Основной инстинкт
Дивлюсь я на небо
Тай думку гадаю:
Чому я не сокiл,
Чому не лiтаю,
Чому менi Боже,
Ти крилець не дав? -
Я б землю покинув,
I в небо злiтав?
Голос моего отца...
Каким он был... С бархатистыми обертонами, искрящийся, теплый... Скорее всего, лирический баритон...
Такой же обворожительно притягивающий, как он - необыкновенно красивый мужчина, добрый и надёжный - мой отец.
И так легко представить и тёмную , с качающимися фонарями улицу - " ... улица, улица ты, брат, пьяна..."1- сколько лукавого укора и в голосе и в заговорщицки подмигивающих глазах...
А разве возможно так, по-разному, ну совершенно по-разному, хохотать? Вот-вот, кажется, и ты присоединишься к этому безудержному веселью - "... ей-ей умру, ей-ей умру, ей-ей умру от смеха..."2.
И какой дьявольский сарказм, какая издёвка - " ...блохе - кафтан..."3... И хохот! Просто мороз по коже - хохот!
Как же это ему удавалось? И грусть, и раздумье - "... какой же я дед - я солдат ветеран..."4. И тут же - злая, отчаянная издёвка - "... старый муж, грозный муж..."5
Но он совсем не такой "плохой", мой отец. Он - весёлый, компанейский - "... постой, выпьем, ей Богу ещё... бездельник кто с нами не пьёт..."6
И он любит меня - "... Ви роза... Ви роза..."7...
И никогда не приходило в голову поинтересоваться - А почему эти песни? Эти мелодии? - Просто принималось, как обычное, обыденное - у всех так.
Только со временем пришло понимание - не таким уж простым, не "у всех так" - был мой отец. Не существовало, кажется такого, чего он не мог : (как и пению никогда и нигде не учась) прекрасно рисовал, делал замечательную чеканку.
Вообще, он был "рукастым" - починить электрическую проводку и вышивать, сколотить стеллаж, тумбочку и перепеленать ребёнка, подбить башмаки и переплести книгу - всё отлично у него получалось.
Удивительный - простой и талантливый, искренне любящий жизнь, неравнодушный и по-хорошему любопытный до всего, доброжелательный, порядочный человек.
Как жаль, что никто из нас не унаследовал хоть небольшую толику из того, чем так щедро одарила его природа.
Как же она плохо себя чувствует. Внезапная слабость, головокружение... как-то не по себе... Девушка распахнула низкое широкое окно. Просто удивительно, что здесь, в Карантине - такой прекрасный сад. Влажные утренней росой, плотные, тяжёлые грозди сирени отгораживают, защищают её от всего мира. Только ты - и сирень. Совсем, как в детстве...
Концерт для фортепьяно с оркестром N 2
с- moll ор.18
С. Рахманинов.
Она себя помнит рано ... очень рано... Родители, братики... Два мальчика... Они иногда играли с ней... Но большую часть дня их не было дома. "Школа". Это слово звучало загадочно и маняще...
Когда она немного подросла, однажды - трудно припомнить почему - тихонько засунула в ранец старшего брата свою любимую игрушку...
До сих пор ей страшно и больно вспоминать, как, вернувшись из школы, он бросил ей в лицо маленького, помятого - будто его пинали ногами - пёсика и кричал, что из-за неё все смеялись над ним. Но, подобрав игрушку, отплакавшись в своём уголке она вдруг поняла, что как-то...как-то... пёсик "помог" ей "увидеть" всё, что происходило в тот день в школе со старшим братом. Это было так интересно!!!
И... она не смогла ... и решилась ... и ... засунула маленькую пуговку в ранец младшего из братьев. И... о, чудо! О, счастье! Братик не заметил "сюрприз" и, когда вернулся домой, она, тихонечко достав пуговку, смогла "увидеть" всё, что творилось в этот день у него в классе.
Постепенно она "познакомилась" со всеми друзьями и приятелями своего брата, со всеми одноклассниками и учителями. Смогла "участвовать" во всех их развлечениях и забавах, училась, узнавая много-много всего, поразительно интересного вместе с ними. Но... длилось это не так уж и долго.
Наконец! И она пошла в школу. Сколько было связано с этим ожиданий, тайных волнений, надежд и ... предвкушений. Действительность оказалась совсем неожиданно-печально - другой.
Ей пришлось узнать, что Эйди - не только её имя. Всех девочек в классе звали "Эйди", и, даже, школа!, в которой ей предстояло учиться, называлась "Эйди". Её одели в форму. Все девочки в её классе носили такие же одинаково серые платья с фартуками, на голове - серые капоры.
Она долго ещё не могла отличить одну свою соученицу от другой - тихие, с тихими, почти безжизненными, еле слышными голосами, со скрытыми за широкими полями капоров лицами, они и разговаривая, отвечая учителям не поднимали глаз на собеседника.
Что такое я сделала, что меня отправили в эту ужасную школу!!! Наверное, они узнали как-то, что я умею так видеть - наверное, это плохо! И, поэтому, наказали меня! - решила она. Ведь вначале, она была уверена, что все так умеют - видеть, прикоснувшись к какой-то своей вещи, но потом, когда поняла (кто- нибудь обязательно проговорился бы), что так умеет только она одна - испугалась. Побоялась показаться "другой", не такой , как все... И ещё тщательней - как странно для маленькой девочки - старалась хранить свою постыдную тайну.
Какое-то время она даже ничего не прятала в ранце брата, но... наказание не отменяли... Кроме того, желание, непреодолимое желание - любопытство? - знать, что происходит за пределами её маленького мирка не оставляло её и снова, стараясь не попадаться никому на глаза, она прятала заветную пуговку в ранце брата. Поговорить же с родителями, объяснить, что она не нарочно - почему-то было страшно.
Как мы узнаём об окружающем нас мире? Как понимаем где, как, с кем мы живём... Каково наше место, наша роль... Как мы должны вести себя по отношению к этому миру, к окружающим нас людям? Что-то мы понимаем сами... Что-то нам рассказывают.... Чему-то нас учат ...
Малюсенькие "камушки" почти неясных намёков и фактов, взглядов и недоговоренных слов складываются в пёструю мозаику окружающего мира. Мы растём, взрослеем... Всё больше, объёмнее становится, созданная нами же, картина... Вот-вот ... и нам кажется всё так понятно и ясно... И Эйди... Ей не пришлось ни в чём признаваться... Жизнь - так принято говорить, "жизнь" - всё расставила по своим местам.
Она была третьим ребёнком - девочкой. Каким бы ни был пол двух предыдущих детей - третий ребёнок всегда девочка - Эйди. Эйди - предназначение которой - ухаживать за родителями и уйти вместе с ними в Сады забвения. Если девочка - первый или второй ребёнок, ей предназначена совсем другая, прекрасная судьба. Школа - в весёлой суете ярко одетых подружек, развлечения, дальнейшая учёба, замужество. Она родит своих троих детей. Третьей, конечно, обязательно, будет Эйди.
Её Эйди, которая, в положенное время отведёт её в Сады. У неё - у Эйди, никогда не будет своей семьи. Никогда не выйти ей замуж, не родить ребёнка. И только потому, что она - Эйди! - третья дочь!
А её школа... Чему учили там этих несчастных, тихих, от рождения смирившихся со своей судьбой девочек? В отличие от неё (спасибо пуговке!) они почти ничего не знали о другой жизни, о других возможностях, и покорно учились ухаживать за больными и престарелыми, готовить еду, шить и убирать... Кто знает что ожидает их там, за кованой решёткой Садов? Не было никого, кто бы вернулся от туда, никого, кто бы мог хоть что-то рассказать.
Эти девочки почти не умели читать и писать - самое необходимое - минимум, необходимый для того, что бы разобраться в магазине или аптеке, суметь расписаться...
Как же тяжело было Эйди (она не могла не отзываться на это имя) - невообразимо, тошнотворно, до отвращения скучно сидеть на бесконечных уроках, медленно, чинно, как заведенные фигурки - с отчаянием сравнивала она - вышагивать бесконечные круги по школьному двору в паре с молчаливой (она даже не могла запомнить какое у той лицо, глаза) одноклассницей.
Единственной отдушиной, единственной возможностью хоть как-то жить, дышать были братья... В какой то момент она поняла, что для того что бы узнать - увидеть, что происходит в их большом и прекрасном мире ей совсем не обязательно подбрасывать (это становилось всё труднее и труднее делать) какую-нибудь свою вещь, ей достаточно лишь прикоснуться к одной из их вещей и, конечно, не такая точная и полная, как раньше, но "картинка" той жизни появлялась перед её затуманенными глазами. Но и этого она вскоре лишилась.
Чем старше становились её братья, тем больше отдалялись, отчуждались они от неё. Мальчики всё меньше и меньше обращали на неё внимания, всё меньше и меньше она видела их.
Да, конечно, она уже знала - никто никогда и нигде не замечает Эйди. Одетые в серые одежды девочки, девушки становятся как будто невидимками. Они будто ... не существуют. Никому не придёт в голову обратиться к ним с каким-нибудь вопросом, никто не станет разговаривать с серыми тенями, никому неинтересно, что они думают, чувствуют. Потому, что Эйди - это Эйди - те, кто уходит в Сады.
Было так больно. И так несправедливо... Ведь она твёрдо знала, что ничуть не хуже (она достаточно видела их) тех девочек, которые ходят в ярких, красивых платьях, учатся разным и таким интересным вещам, тех, с кем общаются, проводят время её братья.
Хорошо, что в доме была прекрасная библиотека... Предоставленная сама себе - братья или учатся или развлекаются, родители - на работе (ведь надо как можно больше успеть до того времени, когда...Эйди даже подумать боялась...) - она много читала, погружаясь в мир чужих жизней, грёз и желаний, убегая от своей нелепой и никчемной, ничего не стоящей жизни...
Только не думать... Только не искать (и, конечно! находить!!!!) на лицах родителей признаков надвигающегося... А оно близко... Ох, как близко. Ведь старший брат - он совсем взрослый. А скоро и младший окончит школу...
Дети .... Они "забирают" у родителей их индивидуальность: таланты, умения, черты характера. Забирают постепенно, исподволь, почти незаметно... Чем старше, взрослее становятся дети, тем меньше "интеллектуальной жизни" остаётся у родителей. Пока... Пока не наступит тот самый час - та самая "точка невозврата".
Эйди - единственные, кто видел, видит людей в последней "фазе" их жизни. Ведь никто из детей даже и не представляет - они и не хотят это знать - как-то внезапно поняла Эйди - как выглядят, чем живут их родители, отданные на попечение Эйди.
И она запрещала себе, но искала, искала эти "признаки" на лицах, в фигурах, в повседневном поведении родителей. Нет, она не торопила время, но непонятно почему, боялась пропустить этот момент, эту жуткую "точку невозврата".
Лёгкий, мелкий дождик упругими каплями, оттолкнувшись от сочных упругих листьев, оросил её лицо и руки. Лёгкая застенчивая улыбка осветила усталое, исхудалое личико - как будто даже с сожалением отвлеклась девушка от своих воспоминаний. Какой же наивной она была! Но время - О! Часы не позволяют больше бездельничать.
Скоро проснутся родители. Надо приготовить завтрак. Но, что бы она ни делала - рутинная, привычная работа оставляла совершенно "свободной" голову - мысли её постоянно возвращались туда, в то, не такое уж далёкое время.
Вдруг, вроде бы совершенно неожиданно, хотя она давно знала, что вот-вот это случится, окончил школу младший из её братьев.
В школе, как обычно, устраивали большой вечер - Бал. Пригласят и девочек из соседней школы... Сколько всего интересного, волнующего, романтичного должно было быть там...
Братья не стесняясь и не обращая на неё внимания (впрочем, как всегда - кто обращает внимание на стол или стул! Нет, на стол и стул внимание обращают, ведь ими можно пользоваться! А Эйди? Нет - эти убогие создания существовали только для одной цели и никак не участвовали в жизни молодых людей) обсуждали все мельчайшие подробности будущего праздника.
Эйди долго не могла уснуть ... Сумбур в голове и сердце постепенно рассеивался... У неё возникал план... Тогда, много лет назад маленькая пуговка из школьного ранца брата "познакомила" её с ним - мальчиком от одного вида, голоса которого замирало, а
потом бешено начинало стучать сердце.
Сколько же лет незримо следила, любовалась она им - ничем не примечательным, может быть для других, пареньком... Она знала и его улыбку, и весёлые искорки обычно задумчивых глаз. Знала по каким предметам он получает лучшие оценки, а какие уроки терпеть не может, знала с каким повидлом он любит пончики, и за какую команду болеет...
Да, о нём она, пожалуй, знала больше, чем о своих братьях. И это тайное любование, тайная, никогда никому не раскрытая любовь (Да над ней бы даже и не посмеялись ... Эйди - и ...!!!!) так радовало, согревало её одинокое, блуждающее в потёмках бесчувствия сердечко...
Но последние несколько лет - просто не могла она, никак не получалось прикоснуться хоть к одной из вещей брата - она ничего не знала о нём. И вот - сейчас! Эта мысль, молнией взорвавшаяся в мозгу и тут же отвергнутая, но возвращающаяся вновь и вновь, подхваченная беспокойным, мятущимся сердцем - первая и, без сомнения, последняя возможность увидеть его!
Она пойдёт на этот Бал! Конечно! Конечно - пойдёт! Надо было только решиться. Решиться... А как это сделать... Что из этого может выйти... Да... У неё нет даже обычного платья...
Она покормила родителей, стараясь не думать, гоня от себя мысли о том, что же будет, когда им придётся покинуть Карантин.
Поесть же сама, хотя и еда, как и условия, здесь, были прекрасными - Не зря все платят такой высокий налог на "сады" - в который раз подумала она - так и не смогла. Ну не могла проглотить ни кусочка! Она устроила родителей на широкой веранде и, примостившись на деревянных, прогретых солнцем ступенях, вновь - это было её единственное средство не потерять присутствие духа, не сойти с ума от безнадёжности и отчаяния - погрузилась, защищаясь от действительности, в воспоминания.
Да, платье. Теперь, когда она приняла такое смелое, даже дерзкое! безрассудное решение, следовало подумать, в чём она пойдёт на Бал. У неё не было никакой одежды кроме серого платья с фартуком и капора.
- Одевая платье Эйди, ты одевала его на всю оставшуюся жизнь. Ничего другого не будешь ты носить нигде и никогда. - Совершенно однозначное, всем известное правило.
Потому-то и не боялась она, что братья или кто - то вообще сможет узнать её. - Даже родители, скорее всего, не помнят какого цвета у неё глаза и волосы.... А уж братья... - С горечью понимала она.
Так что можно идти в платье. Но, где его взять? Одежда матери велика ей. А купить? Конечно, все знают, что Эйди делают покупки для своих родителей... Но... не в самых же модных магазинах одежды... Как и ни привыкли все не обращать внимания на " серых Эйди", но в таком магазине... Нет, это может быть опасно. Надо поискать в магазинах попроще.
Она до сих пор помнит то чувство - чувство страха и нахальной, бесшабашной решимости, с которым вошла в отдел женской одежды. Конечно, мерить она ничего не могла, да и выбрать то, что больше всего хотелось бы ей выбрать - побоялась. Но... даже это скромное, без всяких украшений платье бутылочно-зеленого цвета, так отличалось от серых унылых балахонов, в которые рядили её всю жизнь! Просто держать его в руках... Бережно прижимая к груди... От одного этого сладко ныло и замирало сердце.
Но и к такому простенькому платью нужна обувь. Не эти - крепкие, высокие ботинки, которые служат Эйди и зимой и летом. Ходить на каблуках она не умеет... Да и деньги... Совсем немного осталось у неё из предназначенных на домашние расходы - большую сумму она не могла позволить себе истратить. Ладно - пусть будут сандалии. - Вот эти жемчужные перепоночки на лёгкой упругой подошве должны подойти.
Потом, когда благополучно расплатившись и не вызвав никаких подозрений она вышла из магазина, надо было решить где спрятать, где хранить свои сокровища.
Ещё только задумывая свой план, не совсем уверенная, что у неё хватит духу его осуществить, она вспомнила об этом месте - огромный куст махровой сирени рос почти вплотную к ограде их сада, в том месте, где братья подпилили одну из стоек решётки - отсюда они отправлялись на свои ночные "вылазки". Вот здесь, в нескольких пакетах и спрятала она свою одежду. - Будет удобно - переоденусь и сразу уйду, - Решила.
В тишине - это была не та абсолютная, давящая тишина замкнутого пространства, нет, здесь в Карантине тишина "живая"... тишина, сотканная из пения птиц, шороха листьев, шуршания каких - то зверюшек в высокой траве, движения ветра ... иногда ей казалось - прислушайся ... и услышишь, как растёт трава - приближался звук копыт и подпрыгивающий стук колёс.
В Карантине не было никакого современного транспорта - на маленьком ослике, впряжённом в лёгкую повозку, им привозили контейнеры с едой и туалетными принадлежностями. Раз в сутки, некто - отсюда и не разобрать кто это в серой бесформенной одежде и серой маске на лице - забирал пустые и на их место ставил новые контейнеры на следующий день.
Эйди подождала пока не только повозка скроется из вида - с крыльца из-за густых кустов был виден только небольшой кусочек дороги - но и затихнет шум от её движения (в Карантине не полагалось видеть друг друга) и один за другим перенесла довольно тяжёлые контейнеры в дом.
Она ухаживала за родителями, стараясь, как только можно, облегчить их состояние. И, хотя, всю жизнь её учили и готовили именно к этому, сердце сжималось болью и печалью... Она знала, давно знала, что и как будет, что ждёт родителей, что ждёт её...
Но - одно дело знать... а совершенно другое, когда перед тобой когда-то энергичные, разумные, красивые люди - твои родители, которые ... так беспомощны... беззащитны... безропотны... которые нуждаются в постоянном уходе и внимании. И сколько бы и как бы она ни старалась - не вернуть ей того, что когда-то было.
Иногда ей казалось, что... но лучше и не думать, не мечтать об этом. Эти два месяца... Сколько ещё времени пробудут они здесь, в карантине... Эти два ужасных месяца... И, если, в самом начале их пребывания здесь, родители хоть как-то, хоть как-то ... пытались разговаривать с ней... реагировали... Ей казалось - она готова к этому.
Она, как и остальные Эйди - единственные - видела людей, уходящих за "точку невозврата". Но это были другие - чужие люди. А когда у тебя на глазах лица родителей "оплывают" - стираются очертания, исчезают нос, уши, в узкие, затянутые кожей щёлочки превращаются глаза, на плоском лице остаются небольшие отверстия для дыхания и побольше для приёма пищи ... Срастаются, слипаются пальцы... на ногах уже и не различить их в мягких вялых отростках...
Они уже почти и не двигаются... Тела стали гладкими, бесполыми... Мать - меньше, она яснее реагирует на тепло, на ласковые солнечные лучи ... а отец... О! Как выдерживает её сердце... она на руках переносит их из одного специального кресла в другое, кормит, моет их и... никак не смирится с этим ужасом...
Чётко и бережно проделав все положенные манипуляции - ей так хотелось, чтобы хоть через прикосновения родители почувствовали всю её нежность и любовь - она накинула шаль, к вечеру холодало и вышла на веранду. Она так устала... Не физически - морально. Но она не может позволить себе расстраиваться, раскисать. Не должна всё время думать о том... что ... и как... и что будет потом... Поэтому, наверное, раз за разом возвращается мысленно к тому недавнему - прошло не более двух месяцев, как они здесь - но такому далёкому прошлому, к единственной радости, которая была в её жизни.
Она - это её отвлечёт - вспомнит свой Бал!
Это было первое в её жизни развлечение! Знала она и не хотела признаться себе - единственное и последнее, чем бы эта авантюра и не закончилась! И какое! Первый раз она шла куда-то - шла не учиться, шла не за покупками, шла не в своём безликом наряде !!!
Этот Бал - он вобрал в себя все её мечты, все надежды, всю радость и весь страх... И... она даже не подумала о том, как узнает его! Ведь прошло столько лет...
Только когда, как всегда незамеченная, она вышла в сад, сменила, достав из-под куста сирени свои сокровища, серый наряд на новое платье, сняла капор - впервые, лишённые шпилек, свободно упали вдоль спины её тяжёлые золотистые локоны - прибежала, боясь опоздать, а потом стояла, боясь войти в школьное здание, преодолев все страхи и волнения, оказалась на пороге ярко освещённой залы, спохватилась : Какой он? Где он? Как она узнает его!!!!!
И в это мгновение на неё обрушился шквал света и музыки. Она, буквально, оцепенела, придавленная незнакомыми, непривычными ощущениями - Быстрей, быстрей - назад! Уйти! - У неё кружится голова, подкашиваются ноги. Но весёлая компания, вслед за ней вошедшая в зал, увлекла, закружила её, не давая никак вырваться. Мелькали лица, гремела музыка, вспыхивали и гасли разноцветные прожектора... Вот-вот она потеряет сознание... Зал, сверкающий всполохами всепроникающего света, гремящей лентой, набирая скорость завертелся, втягивая её в свой водоворот...
Уже почти теряя сознание, она увидела устремлённые на неё глаза... Взгляд...За него можно "ухватиться", на него можно "опереться"... Как будто нить - она становится всё прочнее - соединила её и этого незнакомца. Как вовремя он появился - она почти упала в его объятья.
- Идём. Тебе нужно на воздух -
Раздвигая танцующих, бережно ограждая, парень вывел её на улицу. Под высоким, усеянным звёздами небом ей стало гораздо легче.
- Я пойду. Спасибо.
- Тебе лучше. Я рад. Но, не уходи, пожалуйста. Хочешь, давай вернёмся...
- Ох, нет ...
Она с ужасом вспомнила свои ощущения ... И туда в этот шум, толкотню, скученность не обращающих внимания друг на друга людей, она так рвалась? Нет - она пришла сюда, преодолев и преодолевая столько всего с единственной надеждой - найти, встретить Кеана.
- Ну, давай, хоть познакомимся. Я - Кеан.
- Кеан?!!! -Нет, такого не бывает!
- Ну да - Кеан...- и она заплакала.
- Пожалуйста, не плач. Я чем-то тебя обидел?
- Нет, нет! -её голос звенел от счастья. - Я рада. Очень рада.
Она не знала и что говорить и что делать. В своих мечтах она никогда - странно-то как - поняла только сейчас - не думала о том, что же будет потом, после того, как она найдёт Кеана.
- Так почему ты плачешь?
- Я просто испугалась
- Испугалась? - как ему объяснить... Что она может рассказать...
- Так получилось... А ты мне помог... Спасибо.
- Послушай, - ему, почему-то было так хорошо с этой немного странной девушкой, - давай погуляем. Или ты хочешь куда-то пойти? - по-своему понял он её молчание.
- Я с удовольствием погуляю, - всё в ней ликовало! Она узнала! Узнала его! Он вырос. Очень вырос. Возмужал. От прежнего мальчика остался... да - этот внимательный взгляд широко поставленных глаз и совершенно неожиданные милые ямочки на щеках... И ещё - волосы...
Она помнит его коротко подстриженным, как положено в школе, мальчишкой, а сейчас - это стройный юноша с прекрасной волнистой - так хочется дотронутся до его волос - шевелюрой.
- Да, давай погуляем.
Она не знала, где они бродили, о чём разговаривали. Всё, что она помнит - это счастье! Огромное, заслонившее весь мир счастье... И когда вдруг, под утро она поняла, что уже поздно, вернее, очень рано и ей пора, необходимо возвращаться домой и он наклонился и тихо поцеловал её ...
Потеряла ли она сознание на миг, или просто небеса спустились на землю...Это самое прекрасное, что случилось со мной в жизни - подумала она тогда.
- Я не хочу с тобой расставаться, - Кеан не мог принять неизбежность ...
- Ну, хорошо, - наконец согласился он на её доводы о том, что её ждут дома и будут волноваться, - но мы встретимся ещё!?
О! Как она могла отказаться, когда... когда рядом с ним... когда его голос... его руки... его губы...
- Пораньше - часов в 10.
- В 10 часов?
- А что? Ты успеешь отдохнуть...
- Утра?
- А чем плохо?
- Да... ничем...- не могла же она ему признаться...если бы знать тогда...и... что бы изменилось...
- Так ты придёшь?!!
Последний - сколько их уже было "последних" - поцелуй и ей удалось (не меньше Кеана она не хотела расставаться) всё-таки, оставить его руку и быстро-быстро - не успеть передумать, не успеть вернуться - убежать.
Что же, что же я наделала - с восторгом и ужасом думала она, лихорадочно переодеваясь, не попадая руками в знакомое расположение рукавов, путающимися пальцами кое-как завязывая узел капора под подбородком. - Неужели, неужели родители уже встали... Неужели, хватились меня?
На полпути к дому ей пришлось вернуться - впопыхах забыла переодеть обувь, но... успела! Дом спал. Тихонько, пряча от самой себя сияющие глаза, она пробралась в свою комнату, ледяной водой попыталась согнать предательский румянец со щёк и вспоминала, вспоминала, упиваясь каждой минутой, каждым мигом...
И то, о чём говорили, и то, как смотрели друг на друга, и то, как прикасались друг к другу и то... как целовались... Домашние - никто ничего не заметил, не почувствовал. День начался и потёк, как обычно... Но это был не обычный - совсем необычный день. День, в котором она нашла Кеана.
Чем ближе стрелка часов приближалась к условленному часу, тем больше она волновалась... А ведь решила - твёрдо решила, что не пойдёт на свидание.
Её мечта исполнилась, она увидела его! Больше - они разговаривали! Ещё прекраснее - об этом она даже и не посмела бы мечтать - они целовались!
У них назначено новое свидание! ... И... хватит. Ни к чему это не приведёт. Только опасно для неё. Один раз она уже нарушила Устав Эйди ... не стоит рисковать... И почему это так, где бы она ни была в доме, чем бы ни занималась - часы, с их невозмутимо ползущими стрелками постоянно оказывались у неё перед глазами...Раньше она не замечала, что в доме такое множество часов... И вдруг! Стало без пятнадцати 10! Я же не успею!!!
Она бросилась в сад, на ходу расстёгивая передник, пытаясь развязать - и как это она их так затянула - ленты капора. Уже прыгая на одной ноге и пытаясь одновременно и застегнуть сандалию и затолкать одежду Эйди в мешок, она остановилась - Да что же такое я делаю! Ведь решила! - Но как, как она могла не пойти!!! Ещё раз, теперь при дневном свете, увидеть эти глаза, услышать поднимающий её над землёй, голос... Вдохнуть, и это останется с ней навсегда, его запах ... Пусть оборачиваются ей вслед удивлённые прохожие - она не может не бежать, она не может позволить Кеану не дождаться её.
- Как я боялся...- было невозможно .... Объятия
- Я тоже...
- Идём, идём. Быстрее - первым опомнился Кеан.
- Это твоя? - не смогла скрыть она удивления, когда они остановились у прекрасной гоночной машины.
- Да. Старший брат давно не живёт дома. Вот родители и торопятся - балуют меня, - Кеан распахнул перед ней низкую дверь.
- Я... я не могу. -Кеан невольно напомнил ей о родителях, об её долге. Одно дело - вечером, ночью... Но уйти из дома днём!
- Но, почему? Мы только съездим к морю. -
Она смогла только смущённо улыбнуться.
- Ты боишься родителей? - он почти угадал о чём она думала, - так давай вместе пойдём. Увидишь, мне они не откажут.
Она представила, как бы всё это выглядело - её родители... Это было так ...забавно...
- Ты не понимаешь - я не могу!
- Так объясни!
Как объяснить... Она не могла понять сама себя... Ещё вчера вечером! вернее, сегодня утром, она твёрдо решила, что ... а сейчас...Ну, ничего не случится... Пока все на работе, заняты своими делами, она съездит ... Ведь море... Она никогда не видела моря...
Зачем обманывать себя - при чём здесь море! Она бы поехала, пошла с ним, пошла за ним куда угодно...
- Хорошо. Едем. Но не надолго, - Восторженный вопль Кеана повис в воздухе.
- Ура! Мы всё успеем !!!
Это был почти полёт - полёт в неизведанное, полёт в счастье.
Они оставили машину на окраине небольшого приморского городка, а сами пошли на набережную. Всё, всё было внове, интересно и необычно.
- Неужели ты никогда здесь не была? -не мог поверить Кеан. Она лишь пожимала плечами. Как объяснишь ... родители возили сюда братьев ... а она ...ей - Эйди не были положены даже каникулы... Да и кто повезёт серую Эйди в курортный город? Туда, где отдыхают, радуются жизни? Кому захочется иметь рядом с собой постоянное напоминание...
- Так уж получилось...
- Тогда ты обязательно должна посмотреть это...
И он вёл её на берег, заставляя скинуть сандалии - сам то он давно нёс связанные шнурками башмаки, перебросив их через плечо - и идти по крупной, до бархатистой нежности отполированной морем бело-сияющей гальке...
Не успевала она даже и не восторженно - потрясённо насмотреться на бесконечно прекрасное, невообразимое море, задохнуться от солёно-горьковатого, несущего волнующий аромат загадки ветра, как он тянул её в открытую всем сторонам света таверну, где лукавая молодая женщина несла горячую - приходилось дуть на обожжённые пальцы и запивать, запивать её прозрачно холодным молодым вином - рыбу.
И всюду, всюду их руки находили друг друга ... всюду, всюду находили друг друга их губы.
- Я знаю, что мы сделаем! Идём! Доверься мне, - повернул с набережной в город Кеан.
- Что? Что ты хочешь...- внутри... глубоко - глубоко холодная рука сжала сердце...
- Мы должны пожениться! -
- Что? Как это? - она не может. Не может. Этого сделать. Но как сказать... Как... как...
- Очень просто. Ребята рассказывали...
Да, она знает. Вспомнила. Братья как-то обсуждали. При ней о многом без стеснения говорилось. Ведь она - Эйди - значит, её, как бы, и нет.
Молодые парни и девушки заключают такие "летучие" браки. Иначе им не сдают номера в курортных гостиницах... И, если, Кеан предложил это - следующим будет номер в гостинице... Хочет ли она этого... Вот сейчас, именно сейчас - тот самый главный момент в её жизни. Она должна решить свою судьбу, свою дальнейшую жизнь... Она и только она... Должна быть честна сама с собой... И она знает...
- Как ты?
- Я - согласна.
Конечно, здесь, в курортном городке такие "пары" обычное явление. Равнодушный чиновник - интересно, сколько лет его детям, и скоро ли наступит его "точка невозврата" - почему-то подумалось ей - протянул им две анкеты - "вперёд".
Кеан быстро заполнил все нужные графы в своей и с удивлением посмотрел на её пустой лист.
- Что же ты?
- Не могу...- у неё, на самом деле, дрожали руки.
- Ладно. Давай я. Это просто. Имя? - как странно ...
Только сейчас оба осознали, что он не знает её имени - не знает имени этой необыкновенной, совершенно ни на кого непохожей, околдовавшей его девочки... И она вдруг сообразила, что так и не придумала - ни разу об этом не задумалась - каким именем назваться. Не "Эйди" же...
- Напиши то имя, каким ты хотел бы меня назвать.
- Тебя? - Кеан задумался не надолго.
- Знешь, - теперь в его голосе не было ни веселья, ни бесшабашности, он был серьёзен и... грустен...- Я - люблю тебя. И могу назвать только "Любовью". Ты не против?
Потрясённая, она только кивнула.
- Я заполню и остальные пункты, - она была согласна. Какая разница, что ещё напишет Кеан. Главное - это имя "Любовь" - её и ничьё ещё.
Чиновник, почти не глядя, отложил анкеты в сторону. Теперь:
- Вашу руку, - на ладонь Кеана лёгла на лист мерцающей глубиной пурпура бумаги .
- Положите свою руку, - чиновник почти насильно положил её ладонь сверху.
Они смотрели друг другу в глаза
- Мою ладонь твоей накрой, -одними губами выдохнул Кеан
- Твоей накрой.
-Твоей накрой, - повторила она за ним.
- И поклянись своей рукой ...- почти не веря в происходящее, продолжила она
- Что будешь ты моя, -* закончил он. (Они читали одни и те же книги!)
- Странные вы ... Это совсем не те слова... Но, не важно. Забирайте своё свидетельство. Будьте счастливы.
Лист изменился. Тонкий и лёгкий он стал почти белым. А в том месте, где соединились, прижавшись друг к другу их ладони - мерцал нереально прекрасным оттенком ... зари... Она не знала, как назвать этот цвет - его можно было только почувствовать или увидеть, как видели они, затаив дыхание, боясь неосторожным движением "спугнуть" похожее на фантастическую бабочку свидетельство их союза.
Даже не попрощавшись, они вышли из Учреждения, торопясь и почти не выбирая, зашли в первую попавшуюся гостиницу. Кеан, он так старался не выдать своего волнения - разжал крепко сжатый кулак, предъявляя портье самое дорогое их сокровище - свидетельство о браке.
Портье небрежно - сколько таких "супругов" он перевидал, едва взглянув на вдруг испугавшихся, что ничего из этой затеи не выйдет и старающихся этого не выдать влюблённых, занёс их данные в регистратор и вернул Кеану заветную бумагу. Формальности выполнены.
Деньги - все рассказывали, что в этом случае надо платить наличными - исчезли где-то в недрах обшарпанной конторки, и, в предательски вспотевшую, ладонь Кеана лёг ключ. Быстро, как всё, что они делали последние десять - пятнадцать минут, и не обменявшись ни единым словом, они поднялись в свой номер, и на ходу раздеваясь упали в объятья друг друга.
С того самого момента, когда ещё там, в городе, она согласилась поехать сюда, она знала, (как странно) знала - только не хотела ... или боялась себе признаться в этом - что будет всё именно так.
И знала - хватит уже обманывать себя! - что это - её единственная ночь с Кеаном, что больше ничего не будет, не может быть и поэтому - нет, не поэтому! Теперь-то она знала причину - потому, что любила его больше жизни - отдала и отдавала ему всё, всю себя без остатка и без утайки, любила его бесконечно и безусловно, каждой клеточкой своего тела, каждым движением своей души.
Она думала, что тот - первый поцелуй - самое лучшее, что было в её жизни... Как же она ошибалась... Самое прекрасное, самое непередаваемо величественно прекрасное случилось с ней - с ними этой ночью. Чтобы ни было с ними дальше, какой бы ни была её жизнь - ей повезло...
Им обоим не хотелось уезжать. Не хотелось расставаться. Но оба понимали - надо. Надо вернуться ... А дальше... О! Дальше... Кеан строил бесконечные планы - один заманчивее, прекраснее другого. А она, она только улыбалась - Давай сначала вернёмся домой.
- Ладно. Я скажу своим, что женился. И ты, обязательно, скажи, - она лишь наклонила голову - пусть не увидит, неожиданные даже для неё, слёзы.
- А потом встретимся и всё - всё обсудим как следует, - он никак не мог отпустить её... А она никак не могла от него оторваться, уйти ...
Быстро и ловко переодевшись - как она освоилась с этим тайным "ритуалом" - она пошла к дому.
В этот раз - не торопилась, не бежала. Скажет, что вышла с утра пораньше прогуляться - ложь уже не казалась ей такой постыдно-унизительной. Ей нужно было время, хотя бы то немногое - от садовой решётки - чтобы прийти в себя, спрятать своё счастье как можно глубже, согнать с лица эту улыбку. Она и чувствовала себя как-то... иначе... Она изменилась... Очень изменилась... Изменилась... вся... Ей казалось - и походка и голос мгновенно "выдадут" её ... Поэтому, ещё немного - она приостановилась, набрала в лёгкие побольше воздуха и , как учил её только недавно Кеан - Запретить себе думать о нём! - вошла в дом. И... не поняла. Сразу не поняла...
Массивная фигура в сером костюме повернулась к ней серебряным лицом - маской!
- Вот ты и вернулась, Эйди.
- Кто Вы? Что тут происходит? - нашла в себе силы спросить... Хотя.... Хотя уже поняла... не хотела понимать... гнала от себя это знание...
- Сейчас узнаешь.
На еле слышный, но от него заныло под ложечкой, звук - мужчина выдул его из маленького, как будто игрушечного, серебряного свистка, из-за отодвинувшегося, образовав небольшую щель, высокого от пола до потолка панно, вышла, держа руки под фартуком Эйди.
- Они заснули, - шелестящий, так хорошо ей знакомый, бесцветный голос.
- Можешь идти. Ты хорошо справилась, - так же неслышно ступая в своих огромных ботинках - почему она смотрела именно на них! - обойдя застывшую Эйди, Эйди вышла из комнаты.
Настойчивый противный звук, наконец, обратил на себя её внимание - таймер! Время ужина, вечернего туалета. Хотя - им уже, скорее всего, всё равно утро это или вечер. Никогда не узнать ...
Она включила торшер - мягкий свет под матерчатым старомодным абажуром - ещё маминой бабушки! - единственное, что разрешили взять из дома, поможет ей отдохнуть. Вроде ничего и не делала... а так устала... Но воспоминания не отпускали её...
<
Не раздумывая она бросилась туда - вот где это - помещение, которое открывается только с началом "невозврата" - в узкую щель... Этого не может быть! Это ещё не должно было произойти! Человек в сером встал у неё на пути
- Прежде, ты выслушаешь меня, - она вынуждена была повиноваться.
- Со времени основания нашего Фонда это первый случай, когда Эйди покидает родителей, покидает дом. В Уставе даже нет наказания за подобный проступок. Но ты будешь наказана. Твоё наказание - там! - он указал на вход в "невозврат".