Лев Гунин

МЕЛАНХОЛИИ

ЭЛЕГИЯ

Акриловый восток сотрёт химеры,

И наважденья вздрогнут, удалясь,

И над заливом встанут полусферы

Небесного огня - их ипостась.

Часы, сусальным золотом покрыты,

Потянутся ленивой чередой,

Затвердевая в мраморные плиты

За сонной дымкой нежно-голубой.

Не успевая перетечь в другое,

Мгновенье, застывая навсегда,

Отвердевает грузно - слой за слоем:

В часы, недели, месяцы, года.

И за покровом видится иное:

Чужая мысль и холод, и распад,

И кожистая слизь; и, как каноэ,

В воде чужие существа скользят.

И возникают прежние химеры

При свете полыхающего дня,

А в воздухе - забытый запах серы....

И в облаке нездешнего огня

Скользят по водам ихние галеры,

Гребцами в полной тишине маня.

Май, 2001. Монреаль.

ОПЛОШНОСТЬ

Аквамариновое раскаянье

Не удлиняет расстояние

До сожаления достойного стежка.

И даже Знание - не знание,

Когда отдали на заклание

Достоинства ручного пастушка.

За блендой вечера

Окно рассечено

Клинком пирамидального луча.

В тенистых парках встречено,

И - в них же - делать нечего

Гибриду прозы роз и сургуча.

И летней меланхолии

При взгляде на магнолии

Наперекор - приказано молчать.

Какие же Буколики,

Не менее, а более

И не горят, и тают, как свеча.

Назавтра - всё, что сбудется,

И всё, что не забудется,

И даль светла - и свежая, как кровь.

И неудача-блудница

Среди шагов заблудится:

И за укор, и за пятно висков.

Август, 2001. Монреаль.

ЗИМНЯЯ МЕЛАНХОЛИЯ

Нет ни креста, ни ночи напролёт.

Навылет горизонт пробило солнце.

И кровь его из-за земли наклона

Рубашку неба медленно жуёт.

Который час? Ах, пять? Уже! - Уже...

Звук тает в обездвиженных кварталах,

И тишина - как острый блеск металла -

Плюёт в глаза на улице Виже.

Мороза треск. Ни крыши, ни окна

Без северного штампа ледяного.

И ветер, палачом лишённый сна,

Как жертва, воет - снова, снова, снова.

Извозчики исчезли. Завернувшись

В накидку снега, в мельтешенье стен -

Лунатик-город дремлет на подушке

От Вестмонта до парка Лафонтен.

Часы пробили шесть. Внизу таверна

Ещё закрыта. В умершем порту

Обледенели пирсы. Это скверно.

Застыло мачты смотрят в немоту.

Залив промёрз совсем до дна, наверно -

Как небо промерзает в высоту.

И день проходит медленно, но верно.

Февраль, 2002. Монреаль.

ТАНЕЦ

прозрачная богиня

вся спелая как дыня

раскачивалась в спазме

глубокого plie

почувствовав на -ыне

вон там посередине

сердцебиенье груши

расположенной в ней

и дико завертела

своё литое тело

безумно чередуя

pique и pirouette

и люди обалдело

стояли и глядели

саму её не видя

но чувствуЯ букет

а листья закружили

в серебряной ванили

распространяя запах

знакомый по ночам

petite battement богини

расчёской перебили

в своих краплёных лапах

подобным кислым щам

чтобы на старых капах

застенный свет векам

на веки веток капал

и чтобы за сатрапом
захаживал сатрап
всё потрясая храпом

Март, 2002. Монреаль.

ЭЛЕГИЧНОСТЬ ЗАСТЫЛАЯ

средь пешеходного буранного угара

за проблесками зимних автострад

за горизонтом сдавленным нагаром

за хной инстинктов человечьих стад

день чистит лезвие метанокрылым паром

возле колонн собора норт-дам

занозой невытаскиванной с детства

горчит и кровоточит по утрам

то лезвие дуэлей то инсеста

сон гладит жестом невозникший шрам

за обещаньем талого проезда

за слабой дробью сонных перспектив

стоят регулировщики и бездны

и мглой урбанизированный стих

и делят мир итак предельно тесный

с камней базилики слетает тайный шёпот

залив устало дышит подо льдом

и лезвие врезается под хохот

весталок обезумевших... - потом.

Март, 2002. Монреаль.

ВЕЧЕРНОСТЬ ЗИМНЯЯ

виденье затронет случайно возникшую тяжесть

колонны фронтоны покрытые пористым льдом

и сон перспективы канаты тяжёлые вяжет

стараясь напиться кровавым заката огнём

в дали серебристой на башнях закатом покрытых

дрожит наважденья мистическим флером печать

и лёгкие контуры стен устремляются в сито

вечернего неба - скорее забыться и спать

другие несут классицизмом взращённую строгость

тарковского ёмкость и тредиаковского стать

и туники вольность и тяжесть рожденная тогой

с веками твердеют и будто мешают им спать

огни на проспекте и пятна свои оставляют

и силой заводят фрагменты явлений в свой круг

и медленно медленно веки замёрзшие тают

реальности этой рожденной сегодня без мук

Апрель, 2002. Монреаль.

DIES IRAE

бесхребетная нежность и ломоть вчерашнего хлеба

и светящая корка луны

по дороге из храма всё та же рассыпчатость снега

тротуарные гренки в потопе сугробного света

и снопистиая рыхлость весны

по дороге домой небо цвета вчерашнего снега

из ушедших веков радзивиллы потоцкий сапега

мир и несвиж и слуцк

перемирия войны наезды пивницы потреба

мир безмерен и пуст

он как будто намеренно не был

и стекло не потеет от уст

Апрель, 2002. Монреаль.

================================