СОДЕРЖАНИЕ

31. 10.ЭКЗЕМПЛЯРЫ ЛЕНИНСКОЙ КОМАНДЫ.
(Раздел 10-й: ГЕТЕРЫ ЛЕНИНА -
    Малка Лившиц-Фрумкина)
32. 11.ЭКЗЕМПЛЯРЫ ЛЕНИНСКОЙ КОМАНДЫ.
(Раздел 11-й: ГЕТЕРЫ ЛЕНИНА -
    Цецилия Зеликсон-Бобровская)
33. 12.ЭКЗЕМПЛЯРЫ ЛЕНИНСКОЙ КОМАНДЫ.
(Раздел 12-й: ГЕТЕРЫ ЛЕНИНА -
    Лариса Рейснер)
34. 13.ЭКЗЕМПЛЯРЫ ЛЕНИНСКОЙ КОМАНДЫ.
(Раздел 13-й: МАРТОВ, ЗИНОВЬЕВ, КАМЕНЕВ)
35. 14.ЭКЗЕМПЛЯРЫ ЛЕНИНСКОЙ КОМАНДЫ.
(Раздел 14-й: КРАСИН)

8-я Книга.

СТАЛИН - ОРУДИЕ СИОНИЗМА

30-й том:
ЭКЗЕМПЛЯРЫ ЛЕНИНСКОЙ КОМАНДЫ.

(Раздел 10-й:
ГЕТЕРЫ ЛЕНИНА -
Малка Лившиц-Фрумкина)

ЭКЗЕМПЛЯРЫ
ЛЕНИНСКОЙ
КОМАНДЫ-5-ж

Фрумкина (настоящее имя Малка Янкелевна Лившиц) -
ещё один кровавый боец "ленинского "спецназа".
Известна под уголовной кличкой: "Эстер".

[В первом браке - Фрумкина, во втором - Вихман.]

Малка (Мария) Янкелевна (Яковлевна) Лившиц - родилась в 1880 году, в Минске, в очень богатой купеческой семье еврейских религиозных мракобесов, ненавидевших "гоев" (не евреев, "неверных"). Родители дали ей ортодоксальное еврейское религиозное воспитание, обучили всем фанатичным молитвам, чтению на особом еврейском религиозном жаргоне арамейского языка ("иврите"), основам галахического и талмудического мировосприятия.

При своём религиозном еврейском фанатизме, родители Малки изображали из себя "прогрессивных" последователей еврейской "Ла Скалы" ("Просвещения"), признавали светскую литературу на германском еврейском языке идиш. Отец Малки - учитель еврейской начальной школы (меламед) - сам был очень образованным в еврейском смысле человеком, знал галахический и талмудический канон, регулярно посещал синагогу и общался с "учёными" раввинами. Но он получил и хорошее светское образование. На языке идиш писал стихи и рассказы, занимался и публицистикой. Мать Малки была из очень знатной семьи знаменитого раввинского рода из Вильнюса - Каценеленбоген-Ромм.

С 6 лет Малка посещала хедер (начальную еврейскую религиозную школу), занималась дома с репетиторами, с 9 до 11 лет получала домашнее еврейское образование. Родители пристрастили её не только к чтению Шулхан Аруха (источника еврейского нацизма), Торы, Талмуда, и других еврейских религиозных книг, но и светской (так называемой "новой") литературы на так называемом "иврите". Она чуть ли не на память изучила сионистский роман А. Мапу "Любовь в Сионе". В 12 лет она уже читала сионистские воззвания и программы еврейского колониального "освоения" Палестины.

После окончания Минской Мариинской женской гимназии поехала на Высшие Бестужевские педагогические женские курсы в Санкт-Петербург. (О том, окончила ли их с дипломом, у нас сведений не имеется).

Там, в Петербурге, знакомится с активистами еврейско-сионистского движения, связанными с Ротшильдами. Они направляют её в Берлинский университет на "повышение квалификации". Вот выписка из бюллетеня о посещении курсов в Берлинском университете студенткой Малкой Лившиц: криминалистика, судебная медицина, юриспруденция, социология, финансы, экономика, аптечное дело (химические вещества, яды, и т.п.).

С таким багажом еврейского мистического мракобесия, криминалистики, ядов, судебной медицины и сионистского национал-расизма Малка Янкелевна "ударилась в революцию", и, естественно, перенесла на это новое поприще все свои еврейские религиозные суеверия и ненависть к "гоям".

С 1886 года (снова в Минске) Малка становится политическим деятелем, подвизается в публицистике. Мнит себя выдающейся революционеркой, принимает участие в деятельности политических кружков, близких к социал-демократам. Участвовала в кружке, члены которого исповедовали идеи А. Лесина. С 1897 года там же, в Минске, - член еврейской националистической военно-политической нелегальной организации Бунд. (По другим - на первый взгляд, более правдоподобным данным - член Бунда с 1901 года. Тем не менее её связь с Лениным и Плехановым предполагает её членство в Бунде с 1897 года. В моём распоряжении имеются и неопровержимые факты о её членстве в Бунде с 1897 или даже 1896 года). В Бунде Малку использовали для пропаганды и агитации, для написания публицистических статей, особенно на идише.

Малка играла роль координатора действий Бунда с социал-демократической партией, и, в частности, с Владимиром Ульяновым (Лениным) и находившейся под его влиянием группой лиц.

В моём распоряжении оказались редкие материалы о тесной связи деятельности Малки Лившиц (по первому мужу: Фрумкиной) с Лениным и Плехановым, и, в частности, о её роли в основании "дутой" партии РСДРП (фактически ответвления, филиала Бунда) и её "дутого" бундовского "I съезда РСДРП".

Напомним, что, пока Ленин (Владимир Ульянов) "отдыхал" в ссылке, а Плеханов в изгнании, евреи-экстремисты распоряжались "плехановским наследием" и основанной Лениным организацией (как чужим "кошельком").

Все лидеры "Союза борьбы за освобождение рабочего класса" в то время отсутствовали, но без них "кто-то" созвал (от имени еврейской организации Бунд) в Минске (1898) "I съезд РСДРП". Он состоялся на квартире Бунда и под опекой этой еврейской организации. 9 самозванцев учредили Российскую социал-демократическую рабочую партию, "одобрили" её Манифест и отпечатали его в типографии Бунда. Но даже этим самозванцам не дали "порулить". По наводке зарубежного еврейского центра и его людей в российской полиции, все до единого члены избранного "съездом" ЦК и большинство делегатов были арестованы, а почти все проводившие съезде организации - разгромлены полицией.

Это дало кому-то возможность завертеть делами РСДРП так, как кому-то за границей было угодно. Не удивительно, что, вернувшись из ссылки в феврале 1900 года, Ленин (Ульянов) снова слился со своей "тенью" - Мартовым (Цедербаумом), с которым ездил по городам империи, налаживая связи с нелегальными организациями. Не удивительно и то, что полиция сквозь пальцы смотрела на эти разъезды, и нисколько не мешала.

Очень подозрительна роль Малки Лившиц в истории со сдачей подпольной типографии Бунда в Бобруйске главе московского охранного отделения Сергею Зубатову, и последовавшими за этим арестами многих членов Бунда и РСДРП. Именно она уже тогда играла важную роль в бундовской партийной печати, хотя состояла в этой подпольной организации всего лишь год. Она ездила в Бобруйск, где встречалась с работниками подпольной типографии.

Во время событий 9 января 1905 года Малка находилась в Петербурге, где координировала действия еврейских боевиков Бунда по провоцированию расстрела демонстрации рабочих с действиями других подпольных еврейских организаций, а также евреев - социал-демократов, эсеров, анархистов, и т.д.

В период революции 1905 - 1907 годов Малка была вовлечена в налаживание контрабанды и транспортировки оружия, создания нелегальных типографий, организацию выпуска и доставки подрывной литературы. Она находилась среди главных лиц, ответственных в Бунде за издание программ, прокламаций, подпольных газет, и других типов партийной литературы этой военно-террористической организации.

Все биографы и справочники обходят молчанием деятельность Малки Лившиц ("Эстер Фрумкиной") за границей, куда она отправилась после нескольких арестов. А между тем это самый важный, с исторической точки зрения, период её жизни. Именно в Швейцарии (где она в основном и жила в иммиграции), Германии, Австро-Венгрии, Бельгии и Франции она координировала международную террористическую деятельность революционных бандитов Бунда и РСДРП, работала над открытием каналов переправки оружия, добывала средства, информацию и готовых "на всё" исполнителей для совершения террористических актов, вооружённых грабежей и налётов. В этом качестве Фрумкина активно сотрудничала с Лениным.

На Ленина Малка Лившиц (Фрумкина) работала с 1908 года. В отличие от многих других евреев - деятелей Бунда и РСДРП, - она стала негативно относиться к еврейской религии, сионизму, насаждению так называемого "иврита", и сблизилась с той группой антибанкирского и антисионистского направления, которую возглавлял Ленин (хотя и был окружён ставленниками англичан и евреев-талмудеев, банкиров и сионистов: такими, как Мартов, Сталин, Зиновьев и Каменев).

Она сделалась сторонницей немецкого еврейского диалекта идиш и всей многовековой идишистской культуры. Поэтому в Бунде она представляла левую "категорическую" идишистскую группировку, выступая за еврейское образование на языке идиш, борясь против оголтелого насаждения искусственного и примитивно-тупого языка "иврита" ("новояза"), и связывая этническую идентичность европейских евреев с идишем и его культурой. Она стала корреспондентом и соредактором газет на идиш "Дер векер", "Цайт фрагн" и пр.

С того же, 1908 года, Лившиц (Фрумкина) выступала проводником тесной связи культуры и литературы на идиш с русской и немецкой традициями. Не случайно уже в начале её литературно-переводческой деятельности (1904) она опубликовала свой перевод с русской на идиш "Сказания о Флоре, Агриппе и Менахеме, сыне Иегуды" В. Короленко. В 1908 году приняла участив в конференции по языку идиш в Черновцах, где зачитала свой доклад "О пролетарском идишизме".

Подкрепляя свои позиции по идишистской культуре, литературе и образованию, она написала несколько работ, 4 или 5 из которых были изданы отдельным книгами: "Zu der Frage Wegn der Jidischer Folks-Schul" (Wilna, 1910; книга выдержала 3 издания, последнее - Санкт-Петербург, 1917), "Wos far Folks-Schul Darfn Mir Hobn" (Москва, 1917). [В переводе на русский язык с немецкого ("идиша"): "К вопросу о еврейской народной школе", "Что за народные школы нам нужны". (Лев Гунин)]

С Лениным Фрумкина неоднократно встречалась в Швейцарии и других странах; выполняла его поручения и тайные миссии. Именно за границей (а не в России, что особенно важно!) Малка Лившиц-Фрумкина стала членом ЦУ Бунда (1910) и редактором его центрального партийного органа, газеты "Дер векер" (предположительно с 1908).

Членами ЦК Бунда были также И. Сударский, М. Альский, Ю. Шимелиович (1890 - 1919),

С. Х. Агурский (1884 - 1947), А. Криницкий-Бампи (1896 - 1971).

На первый взгляд, вызывает недоумение то, что "идишистскую" деятельность Малки спонсировали и поддерживали те же силы, что стояли за еврейскими мракобесами, а также за сионистами, насаждавшими "иврит" и запрет языка идиш и всей идишистской культуры. Но тут надо вспомнить, как те же силы ретиво боролись против кооперативного движения "для гоев", подрядив Ленина и Сталина на операцию по разгрому сторонников Прокоповича и Кусковой, и, в то же самое время, поддерживали и спонсировали еврейских "кооперативщиков". Разгадка проста. Россию евреи-экстремисты жаждали уничтожить, разрушив её экономику, промышленность и великие достижения царской индустриализации. Это и была одна из важнейших (хотя и не главных) целей трёх "еврейских революций" в России. Захват же евреями-экстремистами Палестины нуждался в состоятельной социально-экономической модели, и её они видели в кооперации. Поэтому, по приказу мирового сионизма, Сталин и поручил Михаилу Балабанову (см. наш раздел об Анжелике Балабановой) капитально изучить опыт кооперации, изложив его в применении к Палестине. То же самое и с их поддержкой деятельности Малки в области еврейского образования и еврейских объединений. Кто-то из ротшильдовских холуёв увидел в образовательной и общественной деятельности Малки полезное для применения в Палестине "зерно", и от этого - их поддержка.

Мой приятель, известный израильский журналист и публицист Михаил Дорфман, высказал предположение, что "Программа социалистического преобразования советского еврейства" Центрального Бюро Еврейской Секции Коммунистической партии большевиков (1926 год) разработанная Малкой Лившиц-Фрумкиной: основа всех сионистских программ, вплоть до сегодняшнего дня. Но надо учитывать и то, что Сталин, активно сотрудничавший с мировым сионистским движением, в тесной координации с Ротшильдами, Виталием (Хаимом) Вейцманом, Виталием Грином ("Бен-Гурионом"), Виктором Арлозоровым, и другими ведущими деятелями сионизма, по их "заказу" ставил полезные для "освоения Палестины" эксперименты.

"Евсекции" и вся их деятельность в рамках "социалистического преобразования советского еврейства" послужили моделью, в готовом виде перенесённую на почву Палестины.

В 1914 году, по заданию Ленина, и, одновременно, в рамках деятельности Бунда, Малка ("Эстер", "Эсфирь") Фрумкина приезжает в Россию, где была задержана и сослана в город Чёрный Яр Астраханской губернии.

После Февральской революции 1917 года пути Ленина и Фрумкиной, похоже, разошлись. Её не было ни в ленинском пломбированном вагоне, ни в ленинском поезде. Тем не менее, Малка Янкелевна въехала в Россию и вернулась в Минск (вместе с Бобруйском - главный центр Бунда). Входила в ЦК Бунда, и оставалась редактором его главного печатного органа.

Вплоть до Октября активно сотрудничала с Временным правительством, была избрана членом Минской городской думы и членом правления еврейской общины. С Февраля до Октября примыкала к праворадикальной ("банкирской") своре меньшевиков, и особенно якшалась с Мартовым, Зиновьевым и Каменевым, главными надсмотрщиками от международного еврейско-банкирского кагала и английского империализма, приставленными к Ленину (Ульянову).

Одновременно, Малка Янкелевна активно участвовала в создании образовательных, информативных и просветительских учреждений на языке идиш. Была среди основателей идишистских учительских курсов "Kultur Liege", клубного центра "Unsere Welt", сети еврейских школ на идише.

Те, кто позволил Ленину и Троцкому встать во главе "русской" революции, отнюдь не желали передать власть в их руки, и не видели их во главе страны на длительное время. Им нужен был лишь гений Ленина и Троцкого на "первое время", чтобы "корабль революции" не пошёл ко дну. В качестве же кандидатов на посты руководителей уголовного государства у лондонских хозяев были на виду совсем другие лица.

С 27 октября 1917 года к Ленину и Троцкому стали приходить группами и по 2-3-е увешанные преступлениями против русского народа, как медалями, еврейские зубры - "старожилы" гуляй-поля англо-еврейской террористической войны против России. Характерно, что их союзниками и посредниками стали мало кому известные тогда Сталин и Петерс, сопровождавшие некоторые из таких "делегаций".

Первыми пришли к Ленину и Троцкому "делить власть" многолетние контролёры, ревизоры и кураторы мирового еврейского сионизма, международного банкирского кагала, еврейских мракобесов-раввинов и англо-еврейского империализма - Юлий Цедербаум (уголовная кличка "Мартов"); Лев Розенфельд (уголовная кличка "Каменев"), Григорий Апфельбаум (Зиновьев) [Овсей-Гершен Аронович Апфельбаум-Радомысльский]; и Малка Янкелевна Лившиц (уголовная кличка "Эстер" Фрумкина) со своим холуём и другом Ароном Исааковичем Вайнштейном (уголовная кличка "Рахмилевич"). Хотя бы уже по тому, что Фрумкина пожаловала к Ленину вместе с многолетними надзирателями за Владимиром Ильичом (надсмотрщиками), в сопровождении дружка Мартова, Иосифа Виссарионовича Джугашвили (уголовная кличка "Сталин") - понятно, что и Малка состояла в ленинском "женском спецназе" по приказу из Лондона, Тель-Авива, Нью-Йорка, Елисаветграда и Велижа-Любавичей, в качестве стукачки и "ревизорши".

За ними потянулись нескончаемой цепочкой: В. П. Махновец (уголовная кличка "Акимов"); Ф. И. Дан (уголовная кличка "Гурвич"); А. И. Кремер (уголовная кличка "Вольф"); Р. А. Абрамович (уголовная кличка "Рейн"); М. И. Гольдман (уголовная кличка "Либер"); А. И. Вайнштейн-"Рахмилевич" (повторно); Марк Андреевич Натансон (уголовная кличка "Бобров"); М. Я. Левинсон (уголовная кличка "Коссовский"); Сарра Наумовна Раввич; С. Ю. Пикер (уголовная кличка "Мартынов"); Бэрк Осерович Залман (уголовная кличка "Ривкин"); В. Д. Медем (уголовная кличка "Гринберг"); Григорий Яковлевич Шустер (уголовные клички "Бриллиант" и "Сокольников"); Хаим Пинхусович Рашковский; Давид Мордухович Розенблюм; Давид Борисович Гольдендах (уголовная кличка "Рязанов"); А. Я. Мутник (уголовная кличка "Абрамов"); Абрам Моисеевич Гитерман; Абрам Борисович Гольдштейн; Абрам Срулевич-Липович Миллер; Эстер Исааковна Шмулевич; Пинкус Иоселевич Иоффе; Самуил-Сруль Давыдович Конторский; Давид Исаакович Лернер; Меер Ицкович Нахимзон; Сруль-Лейб Самуилович Похинзон; Марк Леопольдович Шапиро; Шмуэль-Лейб Иосифович Авербух; Соломон Срулевич Цукерштейн; Эфраим Абрамович- Аронович Рубинчик; И. Г. Шустер; Ветя Израилевна Тойбисман; целые выводки Левиных, Лурье, Ландау, Коэнов, Левитов, Эрлихов, и десятки, сотни других.

Вот они, палачи, отнимавшие у населения России всё, вплоть до хлеба. Моисей Фрумкин "собрал" на Дону (1920) хлеба в 10 раз больше, чем в 1917 и 1918 годах (расстрелянным казакам зерно больше не было нужно).

В СССР до 1930-х годов только говорили и писали "долой раввинов", но никаких репрессий по отношению к ним (сопоставимых с геноцидом русского духовенства) не применяли. До 1929 года (!), т.е. уже при Сталине, в СССР издавалась еврейская религиозная литература (книги бобруйского раввина Зевина). До 1939 года единственной не запрещённой "несоветской", "не коммунистической" организацией оставалась еврейско-сионистская организация Поалей Цион. Американская ультраправая еврейская организация Joint при Сталине имела в СССР своё представительство и оставалась единственной зарубежной организацией, не запрещённой на территории СССР. При Сталине, не подвергаясь цензуре и независимо от ТАСС действовало отделение всемирного Еврейского Телеграфного Агентства. И это далеко не всё...

Как только стало ясно, что власть, перешедшая к большевикам, не потерпит никакой оппозиции и движется к однопартийной системе, Малка Яковлевна тут же переметнулась к большевикам, совершив поворот на 190 градусов. Сразу же после покушения на Ленина (который поддерживал ориентацию системы образования для еврейского населения на немецком языке идиш, в пику "ивриту"), она примкнула к леворадикальной своре и оказалась среди главных инициаторов большевизации Бунда. Особенно рьяно выступила она за большевизацию Бунда на конференции в марте 1919 года. Когда Сталин, "главный" тогда по "национальным делам", стал поощрять сионистов и сионизм, и содействовать одобрению насаждения "иврита", Фрумкина, "бия себя в грудь", послушна бросилась к сторонникам "ивритезации", позабыв о своей непримиримой позиции по отношению к "ивриту".

Как хамелеоны, еврейские революционные деятели сменяли "окраску" с такой бешеной скоростью, что - как мы подчёркиваем уже в тысячный раз - ни о каком жёстком разграничении на большевиков, меньшевиков, эсеров, народовольцев, бундовцев, сионистов, и т.д. не может быть и речи.

С такой же быстротой, не раздумывая, эти еврейские деятели шли в палачи.

Из когорты меньшевиков к большевикам пристроились Борис Магидов, Александр Гойбарг, Абрам Деборин; из эсеров - Яков Лившиц, который с 1919 года на работе в Черниговской и Харьковской Губчека, после чего - на посту председателя Киевской Губчека. От Бунда перебежали на хлебные места к большевикам Соломон Котляр, Абрам Хейфец, А. Вайнштейн, М. Литваков, М. Рафес, Израиль и Григорий Леплевские, Давид Заславский, и другие.

Из анархокоммунистов - Лазарь Коган, ставший начальником гестаповского особого отдела в Армии, после чего палачествовал на посту помощника начальника войск ВЧК; с 1930 года уже начальник ГУЛага (системы сталинских концлагерей), с 1931 года - начальник НКВД строившегося на костях рабов-заключённых Беломорканала (Беломорстрой НКВД).

О многих из этих хамелеонов писал Александр Солженицын. Из таких же палачей была и Малка Лившиц-Фрумкина ("Эстер"), только с пером в зубах.

Состояла в группе инициаторов открытия советских еврейских (на языке идиш) и белорусских (на русифицированном "белорусском" языке) школ в Минске. С весны 1919 член ЦВК Литбел. В 1919 - 1920 годах состояла членом Гомельского губернского совета рабочих и солдатских депутатов.

С осени 1920 по середину 1921 года - нарком просвещения БССР.

После искусственного раскола Бунда большевиками (1920), Малка Янкелевна первой предала свою собственную организацию, в числе создателей и членов которой (с 1897 года!) года она была, и, вместе с ещё одним карьеристом и приспособленцем (и её близким приятелем) Ароном Исааковичем Вайнштейном, встала во главе "Коммунистического Бунда" (Комбунда). Как только большевики решили вообще ликвидировать все остатки Бунда (включая Комбунд), она первой завопила о его самороспуске, истово "обличая" всех несогласных, и тут же (в мае 1921 года) побежала вступать - и вступила в коммунистическую партию.

Принимала участие в подготовке и издании на идише Собрания сочинений В. И. Ленина в 8 томах, автор биографии Ленина на идише (в 1925-26 выдержала 3 изд.).

В 1938 была арестована НКВД, в 1940 осуждена на 8 лет как "член нелегальной контрреволюционной националистической организации". Умерла в лагере. Реабилитирована посмертно.

Как только - по (отчасти закулисной) инициативе Сталина - в РКП(б) в конце 1921 года была создана так называемая "Евсекция" (Еврейская Секция Российской Коммунистической партии большевиков), Малка стала правой рукой раввина С. М. Димаштейна (1886 - 1937) в руководстве этой сталинско-сионистской организации и членом редколлегии её партийного печатного органа - газеты "Der Emes" ("Правда"). В Евсекцию вошли не только бывшие члены Бунда, евреи-большевики и вступившие в коммунистическую партию бывшие меньшевики, анархисты и эсеры, но массово также многие представители чисто-сионистских организаций - Ховевей Цион, Поалей Цион, "младосионисты", и других революционно-террористических еврейских организаций.

В том же, 1921-м году, Малка перебралась в Москву, разъезжала в агитбригаде по всей Московской губернии (области), включая местечки (сёла) и небольшие городки, с "песнями и плясками". Очевидцы описывают её скоморошье, подобострастно-холуйское усердие во время разъездов в агитбригаде.

По инициативе Сталина, ведавшего "национальным вопросом", Фрумкина составила биографию казнённого еврейского террориста Х. Леккерта на идиш (Москва, 1922). В 1923 году написала 2 "хлёстких" (как пишут её биографы) памфлета по-русски - "Долой попов! Как нам избавиться от религии" (брошюра, изданная в Москве, была изъята по личной инициативе Сталина, и все экземпляры уничтожены в 1929-м году), и "Долой раввинов. Очерк антирелигиозной борьбы среди еврейских масс" (Москва, 1923; 2 два издания).

"Попутно" написала биографию В. И. Ульянова-Ленина на языке идиш. Эта биография переиздавалась 3 раза (1925 - 1926), причём, по личному приказу Сталина, первая версия, с особо пространным описанием личных встреч Малки с Лениным, была уничтожена.

Малка Янкелевна в те же годы - вместе с М. Литваковым - отредактировала и составила Собрание сочинений В. И. Ульянова-Ленина на языке идиш в 8-ми томах (издано в Москве, 1925 - 1926).

С 1921 по 1930 год состояла членом Центрального Бюро Евсекции. (Председателем Центрального бюро Еврейской секции ВКП(б) был Диманштейн). Занимала кресло также в Евобщесткоме. С 1921 по 1925 год Малка Янкелевна - проректор (руководитель еврейской секцией московского Коммунистического университета национальных меньшинств Запада имени Ю. Мархлевского), в 1925 - 1936 годах - ректор этого университета. Заседала членом отдела образования Евсекции. Сталин посадил её писать статьи, очерки, стихи, памфлеты и анекдоты на русском языке и на языке идиш на темы образования, быта, религии, культуры и "нового образа жизни". По инициативе Сталина, Фрумкина была поставлена "вторым редактором" (современники говорили - стукачкой) в редакционную коллегию журналов "Jung Wald" ("Молодёжь", "Молодая поросль") и "Pionier" ("Пионер"). (1925 - 1926).

В 1937 году, когда Сталин стал убирать свидетелей своего активного сотрудничества с английской разведкой, Ротшильдами и мировым сионистским движением, Фрумкину отстранили от всех должностей, и в январе 1938 года арестовали. Малка Янкелевна не признала выдвинутых против неё (грубо сфабрикованных) обвинений.

В августе 1940 года её приговорили к восьми годам заключения (прекрасно отдавая себе отчёт в том, что 60-летняя Лившиц-Фрумкина-Вихнис не выдержит лагерных условий - и быстро умрёт.

Умерла в лагере (1941 год) в районе Караганды (Казахстан), так называемом КарЛАГе.

К СОДЕРЖАНИЮ

Лев Гунин

ДРУГОЙ ХОЛОКОСТ

(ХОЛОКОСТ КАК САМОПРОЕКЦИЯ,
холокост и ХОЛОКОСТЫ)

ХОЛОКОСТ КАК
НЕПРЕХОДЯЩАЯ
РЕАЛЬНОСТЬ

ПАМЯТИ ЖЕРТВ И ПАЛАЧЕЙ

Как мы можем судить палачей,
если палача судят в каждом из нас?
Кристиан Б.

8-я Книга.

СТАЛИН - ОРУДИЕ СИОНИЗМА

31-й том:
ЭКЗЕМПЛЯРЫ ЛЕНИНСКОЙ КОМАНДЫ.

(Раздел 11-й:
ГЕТЕРЫ ЛЕНИНА -
Цецилия Зеликсон-Бобровская)

ЭКЗЕМПЛЯРЫ
ЛЕНИНСКОЙ
КОМАНДЫ-5-е

Цыля Шмуйловна Зеликсон (Цецилия Самуиловна, или Целиция Самойловна Зеликсон), известная и под именем Бобровская (1876 - 1960) - также была одним из бойцов женского отряда "специального назначения" бандита В. И. Ульянова (Ленина).

Существует предположение, что подлинная фамилия отца Зеликсон-Бобровской была не Зеликсон (сын Зелика), а Зеликман.

Родилась в ассимилированной еврейской семье 7 (19 по старому стилю) сентября 1876 года в местечке Велиж Витебской губернии, знаменитом своим еврейским религиозным "университетом" (иешивой) и учёными раввинами-мракобесами. Отец Цыленьки был конторским служащим. Семья считалась "ассимилированной" "только на бумаге", и родители дали маленькой Цыленьке начальное еврейское образование. Её отец фанатично изучал Тору и Талмуд, делал выписки и считался автором нескольких крайне обскурантистских, махрово-реакционных религиозных сочинений.

Не случайно Цыля Зеликсон жила в Велиже до 18 лет (до 1884); здесь получила не только начальное, но и "продвинутое" еврейское образование, изучала Тору и Талмуд.

"Попутно" получала и светское образование в Велижской гимназии.

Еврейское образование и прямая связь Цыли Шмуйловны с раввинами-мракобесами давали о себе знать в течение всей её "революционной" карьеры. В Велиже она пополняла свои знания о сатанинских талмудических культах и законах.

Известно, что она надолго приезжала в Велиж (после того, как покинула его) в 1896, 1900, 1901, 1905 и 1906 годах, и эти посещения родного города не объяснялись исключительно желанием повидать родных и близких, но - главным образом - встречами с еврейскими сионистами и раввинами-мракобесами.

Брат Цыленьки, Лазарь Шмуйлович (Самойлович) Зеликсон, был соратником Владимира Ильича Ульянова (Ленина), и выполнял поручения "вождя мирового пролетариата" в западноевропейских странах и в России.

В своих мемуарах Цецилия Самойловна Зеликсон рассказывает, как её брат был арестован, когда нелегально пробрался в Россию выполнять одно из уголовных заданий Ленина:

"Приезжает из-за границы нелегально мой брат Лазарь Зеликсон с поручением от В. И. Ленина организовать представительство от Москвы и Московской области на имевшую состояться за границей в Праге общероссийскую конференцию, причём на эту конференцию обязательно должен поехать Малиновский, который уже намечался тогда в кандидаты от Москвы в четвёртую государственную Думу".

"Помню, что свидание брата с Малиновским состоялось в Бактериологическом институте Блюменталя у лаборанта Матвея Сегаля. Все время, что брат был в Москве, он днем ютился у нас на Большой Екатерининской улице, а на ночь мы его выпроваживали на ночевки, каждую ночь в другое место, так как к нам во всякое время могла заявиться полиция".

"По прошествии нескольких дней брат, выйдя из нашей квартиры вечером, был задержан поджидавшими его шпиками".

"Хотя брат сразу не назвался (при нём было шифрованное письмо, которое он заготовил для отправки за границу) и нашей квартиры не назвал, сейчас же пришли к нам с обыском, и, сделав выемку кое-каких легальных книг, казавшихся им подозрительными, ушли".

Из Велижа Ц. Зеликсон переезжает не в Витебск, не в Минск, а в Варшаву, навсегда покидая родную Беларусь. Это говорит о том, что никакой привязанности и никакой лояльности к родной земле у неё никогда не было и в помине.

В Варшаве с 1894 года была вовлечена в деятельность первых социал-демократических кружков.

Там же, в Варшаве, познакомилась с важными раввинами-сионистами и представителями Эдмонда Ротшильда. Увлечённая еврейской националистической идеей захвата Палестины и доминирующей роли евреев-радикалов в мире, она принимает их совет продолжить работу в социал-демократических кружках, где её деятельность будет "полезней" для мирового еврейского экстремизма. По просьбе религиозных сионистов - едет в Харьков для распространения подрывной литературы, пропаганды и агитации революционной деятельности, и организации террористических ячеек.

В Харькове - по "еврейской линии" - её сводят с одним из создателей еврейской террористической организации Бунд: Юлием Мартовым. Через Мартова и других лиц, она выходит на заочное знакомство с Парвусом (Израилем Гельфандом) и Владимиром Жаботинским. Таким образом, с самого начала становится борцом за "еврейское дело".

О том, что деление революционных еврейских террористов на отдельные организации и фракции было чисто-условным, мы приводим в этой работе десятки примеров, и вот ещё одно свидетельство, в мемуарах В. В. Вакар:

"К концу 1904 года и к началу 1905 года фракционные разногласия в комитете очень обострились, особенно с появлением меньшевика тов. Сашина. Было одно время, в 1903 году и в начале 1904 года, когда большинство в комитете принадлежало большевикам. Однако мы не "злоупотребляли" нашим перевесом и при кооптации новых членов комитета руководствовались деловыми соображениями, хотя бы это и были меньшевики. Помимо этого ряд случайных обстоятельств (отъезды, аресты и т. п.) были причиной того, что количество большевиков уменьшилось, а пополнение происходило из фракции меньшевиков".

В 1898 году получила членство сразу в нескольких террористических организациях, среди которых Бунд, Поалей-Цион и РСДРП. Год спустя, в 1899 году, стала выполнять задания местного комитета РСДРП в Харькове, возила в город подрывную литературу, включая партию книжек "Задачи русских социал-демократов". Уже тогда была подключена к "личной линии" Ленина и выполняла его поручения. Именно поэтому её и направили в Харьков, игравший в тот самый момент исключительно важную роль в стратегии и тактике Ленина. Не случайно Ленин даже написал предисловие к брошюре А. О. Ерманского "Майские дни в Харькове".

В этом предисловии он откровенничал о провалах в организации маёвки 1 мая 1900 года (цитируем по книге Зеликсон):

"Масса рабочих всколыхнулась уже и готова идти за социалистическими вождями, но "главному штабу" (парторганизации - Ц.Б.) не удалось еще сорганизовать крепкого ядра, правильно распределяющего все наличные силы сознательных рабочих, обеспечивающего настолько конспиративную (тайную) постановку дела, чтобы заранее составленные планы действия оставались неизвестны не только властям, но и всем, стоящим вне организации".

Уже тогда Зеликсон была намечена в качестве агента ленинской "Искры".

Летом 1900 года была арестована, провела месяцы в камере предварительного заключения и (осень 1901) выслана в Велиж "до суда". Возвращаясь на родину, Цецилия Самойловна, проезжая через Витебск, связывается с местной парторганизацией и даже умудряется достать 4-й выпуск "Искры". Красноречив факт, что Зеликсон не перешла тогда на нелегальное положение (хотя витебские "товарищи" могли с этим помочь), а всё-таки добирается до Велижа. Там, по анархистско-сионистским каналам достаёт поддельный паспорт, и по этому паспорту (лето 1902 года) бежит за границу.

Как подавляющее число еврейских террористов, по "протоптанной дорожке", Зеликман спешит в Швейцарию, банковский придаток Англии. Швейцария всегда была немецким змеиным питомником Туманного Альбиона, где из эмигрантов разных стран выращивались все виды человеческих гадов.

В Цюрихе встретилась с представителями Владимира Ульянова (Ленина), и, сотрудничая с террористическими организациями "Искра" и "Освобождение Труда", стала выполнять поручения Ленина.

Сама она пишет об этом так:

"Когда я заехала по старому знакомству к Аксельроду, мне сразу бросилось в глаза, что в этом всегда приветливом доме царит какое-то мрачное настроение".

Выходит, совершенно "малозаметная", "малозначительная" и "простая" девушка из "забитой" еврейской семьи водила "давнее" знакомство с самим Аксельродом или с его близким окружением. И тут, надо думать, нам открываются 2 параллельные иерархии, 2 автономные "вселенные" революционных кругов. В одной структуре - "чисто" социал-демократической - Аксельрод занимал одно положение и был в одной связке, а в параллельной еврейской - в другом положении и другой связке.

Вот он, ключ к пониманию всей тогдашней ситуации.

С другой стороны, тайные спонсоры и создатели вождей европейских революций разделялись на 2 основные группы: немецкое реакционно-агрессивное еврейство и англо-американское реакционно-агрессивное еврейство. При этом англо-американские евреи-экстремисты были гораздо агрессивней, кровожадней и страшней. Потому-то Аксельрод, Плеханов и Вера Засулич и сидели в Цюрихе в трауре, обсуждая положение за плотно закрытыми дверьми (как пишет Зеликсон). Их бывший товарищ Ульянов (Ленин) продался англо-американским евреям, вынудив их продолжать свою деятельность на гораздо худших условиях (чем раньше) у немецких еврейских заговорщиков, или переметнуться к англичанам на ещё более невыгодных условиях.

Но была ещё одна, ещё более зловещая сила, которую выращивали из Лондона в Мюнхене (и вырастили до "пивного путча"). За этим "мюнхенским" экспериментов стояло мировое еврейское ростовщичество и его союзники-масоны среди венецианских, голландских и английских банкиров и купцов.

Цецилия Зеликсон очень верно замечает:

"Нам было непонятно, почему редакция "Искры" перекочевала из Мюнхена в Лондон. Оттуда к Аксельроду приходили какие-то "неприятные" письма".

Тот, кто думает, что "неприятные письма" приходили от Ленина и (или) его сторонников: ошибётся. "Неприятные" письма: это сведения о том, что Ленин продался "с потрохами", и что он согласился работать не только на английскую разведку через посредничество еврейских организаций, но без всяких посредников, прямо на лордов Бальфура и Цециля, и (позже) на Черчилля.

Тем не менее, раскол тогда ещё не произошёл, и подрывная газета "Искра" продолжала объединять Аксельрода, Засулич, Плеханова и Ленина.

Как пишет Зеликсон, "в Цюрихе оставалась небольшая экспедиция "Искры". Отсюда мы рассылали пакетами свежие номера газеты по всем европейским городам, где среди многочисленных тогда русских учащихся были организованы "группы содействия "Искре". Работая в этой экспедиции с дочерью Аксельрода, мне удалось, наконец, узнать от неё, что внутри "Искры" идет борьба в связи с выработкой проекта программы к предстоящему съезду партии, что в обострении её виноват "Петров" (...)".

"Петровым" тогда называли Ленина. Любопытно, что и у Владимира Семёновича Бобровского, будущего мужа Зеликсон, тоже было "погоняло" "Петров".

Вот так, прикинувшись "дурочкой", Зеликсон, по заданию Ленина, проникла в стан его соперников, сообщая в Мюнхен, а потом в Лондон важнейшие сведения об их быте, планах и намерениях.

После того, как всё, что она могла сделать, являясь ушами и глазами Владимира Ильича в окружении Аксельрода, Плеханова и Засулич, она сделала, Ленин решает (вместе со своими организаторами-террористами) направить её снова в Россию.

Пройдя ускоренный курс подготовки и обучения методике конспирации, шпионажа и ухода от слежки, Цецилия Самойловна, по заданию Ленина, в 1902 была заслана в Россию, где он использовал её в качестве инструмента для захвата и упрочения своей единоличной партийной власти.

Вот как она пишет об этом сама:

"Однако нам, небольшой группе работников, до того проявивших себя неплохими организаторами на местной работе, было предложено немедленно выехать в Россию, причем каждый из нас получил от "Искры" из Лондона особое задание".

В числе прочих террористических задач, перед Ц. С. Зеликсон была поставлена задача поставить под контроль Владимира Ульянова (Ленина) важное отделение банды РСДРП в Костроме. Тут (1902 - начало 1903) Зеликсон обитала в почти новом тогда одноэтажном доме с полуподвалом купцов Овчинниковых (ул. Долматова (Козьмодемьянская), д. 8-А).

В качестве агента "Искры" отправлялась в Тверь, где пробыла 8 дней, доставила туда подрывную литературу.

Побывала Зелинсон в тот же период и в Ярославле, хотя в своих мемуарах не очень охотно делится информацией о своём пребывании там. О том, какова цена "правде" её мемуаров, свидетельствует хотя бы тот факт, что она заявляет об отказе доктора Маневича перейти с "резервного положения" на активную работу, а Менжинский утверждает обратное. Кому из них верить?

В Ярославле царская охранка задействовала провокатора Меньшикова, который выдавал себя за агента "Искры". Ему поверили, и в ночь на 23 апреля 1902 года были произведены многочисленные аресты. Террористическая организация "Северный союз" была разгромлена, её предводители А. М. Стопани и О. А. Баренцева арестованы. (Герасим Колесников схвачен чуть раньше).

В Ярославль - в помощь Цецилии Зеликсон - послали Вячеслава Рудольфовича Менжинского, тогда ещё малоопытного бандита.

Там же действовали и местные сторонники Ленина, инженер А. И. Головополосов, доктор H. Н. Плаксин, сотрудник ярославской газеты "Северный край" Н. В. Романов.

По всей России, с помощью российско-английского акционерного общества "New Russia LTD." и братьев Альфонса и Эдмонда Ротшильдов, мировая англо-еврейская террористическая сеть держала в своих руках конспиративно-подрывную деятельность на железных дорогах, и незаметно для полиции перевозила революционных бандитов, подрывную литературу и оружие, а также устраивала террористов на работу на станции и в депо.

Менжинского также устроили на должность помощника управляющего делами в строительное управление Вологодско-Вятской железной дороги.

Эта должность позволяла ему, не вызывая подозрений полиции, разъезжать "по делам работы", и при этом брать с собой других террористов (да ещё и провозить бесплатно), которых он выдавал за своих помощников.

Так, вместе с Менжинским и Романовым, Цецилия Зеликсон шныряла по многим городам и посёлкам Северного края. В феврале 1903 года 3 террориста побывали в Вологде, Стебелеве, в Туфанове, и других городах и городках. В Вологде они связались с И. А. Саммером и А. В. Луначарским. С помощью Менжинского и агентов Ротшильдов, еврейские террористы беспрепятственно транспортировали по железной дороге подрывную литературу и оружие.

Как почти везде в своих мемуарах, Зеликсон избегает называть не только точную дату, но даже месяц её очередного ареста, лишь замечая, что "летом 1903 г., выбрав "впредь до суда" временным местом жительства Тверь, я смогла опять включиться в активную партийную работу (...)".

Примерно в конце мая - начале июня 1903 года её сделали членом комитета партии (РСДРП) в Твери, откуда она наладила бесперебойную связь лично с Владимиром Ульяновым (Лениным) и с редакцией "Искры". Именно в Тверь, в мае-июне 1903 года, после ареста, была выслана до суда под особый надзор полиции. В августе того же, 1903 года, вновь бежит за границу, где выполняет террористические задания Ленина.

(В 1906 году снова направлялась Лениным в Кострому, где помогала "поднять" подпольную типографию для печатания подрывной литературы).

В ходе раскола РСДРП в 1903 году слепо выполняла любые приказания Ленина, сделавшись чуть ли не основным его орудием в противостоянии с меньшевиками.

После бегства из России (с нелегальным пересечение границы), Зеликсон объявилась в Женеве, где снова "косила под дурочку", притворяясь "посторонним наблюдателем", не определившимся в выборе сторон между меньшевиками и большевиками. На сей раз многие заграничные революционные деятели знали и понимали, что она уже давно "шестёрка" Ленина, и ничего ей особенно не выбалтывали. Так что пришлось Цецилии Самойловне отправиться прямиком к Владимиру Ильичу за инструкциями.

В центре Женевы, на оживлённой площади в кафе-пивной "Ландольт", почти каждый вечер собирались и большевики, и меньшевики. (В противоположных комнатах: в одной - одни, в другой - другие). Туда же являлись и В. И. Ульянов (Ленин) со своей формальной женой Надеждой Констиновной Крупской.

Лидер меньшевиков, Мартов (Цедербаум), всегда вместе с Даном, тоже ежедневно являлся туда.

Как вспоминала Зеликсон, главной задачей Ленина в тот момент являлась отправка в Россию как можно большего числа его "шестёрок", чтобы перехватить там инициативу у меньшевиков, а для этого нужно было очень много денег.

По письмам, мемуарам, и другим свидетельствам ряда революционных деятелей, косвенно известно, что Ленин, в присутствии Крупской, с ходу стал флиртовать с ещё совсем молодой тогда и симпатичной Зеликсон. При первой же их встрече (которая, на самом деле, не была первой) Владимир Ильич сразу же продемонстрировал, что ему приятно перед ней "порисоваться":

"Горячо пожав мне руку, Владимир Ильич, прищурившись, спросил, не боязно ли мне приходить сюда к "ужасным" большевикам, ведь здесь, мол, "узурпаторы", "бронированные кулаки", здесь "страшный" Ленин, вводящий в партии "осадное положение"...".

Похоже, что уроки Александры Коллонтай для Ленина не прошли даром.

Насчёт "узурпаторов" Ленин на себя не наговаривал. Вот что писал В. В. Вакар в своих воспоминаниях:

"Переворот" представлялся возможным тогда в следующем виде: поговаривали о том, что на районных рабочих собраниях комитет будет объявлен низложенным, и меньшевики проведут демократическую систему выборности, проведя в комитет путем выбора половину рабочих".

"Здесь, надо сознаться, было слабое место большевистской части комитета. В принципе, конечно, большевистская фракция стояла за включение в наш чисто "интеллигентский" комитет рабочих, но только путем кооптации, без всяких выборов, исходя из провозглашенных Лениным принципов - крепкой конспиративной организации "заговорщицкого", как говорили тогда меньшевики, типа".

В Женеве собрался тогда весь еврейский гадюшник из Киева; при этом из слов Зеликсон очевидно, что организацию РСДРП евреи-экстремисты делили "пополам" как свою "карманную" собственность: одна их часть "в лице Виктора Крохмаля, Марьяна Гурского, Иосифа Басовского, Блюменфельда и Мальцмана была с Мартовым - на стороне меньшевиков; другая - Макс Валлах (Папаша - Литвинов) [Финкельштейн - прим. наше, Л. Г.], Иосиф Таршис, Николай Эрнестович Бауман, мой муж Владимир Бобровский - с Лениным. А Лев Ефимович Гальперин, насколько помнится, занимал тогда какую-то промежуточную позицию".

Ленин, который тогда спал с Цецилией Зеликсон, определил её в дорогой шикарный пансионат Фурне, на улице Плен-пасс. Туда к ней стали часто заходить Мартов (Цедербаум) и Дан, по словам самой Зеликсон - чтобы переманить её на свою сторону. На самом деле, они лишь обсуждали с ней, как лучше контролировать Ленина, т.к. раскол партии произошёл в полном соответствии с планами руководства международных англо-еврейских экстремистов.

Приходил к ней и Павел Борисович Аксельрод. Прикинувшись больной и вынудив жену Плеханова, врачиху Розу Марковну, взяться за её лечение, Цецилия Самойловна продолжала "тянуть" информацию из стана соперников Ленина.

По нашим сведениям, тут же, в Женеве, тогда находился и Дубровинский, который также захаживал к Зеликсон.

Мы считаем, что обхаживание Цецилии Зеликсон такими революционными тузами, как Плеханов, Аксельрод, Мартов, Дан, и другие - действительно имело место. Объяснить его просто: Мартов (Цедербаум), Зиновьев (Апфельбаум) и Каменев (Розенфельд) признали в ней ещё одного "контролёра" от мирового руководства англо-еврейского экстремизма.

О личной дружбе (и, скорей всего, интимной связи) с Лениным сама Цецилия Самойловна пишет в своих воспоминаниях:

"В ближайший же день отправилась с несколькими товарищами в Сешерон - предместье Женевы, где снимал маленькую дачку Ленин с семьёй, состоявшей кроме него самого и Надежды Константиновны еще и из её матери - Елизаветы Васильевны Крупской".

"(...) Самая просторная комната во всей дачке была кухня с большой газовой плитой. На этой-то кухне Ильич принимал своих гостей, когда нас сразу приходило так много, что другие "парадные" комнаты не могли нас вместить. Эти парадные комнаты были наверху". (...)

"(...) Надежда Константиновна была освобождена от всяких домашних забот и могла все время отдать на работу как в смысле непосредственной помощи Ильичу в его трудах, так и в смысле поддержки правильной связи с Россией, путем переписки с организациями на местах. Эта шифрованная переписка приняла к описываемому времени такие большие размеры, что сейчас бы для этого, наверно, был создан целый шифровальный отдел с покрикивающим заведующим, сотрудниками, забронированными пайками и т. д... Тогда же одна Надежда Константиновна сидела иногда целые дни, не разгибая спины, на этой скучной, но столь необходимой тогда для партии работе".

"Не слабое" признание, а? Вот для чего нужна была Ленину Надежда Константиновна.

Ещё одно интересное признание Зеликсон: "(...) я совершенно не знала и не знаю французского языка".

А Цецилия Самойловна рассыпается дальше бисером: "Так (...) нас всех тянуло к Ильичу (...)". "Всех" - это, надо думать, Александру Коллонтай, Анжелику Балабанову, Инессу Арманд, Марию Беркову, Ларису Рейснер, Евгению Гурвич, Розу Залкинд (Землячку), и прочих участниц ленинского женского отряда "специального назначения". (Включая, разумеется, и саму Зеликман).

"Потом сообразили, - пишет Цецилия, - что для партии не особенно-то будет полезно, если мы так будем мешать Ленину работать. Решили одно время установить какой-нибудь определенный день в неделю (...)".

"(...) Но гораздо приятнее и интереснее, чем журфиксы, бывали встречи и беседы с Лениным не в эти официальные дни, а когда можно бывало прийти и в неурочное время потолковать и даже просто посмеяться. До веселого, здорового смеха Ильич был тогда большой охотник".

"(...) после таких неурочных нашествий на Ильича меня мучили угрызения совести. Но трудно было устоять от соблазна. Сам Ленин поощрял эти нашествия, появляясь иногда и сам, и вместе с Надеждой Константиновной ко мне в гости, когда бывали в городе, и приглашая к себе".

Да, "трудно было устоять от соблазна". И Цецилии Самойловне, и Ленину трудно.

В Женеве Цецилия Самоловна "прожила тогда несколько месяцев".

Разумеется, на "партийные деньги".

Оттуда "перекочевала в Берлин".

О Берлине пишет так:

"Берлин меня первоначально захватил. Особенно приковывали такие собрания, где выступал Бебель, после речей и докладов которого, полных гениальной простоты, я ходила как зачарованная. Поражало меня в Бебеле великое умение его вытягивать на свет божий новые молодые силы партии".

Вот так. Французский "не было и нет желания знать", а вот по-немецки мы не просто "калякаем", а знаем его как... Карл Маркс, или... Фридрих... Ленин. Не зря некоторые собрания большевиков проходили на еврейском немецком языке идиш!

В Берлине Зеликман встретила ещё одну еврейскую террористку: Клару Цеткин, русскую еврейку, перебравшуюся в Германию. Когда в России еврейские террористы убили Плеве, берлинская Клара ходила по городу и хлопала в ладоши.

И тут (в Берлине) как большевистская, так и меньшевистская вотчины целиком состояли из лиц еврейского происхождения, особенно руководство:

"Во главе большевистской части колонии стоял уполномоченный Центрального Комитета Мартын Николаевич Мандельштам (Лядов), вокруг которого публика и группировалась. Для крупной технической работы по организации транспорта в Берлине тогда сидел знакомый мне киевский беглец Иосиф Таршис. Жил он в Берлине по немецкому паспорту и назывался Фрейтаг. Так как по-русски это значит пятница, то отсюда его дальнейшая фамилия Пятницкий. В организации транспорта принимал участие студент Берлинского университета Яков Житомирский. Впоследствии он оказался злостнейшим провокатором".

"(...) Встречалась я с этими товарищами чаще всего на квартире славной, теперь уже погибшей русской студентки Наталочки Бах. Жила она с матерью Наталией Руфовной. Последняя очень тепло к нам относилась. Она не вынесла смерти своей Наталки и вскоре тоже умерла".

В Берлине Зеликсон была прописана по поддельному паспорту на имя дочери уральского заводчика Харитонова. Она пишет, что однажды её вызывали в комиссариат полиции, сомневаясь в её идентичности, но отпустили потому что её ответы на вопросы полиции, якобы, были "удовлетворительными". На самом деле, надо думать, отпустили её из-за еврейского "прикрытия" и подкупа прусской полиции еврейскими денежными баронами.

Если "Макар", про которого она пишет - это Дубровицкий, то, если верить её мемуарам, его убила именно партия:

"Уехал в Россию на нелегальную работу в Москву. Легкие у него были далеко не важны. Но лечиться от туберкулеза можно было только в санатории, где-нибудь на юге Франции или Италии. Для этого у партии тогда не было средств".

Были, были у партии средства. От зарубежных "спонсоров" и добытые международной уголовной деятельностью. Уголовный синдикат Ленина приносил прибыль, насчитываемую миллионами. Нашлись же "у партии" "средства", чтобы содержать в Берлине саму Цецилию Самойловну. Но она же была чистокровной еврейкой, а Иосиф Дубровицкий - "полуеврей", от смешанного брака, к тому же - русифицированный основательно. На Зеликсон у партии нашлись средства, чтобы содержать её пребывание в Берлине до самой осени 1904 года. Тогда, как - в своё время - Харьковская, Костромская и Ярославльская партийная организации, критической для захвата партийной власти представлялась Ленину Кавказская партийная организация. Зеликсон пишет, что ей пришлось тогда "ехать на Кавказ в распоряжение союзного комитета. Так называлась наша областная кавказская партийная организация, объединявшая Тифлис, Баку, Батум и т. д. Центр союзного комитета был в Тифлисе. Заранее предполагалось, что работать я буду в Баку, где люди были в то время больше нужны".

О своей деятельности в Тифлисе рассказывает бандитка Цецилия Самойловна с большой неохотой, и крайне скупо.

Когда историки категорически заявляют, что ряд революционных деятелей (включая Сталина) никогда не бывал за границей, или в тех либо иных странах: грош цена этим историкам. Достаточно привести такие слова Ц. Зеликсон:

"Обратный переход через границу обошелся вовсе без всяких трудностей (...)".

Границы для международных террористов тогда были (да и сегодня остаются) абсолютно проницаемыми.

Ведь Ц. Зеликсон, Роза Залкинд (Землячка), Самуил-Соломон Розенблюм (Сидней Рейли - Джеймс Бонд), Мартов, Зиновьев, Каменев, Парвус, Троцкий, Литвинов, и десятки других видных еврейских бандитов, были именно международными террористами, нарушавшими уголовные законы многих стран, жившими в столицах мира по фальшивым документам, занимавшимися контрабандой подрывной литературы, денег, оружия, убивавшими людей.

Известно, что во время Туруханской ссылки И. В. Джугашвили (Сталин) одно лето провёл в полном одиночестве на безлюдном островке Енисея. Известно, что его за всё это время никто не видел - даже полицейский урядник. Но, если нет свидетелей его пребывания там, то кто может гарантировать, что Сталин находился в это время не где-нибудь в другом месте: к примеру - в Лондоне?

Для таких международных террористов, опекаемых англо-еврейским мировым империализмом, не было ничего невозможного.

Они были составной частью именно международной террористической сети, и поддерживали связи не только внутри "своей" банды, но и с другими террористическими сетями. Всех их, включая Зеликсон, грешно называть "русскими революционерами": ведь они были "чистой воды" международными террористами.

Можно, с известной натяжкой, назвать её разъездным агентом Ленина, т.к. её задача заключалась в приезде на неопределённый срок в ряд городов с целью обработать, запугать, подкупить, или нейтрализовать руководителей местных партийных организаций, чтобы подчинить их диктаторской власти Владимира Ильича. Если никакие "убеждения" или запугивания не помогали - оппонента сдавали полиции, либо физически устраняли.

Такими же разъездными "контролёрами" Ленина (шнырявшими из Швейцарии и другой "заграницы" в Россию) были из "киево-харьковского направления", кроме Зеликсон, Глеб Максимилианович Кржижановский, Игнат Павлович Красиков, и Ленгник.

Почти во всей исторической литературе - число городов, которые кровавая Цецилия Самойловна посетила с этой целью, преуменьшается, т.к., помимо Костромы, Ярославля (Северо-Русский союз РСДРП), Твери и Рязани, Зеликман посетила Орёл, Курск, Брянск, Вологду, Владимир, Подольск, Серпухов, Харьков, и другие города.

По ходу этих террористических операций Ленин связал Зеликсон с Джугашвили-Кобой (Сталиным) - предварительно оказав помощь устроителям побега последнего из ссылки. Сталин с несколькими бандитами (включая Тер-Петросяна - Камо) совершал вылазки в те города, где Цецилии Самойловне не удавалось кого-то обработать или запугать, чтобы расправиться с несогласными. Этой деятельностью Сталин занимался уже с мая 1904 года. По "официальной" биографии Сталина - он "безвылазно" сидел в своём южном регионе, никуда не выезжая за его пределы, а, на самом деле, он побывал со своей палаческой миссией во всех городах, куда ступала нога Цецилии Самойловны.

Ещё одна пикантная деталь: Цецилия Самойловна Зеликсон (Зеликман) приходилась родственницей английскому еврейскому банкиру Абраму Зеликману, который был не только банкиром, но и представлял на мировой арене интересы Нью-Йоркского банкира и соратника Эдмонда Ротшильда, Якоба Шиффа, а также интересы министерства финансов США.

В этом родстве Цыли Шмуйловны с Абрамом Зеликманом имеется и линия Джугашвили (Сталина), который в годы учёбы в Тифлисской духовной семинарии дружил с зятем Абрама Зеликмана, Гришей Виленкиным (1864 - 1930). Иосиф (Сосо) Джугашвили нередко проводил часть своих летних каникул в деревне Цроми, на правом берегу реки Куры, возле железнодорожной станции Фоми, где жили его приятели Михаил Давиташвили и упомянутый Григорий Виленкин - сын купца первой гильдии Абрама Марковича Виленкина.

Случайно ли Григорий Абрамович Виленкин сыграл зловещую роль в переговорах с Японией по заключению мирного соглашения, уже будучи тогда важным лицом при российском посольстве в Соединённых Штатах Америки? Он был приставлен к фактическому председателю российского совета министров и министру финансов Сергею Витте (который не владел английским) в качестве личного переводчика. Частично именно с помощью Виленкина Витте навязали общение с "еврейскими американскими тузами" (как Сергей Юльевич их пренебрежительно называет). Сам он вспоминает об этом так:

"Что касается депутации еврейских тузов, являвшихся ко мне два раза в Америке говорить об еврейском вопросе... В депутации этой участвовали Шифф (кажется, так), глава финансового еврейского мира в Америке, доктор Штраус (кажется, бывший американский посол в Италии), - оба эти лица находились в очень хороших отношениях с президентом Рузвельтом (...). (Я) по убеждению доказывал им, что предоставление сразу равноправия евреям может принести им более вреда, нежели пользы. Это мое указание вызвало резкие возражения Шиффа...".

Как читатель узнаёт из других разделов нашей работы, после того, как еврейским экстремистам удалось (с помощью еврейской террористки Эммы Гольдман) организовать убийство американского президента Мак-Кинли, и на его место поставить своего ставленника Рузвельта (еврея по происхождению), в их руках оказались такие рычаги шантажа и давления, которые позволяли им шантажировать не только американских политиков, но целые государства. Примером такого шантажа как раз и является навязывание себя и своих требований еврейской делегацией, пожаловавшей к Витте.

Якоб Шифф считался "правой рукой" Ротшильдов, своей главной задачей поставивших установление еврейской финансово-экономической гегемонии в мире и созданию в Палестине "еврейского государства" Израиль.

Я отыскал отчёты о визите Витте в Соединённых Штаты на страницах американских газет 1905 года. Суммирую пересказ о состоявшемся между Витте и Шиффом разговоре, так, как он освещается в американской печати. Шифф: Россия должна немедленно предоставить живущим на её территории евреям полные и равные права. Витте: мы могли бы это сделать лишь с условием, что американские евреи убедят русских евреев не принимать участия в революционных организациях. Шифф: мы, американские евреи, как и русские евреи, не верим, что царское правительство способно предоставить евреям равные права и гарантировать их, и поэтому мы за революцию.

Вот такая зловещая, беспрецедентная наглость. Выставляя царскому правительству свои требования, Яков Шифф одновременно угрожает ему гибелью, и, более того, обещает царский режим погубить!

С другой стороны, осведомлённые о тайно заключённом между российским императором Николаем и его кузеном, прусским императором Вильгельмом, военном договоре, евреи-экстремисты, союзники Англии и (после убийства Мак-Кинли) Соединённых Штатов, не могли не бросить России кость в виде помощи с приемлемым для России мирным договором. Именно поэтому в Портсмуте были заключены выгодные для царского режима соглашения с Японией, которая никогда бы на них не согласилась, если бы не английское и американское давление. Ведь перспектива русско-германского союза до смерти перепугала и английский империализм, и еврейскую потомственную знать.

Действительно, вернувшись из поездки в Америку, Витте приложил все силы для того, чтобы тайно подписанный договор между Николаем и Вильгельмом так и не стал официальным межгосударственным договором. Очевидно, Витте пообещал это американцам и американским евреям, в обмен на выгодное мирное соглашение с Японией. И ключевым фактором в этой сделке стало англо-американское финансовое давление на Японию и отказ ей в кредитах еврейских банкиров.

А это смогло быть реализовано лишь после организованной сионистским агентом Виленкиным 14 августа 1905 года встречи Витте с еврейскими финансистами в Америке.

Вдумаемся в этот факт. Мирные переговоры в Портсмуте в самом разгаре. Дипломатическая дуэль России с Японией требует максимального напряжения всех физических и умственных сил Сергея Витте, а тут он вдруг "отвлекается" на какую-то "встречу" с евреями. Вот что, кроме других обстоятельств, выдаёт её чрезвычайную экстренность и важность. На ней присутствовали Сергей Юльевич Витте, Григорий Абрамович Виленкин (коммерческий агент при российском посольстве), предок моих дальних родственников, посол России в США барон Роман Романович фон Розен, и банкиры Я. Шифф, О. Штраус, А. Левинсон, И. Зелигман и А. Краус.

Япония, не получив займов и не имея (поэтому) возможности на продолжение войны, отказалась от требования военной контрибуции и южной части острова Сахалин. 29 августа 1905 года Витте добился большего, чем вся российская армия на полях сражений. Но какой ценой!

Отказ от военно-политического договора с Германией и от ограничительных правил деятельности евреев в России был равносилен повороту спиной к убийце и предоставлению ему возможности всадить в сердце российского государства нож еврейской революции.

Как только "личный" военно-политический договор между Николаем и Вильгельмом был аннулирован (см. подробно об этом договоре в одном из следующих разделов), Яков Шифф и его банда еврейских банкиров снова стали душить Россию отказом в кредитах.

Но стоило царскому режиму пасть в 1917-м году, как тут же отношение еврейских банкиров радикально изменилось. Шифф заявил, что для евреев всего мира революция в России явилась "почти чудом, чуть ли не более значительным событием, чем выход наших предков из египетского плена". Александра Керенского Шифф назвал "почти братом" (см. в разделе о Керенском, почему), и обеспечил Временному правительству огромную финансовую помощь, поддержав его "военный заём", или "Заём Керенского".

Ещё одна скрытая линия связей между элементами англо-еврейского и масонского заговора начала ХХ века заключается в том, что вышеупомянутый И. Зеликман приходился родственником российскому купцу 1-й гильдии Абраму Зеликману (отцу "Виленкина"), и, одновременно, Цецилии Самойловне Зеликсон (Зеликман). И, наконец, последний штрих к "портрету ситуации": Яков Шифф, А. Краус и И. Зеликман (Зелигман) были членами масонской еврейской ложи Бней Брит и другой масонской организации - "Великой Ложи".

Нужно ли говорить, насколько важным агентом мирового англо-еврейского экстремизма была Цецилия Самойловна Зеликсон (Зеликман)?

Излишне напоминать и то, насколько важным предприятием была для Ленина газета "Искра", с помощью которой он прибирал к рукам власть и влияние в партии. Эта газета готовилась, редактировалась, издавалась и распространялась в основном еврейскими руками, по еврейским каналам, и печаталась в нелегальной типографии еврейского Бунда в Бобруйске, а Ц. Зеликсон являлась одним из главных агентов "Искры".

После того, как на съезде в 1903 году сторонники Ленина и сторонники остальных лидеров заняли непримиримые позиции (что привело к расколу РСДРП), в заграничных кругах русских социал-демократов ленинских приверженцев оказалось меньшинство (несмотря на то, что их стали называть "большевиками"). Противников Ленина было больше и в России. Отдавая себе отчёт в том, что в заграничном Центре, где авторитет Плеханова и Мартова был несоизмеримо выше, и шансов на победу в перетягивании каната с меньшевиками почти нет, Ленин решил сделать "ход конём": добиться перевеса в подпольных партийных организациях в России.

Именно поэтому он засылает в Россию из Швейцарии и других стран своих почти "не засвеченных" агентов, с целью добиться их руками доминирования в южных организациях РСДРП, откуда в партийную казну поступало больше всего денег. (Других Владимир Ильич задействовал "изнутри" России, с помощью конспиративной почти и шифровок направляя их в нужные для его победы партийные организации). Ключевое значение на юге России имели позиции в Тифлисе и Баку. И. Х. Лалаянц, И. Ф. Дубровинский, Роза Залкинд (Землячка), Ц. С. Зеликсон, и примерно 10-15 других агентов Ленина спешат, по его указанию, в черноморский и каспийский районы.

Туда же были стянуты ленинские кровавые боевики-бандиты, из которых едва ли не наиболее важным являлся Леонид Красин. Очень опасными ленинскими бандитами-террористами являлись И. Ф. Дубровинский, Роза Залкинд (Землячка), Цыля Зеликсон и Джугашвили (Сталин). Дубровинский, Залкинд и Зеликсон имели представление о ядах и вызывающих разные недомогания веществах.

В тот период между совсем ещё молодыми людьми И. Дубровинским и И. Джугашвили (Сосо-Кобой-Сталиным) случались ожесточённые стычки, доходившие чуть ли не до драки. Оба Иосифа вспыхивали, как сухая вата от спички, хотя известны своей выдержкой. По слухам, Дубровинский негодовал по поводу излишней, неоправданной жестокости Сталина, вызванной истеричным садизмом его натуры.

Не случайно Ц. Зеликсон вспоминает:

"На гору пошли в сопровождении грузина, хозяина сакли, содержавшего в городе парикмахерскую. Навстречу нам вышла по-восточному одетая молодая женщина, жена парикмахера. На мой удивленный вопрос: "Неужели и эта женщина нам сочувствует?", мой провожатый, погрозив в воздух здоровенным кулаком, воскликнул: "О! посмей она мне не сочувствовать!".

"Сакля - спуск в какое-то подземелье. Своеобразие обстановки этого восточного обиталища было так необычно! Я растерянно остановилась на пороге. В облаках табачного дыма стали вырисовываться силуэты чёрных людей, сидящих за столом и уплетающих жирную баранину. Среди них был Голованов. Все эти на первый взгляд дикие люди оказались товарищами, членами Союзного совета. Из членов Союзного совета в Тифлисе тогда пришлось иметь дело со старичом Цхакая (Миха), которого звали Гурген, совсем еще молодым Сталиным (Сосо), затем с покойным Сашей Цулукидзе (он уже тогда был тяжело болен)".

Что ж хотеть от "диких людей", таких, как Сталин?

2 еврейские террористки, две "Самойловны" (Залкинд-Землячка и Зеликсон), как 2 козыря ленинских краплёных карт, встраиваются в террористическую структуру на Кавказе. Не случайно именно в 1903 году и Красин оказывается в Баку. Для устранения или нейтрализации несогласных с Ленинской политикой использовались самые гнусные методы: от избиений и шантажа, запугивания, подкупа, женских чар, до убийства или выдачи полиции. И в этом случае "вождь мирового пролетариата" использовал Цецилию Зеликсон в прочной связке со Сталиным и его тифлиско-батумской бандой.

В 1904 году Ленин направляет её с исключительно важной миссией в район нефтяных разработок, в Тифлис и Баку. Туда же Владимир Ильич отправляет ещё одну свою кровавую еврейскую "козочку": Розу Залкинд (Землячку). Джугашвили-Коба (Сталин), Зеликсон, Залкинд-Землячка, Тер-Петросян (Камо), Красин и Цхакая становятся в этом регионе важнейшими инструментами ленинского разнузданного внутрипартийного террора.

В том районе в то же самое время находился другой важный агент Ленина и знакомый Иосифа Джугашвили-Сталина - Исидор Эммануилович Гуковский, который входил в состав ревизионной комиссии нефтепромышленной фирмы "А. С. Меликов и K", одним из владельцев которой был А. И. Манташев. А Манташев, в свою очередь, был ближайшим партнёром и доверенным лицом братьев Эдмонда и Альфонса Ротшильдов. В совет нефтепромышленной фирмы "И. Э. Гуковский", в свою очередь, входил один из наиболее близких соратников Ленина и тайный участник секретной уголовной банды Владимира Ильича при ЦК РСДРП, Леонид Борисович Красин, который, вместе с Гуковским, состоял и в обществе кредиторов Фонда помощи арестованным и ссыльным.

Разделение РСДРП на большевиков и меньшевиков отвечало целям и задачам лондонских англо-еврейских кукловодов. Им, чтобы ещё жёстче контролировать РСДРП, как раз и требовалось расколоть партию изнутри. И вот, летом 1903 года, этот раскол был осуществлён на II партийном съезде. Образовались 2 соперничавшие за власть фракции: большевиков и меньшевиков. На II съезде победа во внутрипартийной борьбе осталась за меньшевиками. Вскоре, на конференции близ Женевы, проходившей под контролем западных разведок, сионистских организаций, и личных агентов Ротшильдов, большевики бросили клич о созыве другого съезда. Это воззвание подписали 22 тайных или явных сторонника "команды Ленина".

В тот период в ЦК РСДРП влияние меньшевиков было решающим, и этот руководящий орган отверг призыв к созыву нового съезда. Пытаясь склонить кавказские парторганизации на свою сторону, меньшевики отправляют к ним своего представителя (члена ЦК РСДРП) И. Ф. Дубровинского (жена которого, А. А. Киселевская, была давним партийным товарищем вышеупомянутого Гуковского). И вот, в начале 1904 г., как Кавказский союзный комитет, так и Тифлисский и Имеретино-Мингрельский комитеты официально поддержали сделанное в июле 1903 г. заявление ЦК (меньшевиков).

Планы заграничных хозяев в тот момент расходились с планами меньшевистской фракции. Им требовалось, чтобы именно "команда Ленина" не выпускала регион нефтедобычи из своих когтей. Агенты Ленина должны были подготовить в Баку (на ближайшие 10-15 лет) такое соотношение политических сил, идеологических течений и кадровых перестановок, чтобы Россия навсегда, или хотя бы на время лишилась этого региона.

Чтобы взять попавший под влияние меньшевиков Кавказский союзный комитет за горло (и не провалить "нефтяную программу"), Ленин и командирует в Тифлис прямо из Швейцарии очередную "еврейскую дамочку" (раз под рукой нет застрявшей в ссылке Берковой): Ц. С. Зеликсон. Эта командировочная вспоминает:

"Приехала я в Тифлис из Швейцарии, будучи послана Лениным на работу в распоряжение Кавказского союзного комитета. В день моего приезда туда меня известили, что чуть ли не накануне или 2 дня тому назад в Тифлисе был огромный провал. Тут же я узнала, что сегодня (...) произойдет партийное совещание".

Ну да, как же без провалов? Этим провалом подготовили беспрепятственное принятие всей ленинской гвардии в качестве самозваного руководства. А "разбавили" эту гвардию ещё 2-мя (по нашим данным) членами, которые "не спелись" бы по определению: В. С. Бобровским и А. Цулукидзе. Эти 2-е были прирождёнными антагонистами, если не по идеям, так по характеру-темпераменту. На это и делался упор. А для "перестраховки" Бобровский был нейтрализован женскими чарами мадмуазель Зеликсон (и это сработало: эти двое потом поженились). [Бобровский и Зеликсон знали друг друга ещё с 1900 года, с Харькова, и это обязательно должно было быть известно из какого личного дела, хранившегося в сионистско-банкирском архиве англо-еврейских имперских руководителей и доступном Ленину.] И, разумеется, сразу же после провала - на радостях партийное совещание. Все помехи, все несогласные удалены арестами.

(После 1904 года еврейская террористка Цецилия Самойловна Зеликсон становится женой еврейского террориста Владимира Семёновича Бобровского, с которым встречалась в Харькове, Киеве, Иванове и Женеве, и с того времени известна как Зеликсон-Бобровская, или "Ольга Петровна", не исключено: в связи с тем, что одна из уголовных кличек Бобровского была "Петров").

Сюда же отряжает Ленин ещё одну свою "еврейскую дамочку", мадам Розалию Самуиловну (Самойловну) Залкинд, больше известную под кличкой Землячка. Спустя десятилетие с гаком, Землячка-Залкинд прославилась также под именем "кровавой Розы", так как именно она руководила беспримерным в истории зверством массовых пыток и расстрелов мирных жителей и пленных белогвардейцев в Крыму. Под чутким руководством этой еврейской розы, с живых людей снимали скальп и кожу, разрывали на части, вырезали внутренности, сажали на кол, подвешивали обнажёнными вниз головой, скармливали крысам и собакам. То ли в Крыму, то ли ещё раньше "кровавая Роза" дебютировала и как собственноручная садистка-пытательница. С Лениным этот Джек-Потрошитель в юбке познакомился в Мюнхене.

Стайка таких дамочек, как мадам Залкинд, мисс Беркова, мисс Зеликсон, мисс Каплан, или мисс Розенберг, увивавшихся вокруг Ленина (В. И. Ульянова-Бланка), как утверждают, составляла во Франции, Германии и Швейцарии целых 15 штук. Ленин поручал им самые деликатные, самые "разведывательные", самые циничные операции. Они порхали из Цюриха, Женевы, Берна, Мюнхена, Берлина, Лейпцига, Парижа, или Базеля - в Москву, С.-Петербург, Тифлис, или Баку с грациозностью бабочек, или, что будет точнее, фурий.

Цхакая должен был мигом скумекать, что за двух дамочек к нему приставили, и почему. А он любил жизнь и хотел ещё пожить, и, разумеется, не желал разделить участь убитого в тюрьме Ладо Кецковели.

Такими методами удалось заставить и Кавказский союзный, и Тифлисский с Имеретино-Мингрельским комитеты аннулировать поддержку сделанного в июле 1903 г. заявления ЦК (меньшевиков), и высказаться за созыв нужного большевикам съезда. Понятно, что первым сдался Имеретино-Мингрельский комитет, не в последнюю очередь в результате усилий И. В. Джугашвили и угроз со стороны Тер-Петросяна (Камо). Вслед за Имеретино-Мингрельским комитетом, сдался Тифлисский, а потом и Кавказский союзный комитет: 2 (15) сентября из Тифлиса получено письмо охмурённого мадмуазель Ц. С. Зеликсон Бобровского о неприсоединении союзного комитета к негативной оценке вопроса о съезде со стороны (меньшевистского) ЦК РСДРП. Но, как видно, не всё прошло гладко, и кого-то в Кавказском союзном комитете пришлось "дожимать", потому что 26 сентября (9 октября) ґ"кровавая роза" Р. С. Залкинд (Землячка) объявилась "с известием, что Кавказский союз весь присоединился к воззванию 22-х".

В команде Ленина находился в тот период, и позже, во время революции 1905-1907 годов, ещё один еврейский террорист, Вергилий Леонович Шанцер. О нём сообщает сама Цецилия Самойловна Зеликман в своих мемуарах. Во время революции он был 4-й раз арестован, и сослан в Туруханский край. Там он по неизвестной причине "заболевает нервным расстройством, и, больному, ему все же удается бежать за границу" (вот где перл!!!), "где нервное расстройство переходит в тяжелое и неизлечимое психическое заболевание. В виду безнадежного состояния т. Шанцера жене его (...) удаётся в 1910 году исхлопотать разрешение на возвращение с больным мужем в Россию, но царские слуги любили мстить и своим обезвреженным врагам: вернувшегося на родину тяжко больного, измученного товарища не позволяют устроить в частную лечебницу, а помещают в центральный полицейский приемный покой для душевнобольных, где 29-го января 1911 года одиноко догорела жизнь Вергилия Леоновича Шанцера, память которого должны знать и чтить особенно московские рабочие".

Интересно, что тот же "более интеллигентный" полуеврей И. Ф. Дубровинский (уголовная кличка Иннокентий), который помогал головорезам Джугашвили (Сталину), Тер-Петросяну (Камо), Красину, Залкинд (Землячке) и Зеликман (Бобровской) подминать под себя (под Ленина) руководство местных партийных организаций, во время той же революции возглавлял один из восставших районов Москвы и был главным редактором большевистской газеты "Вперёд".

Во главе вооружённых боевиков ряда московских районов в то время также стояли сторонники Ленина - "Вера Дмитриевна" Шнеерсон (очень говорящая фамилия для Бутырского района), Н. Н. Мандельштам, по кличке "Михаил Миронович", и другие.

Зеликман также вспоминает:

"Назавтра приехал из Москвы [в Иваново - прим. моё - Лев Гунин] Иннокентий (Иосиф Дубровинский) с плохими известиями об Орехове-Зуеве, где начатая забастовка уже тоже шла на убыль; Иннокентий вообще приехал из центра с директивой нам, Ивановцам, не начинать, ввиду того, что там, где забастовки (в Костроме и Орехове) начались, они уже подходят к концу".

"(...) Конференция состоялась в лесу, докладчиком был Иннокентий, который, помню, поразил нас своим необычайным умением сразу ориентироваться в сложной обстановке, какая создалась у нас в те дни в Иванове, когда предложение пересмотра принятого решения должно было исходить от самого комитета, который столько копий сломал, покуда подготовил решение бастовать. Иннокентий в своем обширном докладе на нашей конференции дал глубокий анализ всей экономической и политической обстановки того времени, анализ, из которого ясно следовало, что время для забастовки выбрано неподходящее (...)".

"Иннокентий взял сразу правильный тон, это все почувствовали, и пи минуты не казалось, что говорит представитель центра, плохо знакомый с местными условиями и настроениями. Иннокентий говорил с таким знанием места, как будто он давно работает у нас в Иванове, и это больше всего подкупило в его пользу. Наша конференция, обсудив всесторонне вопрос, постановила отложить забастовку до другого, более выгодного для нас момента".

"Когда я возвращалась с Иннокентием после этой конференции поздно ночью из лесу, он пытался идти быстро, но все время задыхался, жаловался на плохое состояние своих легких и большую усталость. Я не могла удержаться и высказала удивление перед легкостью его ориентировки в чисто местных наших условиях, на что Иннокентий грустно усмехнулся и ничего не сказал".

В 1902-м году, когда часть ссылки Иосиф Дубровинский проводил в Туруханском крае, он заразился туберкулёзом. В 1910-м году, когда в очередной раз он был арестован, его снова сослали в Туруханский край на 4 года. Безнадёжно больной туберкулёзом, он, якобы, бросился в Енисей, покончив жизнь самоубийством (1 июня 1913 года). Ему было всего лишь 35 лет.

Иосиф Джугашвили (Сталин) несколько раз отзывался о Дубровинском и Свердлове, сравнивая их с Лениным, и при этом называя их полные имена, а Ленина всего лишь кличкой (без упоминания настоящего имени - Владимир Ильич Ульянов). Как утверждал Троцкий в одном из писем, Сталин неоднократно заявлял, что евреи Дубровинский и Свердов гораздо больше сделали "для революции", чем Ленин.

Имеются и письменные высказывания Сталина на эту тему, к примеру, вот это:

"Я далёк от того, чтобы претендовать на полное знакомство со всеми организаторами и строителями нашей партии, но должен сказать, что из всех знакомых мне незаурядных организаторов я знаю - после Ленина - лишь двух, которыми наша партия может и должна гордиться: И. Ф. Дубровинского, который погиб в туруханской ссылке, и Я. М. Свердлова, который сгорел на работе по строительству партии и государства".

"Пролетарская Революция" Љ 11 (34), ноябрь 1924 года.

Самое любопытное: в этом небольшом абзаце Сталин по какой-то странной причине "соединил" 3-х совершенно разных революционных деятелей: Ленина, Свердлова и Дубровинского. Почему?

Случайно ли, кроме Сталина, высочайшую оценку деятельности Дубровинского дала... Цецилия Зеликсон (Зеликман), которая даже посвятила Иосифу Фёдоровичу целую книгу "Товарищ Иннокентий"?

В момент гибели Дубровинского Сталин сам находился именно в Туруханском крае, будучи арестован в конце марта 1913 года (Петербург) и выслан туда. Скептически настроенные специалисты скажут, что Туруханский край велик, а у Сталина не было, мол, возможности из деревушки за полярным кругом переместиться для убийства Дубровинского (который, будучи смертельно больным и в страшной депрессии, мог выболтать "тайны из тайн"). Другие укажут, что Сталин прибыл туда уже после гибели Иосифа Фёдоровича, но мы уже знаем, что в биографии И. В. Джугашвили нет ничего "невозможного" и определённого "раз и навсегда" по достоверности. Если в одних источниках и документах упоминается, что в Туруханском крае И. В. Джугашвили (Сталин) отбывал срок ссылки в селе Костино, то в других - в станке Мироедиха, а в третьих - в селе Монастырском, и т.д. Какие же источники не врут?

Островский, Полин, Бережский, Suthnammer, и другие считает возможным, что и Сталин, и И. Ф. Дубровинский одновременно отбывали ссылку в Мироедихе, и что вообще факт пребывания Сталина в этом селе "официальная историография предпочитала обходить стороной".

Островский:

"После смерти И. Ф. Дубровинского осталась библиотечка, которая на некоторое время оказалась бесхозной. По некоторым мемуарным данным, по прибытии в ссылку И. В. Джугашвили "конфисковал" её в свою пользу и тем самым сразу же вызвал недовольство других ссыльных. Если принять эту версию во внимание, сразу же станет понятно и то, почему И. В. Джугашвили через некоторое время предпочел перебраться в Костино, и то, почему официальные биографы И. В. Сталина предпочитали не вспоминать о его пребывании в Мироедихе".

Но если Сталин "конфисковал" (т.е. попросту украл) библиотечку покойного Дубровинского, то он мог "конфисковать" и все бумаги, и личные записи погибшего, и какие-нибудь тайные записи на полях или между строк изъятых книг, сделанные невидимыми чернилами. В этих книгах могли быть и записи, сделанные без шифра обычными чернилами, или зашифрованные, или написанные эзоповским слогом.

Кроме того, если разные источники противоречат друг другу, можно ли с уверенностью сказать, что Сталин провёл в Мироедихе всего лишь 2 недели уже после гибели Дубровинского, и в начале сентября был уже в Костино.

Но даже если Сталин приезжал в Мироедиху на 2 последние недели августа 1913 года, это не исключает его пребывания здесь и в конце мая - 1 июня, когда погиб Дубровинский при "до конца не выясненных обстоятельствах".

О том, что Иосиф Джугашвили (Сталин) мог без больших затруднений "шастать" из одного места в другое в пределах "своего региона" Туруханского края, говорит его посещение жившего там же в ссылке - в селе Селиваниха - Якова Свердлова.

Не позднее 20 мая 1913 года Сталин отправляет письмо своему дружку по Тифлису Ю. Мартову (Цедербауму), хотя тот и был меньшевиком, и, более того, идейным вождём меньшевиков.

"Прибыл на место. Всё спокойно. Широкая река. Берег обрывист для двух. Если моя помощь ещё раз понадобится, сообщите. Ст-н".

Как видим, первое же письмо отправлено Сталиным еврейскому террористу Цедербауму (Мартову): почему именно ему, одному из создателей еврейского Бунда и Бейтара?

Почему именно к Мартову прибежал Сталин, совершив побег из ссылки?

И что значат слова о "помощи" и о реке?

Не то ли они значат, что Сталин столкнул Дубровинского с берега в воду (необязательно с крутого и обрывистого берега, это может быть и метафора-намёк)? И, раз говорится о том, что "если моя помощь ещё понадобится" - не значит ли это, что Сталин уже чем-то и кому-то помог?

Случайно ли, не успев прибыть в село Монастырское, И. В. Джугашвили (Сталин) немедленно шлёт в Краков другое письмо еврейскому террористу Г. Е. Зиновьеву (Апфельбауму) по адресу: ул. Любомирская, д. 37.

"Я, как видите, в Туруханске. Получили ли письмо с дороги? Я болен. Надо поправляться. Пришлите денег. Если моя помощь нужна, напишите, приеду немедля. Пришлите книжки Ейштрассера, Панекука и Каутского. Напишите адрес. Мой адрес: Киев, Тарасовская, 9-43, Анна Абрамовна Розенкранц для Эсфири Финкельштейн. Это будет внутри. От них получу. Для Н. К. от К. Ст-на".

Почему же Сталин свои самые первые письма из ссылки упорно отправляет именно террористам еврейского происхождения? И почему его адресатом является ещё один создатель еврейского Бунда и других еврейских террористических организаций, а не кто-нибудь из "своих" грузин или осетин, или прочих лиц не еврейского происхождения?

Очевидно, что слова "Если моя помощь нужна, напишите, приеду немедля" ни в коем случае не имеют в виду побег из ссылки, но означают, что Сталин готов снова приехать в Мироедиху, где они со Свердловым убили Дубровинского. Ведь не исключено, что придётся заметать следы или изъять что-то из "неучтённых" вещей покойника, подлежащее изъятию. А в фамилиях авторов, перечисленных Сталиным, зашифровано имя Дубровинского и факт его гибели (убийства).

Почему для пересылки бандеролей и писем Сталин снова пользуется не каналами партийных конспиративных связей, но - характерными для него - еврейскими каналами, веля пересылать ему письма через Анну Абрамовну Розенкранц и Эсфиль Финкельштейн? Мало того, что Анна Розенкранц была родственницей знаменитого банкира Абрама Зака, звучание её фамилии очень близко названию ротшильдовской тайной масонской организации розенкрейцеров. Эсфиль Финкельштейн была родственницей ещё одного еврейского террориста, М. Литвинова (Валлаха-Финкельштейна).

Кому Сталин наносит самый первый визит в ссылке из Монастырского?

Якову Свердлову. Тот же паттерн.

Чем же отплатили "братья-евреи" услуги Сталина? Чем порадовали и поддержали? (Ведь понятно, что решение "замочить" Дубровинского вынес какой-то определённый "еврейский совет"!). А отплатили они попыткой убрать такого важного свидетеля, как Сталин, полностью "перекрыв кислород", т.е. поступление денег. А без получаемых извне, из-за пределов Туруханского края, денег, шансов выжить не было почти никаких. Видимо, таким же образом и убивали соратнички-революционеры Вергилия Леоновича Шанцера и Иосифа Дубровинского (обоих в Туруханском крае), чтобы добить которого - пришлось в конце задействовать Сталина со Свердловым.

И только тогда - когда ему было уже не до шуток - Сталин начинает слать письма лицам НЕ еврейского происхождения, "даже" русским - подумать только! Обращается ДАЖЕ (!) к русской Татьяне Александровне Словатинской, к РУССКИМ (!) Бадаеву и другим, и к каждому (трудно поверить) обращается в письмах "Дорогой друг!".

За куском хлеба пойдёшь хоть к чёрту за пазуху, хоть к русским и ассимилированным русифицированным евреям.

И у обезумевшего от своего безвыходного положения будущего диктатора проскакивает (по этому поводу) даже откровенная, крайне многозначительная фраза: "У меня нет богатых родственников или знакомых, мне положительно не к кому обратиться, и я обращаюсь к тебе".

Понятно, когда не до шуток: тут и русскими, и "нееврейскими евреями", и даже провокаторами не побрезгуешь: "(...) чёрт меня подери, не к кому больше обращаться. А околеть здесь, не написав даже одного письма тебе, не хочется...".

О всей серьёзности положения говорят следующие строки его письма:

"Кажется, никогда не переживал такого ужасного положения. Деньги все вышли, начался какой-то подозрительный кашель в связи с усилившимися морозами (37 градусов холода), общее состояние болезненное, нет запасов ни хлеба, ни сахару, ни мяса, ни керосина (все деньги ушли на очередные расходы и одеяние с обувью). А без запасов здесь все дорого: хлеб ржаной 4 коп. фунт, керосин 15 коп., мясо 18 коп., сахар 25 коп. Нужно молоко, нужны дрова, но... деньги, нет денег, друг. Я не знаю, как проведу зиму в таком состоянии...".

Из письма от Шаумяна "хитрой лисе" Цхакая, всплывает, что, когда Сталин отправляется в ссылку в Сибирь, его "товарищи" по партии не смогли "найти ему 5 рублей денег, не смогли достать хотя бы старого пальто".

Тем временем так "любимый" И. В. Джугашвили (Сталиным) Зиновьев зажимал и зажимал положенные тому гонорары за статьи и заметки в газеты.

Островский приводит сообщение "о возможной присылке 100 руб., выделенных ЦК для организации побега. В конце ноября эта сумма действительно была прислана в Монастырское, но не на имя И. В. Джугашвили, а на имя Я. М. Свердлова, что И. В. Джугашвили расценил как намерение вытащить из ссылки только Я. М. Свердлова".

Вот так...

И Сталин пишет Зиновьеву (Апфельбауму):

"Получил всего 45 р. (Берн) и 25 (от Петр.). Больше ничего ни от кого не получал пока. У меня начался безобразный кашель (в связи с морозами). Денег ни черта. Долги. В кредит отказывают. Скверно".

И ещё:

"...В своем письме от 9 ноября пишете, что будете присылать мне мой "долг" по маленьким частям. Я бы хотел, чтобы Вы их прислали возможно скоро по каким бы маленьким частям ни было (если деньги будут, шлите прямо на меня в Костино). Говорю это потому, что деньги нужны до безобразия".

Гораздо позже, в письме в заграничный большевистский Центр, Сталин также признаётся:

"Могу вам сказать, что ни в одной ссылке не приходилось жить так незавидно, как здесь".

(Если бы заключённые сталинских лагерей жили хотя бы "так же незавидно", как он сам в Туруханской ссылке - это было бы для них просто раем!).

Островский приводит письмо полицейского пристава И. И. Кибирова на имя начальника Енисейского ГЖУ ротмистра В. Ф. Железнякова, в котором сказано, что И. В. Джугашвили (Сталин) лишён - в нарушение всех правил по ссыльным! (я сверялся с тогдашними законами) - "казённого пособия за февраль, март, апрель, май, июнь и июль 20 дней. (..) это обстоятельство, по моему мнению, не может препятствовать лишению пособия".

Под "этим обстоятельством" имеется в виду получение Сталиным денежных почтовых переводов.

Из этого вырисовывается весь механизм ликвидации руководством революционных террористов своих попавших в беду товарищей, которых они решили убрать как ненужных свидетелей, как обузу, или как ту либо иную помеху их планам. Жандармам "сливали" информацию о готовящемся побеге и о его финансировании, чтобы перекрыть не только поступление помощи извне, но и лишить ссыльного государственного пособия, что означало верную смерть.

Другое дело, что Сталин дезинформировал своих корреспондентов относительно величины сумм получаемых им денежных переводов, умудрившись получить в начале 1914 года не менее 300 рублей, что по тем временам была крупная сумма.

Мартов (Цедербаум), Зиновьев (Апфельбаум) и Каменев (Розенфельд), полагая, что И. В. Джугашвили получил из переводов не более 50 рублей, и на подготовку побега (неприкосновенный запас!) не более 150 рублей, и зная, что положенного ссыльным пособия он не получает, должны были в мыслях уже хоронить его.

Доверив получение переводов полицейскому приставу, Сталин тем самым скрывал величину получаемых им сумм и от Свердлова.

Из изученной нами переписки Сталина, а также переписки о нём, можно сделать вывод: он сразу подозревал, что конфискация им книг и бумаг погибшего Дубровинского может плохо кончиться, и поэтому не зря информировал Малиновского, который был агентом охранки, о всех подробностях своего быта и жизни в ссылке, а также обо всех, связанных со Свердловым, деталях. Не желая помирать в одиночестве, Сталин явно намеревался утащить за собой на тот свет и своего дружбана Свердлова.

В результате, на 4 месяца лишили пособия и Свердлова, а также включили и Якова в доклад о готовящемся его и Сталина совместном побеге.

Вообще, такая тесная связь И. В. Джугашвили (Сталина) с агентом полиции и провокатором Р. В. Малиновским косвенно предполагает связь и самого Сталина с департаментом полиции.

Надо думать, двое обречённых не случайно поселились вместе ещё до высылки их за 180 вёрст (за полярный круг) от Костино - в Курейку. Но и в Курейке они могли жить врозь, а поселились вместе. И всё-таки меньше, чем через месяц не только разбежались-разъехались, но и перестали даже разговаривать друг с другом: не только не ходили друг к другу в гости!

Это подтверждает всё, что мы писали в других разделах.

Именно тогда Сталин изнасиловал 13-летнюю Лидию Платоновну Перепрыгину, у которой жил на квартире в ссылке, и от него у той сначала родился умерший младенцем ребёнок, а потом Александр, записанный в метрике как Джугашвили.

Островский упоминает об информации, что хранится "в РГАСПИ в фонде И. В. Сталина и в конце 2000 г. частично была введена в научный оборот ведущим научным сотрудником Института росийской истории РАН Б. Илизаровым".

Изнасиловав несовершеннолетнюю Перепрыгину, И. В. Сталин (Джугашвили) стал с ней сожительствовать.

"В связи с этим И. В. Сталин вызывался к жандарму Лалетину для привлечения к уголовной ответственности за сожительство с несовершеннолетней. И. В. Сталин дал слово жандарму жениться на Перелыгиной, когда она станет совершеннолетней. Как рассказывала в мае с. г. Перелыгина, у неё примерно в 1913 г. родился ребенок, который умер. В 1914 г. родился второй ребенок, который был назван по имени Александр. По окончании ссылки Сталин уехал, и она была вынуждена выйти замуж за местного крестьянина Давыдова, который и усыновил родившегося мальчика Александра. За всё время жизни Сталин ей никогда не оказывал никакой помощи. В настоящее время сын Александр служит в армии и является майором".

В этом случае, как в капле воды: весь Сталин.

На фоне серьёзной ссоры со Свердловым, дружба Сталина с Зиновьевым (Апфельбаумом) продолжается: тот ещё нужен И. В. Джугашвили. Именно у него просит Сталин прислать какой-нибудь английский журнал - для чтения. Это подтверждает информацию, которую мы даём в других разделах, о пребывании Сталина в Лондоне и его знании английского языка. Это подтверждает и то, что Зиновьев был в курсе всего.

Когда в Туруханском крае окажется группа сосланных туда бывших большевистских депутатов Думы, и, среди них, сам Лев Каменев (Розенфельд) - положение резко меняется, и соотношение сил тоже.

Не странно ли, что ДО прибытия в Туруханский край Каменева Сталин не написал Владимиру Ульянову (Ленину) ни строчки, но, как только в ссылке оказался Каменев (в июле), И. В. Джугашвили (Сталин) немедленно шлёт Владимиру Ильичу первое за всё время ссылки письмо. Тот получил его 3-4 августа 1915 года, а это значит, что выслано это письмо было буквально через день-другой после приезда Каменева-Розенфельда.

Не странно ли, что именно это послание Сталин пишет на английском языке, в котором, судя по всему, Ленин не силён? Иосиф Виссарионович пишет Владимиру Ильичу следующее (в нашем переводе на русский с английского пересказа):

"Вы там, далеко, не совсем знаете, что тут происходит. А мы с товарищем Андреем [Свердловым] вспоминали товарища Иннокентия и других, не доживших до этого дня. Даже их личных вещей не осталось, но зато остались их поступки и дела".

В этом письме, адресованном В. И. Ульянову, так же, как и в сталинском высказывании в "Пролетарской Революции" Љ 11 (34) (ноябрь 1924), объединены Ленин (получатель), Свердлов и Дубровинский.

И, хотя Сталин пишет в одном из писем (сошлёмся на Островского), что "Видел я летом Градова (Л. Б. Каменева. - А.О.) с компанией. Все они немножечко похожи на мокрых куриц. Ну, и "орлы"!..", с Каменевым продолжает "тесную дружбу".

Так же, как в любом месте и в любой ситуации, через некоторое время своего пребывания в Туруханской ссылке И. В. Джугашвили (Сталин) отвергнут всеми окружающими, всем сообществом ссыльных и местных жителей, и начинает жить совершенно отдельно от других, одиноким бобылём на одном из самых дальних хуторов ("станков").

Именно такому хищному шакалу, как Сталин, и поручали главари террористов многие свои кровавые задания. Что-то, связанное с покойным Дубровинским, ещё не было выполнено до конца и требовало разрешения.

Обманом, подкупом и подтасовками, и с помощью высоких еврейских связей добившись призыва на военную службу (на которую стали призывать - ввиду войны - и ссыльных), Сталин тем самым спровоцировал его транспортировку в Красноярск, где без спросу заявился к брату покойного Иосифа Дубровинского, Якову. Угрозами, посулами и с помощью других приёмов он добился выдачи ему Яковом всех оставшихся вещей, принадлежавших покойному Дубровинскому.

Ещё один интересный момент: появление в Красноярске Цецилии Зеликсон.

Согласно малоизвестным свидетельствам Б. И. Иванова и В. Л. Швейцер, в Красноярске дважды оказывалась известная "товарищам по Тифлису и Баку" "Ольга Петровна", сопровождавшая И. В. Джугашвили (Сталина) в Красноярске. Но ведь "Ольга Петровна" - это уголовное прозвище террористки Цецилии Самойловны Зеликсон.

Первый раз "Ольгу Петровну" заметили в Красноярске в декабре 1914 или январе-феврале 1915 года, второй раз - в феврале 1916 года. Оба раза она скрывала своё пребывание в этом городе не только от полиции, но также и от других партийных "товарищей".

Находясь (с 1915 года) в Туруханской ссылке, Каменев встречался там со своим давним дружбаном И. В. Джугашвили (Сталиным) и готовил его к будущему захвату власти. В той же ссылке помогал Сталину, Свердлову и Зеликман-Бобровской изымать связанные с деятельностью и гибелью Дубровинского документы и материалы.

Читаем в книге Кузнечевского В. Д. "Сталин. Посредственность, изменившая мир":

"...Это произошло в городе Ачинске (...) куда Иосиф Джугашвили был доставлен в конце 1916 года в связи с призывом в армию. В Ачинске Сталин обычно молча сидел в гостиной и слушал беседы, которые Каменев вел с гостями, но, как свидетельствуют очевидцы, хозяин обычно довольно грубо обходился со своим гостем, по большей части молча сидевшем в углу гостиной, резко обрывал Джугашвили, считая, что по уровню своего образования тот мало что мог внести от себя в возникавшие в гостиной высокоинтеллектуальные дискуссии, и Сталин, как правило, замолкал".

Таким образом, можно с большой долей уверенности заключить, почему Сталин упоминает в вышеупомянутом высказывании Дубровинского, Свердлова и Ленина как самых достойных большевиков ("из всех знакомых мне незаурядных организаторов я знаю - после Ленина - лишь двух, которыми наша партия может и должна гордиться: И. Ф. Дубровинского, который погиб в туруханской ссылке, и Я. М. Свердлова").

[Во-первых, получается, что, кроме этих троих, партии большевиков больше некем гордиться (а всех троих уже не было в живых). Во-вторых, со всеми 3-мя у Сталина случались самые резкие конфликты, и вдруг именно их он называет "самыми достойными" большевиками. В-третьих, не может не вызывать недоумения тот факт, что Сталин называет "самым достойным" партийным руководителем Свердлова, которого в Туруханской ссылке при голосовании требовал осудить (приговорить) вместе с Петуховым. В-чётвёртых, 2-е из упомянутых им в качестве "лишь двух" исключений, которыми "недостойная" (так получается) партия "может и должна гордиться", - очень ассимилированные евреи, с которыми И. В. Джугашвили (Сталин) как правило не сходился, а 3-й (Ленин) - ещё хуже: немец и еврей.]

Каменев (Розенфельд), в то же время (1916-й) находившийся там же, также помогал Сталину и Зеликман изымать что-то, связанное с деятельностью и гибелью Дубровинского.

Дело в том, что этих 3-х деятелей И. В. Джугашвили убил своими собственными руками: не с помощью подчинённых, показательных процессов, или козней. Мы знаем, что собственными руками он убил ещё многих людей, но остальные были не такого высокого ранга.

Поэтому слова Сталина надо читать таким образом: он может и должен гордиться тем, что своими собственными руками убил таких значительных и замечательных организаторов, как Ленин, Дубровинский и Свердлов.

Дубровинского Сталин ликвидировал по заданию международного англо-еврейского руководства; Свердлова - по указке Ленина; Ленина - по заданию международного англо-еврейского руководства и Каменева с Зиновьевым, которые, от имени оного, Ленина приговорили.

Не случайно в одной из своих партийных докладных Сталин сообщает, что Ленин просил его достать цианистого калия. (Это на тот случай, если систематическое добавление ядов в рацион Владимира Ильича выйдет наружу. Видимо, замести все следы не удавалось, и Джугашвили (Сталин) решил подстраховаться).

Точно так же он, после убийства Дубровинского, сообщает, что готов ещё "оказывать помощь": на тот случай, если не все следы удалось замести.

С другой стороны, читатель должен знать из других разделов нашей работы, что в 1918-м году Сталин тайно поддерживал клику Свердлова против Ленина и Троцкого, но, когда подвернулась возможность уничтожить Якова Мойшевича, всё-таки не преминул ею воспользоваться.

Что касается вероятности пребывания Зеликсон в Красноярске в феврале 1915 года, то его факт косвенно подтверждается из её собственных воспоминаний.

Она пишет, хитро не уточняя месяца, что зимой 1914-1915 года в их с Бобровским квартире полиция устроила засаду, при этом "заявив, что мы с Бобровским свободны, можем ходить, куда нам угодно, но что в квартире нашей остается засада на неопределенное время". Подозрительная маловероятность такого шага полиции сразу же
вызывает недоверие к словам Зеликсон.

Далее Цецилия Самойловна заявляет, что целых 2 недели она с Бобровским сидела в квартире, никуда не выходя и ни с кем не видясь и не встречаясь. Иными словами, получается, что никто из "товарищей" не смог бы подтвердить, что видел её в эти 2 недели в Москве. Вот и выходит, что её могло и не быть в Москве в это время, и что ей - по какой-то причине - нужно было это скрыть:

"Дождавшись утра, мы с большими предосторожностями отправились предупредить кого только возможно о засаде в нашей квартире, в результате чего за все 12 дней, что сидела засада, к нам пришел лишь один товарищ, о существовании которого в Москве я не знала, поэтому не могла предупредить; это был тов. Систрин, впоследствии погибший на фронте во время империалистической войны".

Зеликсон намеренно называет человека, который погиб на фронте и не может подтвердить, что действительно приходил к ней и видел её в Москве.

Достаточно ли было 2-х недель, чтобы на день-два "сгонять" в Красноярск - и обратно?

Но ведь Зеликсон умышленно не называет точных дат полицейской засады, хотя опытной, матёрой революционерке невозможно было не запомнить даты такого редкого и важного события. Поэтому, если бы как-то всплыло, что никто её не видел в Москве, допустим, с 22 по 3 февраля 1915 года, она заявила бы, что именно в эти дни в её квартире была полицейская засада, а, если бы всплыло, что, допустим, с 28 по 11 февраля, то она утверждала бы, что, да, именно в эти дни.

Случайно ли Сталин, Цецилия Зеликсон, и её брат, Лазарь Зеликсон, имели самые тесные связи с депутатом Думы, провокатором Малиновским? Он являлся чуть ли не главным корреспондентом Сталина в 1914 и 1915 годах, а Зеликсоны встречались с этим провокатором бесчисленное количество раз.

Пребывание Ц. Зеликсон в Красноярске в феврале 1916 года косвенно подтверждает её письмо брату, Лазарю Зеликсону, в котором она просит того извиниться за неё перед соратниками: за то, что чуть ли не месяц ходила укутанной в платок и носила скрывающее фигуру бесформенное одеяние до пят. Мол, неузнаваемой её сделала "болезнь", "кашель" и "простуда". Речь идёт о зиме 1915-1916 годов (снова точные даты не указаны).

Можно предположить, что на время её отсутствия кто-то, похожий на неё, изображал её, и, чтобы обман не открылся, понадобился ещё и небольшой "маскарад".

Но вернёмся к периоду 1903 - 1904 годов, когда карьера Сталина-палача только начиналась. Его назначение, использование, миссия и функции очень напоминали деятельность Ц. Зеликман: И. В. Джугашвили объезжал ключевые пункты своего нефтеносного региона для контроля заговорщиков над "революционной ситуацией".

Из Тифлиса Ц. Зеликсон переводят в Баку - членом Бакинского комитета PCДРП (б) и секретарем. Понятно, что всякие выборы были лишь формальностью, всё решал заграничный Центр. В 1903 году, во время одной из своих разъездных миссий, она была арестована в Санкт-Петербурге.

Во время событий Кровавого Воскресенья 9 января 1905 года Ц. Зеликсон находилась в Санкт-Петербурге, в числе еврейских террористок, способствовавших провоцированию расстрела рабочей демонстрации. После этих событий её переводят в Москву, где Ц. Зеликсон обеспечивала для восстания, как пишут, "технику и транспорт". Она организовывала на восстание рабочих и люмпенов в районах Москвы, была задержана и арестована при подготовке взрыва правительственного здания. Ц. Зеликсан была тогда освобождена рабочими.

В 1905 году входила в состав Лефортовского районного комитета РСДРП (б) в Москве. В 1906 году - секретарь Костромского партийного комитета, Московского областного бюро РСДРП, потом - Окружкома. Тогда же - секретарь Иваново-Вознесенского партийного комитета. Тогда же - направлялась Лениным в Кострому, с миссией помочь там в организации подпольной типографии.

В том же году - арестована в Санкт-Петербурге и выслана на 2 года в Вологодскую губернию.

Вернувшись из ссылки, Ц. Зеликсон стала в 1908 году секретарём Московского окружного комитета РСДРП (б).

В 1914 году - в Москве, член редакции ленинского еженедельника "Рабочий Труд".

Февральский переворот 1917 года застал чету террористов Зеликман и Бобровского в Серпухове, где Цицилия Самойловна работала членом президиума Серпуховского Совета рабочих депутатов и Серпуховского партийного комитета.

До и после Октябрьского (большевистского) переворота 1917 года, она - секретарь Московского окружного комитета РСДРП (б), участвовала а захвате власти большевиками во время событий Октября 1917 года, секретарь Областного совета по рабочему контролю.

В марте 1919 - мае 1920 именно она стояла во главе военного отдела МК РКП (б) (Московского Комитета Российской Коммунистической партии большевиков). Этот отдел совершал в ту пору множество кровавых преступлений.

С 1918 по 1926 (т.е. сразу же после покушения на Ленина, что о многом говорит) Цецилия Зеликсон, как сообщалось в её персональных анкетах, партийных справочниках и биографических заметках, "ведёт ответственную партийную работу по поручению МК и ЦК".

О том, КАКУЮ именно "ответственную партийную работу" она "вела" - нигде не сообщалось.

Уже только из этого проявляется зловещая роль Зеликсон при большевистском, а затем при сталинском режиме.

Именно её Сталин сделал своим едва ли не самым доверенным лицом, поручив именно ей, Цецилии Самойловне Зеликсон, изучение биографий его соратников и выявление тех, кто мог соприкасаться с его самыми сокровенными тайнами. Именно ей Сталин доверил решать, кого из них надо физически уничтожить. Для этой цели он сделал её

Когда Сталин начал изымать из государственных, личных и прочих архивов, из библиотек и других мест огромную часть любой, связанной с его прошлым информации, он подключил к этому Зеликсон, сделав Цецилию Самойловну "незаметной", но ключевой фигурой в этом деле. Для этой цели, он с мая 1920 года переводит её на работу в Истпарт ЦК РКП (б). С 1927, по его личному распоряжению, она была назначена "научным сотрудником" Ленинского института и заведующей губернским истпартом при МК ВКП (б).

Ей Сталин поручает решать не только то, кого из знавших его секреты надо приговорить к смерти внутри страны, но и на кого совершать покушения за границей. В составлении таких списков как раз и заключалась одна из задач её работы в Коминтерне (1928-1940).

Она же была и, так сказать, "историческим цензором", лично тайно или открыто цензурируя мемуары, статьи, работы или книги наиболее важных деятелей эпохи сталинизма, или организовывая и контролируя такую проверку в масштабах страны.

Её статьи и работы, которые регулярно публиковались в журнале "Красная летопись" и прочих изданиях, связанных с историей КПСС (Коммунистической Партии Советского Союза - преемницы РСДРП-б), служили негласным образцом того, о чём нельзя и о чём можно писать.

У меня имеются подозрения, что это именно она приговорила к смерти отца моего родственника Владимира Сергеевича и сына знаменитого барона Владимира Александровича Поссе. Есть указания и на то, что именно по её указке был убит предок других моих родственников, бывший посол царской России в ряде стран, Роман Романович фон Розен.

За её кровавые услуги Сталин наградит её орденом Ленина.

Прожив очень долгую жизнь, чуть ли не 100 лет, Цецилия Самойловна Зеликсон после войны неизменно работала в Институте Марксизма-Ленинизма.

К СОДЕРЖАНИЮ

Лев Гунин

ДРУГОЙ ХОЛОКОСТ

(ХОЛОКОСТ КАК САМОПРОЕКЦИЯ,
холокост и ХОЛОКОСТЫ)

ХОЛОКОСТ КАК
НЕПРЕХОДЯЩАЯ
РЕАЛЬНОСТЬ

ПАМЯТИ ЖЕРТВ И ПАЛАЧЕЙ

Как мы можем судить палачей,
если палача судят в каждом из нас?
Кристиан Б.

8-я Книга.

СТАЛИН - ОРУДИЕ СИОНИЗМА

32-й том:
ЭКЗЕМПЛЯРЫ ЛЕНИНСКОЙ КОМАНДЫ.

(Раздел 12-й:
ГЕТЕРЫ ЛЕНИНА -
Лариса Рейснер)

ЭКЗЕМПЛЯРЫ
ЛЕНИНСКОЙ
КОМАНДЫ-5-е

В этом разделе приводятся легенды о Ларисе Рейснер и высказывания известных людей, в которых перепутан порядок событий и фактов, и присутствует всякая чересполосица ошибок. Но мы даём этот материал со всеми его несуразностями, параллельно освещая правильный порядок и ход событий. Как пример, можно назвать высказывания о том, что Лариса, якобы, "из-под одеяла" Троцкого "нырнула в постель" Раскольникова (Ильина). На самом деле, обе её любовных аферы с Троцким имели место после её замужества, когда она была женой Раскольникова.

Лариса Михайловна Рейснер ( 1 (13) мая 1895 - 9 февраля 1926) [ Larissa von Reissner] - как и Инесса Арманд (Элизабет Пешо д'Эрбенвилль - Élisabeth Pécheux d'Herbenville), по своему происхождению, складу характера, индивидуальности и красоте-обаянию: особое исключение в ленинском женском отряде "специального назначения".

Мать Ларисы, Екатерина Александровна Хитрово, происходила из старинного русского рода, состоявшего в родстве с Храповицкими и Сухомлиновыми (военный министр того времени Сухомлинов, и др.). Были в её роду и поляки. Отец, юрист и профессор, преподаватель юриспруденции, Михаил Андреевич Рейснер, имел польские, русские, шведские и немецкие аристократические корни. У Ларисы был брат Игорь, на 2 года младше её.

Л. Васильева:

"Вокруг Ларисы всегда ходили легенды. Вот и германская красота не случайно возникла - вроде бы предки её были рейнские бароны... Говорили также, что род главы семьи Рейснеров взял своё начало от крестоносцев. Противники этой семьи уверяли, что предок хозяина дома крещёный еврей".

Клевета не случайно везде и повсюду сопровождает всё, что связано с Рейснерами. Если критик еврейского экстремизма - немец, объяви, что он еврей, и тогда люди начнут сомневаться во всём, что он пишет "про евреев".

Если имеется в виду потеря ветвью Михаила Рейснера аристократического титула (приставки von), то это могло произойти в результате пренебрежения к сословиям, атеизма, и по иным причинам. Исследователь истории этой династии, Густав Хинтлер, предполагает, что потеря некоторыми выходцами из Рейснеров приставки von объясняется "конфессиональным треугольником" (католицизм vs протестантство vs православие).

Род Рейснеров восходит к 1359 году, когда Карл IV даровал им 2 поместья. (Именно Карл IV издал так называемую Золотую буллу 1356 года, утвердившую сословные привилегии). Первые Рейснеры - из Галиции. Среди них - немало знаменитых людей. Так, одним из них был Николаус Рейснер (1545 - 1602), толкователь законов ("правовед"), поэт, соратник Эразма Роттердамского. Его перу принадлежит 15-томная история Польши.

И Лариса Рейснер родилась в Люблине, тогда - северо-западной части Российской империи (сегодня - Польша), в ночь с 1 на 2-е мая 1895 года, но предпочитала указывать (что и значится в официальных документах), что родилась 1 мая. Это число связано с языческим немецким (германским) праздником - Вальпургиевой ночью с 30 апреля на 1 мая, который не случайно стал "днём солидарности трудящихся".

В Люблине её отец был профессором Пулавской сельскохозяйственной академии.

Почти сразу же после рождения дочери семья переехала в Томск, где отец Ларисы преподавал в университете примерно по 1902-й год. Глава семьи, Михаил Андреевич, был настроен если не революционно, то, по крайней мере, сочувственно, читал лекции для рабочих. Преподавал в разных университетах, ни в одном подолгу не задерживаясь, и семья каждые несколько лет оказывалась на новом месте. Люблин, Томск, Берлин, Париж и (с 1906 или 1907 года; источники расходятся) Петербург: вот география переездов.

Михаил Андреевич в свои студенческие годы во Франции и Германии сошёлся с кругами русских политических беженцев. Состоял в приятельских отношениях с Августом Бебелем и Карлом Либкнехтом, познакомился, а затем долго вёл переписку с Лениным (Владимиром Ульяновым).

Как теоретик права и дипломированный юрист, он - примерно с 1907 года - неоднократно помогал большевикам и лично Владимиру Ильичу. Его приятелями, знакомыми, друзьями были немецкие демократы (Брат, Трэгер) и социал-демократы (Бебель, Карл Либкнехт, и другие). Именно профессор Рейснер был ведущим экспертом Кенигсбергского процесса.

Мы предполагаем, что профессор Рейснер действительно приезжал в Петербург в 1905-м году, а именно: 1 января 1905 года. Его, очевидно, каким-то образом хотели использовать в постановке Кровавого Воскресенья, но, то ли не получилось, то ли профессор отказался, и тогда тот же самый Бурцев, который фигурирует в других разделах нашей работы, распространил слух о сотрудничестве Михаэля (Михаила) Рейснера с царской охранкой. Это мнимое "разоблачение" (клевета) полностью разрушило не только репутацию профессора, но и его жизнь. Она вынуждала постоянно переезжать и скитаться, но и это не спасало. Наговор нагонял Рейснера в очередном городе, на очередной преподавательской должности, и приходилось снова менять место жительства. Достаток сменила нужда, привилегированный круг жрецов науки - одиночество и остракизм, упорядоченный мир - безнадежность. А Ленин был одним из немногих, кто не верил лжи Бурцева, и предлагал свою дружбу.

Редактор "РА вестника" писал Рейснеру 30 ноября 1910 года:

"Я тогда в Бурцеве еще не видел полного шарлатана, не знал его лично, был мало знаком с его методами... В Нью-Йорке он свободно болтал о Вас редакторам всей радикальной прессы. В Чикаго он говорил о Вас редактору еврейской газеты "Еврейский рабочий мир" Г. Заксу".

В свою очередь, в письме Кропоткину (1911 год) от дочери говорится о том, что Г. Закс везде распространял о Рейснере порочащие слухи. Именно в его чикагской газете "Еврейский рабочий мир" от 10 февраля 1910 года было открытым текстом озвучено имя профессора Рейснера:

"Сотрудник "Русского богатства", некоторых газет и участник в делах левых партий профессор Рейснер обвиняется в сношениях с Департаментом полиции, которому он в 1904 году предложил свои услуги".

К травле Михаила Рейснера были причастны махровые евреи-сионисты и сотрудничавшие с ними евреи-"социал-демократы", от Владимира Жаботинского до Александра Парвуса (Израиля Гельфанда).

И вся русская "интеллигенция" шла у них на поводу.

Не только на уровне взрослых, но и на уровне детей изоляция семьи давала о себе знать, когда большинство соседей, приятелей и знакомых (и их дети) перестали общаться с Рейснерами. По той же причине Лариса вынуждена была покинуть стены Балаевской гимназии. Но, если Бурцев был ставленником Англии и агентом английской разведки (как мы показываем в этой работе), то становится понятным, чем Михаил Рейснер не угодил больше других англо-еврейскому империализму.

Рейснеру не оставили никакого пути, кроме сближения с Лениным. Владимир Ильич (Ульянов-Ленин) помог добиться от Меньшикова (на которого ссылался Бурцев) опровержения клеветнических измышлений.

Эти факты раскрывают механизм, с помощью которого Лариса Рейснер была поймана в сети Владимира Ильича.

Но снятие обвинений с профессора Рейснера произошло лишь в 1910-м году, и до него оставался ещё не один год.

Во время вооруженного восстания в Москве, Михаил Рейснер появился в Нарве, где стал одним из соучредителей Нарвского комитета РСДРП, вступив в члены этой террористической организации (в ряды фракции большевиков).

Тогда началась и его конспиративная деятельность. Он явился на Таммерфорскую конференцию РСДРП под фальшивым именем ("Иванов"), как, якобы, сотрудник газеты "Эду". Об этой конференции множество раз упоминается в нашей работе; в ней участвовал 41 делегат от 26 партийных организаций, и, среди них, ведущие бандиты - Ленин, Красин и Сталин.

22 декабря 1905 года Рейснер оказался в числе задержанных полицией участников конспиративного сборища в квартире экс-студента Ф. Н. Фальковского. "Переписку" (уголовное дело) по М. А. Рейснеру ликвидировали по амнистии 1907 года "за неимением улик". В 1906 году он какое-то время участвовал в комитете помощи финским, эстонским, латвийским и литовским беженцам-революционерам. Вероятно, дальнейшая подобная активная революционно-террористическая деятельность Михаила Андреевича прекратилась лишь в связи с клеветой Бурцева, которая поставила заслон между ним и революционными организациями. Возможно, именно этого английская разведка и добивалась, предполагая в Рейснере серьезную помеху англо-еврейским планам в случае его активного участия в революционном движении.

Поддержал революцию Михаил Андреевич и своими книгами на немецком ("Русская борьба за права и свободу") и русском ("Государство и верующая личность", Спб., в серии "Библиотека "Общественной пользы") языках. Обе книги написаны в революционном 1905 году. Жена и дети профессора Рейснера в это время жили в Париже, где он временно обосновался по приглашению знаменитого учёного Ковалевского (1851-1916). Из Парижа семья Рейснеров вернулась в Берлин 10 апреля 1906 года.

В мае 1907 года пришёл ответ от попечителя Петербургского учебного округа на прошение Михаила Андреевича Рейснера. Ему (после амнистии) разрешили читать лекции в Петербургском университете, на кафедре истории, философии и права. Разрешение прибыло на адрес квартиры, где проживала семья баронов немецкого происхождения, родственников Сергея фон Витте: Троицкая улица, дом номер 38, квартира 15.

Я хорошо помню этот дом. На улице Рубинштейна (так называлась в моё время Троицкая улица) я неоднократно останавливался у брата моего дедушки, Е. Гунина. В доме номер 38 какое-то время жил сам знаменитый музыкант, Антон Рубинштейн.

Возвращение в Россию ещё больше сблизило Рейснеров со знаменитым писателем Леонидом Андреевым, с которым Михаил Андреевич был знаком ещё за границей (куда Андреев переехал также в связи с заведенной на него полицейской "перепиской"). Как и Михаил Рейснер, Андреев вернулся в Россию после амнистии 1907 года, и летом они стали близкими друзьями.

В 1908 и в 1909 году вся семья Рейснеров гостила у Леонида Николаевича на даче. С мая 1909 года Михаил Рейснер - в академической командировке в Германии, в нескольких немецких университетах. Его семья в это время находилась в квартире на Троицкой улице и у Леонида Андреева.

Ещё один луч света бросает на тот же механизм драма "Атлантида" (изданная, кстати, в 1913 году издательством "Шиповник"), которую Лариса Рейснер написала ещё в гимназические годы. Её эклектическая структура, нарушающая классические формы, уже сама по себе символизирует бунт против устоявшихся законов и традиций. Это и зеркальное отражение Евангелий; ведь центральная нить её идеи - спасение общества от гибели ценой собственной жизни. Но перевод образа Христа-Спасителя в светскую плоскость заводит в тупик. Ещё древние поняли, что, не будь Спаситель богом, его жертва пропала бы всуе. Земной человек не может спасти человечество даже своей смертью. Другого человека - да, что и делает жертвующих жизнью ради ближнего героями. Но не людей "в целом". Именно этот дефект мышления "спасителей человечества" приводит к пренебрежению ими жизнью конкретных людей. На фоне "спасения человечества" жизнь отдельных людей не имеет для них никакой ценности.

Книга Пёльмана "История античного коммунизма и социализма", влияние Леонида Андреева - всё это дешифрует побудительные мотивы, и то, как и кем они были использованы.

Профессор Рейснер оказался после навета Бурцева борцом-одиночкой, а борца-одиночку испокон веков подвергают остракизму и пинают все, "кому не лень". Дополнительный свет на многолетние преследования Михаила Рейснера проливают его высказывания о еврейском сионизме как угрозе всему человечеству и о том, что бойню 9 января 1905 года спровоцировали евреи-экстремисты, чтобы нанести удар по христианским ценностям и традициям. В 1914-м года, после начала Первой Мировой войны, профессор Рейснер неоднократно говорил, что войну развязали прежде всего еврейские интересы.

Так же, как сегодня клеветническая бирка "антисемит" автоматически изгоняет её носителя из академических кругов, лишает права на преподавательскую деятельность и обрекает на жалкое существование, высказывания Михаила Андреевича против еврейского экстремизма стали причиной обвинений его в "смычке" с "реакцией" и прочей клеветы.

Как стая борзых под крики "ату его!" вся российская богема и академические круги кинулись травить опального профессора. Не забудем о том, что когорта молодых поэтов точно так же затравила до смерти Иннокентия Анненского. Многие великие русские поэты, действительно гении художественных образов, в то же самое время оказались "пигмеями мысли", поддержав войну против Германии "до победного конца" - и ещё пуще прежнего топча семью Рейснеров за то, что они выступали с антивоенных интернационалистических позиций. Николай Гумилёв, Зинаида Гиппиус, братья Бурлюки, и даже Александр Блок (и другие литературные знаменитости) приложили руку к травле Рейснеров.

Те, показав редкий пример сплочённости и семейного товарищества (верности), влезли в страшные долги, заложили последнее, и собрали необходимую на издание журнала сумму, который назвали именем тургеневского героя - "Рудин". Со страниц этого журнала они развернули борьбу и за своё личное достоинство, и за обличение сторонников мировой бойни, и за выявление тех, кто был на крючке у евреев-экстремистов.

Политическая изоляция и общественное одиночество Рейснеров, о котором была осведомлена царская охранка, поначалу помогали в борьбе с цензурой, которая не раз грозила прикрыть журнал после его едких выпадов против Натансона, Аксельрода, Бурцева, Плеханова, Струве. Зная, что не какие-нибудь второстепенные маргиналы, но самые одарённые и лучшие критики и поэты только того и ждут, чтобы придраться к каждому слову и высказыванию, Лариса, в свои 19 лет, публиковала на страницах "Рудина" лишь самые безупречные свои стихи и памфлеты. Именно она отважно и жертвенно вела борьбу за выживание, изыскивая средства, разбираясь с цензурой и другими затруднениями, и с улюлюкающей толпой известных критиков, прозаиков и поэтов. Но, как и любая битва одиночек против волчьей стаи, отважная борьба Рейснеров была обречена на поражение. Когда денег не осталось даже на то, чтобы прикрыть позорную нищету, журнал закрылся.

Один из немногих, кто поддержал Рейснеров и дал рекомендацию Ларисе в единственный разрешённый "интернационалистический" журнал "Летопись": дедушка моего родственника, Владимир Александрович фон Поссе. Именно благодаря ему заметки Ларисы Рейснер появлялись и в их с Горьким газете "Новая жизнь".

Интересна её критика правительства Керенского и самого Александра Фёдоровича, известного масона. Эта критика ведётся совсем не с тех позиций, с каких на Временное Правительство обрушивались все другие журналисты и политики.

"Подведём итоги" этому периоду жизни Ларисы Рейснер:

Рождение в Люблине, раннее детство в Томске. С 1903 по 1906 год Рейснеры жили в Германии и Франции, откуда снова перебрались в Россию (Санкт-Петербург). Здесь Лариса окончила с золотой медалью гимназию Д. Прокофьевой (ул. Гороховая, 19).

Получив гимназический диплом, поступила в Психоневрологический институт (была замечена самим врачом-профессором Бехтеревым) и вольнослушательницей в университет на лекции по истории политических учений. Психоневрологический институт окончила с официальным дипломом и знаками отличия.

Ещё в институте проявила интерес к литературе, поэзии и революционному движению. Вместе с отцом и матерью, выпускала литературный журнал "Рудин" (1915 - 1916).

Великий поэт Александр Блок сделал такую запись в дневнике:

"Рейснеры издавали в Санкт-Петербурге журнальчик "Рудин", так называемый "пораженческий" в полном смысле, до тошноты плюющийся злобой и грязный, но острый. Мамаша писала под псевдонимами рассказы, пропахнувшие "меблирашками". Профессор ("Барон") писал всякие политические сатиры, Ларисса - стихи и статейки...".

Блок называет Ларису Михайловну на немецкий лад "Лариссой", и не жалеет для семьи Рейснеров нелестных, уничтожающих эпитетов.

Будущее показало, что Блок не очень ошибался по поводу натуры этой "загадочной и поразительной" девушки. Но парадокс в том-то и состоит, что, причастный к травле Рейснеров и оставивший злобные и необъективные (даже клеветнические) оценки их деятельности, Блок сам же и способствовал превращению Ларисы в то, чем она впоследствии стала. Он забыл о своих собственных словах в письме к Андрею Белому летом 1907 года:

"Когда один человек думает о другом - он свободен, когда же об этом другом уже "перемигнутся двое" - дело кончено, затравлен человек, и от травли увеличатся его пороки и ещё уменьшатся его добродетели".

Стихи Ларисы Рейснер, в отличие от её самой, не были приняты современниками. Едкая, хвастливая, завистливая и коварная Зинаида Гиппиус так высказалась о них: "с претензиями; слабо". Зато внешность и личность самой Ларисы неизменно оказывала магическое впечатление. Ещё в свои студенческие годы она запомнилась строгим костюмом английского покроя с мужским галстуком, в котором оказывала гальванизирующее действие на всех без исключения мужчин. Позже она облачалась в "декаденстские" разноцветные одеяния, красила волосы в зелёный цвет а губы голубой помадой.

Имеются сведения о том, что в мае 1910 года Лариса училась летать на первых самолётах на Комендантском аэродроме. В свои 15 лет она уже умела метко стрелять, водить автомобиль и, возможно, управлять самолётом.

Во время Гражданской войны Лариса Рейснер неоднократно летала на разведывательных аэропланах. В 1923 году она перелетела из Москвы в Нижний Новгород. В 1925 году летала пассажиром по Германии.

В свои неполных 18 лет (1912 год) она уже имела все навыки супер-шпиона: была прекрасной наездницей и умелым стрелком, водила автомобиль и управляла самолётом и яхтой, в совершенстве знала несколько языков, на которых разговаривала без всякого акцента, и т.п.

Кто и к чему готовил эту шпионку-диверсантку? Кто и к чему с детства готовил Розу Залкинд (Землячку), Анжелику Балабанову, Марию Беркову, Александру Домонтович-Коллонтай, Цецилию Самуиловну Залкинд, Ларису Рейснер, и других ленинских супер-диверсанток?

В 1914-м году Лариса Рейснер познакомилась с Владимиром Ильичом Ульяновым (Ленином), и стала выполнять его самые деликатные и тонкие поручения.

Блок в своей записке; Александра Коллонтай в одном из неопубликованных писем; Карл Радек и Троцкий относят знакомство Ленина с Рейснер к 1915-му году, но мы считаем, что это был всё-таки 1914-й год.

Чем же могла помочь Ленину эта совсем ещё юная девушка? Прежде всего, Ленину нужен был своего рода допинг, стимулирующий его несравненную работоспособность. Александра Коллонтай, раскусившая этот секрет ленинской натуры, поэтому (среди прочих причин) и подкладывала в его постель работавших на него женщин. А Лариса была девушкой невероятной красоты, ума и обаяния.

Потому и миссия Рейснер у Ленина оказалась самой сложной, тонкой и засекреченной. Её задача состояла в привлечении литературных и художественных талантов на сторону Революции, и в пропаганде революционных идей с помощью искусства. По заданию Ленина, Лариса "окучивала" многих деятелей русских и зарубежных художественных кругов, вовлекая их в круговорот революционного мировоззрения. Революционным идеологам, типа Ленина, Плеханова, Парвуса и Троцкого, нужны были броские и яркие образно-художественные штампы, своего рода "фирменное блюдо", "визитная карточка" революции, на что их хозяева не жалели денег.

С 1917 года сама Рейснер, собственной персоной, стала таким штампом, продолжая заданную Лениным линию своим актёрским мастерством, сделавшись "легендой Революции". Новая "красная мифология" охмуряла впечатлительных людей, особенно юные души и тонкие художественные натуры, а Рейснер в этой области стала своего рода "кинозвездой", эпатажной знаменитостью эпохи.

Тётя поэта Александра Блока, М. А. Бекетова, вспоминала:

"Из Москвы приехала Лариса Рейснер, жена известного Раскольникова. Она явилась со специальной целью завербовать Ал. Ал. в члены партии коммунистов и, что называется, его охаживала. Устраивались прогулки верхом, катанье на автомобиле, интересные вечера с угощеньем коньяком и т. д. Ал. Ал. охотно ездил верхом и вообще не без удовольствия проводил время с Ларисой Рейснер, так как она молодая, красивая и интересная женщина, но в партию завербовать ей его все-таки не удалось, и он остался тем, чем был до знакомства с ней...".

Пикантная подробность: коней, на которых отправлялась на прогулки несравненная Лариса, ей специально доставляли с фонта.

Л. Васильева:

"Поклоняясь его поэзии, Лариса в душе надеялась на некое чудо превращения в великую поэтессу. Это была её тайная и давняя мечта. Мешала Ахматова - она царила безраздельно. Быть в тени Лариса не умела. Любя поэтический мир, не став в нем первой, она медленно отходила от поэзии к прозе, от прозы - к очерку".

Всё гораздо сложнее. Злой гений Революции - Владимир Ильич Ульянов ("Ленин") - разбудил её авантюрную натуру, словно отдельный от неё "эйдолон", сделав её марионеткой Зла. Талантливой марионеткой.

Всё гораздо сложней. Превращение Ларисы Рейснер из одарённой писательницы в крупную чиновницу революционно-большевистской власти произошло не только потому, что она была кем-то за годы до того подготовлена и предназначена для этого, но и в результате злобной травли всей семьи Рейснеров "либеральной" художественной богемой. Тот же самый еврейско-сионистский "либерализм", который вырос в чудовищного монстра в нашу эпоху, уже тогда травил всё самобытное и не вписывающееся в его прокрустово ложе. А на поверку выходит, что весь этот инспирированный евреями-экстремистами "либерализм" сросся спинным хребтом с самым махровым, реакционным еврейским талмудическим сатанизмом. Литературное творчество юной Ларисы Рейснер не могло быть справедливо оценено и признано перспективным московско-петербургской поэтической мафией по определению: в силу предвзятости и даже злобной ненависти ко всем Рейснерам.

Стихи Ларисы Рейснер - необычные, странные для её времени, с лексикой и мироощущением 1960-1970-х годов, но не XIX века:

Посвяти она себя поэзии, из неё получилась бы замечательная поэтесса. Если бы, вопреки травле и остракизму, она осталась верна творчеству per se, не претендуя ни на что большее, возможно, вся её жизнь сложилась бы по-иному. Но её авантюрная натура, боевой характер, склонность к военной твёрдости и решительным волевым поступкам, желание побеждать и доминировать загубили в ней поэтессу, а потом и её саму.

Прирождённая актриса, Лариса Рейснер предала и свой сценический дар, предпочитая играть не на сцене, а в жизни. Так же, как для Александры Коллонтай, реальная жизнь - это и были её подмостки.

Те, что превращают свою жизнь в бесконечный спектакль, могут поступать благородно, но чаще - безжалостно и жёстко. Они сами выбирают себе партнёров (по жизненному спектаклю), играя вместе с ними и на них, и порой забывая, что это не театр, и что в реальной действительности персонажи не умирают "понарошку".

Главную мужскую роль в этом "спектакле-жизни" она сознательно отвела Николаю Гумилёву, яркой "фактуре" (говоря языком режиссёров), гениальному поэту, блестящей личности и тоже воину по натуре. Впервые Лариса встретилась с ним в таверне "Привал комедиантов" на Марсовом поле, в 1916 году. Она решилась на публичное чтение своих стихов перед кружком известных поэтов, среди которых был и Николай. Тот моментально отметил её красоту в реплике, обращённой к товарищам, но, прослушав её выступление, бросил: "Но бездарна". Нет, она не была бездарна; скорее, наоборот. То, её личность фатально "мешала" восприятию её стихов - полбеды. Хуже, что Гумилёв сознательно бросил эту фразу, чтобы покрасоваться перед товарищами своей жёсткостью, и потому, что на семью Рейснеров была навешена бирка одиозности.

До глубины души обиженная оценкой Гумилёва, Лариса испытала сильнейший шок. Она проплакала всю ночь и даже задумывалась над самоубийством. Но Гумилёв тут же вошёл в её "театральную" жизнь как непревзойдённый партнёр "жизненного спектакля".

Они приняли пафосную игру друг другу как данность, и надели на себя маски своих воображаемых героев.

Гумилёв писал ей об этом:

"Я не очень верю в переселенье душ, но мне кажется, что в прежних своих переживаниях Вы всегда были похищаемой Еленой Спартанской, Анжеликой из Неистового Роланда и т.д. Так мне хочется вас увезти. Я написал Вам сумасшедшее письмо, это оттого, что я Вас люблю. Ваш Гафиз".

Эффектного "похищения" по восточному образцу не случилось, зато позже были дерзкие и нетривиальные свидания в борделе на Гороховой, в известном среди тайных развратников "доме свиданий". Возможно, встречи именно в этом месте частично объяснялись тем, что Рейснер окончила гимназию, находившуюся на той самой улице Гороховой.

"Знаменитая красавица Лариса Рейснер любила Гумилева так, что даже соглашалась приходить на свидания в бордель на Гороховой. И когда его в двадцать первом расстреляли, она - уже вполне благополучная советская матрона, жена посла в Кабуле, - как баба рыдала над полученным из Петрограда известием, оплакивая "мерзавца и урода", - писал Андрей Петров.

Есть и её собственное признание:

"Я так его любила, что пошла бы куда угодно".

Событийная канва их романа складывалась следующим образом.

В момент знакомства с Рейснер Гумилев служил в действующей армии, и оказался в Санкт-Петербурге лишь для сдачи офицерского экзамена. На этом экзамене он провалился, и вернулся в полк.

Оттуда он писал Рейснер:

"Я целые дни валялся в снегу, смотрел на звезды и, мысленно проводя между ними линии, рисовал себе Ваше лицо, смотрящее на меня с небес...".

После отъезда Николая в действующую армию Лариса писала ему:

"...кончается год. Мой первый год, не похожий на все прежние. Милый Гафиз, как хорошо жить. Это, собственно, главное, что я хотела Вам написать".

В ответ Гумилев сообщал:

"Милая Лери, я написал Вам сумасшедшее письмо, это оттого, что я Вас люблю..."

Подытожим порядок событий, безбожно перепутанный в мифах и легендах.

По одним сведениям, Лариса и Николай познакомились в "Бродячей собаке" в конце января 1915 года, по другим - в "Привале комедиантов", в 1916-м. (Я считаю правильной 1-ю версию).

Большую часть февраля 1915 года Гумилёв находился на фронте, а в начале марта у него вдруг вспыхнул пиелонефрит, он потерял сознание, стал бредить, и его прямо из санитарного поезда переводят в лазарет деятелей искусства на ул. Введенской улице, дом номер 1. В лазарете он проводит 2 месяца. Гумилёв неоднократно признавался негодным к воинской службе, но упрямо снова ехал на фронт (добиваясь переосвидетельствования).

В июле, за храбрость, проявленную в бою, Николай Гумилёв был представлен ко второму Георгиевскому кресту 3-й степени.

В августе он получил недельную увольнительную, встречался со многими людьми.

В сентябре 1915 года - снова в Петрограде, в ожидании перевода в 5-й Александрийский гусарский полк.

В этот период у него 3 любовницы: поэтесса, критик и переводчица Маргарита Марьяновна Тумповская; Ольга Мочалова; и переводчица и поэтесса Мария Левберг.

Зима 1915 - 1916 года прошла у Гумилёва в Петрограде. Его главные занятие в тот период: огромный объём чтения и посещения церкви в полном одиночестве.

Весной 1916 года у него снова инфекционное заболевание с простудными симптомами, бронхитом, а затем воспаление легких. Во время лечения в Царскосельском лазарете он постоянно приезжал в Петроград. Именно тогда через В. М. Жирмунского знакомится в Тенишевском училище (на лекции Брюсова об армянской поэзии) с сестрой милосердия Анной Николаевной Энгельгардт (1895-1942) и её подругой, актрисой Ольгой Николаевной Арбениной. В Арбенину был влюблен Осип Мандельштам.

Гумилёв бросился ухаживать за обеими - и добился успеха.

Теперь у него уже 6 любовниц: Маргарита Тумповская, Ольга Мочалова, Мария Левберг, Анна Энгельгардт, Лариса Рейснер и Ольга Арбенина. И это "не считая" Анны Ахматовой.

Узнав о встречах Гумилёва с Ларисой Рейснер, Тумповская его бросает. Левберг и Мочалова были его кратковременными увлечениями. Узнав о его "донжуанстве", перестаёт с ним встречаться и Ольга Арбенина. С середины или с конца осени 1916 до примерно конца весны 1917 года (до отъезда в Лондон) у Гумилёва оставалось "всего" 2 одновременных любовницы (не знавших друг о друге): Анна Энгельгарт и Лариса Рейснер.

Ещё раз пройдёмся по канве событий.

Знакомство в "Бродячей собаке" (1915) или "Привале комедиантов" (начало 1916); попытка Гумилёва сдать офицерский экзамен, провал и возвращение в полк; приезд в Петербург (называвшийся в тот период Петроградом) в феврале 1917 года и новый виток романа с Рейснер (свидания в борделе на Гороховой).

Гумилев эффектно завлекал Ларису в самые экзотические - и часто злачные - места Петербурга: в китайские чайные, где собирались опасные преступники и рецидивисты; в подпольные игральные дома и бордели; на кулачные бои в окрестностях столицы. Он посвящал ей стихотворения (в частности - канцоны), громко обращался к ней при посторонних и приятелях-поэтах "Лери", а она к нему - "Гафиз".

Официально Гумилёв всё ещё был женат на поэтессе Анне Ахматовой.

В феврале 1917 года, когда Гумилёв снова встречается с Ларисой Рейснер, он делает ей предложение. Лариса наотрез отказывается выйти за него замуж. (Боялась разделить участь Анны Ахматовой, брошенной жены? Знала о его встречах в 1916 году с Маргаритой Тумповской, а в феврале 1917 года - с Анной Энгельгард? Мстила за несправедливую оценку её ранним стихам?).

Через некоторое время она узнала о союзе Гумилёва с Анной Энгельгард, с которой он сочетался вторым браком.

В мае 1917 года Гумилев укатил в Европу, посетив Швецию, Норвегию, Англию. Гумилёв был рьяным англофилом и агентом британского влияния в России. Одновременно он слыл германофобом, что делало его в глазах англичан ещё более ценной для них фигурой. Именно поэтому он пользовался в Англии известной славой.

5 июня 1917 года в последнем к ней письме он сделал мудрое напутствие:

"Ну, до свидания, развлекайтесь, но не занимайтесь политикой...".

Увы, она не вняла этому совету, да и он не последовал собственному напутствию своей любовнице, и оба плохо кончили.

На исходе их переписки сама Лариса заявила:

"...В случае моей смерти все письма вернутся к Вам, и с ними то странное чувство, которое нас связывало и такое похожее на любовь...".

"Встречайте чудеса, творите их сами. Мой милый, мой возлюбленный... Ваша Лери".

Её смерть не долго заставляла себя ждать. И письма её вернулись к Николаю... на тот свет...

(Гумилёва большевики расстреляли "ни за что" - он не принимал участия в Кронштадтском мятеже в августе 1921-го. Его ликвидировали потому, что он знал что-то такое, с чем оставлять его в живых они не хотели).

Лариса Рейснер - матери (после расстрела Гумилёва):

"...никого не любила с такой болью, с таким желанием за него умереть, как его, поэта Гафиза... урода и мерзавца...".

"Карлу Радеку" (еврею-перевёртышу Собельсону), Льву Бронштейну ("Леону Троцкому"), и прочим кровавым революционным мерзавцам, Лариса Рейснер хныкала "в лацкан пиджака" (или, наоборот, заносчиво твердила): если бы находилась тогда в Москве, то смогла бы отменить казнь Гумилёва.

"Божественная" красота Ларисы Рейснер - загадка для наших современников, знающих её по старым снимкам. Этому имеется ряд причин: 1) иной женский тип, доминировавший в предреволюционную эпоху царской России (и позже вытесненный революционным штампом женской красоты); 2) не "стопроцентная" фотогеничность Ларисы, которая была, по выражению современников - "в тысячу раз красивее в жизни, чем на фото"; 3) почти полное отсутствие её высококачественных профессиональных фотопортретов (её снимки - сплошь любительские, низкого качества, с явными визуальными аберрациями); 4) намеренное систематическое посмертное изъятие из архивов и личных фотоальбомов её наиболее выразительных фотографий.

На фоне всех других романов, Лариса Рейснер много лет крутила шашни с Сергеем Колбасьевым.

Её карьерный взлёт после большевистского Октябрьского переворота невозможно объяснить и понять без учёта знакомства с Лениным с 1914 года и тайной работы на этого "вождя мирового пролетариата". От никому в революционном движении не известной (до конца 1917) года красавицы без всякого партийного стажа - до всемогущего комиссара Морского генерального штаба: слишком невероятная трансформация даже для революционного времени. (Тем более - учитывая кичливость большевиков своими партийными заслугами и дореволюционным стажем).

Ещё более невероятен этот взлёт на фоне её беспартийности уже после Октября 1917-го: она стала членом партии большевиков лишь в 1918-м году!

И особенно невероятен этот взлёт при учёте одновременной симпатии, и, вместе с тем, вражды могущественной большевички Александры Коллонтай, затаившей злобную месть против Ларисы Рейснер: слишком часто женские чары этих двух красавиц и аристократок участвовали в своеобразной дуэли. Коллонтай не могла простить Рейснер то, что та сумела действительно влюбить в себя Ленина. Александра была сама влюблена в поэта Гумилёва, но не стала его любовницей. Ради Ларисы Рейснер бросил Александру Коллонтай и Фёдор Раскольников. А Коллонтай не умела прощать. И совершила свой змеиный укус в 1926-м году.

Именно Ларису Рейснер большевики послали, чтобы руководить революционной матроснёй. Хоть она и не командовала крейсером "Автора" в судьбоносную ночь Октября, но приняла участие в агитационной обработке его команды. Вокруг мятежного крейсера вились 2 женщины: член ленинского "спецназа" Лариса Рейснер и стоявшая во главе делегации Городской думы Петрограда графиня Панина.

После Февральского и Октябрьского переворотов "наверх" пробились все члены семьи Рейснеров: Михаил Андреевич - в комиссии по большевистским законопроектам (декретам); Игорь Михайлович после Февраля - секретарь депутата в Петроградской думе "от большевиков" - Дмитрия Мануильского, после Октября - в Народном комиссариате юстиции и Коммунистической академии. Екатерина Александровна - и та подвизалась в каком-то большевистском комитете.

Через несколько часов после Октябрьского переворота Ларису поставили ответственной за "охрану сокровищ" Зимнего дворца. Она была подчинена непосредственно наркому просвещения Анатолию Луначарскому (одному из "ленинской команды"). Бесценные коллекции Зимнего дворца новой власти надо было не только и не столько охранять, сколько проводить их ревизию и переучёт перед тем, как они были разграблены самими большевиками и их лондонскими хозяевами.

Заметим, что случайного человека на такую должность не могли поставить, будь это даже самая красивая женщина в мире. Чтобы растащить архивы Зимнего дворца и других хранилищ, мировой англо-еврейский империализм подключил сиониста Рутенберга. А тут женщине, да ещё и нееврейке, поручили такое исключительно важное для мирового еврейского сионизма и сатанизма дело.

Одновременно, Лариса Рейснер подвизалась корреспондентом газеты "Известия". В ноябре 1917 года как работница центральной газеты новой власти отправилась в Москву. Добираться пришлось военным эшелоном. Узнав фамилию влиятельного командира (Раскольникова), напросилась ехать вместе с ним.

"Раскольников" - это уголовная кличка очередного революционного бандита. На самом деле он Ильин, сын священника Фёдора Ильина; до революции учился в политехническом институте, и отнюдь не был из простых матросов, как утверждала им самим пущенная молва. Он имел два высших образования, знал несколько иностранных языков.

До Октябрьского переворота Фёдор Фёдорович только и делал, чтобы ничего не делать, а жить припеваючи. Чтобы не попасть моряком на флот, он пошёл в школу мичманов (гардемаринов). После Октября, во главе отряда матросов прибыл в Петроград, но там его помощь уже не понадобилась, и поступил приказ ехать в Москву. Вот так он оказался с попутчицей - Ларисой Рейснер, ставшей его женой.

При всём своём авантюризме и стремлению к паразитическому существованию, Раскольников-Ильин был не глуп, и такие люди, как он, нужны были новой власти, стремившейся заменить прежних спецов собственными.

17 ноября 1917 года в Москве его назначили комиссаром Морского генерального штаба.

Не будучи в состоянии ни в чём отказать своей красавице-жене, Раскольников постепенно терял вес в её глазах. Почти сразу она стала называть его фамильярно-насмешливо "Фед-Фед". Уступил он и её настоянию взять её с собой на заседание Совнаркома.

Если бы она пришла в скромном наряде и сидела бы "незаметно": это ещё куда не шло. Но она дерзко явилась туда вызывающе накрашенная, донельзя стильная, бравирующая своей красотой, надушенная, в самых модных высоких красных ботинках.

На чопорном заседании партийцев она выглядела как из другого мира.

Ленин, слишком хорошо её знавший, недолго терпел её присутствие, и, в конце концов, потребовал вывести "посторонних".

Летом 1918 года Раскольникова отправили на самый тяжёлый Восточный фронт, а Лариса при нём - зав. агитацией и пропагандой реввоенсовета фронта. Параллельно она регулярно писала для газеты "Известия" отчёты о фронтовых событиях (из них потом вышла книга "Фронт").

В Казани Лариса задержалась при штабе, тогда как Раскольников направился в Нижний Новгород, где формировалась Волжская военная флотилия. Принадлежавшую до Февраля 1917 царской семье яхту "Межень" большевики сделали флагманским судном. С 5 августа 1918 года флотилия была введена в бой, а 7 августа Казань досталась белым. Отход из Казани был одинаково опасен и для Ларисы, и для Фёдора Фёдоровича (они разделились): она (сопровождаемая 2-мя моряками) вынесла на себе из города спрятанные под одеждой документы, он пробирался в тот же Свияжск (20 вёрст от Казани) с подчинённым ему отрядом. В Свияжске Раскольников наткнулся в каюте Ларисы на неодетого и сидящего рядом с неубранной постелью Леона Троцкого (Льва Бронштейна).

Раскольников (Ильин) не был тем, чем были Горький и Савва Морозов, по очереди спавшие с одной и той же женщиной, однако, несмотря на случившееся, утёрся и промолчал. Троцкий считался соправителем государства (вместе с Лениным), а Раскольников в любой ситуации оставался верным псом субординации.

Если верить словам Ларисы, в Свияжске ей сообщили, что Раскольников будто бы попал в плен и уведён в Казань. Тогда она с одним только матросом вернулась в Казань, чтобы разузнать о его судьбе, а при возвращении была захвачена белыми и чудом сбежала. Сопровождавший её матрос был убит, о чём она нисколько не сожалела.

Никаких подтверждений тому, что назад, в Казань, она пробралась не для связи со своими шефами и шефами Троцкого из английской разведки, нет. И то, что матроса, который находился при ней, убрали не как свидетеля, нуждается в подтверждении.

Во время её пребывания в Свияжске Троцкий поручил ей важную миссию в области пропаганды и агитации, и попутно назначил её комиссаром разведывательного отдела при штабе Пятой армии.

И это назначение (как и её роль в "охране" бесценных сокровищ Зимнего дворца) не могло быть случайным (лишь за "красивые глазки"), но отражало тайные знания, подготовку и немалый опыт этой молодой женщины-шпиона. Троцкий, безусловно, знал, что Лариса Рейснер - одна из участниц ленинского особого женского отряда "специального назначения", прошла тщательную подготовку, включавшую шпионские навыки, боевые единоборства, изучение ядов и отравляющих веществ, тренировку в стрельбе, и т.п.

Эта "спецназовка" сформировала летучий отряд из 30-ти красноармейцев-мадьяр, во главе которых сама совершала разведывательные рейды в глубокий тыл противника. То, что великолепные навыки стрельбы она получила от Гумилёва (профессионального стрелка) - одна из бесчисленных легенд. На самом деле, она умело стреляла и до знакомства с ловеласом, охотником и поэтом.

Вся, продемонстрированная ей, Александрой Коллонтай, Розой Залкинд ("Землячкой"), Инессой Арманд, и другими ленинскими бандитками, великолепная боевая выучка и навыки профессиональных разведчиц, дают представление о том, чем были эти опасные гетеры. Англичане и мировой еврейский экстремизм не зря славились и славятся именно этим: своей "непобедимой" и невидимой террористической армией, диверсионной разведкой и пиратской армадой.

В своей заметке-некрологе о Ларисе Рейснер Собельсон (Карл Радек) приводит следующие факты.

А. Кремлев (по словам Радека, "товарищ Ларисы в "Красной звезде", органе Реввоенсовета):

"Под Казанью. Белый идет напролом. Узнаём, что у нас в тылу - Тюрляма - прорвались белые, уничтожили охрану и взорвали 18 вагонов со снарядами. Наш участок разрезан надвое. Штаб здесь, а что стало с теми, кто отрезан?".

"Неприятель идет на Волгу, в тыл не только отрядам, но и флотилии".

"Приказ: идти в прорыв, узнать и связаться с отрезанными".

"Идёт Лариса, берёт Ванюшку Рыбакова-салагу (мальчик!) и ещё кого-то, - не помню, - и прут втроём".

"Ночь, дрожь от холода, одиночество и неизвестность. Но Лариса идёт так уверенно незнакомой дорогой!..".

"У деревни Курочкино кто-то заметил, - обстреливают, стреляют, - трудно ползти. Переплёт! А Лариса шутила - и от скрытой тревоги был только бархатнее голос".

"Выскочили из полосы обстрела - ушли!".

"- Вы устали, братишка?.. Ваня? А ты?".

"Она была недосягаемо высока в этот миг, с этой заботой. Хотелось целовать чёрные от дорожной пыли руки этой удивительной женщины".

"Она ходила быстро, большими шагами, - чтобы не отстать, надо было почти бежать за ней...".

"А к утру - в стане белых. Пожарище, трупы - Тюрляма. Отсюда, изнемогая, шли на Шихраны, где стоял красный латышский полк".

"Фронт связан. И эта с хрупкой улыбкой женщина - узел этого фронта".

"- Товарищи, устройте моих братишек... А я?.. Нет, я не устала!".

"...А потом: разведки под Верхним Услоном, под двумя Сорквашами, до Пьяного Бора. По 80 верст переходы верхом без устали!".

"В те дни было радости мало. И только не сходила улыбка с лица Ларисы Михайловны в этих тяжёлых походах".

"А потом Энзели, Баку, Москва!".

Так что и Ларису Рейснер провели "через Баку" (см. специально посвящённый этой теме раздел этой работы).

Приводит Радек и то, что, по его словам, "вспомнил матрос из десанта":

"В походе матросы любили её, горячо, по-братски, потому что мужество соединялось в ней с простотой и человечностью; в отношениях массы к ней не было фальши, никому не приходило в голову, что она на фронте не только товарищ по оружию, но и жена командующего флотом - она в 1918 году вышла замуж за Раскольникова. И точно так же, будучи комиссаром морского штаба в Москве в 1919 году, она умела установить прекрасные дружеские отношения со специалистами флота - адмиралами Альтфатером и Беренсом. Ее культурность, чуткость, такт не давали почувствовать адмиралам царского флота, что они находятся под контролем чужого человека".

Когда Раскольников расширял и укреплял переданную под его начало флотилию, Лариса получила назначение в качестве его адъютанта - флаг-секретаря.

Она участвовала во всех боях и сражениях, и даже оспаривала иногда его команды и решения. Её безрассудство (кураж) доходило до таких крайностей, что как-то Раскольников был вынужден "сгрести" её, и, унеся с капитанского мостика, запереть в каюте.

Она была единственной боевой женщиной на флоте в Гражданскую войну. (Вспомним о том, что ещё одна ленинская террористка, член "женского спецназа" Владимира Ильича, Роза Залкинд ("Землячка") тоже вовсю воевала в Гражданскую, будучи начальником политотдела 8-й и 13-й армий). (См. наш раздел о Розе Залкинд).

После того, как к середине ноября 1918 года флотилия под командованием Раскольникова вышла к Нижнему Новгороду, Раскольникова-Ильина вызывают в Москву и отправляют на Северный фронт.

Лариса же обосновалась в Москве, куда перебралось всё правительство и его новые советские чиновники, включая её мать, отца и брата. Её саму назначают комиссаром морского Генштаба. Рейснеры - отец, мать, сын и дочь - "оккупировали" огромный особняк, где шиковали в голодной и холодной Москве, устраивая богатые вечеринки, давали пышные приемы.

Троцкий использовал Раскольникова для широкомасштабной провокации - морской атаки на Ревель (Таллинн), где на приколе стояли английские корабли. Раскольников-Ильин пытался возражать, но перечить Троцкому было невозможно. Лев Давыдович прекрасно знал и понимал, что большевистская балтийская флотилия слишком слаба, чтобы совершить рейд на Ревель, но за этим рейдом стояла совсем иная политическая игра.

26 декабря на миноносце "Спартак" Раскольников появился у Ревеля. Английские военные суда нагнали и захватили "Спартак", взяв в плен его команду. Раскольникова и другого командира увезли в Англию как заложников.

Лариса тут же отправилась в Нарву, представила командованию собственный план атаки на Ревель по суше и добилась, чтобы он был утверждён Реввоенсоветом, добилась формирования готовых пойти на Ревель военных частей.

Но выдача Раскольникова состоялась с помощью дипломатии, когда Советы обменяли 2-х красных морских командиров на 17 английских офицеров. Их доставила лично Лариса Рейснер, которая точно так же эскортировала и Раскольникова в Петроград: под конвоем!..

В июне 1920 года Раскольникова назначили командующим Балтийским флотом. В Петрограде Фёдор и Лариса поселились прямо в Адмиралтействе: в комнатах военного министра "прошлой" власти - Григоровича. Лариса разъезжала по разорённому и разрушенному Петрограду в роскошной машине, в специально для неё сшитой и приталенной чёрной морской шинели "с иголочки": холёная, надменная, не замечавшая гор трупов на улицах, как будто обезлюдевший город и пустые глазницы разбитых окон - как пустые глазницы обглоданных собаками мертвецов - могли оценить её красоту.

Честные, душевные люди видели в ней большевистскую "эсэсовку" того времени, лицо тогдашней большевистской власти, лицо вампира.

"Мы расстреливали и будем расстреливать контрреволюционеров! Будем! Британские подводные корабли атакуют наши эсминцы, на Волге начались военные действия... Гражданская война. Это было неизбежно. Страшнее - голод...".

(О словах Ларисы Рейснер Лев Никулин, "Записки спутника", 1932-й год).

Но в ней, в отличие от других кровососов, оставалось что-то человеческое. Она пыталась хоть как-то помочь поэтам Блоку, Рождественскому, Михаилу Кузьмину, Осипу Мандельштаму, Пастернаку. Нищета голодавшей Анны Ахматовой тронула её, и она, где-то "выбив" продуктовый паёк (что было очень непросто) сама притащила к ней целый мешок съестного.

Но даже тех, кому она помогала, коробило её вызывающе-шокирующее поведение и бравирование своей неподсудностью и вседозволенностью. Так, она появилась на балу-маскараде в "Доме искусств" в бесценном произведении искусства - наряде, изготовленном по эскизу художника (члена "Мира Искусства") Льва Бакста к балету "Карнавал". Директор государственных театров Экскузович личной персоной приехал на бал, чтобы добиться возвращения платья.

После покушения на Ленина летом 1918 года власть постепенно захватывала ещё более страшная клика, чем сами Ленин и Троцкий, и на Ленина с момента его относительного выздоровления оказывалось всё большее давление, чтобы заставить его присоединиться к гонителям Троцкого. Заведовали этой кампанией Зиновьев (Апфельбаум) и Каменев (Розенфельд).

Раскольников-Ильин и Лариса Рейснер считались "людьми Троцкого", и тоже попали под пресс. В январе 1921 года, после непростой беседы с Лениным, Раскольников ушёл со всех постов, и, захватив с собой Ларису, поехал к Черному морю. Вероятно, там он надеялся бежать за границу.

Но в пути (случайно ли?) их встретил зам. наркома иностранных дел Лев Карахан, который обещал сделать Раскольникова полпредом советского режима в Афганистане. Тот отправился туда вместе с женой.

В Афганистане Советы вели двойственную и противоречивую политику. С одной стороны, большевистские лидеры снабжали англичан, царивших там, разведывательными сведениями, продолжали переводить в Лондон через Джелалабад бесценные художественные сокровища царской России, золото и драгоценности, с другой стороны - пытались ограничить влияние англичан в этой стране. Англо-еврейский империализм, устроивший все 3 русские революции и поставивший у власти в России большевиков, теперь требовал за свою роль в их победе репараций. Не зря Собельсон (Карл Радек) назвал деятельность Ларисы Рейснер в Афганистане "блестящая" и грязная работа". А уж Радек знал о том, что говорил. Ещё один намёк "закатал под ковёр" Радек, указывая, что в Афганистане "Лариса Рейснер (...) изучает английский империализм". Мог ли Сталин, агент англо-еврейского империализма, и его приспешники, оставить в живых тех, кто, по собственной инициативе, "изучает английский империализм"?

В 1923-м году Лариса Рейснер бежала от мужа из Афганистана в Россию, и сошлась с женатым человеком, еврейским журналистом и террористом Собельсоном (уголовная кличка "Карл Радек"). Этот аферист, германофил и близкий соратник Ленина осенью 1923 года добился, чтобы вместе с ним послали в Германию устроить там революцию и Ларису Рейснер. Радек, польско-немецкий еврей, немка Рейснер и их помощники должны были организовать восстание в Гамбурге и распространить его на другие германские города, но попытка экспорта революции из России в Германию не получилась, и как ведущий вождь германских Советов Радек не состоялся. Собельсону ("Радеку") и Рейснер ещё повезло, что они вернулись в Москву живыми. Зато из-под пера Рейснер вышла ещё одна книга: "Гамбург на баррикадах" (Hamburg auf den Barrikaden. Erlebtes und Erhörtes aus dem Hamburger Aufstand 1923. Berlin 1925). Она также написала очерк "Eine Reise durch die deutsche Republik", Berlin 1926. На немецком языке она также написала ещё 2 очерка о событиях в Германии, которые, возможно, всё ещё не уничтожены, и хранятся в её архивном фонде (см. РГБ, Отдел рукописей, Ф.245. Рейснер Лариса Михайловна: архивный фонд, 1895 - 1929. 819 единица хранения).

Пока Карл и Лариса были в Германии, она нелегально побывала в Берлине, и "попутно" завербовала там Ольгу Чехову, которая в дальнейшем стала работать на советскую разведку. Под предлогом "лечения" Лариса вскоре снова едет в Германию. Эта поездка отражена в её книге "В стране Гинденбурга". В тот же период из-под её пера выходят заметки о декабристах.

В своём некрологе по поводу смерти Ларисы Рейснер Радек намекает на то, что она сомневалась в "правильности" политического пути, выбранного советскими руководителями (и, разумеется, Сталиным) после Ленина:

"(...) я чувствовал, что её поездка в Германию - бегство от неразрешённых сомнений".

Радек уточняет об этих сомнениях Ларисы:

"Не захватит ли гниение и организм партии? Все лето 1923 года Лариса беспокоится и с внутренним содроганием осматривается кругом".

Мог ли кто-то, имел ли право сомневаться в партии и её курсе при Зиновьеве, Каменеве и Сталине, уже игравших ведущую роль в руководстве страны?

Вот что пишет Радек о пребывании Ларисы Рейснер в Германии:

"Лариса прибыла в Дрезден 21 октября 1923 года, в момент, когда войска генерала Мюллера заняли столицу красной Саксонии. Как солдат, она поняла необходимость отступления. Но, когда несколько дней спустя пришли сведения из Гамбурга о восстании, она вся ожила. Она хотела сейчас же отправиться в Гамбург и ворчала, что ей пришлось остаться в Берлине. Целые дни простаивала она у лавок с толпой безработных и голодных, пытавшихся за миллионы марок купить себе кусочек хлеба, просиживала в больницах, переполненных изможденными работницами с их горькими думами и заботами. Я в то время жил конспиративно, встречаясь лишь с партийными лидерами, которые сами не имели возможности непосредственно общаться с массами. Лариса жила жизнью этих масс. В разговоре с безработным в Тиргартене 9 ноября на социал-демократической панихиде по германской революции, на серебряной свадьбе в коммунистическом кругу - всегда она находила путь к сердцам людей, всегда она умела схватить кусок их жизни. Она жила среди рабочих масс Берлина, которые были ей так же близки, как пролетарские массы Петербурга, как матросы Балтийского флота. Гордо возвращалась она с демонстрации в Люстгартене, где берлинский пролетариат наглядно доказал генералу Секту и его броневикам существование "запрещенной" коммунистической партии".

"Наконец Лариса получила возможность уехать в Гамбург, чтобы описать и запечатлеть для германского и мирового пролетариата борьбу гамбургских рабочих".

"После всего дряблого и жирного здесь встречаешь нечто твердое, сильное и живучее, - писала она тотчас после своего приезда в Гамбург. - Сначала было трудно побороть их недоверие, предубеждение. Но как только рабочие Гамбурга увидели во мне товарища - я смогла узнать всё, все их простые, великие и трагические переживания".

"Она жила среди покинутых жён гамбургских борцов за свободу, разыскивала беглецов в их убежищах, ходила на судебные заседания, на социал-демократические собрания. А по ночам она читала Лауфенберга, историка Гамбурга и гамбургского движения. Целые кипы материала, собранного ею за эти недели, лежат сейчас предо мной. Они показывают, как она работала, - с чувством глубокой ответственности, с чувством человека, для которого ничтожнейший эпизод этой борьбы звучит "песнью песней" о человечестве. Уже в Москве она проводила многие часы с одним товарищем, который руководил восстанием и вынужден был затем бежать. Она проверяла с ним весь этот материал, списываясь с товарищами, когда у неё возникало сомнение относительно отдельных фактов. Маленькую книжку "Гамбург на баррикадах" писал не увлекающийся художник, но борец для борцов. Сотни сражений, битв и схваток дал германский пролетариат своим врагам, и ни одна не описана с такой любовью, с таким уважением, как эта борьба гамбургских пролетариев. Лариса Рейснер щедро одаряла тех, кого она любила, и почтенный рейхс-трибунал не ошибся, когда приказал предать огню эту тоненькую книжечку русской коммунистки. Лариса Рейснер возвратилась из Германии, - поражение не сломило её. В Гамбурге она видела огонь под пеплом. Она видела, как поражения воспитывали сильных людей для будущих битв. Но вместе с тем она узнала, что нельзя рассчитывать на близкую победу революции в Европе".

"После своего возвращения в Советскую Россию она должна была разобраться в самой себе, разобраться в том, что делалось внизу, в массах, которые в конце концов диктуют ход истории. А так как она была человеком, непосредственно воспринимающим действительность, то она не могла добиться этой ясности путем чтения и споров. Она едет в горнопромышленные и угольные районы Урала и Донецкого бассейна, она едет в текстильный район Иваново-Вознесенска, она едет в мелкобуржуазную Белоруссию. Целые дни проводит она в вагоне, в экипаже, верхом. Снова она живет в рабочих семьях, спускается в шахты, участвует в заседаниях фабричной администрации, завкомов, профсоюзов, ведёт беседы с крестьянами - ежедневно, ежечасно она нащупывает путь во мраке, чутко прислушиваясь к жизни. Её книга "Уголь, железо и живые люди" - плод этой работы, - а это была работа, тяжелая и физически и морально, за которую взялись бы немногие писатели; и всё же в ней дана лишь ничтожная часть того, что она пережила, продумала, прочувствовала".

Восторженные отзывы о невероятной красоте и неодолимой притягательности Рейснер: важнейшая часть революционной мифологии.

Писатель Ю. Н. Лебединский не единственный, кто подметил "необычайную красоту её, необычайную потому, что в ней начисто отсутствовала какая бы то ни было анемичность, изнеженность, - это была не то античная богиня, не то валькирия древненемецких саг...".

Современники её и запомнили как богиню, хотя многие - как противоположность божества.

Поэт Георгий Иванов, знавший её ещё гимназистской лет 16-ти:

"Была, наверное, весна. С островов по Каменноостровскому тянуло блаженной свежестью петербургского апреля... По широкой лестнице ультра-модернизированного дома я поднялся на (...) этаж.Лакированная дверь, медная доска: проф. Рейснер. Но на мой звонок никто не открыл. Я позвонил еще - то же самое. Может быть, звонок испорчен? Я хотел постучать и толкнул дверь. Она без шума распахнулась. И в прихожей напротив меня была видна большая белая комната с роялем и цветами - гостиная, должно быть. Окно в ней было "фонарем", большое зеркальное стекло, ничем не завешенное на сад и розовое вечереющее небо. На фоне этого окна стояла девочка лет 15-ти и мальчик - морской кадет. Они не слышали, как я вошел. Должно быть, они ничего не слышали: они целовались. Они стояли, отодвинувшись друг от друга. Она, положив руки на погоны, он осторожно держал ее за талию, совершенно так, как на наивных английских картинках изображается "первый поцелуй". Первый или нет, поцелуй был очень продолжительный. Что мне было делать? Я кашлянул. Морской кадет отдернул руки и быстро отвернулся к окну. Девочка слабо ахнула, потом, мотнув белокурой головой, пошла мне навстречу. Лицо ее пылало, глаза блестели. Признаюсь, когда она подошла ближе, я позавидовал морскому кадету, с независимым видом теребившему свой рукав, - так прелестна была его подруга. Она была совершенной красавицей... Психеей".

Поэт Всеволод Рождественский:

"Стройная, высокая, в скромном сером костюме английского покроя, в светлой блузке с галстуком, повязанным по-мужски. Плотные темноволосые косы тугим венчиком лежали вокруг её головы. В правильных, словно точёных, чертах её лица было что-то нерусское и надменно-холодноватое, а в глазах острое и чуть насмешливое".

Еврейский англо-американский журналист Эндрю Ротштейн:

"Я совсем не был готов, входя в купе, к красоте Ларисы Рейснер, от которой дух захватывало, и ещё менее был подготовлен к чарующему каскаду её веселой речи, полёту её мысли, прозрачной прелести её литературного языка".

Вадим Леонидович Андреев (сын знаменитого писателя):

"Её тёмные волосы, закрученные раковинами на ушах, серо-зелёные огромные глаза, белые, прозрачные руки, особенно руки, лёгкие, белыми бабочками взлетавшие к волосам... Когда она проходила по улицам, казалось, что она несёт свою красоту, как факел... Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив её, и каждый третий - статистика, точно мной установленная, - врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе...".

Леон Троцкий (Лев Давыдович Бронштейн) описывал её так:

"Внешность олимпийской богини, её иронический ум сочетался с мужеством воина".

Николай Гумилёв посвятил ей множество стихотворений.

Осип Мандельштам видел в ней зеленоглазую русалку (в посвящённом ей "Мадригале").

Жена поэта Осипа Мандельштама, Надежда Мандельштам:

"Она была красива тяжелой и эффектной германской красотой".

И. Крамов написал целую книгу на основе яркой биографии Ларисы Рейснер - "Утренний ветер".

Обожествлял Ларису Михайловну Рейснер и Борис Леонидович Пастернак, назвавший её "воплощённым обаянием". Главная героиня его романа "Доктор Живаго" "списана" с Рейснер и даже носит то же имя "Лариса".

Революционным отбросам нужно было облагородить и романтизировать своих кровавых палачей и бандитов, и вот, как по заказу, появляется собирательный образ женщины-комиссара, ведущей в бой мужчин. Этот коварный и подлый штамп закрепился в советском искусстве, сделавшись одним из логотипов его "марки".

"Через всю советскую культуру - литературу, живопись, драматургию, кино - на протяжении семидесяти лет проходит образ женщины-революционерки в кожанке, с револьвером в руке или с рукою, опущенной в карман кожанки... Она ведёт революционных матросов в бой. Она стоит на капитанском мостике во время страшной баталии, не уступая, а порой и превосходя силой духа и выносливостью самых крепких мужчин".

Прототипом этого образа и стала Лариса Рейснер, а его первым создателем: Всеволод Вишневский ("Оптимистическая трагедия"). Он лично находился на том самом корабле, неофициальным командиром которого (вместе с её любовником и потом мужем Фёдором Раскольниковым) была Рейснер.

Предводителям революционной мафии - Ленину с Троцким и другим - Рейснер нужна была как "лицо" большевистского режима, а самой Рейснер нужна была подаренная ими возможность самоутверждения, распоряжения жизнями, судьбами других людей.

Надежда Мандельштам писала об этом:

"Надо создать тип женщины русской революции, - говорила Лариса Рейснер в тот единственный раз, когда мы были у нее после её возвращения из Афганистана, - французская революция свой тип создала. Надо и нам". Это вовсе не значит, что Лариса собиралась писать роман о женщинах русской революции. Ей хотелось создать прототип, и себя она предназначала для этой роли. Для этого она переходила через фронты, ездила в Афганистан и в Германию. С семнадцатого года она нашла свой путь в жизни - этому помогли традиции семьи: профессор Рейснер еще в Томске сблизился с большевиками, и Лариса оказалась в среде победителей".

Лариса Рейснер играла со своей большевистской карьерой, как с ценной игрушкой, наслаждаясь ролью комиссара Балтфлота. Она стильно и вычурно носила морскую чёрную шинель, обожала восторг, читавшийся в глазах моряков при виде её статной походки и великосветской элегантности.

Она цинично заявляла, не скрываясь:

"Мы строим новое государство. Мы нужны людям. Наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти".

Когда неделю после Октябрьского переворота в Петрограде шли погромы, сравнимые лишь с резнёй и разграблением, устроенных завоевателями в сказочно богатом городе, Лариса не покинула Северной столицы, и, в окружении вооружённых солдат и матросов шныряла по особо богатым домам, забирая с собой разные дорогие вещицы. Пусть она и не участвовала лично в повальных убийствах, как Александра Коллонтай, но была частью этой пиратской вакханалии.

Всеволод Рождественский увидел у Ларисы (в квартире бывшего морского министра Григоровича) невероятное количество безделушек, предметов искусства, дорогой посуды, золота, серебра и прочих ценностей. Он вспоминает о том, как был потрясён видом десятков картин, ковров, майоликовых блюд, экзотических тканей, бронзовых будд, ценных книг, флакончиков с французскими духами, дорогой одежды.

В. Рождественский нанёс визит "прекрасной комиссарше" вместе с друзьями-поэтами Осипом Мандельштамом и Михаилом Кузминым.

"Лариса жила тогда в Адмиралтействе. Дежурный моряк повел по тёмным, гулким и строгим коридорам. Перед дверью в личные апартаменты Ларисы робость и неловкость овладели нами, до того церемониально было доложено о нашем прибытии. Лариса ожидала нас в небольшой комнатке, сверху донизу затянутой экзотическими тканями... На широкой и низкой тахте в изобилии валялись английские книги, соседствуя с толстенным древнегреческим словарем. На низком восточном столике сверкали и искрились хрустальные грани бесчисленных флакончиков с духами и какие-то медные, натертые до блеска, сосуды и ящички... Лариса одета была в подобие халата, прошитого тяжелыми нитями..."

Трупами хозяев наворованного добра были завалены улицы Петрограда, и это не мешало кровавой "валькирии" наслаждаться награбленными вещами.

"Облагодетельствовав" Зимний дворец своим посещением в первые часы после Октябрьского переворота (как будто стремясь побывать в ключевых точках событий, как бы составляя личным опытом, в игре на невидимого зрителя, собственную летопись эпохи), Рейснер писала:

"Там, где жили цари последние пятьдесят лет, очень тяжело и неприятно оставаться. Какие-то безвкусные акварели, Бог знает кем и как написанные, мебель модного стиля "модерн"... Какие буфеты, письменные столы, гардеробы! Боже мой! Вкус биржевого маклера "из пяти приличных комнат" с мягкой мебелью и альбомом родительских карточек. Очень хочется собрать весь этот пошлый человеческий хлам, засунуть его в царственный камин и пожечь всё вместе во славу красоты и искусства добрым старым флорентийским канделябром".

Все её слова - всего лишь лживая игра и поза; она и её "товарищи" жгли не "пошлый человеческий хлам", а живых людей, "хлам" же убитых ими его владельцев присваивая и нагромождая в своих жилищах или в тайных личных хранилищах.

Надежда Мандельштам была шокирована тем, как широко и шикарно жили Фёдор Раскольников и Лариса Рейснер в голодной тифозной Москве: "особняк, слуги, великолепно сервированный стол".

Ходили слухи, что из-за прихоти Рейснер погиб комиссар Телегин, бросившийся в горящий цирк шапито ловить шиншиллу на шубку Ларисе.

Таким образом, в Гражданскую Рейснер "поднялась" от политработника Красной Армии до комиссара Морского Генерального штаба. Наслаждаясь участием в драме кровавого революционного террора, Рейснер стремилась побывать рядом с теми, кого считала (не заглядывая за границы России) её постановщиками. Писали, что она проникла в знаменитый бронепоезд к Троцкому и, вместе с ним, отправилась на Восточный фронт.

Она связала свою судьбу с балтийским мичманом - Фёдором Раскольниковым (Ильиным) [в революционные годы - видный "морской начальник" (командующий Волжско-Каспийской флотилией, потом военно-политического деятель, дипломат, член Союза советских писателей]. Сделавшись его любовницей, потом женой и адъютантом, она вытеснила из его души другую бандитку - Александру Коллонтай. Этот мужлан-бандит прощал Ларисе Рейснер всё. А та называла его насмешливо-покровительственно "Фед-Фед".

Писали, что в своей гордыне, чтоб не признать поражения - Коллонтай тут же сошлась с "красным атаманом" Павлом Дыбенко ("резервным" любовником): таким же мужским типом, как Фёдор Раскольников, и, одновременно, "противоположным" ему. Возможно, Дыбенко был даже импозантней Раскольникова, вот эта революционная шлюха (согласно её ментальности) в каком-то смысле и утёрла нос своей подруге и сопернице.

Писали, что Рейснер видели на капитанском мостике в "реквизированном" бальном платье: "валькирию революции". Писали, что она зазывала любовников в постель расстрелянной бандитами Свердлова вместе с мужем и детьми императрицы (жены Николая II), что она, вместе с Александрой Коллонтай, "обчистила дворцовый гардероб", что в захваченных её соратниками-бандитами поместьях принимала ванны из шампанского и приглашала туда "погостить" знакомых, потенциальных любовников и родственников.

Николай Кузьмин утверждает в историческом романе "Сумерки":

"Из-под одеяла "красного главкома" Рейснер нырнула в постель Раскольникова. Революционная матросня, ни дня не воевавшая и лишь отъедавшаяся на своих линкорах, сейчас в большом спросе у начальственных эротоманок".

Отличие Ларисы Рейснер от других большевистских (и прочих!) палачей заключалось не только в том, что в ней сохранилось в те годы хотя бы что-то человеческое, но в том, что любую мерзость она умела обставлять как зрелищный спектакль. По меткому определению Л. Васильевой, она "умела превратить в подвиг любую безнравственность".

"Поэт Осип Мандельштам рассказывал своей жене, как Лариса устроила у себя вечеринку исключительно дабы облегчить чекистам арест тех, кого она пригласила в гости".

Когда после покушения на Ленина в 1918-м году пули или яд стали косить многих его личных сторонников, Рейснер осталась жива. После того, как стала женой Фёдора Раскольникова, 3 июля 1921 года отправленного советским послом в Афганистан, поехала вместе с ним, совершив 30-дневный "марш-бросок" из Кушки по горам и пескам Афганистана.

Из Джелалабада писала:

"...Этот последний месяц буду жить так, чтобы на всю жизнь помнить Восток, пальмовые рощи и эти ясные, бездумные минуты, когда человек счастлив от того, что бьют фонтаны, ветер пахнет левкоями, ещё молодость, ну, и сказать - и красота, и всё, что в ней святого, бездумного и творческого. Боги жили в таких садах и были добры и блаженны...".

Автор этих строк - красавица-комиссар - не была ни добра, ни блаженна.

В тот период Афганистан считался спокойным, сытным и стабильным убежищем, по сравнению с адом революционной России. Миссия же Раскольникова и Рейснер в Джелалабаде была далеко не простой и не спокойной. Через Афганистан шла выплата репараций приведшим большевиков к власти руководителям еврейского англо-американского империализма и германским кругам, поддержавшим Ленина.

Бесценные произведения искусства из Москвы и Петербурга, редчайшие и самые дорогие в мире коллекции: всё это через Афганистан и другие перевалочные пункты уплывало в основном в Англию и Соединённые Штаты.

Но даже тогда травля семьи Рейснеров не прекратилась, и ненависть к ним продолжала висеть в воздухе. Из Афганистана Лариса писала родителям и брату:

"Уроки Балаевской гимназии не прошли даром - китайская заградительная стена из прозрачных кирпичиков стоит крепко".

Что касается Ларисы Рейснер, то она - абсолютно в своём стиле и духе, - наплевав на все условности и дипломатический регламент, в 1923-м бросила мужа и укатила в Россию.

Тот был уязвлён, посылал ей отчаянные письма, угрожал, просил и даже умолял:

"...Кто был бы тебе так безгранично предан, кто так бешено любил бы тебя на седьмом году брака, кто был бы тебе идеальным мужем?"

Но Фёдор попросту надоел ей, постепенно утрачивая свою революционную харизму и превращаясь в обычного советского чиновника-бюрократа.

И, в качестве такового, писал ей:

"...Мне кажется, что мы оба совершаем непоправимую ошибку, что наш брак ещё далеко не исчерпал всех заложенных в нём богатых возможностей. Боюсь, что тебе в будущем ещё не раз придется в этом раскаиваться. Но пусть будет так, как ты хочешь. Посылаю тебе роковую бумажку...". (Согласие на развод).

Если это не открытая угроза - то что ещё?

Вернувшись из Афганистана, Рейснер сошлась с евреем Собельсоном, известным под уголовной кличкой "Карл Радек". Это был злобный шут и по жизни, и в литературе, плюющийся ненавистью журналист и интриган. Ленин использовал его бойкое журналистское перо для своих нужд. Радек-Собельсон прикатил в Россию в пломбированном вагоне Ленина.

Лариса становится его "гражданской женой", при том что у Радека была "официальная" жена и дочь Софья.

Злобный гном "при Ленине" Радек заигрывал с другими вождями, и поначалу оставался "на плаву" даже когда звезда Ленина закатилась. Когда Рейснер и Радека видели вместе, они символизировали своей парой гротескную сущность кровавой революционной власти: лысый очкарик-нибелунг с высокой стройной богиней.

"При Радеке" Лариса вспомнила о своих тщеславных литературных амбициях, и выпустила 2 книги очерков: "Фронт" (1924) и "Уголь, железо и живые люди" (1925). В этих книгах, отнюдь не гениальных, всё же виден несомненный талант. Трудно сказать, сколько в них помощи Радека, но, если таковая была, то лишь оказала медвежью услугу.

Именно писательская деятельность Ларисы Рейснер была самой опасной для советского сталинского режима. Привыкшая докапываться до истины во что бы то ни стало, эта необычная женщина - судя по изучаемым ею книгам и темам - намеревалась "докопаться" до связи между Ротшильдами и русским революционным движением, и до истоков спонсирования Ротшильдами деятельности И. В. Джугашвили (Сталина).

В 1924 и 1925 годах, судя по свидетельствам знавших её людей (включая Собельсона-Радека), она занялась систематическим изучением предреволюционной экономики России, а также мировой экономики. А ведь именно в этих цифрах и фактах лежит разоблачительная связь с раздуванием англо-еврейским империализмом террористической войны против царской России.

Более того, Рейснер подобралась очень близко к тесной связи между бакинской деятельностью Сталина - и нефтяными корпорациями Нобелей и Ротшильдов. Она, по словам Радека, "всегда умоляла дать ей что-нибудь "вкусное" о нефти или хлебе и отдыхала над книгой Делеэи о нефтяном тресте" (...).

Изучение архивных данных по нефтяным компаниям в Баку в комбинации с изучением историю русской революции представляло собой для Сталина именно ту гремучую смесь, которая пахла взрывом разоблачения.

И, более того, Рейснер активно изучала историю Кровавого Воскресенья 9 января 1905 года: трагического события, являющегося ключом к разоблачению причастности мирового еврейского сионизма и английского империализма к постановке этой кровавой драмы.

Лариса Михайловна даже готовила доклады о революции 1905 года для "ячейки школы броневиков". Она обращается к статьям Ленина того же периода (1904 - 1908 годов), по-видимому, ища в них ответы на ещё не закрытые вопросы.

Уже в материалах по заводам Круппа и Юнкерса в её книге "Стране Гинденбурга", и в её книге "Декабристы" зашифрованы первые разоблачения.

Она стала изучать историю уральских революционных организаций, роль в них Якова Свердлова и его бандитской шайки, подоплёку расстрела царской семьи, и подобралась к таким страшным тайнам, знание которых обрекает на смерть. Не зря Радек (Собельсон) намекает на то, что она предчувствовала: её не оставят в живых. "Порой она пугалась задач, которые она себе ставила".

И он пишет - ещё более откровенно:

"Но ей не было суждено выявить то, что в ней дремало. Она пала не в борьбе с буржуазией, не тогда, когда она так часто смотрела в глаза смерти (...)".

Увы, все её положительные стороны, её прекрасные человеческие качества, отмечавшиеся многими, сумели использовать в своих интересах злые силы, а постижение ею партийно-революционных тайн (возможно, не для обнародования, просто "для себя") оборвалось на полдороге.

Лариса Рейснер ещё многих бы развращала духовно и физически, уязвляла и побеждала, если бы не коробка эклеров, к появлению которой у Рейснеров имела отношение Александра Коллонтай. Последняя была одной из немногих, знавших, что Рейснеры обожали эклеры, и что Лариса вряд ли смогла бы устоять перед соблазном их отведать. (Крем, который внутри эклеров, готовится на основе сырого молока, рассадника брюшного тифа).

Но брюшной тиф, от которого, якобы, умерла в Москве Лариса Рейснер 9 февраля 1926 года в возрасте 30-ти лет, являлся только "прикрытием", как и в случае с гибелью многих других людей, выполнявших поручения Ленина. (В случае с Яковым Свердловым - имеем дело с одним из подозреваемых в организации покушения на Владимира Ильича).

Яков Свердлов, Джон Рид, Инесса Арманд, Лариса Рейснер, Максим Горький (А. М. Пешков), Фёдор Раскольников-Ильин, и ещё не менее 3-х десятков приближённых к Ленину лиц скоропостижно скончались в конце 1910-х - 1930-х годах от (болезни) похожих симптомов. В тот же период при подобных обстоятельствах скончался ряд германских, французских, итальянских, испанских, скандинавских, и других политических лидеров и общественных деятелей. В ряде случаев анамнез болезни фальсифицировался; их кончина сопровождалась загадочными нарушениями правил регистрации смертей и составления врачебных сопроводительных документов, и т.п. Крайне подозрительно и то, что в большинстве случаев явной необычности обстоятельств, самого высокого ранга скончавшихся политических деятелей, иностранцев, и прочих высокопоставленных лиц, не производилась аутопсия.

Одна из гипотез - многие из них скончались от синдрома Гудпасчера: системного капиллярита с проявлением в виде геморрагического пневмонита и гломерулонефрита. Не случайно первое описание болезни сделано во время эпидемии гриппа в 1919 года. Именно тогда подобная смерть стала косить политических деятелей в нескольких странах. Кто-то выпустил джина из бутылки. На мой взгляд (мне пришлось изучать многие болезни), этиология включает в себя аутоиммунный патогенез (учитывая мигрирующие и фиксированные антитела к базальным мембранам почек, вовлечённые в процесс реакции на антигены базальных мембран легких), в свою очередь, связанный с вирусной и бактериальной инфекцией.

Кстати, то, что синдром Гудпасчера развивается в основном у людей в возрасте 20 - З0 лет, как раз и соответствует возрасту Ларисы Рейснер.

Прогноз этой болезни почти не оставляет надежды: её жертвы живут самое большее год. Но в сочетании с брюшным тифом или того же типа инфекцией она уносит поражённых ею в течение считанных дней, максимум - недель.

В современных условиях применяют комбинацию кортикостероидов (преднезолон до 100 мг в сутки) с цитотоксическими препаратами (азатиоприн 150 - 200 мг в сутки), плазмаферез в сочетании с иммуносупрессивной терапией.

В случае с Ларисой Рейснер обращает на себя внимание практически полное отсутствие описания в свидетельствах современников течения её болезни, симптомов, начала заболевания. По отношению к такой легендарной и харизматической личности, какой была она, это обстоятельство можно объяснить только запретом властей.

После её смерти, её могила была разорена, и останки, по-видимому, уничтожены. То же самое делали с останками слишком многих знаменитостей, к смерти которых был причастен яд (вспомним хотя бы Моцарта), чтобы в этом не усмотреть закономерности. Для чего, по какой причине не оставили никаких следов от её могилы на 20-м участке Ваганьковского кладбища? Лишь в 1960-х годах был установлен памятник на месте её ПРЕДПОЛАГАЕМОГО захоронения. То же самое и с памятником Моцарту, который установили на том же кладбище, где Моцарта бросили в общую могилу, но под монументом нет останков композитора.

Случайно ли через год мать Ларисы умерла от тех же симптомов, с тем же диагнозом "тиф", и от того же, как утверждают источники, "единственного" глотка сырого молока? Случайно ли другие источники, противореча первым, утверждают, что Екатерина Александровна покончила жизнь самоубийством? Случайно ли, "отведав эклеров", заболели все трое - Лариса Михайловна, её мать Екатерина Александровна, и её брат Игорь, - но мать и брат выжили, а умерла лишь она одна?

Надежда Мандельштам:

"В Кремлевской больнице, где она умирала, при ней дежурила ее мать, покончившая самоубийством сразу же после смерти дочери. Мы так не привыкли к естественной смерти от болезни, что мне не верится: неужели обыкновенный тиф мог унести эту полную жизни красавицу?".

Откуда пошёл этот слух о "самоубийстве" Екатерины Александровны? Что стало его источником?

А ведь Лариса была тренированным, "спортивным", очень выносливым человеком!

Слухи о преднамеренном убийстве Ларисы Рейснер поползли по Москве и Ленинграду ещё когда гроб с её телом был выставлен в Доме Печати на Никитском бульваре.

Но зачем было убивать героя Гражданской войны, дипломата, сослужившего прекрасную службу Советской России в Афганистане, радетельницу за судьбы "мирового пролетариата", ездившую в Германию разжигать там пожар "мировой революции"? Она была самой примерной коммунисткой и советской чиновницей.

Причины, однако, были. Лариса Рейснер при жизни стала своего рода эталоном, монументом женщине Революции, легендой, собирательным образом всех "комиссарш" с маузерами. Как живой человек она больше не была нужна, и, более того, мешала. Слепок с неё как образно-идеологический штамп советской эпохи был настолько важен для руководителей криминального государства, что ни в коем случае не должен был вступить в противоречие с его живым прототипом. А когда стукачи и ищейки партии доложили руководству, что Ларису "одолевают сомнения" по поводу чистоты партийных рядов и правильности "выбранного пути", руководство решило от неё избавиться.

К тому же, она стала копаться в прошлом вождей-паханов, искать ключи для разоблачения. Вектор намерений советского руководства и мести Александры Коллонтай совпали - и Ларису отравили.

Многие современники, несмотря на все запреты и тиранию чудовищного режима, вслух высказали сомнения в её естественной смерти.

Михаил Кольцов:

"Зачем было умирать Ларисе, великолепному, редкому, отборному человеческому экземпляру?".

По воспоминаниям современников, в толпах, пришедших попрощаться с Ларисой, где были руководители советских ведомств, артисты, музыканты, поэты, дипломаты, военные деятели, писатели, слышался ропщущий шёпот. Люди говорили друг другу на ухо о том, что Ларису Рейснер убили. Двор был заполнен до отказа. Новая советская элита, словно предчувствуя свою судьбу, гудела и волновалась.

С Радеком-Собельсоном случилась истерика. При живой жене (с какой не развёлся) и ребёнке, он рыдал, как помешанный, по любовнице, ничего вокруг не видя и не соображая. Друзья вели его под руки, а на могиле его обнимал за голову и утешал Исаак Бабель. На фотографиях у могилы Бабель и Радек выглядят "братьями-близнецами", только один на две головы выше, а другой - низенький - его точная копия.

При известии о смерти Ларисы у Раскольникова (Ильина) случился нервный припадок, он долго болел и не появлялся на людях.

Осип Мандельштам, один из немногих, кому не нравилась Лариса Рейснер ни как женщина, ни как человек, но которого она не раз спасала буквально из лап ЧК и ОГПУ: и тот был в шоке, видно, понимая, что гибель этой красавицы - только одна из первых в бесконечной череде смертей литераторов, людей искусства и богемы от рук властей.

Осип Мандельштам:

"Мне не верится: неужели обыкновенный тиф мог унести эту полную жизни красавицу?".

Борис Пастернак в "Памяти Ларисы Рейснер" выразил многое из того, что думали другие.

Варлам Шаламов:

"Молодая женщина, надежда литературы, красавица, героиня Гражданской войны, тридцати лет от роду умерла от брюшного тифа. Бред какой-то. Никто не верил. Но Рейснер умерла. Похоронена на 20 участке на Ваганьковском кладбище".

"Вынесли гроб, и в последний раз мелькнули каштановые волосы, кольцами уложенные вокруг головы".

В шведской конспирологии кто-то выдвинул понятие "кучности смертей". Если террористы расстреливают спортивную команду - атакована группа людей, представляющих конкретную страну. Если иностранная диверсионная разведка уничтожает всех учёных, имеющих отношение к разработке ядерного оружия: это группа людей "из одного проекта". То же самое и смерть Ларисы Рейснер. Она укладывается в расправу над весьма конкретной группой лиц.

Фёдор Фёдорович Раскольников (Ильин), бывший муж Ларисы Рейснер, сбежавший во Францию: в 1938 году объявлен "врагом народа", что влекло смертный приговор, а 12 сентября 1939 года выброшен из окна 5-го этажа клиники в Ницце (Франция), или отравлен. Его гибель "от рук НКВД" расследовал известный советский учёный, публицист и правозащитник Рой Медведев. Мы же считаем, что все факты говорят о том, что Раскольникова убрала английская разведка.

Вацлав Воровский, связной между Лениным и семьёй Рейснеров: будучи послом СССР в Швейцарии, застрелен в Лозанне 10 мая 1923 года. Воровского Лариса знала с детства, потом, встретив, узнала, и поддерживала с ним тесные отношения после Октября 1917 года. Его убийца был... оправдан швейцарским судом. Бывший белогвардеец Морис Конради имел английскую родню и был агентом английской разведки.

Бывший любовник Ларисы Рейснер, Николай Гумилёв: расстрелян за, якобы, участие в Кронштадском мятеже. К решению казни имел самое прямое отношение Ян (Якоб) Петерс, любовник кузины английского премьер-министра Винстона Черчилля, Клары Шеридан, и муж дочери английского банкира, друга Черчилля и члена еврейско-сионистской масонской ложи Бней-Брит.

Поэт Александр Блок, с которым Лариса Рейснер теснее всего общалась после расставания с Гумилёвым, наедине с которым проводила немало времени, с которым ездила на прогулки верхом. Был арестован Петроградскими чекистами в феврале 1919, и, хотя через полтора дня, по ходатайству Луначарского, его освободили, арест и агрессивные допросы (не исключено: сопровождавшиеся побоями, о которых Блок из гордости, возможно, не рассказал) полностью подорвали его здоровье.

Он сказал художнику Анненкову: "Я задыхаюсь, задыхаюсь, задыхаюсь! Мы задыхаемся, мы задохнёмся все. Мировая революция превращается в мировую грудную жабу!".

Болезнь Блока прогрессировала; репрессии против него советская власть проводила в форме сокращения жалованья до такой степени, что поэт в буквальном смысле голодал, и у него началась цинга. Лариса Рейснер много раз приглашала его к себе на ужины и обеды, чтобы его "подкормить". Это дало пищу слухам, что, будто бы, он был ею отравлен. В воспоминаниях Надежды Мандельштам мы читаем: "Лариса была способна на многое. Все, кого она знала, погибли, не прожив своей жизни".

Но, раз погибла и сама Лариса Михайловна (что практически очевидно), значит, эти "все" погибали не из-за неё и не от её рук, а потому, что были причастны к чему-то, вынуждавшему кого-то их убивать.

Весной 1921 года Александр Блок и Фёдор Сологуб подали прошение о выдаче им разрешения (виз) на выезд для лечения. Перед политбюро ЦК РКП(б) ходатайствовали за Блока Максим Горький (Алексей Максимович Пешков) и А. В. Луначарский.

12 июля 1921 года вопрос о поданном Блоком прошении обсуждался на заседании политбюро ЦК РКП(б). В. И. Ульянов-Ленин заявил, что он не против выезда Блока, но только в том случае, если деньги на поездку поэта и лечение за границей поступят не из государственной казны. Категорически выступил против разрешения Блоку выехать за границу В. Р. Менжинский, который, в свою очередь, следовал настоянию В. И. Джугашвили (Сталина) и Яна (Якоба) Петерса, ставленников англо-сионистских интересов. Горький, от имени группы литераторов, обещал, что деньги на лечение Блока за границей будут найдены частным порядком, но Меньжинский был непреклонен.

На следующем заседании политбюро Л. Б. Каменев (единственный, знавший, что Блоку уже не помочь) и Анатолий Луначарский добились для поэта разрешения на выезд от 23 июля 1921 года, но Блок, загнанный советской властью в последнюю стадию нищеты, уже не вставал с постели, и умер 7 августа 1921 года в своей Петроградской квартире "от воспаления сердечных клапанов". На самом деле, он умер от стрептококковой инфекции, поразившей сердечнососудистую систему. Стрептококком могли и заразить.

Известно, что в последние недели жизни, в знак протеста против отказа ему в выезде за границу, Блок отказывался от приёма пищи и лекарств. Пусть кто-нибудь скажет, что он умер своей смертью, что его не убили!

Последнего любовника (неофициального мужа) Ларисы Рейснер, Карла Радека (Собельсона), вскоре после её смерти объявили "врагом народа", упекли в концлагерь, где и убили побоями и непосильным трудом.

Ещё один любовник Ларисы Рейснер, Леон Троцкий (Лев Давыдович Бронштейн) был убит ударом ледоруба в Мексике после многих лет скитаний и ряда покушений.

П. Лукницкий (литератор, публицист, биограф Николая Гумилёва) - в беседах с Анной Ахматовой - обсуждал подозрительную смерть Ларисы Рейснер, в естественность которой не верил. В своём дневнике он писал:

"9.02. На столе моем лежала вырезка из газеты - извещение о смерти Ларисы Рейснер от брюшного тифа. АА поразилась этим известием и очень огорчилась, даже расстроило её оно...".

"Вы помните, как сравнительно спокойно я приняла весть о смерти Есенина... Потому что он сам хотел умереть - и искал смерти. Это совсем другое дело... А Лариса!" - и АА долго говорила, какой жизнерадостной, полной энергии была Л. Рейснер...".

(...)

"Говорили мы попутно, конечно, о многом постороннем: я передал АА свой разговор с Клюевым и рассказ Клюева о последних днях Есенина, о том, что Клюев знал наверное, что Есенин покончит с собой и именно потому, что гибель пришла к нему изнутри, из него самого, а не от внешних причин, не из условий современного существования вообще, быта, революции... В этом мнение Клюева совершенно совпадает с мнением АА, высказанным мне раньше".

(А ведь и поэта Клюева убил Сталин, уже в начале 1920-х будучи причастным ко всем "загадочным" смертям людей, принадлежавших к цвету русской культуры. В этом как раз состоял один из мотивов убийства Ларисы Рейснер: в советском управляющем аппарате не должно было остаться ни одного культурного, широко образованного человека. Надо было срочно инжектировать в правящие круги вульгарную и грубую шпану, иначе не так просто было развернуть культурный геноцид, направленный в самое сердце России и её народа, проведение которого Лондон поручил Сталину).

Так сказка о том, что версия убийства Есенина возникла лишь в 1960-х или даже в 1980-х годах: ложь. В его "самоубийство" не верили многие современники.

Снова Лукницкий:

"Когда умер А. Блок, у АА не было ощущения беспокойства за него; было ощущение потери - и только. Говорит, что Блок в гробу был совершенно не похож на живого Блока".

"Если бы Блок рядом стоял - не удивительно было бы - так он был не похож...".

То же самое говорили современники и о Ларисе Рейснер. То же самое говорили и о Сергее Есенине (Есенин в гробу тоже не похож на живого Есенина). То же самое говорили о "самоубийстве" Маяковского. То же самое говорили о Инессе Арманд те, что утверждали, будто видели её до положения в цинковый гроб.

Во время политических процессов в Европе над большевистской властью одним из главных пунктов обвинения против большевиков была характеристика их как "отравителей". То, что большевистская власть использовала яды и медицинские средства для убийства неугодных, стало, как говорится, "притчей во языцех". Вероятно, не в последнюю очередь из-за этого сталинский режим стал всё реже пользоваться ядом, и всё активней открыто расстреливать или отправлять в концлагеря политических руководителей, деятелей науки, искусства и литературы, и других знаменитых людей.

Но ведь сам "большевистский режим" был ничем иным, как фикцией, призраком. На самом деле за спиной "ленинского режима" орудовал совершенно иной режим, одним за другим убирая соратников Владимира Ильича, а потом и его самого. Так что отравителями в подавляющем большинстве были не ленинцы, но их оппоненты и могильщики. Люди Лондона. Ставленники мирового англо-еврейского империализма.

К СОДЕРЖАНИЮ

Лев Гунин

ДРУГОЙ ХОЛОКОСТ

(ХОЛОКОСТ КАК САМОПРОЕКЦИЯ,
холокост и ХОЛОКОСТЫ)

ХОЛОКОСТ КАК
НЕПРЕХОДЯЩАЯ
РЕАЛЬНОСТЬ

ПАМЯТИ ЖЕРТВ И ПАЛАЧЕЙ

Как мы можем судить палачей,
если палача судят в каждом из нас?
Кристиан Б.

8-я Книга.

СТАЛИН - ОРУДИЕ СИОНИЗМА

33-й том:
ЭКЗЕМПЛЯРЫ ЛЕНИНСКОЙ КОМАНДЫ.

(Раздел 13-й:
МАРТОВ, ЗИНОВЬЕВ, КАМЕНЕВ)

ЭКЗЕМПЛЯРЫ
ЛЕНИНСКОЙ
КОМАНДЫ-6

МАРТОВ, ЗИНОВЬЕВ, КАМЕНЕВ

Еврейское националистическое подполье в России (и его зарубежные еврейские спонсоры, в лице банкиров баронов Гиршей и Ротшильдов, лордов Биконсфилда (Израили), Бальфура, Сессиля, банкиров Рокфеллеров, Шиффов, Варбургов, и прочих) создало террористическую организацию РСДРП как свой "гойский" (нееврейский) филиал.

Евреи-экстремисты XIX и начала XX века заклеймили царскую Россию как самое "антиеврейское" ("антисемитское"), самое лютое в мире - по отношению к евреям - государство. Они сравнивали русского царя с Аманом - самым ненавидимым еврейской религиозной традицией полумифическим-полуисторическим персонажем.

Уничтожение царской России на рубеже XIX и XX веков мировое организованное еврейство определило своей главной и первоочередной задачей.

Для осуществления этой цели евреями-экстремистами, жившими в России и за её пределами, были созданы многочисленные террористические группы и подпольные организации, костяком многих из которых являлась "сердцевина" из бандитов еврейского происхождения. Другие революционные организации евреи-экстремисты инфильтрировали своими людьми. В этом процессе развёртывания террористической войны против русского государства чисто-еврейские органы активно взаимодействовали с "русскими", в которых лица еврейского происхождения превалировали.

Сознавая, что одна лишь еврейская подпольная армия с такой задачей, как уничтожение русского государства, не справится, и не желая провоцировать резню еврейского населения (в ответ на террористическую войну еврейских банд против России), они постановили осуществлять большую часть подрывной деятельности руками русских "блаженных", "баранов", отщепенцев и выродков.

Именно с этой целью (наряду с другими операциями в том же направлении) и была создана евреями-экстремистами подрывная организация РСДРП.

Порядок образования всех этих структур был такой.

Сначала (1850-1880-е годы) создавались еврейско-сионистские переселенческие движения и организации (целью которых объявлялась колонизация евреями-экстремистами и захват Палестины). Затем от этих сионистских движений и организаций "отпочковывались" другие (якобы, "не сионистские") еврейские банды (такие, как Бунд). Все эти движения и банды формировали отряды боевиков, вооружались, создавали подпольные типографии и систему подготовки бойцов.

Вся эта деятельность без устали спонсировалась английскими империалистическими кругами, английской разведкой и мировым руководством еврейских экстремистов во главе с Ротшильдами.

Именно так ("вылупившись" из яйца Бунда) и возникла под крылышком евреев-экстремистов организация РСДРП.

Но, создав РСДРП, евреи-экстремисты должны были сформировать и механизм контроля - со своей стороны - над этой организацией.

Естественно, что, т.к. организация РСДРП была детищем Бунда, нужно было ожидать контроля над ней именно со стороны бундовского руководства.

Вот почему ряды членов РСДРП были густо инфильтрированы "бывшими" членами Бунда, которые, побыв в рядах бундовцев и получив соответствующий инструктаж, внедрялись затем в ряды социал-демократов. Вот почему 3 главных и дольше всего действовавших еврейских контролёра-куратора были приставлены к Ленину (В. И. Ульянову) именно от Бунда. Все трое - Цедербаум (уголовная кличка Мартов), Розенфельд (уголовная кличка Каменев) и Апфельбаум (уголовная кличка Зиновьев) - были в своих "прошлой" (до РСДРП) деятельности связаны с Бундом, участвовали в его конгрессах, являлись идейными основателями Бунда, и продолжали косвенно участвовать в этой организации.

В нашей биографии Владимира Ильича Ульянова (уголовная кличка Ленин) из данного раздела "Экземпляры ленинской команды" достаточно полно описывается, как Мартов, Зиновьев и Каменев, как 3 "банных листа", прилипчиво следовали повсюду за Владимиром Ильичом, который так и не смог избавиться от них в своей деятельности. Этим 3-м надсмотрщикам - "вперёдсмотрящим" - на разных этапах помогали Яков Свердлов, Лев Бронштейн (уголовная кличка Троцкий), и ещё несколько их "заместителей". После того, как организация РСДРП разделилась на большевистскую фракцию во главе с Лениным и меньшевистскую во главе с Мартовым, Мартов продолжал осуществлять свою долю контроля над Ленином через своего человека в большевистской фракции - И. В. Джугашвили-Сталина.

Все 3-е (Мартов, Зиновьев и Каменев) имели выход на международные еврейские националистические организации, на международный еврейский банкирский кагал, на "нервные узлы" еврейских религиозных мракобесов, и на мировое еврейско-сионистское движение. Вскоре после Октябрьского переворота 1917 года здоровье Мартова (Цедербаума) стало резко ухудшаться, и он умер в 1923-м году в Германии. Но ещё до 1917 года он в значительной степени "разошёлся" с мировым еврейским руководством (с вождями евреев-экстремистов) по многим вопросам, и был постепенно отстранён от дел.

Что касается Зиновьева и Каменева, то они продолжали контролировать Ленина и после Октября 1917-го, а потом и Сталина, до тех пор, пока это нужно было мировому руководству евреев-экстремистов. Как только запланированные последними цели были достигнуты, Зиновьева и Каменева нужно было убрать как слишком много знавших свидетелей, и тогда их пускают под нож сталинских репрессий.

Особое внимание надо обратить на то, что к Ленину приставили не отъявленных головорезов (что вызвало бы его неприятие), но, в известной степени, тонких, изощрённых индивидуумов. Это неизбежно оказалось связано с известным риском их "слишком" "мягких" поступков и даже ренегатства, но у их работодателей не было иного выхода. Ведь для подобной роли подходили далеко не все, а такого уровня смышлёные, интеллектуальные, каверзные умом люди "на дороге не валяются".

После того, как, по указке из Лондона, Каменева и Зиновьева пустили под нож (расстреляли), на их место поставили Кагановича, Литвинова (Валлаха-Финкельштейна) и Красина. Именно эта троица контролировала в дальнейшем сталинский режим.

Л. Мартов (Юлий Иосифович Цедербаум; род. 1873, Стамбул - ум. 1923, Берлин): внук прославленного еврейского публициста, А. Цедербаума, основавшего первую газету на так называемом "иврите" - "Ха-Мелиц". Уже одно только это определяет его как активного и убеждённого сиониста. Отец Мартова, Иосиф Цедербаум, был связан с сионистским движением, посещал Палестину, работал торгово-распорядительным агентом российских торговых домов и пароходных обществ в Турции и на Ближнем Востоке. В 1877 году - на службе в России. Иосиф Цедербаум был реально связан с сионистским движением, с еврейскими баронами Ротшильдами и Гиршами.

В Петербургском университете, в 1891 Ю. И. Цедербаум (Мартов) становится революционером. В Вильне (Вильно, Вильнюсе), куда был выслан 1893-1895 годах после ареста в 1892 году, вёл революционную пропаганду исключительно среди еврейских рабочих. Именно его выступление на собрании еврейских рабочих Вильно (в 1895 г. эта речь Мартова-Цедербаума опубликована под заголовком "Поворотный пункт в истории еврейского рабочего движения") легло в основу платформы леворадикальной рабочей еврейской организации Бунд.

В 1890-х годах неоднократно участвовал в форумах и съездах Бунда.

В октябре 1895 г. - в Петербурге, где возглавил российское социал-демократическое движение, вместе с Г. Плехановым и В. Ульяновым (Лениным). В январе 1896 г., вместе с Лениным (Ульяновым), среди основателей и руководителей Союза борьбы за освобождение рабочего класса в Петербурге.

В 1900 г. - вместе с В. Лениным, учредитель нелегальной газеты "Искра".

В 1900-1903 г. - в Германии, где, вместе с Лениным и Плехановым: главный редактор газеты "Искра", а также редактор социал-демократического журнала "Заря".

Вплоть до 1903 г. Мартов (Юлий Иосифович (Осипович) Цедербаум) был теснейшим образом связан с В. И. Ульяновым (Лениным), вместе с которым планировал и проводил все идеологические атаки против политических соперников и оппонентов. Мартов-Цедербаум поддержал именно ленинскую схему создания РСДРП.

Однако со 2-го съезда РСДРП в 1903 году Мартов-Цедербаум выступает против навязанной Лениным партийной структуры и полностью порывает все отношения (вплоть до личных, приятельских) с Владимиром Ильичом.

В рамках раскола с Лениным, Мартов-Цедербаум стал основателем так называемого меньшевизма. Сторонники Мартова получили название "меньшевиков", сторонники Ленина "большевиков".

Тем не менее, в организации ленинской провокации рабочего петиционного шествия к Зимнему дворцу 9 января 1905 года под предводительством попа Гапона, вылившегося в Кровавое Воскресенье, Мартов-Цедербаум принял известное участие, как и в организации кровавого революционного вооружённого восстания 1905-1907 годов. Во время революционных событий он член Петербургского Совета рабочих депутатов и редактор социал-демократических газет и листков.

В марте 1918 г. Мартов-Цедербаум, находясь в Москве, обнародовал документы и материалы о сотрудничестве И. В. Сталина (Джугашвили) с царской охранкой, и об участии Сталина (Джугашвили) в вооружённых грабежах-налётах 1906-1907 годов. Мартов-Цедербаум также опубликовал факт об исключении И. В. Сталина (Джугашвили) из партии.

Отвечая на обвинения Мартова в адрес Сталина (Джугашвили), Ленин (Ульянов), глубоко задетый этими обвинениями (ведь Сталин-Джугашвили все эти годы был всего лишь рядовым исполнителем ленинских уголовных преступлений), ответил не опровержением, а эмоциональным оскорблением: "У каждого насекомого своё оружие борьбы: есть насекомые, борющиеся выделением вонючей жидкости" (В. И. Ленин. Полное собрание сочинений т. 25, стр. 342).

В своей широко известной книге "Молодой Сталин", известный британский историк Саймон Себаг-Монтефиоре указывает:

"Юлий Мартов опубликовал в 1918 году статью, в которой писал, что Сталин не имеет права занимать правительственные посты, так как был исключен из партии в 1907-м. Тогда выяснилось, что Сталин действительно был исключен из партии, но не ЦК, а низовой организацией Тифлиса. Сталин утверждал, что это исключение незаконно, поскольку и в Тифлисе, и в Баку организации РСДРП контролировались меньшевиками".

Не забудем о том, что это написано в книге, автор которой достаточно тонко пытается затушевать правду о молодом Сталине и его связях с талмудизмом, еврейским сионизмом и ведущими кланами еврейских финансовых баронов.

Сталин отомстил Мартову-Цедербауму, казнив его двух братьев, оставшихся в СССР.

Поздние разоблачения Мартова, как и вся его деятельность с 1918 года, как и многие его работы и письма позднего периода, отражают глубокое раскаянье этого человека, ужаснувшегося собственными прошлыми деяньями и деяньями своих "соратников по борьбе". Критика Мартова: это критика уничтожающая, потому что исходила от личности, одной из немногих в большевистской и меньшевистской среде, более цельной и не потерявшей до конца человеческий облик.

Лев Борисович Розенфельд (Каменев) (1883 - 1936) также выходец из знатной и состоятельной еврейской семьи. Он являлся исключительно важным членом "ленинской команды", хотя, по незнанию, или в связи с затуманивающим фильтром дальнейших исторических событий, многие станут это оспаривать. Однако вот что пишет близко знавший Розенфельда (Каменева) и связанный с ним тесной дружбой, Анатолий Васильевич Луначарский: "Его статьи в "Правде" и в нелегальной большевистской литературе шли непосредственно вслед за ленинскими". Для тех, кто не понимает интонационно-смысловой палитры тогдашнего русского языка, следует пояснить, что Луначарский фразой "непосредственно вслед за ленинскими" отмечает не одно только значение статей Каменева, но и его "ленинскую" ориентацию. Только статьи "верного ленинца" могли котироваться среди "верных ленинцев" так высоко, и стоять "на втором месте" после ленинских.

Принадлежность Льва Розенфельда (Каменева) к "ленинской гвардии" ясно проявляется из свидетельств Троцкого, Урицкого, и других "ленинцев", хотя среди ленинских головорезов Каменев-Розенфельд казался "инопланетянином", что не ускользнуло от наблюдательного ока Луначарского:

"В той железной среде, в которой приходилось развертываться политическому дарованию Каменева, он считался сравнительно мягким человеком, поскольку дело идет о его замечательной душевной доброте. Упрек этот превращается скорее в похвалу, но, быть может, верно и то, что сравнительно с такими людьми, как Ленин или Троцкий, Свердлов и им подобные, Каменев казался слишком интеллигентом (...)".

Однако, этот "слишком интеллигент" всё же участвовал в людоедском "III съезде" большевиков в Лондоне.

"До революции 1905 года я встречал Каменева сравнительно редко, например на III съезде партии", - вспоминает Луначарский.

Более того, этот "сверхинтеллигент" состоял в числе ленинских карателей-палачей, по личному указанию Ленина расправляясь со слишком свободолюбивыми или человеколюбивыми соратниками по партии:

"Именно принимая во внимание известную духовную близость с Каменевым, я не мог не огорчиться тем, что по поручению ЦК ленинской части нашей партии он разразился по поводу моей книги "Религия и социализм" и некоторых моих статей, относившихся к тому же периоду, весьма резкой, несправедливой полемической статьей. Я знаю, что политика вообще сурова и временами малоприглядна, что в политической борьбе беспощадность является чем-то само собой разумеющимся". (Луначарский)

В отличие от Свердлова, Сталина (Джугашвили), Камо (Тер-Петросяна), или Землячки (Цалцинд-Залкинд), убивавших, по приказу Ленина, с помощью пули, яда или доноса, Каменев уничтожал ленинских оппонентов или строптивых соратников с помощью слова. (В политике разница лишь в приёмах).

Более того, Луначарский прямо указывает на место Розенфельда-Каменева в партийной иерархии ленинской группы:

"Вообще, будучи одним из трех руководителей правой, ленинской, части нашей партии, он, быть может, больше, чем другие, пережил всевозможных приключений (...)".

Таким образом, никакого сомнения в том, что Розенфельд-Каменев являлся в 1904 году личным (и одним из 3-4-х самых приближённых) агентом Ленина - не остаётся. Случайно ли Сталин (И. В. Джугашвили), бежав из ссылки, прямиком отправился именно к Каменеву?

Добравшись до Тифлиса 17 января 1904 г., Сталин (Джугашвили) направился прежде всего, минуя друзей, партийных и просто товарищей, к Каменеву-Розенфельду. Тот укрыл его на квартире рабочего Морочкова. Мало того, что, знакомый со Сталиным ещё с 1901 г., и, возможно, бывший одним из тех, кто рекрутировал Сталина (Джугашвили) в "команду Ленина", Розенфельд-Каменев укрывает своего младшего товарища и снабжает деньгами, он же, по-видимому, и "курировал" сталинский побег. Но если это действительно так, откуда у Ленина (В. И. Ульянова) такая заинтересованность в судьбе заштатного и ничем особым не выдающегося деятеля подпольной партии? И случайно ли партийно-уголовные клички В. И. Ульянова - "Ленин", и И. В. Джугашвили - "Сталин": так похожи; и случайно ли их инициалы (Ленина: "В. И." и Сталина "И. В.") лишь "переставлены местами"?

После встречи со своим старым знакомым Сосо (И. В. Джугашвили), Каменев (Розенфельд) отправляется в Москву (куда прибыл 30 января 1904 г.). Но "шефам", как и Сталин (Джугашвили), он нужен "поближе к нефти". И вот, 15 февраля 1904 г. его арестовывают в Москве, и высылают назад, в Тифлис (куда прибыл 1 августа 1904 г.). Несмотря на всю свою тягу к революционной деятельности и обязательства перед "Бундом", ротшильдовскими сионистами, перед Лениным и его хозяевами, в академическую (юридическую) сферу Каменева влечёт ещё больше, и он испрашивает позволения поступать в Юрьевский университет. Ему разрешили, но по результатам экзаменов он не прошёл (и немудрено: революции и аресты - враг зубрёжки), и 4-го сентября 1904 г. выехал обратно (в Тифлис). Тут его и задействовали в качестве "кооптированного" члена Кавказского союзного (краевого) комитета РСДРП. Правда, Розенфельд-Каменев присоединился к ним не в конце августа 1904 г., а чуть позже: 6-7 сентября (см. выше).

Именно по совету Каменева-Розенфельда, Сталин снова едет в Батум. Видимо, именно через Батум проходили интересы "ленинской команды" в составе самого Ульянова-Ленина-Бланка, Розенфельда-Каменева и Апфельбаума-Зиновьева.

В своих мемуарах прожжённый хитрец Цхакая пишет: "...вернувшись в Тифлис, я оказался единственным (оставшимся) членом Краевого комитета ґ все члены комитета оказались за решеткой. Тогда я один кооптировал немедленно моих близких соратников, которым я доверял (...). В числе их были т. Коба и т. Каменев". (Конец августа 1904 г.).

Дополнительные, исключительно важные обстоятельства в связи с ролью Каменева, следующие.

1) Его отец работал на Московско-Курской железной дороге, а мы уже знаем из предыдущих разделов, что англо-еврейский империализм (через акционерное общество New Russia Co. Ltd., другие коммерческие структуры, видных революционеров с ключевым позициями и функциями, и их сподвижников) в своей террористической войне против царской России делал упор на железнодорожную сферу и военно-морские ведомства.

2) Личное знакомство (эти двое заочно и раньше знали друг друга) Каменева-Розенфельда с Лениным состоялось в Париже, в 1902-м году. Чуть менее 3-х лет оказалось достаточно, чтобы нейтрализовать нежелание Ленина участвовать в постановке Кровавого Воскресенья.

3) Ряд лет (уже после возвращения из Парижа) Каменев действовал там же, где и И. В. Джугашвили (Сталин), т.е. на Кавказе. Он и в Бюро комитетов "большинства" вошёл от Кавказа. Напомним читателю, что Кавказ (и особенно Тифлис и Баку) был одним из ключевых узлов связи террористического "революционного" движения в России с руководством мирового сионистского движения и лично с Эдмондом Ротшильдом. Сталин и Каменев и были одними из главных представителей Ротшильдов в РСДРП.

4) Женой Каменева (Розенфельда) была сестра Троцкого, Ольга Давыдовна Бронштейн, с которой Розенфельд познакомился на одном из форумов Бунда.

5) Накануне и во время Кровавого Воскресенья 1905 года Каменев находился в Петербурге и Москве.

В 1907 году Каменев попадает в Центральный комитет РСДРП, а также входит в ленинский уголовный "большевистский центр".

Находясь (с 1915 года) в Туруханской ссылке, Каменев встречался там со своим давним дружбаном И. В. Джугашвили (Сталиным) и готовил его к будущему захвату власти. В той же ссылке помогал Сталину, Свердлову и Зеликман-Бобровской изымать связанные с деятельностью и гибелью Дубровинского документы и материалы.

Читаем в книге Кузнечевского В. Д. "Сталин. Посредственность, изменившая мир":

"...Это произошло в городе Ачинске (...) куда Иосиф Джугашвили был доставлен в конце 1916 года в связи с призывом в армию. В Ачинске Сталин обычно молча сидел в гостиной и слушал беседы, которые Каменев вел с гостями, но, как свидетельствуют очевидцы, хозяин обычно довольно грубо обходился со своим гостем, по большей части молча сидевшем в углу гостиной, резко обрывал Джугашвили, считая, что по уровню своего образования тот мало что мог внести от себя в возникавшие в гостиной высокоинтеллектуальные дискуссии, и Сталин, как правило, замолкал".

В 1917-м году выступал против антивоенной политики Ленина (т.е. за продолжение инспирированной мировым еврейским экстремизмом и английским империализмом Первой Мировой войны). Вместе с Зиновьевым (Апфельбаумом) выступил против вооружённого восстания 25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года, стремясь не допустить к власти Ленина (8 октября, статья Каменева в газете "Новая Жизнь"). Зиновьев и Каменев фактически разгласили дату восстания, сделав публичное заявление, за что Ленин предлагал исключить их из партии. После Октябрьского переворота, требуя формирования "однородного социалистического правительства", ушёл с поста председателя ВЦИК. Скрытая причина такого требования заключалась в том, что коалиция меньшевиков и левых эсеров с большевиками обеспечивала абсолютное еврейское большинство во всех органах власти. В этом вопросе был заодно с Зиновьевым (Апфельбаумом).

Являясь с марта 1919 года членом Политбюро ЦК РКП(б) и с начала 1922 года председательствуя на заседаниях Политбюро "из-за болезни Ленина", Каменев 3 апреля 1922 года настоял на назначении И. В. Джугашвили-Сталина Генеральным секретарём ЦК РКП(б). Каменев и Зиновьев сделали Сталина тюремщиком Ленина, помещённого по инициативе нескольких еврейских политических деятелей под жесточайший домашний арест в Горках. Сталин, Зиновьев и Каменев, манипулируя диетой и режимом Владимира Ильича, не допуская правильной врачебной диагностики и лечения, и добавляя в пищу "вождя мирового пролетариата" токсические вещества медленно убивали Ленина и привели его к смерти.

Та же троица с 1922 года фактически управляла страной; это правление вошло в терминологию профессиональных историков как "триумвират". (Юрий Олеша написал замечательную сатиру на это правление - сказку "Три толстяка").

Этот триумвират, сформированный в конце 1922 года (Л. Б. Каменев (Розенфельд), Г. Е. Зиновьев (Апфельбаум) и И. В. Сталин (Джугашвили), ставил своей задачей привод к власти Сталина и был по определению направлен не только против Ленина, но и против Л. Д. Троцкого (Бронштейна).

Женатый на сестре Бронштейна, Каменев фактически приговорил её брата.

Почти 11 лет (с 1925-го по 1936-й) Сталин играл с Каменевым в кошки-мышки (где Сталин, разумеется, играл роль Кошки), то хватая его, то выпуская из когтей, пока, наконец, по указанию из Лондона, не расстрелял, вместе с Зиновьевым.
Эпшон-Гирш Аронович Радомысльский-Апфельбаум, известный по уголовной кличке "Зиновьев" (1883 - 1936): по-настоящему зловещая фигура, в отличие от его коллег по "триумвирату" представлявших а) мировое еврейско-сионистское движение; б) международный еврейско-банкирский кагал; в) англо-еврейский глобальный империализм "контролёров".

В отличие от своих ближайших коллег, Мартова и Каменева, Зиновьев был и оставался тайным раввином, жрецом кровавого талмудейского культа жертвоприношения. Он и родился в еврейской колонии близ Елисаветграда - Доброе, хотя в его биографических данных везде указано, что в Елисаветграде.

Этот город Российской империи, которому в нашем труде посвящена целая книга, входил в число 5-6 главных центров, где выковывались кадры еврейской террористической войны против русского государства, разрабатывалась революционно-террористическая доктрина, и проходил один из главных каналов связи с международным еврейским экстремизмом.

Отец Эпшона-Гирша (Григория), Арон Радомысльский, был богатым евреем, владельцем молочной фермы в еврейской колонии Доброе, фанатичным религиозным мракобесом и любимцем раввинов Любавичской династии - Шнеерсонов. Именно по замыслу банкиров Ротшильдов и Якоба Шиффа, раввинов Хаббада Шнеерсонов и лидеров сионистского движения Россия должна была быть отдана на заклание.

Получил не только начальное, но полное еврейское религиозное образование под руководством отца-"полураввина" и приглашаемых для его обучения еврейских религиозных авторитетов.

С 1900 года был втянут в еврейское революционное движение; состоял членом нескольких еврейских террористических групп, включая зародыш Бейтара. Имеются неподтверждённые сведения о его членстве в Бунде. В 1901 году стал членом РСДРП, и при 1-м же соприкосновении с полицией за подстрекательство нелегальных стачек бежал в Берлин (1902), после жил в Париже и Берне. Именно в Берне (1903) мировое лидерство еврейского экстремизма приставило его к В. И. Ленину (Ульянову). Никто не может отрицать, что Зиновьев (Радомысльский-Апфельбаум) являлся фактически "тенью" Ленина, не отходя от Владимира Ильича ни на шаг. Являясь надсмотрщиком при Ленине и контролируя все действия Владимира Ильича, он был его неизменным представителем в социалистических организациях Европы.

На II съезде РСДРП (1903) году Зиновьев выступал вместе с Лениным за раскол партии, войдя в число большевиков.

В 1904 году снова за границей, в Бельгии и Швейцарии, поступает на химический факультет Бернского университета. В январе 1905 года участвовал в еврейской постановке Кровавого Воскресенья, спровоцировавшего убийственную для русского государства революцию. Стал членом Петербургского городского комитета РСДРП.

После событий начала 1905 года - снова в Берне, где поступает на юридический факультет.

С того момента постоянно курсирует между Россией и заграничным революционно-террористическим Центром, на V Лондонском съезде партии входит в состав ЦК (захватил наибольшее число голосов после Ленина). Редактор подрывных нелегальных газет "Социал-демократ" и "Вперёд".

Отмечали странное нервное расстройство Зиновьева (Радомысльского-Апфельбаума), похожее на маниакальные и моторные реакция серийных убийц. Не исключено, что он участвовал в каких-то тайных жреческих обрядах. Отмечали также его владение гипнозом и другими видами психомимической и суггестивной техники, которыми владеют еврейские жрецы. Троцкий отмечал, что в качестве оратора Зиновьев подчиняет себе аудиторию, странно "проникая в головы" даже враждебно настроенной публики. Нет сомнения в том, что он был обучен особым приёмам и входил в зловещую касту еврейских "чёрных" (в пику "белым") каббалистических жрецов.

В 1908 году вместе с Лениным прибыл в австрийскую часть Галиции.

3 апреля 1917 года Григорий Зиновьев (Радомысльский-Апфельбаум), его первая жена Сарра Равич, будущий палач ЧК-ОГПУ, и его вторая жена Злата Лилина с сыном Стефаном, вместе с Лениным прибыли в ленинском "пломбированном вагоне" Россию.

Только тогда становится очевидно, что Ленин нужен был международному еврейскому экстремизму лишь как локомотив привода его клики к власти в России, но не как фактический правитель страны. И поэтому - уже 4 апреля 1917 года Зиновьев выступил против ленинских "Апрельских тезисов".

Но в попытке 4 июля 1917 года захватить власть в России с помощью вооружённого восстания участвовал вместе с Лениным, поддержанным практически всеми представителями международных еврейских радикальных кругов.

После провала восстания 4 июля 1917 года бежал - вместе с Лениным - в Разлив, где жил до самой осени в шалаше вместе с Лениным.

По выборам в Учредительное собрание стоял в большевистском списке на втором месте после Ленина.

Трудно поверить, что 10 (23 октября по новому стилю) на тайном сборище большевистского ЦК с Львом Каменевым протестовал против настояния Ленина о вооружённом восстании и голосовал против силового свержения Временного правительства.

Зиновьев и Каменев, открыто выступив в меньшевистской печати (в газете "Новая жизнь"), выдали другим политическим силам и самому Временному правительству замысел большевиков и левых эсеров.

Ленин рвал и метал:

"Каменев и Зиновьев выдали Родзянко и Керенскому решение ЦК своей партии о вооружённом восстании...".

Несмотря на это и вопреки настояниям Ленина, эти двое не были исключены из партии, позже тайно или явно поддерживая сначала Свердлова (против Ленина), затем Сталина.

Не забыл Ленин упомянуть предательство Зиновьева и Каменева и в своём так называемом "Завещании":

"Октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не являлся случайностью".

Зиновьев и Каменев косвенно поддерживали многие выступления против Ленина и Троцекого, и, в частности, антиленинскую позицию ВИКЖЕЛя (Всероссийского исполнительного комитета железнодорожников). [Не забудем о том, что ещё с момента учреждения акционерного общества New Russia Co. LTd. ведущую роль на российской железной дороге играли ставленники Лондона.]

Именно Зиновьев играл одну из ведущих ролей в антирусском погроме в Санкт-Петербурге, продолжавшемся целую неделю после 25 октября (7 ноября) 1917 года (в ходе которого были убиты десятки, если не сотни тысяч жителей города всех национальностей, разграблены и присвоены международными еврейскими кругами и рядом лиц английской государственной элиты несметные сокровища русского государства). Российской столице, православным храмам, монастырям, лавре и другим православным центрам был нанесён непоправимый ущерб; многие здания, включая архитектурно-исторические памятники, были разрушены; архивы и хранилища бесценных документов разграблены или уничтожены. Были разгромлены музеи, картинные галереи, школы, университеты и другие учебные заведения, был нанесён смертельный удар по индустриализации страны, проведённой царским режимом с такими огромными усилиями. Страна была отброшена на 40 лет назад. Именно потому и потребовалась потом так называемая "сталинская индустриализация", унесшая в могилу десятки миллионов русских людей.

С декабря 1917 по март 1918 года Зиновьев - председатель Петроградского (Ленинградского) Совета. Во время Гражданской войны параллельно был председателем Совнаркома Петроградской трудовой коммуны, Совнаркома Союза коммун Северной области (май 1918 - февраль 1919) и Комитета революционной обороны Петрограда, членом Реввоенсовета 7-й армии.

После убийства М. С. Урицкого, В. Володарского и покушения на Ленина Свердлов развернул "красный террор", но Зиновьев отказался его проводить в Петрограде. Не следует думать, что из благих намерений или гуманных соображений. Просто город был итак уже разрушен и разгромлен, и громить и терроризировать было уже практически некого и нечего. И, так как Зиновьев был фактическим хозяином Петрограда, большевики за разруху и хаос потом бы с него и спросили. Это во-первых. Во-вторых, ещё не все еврейские жрецы и мракобесы успели удрать с награбленным, многие ещё только улепётывали. Ещё далеко не все иудейские ценности, намеченные к вывозу в Палестину и Соединённые Штаты, были вывезены.

Будучи хозяином Петрограда, Зиновьев, понятное дело, возражал против переноса столицы в Москву.

На VII съезде большевистской партии 8 марта 1918 года снова становится членом Центрального комитета. На следующий год сделан членом только что сформированного нового партийного органа - Политбюро, но без права голоса на VIII партийной конференции 25 марта 1919 года.

Именно Зиновьеву принадлежит главная инициатива в приведении к власти Сталина. Именно он в 1922 году ввёл в уши Каменеву (другу Сталина ещё по юности) предложение назначить Сталина на пост Генерального секретаря ЦК РКП(б).

На XII съезде партии в 1923 году именно Зиновьев сформировал так называемую "тройку Каменев - Зиновьев - Сталин", именно он выступил на том съезде с политическим отчётом ЦК. Именно Зиновьев был главным инициатором травли Троцкого, вовлекая в неё Каменевым и Сталина.

Председатель Исполкома Коммунистического Интернационала (с марта 1919 года до 1926 года). Имел пышный титул "вождь Коминтерна".

Членом Политбюро оставался по 1926 год. Будучи одним из нескольких главных партийных фюреров, именно Зиновьев зачитывал отчётные доклады на XII и XIII съездах РКП(б).

Полное собрание его сочинений с помпой начало готовиться к изданию.

К этому времени, поучаствовав в геноциде русского народа и разрушении России, устранив неугодных после Октября 1917 года англо-еврейскому империализму Ленина и Троцкого, и приведя к власти Сталина, Зиновьев исполнил всё, что надо было от него его хозяевам, и больше не был им нужен. К середине 1925 года он и Каменев внезапно осознали, что лишились "железобетонной" поддержки руководства мирового организованного еврейства и наиболее реакционной части англо-американского империализма, сформировавших вокруг Сталина новый "пломбированный вагон" власти (Молотов, Рыков, Бухарин, Каганович, Литвинов, Красин), в котором Зиновьеву и Каменеву мест не досталось.

Экспериментальный режим-лаборатория под руководством Сталина, для отработки технологии закабаления сионо-фашистами всего человечества, был создан, и на этом миссия Мартова (уже умершего к тому времени), Зиновьева и Каменева заканчивалась.

Тогда, в декабре 1925 года, Зиновьев и Каменев, с поддержкой ленинградской делегации, на XIV съезде ВКП(б) выступили против новой, сформированной вокруг Сталина группы, надеясь на поддержку Сталина и бунт против зарубежных кукловодов. Но Сталин их не поддержал, оставаясь на "иждивении" мирового сионизма и англо-американского империализма. Зиновьев и Каменев были обречены.

В 1926 году был отстранён от руководства Ленсоветом и Исполкомом Коминтерна, выкинут из Политбюро, а в 1927 году из ЦК.

8 лет продолжалась его политическая агония, вплоть до ареста 16 декабря 1934 года, исключения из партии и отправки в Верхнеуральский тюремный политизолятор.

Сидя в этой тюрьме, в 1935 году лизоблюдски обращался к Сталину, на глазах охранников целовал портреты Иосифа Виссарионовича, доходил до того, что писал ему "Я дохожу до того, что подолгу пристально гляжу на Вас и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу (...) я Ваш душой и телом (...) я готов сделать всё, чтобы заслужить прощение (...)".

"Готов сделать всё", т.е. готов на всё: это страшное и многозначительное признание.

Может быть, Сталин простил его, полностью раздавленного и потерявшего человеческий облик? Может быть, подарил ему жизнь?

Как бы не так!

Зиновьева приговорили к расстрелу 24 августа 1936 года, и назавтра, 25 августа 1936 года, убили в здании ВКВС (Москва). Во время убийства Зиновьева присутствовали глава НКВД Г. Г. Ягода и его заместители Н. И. Ежов и (начальник охраны Сталина) К. В. Паукер. По неподтверждённым данным, Сталин тайком наблюдал за проводом Зиновьева и Каменева на расстрел. Перед казнью Зиновьев плакал, обмочился, целовал сапоги своим палачам, на коленях молил о пощаде, потом, оцепеневший от страха, уже не мог передвигать ноги, и Каменев сказал ему: "Перестаньте, Григорий, умрём достойно!".

Поведение Зиновьева типично для адепта тайных сатанистских сект и жрецов культового жертвоприношения, которые считают "нормальным" приносить в жертву других, но не способны допустить и мысли, что их самих могут "пустить в расход".

Лев Лазаревич Фельдбин (известный как Александр Орлов) - см. посвящённый Орлову-Фельдбину раздел в нашем дальнейшем повествовании - писал о расстреле Зиновьева:

"20 декабря 1936 года, в годовщину основания ВЧК - ОГПУ - НКВД Сталин устроил для руководителей этого ведомства небольшой банкет... Когда присутствовавшие основательно выпили, Паукер, поддерживаемый под руки двумя коллегами... изображал Зиновьева, которого ведут в подвал расстреливать. Паукер... простер руки к потолку и закричал: "Услышь меня, Израиль, наш Бог есть Бог единый!" (Александр Орлов. "Тайная история сталинских преступлений". Нью-Йорк-Иерусалим-Париж, 1983).

К СОДЕРЖАНИЮ

Лев Гунин

ДРУГОЙ ХОЛОКОСТ

(ХОЛОКОСТ КАК САМОПРОЕКЦИЯ,
холокост и ХОЛОКОСТЫ)

ХОЛОКОСТ КАК
НЕПРЕХОДЯЩАЯ
РЕАЛЬНОСТЬ

ПАМЯТИ ЖЕРТВ И ПАЛАЧЕЙ

Как мы можем судить палачей,
если палача судят в каждом из нас?
Кристиан Б.

8-я Книга.

СТАЛИН - ОРУДИЕ СИОНИЗМА

34-й том:
ЭКЗЕМПЛЯРЫ ЛЕНИНСКОЙ КОМАНДЫ.

(Раздел 14-й:
КРАСИН)

ЭКЗЕМПЛЯРЫ
ЛЕНИНСКОЙ
КОМАНДЫ-7

КРАСИН

Леонид Борисович Красин был потомком крещёного еврея и сыном взяточника и масона. Его отец служил полицейским чиновником очень высокого ранга. Довольно известный американский писатель и публицист, Джон Кеннан, совершивший поездку в российскую Сибирь в июне 1885 года и посещавший Тюмень, представляет его начальником полиции всего Тюменского уезда (John Kennan, Siberia and the Exile System). Известный историк и криминалист, автор трудов по истории права и российских правовых учреждений, бывший одно время Тобольским губернским прокурором, К. Б. Газенвинкель, характеризует Бориса Красина как последнего негодяя и отъявленного коррупционера. В 1887 году его осудили по статье "вымогательство" и сослали "на поселение в отдалённые места Сибири".

Ленин (В. И. Ульянов) подобрался к Борису Красину через его сына, Леонида Борисовича, и, за большие взятки, использовал его для получения секретной информации о розыске и планировании арестов революционеров из "ленинской команды", для "сливания" жандармерии и охранке компромата для ареста ленинских политических противников, для запутывания следствия, уничтожения улик, и т.п.

Таким образом, в лице Леонида Борисовича Красина "совместились" все линии "творцов революции": евреи, масоны, высокопоставленные криминальные элементы и продажные чиновники Департамента полиции, жандармских управлений, охранного отделения, Третьего отделения и губернских управлений, подкупленные зарубежными и внутренними врагами.

В связи с разоблачением деятельности молодого Сталина (Джугашвили) и всех других членов "ленинской команды", нужно обратить особое внимание на прямую связь и Красина с "нефтяной темой". Случайно ли приближённые к Ленину (Ульянову) лица (или те, кого он "держал в тени" и кому поручал самые грязные и секретные из своих уголовных преступлений - И. В. Джугашвили-Сталин, Тер-Петросян-Камо, или Леонид Красин): имели то либо иное отношение к региону Баку-Тифлис-Батум-Кутаис, или хотя бы однажды направлялись Лениным в этот регион, или привязывались Лениным к этому связанному с нефтью региону?

Так и Красин, который с 1900 г., по контракту Р. Э. Классона: в Баку, руководит постройкой электростанции "Электросила". Одновременно, Леонид Красин: катализатор возникновения объединённой социал-демократической организации. Этот же человек стоял за вошедшей в учебники истории бакинской стачкой 1903 года. С того же года вплоть до 1905 года, созданная им нелегальная типография "Нина" именно в Баку печатала газету "Искра" по матрицам, ввозимым из-за рубежа.

Сталин (Джугашвили) был тайно связан с "товарищем Красиным" и, возможно, ездил на секретные встречи с ним. У Ленина (Ульянова) имелись серьёзные мотивы для сокрытия осуществлявшихся по его указанию координационных действий и встреч между этими двумя уголовниками-"ленинцами". Ленин старался сделать так, чтобы Красина и Сталина (Джугашвили) не видели вдвоём. "Криминальное предприятие" В. И. Ленина (Ульянова) было широким мафиозным бизнесом, включавшим в себя рэкет и вымогательство по всей территории Российской империи, грабежи банков и другие вооружённые ограбления, печатание фальшивых облигаций и чеканка фальшивых монет, контрабанда оружия и наркотиков, и прочие криминальные операции. У Ленина было 2 лица: одно - "пламенного" революционера, боровшегося, якобы, за "народное благо", второе - закоренелого бандита-мафиози, за вывеской своей революционной деятельности прятавшего свои уголовные операции.

Если Розенфельд (Каменев) или Цедербаум (Мартов) имели дело с "вывеской" ленинского лица, выполняя его - пусть уголовные, - но политически-мотивированные задания, такие "парни", как И. В. Джугашвили (Сталин), Л. Б. Красин, Землячка (Роза Самуиловна Залкинд), Яков Свердлов, Максим Литвинов (Валлах-Финкельштейн), Троцкий (Лев Бронштейн), или Камо (Тер-Петросян): использовались Лениным и для самых грязных и кровавых чисто-уголовных дел.

К примеру, один из сроков Леонид Красин "схлопотал" не за свою революционную деятельность, а за мошенничество и подделку ценных бумаг.

При этом отнюдь не редкость, что мафиози, ворочающие миллиардами долларов, сами ведут скромное существование (иногда даже аскеты), почти не пользуясь благами своей уголовной империи.

Разумеется, и Каменев (Розенфельд), и Цедербаум (Мартов), и прочие еврейские "чистюли" - не могли не догадываться, чем на самом деле занимается Владимир Ильич за вывеской своей революционной практики. Так что их "порядочность" и "сознательность" вряд ли была на порядок выше, чем у Троцкого, Сталина, Красина, или Землячки.

Одно из самых кровавых преступлений Леонида Борисовича Красина: его прямое и главное участие в организации, подготовке, осуществлении и приведении к трагическому концу акции, известной сегодня как Кровавое Воскресенье в Петербурге 9 января 1905 года. (О подробностях его прямой вины за это преступление читайте в других разделах нашей работы).

В мае 1905 года Красин продолжил участие в том же преступлении, т.к. (читайте выше) трагический фарс Кровавого Воскресенья и организация вооружённого восстания 1905 года были одним и тем же предприятием "ленинской команды". А III "съезд" большевиков в Лондоне, в апреле 1905 г., как раз и разрабатывал его тактику и стратегию. Был избран заместителем председателя съезда, и, вместе с Лениным, добился резолюции о вооружённом восстании.

Свою служебную деятельность "товарищ Красин" всегда использовал для осуществления революционно-уголовных заданий Ленина (Ульянова) и прочих революционных мафиози. По заданию Ленина (Ульянова), в конце лета 1905 г. Красин устроился в петербургскую компанию "Общество 1886 года", на место заведующего Петербургской кабельной сетью. На складах и в мастерских той компании, которой он заведовал, революционеры, с его помощью, хранили и производили оружие в огромных количествах, и, среди прочего, модифицированные ружья, взрывчатку, самодельные бомбы, боеприпасы, и т.д. Это оружие не только раздавалось боевым отрядам (уголовным бандам) подчинённых Ленину "дружин" по всему пространству Российской империи, но и продавалось разбойникам, преступным элементам, или контрабандистам. К концу того же 1905 г. он же во главе так называемой Боевой технической группы при ЦК РСДРП. Под этой вывеской скрывалось финансовое и практическое обеспечение вооружённого восстания всеми видами оружия. Не случайно Ленин одновременно провёл Красина во главу контроля за финансами партии, а затем добился, чтобы тот фактически и ведал всей финансовой деятельностью РСДРП. Красин принял участие и в формировании боевых отрядов, одновременно вооружая их огнестрельным оружием.

Самое деликатное: Боевая техническая группа сформирована даже не в январе 1905 года (в "ответ" на "зверский расстрел рабочих Николаем Кровавым", как утверждали революционеры, и, прежде всего, "команда Ленина"), но ещё в ноябре 1904 г. Уже в начале 1905 года Боевая техническая группа направила социал-демократа и химика по образованию М. Н. Скосаревского (кличка "Омега"), для приобретения чертежей, таблиц, графиков, формул и инструкций по изготовлению так называемых "македонок" (нечто вроде самодельных гранат). У известного террориста-анархиста еврейского происхождения, Наума Тюфекчиева, Скосаревский получил в Македонии то, за чем ездил. "Македонки", встроенные в чугунный корпус, были вполне удобны для метания.

Красин организовал производство "македонок" в мастерской игрушек деревни Коломяги (в наши дни - в черте Петербурга). (Символичная для характеристики морального урода деталь). Через 4 месяца, обнаружив слежку, производство "македонок" прекратили. Страсть к улучшению "игрушек убийства" толкнула Красина на модернизацию и "македонок": в качестве корпуса для бомб он применил чугунное покрытие электрического кабеля (будучи заведующим Петербургской кабельной сетью).

Красин и его химики изобрели и новые запалы, вполне по стандартам серийного заводского производства.

Красин закупал или похищал динамит в огромных количествах, изобретая разнообразные взрывные устройства. Многие из этих "нестандартных" взрывных устройств были применены во время Гражданской войны, что способствовало победе Красных. Некоторые из них были вделаны в детские игрушки.

Он же занимался контрабандой оружия из-за границы, в основном через Эстонию и Финляндию. Из огнестрельного оружия больше всего было ввезено "Маузеров" С-96, а также винтовок фирмы Браунинга. И это оружие, ввиду "затоваренности" им подпольных складов большевиков, впоследствии было пущено в ход во время Гражданской войны, сделав упомянутый Маузер легендарным. Винтовки Браунинга были модифицированы по проектам и чертежам Красина ещё до января 1905 года, для использования их в акции провоцирования Кровавого Воскресенья 9 января 1905 года (с укороченным стволом).

15 с половиной тысяч единиц огнестрельного оружия, более 2 с половиной миллионов патронов и огромное количество взрывчатки Красин и поп Георгий Гапон отправили к побережью Эстонии или Финляндии на пароходе "Джон Крафтон", который 7 сентября 1905 г. в Ботническом заливе напоролся на скалы, взорвался и затонул. (Подробней выше, где рассказывается об организации Кровавого Воскресенья).

Всё это накопленное оружие в 1905-1907 годах не нашло себе применения: слишком плотная расквартировка гвардейских частей в российской северной столице (Санкт-Петербурге) не давала заговорщикам ни малейшего шанса на победу. Но "игрушки убийства" "товарища Красина" были пущены в ход во время Гражданской войны, унеся жизни миллионов русских людей. Так что Кровавое Воскресенье было для Красина и Ленина только "пустяковой" "разминкой".

Стал основателем, вместе с А. М. Горьким (Пешковым) первой легальной партийной газеты "Новая жизнь". (Легальные газеты партии существовали и до этого, но выпускались в формате "подпольных" изданий).

Именно Леонид Борисович Красин являлся тем уголовным "мозговым центром", который в 1905-1907 годах разработал и организовал серию налётов на банки, кассы, страховые общества, и других вооружённых ограблений, проводившихся по заданию Ленина (Ульянова). Эти преступления Красин осуществлял в связке со Сталиным (Джугашвили) и Камо (Тер-Петросяном). Задачей Сталина-Кобо (Джугашвили) было "откорректировать" разработанные Красиным преступные операции "рекогносцировкой на местности", а Камо (Тер-Петросян) осуществлял вооружённые налёты, с бандой головорезов. В 1907 году Сталин (Джугашвили) и сам (физически) принял участие в некоторых вооружённых ограблениях. Между собой эти уголовники, циники и моральные уроды называли преступления такого рода "экспроприациями", и, когда участие в них бандитов-революционеров вышло наружу, они продолжали, как ни в чём не бывало, называть их "экспроприациями", даже как будто манкируя. Наибольшие отголоски получила так называемая "Тифлисская экспроприация": нападение на банковский конвой, когда вооружённые грабители под началом того же Камо (Тер-Петросяна) захватили 250 тысяч рублей. (По сегодняшним меркам: миллионы долларов). Не менее крупным делом было вооружённое нападение и ограбление Волжско-Камского банка в Петербурге. И к этому вооружённому разбою Красин приложил свои ручки.

Он же (Красин) принимал участие и в подготовке Свеаборгского восстания.

IV съезд РСДРП в Стокгольме также не обошёлся без участия этого уголовника.

На V съезде РСДРП в Лондоне Красин, по слухам, посредничал в переговорах между Лениным (Ульяновым) и его английскими спонсорами, среди которых были и Ротшильды.

Когда в 1908, в Финляндии, его арестовали, у Красина нашлись такие высокие зарубежные покровители, что буквально через месяц российские власти вынуждены были его освободить. Разумеется, официальная формулировка звучала "освобождён за отсутствием улик". Его зарубежные покровители, на уровне чуть ли не английской королевы и членов семей других царствующих династий, разумеется, опасались широкой огласки своих грязных деяний и связи с поддержкой таких закоренелых уголовников, как Ленин и Красин. Потому и хлопотали за Красина. Правда, освободили Красина лишь на условии его отъезда за границу. В приватной беседе, ему намекнули, что в России никто не отвечает за его жизнь и безопасность. Кроме того, ему был официально запрещён въезд в страну. За границей, в основном, в Италии, где этот бандит "общался" с Коза Нострой, он сделался ещё "святее самого папы Римского", т.е. перещеголял самого Ленина в радикализме.

Несмотря на запятнанную репутацию, его наняла берлинская фирма "Сименс и Шуккерт". Его инженерные, руководящие и уголовно-шпионские навыки и знания, как и владение эксклюзивной информацией, быстро превратили его из очень хорошо оплачиваемого инженера в заместителя самого директора берлинского офиса фирмы.

В 1912 году - назначен директором московского филиала. Конечно, фирма "Сименс" обладала огромным потенциалом, влиятельными связями и рычагами, но не до такой степени. Ясно, что для получения разрешения вернуться в Россию, такой матёрый уголовник, как Красин, должен был работать на английскую и немецкую разведки и стать их исключительно важным агентом. В 1913 году Красин уже генеральный представитель фирмы "Сименс" в России; перебирается в Петербург. На этой должности он укрывает беглых ссыльных, занимается изготовлением фальшивых документов, и т.п. Он продолжал поставлять немцам ценную разведывательную информацию и после начала Первой мировой войны 1914 года, а также управлять фирмой, когда все офисы и предприятия фирмы "Сименс" были взяты под контроль российского государства. Чтобы находиться ближе к оружию, он одновременно становится управляющим порохового завода Барановского.

Ноябрь 1918 - июнь 1920 - на посту народного комиссара (наркома) торговли и промышленности.

Март 1919 - декабрь 1920 - нарком путей сообщения.

В дальнейшем на дипломатической работе от советского государства во Франции, потом в Англии, где и умер.

Ни один режим (тем более, такой, как Ленина-Сталина) не выпускает таких людей, как Красин, из своих когтей (особенно: на склоне лет). Но в Англию Красина всё-таки выпустили. Это значит, что секреты людей из "ленинской команды" (тайны их преступлений) были общими у них и у Англии. Это значит, что от Англии "ленинцам"-"сталинцам" нечего было скрывать.

Все, кто утверждает, что Сталин "расправлялся с врагами русского народа" и с "ленинской гвардией", должны помнить о том, что такой враг русского народа и такой "ленинский гвардеец", как Красин, не только спокойно дожил до конца отпущенных ему лет, но и скончался в своём любимом Лондоне, где находились его главные хозяева и заказчики. В год смерти Красина Сталин уже мог этому помешать.

К СОДЕРЖАНИЮ

_______________________________________________________

К СОДЕРЖАНИЮ ВСЕЙ РАБОТЫ

Оставить комментарий
Размещен: 14/03/2015, изменен: 14/03/2015. 254k. Статистика.
Статья: История

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"

Гунин Лев : другие произведения.

Другой Холокост-09

СОДЕРЖАНИЕ

Оставить комментарий © Copyright Гунин Лев (leog@total.net) Размещен: 14/03/2015, изменен: 14/03/2015. 254k. Статистика. Статья: История ДРУГОЙ ХОЛОКОСТ Скачать FB2