В тот страшный осенний день всё началось с вроде бы шутливого сообщения в интернете - "Подводная лодка в лесах Максатихи?". К сообщению прилагалась фотография. На ней была изображена местная река Молога из скромных глубин которой всплыл массивный исполин в виде чёрной субмарины. Это всё выглядело так неестественно, что никто не сомневался - фотография является подделкой. Тем более, что "довершало образ" название судна - "КАПЕЦ". При этом автор изображения клятвенно уверял - здесь всё подлинное, он всё своими глазами видел. Никто, естественно, ему не поверил. Но вся штука в том, что в действительности и лодка была, и река и лес на её берегу. Только поняли это люди слишком поздно.
Первым на палубу через люк, и по форме и раскрашенный земляничкой, вылез человек в серой толстовке с забавным остроконечным капюшоном. На его груди можно было прочитать "За одного Моцарта двух Сальери дают". В руке человек держал серебристую бутылку, из которой он немного отпил, а потом проорал "Не сыпь мне соль на рану!" и легко спрыгнул на берег. Там он подошёл к замершему от удивления рыбаку, схватил того за волосы, запрокинул несчастному голову и влил в рот немного содержимого своей бутылки, приговаривая: "Не слушаешь, сука, Моцарта?! Не слушаешь, да?!" Рыбак почти сразу же упал замертво. Убийца только было размахнулся ногой, что бы пнуть свежий труп, как его окликнули: "Сальери, бля! Ну-ка быстро на борт!" Сальери нехотя повиновался - развернулся, подошёл к берегу и вновь оказался на палубе.
А там уже во всю хозяйничал бородатый мужик в исподнем, яростно размахивая топором, чьё оранжевое топорище мелькало, как лопасть летящего в Вальхаллу вертолёта. Это был Лев Толстой собственной персоной. Он раздавал команды, строил разношерстную толпу в шеренгу и яростными воплями угрожал предать Вселенную анафеме. Когда, наконец, весь сброд выстроился, Лев Николаевич произнёс небольшую речь:
"Сегодня торжественный день! Я собрал этот величественный капитул для того, что бы объявить всем людям доброй воли о немедленном начале нового крестового похода. Если у вас ещё нет культуры, тогда мы идём к вам! Капецины - вперёд!"
Толпа верных адептов в едином порыве поддержала своего повелителя. Они дружно спрыгнули на берег и бросились в сторону Максатихи, бодро размахивая разнообразными предметами, которые при первом приближении никак не могли быть орудиями умерщвления человеческих организмов. Но были. И ещё как были!
В то же время с другой стороны посёлка, над полем между кладбищем и свалкой словно бы из ниоткуда возник зловещего вида дирижабль, по бортам которого изумрудными буквами сверкало его название - "КАПУТ". Это в подмогу ордену капецинов, откликнувшись на их благородный призыв, с обратной стороны Луны прилетели двоюродные собратья по папской линии - орден капутинов в полном составе и в полной боевой готовности. Первым с дирижабля спрыгнул неистовый Моцарт - в левой руке он держал скрипку, а в правой, словно бретёр шпагу, крепко сжимал блистающий смычок.
Он подскочил к сторожу, который в ужасе прижался спиной к своему вагончику и стал так шустро наигрывать "Полёт шмеля", что оба укола смычка, которые пришлись точно в глаза помоечного Харона, слились для жертвы в один непрерывный слепящий удар, в результате которого тот упал замертво.
В тоже самое время другой доблестный капутин - Людвиг ван Бетховен, ударом ноги выбил у работающего бульдозера лобовое стекло, выволок из кабины шофёра и только было хотел свернуть тому шею, как был остановлен Моцартом, который со всей мочи кричал ему в ухо: "Ты, глухой идиот! Смотри, что он слушает! Смотри, фашист хренов!" И тыкнул в лицо Бетховену плеер бульдозериста, на экранчике которого бегущей строкой мелькала надпись - "Рахманинов, концерт номер 3 для фортепиано." Людвиг ван виновато развёл руками, ласково потрепал водителя по щекам и излишне громко, как все глухие, произнёс: "Прости, брат! Бес попутал. Всё моя глухота виновата проклятая. Работай, друг. Убирай мусор. А мы уберём другой мусор."
Бежать из Максатихи было абсолютно некуда. Капецины и капутины двумя полукольцами взяли посёлок в сплошное окружение, которое с каждой минутой всё сжималось и сжималось, собирая свою кровавую жатву. Редким обитателям сего места удавалось выжить. И то только благодаря прихотливой воле беспощадных воинов обоих орденов.
В конце концов оба полукольца сомкнулись вдоль железнодорожной линии, которая рассекала Максатиху так же, как Эльба делила поверженную Германию между русскими и американцами. На железнодорожном переезде встретились оба орденских предводителя - Толстой и Достоевский.
- Наконец, наша встреча состоялась, - радостно поздоровался с коллегой Фёдор Михайлович, - Такие люди, как Вы, суть учители общества, а все остальные лишь ученики Ваши!
- Я никогда раньше не встречался с Вами, но Вы всегда для меня самый,самый близкий дорогой,нужный мне человек, - патетично ответил соратнику Лев Николаевич, - Никогда мне в голову не приходило меряться с Вами, никогда. Искусство вызывает во мне зависть, ум тоже, но дело сердца только радость.Я Вас считаю и всегда считал своим другом, и иначе не думал, как то, что мы увидимся, и что теперь только, наконец, это случилось и мы можем облобызаться.
Они торжественно обнялись и провозгласили, что здесь и сейчас с бездуховностью покончено, что здесь и сейчас воцарилась действительно та самая Россия и те самые русские, которые считают себя самым культурным, самым читающим народом на всей планете, особенно в сравнении с падшим Западом, который окончательно погряз во всех грехах.