На голой скалистой вершине горы ветер вопил, будто свора голодных таннов.
- Вон там, - Рита повысила голос, стараясь перекричать завывания, - была моя деревня. Только от нее ничего не осталось после пожара... Ой, смотрите! Церковь, где я играла! Видите шпиль? Узкий такой, деревянный? Все стоит на том же месте...
- Ну и чего ему там не стоять? Сколько прошло? Меньше трех лет? Брр...- Олек откинул с лица рыжую прядь и поежился.
С тех пор, как он превратился из птицы обратно в человека, Олек уже не раз и не два повторил, постукивая зубами, что промерз насквозь: перья для этой высоты подходили намного больше, чем хлипкое южное платье. Но, к сожалению, в обличие птицы говорить по-нормальному не получалось - приходилось общаться жестами и короткими вскриками.
Ним шутливо ткнул приятеля в бок:
- Задрыг что ли? Так попрыгай, враз полегчает.
- А ты, можно подумать, нет? - Олек перевел взгляд на Риту, которая, обхватив себя руками, по-прежнему не спускала со старой церкви глаз. - И вообще, кто из вас будет меня обращать? Дома мне обещали, цитирую, "чудесный ужин в приятной компании", а еще поклялись повесить, если опять опоздаю.
- А... Я слышал. Ваары, да? Ммм... - мечтательно промычал Ним.
Дочка Ваара Бела совершенно заслужено считалась первой красавицей даже среди ослепительных магов. С тех пор как мать Олека заметила, сколько времени сын проводил с Ритой, Ода-Май проявляла чудеса изобретательности - лишь бы направить его внимание в более подходящее русло, прочь от "Люгового приемыша". И в последний месяц у нее начало получаться, хотя это не было заслугой милой и привлекательной Белы или любой другой девушки. Причиной, скорее всего, являлся Гол, в чьей компании Олек появлялся все чаще и чаще. Что они с дядей делали, Рита не знала. На все вопросы Олек или отшучивался, или отмалчивался. И это ее беспокоило. Как же отец сказал? "Боги только ведают, чему Гол научит мальчишку!"
Рита нахмурилась. До появления дяди Олек не упоминал желание подчинить волю свободного мага. Может, это действительно Гол? Его идея или влияние? Или - хуже того - уроки мастерства?..
Что же Гол такого сделал? За что его наказали?
- Эй, ты! - раздался рядом знакомый голос. - Ау!
- Да? - Рита настолько ушла в свои мысли о Люге и Голе, что не сразу расслышала обращавшегося к ней Олека.
Видя ее замешательство, тот расплылся в улыбке:
- Ты бы хотя бы сделала вид, что ревнуешь, а?
Забыв про сомнения, Рита непроизвольно улыбнулась в ответ.
- Лети, лети, мой соколик, не заставляй себя ждать, - промурлыкала она, стряхнув снежинки с жестких рыжих кудрей.
Олек рассмеялся, коснулся губами ее ладони, и через мгновение изящная птица соскользнула с вершины, захлопала крыльями и устремилась на юг. Два оставшихся мага еще какое-то время молча стояли, провожая ее глазами.
День был ясным. Редкие облака, словно боясь поцарапаться о торчащие в небо острые пики, проплывали высоко над горами. Из блестящего снега поднимались гребни черно-белых хребтов, как щербатые лезвия топоров-великанов. Склоны были изъедены карами: в их огромных каменных чашах вода застыла и казалась мутной и серой. По долинам свинцовыми реками ползли ледники.
Ветер усилился. Ним повернулся к Рите:
- Давай?
Она кивнула. В воздухе растворились два заклинания, и пара темных птиц беззвучно спланировала вниз.
Поток восходящего воздуха наполнил широкие крылья. Ближе к земле ветер немного затих, и стало теплей. Ледники растаяли. Снега отступили. Кары опустели, и лишь на дне порой плескалась вода. Там отражалось синее небо и притулившаяся на отвесных скалах зелень. В тесном ущелье заструилась река.
К западу пики постепенно сгладились; горы стали похожи на зеленые ворсистые купола. Река теперь текла по широкой долине, то и дело вспениваясь водопадами.
В седловинах затаились редкие деревеньки. На заросших склонах появились стада. Закрутились скрытные тропки - от деревни к деревне. У одной из горных террас Рита легко отыскала знакомую красную крышу: она никогда не видела этот дом с земли, но с воздуха крыша была видна даже в ненастье и служила в полете ориентиром.
Постепенно террасы расширились. Зазеленели озимыми. Горные тропки превратились в дороги, по которым катились телеги и неслись верховые.
Ним неожиданно дернулся, изменив направление, и рванулся к скале. Рита помчалась следом. Затаившись в кустах, они превратились в людей.
- Там внизу колонна, смотри, - прошептал еле слышно Ним.
Рита прищурилась: по далекому горному перевалу двигались всадники в черном. Над ними, распрямив гигантские крылья, плыла неуклюжая фигура, даже издали похожая на человека. Сердце Риты забилось быстрее.
- Пику? Рейд?
Ним покачал головой:
- Нет, их слишком много. Это, скорей всего, замена войск на границе. - В ответ на ее вопросительное молчание, брат пояснил: - Пику так делают раз в несколько месяцев: присылают новых солдат, а старым дают отдохнуть. Тот, который в воздухе - проводник-разведчик. Я слышал от одного из пациентов. Но, впрочем, хватит о неприятном. Скоро стемнеет. Пора выбирать на ночь деревню.
Рита кивнула. Солнце клонилось к закату, а они еще не обедали. Добраться домой без еды не хватило бы сил. Обращение мага для такого длинного перелета требовало немало энергии, а она ушла на Олека: к сожалению, сами себя маги обращать не могли. Ее с братом запасы почти исчерпались, и чтобы вернуться в южную Алсу, нужна была пища, и, желательно, сон.
Рита снова взглянула вниз.
По округлым горам бежали тени от облаков. Пастухи гнали скот к деревням, с полей возвращались работники. Вдоль извилистой горной дороги священник трусил верхом на усталой лошади. За амбаром целовались двое влюбленных.
Люди продолжали заниматься своими делами, не ведая, что их жизни были как на ладони для двух затаившихся на дальней скале магов.
- Мне кажется, это подойдет... - Рита указала на одно из селений: не настолько большое, чтобы там расквартировались пику, и не настолько маленькое, чтобы нельзя было найти ночлег и более-менее сносную снедь.
Ним пригляделся:
- Согласен.
Выбранный Ритой дом был самым большим в деревне, с новой железной крышей, но едва ступив на порог, она поняла, что ошиблась.
Вначале в ноздри ударил запах: жуткий и гнилостный.
Гангрена - неожиданно всплыло в памяти.
Запах Косты. Запах войны.
Затем Рита увидела женщину: смуглое лицо, застывшее при виде гостей, и немигающий взгляд, будто хозяйка пыталась что-то в них найти, разглядеть. То, что обычно не ищут в случайных прохожих, праздных путниках, которые карабкаются по горам для удовольствия, от безделья и скуки.
Эту роль - беспечных богатых туристов - Ним и Рита играли не раз, не два, и не дюжину. Они приходили в деревни, просясь на ночлег, а потом, отдохнув и подкрепившись, вновь отправлялись в путь: пешком, до тех пор, пока не скрывались из вида. Внешность их была заурядной. Манеры просты до высокомерия. Рита с Нимом выглядели как гости, которые не доставят много хлопот и щедро оплатят постой. Их радушно принимали вечером, бесстыдно обирали наутро и забывали на следующий день.
Но эта женщина, не спускавшая с них воспаленных заплаканных глаз, - эта женщина их нервировала.
"Нам нужно было сразу же уходить", - пронеслось в голове у Риты. - "Да-да-да, уходить не мешкая. Но сейчас уже поздно. Придется дождаться, пока хозяйка сготовит ужин. Но есть будем на улице. Боги, какая вонь!"
Похоже, этот смрад исходил от дрожащей фигуры, которая скорчилась на лавке в дальнем углу. Рита еще с порога почувствовала исходящий оттуда страх. Она не рассматривала, что за зверь сжался в комок под стеганым одеялом, - но, мыслью, смогла его успокоить, ведь страх одинаков у всех животных. Сейчас ее глаза случайно вернулись в угол, к существу под цветастым тряпьем.
О боги!
Она содрогнулась.
Там лежал человек, мальчик. Он был страшно, ужасающе покалечен, и тело его казалось сплошной гноящейся раной, из которой простиралась крошечная рука. Но ребенок еще жил, Рита чувствовала его мысли, боль и страх. И поверх этого - зуд. Сводящий с ума зуд от раны на обожженной ладони.
Наверное, в этот момент она сама сошла с ума, настолько безрассуден был ее поступок. Рита не знала, что на нее нашло, почему позабылись все предосторожности. Почему подошла к ребенку, поднесла к губам смердящую руку и прошептала что-то в скрюченную ладонь. Рита очнулась только когда все закончилось, и вместо раны появилась безупречно гладкая новая кожа.
Боги, что же она наделала!
Кто-то коснулся ее плеча, и Рита едва удержалась, чтобы не вскрикнуть от ужаса. Ним коротким кивком указал на дверь, потянул ее за руку.
Да, да, конечно! Они должны сейчас же уйти, должны бежать, пока хозяйка не завопила о колдунах, пока здесь не собралась вся деревня и не разорвала их на части, или, хуже, не захватила в плен, чтобы продать королю.
Но вместо этого женщина повалилась на колени, ухватившись худыми руками за Ритин расшитый подол и не давая сдвинуться с места.
- Я знала, знала, что вы шептунья! Знала, как только переступили порог! - повторяла женщина, словно в бреду. - Он кричит при виде чужих, но не при тебе...
- Я не понимаю, о чем ты говоришь... - Рите хотелось лишь одного: исчезнуть, покинуть этот дом, эту боль, это зловоние и эту неминуемую западню. - Оставь меня! Отпусти!
Она попыталась вырваться, отодрать от себя цепкие пальцы, только те вцепились намертво. Ним пригнулся, сжал худые запястья хозяйки. Женщина охнула, отпустила Ритин подол, но по-прежнему преграждала дорогу, продолжая судорожно бормотать:
- Шептунья, пожалуйста! Мы не предадим, мы сделаем все, что хочешь! Во имя всех святых! Пожалуйста, помоги ему! Ты же не можешь, не должна так просто уйти! Шептунья!
Неожиданно у двери раздался шорох. Рита испуганно обернулась. Там стоял запыленный худой человек; за причитаниями хозяйки не было слышно, как он вошел. Волосы мужчины уже тронула седина, но лицо оставалось молодым. Его глаза были прикованы к Рите: затравленные, умоляющие. Увидев, что его заметили, мужчина беззвучно опустился на колени.
Это было жуткое зрелище: в его глазах, запавших черных глазах, теплилась надежда.
Рита с удивлением обнаружила, что даже для такого труса как она, это было слишком. У нее не осталось сил отказать. Может, это ловушка, но она должна им помочь.
- Я сделаю все что могу, - услышала Рита свои слова.
Ее встретил неодобрительный взгляд Нима. "Пожалуйста, пожалуйста, уходи пока не поздно", - взмолилась она молча, не спуская глаз с его усталого лица. Вместо этого брат хмуро кивнул.
- Мы сделаем все, что можем, - повторил он за Ритой. - Но сначала нам нужно поесть.
Ним был прав. Поесть нужно было заранее. Потому что потом у Риты бы этого не получилось.
Кровь, гной, смрад, гниющая детская плоть...
На грани обморока, Рита делала все возможное, чтобы не шлепнуться на пол, в трусливую бессознательную темноту.
Ее мучила жажда, но при мысли о кружке воды окатывало тошнотой. Время как будто перестало существовать. Единственное, что осталось в теле и в голове - это тупая, немыслимая, невыносимая усталость.
С каждым срощенным мускулом мальчика, с каждым спасенным кусочком кожи, озеро Риты мельчало и уменьшалось. Там, где раньше была вода, бултыхалась бурая взвесь, которая стала густеть и светлеть. Вскоре на ней появились мелкие трещины. Углубились, расширились. Толстая корка поднялась чешуей, словно под яростным солнцем южных пустынь беззаботный гончар расшвырял куски небрежно нарезанной глины. Они затвердели, высохли. Их края изогнулись кверху. И теперь под слепящим бездонным небом лежали сотни кривых раскаленных тарелок.
Ноги давно ослабли. Руки тряслись и едва подчинялись. Рита почти висела на стуле, рядом с лежащим на сером столе покалеченным мальчиком. Перед глазами плыла, подрагивая, черная паутина. И только Ним, который, как врач ассистентам в госпитале, объяснял с другой стороны стола, что лучше сделать дальше, - только его присутствие заставляло Риту держаться и не свалиться от изнеможения и отчаяния.
С первых секунд, с первой же раны ребенка, Рите с Нимом стало понятно, что лечение отнимет у них невероятно много сил. Тоном, не терпящим возражения, Ним объяснил посеревшей хозяйке:
- У нас не хватит энергии, чтобы полностью его исцелить. Сегодня мы сделаем самое необходимое, а потом вернемся через несколько дней, с мазями и травами. - Глядя в ее испуганное лицо, он тихо добавил: - Не бойся, я - врач.
Когда Ним прогнал сестру от стола, было далеко за полночь. Хозяйка, помогавшая забинтовывать раны, что-то сказала мужу, и тот подхватил Риту на руки и перенес на кровать. Вскоре мужчина вернулся с наполненной кашей тарелкой, но Риту замутило от вида желтой лужицы масла, двоящейся перед глазами.
- Пить, - прошептали ее пересохшие губы.
Перед ней появилась кружка. Рита сглотнула. Теплое молоко потекло по горлу. Она подавилась, закашлялась, но, пересилив себя, снова прижала кружку к губам и пила, пила, пила, пока глаза сами собой не закрылись, и голова не упала на подушки.
В комнате было тихо, только изредка раздавался подавленный шепот хозяев и хриплый голос Нима. Потом послышались стоны ребенка: его перекладывали со стола на другую кровать. Дверь открылась, впуская прохладную свежесть улицы - это хозяева уходили ночевать на сеновал. Им вслед торопливо лязгнул засов, затем зазвенел рукомойник.
Ним подошел к изголовью:
- Доброй ночи.
Рита слабо кивнула и последнее, что запомнила - это скрипнувшие над дверью полати.
Риту разбудила энергия. Слабая, но резкая.
Она испуганно села, в ожидании уставившись в темноту. Кожа - то ли от холода, то ли от страха - покрылась мурашками, и Рита закуталась в мягкое стеганое одеяло.
Что это было? Сновидение или явь?
Может, это продолжение сна, где они с Нимом держались за руки, и его энергия тоненьким ручейком стекала в ее обмельчавшее озеро? Или что-то случилось наяву, в запертом изнутри доме горцев?
Она огляделась. Прислушалась. Но не заметила ничего необычного или странного.
В комнате было очень тихо, только в углу на лавке слабо посапывал мальчик. Рита зажгла свечу: засов на двери был заперт. И она уже собиралась дунуть на пламя, как раздался скрип.
Рита застыла. Обернулась. Но заклинание замерло у нее на губах, когда с потолка донеслось:
- Это я.
Свеча взлетела с подсвечника, рванулась к двери. В ее мерцании Рита увидела приподнявшегося на локте брата. Секунду они не спускали друг с друга глаз, но потом он прошептал:
- Ты тоже почувствовала?
- Энергию?
- Да. Как будто она вытекала?
- Нет. Наоборот.
- А... - Беззвучно соскользнув с полатей, Ним подошел к столу. Там, у глиняной крынки, стояла железная кружка и лежала буханка хлеба. Он налил молока. - Тогда понятно.
- Чего "понятно"? - приблизилась Рита к брату.
Тот передал ей кружку, сам отпил из горла. Не глядя, нащупал хлеб и отломил горбушку:
- На. Здесь где-то были орехи и мед. И в печке осталась каша. Ты можешь есть?
- Ага.
- Тогда накладывай. - Ним снова глотнул молока. - Нече у меня воровать.
- Чего воровать?
- Не "чево", а энергию.
На Ритин открывшийся от удивления рот брат покачал головой, и пока они ели, делал вид, что не замечал ее вопросительных взглядов. Только когда чугунок опустел, буханка ополовинелась, от орехов с медом ничего не осталось, а молоко было выпито до дна, Ним тихо сказал:
- Ты у меня отнимала энергию, потому что между нами возникла тара. Это такая связь. Будто мы обменялись частями себя.
Рита недоуменно наморщила лоб:
- Тара? Я о ней нигде не читала.
- Люг мне сказал. Тара случается редко. Никто не знает, как она появляется. У него так было с двоюродным братом.
- Отцом Олека?
- Да. Они могли делиться энергией, переговариваться на расстоянии, могли найти друг друга, когда терялись. Это не все, но Люг не стал объяснять, заявив, что тара или есть, или нет, и о ней обычно не говорят. Кстати, ты тоже никому не рассказывай.
- Не говорят? А как же мы выясним, что это? Как мы узнаем?
Брат поднялся из-за стола, зевнул, подошел к умывальнику:
- Экспериментально. А сейчас иди-ка обратно спать.
Утро выдалось сырым и холодным. Когда Рита открыла глаза, мальчик, свесив худую ручонку, лежал на соседней кровати и тихонько прихрапывал. Ним, словно почувствовав ее пробуждение, по-кошачьи ловко спустился с полатей. Зажег свечу и осторожно, пытаясь не разбудить ребенка, проверил повязки.
- Все в порядке. - Он опустил одеяло. - Трогать не буду: сон ему сейчас полезней всего. Лучше мать потом перевяжет.
- Что это? Что его так обожгло?
- Пику задели огнем во время зачистки.
Риту передернуло, и она сжала зубы, прогоняя воспоминания.
За окном раздался заливистый лай. Рита поспешно раздвинула занавески, сквозь неровное тусклое стекло всмотрелась во двор. Но ничего не было видно: снаружи навис густой рассветный туман. Желудок ее заурчал, и Рита с надеждой оглядела кухню. Ним заметил, кивнул:
- Нам пора. Пойду разбужу хозяев. Они говорили что-то про сыр и курятник.
К завтраку дома Рита слегка опоздала: после долгой дороги на юг пришлось задержаться в ванне, смывая с себя перелетную грязь. Когда она открыла дверь в залитую утренним солнцем столовую, Люг уже допивал свой чай и о чем-то бурно беседовал с сыном. Тот соглашался, кивал и подкладывал из кастрюли добавки.
Рита сощурилась - кухня была на востоке дома, и сквозь большие, раскрытые настежь окна солнце палило прямо в глаза.
- Доброе утро. О чем это вы кричите? - Она присела за стол, где дожидалась тарелка с остывшей кашей.
Брат улыбнулся - серый и осунувшийся от вчерашней усталости:
- Доброе утро. Мы как раз обсуждали тебя.
- Ним говорит, что ты готова стать "взрослой"? Готова к экзамену? - закивал согласно Люг.
Рита ошеломленно уперлась взглядом в брата. Тот невозмутимо придвинул к себе корзинку с хлебцами:
- Если бы кое-кто соизволил явиться пораньше, мы бы об этом поговорили за завтраком. Но сейчас, увы, нам пора. - Ним поднялся, одернул пиджак. - Пап, я пошел за коляской?
- Постой, - вцепилась Рита в его рукав. - Можно мне с вами?
Оба, сын и отец, уставились на нее, словно видели в первый раз.
- Ты хочешь поехать в госпиталь? - недоуменно уточнил Люг.
- Не только поехать, а... - Рита замялась, подбирая слова. Покосилась на брата. - Я бы хотела, как вы... лечить... по-настоящему.
Ним попытался возразить, но доктор жестом велел ему замолчать и потом, отвернувшись от Риты, долго рассматривал безукоризненно белую скатерть. Наконец поднял голову.
- Это... Как бы сказать... Не принято в нашем кругу. Даже то, что мы с Нимом работаем, считается... мгм... чем-то вроде чудачества. Ты же... - Он смолк. Нахмурился: - Ты хорошо подумала, дочка?