1981 г. 26 февраля.

Когда мы шли с Виталиком с танцев, с Фандока, в моем подъезде между этажами стояли трое.    

- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,   стр. 2

Заметив через окно [подъезда], что мы не вошли в дом, они выскочили, причём, их всех оказалось пятеро. Но мы были уже далеко - у того дома. Похоже: ждали именно нас. Когда мы вернулись, всё было спокойно. Возможно, что нас поджидали и в подъезде дома родителей.

Раньше, когда мы ждали автобуса, чтобы ехать на Фандок, мимо проехали тёмно-синие, или, скорее, темно-зелёные "Жигули", в которых за рулём сидел Кавалерчик [1], или, по крайней мере, его "двойник". Номер машины 29-63 МГР.

1981 г. 30 марта.

Вчера на площади Виталик встретил девчонку - подругу девушки, с которой ходил Саша-бас-гитарист [2] (с ней Виталик и я познакомились на Фандоке, у нас на танцах); она первая подбежала к нему, приветствовала его; и он проводил её домой или к бабушке [3]. Она пригласила его на завтра (на сегодняшний день). Он застал её с разрезанными руками, её халат был весь в крови. Она рассказала, что, когда была одна в доме и спала, в дверь позвонили двое молодых людей, и, как только она выглянула, втолкнули её в квартиру и заперли дверь, заявили ей, что изнасилуют её, а один из них принялся её избивать. Один вышел и остался на лестнице [4]. Руки она порезала, выбивая окно.
 


- В. Гунин  -  ДНЕВНИК -- Предисловие,   стр. 3

Сегодня папе на работу звонил Зайцев [5] и зачитал письмо. Оно было написано грубым тоном с грязными намёками, оскорблениями и угрозами, а подписано было, по словам Зайцева, якобы, "Гунин Лёва и Виталя". Зайцев, по мнению соседей - стукач, а потому вся эта история пахнет тухлым. По словам Зайцева (в ответ на реплику отца, что мы с Виталиком этого не могли сделать) - письмо каким-то образом п о п а д а л о  или попало ко мне в руки. Всё это представляется не таким уж безобидным, скорее, наоборот.

По словам Софы, её избили. Избил брат жены какого-то, что за ней увязывался. По её словам, было даже дело в милиции, которое она затем ликвидировала. Тот, кто на неё набросился, якобы, живёт в доме напротив ФОК-а, где Софа работает. Мою идею наказать обидчика "без милиции" она категорически отвергла.

Примерно полторы недели назад моя дверь была кем-то, как мы с Виталиком предполагаем, заклинена специально. Я сначала пошёл к родителям, потом снова домой, встретив по дороге Хурсана и Мишу, с которым и пришёл. Когда мы пришли, у двери стоял Виталик и звонил. Мы ещё пробовали открыть дверь, но безуспешно. Тогда мы вернулись к родителям, захватили инструменты, и, придя опять ко мне, открыли дверь.

P.S. Ребята, напавшие на бывшую подругу Саши в её квартире, были её ровесниками; им по 18-19 лет, причём, одного из них, по её словам, она знает. Когда Виталик зашёл сегодня к ней, там были - или позже, или по очерёдности появлялись - её парень (с которым она раньше ходила, а потом, по её словам, с ним поссорилась),



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,   стр. 4

и Саша-бас-гитарист. Парень её бывший, по словам Виталика, занимается то ли боксом, то ли карате. Саша почему-то стал, как выразился Виталик, "выступать", и "чуть не схватил". Кстати, в последнее время "фингалы" под обоими Сашиными глазами не сходят.

1981 г. 1 апреля.

Вчера вечером, в двенадцатом часу, минут через пять после того, как мы с Виталиком зашли в дом, раздался звонок по телефону, и какой-то незнакомый женский голос сказал, что хочет послушать мою музыку, и можно ли придти. Я ответил, что можно, но её не дождался. Затем она же звонила ещё раз, предупредив, что не сможет придти, но добавила, что могла бы встретиться со мной "завтра на танцах на Фандоке". Я сказал, что на Фандоке танцы мы давно уже не играем; и вообще, в среду танцев нет ни в одном клубе [6]. Тогда она назначила мне свидание в шесть часов у гостиницы. Но туда никто не пришёл.


1981 г. 11 апреля.

Страшно избили Роберта [7]. Я узнал об этом от Виталика и Кошкина [8]. Виталик видел Роберта в поликлинике. Кошкин сказал, что шефа избили при выходе из ресторана. Ещё кто-то мне сказал, что его подкараулили и принялись избивать дубинками несколько человек. Итак, двое, которых ещё до избиения меня Кавалерчиком я подозревал в уголовщине, и - на этой почве - в потенциальном стремлении меня "утопить",

- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,   стр. 5

- оказались теперь сами жертвами чьей-то расправы: Бабицкому [9] неизвестные разбили его машину кувалдами, предварительно отогнав /угнав/ её, а Роберта "исколошматили". Какие телесные повреждения ему нанесли - пока неизвестно.

1981 г. 12 апреля.

Пропала книга Мариетты Шагинян, лежавшая на тумбочке. Сегодня же я узнал второй (фальшивый; или первый фальшивый?) номер зелёного "Москвича": 42-89 МИО - когда шел с Софой [10]. Вечером отправился к родителям: вернулся к себе в двенадцать с Виталиком. Уходя, закрыл форточку в спальне, а когда пришли, она оказалась открытой. Не было и книги на месте. Видел ли я книгу после того, как Софа ушла, не знаю.

1981 г. 15 апреля.

Беллы [11] не было сегодня на работе, что я связываю с избиением Роберта. Адвокат Горовой [12] (занимается делом об избиении) - дядя Беллы, а она, по-моему, единственной в своё время устроилась в школу за взятку.

1981 г. 18 апреля.

О нападении на Р. я узнал от Виктора Алексеевича [13] следующее. Роберт стоял на Дзержинке в полдвенадцатого ночи с дипломатом в руках и с кем-то разговаривал. К нему подошли сзади, ударили по голове (он потерял сознание) и принялись пинать ногами. Те, что его отделали, "увели" дипломат; не знаю, каким образом, но их нашли, и милиция их арестовала. Их оказалось трое или четверо: то ли грузины, то ли молдаване... [14]



    - В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,   стр. 6

Кстати, брат Кавалерчика живёт в Молдавии, в Тирасполе (криминальной столице республики).

Книгу Мариетты Шагинян спрятала Софа и позавчера достала её с того места, куда засунула. Мне ни на секунду не пришло в голову, что Софа способна на подобный поступок... И вот, пожалуйста. Помню, как мелькнуло в мыслях, что книгу могли "умыкнуть" именно для того, чтобы я подумал на Софу. Поинтересовался, зачем она это сделала, и услышал в ответ: книга лежала как-то очень уж на виду. Прагматику - покажется чересчур сложным (а циникам с мышлением членистоногих: что мы с Софой "одинаково ненормальные"), но я поверил её объяснению. Женская интуиция.

С другой стороны, даже того, кто ввязался - на моей стороне - в эти игры (Софу) могут использовать втёмную. От неё я узнал, что в Доме грудного ребёнка (что напротив моего дома), окна которого выходят как раз на мои окна, работает какая-то её знакомая, она там на практике. В Глуше, в универмаге, по её словам, другая её знакомая, Зоя, видит меня проходящим мимо универмага и в универмаге, а сама работает продавщицей. Позже, когда я стал выспрашивать, и стал входить в детали, Софа мне призналась, что знакомство с обеими водит недавно, и что, в общем, это даже и не знакомые, а так, случайно встреченные девицы, которые теперь стали попадаться ей на глаза регулярно. Почему она с ними ведёт разговоры обо мне, и как это получается, она не уточняла.

Понимает ли Софа, как это должно выглядеть в моих глазах? По-видимому, понимает. Она ведь не дура. Тогда почему не пресекает подобных "знакомств" и разговоров, да ещё и передаёт их мне? Единственно возможное объяснение: она считает, что вступила в определённого рода игру на моей стороне. Убеждать её, что она этих людей не переиграет - бесполезно. В лучшем случае - обидится, в худшем - примет моё предупреждение за подозрения в её адрес.

Если чьи-то глаза следят за моими окнами (как логически вытекает из рассказанного Софой), за моими появлениями в Глуше (то же), то почему бы и не в моей собственной квартире - глазами Софы (может, не её одной)? Ведь преданность и привязанность, и желание помочь (а, может быть, и ревность) - тоже могут коварно использовать, хитро включив ничего не подозревающего "Санчо Панча" в отвратительную игру. Возможно (если так оно и есть), ей попутно сливают информацию (обо мне), тем самым втягивая в разговоры. Отсюда и её феноменальная осведомлённость: она узнала о том, что я ушёл с Фандока, как только я серьёзно поговорил с ребятами; назвала мне адрес Барковских: Мясникова, 50 (по-моему); знает всё о Юре и Коле; знает, где я бываю в течение дня - и если я что-либо искажаю (чтобы проверить её осведомлённость), поправляет меня. Она знает даже то, что я летом добираюсь на юг, хотя я это говорил только маме и Виталику (в доме).

Вчера у меня болела нога, и я хромал, а сегодня Софа, которая меня вчера не видела, спросила, что у меня с ногой.

Действительно ли Софа интересуется Виталиком? Она выясняла, гуляет ли он с девочками, есть ли у него друзья, какие у него планы на будущее; какие взаимоотношения на работе; и, кроме многих ещё других вопросов о нём: "...он ведь вспыльчивый, да, правда? Он неуравновешенный ведь, да? И может взорваться?" И затем - осторожно и мягко, исподтишка:



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,   стр. 7

"Вот ты такой спокойный, а Виталик такой невыдержанный. Вы совсем разные". И затем, через какое-то время: "Вы, мне кажется, имеете так мало общего..."

Возможно, она подумала задним числом, что я буду подозревать Виталика насчёт книги, и теперь, для очистки совести, пыталась выяснить, не привело ли это к ссоре между нами. Она могла подумать, что, если я прямо не выскажусь, то, во всяком случае, у меня останется скрытое раздражение. А я спросил у него, не брал ли он книгу (почитать), и, удовлетворившись его ответом, сосредоточился на других версиях.

Софа мне проговорилась о том, что её обещали научить на ФОКе приемам карате - и продемонстрировала "дзуки".

КОНЕЦ АПРЕЛЯ (1981)

После того, как я приехал из Минска, ко мне сразу же зашла Софа. Я помнил, что до моего отъезда был беспорядок, а теперь тут убрано, крышка магнитофона - закрыта, всё на своих местах. Я не высказал этого вслух. И тогда Софа сама сказала, что во время моего пребывания в Минске здесь у меня был беспорядок... магнитофон открыт... часы сдвинуты, и т.п. Выходит, то, что я помнил, в точности соответствует тому, что заметила она. Я лишь не могу точно сказать, была ли она у меня перед самым моим отъездом. Если бы я знал наверняка, на что она намекает... Ведь не зря же она сказала, что беспорядок был "когда я был в Минске", а не перед самым моим отъездом. А, может быть, она побывала в моей квартире вместе с Виталиком во время моего отсутствия? И теперь именно на это намекает?

Когда провожал Софу, она не стала садиться в первое такси и пропустила (по каким-то причинам) - три машины. На мои предложения поехать с ней отвечала отрицательно. Когда я вернулся домой, нижний замок не отворялся (предыдущие замки пришлось поменять при аналогичных обстоятельствах); со второй попытки дверь удалось распахнуть только назавтра утром /взломать/. Когда мне удалось проникнуть в свою квартиру, балконная дверь была открыта настежь.

Дважды свет в коридоре оказывался включенным, хотя, уходя, я выключал его. Это было два дня подряд.
 

Снова, после длительного перерыва, заметил элементы слежки, впервые после избиения Роберта.



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,   стр. 8

Особенно назойливо вьются вокруг моей квартиры, и лишь спорадически наблюдают за квартирой родителей. Слежка стала более изощрённой и тонкой.

Там временем Шланг (Мищенко Юра, он же Джимми) снова стал проявлять активность: ищейки, вернее, подручные ищеек, могут и его подначивать, как Софу.

ИЮЛЬ

Вот уже два месяца, как Виталик в больницах. Сначала он был в Морзоновской больнице - в горбольнице. У него уже давно установили гастрит и холицесцит. Перед этим его направили в больницу от военкомата (февраль), где он пролежал примерно две недели. Я был против его помещения в больницу тогда, потому что опасался, что с ним что-нибудь "сделают". Тогда у него установили предъязвенное состояние. Теперь же, после диагностирования японским аппаратом в Могилёве поставили диагноз:

"Плоская язва двенадцатиперстной кишки, эрозия пищевода".

Ещё предыдущий раз (февраль) он отметил, что ему  делали странные процедуры. Как сказала ему медсестра, это были инъекции глюкозы (которые вводили ему в вену в месте сгиба локтя не капельницей, а из шприца, причём, быстро). Сначала глюкозу кололи много раз в день. Виталик рассказал, что во время этой процедуры введение жидкости из шприца вызывало дикую боль, а затем горела и болела вся рука. Когда он мне рассказал об этом, я посоветовал ему не давать больше делать эти инъекции - и он последовал моему совету. Тогда ему стали давать пить глюкозу [15]. В то же самое время у него неожиданно вдруг первый раз пошла кровь из носа, а затем это повторилось ещё несколько раз.



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК  --  Предисловие,  стр. 9

Врачи сказали Виталику, что это от сильной жары, но в это верится с трудом. Когда он вторично (май-июнь) лежал в том же отделении Морзоновской больницы (горбольницы), и у него шла носом кровь, врачи и тогда объясняли это сильной жарой. Но вряд ли "жару" в палате в феврале можно приравнять к летней жаре.

Одновременно, после больницы он отметил у себя следующее: головокружение, невыносимая мигрень, боли в суставах и спине (точнее, боли в суставах были ещё до больницы), слабость, потеря аппетита, и т.д. Причём, следует отметить, что тогда его фактически не лечили. В военкомате сказали, что это просто диагностический период помещения в стационар и что потом Виталика направят на собственно лечение.

Я был против лечения Виталика в больнице; в крайнем случае, настаивал я, его надо каким-то образом отправить на лечение в Минск (только не в Могилёв!). Однако мама настаивала на стационаре тут, в Бобруйске. Несмотря на обещание военкомата подлечить Виталика, пришлось долго и упорно хлопотать о вторичном помещении его в Морзоновку. Через полгода /январь-февраль - май (22.V.1881 г.)/ выхлопотали, наконец, направление в больницу. С одной стороны, врач военкомата не требовал помещения в стационар, а с другой - я не отсоветовал Виталику тянуть или попробовать уклониться от направления в больницу, т.к. предполагал, что это может стать одним из мероприятий по освобождению его от воинской службы. Мама, в свою очередь, настаивала на больнице, в связи с надеждой, что Виталика там подлечат, подлечат его гастрит.

Я никак не реагировал, когда Виталика послали уже делать анализы. Я считал, что освободиться от армии лучше всего через психиатра, и эту установку принял Виталик. Его задачей было требовать консультацию невропатолога,

- В. Гунин  -  ДНЕВНИК  --  Предисловие,  стр. 10

а затем психиатра [16].

Тем не менее, сторона военкомата и в мае-июне курировала / контролировала лечение Виталика, с целью "подлечить и поставить в строй", или "вывести на чистую воду". 

(То, что взято (ниже) в квадратные скобки - дополнение августа 1981 г.)

[4 января 1981 г. (или 3 января) Виталик повредил на работе руку, в связи с чем ему сделали укол, но не под лопатку или в мышцу, как в случае противостолбнячной сыворотки (или чего-то такого), но что-то ввели в вену. После он какое-то время испытывал странные ощущения [17]. Вечером, 4-го января, его стало тошнить. С 3-го или 4-го января тошнота отмечалась каждый день. Неизвестно, в связи ли с инъекцией в вену 3 (4?) января 1981 г., но в январе Виталику не раз болела рука с внутренней стороны, чуть ниже сгиба локтевого сустава. Самый сильный болевой синдром отмечен во вторник, 27 января 1981 г. (резкая, колющая боль в указанном месте, нестерпимо усиливавшаяся при малейшем движении; невозможность ничего в эту руку взять, переносить).

Анализ крови для военкомата (13 января 1981 г.) не выявил никаких отклонений (если верить его результату).

В начале февраля 1981 г., по направлению лечащего (участкового) врача поликлиники "завода Ленина" Славы Моисеевны Кустанович, Виталику сделали анализ крови, который показал 19 тыс. лейкоцитов, но Кустанович это скрыла.

Перед тем, как положить его в больницу на обследование от военкомата, Виталика посылают сделать анализ крови (примерно 10 или 12 февраля 1981 г.). Результат не обнаружил никаких отклонений. За 2 недели ему сделали в больнице (конец февраля) ещё 2 анализа крови, которые также не показали никаких отклонений от нормы. В больнице у него шла носом кровь. 

21 мая, в связи с направлением в больницу на 22-е мая, Кустанович посылает Виталика на анализ крови, который показал 15 тыс. лейкоцитов, но Кустанович и это скрыла, назвав показатель "ерундовым повышением" и сообщив цифру 10.000 - вместо 15.000. Несмотря на то, что она сообщила Виталику, сама она сильно встревожилась, побежала в лабораторию собственноручно перечитать анализ, но и тогда ни Виталику, ни его родным ничего не сообщила, не послала на консультацию к врачу-специалисту (гематологу).

В больнице все анализы крови "вдруг" стали хорошими (в норме). За 3 недели делали 3 анализа крови, и ни один из них не обнаружил отклонений от нормы. Назначенные консультации невропатолога и кардиолога почему-то не были проведены (неслыханное дело в практике бобруйских больниц).

Всё это время (с начала января по июнь) Виталика обвиняют в том, что он симулирует; в попытке уклониться от военной службы. Военком, зам. военкома, врачи Кустанович, Петруша и Чёрный кричат на него, обещают - "ты у нас всё равно пойдёшь в армию", угрожают, пугают тем, что, если "будешь косить под больного, ты у нас подохнешь".

[Виталик пишет в своём дневнике (запись 12 августа 1981 г. (стр. 73):
Выписался в феврале из больницы [i], (обследования по линии военкомата), где мне сказали, что у меня предъязвенное состояние, и я нуждаюсь в госпитализации и лечении. Я пошёл к Кустанович, чтобы она направила меня на лечение, но она в резкой форме отказала, велела зайти через месяц. Она говорила, что мне надо идти в армию, а не ходить по врачам. В феврале же я заболел гриппом, который дал осложнение - анализ крови показал 19 тыс. лейкоцитов при нормальном РОЭ, но она этого не "заметила" и даже не сообщила об этом мне, а закрыла больничный.
Когда я пришёл через месяц, то она опять не дала направления в больницу (я ещё несколько раз приходил /3-4 раза/ - пока, наконец, в мае меня не направили в больницу [ii]). Причём, каждый раз она повторяла про армию. Перед тем, как лечь в больницу, мне в поликлинике сделали анализы. Анализ крови - 15 тыс. лейкоцитов (она сказала мне: 10 тыс.)].

16 июня, по инициативе мамы и по блату (через отца её ученика, хирурга Борисова), мы забрали Виталика из горбольницы, и перевели в больницу БШК. Анализ крови при поступлении в эту больницу - 13 тысяч лейкоцитов (на следующий день после 3-го (последнего) анализа крови в гастроотделении Морзоновской больницы, "не выявившего отклонений от нормы").

В больнице БШК Виталик пролежал с 16 июня по 13 июля 1981 г.; анализ крови ухудшился до 23.500 лейкоцитов.

Ещё позже, во время поступления в 9-ю Клиническую больницу в Минске, анализ крови уже выявил 32 тыс. лейкоцитов.]. 

(Назад, к событиям 21-22 мая 1981 г.)

Среди анализов, которые делали Виталику в связи с помещения его в больницу (21 мая 1981 г.), был и анализ крови. Он обнаружил повышенный показатель лейкоцитов - 10.000. [На самом деле - как выяснилось позже - результат показал 15 тыс. лейкоцитов, но Кустанович сказала: 10 тыс. (ремарка постредакционная)]

Через 3 дня {25 мая 1981 г.}, уже в больнице, ему сделали тут же другой анализ крови. Этот анализ оказался отличным. Никаких отклонений от нормы этот анализ не показал.

И на этот раз фактически никакого лечения Виталику не проводили, а давали ему, если не ошибаюсь, только болеутоляющее: но-шпу, кололи новокаин. Именно в больнице - как и прошлый раз - на пятые сутки: у него началось серьёзное обострение. Боли в животе, как и тогда, сочетались с головокружением, ощущением слабости, болями в коленных суставах, спине и пояснице. Зав. отделением [18] в ответ на жалобы сказал ему следующее: "Ох, как не хочется идти в армию! Но всё равно пойдёшь!.."

В то же время ему проделывали различные процедуры для того, якобы, чтобы "поставить точный диагноз". Кроме других процедур, сделали анализ крови; всё это ему через две недели (как ни странно) стали проделывать одно за другим.

Интересный факт - при помещении его в больницу. Дело в том, что мест в отделении - в палатах - уже не было, и его поместили на коридоре. Поступил он в больницу в четверг, однако только в пятницу, после обеда, его соизволили записать как положено.



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК  --  Предисловие,  стр. 11

Мама и Виталик просились у зав. отделением Петруши, чтобы Виталик на субботу и воскресенье пошёл домой, так как врачей в субботу и в воскресенье в отделении всё равно нет: у них выходной. Никаких процедур, никаких анализов в эти дни ему бы всё равно не делали; и разницы нет - что в больнице, что дома, - так как его записали в пятницу днём. Мама с Виталиком умоляли Петрушу, чтобы тот Виталика положил в понедельник (зачем зря кантовать парня на коридоре!). Однако Петруша наотрез отказался выполнить эту просьбу, и оформил Виталика в отделение именно на субботу и воскресенье. Анализ крови Виталику успели сделать только в понедельник.

Около недели он лежал на коридоре, причём, в этот период ему не назначили лечащего врача, и никто его не только не лечил, но даже и не осматривал, так что он просто зря маялся в больнице. В течение пяти дней ему давали какие-то витамины, а затем, когда наступило обострение - болеутоляющее.

С коридора его перевели в палату Љ 10, которую вели практиканты - студенты мединститута, а за время пребывания его в этой палате сменились три врача. Решение прозондировать аппаратом его желудочно-кишечный тракт было вынесено Петрушей. Именно Петруша сказал Виталику вышеприведенную фразу об армии.

Обследовать его этим аппаратом решили в Могилёве - несмотря на то, что рентгенолог ушёл в отпуск (как потом стало известно, его кто-то заменял). Ни поставленный диагноз ("язва"), ни только что назначенное лечение (сложный порошок + но-шпа) не помешали через 3 недели после госпитализации выписать Виталика. Однако и эти три недели он в больнице не пролежал.



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК  --  Предисловие,  стр. 12

Мама встретила Борисова, бывшего главврача Морзоновской больницы (не сработавшегося там с кем-то), сына которого она учила и была в его классе классным руководителем. Она рассказала Борисову, о том, что случилось с Виталиком и поделилась своими соображениями относительно недостаточного, на её взгляд, лечения в горбольнице. Тогда Борисов, который стал теперь зав. хирургическим отделением больницы БШК, предложил ей, что переведёт Виталика к себе в больницу, в гастроотделение, и там ему будут делать всё, что можно, чтобы залечить язву. Тогда мама пошла к Петруше, добилась выписки Виталика (его всё равно выписывали через пару дней), и через день его перевели в больницу БШК. Но Борисов уходил в отпуск. Поэтому (а если бы не его отпуск, он сам лечил бы Виталика) он поручил лечение Виталика зав. гастрологическим отделением, которая вроде чуть ли не кандидат наук, ну, в общем, считается хорошим врачом. Она назначила ему капельницы, вливание плазмы крови, хвойные ванны, и т.д. Кроме того, она сказала ему загорать на солнце (!) и каждое утро бегать в лесу.

Она стала проводить интенсивное лечение. У Мопсиков купили рекомендованное лекарство, в ампулах, в таком количестве, которое было необходимо для проведения курса лечения. Эти ампулы Мопсики нам продали в двадцать раз дороже их аптечной цены [19]. Кроме остального лечения, о котором будет сказано ниже, Виталику вливали плазму крови (!), а также проводили аутогемотерапию (!). При том, во время поступления в больницу БШК ему сделали все анализы, в том числе и анализ крови, который оказался плохим: лейкоцитов



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК  --  Предисловие,  стр. 13

было 18.000. Следует сразу указать, что за время пребывания Виталика в обеих больницах количество лейкоцитов крови у него постоянно увеличивалось, но никаких лечебных мер по этому поводу не принимали. Не было даже проведено консультации специалиста. Никто не поделился этим с мамой, с ближайшими родственниками, хотя в своих беседах с ней врачи рассказывали ей о состоянии здоровья Виталика и делились всем остальным - кроме результатов анализов крови. Казалось бы, при помещении в стационар в случае такого повышения лейкоцитов врачи должны бить тревогу, пригласить консультанта-гематолога! Но никто словно не замечал этого.

До самого последнего дня ни в одной, ни во второй больнице Виталику не дали консультации невропатолога, несмотря на настойчивые просьбы его самого и мамы. В то же время, после его жалоб на самочувствие - на головные боли, головокружение, и т.д. - ему сделали несколько уколов кардиомина с аминазином (!), как призналась врач, заменившая зав. отделением по уходу последней в отпуск: якобы, по указанию Изгура [20], зав. психоневрологическим диспансером, с которым, мол, согласовано, и который сам Виталика не смотрел.

Во время пребывания в больнице БШК у Виталика была пониженная работоспособность /он пробовал рисовать/, иногда - вялость (даже до инъекций аминазина). У него бывали головные боли, а, кроме того, он стал всё больше и больше физически



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК  --  Предисловие,  стр. 14

слабеть. Во время его пребывания в этой больнице (не знаю, в начале ли, в конце ли, всё ли время) у меня создалось впечатление чего-то неестественного, какого-то противоестественного хода событий, ненатурального отношения среды (медперсонала? врачей? посетителей?) по отношению к Виталику. Это глубинное интуитивное ощущение, которое я выуживаю из своего сознания, мне кажется имеющим ещё и какие-то объективные подкрепления. Меня стало в конце концов удивлять и то, что каждый раз, когда я приходил в больницу (а я приходил в разное время) - именно тогда Виталика забирали на какую-нибудь процедуру, или ещё куда-нибудь, и мне приходилось долго его ждать; и то, что каждый раз мне приходилось пробиваться к Виталику с боем, потому что дежурившие на входе работницы не давали мне ни подняться в отделение, ни даже позвонить в отделение по телефону, хотя других часто пропускали, и, во всяком случае, никому не чинили препятствий позвонить в отделение и вызвать больного. Более того, они препятствовали мне договориться с теми больными или посетителями, что шли наверх (через которых я пытался вызвать Виталика), а, если мне удавалось договориться, требовали от тех, с кем я договаривался, чтобы они не звали моего брата.

Возможно, это простое совпадение, но объективности ради всё же должен констатировать ещё один факт: я заметил, что каждый раз, когда я подходил к остановке, чтобы ехать к Виталику в больницу, появлялась оранжевого цвета машина марки "Москвич" к красным крестом на переднем стекле, номера которой я, к сожалению, не увидел, а когда я подходил к боль-



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 15

нице, эта машина всегда стояла у ворот, причём, уезжала, когда я уходил [21].

Я также помню случай, который не имеет непосредственного отношения к описываемым событиям, который нельзя квалифицировать, как "факт", но который, тем не менее, меня очень волнует.

Как-то раз, когда я ехал к Виталику в больницу на "девятке" [22] - перед которой я пропустил два троллейбуса и пересаживался из автобуса в троллейбус (так как заметил за собой, как мне казалось - демонстративно-навязчивый хвост, и решил  п р о в е р и т ь), я почувствовал на себе чей-то тяжёлый взгляд. Интересно, что я ощущал в тот день какое-то неизъяснимое волнение, тоску; у меня это как-то связывалось с Виталиком, в больницу к которому я хотел попасть поскорей. Я обернулся - и увидел, что на меня смотрит какой-то военный, звания которого и лица я не запомнил. Он смотрел на меня очень пристально и как-то необычно. От этой его неотвязности у меня всё внутри похолодело. Я также почувствовал, что этот взгляд не просто неприятен, и что он не просто скользит по мне, но что он выдаёт любопытство человека, который что-то особое обо мне знает, что отражённый в нём вызов относится лично ко мне. Я почувствовал своим долгом выразить твёрдость в ответном взгляде и показать этому солдафону с таким пронизывающим, проницательным взглядом, что такое воля свободного, штатского человека. И вдруг случилось неожиданное. Его взор вдруг отразил обычные досаду и злобу - обыкновенную человеческую злобу. Когда мы вышли из автобуса,



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 16

он тоже прошёл в больницу, причём, прошёл по лестнице наверх, куда никого, кроме больных, не пускали. В это время медсёстры остановили какого-то мужчину, направлявшегося на второй этаж. "Вы бы лучше военного не пустили, - сказал им какой-то больной. "Они у нас "прописаны", эти военные, - ответила медсестра - Это один из охранников".

22. У. 1981 г. - 16. УI. 1981 г. Горбольница.

Диагноз - обострение язвенной болезни
12-типерстной кишки /плоская язва/. Изофагит
нижней третьей пищевода, гастрит с пониженной
секреторной функцией.

17.УI.1981 г. - 13. УII.1981 г. Больница БШК.

Диагноз - обострение язвенной болезни
12-перстной кишки, изофагит нижней трети пищевода,
эрозивный гастрит. Астенический синдром.

ЭКГ - ритм синусовый, синдром с/с, неполная

блока правой ножки пучка Гиса.

Лечение - хлорпротексин, масло шиповника,
гастрофар, гемодез, нош-па, панзинорм, аутогемотерапия,
глюкоза, аскорбиновая к-та, новокаин, скоиферикарбон,
аминазин, кардиомин, сульфафимизин, эритромицин,
СВЧ /эл. процедура магнитная/.

Анализ крови за 9.УII.81. : гемоглобин -15,4, лейкоцитов - 18.200.

Анализ крови за 13.УII.81. : гем.-13 гр.%; лейкоцитов - 23.000.

Э П И К Р И З

Больной Гунин В.Н. [я не ошибся! действительно, вместо В.М. написано В.Н.], 18-ти лет  [и снова ошибка! Виталику 17 лет!], находился на стационарном лечении в гастроотделении МСЧ БШК с 17.08.81



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 18

по 13  [эта цифра переправлена с римской У] 07.81 г.
[должно быть: с 17.06.81 по 13.07.81]

Клинич. диагноз : язвенная болезнь 12-
типерстной кишки в стадии обострения. Эзофагит
нижней трети пищевода. Эрозивный гастрит.
Астенический синдром.

Обследов. : ан-лиз крови от 9.07.81 г. -
гем.-15,4 гр. %, лейк. - 18 тыс. 200, баз. - 5,3-1;
П - II, 0 - 59, лимф. 19, мон. - 5, РОЭ - 6 мм/час

Анализ крови от 13.07.81 г.: гем.-13 гр. %, лей-
коц. - 23.000.

Анализ крови от 1.07.81 г.: сахар крови - 70 мг. %,
хол. - 106, биллирубин 0,80 - 0,80, тимо-
[2-е "л" и "и" последовательно зачёркнуты, под зачёркнутым пропечатана какая-то другая буква; /- 0,8 / - "8" только угадывается, т.к. наполовину за пределами листа] -
сиаловая проба - 4,5 ед., АСТ - 0,25, АЛТ - -1,2, ами-
лазон крови 24 мг/кр., общий белок. - 6,98
[цифра "6" переправлена чернилами] :  xx
[МГ зачёркнуто машинисткой буквой "х"] 
гр%,  ЦРБ - ++  сиаловая- 320 ед. Сахарная кривая от 23.
[здесь непонятно, то ли цифра "3", тоs ли "8"  /переправлено/]

[Анализ крови от] 06.81 г. - сахар - 60,90,105 - 95,80,60 мг%, Реакция Грегер-

сена
[вместо второго "р" вначале было напечатано "н"]
положительная.

ЭКГ - Ритм синусовый. Синдром ...
[чернилами поверх машинописного xxx "ЦДЦ" (зачёркнутого с помощью ххх)
написано С У С].  
Неполная блока правой ножки пучка Гиса.

ФКГ - патологических шумов не регистрируется.

Проведено лечение : хлорпротексин, масло
шиповника, гастрофарм, гимодез [переправлено чернилами,



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 19

"гемодез"],
наш-па 
["н" переправлено, и вместо "нош-па" безграмотное "наш-па" (через "а")],

панзинорм, аутогемотерапия, в/в вливания глюкозы
аскорбиновой к-ты и новокаина, оксиферизкарбон
["з" чернилами исправлено на "о"],

олеандомицин:
[зачёркнуто так, что порвана бумага].
э р и т р о м и ц и н 
[дописано чернилами].
11.07 - больной нарушил режим. Выписан. Б-л 046264
с 17.06.81 г.  ххх
["К X Т" зачёркнуто]
б/л открыт xxxxxxxxxxxxxx.   продолжает болеть.

Рекомендовано : диета Љ 1, консультация гематолога.

       Врач Василенко     /подпись/


{Знаки пунктуация выписаны пунктуально согласно оригиналу}

В Ы П И С К А

/формальная "шапка" пропускается/

Язвенная болезнь 12-ти п. кишки в стадии обострения. Эзофагит Н.тр. пищевода.
Эрозивный гастрит.

Боли в животе, головная боль, слабость, болеет несколько лет.

Ан. крови: 9.07.81 гем. 15,4 г%, лейк.-18.000.,
б [дальше неразборчиво] - 5, РОЭ - 1, [неразборчиво],

11, гем. 59, ~ -19, мон. 5, СОЭ в норме.

анализ [неразборчиво] 320 ед., СРБ ++

В-ми [неразборчиво] 384 мг%, холецисцит 106 мг%,

билирубин 0,80 - 0,80 мг%.
Общий белок 6, 98 г%.



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 20

Группа крови В III  РП хромос. + /пол./
22. УII./81/ Реакция Грегерсена положит. /сир.крови/
7.УII - анализ мочи - без патолог.
Диа [неразборчиво] 44 мг

ЭКГ 22 18.УII.81. Ритм синусовый. Неполная блокада
правой ножки [неразб.] Гиса.

ЭКГ  22.УII.81. Верхушка соотношение тонов не на-
рушено патологические шумы над всеми тонами не рас-
познаются.

[неразборчиво] в/в, олеандомицин и эритромицин
[неразборчиво]     

[и здесь пишется: больной 18-ти лет /!/]

СПРАВКА

Гунин Виталий М. находился на лечении в больни-
це производственного объединения "Бобруйскшина"
в гастроотделении с 17.УI.81 по 13.УII.81. история
болезни Љ 506.

Язвенная болезнь 12-ти п. кишки в ст. обострения,
эзофагит  н/3 пищевода, эрозивный гастрит.

Астенический синдром. Рекомендована диета, кон-

сультация гематолога.

---------------------------------------------------------------------------------------------------

- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 20 - Дополнение i

/Вложенные в мой дневник дополнительные машинописные страницы.
Их происхождение датируется декабрём 1981 г./

Из всего вышеописанного необходимо выделить совершенно неоспоримые факты, не нуждающиеся в дополнениях и не выведенные из других.

1. Все драматические коллизии, связанные с трагическим поворотом в самочувствии Виталика (с первых чисел января 1981 г.), происходили под знаком целой серии странных происшествий (февраль-апрель 1980) и беспрецедентной охоты на нас в новогоднюю ночь 1980-1981 г., когда нас чуть не убили, и когда (утром того же дня) милиция задержала нас, угрожая и вменяя совершение тяжких уголовных преступлений. Формальным инициатором конфликта на Новый Год был молодой еврей по имени Борис.
2. Резкое ухудшение состояния здоровья Виталика произошло под знаком травли его на заводе им. Ленина группой начальствующих лиц еврейского происхождения.  
3. Резкое ухудшение состояния здоровья Виталика произошло под знаком травли его военкоматом, на фоне (устных) тяжких обвинений его в симуляции с целью уклонения от призыва на срочную военную службу.
4. Резкое ухудшение состояния здоровья Виталика произошло через пару дней после инъекции в вену (4 января 1981 г.), сделанной по распоряжению врача еврейского происхождения - Кустанович Славы Моисеевны, в связи с травмой руки.  
5. Резкое ухудшение состояния здоровья Виталика происходило на фоне грубых агрессивных обвинений его врачом поликлиники завода им. Ленина Кустанович Славой Моисеевной в симуляции, притворстве, намерении "прикинуться больным" - и с помощью этой уловки уклониться от обязанности служить в армии. Травля Виталика врачом заводской поликлиники фактически выглядит как прямое продолжение гонений на него на заводе им. Ленина.



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 20 - Дополнение ii

6. Врач Кустанович Слава Моисеевна (Михайловна) утаила результат анализа крови Виталика (начало февраля 1981 г.), показавший 19 тысяч лейкоцитов. Она не сообщила об этом ни родителям своего несовершеннолетнего пациента, ни врачам-специалистам. Она не послала его ни на консультацию, ни на дополнительные анализы / обследования.
7. Кустанович полностью игнорировала критические симптомы у Виталика, его жалобы на тяжелейшее состояние, при котором даже Скорая Помощь обязана немедленно госпитализировать пациента. Вместо помощи она отправляла его, смертельно больного, на работу, агрессивно обвиняя в притворстве. 
8. Терминальное заболевание Виталика развилось (на фоне вызывающе-преступного поведения врачей) вскоре после того, как Шланг (Юра Мищенко), которого я консультировал (по его просьбе) по поводу уклонения от военной службы через обращение к психиатру, полтора месяца пролежал от военкомата в военном госпитале в Минске, где въедливо выясняли, не симулянт ли он и не получал ли он советов, как избежать военной службы. Те же вопросы задавали (в армии) Вове Купервассеру, моему соседу и одному из моих близких друзей, и, возможно, расспрашивали его обо мне. Комиссовали из армии и Мишу Куржалова (Моню), которому я сильно помог советами.
9. Когда в конце февраля военкомат поместил Виталика (на полторы-две недели) в больницу, впервые у него шла носом кровь. Врачи сказали, что это от жары в палате.
9а. С начала февраля по начало июля 1981 г. (5 месяцев!) врачи скрывали страшные анализы крови Виталика от него самого и его родителей (он был несовершеннолетним); не проводили никакого лечения и никакого обследования (диагностики); не сделали ни одного развёрнутого анализа крови, ограничиваясь самыми простыми (лейкоциты, гемоглобин, РОЭ); не направили на консультацию к гематологу. Возможно, что нам сообщили о том, что с ним происходит, не в начале, а в конце июля (через 6 месяцев!). Первый "развёрнутый" анализ крови был сделан в больнице БШК лишь 1 июля 1981 г. (см. эпикриз). Возраст Виталика - и тот даётся в эпикризе неправильно (18 лет); ведь юридически был или не был он несовершеннолетним - огромная разница!



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 20 - Дополнение iii

10. В Морзоновской больнице (куда его определил военкомат с единственной целью: доказать, что он "симулянт") врачи Петруша и Чёрный садистски издевались над ним, угрожали ему смертью (если не признается в том, что "косит под больного"), обещали разоблачить его попытки уклониться от службы в армии. Они игнорировали жалобы Виталика на невыносимые боли и состояния, и, вместо назначения болеутоляющих, обвиняли его в притворстве. То же самое они вытворяли в мае - начале июня. Один из этих двух имеет еврейские корни.
11. Врач Кустанович, офицеры (служащие) военкомата, врачи Петруша и Чёрный обвиняли Виталика одними и теми же словами, использовали одни и те же выражения и фразы.
12. Чередование анализов крови с совершенно нормальными показателями - и анализов крови, выявивших острое повышение лейкоцитов, противоречит всякой логике. На фоне этого, саботаж (полгода!) консультации гематолога и сокрытие факта явных симптомов заболевания крови - говорят сами за себя.
13. При выписке из больницы БШК, "развёрнутые" показатели (такие, как моноциты, эритроциты, и т.д.) были "добавлены" (в 2 результата анализов до 1 июля 1981 г.) задним числом и "взяты с потолка": в оригиналах тех же анализов (машинописных листках, полученных непосредственно из лаборатории) они отсутствуют. В других случаях перечисленные в эпикризе и выписке анализы датированы с искажением (вместо июля 1981 г. - июнем 1981 г.).
14. Нет никакой причины и никакого объяснения тому, что за месяц лечения в Морзоновской больнице и за месяц лечения в больнице БШК не была проведена консультация гематолога и психиатра или невропатолога.  Более того: уже назначенная



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 20 - Дополнение iiii

консультация невропатолога в Морзоновской больнице не состоялась. Вопрос о консультации гематолога впервые поднимается лишь в справке, выданной при выписке из больницы БШК. И то - в качестве "рекомендации"! Фраза "рекомендована диета, консультация гематолога" поражает своим цинизмом (приравнивается к рекомендованной диете: т.е. необязательна к исполнению).
15. Выписка из горбольницы (Морзоновки) - фальшивка в том смысле, что никакого регулярного лечения новокаином не проводилось, а новокаин Виталику ввели 2 или 3 раза исключительно в связи с опасностью болевого шока. Папаверин и алое за всё время вообще ни разу не кололи. Лечение сложным порошком и витаминами Б-1 и Б-6 начали срочно проводить (примерно с 13 по 15 июня) лишь после маминых требований перевести Виталика в больницу БШК и обвинений в неоказании медпомощи.  
16. С самого начала заболевание Виталика сопровождалось невротическими и психотическими состояниями, с симптомами, похожими на симптомы лучевой болезни и (или) последствия действия отравляющих газов, известных под общим названием "нервный газ". Беспричинный неконтролируемый смех, необъяснимые спазмы (в т.ч. спазмы желудка), и другие состояния требовали срочной консультации невропатолога. Сам Виталик, мама и я постоянно требовали от врачей и администрации поликлиник, больниц и от военкомата такой консультации, но с 1981 г. по 1986 г. её так и не добились! И это при незаурядной маминой "пробивной" способности! Но кто, раз не было консультации невропатолога / психиатра, поставил диагноз "астенический синдром" и кто назначил аминазин и хлорпротексен?!
17. С самого начала (с января 1981 г.) у Виталика появилась тошнота, рвота, резкая боль в желудке, острая головная боль, кратковременная частичная потеря зрения и слуха, сухость кожи, боль в суставах, кровотечения из носа (февраль 1981, май 1981) и другие странные симптомы. Среди лечебных мер, проведённых в больнице БШК, обращают на себя внимание (подозрительны) 2 группы: 1) те, что резко противопоказаны при повышенном лейкоцитозе и (соответственно) подозрении на болезнь крови (хлорпротексен, солнечные ванны, электропроцедуры), и 2) те, что применяются при лечении лучевой болезни (тот же хлорпротексен, панзинорм, аминазин (как антирвотное средство), гемодез, вливание плазмы крови, и др.). Что ещё важнее: именно в сочетании эти препараты могут применяться для лечения химического отравления и (или) последствий облучения (вероятнее всего стронцием).



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 20 - Дополнение iiiii

18. Эпикриз и выписка из больницы БШК по стилю и числу ошибок (и описок) не похожи ни на один другой подобный документ. Я собрал справки и выписки из больниц и поликлиник, когда-либо выданные мне, маме, папе, бабушке и Виталику, и сравнил с ними 2 вышеупомянутых документа. Даты срока лечения, имя и возраст пациента, названия медицинских препаратов, медицинские термины, показатели в результатах анализов крови, и другое: всё напечатано с грубыми ошибками, исправлениями, неточностями, и даже явными искажениями. Бросаются в глаза резкие противоречия между тем, что написано в эпикризе, и тем, что написано в справке и выписке (3-мя документами, выданными одним и тем же медицинским учреждением).
19. Сравним эти 3 документа:
а) В эпикризе указывается (ошибочно), что Виталик находился на излечении в больнице БШК с 17.08.81 по 13.07.81 г. В выписке: с 16.07.1981 по 13.08.1981. В справке: с 17.VI.81 по 13.VII.81.В 3-х документах: цифры разные. При этом номер истории болезни даётся только в справке, хотя должен присутствовать также и в эпикризе.
б) В эпикризе и выписке указан возраст Виталика - 18 лет, хотя ему едва исполнилось (в марте) 17. В эпикризе и справке указано, что Виталик "находился на излечении в гастроотделении"; в выписке об этом ничего не говорится.
в) В эпикризе и справке диагноз: язвенная болезнь 12-типерстной кишки в стадии обострения. Эзофагит нижней трети пищевода. Эрозивный гастрит. Астенический синдром. В выписке ничего не говорится об



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 20 - Дополнение iiiiii
 
атеническом синдроме. Зато добавлено: Боли в животе, головная боль, слабость, болеет несколько лет. То, что Виталик болеет несколько лет: чистый вымысел. Боли в животе появились с осени 1980 г., а головная боль и слабость: с января 1981.
г) Только в справке (выданной через несколько дней после выписки Виталика из больницы) добавлено: Рекомендована диета, консультация гематолога. Таким образом, фраза о консультации гематолога подставлена задним числом.
д) Лишь в эпикризе есть подзаголовок "Обследование", при чём в этот раздел внесён почему-то единственный анализ крови (другие анализы, выходит, не были "обследованием"...).
ж) В эпикризе и выписке: ан-лиз крови от 9.07.81 г. : всё совпадает, но в выписке добавлен ещё один компонент (СОЭ в норме), что ставит под сомнение оба документа. Анализ крови от 1.07.81 г.: ЦРБ сиаловая, билирубин, общий белок, холицисцит в обоих документах совпадает; компонент холецисцит 106 мг% в эпикризе отсутствует; выписка СРБ ++ 384 мг%  (в эпикризе отсутствует); все дальнейшие показатели в выписке отсутствуют (сахар крови - 70 мг. %, тимоловая проба - 4,5 ед., АСТ - 0,25, АЛТ - -1,2, амилазон крови 24 мг/кр. Сахарная кривая от 23. В выписке отсутствуют 2 других анализа крови:

Анализ крови от 13.07.81 г.: гем.-13 гр. %, лей-коц. - 23.000.

[Анализ крови от] (...)06.81 г. - сахар - 60,90,105 - 95,80,60 мг%, Реакция Грегерсена положительная.
Добавим, что результаты анализов крови не выстроены (чего следовало ожидать) по хронологии.



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 20 - Дополнение iiiiiii

з) Только в выписке указано Группа крови В III  РП хромос. + /пол./. Кроме того, в выписке сказано: 22. УII./81/ Реакция Грегерсена положит. /сир.крови/. Но ведь 22 июня Виталик уже был (с 13 июня) дома, не в больнице! Там же: ЭКГ 18.УII.81. Ритм синусовый. Неполная блокада правой ножки [неразб.] Гиса. Но ведь 18 июня Виталика уже не было в больнице! И там же: ЭКГ  22.УII.81. Верхушка соотношение тонов не нарушено патологические щумы над всеми тонами не распознаются. То же самое.
и) В эпикризе (и только) написано: 11.07 - больной нарушил режим. Выписан. Б-л 046264 с 17.06.81 г. "К X Т" [зачёркнуто] б/л открыт продолжает болеть. Таким образом, по эпикризу получается, что Виталика выписали из больницы "в наказание" за то, что он нарушил режим: что не соответствует действительности.
к) В эпикризе о проведенном лечении написано: хлорпротексин, масло шиповника, гастрофарм, гимодез ["гемодез"], наш-па  ["нош-па"], панзинорм, аутогемотерапия, в/в вливания глюкозы аскорбиновой к-ты и новокаина, оксиферизкарбон, олеандомицин [зачёркнуто так, что порвана бумага]. э р и т р о м и ц и н [после точки].  В выписке о проведенном лечении написано (из того, что можно разобрать): в/в, олеандомицин и эритромицин. Зато в справке (выдана раньше всего) значится ещё и карбонат железа (скоикарбон). И ни в одном из 3-х документах нет ни слова о проведённых переливаниях плазмы крови. Ещё раз надо подчеркнуть, что выписка выдана через несколько дней после того, как Виталик вышел из больницы. Выходит, что имеется серьёзное расхождение между эпикризом и выпиской о проведенном лечении (по поводу олеандомицина и эритромицина).  

20. Мама показывала эпикриз, выписку и справку нескольким знакомым врачам, и те заключили, что "такого" ни разу в жизни не видели. Мои знакомые врачи сказали, что это "карикатура", "что-то непонятное". Юра Зельдин (сын тёти Розы Зельдиной-Марголиной) выразился определённей: "составлено безобразно" и "таких ошибок в документах из больницы в принципе быть не может ", и "это случайно не сосед с печатной машинкой напечатал?". А Игорь Пучинский [24] выразился ещё определённей, смело предположив, что все 3 бумаги составлены не в медицинском учреждении...



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 21

ПРИМЕЧАНИЕ

Во-первых, бросается в глаза явное противоречие между сроком пребывания Виталика в горбольнице, отражённым в моих записях, и тем сроком, который указан в выписке из горбольницы (из этой выписки Виталик своей рукой внёс дату помещения его в больницу в мои записи).

(Все эти заметки написаны мной, но правлены и дополнены рукой Виталика.)

Во-вторых, поражает отсутствие в выписке из горбольницы данных об анализах крови...

Далее, в перечне применённых лекарственных средств значится "сложный порошок", однако, не расшифровывается, что это такое.

Инъекции алоэ и папаверина Виталику в горбольнице не делали, а в выписке они указаны в описании проведенного лечения.

Поражает также следующее: гематология - очень специализированная ветвь медицины. Какими бы дремучими ни были провинциальные врачи, но даже они не могли, не должны были назначать лечение больному со стойким повышением лейкоцитов без консультации с гематологом, без того, чтобы гематолог подсказал, не противопоказано ли то или иное средство Виталику с точки зрения этой сферы. Только необходимость и намерение что-то скрыть объясняет стремление - в обеих больницах, где лечился Виталик - не допустить консультации гематолога.

Выписка с множеством ошибок и описок как будто показывает, что её составляли не врачи, а жандармы; другие документы, связанные с пребыванием Виталика в больнице БШК, написаны более квалифицированно, по-видимому, уже врачами.



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 22

Обращает на себя внимание и то, что, после двухнедельного пребывания в больнице (принудительное помещение его туда военкоматом) Виталик почувствовал себя хуже, что отражено в специальных моих записях, которые я вёл в связи с пребыванием моего брата в больнице. Ему делали тогда какие-то странные процедуры. После этого военкомат стремился не допустить того, чтобы Виталик вскоре снова оказался в больнице, хотя лечения, как такового, ещё не производили. Более того, в таких случаях военкомат сам проявляет инициативу, даже принудительно заставляет допризывников "лечь" в больницу, поэтому противодействие диспансеризации Виталика как со стороны военкомата, так и со стороны администрации гастроотделения горбольницы выглядит ещё более странным.

Надо вспомнить ещё и о том, что в картах обоих осмотров Виталика врачебными комиссиями как допризывника отсутствуют данные анализов крови. Можно предположить, что военкомат принимал активное участие в сокрытии данных анализов крови в период осмотра Виталика этими комиссиями, а потом, после двухнедельного принудительного содержания Виталика больнице военкоматом же, не допускал обследования Виталика, или, по крайней мере, стремился его отсрочить. Более того, зав. гастроэнтерологией врач Петруша был настроен по отношению к Виталику крайне агрессивно, обвинял его в уклонении от армейской службы, хотя знал, что Виталика направлял в первый раз в больницу именно военкомат, а вторично его "направила" необходимость подлечиться (и всё равно военкомат курировал (отслеживал) лечение). Те же вздорные обвинения



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 23

служили и предлогом в отказе в консультации невропатолога. Создавалось впечатление, что, во-первых, не хотят вмешивать в общение с Виталиком ещё одного врача, лишнего свидетеля, во-вторых - не хотят именно невропатолога, и в этом, по-видимому, кроется какая-то разгадка.

Далее, если в выписке из горбольницы сказано о гастрите с пониженной секреторной функцией, то в выписке из больницы БШК о "пониженной кислотности" уже ничего не говорится, и это также весьма непонятно.

Ко всему надо добавить ещё один факт. Когда, после выхода из больницы БШК, по моим настояниям, Виталик пошёл на приём к невропатологу, тот (не помню, у кого он был на приёме) накричал на Виталика [25], заявил, что мой брат симулирует для того, чтобы избежать службы в армии, не выслушал жалоб Виталика и удалил его из кабинета. Таким образом, осмотр врачом так и не состоялся. Очевидно, с невропатологом кто-то говорил...

Мама и Виталик сказали мне, что в выписке из больницы нет того лекарства, которое купили у Мопсиков, и это также весьма подозрительно. Ещё более подозрительно то, что Виталику вливали плазму крови без консультации с гематологом, а также вливали гемодез, делали аутогемотерапию - всё это одновременно, и с какой врачебной целью? Мои друзья-врачи также с подозрением смотрят на это.

О патологии, отражаемой анализами крови, мы узнали только в конце пребывания Виталика в больнице БШК.



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 24

Масса других странных фактов и вещей отражена в моих записях за июль, равно как и в других записях. Ошибка в указании возраста Виталика, повторённая в разных документах /причём, вообще-то в таких документах чаще указывается не возраст, а год рождения/, мне представляется ещё одним ключом к разгадке того, что произошло.

А В ГУ С Т (1981)

Софа в последнее время переменила тактику. Если раньше она воспринимала то, что я говорил ей о преследованиях так, словно ничего не слышала, то теперь она принялась выпытывать у меня, что я знаю о предполагаемо существующей неосталинской организации, знаю ли я её структуру, и т.п. Я, по её словам, постоянно меняю свои решения и постоянно её в чём-то обманываю. "А потом ты удивляешься, откуда у меня такая информированность. Ты мне всё врешь, говоришь неправду, а потом сам забываешь, что мне говоришь. И ещё удивляешься, откуда я всё знаю", - это её буквальные слова.

К сожалению, в её обвинениях немалая доля истины. Зная о близком знакомстве двух человек из её окружения с отцом и дядей Барковских, я "сливал" ей дезинформацию, предназначенную не для Герека и Юрэка, но для ушей всего могущественного клана Барковских [26]. Как теперь я понимаю - мало того, что это аморально, так ещё и недальновидно. Софа далеко не глупый человек, но - пока в наших отношениях всё обстояло гладко - её ум как бы дремал из-за отсутствия в ней едкости, острословия и подобных качеств. Ревность же и подозрительность совершенно переменили её, сделав изворотливой, наблюдательной, излишне любопытной и сметливой.   

Она со слов моей мамы, Виталика и с моих собственных слов усвоила и накопила широчайшую информацию фактологического плана: прекрасно запомнила десятки имён моих друзей, приятелей, родственников, их личные данные, места работы, по возможности - адреса, и даже привычки и слабости. Разумеется, "мотором" её целенаправленного и планомерного интереса является "синдром мисс Мэпл" [27], ревность и стремление изменить природу наших с ней отношений, перевести



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 25

их в другое, более желаемое ею, русло. Тем не менее, по складу своей личности она не способна стать полноправным партнёром в моём противостоянии властям, и, значит, её могут разговорить, поймав на приманку "ценных" (с её точки зрения) сведений обо мне (могущих "вписаться" в её представления о том, как "не упустить" меня).

В её словах постоянно проскальзывает определённая направленность в отборе и запоминании того, что я ей говорил, определённое отношение к получаемым сведениям. Иногда она "выдаёт" мне то, что, я уверен, ей не сообщал (к примеру: что не мог ей рассказать о моих друзьях и знакомых, или чего сам о них не знал). Например, она не только помнит, что у меня есть двоюродная сестра Люба [28], но знает о близости наших с Любой отношений, о нашей переписке, о том, что Люба окончила здесь техникум, что Люба живёт сейчас в Риге и учится там, что у неё есть муж и ребёнок, что она получила в Риге квартиру, что в Бобруйске "ходила" с Шумским [29]. Эту информацию Софа могла получить от мамы и Виталика. А вот запомнила из-за нездорового интереса. Легко предположить, что она клюнет на подобные сведения от посторонних людей, станет их выслушивать и постепенно втянется в разговор. Даже если она рассчитывает, что ничего конфиденциального обо мне не расскажет, из одних лишь её вопросов можно выцедить убийственные для меня сведения. Имеются подозрения, что кто-то уже воспользовался этой ситуацией. Так, об Игоре Никулине [30] из Полоцка я ей ничего не говорил, а ей известно не просто о его существовании, но такое про него, что не могла ей рассказать мама и не мог "выдать" Виталик.

Ревность и привязанность ко мне толкает её на разговоры с моей мамой, после которых она, судя по всему, чувствует себя психологически более комфортно.  Софа "случайно" встречает мою маму на улице и заводит с ней беседу. Если мала плохо себя чувствует и прак -



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 26

тически на улицу не выходит, Софа вдруг появляется у моих родителей, спрашивает, где я, и, опять-таки, заводит разговор.

Я чувствую себя виноватым перед многими людьми, но перед Софой особенно; её естественная реакция на двойственность наших с ней взаимоотношений, со всеми разветвлёнными неудобными для меня последствиями: целиком моя собственная оплошность...

Иногда она приносила пару яблочек из своего сада, иногда ещё что-нибудь; "случайно" встречала Виталика и вызывала его на беседу. Она также взялась усиленно устраивать Виталика на ФОК [31], явно для того, чтобы получить возможность часто встречаться с ним и быть ближе ко мне [32]. Чтобы видеться со мной почаще, она под разными предлогами общалась с моими друзьями и знакомыми (старалась найти какое-нибудь дело к ним). Таким вот образом Софа сошлась со Шлангом /с Мищенко Юрой/, который шил /и сшил/ ей штаны, с другими, окружавшими меня. Встретив раз вместе со мной Мишу Аксельрода [33], она затем "призналась", что видела часто моего "знакомого с бородой", и выпытывала у меня, как его фамилия и как его зовут. То же самое было и с Борковскими, причем, как потом оказалось, Софа придумала, что знакома с ними, чтобы легче получить от меня сведения о них и не выдавать степени своей осведомлённости /возможно, от Шланга/. Толкаемая ревностью, в каждом телефонном звонке, в каждой записке она подозревала мой новый роман. Часто, приметив край недописанного письма, виднеющийся из-под какой-нибудь книги, она, как кошка, подкрадывалась и схватывала письмо; пытаясь как можно больше успеть прочесть, пока я письмо не отобрал. Определённо, она видела в каждом клочке бумаги любовное послание к сопернице.

В конкретных ситуациях, однако, это становилось отнюдь не безобидным.

Она (когда, по логике, и м  нужна была обо мне или от меня срочная информация (а я не назначал ей встречи на эти дни) - оказывалась со мной



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 27

в одном троллейбусе или автобусе; выходила из троллейбуса на остановке, на которой я ждал в это время транспорта; стояла там, где я выходил, и т.д. Не такая уж крамольная или безумная мысль: предположить, что администрация ФОКа не случайно в то или иное конкретное время отпускала её с работы, поручая, к примеру, приобрести какой-то снаряд по безналичному расчёту. Когда Софа неминуемо пересекалась со мной, допустим, в троллейбусе, и заводила громкий разговор, где-то в уголке среди пассажиров прятался невзрачный человечек с "заячьими" ушами. Как только я пытался шикнуть на неё, чтобы она понизила голос, она тараторила ещё громче, принимая мой знак как свидетельство того, что я чураюсь её. Зная, что я в тот год, когда мы с ней не встречались, "ходил" с другой, Софа как-то спросила: "А ей ты тоже об этом говорил?" - Она имела в виду преследование меня. Я сказал: "Нет". -  " Это хорошо. А то она бы тоже "всё рассказывала". Это "тоже" прозвучало недвусмысленно, и, очевидно, просто вырвалось у неё (Софа имела в виду мои упрёки в её собственный адрес).

Виталика положили в Минск, в гематологическое отделение 9-й клинической больницы, и сегодня родители уехали к нему. Я ночевал у родителей, потому что деда нельзя оставить одного. Софа спросила у меня сегодня: "Ты что, ночевал у родителей?" Это было в первый раз за всё лето, когда я ночевал у родителей.

1 сентября (1981).

Мама с Виталиком поехали на консультацию в Москву, где Виталика положили на обследование.

В Минске ему делали пункцию и брали вещество костного мозга, хотя я был категорически против. Врачам удалось уговорить маму и Виталика, и эта процедура была сделана. После неё Виталик почувствовал себя значительно хуже.

Посетил Кустанович Славу Михайловну [34] на стадионе, где она теперь работает врачом в ДСШ [35]. Когда



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 28

я стал с ней говорить, спросив, что случилось с моим братом, когда она работала его цеховым врачом /в связи с повышенным лейкоцитозом у него/, она начала трястись, и её трясло примерно минуту-две, пока она не овладела собой. После этого никакой связи её поведения с моими подозрениями об искусственной природе заболевания Виталика, внешне не было заметно. Наоборот, возникало впечатление, что она ведёт себя как человек, который не имеет никакого отношения к халатности или преступлению по отно-шению к Виталику, если таковые имели место. И только в конце нашей беседы она для чего-то принялась выпытывать у меня, что теперь с Виталиком, где он находится, каким специалистам мы его показывали, каков у него лейкоцитоз, и т.п. Причём, в своих вопросах она повторялась и ходила вокруг да около. Причём, несмотря на то, что я несколько раз порывался уходить, она меня не отпускала - и всё расспрашивала. Я разговаривал с ней очень вежливо, объясняя свой визит к ней тем, что специалисты, консультирующие теперь Виталика, пытаются выяснить, с чего началось у него заболевание крови, и чем он болел в то время, когда первый анализ, показавший повышение лейкоцитоза, был сделан. В её ответе меня удивило следующее.

Мама с Виталиком, разговаривавшие с новым цеховым врачом - молодой женщиной приятной наружности и с приятными манерами, - выяснили, что анализы, производившиеся после того, как Виталик болел гриппом /лечась в то время у Кустанович/, что было, по-моему,



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 29

в январе [36], показали повышенный лейкоцитоз [37]. Итак, спустя более чем три месяца со времени анализа крови, производившегося в связи с помещением его в стационар и объявленного впоследствии первым, показавшим патологическое повышение лейкоцитоза, выясняется, что, оказывается, был ещё один, и именно он показал повышение лейкоцитов. Лечащим врачом у Виталика была тогда эта самая Кустанович. Получалось, что она "просмотрела" тот плохой анализ крови, и, хотя решался вопрос о больничном, и Виталик требовал продления больничного листа (который получил от другого врача; Кустанович гнала его на работу), жалуясь на плохое самочувствие, она закрыла ему больничный, несмотря на тот плохой анализ крови (что является уже само по себе преступлением). Она же тянула и саботировала выдачу Виталику направления в больницу. Теперь, в разговоре со мной, она сказала, что не помнит, чтобы она пропустила плохой анализ крови у Виталика, и даже утверждала, что такого не было. Далее, то ли пытаясь меня сбить, то ли искренне - она, после того, как я опять изложил ей то, что при ней у Виталика впервые был обнаружен повышенный лейкоцитоз, сказала примерно следующее: "Так ведь повышенный лейкоцитоз у него обнаружили только уже в больнице". Откуда она взяла, что в больнице у Виталика был обнаружен повышенный лейкоцитоз, не знаю. Ушла она из поликлиники з-да Ленина до того, как Виталик выписался из больницы, до того, как нам самим случайно стало известно о плохих анализах крови у Виталика. Из моих слов она, до того момента, не могла извлечь в разговоре



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 30

данной информации, следовательно, она была в курсе дела: с какой стати, неизвестно, причём, с начала нашего разговора старалась скрыть это от меня... Возможно, что она до своего ухода из поликлиники з-да Ленина успела поговорить с мамой [38], но, опять таки, тогда она, значит, передо мной разыгрывала "дурочку". Как я ни крутил, она повторяла, что не помнит ни гриппа, которым болел Виталик, ни плохого анализа крови у него, и утверждала, что  н е  могла просмотреть плохой анализ крови у него. Она снова и снова спрашивала, какое именно заболевание крови находят у Виталика и чем они (кто его смотрел) это заболевание объясняют. Она сказала ещё, что, очевидно, когда Виталик болел, она, мол, была в отпуске, раз не помнит ничего подобного (!?). Она заявила, что была в отпуске с конца января и весь февраль [39]. Узнав от меня, что повышение лейкоцитов в крови у Виталика превысило 20.000., она сказала, что воспалительный процесс в организме не может дать такое большое повышение, а, кроме того, воспалительный процесс не даёт очень длительного повышения лейкоцитов, и через некоторое время лейкоцитоз при воспалительном процессе начинает падать. Она назвала цифру, максимальную при воспалительном процессе: 15,000; как она выразилась: не более пятнадцати тысяч. Она ещё спросила у меня с подозрением и с нотками беспокойства в голове, каким образом я её разыскал, кто мне сказал, что она здесь работает, и принялась у меня выпытывать об этом, жаждая подробностей. Она снова повторила, что т о г д а  была в отпуске, добавив, что в отпуске болела,



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 31

из-за чего отпуск ей продлили [40]. Затем, после мая, она перешла сюда, так как ушла на пенсию, а хочет ещё поработать, так как тут работа легче, а её как раз после отпуска стали приглашать сюда [41]. Косвенно вступая в полемику со мной, она заговорила о том, что, мол, у Виталика столько болезней, что заболевания живота могли бы дать заболевание крови, при чём именно в тот момент в её глазах зажглись какие-то странные огоньки, и в тот момент её глаза стали подобны глазам безумной, или, по крайнее мере, очень испуганной женщины. Они блестели лихорадочным блеском. После, того, как я ей сказал, что гематолог полагают, что, наоборот, заболевание крови могло дать все заболевания живота, она уже, видимо, разволновалась и потеряла самообладание, рассмеявшись

нервным смешком, и заметила, что при любом заболевании крови не может быть один анализ хороший, а другой вдруг плохой, что, в - случае заболевания крови - не может быть хороших анализов, как это было у Виталика в тот период, когда она была его цеховым врачом. Она ещё сказала: "Вот так это хорошо работает наша лаборатория!.." Сказала с огромной долей иронии, но не напирая, как бы "в разговоре", естественно, так, как бы сказала любая "о б ы к н о в е н н а я женщина". Но что касается плохой работы лаборатории, ей следовало бы заметить, что так работают "наши лаборатории" во множественном числе; она же сказала в единственном: "лаборатория". Т.е., мне показалось, что она имеет в виду не все, а именно тот анализ крови, который делали



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 32

Виталику в её бытность цеховым врачом на з-де Ленина [42]. Она также расспрашивала меня, откуда нам известно об этом самом анализе крови Виталика и с кем вёлся разговор в поликлинике з-да Ленина. Под конец она изъявила желание записать данные Виталика и сказала, что сама пойдёт туда в поликлинику и посмотрит. У меня не имелось опасений давать ей данные Виталика [43], но я решил проверить её реакцию. Я сделал вид, что собираюсь уходить, сказав, что "ничего", "раз вы были в отпуске, я сам пойду туда и узнаю, кто вас заменял в январе-феврале" Однако, она проявила нездоровую, на мой взгляд, настойчивость, чуть ли не бежала за мной, и я дал ей данные Виталика.

После этого я пошёл в поликлинику з-да Ленина, чтобы выяснить, кто заменял Кустанович. В поликлинике видел соседку родителей [44], которая вела себя крайне странно; увидев меня, отвернулась, и, думая, что я её не заметил, потом подошла к регистратуре - и что-то выясняла, а, снова увидев меня, постаралась выскользнуть. Мы забрали из поликлиники карточку Виталика (историю болезни), а в новую поликлинику, куда должны были её передать, не отдали.

Д О II О Л Н Е Н И Е -

Примечание [может относиться к 1990 году]

На этом записи по началу заболевания моего брата обрываются, но для понимания последующих событий следует добавить, что я принялся изучать поликлиническую карточку Виталика. Я поставил своей целью перепечатать на машинке всё содержание рукописных страниц. Моя работа затруднялась тем, что я не мог да конца разобрать почерк врачей, медсестёр, делавших записи, не знал тогда всех терминов, не знал принципов сокращений, принятых во врачебной практике на письме, и т.п.



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 33

Может быть, я проявил слишком мало активности, не найдя постоянного врача-консультанта [45], хотя, по-моему, я уже был к тому времени знаком с Сашей-нефрологом, приятелем Симановского Толика [46], которого, мог найти через Симу /такое прозвище Симановского/...

Возможно, я опасался вследствие того, что Саша жил напротив КГБ, и у него какой-то   
немного "чудаковатый" вид, присущий некоторым из тех, кто входит в элитные компании и проводит время в обществе проституток из "высшего" света (доступным и ка-гэ-бешникам). Не знаю... Но консультанта я тогда не нашёл.

Я пытался  через маму использовать кого-нибудь из маминых знакомых - тётю Софу Шейн (онколога) [47], Илю Палей [48], которая стала лечащим врачом Виталика (гематолога), кого-нибудь другого (а у мамы полно знакомых-врачей), но мама наотрез отказалась просить своих подруг, высмеивала меня, и говорила, что это всё "моя болезнь", что это всё у меня мания преследования. Никакие доводы её не убеждали. С другой стороны - я боялся (и не без оснований) выпускать из рук поликлиническую /с з-да Ленина/ карточку Виталика, потому что оставить у кого-либо боялся, а сидеть вместе со мной и разбирать её вряд ли кто бы согласился.

Перефотографировать - тоже: дело хлопотное, с которым, к тому же, я сам бы не справился.

Конечно, со временем я бы разобрал каракули, но дело шло



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 34

слишком медленно.

В очередной раз всё пробуксовывало из-за отсутствия у меня практических качеств и организационных способностей. Уже тогда я почему-то чувствовал, что на изучение этой карточки у меня есть очень мало времени, и что должен был сделать это первостепенной задачей, а потом уже - всё остальное. Возможно, надо было рискнуть, и передать доверенному лицу эту подшивку листов для копирования или для анализа специалистом. Мою беспомощность не оправдывает даже то, что я не надеялся найти никаких прямых улик против потенциальных преступников, которые скрывали (а, может быть, даже  причастны...) заболевание крови у Виталика. Мнимо важная (по сравнению с делом спасения брата) игра с теми, кто похищал мои рукописи, не допускал их публикации, распространения, передачи за границу, и т.п., вера в их политическое или художественное значение, не иссякавшая во мне до 1982 года, стремление во что бы то ни стало сохранить их (для чего я десятки раз перепечатывал их, прятал у целого сонма друзей /как ни удивительно, никто из них не предал меня, не потерял моих рукописей, не выдал их органам/), нисколько не помогла мне (опытом) в деле "клонирования" карточки (истории болезни).

Чувство дискомфорта, тяжёлое моральное испытание (испытание для моей психики) сопутствовало анализу карточки Виталика (изучению нашего горя) - и привело к тому, что я работал над ним крайне медлительно, всё тянул и тянул, а потом вообще прекратил это занятие, откладывая со дня

 - В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 35

на день, всё говоря себе: вот завтра я приступлю к её этому делу снова, а завтра говорил: послезавтра, и так тянулось месяца два-три, а, может, и больше. Потом внезапно Виталик заявил мне, что не хочет, чтобы я разбирал его карточку, и сказал: "Я не хочу, чтобы ты копался!" (запретил мне). Думаю, что в продолжении исследования этих записей мог бы помочь наш отец, но горе наше состояло в том, что мы переживали нашу трагедию по одиночке, теряя взаимопонимание, накапливая отчуждённость, а избиение меня в 1979 г. [49] (возможно, по заданию органов) оказалось как бы прелюдией, своего рода "репетицией" того психологического феномена, что развился с началом болезни Виталика. Тяжёлые травмы, которые я получил в результате избиения; потом кампания угроз и запугивания, которая не оставила в покое ни одного из членов нашей семьи, тяжёлым бременем легла на плечи всех: привели к странной форме отчуждения, когда, при сохранении тёплых взаимоотношений, мы все как будто лишились некого стержня единства. Теперь этот странный недуг усилился, и мы переживали трагедию Виталика каждый сам по себе. И я не обратился к папе, который один мог уговорить Виталика снова дать мне карточку, а, может быть, помог бы перефотографировать её и нашёл бы консультанта.

Запрет Виталика возымел на меня действие, и, хотя карточка лежала сначала на виду, я не трогал её - раз Виталик мне возбранил. Однажды, когда карточка уже была Виталиком положена в стол, я, доставая свои тетради (часть их хранилась у Виталика), вытащил эту карточку и забыл её убрать. Увидев её на столе, Виталик очень резко со мной говорил, и потом я не хотел даже дотрагиваться до неё.

Через некоторое время после первой женитьбы Виталика




 - В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 36

карточка исчезала, причём, по словам самого Виталика, он не знал, где она. Потом она таким же внезапным образом снова появилась на том же месте, где мы её искали (и где тогда её не оказалось). В 1988 году она исчезла (это совпало со знакомством Виталика с Людой, портнихой, сыгравшей определённую роль в жизни Виталика, а, может быть, и в его судьбе) бесследно.

Даже те несколько страниц поликлинической карточки Виталика, которые мне удалось разобрать, да и то наполовину (так как некоторые записи не были мной прочитаны), раскрыли странные, подозрительные вещи.

Согласно записям в карточке, в связи с травмой руки Виталику в январе 1981 года (то есть примерно за десять месяцев до того, как нам в руки попала эта поликлиническая карточка), сделали какую-то инъекцию, то ли против столбняка, то ли ещё какую-то. (Обнаружилось и то, что ему что-то ввели также и в ноябре 1980 г., в связи с "царапиной", но тот случай вызывает гораздо меньше подозрений). Вскоре, неизвестно по какой причине, ему сделали анализ крови, который показал 19.000. лейкоцитов. Лечащим врачом Виталика тогда была та же самая Кустанович. Никакого обследования, никаких мер по поводу повышения у Виталика лейкоцитов не предпринималось, Кустанович скрыла результаты этого анализа.

Когда я внимательно, ещё раз, прочитал предшествующие записи, я обнаружил там назначение каких-то таблеток, название которых не разобрал, выписанных той же Кустанович "в связи с гематологическим..." (дальше разобрать не удалось), как там было написано. Почерк этой записи совпадал с почерком Кустанович на других страницах, а вот



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 37

запись об инъекции в связи с травмой была произведена другим почерком. С другой стороны, в той же карточке были записи за подписью "Кустанович", но выполненные (на мой взгляд) явно другим почерком и подписанные явно другой подписью, нежели остальные записи, сделанные ею же.

Обнаружились тут и две карты результатов обследования для призыва в армию - от бобруйского горвоенкомата. Тут были записи и подписи всех врачей - хирурга, невропатолога, и т.д., - были анализы мочи, но отсутствовали данные анализов крови, и это, надо думать, не было случайностью. Врачи могли не заполнить всё, что угодно, только не военкоматовский график-обследование, а тем более не могли не вписать в него данные анализов крови. Между двумя картами был, неизвестно кем и зачем сделанный анализ крови, относящийся ко времени второй комиссии, и тот, что должен был быть - по идее - вписан во вторую карту. В нём лейкоцитов у Виталика было 8.000, то есть норма.

Я сумел разобрать-прочитать ряд других странностей, но, к сожалению, Виталик, как я уже писал выше, забрал у меня карточку. Всё, что я "расшифровал", я переписал в отдельную, особую тетрадь, которая хранилась дома. Однако бесследно исчезла и карточка Виталика, и эта тетрадь, хотя первая была у Виталика, вторая - у меня.

Прочитав уже начало поликлинических записей, я перестал сомневаться в том, что избиение Виталика в Гомеле, когда он учился там в художественном училище, избиение его сотрудниками милиции, неоднократные приводы в милицию,



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 38

различные провокации и издевательства, интриги вокруг первой женитьбы Виталика - и потом (уже включавшие его первую жену и тестя), "охота" на нас с Виталиком в районе Фандока, о которой ниже, а, с другой стороны, странные, даже загадочные, обстоятельства начала его болезни: звенья одной и той же цепи.

Позже у меня опять возникли сомнения, колебания, и это было роковым для Виталика, ибо - я уверен, если бы мы вовремя выехали из СССР, врачи за границей, возможно, сумели бы разобраться с болезнью Виталика и спасти ему жизнь. Но, с другой стороны, и в моменты уверенности, что болезнь моего брата есть не что иное, как следствие чьих-то преступных действий (влиятельных лиц и подчинённых им врачей), не что иное, как медленное убийство моего брата (из-за того, что причина роковых изменений в его организме держится в тайне), и в моменты сомнений я принимал во внимание то, что власти во что бы то ни стало попытаются помешать нам выехать с Виталиком и во что бы то ни стало предотвратить такой выезд. Чем? Самым безотказным способом. Каким - нетрудно догадаться. И этим я оправдывал то, что тянул с отъездом, хотя это само по себе не оправдание, тем более - что мог с Виталиком бежать из Польши, когда мы там были (хотя, возможно, было уже поздно; кроме того, Виталик уже чувствовал себя очень плохо). Надо подчеркнуть ещё и то, что в 1989 или в 1990-м году исчезли дневники Виталика, которые он вёл до 1981 года, причём, исчезли, как и всё остальное, бесследно.

[Когда мы узнали о возможности пересадки костного мозга (которую делают только за границей) и о полном выздоровлении тех, кто согласился на такую операцию (она сопряжена с известным риском), мы спросили об этом Илю Палей [50]. Она убедительно заверила нас в том, что пересадка костного мозга: "красивая легенда", "не гарантирует полного излечения" и "мало кому помогает", и что риск "исключительно велик". Авторитет Палей был такой, что эта тема закрылась для нас на годы. Что касается отъезда из СССР навсегда: Беларусь была для меня, папы и Виталика Родиной с большой буквы, и только реальная возможность спасти Виталика могла склонить нас к бесповоротному решению об эмиграции.]

- конец дополнения -



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 39

1 января 1981 г.

/Забегая вперёд, надо признать, что весь будущий год прошёл под знаком гротескно зловещей новогодней ночи, предвосхитившей то, что сделало новый, 1981 год, роковым. То, что случилось в ту ночь, нельзя не считать зловещим предзнаменованием, адским указанием нам всем на то, что именно этот год будет для нас отправной точкой чудовищной трагедии: началом смертельной болезни Виталика. Пугающая невероятность - чуть ли не фантасмагория - обстоятельств продолжения казавшегося поначалу чисто бытовым конфликта в ночь с 1980 на 1981 год слишком заметно перекликается с жуткой оргией подозрительных обстоятельств картины развития болезни у Виталика.  


*   *   *

Далее идет подлинная запись, сделанная на следующий день, 2 (второго) января 1981 года.

Тридцать первого (31) января, в ночь на первое, после того, как я отыграл огонёк, на нас с Виталиком было совершено покушение. Неловко, неуклюже (в свете дальнейших событий) подстроенный конфликт, странное в дальнейшем отношение к нему (к фактам) знакомых, каждодневно со мной встречавшихся лиц, несуразность того, что произошло потом: всё это выводит случившееся далеко за рамки ординарности.

Нас "ловили" в одном из районов Бобруйска, связанным с "городом"  длинными и тёмными улицами, по моим



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 40

подсчётам, человек восемнадцать [51]. Они были хорошо организованы, прочёсывали местность планомерно и особым образом между собой пересвистывались, так, что понимали друг друга.

Шесть раз вызова милиции ничего не дали; несмотря на обещание прислать машину и даже на категорические "машина вышла" - никто не приехал /не говоря о грубости и отказах сначала/. Из здания, где помещается опорный пункт, в котором почему-то милиционеров не оказалось, нас вытолкали за дверь, где мы оказались лицом к лицу с опасностью. Коля [52] - который играет со мной и который играл со мной и огонёк, живущий в этом районе, в подъезд которого мы проскользнули перед носом у бандитов, - захлопнул перед нами дверь, а ведь мы изложили суть происходящего, сказали, что во дворе нас караулят и что мы не можем идти домой. А ведь у него в то же время спали двое из наших ребят!

Отсидевшись в подъезде, мы приняли решение прорываться домой, поскольку и подъезд не спас бы нас в конце концов. Несколько раз мы обходили  посты - только так можно охарактеризовать те места, где двое-трое прогуливающихся в параллельных друг другу и перпендикулярных улицах, а также в проходных дворах фигур явно были ничем иным, как дозором. Кроме того, они иногда пересвистывались, но не говорили друг другу ни слова.

Мы уходили от них, используя логические допущения, но то, как они профессионально, мастерски нас "накрывали" - и "накрыли", явилось для нас удивительным и



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 41

шокирующим.

Коля (к которому мы заходили) сказал нам, что братья Барковские /два брата-близнеца, которые играли с нами [53]/ нас искали, и что, может быть, и теперь они где-то "ходят и нас ищут".

Когда мы ускользали от преследования, в одном из переулков мы увидели двух ребят в таких же, как у братьев, шерстяных шапочках с идентичной расцветкой, в таких же шарфах, повязанных поверх одежды, и вышли к ним. Только подойдя ближе, мы увидели, что опознались. Когда мы приближались к ним, они стали под колонку - пить воду, - хотя до того, как нас увидели, намеревались свернуть во двор, а из-за железной ограды дальнего двора вышли сквозь брешь ещё двое, с которыми те стали перекрикиваться ничего не значащими репликами. Нам деваться было некуда: назад идти было бессмысленно. И мы двигались вперёд. Затем из двора /в нём была стройка/ вышли ещё трое, которых мы уже видели и знали, с заборными кольями в руках, и стали у нас на пути. Я крикнул "вперёд!" и силой своей уверенности увлёк брата, заставив бежать за мной, и мы старались уклониться от ударов (я выдвинулся ближе к нападавшим, заслоняя собой Виталика). Но один удар всё-таки пришёлся мне по руке, и оказался сильнейшим ушибом с ссадиной. К нашему удивлению и недоумению, они бежали за нами вдогонку ещё довольно долго по мостовой с кольями в руках, несмотря на то, что уже почти рассвело, на остановках стояли уже толпы народа, и это было на глазах у всех.

Травма руки у меня оказалась настолько серьёзной, что пришлось ехать в травмопункт.



- В. Гунин  -  ДНЕВНИК --  Предисловие,  стр. 42

По дороге в трамопункт за нами по пятам следовали какие-то личности, а также преследовали машины.

В травмопункте нас поджидали несколько тех самых ребят, которые спровоцировали инцидент, принимали в нём участие, а потом "охотились" на нас. Как только я вошёл в кабинет к врачу, я сразу же был задержан поджидавшими меня милиционерами, а вместе со мной и Виталик. Нас долго возили в машине, уговаривая признаться в несовершённых делах, оговорить себя и признать, что мы избили какого-то парня в шубе, и тому подобное. При этом два милиционера прибегали к угрозам и запугиваниям. Лишь после того, как я намекнул, что мы с Виталиком были не одни, а что с нами в травмопункте был один наш приятель, нас отпустили.

С этого инцидента и начинаются сохранившиеся тетради дневника моего брата.

                  Лев Гунин

=================================================================

KОММЕНТАРИИ