* * *
Любить эту речку и вербы, и лунный серебряный дождь
С вёсел
На нервные крылья уснувших в осоке стрекоз.
И, словно шалея от сдвига, в будничном семерике -
В воскресную лодку прыгать, и мокнуть в холодной реке...
И горькою водкой греться, зябкий чинарик пряча.
... Видно, пора отречься и полюбить иначе! Слушая
дождь у калитки, гальку пуская вприскок по гладкой -
пружинящей -
зыбкой
Воде, уходящей в песок.
* * *
Покуда звенит, ударяясь в решетки, оранжевый мяч,
Нет в городе света прозрачней и четче,
спохватливей дня для удач.
Иначе откуда бы взялся звон счастья в ушах, на устах?
Прижился б и в скрипке раздался?
Завеялся в парусах?
Алина, наверно нас любят,
Раз, детскость в себе не казня,
Лукавством обходятся люди - не снегом
в стрекозьи глаза. Побудешь сестрицей у гномов.
Задирой в огнях дискотек, чтоб конского волоса полоз
Других домогался опек. Spiccato... Legato...
За молом крыла одинокий разбег
И набожный шквалик Эола.
Каких же еще тебе нег?!
* * *
Сулит зацепочка душе обломы музе в переходе:
мы не шалеем на свободе и не юродствуем уже.
По совместительству - герой,
на основной своей работе зияю черною дырой
чинопочтенью и зевоте.
Я б весь тебе принадлежал,
как отражение стрижа, что с кручи взмыв из амбразуры,
двойной касается лазури. И лето применяя к лёту
всласть отрабатывает квоту на вантах твоего ковчега
на пару, может быть, ночлегов.
Я б весь тебе принадлежал: да этой хвори избежал...
к стыду ли, к счастью.
На подходе, лишь ёкнет, и попустит вроде.
* * *
Дожди идут. Смывает нас и сносит.
Под крышами - в беспечность дремоты.
Устроимся.
И остаются с носом
наследного ристалища черты.
Не так уж высоко должно быть
сферы духовных накоплений над тобой,
и вместе с очищеньем атмосферы
благое вовлекается в прибой.
Блаженствуй!
Возводимая во кратность заветной хляби
власть твоя сильна.
Дожди идут. И что-нибудь наладит прибойных сфер
премудрая волна.
В хлеба. В умы.
Размытою дорогой подальше от властей и новостей.
Нежданой и негаданной подмогой, загрузшему
в покатости путей, Тарковского случится одинокость:
ценней чем собутыльника нахрап.
И радуга прогнется тихим боком,
чтоб не утяжелялся здешний скарб.
* * *
Кто ты мне, сын или старший брат?
Греюсь в нажитой тобой одежке. Не second-handовский -
прочный блат, змейки на месте и все застежки.
Каждый крутит свое кино. Жалуют спонсоры.
Дети жалеют за то, что предки ролей не имеют.
Здравствуют, значит. И нам суждено.
Думая, мне бы заботы отцовы, книги
и пластыри нежно-перцовы. Беллу: привез.
(Не вникая, конечно). Иноязычно все Там, и кромешно.
Праздность беспечного нашего дела
Здравствуй! Гати бесконечья корзину,
До бесконечности нам не разинуть
Гирло затора задором удела.
Да и какие у нас полномочья?
С глазу на глаз.
Односложно.
Воочью.