Небо цвета синяка трёхдневной свежести то ли было в депрессии, то ли в запое - таким помятым и мерзким оно выглядело. И ладно бы просто выглядело - оно считало своим долгом изливать все свои неурядицы на головы тех несчастных, которым не повезло под ним родиться или прилететь в эту глушь.
Вопреки этому, старик улыбался. Изуродованное одноглазое лицо складывало мозаику морщин в жутковатую гримасу, по какому-то недоразумению названную улыбкой.
Старик шептал эту мантру уже многие годы. Казалось, струи дождя за грязными окнами комнатушки вторят ему, постепенно убаюкивая Йошиту тихим шелестом капель.
- Ты чего там бормочешь, старик?! - рявкнул Мацумото, и отец от неожиданности едва не подпрыгнул.
- Ничего, сынок, - поспешно ответил Йошита. - Просто говорю, как сильно я тебя люблю, сынок.
"Старый дурень совсем с ума сошел", - подумал Мацумото, вглядываясь в лицо старика так пристально, словно видел его впервые в жизни. Отвратительный шрам, обезобразивший левую половину лица, протянулся через всю щёку, захватив губы пожилого человека, обнажив вставные зубы Йошиты, отчего складывалось впечатление, что старик постоянно ухмыляется.
"Он и вправду сумасшедший. Наверное, это обстоятельство стоит где-нибудь зарегистрировать... Господи, какой сейчас год-то? Совсем забегался из-за этой проклятой погони за парой лишних кредиток. Хотя кредитки лишними никогда не бывают", - Мацумото невесело усмехнулся своим мыслям. - "Из одного конца этой вшивой планетки в другой. Только для того, чтобы не подохнуть с голоду. И чтобы старый пень не склеил ласты". Нет, если бы дурень отправился к праотцам, Мацумото это нисколько бы не расстроило - скорее даже наоборот. Но тогда за собственную жизнь контрабандист не дал бы и полкредита... Что-то у него с головой в последнее время не лады... Не стоит так налегать на синтетику... Понял в каком веке живёшь - уже счастье. Вроде двадцать шестая сотня за окном... Год?.. 2548, кажется... Месяц?.. Осень... Точно осень! Но не начало - дождь вон как льёт! Число-то какое? Да какая разница!
Мыслительный процесс почти непосильным трудом залег в сузившихся зрачках торговца, распластался бледностью по небритому злому лицу.
Время-то сколько? Он решил посмотреть на отца сквозь призму времени - казалось месяцы, годы и десятилетия вообще невластны над стариком. Складывалось впечатление, что времени было жаль затрачивать усилия на ничтожную развалину, существование которой протекает чередой одинаково унылых дней. Четыре стены - аквариум для несчастного, наполненный вакуумом, где старик и плавает, словно мусор в невесомости.
Мацумото посмотрел на часы, чуть оттянув рукав безвкусно выкрашенной рубахи из синтетического материала. Криво усмехнулся: вот она, его жизнь - безвкусная, безрадостная... синтетическая. Пол-восьмого по местному.
Иногда одиночество можно есть ложками и пить чашками, всасывать в себя через трубочку и вдыхать всей полнотой легких. Оно попадает в тебя и медленно поедает. Оно можеть откусывать большие куски плоти, но делает это по чуть-чуть и не спеша. Оно не может обволакивать, ибо оно внутри. Оно не может поглощать, ибо ты его поглощаешь. Оно не выходит естественным путем, оно внутри может только умереть, поэтому оно приходит, но никогда не уходит.
Одиночество, это когда ты лежишь на кафеле в ванной, тебе плохо и холодно, но ты знаешь что это пройдет, это уже было. А если не пройдет, то тебя еще долго не найдут, лучше уж тогда пусть никогда не находят.
Если ты можешь разговаривать с предметами, то оно уже в тебе. Если тебе приходит смс, и ты знаешь, что это информация от оператора, то оно в тебе. Оно в тебе, если стоя в толпе ты мысленно в другом месте. Это надолго.
Каждый выход в Сеть Адель мог сравнить с прогулкой по летнему лесу, после нескольких лет заточения в самой отвратительной из тюрем. Здесь каждый был вправе показать свое истинное лицо, при этом, совершенно не сдерживаясь в проявлении тех или иных черт своего характера. Острые углы ни в коем случае не сглаживались, а наоборот обострялись еще больше, приобретая непостижимую в реальном мире яркость - чёрное в Сети было гораздо чернее, белое, соответственно, белее, мерзость была пакостнее, а добро - добрее...
Благодаря этому, наиболее консервативные элементы общества вообще напрочь отказались от Глобальной Сети, некоторая часть активистов организовала сообщества как за, так и против этого феномена техногенной цивилизации, а совсем малая часть населения планеты - те самые существа с тонкой духовной организацией, чувствующие каждую эмоцию на кончиках пальцев - благодаря Сетке сейчас радостно гадила под себя и пускала слюни. Что ж, не у всех психика способна выдержать подобные перегрузки.