Шум поезда нарушил зеленую тишину леса. Нечто почти прозрачное - блики солнца и трепет весенних листьев скрывали его очертания - медленно, как будто через силу, двинулось к полотну железной дороги.
С каждым прошедшим годом силы его убывали, люди с их неуемной жаждой преобразований оставляли все меньше места жизни - живой природе. Здесь в глубине небольшого островка нетронутого леса чистый родник живительной земной энергии поддерживал жизнь существа последние столетия. Но и этот источник силы постепенно истощался. Существо уже не могло, как раньше, уходить далеко от этого заветного места - поиски становились все труднее и безнадежнее. Все больше времени проводило оно в тихом полудремотном ожидании, стараясь сберечь те остатки энергии, которые позволяли ему, в ставшей уже почти безумной надежде, существовать и искать. Весна, весенние соки земли (существо чувствовало, как прибыли его силы) пробуждала его от тихого, почти окончательного оцепенения. В последние годы оно сообразило, как можно использовать поезда - это жуткое изобретение человека - для своих целей. Среди человеческих особей, передвигающихся мимо него в тесноте и шуме проходящих составов, существо пыталось обнаружить, найти ту единственную живую душу, того, ради встречи с которым оно существовало все это долгое - долгое время.
Сколько поездов, сколько человеческих особей промелькнули, прошли через его вопрошающую, жаждущую душу? Но даже на отчаяние у него не было права - существо не могло себе позволить тратить на это энергию. Вот и сейчас, движимое скорее чувством долга, чем надеждой, оно приближалось, в пределах безопасности (насколько это было возможно) к проносившемуся составу. Но, что это?.. Сознание одной особи, особи женского пола - открыто! И не просто открыто - настроено на одну волну с его сознанием! Ее мягкая податливость, ее молчаливое, возможно неосознанное, согласие на контакт!.. О! Не напрасно оно так долго ждало! В считанные мгновения - поезд уносил особь слишком быстро! -необходимо так много рассказать, столько важного разъяснить... Радужный, наполненный любовью, надеждой, верой, невидимый глазу мост соединил две души...
- Как ты себя чувствуешь? С тобой все в порядке?- Озабоченный голос подруги-попутчицы вернул меня...откуда?
- Да, все нормально. А что случилось? Почему ты спрашиваешь?-
- Ты как-то странно как будто задремала. Уверена, что ничего не произошло??
- Нет, нет, устала, наверное, немного. Чего только не привидится, когда едешь по таким пустынным местам.
- Это должно быть довольно интересно. Расскажи...
- Да, конечно. Но, давай, не сейчас. Как-то все сумбурно. Я постараюсь как-нибудь все хорошенько припомнить.
Не знаю почему, но мне совсем не хотелось пересказывать этот странный разговор, непонятно с кем и где происходивший. Не было никого и ничего - только голос, не могу даже определить кому он принадлежал - мужчине, женщине -звучал внутри меня. На каком языке? Странно, но я понимала все:
- Мы рады, что ты вернулась на свою землю. Ты наша принцесса и, конечно, выполнишь все предназначенное - исполнишь свой долг...
- Постойте, постойте, я вовсе не принцесса. Я не из знатного рода, это ошибка...
- Нет, нет, ты должна найти эту книгу (не уверена, что говорилось о книге - это
самое близкое по значению к тому, что я знаю). Прочти ее и ты узнаешь, поймешь...
- Но я не умею это читать. Я не способна к языкам...
- Твоя подруга поможет..., она сумеет...
- Теплое щемящее чувство пропало. Осталось удивление опустошенности...
Зачем меня вернули?... Но, с другой стороны, чего только человек не надумает. Что за ерунда. Смешно пересказывать. Надо побыстрее выбросить это из головы.
Поезд вырвался из молчаливых объятий леса и деловито заспешил к шуму и суетности человеческого жилья. - Да, просто забыть.
Эпизод 1-й
Наара прижалась спиной к стволу дерева, плотно обхватила его заведенными назад руками. Было время цветения вербы. Матово-белые пушистые шарики, нанизанные на по-весеннему безлистные ветки напоминали Нааре бусы Матушки и... Но сейчас она должна была думать только о том, как по лучше разведать дорогу.
Ведун сказал, что не совсем ладно в той части леса и просил Наару поостеречься. Девушка не двигалась. Ее обветренное лицо, одежда цвета коры, отросшие за зиму, но уже успевшие выгореть волосы - трудно было заметить ее среди просыпающегося к жизни леса. То, что Наара собиралась сделать, было не так уж просто, а, главное, опасно делать самой без поддержки партнера. Если бы она могла воспользоваться помощью белки... Но после того, как в начале этой суровой голодной зимы, она забрала из дупла Пушистого хвостика все ее припасы, чувство вины за содеянное не покидало девушку. Она боялась, что белка не смогла пережить зиму, но, даже если все обошлось, беличий народ сердится на нее, и она не может их ни о чем просить.
Большая красивая сорока - белые бока, длинный хвост, иссиня-черное перо, опустилась на ветку у самого лица девушки. Наара не любила заниматься с птицами - она плохо понимала их, ей трудно было приспособиться к особому птичьему зрению, к отрывистому, сумбурному мышлению. - Сорока не очень умная, шумная птица, - раздумывала Наара,- но я справлюсь. Девушка еще плотнее прижалась к дереву. Пока она будет осматривать окрестности, тело ее останется здесь совсем беззащитным. Она должна заставить себя простоять неподвижно то время, что понадобится ей для разведки, а потом достаточно быстро вернуться обратно. Наара закрыла глаза, глубоко вздохнула. Какое-то мгновение она ощущала пульсацию весенних соков в мощном стволе дерева и вот... Сорока только удивленно повертела ставшей какой-то чудной головой... Сорока и вправду была не из самых умных птиц, и только усилием воли Нааре удалось заставить ее подняться в воздух и полететь в нужном направлении. В первые мгновения полета все вертелось, дробилось в глазах Наары-сороки. Совсем чужие цвета, другое понимание очертаний и расстояний. Но Наара была знакома с этими особенностями зрения птиц и подгоняя, торопя сороку, сумела осмотреть интересовавший ее участок леса. Все было спокойно. Теперь быстрее, быстрее назад. Девушка оставила сороку (та только возмущенно затрещала, не понимая, что же такое с ней происходит), и облегченно разжала чуть затекшие руки. Не отрываясь от дерева, она осторожно постепенно открыла глаза. Прошло какое то время, пока к ней вернулось обычное зрение и предметы приобрели привычные очертания и окраску.
Солнце перешло на закатную сторону неба. Как бы Наара ни спешила, ей не удастся сегодня дойти до селения, да и неожиданно много сил ушло на полет с сорокой - она никогда так не уставала, путешествуя с белками. Зато теперь она знает, что в лесу спокойно, и может сегодня отдохнуть. Девушка развязала котомку - Ведун отдал ей почти все оставшиеся припасы - их было так немного. Она была голодна, но позволила себе лишь кусочек лепешки, да выбрала несколько маленьких корешков. Ей хотелось принести Матушке и Репке как можно больше еды - они пережили тяжелую, голодную зиму. Думая о родных, представляя скорую встречу, Наара незаметно уснула.
Утро разбудило ее щебетом птиц, мягким солнечным светом, шорохами, движением лесных обитателей. Наара спустилась с дерева - в развилке его мощного ствола нашла она себе пристанище на ночь, поудобнее пристроила котомку с припасами и маленький мешочек с личными вещами и легким, размеренным, привычным к длительной ходьбе шагом заспешила домой. Нааре казалось, что день тянется без конца, и она все идет и едет, и под вечер, гонимая нетерпением увидеть родных, она почти бежала, не боясь заблудиться в знакомом с детства лесу.
Наара знала, что кроме Матушки и Репки в селении не осталось ни одного человека, но, все равно, очень уж тихо, тревожно-спокойно было в лесу. И незаметно для себя она замедлила бег и в вечерних сумерках осторожно и тихо вошла в селение.
Брошенные прошлым летом дома - молчаливо-печальные, темные - не надолго привлекли ее внимание. Не от них исходило ощущение беды и томящее чувство утраты. Наара спешила на окраину их большого селения, туда, к скромному домику, где жили они последние годы. Чем ближе, тем тревожнее становилось у нее на душе. В полной тишине (только гулкие удары ее сердца, казалось Нааре, звучали как удары колокола) осторожно приблизилась она к своему дому. Ни огонька, ни шороха. Дом так же пуст и тих, как и остальные дома в селении. Глубоко вдохнув, Наара решительно вошла в проем распахнутой настежь двери. Дом был оставлен.
Медленно, стараясь ничего не задеть в темноте, она подошла к очагу. Зола была холодной. Дом покинули задолго до ее возвращения. Она могла отложить поиски до наступления утра, до света. Очень уж не хотелось возиться с огнем и привлекать к себе чье-либо внимание. С теми же предосторожностями, что и вошла, Наара покинула дом и устроилась у подветренной, сложенной из больших бревен, стены дома. Отсюда, если бы было светло, она смогла бы увидеть широкую, покрытую веселыми весенними травами долину, вдали ее закрывала, замыкала вековая дубрава, а дальше, дальше, там, куда она не смогла бы долететь человеческим взглядом, была холодная, неприветливая Большая вода. Все это она увидит завтра. А пока ей оставалось только ждать. Ждать, сохраняя ясность ума и стараясь не думать о том неизвестном, а потому еще более страшном, что закрадывалось к ней в душу, что ледяной рукой сжимало ее трепещущее сердце.
Спать Наара не могла. Как она ни старалась, она не могла не думать о судьбе своих родных. Ах, если бы отец был с ними, если бы он не ушел... В который раз возвращалась она к событиям своей жизни. Неприятности начались в тот год - пять лет назад, когда родилась Репка, когда ушел отец. Но и до того злосчастного дня жизнь их семьи не была такой уж простой и спокойной.
Отец - такой статный, сильный, красивый (любая девушка селения была бы счастлива разделить с ним ложе, стать в будущем его Леди - ведь в том, что ему предстояло со временем стать Лордом селения, никто не сомневался) не взял в жены ни одну из них! Его жена - мать Наары и Репки - была пришлой! И добро бы он привел ее из одного из соседних родственно-дружеских селений, нет, она была пришлой в полном смысле этого слова! - тонкая, смуглая с огромными синими глазами, волосами цвета опавших листьев, она была из народа жившего далеко, там, за вересковыми пустошами.
Как, когда и где встретились они с отцом, как отпустили ее родные в чужое, далекое селение, никто этого не знал, да и не хотел знать. Достаточно было того, что отец привел ее в селение, объявил своей женой, оскорбив многих знатных односельчан, разбив еще больше девичьих сердец!! Никто ничего не мог сказать ему, никто не мог ничего запретить.
Его отец - Лорд селения - погиб за несколько лет до этого, и пока он не женился, обязанности Лорда исполнял его дядя - брат погибшего отца. Если бы отец женился на девушке селения, вся власть - власть Лорда, перешла бы к нему в тот же день, без всяких условий, но теперь, когда он привел неизвестную женщину, его жена должна была родить младенца мужского пола и только тогда закон позволял провозгласить его Лордом. И вот в положенный срок вместо горячо ожидаемого мальчика родилась она - Наара. Если раньше жители, а особенно жительницы селения, опасались открыто проявлять свою неприязнь к Матушке Наары, опасаясь, что та в скором времени может стать Леди - женой Лорда селения, то теперь никто не старался скрыть свои истинные чувства.
Все попытки Матушки подружиться с кем-нибудь из местных женщин наталкивались на открытое и злобное или облеченное в пристойную форму нежелание иметь с ней дело. Никто не мог оскорбить отца - он был сильным, мужественным воином, нужным селению, но Матушка и Наара сполна ощутили, что значит быть пришлыми. И хотя Наара родилась здесь, в селении, неприязнь к ее матушке перенесли и на нее. Матери не разрешали детям играть с Наарой, рассказывали им о ней, наверное, всякие странные вещи. Не раз Наара возвращалась домой в слезах от горьких, обидных слов, которые кричали ей дети. Матушка запрещала Нааре рассказывать отцу о ее обидах, да и сама никогда ни на что не жаловалась - она не хотела огорчать горячо любимого мужа.
Единственным другом Матушки и Наары стал Ведун селения. Только он один спокойно и доброжелательно принял молодую женщину. Только в его удаленном от селения доме могла она найти поддержку и дружеское слово. Сюда же, в дом Ведуна, привела Матушка только начинающую ходить Наару. И этот суровый, так много знающий человек, которого побаивались даже знатные лорды, стал ее лучшим другом, а потом и другом Репки...
Так они и жили со своими огорчениями и радостями, и, наверное, жили бы так и дальше, если бы не родилась Репка. Целых пять лет после рождения Наары у отца с Матушкой не было детей. И какова же была их радость, их надежда, когда Матушка поняла, что ждет ребенка! Но не только они, их маленькая семья, ждали новорожденного. Всему селению, всем от мала до велика было интересно и важно знать, ребенок какого пола появится на свет. И вот родилась Репка! Как Наара ненавидела свою маленькую хрупкую сестричку! Ведь из-за нее случилось то, что случилось! У отца опять родилась девочка. Но закон оставил ему несколько возможностей стать Лордом, если, конечно, он этого хотел. А отец хотел быть Лордом. Его отец и отец его отца носили это звание. С самого детства он знал, что когда-нибудь и его назовут Лордом! Он был уверен, что должен получить то, на что у него есть все права. Он должен быть Лордом!
Закон предлагал ему несколько путей: - Он мог взять в жены девушку селения. Первую жену с детьми можно было отправить в ее родное селение или оставить в доме - прислуживать новой жене. Отец с негодованием отверг эту возможность - больше собственной жизни любил он свою жену. Можно было подождать еще несколько лет - закон давал еще некоторое время до рождения следующего ребенка. Но это был риск, кто мог поручиться, что в ближайшие несколько лет у них родится мальчик? Нет, отец не хотел больше ждать. Оставался еще один способ доказать свое мужество и добыть звание Лорда: надо было сразиться с диким вепрем! - сразиться один на один! Это было смертельно опасно даже тогда, когда на охоту выходила группа хорошо вооруженных мужчин, а в одиночку... Сколько ни уговаривала его Матушка, отец был тверд в своем решении, уверен в своих силах. Он уходил за победой и даже не стал прощаться ни с кем из них, только приветливо помахал рукой, да улыбнулся своей прекрасной доброй улыбкой. Таким, в лучах восходящего солнца, и запомнила его Наара на всю жизнь.
Отец не вернулся. Матушка не могла даже оплакать его - ведь никто, никто не знал, что с ним стало. Если до сих пор Матушку и ее девочек не очень любили в селении, то теперь, когда отец ушел, их просто возненавидели. Ведь из-за них селение потеряло одного из лучших - лучшего своего воина! Тогда-то, в тот первый, страшный год перебрались они из своего большого красивого дома в этот домик на краю поселка - подальше от недоброжелательства и злобы.
Прошел год. Лорд селения решил выстроить новый дом для своего повзрослевшего сына - было ясно, что теперь он будет следующим Лордом. Мужчины селения отправились в далекую дубраву, выбрать подходящие деревья для постройки. Там-то в чаще и нашли они отца, поняли почему он не вернулся, убедились, что он не бежал, покрытый позором, бросив на произвол судьбы семью, селение. Они нашли мужественного воина, поглощенного схваткой с огромным страшным вепрем. Все силы, все стремления своей души вложил отец в последний, завершающий удар. И в это же мгновение подлая стрела неизвестного врага пронзила его сердце! Нет, он не хотел ему помочь, он не целился в вепря! Нет, он стрелял в спину! - человеку, не догадывающемуся о его присутствии! Неизвестный даже не удосужился забрать свою стрелу. Так и нашли отца - торжествующего победителя, подло убитого выстрелом в спину! Никаких следов, кроме стрелы, не осталось от неизвестного убийцы. Стрела была странная. Никто из жителей близлежащих селений не пользовался таким деревом. Ни у кого не было таких наконечников такой раскраски.
Больше всего она была похожа на вооружение тех воинственных пришельцев из-за большой воды. Отца похоронили там же - в глубокой могиле, вырытой между мощными корнями дуба-великана. Домой принесли только ту злую стрелу да белую матовую бусину, которую срезали с одежды отца. С этой бусиной он пришел оттуда, из далеких родных краев Матушки. Только по этой бусине и сумели определить, что этот отважный боец именно отец, так время, звери и птицы обезобразили тела. Теперь Матушка могла и должна была устроить заупокойную тризну - оказать последние почести герою-воину.
Все селение ожидало и готово было поддержать ее, и посочувствовать ей. Но вопреки всем законам и всем ожиданиям она не стала ничего делать. Более того, никто не видел ее плачущей, никто не слышал, чтобы она в громких стенаниях и причитаниях прощалась со своим супругом. Она спокойно приняла стрелу и бусину, достойно поблагодарила. Если бы сейчас она захотела вернуться в селение, была бы приветлива, исполняла законы, что ж, ее бы приняли (ведь какую-никакую вину за гибель отца чувствовали все), но нет, она не только не сделала этого небольшого, с их точки зрения, первого шага, напротив, она совсем перестала общаться с жителями селения и почти совсем не выходила из их одинокого домика.
Только Ведун навещал их в эти первые самые трудные годы после смерти отца.
Когда пришло время Нааре менять ее детское имя, это он по просьбе Матушки назвал ее взрослым настоящим именем.. Это было имя из матушкиных селений, оттуда - из-за великих пустошей. И матушка сказала, что отец был согласен дать своей первой дочери это имя. Теперь не только то, как она выглядела, но и ее имя вызывали бесконечные насмешки детей селения. Наара очень страдала от такого незаслуженного обидного отношения. Тем дороже, тем ценнее была ей преданная, бескорыстная любовь и дружба ее маленькой сестрички - Репки. Давно, очень давно исчезли ненависть и неприязнь. Ведь как это милое, радостное создание могло быть виновно в гибели отца!!? Матушка много разговаривала об этом с Наарой, и Ведун во время своих нечастых посещений всегда находил нужные слова разъяснения и поддержки. И к своей радости и облегчению Наара "простила" сестричку!
Сколько же веселых и грустных часов провели они вместе! Какие только проказы и игры не придумывала эта веселая маленькая хохотушка - Репка! Это ей первой пришло в голову полетать с мотыльками. Очень уж ей нравились эти яркие красивые создания! Потом уже они научились дружить с небольшими зверьками и птичками, и, движимые детским любопытством, путешествовали в их маленьких хрупких тельцах. Матушка не очень любила, когда ее девочки так проводили время, она боялась, что кому-то из них не удастся вовремя вернуться. Ведун же очень сердился, он говорил, что опасно пользоваться телами существ, живущих гораздо меньше, чем люди: чем чаще ты бываешь в их телах, тем короче становится твоя собственная жизнь. Девочки страшно испугались поначалу, так грозно и уверенно говорил Ведун, но постепенно, когда первый страх прошел, они время от времени предпринимали маленькие веселые "вылазки", но теперь уже в тайне от взрослых.
Все реже и реже Ведун приходил в селение (его отношения с Лордом, и до того не совсем дружеские, становились все хуже и хуже) и все реже посещал их маленький домик. Теперь уже девочки сами отправлялись в его лесное жилище. Хотя на дорогу уходило у них иногда больше двух дней, Матушка не боялась отпускать их одних. Светлые березовые рощи, буковые доброжелательные перелески, все дышало покоем и приветом. В этой части леса не было больших страшных зверей, а с маленьким народцем леса девочки дружили.
Ведун с радостью встречал девочек. Всегда находилось у него время, теплое слово, вкусная еда, интересные и важные занятия. Постепенно, сами не замечая этого, сестрички учились многому и многому, тому, что казалось им естественным и простым, и о чем другие дети селения если и узнавали, то в искаженных, пугающих неокрепшие души рассказах. Репка, конечно, была еще мала и в лесном убежище Ведуна искала и находила для себя интересные игры и развлечения. Наара сердилась: "Почему не учится, как надо?" Но Ведун успокаивал ее: "Не торопись, ее время еще не пришло". Наара верила Ведуну - он был их единственным другом и защитником.
И правда, с каждым годом Репка все больше времени отдавала учебе, все меньше интересовали ее игры и развлечения.
- Скоро, скоро, - думала Наара, - поменяют ее детское имя на настоящее - взрослое. Интересно, какое имя ей дадут? Успел ли отец выбрать имя для своей второй дочери, или в этот раз Матушке придется одной взять на себя ответственность и вложить в имя дочери ее будущую судьбу и удачу? Еще немного терпения, и следующим летом, возможно, Репка получит свое взрослое красивое имя.
В селении их по-прежнему не любили, но как-то привыкли, смирились с их присутствием. И мальчишки даже реже стали задевать и дразнить Наару. Она не очень задумывалась почему, только с радостью рассказывала Матушке, что теперь ей уже не так неприятно появляться в селении. Матушка ничего не отвечала, она была на удивление молчаливой женщиной, но в душе, видимо, переживала, видя какой необычно красивой становится ее старшая девочка, и ожидая от этого только горе и неприятности в будущем. Может быть, поэтому она не разрешала Нааре носить одежду взрослых девочек, вплетать в волосы цветы и мастерить разные простые украшения из трав и молодых веточек. И Наара, с завистью провожая глазами нарядных сверстниц, в свои почти пятнадцать лет, продолжала одеваться так же, как маленькая Репка.
Так прошло десять лет с того дня, когда она в последний раз видела отца. И тут произошло то, чего так боялся Ведун, то, из-за чего он окончательно рассорился с Лордом селения. В бору, там, где когда-то бесчестная стрела унесла жизнь отца Наары и Репки, появились пришлые люди. Птичий переполох и необычное поведение зверюшек известили жителей селения об их присутствии. Поначалу никто не знал, сколько их, кто они, откуда пришли. Но вскоре посланные в разведку воины вернулись с неутешительными вестями. Чужаки пришли из-за большой воды, отряд их был немногочисленным, но состоял только из молодых воинов - бойцов - разведчиков. Но самое главное - у них были те же стрелы - стрелы убийцы.
Ведун настаивал на необходимости напасть на пока еще немногочисленный отряд пришельцев и уничтожить всех воинов - разведчиков. Он говорил о неизбежной угрозе, о том, что вслед за передовым отрядом последуют другие, что пришлые воины приведут своих жен и детей, что им понадобится много места для устройства жизни. Он учил, что за то время, пока чужаки соберут и пошлют новый отряд разведчиков, если они на это вообще решатся, необходимо укрепить селение, пополнить запасы, договориться с Лордами других селений о помощи.
Лорд отверг все предложения Ведуна. Он был уверен, что небольшой отряд, хотя и хорошо вооруженных воинов, не представляет никакой опасности для большого селения с храбрыми, умелыми защитниками. Единственное - он приказал усилить ночную охрану селения и установить дневное наблюдение. Понадобилось не так уж много времени, чтобы убедиться, что Ведун был прав, и насколько он был прав!
Отряд пришельцев увеличивался с устрашающей быстротой. Почти каждый день хорошо вооруженные крепкие воины приходили от большой воды. Разведчики селения проследили весь их путь до больших крепких лодок на берегу холодной воды, видели хорошо обустроенный, готовый к обороне лагерь, видели, как новые лодки с припасами и вооружением пристают к берегу. В дубраве, под самым носом Лорда, валили вековые деревья, высокий, мощный, частокол строился вокруг разросшегося лагеря.
Момент, когда Лорд мог изменить ситуацию, был безнадежно упущен. Необходимость найти выход заставила его согласиться на свадьбу сына с дочерью Лорда соседнего дружеского селения. Во время переговоров о свадьбе возникла мысль о возможности объединения двух селений. Лорд не был воинственным человеком, для него было бы большим облегчением знать, что его люди находятся в безопасности. И, хотя и с тяжелым сердцем, он согласился на переселение в более укрепленное селение. Никто из жителей не одобрял это решение Лорда, но если он сам и преданная ему дружина покидают селение, что им оставалось делать!? И заботясь о сохранении своих жизней, жизней детей и жен, все селение в течение лета перебралось за крепкий, надежный забор нового места.
Только Матушка с девочками не двинулись с места. Их особо никто и не спрашивал, не приглашал. Для них не нашлось места в новой жизни селения, их с радостью забыли. Но остались не только они. Ведун не покинул лесной обители. Как он потом объяснил Матушке и девочкам, нечего было ему делать в чужом лесу, рядом с чужим Лордом, не хотел он вступать в споры-разборы с Ведуном того селения.
Матушка с благодарностью отклонила предложение Ведуна провести зиму вместе в его лесном доме, пообещав, что в случае необходимости она отправит к нему Наару. И вот Ведун ушел, и маленькая семья осталась совсем одна. Но не было у них времени на страхи и отчаяние. Надо было как можно лучше подготовиться к грядущей холодной зиме. А что зима будет суровая, говорили и необычный урожай грибов и ягод, и то, как деревья сбрасывали листву, и то, как лесные обитатели готовили свои запасы на зиму. Матушка и девочки трудились не покладая рук, но все равно в начале зимы Наара, опасаясь, что им может не хватить их скудных запасов, разорила дупло пушистой белочки. Матушка очень рассердилась и, если бы было возможно, Нааре пришлось бы вернуть припасы. Но Пушистый хвостик уже покинула свое дупло, да и вряд ли прикоснулась бы она к тому, что побывало в людских руках.
Зима начиналась плохо, очень плохо. Первые зимние месяцы прошли довольно обычно. Девочки много рукодельничали, слушали рассказы Матушки о ее земле. Но однажды вечером, неожиданно для Наары и Репки, Матушка (сама она об этом, конечно, думала давно) сказала, что с их запасами им втроем не встретить весну, и Нааре придется воспользоваться приглашением Ведуна. Втроем они не могут к нему отправиться, а для себя и Наары у него хватит припасов до весны. Им же здесь, с Репкой вполне хватит их запасов. Можно не опасаться, они не будут голодать до самой весны.
Идти надо было в ближайшие дни, пока солнце не повернуло на лето, пока не наступили сильные морозы, ведь Нааре предстояло провести ночь в дороге под открытым небом. И вот в ясное зимнее утро Наара отправилась к Ведуну. Снег был глубокий , рыхлый, иногда ей приходилось брести, утопая почти по колено в снегу. Но она довольно быстро научилась выбирать наиболее легкие для себя участки дороги. И так, стараясь двигаться как можно быстрее, дошла к вечеру первого дня до того большого дерева в раскидистых ветвях, у которого они привыкли проводить ночь по дороге к лесному дому Ведуна.
В первый раз Наара шла одна, а, главное, шла зимой. Они с Матушкой боялись, что она замерзнет, если устроится на ночь в привычной развилке дерева, да и сможет ли она туда забраться зимой? И поэтому решили , что Наара разведет небольшой огонь и проведет около него ночь. И потому она отправилась дальше, стараясь пройти как можно больше, пока полная луна - яркая, сияющая Леди зимней ночи - освещает ей путь. Когда сонные тяжелые тучи заняли своими грузными телами все ночное небо, и даже малюсенькая звездочка не смогла проколоть лучиком их вязкую темноту, Наара остановилась. Маленькой лопаткой расчистила от снега небольшую площадку у ствола дерева, набрала побольше тонких ломких веточек, особенно радуясь веточкам с шишками - ведь шишки долго и тепло горят, достала из-за пазухи немного сухого мха - его она берегла всю дорогу, даже больше, чем те немногие сухарики и корешки, которые дала ей в дорогу Матушка. Почти сразу удалось ей развести маленький огонь. И так, осмотрительно подкладывая в свой костерок по одной небольшой веточке и стараясь не заснуть, провела Наара ночь. И все-таки под утро она задремала.
Разбудило ее сердитое щелканье снегиря - выставив вперед алую как зимняя заря грудку, он собирался попробовать "на клюв" непонятного пришельца. Наара привела в порядок кострище, постаралась как можно лучше уничтожить следы своей ночевки и, не дожидаясь, пока солнце поднимется над верхушками деревьев, отправилась дальше. Долго еще ее сопровождал шум возбужденных птичьих голосов. - Ведун наверняка узнает, что у него гости гораздо раньше, чем я приду, - улыбнулась Наара.
Ведун и вправду ждал гостей и обрадовался, что гостем оказалась Наара. Он одобрил решение Матушки, похвалил Наару за то, как умело и отважно шла она по зимнему лесу и особенно за ее одинокую ночевку. И они зажили вместе, деля время между учебой и занятиями по дому. Иногда Ведун исчезал на несколько дней и тогда Наара сама вела небольшое, простое хозяйство, иногда он брал ее с собой проверить силки, положить кусок соли для рогатых обитателей леса.
Наара помнила, но совсем не тревожилась о Матушке и Репке. Она была уверена, что ничего плохого не может случится с ними в ее отсутствие, да ещё Ведун - она безгранично верила в его силы - он бы, конечно, почувствовал, если что-то не так. Наступила весна и, гонимая любовью, тоской разлуки, Наара заторопилась домой. Ведун не задерживал ее, помог собраться. И вот она здесь. Коротает ночь под стеной пустого дома и не знает, что делать, о чем думать. Завтра ее ждет тяжелый день.
Она обязана отдохнуть, восстановить силы. Наара устроилась поудобнее, сомкнула веки. Одно, два усилия, как учил Ведун, и вот она глубоко и спокойно дышит. Целительный сон разжал кулачки рук, разгладил морщинку на лбу, окрасил нежным румянцем щеки. Наара привыкла просыпаться с восходом солнца. Вот и сегодня, не успел первый солнечный луч расцветить росу, обильно покрывшую буйно разросшуюся траву, она вскочила на ноги. Что-то снилось ей, такое теплое, хорошее - Матушка, Репка?? Жаль, что у нее нет времени спокойно, как это положено, вспомнить все, что привиделось, а, если это и очень важно, вернуться обратно в недра самого сна. Но, прежде всего, она должна разобраться, что здесь произошло, понять, что случилось с ее родными.Наара медленно, аккуратно ступая, подошла к распахнутой двери. Теперь при свете дня она увидела многое - то, что, без всякого сомнения, ускользнуло бы от нее при всяком другом освещении.
В самом доме ничто не указывало на то, что жильцы оставили его добровольно, собрав и уложив нужные в дороге вещи. Напротив, все - и сдвинутые с мест лежанки, и разбросанные скромные вещи, вместе с многочисленными следами больших ног у порога, говорило, кричало о том, что обитателей дома застали врасплох и увели силой.
Наара не раздумывала ни мгновения. Из мешка с припасами она переложила немного еды в котомку с личными вещами. Сам мешок прикрепила повыше среди листвы ближайшего дерева. И внимательно вглядываясь в землю, траву, бросая время от времени настороженные взгляды по сторонам, устремилась в погоню. Ничего, что прошло несколько дней, всего несколько дней, -подчеркивала она себе - я их догоню, а там посмотрим, кому удастся со мной справиться!
Следы вели через травянистую долину туда, в сторону дубравы. Чем дальше, тем яснее становился для Наары язык следов. Большие, грубые следы - это, конечно они, похитители, торопливо и размашисто прокладывали дорогу. Но две пары маленьких, легких следов, один гораздо меньше другого, постоянно задерживали, сбивали с темпа большие следы. - Они чувствовали, что я вот-вот должна вернуться, они ждали меня - только эти мысли были в разгоряченном мозгу Наары, только об этом она думала, осторожной тенью проскальзывая в притихшую дубраву. В лесу было труднее идти по следу. Да еще птицы, лесные обитатели - Наара боялась, как бы они случайно не выдали ее. Приходилось быть еще более внимательной и осторожной и это, конечно, замедляло ее движение, отдаляло ее встречу с родными.
Прошло два дня, а она только углубилась в зеленое царство бора. В темноте Наара идти не могла, ее ночное зрение было плохо развито. Ей так и не удалось овладеть этим простыми, по словам Ведуна, приемами. Тогда она утешала себя, что и Репка и Матушка не умеют видеть в темноте, а теперь горько жалела о том знании, которым не смогла, не захотела овладеть в нужное время. Приходилось вновь останавливаться на ночевку. Пока Нааре не встретились следы больших и опасных обитателей дубравы. Возможно, они ушли из этой части леса, когда здесь обосновались чужаки, так что по-настоящему ей следовало опасаться людей. Но кроме тех следов, по которым она шла, Наара не видела никаких признаков присутствия человека. Впрочем, безопасность, удобства мало интересовали ее, почти автоматически она осмотрела местность, выбрала подходящее место для ночевки. - Быстрее, вперед, - вот что занимало ее, вот те два слова, которые молоточками стучали в ее мозгу, в ее душе.
Первый ласковый солнечный луч застал ее уже на ногах, готовую, собранную для дальнейшей погони. Чем ближе подходила Наара к месту, где, как она думала, располагался лагерь чужаков, тем еще более внимательными становились ее глаза, более осторожными ноги. Да, следов становилось больше, они шли в разных направлениях, сплетаясь и путаясь, иногда Нааре приходилось выискивать в этой неразберихе нужные ей следы. Но все они, эти следы, были довольно старые. К своему удивлению Нааре не встречались свежие следы, да и в дубраве не чувствовалось присутствие людей. Единственным человеком, который двигался по лесу, была она! Когда Наара заставила себя поверить в очевидность своего одиночества в чаще, она даже остановилась! Это было невозможно! Это значило - или она идет в неверном направлении, или лагерь чужаков пуст! И Наара побежала, не разбирая дороги, не заботясь об осторожности.
Как бы то ни было, двигалась она в нужном направлении - легкий ветерок, время от времени затевавший игру в кронах могучих дубов, доносил запах жилья, да и почва становилась все утоптаннее, повсюду и в случайно обломанных ветках деревьев, и в опустошенных ягодниках видно было присутствие человека. Так, снедаемая самыми грустными предчувствиями, которые подтверждались на каждом шагу, Наара подошла к оставленному чужаками лагерю.
Не прячась, во весь рост обошла она высокие крепкие колья забора, вошла в круг временных жилых построек. Вот здесь, в центре, наверняка, жил их лорд, вот и высокий шест, и специально разровненная площадка, на ней, верно, стоял камень Хранителя, и зола последнего прощального костра... В отчаянии, Наара пнула ногой пепельные, сохранившие свою форму, поленья костра. Под прахом осевшего пепла неожиданно тускло мигнул маленький, заплывающий предсмертным туманом уголек. На несколько мгновений девушка остолбенела
- они ушли не так уж давно! Я еще могу их догнать! Не все потерянно!- Не раздумывая, она выхватила уголек из груды готового поглотить его пепла, - Я сберегу тебя, не дам потухнуть. Ты будешь жить, пока я их не найду...
Опасно давать обещания, еще опаснее клясться на четырех стихиях, но Наара произнесла эти слова, и теперь будь что будет - она не отступится!
Быстрая летняя ночь застала ее в лагере чужаков. Девушка замешкалась, пытаясь определить, где содержали ее Матушку и Репку, в надежде найти там какой-нибудь оставленный ими знак, заметку. Она была уверенна, что родные верят в нее и надеются, что она им поможет. Жалко было потерянного времени - она ничего не нашла, и теперь раздумывала, где бы устроиться на ночлег. Было бы хорошо провести ночь под кровлей хоть и временного, но жилища. Наара призадумалась, -Нет, она не знает, остались ли здесь охранители селения, как они отнесутся к ней, пришлой, без спроса занявшей оставленного жилище. Искать их, рассказывать о себе, проверять их силу, их отношение к себе, - нет, на это Наара сегодня не способна. Ей бы спокойно отдохнуть, восстановить силы. Привычно устроившись в развилке дерева, девушка провела беспокойную ночь.
Маленький уголек, надежно укутанный в кусочек мха и уложенный в глиняное ложе выложенной свежим дерном специальной плошки, вырастал в ее бессонном мозгу в высокую и беспощадную стену огня, все сметающую и пожирающую на своем пути. С ужасом смотрела она на буйство прекрасных в своей ярости языков пламени, не зная, не понимая, что происходит и где. Но еще большим ужасом наполнилась ее душа, когда она поняла, как нравится ей это буйство силы и могущества огня. Какое наслаждение доставляют ей эти живые, яростные краски, сколько восторженной силы черпает она в этом всепоглощающем пиршестве живой, непобедимой стихии.
Наара проснулась. Солнечные лучи, пробившись через негустую вязь молодых листьев, падали ее на лицо, жгли закрытые веки. Девушка стряхнула с себя наваждение сна. Прав Ведун, много, много странного, неизвестного есть в человеческой душе, далеко не каждому дано познать себя самого.
Еще около двух дней шла Наара по дубраве. Шла не скрываясь, не ища дорогу. Дорога была перед ней - следы множества людей вели туда - к большой воде. Беспокойное поведение птиц и зверюшек подсказывало девушке, что она приближается к цели.
- Возможно, возможно, - О, Великие Защитники, помогите мне! - ей удастся догнать, удастся спасти!
Дубрава оборвалась на подступах к берегу. Дубы не любили соленой воды, сильного, порывистого ветра. Их место заняли гордые высокоствольные сосны, мощными корнями вцепившиеся в крутые обрывы песчаного берега. Отсюда-то Наара увидела все: огромные, странные, никогда ею не виданные лодки, на каждой на высоком шесте, надуваемый ветром большой кусок полотна. Одна за другой, груженные людьми и животными, они удалялись от берега. Самую последнюю лодку, еще без полотна на шесте, сталкивали в воду.
Обхватив рукой глинянку с угольком девушка кинулась вниз - на берег. Она бежала, падала, цепляясь за корни, вставала, не замечая ушибов, и бежала, скатывалась дальше. Почти по пояс вбежала Наара в холодную соленую воду. С близко-далекой кормы чуть отставшей лодки смотрели на нее недоумевающие, злорадно улыбающиеся человеческие лица. Так и простояла она, в безмолвном призыве вытянув руки, пока последняя лодка превратилась в чуть заметную точку на грозно темнеющем горизонте.
Лишенная сил и желаний, упала девушка на отшлифованную гальку берега. Рыдания сотрясали ее худенькое тело. Но ни одной слезинки не выкатилось из широко раскрытых глаз, ни один звук не вырвался из широко раскрытого рта. Комок слез, отчаяния, крика, казалось, разрывал ее горло. Горечь, невозместимость потери пронизывали все тело. Еще немного, казалось ей, и она распадется, разлетится на невидимые иголки боли и отчаяния, растворится во всепоглощающем горе.
Мокрая, продрогшая встретила Наара утро следующего недоброго дня. Волны утреннего прилива несколько раз накрыли ее с головой, она почти захлебнулась в солоновато-горькой пене. Залитый водой уголек приветствовал ее последним слабым всплеском огня. Ничего, ничего не могла поделать она, промокшая насквозь, на этом мокром недружелюбном берегу - и уголек умер, как умерли ее надежды. Она долго сидела среди разноцветной, поблескивающей под солнцем гальки. В другое время ее бы очень заинтересовали и развлекли незнакомые ей доселе многочисленные обитатели берега. Девушка не двигалась и, не обращая на нее внимания, берег жил своей привычной жизнью.
Полуденное солнце напекло Нааре голову, вырвало из трясины тоски и печали. Видимо, ей суждено было жить дальше. Но как? Как жить одной, без Матушки, Репки? Что ей с собой делать!? Девушка оглянулась вокруг, как будто впервые увидела воду, небо, берег, почувствовала неудобство облепившей ее влажной одежды, почувствовала, как она голодна. С трудом, поскальзываясь на мокрой гальке, а потом по крутому откосу, Наара поднялась на берег в светлое, спокойное королевство сосен. Здесь на подстилке из пахучей, мягкой прошлогодней хвои сняла она одежду, помылась в струях сладкого, веселого родничка, разыскала несколько съедобных грибов, собрала горсть чуть недозревших кисленьких ягод.
Девушка решила вернуться к Ведуну. А куда еще могла она пойти? Никто на всем свете нигде не ждал ее. Она была свободна, могла пойти, могла делать все, что ей вздумается!! Да, она пойдет к Ведуну. Она не может сейчас оставаться одна, ей нужна его сила, его поддержка, его ясный ум, его забота, наконец, ведь она так сильно, так бесконечно устала! По дороге она зайдет в их домик. Тогда она искала следы, пыталась понять, что произошло, сейчас ей хотелось посмотреть, может ли она найти в доме что-то, что могла бы взять с собой, взять на память о своей, об их прошлой жизни.
На обратную дорогу, хоть ей некого было бояться и идти она могла открыто, Наара потратила гораздо больше времени, чем рассчитывала. Сказывалась усталость и опустошенность: самая большая ее надежда, самое горячее желание- не сбылись, не осуществились. И торопиться-то ей было некуда и не к кому... Кое-как, заставляя себя съесть горстку ягод, сделать несколько глотков из свежего искрящегося ручейка, добрела она до дома.
Лучи закатного солнца золотили солому крыши, капельки пахучей смолы блестели на бревнах стены. Совсем как при Матушке, пахучие вьюнки оплетали проемы окон. Сердце холодным камушком перекатывалось в груди. Наара заставила себя войти в дом, как была, не раздеваясь, легла на свою такую обычную, такую любимую скамью. В наступившей темноте запахи и шорохи родного дома обступили, закружили ее. Первый раз с того злополучного дня на берегу, горячие слезы хлынули из ее крепко зажмуренных глаз. Она бы не смогла объяснить, о чем, о ком она плачет, у нее не было слов, только слезы, слезы, принесшие облегчение и забвение ее измученной душе.
Во сне Наара видела Матушку, Репку. Они были веселые, радостные, принаряженные. Вместе с ними шла она полем, полным ярких, красивых цветов, множество разноцветных мотыльков, кружась в веселом хороводе, иногда мешало им видеть друг друга и тогда важная Репка - повелительница мотыльков - палочкой отгоняла их. Так, болтая и смеясь, они подошли к дому. Здесь, под кроной раскидистого вяза Матушка сняла с шеи свое единственное украшение - бусы из белых непрозрачных, перламутрово блестящих камушков, вложила их в руку Наары и крепко, крепко сжала ее в кулак. Свободной рукой Матушка обхватила за плечи Репку, которая торжественно, как жезл Леди, держала палочку, на конце которой распахнул крылышки огромный мотылек необыкновенной, неописуемой красоты. Наара не успела удивиться, не успела ничего сказать, как обе они - Матушка и Репка, заколыхались, растворились, рассеялись в веселой игре света и тени, среди зеленой глубины листьев вяза.
Утром Наара с удивлением разжала крепко сжатую руку - в ней ничего не было. Но ощущение тихого счастья, любви от ночной встречи, наполнили ее душу спокойствием, придали силы смотреть в будущее.
- Это был не простой сон,- думалось ей, - они хотели успокоить меня, сказать, что я не должна за них волноваться, с ними все в порядке.
И еще, Матушка подарила мне свои бусы, и я не уйду из дома, пока не найду их. Это самое главное мое богатство, моя память. - Наара еще раз внимательно осмотрела дом. Все было так просто, так открыто. Нигде ничего нельзя было спрятать. Обычно, если Матушка не надевала бусы, они лежали на ее лавке, в изголовье постели. Но в доме все было перевернуто, сдвинуто с мест. Неужели, неужели те, что захватили Матушку и Репку, забрали и бусы? Нет, этого не может быть! Бусы принадлежат ей! И дело здесь не только в самих бусах. До этой ночи, этого сна Наара и не вспоминала о них, но теперь она знала, что это подарок Матушки ей! И она должна была их найти! Наара уселась по удобнее, закрыла глаза. Ей совсем не хотелось, она боялась это делать. Видеть, как уводят из родного дома Матушку и Репку! Нет! Это невозможно! Она не может! Наара открыла глаза, глубоко вздохнула. Хорошо, она постарается посмотреть только, что стало с бусами и все! Больше ничего. Она знает, что сейчас Матушке и Репке не угрожает опасность, и не хочет возвращаться и возвращать их в те страшные мгновения.
Она зажмурилась. Запахи дома хороводом закружили Наару. Все знакомые, близкие - каждого приветствовала она, называя по имени. И вот уже злые запахи, их не звали и не ждали, - они несут боль и страдание, страх и растерянность. Сейчас, - Наара вглядывалась в темноту дома - белая, тускло сияющая нитка бус - рука Матушки низко под скамьей направляет ее в сторону стены и она плавно, чуть не касаясь пола, скользит и проваливается в незаметную щель между бревнами стены и полом. Наара тут же зажмурилась - не смотреть, не думать, что было дальше!
Дрожащими руками вытерла она покрывшееся испариной лицо, с трудом поднялась на ноги, выпила воды. Ей пришлось разломать доску пола, прилегавшую к стене - такой маленькой была щелка, в которую провалились бусы, по-другому невозможно было их достать. И вот Наара стоит на пороге родного дома. На шее, хорошо спрятанные под одеждой, бусы Матушки, в дорожной котомке маленькая палочка-жезл Леди - повелительницы мотыльков. Она готова к дороге. Готова ли она к жизни!?
2-й эпизод
Дорога до дома Ведуна была привычной для Наары. Перед выходом она хорошо поела, благо мешок с припасами никто не тронул, и она сняла его с того высокого сука на дереве, где оставила несколько дней назад. Все припасы девушка взяла с собой. Ей хотелось как можно меньше обременять Ведуна: весна - время тяжелое для всех.
Шла Наара, ничего не опасаясь и не прячась. После всего пережитого чувство страха как-то притупилось, выработанная привычка к осторожности, осмотрительность, как будто исчезли. Она шла, совсем не задумываясь, как и куда она идет. И хотя Ведун маскировал свое жилище и каждый раз Нааре приходилось заново распутывать и разгадывать хитрые обманки, в этот раз, она спокойно подошла к лесному дому - своим безразличным взглядом она хорошо видела его через созданные Ведуном живые картинки леса.
Ведун встретил ее у крыльца дома.
- Дитя мое, что случилось? Почему ты так долго шла? Уже несколько дней в лесу стоит такой гам и гомон, ты шла так шумно, что я решил, что ты рядом.
Устало посмотрела Наара на с детства знакомый суровый лик старца с резкими чертами, с пронизывающим насквозь взглядом, и увидела доброе лицо, глаза, полные сострадания и любви. Губы ее задрожали...
- Идем, милая, - впервые он так назвал ее, - идем в дом, ты мне все расскажешь.
Потом, много времени спустя Наара не раз спрашивала себя, знал ли Ведун о том, что произошло с ней, с ее близкими? И каждый раз, сообразуясь со своими знаниями, жизненным опытом, отвечала на этот вопрос по-разному. А пока в тихом и светлом жилище Ведуна, среди стен и предметов, незаметно меняющих свою форму и цвет, ( заговорив, Наара потеряла способность различать иллюзии), она день за днем рассказывала Ведуну обо всем виденном и пережитом.
В первые день,два Наара рассказывала, перебивая и путая саму себя, перескакивая от события к событию. Она не помнила, что ела, чем кормил ее Ведун, какого цвета, какого настроения был дом. Но ото дня ко дню она научилась рассказывать о происшедшем, смогла описать свои мысли, чувства, переживания. Она обратила внимание на то, какую необыкновенно вкусную еду она ест, как необычайно красивы стены дома, вобравшие краски цветущих (цвета цветущих) деревьев, какая изумрудно-мягкая зелень покрывает ее лавку для сна. И вот как-то утром девушка спросила Ведуна - Не могла бы она ему помочь? В доме всегда много работы. Ведун улыбнулся:
-Ну конечно. Хорошо бы заняться грибами, ты ведь большая мастерица. Да и за пчелами неплохо бы присмотреть.
Несколько удивленная (кто же заготавливает грибы весной?), Наара вышла из дома. Стоял месяц цветения липы. Мягкий, сладкий всепроникающий запах окутывал лес, сливался со щебетом и пересвистами озабоченных птиц - во многих гнездах уже появились птенцы. Наара не верила своим глазам, обонянию, слуху. Ей казалось, что всего несколько дней провела она в доме Ведуна, рассказывая и вспоминая, вспоминая и рассказывая, облегчая и укрепляя свою душу, восстанавливая жизненные силы. Но все, что она видела, не было очередной обманкой Ведуна. Даже ему было бы не под силу сотворить эту картину живой, бурлящей жизни. Да и зачем? Кого им было бояться здесь, в глуши заповедного леса? Оставалось только поверить своим глазам, своим чувствам, понять, сколько терпения, мудрости проявил по отношению к ней Ведун и преисполниться к нему еще большей любовью и благодарностью.
Несколько дней беззаботно собирала Наара грибы, выискивала дупла, наполненные медом, с радостью наблюдала за жизнью лесных обитателей. И вот как-то вечером, в доме, принявшем свой обычный, привычный облик, Ведун попросил ее рассказать о том, где она была, что видела, что делала. Наара недоумевала - что еще надеялся найти Ведун в неоднократно слышанных словах, объяснениях?- К своему удивлению, девушка спокойно рассказывала о происшедшем. Ведун перебивал ее, задавал вопросы, интересовался подробностями, иногда просил еще раз повторить какое-нибудь описание, разъяснить ее чувства.
К концу повествования Наара чувствовала себя совершенно уставшей, разбитой, как будто снова проделала этот длинный, горький путь. Но Ведун, видимо, не считал, что ей следует отдохнуть. Он сказал, что она мужественная воительница и он гордится тем, что и как она делала, но, и тут голос его изменился, он не предвещал ничего хорошего,
- Но, прежде чем жить дальше, придется попытаться исправить содеянное. Неужели ты не помнила, что нельзя, опасно клясться четырьмя стихиями основания? Это так же запретно, как клясться кровью!?- Ведун не повышал голоса, не смотрел на Наару, но его слова находили отклик в ее душе.
Она и сама знала, что поступила неправильно, и могла оправдать себя только необычностью ситуации и той бурей чувств, которая бушевала в ней в тот момент. В речах Ведуна не было прямого обвинения, но и принять объяснения Наары он тоже не мог.
- Люди, вступившие на этот путь, должны в любых условиях не терять голову и контролировать свои слова и поступки. Теперь же...
И резким рубящим движением руки Ведун раздвинул мощные бревна дома. Наара первая проскользнула в узкий проход. Несмотря на владевшие ею чувства раскаяния и желания исправить содеянное, она совсем не боялась и с интересом рассматривала незнакомое место. Никогда еще Наара не видела столько камня. Серый, искристые блики проскальзывали время от времени по его до блеска отполированной поверхности, он покрывал стены, куполообразный потолок, пол небольшого помещения. На полу, впрочем, было семь уменьшающихся и понижающихся к центру кругов из того же камня - в последнем, самом маленьком, центральном, горел небольшой бездымный огонь. Наара сделала несколько шагов вперед - по полированной поверхности пола она шла как по воде, отражаясь и скользя - и обернулась, желая высказать Ведуну свое восхищение увиденным. Но за ее спиной никого не было. Только свое отражение увидела девушка в зеркальной поверхности каменной стены. Возмущение и злость почувствовала Наара
- Как Ведун мог так поступить?! Не предупредить? Не подготовить? Что она должна делать? Сколько времени придется провести здесь одной?
Не было смысла ни кричать, ни звать. Она должна сама понять, зачем она здесь и постараться принять правильные решения. Не все зависит и от Ведуна. Она нарушила одно из основных правил, ей и держать ответ. Наара повела плечами - Здесь довольно холодно,- помещение не казалось ей теперь таким уж красивым. - Придется спуститься поближе к огню. - Она предпочла бы не делать этого одной: пол и круговые ступени были очень высокими и скользкими, сможет ли она подняться по ним обратно? Но тепло огня манило ее .
- Тот, кто завлек меня сюда, пусть позаботится и о моем возвращении,- последнее о чем подумала Наара, неудачно спрыгнув с последней ступени и скользя на животе прямо в маленькие, трепещущие язычки пламени.
Казалось, огонь только этого и ждал - буйная сила взметнулась к высокому куполу потолка, жадные языки пламени наклонились в сторону девушки. Огромным усилием, упираясь, ставшими сразу влажными, ладонями в холодную враждебность блестящего пола и извиваясь всем телом, Нааре удалось остановиться. Торопясь, то и дело оглядываясь, отползала она к каменной ступени круга и, привалившись к ней спиной, перевела дыхание. Огонь опять стал маленьким, теплым, дружелюбным. Его веселые подмигивающие язычки извивались и кружились в одном им известном веселом танце, звали подвинуться поближе, порадоваться вместе с ними. - Нет, нет, приближаться она не станет. Теперь она знает, что это опасно, но посмотреть? - и от чего же? - огонь так красив!
Завороженный взгляд Наары устремился в огонь, в самую его сущность, всматриваясь и находя картины-ответы, картины-загадки, то, что невозможно было объяснить доступным ей языком, и то, что, она знала, очищало и возвышало ее душу, настраивала ее на высокий лад единения со всем сущим. Девушку не волновало, сколько прошло времени - она не замечала его, где она, что с ней. Ничто не имело значения - только огонь, только это ощущение полноты блаженства. Наара встала на ноги, все так же, не отрывая взгляда от огня, вытянула вперед открытые ладонями руки и сделала небольшой первый шажок... Теплые, такие знакомые глаза, мягкий голос, пробивающийся к ней через жуткие завывания пламени - Наара потянулась, удивленно поднесла к глазам свои испачканные сажей руки, осторожно села.
Все тот же бревенчатый дом Ведуна, ее лавка для сна.
- Интересно, знает ли Ведун, что с ней было? Спросить его?- Она усмехнулась про себя. - Он рассказывает только то и тогда, когда считает нужным. Не стоит начинать.
Наара быстро привела себя в порядок. Завтрак, приготовленный Ведуном, был вкусным. Девушка удивлялась себе: после недавнего страшного напряжения она думала, что с ней что-то случится, но ни болезни, ни упадка сил -только аппетит, Она ела и ела и не могла наесться.
- Кушай, кушай, - Ведун подкладывал Нааре лучшие кусочки, - набирайся сил. Нам надо серьезно поговорить.
Девушка решительно отодвинула тарелку: "Спасибо большое, я сыта и готова к разговору". Они расположились в пестрой тени большого букового дерева и Ведун просто и ясно, не стараясь приукрасить или, наоборот, очернить, рассказал Нааре о том, как он видит создавшуюся ситуацию, что думает о дальнейшей ее, Наары, судьбе. И впервые с тех пор, как она осталась одна, девушка задумалась о том, где и как ей жить, что делать.
- Ты можешь пойти в селение, - говорил Ведун, - я не думаю, что они будут так уж рады твоему появлению, но выгнать тебя не выгонят: кров и еду ты получишь. Можно отправиться в землю твоей матери. У тебя ведь есть туда доступ - И он выразительно посмотрел на шею Наары.
- Я уверен, что с этим ожерельем ты пройдешь и через вересковые пустоши. Но путь туда длинный и трудный. Не думаю, что девушка в твоем возрасте, даже такая девушка, как ты (Наара почувствовала нотки уважения в голосе Ведуна), сможет самостоятельно туда добраться.
-А почему я не могу остаться здесь, с тобой? - Наару удивило, что Ведун даже не упомянул о такой возможности.
Ведун чуть заметно повел плечами
- Ты юная девушка и еще очень многое тебе предстоит узнать. Я же не могу научить тебя женской магии, магии очага и совокупления, магии мягких слов и горьких корешков. Этому девушек учат матери. И я надеюсь, что найдется такая сердобольная женщина, которая согласится открыть тебе секреты любви и жизни. Я же могу обучать только мужской магии - магии холодных ночей засады, буйного ветра погони, твердости сердца защиты и крепкой руки нападения. Не думаю, что тебе это подойдет.
Наара упрямо тряхнула головой
- Я хочу, я выбираю остаться здесь. Ты сам говоришь, что дорога туда, где меня, может быть, встретят с любовью, трудна и неизведанна, а в здешнем селении кроме презрения, и, может быть, унижающей жалости, меня ничего не ждет. Так зачем, куда мне идти?! Если ты не против, я останусь с тобой.
- Что ж, - Ведун твердо посмотрел в широко распахнутые, ждущие ответа глаза, - не обещаю тебе легкой жизни.
Иногда в течении этого долгого - долгого лета Нааре казалось, что все: дальше, больше она не выдержит, что на следующий день она не сможет сделать ни шагу, но наступало утро, она поднималась и вновь - упражнения, домашние дела (забота о доме стала ее обязанностью) не оставляли девушке ни одного свободного мгновения и зачастую к ночи она просто падала на скамью и засыпала, проваливалась в освежающий, приносящий силы сон.
Выносливая от природы, Наара приобрела и много других качеств, необходимых хорошему воину: стал зорче глаз, точнее рука, легче ноги, она овладела доступными ей приемами защиты и нападения, научилась устраивать засады и распознавать чужие ловушки, ночные бдения обострили ее слух, обучили неуловимо-тихой крадущейся походке.Наара очень старалась, ее радовало, что Ведун доволен ее успехами и, если бы ни постоянные, не покидающие ее мысли о Матушке и Репке, Наара могла бы сказать, что это первое в ее жизни спокойное лето - не было мальчишек, которые дразнили бы ее, не было девочек, не хотевших дружить с ней, не было молчаливого пренебрежения взрослых. В их долгих разговорах Ведун успокаивал, убеждал ее, что Матушка и Репка благополучны, что если бы чужаки хотели забрать их жизни, это можно было сделать там, в доме, а не уводить их с собой.
Еще и еще расспрашивал Ведун о странных лодках чужаков, о большой воде. И Наара снова и снова с ужасом захлебывалась в соленой пене прибоя, горечь которой, казалось, пропитала ее сердце, ее воспоминания. Не сразу, но Ведуну удалось убедить девушку, что Матушка и Репка не пропадут, где бы они ни очутились. Матушка - умная, умелая, выдержанная, сумеет в любых условиях сохранить свое достоинство, а Репка - веселая затейница, подружка мотыльков и птичек, не может не вызвать теплых чувств, симпатии. Поначалу Нааре было трудно привыкнуть к мысли, что они могут быть благополучны без нее, вдали от нее. Но постепенно она научилась думать о них с тихой печалью расставания, с верой в их счастливую судьбу.
Чем успешнее овладевала Наара физическими упражнениями, тем больше времени Ведун уделял занятиям и упражнениям другого толка. Как-то в предвечерних сумерках, когда длинный, усталый летний день уже угас, а быстрая летняя ночь еще не окутала землю своим покрывалом, в то время, когда уже нет теней, но предметы еще различимы и вещественны, он завел с Наарой неожиданный разговор.
- Ты, конечно, знаешь, - сказал Ведун, - что люди селений связывают свою жизнь, свое благополучие, свою удачу с мудрыми хранителями, которые оберегают, помогают им. У каждого селения свои хранители, которые очень похожи, очень близки друг другу в дружественных селениях - поэтому-то жители нашего селения смогли перебраться на новое место и ужиться с жителями другого селения.
Жалость и легкая насмешка проскользнули в улыбке Ведуна. Да, Наара знала об обычаях, о верованиях жителей селений. Хотя их с Матушкой никогда не приглашали принять участие в ритуальных праздниках и пиршествах, но и не прогоняли прочь, и она всегда с интересом смотрела на красивые, загадочные церемонии.
- Так вот, - продолжал Ведун, - кроме знаний, доступных всем и каждому, есть знания, которые передаются только от ведуна к ведуну, от лорда к лорду. Теперешний Лорд селения не обладает этими знаниями. - Он опередил вопрос Наары, - он не должен был стать Лордом. Лордом должен был стать твой отец, и стал бы, обладай он очень важным и нужным качеством - терпением, - добавил Ведун, выдержав возмущенный взгляд Наары. - К тому, что он станет - будет! Лордом, старшего сына готовят с "младых ногтей". И только тогда, когда он занимает подобающее ему место, ведун посвящает его в самые сокровенные тайны знания. Если бы у твоего отца достало мудрости и мужества, терпения, - вновь подчеркнул Ведун, - все могло сложиться по-другому. Даже если бы у него не было сына, все права, все знания он мог передать твоему сыну - своему внуку, вне зависимости от того, кто бы был твоим мужем. А сейчас одна из возможностей сохранить и, может быть, передать наши знания - ты.
Наара непроизвольно сделала отстраняющий знак рукой. Ведун продолжал, казалось, не обращая внимания на протест девушки.
- Есть народы, и твоя Матушка принадлежит к одному из них, которые умеют превращать слова в символы и так передавать, хранить знания поколений. Нам же приходится, мы вынуждены, все - все запоминать. Ты должна будешь выучить все, что я тебе расскажу.
Наара не хотела, безотчетно боялась этих важных, этих секретных знаний. Она пыталась уговорить Ведуна, что она не готова, что она боится, что это большая ответственность, что она не сможет понять и принять то, что он считает необходимым передать ей. Но как могла Наара, всего-навсего юная, неопытная девушка, противостоять умудренному знаниями и жизнью Ведуну? Это не было ее свободным выбором, это и не должно было быть ее выбором - здесь, сейчас, решал Ведун и она подчинилась, убеждаемая и убежденная в необходимости и важности возложенной на нее миссии.
Учить и запоминать это новое, неожиданное, иногда пугающее знание было совсем, совсем непросто. Теперь Наара думала, что предпочла бы разбирать следы на запутанных лесных тропах, сутками сидеть в засаде, вновь и вновь разучивать сложные приемы самообороны. Но Ведун не освободил ее и от физических нагрузок. Меньше времени оставалось у нее на тренировки, стали они более интенсивными, целенаправленными. Наара заметила, что некоторые упражнения помогали ей легче понимать и запоминать то, о чем рассказывал ей Ведун, и старалась не только как можно чаще повторять их, но и найти еще что-то, что могло бы помочь в трудном, иногда до физической боли, процессе учебы.
Многое, ох!, слишком многое из знаний об устройстве земли и неба, о четырех природных основах, их связях и взаимосвязях, о том, как живут растения и животные, как и почему пришли люди на эту землю и кто определяет их дальнейший путь - было непонятно, не укладывалось в привычные представления. Ум Наары не мог справиться со всем шквалом обрушившейся на нее информации. Она изнемогала, теряла силы, ей приходилось просто запоминать то, что она не могла и даже не надеялась когда-нибудь понять. И это было самым трудным - запоминать то, чего ты не понимаешь.
Ведун старался, как только мог, помочь Нааре, облегчить для нее понимание, а, значит, и запоминание того главного, важного, что хотелось ему сохранить в поколениях. Но и он понимал, что неокрепший, неподготовленный молодой ум, даже при огромном желании, не в состоянии усвоить все эти такие сложные знания, и он помогал ей просто запомнить, запомнить как можно полнее, точнее то, что Наара была не в состоянии понять.
Вспоминая иногда проведенную здесь же прошедшую зиму, Наара не могла не изумляться переменам в каждодневных занятиях, в отношении к ней Ведуна, тому, как изменилась она сама. Жизнь в лесной чаще не позволяла сосредотачиваться только на учебе и, к радости Наары, ей приходилось проводить много времени в лесу, помогая Ведуну пополнять запасы: осенью собирать грибы и ягоды, а с наступлением зимы - проверять силки и ловушки. По дому то же было много работы, и она с огромной охотой все делала, отвлекаясь от тяжелых, ничего ее душе не говорящих занятий.
Мягкая, малоснежная зима пролетела быстро. С каждым удлиняющимся днем, с каждым запахом пробуждающейся земли все неспокойнее, все тревожнее становилось Нааре. Она не могла разобраться в обуревающих ее чувствах, не могла понять, где источник той тревоги, нетерпения, что, пробуждаясь, все сильнее и сильнее охватывали ее. Ей стыдно было признаться в этом себе (а как уж сказать Ведуну?), что ей не хватает, ей хочется общения, общения со сверстниками! Пусть поначалу они отнесутся к ней не очень приветливо, но теперь она старше, умнее, терпеливее, она сумеет найти с ними общий язык, а, может быть, и подружится с кем-нибудь. Наара гнала от себя эти мысли, старалась освободиться от волнующих чувств. Это было нехорошо, неправильно - ведь она сама настояла остаться здесь с Ведуном, а теперь что же? - бежит?! Но весенние дни с их запахами, светом, вкусом волновали, манили, обещали что-то, куда-то звали.
И Наара решилась. К ее удивлению и облегчению, Ведун как будто ожидал этого разговора. Спокойно и доброжелательно он выслушал краснеющую от смущения девушку.
- Нет ничего стыдного в том, что ты устала от жизни в лесу, нет ничего плохого в том, что тебе хочется быть среди людей, среди таких же молодых людей, как ты сама. И я рад, что у тебя хватило мужества разобраться в том, что с тобой происходит и доверия и ума рассказать мне об этом.
С каким облегчение слушала Наара простые, ясные слова Ведуна. Как приятно было ей его понимание, как важна его поддержка. Вместе обсудили они, когда ей лучше отправиться в селение, что взять с собой. Ведун объяснил Нааре, что когда она уйдет, она как будто забудет все, что так долго и упорно учила. Но знания останутся в ней, в нужное время они будут возвращаться. Впрочем, не надо надеяться, что вспомнится сразу. В какой-нибудь важный момент жизни может появиться знание, связанное именно с этим событием, а, может быть, и за всю жизнь ей ничего и не вспомнится. Он никогда не слышал, чтобы знание передавалось женщине, и не может предугадать, как будет происходить вспоминание.
- Но тебя это не должно огорчать, и уж во всяком случае, из-за этого ты не должна менять решение, - добавил Ведун. - Ведь главное, что ничего невозможного нет!- ты никогда не сможешь забыть.
Нааре не хотелось огорчать Ведуна... потеря знания ее сейчас совсем не пугала. Главное - она отправится в селение, а там... Наара не задумывалась, что будет потом - горела желанием, была уверена, что все будет прекрасно. И она поблагодарила его, стараясь спрятать глаза, блестящие надеждой, ожиданием предстоящих радостей. Нааре не понадобилось много времени, чтобы собрать дорожную котомку - с этим она справилась между учебой и домашними делами. Кроме того, ей хотелось как-то помочь Ведуну, привести в порядок дом, одежду - помочь, в чем только могла. Наконец, все как будто было сделано, и на следующий день Нааре предстояло отправиться в селение.
Они долго разговаривали в этот последний, прощальный вечер. И хотя Наара, со всем пылом молодости, обещала, что будет часто навещать Ведуна, обоим было ясно, что из нового селения, в трех днях перехода от сюда, ей будет не так просто наведываться к Ведуну. Да и вообще, кто знает, как сложится ее жизнь?! Когда, казалось, все было переговорено и обговорено, голос Ведуна стал неожиданно, незнакомо суровым,
- Я долго размышлял и считаю, что у тебя есть право узнать, что столько лет мы с твоей Матушкой хранили в тайне.
Наара не успела как следует удивиться, - Ведун резко распахнул дверь,
- Входи!- позвал - приказал он.
Мальчик, примерно в возрасте Репки, переступил порог и в несколько быстрых, легких шагов очутился перед Наарой. Она в молчаливом изумлении смотрела в его милое лицо с застенчивой улыбкой, рассматривала завитки непослушных волос, вглядывалась в раскрытые ей навстречу до боли знакомые глаза.
- Это твой брат
голос Ведуна вырвал Наару из оцепенения. В протестующем жесте взметнулись ее руки, негодованием горели глаза.
-Выслушай меня, освободись от предубеждения, от недоверия, выслушай беспристрастно, как будто речь идет о совсем незнакомых тебе людях
сказал Ведун, беря Наару за руку и усаживаясь рядом с ней у небольшого домашнего очага. Наара отдернула руку, чуть отодвинулась. Теперь пламя освещало непроницаемое лицо Ведуна, да иногда всполохи огня падали на фигурку мальчика, устроившегося на низенькой скамеечке у его ног.
- Пусть, пусть рассказывает,- думала, сидя в тени Наара, - Мне они хорошо видны, да и из твоих уроков, Ведун, я еще ничего не забыла, сумею разобраться, о чем идет речь, какие игры здесь начинаются.
Но в глубине своего сердца она уже поняла и приняла его правду.
- Этот ребенок,- голос Ведуна звучал все так же спокойно и ровно, - был зачат в ту, последнюю, ночь. Поутру твой отец ушел, чтобы доказать этим - в селении, свое мужество, ушел, чтобы убить вепря и найти свою смерть. Твоя Матушка не смогла отговорить его, не смогла уговорить не совершать необдуманных поступков, не смогла убедить, что мужество мужчины не в том, родил ли он сына или убил вепря, а во многих-многих других вещах. Я тебе как-то говорил, что твоему отцу не хватало мужества терпения и выдержки, ведь останься он дома, прислушайся к мудрым советам своей жены - все, все было бы по-другому.
Нааре не нравилось то, как Ведун говорил об отце, но она дала себе слово выслушать все до конца и теперь сидела молча, ничем не выдавая своих истинных чувств.
- Отец не вернулся. По селению поползли слухи, один нелепее и обиднее другого. Твою Матушку и так не очень жаловали в селении, а уж теперь, когда ее муж так необъяснимо пропал, не вернулся, бросив на произвол судьбы жену и двух дочек, молодой женщине пришлось совсем тяжело. Когда вскоре она поняла, что беременна, что сердечко нового человека бьется в унисон с ее, не радость, а отчаяние, страх пришли к ней. К тому времени она с девочками уже оставила построенный мужем дом, и перебрались на окраину селения, и сейчас она была этому даже рада: никто не интересовался их одинокой жизнью, ничей нескромный глаз не задерживался на ее отяжелевшем теле.
Ведун задумался на мгновение. С треском, разбрызгав огненные искры, раскололось полено. Мальчик ладошкой попытался поймать одного из золотых шмелей.
- Я был единственным, с кем ваша Матушка продолжала общаться, единственным, кого она не боялась, кому решилась открыть свою тайну. Мальчик, а это был мальчик, родился здесь. Ты, может быть, помнишь, что Матушка иногда оставляла вас с Репкой одних, когда вы были еще совсем маленькие?
Ведун подождал, но Наара не проронила ни звука, знаком не показала, помнит или нет. Не было даже слышно, дышит ли она.
- Ваша Матушка боялась забрать ребенка в дом, боялась жителей селения, боялась того, что они могли сделать, узнав о рождении этого мальчика. Так она и разрывалась между детьми, страдая, любя, желая защитить всех и каждого из вас. Мальчика назвали Дан,
мальчик поднялся со скамеечки и вежливо поклонился Нааре, прижав руку к сердцу.
- Он был ДАН вашей Матушке в минуты безмерного горя и отчаяния, ДАН, чтобы поддержать ее в жизни, ДАН, чтобы не прерывался славный и сильный род. Кто и какое взрослое имя ему даст, покажет время, а пока, - Ведун положил руку на голову ребенка,- он будет носить имя, данное ему матерью.
Никогда Наара не слышала такого в голосе Ведуна. Нет, не имя, не столько имя ребенка готов был он защищать любой ценой. За этого мальчика готов был отдать жизнь суровый, не знавший своей семьи Ведун.
- Когда через год нашли вашего отца и всем стало ясно, как украли его жизнь, какой ценой он заплатил за желание доказать свое мужество, Матушка все равно побоялась рассказать им о Дане. Дядя вашего отца чувствовал себя полноправным Лордом, и вряд ли смирился бы с появлением законного наследника. Мы с Матушкой стали еще более осторожными, реже она приходила к сыну, да и я старался не отлучаться из дома. Ты знаешь, что несколько особенных вещей помогли опознать твоего отца: Матушка принесла сюда бусину, которая была пришита на его одежде,
Наара невольно поднесла руку к своему ожерелью,
- да, одна из этих бусин, ты легко узнаешь ее,
Мальчик поднялся и изящным движением отвел локон. В багряном свете огня тускло блеснула бусина на мочке его уха.
- Это наследство его отца. Он по праву будет носить ее всю жизнь. Была еще одна вещь, которую нам очень хотелось вернуть. Боевой нож вашего отца Лорд селения забрал себе. И только недавно, когда обстоятельства заставили его объединиться с другим селением, он отдал мне его в обмен на мое обещание остаться здесь и никогда не вредить ему. Вот он -
Мальчик вытащил из-за пояса маслянисто-голубоватое железо с тускло-бледной, хранящей в глубине перламутровые переливы света, рукояткой. Наара еще больше подалась вперед. Такого ножа ни у кого не было. Отец принес его оттуда, из той земли, откуда привел Матушку.
- Нож еще великоват для Дана, тяжел для детской руки, но придет время...
Наара благоговейно притронулась к смертоносному клинку, спокойно лежащему на детских ладонях. Свободной рукой она обняла мальчика за плечи, притянула к себе. Буря чувств - нахлынувшие воспоминания об отце, черты которого так ясно повторялись на лице ребенка, сплетаясь с милыми намеками на легкую улыбку Репки, горечь утрат, счастье и невозможность, необъятность счастья обретения - захватили Наару. Она хотела, жаждала и боялась верить. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, не выпуская из сплетенных рук отцовский нож.
Ведуну осталось рассказать совсем немного: о том, как с раннего возраста Дану пришлось овладеть искусством маскировки, о том, как хотелось ему поиграть с сестричками, когда девочки наведывались в лесной дом, об учебе требующей усидчивости, терпения, настойчивости, об ограничениях и дисциплине, которым подчинялась вся недолгая жизнь этого мальчика. Сказал Ведун и о том, как нелегко далось ему решение познакомить Наару с братом, что только уступая настойчивым просьбам Дана (мальчик все время был здесь, огражденный специальной магией отсутствия. Он успел хорошо узнать Наару и ему очень хотелось, чтобы хоть напоследок, перед уходом Наара узнала, что она не одна, что у нее есть брат - защитник), он согласился на их встречу. Что еще мог сказать, мог добавить Ведун, глядя на счастливых, взволнованных, растерянных детей?! Он просто оставил их одних, незаметно, порывом утреннего ветерка выскользнув из дома и увлекая их за собой.
Как быстро прошла эта летняя ночь! А сколько вопросов, рассказов, взаимных узнаваний ждало их!. Нааара любовалась стройной, тренированной фигурой братишки, восхищалась, удивлялась его не по-детски серьезным рассказам и рассуждениям, радовалась и веселилась вместе с ним его ловкости и мастерству во всевозможных воинских упражнениях.
Дан же без конца мог слушать рассказы о Матушке, Репке. Хоть и редко, но с Матушкой он виделся и не был обделен материнской любовью и заботой. Он помнил все: и когда она приходила, и о чем они говорили, и во что была одета, и какие гостинцы приносила ему. С недетской рассудительностью и понятливостью принимал он их расставания, то, что ему нельзя жить с ними вместе. Репку же Дан знал совсем мало, и почти сверстник ей, с восторгом и интересом слушал рассказы Наары о легком нраве, веселых затеях и проказах сестрички. Наара показала взятую из покинутого дома палочку-жезл Репки - Леди мотыльков. Снова и снова обсуждали они, что и как случилось с Матушкой и Репкой. Пытались понять и утешить, поддержать друг друга, укрепить в сердцах надежду на благополучный исход. Из дупла старинного дуба Дан достал бережно завернутую в мягкую шкурку стрелу-убийцу их отца. Вместе с бусиной и ножом это было все, что осталось детям от отца. В этих вещах осталась его любовь, его сила, его жажда мести. Дан торжественно поднял, с бурым от давно пролитой крови наконечником, стрелу. Наара не дала ему произнести ни звука.
- Только не клянись, - сказала она, ласково разгибая крепко обхватившие стрелу пальцы Дана и аккуратно пряча стрелу-убийцу. - Не клянись, не нужно. Мы, его дети, знаем, что произошло, но не знаем, почему и как, и, конечно, сделаем все, что сможем, в его честь, в его память.
- Хорошие слова, Наара
впервые за эти несколько дней услышали они голос Ведуна и подумали о том, как незаметно, ненавязчиво, щадя их чувства и уважая желание побыть вдвоем, вел себя Ведун. Дети бросились к своему старшему мудрому другу. Каждый из них нашел теплые, идущие из сердца слова благодарности. Вызванные одними и теми же чувствами, рожденные в родственных душах эти слова были так похожи, так созвучны, что, казалось, произносили их одни уста.
- Я рад, что вы хорошие, добрые дети, что у вас открытые, отзывчивые сердца, - ответил Ведун, - Я вижу, что Дан был прав, я рад, что вы встретились. Но, Наара, несколько дней назад ты собиралась уходить, Что ты думаешь делать сейчас?
- Я, я, - первым инстинктивным порывом было закричать - Конечно, остаюсь!
Наара была захвачена врасплох. Эти дни, их наполненность, важность, разговоры, взаимные узнавания, совпадения и различия - все остальное, все решения, все желания были забыты. И теперь этот неожиданный вопрос
- Я, я - не знаю, произнесла она с запинкой, как будто на бегу ударилась в невидимую упругую стену, - я должна подумать.
- Возможно, ты права,- голос Ведуна не выдавал его чувств. - Ты не должна думать, будто я обижусь, хотя мне будет недоставать тебя.
Дан стал рядом с Ведуном,
- если ты сразу не знала, что хочешь остаться то... - голос мальчика дрогнул, - ты обязана сделать, как чувствует твое сердце, а я, мы примем твое решение.
Успокаивающая, вселяющая надежность ладонь Ведуна легла на легкое плечо Дана...
Наара осталась одна...Ей надо было почувствовать, решить в своем сердце, чего она хочет, как представляет свою дальнейшую жизнь. И Наара, ведомая желанием успокоиться, сосредоточиться, углубилась в лес. Здесь под сенью зеленых великанов, под шум ветерка, запутавшегося в вышине могучих крон легко дышалось и хорошо, привольно думалось. Наара растянулась на мягком мху, глаза нашли яркий клочок летнего неба в разрыве сплетенных веток. - Я этого больше никогда не увижу, - девушка невольно задержала дыхание - откуда, как пришла к ней эта мысль?!
Теперь, обманывая себя, она могла до бесконечности думать, как ей быть, что правильнее, могла даже решить остаться здесь. Но, найди в себе силы, признайся : как ни дорог тебе чудом обретенный братишка, как ни печалит тебя скорое с ним расставание, тебе, твоей молодой, мятущейся душе хочется большего, хочется идти своим неизведанным, а от того и более волнующим, зовущим путем. Наара знала, что никто ее не торопит, что выдержка и благожелательное терпение Ведуна и Дана позволяют ей по-своему распоряжаться временем. Но решение пришло, она была уверенна в его правильности, оно отвечало потаенным желаниям ее души - оно звало в дорогу! Нечего было тянуть. И Наара вернулась в дом.
Спокойно, доброжелательно выслушали Ведун и Дан ее решение. Они, казалось, знали, каким оно будет - ведь, как сказал тогда Дан, первым ее порывом не было остаться, а раз так... Дети обнялись. В глазах блестели слезы, но пытавшиеся улыбнуться губы произносили бодрые слова, полные надежды и любви, пожеланий успехов и уверенности во встрече. Наконец можно было, нужно было уходить. Прощание не должно было переступить определенную грань, стать печальным и болезненным. Наара приладила за спиной котомку. Дан вскинул в прощальном приветствии руку. Ведун сделал шаг вперед - его взгляд потянулся к глазам Наары: "Забудь, все, что надо забыть" - прозвучал у нее в голове его голос...
Наара сморгнула непрошенную слезу, наверное, мошка попала в глаз. Крепко обняла на прощание Ведуна, поклонилась дому. Не надо оглядываться. Ведун уже закрыл свое место хитрой обманкой, а ее ждет новая, интересная, выбранная ею жизнь.
Эпизод 3-й
Наара не знала дорогу от лесного дома к Большому селению, но Ведун так хорошо все ей объяснил, что, почти не плутая, к концу третьего дня она по многим, с начала не заметным, а потом все более явным, признакам поняла, что селение близко.
Эти немногие тихие дни в лесном одиночестве принесли девушке неизведанное дотоле ощущение полноты жизни, отдохновение. Только сейчас поняла она, как устала, как утомила ее напряженная, полная сосредоточения и учебы жизнь в доме Ведуна. И, хотя желание поскорее окунуться в новую, интересную, как ее казалось, жизнь, настойчиво звало ее вперед, она не торопилась, шла своим обычным размеренным шагом, внимательно, с любовью наблюдая, вбирая в себя многообразную жизнь леса. И теперь, на исходе дня, подойдя к селению, отсюда из-за сторожевых, чуть выдвинутых вперед последних деревьев леса были хорошо видны окраинные дома, Наара решила и эту ночь провести в лесу, - люди не очень любят приходящих на пороге ночи гостей, а поутру, в свете нового дня, она надеялась, ее примут, если и не радостно, то довольно радушно. Все было обговорено с Ведуном, еще там, в лесном доме, все было передумано во время лесного пути и ей надо было только хорошо, спокойно поспать эту ночь, набраться сил. И это оказалось самым трудным - не думать, гнать от себя непрошенные мысли, не отвечать на все новые, неизвестно как и откуда возникающие вопросы. Но не зря тренировала она свою волю, свое тело - довольно быстро, подчиняясь осознанной необходимости в отдыхе, девушка уснула, удобно устроившись под чуть заметно раскачивающимися кронами, вдыхая пьянящий аромат лесной ночи.
Утром выспавшаяся, отдохнувшая Наара, каждой клеточкой тела переживая радость и полноту жизни, вошла в селение. Хорошо, что она не готовила себя к какому-то определенному приему, просто была готова открыто и дружелюбно просить о гостеприимстве.
Коренные жители Большого селения отнеслись к Нааре не очень дружелюбно - с большой долей недоверия, а иногда и неприязни слушали они ее рассказ. Другое дело - люди из ее бывшего селения. Пережив сами, что такое быть чужаками, они старались проявить к Нааре сочувствие и сострадание, как будто были забыты застарелые недоброжелательство и презрение. Но одни поступали так от чистого сердца, может быть, желая этим загладить прошлые обиды, другие же, и их, к сожалению, было большинство, стремились и здесь подчеркнуть разницу в их положении, унизить Наару ее зависимостью и беззащитностью.
В Большом селении у Лорда не было той полноты власти, как раньше, но, благожелательно выслушав Наару, внимательно расспросив о ее жизни у Ведуна, он, видимо, остался доволен и поведением Ведуна и ее ответами на многочисленные вопросы, Лорд постановил, где и с кем будет жить Наара. Конечно, в глубине души Наара надеялась, что ей найдется местечко в какой-нибудь семье, где есть ее сверстницы - ей так хотелось подружиться с кем-нибудь из молодых девушек, найти, хоть и не равную Репке (это было совершенно невозможно), но умную и веселую подружку. Но никто не изъявил желания добровольно приютить ее, что очень удивило девушку - ведь все знали, что она сильная, не боится работы и не будет обузой в любой семье, и пришлось Нааре отправиться в жилище Старой Пью - там будет ее дом.
Девушка не припоминала ничего такого особенного, что могло бы настроить против старухи Пью - ну немного странная, ну одинокая, - но не ей же, Нааре, осуждать ее за это, а тем более бояться или дразнить, как это иногда делали дети там, в селении. Наоборот, Старая Пью знала и умела такое, что не знали и не умели многие женщины, - все нуждались в ее помощи, когда кто-то был серьезно болен или ранен, ни один ребенок селения не появился на свет без ее помощи. Нет, нет, Наара ничего не имела против Старой Пью, будто бы кто-то спрашивал ее согласия, просто в мечтах ей представлялось совсем другое.
Когда Наара пришла к ней, Старая Пью сортировала лечебные травы, покрывавшие весь пол небольшого жилища. Не отвечая на приветствие Наары, кивком головы она пригласила девушку присоединиться к ней. Они работали молча. Старая Пью, казалось, не обращала внимания на то, что и как делает Наара, а та, припоминая то немногое, о чем рассказывала Матушка, то, чему она научилась у Ведуна, старалась делать все как можно лучше. Она не знала названий и предназначения большинства из этих трав, для того, чтобы отличить их одну от другой и собрать в ровные, пригодные для хранения пучки, этого и не требовалось, глаза у нее были зоркие, пальцы проворные, работала она споро и когда, наконец, последняя травинка была соединена со своими подружками, Старая Пью, не высказывая одобрения (в дальнейшем Наара поняла, что та просто не умеет хвалить), поинтересовалась, кто обучил Наару обращаться с травами. Услышав о Матушке и Ведуне, она только презрительно хмыкнула,
- может в чем другом, а в травах...любой из них против меня ничего не стоит... и она пристально посмотрела на Наару.
- Да, - от всего сердца согласилась девушка, - ты лучше их разбираешься в травах. Старая Пью одобрительно кивнула: "Ну и еще кое в чем..." - как бы ненароком пробормотала она. Наара про себя вздохнула - не просто ей придется ладить с хозяйкой дома.
Время шло в будничных занятиях. В довольно странных, со стороны, разговорах - иногда казалось, что Старая Пью просто не слышит Наару, но почему-то отвечает на редкость точно и интересно, а иногда именно она засыпала Наару вопросами, на которые та не всегда знала или хотела ответить, и тогда Старая Пью, хитро прищурив один глаз, отвечала сама, да так подробно и точно, что Наара не знала, что и подумать.
Иногда, в длинные летние вечера уходила Наара на заветную лесную поляну, где собиралась молодежь. Там было весело и интересно - пели песни, парни, шутя, пытались помешать девушкам в незамысловатых ритмичных танцах. Старая Пью не запрещала Нааре ходить на вечернюю поляну, ничего не говорила, только неодобрительно поджимала губы, наблюдая, как прихорашивается Наара. Но с каждым разом все больше горечи и разочарования вместо ожидаемой радости и веселья приносили Нааре эти вечера. Она не могла понять как, почему девушки не хотят признать и принять ее. И, если сначала Наара думала, что просто нужно еще немного времени и они лучше познакомятся, сдружатся, то чем дальше, тем хуже стали относиться к ней девушки, а за ними и парни, которые вначале проявляли к ней какой-то интерес, совсем перестали замечать ее. Наара не знала, что подумать, с кем посоветоваться. В один из таких вечеров, уже приготовившись пойти на поляну, она в раздумье остановилась на пороге.
- О чем ты думаешь? -раздался глухой голос старой Пью. Наара вздрогнула и быстро оглянулась - неожиданно ясные и участливые, смотрели на нее глаза друга. Это было уже слишком! - горькие слезы брызнули из глаз девушки, непонятно как голова уткнулась в старую меховую душегрейку, а узловатые, шершавые руки Старой Пью гладили и гладили ее специально для этого вечера гладко затянутые волосы, тонкие вздрагивающие плечи.
- Почему, ну почему они не хотят принять меня?
Это было главное, все остальные слова и всхлипывания можно было пропустить мимо ушей, так и сделала Старая Пью.
- Выпей-ка это!- она заставила Наару выпить успокаивающий отвар. Они сидели рядом под высоким куполом прекрасного звездного неба
- Я разучилась долго говорить, - сказала Старая Пью, - я буду задавать вопросы, а ты отвечай. Только, чур, честно. Иначе, ты знаешь, толку не будет.
Наара согласно кивнула головой, чашка с отваром перестала плясать в ее руках. Вопросы были простые и сложные в своей простоте - трудно было слушать их, но еще труднее - отвечать. Когда вопросы совершенно смутили Наару и только темнота не позволяла видеть ее пылающее от смущения лицо, Старая Пью перестала спрашивать.
- Теперь, - сказала она , - подумай, сложи все вместе и объясни мне то, что я пыталась тебе растолковать, глупышка.
Наара отстранилась, она не сможет этого сделать, сказать это вслух. Старая Пью больно сжала ее руку
- ты это сделаешь, иначе...-Она не была злой женщиной и, была уверена Наара, хотела ей добра.
- Ну хорошо - девушка высвободила свою руку - я скажу то, что ты требуешь, но потом ты ответишь на мои вопросы.
Старая Пью, не раздумывая, кивнула головой.
- Ты хочешь убедить меня, - начала Наара срывающимся голосом, - ты хочешь убедить меня, что, кроме того, что я сирота и некому позаботиться или защитить меня, я еще,- тут она остановилась, но продолжала окрепшим в решимости сказать все голосом, - очень отличаюсь от остальных девушек, ты даже считаешь, что я красивее их, и поэтому они не хотят дружить со мной, боятся, что самые лучшие парни начнут отдавать предпочтение мне?! Это ты хотела сказать? Ты молчишь, - я правильно тебя поняла. Хоть я не согласна с тобой, не перебивай, не мне судить о том, как я выгляжу, объясни мне, чего я могу ожидать от жизни в селении, если все так, как ты говоришь?? Не молчи, Пью, говори, ты обещала!
Требование и мольба были в голосе Наары, отчаяние неопытной молодости и оскорбленная гордость самостоятельного человека. Нельзя было не ответить ей. Старая Пью говорила с трудом - фразы ее были корявыми, язык сучковат, но так же, как просты и правдивы были ее дела, такой же простотой и правдой веяло от ее слов.
- Ты не можешь судить о том, какой ты выросла, какое смущение сеешь в сердцах мужчин. Лорд постарается как можно быстрее отдать тебя замуж. А потому как ты полная сирота, достанешься ты самому бездельному из неженатых мужчин - ведь за тобой ничего нет, - Старая Пью сочувственно вздохнула. - Я научу тебя всему, что должна знать девушка перед тем, как ее отдают мужчине... Твоя мать ведь не успела этого сделать! а Ведун, что с него взять? - мужчина... Не очень расстраивайся, бывали вещи и похуже.- Она потрепала Наару за плече, -Отправляйся-ка спать. Хранители знают, как нами распорядиться. А уж выучу я тебя... будешь благодарить Старую Пью всю жизнь.
Не думая о том, что делает, Наара устроилась на ночь. Вот уже в ночной тишине слышно только тяжелое дыхание Старой Пью, да сверчок где-то поет свою одинокую песню, а Наара все не может уснуть. Раз за разом возвращается она к долгим разговорам с Ведуном, вспоминает свои несбыточные мечтания, такие наивные, понимает она сейчас, - найти друзей, быть равной в веселом кругу равных. Неужели она права, - раз за разом возвращается девушка к словам Старой Пью, и чувствует, понимает, что да, скорее всего, так и будет, ее заставят жить с каким-нибудь захудалым, несчастным человеком, который сделает несчастной и ее. Что же делать? Убежать? Но куда? Возвратиться к Ведуну? - Гордость не позволит ей это сделать. Она ушла добровольно, сама, понадеявшись на себя, на свои силы. Она сама и найдет выход, она обязательно что-то придумает. Сейчас ей необходимо отдохнуть. Очень уж неожиданно все это. Неожиданно и для нее совершенно незнакомо. Она ничего не знает об этой стороне жизни. Надо будет прямо с утра попросить Пью начать обучение. Нааре удалось успокоиться и приободриться, удалось заставить себя уснуть.
Мозолистая рука Старой Пью разбудила и подняла с постели совсем другую Наару. Растерянная, неуверенная в себе девушка исчезла. Твердо, сосредоточенно смотрели глаза, чуть насмешливо улыбались губы. Ночью ей приснился Ведун, пригрезился их разговор о тайном знании, о том, что рожденный ею ребенок наследует неоспоримые права и возможность познания. Наара знала, что решение где-то здесь, что еще немного - и она поймет, что надо делать. Пока же, по ее просьбе, удивленная Пью согласилась сегодня же начать обучение Наары. Они быстро справились со всеми домашними делами - одну подстегивало желание поскорее начать обучение - познать секреты женской магии, второй было любопытно выяснить, как и почему изменились желания ее подопечной.
Поначалу то, что рассказывала Старая Пью показалось Нааре достаточно простым и не очень-то важным. Она считала, что легко справится с этим несложным упражнением. Но, к удивлению девушки, за кажущейся простотой и доступностью открывался огромный мир знаний, чувств, неизвестных и недоступных ей желаний. Они не могли позволить себе уделять целый день только занятиям. Было еще множество важных, повседневных дел, но даже и во время, предназначенное для занятий, им приходилось делать перерывы - наука Старой Пью трудно давалась Нааре. Во время перерывов они разговаривали, конечно, о том, что сейчас больше всего занимало Наару - о неженатых мужчинах селения.
Почти всех их Пью знала с рождения и много-много чего интересного могла порассказать и о них самих, и об их семьях. Во время одного такого разговора-перерыва Наара и поняла, что ей надо делать, как поступить. Если не только ее, любую девушку, рано или поздно отдают мужчине, она, по крайней мере, сама выберет себе мужчину, она выберет себе самого лучшего из незанятых мужчин селения и, конечно, он будет ее.
Кого же выбрать? Она ходила по селению, приходила на вечернюю поляну. Во все глаза смотрела, наблюдала, сравнивала свои впечатления с рассказами Старой Пью. И, наконец, решила. Средний сын Лорда Большого Селения! (у старшего уже была, к сожалению, жена), вот кому будет оказана честь стать ее мужем. Наара заметила, что Средненький, так про себя назвала она статного, гордого своим положением юношу, неравнодушен к одной из девушек селения и она, хоть и не явно, но симпатизирует ему. Но такие мелочи не могли остановить Наару - Средненький предназначался ей, а все остальные могли искать себе других мужчин! Вспоминая впоследствии это время, Наара не уставала удивляться самой себе. А пока, пока она пустила в ход все, чему учила ее Пью, все, что она интуитивно знала и умела, неизвестно каким путем от каких прабабок пришедшее к ней, помноженное на ее силы, развитое и укрепленное в многотрудных занятиях, это искусство соблазнять и увлекать, влюблять в себя и держать на расстоянии, не оставляли шансов ни одному, даже искушенному мужчине.
Улыбки и взгляды Наары, ее любовь и восхищение, ее желание понравиться не остались незамеченными, вызвали ответное желание уверенного в себе юноши познакомиться поближе, доставить этой простушке несколько приятных минут, о которых она потом будет вспоминать в ночных грезах. Но грезить пришлось ему, Средненькому - запах специальной травки, мешочек с которой Наара спрятала под одеждой, прикосновение руки, смазанной чем-то легким и приятным, - бедный мальчик, жалела его в душе Наара, как быстро он забыл свое прежнюю подружку, как легко, как охотно попался в поставленный для него капкан.
В немом удивлении следила Старая Пью за тем, как ловко ее ученица применяла только-только полученные знания. Она гордилась Наарой, тем, как та уверенно идет к своей цели, и в то же время, ей не могло нравиться то, что она делает, Пью не одобряла ее поведение и не стеснялась в самых прямых привычных ей словах выразить свое отношение к этому безобразию. Наара в ответ лишь весело смеялась - порицание Пью было самой высокой оценкой ее знаниям и умениям.
Самые разнообразные слухи ползли по селению. Всем было любопытно, чем закончится это внезапное увлечение сына Лорда. Тихонько плакала, не понимая, что происходит, отвергнутая Средненьким девушка. Ее вечно заплаканное лицо, красные глаза, тоска и обида, сквозящие в каждом взгляде, еще больше отдаляли ее от очарованного Наарой юноши. Нааре было ее искренне жаль и, если бы речь шла о ком-то другом, а не о выбранном ею для себя Средненьком, то она, конечно же, помогла бы ей разобраться с обидчицей. Но, Средненький по праву принадлежал Нааре и все больше и больше подпадал под ее влияние, под колдовские чары ее ярких, звездами горящих глаз, не мог наслушаться ее медового с горчинкой голоса, в ночных видениях вставало перед ним ее гибкое изумительное тело.
Родители не одобряли увлечение Средненького. Совсем другую жену хотели они для своего сына. Лорд большого селения вынашивал планы еще больше усилить свое влияние и свою силу. Заключив удачный брачный союз для дочери, ему удалось почти вдвое увеличить число своих поселенцев, и совсем неплохо было бы женить среднего сына на дочери лорда другого дружественного селения.
На предыдущее увлечение сына Лорд смотрел сквозь пальцы - кто не был молод?! Невинное юношеское увлечение не угрожало миру в семье. Всегда можно было объяснить самовлюбленному юноше, какой брак может принести ему больше чести, а семье больше пользы. Но это увлечение - как можно доказать что-то охваченному страстью юноше, как достучаться, как пробиться к сознанию, поглощенному единственной мыслью, единственной мечтой. Не в чем было обвинить эту девушку, эту Наару, неизвестно откуда и зачем пришедшую в селение. Она вела себя скромно, не искала встреч с их сыном, не хвалилась, как это принято среди девушек, его любовью, безродная, не пыталась навязаться семье лорда.
В бесплодных волнениях и переживаниях прошла зима. В начале лета Средненький объявил родителям, что собирается взять себе жену. Мать только всплеснула руками, отец молча насупился. - Я приду к вам за согласием только еще раз, - сказал Средненький,- потом я все равно возьму себе эту девушку.
Под покровом ночи в жилище Старой Пью пришла неожиданная гостья.
- Я ничего не могу вам обещать, Леди, - сказала Наара потупя глаза и заливаясь тонким, стыдливым румянцем, - Ваш сын любит меня, а я, - голос ее прервался,- хочу ему только добра.
Хорошо, что Леди не заметила возмущенного взгляда, которым Пью наградила Наару-скромницу. На второй раз Лорд дал согласие на женитьбу сына. Средненький был счастлив - совсем скоро, на исходе лета сбудется его желание, осуществится мечта. Чем больше приближался день свадьбы, чем счастливее становился Средненький, тем неспокойнее, тем хуже становилось Нааре. Она равнодушно слушала его восторженные рассказы о приготовлениях, с трудом заставляла себя улыбаться, разглядывая новые одежды и украшения, которые ей предстояло одеть в день свадьбы. Наара добилась своего - еще немного, еще несколько дней, и ей будет принадлежать лучший мужчина селения. Чего же больше? Но почему так грустно, так гнусно на душе?!!
И вот вечером из дома Лорда прислали специальных женщин. Они старательно и внимательно помыли безучастную Наару, расчесали ее непокорные волосы, и ушли, обсуждая между собой прекрасное тело будущей невестки Лорда и удивляясь ее молчаливому безразличию.
Это был последний вечер, последняя ночь Наары в доме Старой Пью. Казалось, им было о чем поговорить, что вспомнить, но в полном молчании съели они свой привычный скромный ужин. Ни одна из них не притронулась к тем вкусным необычным яствам, которые прислали из дома Лорда. Ничей взгляд не остановился на роскошных одеждах. Так и не проронив ни слова, каждая устроилась на своей лежанке. Сон бежал от Наары. - Зав-тра, зав-тра, горячими молоточками кровь билась в висках, как будто кто-то неведомый отстукивал мгновения ее жизни. Завтра она получит мужчину, от которого родит наследника своей гордой прекрасной семьи. Интересно, как она сможет родить ребенка от человека, которого она совсем не любит? Не любит? Да она даже не уважает его?!! А он? Разве он любит ее по-настоящему? Нет, это она, она заставила его. Заставила не полюбить - нельзя навязать любовь, - заставила поверить в то, что он любит ее!! Великие хранители! И она думает, что рожденный ими ребенок будет счастлив? Она рассмеялась бы в лицо всякому, кто рассказал бы ей о такой глупости, но сейчас ей остается только плакать - ведь речь идет о ней самой!
Как, как она могла додуматься до этого?? Где было ее сердце, ее душа? На что смотрели ее глаза?? О чем она думала? Как могла она разбить сердце этой простой славной девушки, как, какие силы заставили ее совершить такую подлость?! Для чего, как опустилась она до этого? Зачем ей этот симпатичный, но такой слабый парень? Как они станут жить? Как будет жить она, неся в своей душе груз неотвеченных (не имеющих ответа) вопросов. Зачем загнала она себя в эту западню?
Почему она это сделала? Хотелось ничем не отличаться от других? Быть как все, быть лучше всех? И что? Чего она добилась? Стыд и раскаяние переполняли, разрывали ее сердце, душу... Обстоятельства? Но они не были так уж безысходно - трагичными, чтобы толкнуть ее на этот позорный путь. Почему она забыла о себе, о своей душе, переступила тот невидимый порог самоуважения, за которым так расплывчаты понятия добра и зла? Вопросы, вопросы - грозным пламенем невыразимой боли вставали они перед ней, иссушали глаза, обжигали небо. Ночь шла, не принося ни отдыха, ни успокоения. Во всем, что происходит, во всем, что еще может быть, виновата только она, она одна. Она это начала, ей и нести ответ.
Наара решилась,- она знает, короткий, быстрый удар легче вынести, чем несильные, но непрекращающиеся удары. Оправившись от такого удара, человек может стать сильнее, увереннее, испытание же временем может лишить человека разума. Может ли она позволить себе нанести этот удар? Не будет ли это продолжением цепи ее непорядочных поступков? Как быть?! Наара положила руку на ожерелье: "Матушка, ты оставила своих родных, свою землю, ушла, ведомая любовью, ушла с единственным для тебя мужчиной. Я, такая взрослая, уверенная в себе, совершившая столько ошибок, боюсь ошибиться, боюсь совершить еще одну- непоправимую!" - Не делай того, в чем не уверено твое сердце - из далекого-далека вспомнился Нааре голос Матушки.
Притаившийся в комнате предрассветный сумрак слизал все краски. Только рука старой Пью размытым пятном светлела на покрывале. Нежно, чуть слышно прикоснулась к ней губами Наара - Спасибо, тебе, мудрая Пью, - произнесла она в своем сердце. И быстро, боясь расплакаться в голос, дыханием утреннего ветерка выскользнула за дверь. Мелкие, частые слезы одна за другой катились из широко раскрытых глаз Старой Пью.
Эпизод 4-й
Неслышной тенью, легкими шагами над утяжеленной росой травой неслась Наара к лесу. Вбежав в него, она с разбега подпрыгнула, ухватилась на лету за ветку ближайшего дерева и, качнувшись назад, бросила тело резко вперед к ветке следующего дерева. Нааре удалось сделать еще несколько таких бросков-перелетов, пока не почувствовала, что ей надо передохнуть. Она исчерпала ту энергию сильных, страстных переживаний, под влиянием которых сбежала из дома Пью, из своей жизни. Из последних сил, медленно девушка поднялась повыше и постаралась удобно и надежно укрыться среди ветвей могучего дерева.
Теперь можно было, нужно было подумать о том, что она сделала и что делать дальше. Свет наступившего дня помог Нааре сосредоточиться, выйти из состояния экзальтированной нервозности, трезво оценить свои действия, свое положение. - Не поздно ли, - она насмехалась над собой. Обратно она не вернется. То, что ее будут искать и во что бы то ни стало постараются найти - это несомненно. Она надеялась, что своими перелетами от ветки к ветке ей удалось сбить их со следа. Это был один из тех приемов, которым учил ее Ведун, но она сделала недостаточно бросков-перелетов, у нее не хватило сил удалиться от своего последнего следа на земле на необходимое расстояние. Спуститься с дерева до наступления ночи и бежать дальше она не может. Ее, конечно, догонят - их много, они не измучены бессонной ночью, да, что там - они отличные следопыты.
И куда бежать? К Ведуну она не пойдет - она не хочет подвергать его (кто-то, что-то еще было там - невнятные чувства-воспоминания теснились на краю сознания) ненужной опасности. Куда же? Четко припомнились разговоры с Ведуном о земле, из которой пришла Матушка, о том, что там, возможно, Наару ждет теплый прием. Выбора у нее, собственно, и не было. Но как туда идти? Как выбраться из этой незнакомой ей части леса? Наара внутренне содрогнулась, неужели снова прибегнуть к помощи птиц? И когда? сейчас, когда она одна высоко на дереве, когда каждую минуту внизу могут показаться, жаждущие сурово наказать ее, люди? Но если не сделать этого сейчас, ей придется провести ночь на этом дереве и только завтра все равно сделать то, что нужно сделать. Кто знает, достанет ли у нее для этого сил завтра. Она голодна и устала, а ночь на дереве вряд ли увеличит ее шансы на успех. Придется решиться!
Только не сорока, мысленно взмолилась Наара, вглядываясь в трепетание веток, вслушиваясь в шум птичьих голосов. Важный ворон опустился на большой сук неподалеку от девушки. - Мудрая птица, - Наара старалась передать ворону свои мысли,
- пожалуйста, помоги мне! - Ворон все так же, немигающе, смотрел на Наару.
-Ведун считает Воронов мудрыми птицами и дружит с ними, значит, я делаю что-то не так.
Наара направила всю волю души на то, чтобы передать птице свое состояние, выразить, насколько она нуждается в помощи, в поддержке. Голодной, усталой Нааре трудно было долго поддерживать такое напряжение души. Вот-вот, казалось ей, она потеряет сознание и свалится с дерева. Ей даже начало казаться, что изображение Ворона двоится у нее в глазах. И в этот момент девушка поняла, что слышит не слыша странный разговор:
- Не странно ли, дорогая, все самочки похожи друг на друга?
Наара позволила себе моргнуть - теперь она четко видела двух сидящих рядышком воронов. Тот, что прилетел первым, более крупный, солидный, это говорил он,
Юная леди нуждается в нашей помощи - отвечала ему изящная собеседница.
- Это я и имел в виду - вам всегда нужна мужская помощь,
Наара не смогла сдержать улыбку - таким неожиданным был разговор двух птиц, отвлеклась на какую то долю мгновения и тут же потеряла, вынырнула из с таким трудом достигнутого внутреннего понимания. Не было сил попытаться вновь услышать важный для нее разговор. Девушка сидела опустошенно-усталая, наблюдая за сидевшими невдалеке воронами, и удивлялась, почему они не улетают.
- Ты милая юная леди,- неожиданно поняла Наара обращенные к ней слова Вороны, - хотя я и согласна с (имя важного Ворона никак не складывалось у Наары), что головка у тебя пустенькая и глупенькая, но это потому, что ты слишком юная - мне очень хочется тебе помочь.
Ворон, как будто говоря - делайте, что хотите, мне надоели эти споры, - хлопнул крыльями и солидно, неторопливо перелетел на соседнее дерево. Ворона устроилась совсем близко к Нааре, наклонила голову. Внимательная бусина глаза не отрывалась от глаз девушки.
- Рассказывай, только медленно - поняла Наара,
- ты еще делаешь это плохо.
На удивление трудно оказалось говорить, не говоря. Наара надеялась, что Ворона понимает, о чем она пыталась ей рассказать, но Ворона никак не реагировала, и огорченная, не имеющая опыта, не уверенная в своих способностях мысленного разговора, Наара вот-вот готова была расплакаться. Но, оказывается, Ворона все поняла! И поняла отлично! Чего только стоило ее презрительное "ох, уж эти сороки!", когда Ворона объяснила Нааре, почему не хочет разрешить ей воспользоваться - проникнуть в свой мозг.
- И вообще, - продолжала она, - лес слишком большой, потребуется много времени, чтобы долететь до его границы. Вряд ли ты, в твоем теперешнем состоянии сможешь без ущерба для себя вернуться в свое тело.
;Наара не нашлась, что ответить. Она так надеялась разведать путь с помощью птиц, что теперь обескуражено молчала.
- Но мне все-таки хочется тебе помочь,- прервала молчание Ворона, - расскажи мне, для чего это тебе нужно и, если можно, покажи, что это у тебя там на шее, под одеждой?
Наара инстинктивно защищаясь, защищая что-то, необыкно-венно важное, прикрыла рукой то место, ту ямку у основания шеи, где под одеждой одаривали ее мягким теплом бусы Матушки.
- Ворона права, раз уж просишь помощи - будь откровенна.- Наара решительно вытащила бусы из-под одежды и повернулась так, чтобы той было лучше их видно.
- Я когда-то уже видела такие твердые светлые ягоды - так Наара поняла незнакомое слово.
-Значит, ты хочешь попасть туда, где они растут... - Наара боялась помешать.
- Мы живем очень долго, - как бы извиняясь, начала Ворона, но тут же оборвала себя... Чтобы узнать, в каком направлении идти и где кончается лес, тебе не нужно подниматься со мной в небо, я и так покажу тебе.
Наара с облегчением вздохнула, совсем, совсем честно - она очень боялась покидать сегодня свое тело. - Но, - что-то в голосе Вороны заставило девушку вновь сосредоточиться,
- лес очень велик и тебе, скорее всего, не удастся выйти из него до начала зимы.
Сердце замерло у Наары в груди. Она убежала из дома Старой Пью, поддавшись страстному порыву, не подготовившись, не взяв с собой ничего - ни запасной одежды, ни еды, ни простого оружия. Так, в обычной одежде сидела она сейчас среди ветвей большого дерева и с ужасом понимала, что ей не пережить зиму в лесу.
- Завтра утром,- продолжала Ворона, - когда погоня за тобой повернет в другую сторону, я поведу тебя в нужное место. Дождись меня здесь и постарайся сохранить свою жизнь.
Наара не успела ни поблагодарить, ни спросить, - ворона легко поднялась с ветки и, сопровождаемая Вороном, скрылась в переплетении веток и листьев.
Что Ворона имела в виду под "дождись и сохрани жизнь" - Наара поняла довольно быстро. Встревоженное щебетание птиц переносилось от кроны к кроне, внизу, в подлеске, внимательный глаз мог заметить озабоченные перемещения младших лесных обитателей. - В лесу были чужие. И как не старались они остаться незамеченными, им не удалось провести жителей леса, а вместе с ними и Наару. Но в отличии от остальных, Наара еще и знала, кто и зачем пришел в лес.
Довольно скоро девушка и сама увидела тех, кто шел по следу. Это были опытные, знающие охотники. Их появление здесь говорило о том, насколько важно для Лорда найти и примерно наказать опозорившую его семью беглянку. Следопыты двигались бесшумно, обмениваясь условными знаками, внимательно рассматривая каждый клочок земли, траву, кусты. Сразу с нескольких направлений сошлись они вместе и остановились почти у подножья того дерева, в ветвях которого укрылась Наара. Вышедший последним человек вел за собой на веревке неожиданную здесь фигуру - в ужасе узнала в ней Наара Старую Пью!
Она совсем не подумала о том, что Пью заподозрят как ее сообщницу, что ее побег навлечет на старуху гнев Лорда, что с ней может случится что-то плохое. Стон раскаяния комом застрял у Наары в горле. Она боялась пошевелиться, боялась выдать себя. Преследователи были явно обескуражены - хитрость с деревьями удалась, они потеряли ее след. Если она сможет продержаться, еще немного посидеть неподвижно, они уйдут, и непосредственная опасность минует ее. Но что будет с несчастной Старой Пью, когда они вернутся в селение? Как, чем она оправдается, как накажут ее?
День догорал. В лесу становилось сумрачно и тревожно. После долгих и бесплодных разговоров преследователи решили вернуться в селение. И вот, когда они, не соблюдая осторожности, не прячась, отправились в обратный путь, тихий, завораживающий свист заставил их остановиться. Над тем местом, где они нашли последний оставленный Наарой след - сплетенный из угасающих солнечных лучей, легких лесных паутинок, мелкой мошкары вечера, колебался образ беглянки.
- Я ушла, меня позвал мой отец,- донесся ясный, но далекий голос Наары.- Простите, прощайте...
Колебалось и таяло изображение, колебался и таял голос. Следопыты молча почтительно поклонились. Один из них, ведший Старую Пью, решительно развязал ей руки. Наара знала, каким уважением пользуются ушедшие предки, знала, что никто не посмеет пойти против их воли. Она надеялась, что созданная ею иллюзия убедит всех в невиновности Пью. Только ради нее нарушила девушка одно из важных правил - воспользовалась именем умершего отца, заставила преследователей поверить в созданный ею образ. Спасала она не свою жизнь, а жизнь ни в чем не повинной старой женщины. Только этим могла она оправдаться, только поэтому надеялась она на снисхождение. Но даже на то, чтобы попросить прощения, объяснить себя, не было у Наары сил. Все, что могла, все, что еще оставалось, до последней капельки, отдала девушка на создание иллюзии и теперь, трясясь от холода, страдая от жажды, засыпала, проваливалась в небытие, не слыша ни позвякивания цикад, ни глухого уханья филина.
- Репка должна наконец-то научиться вести себя как взрослая. Сколько можно щипать и дергать меня!- Сердилась Наара, с трудом преодолевая границу между сном и действительностью. Давнишняя ( та самая) Ворона, сердито блестя бусинками глаз, пыталась разбудить девушку, то пощипывая, то дергая за одежду.
Наара с трудом присела, прислонилась спиной к стволу дерева. Почему она здесь, а не там, в развилке ветвей приютившего ее дерева? Вспоминалось с трудом - Вчера вечером ей пришлось спуститься, что бы создать как можно более достоверную иллюзию, а вернуться, подняться - у нее, видимо, не хватило на это сил. Так и провела она эту ночь здесь, на земле, ничем и никем не охраняемая, близко, так опасно близко от селения! Ей просто повезло, что следопыты поверили ей, поверили в придуманный ею призрак. Наара провела рукой по лбу, отгоняя тяжелые мысли, ненужные сейчас воспоминания.
Чего хочет от нее эта настырная Ворона? Она отступила чуть назад, перестала тянуть и щипать Наару, но не улетает, кружит около нее, не очень ловко переступая с одной лапки на другую. Блестящие глазки-бусинки поймали взгляд Наары, приковали к себе ее глаза...
- Ты, все таки, еще очень юна и неопытна - понимала Наара недовольство Вороны,
- Быстро устаешь, теряешь возможность общения, ты должна много тренироваться, работать...
Наара сразу и не нашлась, что сказать. Ворона и не ждала ответа,
- Пойдем, если ты еще хоть что-то помнишь. Я обещала тебе указать дорогу, - и она взлетела на ветку дерева.
Наара с трудом поднялась. Ее немного покачивало: вчера она отдала все, что могла для спасения Старой Пью, а ночь, полная пока ей самой непонятных волнений, и вновь вспыхнувшее чувство голода, не добавляли сил. Но Ворона была права, она помнила их вчерашний разговор и, превозмогая себя, Наара пошла вслед за перелетавшей с ветки на ветку птицей.
Это были странные дни. Впоследствии Наара не смогла с точностью припомнить, сколько времени шла она за ведущей, зовущей ее куда-то Вороной. Иногда, как будто сквозь туман, видела она себя бредущей по расцвеченному золотыми красками осени лесу. Наара уже не чувствовала голода. Только жажда, ужасная жажда сжигала ее нутро. В осеннем лесу трудно было найти воду. Те немногие сохранившиеся на кустах ягоды, которые ей удавалось отыскать, да утренняя роса на пожухшей траве не могли утолить ее жажду - так и брела она, опираясь на как-то подобранный обломок сучковатой ветки и стараясь не потерять из виду торопящуюся, подгоняющую ее Ворону.
И вот лес раздвинулся, посветлел. Высокий простор соснового бора, белый прибрежный песок, хрустальный плеск небольшой речушки - Наара кинулась к воде. Лицо, руки, вся ее сущность напивались живительной влагой. Ничего на свете не могло сейчас оторвать ее от воды. Ворона щипала ее, била крыльями, тянула. Эта вредная Ворона мешала, не давала Нааре до конца насладиться, раствориться в этой текущей, струящейся, все заполняющей радости.
Ворона все-таки добилась своего: Неохотно, с досадой, желая освободиться, отогнать ее, оторвалась Наара от воды. Не было сил подняться, поудобнее устроиться на мягком мелком песке. Вся с такой жадностью выпитая девушкой вода клокотала и переливалась в пустом желудке, билась в горле, фонтаном рвалась наружу. Только теперь, чудом не задохнувшись и не захлебнувшись в массе бездумно поглощенной воды, Наара поняла, какую неоценимую услугу оказала ей, нет, как в который раз спасла ее Ворона. А птица не обращала внимания на то, что происходило с девушкой. Деловито перелетала она от одной сосны к другой, что-то выискивая, вспоминая?.. Вот она опустилась на песок так, что Наара могла ее хорошо видеть, положила перед собой большую сосновую шишку. У Наары немного еще звенело в ушах, но то, что говорила ей Ворона, слышалось, понималось как-то по-другому, внутри раскрытого для друга сознания.
- Сегодня ты остаешься одна. Постарайся подружиться с этими замечательными деревьями, - спокойные слова внушали уверенность и надежду,