Аннотация: Продолжение жизнеописания профессора Пятакова
Учитель математики
Практически вся жизнь доцента Пятакова могла уместиться в сравнительно узком пространстве между математикой и женщинами - двумя полюсами, находящимися в постоянном и непростом взаимодействии. Так, чрезмерное приближение к одному из полюсов естественным образом отдаляло Пятакова от полюса противоположного, однако, как ни странно, отдаление от какого-либо полюса отнюдь не всегда означало приближение к другому. Во всяком случае, наступивший на одиннадцатом году семейной жизни ее полный крах и последовавшее за ним длительное воздержание не привели к тому, что доцент ушел с головой в математические изыскания. Уйти-то он, конечно, попытался, но и здесь его продолжали преследовать фатальные неудачи. Весьма плодотворная гипотеза, над доказательством которой молодой кандидат физико-математических наук трудился последние несколько лет, никак не хотела поддаваться его усилиям - то ли гипотеза оказалась слишком смелой, то ли усилия были недостаточными, а, скорее всего, голова Пятакова была перегружена грустными мыслями о не сложившейся семейной жизни.
Потом, конечно, доцент постепенно восстановил отношения с прекрасным полом и даже достиг в этой области пусть весьма скромных, но все же устойчивых успехов. А там, глядишь, и с математикой дело стронулось с мертвой точки. И пускай пресловутую гипотезу доказать не удалось, но кое-какие весьма интересные частные случаи укрепили уверенность доцента в том, что он движется по верному пути. Во всяком случае, мысль о защите докторской диссертации и о последующем присвоении профессорского звания перестала казаться Семену Сергеевичу слишком дерзкой и постепенно переместилась из категории несбыточных мечтаний в разряд планируемых перемен. А через некоторое время доцент Пятаков во второй раз женился, и жизнь его обрела на некоторое время столь необходимую для успешных занятий наукой стабильность.
Обо всем этом был прекрасно осведомлен учитель математики Луковниковской средней школы Сергей Семенович Вепрев. Не совсем, впрочем, обо всем, поскольку происшедшие за последний год в жизни доцента Пятакова перемены никак не затронули скромного сельского учителя. Тем не менее, Вепрев постоянно ощущал непонятную причастность к судьбе Семена Сергеевича, мучительно пытаясь разобраться в истоках этой причастности. Сергей Семенович был абсолютно уверен, что должен сыграть в доцентской судьбе весьма значительную роль, более того, он испытывал к этому непреодолимое стремление, вот только ни малейшего представления о том, в чем, собственно, эта роль должна заключаться, Вепрев не имел.
Копаясь долгими зимними вечерами в закоулках пятаковской памяти, Сергей не находил там ничего заслуживающего особо пристального внимания. Обычная жизнь, не лишенная взлетов и падений. Сам Вепрев, окажись он с самого начала на месте Пятакова, прожил бы эту жизнь по-другому. Дело в том, что Семен Сергеевич обладал довольно незаурядной фантазией и постоянно находился в плену порожденных этой фантазией явных замыслов и тайных помыслов. Однако замыслы эти по большей части так и оставались замыслами, перевести их в стадию реализации Пятаков обычно даже и не пытался. В жизни своей он не любил руководствоваться далеко идущими планами, предпочитая плыть по течению и любоваться красотами пейзажа. Необходимость принимать какие-либо ответственные решения была для нашего героя худшим наказанием, и только форс-мажорные обстоятельства могли его расшевелить и заставить действовать решительно и целеустремленно.
Сергей Вепрев при всем своем внешнем сходстве с Семеном Пятаковым был по своей природе совершенно другим человеком. Предаваться пустым мечтаниям и вынашивать несбыточные планы было не в его стиле. Он предпочитал постоянно иметь перед собой четко обозначенную цель, а если таковой не было, то стремился во что бы то ни стало ее обнаружить. И уж коли таковая цель находилась, то Сергей Семенович все силы мог положить ради ее скорейшего достижения. Естественно, что подобный склад характера плохо сочетался с богатой фантазией и сильно развитым воображением. Впрочем, Вепрев и не был излишне обременен этими в иных обстоятельствах весьма полезными качествами.
Однако, погружаясь в хитросплетения пятаковской памяти, Сергей Семенович словно перенимал свойственные доценту склонность к рефлексии и нерешительность. То ли из-за этого, то ли в силу каких-то иных причин он никак не мог расставить приоритеты в списке стоящих перед ним задач. Груз чужой памяти давил на Вепрева, порождая в его голове сумбур и сумятицу. Сергей подозревал, что сможет раз и навсегда избавиться от этого груза лишь после того, как внесет в жизнь доцента ясность и порядок, изгнав из нее хаос и пустые томления духа. С другой стороны, следовало подумать и о себе и каким-то образом поскорее определиться со своим жизненным статусом, ибо ни работы, ни жилья у Сергея не было и в помине. Даже в паспорте в графе "прописка" был указан какой-то несуществующий адрес. По здравому размышлению выходило, что после спешного отъезда из Сандово следовало прежде всего отыскать крышу над головой и стабильный источник доходов. Первым делом Вепрев сунулся в Тверь, но там не покидавшее его практически с первых минут глухое чувство опасности резко усилилось, и он счел за лучшее поскорее ретироваться из областного центра.
Пятаковская память привела Сергея в те места, где проходило детство будущего доцента, а, точнее сказать, туда, где школьник Сеня Пятаков проводил безвылазно все свои летние каникулы. Бывший Луковниковский район, верховье реки Тьмы. Полупустые деревни разбросанные среди полузаброшенных полей, уже начавших кое-где зарастать мелким кустарником. Неподалеку удивительные по красоте Пушкинские места Верхневолжья: Берново, Малинники, Павловское. Впрочем, красоты этих мест не слишком волновали Вепрева, тем более что промозглая осенняя пора отнюдь не располагала к элегическому погружению в природу. Следовало подумать о крыше над головой, и Сергей Семенович весьма просто решил эту проблему. Обратясь в районный отдел народного образования, он легко выяснил, что почти все сельские школы района были недоукомплектованы учителями, в частности, как раз в Луковниковской средней школе вакантным являлось место учителя математики.
А ведь именно математикой была в значительной степени напичкана память нашего героя, по сути дела, царица наук была той единственной областью, в которой он чувствовал себя вполне профессионально. А потому ничтоже сумняшеся Вепрев отправился в Луковниково, где и был принят с распростертыми объятиями, несмотря на отсутствие таких немаловажных документов, как трудовая книжка и диплом о высшем образовании. Ему и комнату небольшую выделили прямо в школьном здании, без особых удобств, правда, но какие уж тут удобства, не до удобств сейчас было нашему герою.
Луковниковская средняя школа располагалась в самом центре большого и некогда богатого села. На всю округу это была единственная одиннадцатилетняя школа, а потому учились в ней дети из порой весьма отдаленных деревень. Впрочем, все это было в прошлом, поскольку сейчас все эти деревни находились на грани полного вымирания. Жили там, в основном, старухи, более молодые уроженцы этих мест давно разъехались по городам и весям или спились. Дома за бесценок скупались жителями Москвы и Петербурга, которые затем использовали их в качестве дач. Зимой же эти дома пустовали и подвергались разорительным набегам цыган, бродивших по полузаброшенным поселениям и тащивших оттуда все, что под руку попадется.
Последние десять-пятнадцать лет, впрочем, стали появляться в опустевших деревнях Старицкого района выходцы с Северного Кавказа. Большинство этих людей приехало из Чечни, но даже и уроженцев других республик местные жители всех без разбора звали чеченцами. Поначалу чеченцев было немного, и были он людьми вполне мирными, насколько это слово вообще применимо к воинственным жителям гор. Однако после распада Союза и возникновения самопровозглашенной республики Ичкерия в Россию мутным потоком хлынули другие "чеченцы" - люди, не привыкшие зарабатывать свой кусок хлеба честным трудом. Впрочем, и понятия о чести у них были совсем другими. Конечно, в основном эти люди старались осесть в городах, где они составили основу так называемой "чеченской мафии", но и деревне кое-что перепало от мощного иммиграционного потока. Луковниково в полной мере испытало на себе воздействие всех этих процессов, а потому все чаще на улицах этого села стала слышаться гортанная горская речь.
Среди школьников, которых в целом стало гораздо меньше, чем в былые годы, годы детства Семена Пятакова, тоже появилось довольно много шустрых темненьких ребятишек с ярко выраженным кавказским акцентом. И хотя были они порой довольно сообразительны, но учились по большей части из рук вон плохо, уроков не делали почти никогда, да и прогуливали занятия довольно часто. По всей видимости, хорошая учеба не почиталась в их среде большой доблестью.
Вепрев не имел ни малейшего представления о методике преподавания математики в средней школе, тем более в сельской средней школе. Впрочем, это не имело особого значения. На уроках он довольно мало обращал внимания на выполнение программы, не утруждая себя разбором скучных примеров из учебника. Сергей Семенович предпочитал рассказывать детям что-нибудь интересное, решать задачи, требующие не глубоких знаний, а лишь природной сообразительности. Не прошло и месяца, как математика стала у учащихся Луковниковской средней школы одним из самых любимых предметов. Даже самые тупые из них находили в непонятных рассказах странного учителя какое-то неясное очарование.
Со своими коллегами Вепрев общался мало, да и они вскоре оставили всякие попытки сблизиться с новым педагогом. Лишь с пожилым историком Петром Ивановичем Сапожниковым Сергей заводил порой долгие беседы о знававших лучшие времена Старицких землях. Впрочем, земли эти знавали разные времена, в том числе гораздо более тяжелые, чем нынешние. Коллективизация и война, двумя страшными ураганами прокатившиеся по этим местам, многих унесли за собой в те края, из которых нет возврата. Однако даже в самые страшные годы не было на этой земле такого запустения, как в нынешние. В этом Сергей Семенович смог убедиться лично во время своих многочисленных прогулок по окрестным деревням, столь хорошо знакомым ему по детским воспоминаниям Семена Пятакова. По сути дела, эти прогулки были единственным регулярным занятием учителя математики, занятием странным и совершенно непонятным для окружающих. Стояла зима, дороги между опустевшими деревнями практически отсутствовали, а потому передвижение по заснеженной равнине требовало порой весьма значительных физических усилий. К тому же дни были совсем короткие, смеркалось рано, и возвращаться домой Вепреву приходилось затемно. А зимняя ночь в деревне совсем не похожа на зимнюю ночь в городе, да и не в деревне в общем-то, а среди заваленных глубоким снегом голых полей, кое-где перерезанных черными лезвиями перелесков.
Деревенские поговаривали, что в окрестностях села последние годы стали появляться волки, и Сергей Семенович вскоре смог убедиться в этом лично. Однажды, возвращаясь как всегда в кромешной тьме из очередной прогулки, он внезапно заметил мелькнувшие впереди зеленые огоньки глаз. Серые тени заметались возле обочины. Как раз в это время выглянул из-за стремительно проносящихся по небу низких облаков тонкий серпик луны и осветил следы придорожного кровавого пиршества. Вепрев на мгновение почувствовал легкий приступ тошноты и почему-то ощутил привкус крови во рту. Холодная змейка проползла вдоль позвоночника. Однако уже в следующее мгновение какое-то странное спокойствие на грани равнодушия овладело им. Ни на секунду не замешкавшись, он продолжал размеренное движение по заснеженной дороге. Тени шарахнулись в сторону, и вскоре из-за придорожных кустов послышался тоскливый и какой-то даже несколько обиженный вой. На следующий день от учеников Вепрев узнал, что неподалеку от села волки задрали полубездомную дворнягу, на свое горе рискнувшую удалиться от человеческого жилья на небезопасное расстояние.
Однако не только четвероногие твари попадались Вепреву во время его зимних прогулок. Не совсем еще опустевшие окрестные деревни встречали порой проходящего по ним путника чьими-то любопытными, а зачастую и настороженными взглядами. Времяпрепровождение нашего героя было непонятно для местных жителей, но у большинства из них оно только в первый момент вызывало некоторое подобие живого интереса, быстро сменявшееся затем тупым равнодушием. Однако находились и такие, кто относился к прогулкам Сергея Семеновича с опаской. Однажды вечером, когда Вепрев находился уже в нескольких шагах от своего жилища, неторопливая зловещая тень пересекла ему дорогу. В неясном желтоватом свете висевшего на школьном крыльце фонаря мелькнуло бородатое лицо, и глуховатый голос с кавказским акцентом произнес:
- Слушай, учитель, ты что здесь ищешь? Все шныряешь, да шныряешь. Что-то потерял? Так, может, тебе помочь надо?
Вепрев пристально вгляделся в лицо стоявшего перед ним человека. Злое лицо. Злое, но знакомое. Оно принадлежало Резвону Бекташеву, старшему брату одного из его учеников, Асланбека Бекташева. Сергей не знал, чем занимается Резвон, он и видел-то его до этого момента всего пару раз. А вот Бекташев, похоже, гораздо больше интересовался делами школьного учителя. И руководствовался при этом вовсе не заботой об успеваемости своего брата, бывшего, кстати, одним из самых способных учеников в школе. Вепрева, впрочем, появление грозного чеченца нисколько не испугало. И хотя в его голосе слышалась явная угроза, Сергей Семенович, так же как и во время встречи со стаей голодных волков на ночной дороге, ощутил лишь холодное спокойствие, граничащее с полным равнодушием. Он устало посмотрел на Бекташева, пожал плечами, а потом нехотя обронил в ответ, лишь от того, казалось, что возникшая пауза выглядела слишком неловкой:
- Ну, если понадобится, я буду знать, к кому обратиться.
И не дожидаясь ответной реакции, он шагнул на школьное крыльцо. А Резвон, привыкший одним лишь своим видом наводить страх на окружающих, не уловив этого страха в поведении учителя, растерялся, промолчал и лишь недобрым острым взглядом из-под черных бровей проводил Вепрева до дверей.
* * *
Вместе с чужой памятью Сергей Вепрев получил и солидный багаж математических знаний. Он прекрасно помнил все достижения Пятакова за долгие годы его занятий наукой. Похоже, что он помнил их гораздо лучше самого Семена Сергеевича, поскольку мог очень быстро в деталях восстановить доказательство любого полученного тверским ученым результата. Память, доставшаяся Вепреву в наследство от своего коллеги, обладала уникальным свойством: она не тускнела с течением времени. Все воспоминания, неведомо каким образом обосновавшиеся в голове Сергея Семеновича в тот самый октябрьский вечер в глухом Сандовском селе, продолжали пребывать там в первозданном виде, не подверженные убийственному воздействию времени. Вепрев мог позабыть провести обещанную своим ученикам контрольную работу на применение теоремы Виета, но он прекрасно помнил, какое максимальное значение может иметь хаусдорфова размерность множества критических значений гладкого отображения. Он очень скоро разобрался в причинах тех трудностей, которые постоянно возникали на пути Пятакова в его попытках доказать смелую гипотезу из теории особенностей гладких отображений. Как ни странно, основной причиной этих трудностей являлся романтический склад характера Семена Сергеевича. Он пытался найти красивое решение там, где его попросту не было, где следовало спокойно засучить рукава и на некоторое время посвятить себя скучной и однообразной вычислительной работе. Поняв это, Вепрев за четыре зимних месяца сделал то, над чем Пятаков безуспешно бился на протяжении последних четырех лет своей сумбурной городской жизни.
Теперь надо было каким-то образом донести до тверского ученого полученный результат. В том, что результат этот по праву принадлежал именно Пятакову, Вепрев нисколько не сомневался. Ведь сам он лишь воспользовался чужой памятью для достижения чужой, да к тому же и чуждой ему цели. Ибо, несмотря на прекрасно развитый аппарат абстрактного мышления, Вепрев по природе своей не был математиком - холодный мир формул оставлял его равнодушным, не вызывая никакого душевного жара. Впрочем, над вопросом, кем он был по природе, Сергей Семенович предпочитал не задумываться, от одной мысли о своем происхождении у него перехватывало дыхание, и холодный озноб пробегал по спине.
С другой стороны, нельзя было просто взять и показать Пятакову выход из тупика, в который доцента завела романтика математических изысканий: щепетильность Сергея Семеновича в вопросах научной этики не позволила бы ему принять такой подарок. Он должен был найти доказательство своей гипотезы сам, следовало лишь натолкнуть его на нужную идею. В конце концов, Вепреву удалось справиться и с этой задачей. По электронной почте он направил Пятакову письмо, в котором ставил перед ним ряд вопросов, связанных с прежними работами ученого. Размышления над этими вопросами с неизбежностью должны были привести того к идее решения стоящей перед ними проблемы. Все так и получилось. Где-то через месяц Вепрев получил ответ на свои вопросы, а через год на конференции в МГУ Пятаков выступил с докладом, в котором представил свои новые научные достижения.
Казалось, Сергей мог вздохнуть с облегчением. Он наконец-то выполнил свое не вполне осознанное предназначение: оказал воздействие на судьбу тверского математика, помог раскрыть ему свой научный потенциал и вернуть утраченную уверенность в себе. Однако ощущение незримой связи с Пятаковым от этого ничуть не ослабло, а, казалось, наоборот, окрепло. Таинственная сила словно спаяла этих двух людей в единое целое, заставляя Вепрева следовать в фарватере пятаковской жизни, весьма незатейливой и по большому счету вполне заурядной.
Между тем постепенно стали обнаруживаться следы пребывания Семена Сергеевича, а точнее Сени Пятакова, в окрестностях Луковникова. По мере того как весна приходила на эту брошенную землю, в местных пейзажах словно на фотобумаге проявлялись сохранившиеся в памяти Вепрева очертания полей, лесов и живописных пригорков. Перелески постепенно теряли прозрачность, подергиваясь легким зеленоватым пухом, на обочинах дорог проступали желтые пятна мать-и-мачехи. Поля, впрочем, по большей части заросли кустарником, но кое-где и озимь проглядывала, да и свежая пашня порой попадалась. Правда, прогулки свои Вепрев на некоторое время почти прекратил из-за непролазной грязи и усиленных занятий математикой (как раз на этот период пришлось его проникновение в мир особенностей гладких отображений). Однако вскоре теплое весеннее солнышко подсушило проселочные дороги, и ежедневные прогулки постепенно возобновились. Деревни Стренево, Девонисово, Сетки, Холмец, Минино, Никольское, Волочагино - их все помнил Сергей памятью подростка Сени Пятакова. Деревни эти съежились, обветшали, они, казалось, растворились в густом весеннем воздухе, разве что в прах не рассыпались. Зимой Сергей тоже заходил в эти места, но зимние пейзажи ничего не говорили его ненасытной памяти. Сейчас же все переменилось, и не потускневшие от времени воспоминания захлестнули Вепрева. Казалось, каждое дерево, каждый изгиб изрядно обмелевшей речки вставали перед ним как живые.
Конечно, никого из прежних знакомых Пятакова Сергей не встречал, а ведь главным богатством любых воспоминаний являются люди. Только вот людей этих судьба разметала по бескрайним просторам пространства-времени. Для Пятакова же все они так и остались в далеком прошлом, превратившись в невесомые символы памяти. А если подумать, столько времени прошло с тех пор, что сейчас, встретив кого-нибудь из детских друзей и, в особенности, подруг Сени Пятакова, Вепрев навряд ли смог бы их узнать. Да и где они, эти друзья и подруги?
Впрочем, в некоторых деревнях еще оставались жители. В основном это были старухи, быть может, не такие уж и древние, но измученные и изломанные тяжелым деревенским трудом и беспросветной нищетой полуголодного существования. Попадались, правда, и совершенно иные типажи, словно заимствованные из какой-то другой жизни. И однажды даже показалось Вепреву, что в одном из окон мелькнуло бородатое лицо чеченского полевого командира, об уничтожении которого совсем недавно в очередной раз объявили средства массовой информации. Сергей тогда не придал этому никакого значения, так же как не придавал значения ничему, что не было непосредственно связано с воспоминаниями Сени Пятакова.
Так прошло лето. Вепрева понемногу начала тяготить роль учителя, и он начал подумывать о том, что его пребывание в Луковникове слишком затянулось, тем более, что никаких конкретных следов пребывания Сени Пятакова в этих местах он так и не обнаружил. Лишь отсутствие четкого плана дальнейших действий удерживало Сергея Семеновича от решительного шага, а потому День Знаний он встретил в прежнем качестве сельского учителя. И как оказалось, во всем этом имелся определенный смысл. Придя после летних каникул на первый урок в десятый класс, учитель математики внезапно словно споткнулся о влажный взгляд серо-зеленых глаз с первой парты.
Кристина была юна, свежа, легка и весела. Она, казалось, нисколько не подверглась влиянию окружающей среды, царившие вокруг беспросветные глупость и грязь словно обходили ее стороной, не оставляя на гладком и чистом лице девушки никаких следов. Существо из другого измерения - так подумал о ней Сергей Семенович, впервые увидев на своем уроке. Девушка примирила нашего героя с его нынешним положением, она оказалась мостиком, соединившим мир его мыслей с окружающим учителя реальным миром.
Однако Вепрев не впал в искушение считать появление Кристины фактом своей личной биографии, поскольку уже давно привык соотносить все происходящее с ним с воспоминаниями Семена Пятакова. Вот и теперь, все больше и больше поддаваясь очарованию юной десятиклассницы, Сергей Семенович мучительно пытался понять, какое отношение имела она к этим воспоминаниям. В те времена, когда юный Сеня Пятаков проводил в деревне у бабушки свои летние каникулы, никакой Кристины Петровой, понятное дело, еще и в помине не было. Затем Сеня вырос, незаметно превратившись в Семена Сергеевича, бабушка умерла, деревенский дом постепенно обветшал и пришел в полную негодность. Минуло уже лет пятнадцать с тех пор, как Пятаков в последний раз посещал свое "родовое имение", как он в шутку называл бабушкину избу.
Однако что-то такое мелькало в воспоминаниях школьных лет, что заставляло учащенно биться сердце немолодого учителя, когда он в очередной раз ловил на себе взгляд своей ученицы. А Кристина безошибочным женским инстинктом чувствовала интерес, проявляемый к ней Сергеем Семеновичем, и вела себя так, как, наверно, вела бы себя любая нормальная девчонка на ее месте. Интерес педагога, взрослого мужчины, ей льстил и пугал одновременно. Льстил, пожалуй, сильнее, чем пугал, тем более, что для испуга не было особых оснований: Вепрев вел себя безукоризненно. А если учесть, что он по большинству показателей на порядок превосходил всех окружавших Кристину юношей и мужчин, то немудрено, что девушка вскоре влюбилась в своего учителя математики.
* * *
Не верьте, когда вам говорят, что хороший преподаватель должен любить всех своих учеников. Это полнейшая чушь. Ну, подумайте сами, как это так, любить всех? Семен Сергеевич Пятаков, например, ничего подобного даже вообразить себе не мог. В то же время не мог он полностью отказать себе в удовольствии время от времени влюбляться в своих студенток. Однако это были, так сказать, производственные влюбленности. Почти в каждой группе, где Семен Сергеевич вел практические или семинарские занятия, находилась девушка, к которой он обращал свои преподавательские симпатии. Можно сказать, что в процессе проведения занятия он постоянно пребывал в состоянии умеренной по силе влюбленности, каковое состояние мгновенно прекращалось с окончанием пары. Таков, по-видимому, закон природы: оказавшись в каком-либо коллективе, мы первым делом стремимся выявить там объект, на который можно направить свое сексуальное влечение. Наличие такого объекта не только придает нам силы, но и наполняет нашу деятельность в рамках этого коллектива вполне определенным смыслом.
Доценту Пятакову гораздо интереснее и, главное, приятнее было рассказывать о резольвенте линейного оператора, обращая свои слова персонально к какой-нибудь Маше или Даше, чем безадресно направлять их в аморфную и индифферентную студенческую массу. Самое интересное, что подобного рода личная заинтересованность преподавателя в учебном процессе отчасти передавалась не только пресловутой Маше-Даше, но и всем остальным студентам. Тем самым многочисленные производственные влюбленности Семена Сергеевича благотворно сказывались на общем уровне математической подготовки студентов Калининского (а позднее Тверского) университета. Конечно, в этом деле не следовало перегибать палку, но Пятаков ее, эту палку, никогда и не перегибал. А в тех редких случаях, когда его интерес к той или иной особе выходил за рамки производственной необходимости, он старался вести себя по возможности сдержанно и не поддаваться искушению легких любовных побед.
В отличие от Пятакова, Вепрев не испытывал потребности время от времени подпитывать себя мимолетными влюбленностями, он действительно относился к своим ученикам одинаково ровно, можно даже сказать, одинаково равнодушно. Но уж если бы он действительно всерьез увлекся одной из учениц, у него вряд ли могла возникнуть мысль ограничить свои симпатии какими бы то ни было рамками. Впрочем, поначалу его интерес к Кристине не носил характер влюбленности или влечения, он был продиктован скорее непонятной причастностью девушки к судьбе Сени Пятакова. Тем не менее интерес был, и Сергей Семенович частенько после уроков беседовал с Кристиной, исподволь пытаясь понять его природу.
Как оказалось, сделать это было не слишком трудно, память сама подсказала ответ на мучивший Вепрева вопрос. Однажды вечером Сергея оторвал от раздумий тихий стук в дверь его комнаты. "Войдите", - буркнул он, но в комнату никто не вошел, а через некоторое время стук повторился. Тогда Вепрев сам подошел к двери и широко ее распахнул. На пороге стояла, прижимая к груди тетрадку, Кристина. Взгляд ее выражал отчаянную решимость. Взволнованным голосом девушка начала говорить что-то о способах решения логарифмических уравнений. Сергей молча пожал плечами и предложил ей войти. Затем он усадил Кристину за стол, а сам включил настольную лампу и устроился рядом. Решать логарифмические уравнения ему совершенно не хотелось, поэтому Вепрев внимательно посмотрел на гостью и, слегка улыбнувшись своим мыслям, произнес:
- Ну, давай, выкладывай, зачем пришла.
- Вы сегодня объясняли новую тему, я плохо поняла...
Сергей Семенович встал, подошел к двери, еще раз пристально поглядел на девушку:
- Об уравнениях мы поговорил завтра в школе, после уроков. Я готов решать их с тобой хоть до вечера. А сюда ты пришла не за этим. Так что, либо выкладывай, как на духу, либо дуй домой без оглядки.
Девушка подняла глаза и мужественно встретила взгляд учителя. Щеки ее внезапно приобрели пунцовый оттенок. Решительным жестом отодвинув тетрадь в сторону, она четко и медленно произнесла:
- Да, вы правы, Сергей Семенович, я пришла не за этим. Я пришла сказать, что люблю вас.
Вепрев по достоинству оценил мужество Кристины. Выражение его лица переменилось, ироническая усмешка исчезла с губ. Во взгляде учителя, помимо всегдашней участливой заинтересованности, впервые с момента их знакомства промелькнуло уважение к десятикласснице.
- Спасибо за откровенность, я тоже постараюсь быть с тобой искренним, - Вепрев говорил с предельной серьезностью, - Ты мне нравишься и ты очень привлекательна. Наверное, раньше я никогда не встречал столь очаровательных девушек. Но я не могу сказать, что люблю тебя. Честно говоря, я не уверен, что вообще когда-нибудь был влюблен. А потому твое признание ставит меня в довольно затруднительное положение.
- Я понимаю, - торопливо заговорила Кристина, - что любовь для вас - что-то совсем другое, чем для меня. Но я на все согласна, и ничего не требую взамен. Я буду просто вашей любовницей, вам ведь нужна женщина? Ведь всем мужчинам бывает нужна женщина, я знаю, а у вас сейчас никого нет. Поймите меня правильно, я прекрасно понимаю, что девушки рано или поздно становятся женщинами, и я хочу, чтобы моим первым мужчиной был человек, которого я люблю.
- Даже если он тебя не любит?
- Вы меня полюбите, я знаю.
Сергей задумчиво посмотрел на девушку, затем наклонился к ней и медленно поцеловал в губы. И сразу ее руки обхватили плечи Вепрева, Кристины судорожно прижалась к нему всем телом, однако Сергей Семенович осторожно высвободился из ее торопливых объятий и грустно произнес:
- Девочка моя, я сам пока не знаю, хочу ли я этого. Если ты так уверена, что я тебя полюблю, подожди немного. А сейчас беги домой, мне надо подумать. Ты задала мне очень сложную задачу.
Как только за Кристиной закрылась дверь, Вепрев накинул на плечи куртку и вышел на крыльцо. Ему действительно надо было подумать. Дело в том, что, когда его губы коснулись губ девушки, в памяти Сергея внезапно возник образ двадцатипятилетней давности. Это был образ одной из подружек Семена Пятакова, которую звали Ниной и знакомство с которой длилось у Сени всего пару дней. За это время он успел сходить с ней в лес за грибами, влюбиться, посмотреть какой-то дурацкий кинофильм в деревенском клубе, а затем проводить девушку до дома и обменяться на прощание парой поцелуев. Какие-то нелепые обстоятельства в совокупности с природной робостью и сдержанностью молодого человека прервали эти отношения, однако прощальные поцелуи крепко засели в его памяти, поскольку были они первыми поцелуями в жизни будущего доцента.
Кристина была дочерью Нины. В памяти Пятакова образ Нины почти не сохранился, остались только поцелуи холодной и звездной августовской ночью на высоком крыльце деревенской избы. Эти поцелуи вспомнил Вепрев, обнимая Кристину, они же стали непреложным свидетельством связи между влюбленной в своего учителя математики десятиклассницей Кристиной и почти полностью растворившейся в дымке пятаковских воспоминаний девушкой Ниной. И если уж Вепрев взялся переписывать заново сумбурную пятаковскую жизнь, то кто знает, может быть именно Кристине и суждено было стать одним из персонажей этого повествования.
* * *
Еще об одном ученике Сергея Семеновича стоит сказать особо. Это Асланбек Бекташев, с братом которого Резвоном мы познакомились несколькими страницами ранее: он являлся одним из главарей местной чеченской молодежи и весьма темной личностью. Аслан был совершенно не похож на своего старшего брата. Парнишка талантливый и любознательный, он на лету схватывал все, о чем рассказывал учитель на уроках математики. Семейство Бекташевых лишь недавно перебралось в Тверскую область из Чечни, поэтому в образовании Аслана имелись чудовищные пробелы, однако нехватка знаний вполне компенсировалась природной сообразительностью и врожденной склонностью всегда и всюду докапываться до первопричины. Чтобы ответить на многочисленные вопросы Аслана, Вепреву постоянно приходилось задерживаться после уроков в школе, но это было Сергею Семеновичу не в тягость - беседовать со смышленым мальчуганом было одно удовольствие. Что же касается самого Аслана, то он буквально боготворил своего учителя, хотя внешне это проявлялось очень мало - отношения между учителем и учеником со стороны выглядели довольно сдержанными.
Появление в школе Кристины внесло изменения во взаимоотношения Вепрева со своими учениками. Теперь Сергею Семеновичу приходилось делить свое внимание между Асланом и Кристиной, и, хотя они учились в разных классах (Аслан перешел в восьмой), мальчик не мог не заметить перемен в поведении учителя. Частенько случалось так, что, по привычке зайдя после уроков в кабинет математики, он заставал там Сергея Семеновича о чем-то беседующим с Кристиной. Нетрудно догадаться, что подросток испытывал при этом нечто вроде ревности. Вепрева, впрочем, не слишком заботили эти детские переживания, он продолжал вести себя так, словно ничего не происходило. Возможно, так оно и было, по крайней мере, с его точки зрения.
Между тем после вечернего визита Кристины стало ясно, что в жизни учителя математики грядут существенные перемены. Конечно, если бы на его месте находился Семен Сергеевич Пятаков, то возникшее состояние неопределенности могло затянуться очень надолго, и, скорее всего, отчаянный поступок девушки не имел бы никаких последствий. Но Вепрев был совсем другим человеком. И не то чтобы неопределенность в отношениях с ученицей его сильно угнетала, скорее всего он даже не ощущал этой неопределенности. Однако разговор с Кристиной заставил Вепрева взглянуть на нее совершенно другими глазами, а воспоминания о детской влюбленности Сени Пятакова только подогревали и без того нешуточный интерес к девушке.
Однако естественное развитие событий было грубо прервано неожиданным вмешательством извне. Однажды вечером, когда Вепрев возвращался домой после очередного марш-броска по окрестностям села, из придорожных кустов наперерез ему метнулась чья-то тень. Сергей Семенович остановился и пригляделся к подбежавшему к нему человеку. Это был Аслан. Учитель обнял мальчика за плечи и внимательно посмотрел ему прямо в глаза.
- Что случилось? - спросил он, не отрывая от мальчика тяжелого взгляда.
- Сергей Семенович, вам надо отсюда бежать. Насовсем и куда-нибудь очень далеко.
- С какой стати, Аслан, я должен отсюда бежать? Мне пока что здесь нравится. Да и потом, если я убегу, то кто же будет учить тебя математике?
- Сейчас это неважно, вашей жизни угрожает опасность.
- Откуда ты это взял?
- Я подслушал разговор... мой брат ... ему приказали вас убить. Они давно за вами наблюдают. Они считают, что вы следите за ними. И вы видели того, кого никто не должен был видеть. Не спрашивайте меня больше ни о чем, если они узнают, что я вас предупредил, меня тоже могут убить. Бегите прямо сейчас, и не возвращайтесь домой, там вас дожидаются.
Вепрев сразу и безоговорочно поверил Аслану. Да, собственно, вопрос о доверии перед ним и не стоял, Сергей попросту знал, что все сказанное мальчиком - чистая правда. Не произнеся ни слова, он обнял на прощание своего ученика и свернул в небольшой темный переулок, рассчитывая обойти центральную часть села стороной и незаметно выбраться на дорогу, соединяющую Луковниково с райцентром. Что-то в этом плане, однако, внушало Вепреву тревогу, и, пройдя по переулку шагов двадцать, он внезапно понял: Кристина! Откуда-то возникла уверенность, что девушка снова придет к нему сегодня вечером, а коли так, то она непременно попадет в руки жаждущих крови чеченцев. Было непонятно, как поведут они себя в этом случае, однако не вызывало никаких сомнений, что Кристине угрожала смертельная опасность.
Сергей повернул назад и двинулся по направлению к школе, стараясь держаться в тени росших на обочине дороги деревьев. Затем крадучись он пробрался во двор школы с задней стороны и притаился возле дровяного сарая. С этого места хорошо просматривалась тропинка, соединяющая учебное здание со зданием интерната, в котором жили дети из отдаленных деревень. Кристина, скорее всего, находилась именно там. Несколько раз Вепрев вздрагивал, заслышав голоса обитателей интерната и стук открывающихся то и дело дверей. Наконец его терпение было вознаграждено: девушка бесшумно выскользнула из дверей интерната и быстро, почти бегом, направилась к школе. Не ожидавший от нее такой стремительности Вепрев на мгновение замешкался, а потом сломя голову бросился наперерез и сумел перехватить Кристину лишь у самого здания школы. От неожиданности девушка вскрикнула, а затем, узнав учителя, порывисто прижалась к нему. Не говоря ни слова, Сергей потащил Кристину назад, в сторону интерната, а потом, встретив ее удивленный взгляд, только и успел произнести: "Молчи, возвращайся назад, в школу нельзя, там опасно". А со стороны школы уже раздавались гортанные выкрики на чужом языке, и подтолкнув девушку вперед, Вепрев сам бросился вбок, в сторону сараев. И в этот момент автоматная очередь словно перерезала учителя математики пополам.