Аннотация: Берегись босяков и женщин лёгкого поведения. "Золотая молодёжь". Новая, неожиданная угроза. Случай со знаменем, символом нашим. К старику "Гамбринусу". Столкнулся со Сталиным. Жив, остался жив! Китаяночки, с ними не соскучишься. Полёты наяву.
Глава седьмая
Одесские записки
Ах, Одесса,
Жемчужина у моря.
Ах, Одесса,
Ты знала много горя...
Фольклор
Одесса
Кажется, уже всё было. Одесские рассказы, одесские истории, воспоминания. Я же пишу записки. Может быть, кто-то успел заполнить всеобъемлющую таблицу этим несерьезным жанром. Заранее предупреждаю, что не претендую на приоритет. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Для меня Одесса - это, прежде всего, Куприн, Бабель, Катаев, Багрицкий, Паустовский, Ильф и Петров, Олеша. Я бы с удовольствием включил и Жванецкого, но он ходил в то время в коротких штанишках и может быть, даже с красным галстуком. Я имею в виду не возраст, а вклад в литературу.
В Одессу я прилетел на небольшом рейсовом самолете-биплане. Такой часто называли кукурузником - наверное, оттого что его легко было закамуфлировать и спрятать в кукурузе. Очевидно, от врагов. Но тогда слово "кукурузник" произносилось с опаской, так как на него, как на кличку, стал претендовать новый вождь мирового пролетариата.
Были в то время и большие пассажирские, но перелёт на этом самолете стоил намного дешевле. Он брал на борт человек десять, а потом болтался в воздухе часа два. Часто совершал посадку в каком-то промежуточном городе, но так как приземление было на какой-то примитивной полосе, то ни города, ни самого аэропорта мы не видели, а выходили посидеть на травке и отдохнуть от болтанки. Через некоторое время летчик вставал и спрашивал:
- Ну, что, пассажиры, полетим дальше, или как?
Но поскольку никто не соглашался на "или как", то рейс продолжался, и мы прибывали по расписанию.
Бросил вещи где-то у родственников и тотчас отправился знакомиться с городом. Естественно, сначала Дерибасовская, затем - Приморский бульвар со знаменитым памятником Пушкину, Оперный театр и ещё пару прилегающих улиц - и вот уже есть некоторое впечатление о центре города.
Однажды смотрел документальный фильм об Одессе: там киноспецы умудрились раз десять показать всё это, но под разным ракурсом и с разных сторон. Получилось, что город просто насыщен разнообразными памятниками скульптуры и архитектуры - настоящий Версаль!
Сам город большого впечатления не произвел. Больше удивили люди с их специфическим акцентом. Действительно, чтоб я так жил! Такая особенность, как разговор в трамвае с применением еврейских слов, удивляет всякого приезжего. Мне даже показалось, что все здесь говорят со специфическим местным акцентом. Со временем к этому привыкаешь, и кое-что начинает нравиться. Вот попробуйте представить Леонида Утесова или Романа Карцева без одесского акцента. Что получится? То-то. Так и с акцентом. К нему нужно привыкнуть.
На Брайтон-Бич я часто закрываю глаза и в мгновение переношусь в Одессу - город, в котором прожил очень мало, но всё же немного полюбил. А моя жизнь в Одессе связана с такими эмоциями и потрясениями, такими резкими падениями, какие очень редко выпадают на долю молодого человека. Но будем последовательными - и вперед.
В Одессу я приехал не любоваться местной экзотикой, а учиться. Если быть более точным, то продолжать учебу в институте связи, на факультете радиосвязи. Институт связи - это для краткости. На самом деле он назывался ОЭИС - Одесский электротехнический институт связи. Почему электротехнический? Наверное, потому что связь бывает и почтовая. О голубиной и не говорю.
На этот раз мой выбор был вполне осознанным, да и отношение к учебе уже было несколько иным, более серьезным, хотя и далеко до идеала. Перевод в другой институт для меня в то время не представлял особого труда, так как ещё свежи были в памяти приглашения по линии спорта. Но это накладывало определенные обязательства, о которых расскажу позже.
Отправляя в Одессу, отец наставлял меня быть очень осмотрительным, поскольку там каждый второй - жулик, который "на ходу подметки рвет", а каждая вторая женщина - легкого поведения. Не приходилось мне сталкиваться с такими. Видимо, они так умело прятались среди приличных людей, что распознать их мог только чрезвычайно опытный криминалист. К тому же, круг моего общения предпочитал другие приоритеты.
С самого начала занятий на меня навалилось много новых обязанностей. Нужно было сдать некоторые предметы, а также слесарную практику, которую я не проходил в горном. На этой практике мастер сначала долго объяснял, как следует делать плоскогубцы, и даже показал мне несколько образцов. Но после моего замечания: "Ладно, сделаю, если кроме плоскогубцев совсем уж нечего делать. Дело не хитрое" - он почему-то остановился, приподнял очки, внимательно посмотрел на меня и добавил:
- Тут, правда, есть одна работенка. Нужно смонтировать и запустить пульт управления. Как, справитесь?
- Попробую, - ответил я.
Дело в том, что мне всегда было интересно браться за незнакомое дело. Здесь меня как-то подстегивал элемент риска. А тут, какой был риск - никакого. Он принес инструмент и спецовку. А потом добавил:
- На практике, можете одеваться попроще. И галстук не обязателен.
При этом он как-то улыбнулся, чего я не замечал ранее. А чего? Отличный мужик. Если человек улыбается, то с таким всегда приятно иметь дело. Не так ли? Но тут возникла некоторая сложность. Дело в том, что эта практика начиналась сразу после лекций. К тому же костюм у меня был единственный, но вполне приличный, а появляться на лекциях в спецовке - этого я не мог допустить. Эту проблему, как говорил одесский гросмейстер Геллер, я в конечном итоге решил, притом без потерь в качестве, как и всю практику в целом.
"Золотая молодежь"
Студентов моей группы, если быть объективным, следовало бы разбить на две категории - местные и приезжие. Местные - это настоящие одесситы, к которым я еще не привык, а приезжие - в основном выходцы из деревень и поселков, к которым тоже надо было как-то привыкнуть. Местные были здесь в меньшинстве и почему-то недолюбливали начальство курса. Приезжие студенты никак не выражали своего отношения, жили в общежитии и пользовались определенной благосклонностью в деканате. Среди приезжих было двое отслуживших армию и два иностранца - чешских коммуниста.
Местные, как и положено одесситам, отличались более легким отношением к жизни. Они обладали особым чувством юмора и, я бы сказал, большей беспечностью, и даже по одежде их легко можно было различить - о девушках даже не говорю. Приезжие, в свою очередь, были люди более серьезные, не пропускали занятий, лабораторных работ, были более дисциплинированны и очень стеснены материально, поскольку стипендия была мизерной.
Я же, по формальным признакам приезжий, но жил не в общежитии, и зам декана факультета в последней беседе успел предостеречь, чтобы я держался подальше от "золотой молодежи". Наверно, именно поэтому, я решил быть как киплинговский кот - сам по себе. А там будет видно. Некоторое время даже старался быть со всеми в одинаково ровных отношениях. Думал, что все образуется само собой.
Нет, не получилось. Уж очень сильно отличались эти группировки. Не создавать же мне свою группировку центристов, в которую и принимать-то некого. К тому же одесситы сразу почему-то признали меня своим, чего не скажешь о второй, большей части группы. Чуть ли не после второй лекции ко мне подошел однокурсник и о чем-то заговорил, как потом оказалось, и жили мы рядом, поэтому домой, когда не было практики, мы шли уже как приятели. Звали его Валентин. Он произвел впечатление очень начитанного и толкового парня, к тому же был очень музыкальным и у него полностью отсутствовал одесский акцент. Нужно ли объяснять, почему мы с ним вскоре подружились?
Что меня удивляло в моём новом друге, так это его прямолинейность. Говоря о ком-то, он сразу характеризовал его коротко и емко. Зам декана Палиц - негодяй и тупица. Староста группы Чуднов Дима - сволочь, каких свет не видывал. Впрочем, добавил он, ты скоро и сам все узнаешь.
- Почему ты так думаешь? - спрашивал я. - Для такой характеристики нужны веские доказательства.
- Их вполне достаточно, - отвечал он. - Во-первых, они оба коммуняки.
- Мне кажется, этого недостаточно. Я знаю людей, которые в силу ряда обстоятельств состоят в партии - и ничего.
- К тому же они бывшие гэбисты. Посмотри, как Чуднов одевается: спецовка, кожаное пальто, сапоги. Кому-то по пьянке он даже сказал, что служил в спецвойсках.
- А что, разве он пьет?
- Нет, конечно. Просто, когда начали заниматься на первом курсе, было пару общих сходок. Я внимательно за ним наблюдал. Он не пил. Делал только вид, что пьет как все, но всё время расспрашивал, лез в душу. Мы еще и не знали, что его назначат старостой группы. Были кое в чем откровенны. Вот он и напоминает нам, каждому - кто и что сказал, чтобы были, как говорится, всегда на крючке.
- И как ты на это реагировал? - поинтересовался я.
- Как, как, сказал ему однажды: предложение на Чи знаешь? Нет? Чи не пошел бы ты, Дима, на фиг? Не подходи ко мне. От тебя навозом пахнет! - Вот он и напоминает мне об этом. Сказать ведь кому-то стыдно. Начнут принюхиваться.
- А почему ты сказал, что я скоро и сам о нем узнаю? Не буду я с ним контачить, вот и не будет у него на меня ничего.
Мой друг посмотрел на меня как-то снисходительно, а потом сказал:
- У таких людей всегда есть всё на всех. Вот ты, например, что-то сказал непатриотичное об инженерах-горняках и своем отношении к почету - вот он и запомнил. А, может быть, и стукнул куда надо. Таких людей система выращивала на протяжении многих лет. Селекция, брат. Сам знаешь.
Он ещё долго развивал свою мысль. Видимо, это его очень беспокоило, а я всё пытался вспомнить, что же я такого сказал, что можно в дальнейшем использовать против меня. Но так и не вспомнил. Потом, наконец, решил: "Ну, и фиг с ним. Слишком много чести. А ведь действительно, от него чем-то пахнет".
Вскоре Дима дал о себе знать. Он весьма решительно, как и подобает командиру, подошел ко мне и без всяких предисловий произнес:
- У тебя, Гуглин, больше чем у всех "хвостов". Ты, тянешь группу в отстающие. Ты до сих пор не сдал сопромат и техническое черчение. Ты перестал ходить на практику. Ты...
- Не знаю, почему вы, Дима, всё время тыкаете, - перебил я его, - откуда у вас такие сведения? Недели две, как они устарели. Практику и сопромат я сдал, а черчение - да, меня погнали. Придется перечерчивать. Не волнуйтесь, дело нехитрое.
- А сопромат как ты сдал? - последовал вопрос.
- Как ни странно, на пять.
- Всё у тебя, Гуглин, ненормально. Сопромат сдал, а такую херню, как черчение, нет!..
Встреча прошла, как говорят, на высоком идейном уровне и закончилась без эксцессов.
Потом появились и другие друзья. Вполне приличные ребята. Особенно мне нравился Яшка. Не Яков или Яша, а только Яшка. Так мы его называли, и это была не кличка. У него было отличное чувство юмора, и он был душой любой компании. Вспоминается старый анекдот: "Друзья, я расскажу вам, как стать душой компании! Для этого вам потребуется пузырь водки и... И, пожалуй, всё!" Но это был не тот случай. Разговаривал он, как бы это вам объяснить, не просто с одесским акцентом, а с акцентом Попандопуло, героя оперетты "Свадьба в Малиновке".
Сначала я его плохо воспринимал, но со временем понял, что это просто искусство - уметь разговаривать на таком народном языке. К тому же это всегда создавало непринужденность, легкую атмосферу. Стоило возникнуть какой-то сложности, как кто-то подталкивал Яшку, и дело кончалось полной разрядкой, а порой и дружным смехом.
Как-то пригласил он меня на свой день рождения. Вполне приличная семья. Мама - учительница французского языка. Отец - главный инженер завода. Разговаривают, в отличие от сына, без акцента. Всё как обычно. А на стене висит ружьё - красивое, охотничье. Естественно, вспомнили Чехова, и очень захотелось взять это ружье на перевес, встать на лыжи - и в лес. Но у одной девушки были совсем другие фантазии. Ей вздумалось подержать это ружьё в руках, прямо сейчас. Яшкин папа, со словами, что ружье - это не игрушка, снял его со стены, провел некоторый инструктаж, и дал этой девушке в руки. Но как только заметил, что эта любознательная особа подняла ствол и начала прицеливаться в кого-то, отнял его.
Затем он рассказал историю этого ружья и добавил, что оно висит уже больше двадцати лет. Потом направил ствол в верхний, дальний угол комнаты и спустил курок. Раздался оглушительный взрыв. Комната наполнилась дымом, а все гости от неожиданности испугались, как будто произошел очередной теракт. Но ничего страшного не произошло. Терактов тогда ещё не было, а если и были где-то, то мы о них не знали. Если не считать куска отбитой штукатурки, всё обошлось. Но исполнитель этого инцидента страшно побледнел от неожиданности. Видимо, хорошо знал, чем кончаются такие шуточки.
Новая угроза
Где-то посреди учебного года надо мной нависла новая угроза, которую мне накаркал зам декана Палиц. Оказывается, к нам в группу перевелся новый, чрезвычайно опасный студент из Ленинграда. А опасность заключалась в том, что его отец работал в нашем институте профессором. К тому же был зав кафедрой радиоприемных устройств. Как ни суди, а это уже настоящий профессорский сынок, типичный представитель "золотой молодежи". И, следовательно, мне нужно быть от него подальше, и всё такое.
Получилось, как я и предполагал. Он очень быстро познакомился со всеми в группе, даже быстрее, чем полагалось в данной ситуации, а затем подошел ко мне со словами:
- Давай знакомиться. Меня зовут Алик. Никак не привыкну к одесскому акценту. А ты уже привык?
- Почти, - ответил я.
- А не знаешь, почему Палец не любит одесситов? Ведь он, кажется, тоже одессит?
- С чего ты взял? Ты ведь только приехал.
- Он вчера со мной целый час убил. Всё убеждал ни с кем из одесситов не дружить: "Ты ведь сын известного профессора и тебе не пристало водиться со всякими". И перечислил ряд фамилий. Точно не помню.
- Скажи, а фамилию Гуглин он называл?
- Конечно.
- Так Гуглин - это я. Можешь сделать вывод.
- Вот, кретин! Я чувствовал, что он тупой и сволочь, но не до такой же степени!
Ну, как было с таким парнем не подружиться. К тому же у нас, как оказалось, было очень много общего. Одинаковые взгляды на жизнь, на учебу, на начальство (социалистического лагеря в том числе).
Как-то после лекций пригласил Алик меня к себе домой. Познакомил со своим отцом, которого я знал только внешне. Первое, что бросалось в глаза, - их отношения друг с другом: мне не приходилось ранее наблюдать, чтобы отец и сын были столь близки и откровенны между собой. Казалось, это близкие друзья, и нет для них ни запретных тем, ни дистанции. В первое время я чувствовал себя довольно скованным провинциалом. Но он быстро нашел со мной общий язык.
Абель Аронович Ризкин был не просто профессор нашего института. Он был самой яркой звездой и крупным ученым. Мне не пришлось слушать его лекции в полном объеме, но я присутствовал на некоторых его выступлениях общего характера. После каждого его выступления слушатели выходили с чувством определенного подъема и желания больше узнать, как бы приблизиться к его уровню. Он никого не подавлял своей эрудицией, а был весьма прост в общении.
Иногда встречаются люди, порой очень образованные, которые в беседе с окружающими выбирают ироничный тон, позднее эта манера переходит в привычку. Что стоит за этим? Стремление самоутвердиться или принизить собеседника? И то и другое не может вызвать к нему расположения, с такими людьми очень трудно общаться, не говоря уже о дружбе. Но не таков был профессор Ризкин, поэтому и любили его все. Даже внешность его была необычной: возьмите фотографию Алексея Толстого, этого аристократа в энном поколении, когда он сидит за письменным столом, и вы получите очень близкий типаж нашего профессора.
Приехал он из Ленинграда, так как врачи посоветовали ему сменить климат: у него была очень тяжелая форма астмы. Поэтому каждая его лекция начиналась с того, что все студенты надевали верхнюю одежду и настежь открывали окна - и зимой, и летом. Он не писал специальных учебников, но его капитальный труд "Основы теории усилительных схем" - незаменимый помощник в работе каждого специалиста-электронщика, независимо от того, чем он занимался - радиоприемом или радиопередачей, телевидением или радиолокацией, космической или сотовой связью и так далее - всюду имеется незаменимое устройство - усилитель электрических сигналов. И в каждом из этих устройств есть что-то от Абеля Ризкина, будь то схема обратной связи или противошумовой коррекции... Но обо всём этом я узнал несколько позже.
А в то время меня больше поразило другое - условия, в которых жил известный ученый. Когда я впервые вошел в вестибюль его дома, Алик спросил:
- Ты хоть знаешь, кто жил в этом доме?
И не дожидаясь ответа, сказал:
- Маршал Советского Союза Георгий Жуков!
Я естественно, знал, что трижды Герой Советского Союза Георгий Константинович Жуков, крупный военачальник, которого Сталин перебрасывал с одного фронта на другой для организации очередного "сталинского удара", внес существенный вклад в разгром Германии. Он принимал парад Победы в Москве, но в конце блистательной военной карьеры был снят новым вождем с должности министра обороны. Совсем не потому, что все его победы достигались по принципу "мы за ценой не постоим". Причины были в другом, поэтому и был он сослан командовать Одесским военным округом - не самым крупным и не самым важным. Но то, что он жил в этом обычном, многоквартирном доме, на котором не было никаких мемориальных символов, трудно было даже представить.
Длинный и широкий холл, с двух сторон которого отходило около десяти отдельных квартир, причем каждая состояла из одной комнаты, никакой отдельной кухни, никаких удобств в этой квартире не было - просто большая коммуналка. И в таких квартирах жили профессора, доценты и декан факультета. Конечно, маршал Жуков жил, не в этих клетушках. Тогда умели делать из одной хорошей квартиры несколько, но очень плохих. К тому же квартиры в то время не продавались. Их давали как бы в аренду тому, кто этого заслуживал. Ризкин заслужил такую квартиру - ему такую и дали.
В дальнем от входа углу стоял большой письменный стол профессора. Располагался он торцом к окну, поэтому, когда он работал, можно было видеть только профиль и настольную лампу. В другом темном углу за ширмой располагалась сфера кухонных интересов. В этой же комнате было всё остальное: диван, шкаф, кровати, большой стол и маленький телевизор. Телевизор, собственно говоря, был не маленький, маленьким был его черно-белый экран. Но тогда других не было. Посреди комнаты стоял большой стол. Выполнял он все остальные функции: за ним обедали, играли в разные игры, готовились к зачетам. Это была безраздельная сфера представителя "золотой молодежи".
- Профессор, как ты думаешь, скоро ли появится приличный телевизор вместо этого безобразия?
- Он бы уже появился, если бы умел стрелять, - отвечал отец сыну.
- Ты знаешь, Илья проявляет к этому интерес. Стоит ли ему этим заниматься?
- Безусловно, стоит. Если тебя не пугает то, что оно станет новым наркотиком.
Последние слова уже относились ко мне, и я счел необходимым вмешаться:
- Это почему, Абель Аронович? - спросил я.
- Потому, - ответил он, - что телевидение создаст большой пласт телеманов, которые перестанут читать книги, газеты и ходить в кино. Думаю, оно принесет людям много пользы и забот. Но это, увы, неотвратимо.
Наверное, он имел в виду ту массу бессмысленных передач и рекламу, которая заполонила современный экран, но тогда этой опасности ещё никто не предвидел, да и сам телевизор скорее напоминал игрушку.
Ризкин обладал великолепным чувством юмора. Однажды, когда мы сидели с ним на бульваре, он без всякой связи с предыдущим разговором, вдруг сказал:
- Никак не привыкну к Одессе. Очень грязный город.
А затем, подумав о чем-то, спросил:
- Я слышал, Одесса соревнуется с Севастополем по уровню чистоты. Это верно?
И не дожидаясь ответа, сказал:
- Я даже знаю, как можно выиграть у Севастополя.
- Ну и как же? - спросил я.
-Нужно отправить сто одесситов в командировку в Севастополь, на неделю. И достаточно, - сказал он.
Эту шутку я часто вспоминаю при посещении Брайтона, только чуточку ошибся профессор, не мог он предвидеть геополитические изменения в мире и новые направления миграционного потока. Но идея оказалась вполне здравой.
Или такой его перл:
- В науку рвутся из-за денег. Прибавить бы зарплату работникам ассенизационного обоза, глядишь, и отвалят от науки многие...
Случай со знаменем
А сейчас расскажу о наших праздниках. Вы, наверно, думаете, что вся наша жизнь была чёрно-серой? Совсем наоборот. У нас были порой такие интересные ситуации... Например, случай со знаменем! Можно сказать, что он стал предвестником более серьезного события со знаменем, прогремевшего на всю страну. Но тот случай произошел намного позже, хотя тоже в институте связи - правда, в Московском. Таким образом, и здесь - одесский приоритет. Всегда, когда вспоминаем его, невольно вырывается возглас:
- О, это был номер!
Ну, ладно. Коль взялся, придется рассказать.
Это произошло в какой-то праздник. Скорее всего, майский, потому что ярко светило солнце, и у всех было приподнятое настроение. Обычно такие праздники не вызывали отрицательных эмоций. По крайней мере, у меня. Нашему институту отвели какое-то место на задворках, куда мы приезжали и ждали команды для продвижения к центру, где демонстрировали свою одежду и умение кричать "Ура-а-а-а!". Как обычно, сбор был назначен на восемь часов. Но мы знали, что если собирают к восьми, значит можно прийти к десяти - не опоздаешь.
Участие в демонстрации было добровольно-принудительным, поэтому каждого вновь прибывшего начальство встречало как родного и вручало обязательный атрибут такого события: флаг, транспарант, портрет вождя либо одного из членов, естественно, ЦК КПСС (здесь и далее для краткости, буду придерживаться такой терминологии). Обычно они вели строгий учет всех прибывших, отмечая по списку - кто, что получил на руки. На этот раз произошла нестыковка: то ли они желали выделиться перед начальством, то ли стремились сделать лучше, чем у всех, не знаю. Но случилось так, что этих самых атрибутов оказалось намного больше, чем участников демонстрации.
Сначала они ждали всех опоздавших. Надеясь на чудо, что придет на демонстрацию больше участников, чем студентов в институте. Но такого не случилось, а поняли это лишь тогда, когда увидели меня с Аликом. Как провинившимся, нам решили всучить по два предмета: Алику - флаг и какого-то члена, а мне - тоже члена, но в придачу ещё и транспарант. Сначала я попытался как-то выкрутиться. Для демонстрации того, что у меня уже обе руки заняты, мне пришлось даже развернуть транспарант во всю длину вытянутых рук. Но то, что я заметил, заставило меня быстро свернуть его в исходное положение - от греха подальше.
Дело в том, что транспарант, рассчитанный на ширину большой улицы, обычно содержал две-три строки текста. Часто это была здравица КПСС или коммунистическому строю и заупокойная капиталистам, американцам и прочим врагам всего "светлого и прогрессивного". Но стоило развернуть небольшую часть транспаранта - эдак метр, полтора - да ещё попытаться передвинуть влево, вправо открывшуюся часть, можно было увидеть всё, что угодно, любую чушь, и антисоветчину в том числе. А если ещё хорошенько подумать и подобрать для этого подходящие лозунги!
И так я развивал, развивал свою мысль и дошел до того, что понял, насколько опасное идеологическое оружие оказалось у меня в руках. Показать или рассказать это кому-нибудь, было бы, пожалуй, похлеще сочинения антисоветского анекдота, который затем гуляет по просторам, чего я старался избегать неоднократно. Мысленно даже прикидывал, сколько можно получить за такое изобретение - не рублей, конечно, а лет! Поскольку вокруг были одни лозунги, то и в голову лезли тоже лозунги типа: "Кукурузники всех стран - трепещите!" Или: "Есть у нас мощное наступательное оружие!" И уж совсем грозный: "Недолго осталось бродить вашему призраку по Европе!" Здесь имелись в виду первые слова ком манифеста... И ещё что-то...
Потом мои мысли перепрыгнули на личность Карла Маркса.
Почему, думал я, такой очень неглупый человек не смог предвидеть, что во власть обязательно приходят такие как зам декана Палец и староста Дима Чуднов?... А может быть, он рассчитывал, что все люди мгновенно, в одночасье станут такие, как он и его окружение? Но тут опять неувязочка... И вот так, перебрасываясь, с великого на смешное и опять на великое, я никак не мог увязать некоторые, мучившие меня вопросы...
Очнулся я, когда Алик вывел меня из задумчивости словами:
- Поторопись, чувак, нам ещё нужно пристроить куда-нибудь своих членов! ("Чувак" на студенческом жаргоне значило хороший человек. Оно было в широком ходу у каждого, кто хавает стиль, то есть разбирается в современности).
Впрочем, пристроить наших красавцев оказалось не очень сложно. Мы встретили двух первокурсников, которые с удивительной радостью и готовностью услужить взяли по одному члену и тут же высоко подняли их над головами.
После этого мы еще очень долго болтались без дела. Успели несколько раз сфотографироваться на фоне и без него, пообщались с Валентином, который рассказал нам, каждому в отдельности, свежий анекдот. Он любил рассказывать только одному, чтобы получить максимум удовольствия. Затем мы услышали тот же анекдот от Яшки, когда собрались все вместе. Этот, наоборот, любил рассказывать только коллективу. Потом ещё что-то было. А потом просто ничего не делали, томясь от безделья.
Именно в этот момент Алик, темперамент которого просто не позволял ничего не делать, нашел себе занятие: он поставил свой флаг на носок правой приподнятой ноги и попытался удержать его в равновесии. Сначала этот трюк не получался, и он ловил флаг руками. Затем появился некоторый опыт, и он научился даже как-то жонглировать им - собрался небольшой круг компетентных лиц, которые начали давать ценные советы...
Кончился этот эксперимент, как и следовало ожидать, весьма плачевно. В какой-то момент, когда древко флага наклонилось вперед, он сделал неверное движение и флаг, красный флаг, символ всех наших побед, как спортивное копьё был запущен вперед. Бог с ним, если бы он вылетел куда-нибудь на свободу - это было бы буднично и безопасно, но он воткнулся и разорвал самый патриотичный транспарант, на фоне которого в тот момент фотографировался наш зам декана Палиц в компании с парторгом факультета.
Следует сказать, что красные флаги в то время делали с острыми металлическими наконечниками. Трудно даже представить, что случилось бы, если бы этот наконечник попал в зам декана или в парторга. Но и без того поднялся страшный переполох. Зам декана Палиц, у которого храбрость не простиралась дальше борьбы со студентами, так испугался, что даже не смог скрыть это от окружающих. И это был человек, который всю свою сознательную жизнь учился и умел скрывать свои чувства. Рассказывали, что на одном выпускном вечере он вообще установил рекорд - выпил, не моргнув глазом за своё здоровье, полный бокал коктейля, приготовленного специально для него, благодарными студентами. Правда, коктейль этот, состоял из уксуса, кваса, огуречного рассола и водки, сдобренный перцем, горчицей и ещё какими-то подножными отходами. Но чего не сделаешь ради сохранения собственного имиджа.
Но на этот раз, у нашего зам декана-рекордсмена проявилась целая гамма эмоций, которая и отразилась на его и без того несимпатичном лице. Да и мы были хороши - стояли вокруг и хмыкали от удовольствия. Сдержать себя, как положено хорошо воспитанным молодым людям, никак не удавалось.
Сначала хотели этому делу придать политическую окраску. Провели пару собраний, показали нам "кузькину мать", но всё-таки успокоились. Запомнились только нелепые слова парторга: "Ну, что вы способны сделать для коммунизма? Например, вырыть яму в два кубометра глубиной способны?" На что незамедлительно последовал ответ: "Для коммунизма? С удовольствием, а где лопата?" Видимо, не тот субъект попался. Не подходил мой друг на роль достойного сурового наказания по принципу: "Чтоб другим было не повадно".
Кроме учебы
Как и принято у студентов, мы отмечали вместе каждую стипендию, зачет или экзамен - обычно ходили "праздновать" в Гамбринус. Когда-то, во времена средневековья, король Брабанта по имени Гамбринус издал закон о передаче производства пива монастырям, войдя в историю как святой покровитель пивоваров и наши похождения в Гамбринус, естественно, не были связаны с любовью к бальным танцам.
Это был погребок, попасть в который мечтала богема всего Союза. Многократно описанный в литературной классике, он мало изменился за годы демократического централизма. Там была всё та же крутая полувинтовая лестница на входе и, казалось, что ты спускаешься в глубокий колодец.
Вместо столов и стульев - бочки разного размера, а на стенах старые росписи на морскую тему: фрегаты, шхуны, баркасы, шаланды. Одна из них была точной копией шаланды, с которой я имел дело в далеком детстве, в пионерском лагере на берегу Азовского моря.
На небольшой эстраде играл маленький оркестр. Естественно, главным исполнителем был скрипач. Несмотря на то, что это был не Сашка-музыкант, его игра нам нравилась, и он с удовольствием играл популярные в Одессе мелодии как, например, "Купите сигареты", "На Дерибасовской открылася пивная", "Фрейлекс" и прочие. Пили мы там обычное бочковое пиво. Кстати, немного. Одной, иногда двух кружек холодного пива вполне хватало на весь вечер. Главным для нас была не выпивка, а общение. И, конечно, шутки, приколы, анекдоты. Говоря современным языком, - оттягивались на полную катушку. А ещё там хорошо готовили купаты. Поскольку я питался в студенческой столовой, то для меня эти пирушки были двойным праздником. В других городах, как я знаю, были другие традиции. Так, например, в Москве, студенты часто ходили в разные рестораны, чтобы иметь представление, где лучше. На всякий случай.
Я часто думал над тем, зачем нужно было нашим идеологам, поднимать до уровня государственной политики такие мелкие вопросы, как мода в одежде, в прическах, в музыке, искусстве. Неужели им совсем уж нечем было больше заниматься? Или упорное стремление взять всё под свой контроль лишало их чувства меры? Сейчас, наверное, мало кто из молодых людей поверит, что райком комсомола создавал специальные бригады, которые, вооружившись спринцовками с чернилами, на Дерибасовской обливали брюки прохожим, если эти самые брюки были модными по тем временам, то есть слишком заужены. У нас на то была даже отговорка типа:
- Можно иметь брюки узкие, но кругозор широкий. Меня лично этот вопрос не очень волновал, поскольку я никогда не стремился быть прогрессивным в моде. А вот девочки-школьницы жаловались, что их специально выстраивали в ряд и проверяли на наличие капроновых чулок и часов. И худо было той, которая не успевала быстро снять всё это и запрятать в сумку.
Или взять музыку. Ещё со школы нас дурачили, что джаз это буржуазная музыка, "музыка толстых". А на школьном вечере завуч, однажды услышав звуки джаза, подбежал к проигрывателю, схватил пластинку и грохнул её об пол. Так как она не разбилась сразу, он довершил эту экзекуцию своими ботинками. Ему легко было это сделать, так как он был маленького роста и носил ботиночки на высоком каблуке.
А танцы? Всякие бальные и краковяки - это хорошо. А танго и фокстрот - ни в коем случае. Обо всем этом пришлось думать не ради забавы. Дело в том, что нам, то есть Валентину и мне, поручили организовать студенческую самодеятельность. Валентин сразу сказал, что единственное, к чему у него талант, - это умение изображать пьяного. И действительно, у него это получалось неплохо. Но этого было мало. Я взялся написать сценарий. Но в первом варианте он получился далеко не юмористическим, и все прототипы были легко узнаваемы. Ну, как было не узнать героя после первых же слов: "Входит высокий мужик в давно не стираной спецовке, кожаном пальто и кирзовых сапогах..."? Так что пришлось всё переделывать. Кроме того, исполнитель, на которого мы рассчитывали, начинал посреди текста хохотать. Пришлось снова переделывать и роль от автора взять на себя. Были и другие сложности, например, с самодеятельным джазом. Весьма популярную песню "Истамбул", состоящую практически из двух слов, пришлось объявлять как "любимую песню турецкого пролетариата".
Со спортом у меня тоже не было проблем. Зав кафедрой физкультуры, который практически перетянул меня в этот институт, оказался не только образованным в спорте, но и хорошим медиком, поскольку имел диплом по спортивной медицине. Он научил меня специальной разминке перед соревнованиями и приемам спортивного массажа. К тому же от меня не требовалось устанавливать рекорды, а только участвовать в особо ответственных соревнованиях, иногда помогать тренеру. А соревнований было немного. Первенство города среди вузов и матчевая встреча институтов связи по легкой атлетике. Этому событию стоит уделить внимание.
К этой встрече готовились с особой тщательностью. Представьте себе встречу команд Московского, Ленинградского и Одесского институтов связи. Причем почти всегда выигрывает команда Одессы - был как никак повод для гордости. Объяснялось всё очень просто: тщательной подготовкой или, как мы говорили, одесским подходом. И не только спортсменов, но и стратегической проработкой, для чего использовались даже данные "агентурной" разведки. А разведчиками были студенты-дипломники, проходившие преддипломную практику в родственных институтах.
Так, например, если разведчики сообщали, что по тому или иному виду спорта у противника очень сильный состав, Одесса просто не выставляла участников: зачем зря силы тратить? Пусть наши соперники соревнуются между собой, а мы выставим этих участников в других видах. К тому же значительно легче победить, когда знаешь результаты соперников.
Встречи проводились во всех трех городах по очереди. На этот раз нашу команду отправили в Ленинград. Приехали поздно. Пока разместились в общежитии, сходили в баню - смотрим, а уже два часа ночи. Светло, как днем. На следующий день - в Эрмитаж. Это была моя первая поездка в Ленинград. Я еще неоднократно приезжал сюда, и каждый раз получал новые впечатления и удовольствие от Петра творенья.
К тому же мне повезло с соревнованиями. Мои виды были в первый день, а соперники не очень сильные. Поэтому мне пришлось соревноваться как бы с самим собой. Точнее - с моим радикулитом. Но так как команда была настроена только на победу, мне сделали массаж, после которого не выиграть было просто невозможно. Может быть, и не нужно останавливаться на таких мелочах, как самодеятельность или спорт, но тогда это было... ну очень важно! Студента порой оценивали не по тому, как он успевает, а по тому, как он посещает занятия и какова его общественная деятельность.
Хорошо, скажет внимательный читатель, у меня появилось представление о том, какие в то время были нравы и как проводили досуг студенты. Но мне совершенно непонятно, посещали ли вы музеи, театры? И почему об этом ни слова?
Что можно сказать по этому поводу? Многого не охватывают мои записки, но это не значит, что этого не было. Но я привык всегда отвечать на поставленный вопрос.
Итак, Валентин хорошо знал историю кино. Как отечественного, так и зарубежного. К тому же он мог, например, напеть без остановки все мелодии Лолиты Торез из модного в то время кинофильма. Я даже не говорю о том, что у него всегда можно было узнать о новинках классической музыки. Яшка, тот вообще был любителем оперы и балетоманом. На мой взгляд, неплохо пел. Алик прекрасно знал отечественный и зарубежный, в основном американский джаз и неплохо разбирался в живописи. Хорошо играл в шахматы.
Я же в такой компании всегда чувствовал себя в некотором роде провинциалом, который большую часть жизни отдал спорту и другим увлечениям. Но спорт приучил меня стремиться всегда к победе. Поэтому приходилось тянуться. Как в таких случаях делает бегун на длинную дистанцию? Он пропускает вперед сильнейшего, а затем следует за ним до тех пор, пока не станет ясно, в состоянии ли он выйти вперед. Может быть, я выиграл бы этот забег, но произошло событие, которое отбросило меня назад, на стартовую позицию.
Колхоз
- Мы снова едем в колхоз! Ура! - преувеличенно радостно объявил староста Дима Чуднов. Но почему-то никто не подхватил этот радостный возглас. Радость должна быть строго дозированной: когда её слишком много, она не меняет свой знак, то есть не переходит в свою противоположность - печаль, но приобретает какие-то особые, отрицательные свойства. А как иначе объяснить такой факт: скромный человек выиграл по лотерее миллион, но получил от этого инфаркт? Может быть, такая радость сродни горячему льду, безалкогольной водке или смертельному поцелую? Нет, конечно, нет.
Так или примерно так думал я, собирая старые вещи в рюкзак. Дело в том, что это была уже вторая в том семестре поездка: первая была в сентябре и длилась целый месяц. Потом дали немного прийти в себя. Расслабились - и на тебе! Раньше я любил поездки в колхоз. Что ни говори, какое-то разнообразие, новые впечатления. Иногда новые люди, их характеры. Но то были нормальные поездки - на два-три дня, изредка на неделю. А в этом году...
Весь сентябрь мы сидели на картошке...
Тут уместно вспомнить известную шутку клоуна Карандаша. На арене Московского цирка - того, который на Цветном бульваре - стоит большой мешок с картошкой. На этом мешке в позе роденовского мыслителя сидит Карандаш. Ведущий:
- Карандаш, ты что здесь делаешь?
- Думаю.
- А почему сидишь на картошке?
- Вся Москва сидит на картошке. И я тоже.
За свою богатую событиями жизнь мне приходилось много раз бывать в колхозе или совхозе. Разница между ними была незначительной. Существенной была лишь культура, на которую нас определяли. Картошку я особенно не любил. Поскольку стоять на корточках целый день и выбирать руками эту картошку не позволял мой радикулит. Не нравилось ему и другое задание - бросать полные мешки в машину. А других работ не было.
- Сходи в медпункт, девочки ведь ходят. И их освобождают, - говорил Валентин. - Чего ты мучаешься? Возьми справку и пошли Диму на фиг!
- Справку? Знаешь, у меня уже был Бирюковый спорт. Иметь ещё Бирюковый колхоз - это несколько многовато для одного.
- Не понял, - сказал он.
- Когда-нибудь расскажу, - отвечал я.
Вот так перебрасывались мы незначительными фразами, пока не подошел к нам наш командир Дима. Следует отметить, что в колхозе наш староста просто преобразился. Казалось, он попал в родную стихию. Как и положено начальству, подходил незаметно к нашей куче, поднимал одну-две картофелины, показывал, как нужно бросать её в мешок, а потом делал ценное указание (ЦУ).
Например:
- Ты, Валентин, недостаточно чисто убираешь мэлочь. Она тоже может пригодиться колхозу.
Валентин, естественно, посылал Диму на фиг, и он безоговорочно удалялся туда.
Во второй заход следовало более ценное указание (БЦУ).
- Ты, Гуглин, плохо подбираешь то, что находится под зэмлей. От такой работы снижаются показатели урожайности.
Я, в свою очередь посылал его ещё дальше, и он с чувством исполненного долга наматывал всё это себе на ус и гордо отправлялся в указанном направлении. Ну что ещё нужно человеку? Ведь уже знает, куда и зачем нужно следовать. Так нет же. В следующий заход следовало ещё более ценное указание (ЕБЦУ).
- Ты, Валентин, и ты, Гуглин, если будэте так работать, то мы и за два месяца не выполним норму.
После этого Валентин начинал кипятиться, вскакивал, подбегал к Диме, брал его "за грудки", и мне не оставалось иного выхода, как становиться стеной в этом петушином поединке.
- Действительно, - продолжал по дороге домой Валентин, - какое он имеет право требовать от нас ударного труда? Денег за это не платят. Кормят одной картошкой и даже выходных не дают. Я, ей Богу, когда-нибудь его поколочу.
Но всё это было в прошлой поездке. Тогда ещё было не так холодно. Теперь же был ноябрь, а на какой срок нас привезли, не говорят. Опять большая тайна. И, как назло, я забыл взять с собой теплые носки. Обычно, чаще всего забываешь то, что потом очень нужно. Ладно, как-нибудь переживем. Валентин предложил носить по очереди его носки, но мне они были несколько маловаты, и от этой идеи пришлось отказаться. Зато теперь у нас новая с/х культура - родненькая кукуруза. Не скажу, что я её уж очень любил. Но если её, молодую, сварить и посыпать солью, то она совсем не плоха, а поджаренная в кочанах на костре, она тоже ничуть не хуже этого поп-корна. Но главное её достоинство в том, что ей не нужно кланяться. Стой себе как гордый человек во весь рост и отрывай початки. Если, конечно, её не скосили... Можно даже кое-что обдумать.
А занимала меня одна мысль: почему Ризкин сказал, что телевизор не стреляет? Такой человек, с такой эрудицией не может выдавать непродуманную информацию. Очевидно, такое мнение существовало в то время у специалистов. Как же тогда понимать тот факт, что я сам, без всяких учебников, пришел к выводу, что телевизор может "стрелять". Не в буквальном смысле, конечно. Просто его можно использовать... Тут я даже остановился и посмотрел вокруг, не прислушивается ли кто-нибудь к моим мыслям. О всяких там экстрасенсах и прочих кудесниках, способных читать мысль на расстоянии, тогда ещё никто не знал. Да и не боялся я их. Кажется, тогда я никого не боялся, позднее тоже.
Так вот, думал я, есть вещи дороже пушек и бомб - это свежая информация. Здесь не имелась в виду всякая бытовуха, а информация, заслуживающая особого внимания. Ну, например, если бы Сталин до войны был немного умней и порядочней, он не расстрелял бы лучших военачальников, а прислушался к их мнению. Они бы сказали ему, что Германия готовится напасть на нашу страну. Он бы ответил им:
- Этого нэ может быт, это провокацыя! Пока я своимы глазамы нэ увижу, я нэ повэрю!
И тут-то один из этих уцелевших - маршал Иона Якир встает и говорит:
- Мы это предвидели, товарищ Сталин. Вот посмотрите.
И с этими словами он сам включает телевизор с большим цветным экраном во всю стену. И на этом экране появляются немецкие воинские соединения, орудия, танки и прочее.
- Кто такое кино сдэлал? - спрашивает вождь.
- Это не кино, товарищ Сталин. Это съемка скрытой камерой, записанная на пленку. Телевизионная камера была установлена на беспилотном самолете. Вот этот самолет полетал, где нужно, и собрал необходимую информацию. Её можно также передавать во время съемок. А предложил такую систему студент Одесского института связи. Мы хотели его сюда пригласить, но он сейчас в колхозе, на кукурузе. К тому же, староста с какой-то чудной фамилией не хочет его отпускать.
Долго думал вождь. Закурил свою трубку и, наконец, изрек:
--
На кукурузе, говорите? Нашел время, когда отдыхать. Так что будем делать? Как вы думаетэ, товарищ Берия?
И, не дав высказаться любимому соратнику, тут же добавил:
- Я думаю, что будэт по-коммунистически правильно, если мы их обоих расстреляем. Правильно, товарищ Берия?
Но тут случилось непредвиденное. Вместо Берии поднялся Якир.
- Вы, наверно, неправильно поняли, товарищ Сталин. Это изобретение полностью меняет характер войны. Оно даст нам большие преимущества, как в обороне, так и при наступлении. И зачем обоих расстреливать? Можно дать десять лет без права переписки этому, с чудной фамилией. К тому же все говорят, что он порядочная сволочь и не дает спокойно работать на кукурузе. Но причем здесь студент-изобретатель?
- А при том, товарищ Якир, - вновь поднялся вождь, - пока мы будэм разрабатывать и испытывать это изобретение, наши враги попытаются украсть его вмэсте с изобретателэм. А там он, глядишь, напишет книгу: "Записки разных лет"... Ништо нэ должно достаться врагу. Нэт человэка, нэт проблем. Правильно я говорю, товарищ Берия?
И опять, прислушиваясь только к самому себе, добавил:
- К тому жэ они узнают наш главный сэкрет.
При этом вождь лукаво улыбнулся, и все улыбнулись. Вождь любил и умел шутить...
...А я люблю иногда напялить на себя маску этакого простачка и наблюдать, как бы со стороны, как мой партнер, чувствуя свое превосходство, начинает пыжиться, куражиться, одним словом - выпендриваться. В этот момент можно задавать глупые вопросы, отвечать невпопад и вообще вести себя неадекватно. Не помню, кто это сказал, кажется - Шолом-Алейхем, что самая большая глупость - это считать себя самым умным. Получается, что я, сам того не подозревая, придумал метод или инструмент для поиска таких субъектов. А тут такая возможность проверить его экспериментально... Ко мне приближался Дима, очевидно, с новым ЦУ. Но я опередил его:
- Скажите, Дима, вы хорошо спите? Вам сегодня ничего не снилось? - спросил я. Иногда он, как бы подражая своему кумиру, говорил с небольшим акцентом.
- Ничего. А что мнэ должно присниться?
- Мне, например, приснилось, что нас вдвоем ведут на расстрел.
- Кого это? Тебя с Валентином или с Аликом?
- Нет, Дима. Меня с вами. И скоро должны расстрелять.
- За что же мэня? - встрепенулся он. Он почему-то не спросил, за что нас. Он спросил, за что его. По его логике выходило, что меня есть за что, а его вроде и не за что.
- А за то, - говорю я, - что вы, Дима, заставляете работать девушек наравне с мужчинами. А это уже попадает под статью кодекса о труде. Вот так-то, голубчик.
Тут-то его и понесло:
- Ты, Гуглин, - не знаю, почему он всех называет по имени, а меня единственного, по фамилии: "Ты, Гуглин" - может быть, потому что я обращаюсь к нему на "вы"? - Ты, Гуглин, - повторил он еще раз, - брось эти одесские шуточки. Нам часто угрожали. Но нас не запугаешь. Я сейчас напишу докладную записку в деканат, что ты угрожал меня убить. Ты будешь иметь дело с зам декана Палицем. Он давно присматривается к тебе. И если со мной что-нибудь случится...
- Дима, да вы с ума сошли! - попытался я что-то сказать, но было уже поздно. Он резко повернулся и пошел сходить с ума в одиночку.
Вот так закончилась встреча, на которой высокие договаривающиеся стороны не пришли к обоюдному согласию. Эксперимент, кажется, не удался, а жаль.
Китаяночки
Зашел я к нашим девушкам вечером. Просто так. Погреться. Их хозяйка хорошо топила, и вообще в избе было уютней, чем у нас. Хорошие девушки. Очень симпатичные. И звали мы их почему-то китаяночками. Может быть, потому что их имена были созвучны китайским - Вал-ю-ша и Тан-ю-ша. Только зашел, а они сразу ко мне с вопросом:
- Что там у тебя с Димой случилось? И верно ли, что он нашел себе бабу-колхозницу?
Не успел я что-либо ответить Катюше, как тут же вмешалась Танюша. Танюша - это вообще самая скромная девушка из нашей группы. Несмотря на то, что её отец тоже работает в нашем институте и тоже зав кафедрой. Но он не профессор, а доцент. А это уже освобождает от некоторых ярлыков.
- Так всё-таки, Илья ты что-нибудь знаешь про Диму?
Очевидно, этот субъект их почему-то интересовал.
- Неужели, Танюша, он смог тебя заинтересовать? - спрашиваю.
- Не он лично, - отвечает она. - Просто мне интересно, может ли такой, желчный и рябой кого-нибудь заинтересовать? И где он мог подхватить эту оспу? Наверно, уже у всех есть от неё прививки. А у него нет. Какой-то нонсенс. Посмотри на свою руку, у тебя есть?
- Естественно, - отвечаю.
- Вот именно. Мне кажется, что скверный характер вызывает иммунитет против всяких прививок...
- Знаешь, Танюша, а может наоборот? Сначала заболел оспой, а потом, из-за такого отношения к нему девушек, выработался злой характер. Не надо путать причину со следствием. Почитай Фрейда - Зигмунда Фрейда, великого ученого и писателя, отца психоанализа. Кое-кто ставит его даже выше Джойса, Пруста и Кафки. А вообще, фиг с ним, с Димой! Лучше я вам расскажу колхозный анекдот.
- Давай, давай! - в один голос отозвались девушки.
Вообще, я заметил, что в Одессе все или почти все любят анекдоты. Не зря ведь Одессу считают столицей юмора.
- Так вот. Приходит утром доярка на ферму. Чуть живая. Сонная. А ей буренка и говорит:
- Маша, а Маша! Тут наши коровушки говорят, что ты с новым бригадиром из города связалась. Не пара он тебе. Уж больно некрасивый и злой. Завязывай пока не поздно. А сегодня я тебе помогу. Ты держи меня за титьки, а я попрыгаю.
Только я закончил рассказывать, как началось невероятное. Мои девушки начали беспричинно хохотать и прыгать, как эти самые... С трудом их успокоил. Всё-таки великое дело чувство юмора.
- Скажи, Илья, а верно, что ты разыскал где-то погреб с вином? - вдруг спросила Катюша.
- Да, верно. Но только не погреб, а бочку, и не с вином, а так себе, скорее сок, который только начал бродить.
Но, почувствовав, что интерес у моих дам от такого объяснения не пропал, пришлось рассказать подробней.
- Значит так. Идем мы с Валентином на поле. Как всегда, торопимся. Потому что опаздываем. Проходим мимо колхозного двора. Ну, там, где и вы проходите каждый день. А во дворе стоят бочки. День проходим, второй проходим. Заглянул я в одну такую бочку. А там барахло какое-то. Одним словом - шелуха. Закрыл я крышкой эту бочку, а сам думаю: и какого чёрта они держат в хороших бочках всякую дребедень? День думаю, второй, не дает мне покоя этот колхозный парадокс.
И вдруг меня осенила идея. Сделал я из кукурузного ствола длинную трубку и в следующий наш проход, так чтобы Валентин не видел, что я в этой шелухе ковыряюсь, воткнул её поглубже и дунул как следует. Услышал, как что-то булькает. Потом подул пару раз, чтобы всякие листья и веточки не попали в горло и начал всасывание. Как мы учили на двигателях внутреннего сгорания. Получилось, как я и предполагал. Не добродившее вино или полускисший сок. Но Валентин чуть было не испортил всё.
- Каким образом? - спросили мои слушатели.
- В тот самый момент, когда я делал самую важную затяжку, он как крикнет:
- Чего ты там застрял? Дима уже с ума сходит!
- Что дальше?
- А то, - говорю, - что чуть не поперхнулся от неожиданности. Вот что. Не в то горло попало.
- А вино-то сладкое? - не унималась Катюша.
- Не очень. Скорее, кислое, наверно, Рислинг.
- Жаль. Я люблю сладкое, как Хванчкара.
- А я все равно попробую, - сказала Танюша. - И если понравится, я привезу шланг для бензина. У папы в гараже лежит без дела.
Пришлось рассказать тонкости технологии изготовления трубки.
Не успел я опомниться, как Катюша затянула колхозную частушку:
Хорошо тому живется,
Кто с молочницей живет.
Тот и молока напьется,
И молочницу е...
При этом она так забавно, двумя ладошками, прикрыла рот после последней буквы, что я не выдержал и начал аплодировать.
- Замечательно, Катюша! - говорю. - Может, исполнишь это на вечере художественной самодеятельности? Будут там знатные гости. Зам декана Палиц всегда ходит.
- Согласна, я на всё согласна, лишь бы отпустили нас скорей. Надоел мне до чертиков этот колхоз. Хочется сбросить эту грязную робу, надеть красивое платье, сходить в театр.
Я заметил, что девушки, когда собираются вместе, по две или по три, они становятся более раскованными, чем в одиночку. Когда девушка с тобой одна, она более молчалива и всё ждёт, чтобы ты ей рассказывал, рассказывал. А ещё лучше, если ты руками... обнимал или ещё чего. Я не имею в виду секс или что-то в этом роде. И вообще в то время у нас в стране секса не было, а если у кого он и был, то назывался другим словом... А Катюша, та всегда раскована, при любом раскладе. И ей это идет.
- Когда Алик приедет? Не знаешь? - спросила она.
Я, признаться, ожидал этого вопроса. Всё-таки, что ни говори, а он был самый перспективный жених из имеющегося окружения. А, может быть, им надоело ухаживание Валентина, который никак не мог сделать выбор между ними и слегка волочился за обеими.
- Не знаю. Вот забегу к профессору, может быть, скажет.
- Мне кажется, вы все Диму боитесь. Собрались бы вместе, и отметелили его как следует! - подвела итог нашей содержательной беседы Катюша.