Как-то во время игры в теннис, пытаясь вытянуть в прыжке далекий мяч я оступился и со всего маху... Нет, я не взлетел вверх и даже не перевернулся, как это бывает у опытных гимнастов, а как-то шмякнулся на пол и кажется даже прокатился несколько сантиметров. "Забыл, что мне уже не семнадцать", промелькнуло в голове и, тем не менее, легко вскочил на ноги и начал соображать, чего у меня теперь не хватает, и нужно ли меня собирать по схеме. Сразу показалось, что руки у меня нет. Такое было ощущение, что она у меня совсем отнялась, хоть и висела на своем месте. Подбежавший ко мне напарник по игре, человек, в общем-то совершенно случайный, начал почему-то быстро тараторить:
Ар ю окей, ар ю окей?
Где уж тут окей, когда острая боль и рука как будто отнялась. Но болит то место, где она прикрепляется. То есть в плече. Как-то не очень вникая в данную ситуацию, я попросил его сделать моей руке пул, иначе говоря, дернуть её вниз и покрепче, что он и сделал, как мог, с большой степенью неуверенности. Сразу стало несколько легче, и рука как будто появилась на своем месте. Но боль продолжалась и, будучи вещью, совсем не материальной, сразу заслонила собой как прелесть хорошей погоды, дело было осенью, так и красоту прекрасного парка Манхеттен Бич у океана, и теннисных кортов, о которых можно только мечтать.
Что делать? Садимся с женой в машину, я конечно уже в качестве пассажира, обремененного двумя страдательными падежами: из-за физической боли и страха оказаться в дорожном происшествии с неопытным водителем. Вспоминаем, что в нашем районе имеется клиника с отделением скорой помощи (эмердженси). Осторожно, так, чтобы ни одна встречная машина не задела мою бедную руку, подъезжаем к этой клинике и направляемся в регистратуру. Записываюсь в журнал и с помощью моей помощницы заполняю подробную анкету. Здесь есть все. И паспортные данные и адреса с телефонами моими и ближайшего родственника, к которому можно обратиться в случае непредвиденной ситуации и о болезнях, прошлых и настоящих своих, так и моих родителей, и еще что-то. Ну, думаю, теперь направят к врачу. У меня ведь острая боль, а здесь к людям отношение, сами понимаете. Оказалось, отнюдь не так.
Дали мне болеутоляющую таблетку и указали на кресло. Сиди и жди. Как все. Что делать? Сижу и жду. Вместе со мной здесь шесть человек. Люди разные. Белые, черные и другие. Держатся спокойно, только один латинос очень возбужден. Больного с острой болью легко отличить. Да он и не пытался скрывать это, а время от времени вскакивал и выкрикивал какие-то, бессвязные на мой непросвещенный ум, слова. Среди которых, как я понял, были: "я тоже американец", "мне больно" и еще что-то. Но это ему не помогало... Начинаю оценивать ситуацию. Получается расчет простой. Часа через полтора, два должна подойти моя очередь. Вот уже прошло два часа, потом три... Начинаю ходить, беспокоиться, не забыли ли обо мне. Оказывается, не забыли. Вот если бы у меня было что-то с сердцем или с другим жизненно важным органом, мне не пришлось бы ждать. Здесь не дадут умереть!
Этот жизнеутверждающий лозунг я слышал в Америке много раз, и его соблюдение доводят порой до абсурда, подключая неизлечимо больного человека к различным аппаратам, заменяющим отдельные органы. Особенно показателен случай, о котором сообщалось по телевидению и в других средствах массовой информации. Четырнадцать лет пролежала женщина в коме. Уже никто не верил в её выздоровление, даже её муж. Но вот отключить аппарат, поддерживающий её жизнедеятельность, никто не решался!? Один раз даже отключили, но ненадолго, так как последовал приказ реанимировать и вновь подключить. Мне кажется, что это отключение произвели бы очень быстро, появись сообщение, о финансовой несостоятельности спонсора больной и что он больше не в состоянии оплачивать эти расходы. Наверно эта несчастная все еще лежит там, и будет лежать очень долго, передаваемая врачам очередного поколения. Но это так, к слову.
Наконец, после четырех часов ожидания, моя очередь подошла. Все последующее произошло очень быстро и четко. Мне сделали рентген и сразу направили к врачу. Он был очень разговорчив и даже знал пару слов по-русски. Для себя я назвал его красноречивыми. Это была его краткая характеристика или результат моего предварительного диагноза (не путайте с диагнозом болезни, в дальнейшем этот диагноз будет уточняться). Общение с таким доктором не сложно, поскольку описать то, что со мной произошло можно при помощи нескольких простых слов. А вот понять, что он говорит, притом понять правильно, это не просто. И в этом я убеждался неоднократно. Казалось, что в нашем районе всегда найдется наш человек, который поможет соотечественнику. Но, как назло, поблизости никого не было. Пришлось попросить его написать все это на бумаге, но он и так выполнил эту процедуру, поскольку умел одновременно разговаривать и писать историю болезни.
Мой случай, как я понял, для него не представлял какую-то научную загадку, ему достаточно было глянуть на рентген, услышать от меня три-четыре слова. И все. Остальное скорее напоминало упражнение в общении представителей разных цивилизаций. Тем не менее, я понял, что у меня ничего страшного нет. Нет перелома, которого я особенно боялся, но есть бурсит и значительный ушиб. Одним словом, ерунда, скоро пройдет, но все же направление к врачу-ортопеду я получил.
Очередь для оказания скорой помощи, как я понял в дальнейшем, обычное явление. Мне даже повезло, так как среднее время ожидания здесь - семь часов. Объясняется все очень просто. Тут оказывают медицинскую помощь не зависимо от наличия у больного страховки. К тому же некстати, а разве могут быть к стати экономические трудности, высокая безработица, относительно высокая стоимость страховки и так далее. Все взаимосвязано, и естественно, не в мою пользу.
Но мой душевный подъем вскоре начал опускаться ниже нуля. Боль в плече не только не уменьшалась, а даже наоборот, усиливалась. К тому же оказалось, что доктор, к которому меня направили, не принимает мою страховку. Пришлось лихорадочно искать нового врача. На эти поиски, при кажущемся переизбытке врачей, ушло два дня. Наконец нашел, записался на прием, которого пришлось ждать еще целую неделю. Терпел, принимал кое-какие таблетки. И вот, наконец, прием у врача, специалиста. У него большой стаж работы, все мыслимые и не очень медицинские титулы и довольно внушительный внешний вид. С бородкой, как у Чехова. К тому же зав отделением в каком-то госпитале. Да, и фамилия у него Эйзенштейн. "Чуть-чуть не Эйнштейн от медицины. А может быть родственник нашего выдающегося кинорежиссера" - подумал я. Как не довериться такому корифею. Но он не тянул на "Броненосца Потемкина". Скорее наоборот. Он как-то неохотно глянул на историю моей болезни и выписку-описание рентгенограммы. Затем уткнулся в свой блокнот и начал писать рецепт. Я как-то пытался направить его в нужное направление, чтобы он посмотрел мою руку, но он уже написал рецепт и с чувством выполненного долга выдал его мне и рекомендовал прийти через две недели. Не помогла и переводчица. Обычно в качестве переводчиц здесь выступают медсестры или другой младший медперсонал, из наших, естественно. Этот доктор, на мой взгляд, был вообще пофигист, старающийся не сделать лишнего движения. Пока он витал в своих облаках, переводчица взяла на себя инициативу и неожиданно начала говорить совсем не то, а главное намного больше доктора:
У вас был когда-нибудь артрит плечевого сустава? - спросила она.
- Да, - отвечаю, - был. Но это было очень давно. Обычно в таких случаях я стараюсь говорить правду и ничего кроме правды, как на присяге. Лет пятнадцать тому назад у меня заболело плечо. В стандартной поликлинике Черемушкинского района, молодой врач с несколько необычной фамилией Брежнев, везет мне на докторов с необычными фамилиями, сделал мне один укол, несколько процедур массажа и все прошло.
- Так это у вас рецидив артрита, - вдруг произнесла она. Чего же тогда мудрить. Артрит не лечится, и нет от него лекарства.
Пытался я еще как-то, что-то говорить, но это уже было бесполезно. Поскольку мой, не глубокоуважаемый пофигист, уже удалился в дебри клинического лабиринта.
Ровно через две недели я снова предстал пред его светлы очи с решительным заявлением, что такое лечение мне не помогает и нужно что-то предпринять. На этот раз я постарался исключить из общения ту самую, активную переводчицу. Мне это удалось и мой пофигист, услышав мои слова, пожал плечами и сделал мне укол в руку. На этот раз он уже попытался притронуться к моей руке одним пальцем для нахождения эпицентра боли. Следующие две недели не принесли облегчения, поэтому я успел обругать всех американских медиков и всю их систему здравоохранения. На всякий случай. Человек, впервые столкнувшийся с таким явлением, оказывается беспомощным и ему кажется, что незнание языка и обычаев трансформируется в какую-то непреодолимую проблему. Ну откуда мне было знать, что двухнедельный интервал определяется не характером медицинской технологии, а особенностью совместительской деятельности этого корифея. А когда я услышал заявление, что мой раскрасавец даже не знает, что со мной дальше делать, меня просто прорвало, и я высказался настолько красноречиво, насколько позволял мне словарный запас родного языка. Сторонний наблюдатель мог тут увидеть весьма забавную сцену, одна сторона которой выражается, не выбирая слов, а другая слушает и улыбается. Наверно поэтому мы часто непонимающих нас называем чурками и прочими эпитетами. Наверно они нас тоже, также.
- Может быть вам сделать эмэрай, - дошло, наконец, до него, но доверие уже было подорвано. "Лечит хорошо тот, кто хорошо диагностирует" - говорил Пирогов, и с этим не поспоришь. Эмэрай это магнитно-резонансная томография. И используется здесь очень часто. Естественно она и показала, что у меня кроме бурсита имеется разрыв связок в плечевом суставе, что и не мог показать рентген. А устраняется это только с помощью операции. Но этот диагноз вынес уже другой врач, доктор Левин. Молодой, симпатичный и общаться с ним легко, так как знает русский язык и юмор его на высоте. Со страха даже обратился в другой госпиталь, к другому врачу, но диагноз подтвердился. Ну что делать, пусть режут?!
Предоперационная подготовка потребовала пару недель и вот я уже в халате, на правом плече у меня фломастером написано YES, а на левом NO. Это очень важно. Говорят, однажды доктор забыл написать слова Да и Нет и отрезал не ту ногу. Не уверен, что все именно так и было, потому, что рассказывал мне об этом мой приятель, известный юморист. А хороший юмор, тот, когда воспроизводят его в серьезном тоне и к тому же, сопровождая какую-то главную мысль. Так вот в том разговоре речь шла о медицинской ошибке, которая обошлась госпиталю в полмиллиона долларов. Посмотрел я на крупные буквы, и как-то стало легче. Черт бы побрал эти деньги, рука дороже.
Беседа с анестезиологом, тоже наш человек, жил когда-то в Черемушках. Даже спросил у меня, какую анестезию я хочу, локальную или общую.
- Не знаю, - ответил я, - нет опыта, полагаюсь на ваш вкус, а потом подумал и добавил, - только б не болело. Естественно вспомнил свой аппендицит. Но когда это было? Итак, все нормально. Остальные члены бригады цветные, черные и желтые, но видно, что таких как я, у них было не мало. Все что-то готовят, слажено, как на космодроме перед пуском. Но вот входит доктор Левин, как генерал, поскольку все тотчас подтянулись. Он отдает указ анестезиологу, тот вкалывает мне укол, слышу начало какой-то шутки, пытаюсь перевести ее на английский язык, это одна из моих игр последнего периода, и проваливаюсь...
Сколько времени я спал, не помню, но когда очнулся, увидел, что лежу весь в бинтах, кто-то продолжает делать что-то нужное...
- Ну, как ты себя чувствуешь, земляк? - спрашивает доктор. - Не больно? Ничего, позже заболит. - Это у врачей такой юмор, - думаю я, и обращение соответствует особенностям английского языка, так как вы и ты имеют один перевод - YOU. Так, кажется, я соображаю. Значит, мозги не сдвинулись. Слава Богу, живем!
В палату отвезли меня на качалке. Путь не большой, но запутанный, так как было две пересадки на лифте. Конечно, не пересаживался, а качалка легко переезжала из одного пространства в другое. И вот, наконец, моя палата. Рука пока не болит, можно осмотреться... Палата довольно просторная, на двух больных. Каждый имеет отделяющие шторы и свой микромир: тумбочку, столик, телефон, цветной телевизор. Начинаю разбираться с пультом управления. Здесь имеются самые разнообразные кнопки: вызова врача, медсестры, выбор телевизионного канала, уровень громкости, управление кроватью, которое я не освоил за ненадобностью и т.д. Сначала думал обойтись без телевизора вообще, но сосед смотрит свою передачу на итальянском языке. Стало скучно, поэтому и решил включить свою, приемлемую для меня передачу. Перебрав несколько каналов, понял, что русского, здесь нет. Значит, перейдем на не родной, двоюродный. Что я там увидел, в двух словах не расскажешь, так как там было все или почти все, включая любовные страсти, дамские трусики, судья и молодцы-секьюрити. Не хватало только президентов и некоторого их обрамления. Но это уже другой разговор, к которому мы еще вернемся...
Долго я не мог понять, что это за передача, реальная или шоу, отработанное квалифицированными постановщиками. Я даже хотел спросить об этом у моего соседа по палате, но он был очень тяжелым, и с большим трудом понимал мой Бруклинский прононсейшн. А может быть, не хотел вдаваться в наши "международные" отношения. Ведь и я, если говорить честно, иногда преувеличиваю свое незнание языка, преувеличить знание в этой области значительно трудней. А в незнании есть какой-то шарм или игра, когда окружающие относятся к тебе снисходительно, с легкой улыбкой, появляющейся у человека, когда он чувствует свое превосходство. Так поступают многие, но не все об этом рассказывают.
От кого не нужно скрывать свои знания, так это медсестры. А их там было немало. Чуть ли не каждый час, днем и ночью, приходила какая-нибудь черно-белая красавица для выполнения своих немудреных процедур, измеряла пульс, давление, температуру. Как будто у меня была операция на сердце. Особенно понравился электронный термометр, который вставляли мне в рот и вынимали через одну-две секунды. Правда, был он такой громоздкий, что возили его на тележке. Неужели американцы не могут придумать что-нибудь попроще, думал я? Ведь температура тела это не Точка Кюри. Впрочем, каждая из этих ночных посетительниц легко исправляла нарушенный сон, оставляла пару таблеток снотворного до следующего посещения. Отказаться же от этого сервиса, тоже нехорошо, в стране безработица и прочее, потому и решил терпеть до утра...
А многие наши соотечественники не любят терпеть и на каждую услугу, будь то дополнительное обследование, процедура или лекарство, выражают откровенное недовольство. Один мой приятель, медик в своей прошлой жизни, так и сказал:
- Не обращай ты на них внимание, все они жулики, заглядывающие пациенту в карман, - как будто он оплачивал медицину из своих, кровных.
- Возьми, например, меня, - продолжал он, - слабое покалывание в сердце, а они сразу предлагают делать операцию шунтирования. Конечно, отказался. Уже три месяца, и ничего. - Вот что значит привитое с детства государственное мышление. Раньше думай о Родине... Всем этим умникам следовало бы знать, что этот случай кончился не самым лучшим образом. Поехал он к своей дочери в Вашингтон. Вот там его и прихватило. И не как-нибудь, а как следует, со всеми вытекающими, со скорой помощью, экспресс анализами и прочее. Шесть часов длилась операция... И все это только для того, чтобы вправить мозги, не в прямом смысле, конечно, только одному человеку. Чужой опыт не учит!
Или вот другая встреча с американским врачом:
- У приезжих из России целые букеты болезней. Может быть поэтому, там жизнь коротка? - речь, конечно, не обо мне. Далеко не каждый в моем возрасте играет в теннис.
Вот такие невеселые мысли посещали меня во время пребывания в американском госпитале. Пришлось даже побороть некоторые укоренившиеся привычки. Одна из них - подарок врачу. Ведь это, конечно, не взятка, когда ты сам, после лечения, приносишь лечащему врачу подарок. От души. Это даже доставляет определенное удовлетворение. Ты сам, без какого-то нажима, передвигаешь себя в категорию благодарных людей. Почему эти обычаи укоренились у нас? Может быть потому, что здоровье важнее всего и хочется как-то подарить благо человеку, заслужившему его. Ведь благодарить, это благо дарить! А может быть частичная компенсация их нищенской зарплаты? Вот этого в Америке не делают. Не принято. Но хочется! Когда же я вручил в качестве подарка свою книгу с соответствующей надписью, то услышал совсем неожиданное:
- Спасибо, конечно, но я не смогу эту книгу прочитать. Я не читаю по-русски. - Но говорил он великолепно, и я услышал, что привезли его родители тогда, когда ему было шесть лет. Далее наш разговор перешел на медицинскую тему, и оказалось, что три разреза на моем плече нужны были для ввода телекамеры с источниками света и инструментов. В свою очередь, я рассказал ему, какие телекамеры были в нашей лаборатории в те времена, когда приподнять ее мог только чемпион-гиревик.
Конечно, об американской медицине можно сказать еще много хорошего, связанного с доставкой больного, выбором врача и прочим. А реклама? Да Бог с ней, не будем уподобляться советским журналистам, приезжавших в Штаты для поиска негатива. А случай с "Броненосцем Потемкиным"? Да, такое бывает. Все как в жизни.