Аннотация: Надя становится свидетелем похищения национального достояния Чехии - знаменитого Вышеградского кодекса. А вор никто иной, как старый знакомый... Продолжение романа "Ищи меня в отражениях"
Часть I
Глава 1
Отец торопливо шагал впереди и катил чемодан. Мама семенила рядом, придерживая за локоть.
- Стас, какой у нее терминал? 'А' или 'Б'?
- 'А', - буркнул отец, не оборачиваясь.
- Надя, ты ничего не забыла? У тебя телефон заряжен?
- Угу, - отозвалась я.
- Пришли СМС как долетишь. Я позвоню тебе через два часа.
- Если ты все равно позвонишь, зачем писать?
- Не спорь с матерью.
Любимая фраза...
Мы подошли к терминалу. Дальше идти одной. Сердце запрыгало в груди, руки похолодели и стали влажными.
Неужели отпустят?
- Давайте подождем в сторонке. Времени еще предостаточно, - в голосе мамы послышалось волнение.
Только не это...
- Мам, мне пора, - попыталась возразить я.
- Посидим на дорожку. Вот сюда, - она схватила меня за руку и потащила к креслам.
Отец уныло покатил чемодан за нами.
Неужели она передумала? Документы и посадочный талон у нее...
- Мне еще паспортный контроль проходить и досмотр. Там очередь...
- Успеешь, - отрезала она.
Мать усадила меня в кресло, сама опустилась на соседнее. Мы молчали.
- Надя, ты опять кричала ночью.
- Мам, ну зачем об этом сейчас? - я попыталась встать, но она удержала.
- Сколько это будет продолжатся? Я волнуюсь.
Я знала этот тон. Сейчас она начнет нервничать, потом злиться, а потом возьмет такси, и мы поедем домой.
Объявили начало посадки на Пражский рейс. Я вскочила и схватилась за ручку чемодана.
- Мне нужен мой билет и паспорт, - я протянула руку. Пальцы предательски задрожали.
- Ну разве можно ее отпускать в таком состоянии? - как всегда, мать искала поддержки у отца, но на этот раз проиграла.
- Анастасия, отдай документы и пойдем. Уже все решено.
- Стас, ты разве не видишь, что эта летняя школа - просто предлог. Она хочет...
Отец схватил ее сумочку, вытащил бумаги и протянул мне.
- Счастливо, дочка, - он обнял меня и поцеловал в щеку. - Не делай глупостей, ты обещала.
Так и не попрощавшись как следует с родителями, я побежала к турникетам на терминал.
......
Мы приземлились в Праге. Вой турбин затих, и из динамиков над головой заиграла музыка. Легкие переливы, словно журчание апрельского ручейка в ледяном русле. Жаль, что нет рядом Софи, она бы наверняка знала, кто сочинил это чудо. Скорее всего, какой-то неизвестный мне классик.
Стюардесса, растягивая гласные, приветствовала на 'чешской земле' и попросила не вставать до полной остановки самолета.
Неужели эта поездка состоялась? Невероятно, что родители отпустили меня одну так далеко и так надолго. Казалось, я сойду с трапа и опять увижу их осточертевшие лица. После трех лет ежедневного, ежечасного, ежеминутного контроля... Они в буквальном смысле не спускали с меня глаз. И вот я одна в Праге! Мои надзиратели приедут через несколько дней. Но до тех пор я абсолютно свободна!
Времена, когда я мечтала провести с родителями хотя бы один выходной, давно прошли. Помню, лет в пять, еще до школы, я упрашивала их отвести меня в парк на карусели. 'У меня дома аттракцион' - отвечала мама, бросая недовольные взгляды на папу. А тот хмурился, но продолжал писать свои загадочные закорючки и формулы. Часто потом эти бумаги с непонятными вычислениями летели в корзину для мусора. Иногда я забиралась к папе под стол, пока он работал, выуживала из корзины бумажку и начинала рисовать поверх писанины. Однажды папа в порыве выкинул какие-то гениальные расчеты, и мне здорово досталось за своих медуз и цветных рыбок.
И все равно нравилось сидеть у папы под столом. Иногда он бросал на меня ласковый взгляд, а потом опять продолжал работать.
В детстве у меня всегда было достаточно времени побыть наедине с собой. Родители отдавали себя работе, решению бытовых проблемам, обсуждению тревожных новостей по телевизору, выяснению отношений - чему угодно, только не своему ребенку. Неважные оценки в школе их особо не волновали. Только когда я получала очередную двойку по математике, мама начинала приставать к отцу, чтобы он позанимался со мной. Тот отмалчивался или говорил, что ему некогда, что у него на работе аврал и нужно подготовить результаты к институтской конференции, или проверить курсовые работы студентов, или что-то еще. Отговорки находились всегда. Маму это бесило. Она начинала кричать, что толку от его научной деятельности с гулькин нос, денег она не приносит, а 'ребенок выдающегося физика ходит в обносках и получает двойки по математике, потому что отец у нее ни на что не годный'. Отец на такие заявления пыхтел и хмурился. Крыть ему было нечем. В конце концов он убегал из квартиры, громко хлопнув дверью, но не забыв прихватить пару тетрадей и ручку. Маму это особенно огорчало. Она плакала, а я уходила в свою комнату. Приближаться к ней в такие моменты было себе дороже. Радовало только, что о моей двойке уже никто не вспоминал.
Надо было ценить то время.
Мой побег в зазеркалье перевернул все с ног на голову. Нам пришлось изменить образ жизни, имена, страну... Мой 'никчемный' отец вряд ли сумел бы провернуть такое. На счастье, дядя Сережа ('настоящий мужик' дядя Сережа), который всегда с обожанием смотрела на маму, помог бесследно исчезнуть, оставив позади прошлое с его неразрешимыми проблемами.
Мы сбежали в западную Европу и поселились в маленьком Бельгийском городке Льеже. Отца пригласили профессором в местный университет. Зарабатывал он теперь не в пример больше, поэтому мама не работала вовсе, проводя со мной двадцать четыре часа в сутки. Друзей у меня не было так же, как и возможности ими обзавестись. В школе я училась заочно. Вечерние занятия французского для эмигрантов мы посещали всей семьей. Вместе гуляли в парке, ходили в кино и на выставки. Вскоре отец приобрёл старенький Форд, и наша троица исколесила все близлежащие страны, останавливаясь в кемпингах или дешёвых отелях.
В общем, родители из кожи вон лезли, чтобы отвлечь меня и втянуть в новую благополучную, стерильную и абсолютно искусственную жизнь. Было очевидно, что и родителям обрыдло такое существование. Отец окончательно ушел в метафизический мир формул и вычислений. Там ему было понятней и проще. А мама оказалась совершенно одинокой. Ее связь с многочисленными подругами быстро прервалась. Французский ей не давался. А из меня собеседник был тот еще. Наш дом превратился в тюрьму для нас обеих.
Нетрудно догадаться, чего боялись родители, и именно это раздражало больше всего. Ведь в нашем доме даже ложки не блестели, а слово 'зеркало' и вовсе считалось табу.
В прошлом году ситуация обострилась до предела. Настал момент, когда я поняла, что больше не могу жить с чувством вины за безоблачную жизнь в искусственном и комфортном мире. Как ни старалась, не получалось найти себе оправдание и дальше мириться с тем, что оставила его там одного, не смогла вернуться, как обещала.
В тот день я тайком наточила лезвие маленького кухонного ножа до остроты скальпеля и сообщила родителям, что собираюсь расслабиться в ванной... Они увлеченно смотрели какой-то новый фильм. Действовать пришлось быстро. Я привязала ручку двери к трубе раковины шнуром от стиральной машины. Закатала рукав пижамы. Однако дальше все оказалось непросто. Решимость испарилась, как только я взяла нож. Руки дрожали. На лбу выступил холодный пот. Как и в тот роковой момент я поняла, что не хочу этого... Не хочу расстаться с жизнью. Но отступать было поздно.
Трагический суицид не удался, оставив красочный шрам и потрясенных предков. Меня скрутили и увезли в скорую. Руку зашили. Врач настоятельно рекомендовал обратиться к психологу. Родители кивали, но я знала, никакого психолога ко мне не подпустят. Ночью мама дежурила у моей постели. Утром отец забрал нас домой.
Дома родители, сообщили, что дальше так продолжаться не может.
Еще бы!
Они соглашались дать мне больше свободы и самостоятельности, если только я поклянусь не приближаться к зеркалам. Мама, как всегда, пустила слезу и пригрозила, что сама покончит с собой, если я еще раз уйду в отражение. Я дала обещание.
Мои надзиратели спросили, что они могут для меня сделать. Я сказала первое, что пришло тогда в голову: хочу посещать художественную студию.
В студию при королевской академии искусств я записалась на следующий же день. Два семестра проходила на занятия. Первые полгода кто-то из родителей неотлучно ждал меня в коридоре академии.
Одногруппники смотрели косо. Знакомиться со странной новенькой, которая не понимает местных шуточек и мутно изъясняется на французском, никто не спешил. Да еще и постоянное присутствие родителей...
Потом, когда я познакомилась с Софѝ, она спросила напрямую, нет ли у меня проблем с наркотиками? А то в группе считают...
Не скрывая любопытства, она поглядывала на мой живописный шрам. Надо признать, я везде выставляла его напоказ, чтобы позлить своих церберов. Я сказала, что никогда не баловалась такими вещами. Она хитро хмыкнула. Кажется, именно моя скандальная репутация притянула Софи. Эту девчонку вообще привлекало все запретное и неправильное. У меня появился друг, пусть лишь на время занятий в студии.
Когда родители узнали, что одногруппники считают меня наркоманкой, постепенно упростили свой гестаповский режим. . Мне вручили новенькую Моторолу, обязав отвечать на звонки и строчить сообщения каждые пятнадцать минут. Так начался мой путь к свободе.
Маме казалось, я, наконец, перестала вспоминать о прошлом и начала планировать свое будущее. Наверное, так оно и было. Однажды я заикнулась о желании стать иллюстратором или мультипликатором. Что тут началось! Художество - это не профессия. Архитектура - твое будущее.
Про себя я тогда решила больше никогда не поднимать этой темы. Однако, сама же припомнила ее слова, когда увидела на доске объявлений академии красочный плакат: 'Международная летняя школа молодых архитекторов в Праге, 2000.' Это был первый проблеск надежды.
Я поняла, что поездка в Прагу - мой единственный шанс обрести полную свободу и сделать то, о чем я мечтала каждый день последние три года.
Оказалось, курс доступен всем желающим. Условия проживания спартанские, но меня это не волновало.
Родители сразу восприняли в штыки мое стремление отправиться в восточную Европу. Тогда я выложила главный аргумент: в следующем году мне исполнится восемнадцать. Как только стану совершеннолетней, никто и ничто не удержит меня в родительском доме, если только сердобольные предки не прикуют цепью в подвале. Я заявила, что родителям стоит поостеречься наседать на меня, иначе очень скоро мы расстанемся навсегда. Мама заплакала. У отца задрожали губы. Но я больше не могла позволять собой манипулировать. Я перестала быть послушным, тихим ребенком и безоговорочно потребовала назад свою жизнь.
И вот я здесь, в Праге. Колесики чемодана тихо шуршат по ребристому покрытию трапа. Новая жизнь встречает в аэропорту.
Глава 2
Софи прилетела в Прагу тремя днями ранее, чтобы погулять и развлечься до того, как начнется летняя школа.
Пробыв в Праге всего ничего, Софи уже успела нахваталась местных повадок. Она быстро чмокнула меня в щеку, схватила сумку и, игнорируя таксистов, повела на автобусную остановку. Когда я заикнулась, что хорошо бы обменять деньги, она посмотрела на меня, как на сумасшедшую.
- Нади, ну кто же меняет деньги в аэропорту? - заявила она. - Тут грабительский тариф. Я покажу тебе отличный обменник в городе.
- Ça va , - я поджала губы и поспешила за ней.
На остановке Софи притормозила возле желтого автомата, кинула в щель пару монеток и ткнула в одну из десятка кнопок. Автомат затрещал и выплюнул листочек с бледно-оранжевой полосой, на которой значилось 'PRAŽSKÁ INTEGROVANÁ DOPRAVA '. Софи протянула мне билет со словами:
- Вот. Рекомендую сегодня же приобрести проездной на месяц.
- Merci. Я понимаю практически все, что тут написано. Похоже на русский.
- Sérieusement ? - Софи поморщилась.
Неужели ей обидно признать, что за каких-то три дня она все еще не научилась бегло говорить по-чешски?
- Для меня это тарабарщина! Даром, что буквы латинские.
- Вот тут написано, что билет действителен в течении 60 минут.
- Да что ты! А я и не догадалась, что '60 min' означает 60 минут! - ноздри Софи вздулись и на щеках еще сильнее обозначились веснушки. У нее все было через край.
- Не сердись! - Я подошла и заправила ей за ухо выбившийся рыжий локон. Она слабо попыталась отдернуть мою руку.
Софи была милой до приторности, особенно когда сердилась. Ее внешность фарфоровой куклы с пухлыми губками и розовыми веснушчатыми щеками имела самый легкомысленный вид. Глаза Софи были особенно прекрасны, светло зеленые с коричневым колечком у края радужки. Софи отлично знала, какое производит впечатление, и это бесило ее еще больше. Она часто жаловалась, что люди не воспринимают ее всерьез и не слушают, о чем она говорит.
- Bon! , - буркнула Софи.
Подъехал автобус.
Ну надо же, номер '119'! В Зауральске именно этот рейс ходил до аэропорта.
Мы подхватили чемодан и вошли в переднюю дверь.
За окном пряничными домиками мелькали окраины Праги. Этот город был гораздо солнечнее и живее, чем Валлония с ее мрачными постройками из вечно мокрого кирпича цвета кровяной колбасы. Вот где легко представить угрюмого Голема , блуждающего в темных переулках еврейского гетто.
Мы вышли на конечной и спустились в метро - уютное и чистое, как и все в этом городе. Новые вагончики с красными в желтую полоску сидениями и мягкий обволакивающий голос, объявляющий остановки.
'Позор процестуйцы' ... Смешные эти чехи. Жаль, что Софи не поймет, посмеялись бы вместе.
Несколько остановок с забавными именами: 'Градчанска', 'Малостранска', 'Мустек'. Пересадка на красную линию, еще несколько станций, и мы на месте.
Кругом все те же разноцветные пряничные домики с живыми изгородями, садиками и подъездными дорожками из гальки.
Умиляюсь, как дурочка, ей богу! Наверно, это все воздух свободы.
Над стеклянным входом гордо значилось 'Hotel Mazanka'.
- Хотел - это они сгоряча, - предупредила подруга.
На рецепции нас встретил полный седой мужчина. На английском с сильным славянским акцентом он представился, как пан Жижка. Строго посмотрев на нас, он сделал копию моего паспорта, записал что-то в большую книгу постояльцев и выдал ключ от комнаты.
Скрипучий лифт доставил на седьмой этаж. Колесики чемодана мягко зашуршали по ковровому покрытию в длинном коридоре.
- А вот и наша комната, - Софи воткнула ключ в замочную скважину. - Обстановка, конечно, не шик.
Мы вошли в тесную прихожую. Софи бросила ключи на низкий шкаф для обуви. Я огляделась и обмерла. Прямо напротив висело узкое зеркало в человеческий рост.
Я медленно подошла к нему и дотронулась до рамы. Мурашки побежали по телу. Меня так тщательно ограждали от зеркал, что я не была уверена, знаю ли, как выгляжу теперь. Память листала картинки: мамино заплаканное лицо. Слезы стекают с ее подбородка, и я чувствую влагу на груди. Мама целует меня в щеки, в лоб, в руки, целует и рыдает... А я чувствую, как воздух ошпаривает легкие и нет сил поднять руки и обнять маму.
- Что, давно не виделись? - ухмыльнулась Софи, схватила мой чемодан и утянула в комнату.
- Ты даже не представляешь, как... - сказала я по-русски.
Конечно, совершенно оградить меня от зеркал было невозможно. Они повсюду. Я урывками замечала себя в витринах магазинов, в зеркальной панели с кнопками в лифте, в прямоугольной полоске зеркала дальнего вида в такси. Однако, с тех пор, как я вернулась из зазеркалья, обстоятельно изучить свое отражение в полный рост возможности так и не представилось. Теперь было немного странно видеть себя повзрослевшую, вытянувшуюся чуть ли не на целую голову, но все такую же плоскую, как и три года назад. И глаза все те же, как у чокнутого филина.
- Ты что-то сказала? - Софи выглянула и тут же скрылась за дверью нашей комнаты.
- Non, rien .
Я оторвалась от зеркала и вошла в комнату.
Она оказалась достаточно просторной. Две кровати с затертыми спинками, простой письменный стол, книжная полка, пара стульев и потрепанное кресло.
- Я оставила тебе место, - Софи раздвинула стенки шкафа.
- Спасибо. Ты просто милашка.
Софи фыркнула.
- У нас есть свой душ. А кухня общая, одна на этаж. Но я планирую каждый день обедать в новом месте. Обещала отцу привезти несколько рецептов чешской кухни для ресторана. Как насчет прогуляться по Староместской площади, а потом в кафе и побаловать себя пирожным с кофе? А вечером можно в кино.
Когда в последний раз я была в кино с подругой? Такое вообще когда-нибудь было?
- Звучит, как план. Только я не пойду на один из твоих ужастиков, которые ты вечно пересказываешь.
- Да ладно! - недовольно протянула Софи. - Ну, что за облом! Я еще не смотрела 'Пункт назначения' .
- Софи, я терпеть не могу ужасы.
С меня и ночных кошмаров достаточно.
- Мм... ну, ты подумай до вечера, о'кей?
......
Я вышла из ванной и остановилась напротив зеркала с расчёской в руках. От зеркала потянуло теплом, поверхность завибрировала, заблестела. Целый день гуляя по Праге с Софи, я думала лишь о том, как останусь с ним наедине. Но сейчас слишком рано.
Я развернула чалму из полотенца. Волосы жидкими сосульками рассыпались по плечам. Я принялась их расчесывать.
Через приоткрытую дверь комнаты я наблюдала за Софи. Она растянулась на кровати с книгой в руках, на голове красовались огромные розовые наушники. Запрокинув ногу на ногу, подруга покачивала носком голой ступни в такт музыке, которая пробивалась через наушники даже сюда, в коридор. Лицо у Софи было сосредоточенным и немного комичным.
Не понимаю, как можно одновременно читать и фоном слушать музыку?
Музыка всегда вызывала слишком много эмоций. Каждая композиция, как маленькое потрясение, локальный взрыв или шторм - я никогда не могла оставаться равнодушной. Даже самая незатейливая мелодия способна поглощать все мое внимание. Единственное, что я могла совмещать с музыкой - рисование. Но и здесь звуки безраздельно руководили мной, настраивая на свой лад.
Софи слушала музыку постоянно. Половину большого чемодана, с которым она приехала в Прагу, занимали диски. Там, если покопаться, можно найти все - от гламурной попсы до классики и даже народного фольклора. Пару дней назад она засыпала меня восторженными смсками по поводу 'потрясного' концерта в каком-то 'знаменитом' джазовом клубе, где выступал даже сам Билл Клинтон. Ну, что я могла ей ответить? Конечно: 'OMG! OMG! Пищу и трепещу!'.
Зато Софи прониклась неподдельным уважением, когда я достала из чемодана старый плакат с клоуном и надписью готическим шрифтом - 'Lacrimosa' .
- Не знала, что ты такое любишь.
- Иногда.
Я все еще расчесывала волосы, пытаясь придать им сколько-нибудь приличный вид, когда незаметно подкралась Софи. Розовые динамики обнимали ее шею, а провод путался где-то в пижамных штанах. Она застыла на пороге и, серьезно спросила.
- Нади, скажи все-таки, что с тобой не так?
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, ты совсем не похожа на наркоманку.
- Это вы придумали. Я никогда подобных заявлений не делала.
- Тогда где ты проштрафилась? - Она села на ботник и подтянула колени к подбородку. - Я до конца не верила, что родители отпустят тебя в Прагу совершенно одну.
- Они обещали приехать через неделю и провести здесь свой двухмесячный отпуск...
- О-ла-ла!.. - Софи поморщилась. - Бедняга! Но все-таки?..
Я отложила расческу. Мне и самой давно хотелось с кем-то поделиться своей историей. Память, словно четки, перебирала каждое незначительное событие тех дней.
Несколько раз я пыталась поговорить с мамой, но та категорически не желала вспоминать его. 'Думай о будущем, начни с чистого листа, выкинь его из головы, повзрослей!'. Но как забыть о том, что он сделал для меня? И как забыть о том, что я для него не сделала?..
- Да все на самом деле просто и скучно. Если коротко, я встречалась с парнем. Ну, как, с парнем... с мальчиком. Нам было по четырнадцать. Мой одноклассник. Так случилось, что мы впутались в одну криминальную историю. Очень серьезную... Достаточно сказать, что именно из-за этого нашей семье пришлось переехать. Вот и все.
- Криминальную? Вау! А тот мальчик?
- Я ничего о нем не знаю с тех пор.
- Как? Но ты пыталась?..
- Нет!
- Это из-за него? - Софи кивнула на руку.
Я пожала плечами.
- Наверное. А, может, просто хотела лишнего внимания. Ладно, давай спать! - Я подхватила полотенце и пошла в комнату.
Софи молча скользнула следом, улеглась и выключила свет.
Вопросы подруги взбудоражили, подняли со дна души муть, которая и без того не хотела улечься.
'А что тот мальчик?..'
Все попытки узнать о его судьбе после тех роковых событий казались теперь смехотворными, детскими. Стыдная правда заключалась в том, что я сдалась, быстро и просто. Перестала сопротивляться обстоятельствам и тирании родителей. Я плыла по течению своей новой размеренной, безопасной, бестолковой жизни. Но за три года никто и ничто так и не смогли заменить его. Я чувствовала, что должна попытаться еще один последний раз, пока не приехали родители и не сорвали со стены в коридоре зеркало.
От кровати подруги доносилось мерное посапывание. В любом случае, ждать дольше невыносимо. Я тихо поднялась, прошмыгнула в коридор и зажгла верхний свет. Несколько секунд прислушивалась, не спросит ли Софи, зачем я включила свет посреди ночи. Но та, кажется, уже смотрела свой десятый сон.
Я погружалась в отражение лишь однажды, но, казалось, нет ничего более естественного. Стоило подойти вплотную к зеркалу, оно тут же отозвалось, выгнулось навстречу, словно старый друг желал обнять после долгой разлуки. Не было ни страха, ни сомнений, лишь нетерпение вновь увидеть привычное, родное и горячо любимое. Я переступила через раму, отбросив свое тело, как промокший плащ и, не задерживаясь в отражении коридора, устремилась в мой мир. Я вся дрожала от предвкушения вновь увидеть плавающие в бесконечности лестницы и причудливой формы переходы, нарушающие все законы физики и геометрии вращающиеся мосты и тоннели, башни, уходящие далеко за облака с бьющими из окон водопадами, мою площадь с розовым фонтаном и, конечно же, двери. Сотни излучающих нежное свечение дверей. Я ворвалась в зазеркалье и...
Глава 3
Наша группа абитуриентов-архитекторов высыпала из вагона трамвая на каменную мостовую набережной. Шествие возглавлял совсем молодой преподаватель Матеаш. Гуськом мы пересекли проезжую часть в направлении маленького скверика напротив того самого необычного дома. Софи охарактеризовала его, как 'Сто процентов надо посмотреть!' Подруга, в отличии от меня, всерьез была настроена поступать в академию. У нее глаза загорались, когда начинала рассуждать об экоустойчивой архитектуре.
Оказавшись на зеленом пятачке, мы с Софи приземлились на ступеньку постамента какому-то известному только местной публике деятелю и начали доставать из сумок принадлежности для рисования. Матеаш тем временем распинался об истории и архитектурном стиле здания, выдавая давно заученный текст. Он заметно нервничал и поминутно дергал себя за жидкую бороденку.
- Напротив вас располагается так называемый Танцующий Дом - яркий представитель деконструктивизма. Этот стиль являет собой деформацию стандартных строительных конструкций до максимальной необычности. Кривые формы вызывают легкое головокружение, кажутся нескладными и создают иллюзию движения. Однако достаточно лишь приглядеться внимательней...
- Какой он нудный, - шепнула я Софи.
Она возмущенно фыркнула и посмотрела на меня своими ясными кукольными глазами.
- Да ладно! Смотри какой он милый. Так старается! И все еще волнуется, хотя мы уже три дня с утра до вечера вместе по Праге болтаемся. Я бы с ним замутила...
- Тебя послушать, ты бы с каждым вторым замутила.
- Конечно! А ты думаешь, зачем я сюда приехала?
- Мне казалось, ты обожаешь архитектуру.
- Одно другому не мешает.
Матеаш, наконец, иссяк. Теперь он залез на самую верхнюю ступеньку постамента и чуть повизгивающим голосом озвучил наше задание на сегодня:
- Я предлагаю зарисовать общий план здания, а потом сосредоточиться на одной конкретной детали и хорошенько ее проработать.
Мы принялись за дело. Софи старательно вычерчивала 'элегантность и красоту кривых линий'. Мне хватило десяти минут, чтобы заскучать. Еще и сели мы на самом солнцепеке. Я сделала небрежную зарисовку архитектурного шедевра, наскоро набросала пару кривых окон и сообщила Софи, что хочу сменить ракурс. Спрятавшись в тени памятника, начала рисовать своих одногруппников.
К концу второго часа у меня уже собралась полная коллекция. Два парня из Швеции, Эрик и Ларс, сидели спина к спине, держа на коленях альбомы с жесткой основой. Один левша, другой правша. Очень удобно. Можно время от времени тайком браться за руки, не оборачиваясь и не прекращая рисовать. Такими я их и изобразила. Потом Мария - альбиноска из Германии, болтливые итальянцы - Энзо, Зигии и Марио, ужасно скромная Мина из Марокко, и последняя композиция - Софи, и ее тайный воздыхатель Франсуа из Парижа. Кажется, он втрескался в мою подругу с первого взгляда.
Вчера я намекнула, что кое-кто из нашей группы оказывает ей знаки внимания. Софи метнула заинтересованный взгляд, но тут же отмахнулась. Франсуа попал в немногочисленную компанию парней не в ее вкусе. Хотя с нее станется и передумать. Ведь у Франсуа было явное преимущество, он говорил по-французски.
Не удивительно, что мой Танцующий Дом оказался хуже всех. Даже итальянцы умудрились детальнее проработать рисунки. Хотя они, кажется, занимались делом не дольше меня.
- Ну что ж, ребята, сейчас у нас будет перерыв, - объявил Матеаш. - Можете пообедать и отдохнуть. Встречаемся в пять у метро Малостранска. Оттуда все вместе идем на Пражский град . Продолжим там.
Мы с Софи собрали вещи и отправились на поиски недорогой господы. Так здесь называли маленькие ресторанчики, в которых обычно обедали местные. Мне понравилось это слово. От господы веяло чем-то старославянским, родным. Там всегда вкусно пахло сосисками, пивом и немного квашеной капустой. А если мимо пробегал официант с тарелкой знаменитой свичковы , я была готова проглотить язык! В господах не было и следа бельгийской чопорности с тонко-нарезанной сырой говядиной под одуванчиками в центре огромных тарелок. Такого аппетита, как в Праге, я не помнила с детства.
......
Он отдавался игре на виолончели с такой бешеной страстью, какую можно ожидать лишь от совсем молодого парня. Его черные длинные волосы метались в урагане музыки. Веки плотно сомкнуты. Губы шевелились, хватали воздух и беззвучно выкрикивали что-то надрывно яростное. Волос смычка рвался от напряжения, когда музыкант набрасывался на струны, словно желая ужалить инструмент побольнее. Тонкие пальцы летали по грифу дрожа на каждой ноте. Виолончель под его натиском неистово стонала, срывалась на визг, и в следующую секунду звучала еще пронзительнее. Создав своей игрой такое напряжение, что дальше, казалось, невозможно, парень начал выстукивать ритм ногами, заражая толпу зевак следовать его примеру. Музыкант подчинил себе всех случайных свидетелей уличного концерта. Вот и мы с Софи застряли на Карловом Мосту .
Все закончилось так же внезапно, как началось. Парень раскрыл глаза, обвел толпу случайным взглядом и вдруг отбросил инструмент. Смычок выскользнул из его рук и раскололся о камни мостовой. Парень согнулся пополам, будто от резкого спазма, и прижал руки к глазам. Его рот распахнулся, но ни звука не вырвалось оттуда.
- Пойдем! Нам пора. - Софѝ потянула меня за рукав. - Voyons !
- Подожди, с ним что-то не так...
Музыкант медленно убрал ладони от лица. Казалось, он был чем-то потрясен и выглядел настолько безумно, что зрители сразу потеряли интерес. Толпа быстро начала редеть. Кто-то кидал монеты в раскрытый футляр виолончели, но музыкант не обращал на это внимания. Он дрожал и таращился вокруг.
- Надѝ, концерт закончен. Allons!
- Но...
- Ты видишь, он не в себе. И музыка у него странная.
- Музыка замечательная!
- Ну надо же! Она в кои-то веки заценила музыку. - Софи опять потянула меня прочь. - Нас давно ждут. Скоро пять. Где мы с тобой будем искать группу?
- Bien, - сдалась я, позволяя увлечь себя в кривые улочки старой Праги.
Несколько минут мы молча бежали в сторону метро.
- Слушай, я а поняла, чем он так цепляет.
- Кто?
- Ну музыкант этот. Любое искусство привлекает внимание силой и искренностью эмоций. От этого парня просто шквал энергии прет. А музыка его - это имитация секса.
- Софи, тебе не кажется, что ты немного сдвинута на этой почве?
- А что в этом плохого? - невозмутимо отозвалась подруга.
Софи вдруг резко остановилась и выпустила мою руку.
- Eh, merde! - Закричала она. - Мерзавцы!
- Что случилось?
- Порезали! - Она начала шарить в своей огромной сумке. - Eh, voilà! Нет кошелька и Nokia пропала. Совсем новая. Черт! Черт! Черт! - Софи бросила сумку на тротуар, уселась рядом и спрятала голову в коленях.
- Ну перестань, - я присела на корточки рядом. - Может быть, еще проверишь? Твоя сумка, как черная дыра. В ней не первый раз пропадают вещи.
Софи еще раз залезла в сумку и принялась выкладывать на камни мостовой ее содержимое. Выудив фотоаппарат, она многозначительно посмотрела на меня. Нашла косметичку.
- Ну хоть ее не украли, - проворчала Софи, доставая оттуда паспорт и личное удостоверение. - Придется звонить в банк и блокировать карточки!
- Не переживай, у меня достаточно денег. Протянем как-нибудь, пока все не уладится. Тем более, мои скоро приедут.
Подруга посмотрела на меня глазами грустного котенка и хлюпнула носом.
- В кошельке был талон на двадцатипроцентную скидку в Zara . Я как раз присмотрела себе там юбку! Что я теперь скажу родителям? - запричитала Софи, поднимаясь с тротуара и отряхивая джинсы. - Они не поверят, что меня обокрали. Подумают, я напилась до беспамятства и потеряла кошелек и телефон.
- Ну с чего бы им так думать? - Я поправила ей волосы, и мы зашагали к метро.
- Потому, что в прошлый раз именно так я их и потеряла. Меня предупреждали, на мосту надо быть внимательной. Не заглядываться по сторонам. Мне говорили, что здесь полно карманников. И все из-за этого музыканта! А он симпатичный, да?
Я только покачала головой в ответ.
Как я завидовала ее способности легко отпускать неприятные моменты.
- И не просто симпатичный, он прямо жуть какой красивый! Я бы с ним замутила, не будь он психом.
- Почему ты так думаешь?
- А ты видела его глаза?
- Что не так с его глазами?
- Они у него фиолетовые! Или нет! Как называется этот цвет? - Она остановилась и посмотрела на меня. - Такой ядовито синий.
- Ультрамарин?..
- Точняк! Никогда таких не видела.
- Ты уверена, что глаза у этого парня были цвета ультрамарина?
- Э-э?
- Скажи, ты уверена? Ты точно видела?
- Ну, не знаю, - она остановилась. - Ннаверное, все-таки показалось. Таких глаз не бывает. Может, солнце так упало?
- Мне надо вернуться!
- Что? Куда?
Софи схватила меня за руку.
- Мне нужно вернуться на мост!
- Зачем?
- Я должна еще раз увидеть этого парня.
Вдруг это он!
- Ты сдурела?! Чтобы меня там еще раз ограбили? И потом, мы совсем опоздали, - она вскинула руку, показывая на часы.
- Нет, ты иди, а мне нужно вернуться.
- Eh, merde! Ну как я тебя оставлю? Пошли искать твоего сумасшедшего.
Я помчалась назад. Софи еле поспевала за мной.
На мосту странного музыканта уже не было. Его место занял продавец с лотком бижутерии.
Глава 4
В зале библиотеки пахло пылью. Воздух был абсолютно неподвижен, как будто время в этом огромном помещении остановилось так давно, что никто уже и не вспомнит, когда. Потемневшие корешки фолиантов слились в монолит. Книги растворились сами в себе. Старая библиотека напоминала богато украшенный, вызолоченный изнутри склеп, где вечным сном спят книги.
Нашу сбитую группу провели в глубь помещения, шагов на двадцать-тридцать. Дальше идти не разрешалось. Лучи света из редких окон прорезали мутное пространство. Чудилось, стоит их задеть, сработает сигнализация.
Матеаш торжественно пробормотал задание. Мы расселись на раскладные стулья и принялись рисовать, кто сводчатый потолок, кто старинную лестницу ко второму ярусу стеллажей, кто длинную перспективу полок с деревянными спиральными колоннами.
- Нади, дай мне точилку, я свою потеряла, - попросила Софи.
Вечно она все теряла, а к вещам относилась, 'как к вещам'. Вчера, выронив мою любимую ручку из окна, она заявила: 'А, забей! Это ж не твой друг, а всего лишь ручка.'
А если они и вправду мои друзья?.. Ну как ей объяснишь?
Я нехотя порылась в пенале.
- Держи. Только верни потом, у меня больше нет.
- Зануда.
Софи старательно крутила карандаш в точилке.
- Ты соришь, - зашептала я.
- Да и ладно, - отмахнулась Софи.
- Ты знаешь, сколько этому полу лет?
- Не знаю и знать не хочу!
Она взялась за новый карандаш. Стружка опять полетела на пол.
- А я тебе сейчас скажу.
Я отложила альбом, нашла в сумке рекламную брошюрку.
- Клементинум - комплекс барочных зданий... бла-бла-бла... Где это было? А вот: Библиотека в барочном стиле создана в 1722 году. То есть ты мусоришь на пол, которому почти триста лет! Этот пол даже туристы не топчут.
- Зануда, - повторила Софи, но все-таки начала собирать очистки. - И куда их теперь?
- Давай сюда, я все равно в туалет собиралась.
Софи высыпала мусор мне на ладонь. Я встала и тихонько направилась к выходу.
- Нади, - я оглянулась. - Принеси чего-нибудь попить.
- Здесь пить нельзя!
Вдруг я наткнулась на что-то спиной. Я резко повернулась и увидела огромный глобус. Тот пошатнулся, накренился и начал падать. Я схватилась за раму и попыталась его удержать, но он был слишком тяжелый. На счастье подоспел Зигги. Вдвоем мы кое-как водрузили глобус на место.
- Спасибо, Зигги! - выдохнула я.
У нас обоих дрожали руки.
- А знаешь, сколько ему лет? - послышался издевательский голос Софи. - А я тебе скажу. Небесный Глобус 1725 года... бла-бла-бла.