"Хага - куре" ( Под листьями), японский средневековый кодекс бусидо
Война постепенно уходила вдаль за ещё заснеженные горные хребты. Так нехотя, но неизбежно уходят прочь налитые грозою тучи, очищая небесную голубизну.
Ничто в окрестностях столичного С-та уже больше не напоминает прошедшую войну, - разве что суровые скорбные памятники на военных могилах братского кладбища. И ещё странным образом иногда возникающая стрельба, аккомпанирующая порою разрывам гранат.
Эти тревожно-привычные за время войны звуки доносятся со стороны большой холмистой пустоши вот уже третью неделю, зачастую сотрясая окна близлежащих домов. Но стылая весенняя голубизна уже не дышит той тревогой тяжёлых первых лихолетий, когда истощённый блокадой город встречал врага под самыми своими стенами. Город тогда не просто выжил: силами созданной Армии самообороны и духом собственного населения он сумел разорвать огненное, душившее его кольцо перейти в запланированное наступление, скинув, наконец, беспощадно обстреливавшего его врага с ранее недоступных крепостных высот. То было по сути началом освобождения всего края.
А С-т, отбросивший от себя войну, непроизвольно каждый раз вздрагивает от стрельбы, доносящейся с пустыря. Участников же учений, - курсантов школы диверсантов, людская молва окрестила "пятнистыми дьяволами". Не только из-за их цвета хаки с чёрными камуфляжными пятнами комбинезонов, - военная форма уже долгое время была повседневным видом одежды для горожан, - но и за выполняемые ими трюки и приёмы, приводившее в восхищение даже прошедших через рукопашные бои бывалых солдат.
Личность начальника школы вообще вызывала трепет у всех. Непроизвольно понижая голос, люди делились друг с другом "сведениями" о нём, больше похожие на мифы о титанах и супергероях, чем на обыкновенные байки и пересуды. Слишком уж необычным и загадочным было появление этого незнакомого никому в С-те человека.
Вот и сегодняшние занятия подошли к концу. Условный сигнал собрал за считанные секунды всех участников на большой открытой пустоши.
Курсанты чётко становились в строй, кое-кто украдкой потирал ушибы и ссадины. Все были перепачканы глиной и травяными разводами. Отряхивались наспех, - приведение в порядок одежды происходило позже.
На только что оживлённую пустошь, словно с небес, опустилась первозданная тишина, какая бывала до сих пор лишь во власти безвредных творений Божьих. Ни единого звука не исходило сейчас от застывшей в едином строю шеренги, вдоль которой идёт человек, начальствующий над ней и этой тишиной.
Он высок, ладно скроен и, несмотря на хромоту, обладает той характерно-мягкой походкой, которой так отличается горный барс.
На словно вырубленном из серого гранита, прочно отмеченным ещё не зажившим багровым шрамом лице жили своей затаённой жизнью глаза, вдруг вспыхивающие иногда дьявольским огнём, казалось, способным если уж не убить, то точно загипнотизировать.
Шестьдесят три человека в шеренге и в самом деле были похожи на загипнотизированных взглядом своего инструктора, а ни один из них не был мальчишкой ни по возрасту, ни по тому опыту, что достался на их долю в войне.
Ну, вот хоть этот левофланговый, Ашот. Застигнутый врасплох, окружённый, он принял неравный бой, выйдя победителем из безвыходной, казалось, ситуации, - за что и получил орден. А тот, кто стоит рядом с ним, Гагик, взял в плен вражеский "Т-90". Поверит ли кто, что в мирное время он работал мужским портным?
Если война открывает в людях столь необычные резервы, то что она творит с их душами? Ведь седому, словно выжженному термитным снарядом курсанту с трубой РПГ на плече, нет и тридцати... И поистине неисповедимы твои пути, Господи, если вон тот здоровенный рыжий крепыш с тяжёлым пулемётом Калашникова на ремне ещё недавно был одним из твоих служителей. Он ли виновен, что дьякону монастыря оказалось более по душе служить Богу с ПКа в руках, чем с крестом и молитвенником в келье.
Инструктор же таких необыкновенных курсантов обрёл право на это, дойдя в своём самоотречении до пределов общечеловеческих норм бытия, немного зайдя за её грань.
Вот он остановился перед строем, приготовившись обратиться к нему, - как вдруг нагнетённую тишину вспугнул шум подъезжающего автомобиля. Уже через пару секунд из доверху облеплённого грязью УАЗа шустро выпрыгнул дежурный по школе:
- Товарищ старший инструктор, звонили из штаба. Подполковник Хандикян просил Вас прибыть незамедлительно.
- Вас понял, сержант. Прапорщик Дадунц!
Из строя вышел рыжий дьякон.
- На время моего отсутствия обязанности старшего возлагаю на Вас. Разбор занятий проведём после моего возвращения, перед ужином.
- Есть.
Хлопнула дверца УАЗа за севшим в него пассажиром, натужно взвыл мотор и автомобиль, с трудом выбираясь из грязи, покинул пустошь.
На одной из по-деревенски тихих улиц С-та, неподалёку от бульвара Павшим бойцам, стоит с виду ничем не отличающееся от других трёхэтажное здание из розоватого туфа. За его плотно зашторенными окнами по ночам всегда горит свет, а у наглухо перекрытых ворот днём и ночью дежурит охрана. В здании располагался Штаб Армии Самообороны. Дежурный, придирчиво изучающий документы - процедура, обязательная и для тех, кого давно знали в лицо, - случайно бросил взгляд на амулет, висевший на шее прихрамывающего визитёра, - и разом став по стойке смирно, отдал честь ему, стоя навытяжку до тех пор, пока тот не скрылся у него из виду.
Многие фронтовики на память о войне сохраняли патроны, осколки снарядов, другие предметы. Но то, что увидел дежурный, - волчье ухо, - носил только один человек в крае, так же, как монарх корону в качестве символа власти.
Тем временем, прибывший поднялся на второй этаж, сопровождаемый пристальными взглядами. Не любил Волк проявления к нему любопытства или интереса, но ни тени неудовольствия не промелькнуло на бесстрастном лице. Не отразилось на его и лице и радость от встречи с человеком, которому он был обязан жизнью. Гость и хозяин кабинета крепко пожали друг другу руки. Полковник Хандикян имел несколько нездоровый вид, словно постарел на десяток лет.
- Рад видеть Вас, товарищ Калантаров. Проходите, садитесь.
- Здравствуйте, товарищ Хандикян, и я Вам рад.
Калантаров сел в кресло, и, бросив нечаянный взгляд на висящий в простенке между окон перевитый траурной лентой фотопортрет в недавнем прошлом хозяина этого кабинета Вачагана Григоряна, закрыл глаза и на секунду перенёсся в прошлое. Отчётливо ясно увидел морозный солнечный день, ослепительно искрящийся снег ( ах, как нестерпимо резал тогда он уже затуманившиеся глаза!), что разлетался, взрихрясь, в стороны от работающих на взлёт винтов вертолёта. Лица людей, склонившихся над его носилками в восхищённом участии. Услышал надсадный рёв двигателей, последний перестук хандикяновского пулемёта, и, уже проваливаясь в спасительное беспамятство, отчётливое: "Поправляйся скорее, Волк, ты нужен нам. И назови себя, наконец."
Он тогда не просто выжил, - Волк вернулся в мир людей. И настал день, когда из кабинета начальника штаба вышел не Одинокий Волк, а а старший инструктор курсантов спецшколы Микаэл Калантаров. Только принять его вступление в должность полковник Григорян так и не успел...
- Микаэл Николаевич, Вы в порядке?
- Что? Ах, да...
- Простите, но Вы так задумались, глядя на ...
- Я очень мало знал полковника Григоряна, о чём сожалею...
- Он давно и тяжело болел, но скрывал...
Артак Хандикян закурил сигарету и задал неожиданный для своего гостя вопрос:
- Как дела у Ваших курсантов? Нелегко, наверное, им, - и с ними...
- Нелегко. В каждом из них заключён целый мир ассоциаций, поступков, представлений и стремлений, и обучая их, я словно сам учусь у них.
Хандикян улыбнулся, видя как загорелись глаза у Калантарова.
- Учу не воевать, а думать, анализировать в любой нештатной ситуации, владеть собой - крепкие нервы важнее любого оружия. Сливаться с природой воедино, читая её словно книгу. В этом гарантия сдать экзамен войны - выжить и победить.
После секундной паузы Калантаров спросил:
- Вы из-за этого меня вызвали?
- В общем, нам нужна помощь. - Хандикян затушил ещё незаконченную сигарету, выдавая этим жестом волнение, ничем не проявляемое внешне. - Объявился диверсант. По тому, что он успел сделать, можно заключить, что этот человек - профессионал, превосходно ориентирующийся на местности, владеющий системой выживания во враждебной среде.
Хандикян очертил на карте квадрат:
- Он действует здесь, на юге, нанося весьма ощутимый вред, пользуясь обстоятельством, что все наши силы переброшены на север и мы не имеем возможности бросить на его нейтрализацию ни одного подразделения. Нам известна его кликуха - Алтыбармаг, он любит оставлять "визитную карточку" - след своей дефективной шестипалой руки...
- Так... что-то вроде мутанта... Иногда дефективность воспринимается как отмеченность...
Договорить Калантаров не успел, дверь резко распахнулась, вбежал дежурный офицер:
- Прошу прощения, товарищ подполковник... ЧП! За время Вашего отсутствия, товарищ Калантаров, в школе произошло убийство. Убит дежурный по школе.
И Хандикян, и Калантаров мгновенно поднялись со стульев. Переглянулись, - отмечая про себя, что их разговор словно получил зловещее подтверждение.
Первое, что увидели они, войдя в спальное помещение - это курсантов, стоявших в скорбном безмолвии у одной из коек. Те расступились и вошедшие увидели труп бывшего бесстрашного разведчика, на застывающем лице которого читалось одно бесконечное удивление. Это обстоятельство отпечалось автоматически в мозгу у Калантарова, но продумать его он в этот момент не мог.
- Кто это сделал?! - выдержка на миг миг изменила ему и он закричал.
От неожиданности все заполнившие спальное помещение попятились назад. Калантаров собрал всю свою волю в кулак и уже твёрдым тихим голосом позвал:
- Прапорщик Дадунц!
- Я, товарищ старший инструктор!
- Вы были назначены старшим в моё отсутствие. Доложите о том, что произошло.
Бывшего сященнослужителя и бесстрашного пулемётчика било в жутком лихорадочном ознобе. Но он, перебарывая себя и не отводя взгляда от Калантарова, ответил:
- Я видел сержанта Карчикяна около сорока минут назад, спросил у него, всё ли в порядке и предупредил, что мы будем в спортзале. Через пятнадцать минут я отправил сержанта Карапетяна на кухню помочь с ужином, тот тут же вернулся, сказал, что в школе отключён свет, а повара с дежурным нет. Я пошёл проверить всё лично, когда вошёл в спальню, то увидел ... сержанта Карчикяна мёртвым... Какой враг мог поднять на него руку?!
- Надо позвонить в военную прокуратуру, - промолвил Артак Хандикян.
- Обязательно. А пока, Дадунц, разыщите повара. Что-то его не видно...
И тут, словно в ответ, донёсся крик. Предчувствуя недоброе, Калантаров быстрым шагом пошёл на крик, и наткнулся на вбежавшего сержанта Карапетяна, уже находящегося на грани помешательства от выпавшей на его долю роли "чёрного вестника".
- Там, на кухне... умер... дядя Вагинак...
Резкая боль стрельнула от бедра к сердцу, когда забывший о больной ноге Одинокий Волк рванулся к двери. За ним - все остальные.