Коль небом не дано чего хочу,
Свершить не суждено чего хочу,
Коль свято всё, чего желает небо,
То значит всё грешно чего хочу.
Омар Хайям
I:
Пластилиновое солнце ухмыльнулось свысока.
Люди толпами шагают по таким же городам.
Пластилиновая жизнь скоротечна, коротка.
Эта ноша не по силе пластилиновым горбам.
Пластилиновые люди тащат здесь свои кресты.
Пластилиновые бусы мечутся у рыл свиней.
Пластилиновая жизнь, пластилиновые сны.
Пластилиновому сердцу всё больнее и больней.
Нас когда- то всех слепили без проектов, чертежей.
Обделили содержаньем, ведь как- то форма нам нужней.
Оно здесь нам всем не нужно,
Оно нам здесь для просто так.
Для кого- то мы - игрушки, для нас самих - кривой партак.
Поживём мы и засохнем, как засохли праотцы.
Свою судьбу менять не будем, совсем не мы её творцы.
Не останется людишек в пластилиновых дворах.
И навек заснём мы все в пластилиновых гробах.
II:
Опять от лампочек холодно, от тех, что в парадных.
Снова современные неандертальцы
Лезут и лезут, тыкают в экраны пальцами.
Снова хотят что-то, кому-то, где-то, когда-то.
Суета вновь течёт с проводов электрических,
От неё, походу, все мы и помрём,
А совсем не от битв, закалившись огнём,
И не от кентов, со всех сторон облепивших.
Всем уже всё равно, кто над ними - Иисус или Кришна,
Самое главное - дизайн и стиль.
Желательно ещё на дедлайн найти сил,
Если дожить до него мы успеем, конечно.
III:
Вместо решеток в темнице сырой
Траурный блеск евроокна.
Вместо рубашки смерительной
Узкого кроя
Стигматы дэдлайнов и лени стена
Тролейбусы - черти своими рогами
Проложили безысходности путь.
Пассажиры чёрными своими глазами
Впитали мёртвого света ядовитую ртуть.
И течёт здесь так время без перемен,
Без мечты, без амбиций, без новых вестей.
Уже больше десятка потопленных лет
Живёт поколенье беззубых людей.
IV:
Солома под шляпой застилает глаза,
Те, что пуговицами были когда-то.
Во благо колосьев когда- то распятый
Мешочек на палке щекочет закат.
Смена его подходит к концу,
Солома совсем задубела внутри.
И улыбка из ниток, что ему не к лицу
В попытках согнуться от боли горит.
Когда-то сказали, что враги его - птицы,
Те, что над миром парят беззаботно,
Однако друзей назначить забыли
Тому, у кого при рождении отобрали свободу.
Для птиц он как Ктулху,
Что торчащими злобными нитками
Зовёт в беспросветную хтонь.
Для людей же он шут,
что шатаньем нелепым
Приносит пользу порой
Его крест это палка, что держит его,
Так же как шляпа и солнце над головой.
И знойным летом, и беспощадной весной
Ему грустно без друга бывает порой
V:
Руки людей помнят лишь тот молоток,
Чей клин приложился к затылку весны,
Чей хлёсткий удар, что якобы был от души,
Добил её и спустил в памяти люк.
И этот звенящий, зловещий "тюк"
Выбил из голов наших мечты,
И тут уж кричи - не кричи,
Ворчи - не ворчи,
Мы сами, конечно, грешны.
Ведь каждый из нас куёт своё счастье якобы для души,
Причём тем молотком, чей клин
Вонзался в затылок весны.
VI:
На фоне красно-серых туч, что окрашены закатом
В старом городе одном кое- что было за кадром.
Под брусчаткой площадей, и под праздностью плакатов
На наших улицах родных запах зазвучал распада.
Вот к примеру на одной проживал орангутанг,
Он с опасной бритвой прыгал по зажиточным домам,
Он хватал людей за горло и с яростью быка
Расчленял людишек вялые и бренные тела.
А вот допустим на реке, где бывало гаже
Жило чудище здоровое, и бывало даже
Выплывет из речки и щупальцем херачит
Тех кто как-то не успел в него поверить раньше.
Здесь зависают по ночам крылатые горгульи,
На соборах православных они свешивают ноги,
А панельки, как одна, номерами обрисованы,
Это, кстати, вурдалаки предлагают нам работы.
В общем здесь всё как везде, что посеяли пожнали,
Благородны лишь вампиры, да и тех волки сожрали,
Из хорошего надежды здесь, только и всего.
Когда в реальность к нам придут?
Никогда, oh nevermore.
VII:
Полумесяц скосил звёзды на небе,
И они летят нам на грудь.
А мы на задворках цифровой эпохи
Лежим в тишине.
Какая разница, где мы с тобой
Тянем руки к вершине,
Если нам помешают в какой- то момент
Свою линию гнуть?
Нам не милы ни фильмы, ни книги,
Если цитат из них нет на стене
Того самого падика, где по чьей- то вине
В горло вливались литры портвейна.
Не нужна нам жизнь про которую рифма
Не сложилась под рёв дешёвых гитар.
Если нет удовольствия в этом мире
Ты не затанцуешь под ритмы литавр.
Так давай же тогда лежать дальше
На задворках цифровой эпохи.
Если звёзд, что на небе, не поймаем мы больше,
Значит нам не нужны эти рёбра.
VIII:
Что- то в смерти не везёт,
И червы рученьки не тянут,
И вместо солнца будто- бы
Взойдёт фонарик.
И тот наш город золотой,
Что под небом голубым
Давно зверьём был обделён,
И без золота оставлен.
И шум гитар не так уж звонок,
И вкус вина не так уж сладок,
А часы, что что- то значили,
Теперь лишь цацка.
Уже сгорели все мосты,
И пороги всех машин прогнили,
И вечерние огни
Уже достали.
Мы с тобою всё равно
Сидим вдвоём и пьём вино
Под рёв гитары вместе ждём
Свою свободу.
И несмотря на тик часов,
Что давно ничто не значит.
Мы ждём вдвоём хотя бы
Проблески удачи.
IX:
И вот лежу я на кушетке.
Солнце для меня всего-лишь свет от лампы.
Лежу я, как кусочек торта на фуршете,
И надо мной голодный патологоанатом.
Меня зарежет он с пристрастием,
Я ведь для него не тело даже.
Я для него лишь непокрашенный снаряд,
Я лишь продукт, что сам по себе не важен.
Важны лишь лёгкие, желудок и печёнка,
Почки можно выгодно продать,
Баночка ждёт мозг, что на клеёнке.
Ему ещё придётся студентов попугать.
Меня давно уже здесь нет.
Здесь есть лишь безжизненная плоть,
Что когда-то там давно пыталась жить.
И что в итоге?
А в итоге всё ваше солнце- лампа,
Под которой каждому суждено прогнить.
X:
Мою жизнь написала нейросетка.
Какой мудак задал параметры, я без понятия.
Наверное такой же житель бетонной клетки,
Страдающий от алкоголизма, шизофрении или просто искажённого восприятия
Я представляю из себя всего лишь код.
Набор единbц и нулей,
Как и весь остальной скот
Что валяется пьяный посреди аллей.
И этот текст набирает не человек, а программа,
То что вы видите должно было выйти в свет.
Только вот непонятно кому это надо,
И кто вообще придумал весь этот бред.
Мозг - это всего лишь библиотека файлов,
А органы лишь драйвера под них.
Тогда зачем вообще придумали чувства?
Выглядит это как краш на windows xp.
Форматнутся бы нахуй с этого сервака.
Здесь железо давно устарело.
Раствориться бы мне таблеткой в стакане,
И путешествовать по метавселенным.
XI:
Мои мысли перебьёт
Стая перелётных птиц,
Что под заморозки смылись,
И хлопки моих ресниц,
Словно философский камень,
Сделают меня живым.
И под утро я, не видя граней
Маршрутом полечу кривым.
А пока что в серых стенах
Сидеть под крики воронья
Потолок мой белый холст,
На котором снова я
Зрачками нарисую парк,
Акварелью что в мозгах,
И те самые качели,
Где ты и я в смешных носках.
XII:
Снова звёзды за окном
Убегают от меня.
И я пошлыми стихами,
Что про тщетность бытия,
Сублимирую проблемы,
Что тянулись с января
Две тысячи какого-то,
Что душили без тебя.
Назад бы мне вернуться,
Когда всё было не зря.
Когда с пивом, что по скидке,
Опьянила нас заря.
Когда поэт, что на Арбате,
Если честно говоря,
Неумело и без такта
Пел мне песни про тебя.
И остаться б мне тогда,
Без амбиций, но с мечтой,
Чтоб у колеса фортуны
Не ломались спицы вновь,
И чтобы снова заиграл
Тот на Чеховской скрипач,
Чтобы грусть вся уходила
После фразы: "Да не плачь"
А пока что, звёзды за окном
Убегают от меня,
И те буквы, что сейчас
Из электронного пера
Выявляются на белом
Документе бытия,
Я надеюсь, что сейчас
Тебе лучше без меня.
XIII:
Лишь водка и мой кашемировый свитер
С картинами, что написал пролетарий
Сможет согреть моё бренное сердце
На зло внешнему миру треклятому.
Я буду сидеть и смотреть на обои,
Если окно не покажет мне солнечный свет.
А рисунки на стенах танцевать будут с болью,
Что отдастся в виски мне в ответ.
А на утро снова проживать эту жизнь,
Что подарили когда-то насильно.
И будет казаться, что я вечный должник,
Правда, сколько я должен спросить не успею.
XIV:
Смеяться когда плакать хочется,
И плакать когда пробирает на смех.
Снова в бессоннице встретить рассвет
И продолжать быть жертвой своего же отрочества
Так живём мы с ранних лет,
Мимикрирующие симулякры,
Никогда на нас не работали клятвы,
А мы их давали друзьям в ответ.
И холодный как морозилка омлет
В попытках согреть наши желудки
Снова заполнил тот промежуток,
Что завтраком называем мы век
А под хлопанье ваших век
Я пританцую ближе к обочине,
И мне, если честно, не очень
По нраву иные обстоятельства дел
Законсервировался, как и хотел,
И не вылезу больше из банки,
И, если честно, мне и не надо.
Живите, как жили, а я полежу в маринаде
XV:
Поэзия умерла вместе с прохожими,
Которые в бессилии передвигают конечностями,
Похожие на слонов с тонкими ножками,
В надежде окунуться в счастье,
А не забыться в вечности.
Энергетики как батарейки дюрасел,
А презерватив как чекпоинт.
Одно даёт эффект плацебо,
А другое карт-бланш на убийство живого
В угоду остальным источникам дофамина,
На которые они работают, как стахановцы,
Чтобы потом слиться с формалином,
Чтобы не было без них причин оставаться,
Чтобы от поэзии остались
Лишь царапины на парте, и этот стих,
Чтобы в какой-то момент не было больно расстаться
С тем, кто в коробочку к тебе проник.
XVI:
Снова вагон пассажирского поезда
Расчленит меня воспоминаниями.
Окна запотеют, не дадут мне отвлечься,
Прорезать в нём дырку нет смысла.
Это была высшая степень моей сублимации.
Мне не надо ни сиг, ни вина,
Ни стихов, ни авиаций.
Хочу я обратно в лето,
Хочу лишь в плацкарт
С тобой обниматься.
Хочу обратно в июль,
Чтобы тёплый до дрожжи дождь
Заставил меня улыбаться,
Или чтобы он смыл меня нахуй,
Чтобы друг другу мы не достались.
Хочу утонуть в глазах твоих голубых,
Снова хочу пренебречь дистанцией,
Хочу, в общем, снова любить,
А не пытаться.
Но вот я выхожу,
Солнце выколет мне глаз с пристрастием,
Поеду туда, где снова сольюсь
С прокрастинацией,
И снова в зимний морозный вечер
По подъездам таскаться,
В руках пачка сиг, пинта пива,
Тетрадь со стихами
И жизнь в прострации.
XVII:
Не умею я быть весёлым.
Это искусство мне не подвластно.
Не умею я смехом мир оглушать
И выходные жить праздно.
Не умею я жить без тревоги,
Хоть заставляйте, хоть тащите на плаху.
Шуту не дано задеть за живое,
Не все переживут палату.
И любить я тоже пытался,
И у меня как-то не вышло,
Хоть и весёлым я быть старался,
И она срывала мне крышу.
Но удары её столь хлёсткие
Не сумел я удержать.
Наслаждение от курения
Заставляет тяжелее дышать.
Не умею я веселиться,
И учиться, пожалуй, не стану.
На кой ляд атеисту креститься?
Зачем нужно мнение стаду?
Я лучше снова побуду один,
Или настроение вам испорчу,
Потому как умею писать я стихи,
Но веселиться- нет, уж точно.
XVIII:
Не люблю чёрный цвет.
Ни в одежде, ни в небе над головой,
Но почему-то как крест
Я вынужден таскать его за собой.
Не люблю чёрный цвет.
Но раньше не был он так отвратителен.
Сейчас он вызывает лишь страх и гнев,
Хотя раньше был он пленительным.
И как же радуюсь я
Неподкупной, детской радостью,
Когда снежинками белый кружится
Над всей этой чёрной гадостью.
Но печалит меня одно.
В жизни слишком часто бывает,
Что вокруг тебя лишь чёрное полотно,
А снежинки на нём быстро тают.
XIX:
Я привык встречать рассветы под грустные мотивы,
Протирая красные от усталости глаза,
Просыпаться каждый день, как-будто не ложась,
Откладывать на завтра, что не сделал я вчера.
И снова пресловутая баночка от кофе
Наполнится окурками до ёбаного дна.
И под вечер, когда остатки сил закончатся
В клетке без решёток доживать остаток дня.
И вокруг меня опять не будет никого,
Ни одного знакомого лица.
И в конце я осознаю, что это лето кончилось,
И я его прожил не отдохнув ни дня.
XX:
Прокуренная сладким дымом комната
Вертится вокруг оси.
Какая-то дрянь просит водки,
Вверх-вниз дëргается курсив,
Который находится у меня в голове,
В мыслях,
Который просит меня: "Уходи,
Слейся
Останься с самим собой,
Оставь яд недопитым
Тут ещё много таких миссионеров,
Как ты
Готовых убиться порой
Всяким дерьмом из алкоторг-корыта. "
Я ухожу,
Убегаю,
Вылетаю отсюда нахуй,
Как поезд дальнего следования,
И мой палец пишет набор каракуль,
Буквы на клавиатуре преследуя.
Написал что-то, и вроде как легче.
Голова не кружиться уже совсем.
На улице давно не вечер,
Но спят далеко не все.
Дом мечтателей смотрит золотом из окон,
Сгнивших от пережитых лет.
И это значит, что потеряно далеко не всё.
Но, к сожалению, многого уже нет.
XXI:
Я устал просыпаться от шума полицейских мигалок
Вставать, чистить зубы, садиться за комп,
Сидеть, Видеть в чашке от кофе осадок
И ожидать, когда в голове лопнет тромб.
Я устал ждать чуда от сообщений в вк,
Планировать куда мне идти по жизни,
Ведь я всё ещё помню, что я ленивый мудак,
И мечтатель в моей голове совершил самовыпел
Я устал от жизни при свете монитора,
О которой пел какой-то репер,
Я устал от алкоголя и запаха торфа,
Устал от жуткого тремора
Подъезд, кошки, торчки,
Прохожий, случайно забывший перцовый балончик,
Ночные бабочки, звёзды, сверчки,
Рюмка, сигарета, ножик
И многие другие образы,
Засевшие в моей голове
Свернулись калачиком, взявшись за волосы в жуткой агонии сгнили
Я устал от кругов под глазами,
Устал видеть рассветы и проёбывать закат,
Устал от портрета мужчины с усами,
Который когда-то мне был рад
Он тоже в своё время устал,
Но он много чего сделать успел.
Ну а я интернетный солдат,
До бойцов из моего отряда никому нет дела,
Так как они не сделали ничего,
Для того чтобы лепетали про них уста,
И они в скором времени все сгниют,
Как и я. И мне всё равно, если честно,
Ведь я так устал...
XXII:
Тёмной-тёмной ночью
В угольно-черном пространстве
Сидит человечек тёмный,
Укутанный в одеяльце
И ждёт пришествие,
Хотя ни в Бога не верит, ни в чудо
В связи с последними происшествиями.
Так кого-же он ждёт тогда?
Да такое же тёмное тело,
Чьи добротой налиты́е глаза
Украшают по ночам тёмное небо.
XXIII:
Тупой человек уверен всегда,
Мудрый всегда сомневается.
Очень больно на душе бывает,
Когда понял это в семнадцать.
Что чёрного и белого нет,
Есть только коричневый,
Что слова друзей- это блеф,
Что исход всегда будет трагичным.
Но нужно дальше идти по дороге из жёлтого кирпича,
Который приведёт тебя в когтистые лапы,
Которые вспорят тебе глаза сетчатку,
В лапы страшного, злого Чеширского кота.
Только он не будет как в сказке.
Конкретно тебя он будет терзать.
На лице его с прорезями чёрная маска,
А в лапах его коса.
XXIV:
Из- под белых грёз рутины,
Над моею головой,
Из- под белой паутины
Солнце вновь меня зовёт.
Чтобы время, что мне дали,
Дабы по теченью плыть,
Просто взять
И без жалости убить.
Я маньяк своих желаний,
Я духовный террорист.
Иду туда, куда не знаю,
И в ушах моих лишь свист.
Ничего совсем не вижу,
И ничего я не скажу.
Мне незачем
Искать во всём нужду.
И я довольный на качелях
Расчленяю время в такт
Тому свисту, что в ушах.
А та картинка, что в мозгах
Мне заменит все проспекты,
Все окошки в корпусах,
Где живые трупы
Рассекают впопыхах
XXV:
Давай раскурим на двоих
Сигарету парламент аква блю,
Чтобы не было сил у нас иных
Сказать заветное слово люблю.
Давай улетим с тобой на другой конец города,
Где заметим себя лишь на рассвете.
Давай воплотим в жизнь историю,
Которую могли бы рассказать своим детям.
Давай снова пошлём подальше рассвет,
Чтобы вместе встретить закат
В старой квартире, где плесень
Доросла от холодильника до потолка.
Давай, кем бы ты ни был
Улетим в своего рода транс.
Только проблема сейчас в одном.
Сейчас нет тебя среди нас.
XXVI:
Белые развалили СССР,
Красные убили империю,
А где был я в тот вечер
Ума приложить не могу.
Кто пересёк барьер?
Чьи кирзачи загремели?
Кому был в тот день подвластен ОМОН?
Что за лёд провалился под башмаком?
Почему я спал так крепко
Под предательский рёв сирен?
Почему Вавилон всё-таки пал,
И кто за колбасами в очередь сел?
Ответа я так и не нашёл,
Но чёрным маркером
На серой стене
Житель 21 века изрёк:
"Красные убили империю
Белые развалили СССР"
XXVII:
Из окна двухкомнатной квартиры в отрадном
Наблюдаю за парой, что сосётся на крыше.
Они отданы сами себе на зло ретрограду,
Они чувствуют себя всех выше.
Рассвет озарит её волосы,
А черный будто сажа гудрон
Протрёт его джинсы, и скоро в забвение
Унесётся её память о нём.
А я, словно серый кардинал,
В трениках от Адидас
Вынужден лишь наблюдать
Как созревает их жизни каркас.
И лишь открытки, купленные на барахолке
Напомнят
Всё что являлось когда-то мне солнца теплом,
И лишь в отчаянии в подушку
Остаётся мне биться чело́м.