Аннотация: Вторая часть "Звена цепи", в которой повествуется о некоторых участниках дальнейших событий.
Часть вторая
Поиски пропавших
Глава первая. Знакомство
(Лето 2016 года)
Иногда его звали "Марк Лис", за хитрость и изворотливость. Ещё говорили, что у него девять жизней, как у кошки. Вообразите себе этот "гибрид" - и получите примерное представление о Марке Викторовиче Лисовском. Внешность его тоже запоминалась с первого взгляда: невысок, худощав, при этом хорошо физически развит и скорее своеобразен, чем привлекателен. В лице его присутствовало нечто "от неведомой зверушки": длинный, острый нос, выпуклые глаза, лоб высокий, но скошенный, что подчёркивала манера зачёсывать назад короткие, прямые волосы. Подбородок, наоборот, маловат под всё остальное. В общем, далеко не красавец.
В мае этого года ему исполнилось сорок три. Возраст значительный для мужчины. К такому возрасту уже нужно что-то из себя представлять. Но с деловой точки зрения Марк Лисовской давно добился всего, чего хотел. У него была своя строительная фирма, солидный счёт в банке, скромный особнячок на окраине Питера, две машины (одна для деловых встреч, другая - для души) и квартира в центре. А вот с личной жизнью не ладилось.
Когда в конце 1990-х Марк только начинал разбираться в тонкостях бизнеса, выдерживать атаки конкурентов и наезды "братвы", ему хотелось, чтобы дома встречали уют и тепло, но он не мог себе этого позволить. Точнее, один раз позволил, а потом, в туманное осеннее утро, его молодой жене позвонили и попросили передать мужу, чтобы он сдал свой бизнес конкуренту, дабы его супруга не испытала на себе то, что ей точно не понравится. Марк уже тогда носил прозвище "Лис". Он выкрутился смог обыграть обидчиков и помочь доблестным органам милиции прихватить "братков" с поличным. Его юная супруга отделалась испугом. Но уж очень ей этот испуг не понравился и она решительно ушла от Марка. Он понял, простил, а заодно положил себе, что сперва станет "большим и толстым", до которого уже не докопаешься, а уж потом подумает о семейном очаге.
Российский человек в лихие девяностые учился жить по-новому. Происходило это очень трудно, иногда с кровавыми потерями. Ему надо было сперва осознать, что богатый - необязательно сволочь и обманщик, который "обдирает бедных". Нас приучили к подобным взглядам с советских времён, красочно рисуя "подлых буржуев", и внедряя в наши мозги "классовую ненависть" к тем, у кого чуть-чуть больше благ. У подобной обработки мозгов есть и обратная сторона: едва выходит бывший советский гражданин в богатые - ему тут же кажется, что он обязан всех обманывать и решать вопросы силовыми методами. Надо же оправдывать звание "подлого буржуя".
Марк на этот счёт оказался более мобильным, но как же трудно ему было выжить и остаться честным предпринимателем! Не удивительно, что про него говорили: "У этого человека девять жизней". За прошедшие годы чего только он ни пережил. Его запугивали, ему угрожали, жгли его только что арендованный склад, устраивали налёт на его контору. Его били, похищали, как-то нанесли три ножевых раны и выкинули из машины на всём ходу. Дело было слякотным весенним вечером, на одном из загородных шоссе. Марк пролежал на грязной, ледяной обочине часа полтора, прежде чем его заметили и вызвали милицию, а уж та потрудилась пригласить скорую. Поговаривали, что именно лёд его тогда спас, и он потерял крови меньше, чем должен был при таких травмах. В тот же год его избили вторично, сломав обе руки. Он снова выжил и позаботился о том, чтобы обидчики угодили в тюрьму надолго. Главное - ни угрозы, ни раны, не смогли помешать ему поднимать свой бизнес. Его труды и страдания оказались не напрасными, постепенно жизнь стала налаживаться, криминальные разборки медленно уходили в прошлое... В общем, снова Марк Лисовской женился спустя десять лет.
Ольга ворвалась в его жизнь, как торнадо с женским именем, и сразу потребовала к себе очень много внимания. Она была романтична, красива, любви отдавалась вся, до кончиков пальцев, и здорово вскружила голову молодому бизнесмену. Марку тогда было около тридцати пяти и хотя внешностью он похвастаться не мог, зато уже мог позволить себе (несмотря на кризис 2008 года) шикарную пятикомнатную квартиру на Невском проспекте и другие материальные блага того же уровня. Читайте: женихом он был привлекательным. Только одного ему не хватало - времени. Чтобы удачно вести дела, надо много вкалывать. У бизнесмена рабочий день не нормирован. Ольга часто оставалась, предоставленная сама себе, а ей хотелось развлечений. Она гуляла по магазинам, устраивала вечеринки, даже пробовала открыть нечто вроде "литературного салона", и всё это она делала с размахом, щедро, то есть, достаточно дорого. Если шампанское - то лучшее, если платье - то из самого дорогого бутика. Марк не возражал. Он понимал, что не может подарить жене столько внимания, сколько она заслуживает - и дарил ей деньги. Она казалась яркой звездой, назначение которой - падая с небосвода, завораживать собой всех, кто её видит. Не удивительно, что однажды она "упала" в объятья другого.
Проходя по Невскому, юная и прекрасная Ольга остановилась у Екатерининского садика, чтобы понаблюдать за уличными художниками, и познакомилась с одним из них. Он написал её портрет, кстати, очень неплохой. Ольга влюбилась, и в собственный портрет, и в художника. Они встречались ещё и ещё, много говорили, Ольга пыталась в своём "салоне" заинтересовать людей его работами, даже устроила ему небольшую выставку... Однажды она заявилась к мужу в офис и скромно сообщила, что уходит от него, к другому, бедному, одинокому, талантливому и обладающему рядом достоинств, которыми по мнению Ольги, Марк не только не обладал, а скорее всего, даже не подозревал об их существовании.
Реакция Лисовского показалась ей странной. Он сказал: "Иди". Просто "Иди" - и всё. А после того, как у неё хватило ума убраться с глаз, разгромил собственный кабинет, оставив "в живых" только ноутбук. В нём хранилась важная деловая информация, а Марк никогда не терял голову до такой степени, чтобы не сообразить, что некоторые вещи потом будет очень трудно восстанавливать. Он успокоился и понадеялся, что со временем Ольга одумается.
Она не одумалась. Через пару недель она позвонила, и сказала, что подала на развод.
- Не волнуйся, нам от тебя ничего не надо, - добавила она при этом.
Марк оставил ей квартиру на Невском и приличную сумму денег, которые Ольга безропотно взяла. Но ещё через пару месяцев она снова позвонила и стала просить, чтобы он помог ей продать жильё.
- Санечке трудно жить в центре, - пожаловалась она. - Нет вдохновения, он не может сосредоточиться. Здесь душно, пыльно, постоянный шум. Мы уже присмотрели симпатичную квартирку-студию в одном уютненьком квартале на окраине...
Лисовской дал ей телефон хорошего агента, но сам квартиру выкупать не стал. По его мнению, это было уже слишком. Ещё через полгода Ольга позвонила снова.
- Мне обязательно надо с тобой увидеться!
Голос у неё был встревоженный и Марк сдался, назначив встречу в одном из уличных кафе на Малой Конюшенной. Ольга изменилась и первые несколько минут Марк гадал, та ли перед ним женщина. Она то и дело хихикала, кокетничала, и вместо яркой звезды походила на потасканную школьницу. Вместо причёски у неё были какие-то дурацкие косички, а оделась она в кофточку "в народном стиле", которая, по мнению Марка, ей совершенно не шла.
- Понимаешь, ты единственный человек, к кому я могу обратиться...
Дальше следовал длинный рассказ о том, что у её гениального мужа открылась какая-то неожиданная, неведомая, но скорее всего наследственная болезнь. Ему необходимо дорогостоящее лечение в Европе, а у них на это не хватает средств. Постепенно Марк выяснил, что они с муженьком уже потратили деньги, которые ей оставил Лис, а заодно и разницу от продажи дорогой и покупки дешёвой квартиры - на творческую поездку по заграницам, потому что "Санечка... он такой талантливый, и такой ранимый", что ему для вдохновения нужны новые впечатления. Марк повёл себя неожиданно жёстко: оборвал её поток красноречия, бросил на стол деньги за кофе и ушёл, не попрощавшись. На следующий день она явилась к нему в офис и принялась слёзно умолять. Санечка ведь был её любимым мужем, а он так страдал, а Марку ведь ничего не стоило оплатить его лечение! Ольга так убивалась, так кляла себя, так призывала к милосердию и состраданию, что Марк не выдержал. Он дал ей денег. Но на этот раз нанял частного детектива и велел проследить, что эта парочка будет делать.
Они действительно уехали в Европу... и промотали там всё, что получили, путешествуя по Италии, посетили Рим, Венецию, Неаполь...
Когда через несколько месяцев Ольга снова позвонила, Марк неожиданно отметил про себя, что сердце его не подпрыгнуло при звуке её голоса, не забилось сильнее, и вообще, как-то он себя подозрительно спокойно чувствовал. Аж до безмятежности.
Больше он не давал им денег. Ольга этого не простила и везде, где только могла, жаловалась на то, какой это "бездушный, чёрствый и жестокий человек". Марк не прислушивался, ему было всё равно. Но однажды он узнал, что Ольга родила дочь...
С тех пор прошло ещё несколько лет. Ольга со своим Санечкой, так и не умершим от "таинственной" болезни, по-прежнему жила в квартире-студии на окраине, присылала Марку счета за услуги ЖКХ, распускала о нём слухи, искала для мужа "творческое вдохновение", и позволяла "бывшему" видеться со своей девочкой, которую практически содержал Лисовской. Юная Дашенька большую часть времени проводила в дорогом интернате и дядю Марка видела в три раза чаще, чем родителей. Его это вполне устраивало. Он привязался к девочке и ради неё терпел скандалы, которые время от времени устраивала ему Ольга, из-за того, что он "не помогает Санечке устраивать выставки", "не даёт денег ему на лечение", и вообще, "не понимает людей искусства". Марк научился все эти её высказывания игнорировать и даже не пугался, когда она грозилась не давать ему видеться с её дочерью. Всё равно приходил момент платить по счетам - и Ольга неизменно делала вид, что никакого скандала не было. Так они и жили: каждый занимался своими проблемами.
До тех пор, пока однажды Марк Лисовской не оказался перед дверью 22-й комнаты на базе отдыха под Зеленогорском...
Глава вторая. Проблема
Он сидел на стуле рядом со входом. Как вошёл - так на него и опустился, не сделав и шагу. И крутил в пальцах едва початую сигарету, ни на кого не глядя и странно покачиваясь, словно его мучила внутренняя боль. Потом мельком увидел сигарету в собственных пальцах, смял и огляделся, ища, куда её кинуть. Инга молча поставила рядом с ним, на тумбочку, пепельницу.
- Спасибо, - сказал он, выбросив рассыпавшийся окурок - и это было первое слово за последние пять минут. - Я не знаю, что мне делать.
Сокольский молча наблюдал за тем, как Марк Лисовской дрожащими пальцами вынимает из пачки ещё одну сигарету и снова закуривает.
- Не знаю, что делать! Не знаю!
- Вы обращались в полицию? - спросил Сокольский, поняв, что теперь уже этот человек с рассеянным взглядом выпуклых, красных от недосыпа глаз, в чёрном пальто и блестящих ботинках, готов к разговору.
- А толку?! - бросил тот резко, и отчаянно затянулся, так что Инге показалось, что он сейчас непременно закашляется. Но этого не случилось. - Что я скажу полиции? Что у одной женщины, которая мне уже давно не жена, кто-то похитил дочь, которая лично мне скорее всего никем не приходится? Они позвонят Ольге, а та скажет: "Нет-нет, ничего подобного! С чего вы взяли?" Для всех я никакого отношения к этому ребёнку не имею. - Он стукнул себя кулаком в грудь, при этом снова смял сигарету, выбросил и достал из пачки следующую.
- А вы имеете?
- Имею! - Он высказал это так резко, что Сокольский выпрямился, чем заставил гостя сбавить тон. - Простите. Имею, потому что пока она с этим... козлом... талантливым... пока они развлекались, я растил эту девочку! Жаль, не подумал оформить на себя опекунство. - Он всё-таки раскурил очередную сигарету и теперь нервно затягивался, словно боялся, что не успеет накуриться перед казнью. - Формально Ольгу не за что лишать родительских прав, иначе я бы это непременно сделал!
Инга уже копалась в своём ноутбуке, выискивая информацию о бизнесмене, владельце крупной строительной фирмы, Марке Викторовиче Лисовском, и его второй жене, Ольге Петровне Лисовской-Громовой, в девичестве Королёвой (как же много может быть фамилий у женщины!). Разговор она, по обычаю, оставила на Сокольского. Но тот пока склонен был только спрашивать, ничего не предлагая.
- Вы давно знакомы с... генералом, который вас со мной связал?
- Не помню... - Марк зажал сигарету в зубах и потёр пальцами без того красные глаза. - Лет семь или восемь. Он ещё не был генералом... Это имеет значение?
- Просто любопытно. Не каждый день меня просят оказать содействие "хорошему человеку". Поймите меня правильно, обычно я такими делами не занимаюсь.
Марк выпрямился и не глядя воткнул остаток сигареты в пепельницу.
- Он предупредил меня. Но и вы поймите правильно: раз он говорит, что вы лучший - значит, так оно и есть. Я заплачу!
Он отчаянно махнул рукой, вскочил и принялся быстро ходить по комнате.
- Да я готов все деньги отдать этим похитителям! Все, сколько есть! Но знаете, мне уже приходилось иметь дело с такими людьми. Нет гарантии, что они оставят девочку в живых, понимаете? Вы должны понимать. Ей шесть лет! Но разве таких не убивают? - Он остановился и посмотрел на Сокольского. Сейчас он действительно был похож не то на рассерженного лиса, не то на свирепого хорька. - Убивают!
- Я знаю, - коротко ответил Сокольский, и его гость, удовлетворённо кивнув, снова сел на стул у двери. - Хорошо, я помогу. Мне понадобится вся информация: в каком она была интернате, где живут родители, кто бывает у них дома, кто имеет зуб на вас, на Ольгу, на её мужа. В общем, всё, что вы, как опытный человек, можете мне предоставить.
Марк Лисовской кивнул и забрал прислонённый к стенке кейс, с которым приехал. Он действительно был опытный и привёз с собой всё, что только могло пригодиться в деле. Поразительно, но его волнение прошло, он снова стал деловым человеком, способным трезво соображать. Сокольский эту метаморфозу почувствовал и удовлетворённо кивнул.
- Когда они звонили?
- Этим утром. Сказали, что дают время до пяти вечера, чтобы собрать деньги. Они с Ольгой разговаривали.
- Ещё один вопрос... - Сокольский уже просматривал бумаги, но тут поднял голову и внимательно посмотрел на гостя. - Вы уверены, что это не мистификация?
- Считаете, что они всё подстроили, чтобы с меня деньги взять?! - Марк едва не взвился, но потом лицо его переменилось, сделавшись безучастным, словно в нём исчез внутренний тонус. - Не знаю. Нет... Ольга не могла. Да нет, не думаю...
Сокольский неприметно вздохнул и повернулся к Инге.
- Позвони Витьку, пусть чешет сюда и по дороге заберёт фургон, - распорядился он. - Надо успеть нанести визит почтенному семейству. - Он поднялся. - Идёмте, господин Лисовской. У нас мало времени.
Глава третья. Расследование
Марк поднялся по лестнице и остановился перед дверью. Было даже странно, что он ещё ни разу не входил в эту квартиру. Когда приезжал за Дашкой - ждал на улице, пока её оденут и выведут. Иногда ему казалось, что Ольга специально тянет время, чтобы он подольше торчал перед окнами, рядом со своей шикарной иномаркой. Но собираться до бесконечности она не могла, а встреча с девочкой полностью компенсировала Марку неудобства. Наверное, он теперь действительно стал "большим и толстым": привык отвечать на чужие заскоки терпеливым игнором.
Она распахнула двери, представ перед бывшим мужем с растрёпанными волосами и в махровом халате, тут же отвернулась, шагнув внутрь, словно предоставляя ему самому решать, входить или нет. Марк зашёл, прикрыв за собой створку. Квартира просматривалась насквозь, главы семейства не было. В углу просторной комнаты валялись жёлтые ящички мольбертов со сложенными алюминиевыми ножками. Марк прошёл к кухне, отгороженной от комнаты едва выступающей из стен и пола условной преградой. Ольга шла за ним следом. Он не видел это, а просто спиной чувствовал.
На кухонном столе в живописном беспорядке лежали яблочные огрызки, шкурки от апельсинов, луковая шелуха. В центре - вазочка с парой вялых фруктов. С края стола свисала банановая кожура. Марк машинально поддел её пальцем, и закинул на столешницу.
- Что ты! - Ольга моментально протиснулась мимо него и принялась пришлёпывать кожуру на то же место. - Это же натюрморт! Санечка вернётся - будет работать.
- Над чем? Над рекламой средства от тараканов?
- Ты всегда был бездушным чурбаном! - Она сменила тон на встревоженный. - Ты привёз деньги?
- Нет. - Марк повернулся к Ольге и осмотрел её с головы до ног, помятую и встрёпанную, запахивающую на груди полинявший халат. На пальце её блестело колечко.
- Почему не привёз? - удивилась она.
- Успею ещё. Они должны позвонить в пять? Красивое колечко. Платина?
- А, это... - Она неловко убрала руку, но наверное, решила, что прятать уже поздно, и снова взялась за край халата на груди. - Какая разница? Это Санечка подарил. Продал одну из своих картин, между прочим.
Теперь она смотрела вызывающе, но Марк только хмыкнул.
- Продал, говоришь? - Он отвернулся и пошёл дальше по квартире. - Продал... И что же это была за картина, а? Хочешь, скажу? - Голос его звучал размеренно, почти без эмоций. - Пришла ты к одному моему компаньону, и попросила у него сто тысяч. Расписала, какой я моральный урод, что не желаю платить за интернат для особо одарённых, в котором моя дочка Дашенька. Ты ведь всем говоришь, что она моя дочь, так? - Он остановился и через всю меблировку посмотрел на Ольгу. - Полгода денег не платил за родную дочку! Где это видано! М-да... В общем, деньги он дал, а ты пообещала, что поговоришь со мной, так сказать, поставишь перед фактом, что надо вернуть. Я ведь всегда возвращаю долги коллегам, потому что с ними нельзя обращаться так беспардонно, как с бывшей женой... Вот только ты не упомянула, что все счета приходят на моё имя, я их каждый месяц оплачиваю и даже квитанции сохраняю. - Он снизил тон, так что теперь Ольге приходилось прислушиваться. - Забавно, да? Потом вы с... Санечкой отправились в ювелирный магазин и он торжественно купил тебе платиновое колечко с бриллиантом. Всего-то тысяч за сорок-пятьдесят. Ещё осталось... от оплаты за интернат. Так всё было?! - Последнюю фразу Марк рявкнул - и Ольга подалась назад, хотя дотянуться до неё мужчина физически не мог. Да и не поднимал он на женщин руку. Никогда.
- Какая же ты сволочь! - Ольга пошла в наступление. - У тебя мозги, как у... как у неандертальца! Они же у тебя деньгами заплыли! Санечка - он гений! Он должен делать подарки! Иначе он будет ощущать себя неполноценным, понимаешь?! Он же художник! А ты!..
Марк только скривился и пошёл на второй круг. Говорить Ольге, что она что-то попутала с неандертальцами и деньгами, он не собирался...
...- Ты ж ему сказал "жучка" поставить, а не семейные сцены заводить, - заметил Виктор Чехов, сидя в небольшом автофургоне с глухими стенками и придерживая рукой наушник.
- Не любишь мелодраматических сериалов? - с усмешкой переспросил Сокольский. - Сиди и слушай.
- Лучше бы телефон на прослушку поставили, - проворчал Виктор.
- Ну извини, городского у них нет. А у нас нет времени, чтобы возиться с мобильниками. Интересно, где этот художник гуляет?
По всей видимости, этот вопрос пришёл в голову и Марку Лисовскому, потому что через небольшую паузу он спросил у Ольги:
- Где муж?
- Сейчас придёт, - недовольно ответила та и пошла к шифоньеру, переодеваться. Стесняться бывшего мужа она не собиралась. - Он вышел, подышать воздухом. Ты же понимаешь, как тянется это ожидание.
- А может, никакого похищения не было? - спросил вдруг Марк холодным тоном. - Может, вы это всё подстроили, а? Где Даша?
- Да ты!.. - Она чуть не задохнулась и, подбежав к нему, ударила кулаками в грудь. - Да как ты можешь! Ты... Ты чудовище!! Я видеть тебя не могу!!!
Марк поймал её за руки и подтолкнул обратно к шифоньеру.
- Одевайся. Может, ехать придётся.
Она действительно отошла, но теперь плакала, сердито и отчаянно срывая с вешалок нужные предметы своего небольшого гардероба...
...- Парни, кажется отец семейства возвращается, - сообщила Инга, сидя на водительском месте фургона.
Сокольский подался к ней.
- Точно, он.
К подъезду подошёл высокий, худой мужик с окладистой бородкой и красным, мясистым лицом. Оглядевшись, увидел машину Лисовского и шагнул к ней, но потом передумал и пошёл в подъезд.
Александр Валерьянович Громов был человеком гостеприимным и против бывшего мужа своей супруги ничего не имел. Поэтому едва войдя в квартиру, широко раскинув руки, ринулся к гостю.
- Марк! Ну как хорошо, что ты приехал! Марк! У нас такое несчастье! Не представляешь, старик, это просто ужас!
Марк увернулся от его объятий и отошёл на другую сторону комнаты, обойдя диван, стоявший прямо по середине.
- Да брось ты! Мы же не чужие люди, - высказал ему вдогонку художник, но следом не пошёл. - Я тут пивка взял, выпьешь? Ах, я же обещал позвонить Коляну насчёт выставки!
- Уже почти пять, - напомнила Ольга мужу.
- Да я быстро!..
...Из фургона была видна соседняя улочка, палисадник, скамейки.
- Наверное, наш художник звонит кому-то, - прокомментировал Виктор.
Сокольский, перебравшись на переднее сидение, осматривался по сторонам. Редкие прохожие, какой-то мужичок на лавочке у соседнего дома. Ничего особенного. Потом мужичок достал мобильник и поднёс его к уху.
- Колян! Вы меня сегодня не ждите, делайте всё сами, - сказал Санечка в квартире - и мужичок на лавочке что-то ответил, на что Громов тут же отозвался: - Да говорю же, всё будет отлично! Пока!
Мужичок со вздохом положил мобильник на колено и полез в карман...
- Пройдёмся, - предложил Сокольский Виктору. - Инга! Держи наушники и слушай.
Они выбрались из фургона и не спеша направились вдоль перпендикулярной улицы.
- Думаешь, это с ним художник говорил? - негромко спросил Виктор.
- Проверим. Закурить есть?
Виктор достал пачку сигарет. Сокольской взял одну, снова огляделся. Мужичок уже вынул из кармана бумажку, но тут же сунул обратно и сложил руки на коленях. Двое мужчин, бредущих в его сторону, его насторожили. Они вроде бы шагали мимо, но в последний момент вдруг развернулись и сели по обе стороны, плотно зажав его между собой.
- Привет, дядя, - поздоровался Чехов. - Как жизнь?
Сокольский бросил сигарету, сунул руку в карман и сквозь куртку ткнул мужичка пальцем в бок. Тот дёрнулся и замер в ужасе.
- У тебя там что, ствол? - просипел он.
- Догадайся с трёх раз, - предложил Сокольский, оскалившись.
- Бумагу давай, дядя, - подсказал Виктор, которого вся эта игра забавляла и доставляла удовольствие.
- К-какую бумагу? Нету у меня денег, мужики! Вы что?
- Бумагу, которую в кармане прячешь, - с улыбкой пояснил Виктор. - Давай, медленно и плавно. Ну?
- Да я тут ни при чём, ребята...
- Ну-ка, почитаем, - предложил Чехов, едва заветная бумажонка оказалась в его руках. - "Бери деньги, сучкá..." Или не так: "Бери деньги, сýчка, и иди..." Как интересно! Ну что, в полицию его? С таким-то письмецом на кармане?
Сокольский, не убирая пальца от бока мужичка, скривился.
- Да вы что, как-кая полиция? - Мужичок сдался окончательно. - Да это шутка, мужики! Да вы спросите Саньку из второго подъезда! Мы его благоверную попугать хотели, чтоб на водку дала!
- А девочка где? - негромко спросил Сокольский.
- Какая девочка?! Я ж говорю - шутка это!.. На поллитра...
Звонок в двери почему-то перепугал и Ольгу и её мужа-художника. Оба подскочили, но Марк остался спокоен, подошёл и открыл. Первым в помещение вошёл Виктор Чехов, загородив своей атлетической фигурой проход к кухне. За ним следом неприметно и невзрачно просочился Сокольский, в серенькой кепочке на русых волосах и в такой же серенькой спортивной курточке.
- Привет честной компании, - сказал он, прикрывая двери. - Госпожа Громова! Вам знаком почерк вашего мужа?
- Что вам здесь надо?! Кто вы такие?! - начал было возмущаться художник, почуяв, что дело плохо.
Ольга прочла записку и огромными, круглыми глазами уставилась на него.
- Санечка! Как?! - Она была шокирована. - Неужели это ты?!
Марк шагнул к ней и вырвал записку из её рук, а едва прочитал - лицо его побагровело и нос воинственно заострился. Повернувшись к хозяину квартиры, он сжал кулаки.
- Где Даша? - Это было похоже на рычание, а не на голос человека. - Где Даша, сволочь?!
Виктор пытался поймать шустрого бизнесмена в прыжке, но промахнулся и тот успел врезаться всем телом в художника, отбросив его на плиту. С грохотом полетели кастрюли, посыпались чашки с полки, чпокая об пол, стол накренился, натюрморт "Мечта тараканов" безвозвратно погиб. Сокольский и Чехов запоздало вцепились в бизнесмена. Этот невысокий, щуплый на вид человечек, вдруг оказался поразительно сильным и оттащить его удалось только после того, как Сокольский профессионально завернул ему обе руки за спину.
- Хватит! Прекрати! А тебе лучше самому всё сказать! - Последнее относилось к Громову.
Художник сполз с плиты и плюхнулся на табуретку, схватившись за голову.
- Говори уже! - потребовал Сокольский, передавая скрученные руки Марка Виктору. - А ты держи крепче, по-моему он ещё не скоро успокоится.
- Санечка! Что ты говоришь?! - Ольга наконец обрела дар речи, но подходить опасалась. Рычащий клубок мужских тел испугал её панически и она не смела приблизиться.
- Да говори же! - рявкнул Сокольский.
- Я с утреца в городе был, мимо шёл... - Художник наконец убрал руки от лица и начал рассказывать. - Погода хорошая, солнышко светит. Смотрю, а там через решётку видно, как детишки гуляют. Ну, я и покликал Дашку. Она подбегает, говорит: "Папочка, хочешь покажу, как я через прутики вылезаю?" Она же худенькая, раз - и на улице. А эти... воспидрилы!.. не видят ничего. Ну, я и думаю: дай их накажу. Пойдём, говорю, Дашка, прогуляемся, а потом я тебя обратно с главного входа заведу.
- Дальше, - скомандовал Сокольский, чувствуя, что художник готов взять паузу.
- Ну, дальше... Дальше встретил знакомого, решили пивка выпить. Посадил Дашку в скверике около дома, она же умница, на дорогу не побежит и народу мало...
- И что потом?
- Ну, потом возвращаюсь - а её нет! Нету Дашеньки! Я туда, сюда, спрашиваю - никто не видел! Я искал! - Рассказывая, художник теперь заламывал руки и слёзы текли по его лицу. Зато Марк успокоился, и Виктор рискнул отпустить его руки. - Я искал! Всю округу оббегал! Нету Дашки! Нету! Ну, я и... испугался, в общем.
- А потом решил денег срубить, да?! - угрожающе выкрикнул Марк.
Художник глянул на него со страхом, но Лисовской и шагу в его сторону не сделал. Только смотрел, ненавидящими, налитыми кровью глазами. Ольга тоже молчала, словно на неё ступор напал.
