Вечерний город искрился мириадами огней. Жара, наконец-то, отпустила, и с реки повеял тёплый ласковый ветерок.
- Вете'ок, ко'овки на лугу пасутся, - машинально повторял Александр Иванович фразу из культового фильма, стоя на балконе в одних трусах. - Вот тебе и вете"ок...
Он горько улыбнулся и запрокинул голову к тёмно-фиолетовому небу, на котором оставалась одинокая багряная полоска, забытая ушедшим за горизонт солнцем. Зажглась первая звезда. "Звезда вечерняя, печальная звезда..." Красота-то какая!
Александр Иванович, всё ещё симпатичный, несмотря на свои уже почти шестьдесят пять лет, по-военному подтянутый (ещё бы - полковник-инженер в отставке!), с вполне сохранившейся шевелюрой едва тронутых сединой волос, был, как говорят разведчики, на грани провала. Хотя если уже двадцатый или, чёрт побери, тридцатый раз, несмотря на все приписанные старым мудаком-урологом пилюли, свечи, таблетки, ничего не получается в интимной сфере, - это всё ещё на грани? Ха-ха-ха! Это однозначно провал.
Александр Иванович пребывал в состоянии полнейшего отчаяния. Ну, как же всё так по-идиотски получается? Казалось бы, сейчас, когда дети уже взрослые, разъехались в разные стороны, когда у тебя куча свободного времени, не нужно ежедневно ходить на эту клятую службу, когда у тебя есть ещё какие-то желания, когда ты ещё сам более-менее, по крайней мере узнают соседи (шутка!), когда, наконец-то, можно пожить для себя...
Ему всегда искренне нравилась его жена, Шурочка (полная тёзка - Александра Ивановна), миниатюрная светловолосая девочка-женщина с ямочками на щеках, проработавшая всего месяц после окончания медицинского и решившая далее плыть по жизни на плече перспективного военного инженера.
Александр Иванович годами мотался по городам и весям, меняя по ходу строительные объекты, гостиницы, любовниц, погоны... Но всегда наступал момент, когда размеренный покой шикарно обставленной трёхкомнатной квартиры прорезал длинный звонок. Шурочка на перегонки с детьми-близнецами (тоже, естественно, Александром и Александрой) выбегала в прихожую и бросалась в объятия к красавцу-мужу. И после длинных и нежных разговоров, после ужина с обязательными шампанским и тортом, после того, как маленькие Сашки, в результате настойчивых уговоров, уходили, чмокнув папу и маму и пожелав им "Спокойной ночи!", в свою комнату, словом, после-после всего наступал этот сладостный, волнующий миг, который в те времена ещё не принято было называть сексом, да и секса вроде бы вообще не существовало в природе, - но всё равно два сердца стучали так громко, что, казалось, разбудят сладко спящий город...
И так длилось целых сорок лет. Подумать только: сорок! Четыре раза по десять...
Александр Иванович вобрал в лёгкие глоток ночного воздуха и решительно направился в спальню.
Александра Ивановна при свете ночника читала (или делала вид) журнал "Теленеделя", когда на пороге появился супруг. Александр Иванович присел на большую двуспальную кровать со стороны жены и мягко опустил её руку с журналом.
- Шурочка, я хочу с тобой поговорить, - неуверенно начал он.
- Саша, какие тут могут быть разговоры, - Александра Ивановна сняла очки и ласково взглянула на мужа. Она по-прежнему была хороша, его любимая девочка. - У нас всё хорошо. Хо-ро-шо! И не нужно забивать себе голову всякой ерундой...
- Да какая же ерунда, Шурочка? Какая же ерунда, если уже почти полгода ничего не получается?! - Александр Иванович вскочил с постели и стал нервно ходить вперёд-назад вдоль хрупкого тела лежащей супруги.
- Что? Что не получается? - Александра Ивановна вдруг резко села. Её золотые кудри рассыпались по узким плечикам, взор был вдохновенным и гордым. - Что вы, мужики, вообще понимаете в женской психологии?
Александр Иванович снова робко присел на кровать в ногах жены и буквально внимал её пламенным словам.
- Саша, дорогой мой и любимый Саша. Да пойми же ты, наконец, одну простую истину. Я всю жизнь живу с любимым человеком. С любимым мужчиной! Я наизусть знаю каждую твою морщинку, каждый волосок. Я знаю твой голос. Я всегда чувствую, что ты думаешь, что ты недоговариваешь, что ты пока не говоришь, но потом всё равно скажешь, а то, что не скажешь, - я всё равно знаю...
Александра Ивановна взяла Александра Ивановича за руку и продолжала уже вкрадчивым, журчащим, как ручеёк, голосом:
- Когда ты ко мне прикасаешься, даже иногда нечаянно, во мне всё замирает. Как в первый раз! Когда я в ванной, я смотрюсь в зеркало твоими глазами. Я намыливаю своё тело твоими руками... Вот сейчас ты был на балконе, а я лежала и вся дрожала - ты так возбуждаешь меня своим желанием, прикосновениями, поцелуями, что хоть на стенку лезь!
Он нежно гладил руку жены. В его глазах стояли слёзы. Слёзы благодарности. Его не предали. И его не бросили. "Потому что он хороший..."
- Всё, дурачок мой любимый, разговор на сегодня окончен. А теперь - спать! - Александра Ивановна погасила ночник и повернулась к мужу.
Он внимательно всматривался в лицо жены. Ему казалось, что она улыбается. Тогда он сгрёб свою Шурочку в кольцо рук и замер. Снова, как в молодости, тишину взрывал стук двух сердец.
Александр Иванович почувствовал какой-то лёгкий озноб, дрожь что ли. Он вдруг явственно осознал, уверовал, что у него всё получится. Не сегодня, конечно, но получится. Обязательно!