Настроение было тревожным и унылым. Винсент, как бы сильно ни убеждал себя в собственной смелости, боялся умирать. Ему было всего семнадцать, еще вся жизнь, казалось бы, впереди и не время думать о смерти, но Винсент знал, что сегодня умрет. И думал так не без причин.
В воздухе пахло озоном, испражнениями, гарью, кровью и опасностью, тихой, как притаившийся хищник, и неизбежной, как смертоносный прыжок. Пасмурное небо, перетянутое черными дождевыми тучами, навевало еще большее уныние. А густой, похожий на дым от тысячи пожарищ, туман, что стелился по земле, окутывая со всех сторон замок, вызывал еще большую тревогу.
В тумане потерялось все: старая крепость, широкий канал рва, ровная, мощеная дорога, ведущая к браме. Исчез в белом облаке опасный поворот над обрывом, на котором мостовая резко сужалась. Туман поглотил все. И армию Империи, которая пришла к замку, в школу Алари, чтобы убивать, - тоже.
Винсент застыл на башне и, поглаживая холодный металл бомбарды*, всматривался в даль. Там, в утробе тумана, близко, на расстоянии полутора выстрелов расположился неприятель. Бесчисленные легионы Империи ожидали нового приказа к наступлению. Две атаки Винсент и верные ему мальчишки уже отбили, из ста учеников осталось лишь двадцать. У выживших не было никаких надежд на спасение, они знали: следующий бой будет последним. Для погибших он был последним еще вчера. Но выпускники не зря сложили головы, их ждет признание и слава, их подвиг воспоют менестрели, и дамы будут корить мужчин за то, что они не настолько смелы, как защитники Алари, которые стояли до конца и задорого продавали свои жизни.
Сзади к Винсенту бесшумно подошел звездочет Арвелл, с чтением лекций по астрономии совмещавший преподавательство по фехтованию, но баронет без труда расслышал даже по-кошачьи тихую поступь - обернулся.
- Идем, Винсент, - пригашающе повел рукой Арвелл: - Тебя все ждут, тебя и твоих песен.
- Не до музыки, - буркнул Винсент и вновь посмотрел в даль, где за "сковородкой"**, разрушенной еще при первом штурме, разместился враг. - Надо думать о защите. И ни о чем боле.
#Бомбарда - короткоствольное артиллеристское орудие, применявшееся для штурма и обороны крепостей в IV-VI веках.
Примечание: пушки, используемые в тексте, не совсем бомбарды - или даже совсем не бомбарды. Они являются чем-то средним между гаубицами и хуфницами. Можно их считать и бомбардами, но с лафетом и удлиненным стволом.
##Сковородка - оборонительная башня, размещавшаяся за стеной перед крепостью и не имевшая с поверхности ни входов, ни выходов. С замком соединялась подземным каналом, часто ведущим через ров, и служила дополнительной защитой при штурме.
- Не скажи, - возразил учитель. - Сейчас мальчикам нужна вера в свое дело. Уже не секрет, что мы погибнем...
- Мы знали, что умрем уже тогда, когда оставались.
- Да, - кивнул звездочет и положил руку на эфес эстока, будто, услышав слова о смерти, почувствовал опасность и собирался с ней бороться. - Но мальчики ждут не только песен. Они ждут, чтобы ты принял их клятву и подтвердил ее "кровью".
- Хорошо, - сдался Винсент, смахнул с бомбарды капли воды, выступившие из-за тумана, и поспешил в общий зал, где его ждали двадцать парней, умудрившихся уцелеть в двух сражениях.
- Твоя лютня, Винсент, - протянул баронету шестиструнную виуэлу Саймон, баронет из Ридри. Винсент, уставший напоминать, что виуэла и лютня - не одно и то же, смолчал и взял ее в руки.
- Сыграй, - попросил извечно хмурый, как сегодняшняя погода за донжоном, Дик, самый старший из собравшихся, разумеется, за исключением учителя Арвелла.
- Сначала клятва, - решил не тянуть Винсент. - Песни и вино - позже.
- Последний пир, - с грустью протянул Иллин.
- Никогда еще не умирал пьяным! - ухмыльнулся никогда не унывающий Дакот.
- Клятву, - напомнил Винсент.
Дик, руководствуясь тем, что он старший, а в Аббадоне, по законам войны, при посвящении титулы не играют роли, первым подошел к баронету, сел на одно колено и, склонив голову, стал нараспев читать клятву:
- За "Замок Поднебесный" - Алари - отдам и жизнь, и смерть. Во славу и честь Его умру и воскресну, чтобы мстить и быть отмщенным. Клянусь.
- Клятва принята, - доставая из ножен шпагу, подаренную первым учителем и наставником, сказал Винсент и сталью прикоснулся к левому плечу Дика, потом - к правому.
Следующим, кто поклялся, был коренастый и широкоплечий Саймон, за ним - весельчак Дакот, Ирван и его брат-близнец Ирвин, Валентин и Олег из Руквацких земель, Вацлав из Ригии, раскосый, с примесью ингойских кровей Арвэй, смуглый Рафаш откуда-то из южных областей, бледнокожий Айвон из Северной окраины, после - молчаливый Вирт и начитанный Пичул, наконец, Дикий Сокол - Эйнвар, а за ним Эдвард, Рик и Ривон - сыновья-погодки слирвецкого графа Аргона, и последним - самым младшим - был сантиментальный Иллин.
- Клятва принята, - в последний раз проговорил Винсент и уже дрожащей от усталости и напряжения рукой опустил шпагу на плечо Иллина.
- Теперь песни и пляски, - обрадовался Дакот и взял в руки черный кубок, из которого уже больше пяти веков по древней традиции пили все, кто вступал в Братство Алари. Саймон с энтузиазмом подхватил идею Дакота и щедро наполнил кубок красным вином, символизирующим кровь, испив которую все поклявшиеся станут кровными братьями. Винсент поморщился, вкус вина он ненавидел с детства, с тех самых пор, как отец в приступе пьяного гнева избил до смерти мать. Вино он пить не собирался, поэтому, чтобы не возникло лишних вопросов, почему он не радуется с остальными, баронет удобнее перехватил виуэлу, заиграл и запел:
Последний пир еще не побежденных,
Последний пир, а "завтра" уже нет.
По кругу черный кубок обреченных,
А впереди кровавый ждет рассвет...
Допеть Винсенту не дал гул выстрела и удар, прокатившийся по крепости и заставивший пол содрогнуться. Баронет ненавидел, когда его пение прерывают, но сейчас забыл об этом.
- Златобрюхие! - слишком поздно предупредил ворвавшийся в пиршественный зал Арвлелл.
"Удар пришелся в донжон - отметил для себя Винсент. Центральная крепость несколько раз содрогнулась от новых ударов. Били навесом. - Враги уже рядом. Проморгали!.."
- Арвелл и Аргоны - к браме, Дик и Иллин со мной, Саймон и Докот на правую башню, Вацлав и Арвэй - на левую, остальные - на стену, - быстро раздавал приказы Винсент, краем глаза замечая, что Докот еще успевает на ходу допить вино, а Иллин с испугом в глазах ищет потерянный пистолет.
Оборону приняли быстро, уверенно, но к тому времени, когда защитники оказались на местах, имперские войска уже успели зацепить крюками мост и при помощи мулов оттягивали его, открывая доступ к воротам.
- Проклятье, - выругался Винсент, поджигая стержень и засовывая его в запальное отверстие бомбарды.
Грянул выстрел.
За ним, с задержкой в секунды, еще два - стреляли мальчишки с правой и левой башни. Запели аркебузы. Тонко, надсадно. Легионеры не стреляли - помнили по первым двум штурмам, что их каменные пули не долетают до высоких стен Алари. Зато по имепрцам мальчишки стреляли без труда - скорость пули возрастала за счет падения. И все же маломощные ружья били слишком слабо, чтобы пробить кирасы златогрудых***, почти не наносили нападающим урона.
### на кирасах легионеров на фоне императорской тиары, символизирующей власть, изображался золотой грифон, стоявший на трех лапах, а в четвертой державший меч-кацбальгер, символизирующий силу и единство Легиона.
- Додумаются ли взяться за луки? - судорожно размышлял Винсент, стреляя из бомбарды. Каменное ядро унеслось далеко за спины имперцев, исчезая в тумане. Баронет искренне надеялся, что попадет по пушкам врага, понимая все же, что последний резерв удачи он и его ребята уже исчерпали и на случай уповать глупо. БОльшие надежды Винсент оставлял на картечь, которая лежала в тряпичном мешке поверх ядра.
Картечь разлетелась далеко окрест, щедро раздаривая смерть. Мулы, в которых пришелся второй залп из центральной башни, с десятками ранений попадали наземь. Толстые плетеные веревки с крюками на концах, при помощи которых тягачи выламывали мост, бессильно обвисли, но уже наполовину опущенный подъемник не спешил возвращаться на исконное место - механизм заклинило. Кто-то из имперцев потянул канаты, пытаясь человеческой силой заменить мула. Что самое удивительное у него это получилось - подъемные врата поддавались. Другие легионеры закинули кошки и уже ползли по стенам, некоторые опустились на мост и закладывали его камнями в мешках, которые подавали им скопившиеся у рва легионеры - утяжеляли края моста и заставляли его опускаться быстрее. Имперцы действовали уверенно, без суеты, сегодня они подготовились лучше, чем раньше. Но и на этот раз без потерь у них не обошлось.
Саймон и Дакот, заправляющие в правой башне, уже обучились артиллеристской стрельбе: пока Саймон трамбовал порох в стволе, Докот заряжал ядра и укладывал мешки с картечью. Затем Саймон засыпал порох в запальное отверстие, и аларийцы вместе подпирали казну бомбарды бревнами, после чего Докот поджигал. Длительный казалось бы процесс занимал у ребят не так много времени, сказывалась недолгая, но продуктивная практика. С их стороны залпы звучали на порядок чаще, чем с левой башни, но и Вацлав с ингойцем-полукровкой зря времени не теряли, скорострельностью их бомбарда не уступала гаубицам и мортирам имперских канониров. И били аларийцы куда точнее. Каждый выстрел картечи снимал жатву в несколько десятков легионеров. Картечины убивали редко, но калеками оставляли многих. И часто. Аларийцы не утруждали себя культурой войны, заряжали квадратные картечины, которые труднее извлекались из плоти и наносили более тяжелые ранения.
После каждого выстрела, когда пороховой дым хоть чуточку развеивался, плац перед крепостной стеной представал кровавой картиной, полной боли и ужаса. Воины Империи стонали, тщетно пытаясь закрыть рваные раны и сдавить пробитые артерии - кирасы спасали далеко не всегда и не всех. Некоторые имперцы плакали, стоя над мертвецами, или сами умирали, истекая кровью, остальные - уже лежали бездыханными.
Но это не остановило легионеров. Смерти побратимов только разожгли в них жажду убийства, ведь имперцы знали, что против них ученики, мальчишки, а не настоящие воины, да и в живых аларийцев осталось не так много. Легионеры рвались в бой.
Не зря ели свой хлеб и имперские артиллеристы. Они стреляли навесом, метя в донжон, и, что прискорбно, попадали. Бить по стенам не решались - не хотели задеть своих, и то радует. Винсент встрепенулся, когда над головой - подозрительно низко - пролетело ядро, и проводил его взглядом. Ядро проделало новую дыру в стене донжона, верхняя кладка посыпалась. С каждым новым залпом внутренняя крепость все больше напоминала руины. Но Винсента это не заботило, он сомневался, что придется отступать, скрываясь за стенами донжона - хоть бы на стене и в башне продержаться достаточно долго.
Выбросив из головы не своевременные мысли, баронет склонился над мешком пороха и чуть не заплакал от досады. Если те мешки, что лежали сверху, еще не успели поддаться влажности, пришедшей с туманом, то те из них, которые прилегали к стене, отсырели и были непригодны для стрельбы. Сухого пороха не осталось.
- Только не сейчас, только не сейчас... - молил Винсент, поднимаясь и засыпая влажный порох через казну в ствол. - Дай залп, дай залп, дай... дай... - молил он, трамбуя, наполняя запальной резервуар, поджигая. Поджигая вновь, вновь и вновь... вновь и вновь.
- Прекрати, - отдернул его Дик. - Не трать напрасно время.
- Всевидящий против нас, - содрогнулся Винсент, прекращая мольбы.
С правой башни донесся гул выстрела - изобретательный Саймон догадался факелом прогреть мешок с порохом, прежде чем заряжать бомбарду. Винсент проклял себя за совершенную глупость - теперь сырой порох не выковырять из дула, он уже прилип к стенкам и на отчистку уйдет слишком много времени. Его бомбарда, самая крупная и опасная для врага, теперь безнадежно испорчена. От самобичевания Винсента отвадил посмертный крик, прозвучавший одновременно со взрывом, в мгновение ока разрушившим левую башню. Всего мгновением назад Винсент краем глаза видел Вацлава и Арвэя, которые пытались, последовав примеру Саймона, просушить порох, а уже сейчас от башни не осталось ничего, кроме дымящихся руин и резкого теплого запаха крови и распотрошенных внутренностей.
- Проклятье! - воскликнул Иллин, глядя на разрушенную башню.
- Земля им пухом, - скорбно обронил Дик, на миг опуская взгляд.
- Укуси мой зад петух! Они взорвали себя! - испугано заметил Докот, которому центральная башня мешала обзору, и выругался совсем не по-ландграфски.
- Еще двоих не стало, - подумал Арвелл, разрежая аркебузу в узкую бойницу, вид которой выходил на плац перед Брамой.
- Не спать! - рычал, скалясь, взбешенный Винсент. - Не спать! Луки в ход!
Приказ не исполнили. Имперцы, успевшие забраться при помощи кошек на стену, обступили главную башню с двух сторон и уже проникли внутрь. Легионеры, прижимаясь к стене, проходили в глубь помещения, блокирую единственный выход.
Пришла пора рукопашной.
Баронет оголил шпагу за миг после Дика и на мгновение раньше Иллина, но ударили они все вместе. Ложный выпад, оттяжка, шаг вперед и укол. Три укола. Три трупа. Легионеры на миг задумались, оценивая свои шансы, мальчишки - паршивые, жалкие мальчишки! - слишком хорошо владели оружием. Но в башне златогрудых было втрое большое, не считая тех, что толклись у входа, поэтому они отринули сомнения и напали.
Винсент ушел назад, Дик и Иллин встали по обе стороны от него, специально занимая всю длину башни, чтобы сражаться только с тем, кто впереди и не опасаться атаки с боков. Озверевшие имперцы были слишком одурманены своей яростью и верой в собственное превосходство, чтобы правильно оценить обстановку. Они рвались в бой все, нападая втроем на одного, но от этого не получали привилегий - наоборот - мешали друг другу, из-за чего становились для мальчишек легкой добычей.
Винсент сделал шаг назад, зазывая очередного легионера, провоцируя его на глупость, а затем шагнул вправо и вперед, резким - незаметным для глаза - вольтом пробивая имперцу шейную артерию. Винсент, страстно любивший красоту и искусство, даже убивал красиво, почти изящно. Дик орудовал грубо. Держал в каждой руке по шпаге, стоял на месте, лишь покачиваясь из стороны в сторону, будто дерево на ветру, и ловко уходил от ударов, зато сам не промахивался, бил коротко, точно, не обязательно смертельно, как предпочитал Винсент, но эффективно. За первую минуту боя он уложил двоих и еще троих ранил. Труднее всего приходилось Иллину. В силу возраста он был невысок и шпагу ему подбирали по росту, что теперь играло не в его пользу. Иллин умело отбивался, но самому нападать, не рискуя быть убитым, не выходило. Винсент за него опасался и все ближе придвигался к отпрыску вельского графа, посильно ему помогая.
Первых златогрудых, которые приставили к башне лестницу и забрались с внешней стороны, заметил Дик.
- Берегись! - тяжело дыша рявкнул он, и Винсент, до сего считавший, что Дик ни капли не устал, понял, как сильно ошибался. Ближняя рубка затягивалась, и баронет опасался, что выносливости у его компаньонов не хватит, что они уже истратили почти все свои силы и сражались только благодаря данной клятве.
Дик рванулся назад, открывая свою спину. Винсент быстро, как мог, закрыл товарища и теперь сражался один против пяти - Иллину придется забыть о помощи. Дик, хмурый, как антрацитовое небо, нависшее над замком, в два прыжка оказался у края башни и сцепился с двумя легионерами, которые успели забраться внутрь. Дик, как всегда, был неподражаем в своем умении фехтовать. Ему понадобилось всего минута, чтобы убить обоих, а затем он совершил глупость, отчаянную, но отважную: он выбросил шпаги и схватился за лестницу, которая была слишком тяжелой от количества повисших на ней легионеров, чтобы ее можно было сдвинуть с места. Это его не волновало. Дик собрал все свои силы, веру и доблесть в кулак и свершил невозможное - оторвал штурмовку от края башни. Но этого было мало - лестница не падала.
Легионер, который успел подползти достаточно высоко, проткнул Дику живот, ударил в грудь и на этом остановился, посчитав, что с такими ранениями никто не жилец. Мальчишка вздрогнул. Поддаваясь слабости, сделал полшага назад, но процедил сквозь стиснутые зубы: "Умру и воскресну. Чтобы мстить. Клянусь!", и с этими словами рванулся вперед, выпрыгивая из башни, но заваливая лестницу набок, а вместе с ней и добрый десяток легионеров. Штурмовка, царапая камень крепостной стены, рухнула вниз, разбиваясь о мост и утопая во рву, смолянистая вода которого засасывала лучше трясины.
- ДИК!!! - с отчаянием выкрикнул Иллин, считавший здоровяка своим старшим братом, даже больше - отцом. Ведь кровный родитель был слишком занят политикой, чтобы уделять время сыновьям. Теперь Дик мертв. - За Братство! - взревел обезумевший Иллин и рванулся на мечи врагов. - За Дика! За Алари!
Имперцы отступили, испугавшись, но быстро перебороли страх, правда, потеряв к этому времени двоих, тех, что были слишком близко к разъяренному, сорвавшемуся с цепи мальчишке. Иллин словно забыл, что его детская, ученическая шпага слишком коротка, чтобы ей можно было уверенно сражаться, рвался вперед, круша и убивая. Теплая кровь, бьющая в лицо, скатывающаяся по клинку к эфесу, к рукам; кровь помутила его рассудок, превратила в неистового берсерка, который не обращает внимания на боль и раны. Легионеры, при всем своем желании, не могли с ним совладать, они успели нанести ему несколько смертельных ран: пробить скользящим ударом грудную клетку, боковым - перерезать шейную и плечевые артерии, а мальчик все нападал, продолжал сражаться, словно был бессмертным. Все закончилось, когда легионер ударом ноги сшиб мальчишку, повалил на пол. Иллин тут же затих, успокаиваясь, снова стал собой - спокойным и кротким.
- Умру и воскресну... Отомщу... - пообещал Иллин, глядя мутным, стеклянным взглядом в никуда. Его глаза закатились, рука разжала окровавленную рукоять, а пробитая ударом грудь больше не шевелилась. Иллин не дышал.
Винсент остался один, но он не собирался сдаваться.
- Дакот! Залп! Внутренний! - заорал во все горло баронет, и его голос, обученный пению, прорвался над шумом и гвалтом битвы, заставляя всех на долю мгновения остановиться.
* * *
Дакот услышал голос Винсигуера, но слов менестреля было не разобрать. Хотя слова были лишними, Весельчак и сам видел, что Винсенту нужна помощь. Помощь была необходима и близнецам Сен-Цеппелин, и руквацким принцам, которые сцепились с превосходящим противником на крепостных стенах. Надо было бы дать залп картечью, но мальчишки мешали.
- Задохлик, помоги, - решился Дакот, хватаясь за лафет и безрезультатно пытаясь сдвинуть бомбарду с места. Саймон, который на задохлика походил слабо и по телосложению и силе мог запросто тягаться с быком, всем весом навалился на неподвижный станок пушки, и - о чудо! - бомбарда развернулась и теперь смотрела заряженным дулом на крепостную стену.
- Хорош, Задохлик, - снова подшутил Дакот за что получил совсем не шуточный подзатыльник. - Ладно, Здоровяк, - поправился Дакот, - жди здесь. Когда нас не будет - стреляй.
- Что значит: "Не будет"? - опешил Саймон, но Весельчак его не слушал, вытащил из ножен Саймона шпагу и рванулся прочь из башни, на ходу доставая и свой эсток.
- Повеселимся! - радостно заорал Дакот, стальным смерчем вклиниваясь в ряды легионеров. Он дрался, смеясь, ликуя, и его сумасшедший, обезумевший смех казался смехом смерти. - Улыбнись! - потребовал Дакот, ударом шпаги пронзая легионеру сердце, а вольтом эстока разрезая рот. Златогрудый упал, как подкошенный, упал лицом к небу, словно смотря на него, и... его изуродованный щеки служили продолжением мертвой улыбки. - Молодцы, брюхатые, идите сюда, Дакот вас любит... - говорил безумный мальчишка и шел навстречу столпившимся легионерам, - убивать, - закончил Дакот.
- Подохни! - вскрикнул бородатый вояка со шрамом через все лицо и рванулся вперед, отделяясь от кучки испуганных легионеров.
- Освежим, - хохотнул Дакот и сделал всего один выпад. Бородач повалился наземь.
- Отец! - взревел молодой легионер, взглянув на убитого бородача и, широко размахнувшись, напал. Дакот поймал его на эсток раньше, чем златогрудый опустил меч.
- Широко размахиваешься, имперец, - процедил Весельчак и в порыве ярости вгрызся в щеку убитого, откусывая кусок плоти, после чего отшвырнул от себя труп.
- Демоны! - содрогнулся один из легионеров, отступая на шаг, но сзади уже подпирали братья Сен-Цеппелин и рукваты.
- Кто к нам с мечом пришел, тот подохнет, как крыса! - перековеркал любимое высказывание своего отца Ирван и разрядил пистолет. Одним легионером стало меньше.
- Увальни, - одобрил поступок брата Ирвин и добил последнего имперца, который стоял между ним и Дакотом.
- Отбились, - выдохнул прикрывающий спины товарищей Валентин, посмотрел на имперцев, подбегающий к крепости со штурмовками, и подумал, что первую волну они все-таки выстояли.
- Не все, - отплевываясь чужой кровью, кивнул Дакот в сторону Винсента, который уже не выдерживал натиска превосходящих врагов.
- За веревки, - решил Олег, кивком указывая на канаты, лежащие под ногами, целью которых был быстрый спуск во внутренний двор - бегать по лестницам было долго и изнурительно.
Дакот и браться Сен-Цеппелин схватились за бечевки и, опираясь о стену, спустились вниз на два человеческих роста.
Саймон, застывший с раскаленным стержнем над бомбардой, только сейчас сообразил, чего добивался Дакот, и тут же сунул стержень в запальное отверстие. Раздался выстрел картечи и легионеры, рвущиеся в центральную башню, попадали замертво. Правда, только с одной стороны стены. Саймон через смотровое окно видел мелькающий силуэт баронета, видел, как отчаянно отбивается юный Винсигуер от бесчисленных врагов, и корил себя за то, что не может помочь.
И тогда Саймон, позабыв, что Весельчак украл у него шпагу, рванулся на выручку.
- Помогите Винсенту, - приказал, забравшись на стену, Дакот и тут же сиганул на зубья крепости. Сен-Цеппелин уже залезшие обратно, рванулись Винсигуеру на выручку.
- Сен-Цеппелины помогут, - буркнул Саймон, крутя в руках чужие мечи и привыкая к балансу. - Штурмовки, - заметил он, как в десятках местах на стену опустились лестницы. - Их слишком много, думаю, не выстоим.
- Эх, Здоровяк, - обернувшись, Весельчак оскалил в улыбке красные от чужой крови зубы. - Меньше думай - руби и кромсай!
- Я часто задаюсь вопросом, - прежде чем на стену взобрался первый легионер, выговорил Саймон, - ты на самом деле псих или претворяешься?
- Я? Псих? - искренне удивился Дакот и воскликнул: - Конечно! - затем прыгнул на соседний зубец крепости и рубанул по голове первого подоспевшего легионера.
* * *
Винсент задыхался.
Бешеная рубка настолько его вымотала, что он сомневался, что сумеет поднять руку, чтобы отразить следующий удар. Но поднимал. Из последних сил. Рубил. Убивал. Снова и снова. Но врагов не становилось меньше, а силы с каждым новым выпадом иссякали.
Винсент тяжело дышал и пятился. Если бы имперцы были достаточно умны, или менее яростны, чтобы догадаться и напасть хотя бы втроем, а не впятером, напасть так, чтобы не мешать друг другу, баронет был бы уже мертв. Но судьба распорядилась иначе, порадовала. По воле Всевидящего он выжил.
Когда Саймон выстрелил, Винсент оказался под защитой стены и картечь его не задела, зато легионерам, стоявшим за метр от баронета, но уже на открытом участке, предназначенном для артиллеристской стрельбы, повезло гораздо меньше. Из-за дальности выстрела никто из них не умер, но ни один не остался без ранения. Винсент довершил начатое Саймоном - расправился со всеми, а когда выбежал наконец из башни, его встретил запыхавшийся ангиец.
- Брама, - задыхаясь, выдавил парень и завалился набок.
- Вирт! - воскликнул Винсент, склоняясь над ангийцем. Вирт не ответил, несколько картечин вспороли ему живот, несколько - застряли в боку.
- Бесовские боги! - помянул баронет и выругался. Вирт был мертв. Винсент опустил мертвецу веки на раскрытые от ужаса глаза и, поднявшись, посмотрел на плац перед замковой стеной. Имперцы ползли по стене, закидывая крюки, ставили штурмовки и непрерывным потоком проникали на крепостные фортификации; у брамы кудесили легионеры, составляя ящики с порохом.
Крепость была взята.
На правой стене еще сопротивлялись: Саймон, Дакот, рукваты Олег и Валентин, близнецы Ирван и Ирвин. На левой стене не осталось никого. Ни Вацлава с Арвэем, ни Рафаша с Диким Соколом, ни Пичула, ни Вирта - никого. Живы ли Арвелл и Аргоны Винсент боялся даже думать.
Чуда не случилось. Сегодня умрут все.
- Цел? - спросил Ирвин, подбежав к баронету.
- Все к браме! - заорал Винсент, перекрикивая гул штурма, сорвал со стены факел и бросил его в центр башни, где уже была выложена дорожка из пороха. - Быстро! - поторопил он и схватился за веревку, которая тянулась до самой земли и была здесь лишь для того, чтобы не тратить время на долгий спуск по настенным ступеням. Его примеру последовали и Сен-Цеппелины.
Спустя мгновение после того как Винсент оказался на земле, башня над головой вздрогнула, а еще позже - разлетелась окрест крупными валунами. Баронет спрятался в арке у крепостных ворот, за миг после него туда проскользили близнецы.
- Мы последние? - спросил испуганный Ирван, сомневаясь, что защитники правого крыла фортификаций выжили после взрыва.
- Надеюсь, что нет, - стеклянным взглядом смотря на ворота, выдавил Винсент. Брама была полуразрушена, тяжелые бревна, обшитые в несколько слоев стальными листами, покосились и едва держались после первого взрыва, учиненного имперцами. Но держались, что не могло не радовать. К тому же второго взрыва можно было не опасаться, по крайней мере до тех пор пока легионеры не расчистят завалы.
Задумка Винсента удалась. Вот только... Он боялся за Дакота и остальных. Уцелели ли они после взрыва? Не хотелось идти на подобную жертву, но другого выхода, кроме как разрушить башню, не было. Только так можно было завалить браму и избежать подрыва, только так Винсент мог еще на несколько минут отсрочить неминуемую гибель и кончину, не только свою, но и всего Братства.
- Винсент, - позвал Ирвин и взглядом указал на стену, которая не выдержала взрыва и пошла трещинами.
- Только этого не хватало, - буркнул баронет и попятился, а позже, увидев учителя Арвелла и мальчишек, вздрогнул, словно ему привиделись духи. Последним из скрытой двери в арке, которая вела к центральным бойницам, вышел Вацлав.
"Но он умер при взрыве левой башни... - удивился Винсент. - Этого не может быть! Передо мной труп!
Вацлав, наперекор всему, был жив. Его молодое лицо было обожжено и сильно кровоточило. Удивительным казалось то, что Вацлав все еще стоит на ногах.
Винсент отступил в нерешительности, но быстро взял себя в руки и приказал:
- Ирвин, обработай ему раны и оттащи в донжон, в госпиталь.
- Не надо, - отказался Вацлав, - я хочу умереть в бою, а не на носилках.
Винсент не стал спорить, понимая, что с такими ожогами Вацлав долго не протянет, если же останется, то хоть кого-то заберет с собой в могилу.
Вскоре показались Дакот с сумасшедшей улыбкой на лице и хмурый Саймон, который тащил на себе раненного Валентина.
- Сейчас не до твоих обвинений, - поддержал ученика Арвелл. - Что с имперцами?
- Застряли на стене, - выдохнул Саймон, - попытались спуститься вслед за нами по веревкам, но мы их подожгли, как и было оговорено.
- А наша клетка сужается! - хохотнул Дакот, отплевываясь кровью. - Сначала вся школа, потом только замок, теперь - небольшая арка. Чем все кончится?
- Смертью, - обрадовал Вацлав и упал на одно колено. При помощи Дикого Сокола поднялся, выпрямился. Гордо выпрямив обожженную грудь, сказал: - Но перед смертью мы еще повоюем.
* * *
Настенные лестницы были разрушены и спуститься по ним оказалось невозможно, но имперцы не долго толпились на стене: в ход пошли кошки и штурмовки. Чуть позже легионеры уже разбирали завал у брамы и закладывали его новыми бочками с порохом, а тем временем артиллеристы уже катили мортиру, которой будут взрывать ворота.
Аларийцы скрылись во внутренней крепости, по которой продолжали вести обстрел имперские канониры.Стены судорожно дрожали, а потолок сыпался штукатуркой, превращая мальчишек в седых старцев. Защитников Алари осталось мало. Саймон, обрабатывающий раны Валентину, близнецы Сен-Цеппелины и братья Аргоны, распивающий вино Дакот. Винсенту казалось, что мальчика ничуть не заботит собственная смерть, что для него главное - посильнее напиться и в пьяном угаре утопить свою злобу, страх, беспомощность и дикость. Выжил и Дикий Сокол. Сейчас он сидел за столом и точил и без того острые метательные ножи; нервничая, наблюдал за астрономом. Учитель Арвелл тем временем, несмотря на протесты Вацлава, делал тому перевязку. Сам Вацлав лежал, прислонившись к содрогающейся от ударов стене, и отрешенно смотрел в потолок, чувствуя, как умирает. Больше всего на свете ему сейчас хотелось выйти из-под защиты донжона и, сражаясь, умереть, но от боли он не мог даже пошевелиться.
Их осталось тринадцать. Из ста, не покинувших обреченную школу. Тринадцать. Из двадцати, вступивших в последний бой, умерло всего семеро. Казалось бы, немного, но каждый выживший потерял по семь друзей, а это уже немало.
Каменное ядро влетело в дыру в стене и разбило пиршественный стол. Полетела на пол дорогая серебряная посуда, звеня, словно утренний колокол перед причастием. В руинах донжона становилось небезопасно. За тяжелой дубовой дверью послышался взрыв, такой гулкий, что заложило уши.
В донжон ударило сразу два ядра. Пол под ногами содрогнулся. Вацлав, словно испугавшись, застонал и его тело обмякло.
- Вацлав! - завопил звездочет, теребя мальчишку. - Вацлав! - кричал он, но цвех не отвечал, его глаза были закрыты, а тело расслаблено.
- Он умер, - Винсент ободряюще положил руку на плечо Арвелла. - Умер не в бою, как мечтал, но и не в постели, чего опасался.
- Проклятая Империя, - зарыдал учитель фехтования, и Винсент испугался, видя его слезы. - Проклятая Империя... я всегда боялся, что на моих руках начнут умирать дети...
- Юноши! - со смехом поправил Дакот. - Юноши, Мастер, причем не последнего десятка!
- Слова Дика, - припомнил Саймон.
- Но его уже нет с нами, - помянул Винсент и прислушался: - Больше не стреляют.
- Ядра кончились? - несмело предложил Ирван.
- У них обед, - решил Дакот, отхлебнул вина и широко улыбнулся, показывая, что пошутил.
Никто не смеялся, а красные не то от вина, не то от крови зубы Дакота вызывали оторопь. Винсент боялся даже представить, что чувствуют имперцы, которые вступают с ним в бой? Дакот вел себя все неадекватнее, и у баронета все чаще складывалось впечатление, что у Весельчака помутился рассудок. Да и чего можно было ожидать от мальчишки, который своими руками отправил на тот свет несколько десятков людей, причем сделал это за пару дней?
- Почему не стреляют? - заволновался Эдвард Аргон.
- Готовятся к штурму, - предположил его брат Рик.
- А может все же ядра? - хохотнул Дакот. - Плохо запаслись? Или испугались мальчишек и убежали? А? Как ты считаешь, Ревьери? Нас могут испугаться?
- Помолчи, - обронил Винсент.
- Нет, а все же? Я, допустим, очень страшен. Особенно, когда убиваю. Хочешь проверить?
- Дакот, нас и без того мало, чтобы стало еще на одного меньше, - как мог спокойнее ответил Винсент.
- Я вот все думал: зачем человеку называться чужим именем, если ему нечего скрывать? И теперь понял! Правду говорят: истина в вине! Имперцы Филина пришли за тобой. Да, Винсент, за тобой, чтобы убить последнего Ривьери и остановить родовое проклятье.
- Ты бредишь! - вмешался Саймон.
Сокол Эйнвар подкинул в руке нож.
- Пусть говорит.
- Три рода основали Братство, - заговорил Дакот, поднимаясь, зашагал вперед, в промежутках между слов распивая большими глотками вино. - Львы Д'Арчеры, один из которых благоразумно сбежал, Единороги Ревьери и Филины Доккальфара. Но Филин предал остальных и не будет ему и его наследникам покоя, пока жив хоть один Единорог, хоть один Лев. Это, оказывается, не просто сказка, да, Винсент?
Дакот остановился напротив баронета и продолжал нести ахинею. Залпов снаружи не было, и это беспокоило Винсигуера, который и сам не так давно узнал свое истинное происхождение, куда больше, чем нелепые обвинения. Винсент с размаху ударил Весельчака по лицу. Тот упал на пол, прямиком на бутыль вина, который тут же лопнул под тяжестью тела.
- Приди в себя, пьянь, - ругнулся Винсент и обратился к остальным: - Если кто-то считает, что во всех бедах виновен я, пусть убьет меня и отдаст мое тело имперцам - я не стану сопротивляться. Ну, так как? Есть желающие?
- Я с тобой, - отозвался Эйнвар. - Ты знаешь, я никогда тебе не верил, но в бою убедился, что на тебя можно положиться. Если пришли за тобой, то златобрюхие до тебя не доберутся, пока я жив.
- Мы с тобой, Винсент, - решился Эдвард - старший Аргон, отвечающий за весь род.
Саймон, не любивший патетики, и Валентин, которому было трудно говорить из-за раненной груди, просто кивнули. Арвелл последовал их примеру.
- Веди нас в бой, - вздохнул Ирвин.
- Уже устали ждать смерти, - поддержал Ирван.
- Подождите, - изловчившись, Дакот сел, посмотрел на левую руку в которую впились битые стекляшки, укоризненно взглянул на Винсента и расхохотался: - Ты умеешь убеждать, Рогатик! Вперед! В последний бой!
- Ты демон в обличии мальчишки, - улыбнулся Винсент.
- Значит, рогов у меня вдвое больше, чем у тебя.
- Не будем медлить, - буркнул Саймон, боясь, что растеряет свою уверенность.
- Ни для кого не секрет, что Менестрель Алари ненавидит, когда его песни прерывают, - улыбаясь, также страшно, как улыбается смерть, забирающая в последний путь, сказал Дакот и подхватил виуэлу баронета, бережно оставленную у порога. - Не забыл, Винсент, ты недопел, а пир еще не окончен.
- Мы умрем. Но с музыкой, - согласился последний из рода Ривьери и взял протянутую ему виуэлу.
Музыка виуэлы, музыка смерти и славы, доблести и отчаяния разнеслась над пиршественным залом, который превратился в руины, над клятвенным местом, в котором утром прозвучали последние клятвы.
Последний пир еще не побежденных,
Последний пир, а "завтра" уже нет.
По кругу черный кубок обреченных,
А впереди кровавый ждет рассвет...
Арвелл встал на острие клина, взяв в руки сразу два эстока, сзади встали безумец Дакот и гора Саймон, за ними - братья Сен-Цеппелины, Валентин и Эдвард. Эйнвар перехватив лук, оказался рядом с Винсентом, который стоял в центре, защищенный клином, и пел. Младшие Аргоны открыли ворота донжона и присоединились к остальным.
Мальчишки вышли во внутренний двор, и встретили их дула сотни аркебуз, направленных на них. Защитники Алари не дрогнули, увидев смерть, ни на секунду не замешкались - пошли вперед смертоносным острием.
В небе застыли густые черные облака, превратившие день в ночь, а лето в осень. Великое Солнце боялось смотреть на смерть, которая ждала аларийцев, на воинов, которые не решались разрядить аркебузы в мальчишек. Тучи заволокли собой небо и опустились так низко, словно хмурились, понимая, что настал конец, но расхохотались, разрыдались, окатывая землю черными, словно смола, слезами ливня.
Дождь бил стеной. Стеной стояли легионеры, преградившие путь мальчишкам, во главе которых шел седой и бледный, как призрак, мужчина. Пел ливень. Пел строй учеников разрушенной школы, но их лица были каменно неподвижны, лишь один из них хохотал, как безумный, а другой клекотал, как сокол, обрушившийся на стадо овец.
Строй безумцев шел навстречу смерти, а легионеры боялись пошевелиться, словно на них надвигались не мальчишки, но демоны.
- За АЛАРИ! - во все горло заорал Эйнвар и выпустил стрелу в тонкую щель между Арвеллом и Саймоном, потом - в щель со стороны Дакота.
Легионеры не видели стрелка, но им казалось, что стрелы сами собой вылетают из-за спины седовласого призрака. И тогда они решились: подожгли запалы, но аркебузы промолчали. И не ясно было, то ли это порох отсырел от дождя, то ли безумный клич и песнь безумцев испугали ружья, заставили их умолкнуть. Но ни одна пуля, ни одна картечина не вылетела из ствола, не убила ни одного мальчишку.
- За АЛАРИ! - взревел строй защитников и ринулся в атаку.
Имперцы попятились. Отступили на шаг. На два.
- В бой! Это маль!.. - взревел легионер с нашивкой капитана, но стрела застряла у него в глотке, не дав договорить.
Златогрудые побежали. Две сотни, успевшие забраться в крепость, две сотни бежали от тринадцати непобедимых демонов с лицами мальчишек. Легионеры бежали, сбивая ряды, превращая строй в стадо, где бегущий наталкивается на сталь того, кто стоит позади. Паника росла, а свои же сослуживцы мешали имперцам убегать, сбивали их с ног, валили наземь, топтали и сами рвались вон из крепости, которая стала замком смерти. А клинок Алари, которым стали тринадцать мальчишек шел, разрезая плоть Легиона, шел, пел и хохотал.
Последняя чаща, прощанья вино - золотое,
Молчанье - по кругу серебряный кубок идет:
Никто не вернется из этого боя,
Последнюю песню сегодня певец допоет.
Острие клинка.
Арвелл был острием клинка, он чувствовал себя мечом, разрезающим вражескую плоть. Он перестал быть человеком, превратился в сталь, без мыслей, без сожалений. Арвелл ненавидел бить в спины, но сейчас упивался возможностью колоть убегающих, разить наповал сзади. Убивать! Тонкая, но крепкая сталь его эстоков с легкостью пробивала кирасы, а сумасшедшая, болезненная улыбка, застывавшая на его лице, которое стало лицом изваяния, пугала имперцев больше, чем собственная смерть, и они убегали, зная, что у них нет спасения, что гибель неминуема.
Но нашелся храбрец, рискнувший посмотреть в лицо собственной смерти и замахнуться на нее клинком. Храбрец упал со стрелой в глазу. Он не имел права смотреть. Но разыскался и второй, и третий. Четвертый. Легионеры остановились, прекратили паническое бегство, но клинок Алари они уже не могли остановить.
Бой через смерть, страшен путь и далек.
Песня замрет в тишине...
Когда менестрель берет в руки клинок,
Лютня сгорает в огне.
Первым умер Валентин. Ранения высосали из него силы, как вампир высасывает кровь из своей жертвы, он рукват упал, не от чужого клинка, от собственного бессилия. Колесо войны его закрутило, завертело и затоптало. Он умер как истинный воин, не знающий ни страха, ни пощады.
Место Валентина занял Эдвард Аргон. И был слирвецкий граф в бою не менее жесток, не менее страшен и не менее достоин того, чтобы его имя воспели в балладах.
И Винсент положил начало этой баллады.
В битве равны перед смертью сказитель и воин,
Рука менестреля обнимет меча рукоять.
В глазах обреченность, но бледные лица спокойны.
Война на пороге, но в битве им не устоять.
Дакот уже давно отхаркивался кровью, даже вино не заглушало боль от раны в боку, которую Весельчак так мастерски скрыл от остальных. К чему болтать за миг перед смертью? Он быстро слабел. Ярость боя уже не затягивала, не снимала боль. Дакот пропустил удар. С радостью. Он уже устал убивать, устал смеяться в лицо смерти, но улыбнулся ей в последний раз и упал.
Дакот упал. Эйнвар выпустил стрелу в лицо убийце, в лицо, на котором застыла гримаса ужаса и страха. Эдвард Аргон руквацким мечом Валентина отрубил легионеру голову.
Аларийцы растерзали убийцу Дакота, как дикие псы, но Весельчака было уже не вернуть. Винсент заплакал. Горько, болезненно, мертво. Дакот был лучшим другом, о котором можно было только мечтать. Вспыльчивый, не боящийся сказать правду в глаза, иногда его хотелось убить, но чаще обнять, ведь он умел самые серьезные вещи перевести в шутку и сделать из умного дурака, а из дурака - гения. Этот талант у него было не отнять. Его смогла забрать только смерть...
- Его шутки были остры, но сталь его клинка острее, - судорожно размышлял Винсент, слезы горечи перечертили его лицо, разделив на три половины, он хотел застонать, но вместо этого пел.
Поет менестрель, голос чист и высок,
Песня звенит в вышине.
Когда менестрель берет в руки клинок,
Лютня сгорает в огне.
Арвелл пропустил выпад и осел наземь. Он был еще жив, когда через него переступил Винсент и пошел дальше. Арвелл был еще жив. Добрый, но строгий учитель, взрослый мужчина, но хороший друг для молодых парней. Аларийцы скорбили, оставляя его на растерзания имперцам, но клинок, вонзившийся в плоть Легиона, уже нельзя было остановить. Это означало бы смерть для всех.
А Винсент плакал, рыдал взахлеб, и пел, пел... пел, заставляя легионеров бояться, вселяя страх в сердца людей, в сердца, в которые мальчишки вонзали сталь.
Пусть обучали науке владенья оружьем,
Все же певцу не под силу воителем стать.
Меч менестрелю держать тяжело и ненужно,
Еще тяжелей его для убийства поднять
Небо избивало землю огненной капелью, стучало тараном по мостовой и окатывало мир пушечными залпами грома. Небо воевало с землей и все никак не могло пробить ее защиты, словно Легион неспособный победить защитников Алари.
Саймон рубил беспощадно. Он стал острием клина, пронзил расчищенные от завалов врата и вышел на мощенный, вздыбившийся от снарядов плац перед крепостной стеной. Чужая кровь заливала ему глаза, человеческая плоть кусками повисла на рукояти эстока, но Саймон, не останавливаясь, шел вперед. Шел, пока пика не проткнула ему грудь и не прошибла насквозь его огромное, здоровое, юношеское тело.
- Умру и воскресну, чтобы мстить, - пообещал перед смертью Саймон и упал на мостовую.
Ирвин, выросший из-за спина здоровяка, коротким ударом отомстил за Саймон, и сам стал острием, но, став им, не выдержал дикую бойню и рухнул в лужу мостовой, пронзенный пиками.
- Ирвин! - вскрикнул брат-близнец и шагнул вперед, убивая убийц, сам становясь убийцей и... острием клинка.