  - Вот и ладно. Собственно, что я пришел. Нам четверым - мне, Апрелю и Андрею с Ромой надо уехать на несколько дней. Ты и Витя побудете пока тут. За вами будет следить круглосуточная няня.
  - А зачем няня?
  - На случай накормить вас, убраться, проследить, чтобы вы с балкона не выпали, - киваю в сторону окна. - Я знаю, что ты прекрасно с этим справишься, но... скажи честно, тебе так хочется этим заниматься? Готовить, убирать?.. За Витей следить - а он может не слушаться ведь?.. Не проще ли заняться чем-нибудь приятным?
  Пожимает плечами.
  - Не бойся, маленькая, - ободряюще прикасаюсь к плечу девочки. - Я найду хорошего человека.
  Кивает.
  - И да, надеюсь, ты помнишь, что о том, что я не человек, как и Апрель, который Антон Генрихович, рассказывать никому не нужно?
  - Помню, - отвечает.
  Слегка возмущенно.
  - Молодец, - хвалю.
  
  Стул ставлю на прежнее место.
  
  Няня приедет незадолго до отлета Андрея.
  ***
  - Не очень хорошая идея оставлять меня здесь одного, - бурчит Апрель, выходя из комнаты ожидания на старой квартире. - Сидел и гадал - войдет кто чужой или не войдет.
  - В той квартире кладовка требует доработки, - пожимаю плечами. - А тут что, хорошо, темно, уютно.
  - Тесно тут. Я уже устал читать и в видеоигры резаться.
  - Займись фрилансом, - пожимаю плечами. - Программирование, рисование, переводы...
  - ...взлом банков, подделка документов... - продолжает птенец, иронически вздергивая бровь.
  - Можно и этим, - соглашаюсь, не замечая иронии. - Но для этого у тебя знаний маловато. Специфических.
  - А где достать?
  - Выпить кого надо, - поясняю. - Но не факт, что ты удержишь в себе нужные сведения. Поэтому пока займись легальщиной. Переводами, например. Ты сколько языков знаешь?
  Задумывается.
  - Современных около сорока четырех. Из них девять на разговорном уровне - носители были неграмотными. Остальные явно не на уровне лингвиста.
  - Годится, - киваю. - Вот, зарегистрируйся на каком-нибудь сайте фрилансеров, напиши про себя побольше красоты, нарисуй в Пейнте или Фотошопе себе диплом, выложи, а потом принимай заказы. Банковскую карту для переводов тебе дам. Заработаешь себе на носки.
  - Какие носки?!
  - Такие мешочки из ткани, что на ступни люди надевают, - киваю на его ноги, - у тебя вроде такие надеты под сапогами.
  - Тьфу на тебя, - разочарованно отворачивается. - Все шутишь...
  - Угу, - соглашаюсь. - Так. У нас впереди Лондон. Лететь придется быстро, я Андрею обещал его встретить.
  - Угу, - повторяет.
  Выхожу на балкон, притворяю створки.
  Теперь квартиру осталось продать.
  Или так оставить? Лет через пятнадцать вернуться...
  
  Взмываю в небо. Апрель висит на спине.
  ***
  На этот раз Андрей не так растерян в незнакомой стране. Видит нас практически сразу, когда мы выходим из такси. Идет, таща за собой капризничающего Рому. Рома упирается из вредности.
  - Как долетел? - спрашиваю.
  - Извелся весь, - коротко отвечает. - Да Рома ныл еще всю дорогу.
  - Да, он может, - гляжу на надутого мальчика.
  Капля силы.
  С неба моросит противный дождь.
  - Дуйте в машину, - командую. - Нам ехать по пробкам.
  - А мы... туда же, где были в прошлый раз? - интересуется слуга, влезая в такси.
  - Да, - киваю. - К миссис Ричардс.
  ***
  - Мистер Майли! - миссис Ричардс ничуть не изменилась за прошедший год. - Вы снова на родине! Рада вас видеть! Как долетели? Вы снова с семьей! О, проходите, проходите! А где ваша милая киса? На этот раз вас больше! Добрый день, юный джентльмен...
  Ответов она не ждет.
  Под ее щебет шагаем к квартире сорок четыре.
  
  - Квартирка у тебя ничего так, - Апрель оглядывает комнаты. - И старушка прикольная.
  - Она тут следит, - говорю. - Домоправительницей служит.
  - Хорошая, хорошая... да...
  То ли о квартире, то ли о миссис Ричардс.
  
  Андрей укладывает в другой комнате уснувшего Рому.
  
  - Я последний раз был в Лондоне аккурат сто десять лет назад, - Апрель вглядывается в темное окно. - Тысяча девятисотый год. Городок изменился, что сказать.
  Понимающе хмыкаю.
  
  Щелкает выключатель.
  Оборачиваемся.
  Андрей вздрагивает, когда внезапно обнаруживает нас в комнате.
  - А, это вы... я думал... ну, тут свет не горит, вот и подумал, что вы не здесь, - оправдывается.
  - А мы здесь, - киваю. - Ты не устал?
  - Есть немного. Рома весь полет ныл. Намучился с ним.
  - Ну да, пять часов в воздухе, любой заноет, - соглашаюсь. - Так отдохни. Завтра у нас первое собеседование. Туда мы пойдем с Ромой вместе, а ты делай, что хочешь - можешь по городу погулять, можешь по магазинам пройтись... адрес напишу.
  - Хорошо... А можно я Машу навещу? - вдруг спрашивает.
  - Навести, - пожимаю плечами. - Но не завтра - надо предупредить администрацию школы, что ты приедешь.
  - А зачем?
  - Английские школы-пансионы не предусматривают неоговоренных визитов родственников, - поясняю, - разве что в исключительных случаях. Твоя, прости, увеселительная прогулка под эту категорию не попадает. Так что дня два тебе все равно придется самому себя развлекать.
  - Ясно, - чешет в затылке. - Спасибо. Ладно, я понял. Пойду спать.
  - Иди, - соглашаюсь. - Спокойной ночи.
  Свет после его ухода приходится выключать мне.
  
  Смотрю на птенца.
  Птенец с подозрением смотрит на меня.
  - Что ты задумал? - не выдерживает.
  - Сколько времени ты со мной? - задаю вопрос.
  - Почти два года, - осторожно отвечает. - Могу точнее сосчитать. Ты это к чему?
  - Да вот, думаю, что слишком я тебя разбаловал, - не отвожу взгляда.
  - В смысле? - спрашивает еще осторожнее.
  - В прямом, - усаживаюсь на диван. - Учить тебя надо, а я чего-то это дело забросил.
  - Так я книги читаю, - настороженность не исчезает. - Математика, физика, химия... все, что ты давал, я выучил.
  - Одно дело прочитать. Другое дело уметь применять. Ты должен уметь не только решать абстрактные задачи на вычисление абстрактных величин. Ты брался за астрономию?
  - Да, - кивает.
  - Хорошо. Как влияет высота подъема на время восхода в одной и той же точке местности?
  - Э...
  - Это раз. На какую минимальную глубину нужно погрузиться в океане, чтобы не попасть под солнечные лучи?
  - Э...
  - Это два. Дальше примеры приводить?
  - Нет, я понял...
  - Нифига ты не понял, - морщусь. - Ты - allil. Ты должен по звездам уметь определять место своего положения за пару секунд максимум. Ты должен уметь высчитывать текущее время и время предстоящего восхода без наручных часов практически мгновенно, глянув на небо. Ты должен посмотреть на пещеру и сказать: "Нет, эта пещера для схрона не годится, ибо через сто лет ее так завалит, что два собрата ее будут две недели откапывать и материться". Сечешь?
  - Да, - виновато отвечает.
  - Мало того. Ты должен уметь не только убивать, но и исцелять. Ты диагноз должен ставить по глотку крови. Родственные связи определять не только по крови, но и по запаху, покруче чем человеческие анализаторы ДНК и прочей гадости. При этом ты потерял семьдесят лет. Почти треть отведенного для обучения срока. Ты летаешь хуже, чем Аугусто в его сто пятьдесят, а вместо тренировок так и норовишь на моей спине прокатиться. И медитации забросил до такой степени, что едва не сорвался. Два года, по-моему, достаточный срок для отдыха.
  - И что мне делать? - вздыхает.
  - Учиться. И этим мы займемся очень и очень плотно.
  - Да, Наставник.
  ***
  Ненавижу латекс.
  В агентстве по найму персонала для дома - штук десять камер, если не больше.
  
  Первая семья мне не нравится сразу. Впрочем, я им тоже не нравлюсь - они рассчитывали на работу в Британии, и переезд обратно в Россию их не прельщает.
  Вторая семья готова работать, согласна на Москву, но мои условия сопровождаются совершенно нежелательными эмоциями - они уже обдумывают, как можно работать без напряжения, где и какие инструкции игнорировать.
  Третья семья честно признается, что на круглосуточную занятость они не рассчитывали, особенно на такую специфическую.
  Я полагаю, что больше мне ничего не предложат, но работники агентства, видимо, рассматривали и такой вариант, что никто не подойдет. Они успели созвониться с другими агентствами, и у них есть еще несколько семей на выбор.
  Договариваемся о встрече на понедельник.
  
  По пути заезжаю в магазин художественных принадлежностей.
  Кисти, холсты, мольберт, краски... листы для рисования, набор простых карандашей.
  Роме достаются цветные мелки, альбом, карандаши и деревянный брусок.
  Очень уж настойчиво просил брусок.
  ***
  Мое появление с покупками вызывает у миссис Ричардс одобрение.
  - О, вы художник, Джон! Это прекрасно! Я пришлю к вам Калеба, он поможет передвинуть мебель в гостиной.
  - Не стоит, миссис Ричардс, - улыбаюсь домоправительнице. - Мы справимся, спасибо!
  - Ну ладно, но если что, зовите меня, я пришлю Калеба! Это мой внук, старший...
  - Хорошо, - киваю.
  
  Распихиваю мебель и рояль по углам.
  Выставляю мольберт и задумываюсь.
  Каким изобразить Андрея?
  
  Я видел его разным. И в его глазах я видел разное.
  Безнадежность. Страх. Надежду. Радость. Отчаянье. Горе. Равнодушие.
  Холст девственно чист.
  Отворачиваюсь.
  
  Кидаю взгляд на часы. Скоро закат. Ладно, порисую ночью.
  В кухне переговариваются Андрей и Рома. Пахнет жареной картошкой.
  ***
  - Рисовать думаешь? - Апрель оглядывает мольберт и расставленные краски. - А что?
  - Андрей просил же, - пожимаю плечами.
  - А, - деловито подходит к холсту, проводит пальцами. - Все-таки решил в масле?
  - Ну да, я обещал.
  - А чего не начал?
  - Не знаю, каким его изобразить, - признаюсь. - Придумаю - начну.
  Кивает, отходит.
  
  Достаю чистый лист и карандаш.
  На бумаге появляются первые штрихи.
  
  - Это когда ты его на кладбище встретил? - интересуется Апрель.
  Смаргиваю.
  На листе - сгорбившаяся фигура у могилы.
  - Да, - сминаю лист и точным броском отправляю в угол комнаты.
  - Чего выкинул? Неплохо получилось, - птенец утягивает из папки еще один лист и берет карандаш себе. - Тоже порисую, что ли...
  - Я не это хотел изобразить, - хмурюсь, вытаскиваю очередной лист.
  - Ну, изобрази что хотел, - птенец сосредоточенно черкает на листе.
  
  Что я хотел?
  
  ...Светлые и мягкие волосы, словно пух. Ясная улыбка...
  
  Провожу карандашом первую черту...
  
  - Это не Андрей, - комментирует птенец.
  С рисунка улыбается худенький парнишка. Солнечные лучи просвечивают сквозь светлые кудри, делая их похожими на нимб.
  Сжимаю карандаш так, что он трескается в щепки.
  - Это не Андрей, - соглашаюсь.
  - Том, да? - Апрель вглядывается в мое лицо и хмыкает. - Том.
  - Да, - подтверждаю спустя некоторое время, хотя Апрель уже ответил.
  - Ясно, - поднимается со стула. - Я сейчас.
  
  Надо бы выкинуть испорченный лист.
  Пальцы разглаживают рисунок.
  
  -...иди-иди, - голос птенца из-за двери.
  - А...
  Впихивает в комнату слугу.
  - Так, сядь вон в то кресло.
  Андрей несмело делает шаг вперед, выставив руки перед собой.
  Щелкает выключатель.
  Слуга морщится, отгораживается рукой от лампы.
  - Вон в то кресло, - повторяет Апрель.
  - Ну и нахрена ты его приволок? - недовольно бурчу. - Разбудил среди ночи. Люди, в отличие от нас, ночью спят.
  - Потерпит, - безапелляционно заявляет, становится рядом с Андреем. - А теперь... смотри сюда.
  Смотрю на птенца.
  - Да не на меня! На него смотри, - командует.
  Перевожу взгляд на непонимающего слугу.
  - А вот теперь - рисуй! - довольным голосом подводит итог всем своим действиям птенец, скрещивая на груди руки.
  - Чего?!
  - А то, - садится на соседнее кресло. - Ты хотел его нарисовать? Рисуй. А чтобы не отвлекался - вот тебе натура. Собственной персоной.
  - Я помню, как он выглядит, - хмурюсь.
  - Ага-ага, - кивает. - Я в этом удостоверился.
  Молчу. Перевожу взгляд на лежащую перед собой папку. И на лист, лежащий рядом на диване.
  Испорченный лист надо выкинуть.
  
  - Он же просил, - говорит Апрель.
  "Он же просил..."
  Да. Он просил.
  
  Поднимаю голову.
  Андрей послушно сидит на кресле, сложив перед собой руки.
  Только я вижу его не сейчас.
  Поднимаюсь на ноги.
  - Иди спать, - говорю слуге.
  Встает, кивает.
  - Да, хозяин.
  Я уже не слышу.
  Я знаю, как изобразить его.
  Для него.***
  
   К утру заканчиваю лишь обрисовывать контуры. Проще было бы нарисовать карандашом или углем, без цвета, но зачем?
   Рому с Андреем в комнату пускать не стоит. Рома может легко все перевернуть, а Андрей...
   Пусть готовая картина будет для него сюрпризом.
  
   После восхода собираюсь вернуться к работе, но в дверь стучат.
   Андрей пытается общаться с миссис Ричардс, но у него не получается.
   Приходится идти на помощь.
   - О, Джон! - радуется домоправительница моему появлению. - Я принесла для вас оладий.
   На тарелке - огромная гора оладий. В другой руке у миссис Ричардс - плошка с медом.
   - Ваш дед любил мед, - говорит старушка, протягивая мне еду. - Позавтракайте, негоже сидеть голодными.
   - Спасибо, миссис Ричардс, - благодарю.
   Отдаю еду Андрею.
  
   Не припомню, чтобы я вообще ел при миссис Ричардс, ранее миссис Доусон. В том числе и мед.
  
   Окна приходится открыть. Мне запах красок и растворителей без разницы, но его потянет в комнаты, а там двое людей, которые иногда дышат.
   Смешиваю выбранные цвета на палитре.
  
   Обедом, похоже, моих людей накормит снова миссис Ричардс.
   Возможно, даже ужином.
   ***
   Работа над картиной занимает оставшееся время до понедельника. Иногда заходит Апрель, критически оглядывает мою мазню и, фыркнув, уходит.
   И лишь перед восходом в понедельник я наконец делаю завершающие штрихи.
   - Можешь показывать своей куколке, - отзывается откуда-то из-под потолка Апрель.
   - Угу, - промываю кисти. - Только пусть еще подсохнет.
   - Вот подсохнет, на стенку повесишь. А показать и сейчас можно.
   Протираю руки льняным маслом.
  
   В кухне - запах гречневой каши.
   Даже не пригорела.
   Рома послушно возит ложкой по тарелке. Рядом заправляет свою порцию молоком Андрей.
   - Отвлекись, - говорю слуге. - Пойдем, покажу твой портрет.
   - А, да, - отставляет в сторону пакет. - Пойдемте.
  
   Картина на мольберте вводит слугу в легкий ступор.
   На ней - Андрей и Маша. Только Машу я изобразил старше, лет пятнадцати. Портретный Андрей стоит, обняв ее за плечи.
   Думаю, я смог передать то выражение, какое было у него на лице во второй день нашего знакомства. Тогда, в детской больнице, когда он убедился в ее полном выздоровлении.
   - Она вырастет такой, да? - тянется рукой к портрету, но я его останавливаю.
   - Не трогай, краска еще не высохла... Да, такой.
   - А я таким же останусь?
   - Ну, лет через десять не сильно изменишься, это точно, - соглашаюсь. - Ты теперь стареешь раза в три медленнее, чем другие. В шестьдесят будешь выглядеть лет на сорок. В сто - лет на шестьдесят максимум.
   - Лет через двадцать мы будем выглядеть, получается, ровесниками? Ну, внешне.
   - Возможно.
   - Спасибо... - тихо говорит. - Мне еще никогда не дарили картины, особенно собственный портрет.
   - Всегда пожалуйста, - отвечаю.
   ***
   Собеседование проходит удачно. Олеся и Николай Макаровы будут следующий год опекать Рому. Мои требования они воспринимают адекватно, Рома вызывает у них симпатию. Мое упоминание, что мальчик пережил смерть матери и отказ отца прибавляет еще и сочувствие.
   Но посмотрим, как все пройдет. Предусмотреть все нельзя.
   Приедут в Москву через две недели. За это время мне нужно подготовить квартиру, оформить документы.
   И заняться птенцом, наконец.
  
   Билеты в Москву Роме с Андреем заказываю на среду.
  
   А еще мне надо придумать, что делать с домом в Хабаровске. Учитывая поддельную мать Саши Морозова.
   ***
   - Жаль, не получилось встретиться с Машей, - говорит Андрей перед входом в аэровокзал.
   - Ну, она приедет на каникулы, еще недолго, - пожимаю плечами. - К тому же не стоит сбивать ей учебный процесс.
   - Это да...
   Прощаюсь у входа.
  
   Я прибуду в Москву несколько позже. У меня Апрель.
   ***
   Из Щелкова съезжаем опять в Москву. Выбираю квартиру на последнем этаже двадцатидвухэтажного здания. Она даже обходится дешевле - крайние этажи всегда несколько ниже по цене.
   Дом относительно новый - ему нет и пяти лет.
   Квартира большая - четыре комнаты, коридор оканчивается большой кладовкой. Риэлтор подсказывает сделать в ней гардеробную. Уверяю, что так и поступлю.
   Оформляю покупку с документами на имя Дмитрия Павловича Орешкина.
   Слишком уж приметен Марк Витальевич стал последнее время.
  
   Чем хороша Москва - людей много, и никто никого толком не знает. И знать не желает. В подъезде постоянно кого-нибудь встречаю, когда привожу мебель и вещи из магазинов, но со мной никто не здоровается. Как и с Андреем и детьми. И это хорошо.
  
   Собираю шкаф в одной из спален. Предлагали еще к доставке сборку дополнительно, но рабочие доверия не вызвали - не факт, что они мне саморезы молотком забивать не будут.
   - Звонили из школ, где учатся Аня, Витя и Рома, - говорит Андрей, подавая отвертку. - Спрашивали, почему они не приходят на занятия. Сказал, что мы по делам в Москве, они приедут чуть позже.
   - Хорошо, - киваю, вкручивая саморез, - только они не придут. Когда вернемся в Хабаровск, пойдешь и заберешь их документы, объясняя, что переводишь их в другую школу. Спросят куда - скажешь, что поближе к дому. В восьмую гимназию, например. Или в седьмую, они там рядышком стоят.
   - А... а проверять не придут?
   - Я разберусь, - всовываю полку. - Как придут, так и уйдут.
   - А... они вообще учиться не будут, да?
   - С чего ты взял? - беру следующий саморез. - Аню буду учить сам. Возможно, и Витю - но надо разобраться, что он вообще хочет и что вообще может. После четвертого класса пойдет в кадетскую школу.
   - Интернат?
   - Да, - киваю. - Тут, в Москве.
   Молчит.
   Кошка трогает лапой пачку саморезов.
  
   Спустя сорок минут шкаф собран. Не идеально, но максимально лучшим способом - сам шкаф не очень качественный. Но дверцы перекашиваться не будут долго.
   - А... можно спросить? - вдруг интересуется Андрей.
   - Можешь не спрашивать, можно ли спросить, - вздыхаю. - Я же тебе уже говорил. Спрашивай, что хочешь. Отвечу.
   - А зачем вам... все эти вещи, предметы? Вам ведь это не нужно, по сути.
   - Не нужно, - соглашаюсь. - Но у меня есть люди, которые нуждаются в вещах. Это раз. Два в том...
   Поднимаю взгляд на Андрея.
   Смотрит внимательно, ожидая продолжения ответа.
   - Два в том, - медленно говорю, - что если мы живем среди людей, то мы стараемся быть на них максимально похожими. В пределах разумного, конечно.
   - Ясно, - чешет в затылке.
   Ясно, что ничего не ясно.
  
   Отбираю у кошки бумагу, в которой были завернуты саморезы. Сами саморезы приходится собирать по всей комнате.
  
   Обустройство обеих квартир занимает неделю. Но с квартирой для Ромы помогает Апрель - я бы не успел один установить все скрытые камеры, которые хотел.
   ***
   Хабаровск встречает промозглым дождем, хотя и середина сентября. Впрочем, дело ближе к октябрю - оно и логично.
   Стряхиваем с одежды наледь.
   - Как мороженые селедки, - комментирует птенец. - В глазури.
   - Чем выше поднимаешься, тем холоднее, - пожимаю плечами. - Одежда остыла. И ты остыл. Потом ты пошел вниз через влажный воздух с моросью, и оно намерзло.
   - Да знаю, - встряхивает плащ, с которого летят ледяные крошки.
   - Тогда пойдем в дом, - киваю на окна.
   Андрей с детьми прибыл домой еще днем.
   ***
   Я могу много. Но только по очереди.
   Все и сразу - не получается.
   Дети. Апрель. Точнее, сперва Апрель, а затем дети. Птенец - первоочередное.
   Ему надо приучаться к свету.
  
   Это во всяких таких фильмах и книжках - укусил вампир, и дальше такое чудище вылезает - и сила есть, и все может.
   В жизни так не получается. У только что пробудившегося птенца преимуществ совершенно нет. Свет смертелен. Физической силы нет. Летать не умеет. Ускоряться, оставлять себе знания выпитых - тоже учится не сразу.
   Поднимаю голову.
   Желтая ветка колышется за окном.
   Один плюс - мы "живем" бесконечно долго. Времени может хватить на все.
  
   К свету приучают долго и методично, хотя прием до безобразия простой - океан, глубина... а потом потихоньку в дневное время подъем до максимально терпимого уровня.
   Меня этому учить стали в тридцать лет. Раз или два в неделю.
   Поднялся я на поверхность первый раз спустя восемьдесят лет. И тут же нырнул обратно - уж больно солнышко жглось.
   Искусственный ультрафиолет, кстати, нам безвреден. Как и радиация. Правда, до какого уровня, не знаю - не проверял. Да и не горю желанием проверять. Хотя один раз подобрался к саркофагу Чернобыльской АЭС. Вреда это не принесло, хотя я сильно глубоко и не проникал.
   После того, как остался один - тренировки продолжал. И спустя две сотни лет после пробуждения первый раз сумел пробыть на открытом пространстве с восхода до заката.
   На день зимнего солнцестояния.
   ***
   Без людей было бы проще - я мог бы оставаться с Апрелем где-нибудь на побережье или острове столько, сколько нужно. Даже с одним Андреем. Кошка не в счет - кошка привычная. Рыбкой бы отъелась.
   Но у меня еще Аня и Витя.
   И их надо учить.
  
   Пальцы бегают по клавиатуре. На экране - длинный листинг программы.
   Рядом со столом горизонтально в воздухе висит Апрель. Перед ним тоже раскрытый ноутбук.
   Жмет клавишу, и противодействующая сила немедленно отталкивает его прочь.
   Падает на пол.
   Вздыхает, возвращается в прежнее положение.
  
   - Слушай, может, я сяду за стол как белый человек, а? - интересуется через пять минут.
   - Не-а.
   - Ну, а антигравитацию потом потренирую...
   - Не-а.
   - Ну, Шеш, не будь злым! - канючит.
   - Я злой? - прищуриваюсь. - Тебе сколько лет, Младший? Ты летаешь, как г...но в проруби плавает.
   - Я в плену семьдесят лет отсидел!
   - Вот именно! Тебе наверстывать надо, а не плакаться, какой ты бедный несчастный al'lil, которого злой Наставник заставляет учиться.
   - И куда мне торопиться?!
   - Куда? - медленно поднимаюсь со стула и закрываю крышку ноутбука, не сдвинувшись в воздухе ни на миллиметр. - Хочешь до трехсот лет птенцом быть?
   - Медленно, но верно!
   - Да? - прищуриваюсь. - А если у тебя твоя охота начнется завтра?
   - В смысле? - вскидывает голову, теряет концентрацию и опять падает на пол. - Ты чего, Старший? Ты чего, прогоняешь?
   - Нет, - встаю ногами на потолок. - Я просто не знаю дату своего ухода в Тень.
   - И...
   - Что, если она будет завтра?! Что, если завтра ты останешься один? Ты подумал? Тебя ж изловят через пару месяцев максимум. Или одичаешь еще быстрее.
   Сидит на полу.
   - Я...
   - Время, Младший. В одну прекрасную ночь я не вернусь к тебе. И дай Тьма, чтобы в эту ночь и другие последующие ты вспоминал меня не с проклятиями, убегая от очередной несостоявшейся жертвы или же от какой-нибудь ловушки, а с благодарностями, понимая, что я успел тебе дать минимум. Необходимый минимум, Апрель. Что ты, хоть и летаешь, как пингвин, но летаешь. И можешь, пусть и с трудом волоча свою тушку, но свалить от людей внизу в недосягаемое место. Что хоть тебя и жжет солнце, но ты можешь выйти на открытое пространство и днем, и твое пребывание в схроне ограничивается пятью минутами восхода или заката, а не двенадцатью часами. Понимаешь? Пять минут - это намного меньше, чем половина суток. Их можно перетерпеть, даже завернувшись просто в плащ. А убегать по воздуху гораздо проще, нежели по земле, участвуя в "забеге с препятствиями". Хотя бы это, Младший.
   Отрываюсь от потолка и, перевернувшись в воздухе, встаю на пол обеими ногами.
   - Все твои умения, что ты выпьешь - ничто. Люди не летают. Люди не ведают проблемы солнца. Никто и никогда из людей не передаст тебе точные знания, как правильно перенаправить гравитацию. Даже если это и представимо теоретически - только я могу показать это на практике. Указать на ошибки, методы применения. Векторный щит - это наше изобретение. Одно из немногих, сделанных нашим видом. Твой яд - уникальная жидкость, способная не только убивать, но и лечить. Иногда даже возвращать к жизни. Ты можешь не подозревать, но иногда это вполне может понадобится. Например, усыпить еду и сохранить про запас. Поддерживать в ней жизнь ровно столько, сколько требуется. Ты знаешь, сколько я извел людей, прежде чем сумел мало-мальски верно изменить состав яда? Несколько тысяч. При чем это сейчас людей - как песка в пустыне. Раньше их было в миллионы раз меньше. И иногда приходилось заводить, как Аугусто, отдельные деревни. И каждый человек был на счету. А люди имеют свойство дохнуть со временем, просто так - в силу возраста. И ты должен уметь поддерживать в них жизнь пусть не идеально - но хоть как-то. Рисование, приготовление пищи, программирование и переводы - все это чушь, по большому счету. Это развлечение. Ты - не человек, Апрель. И будь добр, постигай науку для не-людей. Потому что люди тебе никогда не станут друзьями. Равными друзьями. Низшими - пожалуйста. Но никогда не равняй их с собой. Никогда.
   Что-то я последнее время стал часто проникновенные речи произносить.
   Апрель чешет в затылке, поднимается с пола.
   - Понял.
   Усаживаюсь обратно за ноутбук.
  
   - А ты мог бы убить своего слугу? Я имею ввиду этого, который Андрей, - интересуется на кастильском диалекте спустя минуту.
   - Конечно, - пожимаю плечами. - Что за вопросы?
   - И что он должен для этого натворить?
   - Он должен быть опасен для меня живым, - отвечаю.
   - Хм... а пример можно?
   - Пример... Несу я Андрея на приемлемой для него высоте, а за нами вдруг увязывается самонаводящаяся ракета. Или же с визуальным наведением - неважно. Если догонит и взорвется - будет хана нам обоим. Если я брошу Андрея и свалю в максимальном темпе - хана будет только Андрею. Сам понимаешь, из двух зол я выберу меньшее.
   - Не, я не про это, - отодвигает ноутбук. - Я про другое. Я имею ввиду намеренно лишить жизни. Не выбор погибнуть вам обоим или только ему одному. А какой-нибудь... ну...
   - Когда он может жить хорошо и счастливо, но при этом буду страдать я? - договариваю за птенца.
   - Да, точно. Именно это!
   Задумываюсь.
   - Если он попадет в руки спецслужб, скорее всего.
   - Но ведь ты можешь всегда выждать время. Лет сто. Через сто лет его уже не будет в живых однозначно, - возражает.
   - Но информация, полученная от него, останется. Через сто лет люди будут намного интенсивнее обмениваться данными, чем сейчас. Раньше это было неопасно. Те же сто лет назад - какие были у людей носители? Бумажные в основном. Бумага портилась, терялась. Пересылка занимала время. Сейчас же пара секунд - и любые сведения могут оказаться в любой точке Земли. Я раньше мог, накосячив во Франции, перелететь в Японию и поселиться там без особых хлопот. Теперь же, будь уверен, об инциденте в Москве знают и в США, и в Европе... где угодно, разве что в каком-нибудь Занзибаре не ведают. А через сто лет и в Занзибаре будут узнавать мгновенно.
   - И... что делать?
   - Вариантов два. Первый - ничего не делать. Сидеть на попе ровно, с людьми общаться только в рамках питания. Второй - саботировать развитие цивилизации, чтобы техническое развитие замедлилось в приемлемых для нас рамках.
   - Звучит пессимистично.
   - Да, особенно второй вариант, - соглашаюсь. - Ибо нас очень мало, а Аугустовских птенцов еще надо учить. Двести лет - долгий срок, если не четыреста. Я могу заломать любого человека, но они легко задавят меня количеством. И даже если я смогу силой или ядом подчинить себе президента и верхушку страны - стран-то в мире не одна и не две. Договариваться? С людьми договариваться никогда нельзя, птенец. Люди всегда будут искать вариант, чтобы обмануть. Всегда.
   - А обмануть их?
   - Какая разница, птенец? Неважно, на чем будет основан наш договор, и сколько в нем будет лжи с моей стороны - меня будут хотеть обмануть. И, что самое противное, они будут пытаться, и не раз. И верить мне не будут все равно - буду ли я говорить правду или врать. Это раз. Два в том, что этот договор будет исходить от меня, хотя они будут думать, что сами хотят этого. Если al'lil не хочет, его невозможно заставить, ты помнишь. И я уже буду в заведомо ущербном положении. Мне придется делать вид, что я верю их лжи и иногда поддаваться... и не факт, что однажды я не поддамся настолько, что действительно окажусь побежденным.
   - Это да, - вздыхает, кладет руки на стол. - Люди - твари еще те. Размножаются, как тараканы. Признавайся, твоя работа?
   Непонимающе гляжу на птенца.
   - Ну, ты из нас самый старый тут. Вся нынешняя цивилизация, считай, у тебя перед глазами прошла. Сам говорил, иногда людей приходилось разводить, как кроликов. Это ты им прокачал жизнеспособность и плодовитость?
   - Я? - фыркаю. - Нет, они сами. Причем только последние лет сто. До этого смертность была мама не горюй, и даже без учета моих жалких усилий. Потом появилась медицина, и количество факторов, переставших быть смертельными, резко увеличилось.
   Барабанит пальцами по столу.
   - А если как-нибудь... подсократить их количество? Например, эпидемию какую начать.
   - Можно, - киваю. - Только вирус вывести надо. Лаборатория нужна, эксперименты. Это работа не на десять лет. И не на четыре руки - с учетом твоих.
   - Аугусто подключить?
   - И даже не на шесть.
   - Украсть готовый? У людей хранится множество штаммов, потенциально смертельных... если вдруг вырвутся.
   - Размышляешь, как уничтожить человечество? - усмехаюсь.
   - А почему нет?
  
   ...- Если твой птенец спросит тебя, как уничтожить всех людей разом, значит, пришло такое время, - Наставник лежит на гладкой каменной площадке и смотрит в небо. - Хотя лет сто-сто пятьдесят у тебя в запасе, может быть, и будет.
   - Всех людей? - хмурюсь. - Зачем? А чем питаться?
   Ничего не отвечает.
   - Да и что их уничтожать, - пытаюсь развеять тишину. - Тут месяц работы максимум... Город можно разнести за пару дней... Потом...
   - Идиот, - перебивает Наставник. - Лучше на Луну смотри.
   - Но...
   - Еще раз, - тон обманчиво-спокоен. - Заткнись. Ложись рядом и смотри на Луну.
   Затыкаюсь. Растягиваюсь на жестком камне и послушно уставляюсь на круглый белый блин.
   Спорить с Наставником - себе дороже...
  
   - Шеш? - голос птенца выводит из воспоминаний.
   - Мой Наставник говорил, - медленно произношу, - что если птенец спросит про то, как уничтожить человечество - значит, это время пришло. Тогда я не понимал, что он имеет ввиду. Теперь... теперь понимаю.
   - И... что?
   - Сто-сто пятьдесят лет в запасе у меня, может быть, и есть, - повторяю слова своего Старшего.
   - А он... ему пришлось, да? Потому и Атлантида затонула?
   - Возможно, - соглашаюсь. - Но он мне не говорил. Он вообще мало что рассказывал о себе и о времени до того, как обратил меня.
   - Ты тоже мало рассказываешь, - пожимает плечами.
   Усмехаюсь.
   - Апрель, он мне действительно рассказывал мало. Я ничего не знаю о людях, среди которых он жил. Не знаю, сколько лет ему было до обращения, кто был его Старшим. Он никогда не говорил о нем. Я не знаю, были ли у него птенцы или у его Старшего. Он редко что объяснял - все его учение сводилось к приказам и правилам, которые должны были неукоснительно исполняться. Любые мои ошибки и промахи жестко наказывались. Иногда жестоко. Иногда очень жестоко. Я что-то стал понимать лишь спустя пару сотен лет после его исчезновения. И это, поверь, несколько... неприятно. Но я ему благодарен. Каждую ночь и день. За его науку.
   Закусывает губы.
   - Нелегко тебе пришлось.
   - Возможно. Но я выжил. И это его заслуга. В первую очередь.
   - Пусть Тьма будет к нему милостива.
   - Пусть, - киваю.
   ***
   Слава техническому прогрессу. Если раньше мне бы пришлось долго и муторно изготавливать учебные пособия для детей, то сейчас нужно всего лишь запрограммировать компьютер.
   Но вопрос в том, какой компьютер лучше всего справится с поставленной задачей.
   "Франкенштейна" переориентировать не буду - он куплен для другого, и лично мой.
   Купить еще "железа" - не проблема.
   Как и перепрошить два свежекупленных планшета.
   Работы много. За день или два - не справлюсь.
   К Новому Году - закончу.
   ***
   Из кухни доносится звон посуды.
   -...картошку сварим, - голос Андрея.
   - И котлет! - вторит ему Аня.
   Захожу в кухню.
   - Доброе утро, Марк Витальевич! - здороваются оба слуги.
   - Привет, люди, - отзываюсь. - Обед готовите?
   - Да, - кивает Андрей. - Картошку пюре сделаем, да котлет пожарим.
   - Хорошее дело, - соглашаюсь.
   Смотрю, как девочка берет кастрюлю, наполненную водой, и пристраивается чистить картошку.
   - Где Витя? - интересуюсь.
   - Телевизор смотрит.
   Вздергиваю бровь.
   - Андрей, позови.
   - Ага... - откладывает нож.
   - "Да, хозяин", - поправляю.
   Застывает.
   - Мне, по большому счету, плевать на этикет, ты это знаешь, - поясняю. - Но я среди вашего круга общения уже не единственный al'lil. Кто знает, может, вы встретите и еще кого. И этот кто-то может оказаться не так лояльным к нарушению этикета. Мне не хочется каждый раз пояснять, что слуги-то у меня хорошие, только вот этикету не обучены, так что трогать их не стоит, и тому подобное. А если я не успею объяснить встреченному собрату нюансы общения с вами, то вы можете схлопотать нехилых оплеух. Не смертельно, но очень обидно. И даже больно.
   Молчат оба.
   - Андрей, тебе ясно?
   - Да, хозяин.
   - Молодец, - благосклонно киваю. - Зови Витю.
   - Да, хозяин, - отвечает с секундной задержкой.
  
   - Марк Витальевич зовет, - голос в гостиной.
   Фраза волшебная. Витя тут же несется в кухню, опережая моего слугу.
   Смотрю на возникшего в дверном проеме мальчика.
   - Добрый день, Виктор Васильевич, - здороваюсь.
   Дети часто очень чутко чуют перемену в настроении у взрослых. Даже с учетом того, что я al'lil.
   - Здравствуйте...
   - Скажите мне, Виктор Васильевич, будьте так добры, почему в кухне обедом занимаются двое людей, а не трое?
   Молчит. В дверях появляется Андрей. Не знает, то ли обойти Витю, то ли стоять позади, пока мы беседуем.
   Не обращаю на него внимания.
   - В общем, так, - говорю мальчику. - Если ты не хочешь помогать с обедом, то можешь не помогать. Иди дальше смотреть телевизор. Но тогда обеда ты не получишь. Совсем.
   - Я понял... - хмуро бурчит. - Что делать?
   - Аня, тебе задание. Научить своего брата чистить картошку.
   - Да, хозяин.
   - Молодец.
  
   - А вы будете с нами обедать? - интересуется Витя, ковыряя картофелину.
   Вопрос с подвохом.
   Как кажется ребенку.
   - Нет, - улыбаюсь. - У меня дела есть. Я поем потом и не здесь.
   Вздыхает.
   Уесть меня не получилось.
   ***
   - Будем учиться привыкать к свету, - заявляю птенцу после заката. - Прямо с сегодняшнего вечера.
   - И как? На улице ж темнота, - хмыкает, демонстративно смотрит на блеклый луч света на полу коридора.
   - Легко, - пожимаю плечами. - Знаешь, а после ночи всегда наступает утро. А после утра - день.
   - А восход?
   - Раздевайся, - командую вместо объяснений.
   Стягивает футболку.
   - Все снимай.
   - А ты?
   - И я, - киваю. - Там, где мы будем, одежда - лишняя.
  
   - Татарский пролив, - комментирует из-за плеча Апрель.
   Под нами - водная гладь.
   - Именно, - соглашаюсь. - И нам аккурат сюда.
   И отпускаю гравитацию.
   Тонем с громким всплеском.
   Толща воды давит.
   Выпускаю воздух из легких. Рядом так же булькает Апрель.
  
   - Смотри, - на глубине в две тысячи метров говорю птенцу на языке жестов, - это стартовая глубина. После восхода поднимемся, насколько ты можешь выдержать...
   Апрель смотрит на меня странным взглядом.
   - Что-то непонятно?
   Дергается вверх, но я его останавливаю, ухватив за ногу.
   - В чем дело? - повторяю жесты.
   Изображает страдальческий вздох и, кое-как повиснув вертикально, начинает махать руками... морской семафорной азбукой.
   - "Я.Н.Е.З.Н.А.Ю.Я.З.Ы.К.Г.Л.У.Х.И.Х", - "вымахивает" спустя десять минут старательной борьбы с гравитацией, плотной водой и силой Архимеда.
   Хлопаю глазами.
   Ладно.
   - Морзе знаешь? - в такой же манере интересуюсь. Махать руками в воде - занятие трудоемкое.
   Кивает, протягивает руку, сжимая мою кисть.
   - Только английскую, - переходит на английский язык.
   - А английский язык жестов? Американский, французский? Хоть какой-нибудь.
   - Не знаю. Мне не попадались глухие. Точнее, попадались еще до плена, но языком жестов они не владели - в то время вообще образованием глухих плохо занимались. Извини.
   Упущение. Морзе общаться до ужаса долго - простое слово занимает раз в "дцать" больше времени, чем один короткий жест.
   - Обязательно выучи, - передаю.
   - Как натолкнусь на глухого, так сразу, - на лице ирония.
   - Я помогу, - улыбаюсь. - Я знаю, где их найти.
   - Хорошо, - кивает.
  
   Объяснение, которое на жестах заняло бы минуту максимум, азбукой Морзе приходится передавать полчаса. Общение делается невыразимо медленным, но я сам идиот. Расслабился, привык, что собратья, как правило, знают все нужные языки... Ага.
   Впрочем, до восхода у нас есть время.
  
   - Почему два километра? - интересуется птенец, сжимая мою ладонь.
   - Точное значение, где пропадает свет - километр семьсот, - отвечаю. - Но два - на всякий случай. Ты можешь определить глубину по давлению?
   - Нет...
   - Тогда запоминай пока так, субъективно. Здесь - два километра. Приблизительно. Это ощущение давления в двести атмосфер. Это стартовая глубина. Ни в одном море нет солнечного света на этой глубине. Поэтому пережидать тут тоже можно. Вообще солнечный свет останавливается метров триста повыше, но для полной уверенности берем два километра. Это что касается только воды, без учета закапывания в дно.
   - Понял.
   - Ну вот. Ждем восхода, а потом потихонечку выплываем.
   - Понял.
  
   Восход наступает через четыре часа.
   Прихожу в себя.
   Птенец где-то на двести метров ниже.
   Спускаюсь, подаю руку.
   Медленно поднимаемся.
   - Я боюсь, - вдруг сигнализирует.
   Останавливаюсь.
   - Чего?
   - Солнце... оно пугает.
   - Не бойся, ты солнца еще долго не увидишь, - успокаиваю. - Мы немного повыше всплывем. Слушай себя. Не торопись. Пойми, что ты чувствуешь. Если станет совсем плохо, нырнем глубже.
   На глубине в тысячу пятьсот двадцать метров птенец останавливается, прислушиваясь к своим ощущениям. Полагаю, что мы выше не пойдем, но Апрель продолжает подъем.
   Наконец останавливается, поворачивается ко мне. На лице - мученическое выражение.
   - Не могу больше, - слабо давит на руку.
   Вместо ответа тяну его чуть ниже.
   Тысяча четыреста сорок один.
   Останавливаемся на девять метров ниже.
   - Неплохо для начала, - ободряю. - Тысяча четыреста пятьдесят метров.
   - А ты на какой глубине был первый раз?
   - Я откуда знаю? - ухмыляюсь. - Я первые три тысячи лет на пальцах считал, помнишь? Я тогда о паскалях, атмосферных давлениях и вообще физике понятия не имел.
   - Ну, а если прикинуть?
   - Если прикинуть... - улыбаюсь. - С двух тысяч метров, Младший. Не знаю я. Когда научился считать метры и измерять глубину давлением, я был уже постарше тебя в этак тридцать восемь раз.
   - И что теперь мне делать? - меняет тему разговора.
   - Ничего, - отвечаю. - Сиди, наслаждайся теплой водичкой.
   Фыркает. Вода, как и везде в океане на такой глубине - примерно четыре градуса по Цельсию.
   Нам без разницы.
  
   Пережидать закат приходится опускаться на стартовые две тысячи. Когда мир вокруг перестает вертеться, Апрель рвется наверх, но я его останавливаю.
   - Еще пять минут.
   - Зачем?
   - При подъеме или спуске восход или закат случаются раньше или позже, нежели на твердой земле, - поясняю. - Две тысячи метров - примерно восемь минуты по времени. Хочешь встретить закат?
   Тут же послушно оседает вниз.
   - Не надо.
   Киваю.
  
   На поверхность поднимаемся спустя пять минут после заката, а на твердой земле оказываемся еще спустя час.
   Отплевываемся от соленой воды.
   - И как часто надо так нырять? - задает вопрос Апрель, когда вновь может наполнить легкие воздухом.
   - Раз или два в неделю. Можно чаще. Можешь вообще в океане поселиться, но не рекомендую. Помимо солнца, надо еще полет тренировать. А в воде усилий по перенаправлению гравитации нужно намного меньше.
   Страдальчески вздыхает.
   - Я даже не спрашиваю, топили ли так тебя, - бурчит.
   - И правильно, ибо топили, - соглашаюсь. - Причем без всяких объяснений. Вечером взяли за шкирку: "Будешь учиться солнцу". И уволокли в океан. Пока допер, что делать, куда плыть, что это за боль вокруг, и куда от нее деваться, успел от Наставника кучу лещей отхватить. Это тебе хорошо - язык жестов, семафорная азбука, азбука Морзе... А тогда под водой я только глазами хлопать мог Наставнику и рожи корчить.
   - Я язык жестов не знаю, - кривится. - Ты начал руками что-то показывать, я себя полным дураком ощутил.
   - Да ладно, - фыркаю. - Научишься. В городе есть общество глухих. Там подкараулим нужного тебе человечка.
   - Только учти, что я сразу не постигну язык, - напоминает. - Мне неделю тренировок нужно.
   - Учту, - соглашаюсь. - Дурное дело нехитрое.
   Кивает.
   ***
   Возвращаемся ближе к утру.
   Андрей уже привык к моим ночным отлучкам, поэтому с верхнего этажа лишь слышен дружный храп трех человеческих существ. Четвертое, нечеловеческое, встречает нас громким мявом.
   - Твои слуги не кормят твою мохнатину, - резюмирует Апрель, глядя на вьющуюся у ног кошку.
   - Проверю, - натягиваю футболку со штанами.
  
   Кошку все-таки кормят. Миска полна корма, рядом стоит чистая вода.
   - Ей, скорее всего, корм не нравится, - говорю, глядя в желтые глаза с вертикальным зрачком.
   - Да корми ты ее уже мясом, что ли, что ты с этим кормом, - птенец лезет в холодильник и достает кусок свинины. - Вот, можно дать...
   - Можно попробовать, - соглашаюсь.
  
   Свинина идет "на ура".
   ***
   Как бы я ни не хотел, но Витю приходится отправлять в школу. Выбираю ту, что поближе к дому - седьмую гимназию. Можно дойти пешком.
   Витя пойдет в третий класс.
   Я мог бы поручить Апрелю обучение мальчика, но Апрель ограничен ночным временем. Да и его самого нужно учить.
   А из Андрея учитель едва ли не хуже, чем балерина.
   Хотя нет, балериной он был бы чуть успешнее.
   ***
   На календаре - первое октября.
   Люди чинно завтракают за столом. Хотя как чинно - манеры что у Вити, что у Андрея, что у Ани далеки от идеальных.
   - В понедельник пойдешь в школу, - говорю мальчику. - В гимназию номер семь, она тут недалеко.
   - Я хочу в свою прежнюю школу, - кривится.
   - Твоя прежняя школа находится в часе езды, - возражаю. - Я не собираюсь тебя туда возить.
   - А дядя Андрей? - возражает.
   - Он - тем более. Если ты останешься в той школе, то он будет тратить на дорогу туда и обратно два раза в день четыре часа. В новой школе - всего час. Так что выгоднее тебя отправить туда.
   - У меня там друзья...
   - Новые появятся.
   Дуется.
   - Андрей, будешь провожать его в школу и встречать, - отдаю приказ слуге. - Далее. Отправишь его в продленку. Пусть там делает уроки и общается.
   - Понял.
   - Этикет, - напоминаю.
   - Да, хозяин, - вымучивает.
   Киваю.
   - А почему дядя Андрей называет вас хозяином? - интересуется Витя с полным ртом.
   - Во-первых, прожуй. Во-вторых, объясняю. Я его начальник. Поэтому и называет.
   - А... А Анька? - поспешно глотает недожеванное.
   - И Аня, - киваю. - Она сейчас не будет ходить в школу, потому что будет работать у меня.
   - А...
   Во время последних реплик Аня едва дышит.
   Люди.
   ***
   После завтрака останавливаю Аню.
   - Да, хозяин?
   - У тебя был день рождения две недели назад, - смущенно говорю. - Но было много суеты. Мы были заняты. Но я помню про него. И поэтому сегодня, во-первых, хочу извиниться за то, что мы его пропустили... А, во-вторых, хочу подарить тебе подарок.
   Широко раскрывает глаза.
   - А... а какой?
   - Ну, так как я понятия не имею, что тебе бы хотелось, поэтому предлагаю так. Сейчас мы пойдем в магазин... в любой, в какой скажешь. И купим тебе все, что ты захочешь.
   - Все? - смотрит недоверчиво.
   - Да, - киваю. - Абсолютно. Вот скажи, что бы ты хотела в подарок? Про цену не думай. Можно даже очень дорогое. Обещаю. Куплю. Хоть самолет.
   - Я... - внезапно краснеет. - Я... лошадь хочу.
   Al'lil сложно удивить. Но у Ани, кажется, это получилось.
   - Лошадь? - переспрашиваю.
   - Ну... можно не лошадь.
   - Живую лошадь? - уточняю.
   - Ну, можно что-нибудь другое. Книжку...
   - Так, погоди, - собираюсь с мыслями. - Я же сказал, что обещаю. Какую лошадь ты хочешь? Живую?
   - Да... - едва шепчет.
   - Значит, куплю тебе лошадь, - киваю. - Хоть сегодня. И книжку куплю. И что-нибудь другое тоже. Я же сказал - все, что угодно. Только давай определимся немного с тем, где ее селить и чем кормить. Она же живая, ей кушать надо.
   - Купите? - недоверчиво вскидывает голову.
   - Куплю, - еще раз подтверждаю. - Но ведь нельзя взять так просто лошадь и привести ее домой. Надо придумать, где она будет жить и что есть. Кто за ней будет ухаживать, следить и лечить, если заболеет.
   Хмурится.
   - Нет, это не значит, что лошадь нельзя, - еще раз поясняю. - Можно. Так что поехали, куплю тебе лошадь. Заодно придумаем, куда ее пристроить. Явно не в твою спальню, там ты спишь. И не в гараж - там бензином воняет.
   А конюшни у нас нет.
   ***
   Поход за лошадью несколько откладывается. Я просматриваю сайт местной газеты объявлений в поисках конюшни и, собственно, самой лошади.
   Лошадь - это хорошо.
  
   ...- А я там видел коня, ух, это конь! - в глазах Тома восторг. Машет эмоционально руками.
   - Хочешь такого? - интересуюсь.
   - Ага! Он такой большой, краси-и-ивый!
   - А ты на нем усидишь?
   - Да!
   - Пойдем, проверим.
   Бежит впереди меня...
  
   ...- Может, сперва на лошадке попроще поучишься? - присаживаюсь около лужи. В луже - Том.
   Обиженно поджимает губы, в глазах едва ли не стоят слезы.
   Конь усмехается рядом, переступает копытами.
   - А потом у тебя будет точно такой же, обещаю, - протягиваю руку слуге, помогаю подняться.
   - Буду учиться на лошади попроще, - вздыхает, вытирает лицо рукавом, от чего лицо покрывается еще большим слоем грязи.
   Домой возвращаемся пешком...
  
   Конюшня находится. Даже две. Одна рядом с новой школой Вити, вторая - чуть ближе к центру города. И в той, что около школы, согласны принять нашу будущую лошадку на постой. А так же учить Аню управляться с лошадью. Они даже продать могут нам жеребенка.
   - Нашел тебе конюшню, - говорю девочке. - Точнее, для твоего будущего подарка. Там тебя могут научить за ним ухаживать, ездить, кормить и так далее. Готова туда сходить?
   - Да!
   - Тогда пойдем, - улыбаюсь.
   Убегает, просияв.
  
   Конюшня так себе. Чуть получше, чем плохая, но на первое время сгодится. И лошади в ней самые обычные, ничуть не породистые. Грива, четыре копыта, хвост метелкой.
   Но Аня смотрит на каждую из них с восторгом.
   - А... а можно погладить? - робко интересуется.
   - Так... погладить... разве что Конфету, - хозяйка конюшни берет за уздечку серую лошадку. Конфета косится недовольно, но позволяет потрогать себя за щеки.
   - А... можно ее купить? - оглядывается на меня.
   - Ее... - хозяйка конюшни качает головой. - Она жеребая, не продам. Может, жеребенка возьмете? Будешь учиться ухаживать, вырастишь... - обращается к девочке.
   - Не стоит, - опережаю ответ Ани. - Пусть сразу катается.
   - Так она не сразу кататься будет, - женщина пожимает плечами. - Пока научится...
   - Все же это будет быстрее, чем ждать, пока жеребенок вырастет, - отвечаю. - Но если у вас нет подходящей лошадки, мы свою приведем.
   - Да, так, наверное, будет лучше... Но вы сможете выбрать подходящую? Девочка все же маленькая, а бывают очень вредные такие... Своих-то я знаю, могу сказать, что вот Турель - очень упрямая, с ней старшие ребята работают. А Китаец вообще... у, морда!
   Конь по имени Китаец косит круглым глазом, скалится.
   Улыбаюсь.
   - Я смогу. Спасибо.
   - Хорошо, так когда вас ждать?
   - Ориентировочно - сегодня или завтра. Если что - я позвоню.
   - Договорились!
   ***
   Аня готова купить первую попавшуюся лошадь, но я сдерживаю порывы девочки.
   - Тебе с этой лошадью общаться, - поясняю. - Если вы не сойдетесь характерами, будет очень обидно. Даже бывает, что с котами люди не могут договориться, но кот маленький, еще куда ни шло. А лошадь вон какая. Представь, если она тебя обижать будет? Копытом как даст, улетишь.
   - Это да, - соглашается.
   Некоторые из лошадей, которых нам пытаются подсунуть, больны. Я бы их выходил, но лошадь будет принадлежать Ане. Она может не справиться.
   И лишь на следующее утро, причем опять же недалеко от дома, мы находим красивую молодую кобылу гнедой масти. Кобыла благосклонно принимает от Ани кусочек хлеба под моим чутким надзором, одарив насмешливым взглядом, мол, не беспокойся, не обижу я твоего жеребенка.
   Кобылу зовут Слива.
  
   Спустя пять минут Аня не хочет отходить от Сливы. Слива улыбается по-лошадиному, соглашаясь принять человеческого детеныша под свою опеку.
   К Сливе докупаю сбрую - добираться будем своим ходом, ибо недалеко - за полчаса доцокаем.
  
   Усаживаю Аню перед собой, показываю, как держаться за луку седла. В принципе, не рекомендуется ездить в одном седле вдвоем, но мое телосложение на данный момент можно назвать худощавым, да и одиннадцатилетняя девочка места занимает немного.
   А вес можно не сбавлять гравитацией, поскольку лошадь способна увезти половину собственного веса.
   Мы с Аней весим явно меньше двухсот пятидесяти килограммов.
  
   Слива гордо вышагивает по обочине. Один раз задирает хвост, укладывая на дорогу конские яблоки.
   Аня этого не видит - все ее внимание поглощает дорога и восторг от осознания наличия собственной лошади.
   Лошади пофиг.
  
   Слива хозяйке конюшни нравится.
   - Хорошая лошадка, спокойная, - сразу понимает она. - А вы как ее довезли?
   - Никак. Верхом доехали, - отвечаю. - Тут недалеко было.
   - А, вы, видимо, у Филатовых брали. У них да, у них хорошие кони.
   Соглашаюсь.
  
   Уходить из конюшни Аня не хочет.
   - Завтра придешь, - обещаю. - Но после обеда.
   Вздыхает, провожает Сливу тоскливым взглядом.
   ***
   Выловить припозднившегося прохожего, возвращающегося после очередного собрания в ВОГ, дело пяти минут.
  
   Сидим на крыше какой-то пятиэтажки.
   Апреля трясет.
   Укладывает полученные знания в голове.
   Держу его крепко.
  
   Спустя полчаса Апрель моргает, согласно кивает.
   - Все, теперь общение только на жестах, - показываю. - Никакой устной речи в течение двух недель. В том числе и с моими людьми. Забудь на это время устную речь.
   Кивает еще раз.
   Все же жестами удобнее общаться на глубине, нежели азбукой Морзе или того жестче - семафорной азбукой.
   ***
   Все-таки из Андрея плохая нянька. Он старается мне угодить, но Витя - не его сын.
   Он смог бы его полюбить так же, как и Машу, но...
   Рядом с Аленой.
   И забота о Вите Андрею - в тягость.
   Он готовит ему еду, отводит в школу, но Витя несколько непослушный мальчик, и Андрей нередко едва сдерживается, чтобы не накричать на него или не отшлепать.
   Хотя в некоторых ситуациях я бы отшлепал.
  
   Дети - очень хитрые существа. Подсознательно они каждый раз берут взрослого "на слабо". Если им что-то не хочется делать, они будут всеми силами этого избегать. Причем самодисциплина у маленьких детей - явление катастрофически редкое, вдобавок всегда являет собой последствие воспитания.
   А делать детям не хочется почти ничего, что для взрослого - нормальный ход вещей.
   Мыться, например. Чистить зубы. Готовить пищу. Убирать в жилище. Ходить на работу или в учебное заведение.
   Научить ребенка чистить зубы - дело даже не недели, а пары дней. А вот привить любовь к пребыванию в состоянии с чищеными зубами, нежели с нечищеными - дело нескольких лет, если не десятка.
   Когда происходит конфликт интереса ребенка и интереса взрослого, то ребенок, в силу своего подчиненного положения, вынужден либо подчиниться (и делать то, что ему не хочется), либо найти способ убедить взрослого отказаться от приказа.
   Уговорами, нытьем, воплями, плачем.
   Изо дня в день.
   А терпение у людей - не бесконечное.
  
   Смотрю, как Витя в очередной раз ковыряет ложкой завтрак.
   - Ешь быстрее, опаздываем, - говорит Андрей, глядя на часы.
   Большие часы, висящие на стене.
   Я привык к маленьким наручным. Они удобные, всегда с собой.
   - Угу, - угрюмо говорит Витя тарелке, ничуть не прибавляя в скорости.
   Из дома выскакивают за пятнадцать минут до начала занятий.
  
   Андрей возвращается спустя сорок минут.
   - Фух, едва не опоздали, - заявляет, вваливаясь в кухню. - Кстати, у него в воскресенье в двенадцать дня родительское собрание.
   - В воскресенье? - приподнимаю бровь. - Обычно же делают вечером.
   - Ну да, но я не знаю, почему... - пытается оправдаться.
   - Возможно, потому что сейчас родители стали оканчивать работу позже, - говорю, размышляя и отвечая сам себе. - Раньше в Советском Союзе возвращались домой после шести, практически никогда не задерживаясь. Сейчас же явиться домой в восемь считается нормой. А воскресенье - удобный день для всех.
   - Ну да, - открывает холодильник, достает пакет холодного молока, делает глоток. - Логично.
   - На собрание я схожу, - заявляю.
   - Вы?! - изумление. - А... а как?
   - Ногами, - фыркаю.
   - А...
   Замирает, моргает раз, другой.
   - Не ожидал? - прищуриваюсь, отрывая взгляд от ноутбука. - Полагал, что я спихнул на тебя воспитание ребенка, а сам отстранился?
   Краснеет.
   - Это временно, - тон выходит оправдывающимся. - Я закончу обучающую программу, и тогда тоже включусь в процесс.
   Кивает.
   - Я могу многое, но не все сразу, - поясняю. Тон почему-то остается тем же самым. - Рук у меня всего две, голова тоже. Я не могу делать все дела одновременно, как бы мне это ни хотелось. И вряд ли когда-нибудь смогу.
   - Я... я понимаю, - соглашается.
   - Спасибо, - искренне благодарю.
   От изумления роняет молоко.
   Делаю вид, что не замечаю, как он вытирает лужу.
  
   Моя вина. Я перестал уделять ему внимание.
   ***
   Проглядываю видеозапись пребывания Ромы в Москве.
   Передо мной большой монитор, на котором в ускоренном режиме крутятся четыре изображения.
   В квартире - тринадцать камер. В подъезде есть еще три - у входа и в лифтах, но они общие, я просто подключился к их работе.
   Моя скорость восприятия намного выше человеческой, что имеет определенные неудобства - современная техника это не учитывает. Камеры рассчитаны на обычного человека, которому достаточно 16 кадров в секунду, если не меньше. Плюс у камер не очень хорошая чувствительность к свету. Я мог бы достать камеры лучше, но для меня играет роль не только видеоизображение, но и звук.
   Звук передавать намного легче.
   Передатчиков звука в квартире - шесть.
   Видео крутится в десять раз быстрее обычного. Звук - тоже.
   Мне не обязательно просматривать все камеры. Когда Олеся или Николай выходят в другую комнату, я переключаюсь с одних на другие.
   Два с половиной часа - сутки.
   Макаровы в курсе, что в квартире камеры. Но сколько их и где расположены - знаю только я. Ну, и Апрель, конечно.
   Разумеется, я сказал, что все в рамках приличия и разумности. Что они имеют право на отношения, и меня это не интересует.
   Не соврал.
   Потому что мне на самом деле нет дела до их постели и дел в ней.
   Ровно в той мере, насколько это не касается Ромы.
  
   Первая неделя проходит тяжело. Рома капризничает, требует маму, папу, Аню, Витю, меня и Апреля до кучи.
   В день у Ромы - четыре занятия с репетиторами или в кружках. Два до обеда, два после. По выходным - прогулки в парке, экскурсии, музеи. Один раз ходили в цирк.
   Не проходит мимо мальчика и обычная жизнь. Олеся берет Рому с собой в магазины, позволяет нести часть покупок, хваля за старания. Вместе готовят, убирают в квартире. Николай не отстает.
   Спустя месяц Рома прилично считает до ста, выполняет арифметические действия в пределах той же сотни, причем в уме. Его речь делается намного более информативной, словарный запас увеличивается раз в пять. И, похоже, мальчик неплохо рисует.
   Станет художником?
  
   Отключаю видео. Пожалуй, можно даже премировать такую хорошую работу.
   Главное, чтобы не расслаблялись.
   ***
   Долго размышляю, стоит ли воспользоваться латексом или же просто сжечь камеры у школы и в школе.
   Решаю все-таки остановиться на латексе.
   Камер может быть больше, чем две или три, и все их отключить я не смогу просто потому, что не буду знать о них. Вдобавок такое большое число поломок тоже может быть подозрительным.
   Ненавижу латекс.
  
   Смотрюсь в зеркало.
   Благодаря портрету Апреля я могу более точно подобрать оттенок парика, совпадающий с настоящим цветом, как и контактные линзы.
   Лет десять назад маскировка при походе в школу не понадобилась бы.
  
   Андрей объяснил, как найти класс Вити.
   Второй этаж, правое крыло.
   Проект школы - типовой.
   Я слегка опоздал.
  
   - Здравствуйте, Виктория Алексеевна, - здороваюсь с учительницей средних лет, подозрительно меня оглядывающей. - Меня зовут Марк Витальевич, я сегодня поприсутствую на собрании в качестве родителя Вити Калинина.
   - Да, вот его место, - женщина недовольна, что ее выступление перебили. Указывает мне на вторую парту в среднем ряду.
   Прохожу, сажусь.
   Косые взгляды родителей, но мимолетные. Им больше интересна успеваемость их Тань, Свет и Алеш.
   Слушаю, что в текущем месяце на ремонт школы надо сдать две с половиной тысячи, которые не сдали в прошлом году, поэтому не куплены пособия...
  
   Впрочем, об успеваемости тоже говорится.
   Витя - в отстающих. Не потому, что не понимает, а потому, что делает все абы как.
   Некоторым родителям раздают тетради.
   Разглядываю тетрадь по русскому языку Калинина Виктора.
   Подписана не до конца, две помарки на обложке, ошибка в слове "русскому".
   В тетради по математике битва между строчками, выполненными Витиной рукой, и типографскими клеточками.
   У клеточек нет шансов.
   - Считает хорошо, - комментирует учительница, - но черновиком пользоваться не умеет. И... смотрите.
   Переворачивает тетрадь, демонстрируя последнюю страницу.
  
   Нет, у Ромы талант к рисованию побольше будет.
  
   В конце собрания меня останавливает учительница.
   - Вообще я бы хотела поговорить с Андреем Викторовичем, как с опекуном мальчика, - на лице Виктории Алексеевны по-прежнему недовольство. - Вы вообще ему кто?
   Из класса выходят последние родители.
   - Я друг Андрея Крапивца, - отвечаю.
   Секундная пауза. Оглядывает мое лицо и грим на нем.
   И делает логичный вывод.
   Секундная гримаса отвращения.
   Люди...
   Но надо осадить, иначе будет изображать из себя Великого Поборника Нравственности.
   - Я - бизнесмен. Андрей Крапивец - мой секретарь-помощник, - жестко говорю. - Да, мы живем в одном доме. И нет, мы не любовники. Представьте себе, в наше время такое еще возможно. А грим на моем лице скрывает витилиго. Если вы не в курсе - это отсутствие пигментации на коже, причем пятнами. Врожденное, совершенно незаразное, но привлекающее к себе внимание. Еще вопросы?
  
   Люди очень эмоциональны.
   Моя отповедь вызывает волну гнева. Внимательно слежу за реакцией.
   Женщина бледнеет, краснеет, в итоге покрывается пятнами.
   Забавная.
  
   - Не беспокойтесь, - миролюбиво говорю, - не вы первая, кто так думает. Но я полагаю, что лучше объяснить все сразу, нежели позволить человеку пребывать в заблуждении собственных домыслов. А вы как считаете?
   Мой вопрос сбивает с толку.
   - Михаил Витальевич... - отрывисто произносит учительница.
   - Марк, - перебиваю ее. И добавляю, глядя в лицо, когда женщина теряется, не понимая, то ли это жест-отказ от отчеств, то ли поправляю неправильно названное имя. - Марк Витальевич.
   - Марк Витальевич! - возмущение в голосе берет верх. - Я... вы... Что вы себе позволяете!
   - Я? - изображаю удивление. - Совершенно ничего. Просто мне порядком надоели косые взгляды и сплетни за спиной, поэтому я считаю нужным сразу довести до человека информацию. Несколько жестко, зато действенно.
   - Но зачем же так?..
   - Как? - прищуриваюсь. - Мы взрослые люди, Виктория Алексеевна. У вас возникло непонимание, я его развеял.
   - Никакого непонимания не было, - женщина пытается взять себя в руки. - Вам показалось.
   Улыбаюсь краем губ.
   - Полагаете, что за свою жизнь я не научился понимать, когда люди принимают грим за косметику? Виктория Алексеевна, не надо. Я не люблю играть в лицемерие. Да и вам не советую - на вас дети смотрят каждый день. Особенно маленькие.
  
   Все, я нажил себе врага.
  
   Но иногда людей надо осаживать. Особенно учителей, которые полагают себя Оплотом Нравственности и едва ли не Самыми Важными Персонами, которые закладывают Фундамент Жизненных Принципов в сознании детишек.
   Только эта женщина - мимолетный этап в судьбе Вити, который никак на ней не скажется.
   Через года три он не вспомнит ее имени.
   Улыбаюсь еще раз максимально дружелюбно, отвешиваю неглубокий поклон из традиций девятнадцатого века.
   У меня он всегда удавался.
   И выхожу из класса.
   ***
   С Апрелем плаваем в Татарском проливе два раза в неделю. Каждый раз он поднимается на полметра выше.
   С такими успехами как раз лет через сорок всплывет к поверхности.
   Язык жестов у него получается, как надо. Впрочем, иначе быть не могло.
   Апрель - не человек.
   А вот с людьми получается заминка. Ни Андрей, ни Аня не знают языка жестов.
  
   - А... а почему он все руками показывает? - интересуется у меня слуга в один из дней, косясь на дверь кладовки.
   - Потому что мы сейчас с ним изучаем язык жестов, а для лучшего изучения требуется постоянная практика, - поясняю.
   - А разве вы не выучиваете... разом? - заминка.
   - Выучиваем, но Апрель молод. Без практики знания быстро исчезнут.
   - А у вас?
   - У меня нет, но я его старше в тридцать восемь раз. У меня было намного больше времени, чтобы научиться использовать знания сразу, после получения.
   Задумывается.
   Кивает.
   ***
   Рассматриваю тетрадь Вити по русскому языку.
   Владелец тетради стоит передо мной, надув губы.
   - Виктор Васильевич, - возвращаю тетрадь. - Что вы можете сказать по поводу своей писанины?
   - Ну... я буду стараться.
   Вздыхаю.
  
   То, что Витя не старается - дело десятое. Его не научили стараться.
   Он умный, он может делать хорошо. Но он ленивый.
   Когда отец отправил их к бабушке, Витя неплохо ухаживал за Ромой для своих лет. Даже готовил. Но сейчас, когда можно взвалить заботу на плечи других, в том числе заботу о себе, любимом, Витя, не задумываясь, подсознательно это и сделал.
   Чтобы он что-то делал, он должен видеть в этом необходимость. Но при этом связь должна быть подвластна его детскому мозгу.
   Если я сейчас придумаю какое-либо условие, например, если Витя не будет красиво писать, то я не пущу его за компьютер, то это не будет восприниматься необходимостью. Будет злой дядя Марк Витальевич, который по прихоти лишил его законного компьютера, точнее, времени за ним. Витя будет делать вид, что старается, но он будет стараться не для себя.
   Для меня.
   И как только необходимость в этом пропадет, то тут же перестанет.
  
   Кладу на стол планшет.
   Глаза загораются.
   - Здесь игрушка, - говорю. - Играй.
   Недоверие.
   Его можно понять. Он ожидал наказаний, увещеваний. А получил - развлечение.
   У меня просто ресурсов больше.
   Игрушка - с подвохом.
   Собственно, идея проста. Герой гуляет по нарисованному миру, выполняет квесты. А вот среди квестов очень многие нуждаются в выполнении заданий из школьной программы.
   Первый класс я в базу игры внес.
   К Новому Году закончу до четвертого класса.
   А еще часть заданий требуют выполнения в реальном мире. Например, написать что-нибудь на листе, и сфотографировать лист. Если написано красиво - задание засчитывается. Если нет, то квест провален.
   И награды имеют эквивалент в реале. За тысячу игровых монет, к примеру, можно приобрести шоколадку.
   Пока - у меня.
   Но обставлено хитро - шоколадка придет по почте.
   Пусть думает, что я здесь ни при чем.
   ***
   Холода в декабре начинаются несколько позже, но внезапно. Буквально за неделю теплая осень сменяется морозной зимой.
   Игрушка Вите пришлась по вкусу. Простые задачки он щелкает, как орешки, часто даже устно. С русским языком было хуже, но он постепенно научился выполнять задания красиво и, что немаловажно, грамотно.
   Тетрадка для игровых заданий выглядит даже опрятнее, чем школьная.
   И получил по почте первую награду - набор игрушечных роботов.
   Обошлись в пять тысяч игровых монет.
   Мне не жалко.
  
Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"